Глава 5

Лейни всегда считала, что Эштон Скотт ужасен в постели. Это единственная причина, почему его бывшая жена изменяла ему практически с первого дня. Других объяснений просто в голову не приходило. Но после двух с половиной дней, когда она ничего больше не делала, кроме как ела, спала, трахалась и иногда принимала ванну (чертовски сексуальную), Лейни пришла к выводу, что бывшая Эша на самом деле просто дура. Из разряда тех людей, которые не знают, что такое хорошо, что такое прекрасно, даже когда видят это.

Потому что Эштон Скотт был великолепен не только в постели, но и вне ее.

И это и оказалось настоящей проблемой.

Лейни стояла на гравийной дорожке у домика и пинала камень, отскочивший со свежерасчищенной дороги. Ее время с Эшем закончилось, а она не готова. И кажется никогда не будет готова. Ее дурацкое увлечение дошло до того, что мысль о том, чтобы уйти, пронзала грудь электрическим разрядом боли.

Возможно, ей не следовало целовать его, не следовало питать тайные, глупые надежды своего сердца, но, в отличие от Эша, Лейни не могла забыть, что ждет ее в конце этой дороги. Что бы ни ждало его впереди, продолжит ли он играть или уйдет на покой — это его выбор. У Лейни нет банковского счета для такой роскоши.

В реальном мире ее выбор намного более ограничен, но здесь, в этом сне, в который она попала, на мгновение Лейни могла стать звездой. Она могла выбрать Эша, и, как идеальный актер, он выбрал ее в ответ и заставил поверить, что это нечто большее. Но она знала, долго это продолжаться не может. Мечты никогда не длились долго. Если Голливуд и научил ее чему-то, так это тому, что такие женщины, как она, не встречаются с героем истории. А именно эту роль Эштон Скотт начал играть, как только ему исполнилось шестнадцать лет.

Она посмотрела в сторону арендованной машины, которую спрятала в деревьях, и еще один мучительный удар пронзил Лейни. Она сделала шаг назад от дороги. Еще одна ночь. Она украдет еще одну ночь с Эшем, а утром уедет, не дожидаясь его пробуждения. Так будет лучше. Ему не придется испытывать неловкость, когда он скажет ей, чтобы она уходила. Лейни же не придется страдать от того, что она это слышит. Не слишком радостный выбор, но это единственное, что она могла себе позволить.

* * *

Эш как раз готовил ужин, когда понял, что за странное, легкое, слегка головокружительное чувство поселилось в его груди: счастье. Он действительно счастлив.

В Лейни есть что-то такое, яркое и неожиданное. Глядя на нее, он вдруг понял, что последние несколько лет смотрел на звезды, думая, что это солнце. Теперь он знал, каким должен быть солнечный свет, и никто больше не мог с ним сравниться. Возможно, именно поэтому, когда Эш услышал звук открывающейся двери и топот ботинок по снегу, ему показалось, что все тепло вдруг хлынуло обратно в домик.

— Эй, я рад, что ты вернулась, — воскликнул он, оглядываясь, чтобы увидеть Лейни, сбрасывающую одежду на пол. Он усмехнулся. — Ужин будет готов примерно через десять минут. У тебя как раз хватит времени, развесить свои вещи у огня, чтобы они высохли.

Но вместо того, чтобы отмахнуться или сказать, чтобы он перестал нянчиться с ней, она удивила Эша, обхватив его сзади. Она зарылась лицом в его спину и вздохнула. Этот жест показался Эшу таким милым и непринужденно интимным, как будто Лейни залезла внутрь него, вырвала сердце и положила его в свой карман.

— Так тепло, — пробормотала она, и он положил нож, чтобы накрыть ее руки своими, заметив, что они действительно ледяные.

— Господи, Ортега, тебе нужны перчатки получше.

Она снова вздохнула.

— Мне нужно много чего, Скотт. Перчатки занимают последнее место в моем списке приоритетов.

— О? А что в начале списка? — спросил он небрежно. За последние несколько дней ему удалось собрать еще несколько кусочков головоломки, под именем Лейни Руис-Ортега. Теперь он знал, что ее тетя больна раком, и хотя Лейни не признавалась в этом, Эш подозревал, что именно она оплачивает медицинские счета. Осознание этого заставило его почувствовать себя еще большим засранцем и исполниться решимости помочь… если она позволит.

Но делиться своими секретами и просить о помощи явно не входило в ее планы. Вместо этого Лейни укусила его за плечо и скользнула рукой вниз, к верхней пуговице его джинсов.

— Ты, — сказала она просто, и это все, что потребовалось Эшу, чтобы стать твердым и готовым.

— Как насчет ужина?

— Он может подождать. Я хочу только тебя, — Лейни говорила так искренне, что у него внутри что-то перевернулось. Он дал бы ей все, что она хотела, все, что угодно, стоило ей только попросить.

— Хорошо. Иди залезь под одеяло и немного согрейся. — Он поднес ее правую руку ко рту и поцеловал ладонь, наслаждаясь тем, как она вздохнула, когда он сунул два ее пальца в рот и пососал. — Начинай, пока я выключаю плиту, а потом я прослежу, чтобы ты кончила. — Он почувствовал, как она кивнула в ответ, а затем ускользнула. Он вытащил курицу из духовки и оставил ее на плите, зная, что блюдо, скорее всего, будет испорчено (как и его стейк), и не придавая этому значения.

Лейни тихо стонала, когда Эш поднимался по лестнице, и он споткнулся, торопясь избавиться от джинсов и снять рубашку. Ее руки уже не казались холодными, когда он присоединился к ней под одеялом. Эш знал это, потому что потянулся вниз и достал ту, которой она гладила себя между бедер, и снова втянул ее пальцы в рот, застонав от ее вкуса.

— Такая сладкая, моя красавица.

В мансарде царил полумрак, но даже при слабом освещении он видел, как Лейни смотрит на него большими, темными и почти благоговейными глазами.

— Это все для тебя, Эш, — прошептала она, и это прозвучало как признание, как нечто настоящее, новое и хрупкое между ними. Возможно, именно поэтому, когда Эш поцеловал ее, поцелуй не выражал обычного голодного отчаяния. Он целовал ее долго, глубоко и медленно. Эш потерял счет всему, пока они целовались, их руки гладили и исследовали тела друг друга, словно это единственное, что они планировали делать до конца своих дней.

Он нашел новое чувствительное местечко на ее бедре, заставив Лейни стонать, когда посасывал его, а она не спеша исследовала его грудь и прослеживала языком линии его пресса. Он уже дрожал, когда Лейни наконец добралась до его члена, но она сосала его не спеша, не торопясь, проводя языком по основанию его ствола, прежде чем взять головку губами. Наконец взяв его в рот, Лейни задержала на Эше взгляд, и он подумал, что это точно любовь.

Не в силах больше терпеть, он зарылся рукой в ее волосы и снова притянул ее к своему рту, просовывая язык между ее губами и проникая пальцами между ее складок, чтобы погладить клитор.

— Скажи мне, чего ты хочешь, красавица. — Его член заменил пальцы, поглаживая ее, и она застонала.

— Тебя, — выдохнула Лейни. — Я просто хочу тебя, Эш.

— Я весь твой, милая, все, что пожелаешь, твое, — ответил он, в его словах слышалось отчаяние, когда она приподнялась, уперлась руками в его грудь, отодвинулась назад и, наконец, опустилась на него. Они оба застонали.

— Черт, наконец-то, Лейни. Как хорошо ты сжимаешь мой член. — Он переместил руки, чтобы обхватить ее бедра. — Скачи на мне, красавица, дай мне почувствовать, как ты кончаешь.

Затем они оба принялись двигаться, и потребность и срочность вернулись. Лейни прижалась к нему, пока Эш входил в ее тугое, влажное тепло, и когда он почувствовал, как напряглось ее тело, как она сжала пальцами его грудь, то приподнялся и поцеловал ее, заглушая крик, когда ее киска сжалась вокруг него.

Он не дал ей времени на восстановление. Перевернул их, подмяв под себя все эти восхитительные изгибы, а затем удерживал взгляд, вбиваясь в нее.

— Ты выглядишь такой красивой, когда кончаешь на моем члене, Лейни. Ты так прекрасна, так совершенна, словно создана для меня. — Он чувствовал, как оргазм нарастает в основании его позвоночника, и единственное, чего хотел, это увидеть выражение блаженства на ее лице еще хоть раз. — Подари мне еще один, Лейни, милая, позволь мне почувствовать, как ты кончаешь еще раз.

— Эш, черт, Эш, я хочу, мне нужно… — Он просунул руку под ее роскошную попку и сдвинулся, приподняв бедра, и вот она уже кричит его имя и сжимается вокруг него. Он толкнулся еще раз и взорвался, кончив так сильно, что на мгновение все остальное исчезло, кроме женского тела, обхватившего его.

После этого они тихо лежали вместе, голова Лейни покоилась на его груди, а Эш выводил узоры на ее спине. Он подумал, что она, наверное, заснула, и с сожалением вспомнил о курице, замерзающей на плите. Но потом Лейни вздохнула и прижалась к нему, обхватив руками за шею, и все голодные муки затмило яркое, головокружительное чувство, вернувшееся в его грудь, счастье, вызванное исключительно женщиной, лежащей на нем.

Эш твердо решил не отпускать ее. Даже после того, как дороги расчистят, даже если Лейни будет вечно преследовать других знаменитостей, и даже если ему придется провести остаток жизни, терпя, как она крадет его вино и портит стейк. Он слишком долго ждал, чтобы испытать такое. Не имело значения, что прошло всего несколько дней или что весь Голливуд подумает, что Эш страдает от какой-то странной формы стокгольмского синдрома знаменитостей. Он провел достаточно своей жизни, играя в притворство, чтобы распознать нечто настоящее, когда это случилось. Лейни настоящая, он хотел ее, и завтра утром скажет об этом и будет надеяться, что она чувствует то же самое.

К сожалению, она ответила на его вопрос еще до того, как он открыл глаза. На следующее утро, когда он проснулся, вместо горячей, сексуальной женщины на своей груди Эш обнаружил записку, содержащую всего два слова.

«Прости меня».

Лейни сбежала, забрав с собой карту памяти и его сердце.

Загрузка...