Собаки!

ГОНЧИЕ И БОРЗЫЕ

Всё это враньё, никакой Фараоновой Собаки никогда не было и нет, а, просто, давным-давно в Древнем Египте существовала такая игра. Игра в Фараонову собаку.

Собаки у египтян были всегда, но проблемой кинологии и селекции никто себя никогда не напрягал. Просто, у Фараона была своя собака с иероглифом на ошейнике — Фараонова, у жрецов — жреческие, у писцов — писцовые, у палачей — палаческие, у пекарей — пекарские и так до последнего нищего. Естественно, что Фараонова Собака носила ошейник из чистого золота, а крестьянские, просто обрывок верёвки. И вот, каждую весну, перед началом сева, когда разлившийся Нил возвращался в своё русло, всё мужское население Египта собиралось на берегу, спускало собак с поводков, сбрасывало одежды и, по команде, хохоча, бросалось в тёплые мутные воды. Вылезая из воды, необходимо было с ног до головы вываляться в иле так, что бы стать совершенно неузнаваемым. После чего нагой, покрытый благословенной грязью египтянин должен был схватить первую попавшуюся собаку. Кому доставалась Фараонова Собака — до утра становился Верховным Правителем Голых. Соответственно, кому доставалась собака крестьянина, превращался в крестьянина, ну и так далее. Появлялись голые жрецы, солдаты, художники, сборщики налогов и врачи. Строители, среди которых мог запросто оказаться и подлинный Фараон, строили из глины трон, голые жрецы усаживали на него счастливчика, изловившего Фараонову Собаку, и он принимался судить и миловать, награждать, карать, отдавать приказания, словом, делать всё то, чем занят настоящий правитель. Жрецы колдовали и сплетничали, пекари лепили лепёшки из песка, певцы орали песни, лекари лечили, а строители тем временем лепили из грязи крепость. Фараон посылал армию воинов захватить её. Те разрушали мягкие, скользкие стены, врывались внутрь и возвращались с добычей — кувшинами полными пальмового вина. После чего народ Египта устраивал факельное шествие и праздновал победу. С восходом солнца, измученные играющие смывали ил и глину, разбирали свою одежду, собак и отправлялись спать. Праздник Фараоновой Собаки заканчивался.

Женщины, кстати, участия в этой забаве не принимали. Смотрели с другого берега Нила на перемазанных, беснующихся мужей и говорили, снисходительно усмехались, — Ну, прямо, как дети…

Сицилия это не только апельсины, оливковое масло, анчоусы, мафия и Архимед, но и вулкан Этна, до сих пор таящий в себе угрозу Средиземноморью. С ним связана и древняя легенда о собаках Чирнеко дель Этна, живущих вблизи кратера.

Однажды, три тысячи лет назад Сицилия содрогнулась от подземного толчка, а небо над островом потемнело от туч пепла, выброшенного из жерла вулкана. Обезумевшие от страха люди метались у своих домов, не зная, что делать, как вдруг увидели Чирнеко дель Этна, спускающуюся к морю, со щенком в зубах.

— Смотрите, это знак свыше! Надо спасать детей! — закричали люди, похватали ребятишек и бросились вниз к подножию вулкана.

И тут же наткнулись на другую Чирнеко дель Этна, несущую в зубах свою обеденную миску.

— Бросайте детей и спасайте добро! — заволновались люди. — Детей ещё нарожаем!

Побросали они своих сыновей-дочерей, похватали узлы со скарбом и только собрались спускаться, как увидели пару Чирнеко дель Этна, одну несущую в зубах щенка, а другую — свои пожитки.

— Пусть мужчины несут вещи, а женщины детей! — закричали самые сообразительные. — Поступим, как советуют нам боги!

— Боги им советуют, — брюзжали потом Чирнеко дель Этна. — Интересно, если в следующее извержение мы начнём бегать, прыгать и бороться, они, что, устроят олимпийские игры или всё же будут спасаться?

Барон Ивиц имел одну страсть в жизни. А именно, должен он был, раз в день вскочить на коня и помчаться на нём не разбирая дороги. Дождь, снег, зной, холод, утро или вечер — всё равно. Главное было нестись вперёд, подставляя лицо ветру, сдавливая коленями горячие конские бока. Во время этой скачки, барон впадал в неистовство, он мог стоптать путников или разнести крестьянскую изгородь. Иногда он даже вопил от восторга. Занятно, но никому и в голову не приходило назвать его чудаком. Считалось, что он знает, что делает и, раз барону нравятся подобные прогулки, значит, есть в них некий смысл, непонятный другим.

Это о страсти. А в качестве дополнения к ней Ивицу служила четвёрка поджарых гончих, так же, как и он влюблённых в эти безумные гонки. Вылетая из ворот замка, гончие мгновенно исчезали из виду, затем возвращались к несущемуся барону, разворачивались и вновь скрывались впереди. Когда Ивиц начинал в восторге вопить, собаки в ответ ему, разражались весёлым лаем.

Думаете, что он однажды сверзился с коня и сломал шею? Не тут-то было! Умер барон во время пира, как и подобает мужчине. Поднялся со скамьи с кубком в руке, захрипел и повалился на стол, заливая его красным вином. Какой-то сосуд в голове лопнул.

А гончих слуги и после смерти Ивица выпускали каждый день за ворота. Вот только лая их никто больше не слышал.

Испания 1939 год.

Жарким летним днём Гальго пришёл с хозяевами в порт. Несмотря на жару, народу собралось, не протолкнуться. Мужчины: моряки и солдаты, были молчаливы и вооружены, а женщины, все, как одна кричали и плакали. Но, что больше всего поразило Гальго, так это количество детей от 3 до 15 лет. Они сжимали в руках небольшие чемоданчики или узелки и, маша взрослым на прощанье руками, поднимались по узкой лестнице на огромный корабль. Потом заиграл оркестр, женщины закричали громче, некоторые мужчины стали стрелять в воздух, а пароход тревожно заревел. Дети больше не взбирались на корабль, и трап был пуст. Все чего-то ждали, и это ожидание становилось невыносимым. Оркестр заиграл громче, и тут Гальго не вынес сгустившегося напряжения и бросился по трапу вверх, на пароход. Он был уверен, что самое интересное будет происходить там! Лавируя между детьми, Гальго стрелой промчался по палубе и ринулся обратно на пристань. Увы, трапа уже не было. Корабль содрогнулся, загудел и, чуть покачиваясь, поплыл…

Первую неделю плавания Гальго грустил и не мог ни с кем говорить. Ему было страшно и одиноко. Однако дни шли, жизнь продолжалась и в порт Кронштадт, наполненный незнакомым говором, он ступил уже в компании друзей. Пароход опять гудел, снова играл оркестр, и встречали их суровые мужчины и плачущие женщины…

Одну часть детей разобрали по семьям, а вторую отправили в детский дом. Туда же попал и Гальго. Здание детского дома было огромным, серым и холодным. Жили дети на последнем этаже в огромных комнатах с металлическими кроватями. Каждому полагался матрас, одеяло, подушка и тумбочка. Первые полдня ребята учились, затем обедали и шли работать в мастерские. На занятия Гальго не пускали, зато он подружился с мастером-сварщиком.

— Хоть ты и собака, — говорил мастер, — но сварщика я из тебя сделаю первостатейного. Выучишься — пойдёшь на судоремонтный, а там тебе паёк, бронь и уважение. А, народ там какой, в твоей Испании таких парней днём с огнём не сыщешь!

— Спасибо Вам за заботу, — преданно отвечал Гальго. И добавлял, как это было здесь принято — товарищ…

Наступила зима, и Гальго понял, что пора возвращаться домой. Скудный рацион, жёсткая кровать с сеткой, обжигающие искры сварки — всё это ещё можно было терпеть, но пронизывающий до костей ветер и снег были невыносимы. Вечерами Гальго потихоньку сматывался из детдома в порт и там внимательно прислушивался к проходившим морякам. Наконец, услышав знакомую речь он, крадучись, пробрался на корабль и, прячась в трюме, дождался отплытия…

И вот, однажды ночью, он сквозь сон почуял знакомый запах. Пахло сухой травой, оливами, овцами и цветами.

— Испания, — прошептал Гальго. Он не стал ждать прибытия в порт, а просто прыгнул вниз, в тёплые волны и поплыл на запах. Берег оказался на удивление близко…

Почти месяц он прожил на пляже. Купался в изумрудной воде, собирал мидии, гонялся за пугливыми чайками. Шерсть на боках свалялась, и в ней завелись блохи, от мидий начинал побаливать желудок. Пора было идти к людям, и ранним утром Гальго потрусил вперёд, вдоль самой кромки воды. Ближе к полудню он встретил мужчину и женщину в купальных костюмах. Они сидели у костра и, смеясь, жарили мясо, поливая его вином из плетёной бутылки.

— Смотри, — закричала женщина, — настоящий Гальго, только грязный и худющий. Иди к нам, бедняга. Есть хочешь?

Гальго осторожно приблизился к ним, насколько мог преданно посмотрел в глаза и попросил, — Возьмите меня к себе. Пожалуйста. Я буду слушаться. А если понадобится, то я и сварщиком могу. — И, добавил, по привычке, — товарищи…

Считается, что первыми на полуостров высадились египтяне. Затем там появились колонии финикийцев, затем греков, римлян, а с 711 года нашего века — вандалов, впоследствии изгнанных крестоносцами.

Если верить Ф. Нуаресу, первых Поденгу завезли в Португалию египтяне и с тех пор, археологические находки тому подтверждение, порода не изменилась! Эти собаки не дрессируются, не охраняют дома и не умеют охотиться. Точнее сказать — не хотят. Они умны, добры и беззаботны, но были выведены во времена фараонов только для того, что бы просто наслаждаться жизнью! Философия жизни этой породы — маленькая ложка буддизма в бочке аскетического католицизма. Португальцы восхищаются своими собаками, всячески оберегают их и считают чуть ли не венцом творения. Поэтому выражения «жить, как собака», «собачья жизнь» и «пёс-тебя-побери» несут тут совсем другую смысловую нагрузку.

Басенджи считается конголезской собакой, хотя, на самом деле, выведена она была пигмеями, а от них уже попала к народам баконго, санга и мбоши. Именно с пигмейского языка «басенджи» или точнее «бхасс енджи», переводится как «первый кусок». Подобная собака необходима охотникам джунглей из-за любви последних поражать дичь отравленными стрелами. Подстрелив, к примеру, обезьяну, пигмей опрометью несётся к ней и перерезает горло, дабы выпустить отравленную кровь. Далее перед крошкой-охотником встаёт вопрос — насколько глубоко проник яд в тело животного и можно ли его теперь есть. Вот тут то и наступает время басенджи! Собаку угощают (довольно цинично звучит — «угощают») так называемым «первым куском»…

Правда, говорят, что пожилые и умудрённые опытом басенджи по внешнему виду добычи (пена на губах, синеющие когти и т. д.) определяют степень отравления и могут просто отказаться от дегустации.

«Приключения крошки Енота». Отрывок…

Сказать по-честному, учитель не любил эту часть Завета. Во-первых, она его немного пугала, во-вторых, считал, что для младших классов она не совсем понятна, в-третьих, как всегда, кто-нибудь из малышни обязательно разревётся. Тем не менее, он раскрыл Книгу и, скороговоркой, стараясь побыстрее закончить, начал читать.

— А что такое, смоковница? — в глазах крошки Енота читалось неподдельное любопытство.

— То же самое, что инжир, — недовольно ответил учитель.

— А, что такое инжир?

— А кто такие кунхаунды, тебе не интересно? — повысил голос учитель.

— Я догадался, — улыбнулся крошка Енот, — разноцветные собачки!

Ареса, сына Геры и Зевса, на Олимпе недолюбливали. Постоянно корили за любовь к войнам и кровопролитию, обвиняли в отсутствии человеколюбия. На самом деле, богом он был неплохим, ибо не интриговал, никому не завидовал, а имел всего лишь один недостаток — дурел при виде крови. Стоило кому-нибудь в его присутствии порезать палец или расквасить нос, глядишь, а Арес уже на Земле развязал очередную войну и рубит мечом направо и налево. У ног его свора любимых собак «псов войны», подвывая, грызёт и крушит смертных…

И, вот однажды, зайдя в кузницу к знакомцу Гефесту, наш герой встречает его жену Афродиту. Пока кузнец вострил и оттачивал меч Ареса, тот разговорился с прекрасной богиней. Поболтали о ныне идущих войнах, о том, что Зевс, кажется, начал сдавать, рассматривали Аресовых собак, затем отправились угоститься амброзией, словом, подружились и совсем забыли о Гефесте. Уже, проводив Афродиту домой, бог войны вспомнил о своём мече и вернулся в кузницу. Ну а там, терзаемый ревностью, хромой и горбатый Гефест в ярости плющил молотом какую-то бронзовую чушку. И когда, ничего не подозревающий Арес, жизнерадостно поинтересовался у ревнивца, насчёт своего меча, то Гефест просто вызверился от злости. Схватив одного из «псов войны», ревнивец обрушил на него свой молот и пинком сбросил бесформенную лепёшку с Олимпа на Землю. Арес, решив не спорить с обезумевшим богом, скоренько забрал свой меч и ретировался, пообещав себе, сменить кузнеца. На том конфликт и закончился…

А расплющенная собака Ареса упала в море, где её подобрали и, как сумели, вылечили океаниды, дав имя «Тэло на кано илиотерапия» или Упавшая с небес. Люди же называют эту породу Бладхаунд.

В 1898 году решил Л. Троцкий навестить в ссылке своего товарища по партии В. Ленина. Купил сладких конфет, вина, книг интересных и сел на поезд. Приезжает в далёкое село Шушенское и сразу же, нос к носу сталкивается с Владимиром Ильичём. Идёт себе Ленин с охоты, а впереди него собачка бежит. Обрадовались соратники друг другу, обнялись, расцеловались.

— Как Вы здесь, Владимир Ильич? — спрашивает Троцкий. — Я вижу, с ружьём ходите. Готовитесь к революционным боям?

— Да нет, Лев. Скажу тебе честно, так увлёкся охотой, что день и ночь на болотах провожу, выдр стреляю, — лукаво смеётся Ильич. — Да тут ещё с оказией, товарищи с Путиловского завода пса специального прислали. Оттерхаунд называется. Вот уж добытчик, каких поискать.

Так, болтая, да пошучивая, дошли они до дома. Открыл Троцкий дверь и обомлел. Вся изба шкурками выдр завалена, а за столом сидит усатый кавказец с ножом. Кавказец ножом тушку распарывает, выскабливает её изнутри и кишочки под стол в ведёрко бросает. Затем шкурку отдаёт неопрятной девушке с выпученными глазами, а та, ловко так, её на рамку натягивает и сушиться ставит. Кровь кругом, мухи и запах, как на бойне.

— Так вы… э-э-э-э, тут и живётё, Владимир Ильич, — спрашивает Троцкий.

— Тут и живём, большой дружной семьёй, — смеётся Ленин. — Знакомься, Наденька, невеста моя. Коба, товарищ из Тифлисской ячейки. Ну, а теперь, по-нашему, по-сибирски в баньку и за стол.

Попарился Троцкий в бане, пообедал, выпил чарку-другую кедровой, и повело его.

— Мы, — говорит, — в Питере, день и ночь в типографиях, да на митингах, кругом шпики, слежка, предатели. Последнее здоровье партии отдаём!

А Владимир Ильич, тем временем, с грузином что-то на листочке пишут, на счётах считают, улыбаются.

— Не слушаете меня совсем, — разобиделся Троцкий.

— Вы уж простите, их Лев Давидович, — наклонилась к нему Наденька. — Но уж больно в этот сезон выдра хорошо идёт. Вот мальчики и увлеклись — шкурки считают.

— Шкурки считаете, — не унимается Троцкий. — Русский народ под царским игом стонет, а вы — шкурки!!!

— Лёва, уймись, — улыбнулся Ленин. — Надюше шубку надо? Надо. Иосифу, вот, подкладочку для шинели пошили. Мне кепочку меховую сконстролили. Да, не дуйся ты, пламенный революционер. В ссылочке-то можно и о себе подумать.

— Да я! — горячится Троцкий. — Всё до копеечки в партийную кассу несу. А вы тут, совсем с этими шкурами… о революции забыли.

— Ты, товарыш, — привстал грузин, — нэ о наших шкурах думай. О своей думай, понимаешь, козий сын.

— Спокойно, спокойно, Коба, — заволновался Ленин. — Лев Давидович шутит так. Юмор у него такой, специфический. Еврейский юмор, называется.

— Нэ нужен нам тут такой юмор, — грузин шумно почесал небритое горло.

Троцкий обиделся, замолчал и, не прощаясь, ушёл спать на сеновал. Лежит, ворочается.

— Совсем они, — думает, — тут озверели. Ещё, не дай бог, ножом пырнут или ледорубом каким-нибудь огреют. Надо быстрее домой уезжать…

Лев Николаевич Толстой, как и всякий, кого коснулась Десница Божья, был талантлив не только в литературе, но и в военном деле, иностранных языках, истории, юриспруденции, теологии — всего не перечислишь. Одно ему мешало — чувство вины своего сословия, перед крестьянством. Мучило его. Вот, бывало, в воскресенье соберутся мужики на ярмарку пива попить, а им навстречу Лев Николаевич.

— А пойдёмте, хлеборобы, ко мне в усадьбу кашу есть, — и рукой манит.

И что делать крестьянину? Махнут рукой на пиво, идут и едят, едят и нахваливают. Но в следующий выходной уже усадьбу стороной, да оврагами обходят. Или встретит Толстой баб, спешащих домой с покоса, и тоже к себе в хоромы тащит. Нальёт всем чаю, баранок принесёт, мол, не побрезгуйте. У тех дома дети не кормлены, скотина не доена, холсты не побелены, а граф разговоры разговаривает, уму-разуму учит. И, ведь, не уйдёшь же!

Но вот чем Лев Николаевич действительно мог поставить в тупик, так это подарками. То пишущую машинку подарит, то кофемолку, то монокль. И выкинуть жалко, и продать некому.

Совсем бы извёл несчастных граф, если бы не жена его Софья Андреевна. Как-то раз, свистнул благодетель своих итальянских гончих, пошёл по крестьянским дворам и каждому хозяину по собаке подарил. Хорошо, что вслед за ним графиня появилась и всех собачек по гривеннику выкупила. Поняли крестьяне, какое им счастье Бог послал, и понесли тайком к ней в усадьбу патефонные иголки, да китайские веера. Так и зажили. Утром граф одаривает, а вечером Софья Андреевна тайком всё выкупает.

— Графиня наша, — говорили Яснополянцы, — хотя и немка, а русского человека понимает.

Родезийский Риджбек родом из Родезии. Страны, ставшей знаменитой благодаря двум вещам.

Первое — апартеид, то есть политика расовой сегрегации. Кстати, я всю жизнь считал, что «сегрегация» это некое сельскохозяйственное действо. Мелиорация, дератизация, коллективизация и т. д. Румяные крестьяне поутру садятся в сегрегаторы, заводят моторы и принимаются за сегрегацию полей, лугов и пашен. Оказалось, что «сегрегация» это «политика принудительного отделения какой-либо группы населения». О крестьянах и полях ни слова! (Правда, я нашёл в Гугле, что «сегрегация — возникновение различий в свойствах овоплазмы в период роста овоцита», но это уже из области безумия). Бог с ним, с апартеидом, тем более, что Родезии больше не существует, а вместо неё цветёт и крепнет в джунглях Африки замечательное государство Зимбабве. Придя к власти, коренное население не стало мстить свои обидчикам — бледнолицым и сегрегировать их, а просто отняло земли, заводы, газеты, пароходы. (Про пароходы я приврал, нет у них моря). А кто был не согласен, того быстренько «деродезировали», примерно, как у нас в 1917 году…

Переходим ко второму. Появившаяся на политической карте мира в 1965 году, Родезия удивила всех своим языком. Все слова в нем начинались с буквы «Р», а другие же были просто исключены из обихода. К примеру, «Родезийский Риджбек Радостно Рычит, Разглядывая Рептилию». Ну, а если необходимого слова на «Р» не находилось (возьмём ту же «сегрегацию»), то «Р» просто подставлялось впереди. Получалось «Р-Сегрегация». Впрочем, такая речь считалась дурновкусием, моветоном и уделом рабочих окраин… Сейчас же, увы, буква «Р» в Зимбабве не в чести и местное население величает Родезийских Риджбеков — Зимбабвийскими Зимбами. Пёсики не в восторге, но помалкивают. Опасаются сегрегации.

Охота для настоящего индейца — дело несложное. Что может быть проще и приятнее, чем загнать енота, подстрелить из лука кролика или забить камнями кабана. Охотник выскакивает из засады, зверь убегает, свистит камень или стрела и дело кончено. Другое дело медведь. Стрелы и камни не годятся. Только копьё и бой один на один. Так сказать, глаза в глаза. И вот тут-то возникает главная проблема. Индеец должен подойти к незнакомому медведю и садануть ему копьём в грудь. А, ведь, даже, уличный грабитель, прежде, чем отобрать у вас мобильник, попытается завязать разговор, типа, «Который час?», «Не будет ли сигаретки?» или «Как наши сыграли?».

Попробуйте, поставьте себя на место индейца.

Медведь. — Доброе утро.

Индеец (целясь копьём) — Здравствуйте.

Медведь. — Мужчина, бога ради, осторожнее с этой острой палкой. Не пораньтесь.

Индеец. — Это копьё и сейчас я убью тебя.

Медведь. — Подождите, разве мы знакомы?

Индеец. — Нет!

Медведь. — Стойте, стойте! А почему вы хотите убить меня?

Индеец. — Мне нужно твоё мясо и шкура.

Медведь. — Ужас, какой! Моё мясо. Вы это говорите так, что просто мороз по коже. Простите, но вам нужно именно моё мясо? И именно моя шкура?

Индеец. (опуская копьё) — Ну, не конкретно ваши. А просто медвежьи.

Медведь. — Вы точно не шутите?

Индеец. — Нет, я охотник.

Медведь. — Господи, бред какой-то… Вот так подойти в лесу к незнакомцу и проткнуть его палкой, потому, что вы охотник? Отвернитесь, пожалуйста, меня, кажется, сейчас стошнит.

Индеец. — Я, наверное, пойду.

Медведь. (машет лапой и тошнится).

Однако человек потому и считается высшим существом, что способен решить любую проблему. И индейцы вывели породу медвежьих собак талтанов. Эти маленькие, вёрткие псы, окружают медведя и, осыпая его градом насмешек и оскорблений, доводят до белого каления. Когда же из кустов появляется охотник, то взбешённый зверь с криком, — Так это твои собаки, гадёныш, — бросается на него и получает своё копьё в грудь. Выходит такая житейская ситуация. Шёл себе по лесу, никого не трогал, вдруг, откуда ни возьмись, разъяренный медведь. Чистая самооборона. И совесть спокойна…

Большая англо-французская гончая появилась в результате большой англо-французской, а точнее — Столетней Войны. Глуповато, конечно, было столько времени воевать ради такого результата, хотя гончие и получились большими. Заодно, кстати, появились англо-французские кони, коровы, свиньи, ослы и дети. Языки обе стороны подучили. Вот, пожалуй, и всё. О Жанне д'Арк говорить не буду, мне её всегда было жалко.

«Бийи». Что это?

— Одинокий крик коростеля на залитых лунным светом лугах Шампани?

— Звук лопнувшей струны на лютне менестреля?

— Скрип колыбели в заснеженной хижине пастуха на склонах Альп?

— Комариный звон на болтах Фландрии?

Оказывается, БИЙИ это название породы собак, данное им за то, что отобедав, псины каждый раз деликатно икают — бийи!

Единственное неудобство, которое вы получаете, покупая Французскую Гончую, это длительные прогулки по два-три раза в день. Зато, никаких проблем с кормлением! Вам не надо стоять у плиты, готовя бесконечные гречки-рисы-геркулесы-пшёны для своего питомца. Никаких ящиков консервов, пищевых добавок и мешков с сухим кормом. Выгуляв собаку, подайте ей дюжину устриц, капельку белого вина, несколько ломтиков пресного сыра и, может быть, половинку лимона. А можете просто посадить её с собой за стол, если, конечно, вы не едите всякие гречки-рисы-геркулесы-пшёны…

Многие, очень многие не понаслышке знакомы с жизнью офисного планктона.

— Почему опаздываешь?

— Что за вид?

— Медленно работаешь!

— Часто куришь!

— Чем ты занят?!

И так, до бесконечности. Через пару месяцев начинает казаться, что этот кошмар можно прекратить, только выстрелив себе в голову. Нет, сначала пустив пулю в голову начальника. Или, сначала пострелять клиентов, затем шефа, взять заложников, потребовать самолёт до Доминиканы и…

Но, этого не случается. Хитроумными работодателями изобретена масса уловок, призванных не доводить офисного раба до безумия. Это всевозможные корпоративы, премии, жалкие подарки к празднику, бесплатные обеды и прочая мишура.

А, теперь отвлечёмся от наших дней и представим себе жизнь крестьянина в XVII веке, скажем, на юго-западе Франции, в Пуату, в имении маркиза Франсуа де Ларье.

— Пятая часть всего урожая — маркизу.

— Десятина — церкви.

— Мукомольный и соляной налоги.

— Мостовой сбор.

— Право первой ночи.

И так до бесконечности. Кажется, что впору схватить рогатину (или что там обычно хватают французские крестьяне?) и вперёд, громить и жечь аристократов…

Но, к примеру, маркиз де Ларье, испытывающий с рождения фобию на волков, за каждую голову серого разбойника платит по пол экю. Неплохо, а? Пока рожь зреет, ходишь себе с арбалетом по лесам, дышишь свежим воздухом и зарабатываешь денежки. И жизнь кажется не такой уж и безрадостной.

Впрочем, однажды маркиз допустил-таки ошибку. Взял, да и завёл себе свору великолепных пуатевенов — волкодавов. Не прошло и полугода, как эти умельцы вывели под корень всё волчье население на землях де Ларье. Придут крестьяне в лес, а там тишина, волка днём с огнём не сыщешь. Выйдут из лесу — налоги, оброки, право первой ночи. Вот тут и переполнилась чаша «народного терпения» (или гнева?). Похватали землепашцы, то, что положено хватать в такие минуты и на приступ замка. Вышибли ворота, ворвались во двор, а там их уже сеньор встречает. Выкатил он две пушки, зарядил картечью и оба жерла на незваных гостей смотрят. А сам маркиз стоит в белой рубашке с кружевами, в высоких ботфортах и в каждой руке у него по факелу.

— Любезные мои, пейзане, — улыбается де Ларье и подносит факелы к орудиям. — Стреляем?

— Помилуйте, сеньор, — вмиг остыли крестьяне. — Мы тут к Вам на поклон. Вроде, как с просьбой. А, стрелять не надо.

— Весь внимание, дети мои.

— Вот Вы, маркиз, собачек себе завели. Волков травить. И, получается, что, вроде как, на наши деньги.

— Сказано коряво, но, кажется, суть я улавливаю, — задумался де Ларье. — А теперь, по домам. Пахнет от вас, однако…

И с того памятного дня, каждое последнее воскресенье месяца приходят крестьяне к стенам замкам и стреляют из арбалетов в соломенные чучела волков. И самый удачливый из них получает от маркиза целых два экю серебром, а затем все угощаются дармовым вином в трактире. Такие вот первые корпоративы из мрачного Средневековья.

Прибывших в Вандею (осенью 1789 года) парижских революционных эмиссаров просто вышибли вон. Напрасно те, потрясая мандатами, призывали суровых крестьян и рыбаков к Свободе, Равенству и Братству. Не помог даже проверенный лозунг — «аристократов на фонарь». Суровые жители западного департамента дали понять, что политика их не касается, господ своих они уважают, а забот хватает и без революции. Послы вернулись в Париж ни с чем. Депутаты Конвента пошумели, подписали несколько воззваний, осудили твердолобых провинциалов и вернулись к животрепещущим проблемам — казням и продовольствию. О Вандее на три года забыли.

В 1792 году вождь якобинцев М. Робеспьер, вновь вспомнил о жителях западных границ, в чьих сердцах, почему то ещё не горел огонь Свободы и в Вандею срочно был отправлен полк пламенных революционеров. Те, не встречая никакого сопротивления, вошли в Шоле, где немедленно принялись за сооружение главного символа победившего народа — гильотины. Вторым шагом стало открытие призывных пунктов, третьим — экспроприация винных погребов местного сеньора Ларошжаклена. Вандейцы ответили на это несколько неожиданно. Вместо того, что бы бросить работу и с пением Марсельезы отправиться жечь дома аристократии, они в мгновение ока вырезали весь полк носителей Всеобщей Справедливости. Конвент снова забурлил, а перед Неподкупным Робеспьером встал выбор — куда отправлять войска. С одной стороны антифранцузская коалиция с Англией и Австрией во главе, с другой — соотечественники контрреволюционеры. Попробуйте, будучи провинциальным адвокатом, сделать правильный выбор, учитывая, что цена вопроса — ваша голова.

И вот погружённый в свои невесёлые мысли, ранним утром Робеспьер семенит к зданию Конвента, а навстречу ему движется бывший маркиз, а ныне просто гражданин Де Сад. Признанный мучеником поверженного режима, экс-маркиз сохранил жизнь, свободу и аристократические замашки. Никто не смел преграждать ему дорогу, смотреть в глаза, обсуждать распоряжения и мешать утреннему променаду. А для наглецов Де Сад всегда держал под рукой увесистую трость и верного вандейского грифона Пуго. Увидав идущего ему навстречу гражданина, явно не собирающегося уступать дорогу, экс-маркиз просто спустил Пуго с поводка, вынудив вождя якобинцев вскарабкаться на фонарный столб.

— Хороший пёс, — невозмутимо произнёс Де Сад, потрепав по холке Пуго. — Настоящий вандеец, — и, не взглянув на пунцового от унижения М. Робеспьера, двинулся дальше.

Судьба Вандеи была решена…

В апреле 1853 года великий миссионер и исследователь Африки Д. Левингстон объявил своей жене Мери, что той пора вновь собираться в путь. Однако, супруга, переболевшая на Чёрном континенте малярией, чумой, дизентерией и бешенством, родившая мужу четверых детей, потерявшая ухо в перестрелке с бушами и укушенная крокодилом на озере Нгами, в этот раз твёрдо ответила «Нет!».

— Хочешь верного спутника, — сказала она, затягиваясь сигарой, — заведи себе собаку. А, лучше, двух…

— Нет проблем, дорогая. Немедленно покупаю парочку биглей, — воскликнул неунывающий Левингстон и отправился в ближайший зоомагазин к некому мистеру Уинстону Харьеру. Как назло, был уже вечер пятницы и всех биглей раскупили, однако, хитроумный хозяин магазина, видя нетерпение и некоторую неопытность великого путешественника, немедленно подсунул тому двух метисов. — Выведены лично мною для путешествий по Африке, сэр. Порода Бигль Харьер, — высокопарно представил он этих полукровок… И, что вы думаете? Джунгли пришлись собакам по вкусу. Вместе с Левингстоном тонули они в волнах Замбези, спина к спине сражались с полчищами цеце, охотились на обезьян, штурмовали вершины Тала-Мунгонго и даже поработили какое-то маленькое племя в самом сердце джунглей. Выслеживание лемуров и стычки с туземцами, явно нравились им больше, чем какое-нибудь унылое преследование зяблика в болотах Уэлльса…

Через три года загорелый и счастливый Д. Левингстон вернулся в Англию. Вместе с ним с палубы сошла и пара верных собак с выводком щенков, родившихся, прямо перед отплытием домой. Все свои трофеи — слоновую кость, гербарии, львиные шкуры и рабов бескорыстный исследователь преподнёс в дар, королеве Виктории, оставив себе только преданных бигль харьеров. Затем он засел за рукописи и жил долго, счастливо и умер в один день с любимой женой, четырьмя детьми и спутниками-собаками…

Щенки же, попав в хорошие руки, дали обильный приплод. И по сей день потомки бигль харьеров радуют нас своей отвагой, страстью к приключениям и великолепным тропическим загаром.

Клички существовали, и будут существовать всегда. Самые незатейливые происходят от фамилий: Гусев — Гусь, Козлов — Козёл, Прокопчук — Чук. Есть клички подчёркивающие внешность: Жирный, Седой, Косой, Заика. Самые же интересные получаются в связи с каким либо событием в жизни человека. Был у меня знакомый по кличке «07», из-за шрама на голове, полученного в драке бутылкой портвейна ёмкостью 0,7 литра. Есть знакомый Аптекарь, выпивший на «картошке» все спиртосодержащие настойки из аптечек. Знаком с Поляком, который в студенческие годы, отдыхая под Брестом в санатории, пошёл ночью за вином и был задержан пограничниками «при попытке пересечь государственную границу с Польшей».

Ганноверская же гончая, была выведена неким американским заводчиком Бобом Поллаком, носящим кличку Ганновер, из-за того, что в 1944 году его бомбардировщик был сбит немцами, и бедняга год томился в лагере под Ганновером. Порода, кстати, изначально называлась Ганноверова гончая.

История эта случилась в середине XIX века, в славном бургундском городе Ниверне, а точнее, летом 1836 года в крохотном трактире на забытой богом окраине. Этим вечером туда заглянул бродячий шарманщик, сопровождаемый пыльным, покрытым репьями нивернейским гриффоном. С молчаливого согласия хозяина заведения, бродячий актёр сдвинул несколько столов в центре зала, усадил туда пса и принялся медленно вращать ручку шарманки. Заиграла музыка и грифон завыл. Зрелище было не особенно забавным, но неприхотливые завсегдатаи одобрительно похлопали в ладоши и наградили артистов несколькими монетами. Шарманщик чинно раскланялся, а собака на «бис» сделала книксен. Окончив своё незатейливое представление, артист заказал хлеба, сыра и устало уселся в дальнем углу. Гриффон улёгся у его ног, время от времени, ловя пастью куски, бросаемые хозяином.

— Как улов? — бесшумно подсевший к столу юноша, кивнул на шляпу с монетами.

— Пять монет. Неплохо, для такого захолустья, — хмыкнул шарманщик.

— Не обижайтесь на моё любопытство, — юноша прищурился, — а сколько из этого получит собака?

— Собака? — изумился шарманщик. — Как сколько? Пожрёт досыта, вот ей и хорошо.

— Это, по-вашему, справедливо? — казалось, собеседник искренне недоумевает.

— Разумеется, дружок. Во-первых, я человек, а во-вторых, шарманка-то моя. Да и зачем собаки деньги?

— Если я правильно понимаю, — не унимался молодой человек, — Вы считаете себя, в некотором роде, высшим существом, обладающим, к тому же, средствами производства?

— Ну, типа того, — шарманщик начал терять нить разговора.

— А, если предположить, что собака отберёт у Вас шарманку? Что тогда?

— Да кто ж ей даст, — захохотал шарманщик, представив себе эту нелепую ситуацию, — Я вот её, — и он продемонстрировал огромный грязный кулак.

— Хорошо, но для десятка собак это же не проблема?

— Это уж как пить дать, — шарманщика явно забавляла беседа. — Только кто же им объяснит? Ну, типа, что они смогут без человека прожить?

— Я знаю кто, — юноша положил руку на плечо шарманщику и несколько секунд пристально смотрел ему в глаза. Затем, не прощаясь, встал и вышел вон.

— Студент из Германии, — пояснил подошедший трактирщик. — Давно тут ошивается, пристаёт ко всем с дурацкими вопросами. Карлом зовут. Карл Маркс, кажется. Дурачок, конечно, но безвредный…

В середине мая старшее поколение, как всегда, до осени уезжало на дачу.

— Водичка колодезная, воздух, яйца настоящие, картошечку посадим, — трещала без умолку Клавдия Ивановна, вручая ключи от городской квартиры внучке Наталье. — Вам, молодым, таких вещей ещё не понять. Так, что живите тут, за всем присматривайте. И, смотрите, — это она уже Натальиному мужу Борису, — не хулиганьте тут, соседи у нас люди нервные.

Наталья с супругом честно кивали и преданно смотрели во все глаза. Хозяйка, шумно дыша, стала спускаться по лестнице.

— Натусик, одна просьба, — муж Клавдии Ивановны наклонился к уху племянницы и что-то прошептал ей.

— Что он сказал? — спросил Борис. — Поливать любимый кактус?

— Не трогать какую-то собачку в книжном шкафу, — беззаботно рассмеялась Наталья.

— Не трогать собачку, собачку-кусачку! — радостно завопил её супруг и закружился по комнате. — На пять месяцев у нас своя квартира!

— И собачка, которую нефиг трогать, — откликнулась Наталья, распахивая стеклянные дверцы шкафа.

Там, действительно, стояла фарфоровая фигурка гончей.

— Никому не говори, — заговорщицки подмигнула ей Наталья и поцеловала в чёрный холодный нос…

Вечером у Бориса разболелся зуб. К ночи боль стала невыносимой, и пришлось ловить машину, ехать в дежурную поликлинику, что бы удалить его.

— Гадфская фобака, — прошепелявил муж, когда они вернулись домой. Он верил в чёрных кошек, цифру тринадцать, упавшие ложки и прочие приметы.

— Собачку, долой! — бодро откликнулась Наталья и, подойдя к шкафу, повернула фигурку носом к книжным корешкам.

Через час с потолка потёк кипяток. Соседей сверху дома не оказалось. Вызывали МЧС, участкового, носились по квартире с тазами и тряпками.

— Но мы же в этом не виноваты, — устало плюхнулась в мокрое кресло Наталья, когда всё закончилось.

— Фобака. — Борис мрачно указал на повёрнутую к ним хвостом фарфоровую гончую. — Фука!

Наталья, задумчиво, опять развернула собаку мордой в комнату и осторожно подышала на неё, сдувая пыль. Ночью, несмотря на усталость, она не могла уснуть.

— Она смотрит на нас, — прошептала Наталья мужу.

— Накрой её чем-нифудь, — так же шёпотом ответил Борис.

На собаку бережно накинули носовой платок. Они уснули только на рассвете, а в семь утра пришла SMS. Наталье сообщали, что она только что сняла все деньги с кредитки. Кошмар продолжался!

— Я убью эту фуку! — орал Борис, размахивая молотком.

— Не смей, идиот! — оттаскивала его от шкафа Наталья.

На их крики, нервные соседи вызвали милицию…

Вечером, проклиная всё на свете, измученные супруги ехали в пригородной электричке на дачу к Клавдии Ивановне.

— Собачка — с порога, обречённо, выдохнула Наталья. — Мы трогали собачку!

— Натусик, какую собачку, — муж Клавдии Ивановны выпучил глаза.

— Ту, которая в книжном шкафу. Которую вы сказали не трогать, — по-детски заревела Наталья.

— Да, заначку! Я просил не трогать мою заначку! — рассмеялся тот.

— Какую такую заначку? — сверкнула глазами Клавдия Ивановна.

— Хосю саресаться, — прошепелявил Борис, и устало сполз по стене на пол. — И саресать кое-кого…

Графство Артуа это болота, торфяники и заросшие камышом озерца. Постоянные дожди, туман и ядовитые испарения. Однако земли Артуа богаты бобрами, водяными крысами, лягушками и пиявками — настоящий рай для охотников. Нет большего наслаждения, чем, поднимая тучи брызг, мчаться на коне, за сворой воющих псов. Палить в каждую кочку, в надежде, что это затаившаяся дичь. Проблема в одном, после первых пяти минут охоты, гончие так перемазываются в грязи, что многие охотники принимают их за болотных жителей и в азарте пристреливают…

Самюэль Креббс всю жизнь проработал охранником в одной из федеральных тюрем Восточного побережья. Есть такое выражение — «Самый лучший тюремщик получается из заключённого», а если продолжить эту последовательность, то «Из самого лучшего тюремщика получится С. Креббс». Преступники, которых он охранял, жили по расписанию, нарушить которое даже не приходило им в голову. Все были здоровы, накормлены, чисто одеты и вели себя вполне благопристойно. И всё это достигалось не жестокостью и побоями, а, исключительно, внушением и буквой Устава.

При выходе на пенсию Самюэль получил в подарок именные часы от начальника тюрьмы и гражданский костюм, пошив которого оплатили, скинувшись, его подопечные. Несколько месяцев новоявленный пенсионер пытался привыкнуть к телевизору и пиву, но так как бездумное времяпровождение было ему не свойственно, то вскоре он приобрёл несколько акров земли, дюжину английских фоксхаундов и открыл «Собачий питомник Креббс Голд-Хаунд».

Ах, что это был за питомник! Огороженный блестящей металлической сеткой, с идеально ровными дорожками, посыпанными песком. Вольеры вычищены, никаких запахов и намёка на помёт. Родильное отделение белоснежно и стерильно. Площадка для щенков. Небольшой карцер суров, но сияет чистотой. Собаки ухожены, сыты и здоровы. Распорядок жизни заключ… упс! животных идеален и непоколебим — подъём, оправка, завтрак, отдых, спортивная площадка, обед, сон, опять спорт, ужин, вечерняя оправка и отбой. И, надо сказать, благодарные фоксхаунды, не замедлили принести первое потомство, которое было распродано в рекордно короткие сроки. Вслед за первой собакой, ощенилась вторая, затем третья. Щенки рождались, как на подбор — крепкие и идеально здоровые. Креббс работал, как сумасшедший. Принимал роды, чистил вольеры, готовил еду, делал прививки. Слава о питомнике уже вышла за пределы штата и к Самюэлю начала выстраиваться очередь. Его щенки казались, словно сошедшими с конвейера. Серьёзно глядя перед собой, они строем выходили к посетителям, одновременно останавливались и усаживались в ровную шеренгу…

Как всегда, беда пришла, откуда не ждёшь.

— Хотим материнского счастья, — недавно ощенившаяся фоксхаунд, не мигая, смотрела в глаза Креббса.

— Не понял, — растерялся Самюэль. — Ты же пару месяцев, как родила.

— Материнское счастье, не в родах, — собака чуть улыбнулась. — Мы хотим их растить и воспитывать. Понимаешь? Видеть, как они делают первые шаги, как режутся и выпадают молочные зубы, спать рядом с ним, рассказывать на ночь сказки.

— Но у нас же Питомник! — Креббс просто не мог её понять.

— Не у нас, а у тебя. Запомни, пока щенки не вырастут, они будут жить с нами.

— Посмотрим, — Самюэль сказал это так, что, казалось, лязгнула закрываемая дверь камеры.

И щенки были проданы. А следующий помёт поставил Креббса в тупик. Новорожденные были здоровы, веселы и голодны, но совершенно не похожи на фоксхаундов. Нелепые, криволапые и ушастые они скорее напоминали некую дикую помесь таксы и спаниеля.

— Неплохо придумано, — скрипнул зубами хозяин, — хотя и не пойму как.

Естественно, что ни одного щенка продать не удалось, несмотря на то, что Креббс просил за них чисто символическую цену в десять долларов. Следующие роды принесли шесть очередных уродцев. Креббс, в свою очередь, дал объявление в интернете — «Любой щенок за десятку». Безрезультатно. Завистливые конкуренты, потешаясь, переименовали Самюэлевых фоксхаундов в Гончих Гамильтона (портрет А. Гамильтона помещён на десятидолларовую банкноту). Впереди маячило банкротство.

— Вы победили, — Креббс стоял посреди своего питомника, окружённый меховыми уродцами.

— Продержись ещё пару месяцев, — улыбнулась одна из матерей. — Дети уже подрастают.

Наверное, это и называется чудом. По прошествии семи месяцев щенки стали меняться. Они линяли, лапы вытягивались, распрямлялись хвосты и исчезали животы. Креббс внезапно понял, что его питомник вновь полон отличными молодыми собаками.

— Пусть ещё подрастут? — осторожно спросил Самюэль у родителей.

— Отдавай, чего уж, — получил он благосклонный ответ.

Берн всегда славился своими умельцами. В каждом доме первый этаж обязательно занимала маленькая мастерская, где хозяева упорно трудился изо дня в день. Тачали башмаки, шлифовали шестерёнки для часов, размалывали какао-бобы, обтачивали какие-то детальки и многое-многое другое. Над городом стоял непрерывный гул тысяч станочков, которые что-то сверлили, протыкали, дробили и перетирали, а их, в свою очередь, приводило в движение великое множество собак, бегущих внутри приводных колёс. Мощные, коротколапые гончие, с отрешёнными взглядами, неспешно бежали по отполированным ступеньками, колёса крутились, валы станочков вращались, горожане трудились…

С появлением электричества необходимость в хвостатых двигателях отпала. Тысячи ненужных более псов, вышли на улицы города. Что было делать людям? Прогнать их, отравить, разместить в приютах? Может быть в другом городе так, и поступили, но не таковы были Бернцы, уважающие труд во всех его проявлениях. Несколько дней в Ратуше совещались представители всех цехов и гильдий. Каких только предложений не поступало — заменить лошадей в экипажах на собак, рыть при помощи псов метро (со временем, пригодится!), открыть производство носков из собачьей шерсти. Решение пришло само по себе и оказалось необыкновенно простым — раздарить собак охотникам! И первый же охотник на оленей, отправившийся в горы с подаренной сворой, понял, что получил поистине бесценный дар… Помните робота Т-1 000 из Терминатора 2 в исполнении Роберта Патрика? А теперь поставьте себя на место оленя, за которым бесстрастно и монотонно движется, не разбирая дороги десяток киборгов. Ни одного лишнего движения, никакого идиотского лая и тявканья. Псы, привыкшие ежедневно, ни на что не отвлекаясь, бежать внутри колеса, оказались великолепными преследователями. Через несколько часов олень просто тихо умирал от разрыва сердца, а бернская гончая стала одной из самых почитаемых охотничьих пород.

Юрские гончие, как следует из названия, появились 200 миллионов лет назад. Правда, тогда они весили несколько тонн, были покрыты бронёй, носили на спине гребень, а на морде рог. В отличие от остальных хищников Юрского периода, эти существа были достаточно дружелюбные. Могли, конечно, с лаем вспугнуть стайку птеродактилей или, выскочив из папоротников, до смерти напугать диплодока, но прожорливостью и свирепостью не отличались. Купались с динозаврами в озёрах, нежились в грязи тёплых болот, плескались в море, грелись на прибрежных скалах. Но, как заведено, за светлой полосой в жизни всегда следует чёрная. Становилось всё холоднее, а еды всё меньше. Что бы выжить, приходилось покрываться шерстью и уменьшаться в размерах. Юрские гончие теряли в весе и наращивали шубки…

Иногда к ним во снах приходят давно умершие друзья динозавры.

— И не узнать, — рокочут динозавры, — такие вы стали крошечные и мохнатые.

— Уж очень хотелось ещё пожить, — виновато улыбаются юрские гончие.

Дивное зрелище — охота бассет хаунда на енота. Общеизвестно — ни одна собака не способна справиться с енотом. Учуять и загнать в нору может почти любая, а вот схватить его практически невозможно. Крупный пёс просто застревает в норе, а такса или терьер беззащитны против безжалостных лап и зубов енота. Способ же охоты бассет хаунда действительно уникален и основан на инстинкте енота мыть и полоскать свою добычу перед тем, как съесть. Затаившись у водоёма, собака часами поджидает появления противника. Когда тот увлечётся мытьём своей еды, бассет, стремительно покидает своё убежище, выхватывает добычу и мчится прочь. Обезумевший от ярости енот бросается в погоню. Нанесённое оскорбление столь велико, что подавляет все инстинкты самосохранения! Обиженный зверь забывает обо всём на свете и гонится за собакой до тех пор, пока не падает замертво от усталости. Тогда бассет хаунд подбирает его и приносит хозяину.

В мире существуют вещи, которым в России просто не суждено прижиться. Например, наливать выпивку на два пальца, улыбаться незнакомцу на улице или чистить обувь. И хорошо, если русскому человеку просто тактично намекают, что мол, неплохо бы, к примеру, не драться на свадьбах. Ну, намекнули и пошли куда подальше, а традиция сохранилась. Но, Боже упаси, пытаться привнести что-нибудь насильно, тут, жди беды. Так получилось и с биглями. Никто не знает почему, но не полюбились они соотечественникам!

В России впервые бигли появились в 1705 году во время правления Петра Первого. Астраханский воевода, в угоду царю-реформатору, приветствовавшему всё заграничное, выписал себе из Европы несколько десятков этих гончих. Псов привезли в марте, в июле в Астрахани вспыхнуло восстание. Посадский люд, объединившись со стрельцами, сжёг дом воеводы, перебил челядь, разграбил купеческие склады и подался на Дон. Казалось бы, бунт и бунт, если бы не два нюанса. Во-первых, жилось восставшим в Астрахани сытно и вольготно, во-вторых, появление биглей. Просто отметим про себя, что до них, всё было тихо и мирно.

Однако, двигаемся далее. В 1767 году русский посол в Англии князь Иван Щербатов «купил и привёз в своё имение 63 пары малых гончих биглей». Через месяц, крестьяне перестают сеять, веять и жать, а их жёны забрасывают пряжу и хороводы. Крепостные штурмуют господский дом, грабят, жгут всё в округе и уходят в леса. Заметьте, князь, живший взятками и государевой службой, никого не порол, не изнурял и не свирепствовал. И, опять же, бигли! Совпадение?…

В 1802 году Рязань — боярин Гаврила Муханов — бигли — бунт. 1824 год — Тамбов — дворянин И. Бахметьев — бигли — пожары и резня. И так, вплоть до 1917 года, когда всем уже стало не до этих гончих.

А поговорки, созданные народом-языкотворцем! Чёрного биглЯ не разденешь до белья. Глупому Авдею бигль вцепился в шею Вот тебе дедушка и Биглев день. И так далее…

Кто-то скажет, что всё написанное, притянуто за уши, но вспомните проклятие Тутанхамона или могилу Тамерлана. И не заводите биглей, хватит с нас уже!

Арьеж самый охотничий департамент Франции, а Тараскон можно назвать колыбелью спортивной охоты. Возникший неподалёку от римского лагеря Таруско, город прославился кровожадным чудовищем Тараском. Многоголовый зверь пожирал зараз восемь человек, после чего скрывался на полгода. Все эти шесть месяцев тарасконцы упорно искали своего обидчика. Каждые выходные всё мужское население, вооружившись и набрав провизии, покидало город и отправлялось в окрестные леса. Спускались своры гончих, трубили рога, били в барабаны загонщики — всё бесполезно. Проходили полгода и злобный Тараск опять съедал свои восемь жертв…

Надо сказать, что тарасконцы настолько привыкли охотиться по выходным, что когда святая проповедница Марфа в одиночку пленила Тараска, то обескураженные жители сначала расправились с чудовищем, а затем чуть было не затравили собаками и саму Марфу. Однако последней хватило ума предложить охотникам не прекращать свои еженедельные выходы на природу, а посвящать их памяти «Поимки Зверя». Проповедница быстренько убралась из города, а тарасконцы и по сей день, все выходные проводят на охоте. Стоит ли говорить, что они лучшие стрелки юга Франции, а их Арьежские гончие самые стремительные, чуткие и хваткие.

Жили-были король с королевой. И было у них двое детей, сын и дочь. Вот подросли они, и говорит юный Принц, — Отпустите меня, дорогие родители по земле постранствовать, да мир поглядеть, а через три года ждите обратно.

Погоревали отец с матерью, да делать нечего. Собрали его в дорогу, дали доброго коня, кошель с золотом и благословили.

Быстро ли, медленно ли, но прошло три года, и возвратился Принц домой. Въехал в ворота замка, а там повсюду траурные флаги, да скорбь. Оказывается, пока он путешествовал, поселился в Чёрном лесу Дракон, а сестра его поехала гулять, и не вернулась.

— Пусть я погибну, но найду её, — воскликнул отважный Принц.

Развернул коня и отправился прямиком в Чёрный лес. Едет по дороге и видит, сидит на обочине старушка.

— Подайте медный грошик, славный юноша.

— Вот, возьми добрая женщина, — протягивает ей Принц монету.

— Будь благословен твой путь, — говорит старушка. — Сдаётся мне, что знаю, куда ты едешь. Вот, выпей это волшебное зелье, а когда встретишь дракона, просто поцелуй его.

— Поцеловать? — изумился Принц.

— Верь мне и делай так, как я тебе говорю, — ответила старушка…

Несколько дней плутал наш герой но, в конце концов, наткнулся на пещеру Дракона. Только подъехал, как бросилось на него грозное чудовище, и закипела битва. Долго сражались они, но, в конце концов, стал Дракон одерживать верх. Убил коня под витязем, выбил меч из ослабевших рук, навалился сверху и только хотел откусить принцу голову, как тот извернулся и поцеловал Дракона.

— Э! Ты что? — отпрянул Дракон.

— Я не в том смысле, — покраснел Принц.

— А, в каком? — насмешливо спрашивает Дракон.

Делать нечего, рассказал Принц о старушке и о волшебном зелье.

— Забавно, — говорит Дракон, — но, я вижу, не сработало.

— Может быть, надо было в губы? — робко предположил Принц.

— Что-то не хочется, — скривился Дракон. — Слушай, дружок, я тебя победил честно и жизнь твоя в моих руках, но ужас, как хочется проверить это старухино зелье. Давай попробуем, а?

Метнулся Дракон в кусты и принёс в лапах жабу.

— Слушай, тебе всё равно терять нечего, поцелуй её.

Действительно, делать нечего, поцеловал Принц жабу, и та тотчас же обернулась собакой.

— Работает, — завопил в восторге Дракон. — Харьер! Первостатейный, породистый харьер! Ну, брат, нет слов. Давай ещё кого-нибудь?

— Ну, не знаю, — засомневался Принц, — может это только один раз должно сработать?

— Да, неужели, самому не интересно? — просто разрывается от любопытства Дракон и тащит белку.

Белка стала черепахой. Затем превратили ежа в павлина, барсука в окуня, мышь в паука, кота в зайца, а к вечеру перешли на растения. Сосну — в ежевику, орешник — в дуб и так далее. Смеются, спорят, делают ставки, что после очередного поцелуя получится. Попробовали, замкнётся ли круг, если что-нибудь одно целовать. Замкнулся на восьмом превращении! Несколько дней веселились, кажется, всё, что можно было, Принц перецеловал.

— Ну, друг, — говорит Дракон. — Как бы я этого не боялся, но, сам понимаешь, охота пуще неволи.

— Ты о чём это? — спрашивает Принц.

— Эх, — махнул лапой тот. — Целуй меня! Но дай честное слово, если какая-нибудь дрянь получится, то ты уж доцелуй меня обратно до дракона.

— Обещаю, — говорит Принц.

Зажмурил Дракон глаза и вытянул вперёд чёрные, холодные губы. Поцеловал его Принц, смотрит, стоит перед ним его сестра! Рухнули злые чары и закончилось действие волшебного зелья. Обнялись они и зашагали домой…

Да, а собаку харьера взяли с собой. На память.

Как-то, в далёкие времена, в один гасконский городок, что лежит у подножия Пиренееев, спустился с гор Пещерный Колдун. Огромный, обросший мхом и чертополохом, ростом — с колокольню, тяжело ступая, вышел Колдун на главную площадь и громовым голосом произнёс:

— Слушайте меня, жители города. Придумал я одну забаву. Завтра утром все мужчины должны будут пробежать отсюда до подножия горы. Победителя я награжу, а пришедшего последним — покараю. Ну, а если, откажетесь, то сожгу ваши дома и сады!

Сказал это и опять ушёл к себе в горы. Что было делать испуганным жителям? Юноши, честно сказать, не особенно расстроились, а вот старики, да пузатые отцы семейств заволновались, а, вдруг, кто-то из них придёт последним? Однако хитроумный мэр города успокоил сограждан.

— Сделаем так, — сказал он, — выстроимся в линию и не спеша побежим. И все прибудем к подножию одновременно!

Горожане обрадовались и наперебой бросились пожимать руку мэра. Только один из них, Жиль-спортсмен был недоволен подобным решением. Этот Жиль был лучшим бегуном по эту сторону Пиренеев и очень рассчитывал получить награду от Горного Колдуна. И задумал Спортсмен подлость!

Наутро, как и обещал, появился Колдун, посмотрел на собравшихся бегунов и скомандовал: — Побежали!

Мужчины выстроились в линию и, под мрачным взглядом Колдуна, неспешно потрусили. Но, когда, до финиша оставалась жалкая сотня шагов, подлый Жиль-спортсмен бросился бежать изо всех сил.

— Я победил, я победил, — хохоча, закричал он. — Награда мне одному!

— А остальных покарать? — в голосе Колдуна послышалось любопытство.

— Да, наплевать на них, — продолжал веселиться спортсмен.

— Что ж, вот тебе моя награда, — произнёс Колдун и стукнул посохом о землю. И, Жиль, у всех на глазах, превратился в Большую Гасконскую Гончую.

— А нас то, теперь, как карать будете? — испуганно спросил мэр города.

— Да, никак не буду, — рассмеялся Колдун. — Пошутил я. Скучно в горах одному-то.

И ушёл в свою пещеру…

Горожане на радостях, простили собаку-Жиля и забрали с собой в город, ибо, хорошая гончая всегда пригодится.

Согласно легенде, название Бретонский Бассет, знаменитый хот-дог получил с лёгкой руки великого Жана Габена. Несмотря на любовь к американским сигаретам, романам, выпивке и автомобилям, актёр оставался настоящим французом, то есть признавал только то, что «сделано во Франции». Биографы Габена восторженно вспоминают о его милых чудачествах в борьбе с «американизмами». Так свой неизменный сорт сигарет Кэмэл, актёр называл не иначе, как Шамо (верблюд), а Бурбон — американским коньяком. Рассказывают, что однажды Жан Габен, прогуливаясь по Монмартру со своим рыжим бретонским бассетом Гастоном, заглянул в бистро, что бы пропустить традиционный бокал белого перед обедом. Обрадованный визитом именитого актёра, хозяин сам встал за стойку и предложил Габену отведать новое, сверхмодное у молодёжи, блюдо хот-дог.

— Из Америки? — поинтересовался актёр.

— Очень популярно в этом сезоне, — засуетился хозяин. — Хотя, я его и несколько усовершенствовал. Вместо теста использую половинку багета, а сосиску заменил на гасконскую копчёную колбаску.

— Попробуем, — буркнул Габен, и, отломив, бросил половину хот-дога бассету. Тот, поймав угощение на лету, проглотил его, и уселся ждать продолжения, благодарно облизываясь. (Собаки, действительно умеют «благодарно облизываться».) Габен попробовал свою половину хот-дога, удивлённо поднял брови и попросил завернуть ещё несколько.

— Неплохо, неплохо, — несколько раз повторил он, словно обсуждая вкус с бассетом. — Хотя, название, конечно… Ох, уж эта американская дурь…

С тех пор, заглядывая в приглянувшееся бистро, актёр непременно покупал несколько хот-догов, говоря при этом, — Гарсон, принеси-ка мне этих… Тех, что моему бассету так нравятся. Никак не запомню, как называются.

Дабы польстить, знаменитому посетителю, хозяин подкорректировал меню. Теперь хот-доги в нём именовались Бретонскими Бассетами… Хватило у человека здравого смысла не назвать «Жан-Габеновками».

Так уж устроен человек, что постоянно хочет всё усовершенствовать, подстроить под себя. Мало ему просто яблок на яблоне, хочется, что бы они обязательно со вкусом арбуза, а помидоры — квадратные, а зерно — уже молотое, а вишня без косточек. Вспомним древних военачальников с мечтами о гибридах змей с птицами. Прилетает стая во вражеский лагерь и всех жалит-накусывает. Или взять лесорубов с их планами скрестить слона с бобром. Напилил деревьев и понёс. А как бы стирала бельё помесь енота с пауком. В восемь рук!

Впрочем, иногда мечты становились явью. Вот вестфальские охотники взяли и скрестили стремительную гончую с отважной таксой. Надеялись, наверное, что как влетит такой монстр в лисью нору, да как погонит лисицу… Увы, полученный гибрид, тащит на прогулке в рот всякую дрянь и поди, попробуй, его догони.

Невероятно, но такса специально выведена для охоты на оленей в горах. Точнее, для загона. Разумеется, что она не может на своих коротких и кривых лапах угнаться за стремительной дичью. Задача их совсем в другом!.. Ранним утром загонщики в огромных корзинах поднимают свору псов на вершину горы, те ложатся на животы и, отталкиваясь лапами, скользят вниз по склону, оглашая окрестности заливистым лаем. Перепуганные олени мчатся вниз к подножию, где их поджидают охотники. Самое забавное, что таксы не догадываются, что участвуют в охоте. Просто им очень нравится кататься на пузе.

Для чего нужны были арабам «арабские скакуны» я ещё понимаю. На них можно или совершать набеги на соседей, или, просто, с воплями носиться по пустыне (хорошо ещё при этом палить в воздух из ружей). Но цель выведения «арабских гончих» просто ставит в тупик. На кого можно охотиться с гончей в песках? На тушканчиков, змей и скорпионов?…

Стоит отметить, что Слюги вечно голодна, много пьёт и по ночам тайком высасывает молоко у верблюдиц.

Изящное и стремительное животное. Однако заводчики, говоря о Грейхаунде, обязательно начнут с того, что это единственная порода, которая спит стоя. Как будто то, что породе более 4 000 лет, или, что собака может почти час бежать со скоростью 70–75 км/час — неважно! В чём, скажите мне прелесть того, что Грейхаунд спит стоя? Но, мало того! В помёте обычно рождается 6–7 щенков и из них только 2–3 не укладываются спать, как все остальные собаки (понятно это становится на 10–11 месяц). Так, спящих лёжа, продают за копейки, а стоячие идут не дешевле 2.000 $.

Разумеется, если у тебя не найдётся места для собачьей подстилки, то можешь отправлять спать Грейхаунда за шкаф. Но если ты живёшь в городе, в крошечной квартирке — зачем тебе борзая? С такой любовью к практицизму, скоро выведут собак с вешалкой на загривке…

Фоксхаунд переводится, как «травящий, преследующий лисицу». Казалось бы, что тут такого? Этакий помощник охотника… Если не помнить, что лиса относится к млекопитающим семейства псовых. Лиса — это тоже собака!!! Причём, безвредная собака, питающаяся мышками, да ёжиками, а не нападающая на коров и заплутавших крестьянских детей. Всё её несчастье в неплохом, но и не в самом дорогом, мехе.

Так что фоксхаунды — янычары собачьего племени! Хотя и не виноваты в этом…

12 марта 1966 года Линдон Бейнс Джонсонс, 36-й президент США, прибыл в Калифорнию, дабы лично поддержать кандидата в губернаторы штата — актёра Р. Рейгана. Интервью за завтраком, встреча с избирателями, сорак за поводок сорокаминутная речь на званом обеде, встреча с представителями кинокомпаний, медиамагнатами штата и так далее, и тому подобное. День завершал ужин на яхте в кругу семьи и коллег будущего губернатора. Утомлённые политики пили коктейли и шутили, фотографы щёлкали камерами, охрана всматривалась в зевак на берегу… И вот, пресс-секретарь незаметным кивком дал понять президенту, что время встречи истекло и самолёт ждёт. Л. Б. Джонсон, улыбаясь, протянул Р. Рейгану руку, фотокорреспонденты засуетились и один из них неловко толкнул 23 летнюю Л. Фергюссон, племянницу мэра Лос-Анжелеса. Та, нелепо взмахнув руками, полетела за борт. Вслед за ней в воде оказался и её фоксхаунд Грин. К чести последнего, надо сказать, что он не собирался прыгать в воду, а был просто стащен за поводок хозяйкой. Оказавшись в воде, перепуганный пёс попытался взобраться на голову отчаянно барахтающейся хозяйке и почти утопил её, но подоспела подмога. В воду полетели спасательные круги, попрыгали бравые охранники. Восторженно подвывая, фотографы делали снимок за снимком — девушка в воде, плывущий рядом с ней пёс, девушку поднимают на борт, президент треплет по холке отважного фоксхаунда, Грин на руках Президента. Как всегда за кадром осталось, что несчастную Л. Фергюссон тошнит на палубу, что перепуганный пёс вцепляется зубами в икру Л. Б. Джонсона, а охранник, пинком опять отправляет Грина в воду…

Если взять, да и произвести перепись собачьего населения Земли, то можно было бы построить Диаграмму собачьих пород. Допустим, на оси абсцисс размещаем породы, а по ординате — количество представителей. И каждой породе присвоить свой цвет, плюс штриховку. Получился бы такой радужный частокол, с высоченным пиком немецких овчарок и крохотной кучкой каких-нибудь Уиппетов. И проводить подобные переписи каждый год, ведь у каждой породы есть своё время расцвета и упадка. (К примеру, сделала бы Джоан Роулинг любимым другом Г. Поттера, крошку мопса, и жди немедленного омопсячивания читателей. Или, вдруг, появится некий вирус, убивающий только спаниелей, глядишь, и всё меньше на собачьих площадках вислоухих весельчаков.) А потом, можно забить всю эту статистику в компьютер, запустить на скорости «секунда — год» и любоваться, как извивается, вздымается и опадает радуга собачьих жизней. И чувствовать себя Собачьим Богом…

В христианских странах по сегодняшний день есть суеверие, что если собака забежит в храм, то его надо заново освящать. Правда существует одно исключение. Когда новая церковь уже готова к освящению, в нее впускают собаку, прежде чем туда ступит нога человека. Этот обычай возник из поверья, что первое живое существо, входящее в новую церковь, принадлежит дьяволу и дьявол его заберет. Затем собаку ловят и с песнопениями сжигают на костре. Так сказать, привет из мрачного средневековья обществу защиты животных…

Радуют, пожалуй, только венгры. Этот жизнерадостный народ нашёл несложный способ спровадить дьявола из церкви и, заодно, спасти невинную собачку. В Венгрии в новую церковь запускают не абы, какого пса, а стремительную Венгерскую Борзую. Обежав храм, та вырывается наружу и стремительно уносится прочь.

— А нашу борзую, сам чёрт не догонит, — посмеиваются добродушные венгры.

— Сегодня занятий не будет, все идём в ветлечебницу, — объявил Хозяин псарни.

Молодой дирхаунд Адольф удивлённо поднял брови. Он уже бывал у ветеринара и ему там не особенно понравилось. В первый раз делали прививки, а во второй доставали клеща из-за уха.

— А что, мы чем-то заболели? — спросил Адольф.

— Это называется диспансеризацией, — непонятно ответил Хозяин. — Просто врач посмотрит, нет ли у кого какой заразы. Вот и всё. Окажетесь здоровы, обещаю, что уколов не будет…

Врач, к которому попал Адольф, заглянул ему в пасть, в уши, затем ощупал спину, живот, лапы. И одна лапа ему, судя по всему, не понравилась. Там, действительно, была какая-то шишка, но она совсем не болела и не мешала.

— Давно это у Вас? — задумчиво наминая ногу Адольфа, спросил ветеринар.

— С детства, — беззаботно ответил тот.

Врач позвал Хозяина и долго с ним говорил. Адольф, позёвывая, рассматривал кабинет, лениво прислушиваясь к незнакомым словам: «биопсия», «химиотерапия», «злокачественная».

По дороге домой, Хозяин был молчалив и задумчив.

— Что-то не так? — занервничал Адольф.

— Надо бы тебе к своим съездить, в питомник, где родился. Проведать. То, да сё, — непонятно ответил тот.

— Это из-за ноги?

— Видишь ли, — Хозяин не смотрел ему в глаза. — Там опухоль. Она будет расти и скоро убьёт тебя. Такие вот новости…

Есть такое выражение «Мир перевернулся», и для Адольфа он, действительно, перевернулся. Всё — звуки, запахи, краски стали, вдруг, ненужными и совершенно неинтересными. Какая разница кто пометил этот угол? И что делят, надсадно каркая, вороны на крыше гаража? И плевать на шипящего из-под мусорного бака кота. Что бы он не чувствовал сейчас, что бы не сделал, всё это впустую. И Адольф один в этой пустоте…

Хозяин купил ему билет и посадил в электричку, где всю дорогу Адольф неподвижно просидел у окна, осторожно трогая лапой свою опухоль.

— Неплохо бы, — думал он, — умереть прямо сейчас. Уснуть под стук колёс и не проснуться. Зачем я еду? Какая-то суета и бессмыслица…

День, проведённый с родителями, был, пожалуй, самым бесконечным в его жизни. Он невпопад отвечал, виновато улыбался, пытаясь запомнить имена бесчисленных родственников, вяло ел и вскоре, сославшись на усталость, ушёл спать.

Утром, перед завтраком, отец повёл его на реку.

— Идём, идём, сын, — настойчиво уговаривал он Адольфа. — Искупаешься. Помнишь, как я учил тебя плавать? Все наши уже там, поплаваешь, взбодришься.

— Папа, — Адольф знал, что не должен этого говорить, что сейчас поступит гадко, но нести этот ужас в себе больше не было сил. — Папа, — всхлипнул он, — ты только пойми меня правильно. Видишь, тут на лапе?

— Шишка-то? — покивал отец. — А что? Это наша родовая отметина. Фамильная гордость, так сказать. И у меня такая есть, и у деда такая была. А у дядьки твоего, аж, две таких. И у детишек твоих такие же будут.

Отец беззаботно рассмеялся, — Бежим наперегонки?

— А-а-а-а-а-а-а!!!! — завопил Адольф, и, не разбирая дороги, помчался сквозь заросли камыша к воде. Добежав до реки, он взмыл вверх и, перевернувшись в воздухе, рухнул в тёплую зелёную воду.

— Вернусь к Хозяину, — думал он, лениво плывя на спине, — сразу же пойду к Врачу. Попрошу запереть дверь. А потом…, главное, не спешить, — он мечтательно прикрыл глаза и улыбнулся солнцу.

С годами ирландский волкодав Альфред приобрёл отвратительную привычку брюзжать после ужина и задавать бесконечные риторические вопросы, начинающиеся — «А вот скажите мне…» или «А кто мне ответит…». Первое время я пытался отшучиваться, потом старался объяснить, что белое не обязательно должно быть белым, а чёрное — чёрным, но, в конце концов, просто перестал ему отвечать. Впрочем, Альфред и не стремился к беседе. Ему было вполне достаточно, что он разговаривал, вроде как, не сам с собой, а апеллировал ко мне.

— А, вот кто мне объяснит, почему меня называют Волкодавом? Я, что, должен волков давить? Догонять, гукаться сверху и давить? Бред, какой то! Почему спаниеля не называют уткодавом, а гончую зайцедавом? Да, я готов сразиться с волком, хотя это и выглядело бы глупо в мои-то годы. И, даже смог бы, порядком, его изранить, но, во-первых, зачем? А, во-вторых, извольте заметить, сразиться. Так сказать, вступить в бой, а не начать давить. Я, силён, изящен, мускулист. Причём тут это оскорбительное «дав»? Я, кстати, в отличие от некоторых неучей, несколько раз видел волков. Красивые и опасные животные. И о них говорят — «зарезал овцу», а не задавил! Могли бы и меня назвать не волкодавом, а волкорезом. Впрочем, и это звучит достаточно вульгарно, похоже на волкогрыз. Фу!.. Да, как получишь имечко, так и несёшь его всю жизнь. Помните, как у Николая Васильевича: «…и если наградит кого словцом, то пойдёт оно ему в род и в потомство…». Вот попался бы мне на зуб этот языкотворец…

Затем Альфред переходит к старым добрым временам, к пище, которая была куда сытнее и калорийнее нынешней, к нынешней дурацкой погоде. Затем его бубнение становится всё невнятнее, он всё чаще позёвывает, и, в конце концов, засыпает.

Салюки считается охотничьей собакой племен туарегов из Центральной и Южной Сахары. Я говорю — считается, потому что выведен она для других целей. И что бы понять истинное предназначение этой собаки, несколько слов о быте туарегов.

Туареги — это та часть берберского населения Северной Африки, которая не захотела жить под властью завоевателей арабов и ушла на юг в Сахару. Со Средних веков они ведут кочевой образ жизни в её алжирской части. Хотя туареги мусульмане, многоженства у них не было, и нет. Они, кстати, единственный в мире народ, у которого не женщина, а мужчина должен закрывать лицо. Причем не только на людях, но и дома. Кроме того, мужчина обязан сидеть на лошади боком. Итак, представьте себе мужчин, завёрнутых в бурнусы, в огромных мешковатых штанах, с закрытыми лицами, сидящими боком на лошадях. И такой человек-кокон отправляется, к примеру, за покупками в город. Если он не возвращается домой к вечеру, то женщины пускают по его следу Салюки. Задача тех, не только найти хозяина (упавшего с лошади и запутавшегося в одеждах), но привести к нему женщин. А в пустыне, сами понимаете, дорога каждая секунда — солнце, змеи, самумы, скорпионы. А найдя горемыку, надо мчаться и искать следующего. Поэтому Салюки фантастически вынослива и стремительна. Считается, что она может бежать по пустыне со скоростью 50–60 км/час в течение 5 часов. На охоте же совершенно бесполезна, догнав лань, она стремглав бросается домой, предупредить женщин…

Русская псовая борзая известна ещё со времён Екатерины Великой (Софии Фредерики Августы Ангальт-Цербстской). Не было такого поместья, где не держали бы свору-другую. Самый захудалый помещик, перебивающийся с хлеба на квас, а и тот обзаводился десятком борзых. И, надо заметить, не зря. Псов в то время по лесам водилось… Не сосчитаешь! Как вылезут из чащи, завоют, да залают, да замашут хвостами. Волки, рассказывают, их за версту обходили, да по норам прятались. Бывало, по несколько раз за неделю начинал бухать набатный колокол, и народ прятался по дворам, запирал скотину. «Псы идут!». И вот тут то, страшно, не страшно, а собирал помещик дворню, сажал на коней и спускал свору борзых. Надо заметить, что первые Псовые охоты больше напоминали сражения, чем то, что мы сегодня понимаем под словом «охота». Обычно борзые первыми налетали на стаи Псов, а, затем, уже, улюлюкая и сверкая саблями, появлялись люди. Смутное, суровое время. Бывало, и Псы побеждали. Тогда из уездов высылались экспедиционные карательные части, которые картечью и штыками отбрасывали захватчиков обратно в глухие чащи.

Шло время, и к концу XIX века Псовая охота уже не напоминала кровопролитную схватку, а становилась неким видом спорта, где на первое место ставилось не убийство, а пленение Пса. Да и последние становились редкостью в наших лесах, так что егеря иногда по месяцу проводили, рыская по чащобам в поисках.

В наше же время, слово «Псовая» у Русской борзой несёт примерно такой же смысл, как, если бы она называлась «динозавровой».

Раньше Норвегия была страной о-го-го!!! Тут тебе и викинги, и Великий Сигурд, дошедший со своим войском до Иерусалима, и экспедиции в Америку, и король Олаф Святой, и принц реформатор Христиан-Фридрих, и Эдвард Григ, и группа A-ha, наконец. Сегодня же, при упоминании Норвегии, на ум приходит только селёдка. Она повсюду. И не только классическая под белым соусом, но и селёдка в тесте, селёдочные рольмопсы, селёдочный паштет, селёдочные щи, селёдочные стейки и даже селёдочный кисель! Каждый норвежец, достигший совершеннолетия обязан уметь приготовить не менее двадцати пяти разных селёдочных блюд, уметь солить, вялить, а, главное, ловить этот символ нации.

Помимо людей, селёдкой питаются местные куры, кошки, овцы, коровы, еноты, кони, одним словом — все! Все, кроме Серого Норвежского Эльхунда. Эта собака не просто ненавидит селёдку, но и страдает аллергией на неё. Одно спасает её от гнева местных жителей — она пахнет свежевыловленной сельдью!

Афганская борзая — одна из старейших пород в мире. Неудивительно, что с нею связано множество легенд. Первая из них такова…

«Во время Всемирного потопа Ной обнаружил в своём ковчеге течь. Тогда он велел афганской борзой заткнуть её своим длинным и острым носом. Что собака и сделала. Ковчег был спасён». Одно меня забавляет, что бы заткнуть течь носом и не задохнуться, борзая должна была быть снаружи судна и носом в трюме. Хорошо, что дырка в ковчеге была всего одна. А если бы десять или двадцать? Ведь у Ноя было «каждой твари по паре». И, хотя, носатых животных на ковчеге было великое множество, но, только представьте, как бы он выглядел к концу путешествия?!

Легенда вторая. «Как-то раз разбойники напали на караван, с которым ехала афганская принцесса. Её захватили в плен, ограбили и хотели убить. Но принцесса уговорила сохранить ей жизнь, пообещав разбойникам соткать прекрасные ковры. Она выполнила обещание. Разбойники держали её в пещере высоко в горах, подальше от посторонних глаз, а ковры выгодно продавали. Но грабители не догадывались, что из-за отсутствия элементарной гигиены, ковры так пропитались запахом принцессы, что верные собаки легко привели слуг в логово преступников. Разбойники были перебиты, а принцесса отмыта и возвращена во дворец».

Легенда третья. Жил среди афганцев мудрый и справедливый человек, советов которого все всегда слушались. Однажды в ауле, где он жил, за одну ночь сдохли все собаки. Наутро люди пришли к мудрецу и рассказали о случившемся.

— Ничего, всё будет хорошо, — ответил тот.

— Странно! — возразили люди. — Собаки нас охраняли, что же хорошего, что их теперь нет?

А этой же ночью враги тайно перешли границу Афганистана. Но когда они на рассвете подошли к аулу, где недавно передохли все собаки, военачальник удивился:

— Что-то собаки не лают. Наверное, и людей здесь нет. Пустой аул, пустые дома. Что нам тут делать? Разве такая добыча нам нужна, что бы спокойно встретить старость?

С этим враги и убрались к себе восвояси… Мораль здесь такова — даже дохлая афганская борзая может принести пользу человеку.

Емтхунд — это название породы собак похожих одновременно на шпицев и на лаек.

А ещё это страшное арабское проклятие, выкрикиваемое только в минуты крайней ярости. Представьте себе бедуинский караван, раскинувший шатры в прохладе оазиса после дневного перехода через барханы. Женщины, звеня браслетами, готовят кус-кус и заваривают чай, а глава семьи плотничает в тени пальм. И вот он зажимает между большим и указательным пальцами гвоздь, взмахивает молотком и…

— А-а-а, ЕМТХУНД!!!! — разносится над вековыми песками.

Верблюды испуганно вскакивают на ноги, кричат дети, а женщины в страхе зарываются в песок.

— ЕМТХУНД, ЕМТХУНД! — вопит караванщик, тряся багровыми пальцами и приплясывая.

— Наш господин гневается, — шепчут женщины, — вай, так ругается, так ругается…

Ни с одной собакой не связано такое количество заблуждений и откровенной ерунды, как с бультерьером. Попробуем рассмотреть некоторые из них.

Этот пёс создан для боёв и сражений.

— На самом деле, его очень непросто разозлить.

— Иногда у него в мозгах что-то перемыкает и вот тут-то вы всё и имеете.

— Не бейте собаку кнутом и не заставляйте играть на скрипке, и она никогда вас не укусит.

Из-за крохотных глаз, собака почти ничего не видит.

— Бультерьр практически слеп, но у него фантастически острый нюх, который компенсирует недостаток зрения.

— Он всё видит, но скрывает это.

— Ничего не видит, не слышит, не чует и это его крайне раздражает!

Если самец с самкой долго находятся в одном помещении, то…

— Самец, в конце концов, загрызёт самку.

— Самка убивает самца.

— Они объединяются и загрызают всех вокруг.

Из-за длинной и острой морды, бультерьер обожает…

— Быстрый бег.

— Всевозможные норы.

— Ходить с опущенной головой.

В преклонном возрасте бультерьер…

— Становится ленивым и добродушным.

— Просто не доживает до преклонного возраста.

— Ему наплевать на возраст, он всегда весел и неукротим.

Миниатюрный бультерьер — молодая порода, ведущая своё происхождение из классических бультерьеров Старого Света. Отцом новой породы считается кобель Бейли. Трагично начался его путь в Америку. 14 апреля 1912 года двадцатилетняя хозяйка Сара Харрис поднялась с ним по трапу на палубу Титаника. Целью её путешествия было сопровождение щенка для некого мистера Ф. Айронсайда, скотопромышленника. После столкновения с айсбергом, С. Харрис, завернула пса в одеяло и, растолкав обезумевших пассажиров, спустилась в шлюпку N12. Тем самым она вошла в 25 % спасшихся пассажиров 3 класса. Прибыв в Нью-Йорк уже на «Карпатии», отважная девушка поклялась никогда не расставаться с бультерьером. Переехав с ним на Средний Запад, Харрис создала «Бейли-Харрис» — первый американский питомник миниатюрных бультерьеров. К концу пятидесятых годов потомство Бейли, благодаря искусной селекции, представляло собой новую породу. Крепкие, высокие и необычайно агрессивные псы достаточно быстро нашли своё место в полиции и охранных агентствах. Бесстрашные, свирепые представители этой породы имеют, пожалуй, единственный изъян — панически боятся воды…

Официально стаффордширский бультерьер был признан Английским Клубом собаководства в 1935 году.

С тех пор в Великобритании:

— умер Г. К. Честертон

— в Лондоне троллейбусы пришли на смену трамваям

— Дж. Р. Р. Толкиен написал «Хоббита»

— премьер-министром стал У. Черчилль

— началась война с Германией

— родился Пол Маккартни

— закончилась война с Германией

— открылся аэропорт в Хитроу

— Дж. Оруэлл написал «1984»

— умер король Георг VI

— Би-Би-Си показало первую цветную телепередачу

— образована группа «Битлз»

— разрешено проводить замены игроков в ходе футбольного матча

— Новый Год объявлен национальным праздником

— построен франко-английский сверхзвуковой «Конкорд»

— «Секс пистолз» выпустил сингл «Боже, храни королеву»

— оцифрована первая звукозапись

— от холода остановился Биг Бен

— разразилась война на Фолклендских островах

— палата общин британского парламента проголосовала за отмену телесных наказаний в государственных школах

— погибла принцесса Диана

— введена новая единица объема пива — 2/3 пинты…

…а стаффордширский бультерьер, как был кусачим негодяем, так и остался!

Шерсть эрдельтерьеров необходимо выщипывать руками. Её захватывают небольшими пучками, прижимая большим пальцем к лезвию ножа, зажатого в ладони, и удаляют резким движением, придерживая при этом левой рукой кожу.

Однажды поздно вечером где-то под Эдинбургом три девицы ощипывали своих Эрдельтерьеров.

— Кабы я стала супругой Шотландского короля, — говорит одна из них. — Какие бы мы с ним устраивали пиры! Жареные на вертелах быки, каплуны, лососина, рейнские вина в серебряных кубках…

— Эх, сестрица, — говорит её подруга, нещадно нащипывая своего эрделя. — Кабы я была женой короля, то настроила бы мануфактур и заставила бы всех шотландок прясть-прясть-прясть. Наткали бы мы полотна, нашили парусов, снарядили военные корабли и…

— Кабы меня взял монарх в жёны, — перебила её третья девица, — то я бы рассказала ему секрет приготовления верескового мёда.

Только вымолвила она эти слова, как скрипнула дверь, и в щипальню ворвался неистовый Шотландский король.

— Ты! — рукой в металлической перчатке он указал на третью девушку. — Ты можешь прямо сейчас поклясться, что знаешь этот секрет? Если знаешь, то уже можешь считать меня своим супругом.

— А я вам нравлюсь, Ваше Величество? — смущённо потупилась девица.

— Да, какая разница? — нетерпеливо воскликнул король. — Всё просто, ты мне вересковый напиток, я тебе руку и сердце.

— Ах, король-король, — покачала головой девушка. — Неправильный ответ. А ты ведь был так близок. Всего-то на всего надо развести 12 вёдрами воды 1,5 пуда мёда, поставить кипятить и как можно осторожнее снимать пену. Когда выкипит половина, тогда…

На этих словах девица начала таять в воздухе. Сначала исчезли ноги, затем руки, туловище, голова и только улыбающийся рот ещё какое-то время говорил.

— …снять с огня и дать остыть, потом перелить в кадку, стенки которой надо вымазать ржаным кислым тестом, — с этими словами она исчезла полностью.

— Кто-нибудь записывал? — взревел король.

Несостоявшиеся невесты испуганно затрясли головами.

— Проклятье, — монарх угрюмо обвёл глазами девушек и их полуощипанных эрдельтерьеров. — Аккуратнее надо бы…

И вышел вон, ногой бешено выбив дверь.

Появлению этой породы мы обязаны псарям эрла Бедлингтона Нортумберлендского. Когда их хозяин вконец разорился и перестал не только платить жалованье, но и кормить, бедняги стали пробавляться мелким воровством в крестьянских хозяйствах. Разумеется, скоро они примелькались и бывали биты суровыми фермерами. Тогда хитроумные псари, скрестив овцу с обыкновенным терьером, получили маленького зубастого монстра с внешностью ягнёнка и свирепостью волка. Принимаемый сторожевыми псами, и овцами за своего, Бедлингтон-терьер пробирался в отару, приканчивал самого упитанного барашка, и уволакивал добычу в ближайший лесок, где его поджидали хозяева.

Поговаривают, что и сам эрл, узнав о промысле своих слуг, полюбил лакомиться молодой ягнятиной.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Царь. Был он человеком не злым, справедливым и правил своей страной достойно. Слава Богу, всё у него было, и земли с лесами, и народ покладистый, и в семье всё хорошо. Жена красавица, сын наследник, невестка умница. Ну, и как у каждого нормального человека, была у него маленькая страсть, скорее даже страстишка — любимый фокстерьер. Из соседей царей-королей, кто в карты играл, кто за девицами бегал, кто вином баловался, а наш, как все дела переделает, всё с пёсиком своим забавляется, да гуляет. Время, однако, шло, фокстерьер старел, дряхлел и, однажды, испустил дух. Прогоревал Царь целый день, проплакал, а ввечеру приказал старого друга на ледник положить.

— Пусть, — говорит, — здесь пока, бедняга, хранится, а я буду думать, как его к жизни вернуть.

Думал-думал и поступил, как каждый царь — вызвал к себе Солдата.

— Приказать тебе, язык не поворачивается, но сделай что-нибудь, Солдатик. Как говорится, не в службу, а в дружбу.

Посмотрел Солдат на Царя. Взрослый, казалось бы, уважаемый человек, а так убивается по собачонке, но смолчал, уж больно уважал своего государя. Собрал он котомку, попрощался с друзьями и в путь отправился. Полмира обошёл, пять пар сапог сносил, десять языков выучил, но так и не нашёл снадобье, что бы царского фокстерьера оживить. И вот остановился он как-то на ночлег у старика в крохотной деревушке, что на краю леса. Наколол дров, изгородь починил, воды натаскал и сел с хозяином ужинать. Слово за словом, разговорились. Пожаловался Солдат на свою судьбу, а старик и говорит.

— Есть у меня бутылочка с Живой водой. Думал, пригодится, да, во-первых, жить как-то надоело, а во-вторых, мало водички осталось. Хочешь, забирай просто так, раз хороший человек.

Обрадовался солдат, поблагодарил хозяина и домой отправился.

Вернулся на родину и бегом во дворец. А там, новость, так новость! Царь-то Богу душу отдал и на троне теперь его сын правит. Расстроился Солдат, но докладывает честь по чести.

— Вот, Ваше Величество, по приказу вашего батюшки, принёс Живую воду, для воскрешения усопшего фокстерьера.

— Слушай, Солдат, — говорит Наследник. — Отец приказал его в землю не зарывать, а положить на ледник вместе с милым его сердцу пёсиком. Так давай, лучше, папу оживим. Пусть он дальше правит, а я, как всегда, при нём останусь.

— Песню бы о такой сыновней любви сложить, — расчувствовался Солдат. — Но, беда в том, что мало у меня живой воды. Только на собачку и хватит.

— Авось, да получится, — махнул рукой наследник. — Идём на ледник.

Пришли они туда. Действительно, лежат среди ледяных глыб Царь и фокстерьер. Бледные, холодные, но тленом не тронутые. Встал наследник на колени и окропил голову отца Живой водой. Заискрилась вода, зашипела, и открыл Царь глаза.

— Где я? — спрашивает.

— Ожил, ожил батюшка, — заплакал от радости Наследник.

Бросились они с Солдатом Царя поднимать, но не тут-то было. Как хватило им волшебной воды на одну царскую голову, так она одна и ожила. Ужас их охватил. Тело царёво мертво, только голова жива. Но, Царь, он на то и царь. Расспросил Наследника о делах государственных, о семье. На фоксика своего поглядел-погрустил, да и говорит.

— Глупость я с этой Живой водой надумал, вот и расплачиваюсь. Сами подумайте, что за государство такое будет, в котором правитель на леднике живет, и шевельнутся, не может. Слухи пойдут, волнения, а там и до смуты недалеко. Нет уж, дорогие мои. Побыл я немного с вами и спасибо на этом. Надо со мной кончать. Тебя, любимый сын, об этом просить не могу, дабы не стал ты отцеубийцей. Дело за тобой, Солдат. Выполни последнюю волю своего государя, застрели меня.

— Пощади, отец родной, — взмолился Солдат. — Али мало я на чужбине натерпелся?

— Знаю, знаю каково тебе, — говорит Царь, а у самого голос дрожит. — Но, как старого друга прошу, не как подданного.

Заплакал Солдат, упала его слеза на грудь государя, и ожил он весь. Такое вот чудо явил им Господь. Обнялись они, расцеловались и вышли из ледника на свет божий. Царь, что бы дальше править. Сын, что бы подле отца ума-разума набираться, а Солдат, что бы дальше им верно служить.

Правда, через пару дней, Царь опять к себе Солдата вызвал. Что бы тот на фоксика поплакал…

Это было в эпоху Камакура. Некий самурай переправлялся однажды ночью через бурную реку Намэри, и его слуга нечаянно уронил с моста в воду Ирландского глен оф имаал терьера.

Самурай немедля приказал нанять людей из соседней деревни, зажечь факелы и отыскать собаку. Некий европеец-путешественник, глядя на это со стороны, заметил:

— Печалясь о паршивом терьере, стоимостью то всего в десять мон (мон — мелкая монетка), он покупает факелы и нанимает людей. Ведь это обойдется гораздо дороже десяти мон.

Услышав эти слова, самурай сказал:

— Да, некоторые думают так. Но «Кодекс Бусидо» учит нас — «Поднимись над личной любовью и личным страданием — существуй во благо человеческое».

— Ну, допустим, — говорит европеец, — насчёт любви и страдания я понимаю. Мне тоже жалко пса. А причём тут «благо человеческое»?

— Как причём? — удивился самурай. — Собаку, я, судя по всему, потерял навсегда, но дал подзаработать крестьянам из соседней деревни.

— Вечно я забываю, что подоплекой ваших морально-этических норм являются конфуцианство и дзен-буддизм, — пробормотал европеец. И пошёл прочь.

Сказка для детских лечебных учреждений. Рекомендовано Министерством образования РФ. (№ 2374/2 от 21.04.2008 г.)

Действие первое. (Занавес закрыт. На авансцене Скоморох в шапке с бубенцами и зелёной рубахе)

Скоморох:

(появляется Солдат Иван в стрелецком кафтане)

Скоморох:

(появляется Царь в короне и при бороде)

Царь: Иван, любезный, прослышали мы, что за тридевять земель, на далёком острове Ирландия живёт собака Терьер. Привези её нам и будет тебе счастье.

Солдат Иван: Ваше Величество, 25 лет я за Родину кровь проливал, Ваши приказы исполнял. Теперь служба моя закончилась, пора домой возвращаться — землю пахать, да детишек растить.

Царь: Не такого ответа я ждал от тебя, Ваня, расстраиваешь ты меня.

Солдат Иван: Ты уж не гневайся, царь-государь…

Царь: Вань, давай так, или терьер, или темница, палач, дальше сам знаешь…

Солдат Иван: Дозвольте в путь отправляться, Ваше величество?

Царь: Дозволяю…

Действие второе. (Открывается занавес. Группа девушек в синих трико делает плавные движения руками, изображая волны.)

Скоморох:

(Занавес закрывается)

Действие третье.

(На авансцене появляется Солдат Иван)

Солдат Иван: Здравствуй незнакомая земля! Есть ли кто здесь живой?

(появляется Скоморох)

Скоморох:

(Появляется Старуха)

Старуха: Здравствуй Иван, с прибытием на остров Ирландия.

Солдат Иван: Здравствуй бабушка. А откуда вы знаете, как меня зовут-величают?

Старуха: А в бочке, дружок, человек с другим именем по морю не поплывёт.

Солдат Иван: А хотите, бабушка я вам дров наколю, печь истоплю, грибов насобираю, поле вспашу?

Старуха: Эх, Ваня, хотела я тебя убить и съесть, но вижу, хороший ты человек. Проси у меня, что хочешь, я тебе помогу. И знай, что я не простая бабка. А могущественная колдунья Брунгильда!

Солдат Иван: А помоги мне тогда, бабушка Брунгильда, Терьера сыскать.

Старуха: Ох, Иван, дальше можешь не рассказывать. Понимаю, не по своей воле ищешь. Вот тебе волшебный клубок шерсти. Куда он покатится, туда и иди. Приведёт от тебя сначала к ручным сеттерам…

Солдат Иван: Ручные? Это хорошо!

Старуха: Ручными их кличут, потому что они путникам руки откусывают. Вот тебе, посох, будешь от них отбиваться. Затем встретишь головастых пинчеров…

Солдат Иван. Головы откусывают?

Старуха: Нет, просто шибко умные. Будут тебе загадки загадывать. Вот тебе бумажка, на ней ответы записаны. После пинчеров встретишь волкодавов…

Солдат Иван: А эти что откусывают?

Старуха: Эти, Ваня, всё откусывают, если голодные. Вот тебе говяжья печёнка, покорми их. А уж после волкодавов и встретишься с Терьером. А теперь, ступай, родной, с Богом.

Действие четвёртое.

Скоморох:

(Занавес открывается. На сцене Девица с распущенными волосами)

Девица: Иван, давай не будем терять время. Я и есть тот самый Терьер, которого ты ищешь. Проблема у нас с тобой одна — ни к какому царю Митрошке я ехать не намерена.

Солдат Иван: (хитро) Ой, ты гой еси…

Девица: (мрачно) Я же просила, давай покороче.

Солдат Иван: И что же мне царю доложить?

Девица: А ему непременно Терьер нужен?

Солдат Иван: Исключительно!

Девица: А, может, ну его — этого царя и службу?

Солдат Иван: Любовь русского человека к родной сторонушке, да к берёзонькам белым…

Девица: (перебивает) Я поняла. Можешь не продолжать. Хорошо же, поеду с тобой, но сначала в собаку превращусь. (Занавес закрывается. На авансцене появляется Скоморох).

Скоморох:

Действие пятое. (Занавес открывается. В центре сцены трон. На троне сидит Царь).

Царь: Вот кого не ждали! Привёз?

Солдат Иван: Обижаете, Ваше Величество. Как заказывали — Ирландский Терьер. Вот сам. Вот бумаги его, печать, подпись — Брунгильда.

Царь: (задумчиво) Паршивый какой то…

Солдат Иван: Понятное дело.

Царь: Знаешь что Ваня, иди-ка ты на заслуженный отдых. Вот тебе кошель серебра, спасибо за службу и моё царское благословление. И собачку с собой забери. Типа, в награду.

Солдат Иван: Премного благодарен. (Занавес закрывается)

Финал. Апофеоз. На авансцене Скоморох, Солдат Иван, Девица

Скоморох:

Скоморох, Солдат Иван, Девица танцуют народный танец. Обнимаются. Кланяются публике.

Журнал «Роллинг Стоунз» № 9, 1992 год.

Жил-был на свете мельник, и было у него три сына. Старший умный, средний ни то ни сё, а младший — просто дурак. Пришло время, и умер старый мельник. Похоронили его братья, погоревали и сели читать отцовское завещание. Согласно последней воле усопшего мельница и всё хозяйство доставалось старшему сыну. Лошадь и телега среднему, а младшему Паттердейл-терьер. Прочитал умный сын братьям завещание, минутку поразмыслил и говорит,

— Дорогие мои, не могу я в одиночку пользоваться отцовским добром. Буду трудиться на мельнице не покладая рук, а всё нажитое делить между нами на три равные части.

Средний брат говорит, — Пусть Бог меня умом несколько и обделил, но сила вся при мне. Буду, старший работать вместе с тобою. Любая тяжёлая работа мне нипочём, да и лошадь с телегой нам в хозяйстве пригодятся.

Младший брат говорит, — Пусть я здоровьем и умом слабоват, зато смогу в доме убираться, да обеды готовить. А по вечерам буду вам на губной гармошке играть.

Обнялись братья, прослезились. Но тут дурак и спрашивает, — Кстати, а как нам с Паттердейл-терьером поступить?

— Давайте прикончим его, набьём чучело и поставим его в нашей гостиной, — отвечает старший брат. — В память о нашем отце. О наследстве. О сегодняшнем дне. О том, что в любой ситуации человек должен остаться человеком.

Так братья и поступили. И жили потом долго и счастливо.

В период после возвращения с Крымской компании и до того, как полюбить русский народ, граф Лев Толстой жил в своё удовольствие. Он был, слава Богу, не ранен, холост и деньги из имения поступали регулярно. Да тут ещё издались его «Севастопольские рассказы» и Николай Некрасов пригласил его сотрудничать в «Современник». А в издательстве новые знакомства, интеллигентные здравомыслящие люди. Честно скажем, нечета офицерскому клубу с надоевшими пуншами, трубочным дымом и солёными шутками. Подойдёт, к примеру, Николай Некрасов, положит руку на плечо и спрашивает:

— Вам, Лёвушка, как боевому офицеру, наверное, скучно с нами, нудными писаками?

— Мне, брат ты мой, везде хорошо, где пульки не свистят, — захохочет граф. И к писателям, — а не выпить ли нам водочки, господа? Позвольте угостить!

И все шумной толпой отправляются в ресторан. Поднимают тосты во славу русской литературы, шумят, дурачатся, подтрунивают друг над другом. И так полюбилась эта жизнь Льву Николаевичу, что бывало, выпьет, влезет на стол в заведении и скажет, — Столько лет искал своё место в жизни и нашёл, наконец. Вот, помяните моё слово, господа, брошу пить и засяду за роман. Спасибо вам за всё, други!

Единственным, кто из «Современника» раздражал бравого артиллериста, был Иван Тургенев, а, точнее, его пассия — оперная певица Полина Виардо. Собираются пойти всей редакцией в казино, а Тургенев сейчас же спешит откланяться, мол, «Полиночка не велела». К актрисам или белошвейкам наведаться — та же история.

— Да брось ты эту дуру, Ваня — по-дружески советовал граф. — Ты из-за неё и пишешь какую-то тягомотину. И денег ей даёшь не по чину. Разве ж с актёрками так можно?

— Честь имею откланяться, — буркнет Тургенев и убежит к Виардо жаловаться на Толстого.

Рассказывают, что Лев Николаевич, одно время даже завёл собачку породы манчестерский терьер, назвал её Полиной и везде, где можно жаловался на её скверный характер и прожорливость.

— Зато, голос, какой, — смеялся граф, передразнивая Ивана Тургенева, — голос просто божественный.

У Парсона родился сын Джек.

У Джека — сын Рассел.

Рассел решил, что не стоит рожать детей в этот паршивый мир и завёл терьера.

Что решит терьер, пока никто не знает. Он ещё маленький и у него всё преотлично. Но, забавно будет, если своего сына он назовёт Парсоном…

После того, как сам государь император Николай Павлович изволил заметить и похвалить литературный дар отставного артиллерийского офицера Л. Толстого, последний, мягко скажем, несколько загулял. Взял в обыкновение просыпаться только часам к трём, завтракать с водкой, а затем колесить по Петербургу, нанося визиты бывшим сослуживцам и новым друзьям литераторам. И, как то вечером, будучи уже изрядно навеселе, заглянул к редактору «Современника» Николаю Алексеевичу Некрасову. Вломился в кабинет, хохочущий, румяный с мороза, в левой руке связка баранок, в правой щенок ягдтерьера.

— Коленька, — кричит, — друг мой любезный. Прими дар от брата по перу, — и суёт ему прямо под нос щенка. — Полюбуйся, какой ягдыш! Боевые други преподнесли. А на кой чёрт он мне? — тут Толстой радостно расхохотался и потряс баранками над пёсиком, как погремушкой.

— Лёвушка, — смутился Некрасов, — я же просил тебя…

— Эй, человек, — Толстой заметил стоящую в углу редакторского кабинета сутулую фигуру некого длинноволосого и носатого мужчины, — вот тебе гривенник, слетай-ка в трактир, купи блюдце молока для щенка. И нам, с Николашей графинчик прихвати. Да-под — бараночки, — и он заговорщицки подмигнул Некрасову.

Длинноволосый недовольно зыркнул, но спорить не стал и, приняв деньги, стремительно вышел вон.

— Лев, дорогой, — Николай Алексеевич, молитвенно сложил руки, — люблю тебя. Но, право слово, ведёшь себя, как l'enfant terrible! Ну, разве так можно! Николая Васильевича за водкой послал!

— Ну и невелика беда, — ухмыльнулся Толстой, разваливаясь в кресле и поглаживая щенка. — Тоже, поди, в писатели лезет?

— У Николая Васильевича, Лёвушка, есть чему и тебе и мне поучиться. Одарён он, и так одарён, что, может быть и не нам с тобой чета.

— О! — Толстой удивлённо поднял брови. — Ну, любопытно, любопытно…

— Да, вот, — Некрасов протянул книгу, — полистай на досуге. «Мёртвые души». Двое суток читал. Смеялся и плакал, смеялся и плакал. Такой вот слог человеку ниспослан!

Лев Николаевич встал, стряхнул с ладони щенка, грохнул на редакторский стол связку баранок и, не попрощавшись, вышел.

Через неделю сани везли сурового и трезвого графа в Ясную Поляну.

— Дар у него, значит, — гневно бормотал Толстой. — А я, вроде как бумагу мараю, да водку пью. Ох, я вам напишу. Попомните друга Лёвушку. Про всё напишу. Про войну, про мир. Дай срок, набегаетесь мне за водкой…

Ирландец Брюс Брайен младший — вот тот человек, который первым начал делать деньги на креативе. Вернувшись в 1885 году из Нового Света, он привёз на родину мешочек золотого песка, ожерелье из медвежьих когтей и любовь к индейским именам.

— Вот все вы называете меня Брайен, — разглагольствовал он в трактире. — И что означает моё имя? О чём оно вам говорит? Да ни о чём! А вот, американские дикари прозвали меня Убивший-На-Заре-Медведя. А?! Как вам?

— Варвары, они есть варвары, — мрачно замечал трактирщик.

— Варвар, это ты! — горячился Брайен. — Вот как, к примеру, называется твой трактир? «У Роберта». Да, умереть хочется от тоски! Назови его «Мечта усталого путника» или «Добрая кружка эля».

— Проваливай домой, — ухмылялся Роберт у стойки. — Как ни называй, а трактир, он и есть трактир…

Тем не менее, старая Люсиль, торгующая пивом, перед тем, как отправиться на ярмарку, попросила Брайена придумать её напитку какое-нибудь красивое имечко.

— «Свежесть багряного листа», — ни секунды не раздумывая, выдал тот.

Бочонки с пивом были проданы в рекордные сроки, несмотря на то, что старая чертовка несколько раз поднимала на них цену. После этого молочница стала продавать молоко «Воздушная белизна Ирландии», кузнец ковать подковы «Серебряный звон», а цирюльник рвать зубы под вывеской «Необыкновенная лёгкость бытия». А потом, заказы на имена и названия потекли рекой, и Брайен стал брать за них деньги. Впрочем, немного. «Ирландский мягкошерстный пшеничный терьер», к примеру, обошёлся владельцу псарни всего в пол гинеи.

Испания — это Сервантес, инквизиция, конкистадоры, Эль-Греко, сиеста, герилья, фламенко, Непобедимая Армада, паэлья, мадридский Реал, Гарсия Лорка, маслины ORO VERDE, Антонио Бандерас. Но, прежде всего, Испания — это коррида, древняя мужская игра. Состязание, где в противовес первобытной ярости и мощи ставится хладнокровие, точный расчёт и изящество. Кстати, если отвлечься, то я не могу согласиться с защитниками животных призывающими запретить корриды. Может быть им и кажется, что быку приятнее умереть на бойне от электрического разряда. Прибыть туда на грузовике, ждать своей очереди, содрогаясь от криков забиваемых соплеменников, вдыхая запах крови и мочи… Совсем другое дело выйти на арену и под пение труб и рёв толпы, встретить свою смерть или победить.

Да, но, мы хотели поговорить о собаках Арлекин-Пинчер. Итак, коррида. Чтобы действие состоялось, прежде всего, необходим разъярённый бык. Для этого существует квадрилья (свита) тореро, в которую входят пикадоры и бандарильеро, с плащами капоте, копьями и бандерильями. Цель их, довести быка до бешенства, дабы финальная схватка стала боем, а не убийством. Поверьте, что задача по доведению быка до неистовства необычайно сложна. Животное может просто растеряться, обидеться, испугаться, в конце концов. И никогда ни один уважающий себя испанец не допустит убийства безропотного быка, ни один тореро не запятнает себя. И вот если, несмотря на все усилия квадрильи, коррида кажется, безвозвратно испорченной, на арене появляется ехидная собака Арлекин-Пинчер. Подбоченясь, она осыпает быка площадной бранью, громогласно расписывает его уродство и физическую несостоятельность, проходится по родителям и ближайшим родственникам, заканчивая высмеиванием его мужского… Впрочем, до этого редко доходит, ибо ни одно животное ещё не выдерживало с Арлекин-Пинчером более двух минут. Бык ревёт, становится на дыбы, и сталкивается с отважным тореро, который, хладнокровно глядя ему в налитые кровью глаза, громко произносит традиционную фразу, — Да, амиго, это моя собака. И я полностью с ней согласен…

Каждый народ внёс что-то в мировую цивилизацию, но японцы, как мне кажется, переплюнули всех. Попробую кратко перечислить.

Итак, что мы от них получили.

Караоке; кимоно; суши; комиксы манга; А. Куросаву; мечи, что бы убивать Биллов; карате и сумо; телевизоры и пр.; ниндзя и якудза; календари с японками; автомобили; нэцке и оригами; Годзиллу и покемонов; литературу, где я путаюсь в именах героев; мультики; хокку; сигареты Lucia; синтонизм; бансаи; выражение «японский городовой»; да, всего и не упомнишь…

Что японцы предлагают, но все отказываются.

1. Иероглифы. Единственное применение, которое они нашли — татуировки. Красиво, но непонятно, что там написано.

2. Засахаренный имбирь. Нет уж, нет уж!

3. Харакири. Не приживается это на нашей почве.

4. Саке. Тёплый рисовый самогон. Без комментариев.

5. Японский терьер. В принципе, неплохая собака, но у нас тут своих навалом…

Маленького и смешного Вельш-терьера можно встретить в любой стране мира:

— в США, благодаря громкому лаю, их используют для ночной охраны крупных магазинов;

— в Польше с 1998 года идёт детский сериал о терьере Густаве;

— в Дании и Норвегии этих псов используют на судах, как крысоловов;

— во Франции отходы жизнедеятельности терьера используются при изготовлении кремов для рук:

— в Германии Вельш-терьер Макс — товарный знак линии детской одежды:

— в Испании каждую весну проводятся собачьи бега, в которых обязательно участвуют терьеры;

— в Голландии психиатры рекомендуют заводить их, как средство от стрессов;

— в Венгрии Вельш-терьер Ксенос официально работает в Гидрометцентре, считается, что он предчувствует дождь;

— в Ю. Корее свежепосоленного терьера Вам подадут к пиву…

В первые 20 лет начала прошлого века, человечеством было сделано невероятное количество открытий и изобретений. Судите сами: ртутная лампа и радиотелефон, самолёт и теплоход, диод и триод, пылесос и стиральная машина, кондиционер и радиоприёмник, противогаз и танк, кроссворд и скрепка. Казалось, осуществляются самые смелые мечты писателей-фантастов и скоро ничего невозможного для человека не будет. Разумеется, этот бум не мог не коснуться и кинологии. Некий германец Эрих Крюгер приступил к выведению загадочной породы Сверхтерьеров. Закупив несколько сотен собак, экспериментатор приступил к жёсткому отбору. Животным на сон отводилось всего 5 часов, всё остальное время они бегали кроссы, плавали, прыгали с парашютом, карабкались на скалы, искали мины и тайники, маршировали на плацу Что бы просто поесть, испытуемые должны были решать изощрённые головоломки. Каждый вечер, перед сном происходила отбраковка — измождённых и сошедших с ума собак отсеивали. Выдержавших несколько месяцев пыток курсантов (именно так называл их Крюгер) помещали в семейные лагеря и дожидались потомства. Затем щенки изымались, подращивались и попадали на учебные полигоны… Через пятнадцать лет Э. Крюгер, придирчиво осмотрев очередной помёт, с радостью объявил своим коллегам, что победа близка и новорожденных щенков можно отнести к новой породе, которую он предлагает назвать Бордер Терьер, или Пограничный Терьер. Ещё несколько лет упорного труда гарантировано дадут искомого Сверхтерьера.

В ту же ночь Крюгеру приснился сон. Будто он высоко в горах встречает мальчика с корзиной черепашек, которых тот методично сбрасывает в пропасть.

— Что ты делаешь, юноша? — удивлённо спрашивает Крюгер.

— Учу черепашек летать, — отвечает мальчик.

— Но, это, же бред, ты просто губишь их, — кричит наш экспериментатор.

— А какого чёрта ты, — вдруг загрохотал голос мальчика, — делаешь с бедными собаками? — Тут мальчик начинает стремительно расти, хватает гигантской рукой Крюгера за шиворот и поднимает над пропастью и ревёт, — Сейчас попробуем получить из тебя Сверх-Крюгера! — и швыряет беднягу вниз.

Наутро бледный и заикающийся Э. Крюгер явился на псарни и объявил персоналу, что эксперимент закончен, все уволены, а сам он срочно убывает в Южную Америку в бессрочный отпуск…

Краткая справка:

1. КЕРН — слесарный инструмент, предназначенный делать углубления, метки на поверхности металла для дальнейшего сверления. Керн имеет цилиндрическую форму, в начале боёк, в конце заостренный конус. Керн выполнен из твердых металлов.

2. КЕРН терьер — это активная низкорослая (28–31 см.) собака, с идеальным весом 6–7,5 кг.

3. Анна Петровна КЕРН (11 февраля 1800, Орёл — 16 мая 1879, Москва; урождённая Полторацкая) — русская дворянка.

Генерал Ермолай Фёдорович Керн, ревностный служака и верный слуга отечества, не баловал свою молодую жену вниманием. Постоянные манёвры, лагеря и учения отнимали практически всё время бравого офицера. Что оставалось делать юной жене? Конечно же, развлекаться! Постоянно окружённая сонмом воздыхателей, Анна блистала в салонах и кружила головы новым поклонникам на балах. Жизнь была прекрасна, если бы не одно «но» — проклятая генеральская фамилия. Керн! Ну, как можно было жить с подобной, даже не фамилией, а кличкой! Не проходило ни одного приёма, что бы какой-нибудь остряк не вручил ей футлярчик с керном, или не преподнёс щенка керн терьера. Сначала Анна смеялась вместе со всеми, собирала коллекцию кернов и выгуливала небольшую стайку из дарёных пёсиков. Затем наступила некая апатия, которая со временем перешла в ледяную ненависть ко всем этим доморощенным шутникам. Поэтому, когда в имение тётушки, у которой она гостила, заглянул сосед, некий кудрявый острослов Александр Сергеевич, Анна с нетерпением начала ждать повторного визита.

— Что преподнесёте, любезный Сашенька? — обращалась она сама к себе. — Если керн, то прямо на месте и вобью Вам его в лоб, а если пёсика, то… Господи, ну неужели и он окажется обыкновенной заурядностью?

Неистовый сосед прискакал к утреннему чаю и, странно улыбаясь, протянул Анне футляр.

— Опять керн! Гадёныш — чуть не воскликнула молодая женщина, но улыбнулась и открыла коробочку. Там лежал свиток бумаги. Анна развернула его, и… «Я помню чудное мгновенье…», дальше строки поплыли перед глазами, и она лишилась чувств.

— Чёрт, вот же неврастеничка, — подумал Пушкин. — Ведь говорила же нянька Арина, подари ей терьера!

Есть такая современная и назидательная шведская сказка о мальчиках Ингмаре и Стивене. Оба они родились в одном городе и в один день. Ингмар рос милым и добрым мальчиком. Уважал старших, ходил в церковь, прилежно учился и посещал авиамодельный кружок. Стивен, соответственно, славился исключительно отрицательными качествами и постоянно расстраивал маму и папу. Однажды родители, в очередной раз, проконсультировавшись у психолога, подарили Стивену очаровательного щенка — Денди Динмонт Терьера. Надеялись, видимо, что общение с божьей тварью изменит поведение их дитя. Не изменило. Мальчик всячески истязал щенка и, в конце концов, вышвырнул его на улицу. Конечно же, ночью и, конечно же, под дождь. Само собой, что терьера подобрал юный Ингмар, засидевшийся допоздна в авиамодельном кружке…

Прошло время, дети выросли. Стивен стал главарём шайки подонков и наркоторговцев, Ингмар отважным полицейским, а щенок бесстрашным полицейским псом. Так уж случилось, что и Стивен и Ингмар полюбили одну и ту же девушку Анжелину. Разумеется, полицейский угощал деву мороженым и дарил цветы, а гангстер водил в рестораны и осыпал бриллиантами. Несложно догадаться, что Анжелина предпочла честного Ингмара. Тогда подлый Стивен выкрал её из дома и поселил у себя на вилле.

— Ты украл Анжи. Зря ты это сделал, — сказал Ингмар и повесил на пояс пистолет, спецназовский нож, наручники, прибор ночного видения, отмычки и моток верёвки.

— Приходи. Я жду тебя, — сказал Стивен и его бандиты, щёлкая затворами помповых ружей, побежали прятаться в сад.

А Денди Динмонт Терьер ничего не сказал, а только преданно посмотрел в глаза хозяина.

И вот, тёмной ночью, отважный полицейский со своим псом проник на виллу негодяя-гангстера, перебил охрану, растоптал клумбы, зарезал негодяя Стивена и спас возлюбленную.

Почему, спросите вы, победил герой полицейский? Да потому что с детства жил в гармонии с миром!

Норфолк Терьер VIII недавно сделал себе татуировку на левом предплечье. Огромная восьмёрка, а под ней смайлик.

Норфолк Терьер VII обожал спортивные автомобили. На штрафы, которые он выплатил дорожной полиции за лихачество и превышение скорости, можно было бы содержать средней руки университет. Погиб, правда, дома в ванной. Уронил в воду фен.

Норфолк Терьер VI ещё в университете увлёкся некими веществами, расширяющими сознание. И, как-то раз, несмотря на огромный опыт, переусердствовал.

Норфолк Терьер V, решив однажды, что «свобода Родины превыше всего» отправился на войну. Похоронен в братской могиле где-то во Фландрии.

Норфолк Терьер IV считал «Титаник» самым надёжным судном в мире. Говорил, что прадед лопнул бы от зависти, увидев его на борту этого судна. Как он ошибался!

Норфолк Терьер III воспылал страстью к театру, а, точнее, к актрисам. Семья до сих пор скрывает название болезни, сведшей его в могилу.

Норфолк Терьер II, воспитанный чопорными гувернёрами не имел ни страстей, ни дурных наклонностей. Изучал право в Германии и Италии, несколько лет провёл в Швейцарии, постигая банковские премудрости. Вернувшись в Англию, удачно женился и произвёл на свет Норфолка Терьера III. Упал с лошади на охоте, да так неудачно, что сломал себе шею.

Норфолк Терьер I начинал юнгой во флоте Её Величества и послушно откликался на «Терри». Затем был бунт, каторга, побег и должность канонира на корабле, ходившем под чёрным флагом. Далее последовал новый бунт и Терри стали уважительно именовать Капитаном Терьером. Грабя караваны судов и прибрежные города, наш капитан придерживался двух принципов. «Мёртвые не кусаются» и «деньги не пахнут». Поняв, что время, отмеренное Береговому Братству, истекает, он получил королевский патент и продолжал заниматься любимым делом уже во благо Англии. Службу он закончил сэром Терьером, а женившись, добавил себе ещё и Норфолк. Умер он в своей постели, окружённый семьёй и слугами. Рассказывают, что перед самой кончиной он потребовал рома, и, выпив, гаркнул, — Хорошо! — и добавил. — Будь я проклят, до седьмого колена…

После того, как заковали Мальчиша-Кибальчиша в тяжёлые цепи, пришёл к нему в каменную башню Главный Буржуин. Стоит перед Мальчишом, улыбается, моноклем поблёскивает.

— Есть у меня один вопрос, дружок, — говорит. — Да, вот, только боюсь, что ответить ты на него не сможешь.

— Хотел бы, так смог, — рассмеялся ему в лицо Мальчиш-Кибальчиш. — Знаю я и Великую Военную Тайну, знаю секрет крепкой Красной Армии, знаю, где глубокие тайные ходы.

— Майн гот, — вздохнул Главный Буржуин, — каким всё же, бредом забита твоя голова. Наверняка ты считаешь, что мои буржуинские армии прибыли в эту нищую страну, дабы заковать всех в цепи и сжечь ваши домушки.

— А, зачем же ещё, проклятый враг? — сверкнул глазами Мальчиш.

— Я так и думал, — вздохнул Буржуин. — Охотно верю, что тебе не знакомы такие понятия, как интеграция, рынки сбыта, экономическое сообщество, глобализация, в конце концов. Да и Бог со всем этим. Поверь, я с бОльшим бы удовольствием побеседовал с твоим папашей или старшим братом, но, увы, это уже невозможно. Итак, попробуй на время забыть о том, что ты Мальчиш-Кибальчиш… Кстати, что за дурацкое имя?… Словом, считай себя просто обыкновенным ребёнком и ответь, хотелось бы тебе иметь свой дом, велосипед, игрушки, собаку и есть три раза в день?

— А какую собаку, — дрогнув голосом, спросил Мальчиш.

— Ну, скажем, норвич-терьра, — улыбнулся тот.

— Буржуинскую? — посуровел Кибальчиш.

— Ну, пусть будет любая порода, какая нравится. Мы просто рассуждаем.

— Допустим, хотел бы, — смягчился Мальчиш.

— А вот твой папа, дружок, всё это имел. И работу, и дом, и бесплатную школу, и гарантированную пенсию. И что же? Вместо того, что бы жить, как нормальный человек, он «смело в бой пошёл». Вшивый, ободранный, с руками по локоть в крови он разрушил всё то, что веками строили его предки, а, затем произвёл на свет тебя. Босого, вечно голодного и полуграмотного. Мало того, он умудрился ещё, и принять геройскую смерть во славу трудового народа…

— Красная Армия отомстит за него, — воскликнул Мальчиш-Кибальчиш.

— Да, вот что-что, а пропаганда у вас поставлена блестяще, — вздохнул Главный Буржуин. — Есть чему поучиться. Прости, но, боюсь, этот разговор ни к чему не приведёт. Неинтересно мне с тобой.

— Дяденька Буржуин, — сказал Мальчиш, — а вот вы про собаку говорили…

Ничего не ответил Главный Буржуин, только головой покачал. И ушёл.

Оказывается, Скотч-терьер получил своё название не от липкой ленты, а потому, что он СКОЧИТ! В смысле, прыгает так… прыг-скок. А всё дело в том, что родом он с шотландских болот, где перемещаться можно только перескакивая с кочки на кочку. Оступился — утонул в трясине. Вот все и СКОЧУТ.

Англичане вывели такое количество собачьих пород для охоты на лис, что начинаешь их подозревать в некой фобии на этих милых, рыжих хитрецов. И чем лисы им так насолили? Ну, наверное, стащили несколько кур или кроликов. Может быть, из вредности, написали на крыльцо или подрыли изгородь. Но, разве из-за этого объявляют тотальную войну и выставляют армию из норвич, норфолк, денди-динмонт, бордер, вельш, и чёрт ещё знает каких терьеров? Создаётся впечатление, что время от времени чахлые леса Великобритании выплёскивают из себя полчища рыжих убийц, нацеленных на истребление островитян, а те, укрывшись в фортах и пакгаузах, отстреливаются, перевязывают раненых и хоронят убитых.

Мир не знает более самовлюблённой и циничной собаки, чем мопс! Решился я тут, сдуру, поведать своему «питомцу» трогательную историю о шотландском скай-терьере Бобби, памятник которому стоит в Эдинбурге…

— Слушай внимательно, — начал я, — это тебе не какая-нибудь жалкая городская легенда. А подлинная история. Быль. Жил в Шотландии, в городе Эдинбурге, некий человек по имени Грей. И был у него верный пёс…

Услышав словосочетание «верный пёс» — мопс поморщился.

…скай-терьер по имени Бобби. Каждое утро, пока хозяин умывался и собирался на работу, Бобби бегал в ближайший паб и приносил оттуда хозяину завтрак. Несколько сэндвичей и чашку кофе…

Тут мопс удивлённо поднял брови.

…Да, это был умный, дрессированный и верный пёс. Но, однажды случилась беда и хозяин умер. Бобби остался один. Безутешный пёс…

Мопс сладко зевает.

…до конца своей жизни продолжал ходить в паб за завтраком и приносил его на могилу Грея. Жители Эдинбурга, потрясённые такой преданностью, поставили в центре города памятник Бобби!..

Мопс широко раскрывает глаза и внимательно смотрит на меня, как бы спрашивая, — Надеюсь, от меня не ждут подобного идиотизма?

…Нет, не ждут! Некоторых жирных собак интересует только сон, да жратва!..

При слове «жратва» уши мопса приподнимаются, и он начинает принюхиваться.

…говорят — любовь зла.

Вест-хайленд-уайт-терьеры, или просто Вести, были выведены в Шотландии с одной единственной целью — для борьбы с мышами. После неудачи с вересковым мёдом (помните Стивенсовских малюток-медоваров?), шотландцы перепахали все вересковые поля и переключились на выращивание ячменя для своего виски. А где ячмень, там и мыши. А где много ячменя, там, соответственно, много мышей! И никакие коты тут не помогут. Кот всегда готов посидеть в засаде у норки или пробежать десяток шагов за хвостатым грызуном, но вид марширующих полчищ мгновенно отбивает у него вкус к мышатине. Кот, скорее сибарит-охотник, чем воин. Собака мышелов (или мышебой?) — вот кто мог спасти запасы ячменя, или, по крайней мере, продержаться достаточно долго до того, пока зерно не превратится в золотистый напиток. И собаки приняли бой! В 1735 году полковник Доналд Малколм из поместья Полталлох, графства Аргайлшир вывел первые отряды Вести на поля Шотландии. Маленькие бесстрашные псы провели сотни карательных экспедиций и яростных атак, а легенды о ночных рейдах вглубь ячменных полей до сих пор можно услышать в каждом пабе. «Пленных не берём» — такая надпись до сих пор украшает ошейники Вести. И война была выиграна! Мыши отброшены к прибрежным скалам, а шотландцы получили возможность спокойно гнать свой любимый напиток.

В сентябре 1870 года император Франц-Иосиф объявил, что в ближайшее время в Праге состоится его коронация на чешский трон и уже декабре прибыл в город, дабы лично посмотреть, как идут приготовления к грядущему торжеству. Двое суток не спавший и обезумевший от хлопот и непредвиденных трат мэр Йиндржих Шолц встречал высокого гостя у ступеней Оперного театра.

— Срываю с головы цилиндр, — в сотый раз говорил он помощникам, — военный оркестр играет «Марш Радецкого», все кричат «Ура», делаю первый шаг с лестницы — выпускайте гимназисток с цветами. Цветы, кстати, заменили? Подхожу, докладываю, или надо говорить «рапортую»? Господи, какая разница! О чём я? Бог мой, только бы пережить сегодняшний день!..

И вот, императорский кортеж приближается, останавливается, полковник в шляпе с плюмажем распахивает дверь кареты, Франц-Иосиф легко спрыгивает на мостовую, делает шаг к багровой ковровой дорожке и… поскальзывается, делая этакий изящный шпагатец. Мэр, забыв снять цилиндр, мчится к императору, оркестр безмолвствует, а Франц-Иосиф, опираясь на плечо адъютанта, брезгливо рассматривает подошву блестящего сапога.

— О! — раскрасневшийся мэр, наконец, добегает до монарха. — Собачья меточка. У нас, у пражан, это считается хорошей приметой.

— А у нас это считается Hundedreck! — рявкает Франц-Иосиф, разворачивается и садится в карету. Раздавленный мэр стаскивает с головы цилиндр, оркестр играет «Марш Радецкого», статисты кричат «Ура»…

Через полчаса начальник полиции читает доклад заместителя, что виновником катастрофы является Чешский терьер по кличке Нильс, принадлежащий настройщику роялей некому Йозефу Кутному. Государственная машина сработала быстро и безукоризненно — в квартире у несчастного настройщика была найдена антиправительственная литература, а у его пса бешенство. В результате, первый отправился в тюрьму, а второй на живодёрню. Что стало с настройщиком, история умалчивает, а вот терьер Нильс был тайно выкуплен у живодёров некой группой студентов, немедленно создавших тайное общество с затейливым названием «экстреНИЛЬСЫ». Сии молодые люди, под покровом ночи выводили Нильса на привычный маршрут гуляния, где он оставлял свою личную метку. Надо ли говорить, что некоторое время терьерова какаха была любимым символом свободолюбивой Праги…

Прошли годы, но и сегодня, если вы в полночь затаитесь на ступенях Оперного театра, то сможете увидеть, как из ночного тумана и лунного света возникнет полупрозрачный силуэт крошки терьера, добежит до того места, где когда-то поскользнулся император, и на минутку присядет…

Согласитесь, ни одна из существующих пород собак не носит столь звучного и гордого имени. Кром-Фор-Лендер!

Подобного пса невозможно купить или выменять, его можно только унаследовать, как титул или быть награждённым им.

И во время прогулок, ни одной толстой тётке не придёт в голову просюсюкать, — Ой, какая лапочка мопсюшенька, ой, какой мопсик красавчик… Напротив, вечно спешащий московский люд, будет почтительно замирать и молча склонять головы, видя, шествующего Кром-Фор-Лендера. А затем отправлять друзьям и семьям бесчисленные SMS, начинающиеся «Не поверишь, а я…», «Представляешь, так повезло…», «Дети, ваш папа сегодня…».

А разговоры в пивных! «Мой шурин, таксист, подвозил тут одного мужика. Так, тот мужик, прикинь, показал ему дом, в котором живёт Кром-Фор-Лендер. Веришь, нет? Обычный, вроде, такой дом, но шурин говорит, что, прям, сердце защемило и легко так на душе стало».

Тут, конечно, возникает проблема с журналистами, киношниками, лжепророками, сектантами, фанатиками, неизлечимо больными и наёмными убийцами. А это означает штат охраны, микрофоны, задёрнутые шторы и прочие прелести. Надо бы попросить у Президента в придачу к собаке остров. Лучше необитаемый. И что бы там был интернет, холодильник с ледяным пивом для меня и консервы для Кром-Фор-Лендера.

В XX веке порода была признана FCI под названием «австралийский терьер», а в Австралии этих псов называют «змеиный терьер». Если вы заводите его у себя на ферме (даче, вилле), то будьте уверены, что через месяц в округе не останется ни одной змеи. Терьер выследит их и съест. Мало того, если несколько раз в год не кормить его змеями, пёс захиреет и погибнет. Австралийские заводчики с иезуитской изощрённостью вывели эту породу с дефицитом нейротоксических ферментов (кобротоксин и т. п.) в организме. А в природных условиях этот дефицит можно восполнять исключительно змеиным ядом! С одной стороны, люди решили проблему со змями, с другой… Впрочем, не полезу в чужой монастырь со своим Уставом.

Так, что если вы решите завести австралийского терьера в городских условиях, покупайте вместе со щенком шприц и змеиный яд. Такая вот злая человеческая шутка…