Максим Кабир НОЧЬ БЕЗ СИЯНИЯ{62}

Это видео Люда Белиникина показала коллегам три дня назад. Коротенький ролик с «Ютуба», тридцать пять просмотров — явно не то, о чем мечтал загрузивший его пользователь. Разобрать что-то было непросто, середина марта — а клип датирован прошлой субботой — отметилась ураганами, ветер дул со стороны Белого моря, лютый, пробирающий до костей даже обвыкшихся северян. Картинку затушевала вьюга, к тому же у оператора тряслись руки — то ли от холода, то ли от предвкушения легкой интернет-сла-вы. В общих чертах содержание ролика сводилось к тому, что по улице, кутаясь в метель, брела темная фигура, и Демид Клочков, зевнув, обозначил ее термином «какая-то хрень».

— Ничего не замечаете? — Люда прокрутила видео заново, и на экране «андроида» замельтешили снежинки.

— Ну, мужик в шубе, — сказал Клочков.

— Да ты к фону присмотрись! Вон труба, вон вывеска Сбербанка. Это же напротив нашего магазина снято.

— Точно! — воодушевился Клочков. — Хоть чем-то прославимся. Даст Бог, табличку мемориальную повесят: «По этой улице весной две тысячи шестнадцатого ходил дядька в шубе».

Белиникина хихикнула и игриво шлепнула сотрудника по плечу. Один Ваня Григорьев не смеялся. Худой и бледный, он работал в магазине «Северянка» второй месяц и прослыл пареньком замкнутым, от которого не добьешься лишнего слова. Зато справлялся отлично, при своей щуплости и низком росте давал фору мускулистому Клочкову. Ильин, хозяин «Северянки», нарадоваться не мог. Да и где вы еще отыщете грузчика-трезвенника?

Вернувшись в тот день домой, Ваня включил допотопный компьютер и позвал деда.

Старик долго глядел на монитор слезящимися глазами.

— Чучун это, — был его вердикт, — абаасы кыыла. Разбуженный, злой. Где его сняли, Уйван?

— На Аляске, — сказал парень тихо.

Дед поковылял в спальню, по-якутски благодаря богов верхнего мира за то, что не пускают к жилищам людей существ из мрака.

Через три дня ту же молитву читал Ваня, таская ящики со склада.

Щедрые проектировщики отвели под торговую зону первый этаж хрущевки, и помещение магазина тянулось на десятки нефункциональных метров, повторяя в миниатюре историю всего городка. Отгремели фанфары, отжили свое энтузиасты-покорители Русского Севера. И добыча циркониевого сырья оказалась не таким уж перспективным занятием. В заполярном городке, рассчитанном на сто тысяч жителей, обитало тысяч двадцать. Молодежь уезжала: кто в Мурманск, кто на континент, и снег заносил пятиэтажки, как заносил ранее срубы вымерших хуторов.

Тайга нависала над оплотом цивилизации, по горизонту щетинились соснами грозные утесы. Они вздымались силуэтами мамонтов, окружали городок. К ледяным далям, к вечной мерзлоте ползли облака. Здесь, среди редких фонарей, среди пятиэтажек с пятью-шестью горящими по вечерам окнами, люди смотрели ток-шоу, общались в социальных сетях, старались не отставать от большой земли. А совсем близко шуршал кронами вековой лес, кричало и охало в валежинах, и тени плавно скользили меж лиственниц; под их лапами пружинился губчатый мох, проваливался снег, испещренный глухариной клинописью, хрустела хвоя. Порой они вылезали из дебрей, неправильные тени.

И тогда кто-нибудь пропадал. Или находили, например, фуру с распахнутыми дверцами кабины, а водителя находили чуть позже. В омуте под руинами мельницы. Мельничное колесо и плотина поросли илом, и дальнобойщик, как мумия, тиной обвернут, и еловая шишка в горле. Зачем-то понадобилось ему, дальнобойщику, покинуть машину, топать по рыжим от стоячей воды бочагам к бору, к мельнице, — наверное, голубики отведать хотел. Голубика в этих краях вкуснейшая.

— А кто, — спрашивал дед Ваню, — в болотцах и озерах живет?

— Аглулики, — отвечал, как на экзамене, представляя осклизлых рыболюдей, — и сюлюкюны.

Дед хвалил, довольный. А мать слишком уважала старика, чтобы перечить, что, мол, тринадцать лет мальчишке, взрослый для сказок, и XXI век на дворе. Оно-то двадцать первый, но вот тюкнешь по сосенке топором, а из нее сочится красная медовая живица — кровь иччи, что в стволе жил.

— Иччи хорошие, — рассуждал школьник Ваня. Друзья резались на «икс-боксах» в «Pro Evolution Soccer» и «Prototype». Он предпочитал лес, компанию всезнающего деда. Пьянящий запах грибов, прелых листьев, гниющих деревьев, аромат осеннего увядания.

— А кто плохие? — щурился старик.

— Призраки-абасы, — мальчик загибал пальцы, — и юе-ры, якутские упыри. Ангъяки, злые души младенцев, и оборотни ийраты. Они в полярную лису превращаются и в оленей-карибов. И чучуна, конечно.

Если обнаруживали примятые соцветия козлобородника, Ваня говорил, что это Инупа-сукугьюк прошла. А если дохлый олень на таежной гари попадался с перевязанными тальником копытами — что Мээлкээн охотился.

Мама опасалась, что после дедовых баек мальчика будут мучить кошмары, но спал он спокойно, лишь однажды демоны потревожили сон: Махаха, самый страшный из них, гнался по лесу за Ваней, безумно хохоча и чиркая железными когтями. Звук был такой, словно точат лезвие о лезвие. Во сне Ваня спрятался под облепихой и наблюдал, как Махаха рыскает по поляне, с синей кожей и выпученными бельмами, и высекаемые когтями искры — чирк-чирк-чирк — тают в темноте.

Когда Ваня заканчивал седьмой класс, у матери диагностировали рак мозга. Не спасли ни врачи, ни заклинания-аглысы. Она наглоталась таблеток накануне химиотерапии. Ваня не плакал на похоронах и погодя спросил у деда, не возвратится ли мать в обличии деретника, кровожадного зомби?

— А мы ритуал проведем — не возвратится.

Славно сработал дедовский ритуал.

— Эй, Иван! — окликнул парня Ильин. Начальник был грузным мужчиной с проседью в бороде. — Поди-ка сюда.

Флуоресцентные лампы лили экономный свет на полупустые прилавки. Люда расставляла товар так, чтобы занять хотя бы половину полок. Покупатели не толпились в просторном зале — постоянным клиентом было эхо, гулко отражающееся от дальних, скрытых тьмой углов. В квартирах над магазином жили с полдюжины семей, и те посещали современный супермаркет по соседству. Впрочем, еди-нодушно доверяли «Северянке», приобретая мясо. Магазин снабжали охотники, и оленина была высшего сорта.

— Шабашим, — сказал Ильин, доставая из пакета фрукты и контейнеры с салатами. Люда ассистировала ему.

— А что за повод? — потер руки Демид Клочков, мясник.

— День рождения у меня вчера был.

— О, отец, ну, за такое и выпить не грех! Ванька, да брось ты ящики свои.

От алкоголя Ваня отказался. Соврал, что антибиотики принимает. Чокались без него: мужчины — алюминиевыми походными рюмками, Люда — пластиковым стаканчиком с вином. Ваня ел мандарин, очищал сосредоточенно и медленно прожевывал дольки.

Сдержанно улыбался анекдотам и исподтишка поглядывал на Люду.

Она была слегка полноватой, но симпатичной, с пышными формами и смоляными, до локтей косами. Пару раз она снилась Ване, голая, лежащая на палой, в шафрановых разводах, листве. Голодная, сладкая, как перезревшая брусника. Проснувшись, он застирывал плавки в ванной.

Первая бутылка прикончена. Клочков отлучился домой сказать жене, что припозднится. Мобильная связь сбоила. Обычное дело в их глуши.

— Простите, — встал из-за стола Ваня, — я собак покормлю.

Услышал в дверях вопрос Люды:

— А он кто? Казах?

— Якут, — сказал Ильин. — У него дед, говорят, шаманом на родине был.

Над гольцами, над тундрой, над урочищами и ручьями плывет глаз. Имя ему Иститок, размером он со спутник, ресницы пятиметровые. Иститок все видит: каждую былинку, каждую ягоду и каждый грех людской. Строго наказывает нарушителей. Ийратов насылает и кого похуже. Ванин дед узрел Иститок, отбывая срок в лагерях. Потому у него зрение особое, и у Вани по наследству тоже.

На улице безлюдно. Единственный автомобиль — припаркованный «мерседес» Ильина. В домах спят давно или умерли. За придорожным буераком — пустырь, неоновые вывески «Сбербанк» и «Танцевальная школа». В белесое ночное небо дымит труба районной котельной. Свет колченогого фонаря будто затвердел, кристаллизировался игрушкой с острыми гранями, пучком оранжевой проволоки.

Ваня вдохнул колючий воздух. Поддел ботинком собачью миску. Мясо в ней заиндевело, припорошенное снегом. Парень нахмурился, озирая пустырь.

— Найда! Отшельник! — посвистел, но дворняги не отозвались привычным радостным тявканьем. Он перевел взгляд на холмы вдали, черные пики сосен, впившиеся в небосвод. Контуры тайги с ее причудливыми тенями.

— Не помешаю? — спросила Люда, появляясь на пороге. Щелкнула колесиком зажигалки. Огонек озарил ее хорошенькое личико в пещере капюшона. — Как думаешь, сегодня будет северное сияние?

— Вряд ли, — ответил он и засунул руки глубже в карманы.

— Раньше во время сияния по городу парочки гуляли, — произнесла она мечтательно. — Только по нему и буду скучать, когда уеду.

— Уедешь?

— Ну, рано или поздно. — Люда затянулась сигаретой. — А у тебя девушка есть? — сменила она внезапно тему.

Ваня качнул головой.

— Странно. Ты нормальный парень, серьезный. Такие женщинам нравятся.

«Правда?» — едва не вырвалось у него.

По пустырю, со стороны высохшего ручья, торопился Демид. Он махал шапкой и что-то кричал.

— Чего это с ним? — Люда затушила окурок об ободок урны. Недоброе предчувствие захлестнуло Ваню, хотя мясник и улыбался во все зубы и вроде посмеивался на ходу.

— Кличьте Ильина! — сказал он, привалившись к фонарю.

— Что случилось? — спросила Люда.

— Фух, — Клочков сплюнул в сугроб. — Мужик этот… ну, с ролика. Волосатый. Он у гаражей. Да не стойте вы как истуканы. Идем снимать его, говорю.

Мясник шагал впереди. За ним — заинтригованные Ильин с Белиникиной. Люда несла под мышкой початую бутылку вина. Замыкал шествие Ваня. Точно друзья, спешащие полюбоваться фейерверком.

«Это не он, — размышлял Ваня, — не чучун. Неделю ему в городе не прожить, пусть и в таком. Засекли бы.»

«Засекли же, — сказал внутренний голос, — и на мобильник сняли, и тридцать пять человек просмотрело. Людям начхать, люди слепые».

— А почему охотники его не встречали? — интересовался мальчик у деда. — Он же из плоти и крови.

— Ты про чучуна? Почему же, встречали. Кто до нас жил. Как города строить стали, они в нижний мир подались. Они могут между мирами шастать. А к нам приходят женщин наших похищать. Самок-то у них нет.

Тропинка сбегала в овраг. На склонах располагались гаражи, дорожки петляли к руслу высохшего ручья. Здесь царило запустение. Гаражный кооператив обратился в свалку, кирпичные коробки облепил спрессованный серый снег, из которого проклевывалась арматура. Тоскливо ржавел увязший в сугробе фургон — порождение ереванского завода.

— Блин, Демид, я замерзла, — пожаловалась Люда.

— Ага, — поддакнул Ильин, — побаловались — и хватит. Водка стынет.

— Ван момэнт! — Клочков ловко запрыгнул на крышу приземистого гаража. — Ну где ж ты, гад? — и цыкнул через мгновение: — Сюда, ребя!

Беззлобно ругаясь, Ильин вскарабкался к мяснику по снежному пандусу. Вскоре все четверо очутились на крыше.

Хилые хозяйственные постройки засоряли белое поле окраины. Оно упиралось в костлявый подлесок, в заграждение кустарника, за которым колыхался на ветру березняк, а выше по холмам вздыбились темные сосны.

— Красиво, — сказала Люда.

— Тише, — прошипел Клочков, — вон там.

— Что за черт? — ахнул Ильин.

Оно сидело на корточках у гаража, спиной к людям. Даже сгорбившись, оно впечатляло габаритами, шириной плеч. Густая шерсть была по-медвежьи бурой, но это определенно был не медведь. Тело сужалось к ягодицам, спутанные космы ниспадали до лопаток.

— Обезьяна? — спросила Люда, когда шок миновал.

— Да какая обезьяна, — поморщился Демид. — Снежный человек. Долбаный бигфут.

Пискнула, включаясь, видеокамера на телефоне Клочкова, объектив зафиксировал недвижимую фигуру. Существо сливалось с грязным снегом, с кирпичными стенами. Ворота гаража справа от него были взломаны, угол отогнут.

«Его гнездо», — промелькнуло в голове Вани. Он шепнул Люде:

— Надо уходить.

Она не слушала. Таращилась зачарованно на коричневую спину, кучерявый мех.

— Оно вообще живое? — усомнился Ильин.

— Дай-ка, — не сводя с существа камеры, Клочков отнял у Люды бутылку. Хлебнул из горлышка и, прежде чем коллеги опомнились, метнул бутылку вниз. Снаряд ударил о землю рядом с косматым, вино окропило шерсть длинной пошевелившейся лапы.

Оно обернулось. За паклей волос сверкнул красный глаз.

— Ух! — выдохнул Клочков, пригибаясь. Остальные как по команде упали на колени, затаились.

Клочков захихикал беззвучно.

— Может, действительно пойдем? — с тревогой предложил Ильин.

— Ага, но сперва рожу его сниму.

Демид начал подниматься, коллеги вытягивали шеи над краем крыши. Сердце Вани колотилось бешено, кожа под зимней одеждой взмокла. Он шарил взглядом, ища силуэт чучуна в конце дорожки…

Существо стояло под ними, невероятно уродливое и огромное. Крошечные глазки сверлили людей.

— Господи, — промолвил Ильин.

Чудовище распахнуло пасть, и в ее алой воронке блеснули клыки. Грудной рык повис в морозном воздухе. Люди отпрянули, а потом побежали.

Замедлили шаг у «Северянки».

— Черт тебя возьми, Демид! — простонал запыхавшийся Ильин.

— Придурок! — добавила Люда.

— Снял! Снял обезьяну! — приговаривал Клочков.

— Откройте магазин! — крикнул Ваня начальнику.

— Да не преследует он нас, — массируя грудь, сказал Ильин и швырнул молодому грузчику ключи.

Тот завозился с замком, то и дело оглядываясь.

— Готовьтесь давать интервью «Первому каналу», — сказал торжествующий Клочков.

Кровь похолодела в жилах Вани. Чудовище мчалось по пустырю, почти касаясь снега передними лапами. Волосы развевались вокруг бурой оскаленной морды.

— Быстрее! — умоляла Люда.

Периферическим зрением Ваня заметил, что Ильин семенит к припаркованному у фонаря «мерседесу».

— В машину! — орал предприниматель.

Засов клацнул, отпираясь. Ваня ввалился в магазин и помог Люде. Существо добралось до вывески Сбербанка. Миг — и оно будет на проезжей части.

Клочков растерянно смотрел то на автомобиль, то на магазин. Предпочел второй вариант. Пулей влетел в помещение, и Ваня захлопнул дверь. Одновременно взревел автомобильный двигатель, колеса шаркнули по асфальту, извещая, что и начальник вышел из передряги невредимым.

Ваня уперся в подоконник и смотрел на улицу. Пространство перед магазином было пустым, словно волосатый урод им померещился. Групповая галлюцинация, не больше. Мирно клубился дым над трубой, светились неоном вывески.

— Я чуть не обделался, — сообщил Клочков и рассмеялся.

— Ты чего ржешь? — взвилась Люда. — У него же зубы, как сабли!

— Да ладно, — фыркнул Клочков, — мы бы отметелили тупую макаку втроем. Верно я говорю, Вано?

Ваня проигнорировал вопрос. Прильнул к стеклу, бормоча:

— Где же он?

— Ну и что теперь? — спросила Люда, пряча бесполезный телефон. — Ни одной черточки.

— Классика, — осклабился Клочков, направляясь к столу. Он плеснул себе водки в рюмку и вооружился бутербродом. — Эй, Антибиотик, ты не передумал по поводу беленькой?

— Козел, — ответила за Ваню девушка.

— Да чего вы, ей-богу. Ильин на полпути к полицейскому участку. И соседи наверняка видели что-то и позвонили…

— Куда? — не унималась Люда.

— А куда звонят, если медведь в город забредет или рысь? Есть службы.

— Это не рысь была и не медведь. А мутант какой-то. Сне. — Люда взвизгнула и прижала руки к щекам.

— Мать твою, — сказал Клочков.

Существо смотрело на них снаружи. Его огромная голова занимала треть зарешеченного окна.

Дед рассказывал Ване про такрикасиутов — людей из параллельного мира. Сами по себе они не представляют угрозы, но услышать их означало бы, что ты вплотную подошел к черте, что стенки реальности истончились и ты покидаешь известные тебе пределы. Ване, замершему в метре от чучуна, казалось, что предупреждающий гомон так-рикасиутов вот-вот взорвет барабанные перепонки.

Великан зарычал, трогая прутья решетки. Покатый лоб, приплюснутый нос, массивная челюсть. Он походил на первобытного человека из учебников, которому нерадивый школьник пририсовал ужасающие клыки и заштриховал морду коричневым фломастером.

Шерсть на торсе существа слиплась, красный сироп стекал по подбородку. Лохмы болтались дредами.

— Ты же понимаешь, что дедушкиных монстров не бывает взаправду? — спросила как-то мать.

— Чучун, — произнес Ваня, отступая в зал.

— Знакомый? — осведомился Клочков.

— Их еще мюленами зовут, — говорил дед, — или «абаасы кыыла», зверями абасов. А тунгусы — хучанами. Юкагиры зовут «шегужуй шоромэ», убегающими людьми. А русские старожилы — худыми чукчами.

— Чучун, — повторил Ваня. — Так якуты называют йети.

Йети и чучун — смешные, дурацкие клички, никак не подходили хищной твари, что застила собой окно.

— В старомодном ветхом чучуне, — сказал Клочков и залпом осушил рюмку.

Люда заныла:

— Почему оно на меня пялится?

Глубоко посаженные глазки вперились в девушку поверх Вани. Алчные, налитые кровью. Толстые губы искривились, вытянулись трубочкой. Затрепетали ноздри.

Люда переместилась к прилавкам. Глазки проводили ее.

— А ты ему понравилась, — сказал Клочков, обновляя рюмку. — Красавица и чудовище.

— Очень забавно, — огрызнулась девушка.

Великан перешел к дверям «Северянки». Поглядел сквозь стеклопакет. На оконце в пластиковом полотне не было решеток, но для существа оно было маленьким.

— Заберет тебя, Людочка, в тайгу, — глумился Клочков. — Или в гараж. Или откуда оно там выползло.

— Из нижнего мира, — сказал Ваня, и под потолком мигнули лампы.

Люда поежилась.

— В легендах говорится, что они блуждают между мирами.

— Миры, Людочка. Ты же хотела из нашей глухомани смотаться.

Высоко в горах, в ледяной пещере, обитает Улу Тойон, бог смерти. Черным туманом спускается он в долины, чтобы разрушать леса и истреблять деревни. Ураганы — это Улу Тойон. Болезнь скота — это Улу Тойон. Одержимые демонами медведи — его рук дело.

Будь проклят древний бог, с чьего позволения разгуливают по пограничью гиганты-чучуны.

Ваня проскочил мимо Клочкова в холод складского помещения. Боковая дверь выходила на тупиковый переулок среди домов. Фактически он зигзагом вел в пасть чудовища. Покачивались мерзлые оленьи туши на крюках, их тени плясали по кафелю. Шуршал полиэтилен. Парень ощупал лежащие на полках инструменты. Электрический нож, незаменимый при распиливании замороженного мяса. Топорики, молоток.

— Эй, Иван! Чучундра слиняла!

Ваня разодрал карман своей куртки так, чтобы поместился электрический нож. Зачехленное лезвие высовывалось из дыры. Он отобрал два тесака покрупнее.

В зале Клочков уминал салат и тихонько посмеивался. Угрюмая, напуганная Люда курила, примостившись в уголке.

— Вот, — Ваня положил тесаки на столик.

Клочков презрительно ухмыльнулся.

— Кем ты себя возомнил, Чаком Норрисом? Да этот здоровяк нам рыпнуться не даст.-

Люда вздрогнула.

— Но ты же сказал.

— Что я сказал? — гаркнул мясник. — Сиди молча и жди спасателей. Или.

Клочков уставился на дверь. Лицо его побелело. Люда заверещала. Пальцы Вани оплели рукоять тесака.

Из оконца на них смотрел Ильин. Не весь Ильин — только его голова. Оторванная, буквально выкорчеванная.

Чучун держал голову за волосы. Из ошметков шеи свиным хвостиком торчал позвоночник.

Клочкова стошнило прямо на стол.

Существо, скалясь, ткнуло в оконце страшной ношей. Нос мертвого Ильина хрустнул. От второго удара лопнули его губы, и резцы заскрипели о стекло. Третий удар разукрасил стеклопакет трещинами.

— Назад! — скомандовал Ваня. Он сгреб Люду в охапку. Существо уронило голову бедного Ильина и когтями выковыривало стекло. Рвало дверное полотно как картон.

Не разбирая дороги, люди кинулись на склад. Пока Ваня закрывал складскую дверь, Люда вопила на мясника:

— Чтоб ты сдох! Это ты виноват! Это из-за тебя!

— Не сейчас, — остановил ее Ваня. — Демид!

Клочков будто остолбенел. Ване пришлось потормошить его. Изо рта Клочкова со свистом вышел воздух. Он заморгал изумленно.

— Да-да, я здесь…

— Выбегаем в боковую дверь. Ильин далеко не уехал. Машина где-то возле магазина. Люда?

— Я готова, — сказала девушка, вытирая слезы.

Они выскочили из «Северянки», по тесной улочке к полоске ночного неба. Люда споткнулась, ойкнув, упала на четвереньки. Ваня подхватил ее. Она всхлипнула благодарно. Клочков махал им, стоя в конце проулка.

«Надо же, — успел подумать Ваня. — Не ушел без нас».

Великан вырос за спиной мясника, будто сформировался из мрака. Темечко человека едва доходило до его ребер. Могучие лапы взмыли и опустились на ничего не подозревающего Клочкова. Смяли, ломая кости, круша грудную клетку, запечатывая предсмертный вопль. Кровь обагрила снег.

Ваня втащил девушку обратно на склад. Чудище уже громыхало по переулку. Тесак звякнул о плитку.

«Ключи, где ключи? К черту!»

Ваня толкнул Люду к холодильным установкам:

— Залезай!

Девушка покорно втиснулась между стеной и холодильником. Он нырнул следом, и секунды спустя вонь из пасти чучуна опалила их. Боком, царапая плоть железными деталями, они попятились вглубь. В щели маячила свирепая морда существа. Чуя самку, оно рычало нетерпеливо. Когда мохнатая лапа просунулась за холодильники, Люда зарыдала.

— Слушай внимательно, — сказал Ваня.

Она повернула к нему заплаканное лицо. Косы растрепались, щеки были выпачканы. Объемный бюст нелепо расплющился о конденсатор.

— Вылезай с другой стороны и беги на улицу.

— А ты?

— Я тебя догоню.

Молясь богам верхнего мира, Ваня схватил обеими руками протянутую лапу чудовища.

— Давай! — закричал он.

Существо заревело, когти располосовали куртку парня. Но он держал тварь изо всех сил, используя холодильник как опору. Он бы самого Улу Тойона держал, Уйван-бога-тырь.

Глаз Иститок парит над тайгой. Он не видел за Ваней Григорьевым грехов.

Чучун тряс человека, левой лапой отпихивая холодильник. Тяжеленная установка рухнула, освобождая путь. Ваня разжал пальцы, не раздумывая шмыгнул под локтем великана. Разница в росте отсрочила гибель. Снова переулок, смоляные косы Люды впереди, улица. Автомобиль Ильина ближе, чем он предполагал. Врылся кормой в сугроб, и снег вокруг протаял от горячей крови.

— На помощь! — заорала Люда. — Пожар!

В двух окнах зажегся свет.

Ваня поймал запястье сотрудницы. Двадцать метров до «мерседеса», десять метров.

Рык возвестил о появлении чучуна.

Водительские дверцы валялись рядом с обезглавленным телом Ильина. Беглецы юркнули на мокрые липкие сиденья.

Внуку Ильина недавно исполнился год. Клочков летом женился.

— Пристегнись! — велел Ваня, заводя мотор, косясь в зеркало. Существо настигало.

Авто тронулось, и Ваня издал ликующий крик:

— Получилось!

Крыша «мерседеса» прогнулась от веса твари, машина вильнула. Ваня припал к рулю. Ветер врывался в салон через отсутствующую дверь, туда же вторглась лапа чучуна. Одной рукой Ваня пристегнул ремень.

Люда запричитала отчаянно.

Автомобиль кружил, оглашал улицу призывными сигналами, оседлавшее его чудовище терзало сталь, скрежетало клыками, тянулось к глоткам, к запаху самки.

Пропасть качнулась в лобовом стекле, Ваня отпустил руль и обнял Люду. Зажмурился.

«Мерседес» прошил дорожное ограждение и ухнул в пятиметровую глубину за ним. Грохот, плеск… тишина.

— Люда, Людочка!

Девушка разлепила искусанные губы:

— Где он? Мертв?

Существо скулило из мглы.

— Почти, — сказал Ваня, отщелкивая ремень, вызволяя Люду.

Машина угодила в мелкий быстрый ручеек на дне ущелья. Бугристые склоны поросли соснами, чьи корни частично торчали наружу, как одеревеневшие спруты. По ущелью струился сизый туман.

Чучун отползал от ручья, цепляясь лапами за мох. Его задние конечности были перебиты.

Ваня достал из кармана электрический нож, снял чехол. Надавил на кнопку, и нож зажужжал приятно. Парень вспомнил вдруг, как лунной ночью они с дедом эксгумировали тело матери, как он ножовкой отпиливал мамину голову, чтобы мамочка не стала деретником. Как закопали ее, перевернутую на живот, с головой, уложенной меж колен.

Он наступил ботинком на поясницу чучуна. Существо не сопротивлялось. Застыло смиренно. Ваня наклонился и вонзил нож в затылок чудовища. Зазубренное лезвие намотало на себя грязные патлы и легко прошло в мозг. Существо дернулось и обмякло. Туман саваном окутал труп.

Ваня сел на прогнивший сосновый ствол около Люды. Лента дорожной ограды свисала в ущелье, но саму дорогу он не видел, как и трубу котельной.

— Скоро приедет полиция, — сказал он.

Люда погладила его по плечу.

— Спасибо.

Ваня кивнул. Он думал о том, почему он не видит трубу котельной, куда делась труба?

Туман окуривал искореженный «мерседес», плыл над журчащей водой, над каменистой почвой. «Чирк-чирк-чирк», — раздалось из тайги, словно там точили ножи.

Ваня сильнее стиснул Людину ладонь.

Загрузка...