Собачий коготь

Глава 11

– Оба. На пол, лицом вниз. Темнота не помешает мне стрелять. Вы оба знаете, что я не промахиваюсь, даже когда в темноте на звук стреляю. Летучие мыши хорошо видят в темноте. Быстро… Быстро…

Они улеглись без суеты, не воспринимая команду «быстро». Но даже движения у них были удивительно синхронные, будто бы с отработанной слаженностью.

– Рукава задрать до локтя, показать, что в рукавах! – приказал я.

Это вызвало смешок первого Чукабарова.

– Андрей Васильевич, в рукавах только шулеры прячут карты. Я лично в карты вообще не играю. Принципиально.

Это тоже была фраза из лексикона настоящего капитана Чукабарова, и я, помнится, раньше слышал ее два или даже три раза. Но и фраза меня не убедила. Настоящий Чукабаров мог говорить эту фразу еще где-то, и клон вполне мог принять ее за стандарт лексикона.

Я обошел лежащих стороной, открыл дверь в соседнюю комнату и, посматривая через плечо, не отрывая взгляда от лежащих Чукабаровых, вошел боком и взял оставленный на столе фонарик. Конечно, лучше бы было использовать фонарик первого Владимира Николаевича, он более яркий. Но мне не хотелось, чтобы кто-то со стороны заметил его луч. Если здесь два Чукабаровых, то вполне может прийти и еще кто-то, хоть третий Владимир Николаевич, хоть трое майоров Лукьянцев, хоть трое охранников с целыми носами в сопровождении троих с носами сломанными. А такой поворот событий мне не был, скажу прямо, совсем уж по душе. Чтобы выдерживать большой бой, следовало бы и вооружение иметь соответствующее. Количественный состав противников меня напугал бы мало, поскольку их боевую подготовку я уже успел оценить на практике. Но воевать с одним пистолетом, тем более наградным, мне не нравилось. Хотя воевать можно даже с простой палкой или с карандашом. У меня в батальоне есть солдат-контрактник, который бросает подряд пять шариковых ручек, и все пять попадают манекену в глаз. И только на шестой случается осечка. Я за собой замечал только три точных попадания. Но я с шариковой ручкой и тренируюсь мало. У меня другие приоритеты и функции – командные.

Я прошелся по комнате, рассматривая двух Чукабаровых. Лежали они тоже одинаково, положив голову на левую щеку. Чтобы чувствовать себя в большей безопасности, я обошел их так, чтобы начать осмотр, глядя каждому в затылок, и в результате сначала подошел ко второму Владимиру Николаевичу. Приставил ствол пистолета к позвоночнику и навел рассеянный рук фонарика на левую руку. Даже под слабым светом рассеянного луча шрамы от укусов кавказской овчарки, там как раз, где был открытый перелом, были видны четко. Удовлетворенный осмотром, я довольно хмыкнул и перешел к первому Владимиру Николаевичу. Ствол пистолета наставил точно так же, как перед этим, и даже надавил и посветил на предплечье. Здесь я не увидел шрамов. И потому, долго не размышляя, сделал рукой круговое движение и обрушил рукоятку тяжелого оружия на специально подставленный под нее затылок. Бил примерно в район мозжечка, зная место, где мозжечок, находящийся достаточно далеко от поверхности, легко пробивается. Первый Владимир Николаевич как лежал без движений, так и остался лежать, только сильно вздрогнул от удара.

Второй Чукабаров сразу сел, сообразив, что вопрос разрешился.

– Я же просил тебя не приходить, – сказал с укором.

– Веревки давай, – потребовал я. – Надо твоего двойника связать.

– Это бесполезно. Он разорвет любые путы. У него сила нечеловеческая.

– Что же с ним делать?

– Час назад я натравил на одного Казбека.

– Казбек пришел с тобой?

– Нет, конечно. Я загнал его в клетку. В городе такая тварь может повести себя как угодно. Пострадают посторонние.

– И что теперь?

– Стрелять тоже нежелательно. Только в крайнем случае. А крайний случай наступит через пару минут. Клоны быстро оживают.

Я понял необходимость. Взял голову первого Чукабарова. Левая рука легла на подбородок, правая на затылок. И резко повернул влево. Хрустнул шейный позвонок.

– Все, – сказал настоящий Владимир Николаевич.

Судя по тому, как по телу клона пробежала судорога, Владимир Николаевич был прав. Может быть, совесть моя и покраснела при этом, но не лицо. Я хорошо понимал, как некрасиво добивать поверженного соперника, но еще лучше понимал необходимость данных действий. А против необходимости все остальное, кроме добровольного приношения себя в жертву, бывает несущественным. Но и в жертву себя я приносить не намеревался. Владимир Николаевич, кажется, тоже. У него было дело важнее, ради которого он, как я понял, и затеял все это. Не из-за собственной безопасности или из-за собственных неприятностей, а из-за дела…

– Нужно уходить отсюда, – предложил я. – Необходимо и тело спрятать. Не знаю только куда. Иначе в морге поднимется переполох, когда на соседних кушетках положат двух убитых дрессировщиков химер. Думаю, они смогут понять, что тела эти идентичны.

– Есть необходимость спешить? – спросил Чукабаров.

– Утром, как он мне говорил, часов в семь, сюда нагрянет следователь по делу о твоем убийстве. Будут проводить по всей форме обыск в квартире. Я точно не знаю, дело об убийстве возбуждено или нет, но доследственную проверку, кажется, проводил районный уголовный розыск. А дело уже возбуждает прокуратура. Следователь подтвердит данные уголовного розыска и передаст материалы в прокуратуру. Дело возбудят без проблем, поскольку на первом теле есть явственные следы насильственной смерти. Правда, следы достаточно странные. Как и следы на снегу. Нужно было тебе хотя бы следы на снегу подмести или смазать. Здесь твое явное упущение. След на снегу – это след для следствия.

– Я не подходил близко. Я управлял Чупакаброй метров со ста. Причем клон тоже пытался управлять и перебивал мои приказы. Но Чупакабры меня хорошо слушаются. Гораздо лучше, чем клонов. А подходить я не стал. Сразу уехал. Это виноват нервный срыв. Ощущение было такое, будто я сам себя убил. Тот, первый клон был ко мне ближе всех. По крайней мере, по мыслям. Но он тоже включился в охоту на меня. По глупости взял с собой Чупакабру, надеясь, что она будет слушаться его. Он выследил меня по моим мыслям. По городу болталось несколько клонов, и все ловили мои мысли. Я должен был себя спасти обязательно, потому что этим я не только себя спасаю, но, может быть, всю страну. И мне даже неважно в этом случае, что со мной будет. Уголовное или какое-то там дело. Меня это мало волнует. Поищут и успокоятся. И пусть второе тело найдут. Это даже хорошо.

– Если найдут второе тело Владимира Николаевича, будет большой переполох. Дело уже приобретет новый оборот, и привлекут кучу дополнительных следователей.

– Мне именно переполох и нужен. Даже серьезный скандал. Боюсь только, что «Химера» сможет все это замять. У НПО очень большие возможности влияния на события.

– Значит, оставляем?

– Оставляем. Но хорошо, что ты предупредил. Я наглухо закрою проход в соседнюю квартиру. Иначе они могут его найти.

– Так, значит, это ты был тогда, когда приезжал Лукьянец со своими парнями.

– Да. У меня было желание тебя предупредить, но вмешаться я не успел. Они вошли. И я вынужден был тихо удалиться.

– Еще вопрос, – проявил я настойчивость. – Ты сказал, что слышал с улицы все, что говорил твой клон? Это тоже телепатия?

– Хуже. Я не знаю, что это такое и как это называется. Это нечто совершенно новое. Вообще-то телепатические сеансы могут осуществляться вне зависимости от расстояния. Между людьми, имеющими, естественно, способности к телепатии. Хоть с одного полюса Земли на другой. Расстояние значения не имеет. У меня таких способностей нет. Я умею общаться только с животными. А это, если научить, могут, мне кажется, все, кто животных любит.

– А с клонами?

– Здесь совсем другая история. Во-первых, это не телепатия как таковая. Просто я слышу их, как слышу собственные мысли. По крайней мере, ощущение такое. Могу подсказать, могу помешать. Могу бороться с их желаниями. Как и они с моими. Но у меня это получается лучше. Однако здесь уже способно вмешаться расстояние. От силы – сотня метров. Потом слышен только тихий шорох мыслей. Знаешь, бывает, в ушах шумит. Например, когда давление сильно повышается. Изредка отдельное слово пробивается. Сто пятьдесят метров, и уже даже шума нет. Насколько я знаю, меня искало несколько клонов с боевыми Чупакабрами в машинах. Все с жестким приказом уничтожить. Искали, как можно понять, по моим мыслям. Желали их услышать. И вот, один услышал. Правда, это для него плохо кончилось. К сожалению, услышал тот, с которым у меня были самые хорошие отношения. Я с ним занимался больше других. Может, потому он и услышал.

– А потом? – спросил я, умышленно не спрашивая, почему его искали и за что хотели уничтожить. Будет необходимость, он сам все скажет. А необходимость эта, судя по всему, уже рядом. Владимиру Николаевичу необходима моя поддержка и помощь.

Я подумал было спрятаться в бригаде. Лаврушкин нашел бы, куда меня спрятать. Но потом подумал, что там меня будут искать в первую очередь. И просто пожалел часовых, которые станут первой жертвой Чупакабр. Солдаты вообще ни при чем, но пострадают именно они.

– Думаешь, наши солдаты не смогут противостоять этим химерам?

– Чупакабра быстра, как молния. Ни одна собака, ни один зверь на свете не сравнится с ней в быстроте. Она даже не двигается, она просто перемещается в пространстве. Каким образом спецам НПО удалось добиться такого эффекта, я не понимаю. Но они сделали это. Ты мне, кажется, рассказывал про хрономагию русских князей?^[17]

– Не помню, чтобы рассказывал, но я знаю, что это такое.

– Так вот, с Чупакаброй происходит нечто подобное. Но это ускорение происходит только в определенные необходимые моменты. В другое время это обычное животное, и, как все кенгуру, довольно неуклюжее.

– Теперь, поскольку ты сам не рассказываешь, задам вопрос по существу. Откуда взялись твои клоны и сколько их?

– Сколько их, я понятия не имею. Трех уже нет. А сколько осталось, никто мне не сообщил. А откуда взялись… Это особая история. Мой клон сегодня уже рассказывал тебе, как я слышал, о подготовке боевых групп химер. Самая сложная химера – это, естественно, Казбек. Он в воспитании сложный. Податливый и восприимчивый к обучению, но своевольный, как все обезьяны. Казбеков пока сумели вырастить только трех. Трех уничтожили в малолетстве, поскольку они оказались непригодными из-за каких-то неточностей при формировании генетического кода. Но есть, кажется, четыре особи, почти готовые к обучению. Каждую боевую группу должны были составлять один Казбек, несколько Чупакабр и проводник. Моим клонам была отведена роль проводников и командиров боевых групп. Исходя из этих задач, им создавались особые организмы, способные к боевым делам больше, чем способен к ним я. Это единственное различие между мной и клонами. Внешне они имеют точно такую же фигуру, как моя, но при этом мышцы у них совсем другого качества.

– На это обратил внимание патологоанатом в морге, судмедэксперт. И смутил таким сообщением твою сестру. А потом Елизавета Николаевна вспомнила вдруг, что у тела в морге не было шрама на руке, как у тебя, и поняла, что дело здесь нечисто. Она позвонила только мне. И я вынужден был сообщить твоей сестре, что ты жив, но твоя жизнь целиком зависит от ее умения молчать. Кажется, я нашел подходящий аргумент.

– Да, чтобы она молчала, нужен аргумент не менее весомый, – согласился Чукабаров. – Хорошо, что ты предупредил меня. Придется ей позвонить. Теперь она не воспримет это как звонок с того света. И не будет истерики. У Лизы, насколько я понимаю, находится моя рабочая тетрадь. А там есть некоторые записи по особенностям дрессировки Казбеков. Там я называю Казбека в единственном числе, и это можно воспринять за кличку собаки. Постороннему это все непонятно. Но мне эта тетрадь нужна, чтобы обновить память и не ошибиться. С Казбеками предстоит серьезная работа.

– Серьезная работа? – переспросил я и изобразил лицом недобрую усмешку, которую в полумраке комнаты все равно рассмотреть было нельзя. – Майор Лукьянец уговорил тебя вернуться к исполнению обязанностей дрессировщика?

– Майор Лукьянец уже никого больше не уговорит. У него сегодня взорвался его рабочий компьютер. Погиб и сам майор, и три охранника, что находились в комнате. А на компьютере майора была завязана вся система видеонаблюдения за периметром НПО «Химера». Чтобы восстановить систему, потребуется не менее трех дней. Значит, у нас с тобой на работу осталось только три дня.

– У нас с тобой на работу… – повторил я. – Я понимаю, что старому товарищу нужна помощь. И я готов эту помощь оказывать. Но я не привык работать вслепую. Я должен знать, что и с какой целью я буду делать.

Владимир Николаевич согласно кивнул.

– Мне в любом случае придется тебе кое-что объяснить, поскольку у тебя, как я помню, есть соответствующие связи, которых нет у меня. Связи для выхода на высокий уровень. На высший государственный уровень.

– Куда? – спросил я прямо. – Выход – на кого?

– Последние инстанции я не знаю. Первично нужен выход на уровень ФСО^[18].

– Серьезно… – констатировал я. – Но и здесь я должен знать, что сказать. Причем сказать так, чтобы мне поверили.

– Это я все тебе объясню. К сожалению, если я сам обращусь туда, меня просто посчитают за сумасшедшего. Меня уже и здесь, в НПО «Химера» объявили сумасшедшим. Там это частое явление. От такой работы люди легко лишаются рассудка. Сначала сделают что-то в пробирке, а потом, когда увидят результат, сходят с ума. На моей памяти, за тот короткий срок, что я там работаю, было три таких случая. Естественно, ни в какой психоневрологический диспансер больных не отправляют. Они носители важной информации. В НПО имеется своя клиника. Больных подлечивают на транквилизаторах, и они даже в больничной палате продолжают работать.

– Давай вернемся к выходу на ФСО, – предложил я перевести разговор на более конкретную тему и не отвлекаться на бытовые подробности жизни в НПО. Об этом можно было бы поговорить и потом, когда все встанет на свои места и я пойму, что мое вмешательство необходимо. – Да, у меня есть старый товарищ, который служит сейчас там. Полковник Ковальчук. Сергей Платонович Ковальчук. Сережа Ковальчук. Добрый и хороший товарищ еще по военному училищу и по первому месту службы. Мы одновременно с ним выпускались из училища, одновременно получали офицерские погоны и начинали служить в одной бригаде. Потом его отец по своим каналам сумел сделать ему перевод. Тогда только преобразовывалось в ФСО Девятое Главное управление^[19]. И набирали много новых сотрудников. Встречались мы с ним в последний раз около года назад. Номер его телефона у меня имеется. Теперь дело, Владимир Николаевич, за тобой. Докладывай суть вопроса, а я уже буду решать, звонить мне или нет…

Мы вернулись во вторую комнату маленькой квартиры Чукабарова, к его письменному столу. И Владимир Николаевич не только занял то же самое место, что недавно занимал его клон, но даже принял точно такую же позу, какую недавно принимал тот. Видимо, при производстве клонов генетики потрудились на славу, им удалось скопировать не только внешние признаки, но даже характерные привычки и модель поведения.

На мониторе ноутбука, вошедшего в спящий режим, была темнота, и Владимир Николаевич сразу пошевелил мышкой, чтобы изгнать из организма компьютера сонливость.

– Фотографии Чупакабры у тебя нет? – спросил я.

– Есть. В отдельной папке.

– Не закрывая первую папку, он открыл другую и показал мне фотографию не слишком крупного существа, может быть, размерами с немецкую овчарку, но с омерзительной клыкастой мордой. Рассматривание Чупакабры удовольствия не доставляло, кажется, ни мне, ни ему.

– Мне иногда жалко их бывает. Они же не виноваты в том, что люди их такими создали.

– Примерно на этой фразе мы и закончили разговор с твоим клоном. Он тоже говорил, что ему их жалко, и тоже обвинял людей, – вспомнил я.

– Удивляться нечему. Клон наделен всем, что есть у меня, включая характер. Единственное, что люди не могут создать, это душа.

– Ты уверен в существовании души? – Я не удивился, я просто задал вопрос, желая узнать его мнение. Впрочем, судя по обилию икон в соседней комнате, в существовании души Чукабаров не сомневается.

– Какой-то врач, не помню точно его фамилию и, честно говоря, даже страну не помню, где это происходило, но читал об этом эксперименте неоднократно… Вспомнил. Это американец доктор Дункан Макдугалл. Так вот, этот врач-реаниматолог создал специальную кровать с весами, куда клал безнадежных больных, ожидая их смерти. И весы фиксировали разницу в весе. В момент смерти разница в весе составляла в среднем около тридцати граммов. У кого-то чуть больше, у кого-то меньше. Но собственный вес душа имеет. Это доказано экспериментально. Кроме того, у меня нет сомнений в правдивости Библии. А в Библии сказано, что Бог, после того как сотворил человека, вдохнул в него Дух. То есть наградил его душой. Наши генетики до Бога, думаю, никогда не дотянутся, и потому создать клон, наделенный душой, не смогут. Вот в этом и разница между мной и клоном. Ну и в физическом развитии, наверное, тоже. У клонов, как я уже говорил, другая плотность мышц. Но испытать их физические возможности пока не удалось. До первой официальной или неофициальной командировки на Северный Кавказ оставалось утрясти какие-то мелкие неувязки с законом. При этом мои клоны официально отправлялись бы не в виде клонов, а в виде живых людей с соответствующими документами.

– Попутный вопрос. Не решающий, но все же важный, – прервал я разговор. – Ты знаешь систему подготовки спецназа ГРУ. В данном случае я говорю о боевой и физической подготовке. Если сравнить возможности твоих клонов и, скажем, офицера спецназа ГРУ… Боевого офицера, не специалиста, а именно боевого линейного офицера, как самого подготовленного представителя рода войск, на чьей стороне будет преимущество?

– Не могу сказать точно, – откровенно признался Владимир Николаевич. – Могу только свою точку зрения высказать. Я на эту тему однажды разговаривал со специалистом «Химеры». Он объяснил мне все просто. Человеческое тело имеет свои значительные ограничения. Причем у каждого тела эти ограничения свои собственные, только ему одному присущие. И невозможно заставить мышцы одного объема и качества работать так же, как мышцы другого объема и качества. Это приведет к скорому износу организма. Если заставить, к примеру, мой клон бежать со скоростью спринтера в олимпийском финале, то он может просто не добежать до конца самой короткой дистанции. Просто умрет. Эта нагрузка не для него. Хотя теоретически создать совершенного солдата, наделенного всеми способностями самого совершенного атлета, можно. Только это будет уже не клон, а искусственный человек. Такие работы ведутся в генетических предприятиях Великобритании и США. Хотя до успеха там пока далеко. Ведутся ли работы у нас, я просто не знаю. Я мог узнать только то, с чем соприкасался непосредственно. Или что-то узнать случайно. Как и получилось со мной, когда мне в рабочий компьютер случайно переслали документы, предназначенные для другого компьютера. Любопытство мое было настолько сильным, что я с документами ознакомился, и в результате вот сейчас здесь, в таком вот сложном положении. Что касается твоего вопроса, могу добавить только то, что я для себя определил, то, что сам заметил. У меня есть определенные навыки боевой подготовки. Служить в бригаде спецназа ГРУ и не иметь этих навыков, невозможно. И мои навыки клоны получили. И все. Остальное – это сложный процесс обучения и тренировок. Ты сам, Андрей Васильевич, знаешь систему. Приходят к тебе в батальон служить новобранцы. Среди них обязательно же есть несколько мастеров спорта и кандидатов в мастера…

– В каждом призыве есть, – согласился я. – Каждый, кто имеет «черный пояс» по карате, считает, что он уже готовый спецназовец. А приходится его «ломать». Это даже сложнее, чем с лыжником или биатлонистом работать. Представители силовых единоборств сами просятся в военкоматах на службу в спецназ ГРУ. Ненужная реклама работает. Но из них сложно сделать настоящих бойцов. Единоборцам трудно поверить, что главное для спецназовца – это умение быстро и неслышно ползать на животе и на спине и не знать усталости при самых сложных марш-бросках. А потом уже применять навыки «рукопашки». Большинству эти навыки применять вообще не приходится. Даже офицерам. Я лично всего однажды применил навыки «рукопашки». Это при том, что, в общей сложности, имею шесть командировок в «горячие точки». Но лучше всего работать с бегунами-стайерами. Эти терпеть умеют лучше других. А драться я сам научу любого.

Владимир Николаевич согласно кивал при свете монитора, соглашаясь с моими словами.

– Вот и клоны пока представляют собой физически сильный, но совершенно сырой материал. А для их подготовки требуются специалисты, которых в НПО «Химера» нет. Значит, сравнивать линейного офицера и клона – это примерно то же самое, что сравнивать того же офицера и новобранца со спортивной подготовкой. Возможность есть, но эту возможность следует развивать.

Я тут же сделал собственный вывод:

– Короче говоря, на Северном Кавказе всех этих клонов просто перебили бы в первую же операцию, – предположил я. – А что стало бы с оставшимися без проводника химерами? Представляешь себе ситуацию, когда эти чудовища остаются без присмотра и управления?

– Ты мыслишь, как мой клон, – сказал Владимир Николаевич. – Я предсказывал такой вариант, но на мои предсказания никто внимания не обратил. Подготовка групп как шла своим чередом, так и продолжалась. Я даже рекомендовал двух проводников отправлять с каждой группой. Однако это оказалось более дорогим удовольствием, чем подготовка взвода солдат спецназа. На меня рукой махнули.

– Это все понятно, но не будем терять время. Итак…