Сны сирен

XVII. «PARTY-PEOPLE, VOODOO-PEOPLE…»

И вот настал день «Икс». Мы отправлялись в поход. А перед походом устраивали безумную нарковечеринку. Если честно, то я совсем не представлял себе, что мы будем делать ближайшие двое суток. Изначально у нас был план: запереться в квартире и фигачить всякие стимуляторы, чтобы дойти до грани. А там, когда организм окажется на пределе, заснуть, используя техники осознанных сновидений, и как бы с разбегу прорваться в обычно закрытые сонные пространства. Но тупо долбить наркоту было слишком скучно. Стимуляторы, конечно, пробивают на бла-бла, но общаться без перерыва двое суток крайне сложно. Нас ждали очень тяжелые выходные.

В обед я проехался по друзьям, забрал кокаин и амфетамины. Последние я достал через приятеля-бармена. Парень долбил не переставая, был постоянным посетителем всех самых злачных after-party в городе. Его звали Саша. Он увлекался всем быстрым, был фанатом «СПИДов», стрит-рейсинга и музыки в стиле транс. Ездил на спортивной праворукой машине ярко-салатного цвета, исцарапанной по всему периметру (последствия вечных попыток научиться идеальному дрифту). Мы договорились встретиться на Покровке. Я прогулялся до места встречи пешком, по пути заскочив в «Кофебин» и позавтракав кофе и «мавром в сорочке». Потом вышел на дорогу и сразу же услышал рев прямоточного движка. Саша буквально влетел в мою реальность на своем супер-ярком оглушительном авто. Я прыгнул к нему в салон, и он деловито передал мне пакет с белым порошком.

– Чистый, как ты и просил. Пять граммов. А зачем тебе вдруг? Ты же не юзал никогда, – сказал Саша и усмехнулся. Как все законченные колбасеры, он был уверен, что на самом деле каждый человек жестко употребляет, просто некоторым ханжество мешает признаться. И тот факт, что он передал мне пакет, явно подтверждал его теорию.

– Это очень долгая история. Как-нибудь расскажу.

– Ты поаккуратнее с этим. Они дико сильные! Мы попрощались, и я зашагал к метро. А он рванул с места так, что на асфальте остались следы от шин. Я шел пешком и видел, как через двести метров его машина-молния уперлась в глухую пробку и ревела движком, продвигаясь куда медленнее меня. Вскоре я обогнал его, улыбнулся и помахал ему рукой. Саша со злостью стукнул по рулю. Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться.

Через несколько минут я спустился в метро и поехал на «Октябрьское Поле», где у меня была назначена встреча с Максом. Макс появился с небольшим опозданием. Передал мне запечатанный журнал Playboy.

– Все внутри, – пояснил он, взял деньги, пожал мне руку и ушел.

Я постоял несколько минут на улице, размышляя, как безопаснее ехать с таким грузом домой – на метро или на такси. И решив, что такси явно спокойнее, ступил на обочину и поднял руку.

Имея на руках пять граммов амфетамина и восемь граммов кокаина, если, конечно, вы не профессиональный контрабандист с железными нервами, вы волей-неволей совершенно иначе начинаете реагировать на представителей милиции. Откровенно говоря, вид любой машины с мигалкой нагонял на меня легкую панику, и я еле сдерживался, чтобы не совершать какие-то глупые поступки, способные привлечь к себе внимание. Как назло, попутки не останавливались. Пока я ловил такси, мимо проехало штук восемь милицейских автомобилей, и мне казалось, что все сидящие в них пристально смотрят на меня. И всякий раз мое сердце разгонялось до ритма хард-кора. Померещилось даже, что все это спланированная акция, и либо Макс, либо Саша сдали меня, чтобы самим откупиться от ментов…

В общем, я круто параноил. Подозреваю, что, когда передо мной остановился спасительный «хачмобиль» с добродушным, но совершенно не знающим Москву азербайджанцем за рулем, я был светло-серого цвета. Не торгуясь, я согласился на не по-божески заломленную цену и буквально упал в салон грязной «вазовской» развалюхи восемьдесят второго года выпуска. Ехали мы долго, и всю дорогу я задавал себе вопрос: зачем мне все это надо и не стоит ли отказаться от дурацкой затеи, пока не поздно?..

Едва добравшись до дома, я сразу распечатал Playboy, и со страниц гламурного глянца посыпались маленькие белые пакетики. Восемь штук. Я вскрыл один и сделал на стеклянном кухонном столе гигантскую белую дорогу. Вынюхал и почувствовал, как у меня немеют нёбо и горло. И через несколько секунд забылись все страхи и тревоги. Я включил музыку и, пританцовывая в ритм, стал ждать тебя с работы. Вспомнился Винсент Вега из «Криминального чтива», где он прогуливался в танце по квартире миссис Уоллес в исполнении несравненной Умы Турман. И вот я, точно так же пританцовывая, перемещался по нашей квартире под легкий «хаус» диджея Санчеса. А тебя все не было и не было. В ожидании я еще пару раз приложился к содержимому пакетика. Меня так расфигачило, что я уже возомнил себя героем «Лица со шрамом» Тони Монтано. Мне захотелось высыпать весь кокаин на блюдце и поставить его перед собой на столе. Так я и поступил. В спальне надел шикарную черную рубашку Prada с огромным воротником и подходящие к ней джинсы. Сел за стол, скрутил из стодолларовой бумажки трубочку и нюхнул прямо из блюдца. В какой-то момент мне поплохело, показалось что меня сейчас вырвет, но я сдержался. Посмотрел в зеркало и сказал самому себе: «Тони Монтана, ты плохой человек!» А потом я выстрелил в свое отражение из воображаемого пистолета.

В этот момент раздался звонок в дверь. Меня охватила паника. Вместо того чтобы просто пойти и посмотреть, кто там, я стал бессмысленно носиться по квартире, пытаясь припрятать или хотя бы замаскировать приобретенное «хозяйство». Я совершенно не понимал, что делать, и поэтому тупо метался туда-сюда с этим чертовым блюдцем. В итоге часть белого порошка просыпалась на ковер в гостиной. Это повергло меня в шок. Я поставил блюдце на телевизор и принялся соображать как быть. А в дверь продолжали трезвонить. Понимая, что все зашло слишком далеко, я взял себя в руки и ровной походкой направился к входной двери.

Посмотрев в дверной глазок, я увидел тебя. Паника сменилась искренней радостью. Я тут же открыл дверь и бросился тебя обнимать. Я тараторил: «Фух, как же здорово, что это ты! Как же я перепугался… Но это ты, и это ОТЛИЧНО!»

Ты посмотрела на меня с укором. Положила сумочку на полку, сняла туфли и пошла в ванную. По пути бросив: «Хоть бы нос вытер…»

Я посмотрел в зеркало и понял, что кончик моего носа и подбородок в белом порошке.

«Эх, Тони Монтано, Тони Монтано…» – подумал я, и мне стало так легко, что я пошел в зал и сделал музыку погромче.

Какие у нас были планы на ближайшие два дня? Ну, пройтись по клубам, хотя бы в первый день, что для начала казалось вполне логичным, но это было невозможно. Таскаться по ночному городу с таким количеством наркоты в карманах – это самоубийство. А самым сложным в этой затее оказалось то, что мы должны были взять с собой Лоскута, который стопроцентно не прошел бы ни один московский фейсконтроль. Поэтому клубы отпадали. Приходилось смириться с тем, что двое суток мы проведем дома. В лучшем случае, утром второго дня можно попытаться выбраться в кафе, чтобы не сойти с ума раньше положенного времени. Мы набросали нечто вроде расписания. Сначала решили хорошенько потанцевать. Чтобы вусмерть утомиться. Потом поболтать, обсудить все грядущие планы. Причем конкретно, с листочком бумаги и карандашом. После – опять потанцевать, а потом опять поговорить… вот такой план. Более насыщенным и разнообразным сделать его нам не удалось.

Пришел Лоскут. Когда он позвонил в дверь, вновь накатила волна паники. Только теперь по квартире носились два «тони монтана». Когда мы все-таки смогли открыть хакеру, то не удержались от смеха – Лоскут выглядел феерично. В сером плаще – из тех, что носят, как мне раньше казалось, исключительно эксгибиционисты, пугающие своими причиндалами малолеток в парке, а из-под плаща виднелся старый спортивный синтетический костюм. Такие были очень популярны в начале девяностых. Лоскут был в здоровенных очках – откровенная подделка на прошлогоднего Armani, с гигантскими эмблемами на дужках, ну а завершала образ здоровенная деревянная шпага, обмотанная фольгой и украшенная пластмассовыми рубинами. С такими любят носиться по лесам толкиенисты, распугивая грибников.

– Ты чего так вырядился-то? – не удержался я.

– Как? – не понял Лоскут.

– Ну… очки, плащ, треники, шпага… Смешно. Мы захихикали.

– Очки – потому что наркотики на глаза влияют. Не хочу, чтобы меня потом забелили. Костюм спортивный – чтобы удобно было. Мне тут у вас два дня валяться. Ну а плащ – потому что шпага, – ответил Лоскут крайне деловито.

– А шпага-то зачем? – не унимался я.

– Ну а чем мы будем от всякой нечисти защищаться, если не дай бог повстречаемся? Если у тебя не будет ЗДЕСЬ «предмета», то и ТАМ он из ниоткуда не возникнет! Ты думаешь, что это просто палка? В мире сновидений она может стать весьма эффективным оружием. Ведь ни я, ни вы – мы не знаем, что нас ждет. Скорее всего, это тщательно охраняемая территория, и стена – лишь первая из нескольких степеней защиты.

Лоскут был невыносимо серьезен. Я забрал у него шпагу и потащил в зал, где его уже ждало блюдце с кокаином. Лоскут недоверчиво посмотрел на сооруженные для него две небольшие дорожки, как будто думал: «А не отказаться ли, пока не поздно?» Но потом вздохнул и втянул в себя через трубочку белый порошок.

Первое знакомство с кокаином произвело на Лоскута сильнейшее впечатление. Он сначала охал и ахал, громко всасывая воздух в легкие и пытаясь почувствовать, как кислород проходит через замороженную носоглотку, потом вдруг зашагал из угла в угол, поднимая и опуская руки. Я прибавил громкость музыки в надежде, что Лоскут поведет себя более позитивно. Ну, например, начнет пританцовывать. Но стоило мне сделать музыку погромче, как он плюхнулся по-турецки рядом с нами и вдруг принялся, активно жестикулируя, выкрикивать историю своей жизни. Что в школе он был победителем математической олимпиады, что долгое время у него был страх общения с людьми, но он много работал над собой и в результате научился хотя бы приветливо здороваться со знакомыми. Что поначалу увлекался книгами Эдгарда Тола и вырабатывал у себя позитивное сознание, а потом даже, стараясь избавиться от комплексов, примкнул к пикаперам, сообществу парней, которые борются со своей зажатостью посредством знакомства с девушками в общественных местах. Но стать настоящим пикапером у Лоскута не вышло – очень уж стеснялся подходить к посторонним людям. После нескольких жестких посылов куда подальше со стороны интересных ему объектов, он бросил это занятие и ушел в жуткую депрессию. Заперся в своей комнате и засел в Интернете.

В глобальной Сети он познакомился с неким Сергеем Издубны – странным человеком, непонятно как сколотившим себе приличное состояние еще в начале девяностых и потратившим почти все эти шальные деньги на создание клубов сновидений. Этот самый Сергей нанял десятки аналитиков и открыл по всему СНГ сотни таких клубов, куда люди приходили и просто-напросто рассказывали свои сны. Сны записывались и тщательно анализировались. Аналитические записки стекались к Сергею, который, словно чокнутый профессор, почуявший близость великого открытия, почти на год закрылся в своей лаборатории и засел за изучение выводов сильнейших психологов постсоветского пространства. Каково же было удивление Сергея, когда он вдруг обнаружил, что незнакомым людям зачастую снятся одни и те же места, одни и те же персонажи, схожие события. Что иногда они видят во сне других сновидящих, которые, в свою очередь, видят их…

В общем, чем глубже он копал, тем больше появлялось вопросов. Получая все новые и новые крупицы знаний, он создал и систематизировал концепцию пространства сновидения. Именно он ввел в обиход этот термин – «хакеры сновидений», поправил и упростил разрозненные практики осознанного сновидения, именно он научил Лоскута путешествию по снам. В своих исследованиях Сергей преследовал в том числе и коммерческие цели – он хотел открыть нечто вроде турбюро и за деньги отправлять желающих в страну сновидений…

Тут мы не выдержали и прервали рассказ Лоскута криками: «Прям как мы! А мы думали, что это полный бред! Вот видишь, человек тоже так сделать хотел! Что дальше? Что из этого вышло?»

Лоскут продолжил. Оказывается, довольно скоро исследованиями Издубны заинтересовались спецслужбы. Шутка ли – ведь если существует некое единое пространство, в которое могут попадать сновидящие, то в этом пространстве можно найти любого спящего! Например, Усаму бен Ладена. И воздействовать на него. Даже убить… Если это правда, то, конечно же, подобные технологии должны находиться у спецслужб, а не у простых смертных. Сначала они пытались Сергея купить, потом давить на него, но Сергей понял, что ситуация складывается нелучшим образом, и выложил большую часть своих исследований в Интернете, в открытом доступе. Чтобы тайны перестали быть тайнами, и у всех желающих были равные условия. Через какое-то время ФСБ поудаляло многое из его открытых статей, но далеко не все. Статьи успели размножиться и осели на различных иностранных серверах. К сожалению, сохранившиеся сейчас материалы – наиболее «попсовые» из написанного и в основном касаются общих вопросов. Ну а Сергей пропал. И числился без вести пропавшим почти два года, пока его не нашла родная сестра в провинциальной психиатрической лечебнице. Мозг Сергея был абсолютно «чист». Как белый лист. Или как деревяшка. В нем не сохранилось никакой информации. Издубны не мог говорить. Не узнавал никого. В общем, превратился в овощ. Таким его доставили в психушку, подобрав на дороге, бредущим в неизвестность по обочине. С тех пор его состояние не изменилось. Инвалид, живет на попечении у сестры. Что с ним произошло, никто не знает, но поговаривают, будто это спецслужбы в отместку «стерли» его… А может, он решил проникнуть в запретную зону и на свою беду повстречался там с олли или летунами. И именно эти твари «поработали» над ним.

Лоскут вздохнул. А нам стало не по себе, и я быстренько соорудил еще несколько дорожек. Перспектива столкнуться лбами со спецслужбами отнюдь не радовала, но, здраво рассудив, мы поняли – мы им не нужны. Мы же так, любители. Если кто и интересен для ФСБ, так это Лоскут и прочие продвинутые хакеры. А раз Лоскут сидит перед нами, живой и здоровый, то бояться, пожалуй, нечего. Либо ОНИ отыскали другой, более перспективный путь для изучения мира сновидений, либо разочаровались в этой теории и закрыли проект.

Подошла наша очередь рассказывать, и мы наперебой поведали Лоскуту историю нашего знакомства.

…Небо было, как размазанная по шершавой бумаге акварель. Точно помню, что в нем присутствовали оттенки фиолетового. Словно кто-то случайно разлил всевозможные краски по облакам, а потом попытался исправить оплошность и удалить краску сухой кистью, но вышло еще хуже – получился полный авангард, беспорядочное смешение цветов и оттенков. Будто мы не на Земле, а на Марсе каком-нибудь. Или на Венере.

Я стоял под этим небом, на крыше, и курил. Зачарованно смотрел вверх и молчал. Вообще-то я нарушил кучу правил: выходить на крышу не разрешалось, а уж курить там и вовсе было запрещено строжайше. Но разве это могло остановить творческого человека, который увидел сквозь щелку в жалюзи такую красотищу в небесах?.. Потом, правда, в газетах писали, что вся эта цветовая какофония была вызвана аварией, спровоцировавшей выброс аммиака в атмосферу (вот откуда сходство с Венерой!), но в тот момент причины небесного буйства красок меня ничуть не интересовали. Тогда я работал на одно рекламное агентство, из офиса которого можно было попасть на эту крышу. Иногда, летом, мы по-тихому выбирались наверх, сидели, пили пиво и беседовали о том о сем. В тот вечер я задержался на работе допоздна. И остался в офисе совершенно один. И вот я стою на крыше, курю Kent и вижу, что на балконе дома напротив стоит симпатичная девушка, смотрит на небо и точно так же курит. Чуть позже мы оба поняли, что с интересом наблюдаем друг за другом. Я помахал ей рукой. Она помахала в ответ. Я начал жестикулировать, будто пытался общаться с инопланетянами, виновными в этом цветовом безумии. А может, я просто показывал ей, что она сама как инопланетянка, а я всего лишь хочу установить контакт с ней. В общем, минут через десять обмена непонятными сигналами я предложил спуститься вниз и познакомиться поближе. Она не отказалась. Внизу меня ждало милое двадцатилетнее создание с большими пухлыми губами и серыми умными глазами. Тоненькое и грациозное. Это была Ты. Помню, что одет я был вовсе не для знакомства с девушкой своей мечты – в кофту Adidas с капюшоном и кеды, да и был я лохмат. Ты же выглядела как модель с обложки журнала. Но почему-то эта разница нас не смутила.

– Привет, – сказала ты.

– Привет, – ответил я.

– Хорошо там, на крыше?

– Да. Гораздо лучше, чем внизу. Только немного одиноко. Но это терпимо.

– А почему ты там один?

– Ас кем мне быть? Я в принципе большую часть времени один.

– Будь аккуратнее.

– Да там безопасно.

– Нет, я про другое. Одиночество затягивает. – Ты посмотрела в мои глаза, и мне показалось, что ты ищешь в моем лице ответы на свои вопросы.

– Хочешь, пошли вместе на крышу. Пока эта красота не закончилась.

– Пошли…

На лифте мы поднялись в наш офис. Потом еще двадцать ступеней вверх – и вот мы вышли на черный гудрон. Нарушив еще одно, главное, правило: в каблуках на крышу выходить запрещалось строго-настрого. Тонкими острыми каблуками можно было продавить мягкую кровлю и нарушить гидроизоляцию, и тогда во время дождей офисы затопит по самую крышу. Мы встали рядом у края и молча смотрели на небо.

А потом я вдруг сказал: «Подожди, я сейчас». И убежал.

Через минут десять я вернулся с маленьким розовым тазом, раздобытом в подсобке, и кольцом, собранным из коктейльных трубочек. В тазу была разведенная водой жидкость для мытья посуды, которую уборщица оставила в женском туалете.

– Смотри! – Я окунул кольцо в пенную воду, а потом взмахнул им. Вырос здоровенный мыльный пузырь. Толстым увальнем, медленно и неуклюже, морщась и вздыхая, он пролезал сквозь узкое для него кольцо. Пузырь-толстяк посмотрел по сторонам, блеснув перламутровыми боками. И, отделившись от моего нехитрого приспособления, поплыл над крышей в сторону особенно фиолетового облака. Похожий на неведомую планету, сорвавшуюся с орбиты и летевшую сквозь газовые туманности навстречу неминуемой гибели.

– С ума сойти… Так красиво…

– Попробуй. Это просто.

Ты запустила в небо еще один мыльный пузырь. Потом еще один… А я соорудил второе кольцо, и мы стали пускать их вместе. Небо стало гаснуть, вот-вот совсем стемнеет. Я хотел взять у тебя кольцо, но почему-то взял тебя за руку. Как-то так вышло, что мы оказались совсем близко, и как-то так получилось, что через мгновение я уже целовал тебя в губы и сходил с ума от их вкуса. И почему-то ни ты, ни я не хотели прекращать поцелуй, который становился смелее и смелее, и вот я уже целую твою грудь, жадно и немного зло… А ты кусаешь меня за ухо, а потом мы падаем на черный гудрон и занимаемся громким, совершенно бесстыдным сексом, нарушив очередное правило внутреннего распорядка…

Вот такая история знакомства. Это судьба. Точно вам говорю.

Мы замолчали. Лишь музыка. Мы сидели втроем неподвижно, на разбросанных по ковру подушках, и слушали музыку. Странное чувство охватило нас, какое может появиться только после того, как незнакомые люди разоткровенничались о чем-то очень интимном и превратились в знакомых, а может быть, даже в друзей. Я почувствовал тепло в душе и понял, что на самом деле у нас сложилась очень неплохая компания. Возможно даже, самая подходящая для подобного путешествия.

Потом мы снова нюхали кокаин и болтали. Делились всякими историями – из тех, что рассказывают взахлеб, а слушают, затаив дыхание. Я признался, что в середине девяностых чуть было не стал бандитом, форменным отморозком, но что-то щелкнуло в космических часах, и я ушел из «бригады», был принят на радио, в рекламный отдел, да так и остался рекламистом навсегда. А Лоскут поведал о загадочных летунах – странных созданиях, которые охраняют запретные участки пространства сновидения, о том, что встреча с ними может закончиться весьма плачевно. Летуны похожи на летающие тарелки – этакие приплюснутые сферы. Несмотря на то что с виду они кажутся неодушевленными предметами, многие считают, будто это живые существа, своего рода чужая форма жизни. Их и им подобных еще называют неорганиками. Если видишь такую штуковину, надо сразу же просыпаться. Они могут покалечить или даже убить. Были случаи, когда они вступали в контакт с хакером и всего лишь предупреждали о том, что тот забрался слишком далеко. Но чаще летуны атакуют без предупреждения. И хакеру приходится немедленно просыпаться. Задержка хоть на мгновение может привести к обмороку и даже частичной потери памяти. Летун зависает над сновидящим, и тот чувствует, как страж запретных зон вытягивает из него энергию. Если не проснуться в ту же секунду, можно очутиться в положении Сергея Издубны… точнее говоря, не проснуться никогда.

За несколько часов такого вот интенсивного общения мы очень многое узнали о мире сновидений. Фактически, наша беседа была чем-то вроде ускоренного тренинга перед выходом в космос. Лоскут вбивал в нас информацию про тот мир, что нам предстояло увидеть через пару десятков часов. Сознательно он это делал или нет, непонятно. Но информация была определенно очень важной. В отличие от Лоскута, мы по большей части травили байки про свою жизнь. Самые различные истории из работы и личной жизни. Особое место занимали истории о путешествиях. Ты рассказывала о своей жизни в Милане, где провела немногим больше года, а я о том, как чуть было не подрался из-за тебя с якудза в ночном клубе в Токио.

Признаться, мы всегда очень любили путешествовать. Выезжали куда-нибудь не меньше трех раз в год. И к выбору цели следующей поездки подходили очень основательно. Нас не интересовал тупой пляжный отдых, хотя и ты, и я всегда любили море. Нам крайне важны были атмосфера, энергетика места. Новые впечатления и новые люди. Мы рассказывали, как буквально влюбились в Барселону, как уезжали оттуда с твердым желанием вернуться и остаться там навсегда. Про то, что дух свободы, царящий на улицах этого чудо-города проникает в сердце вместе с соленым, пряным ветром Рамблы. И его уже невозможно вытравить. Побывав в Барселоне однажды, ты меняешься навсегда.

Лоскут слушал с интересом. Он никогда не выезжал дальше города Дмитрова, где у него жили родственники. Осознанные сновидения ему заменили путешествия. Мне, правда, казалось, что подмена эта весьма сомнительная, ведь, попадая в какой-нибудь далекий уголок мира, ты получаешь свежую информацию извне, а путешествуя по снам, ты хоть и тоже черпаешь информацию, но хоть и из глубин все же – из себя самого. Это как вода в бассейне с хорошей системой очистки. Да, купаться можно, но она никогда не заменит настоящую реку. Да, одна и та же вода, но сколько бы ее ни гоняли через фильтр, все равно не то… Хотя мне ли не знать, какими интересными и красочными бывают сны. К сожалению, наша реальность очень редко бывает похожа на сон. Так редко, что о подобных случаях вспоминаешь лишь тогда, когда организм сам требует вызвать забытое и обсудить. Как сейчас, например.

Чем больше мы нюхали «кокос», тем медленнее работал мозг. Через пару-тройку часов наступил полный тупняк. Никто ничего уже не рассказывал. Мы просто сидели напротив друг друга и шмыгали носами. Стало понятно, что пришло время амфетаминов. Этот адский порошок проникал в нос, вызывая крайне болезненные ощущения. Саша не соврал – дурь была чистой. Такой, что на мгновение показалось, будто от зуда у меня вывалятся глаза. Потекли слезы. Мы схватились за свои носы и заметались по комнате. Если б не моя дурацкая теория про разбег, то я ни за что не стал бы употреблять эту гадость, да еще с тобой и Лоскутом. Нет ничего страшнее и омерзительнее «фена». Мало того что он выжигает носоглотку, так еще и депрессивные отходняки после него такие, что мысль о самоубийстве – это блеклый фон для куда более ужасных разрушительных мыслей. Однако действует эта гадость безотказно. Едва жжение прошло, я почувствовал, как мой разум вновь наполнился неведомой силой. Вернулись ясность ума и энергия. Такие же метаморфозы произошли и с тобой, и с Лоскутом. Мы опять оживленно заговорили.

Я слышал, что все наши революционеры – Ленин, Троцкий, Сталин – были заядлыми амфета-минщиками. Именно поэтому они спали по два часа в сутки и обладали невероятной работоспособностью. Однако с психикой у них творились полнейшие нелады. А самым ярким доказательством активного употребления ими амфетаминов были даже не эти адские работоспособность и активность, а бесконечная прогрессирующая паранойя – верный спутник любого, кто решится поиграть со стимуляторами. В фильме Брайана де Пальмы «Черная орхидея» четко показано, как один из главных героев, подсев на амфетамины, маниакально, без еды и сна, расследует преступление, как он постепенно превращается в оголенный нерв. И это тридцатые годы!

Еще я читал, что американцы дают амфетамины своим летчикам. Конечно, в мизерных, скрупулезно выверенных дозах, но, думаю, «фен» имеет непоследнее отношение к бесконечным синдромам, мучающим бывших военных.

А первый пик употребления этого зелья пришелся на начало прошлого века. Люди с активной позицией при помощи подобных препаратов добивались в жизни большего. Однако и платили за успех большим: жесткой депрессией, паранойей и одиночеством. По слухам, Маяковский грешил дружбой со стимуляторами, поэтому и погряз в проблемах с психикой.

– А Гитлер? – спросила ты. – Он, по ходу, тоже на них сидел.

– Гитлер… не знаю. Про него я ничего подобного ни в Интернете, ни в литературе не встречал. По-моему, он от рождения был немного не того.

Только сейчас я заметил, что моя нога вот уже несколько минут отбивает ритм музыки. Поменял диск – поставил что-то более быстрое и жесткое. Какой-то микс иностранного диджея в стиле «электро» и «прогрессив». Диск нам подарили на одной из вечеринок, которую организовывало наше рекламное агентство под спонсорством табачного бренда. Вечеринка, помнится, была унылым говном. А вот дисочек оказался очень даже ничего. Стоило мне поменять музыку, как ноги сами пустились в танец. Сначала это было просто ускоренное, ритмичное перемещение по квартире, но потом, неожиданно для себя, я понял, что танцую по-настоящему, размахивая руками и подпрыгивая. Рядом со мной точно так же прыгали ты и Лоскут. На лицах у обоих застыли широченные улыбки, вы лучились позитивом и счастьем. Мне показалось, что я попал на седьмое небо и, пожалуй, до рая уже недалеко. Так легко было и так радостно! Танцевали мы минут сорок без перерыва. Пока, уже подуставший, я не стал различать, что к нашей музыке примешиваются посторонние звуки. Плюхнувшись на пуфик, я прислушался. Оказывается, какая-то сволочь (видимо, соседка снизу) настойчиво барабанит по батарее, требуя сделать музыку потише и не скакать по полу. Не хватало еще незваных гостей в милицейской форме, так что я разумно убавил звук. Уменьшение децибелов подействовало на вас магическим образом. Вы тут же плюхнулись на пол, на подушки. Никто уже не мог разговаривать. Внутри образовалась угнетающая пустота. И эта пустота ширилась с каждой секундой. Необходимо было нюхнуть еще.

Я посмотрел на часы и обнаружил, что уже два ночи, а это значит, что мы зажигаем семь часов. Впереди еще долгие полтора дня мучений, а то и больше. Чтобы немного прийти в себя, мы сделали еще по две дорожки.

Если первые семь часов нашей пати были насыщены информацией и разговорами, танцами и эмоциями, то последующие десять оказались ужасны. Ни о каких разговорах мы уже и не помышляли. Просто периодически кто-то из нас вставал, раскатывал порошок по стеклу, и мы нюхали. На время нам становилось легче. Мы даже отбивали ритм музычки по коленкам или просто дирижировали пальцами в воздухе. Но вскоре опять накатывала хандра и пустота. И казалось, что спасти от пропасти могут лишь наркотики. Передвигаться по квартире стало сущим мучением. Ноги стали ватными, а все движения как у лунатиков. Но мы продолжали употреблять – в надежде, что нам вот-вот станет лучше. Очень хотелось вернуть именно то состояние, в котором мы пребывали в начале пати. Но это было невозможно. Мозг был словно выжатая губка. И те крупицы допинга, что мы кидали в него, как в раскаленную топку, оказывались всего лишь тоненькими хворостинками, вспыхивавшими и сгоравшими мгновенно, создавая призрачную иллюзию горения. Часов через двенадцать этого ада я с ужасом обнаружил, что у нас закончился и амфетамин, и кокаин. Мы совершенно незаметно для себя сдолбали космическое количество дури. Еще я заметил, что дышать становится все труднее. Опять накатила паника. Подумалось, что если я сейчас прекращу нюхать, то у меня заклинит легкие, и я умру. Мысль была нелепая, но тогда подобный исход казался вполне правдоподобным. Вдруг четко представилось, как мои легкие, под завязку набитые белым порошком, останавливаются, а я, охваченный смертельным ужасом, тщетно хватаю ртом воздух и умираю. И если вдруг мне сделают вскрытие, чтобы установить причину смерти, то внутри, вместо легких, найдут нечто похожее на барабан стиральной машинки из рекламы «Калгона», барабан, убитый неимоверным количеством известкового налета, образовавшегося после использования «плохой» воды.

Мне стало жутко. В голове мельтешило бесчисленное количество мыслей, и все были только об одном: кокаина больше нет. И тут меня озарило. Я вспомнил, как просыпал порошок на пол, когда ты звонила в дверь.

– Эврика! – воскликнул я. – Я знаю, что нам поможет!

Я вскочил и принялся ползать на четвереньках по залу, отыскивая среди прочего мелкого мусора белые крупинки. И, как оказалось, таких крупинок было немерено. Вооружившись коктейльными трубочками, мы с Лоскутом, словно сверхточные роботизированные пылесосы будущего, находили и всасывали в себя кристаллики кокаина. Уверен, что большей частью это был вовсе не кокаин, а пыль. Но сама мысль о том, что мы нюхаем именно «кокос», немного успокаивала. Ты не присоединилась к нашему безумию. Буркнув нам, что мы выглядим уродами, ты ушла в другую комнату и залезла в Интернет.

Нас неумолимо отпускало. Хотя внутри по-прежнему, расширившись и поглотив большую часть организма, зияла огромная черная дыра. Заполнить которую больше было нечем. Да и невозможно заполнить черную дыру, ведь я прекрасно знал, в какую игру играю. Чрезмерное количество принятых веществ давало о себе знать – у меня тряслись руки, а сердце колотилось так, будто вот-вот вырвется наружу. Я выглянул в окно – оказывается, уже вечер следующего дня. Мы тусовались больше суток. Накатывала беспросветная тоска и депрессия. Возможно, нечто подобное испытывают животные, приносимые человеком в жертву ради пользы науки. А чем мы отличаемся от животных? Мы с тобой – Белка и Стрелка. Отважные первопроходцы, погибшие во имя покорения космоса человеком. Кто-нибудь спросил у них, хотят ли они войти в историю? Кто-нибудь поговорил с ними по душам, узнал их чаяния и мечты? Нет. Кто-то решил за них, что им судьба лететь в бесконечную черную полночь и сдохнуть там от холода и нехватки кислорода. Так и я. Так и ты. Так и Лоскут. Мы Белки и Стрелки. Туповатые, жизнерадостные собаки с лаичьими хвостами и щенячьими восторгами, если нас погладить по голове. Нас запускают в космос. Мы сами себя запускаем в космос. Но разве мы спрашивали самих себя, надо нам это или нет? Мы просто плывем по течению. Потому что в этом смысл истории. Последовательность событий не должна нарушаться. Ты можешь, конечно, попытаться и откосить, но история все равно сделает петлю и возьмет свое. Она догонит тебя и растопчет. И ты будешь лежать, размазанный по асфальту, на котором незнакомые дети почему-то нарисовали именно твои мечты… А красное пятно из-под твоей головы будет расти, увеличиваться, становиться все больше и больше. И рисунки домов и счастливых родителей будут исчезать под ним. И сам ты будешь постепенно исчезать. Кто ты? Ты – глупая собачка-космонавт. Твое предназначение выбрано за тебя и записано на Древе Судьбы на далеком тропическом острове. Всю свою жизнь ты копил знания и эмоции, чтобы однажды решиться на абсурдный поступок, на который способен только ты, – отправиться в Сад Сирен. Так чего ж удивляться, когда, взлетев высоковысоко, став первым астронавтом, ты вдруг понимаешь, что твой корабль летает только в одну сторону. И впереди тебя ждут только холод и пустота…

Невеселые мысли, видимо, обрушились не на меня одного. Ты уже давно в другой комнате с грустным видом сидела в ЖЖ, читая чужие дневники. Лоскут вообще впал в ступор. Для него этот трип был первым в его жизни, и очевидно, что сейчас ему действительно хреново. Он сходил в туалет, и его раза два вырвало. Очень громко. Звуки, издаваемые Лоскутом, заставили меня залезть в кресло и накрыться с головой мягким пледом, привезенным когда-то мамой из Бельгии. Как только я спрятался от мира под уютным легким одеяльцем, стало много лучше. Будто вокруг нет вообще ничего. Будто мир сузился до тесного, но уютного пространства, ограниченного пледом. Так я просидел, укрывшись от всех, примерно час.

О чем думает человек, за сутки принявший такое количество стимуляторов? Ни о чем. Едва я спрятался в кресле, накрывшись с головой, меня безудержно потянуло в сон. Но заснуть я не смог. Это очень странное состояние, когда организм измотан, измочален до предела, когда он только о сне и мечтает, – но, увы, заснуть не судьба. Спать ему не даст ни воспаленный мозг, который беспрерывно, лихорадочно крутит в полнейшем хаосе обрывки мыслей, ни сердце, которое, дергаясь в судорогах, как перегретый двигатель автомобиля, с бешеной скоростью гонит по организму воспаленную кровь. И ты чувствуешь себя форменным овощем. Потому что не можешь даже думать. Ты можешь только ощущать в себе все эти неприятные процессы.

Но крупицы сознания во мне все же оставались. Спустя некоторое время я вспомнил, ради чего мы, собственно, мучаемся. И мне стало страшно: а если кто-нибудь из нас сумеет-таки заснуть раньше других? Просто отрубится, без всяких техник. И тогда все зря. Я выполз из своего укрытия и предложил всем собраться в одном месте. Чтобы приглядывать друг за другом. Как только кто-то из нас почувствует, что засыпает, мы все попробуем отправиться в осознанное сновидение.

Мы расположились в зале. Лоскут, которого бросало то в жар, то в холод, сидел на пуфике и пытался смотреть телевизор без звука, чтобы хоть как-то отвлечься. Ты прилегла на диван и грустно смотрела в одну точку.

– Все в порядке? – спросил тебя я.

– А ты как думаешь… Конечно же я не в порядке. Но разве что-то изменится от этого…

Я предложил посмотреть фильмы. И, не дождавшись реакции, поставил в DVD-проигрыватель диск с «Завтраком у Тиффани».

Кино отличное, но моментами чрезмерно сентиментальное. На эпизоде, когда героиня Одри Хепберн выбрасывает на улицу кота, у меня на глаза навернулись слезы. С такой растрепанной психикой нельзя смотреть грустные умные фильмы. Поэтому запланированную «Касабланку» я заменил на «Лицо со шрамом». За «Лицом» последовали «Кокаин» с Джонни Деппом и «Отступники» Скорсезе. От затяжного киносеанса реально трещала голова, а сон все не шел. После «Отступников» я поставил длиннющую и унылую «Трою» – в надежде, что от исторического пафоса нас уж точно сморит дрема. Увы. Уже и Ахилла ранили в пятку, а глаза все не слипались. Вернее, как я и говорил, организм смертельно хотел спать. Но не мог. И когда я в отчаянии загрузил диск с «Залечь на дно в Брюгге», отличным фильмом с Колином Фаррелом и Ральфом Файнсом, послышался твой голос:

– Все, я больше не могу. Кажется, я в состоянии заснуть. По крайней мере я очень хочу попытаться.

Твои слова стали поистине магическим заклинанием. Едва ты их произнесла, как я подумал, что действительно пора лечь в постель и попробовать. Возможно, тогда все получится. Просто надо попробовать.

Грустный и изрядно потрепанный Лоскут не стал спорить. Мы постелили ему на диване в зале, а сами легли в спальне. Лоскут положил к себе под подушку шпагу.

В качестве «нити Ариадны» решено было поставить музыку. Завели уже ставший постоянным атрибутом будильник. Только на этот раз я поставил сигнал в телефоне, причем выбрал опцию «однократный звонок», чтобы он своей трескотней не вытащил меня из тумана.

Мы легли, и я прижался к тебе. Я чувствовал, как бьется твое сердце, чувствовал, как бьется мое. Жаль, что их биение не попадало в ритм друг друга. Получилась бы музыка. А так – всего лишь тревожное перестукивание.

Заснуть, разумеется, не получалось. За окном светало, наступало утро второго дня. Откуда-то издалека доносился перезвон первых трамваев. Как только я закрывал глаза, меня тут же уносило не в сон, а в очень странное состояние. Мозг лихорадочно и бестолково работал, рождая рваные мысли, больше похожие на бред шизофреника. Я представлял себе водителя трамвая, а через мгновение уж размышлял об изобретателе Тесле и что было бы, если б он не уничтожил свою последнюю работу, – существовали бы тогда трамваи? Или было бы нечто иное? Потом мысли метнулись в сторону, я вспомнил школьные годы, учительницу физики. Мне стало интересно, работает кто-нибудь из моего класса водителем трамвая… ну или просто водителем. Чем вообще занимаются мои одноклассники? А потом сам собой родился вопрос: «Тебе правда это интересно?» – и ответом было: «Нет». Ведь я ни разу не ходил на встречи выпускников. Я знал, что все они стали «тетями» и «дядями», похоронившими зачем-то все свои мечты. Я не собирался быть похожим на них, хотя жизнь отчаянно пыталась подвести меня именно к таким похоронам. Хотел я или нет, но и я становился «дядей». Может быть, чуть медленнее, чем бывшие одноклассники. Но ведь существует же Сад Сирен! Значит, есть возможность прожить жизнь иначе?! Есть возможность спасти своим безумием человеческую жизнь, да и самому стать кем-то большим, нежели безликим офисным работником? Возможность постоянно путешествовать в страну снов – и по фиг, что происходит вокруг, в этой Москве? Внутри меня есть все необходимое, я буду раз за разом доставать изнутри себя нечто нужное в конкретный момент, выкладывать, как драгоценности, на блюдо и любоваться. И жизнь вокруг начнет меняться, приобретая черты тех самых снов…

Вот о чем я думал, пытаясь заснуть, слушая музыку и контролируя дыхание. Но сон не шел. Мне показалось, что ты уже спишь. Показалось, что я все профукал, что вы с Лоскутом уже там, а я хрен знает где… Но ведь будильник не звонил, значит, еще есть время. Я сосредоточился на сне. Стал вспоминать свои видения про Херста. Кто он, этот Херст? Признаться, воспоминания о нем уже затерлись. Теперь история с художником воспринималась просто как сухой факт, как скупая данность, вообще без эмоциональной окраски. Такова особенность происходящего в снах. Как бы тоскливо ни было в сновидении, может быть настолько, что ты даже проснешься в слезах, – но ты и пяти минут не будешь грустить из-за приснившегося, сколь бы тяжким оно ни было.

В отличие от событий, произошедших наяву. Ты знаешь, что сны нереальны…

У нас же сейчас сложилась более запутанная ситуация. Я знал, что Херст реален и что опасность ему угрожает реальная, но все равно на эмоциональном уровне что-то блокировалось, и я не переживал по этому поводу так, как, возможно, переживал бы, обратись ко мне умирающий человек в реальности. Да какая разница? Я принял решение спасти Херста. И потому я здесь. Я почти дошел до Сада Сирен. Поздно сворачивать.

Размышляя так, я вдруг осознал, что уже давно окружающее заволокло дымкой и видимость упала до нуля. Значит, я впадаю в сумеречное состояние, и нужно аккуратно, не переборщив, углубиться в него, не забывая при этом, что спишь, и держать связь с миром.

Связь с миром присутствовала. Я явственно слышал, как музыкальный центр проигрывает диджей-ский микс на тему песни Prodigy «Magic-people, voodoo-people». Но среди множества звуков присутствовал и совершенно посторонний, выбивающийся из общей канвы. Сигнал телефона! Это был сигнал к сбору! Я стал лихорадочно представлять тебя (при этом я автоматически обнял тебя и почувствовал твое тепло под боком) и Лоскута. Лоскут тут же нарисовался мне в виде какого-то солдата-ополченца с огромной, неуклюжей трофейной шпагой. Как и в прошлый раз, туман вокруг меня сразу же начал редеть, но я сосредоточился и полетел вперед. Несся, набрав сверхзвуковую скорость, от которой заложило уши и разболелась голова.

И вдруг меня, будто волной, выбросило к тем самым хрущевкам, где мы встречались в прошлый раз.

Я вылетел откуда-то с такой скоростью, что не сумел затормозить и с размаху врезался в стоящего у полуразвалившегося подъезда Лоскута. Однако Лоскут даже не покачнулся и помог мне встать. Слегка встряхнул за плечи. Тебя нигде не было.

– Все как я и думал, – сказал Лоскут. – Я знал, что ты сможешь добраться сам, а подруга твоя – вряд ли. Придется ее вытаскивать. Жди здесь.

Я ничего не понял, но решил послушаться. Лоскут исчез. А я остался один. Вначале, придумывая разбег посредством стимуляторов, я и сам не понимал, в чем его практический смысл и как мы прорвемся в Сад Сирен. Не понимал до сих пор, пока не остался один.

Начнем с того, что «ждать здесь» было нереально. Вся беда – в лихорадочно работающем мозге, который не собирался оставлять меня на одном месте. Стоило мне сделать несколько шагов к ближайшему подъезду, как меня сразу же перебросило в другой пузырь. Видимо, мысль о подъезде породила новое сновидение. Я оказался возле огромного деревенского дома, где было полно людей. Насколько я понял, шла съемка кинофильма. А дом этот был то ли специально возведенной декорацией, то ли немного перестроенным обыкновенным сельским строением. Собирались снимать новый дубль. Мне помахал рукой оператор, видимо знакомый со мной. Мне пришлось помахать в ответ. Чтобы никто ничего не заподозрил, я зашел в дом и присел у барной стойки. Решил не мешать процессу. Вдруг показалось, что снимают продолжение «Неуловимых мстителей» – уж больно антураж соответствующий. Да и цвета тоже очень киношные – яркие, перенасыщенные. Вроде тех, что выдавал наш кинематограф в доцифровую эпоху. Я попросил бармена – сорокалетнего усатого мужика в классической шелковой барменской жилетке – что-нибудь налить мне. Тот немного удивился моей наглости – заказывать выпивку в бутафорском баре, – но, наверное, решил подыграть и со словами «С вас целковый» – налил в стакан какого-то пойла. Я достал из кармана несколько монет царской эпохи и звонко бросил на барную стойку. Бармен удивился, но монетки аккуратно сгреб в карман жилета.

Налитое в стакан пойло оказалось желеобразным и абсолютно безвкусным. Я отставил стакан в сторону и решил, что раз уж я в своем собственном сне, то могу делать тут все что заблагорассудится. По сути, это мое сновидение и я здесь главный. Эта мысль придала мне определенной уверенности, и я тут же собрался опробовать ее на деле. Я встал со стула и прошелся по съемочной площадке.

За стенкой вовсю шли приготовления. Две хорошенькие актрисы поправляли прически. Одна из них была очень похожа на тебя. Но чем именно – понять было крайне сложно. Внешне вроде совсем другая, но почему-то прямо ассоциировалась именно с тобой, и мне даже на мгновение показалось, что это ты и есть. Я обрадовался было – сам, без помощи Лоскута отыскал тебя! – но сразу же заметил, что эта девушка вовсе не ты, а всего лишь персонаж сна. Как и говорил Лоскут, спрайты отличались от сновидящих тем, что выглядели здесь абсолютно реально. В отличие от первых, которые больше походили на сияющих призраков.

Пока я разглядывал актрис, что-то случилось. Грянул гром, а девушки вскочили и принялись тыкать пальцами в окно. Снаружи стремительно портилась погода. В небе образовывалась исполинская воронка из облаков – ясно было, что над съемочной площадкой назревает эпицентр чудовищной грозы. Такой, что образуется торнадо. Я такого в жизни не видел. Облака быстро темнели и закручивались в устрашающую спираль, в эпицентре которой уже полыхали первые молнии.

Я присел рядом с хорошенькими актрисами и внимательно наблюдал за ними. Они были по-настоящему испуганы. Одна из них, та, что очень походила на тебя, придвинулась ко мне поближе и спросила: видел ли я когда-нибудь нечто подобное. Я ответил, что не видел, а сам продолжил пялиться на ее грудь, которая очень сексуально выглядывала из глубокого выреза деревенской рубашки.

Мне было абсолютно не страшно. Я прекрасно понимал, что все это сон. Более того: меня начало заводить от осознания того факта, что я один в этом месте понимаю, что здесь к чему. Мне захотелось поозорничать, вытворить что-то такое, чтобы показать всем, кто тут главный. Только я никак не мог понять, что бы такое выдумать.

Тем временем грозовой торнадо над нами вдруг прекратил свое верчение, и в самом центре, где недавно мелькали молнии, зажегся луч света. Он, словно прожектором, стал шарить по земле, пока не замер точно над крышей дома, превратившись в подобие неоновой трубки. И по этой трубке заскользили вниз какие-то черные существа.

– Ну уж нет! – громко сказал я. – На фиг мне здесь инопланетяне?

– Инопланетяне?! О боже! Этого не может быть! – заверещали девушки, и та, что была похожа на тебя, испуганно уткнулась мне в плечо.

– Да-да. Это инопланетяне. Как в фильме «Война миров». Мне уже когда-то снился такой сон. Сейчас начнется «стрелялка-убегалка». Не хочу.

Девушка удивленно посмотрела на меня. Она была столь сексуальна, что я не удержался и поцеловал ее.

– Надо бежать… Мы все погибнем… – шептала она.

– Не бойся. Ты со мной…

Вместо того чтобы бежать, я встал, подошел к окну и задернул занавеску.

– Слушай, – сказал я твоему двойнику, – давай лучше займемся сексом!

Недолго думая, я подошел к девушке и снял с нее рубашку. У нее была точно такая же, как у тебя, красивая грудь. Точно такой же формы. Мне подумалось, что это чертовски забавно – заняться сексом с твоим двойником в осознанном сновидении, пока за окном уничтожают мир инопланетные захватчики… Девушка поначалу робко, но потом со все большей страстью ответила на мои ласки. Мы долго целовались, а затем я повалил ее на какое-то подобие дивана. Едва запустив руку ей под огромную, в складках, юбку, я понял, что рядом со мной уже совсем другая девушка. Меня страстно целовала какая-то миниатюрная обнаженная блондинка скандинавского типа. Она была очень красива, но была совсем не похожа на тебя. Произошла какая-то подмена. Будто та актриса не подписала контракт на эротические сцены, и ей на замену срочно вызвали более покладистую дублершу. Нельзя сказать, что я не чувствовал страшного желания, нет, я очень даже хотел эту, источающую прямо-таки космическую сексуальность, девушку. Она точно знала свое дело. Это явно была самая настоящая профессионалка… Но мне отчего-то стало не по себе, я прекратил ласки и отстранил ее от себя.

– Ты не хочешь меня? – спросила она, стыдливо прикрывая небольшую загорелую грудь и хлопая огромными светлыми ресницами.

Не хотеть ее было крайне сложно. Однако меня не покидало ощущение, что я хоть и командую парадом, но кто-то другой, опережая меня, стремительно переставляет фигуры на доске.

– Мне надо идти, – решительно ответил я и двинулся в другую комнату.

Там трехглазые инопланетяне пожирали бармена, разрывая его на части то ли щупальцами, то ли клешнями. «О боже…» – выдохнул я и уселся за барную стойку. Этот пузырь явно не для слабонервных. Один из инопланетян заметил меня и, прищурив один из своих желтых глаз, направился в мою сторону – агрессивный, настроенный поступить со мной так же, как и с барменом.

– Ну уж нет, – сказал я пришельцу. – Вообще-то ты похож на соседского дога. Который только с виду страшный, а на самом деле очень даже мирный и игривый.

Пришелец бросился на меня, но я опередил его и схватил узкий кожаный ошейник. Одной рукой я держал его за ошейник, а другой чесал ему спинку. В руках у меня извивался в конвульсиях удовольствия здоровенный серый дог. Я потрепал его за ухом, и тот, в приступе безмерной благодарности, облизал мне лицо шершавым языком. Этот сон уже утомил меня. Надо что-то предпринимать, иначе Лоскут будет вечно искать меня по бесконечным и бессмысленным пузырям. А я тут буду вечно отбиваться от телок-догов-инопланетян… и мало ли кого еще, кто может тут появиться. Я явно нарушил первоначальный сценарий, а потому можно ждать самых неожиданных сюрпризов.

Я решил вернуться. Но как? Ну, например, просто взять – и полететь обратно.

И я взлетел со своего барного стула. Причем мой взлет был очень похож на старт ракеты. Или на полет Iron тап'а. Короче, стартовал я мегакруто. Вся съемочная группа и атаковавшие их пришельцы мигом прекратили всякую возню и сражение и стояли раскрыв рты. А тот самый знакомый оператор отбросил в сторону крупнокалиберный пулемет и принялся снимать меня, исчезающего в розовых облаках, на камеру. Скорость я набрал космическую, мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы немного затормозить. И хотя я начал торможение практически сразу после взлета, меня унесло далеко-далеко за облака.

Облака были разноцветные и немного напоминали те самые московские, что зависли над городом в день нашего с тобой знакомства. Я попробовал сбросить высоту и оказался внутри облака. Оно тут же стало очень плотным, и я сообразил, что это и есть тот самый туман, который разделяет пузыри. Я ринулся вниз и очень скоро шмякнулся на пустынный океанский пляж. Высоченные волны, вздымаясь в ста метрах от берега, катили ко мне шипящие пенные шапки. Дул легкий ветерок. Царственное спокойствие царило вокруг. Было настолько хорошо, что всему миру было глубоко по фигу… Не могу объяснить словами. Но мне никогда еще не было так умиротворенно.

Я побрел по берегу в надежде встретить тебя или Лоскута. Долго брел. Было совсем не жарко. Судя по всему, сейчас стояло раннее утро; небо затянуто облаками. Я шел по кромке прибоя и, обернувшись, увидел цепочку оставляемых мною следов, которые тут же аккуратно слизывала белопенная соленая волна. Все вокруг очень реально. Я даже чувствовал кожей брызги теплой морской воды. Улетать в другой пузырь не хотелось. Прогуляюсь-ка. Все уже наверняка догадались, что я здесь… И вот я шел и шел по берегу, пока не встретил Сикарту.