On such a winter’s day (California dreamin’)
On such a winter’s day
Абигэль открыла глаза, на этот раз по-настоящему.
В кровати, под одеялом.
Она глубоко вдохнула, словно вынырнув после апноэ no limit. Наволочка промокла насквозь. Фредерик, заворчав, хлопнул ладонью по радиобудильнику, игравшему на полную громкость California dreamin’. Посмотрел на часы и поморщился – семь часов, – еще в полусне. Слезы проложили соленые дорожки на щеках его подруги.
– Ты плакала?
Абигэль уставилась на своего друга, как смотрят на привидение. Она прижалась к нему со смесью облегчения и ужаса. Ей приснился очередной многослойный сон, из тех, когда кажется, будто ты проснулся, а на самом деле еще крепко спишь под теплым одеялом. И в этот сон естественным образом вписалась музыка, которую передавали сейчас по радио.
Ее пальцы пробежались по краям шрама на левом плече Фредерика.
– Во сне я проснулась в поезде от другого сна, в котором за мной гнался какой-то разболтанный оборотень. Потом я пришла сюда, в спальню. На твоем месте лежал мой отец. Ему перерезали горло в нашей постели, но он был жив. И опять улыбался. Он всегда улыбается в моих снах.
Абигэль мало-помалу возвращалась в реальность. Последние ноты песни группы «The Mamas & The Papas» еще преследовали ее.
– Мне невыносимо опять видеть тебя в таком состоянии, – сказал Фредерик.
Он ласкал ее еще несколько минут. У него были огромные, внимательные черные глаза. Абигэль любила пропадать в них. Она осторожно высвободилась, накинула халат на ночную рубашку и встала, расправляя затекшее тело.
Вот уже несколько недель она спала не в аквариуме с белыми стенами, а в славной комнате с обоями в черно-серую полоску, под зебру, и видела перед собой большие фотографии животных саванны. Здесь, у Фредерика, пахло Африкой, пыльной охрой, горячим песком, яростным разрывом с красными кирпичами Нора и сыростью его мостовых. Абигэль привыкла. Да и все равно она могла бы спать на гвоздях, пропидол усыплял ее мгновенно.
Носки и джинсы Фредерика валялись на полу, в точности как в ее сне. Вещи, их расположение, их состояние – все было совершенно идентично. Она кинулась в гостиную. Куртка ее друга прикрывала подлокотник дивана. Она до того отчетливо помнила, как вошла в эту дверь совсем недавно! Действие запечатлелось в ее памяти, как будто это было…
Реально…
Абигэль провела рукой по лбу. Образы продолжали сталкиваться, точно электрические частицы. Она вспоминала: девочка без лица с комиксом XIII на коленях, улочки Старого Лилля, погоня в проулках. Потом билеты до Кемпера, скоростной поезд… И книга… Та, которую она прижимала к груди. «Четвертая дверь».
Понимая, что это очередной плод ее воображения во сне, она порылась среди журналов и бумаг на столике в гостиной. Фредерик появился за ее спиной, потягиваясь, как кот.
– Что ты ищешь?
– Книгу, роман. Наверняка детективный. «Четвертая дверь», тебе это что-нибудь говорит?
– Ровным счетом ничего. Ты смотрела в шкафу?
Она кинулась к книжному шкафу, ломившемуся от всевозможных романов и трудов по криминологии. Абигэль всегда читала запоем и вновь пристрастилась к чтению через несколько недель после аварии. Способ заполнить пустоту не хуже любого другого. Фредерик же регулярно продавал книги, чтобы освободить немного места и выручить денег, однако Абигэль все покупала и покупала.
Он ушел варить кофе в кухню, переоборудованную для жизни вдвоем – стол пошире, кастрюли побольше, – глядя, как она роется в шкафу.
– Эта книга была в твоих снах?
– Да, ее пытались во что бы то ни стало у меня отнять, а я прижимала ее к себе. Я шла с вокзала Лилль-Европа. Я принесла ее сюда и положила на этот столик. Может быть, эту книгу я уже читала. Я читаю так много, что никогда не запоминаю названий.
– А что ты делала на вокзале Лилль-Европа?
– Я оказалась в поезде на Кемпер. Я же тебе сказала, что проснулась от другого сна. В общем, это сложно.
Ей не хотелось вдаваться в подробности, ее многослойные сны были настоящими головоломками. Она села за письменный стол, поставленный для нее в углу гостиной. За монитором на стене висели рисунки, графики с расписаниями, карта региона с обозначенными маршрутами. Абигэль воссоздала эрзац своего прежнего окружения. Все вертелось вокруг аварии, произошедшей полгода назад, и дела Фредди. Справа от компьютера находились самые важные вещи последних недель, тоже так или иначе связанные с этими событиями. Ее часы, разбитые в аварии… письмо дочери, написанное шариковой ручкой… Короче, результаты ее личных поисков. Наконец, в углу были сложены стопкой рамки со странными фотографиями ее кошмаров. Фредерик находил их «чудны́ми» и предпочел не вешать на стену. Не то чтобы сюда валила толпа – у него мало кто бывал, – но его квартира оставалась единственным местом, где он был защищен от внешней грязи. Он часто говорил, что, если впускать в дом текущие дела, рано или поздно станешь спать с табельным оружием.
Абигэль несколько секунд смотрела на все это, потом достала свою тетрадь снов. Она пометила «Сон № 298, 16 июня 2015» и начала писать. Волоски у нее вставали дыбом – так живы еще были в ней сны. Она переписала код, который дала ей девочка: 4–7–15–24. Задумалась над этой последовательностью цифр. Подошел Фредерик с двумя чашками крепкого кофе. Обязательная подзарядка для начала дня. Он поставил чашки, взял ее за руку и закатал рукав халата.
– Следов от иглы все больше. Это начинает всерьез меня пугать.
Абигэль достала пакетик швейных иголок из ящика стола и внимательно их рассмотрела.
– Я укололась иглой в моем сне. И у меня пошла кровь, хотя обычно во сне кровь не идет. Это означает, что мое подсознание нашло защиту. У меня нет больше надежного теста на реальность. То есть даже сейчас я могу видеть сон. С моего окаянного мозга станется.
– Сон, встроенный в сон, который сам встроен в сон? Ну прямо тебе «Начало»![6] А ты типа Леонардо Ди Каприо, который блуждает из сна в сон и в конце концов начинает сомневаться в собственном существовании?
– Как знать? Как доказать себе, что этот стол, этот стул реальны? Что ты реален? Мои сны сильны, Фредерик. Куда сильнее твоих, ты это знаешь?
Фредерик направил руку Абигэль к своей пробивающейся бороде:
– А это сон? Ты ощущаешь мою кожу, слышишь шорох волосков, когда водишь пальцами по моему лицу?
– Да, но…
Он переместил руку на грудь. Абигэль ощутила биение.
– А это тоже сон? У меня есть душа и сердце, Абигэль. Я не какой-нибудь персонаж из кошмара.
– Я не это хотела сказать.
Он посмотрел на свою чашку с кофе и поднимающийся над ней пар.
– Я даже не уверен, что у тебя есть ко мне чувства. Иногда я спрашиваю себя, не остаешься ли ты со мной просто в благодарность за то, что я поддержал тебя и оторвал от бутылки водки.
– Не говори так. Я многое чувствую.
– Многое? Что же это за многое?
– Ты же знаешь, это очень сложно после того, что произошло. Нужно время. И ты проявляешь незаурядное терпение. Ты действительно хороший человек, Фред. Все это скоро разрешится, я уверена.
– Во всяком случае, я срочно запишу тебя к твоему неврологу. Тебе надо пройти всестороннее обследование, чтобы понять, что с тобой происходит и почему ты колешь себя иголками во все места из-за проблем со сном. И на этот раз я пойду с тобой.
– В этом нет необходимости, уверяю тебя. И ты же знаешь, я всегда справлялась сама.
– Мой отец тоже так говорил. Не хотел ничьей помощи, не желал обследоваться. Не наше дело, вечно бормотал он, жуя свои ириски. Пришлось его чуть не волоком тащить в больницу, а когда мы получили первые результаты, рак уже так разросся у него в легких, что ни для одной здоровой клеточки не осталось места.
Он помял сигарету в пальцах, посмотрел на нее и убрал обратно в карман.
– Я больше не хочу, чтобы ты держала меня в стороне от всего этого. Эта болезнь – часть тебя. С ней ты наша Цеце, чертовски хороший психолог, которого мы все любим, и особенно я.
Она улыбнулась ему.
– Да, я знаю, мне нечем особо похвастаться, – продолжал он. – Я целыми днями копаюсь в человеческом дерьме, ем из кастрюль, поглощаю килограммы карамельного мороженого, а потом блюю в туалете, потому что мне от этого легчает. Я не слушаю опер, не хожу ни в театры, ни в музеи, да и по части женщин я изрядно уступаю сверстникам. Но я влюблен. И просто хочу понять, что с тобой происходит. Capisce?[7]
– Capisce.