– Я не видела, что случилось, – глядя вдаль, сказала Лиа. Она говорила отрывисто, стараясь сдержаться и не заплакать. – Мама пошла проведать соседку, мать пропавших Ругора и Сабилы. Замир и Орчи кивнули, в знак подтверждения того, что печальная весть дошла до их селения.
– Она после этого слегла, а в последние дни совсем стала плоха. Боялись, что она долго не протянет…
Девочка тяжело вздохнула. Пару минут она молчала, собираясь с силами продолжить рассказ.
– Когда мы пришли, несчастная попросила сварить кисель. Мама обрадовалась – она почти ничего не ела, а тут вдруг попросила… Я спустилась в погреб за ягодами, но никак не могла их найти. А потом… – Лиа всхлипнула, но взяла себя в руки и продолжила: – Потом раздался страшный грохот и крики. И мама закричала: «Лиа, не выходи! Сиди там! Не смей выходить!». Потом снова что-то загрохотало, я услышала мамин крик…
Она тяжело дышала. Слезы душили ее, но она все же закончила рассказ:
– Я очень испугалась. Не знаю, сколько времени я просидела в погребе. Я очень сильно замерзла. Сверху ничего больше не было слышно. Я хотела выйти, и боялась… В конце концов, когда я больше уже не могла терпеть холод, и лучины у меня закончились, осталась последняя, я подняла крышку погреба и выглянула. В доме было темно. И холодно – дверь была распахнута… Когда я поднялась по ступенькам… я увидела маму… Она лежала с открытыми глазами, и я сначала подумала… что она просто лежит… Я подошла и поняла…
Она заплакала.
– Во всем селении никого больше не осталось… Все умерли… Вернее их всех убили… И я не знаю кто! Кто мог такое сделать?!
Замир помотал головой
– Мы не знаем, Лиа…
Она печально посмотрела на него.
– Я натаскала дров, и сидела возле огня. Я не знаю сколько. Я боялась спать. Я боялась выйти из дома, боялась всего… И я думала, что зря мама велела мне не выходить… Лучше бы я тоже умерла тогда… Сразу… – тело ее вновь начало содрогаться от рыданий.
– Успокойся, – Орчи обнял ее и прижал к себе, покачивая как маленькую. В глазах у него была ненависть – ненависть к тем или к тому, неведомому, неизвестному, кто сотворил такое. Его душа жаждала мести. Орчи сжал свободной рукой рукоять охотничьего ножа отца, который он забрал, когда они откапывали мертвые тела из-под снега. Они отомстят. Обязательно отомстят. Они заставят ответить того, кто погубил их родных, близких, друзей. Взгляд у него был страшный.
–
Было еще светло, поэтому они сразу увидели все. Лиа тоненько пронзительно заголосила. Орчи замер, лицо его бледное, перекошенное страданием, превратилось в маску. Замир зажмурил глаза, замотал головой.
Они опоздали совсем немного. Над крышей одного из домов из трубы еще поднимался, уходя в морозный воздух, прямо вверх, уютный дымок. Половина дома была разрушена, а дым из трубы продолжал идти. И это было ужасно страшно. Страшнее всего, что им довелось увидеть за эти два дня. Потому, что совсем недавно, возможно в то время когда их сани ехали по тропе между гор, окружавших долину, все здесь было еще по-прежнему. Была жизнь, такая же, как всегда, привычная и размеренная. Были люди. Близкие им, любимые и родные. И все они были живы. А сейчас ничего не осталось, кроме разрушенных домов, ледяного безмолвия и струйки дыма, идущей из трубы уже не существующего и никому не нужного дома. Возможно там, в уцелевшей части дома на печи продолжает готовиться вкусная похлебка, которую уже некому есть…
– Нет!!! Нет!!! Нет!!! – заорал Замир, чувствуя, как легкие разрываются от этого дикого крика. – Нет!…
Прямо на снегу, среди развалин, у загона для быков лежало что-то темное, бесформенное. Только вернувшиеся домой мальчишки, и приехавшая с ними Лиа абсолютно точно знали, что это. Это тела их соплеменников. Тех, кого они видели каждый день, с кем смеялись, разговаривали, делили радости и горе.
– Аааа! Аааа! – казалось, сердце вот-вот разорвется от невыносимой боли. Больше всего Замир хотел, чтобы оно и впрямь разорвалось. Потому, что жить больше было не зачем. Их жизнь закончилась. Вчера. В тот момент, когда они достали из снега копье. Они еще не знали об этом тогда, но их жизни больше не было. Ничего больше не было…
На неслушающихся ногах он дошел до того, что осталось от дома, в котором еще несколько дней назад так счастливо жила его семья. Дом, в котором царила любовь и радость, звучал смех, звонкие голоса Еши и Аните… Замир дернул перекосившуюся, болтающуюся на одой петле дверь. Он обрушился на нее с яростью. Вырвал оставшуюся петлю и отшвырнул тяжелую дверь, которую в другое время с трудом смог бы даже приподнять, далеко в сторону. В доме все было перевернуто. Стены уже подернулись тонким, полупрозрачным слоем инея. Задней части дома больше не было, вместо стены видны были горы и белые сугробы. А прямо рядом с домом, раскинув руки в стороны, лежала маленькая женская фигурка. Глядя перед собой безумным, застывшим взглядом, Замир прошел через разлом в стене и опустился на колени перед неподвижной фигуркой.
– Мама… – просипел он едва слышно. – Мама…
Она смотрела вверх, в сияющую прозрачную голубую высь. Густые черные волосы разметались по белому снегу. Лицо было как всегда прекрасным, только не живым. И кожа почти такая же белая как снег. В середине груди у нее была большая глубокая рана. Шуба была залита кровью. И снег вокруг в алых брызгах, а рядом с телом он весь сделался красным. Сначала Замир даже не обратил на это внимания… Он затрясся от беззвучного плача. Слез не было, тело просто содрогалось в конвульсиях. Возможно, даже слезы у него закончились…
– Мама…
Замир отнес тело матери в дом, в их с отцом спальню, положил на постель и прикрыл ее шкурой. Интересно, она встретилась с отцом, там, где они сейчас? Мысль мелькнула и исчезла. Он не мог думать. Он не мог думать о них. Если он начнет думать сейчас, он сойдет с ума.
Он вновь вышел на улицу, обошел обломки разрушенной стены, валявшиеся на снегу. Внезапно слух уловил едва слышный шорох и тоненький звук, похожий на писк или всхлипывание. Замир застыл на месте.
– Эй! – позвал он, неуверенно. Скорее всего, воображение разыгралось, не выдержав всех потрясений. Снова, что-то пискнуло. Замир бросился к груде камней, в которую превратилась стена дома.
– Эй! Кто здесь?! – дико вращая глазами, закричал он, с непонятно откуда взявшейся силой, отбрасывая в сторону тяжелые камни. – Эй!
Ему показалось, что он услышал слабый голос. Замир еще яростнее заработал руками.
– Помогите!!! Орчи! Лиа! – срывающимся голосом крикнул он, как безумный, продолжая ворочать непреподъемные каменные глыбы. Сердце бухало в груди, как будто собиралось вот-вот разорваться. – Эй! Кто там?! Сейчас, сейчас… Эй!!!
Услышав крики, Орчи вынырнул из охватившего его оцепенения. Выпустив из объятий тело матери он осторожно опустил его на снег. Орчи нашел ее неподалеку от загона для быков, наверное, она шла накормить их. И не дошла… Шуба была порвана, на боку. Большой клок меха был вырван вместе со шкурой. В дыре виднелась, уже начинающая замерзать вытекшая из раны кровь. Еще час и она превратится в кусок льда. Только не белого, а темно-бурого. На лице удивленное, даже немного обиженное выражение. Рыжие волосы, собранные в высокий пучок, съехали на один бок, несколько волнистых прядей разлетелись в разные стороны, придавая ей задорный вид. Как будто она только что танцевала на каком-нибудь празднике, да так лихо, что прическа растрепалась. А потом просто решила прилечь ненадолго, отдохнуть. Даже кожа с россыпью золотистых веснушек еще хранила нежный розово-бежевый оттенок. Если бы не темное, застывающее пятно на боку, в том месте, где порвана шуба… Орчи всхлипнул.
Он пошел в ту сторону, откуда раздавались крики. Увидев друга, с яростным рычанием отбрасывающего в стороны камни, и рядом с ним, пытающуюся помочь Лиа, Орчи побежал. Ему нужно было выплеснуть свою ненависть, свою боль. Он подбежал к завалу и с такой силой отшвырнул камень, что тот пролетел несколько метров. Орчи схватил следующий.
– Осторожно! – Замир указал рукой. – Там.
Втроем они с осторожностью приподняли большой камень, который лежал под наклоном, упираясь на другие, размером поменьше.
Маленькая дрожащая рука потянулась к Замиру.
– Еши! – Замир подхватил маленькое худенькое тельце, совсем заледеневшее на морозе, и прижал к себе с такой силой, что младший брат заревел. – Еши!
– Замир! – дрожащие ручонки вцепились в шею Замира.
– Еши! Еши! – смеясь и плача, повторял Замир. Он чувствовал, как по щекам катятся слезы. Значит они все-таки не закончились. – Братишка!
– Холодно! – стуча зубами, сказал Еши. На нем были домашние штаны и рубаха из тонкой шерсти. Замир сбросил шубу и завернул в нее брата. Еши посмотрел на рухнувшую стену. – Там Аните и ба…
Замир отдал братишку Лиа и они с Орчи снова принялись раскидывать камни. Лицо у Замира было напряженное, застывшее. Глаза горели пугающим огнем. Сейчас, под этим камнем или под следующим, они найдут тело его маленькой сестренки и бабушки. Замир гнал мысли прочь. Он должен. Должен их найти. Он вынесет это. Он не может оставить их под камнями. Он должен и он это сделает…
– Смотри! – Орчи убрал очередной камень. На них смотрели темные, испуганные блестящие бусинки глаз.
– Аните!… – выдохнул Замир, все еще боясь поверить, что малышка жива.
Рядом с Аните лежала бабушка. Она тяжело дышала, глаза были закрыты. Один из камней придавил ногу. Орчи с Замиром осторожно убрали камень и вдвоем приподняли тело старой Аирим. Старуха застонала.
– Замир! – дрожащая сморщенная рука потянулась к щеке внука и бессильно упала.
– Ба…
–
В очаге жарко горел огонь. Дети отогрелись, поели и крепко спали укутанные шкурами.
Старая Аирим лежала возле самого очага. Дыхание у нее было слабое, прерывистое, воздух выходил из груди со свистом и хрипом.
– Что произошло, ба?
Старуха, как будто не слышала, о чем ее спрашивают. Она обвела мутными глазами сидевших возле нее Замира, Орчи и Лиа.
– Ты нашел своего отца, сынок? – прохрипела она.
Замир часто-часто заморгал, пытаясь прогнать, так некстати подступившие к глазам слезы. Стараясь, чтобы голос не дрожал, он ответил:
– Нашел… Они все… Их больше нет, ба… Никого нет. Остались только мы.
Тело старухи напряглось, лицо исказилось, как будто от невыносимой боли.
– Земля задрожала, – сказала она. Она говорила так тихо, что все трое юных слушателей склонились к самому ее лицу, чтобы расслышать слова. – Потом раздался грохот, как будто снежная лавина сошла. Крики. А потом дом задрожал, и посыпались камни. Все случилось так быстро…
– Ты и дети ничего не видели?
Аирим качнула головой.
– Не знаю зачем Оил сохранил мне жизнь. Чем я прогневила его, что он наказал меня, дав пережить моего сына, невестку и остальных соплеменников. Но раз уж я жива, вот моя последняя воля Замир! – взгляд у нее немного прояснился, голос зазвучал громче, стал почти властным. – Я знаю, что ты исполнишь ее, потому, что последняя воля человека священна.
– Ба…
– Не перебивай! – приказала старуха и пытливо посмотрела на внука. – Ты сделаешь то, что я скажу тебе.
Замир опустил взгляд.
– Да, – тихо сказал он, понимая, что то, что потребует от него старая Аирим не совпадает с его собственными желаниями. Вернее с единственным желанием, которое у него еще осталось.
Старуха вновь обвела взглядом всех троих. Ее глаза наполнились слезами. Напротив нее с суровыми, застывшими от страдания и боли лицами, сидели совсем еще дети. Еще вчера все относились к ним как к детям. Взрослые решали что и как им делать. Теперь, им самим предстояло принимать все решения. Судьба послала им столько горя и боли, что и на десять жизней хватило бы. Но ничего уже не изменишь, теперь они должны сами о себе позаботиться. И нести в себе свою боль, как-то справляясь с ней. В силу обстоятельств они повзрослели, всего за один день. Не от того, что они так хотели, а потому, что пришлось… Аирим вздохнула.
– Слушай же Замир. Сейчас вы немного отдохнете. Затем соберете все, что только может понадобиться в дальней дороге и что можно увезти на паре саней и отправитесь в низовья. Здесь больше нет жизни. Это больше не ваш дом и вы должны покинуть это место. Как можно быстрее.
– Мы должны узнать, что произошло. Должны узнать, кто виноват во всем. Должны позаботиться о погибших…
– Нет! – Аирим сердито посмотрела на внука. – Вы возьмете детей и уедете сразу. Мертвым вы уже не поможете. Вы должны выжить сами. Это моя последняя воля! И ты обязан ее выполнить, нравится тебе это или нет.
– Мы лишились всего! И мы даже не знаем, что случилось! – почти выкрикнул Замир.
– Сынок, ты должен спасти детей. – Аирим сделала глубокий вдох, ей не хватало воздуха, ее силы были на исходе. – Поклянись, что ты спасешь детей! Мне недолго осталось. Оил уже зовет меня. Возможно, он продлил мою жизнь именно для того, чтобы я смогла сказать тебе слова моей предсмертной воли…
По морщинистой щеке скатилась слеза.
– Хорошо, ба. Я отвезу детей. Они будут в безопасности. Но потом я вернусь, – глаза его гневно сверкнули, – и узнаю, что произошло, и покараю виновных, кто бы они ни были.
– Мы вернемся! – твердо сказал Орчи, и его губы тронула улыбка. Не радостная и дружелюбная, какой должна быть улыбка шестнадцатилетнего паренька, а страшная и беспощадная.
– Пусть будет так. Тому, что вы станете делать дальше, я воспротивиться не могу, – сказала Аирим. Лицо у нее было печальным, в глазах погас свет. Казалось жизнь уже покинула ее тело. Она выглядела совсем старой и немощной. – Вы теперь мужчины. И никто больше не может решать за вас, что вам делать.
– Нам нужно совершить обряд прощания с погибшими, – сказал Замир. Ему невыносима была мысль, что их близкие останутся лежать в снегу посреди долины или под развалинами жилищ. – Прошу, позволь нам его совершить. Мы уедем завтра.
– Нет! Вы уедете сегодня. Мертвые не обидятся на вас. Они любят вас, но они не хотят, чтобы ваша встреча произошла раньше положенного времени. Им не нужен обряд. Не нужно погребение. Они там где жили. Они у себя дома, навеки. Разве может быть какое-то место лучше чем дом?
Уже заранее зная ответ, Замир сказал, дрогнувшим голосом:
– Поедем с нами, ба…
Аирим улыбнулась ласково. Бедный ее Замир! Бедный мальчик! Такая тяжесть легла на его плечи.
– Нет, сынок. Ты сам знаешь, что я не могу. Я слишком стара и слаба, и в любом случае не вынесу дороги. Но даже если бы мне хватило сил проделать путь до низовий, я и тогда не поехала бы. Я прожила долгую, хорошую жизнь и хочу умереть там, где она прошла. Я останусь с остальными и буду молить Великого Оила, послать вам удачу. Чтобы он помог вам благополучно добраться до безопасного места и потом хранил бы вас всех… Мне незачем больше жить, сынок, мой путь пройден.
Заметив на глазах внука слезы, она дотронулась до его руки и едва заметно, насколько у нее достало сил, сжала ее.
– Сынок, смерть для меня благо. Я не боюсь ее, я ее жду, как избавление. Единственное чего я хочу, чтобы вы, дети, были в безопасности, и чтобы у вас все было хорошо.