Снова влюблены

Глава 16

На следующее утро ее разбудил стук в дверь. Дугласа уже не было.

Набросив халат, она открыла дверь. На пороге стояла женщина, примерно ее возраста, с голубыми глазами и белокурыми волосами, заплетенными в косы, уложенные на макушке. На ней было темно-синее платье с белым воротничком и манжетами.

— Доброе утро, мисс, — сказала она, приветливо улыбнувшись. — Я только хотела сказать, что ваша комната готова.

— Вы экономка? — предположила Жанна.

Женщина рассмеялась:

— О нет, мисс. Я Бетти, няня мисс Маргарет. Правда, такая большая девочка уже не нуждается в няне. Она постоянно мне это повторяет.

Она отступила на шаг и указала на дверь, дальше по коридору.

— Я перенесла свои вещи. Мы привели комнату в порядок, и я с удовольствием помогу вам устроиться.

— Я не могу занять вашу комнату, — запротестовала Жанна.

— Но это комната гувернантки, — бодро сообщила Бетти. — Я уже переселилась на третий этаж. — Она придвинулась ближе, словно опасаясь, что их могут подслушать. — По правде говоря, мисс, наверху мне будет свободнее. Не то чтобы я не уважала мистера Дугласа, но я довольна переездом.

— Подождите минутку, — сказала Жанна. — Я сейчас.

Она надела свое самое строгое платье, темно-синее с белой отделкой у ворота и на запястьях — весьма похожее на платье Бетти, — и сделала такую же, как у нее, прическу, решив, что коса более приличествует ее нынешнему положению, чем замысловатый узел. Жанна, которую всю жизнь учили отдавать приказы другим, выглядела теперь как прислуга в богатом доме.

Бетти проводила ее в свою бывшую комнату. Она оказалась больше, чем ожидала Жанна, с двумя высокими окнами, выходившими на восток. Напротив окон располагалась двуспальная постель с пологом из бежевой ткани.

У другой стены стояли резной гардероб и комод, третью занимал камин. На полу лежал пушистый овальный ковер, выдержанный в бежевых и золотистых тонах.

— Эта дверь ведет в комнату мисс Маргарет, — сообщила Бетти. — Располагайтесь. Если вам понадобится моя помощь, чтобы перенести вещи, просто позвоните. — Она указала на шнур звонка возле камина. — Он звонит в кухне, но кухарка сразу же найдет меня.

— О, я прекрасно справлюсь сама, — заверила ее Жанна. — К сожалению, все мои вещи легко умещаются в саквояже.

Улыбка Бетти немного поблекла.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, мисс. Со мной было так же. Но вы скоро убедитесь, что попали в дом, который сможете считать своим. — Она помедлила в нерешительности. — Вам принести еду сюда? Или вы предпочли бы позавтракать вместе с остальной прислугой?

Жанна бросила взгляд в сторону коридора. Дуглас ушел. Пора становиться гувернанткой. От того, как она поведет себя сейчас, зависит ее будущее в этом доме.

— Я позавтракаю вместе со всеми, — сказала она. — Спущусь через несколько минут.

Бетти кивнула и вышла.

Уложив свои немногочисленные пожитки в саквояж, Жанна окинула взглядом комнату, которую занимала две последние ночи.

Знают ли слуги, что Дуглас провел с ней ночь? Скорее всего знают. Даже в таком большом доме, как этот, ни одно сколько-нибудь важное событие не может пройти мимо слуг. Но при этом они сохраняют совершенно бесстрастный вид, потому что слишком хорошо вышколены.

Вернувшись в свою новую комнату, Жанна поставила саквояж в гардероб. Вещи можно распаковать и после завтрака. Задержавшись перед зеркалом, она пригладила волосы на висках. Затем вышла из комнаты и трепеща спустилась с лестницы.

Ласситер приветствовал ее легким наклоном головы.

Как и положено, если учесть его возраст и ее должность.

— Доброе утро, мисс, — произнес он ворчливым тоном.

— Доброе утро, Ласситер, — отозвалась Жанна. Все еще держась за перила, она колебалась, не решаясь спросить, где сейчас находится Дуглас.

— Мистер Макрей просил передать вам, мисс, что его срочно вызвали по делу.

Она кивнула, скрыв удивление:

— Понятно. А его долго не будет?

— Сие мне неведомо. — Дворецкий снова отвесил полупоклон. Жанна не могла не восхититься его умением деликатно выразить свое пренебрежение к ней.

— Благодарю вас, — промолвила она. — Тогда, может быть, скажете, где найти Бетти?

На мгновение ей показалось, что он не собирается отвечать.

Жанна смерила его взглядом. Как ни хотелось ей забыть, что она дочь графа дю Маршана, вспомнить роль, которую она исполняла большую часть своей жизни, было несложно.

— Так как же, Ласситер?

Дворецкий выгнул бровь. Жанна подавила улыбку, сообразив, что таким образом он выразил удивление.

— Пожалуйте сюда, мисс. — Он снова поклонился и зашаркал по коридору. Жанна последовала за ним к распахнутым дверям комнаты в задней части дома. — Мисс, — произнес Ласситер, отступив в сторону, пропустил ее и мгновенно исчез.

Исчезать он умел мастерски.

Кухня оказалась просторной, с высоким потолком и окнами вдоль двух стен. На подоконниках и полках, прибитых поперек окон, стояли белые горшки с растениями.

Лучи солнца, пробиваясь сквозь них, создавали на стенах лиственный узор, придававший помещению сходство с оранжереей. Середину кухни занимал длинный стол, за которым сидели несколько человек, с явным удовольствием поглощавших обильный завтрак.

Стоявшая у плиты цветущая женщина обернулась, и лицо ее осветилось приветливой улыбкой. Жанна улыбнулась в ответ.

— Вы предпочитаете французский завтрак или английский, мисс? — спросила кухарка.

Жанна взглянула на разнообразную еду, громоздившуюся посередине стола.

— Мне достаточно чая с булочкой, — сказала она.

— Сядьте вон туда. — Бетти указала на свободное место во главе стола. Жанна заколебалась, но Бетти сделала приглашающий жест. — Этого приятного джентльмена зовут Стивене. Он здешний кучер, — сказала она, переходя к представлениям. — Это Малкольм, главный садовник. — Бетти повернулась к полной женщине у печи:

— А это Грэнья, наша кухарка. Ну а Ласситера вы уже знаете.

Жанна кивнула, одарив каждого улыбкой.

— Разве Ласситер не ест вместе со всеми? — поинтересовалась она, опасаясь, что заняла его место.

— Да он по утрам ест только овсянку, — сообщила Бетти.

Подойдя к плите, она наполнила чайник кипятком и вернулась к столу.

— У нас здесь нет домоправительницы, мисс дю Маршан. Только две горничные, которые выполняют тяжелую работу, и еще помощники Малкольма, но они живут дома и приходят каждое утро.

— Не забудь про конюхов, Бетти, — вставил Стивене, повернувшись к Жанне. — У меня под началом трое парнишек, они спят на конюшне. Хорошие ребята. И еще парочка лакеев подчиняется Ласситеру, хотя в случае надобности они могут выполнять любую работу.

— Удивительно, — сказала Жанна, окинув взглядом всю компанию, — что вы впятером управляетесь с таким большим домом.

Бетти улыбнулась:

— Конечно, с большим количеством прислуги было бы легче, но мистер Дуглас не любит, когда под ногами топчется много народу.

— А вы давно на него работаете?

Малкольм откликнулся первым:

— С того дня, как был построен этот дом. Около семи лет. А до этого я работал у его брата, Алисдера.

Жанна повернулась к нему. В коротко подстриженной бородке Малкольма густо пробивалась седина, вокруг карих глаза залегли морщинки, но улыбка была широкой и обаятельной.

— Большинство из нас давно знают Макреев, — пояснил Стивене. — Я четыре года работал у Алисдера до того, как мистер Дуглас завел свое хозяйство. Я приобрел для него лошадей и содержу в порядке его кареты. Он богат, но не из тех, кто сорит деньгами.

Остальные закивали.

— Я работала в Инвернессе, — сообщила кухарка. — Как и Бетти. — Женщины с улыбкой переглянулись.

— Я осталась бы там до конца своих дней, если бы не мистер Дуглас, — заявила Бетти. — Служила горничной у одной из подруг мисс Мэри. В один прекрасный день мистер Дуглас прибыл в Гилмур и предложил мне стать няней. Я ответила, что опыта не имею, но не прочь попробовать. Меня порекомендовала мисс Мэри. — Бетти улыбнулась, явно польщенная. — Она сказала, что у меня доброе сердце, а это было единственное, что его волновало. С тех пор я и состою при мисс Маргарет.

— Мисс Мэри?

— Она вышла замуж за Хэмиша, одного из братьев мистера Дугласа. Бедняжка, не может провести ни единого дня в Шотландии. — Бетти удрученно покачала головой, но не стала вдаваться в подробности.

— Она была замужем за стариком, — сообщил Малкольм, очевидно, решивший внести ясность. — Он умер, и ее обвинили в убийстве.

Бетти бросила на него сердитый взгляд, но тут же подхватила:

— Он был очень хорошим человеком, но намного старше мисс Мэри. До болезни он был самым лучшим из хозяев, но после тоге, как заболел, стал до ужаса капризным. — Она вздохнула, обведя взглядом собравшихся. — Чего только мисс Мэри не перепробовала, чтобы вылечить его.

— Дело в том, что мисс Мэри была целительницей, — вставил Малкольм, очевидно, уже слышавший эту историю.

— Как бы то ни было, — Бетти снова одарила его уничтожающим взглядом, — мисс Мэри очень горевала, когда он умер. Весь следующий год она вела добропорядочную жизнь и помогала всем, кто нуждался влечении, даже если они не могли заплатить. Иногда ночи напролет проводила у постели больных.

Бетти задумчиво пожевала свой пончик, видимо, погрузившись в воспоминания. Жанна сложила руки на груди и глубоко вздохнула, набираясь терпения. Годы заточения в монастыре научили ее этой добродетели, но порой она превращалась в нетерпеливую девушку, какой была в юности.

— Братья Макрей часто обращались к ее мужу по делам. Я говорила, что он был ювелиром?

Жанна покачала головой.

— Он был искусным мастером. Его помощник уступал ему в мастерстве, зато был куда хитрее.

— Теперь он обосновался здесь, в Эдинбурге, — сказал Малкольм. — Некий Чарлз Тол бот. Ему должно быть стыдно показываться на глаза людям.

Бетти снова метнула в него недовольный взгляд.

— Кажется, я его знаю, — сказала Жанна. — Я была у него в лавке.

— Ну да, в лавке, которую он купил на денежки Мэри, — ядовито заметила Бетти. — Но я, кажется, забегаю вперед.

Жанна, не имевшая представления, где начало и конец этой истории, только улыбнулась.

— Расскажи ей про Хэмиша, — посоветовал Малкольм. Он не сводил глаз с Бетти, и Жанна подумала, что не только рассказ девушки привлекает его внимание.

Бетти кивнула:

— Однажды в лавку пришел один из Макреев и сказал, что Хэмиш ранен и нуждается в помощи. Лэрд и его жена всегда были клиентами мужа мисс Мэри, поэтому она охотно согласилась сделать все, что в ее силах. — Бетти лукаво улыбнулась и продолжала:

— В общем, вышло так, что мисс Мэри и Хэмиш влюбились друг в друга. Но у Чарлза имелись другие планы. Думаю, это он распустил слухи, будто мисс Мэри убила своего мужа. Ее арестовали и собирались отправить на суд в Эдинбург. Но мистер Хэмиш не стал дожидаться, пока ее увезут из Инвернесса. Он похитил ее прямо из тюрьмы, и они скрылись на его корабле.

— И по этой причине она не может вернуться в Шотландию? — спросила Жанна. — Потому что ее арестуют?

— Все знают, что она не виновата, что смерть мистера Гордона — несчастный случай. Она чиста, как ангел. Но мистер Хэмиш не хочет рисковать. Они путешествуют по всему миру и только раз в год возвращаются в Гилмур.

Жанна приняла из рук кухарки тарелку с булочками и поблагодарила женщину. Взяв одну, она начала есть.

— Туда-то мистер Дуглас и отправился, — сообщила Бетти. — На встречу. — Остальные слуги с понимающим видом закивали.

— Встречу? — переспросила Жанна.

— Всех Макреев. Каждое лето они собираются в Гилмуре. Все братья с женами — Хэмиш с Мэри, Джеймс с Рионой, Брендан с Элспет — съезжаются к Алисдеру и Изабель. Ну и мистер Дуглас, конечно.

— Чтобы крепить семейные узы, мисс дю Маршан, — вставил Стивене. — Они хотят, чтобы их дети знали друг друга.

— У них целая орава детишек. — Круглое лицо кухарки расплылось в улыбке. — И мисс Маргарет — их маленькая королева.

— А мистер Дуглас — самый любящий папаша, — сказала Бетти. — Как бы много он ни работал, все равно придет домой, чтобы уложить ее в постель.

Остаток разговора носил отрывочный характер, касаясь окрестных магазинов, погоды и незнакомых Жанне людей.

Всю жизнь она чувствовала себя отделенной от других. В детстве — из-за отца, убежденного в том, что его дочь слишком благородна, чтобы общаться с другими детьми. В монастыре — из-за того что считалась величайшей грешницей.

Положение стороннего наблюдателя отдалило Жанну от людей, но она давно поняла, как прекрасно испытывать настоящие чувства к другому существу. Даже если это делает человека уязвимым.

И теперь, сидя за столом, она завидовала этим людям, которые так легко и охотно приняли ее в свой круг. Было время, когда она не оценила бы их дружеского расположения, но теперь наслаждалась им.

Чем больше она узнавала о Дугласе, тем больше уважала его. Судя по тому, что она услышала, он был справедливым и добрым хозяином, и слуги платили ему искренней привязанностью.

Закончив завтрак, Жанна поднялась из-за стола и расправила юбку.

— Спасибо, — сказала она, обращаясь к кухарке. Та кивнула, и Жанна вышла из кухни, покинув теплую компанию.

Чем же ей Заняться? Ей не хотелось возвращаться в свою комнату и оставаться там до вечера. Поразмыслив, Жанна решительно зашагала по коридору, постукивая каблучками по натертым до блеска дубовым половицам.

Она остановилась на пороге гостиной, сообразив, что даже не заметила окружающей обстановки, когда была .здесь в прошлый раз. Комната выглядела очаровательно, в ней все было гармонично. Тот, кто занимался ее убранством, явно думал о комфорте. На окнах висели длинные шторы из дамаста. Подушки, обтянутые той же тканью, украшали диван и кресла у камина.

По обе стороны камина стояли две бело-голубые китайские вазы. Из-за теплой погоды огонь не разводили, но в воздухе не чувствовалось сырости благодаря свежему ветерку, залетавшему в распахнутые окна. На полу лежал .старинный узорчатый ковер, напомнивший Жанне гобелены, висевшие в Волане. Невообразимо прекрасный, он .несколько потускнел с годами и приобрел благородную патину из бежевых, нежно-голубых и розовых тонов.

Гостиная была одновременно простой и роскошной.

Все здесь свидетельствовало о богатстве хозяина. Но ничто не говорило о его вкусах и пристрастиях, не раскрывало его личности, и это сразу бросилось Жанне в глаза.

Она бы удивилась, увидев что-нибудь не на своем месте: пару башмаков под столом, раскрытую книгу или полупустую чашку.

Вернувшись назад, Жанна проследовала в утреннюю комнату. Она была меньше, чем гостиная, но не уступала ей в роскоши. У одной из обтянутых бледно-желтым шелком стен стоял диван, в центре — круглый стол, окруженный мягкими стульями, а у стены напротив окон — резной сервант. Жанна подошла к окну и выглянула в сад.

Впрочем, это был не столько сад, сколько дикие заросли кустарника и молодых деревьев. Посередине рос могучий дуб, его ветви уже покрылись весенней листвой.

На территории монастыря росло одинокое дерево. В нем не было ничего, что выделяло бы его из других деревьев, оно не было ни высоким, ни развесистым. Перед грозой или наступлением ночи там собирались птицы, утром они дружной стаей взмывали ввысь, хлопая крыльями.

Но Жанна могла видеть это дерево из своей кельи и по нему определяла времена года. Зимой его голые ветви казались серыми когтистыми лапами, тянувшимися к небу.

Весной оно оживало, покрываясь узкими зелеными листочками. Летом пышная листва полностью скрывала ветви. Осень была порой увядания, и дерево, казалось, скорбело вместе с природой. С поникших веток слетали листья, устилая землю пестрым покровом.

Как странно, что она вспомнила об этом одиноком дереве, и как печально, что это ее единственное светлое воспоминание за девять лет жизни.

Жанна отвернулась от окна и вышла из утренней комнаты, едва не столкнувшись с юной горничной, которая несла ведро и щетку.

— Доброе утро, мисс. — Девушка присела в реверансе и исчезла в утренней комнате.

Дверь справа с блестящей медной ручкой словно приглашала войти.

И Жанна не устояла перед искушением. Повернув ручку, она шагнула внутрь и торопливо притворила за собой дверь.

Тяжелые бархатные драпировки на окнах были задернуты, создавая приятный полумрак в помещении, где обитала если не душа дома, то его мозг. Вдоль стен высились книжные полки красного дерева, заполненные книгами с золочеными корешками. Напротив двери стоял массивный письменный стол.

Жанна подошла ближе и скользнула пальцами по его шелковистой поверхности. Посредине стола лежала переплетенная в тисненую кожу тетрадь. На краю стояла хрустальная чернильница с набором заточенных перьев. Справа располагался светильник с черным абажуром. Заинтересованная его необычной конструкцией, Жанна наклонилась, разглядывая металлический цилиндр, очевидно, служивший регулятором яркости.

Слева высился канделябр со свечами, заключенными в стеклянные колбы, чтобы предохранить пламя от сквозняков, а полированную столешницу — от капель воска.

Жанна медленно обошла стол и выдвинула мягкое кожаное кресло бордового цвета с подлокотниками из полированного дерева в виде львиных голов.

Она представила себе Дугласа, сидящего в этом кресле.

Без него дом навевал ощущение одиночества, особенно эта комната.

Опустившись в кресло, Жанна откинулась назад и закрыла глаза, вдыхая запах кожи. Чисто мужское убежище, отражавшее индивидуальность Дугласа больше, чем любое другое помещение из тех, что она уже видела.

Когда же он вернется?

Поселившись в доме Дугласа, она изменила свою жизнь настолько, что теперь чувствовала себя застрявшей где-то между прошлым и будущим — в туманном и неопределенном настоящем. Разумом она понимала, что пребывание здесь, с Дугласом, не более чем интерлюдия. Но сердце не желало соглашаться с доводами рассудка. Любовь не может долго находиться в забытьи, она либо оживет, либо погибнет.

Впрочем, за все эти годы она так и не умерла.

Открыв глаза, Жанна оглядела затененную комнату.

Дальнюю стену занимал камин, такой же изысканный, как в гостиной. По одну сторону от него высилась бронзовая подставка с каминными принадлежностями, по другую — большая медная ваза. Мягкая скамеечка, обитая гобеленом, словно приглашала продрогшего посетителя присесть у огня. Чуть дальше располагались два массивных кресла с подголовниками, обтянутые темно-бордовой тканью. Между креслами разместился резной столик в форме присевшего льва. На мраморной столешнице стоял канделябр со свечами.

Жанна поднялась с кресла и направилась к камину.

Над каминной доской висел портрет девочки. Художник запечатлел ее улыбающейся, словно она с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться. Голубые глаза искрятся лукавством, завитки черных волос обрамляют прелестное лицо и ниспадают на плечи. В руке она держит корзинку, из которой высовывается любопытная мордочка котенка.

Жанна обнаружила, что улыбается. Подойдя к окну, она раздвинула шторы. Лучи солнца осветили портрет, и Жанна, глядя в живые голубые глаза, поняла, что перед ней дочь Дугласа, Маргарет.

Боль, которую она ощутила при этом, была так велика, что Жанна схватилась за каминную доску, чтобы не упасть. Сходство с Дугласом поражало. Тот же цвет волос, те же голубые глаза и упрямая челюсть. Даже наклон головы и улыбка напоминали о Дугласе.

Останься ее дочь жива, в этом году ей исполнилось бы девять лет. Девочка на портрете казалась старше.

У Жанны сохранились лишь отрывочные воспоминания о том дне, когда родился ее ребенок. Она помнила, как восхищалась младенцем, лежавшим у нее на животе, и нежно прикрывала его ладонями, чтобы он не простудился. Все в нем было безупречным, от сморщенного личика до кулачков, молотивших воздух.

Повитуха, однако, заметила некий изъян.

— Гляньте-ка на ее ногу, — злорадно заявила она. — Метка дьявола, не иначе. Верный знак, что младенец зачат в грехе.

В подтверждение того факта, что Жанна лишилась своего прежнего статуса, никто из женщин, собравшихся в комнате роженицы, не возразил повитухе. Даже властная Жюстина не сочла нужным одернуть старуху.

Жанна пропустила мимо ушей ядовитую реплику. Она была слишком счастлива, чтобы позволить кому-то омрачить это мгновение. Да, на ножке ее дочери есть маленькая родинка в форме полумесяца, но она наверняка исчезнет со временем.

Время Одна из бесценных вещей, которые она воспринимала как должное в безмятежные дни своей юности Как же она была глупа!

Глядя на портрет Маргарет, Жанна испытала острую боль, словно в сердце ей вонзили нож. Ее охватил такой же ужас, как в то далекое утро. Лишь несколько мгновений ей позволили любоваться крохотным созданием, которое они с Дугласом сотворили, прежде чем Жюстина взяла младенца, туго спеленала и вынесла из комнаты.

Жанна чуть не сорвала горло, надрываясь от крика, пока ей не влили в рот снотворное.

И теперь, стоя здесь, она ощущала то же неизбывное горе.

Жанна судорожно сглотнула и не сдержала слез. Она медленно подошла к окну, задернула шторы и несколько мгновений простояла без движения, пытаясь овладеть собой.

Услышав за спиной шаги, она оглянулась и увидела Бетти. Не дожидаясь выговора за то, что оказалась там, где ей не следует быть. Жанна спросила:

— Вы знали ее мать? — Она кивнула в сторону портрета, внезапно охваченная жгучим желанием узнать, какой была жена Дугласа.

Бетти не спешила с ответом.

— Нам не полагается говорить о таких вещах, мисс, — осторожно заметила она — Но, судя по тому, что мистер Дуглас рассказывал мисс Маргарет, он ее очень любил.

Жанна пригладила волосы, одернула лиф платья и заставила себя улыбнуться.

— Спасибо. Бетти, — сказала она, немного успокоившись. — Мне не следовало спрашивать.

Няня кивнула:

— Наслаждайтесь отдыхом. Мистер Дуглас распорядился чтобы в его отсутствие с вами обращались как с дорогой гостьей — Я так и сделаю, — сказала Жанна согретая этим замечанием. Она вышла из комнаты вместе с Бетти не взглянув на портрет.

Упаковав починенное серебро, Чарлз Толбот направился в дом Хартли. Счет прилагался, и он надеялся что домоправительница не станет тянуть с оплатой. Но основной целью визита была встреча с дочерью графа. Если повезет, он уговорит ее позволить ему наняться продажей рубина, не привлекая к этому делу ее отца Пять лет назад Толбот женился на молодой вдове, которая была столь же очаровательна, сколь и богата Год назад она заболела и умерла, оставив его состоятельным человеком. Так ему по крайней мере казалось. Однако разговор с ее поверенным явился для него неприятной неожиданностью.

— Вы не указаны в ее завещании, — заявил стряпчий глядя на него с откровенной насмешкой — Я был ее мужем, — возразил Чарл?

— Она оставила все свое состояние сестре — Но она не могла так поступить. — Однако реальность оказалась именно такова, к величайшему разочарованию Чарлза.

Последние годы нельзя было назвать успешными. С наплывом французских эмигрантов драгоценности обесценились, вынудив Толбота снизить цены на свои изделия. Ему пришлось уволить двух подмастерьев, оставив только одного, да и тот работал полдня. Но даже при таком раскладе его будущее выглядело весьма сомнительным, если только он не найдет способ разжиться деньгами.

И рубин Сомервилей подвернулся весьма кстати Толбот, однако, не доверял графу дю Маршану Имен но по этой причине он стоял сейчас здесь и стучал в заднюю дверь дома Хартли.

Дверь отворилась, и на пороге появилась молоденькая горничная, с круглым лицом и убранными под крахмальный чепец волосами. Девушка присела, настороженно глядя на посетителя.

Толбот объяснил цель своего прихода, и она проводила его к домоправительнице. Вручив ей серебро и получив одобрение как выполненной работы, так и прилагаемого счета, Толбот вернулся в кухню, чтобы задать пару вопросов той же молоденькой горничной.

— Могу я увидеть мисс дю Маршан? — спросил он.

Девушка нахмурилась:

— О нет, сэр Ее здесь больше нет. Она ушла.

— Толбот удивленно уставился на нее:

— Как это ушла?

— Просто ушла, сэр. Никто даже не догадывался об этом, пока не заглянули в ее комнату. А ее и след простыл. — Она огляделась по сторонам, словно опасалась, что их подслушают, и шепотом добавила:

— Я никогда не видела мистера Хартли в таком гневе.

— Куда она пошла?

Горничная пожала плечами:

— Никто не знает. Она не оставила ни письма, ни записки.

Неужели граф дю Маршан добрался до нее первым?

Толбот вытащил из кармана монету, с которой едва ли мог позволить себе расстаться, и улыбнулся девушке.

— Возьми, — сказал он, вложив монету в ее ладонь. — Если услышишь что-нибудь интересное, сообщи мне, и получишь столько же.

Горничная присела, изумленно уставившись на него:

— Да, сэр. Я постараюсь.

Толбот сообщил ей адрес и вышел из дома, подавленный неудачей. Теперь ему придется искать не только рубин Сомервилей, но и дочь графа.