Отец Сергий аж губы закусил от обиды, но сдержался.

-Это за что мне? - спросил.

-Хочу посмотреть, как ты теорию в жизнь воплощаешь, - нагло улыбнулся мужик. – В Писании сказано: «ударили по правой щеке, обрати и другую».

Опешившие поначалу от такого бесчинства прихожане начали окружать обидчиков с видом отнюдь не «всепрощающим», но тут протодиакон мощной затрещиной, опрокинул наглеца навзничь.

- А еще там сказано: «Какой мерой мерите, такой и вам отмерено будет», - ровным голосом пояснил отец Сергий. – Евангелие от Матфея.

-Отец Сергий! – окликнул его вбежавший в храм настоятель. – Вы что делаете?!

- Писание толкую, - кротко ответил протодьякон. – Мог бы с историческими примерами и богословскими подробностями, но… так доходчивее.

В собор уже входили чекисты, словно только и ждавшие этого инцидента. К удивлению собравшихся, задерживать никого не стали, только переписали имена участников конфликта и нескольких свидетелей, после чего удалились. С ними ушли и зачинщики скандала.

Настоятель, который взглядом уже не только отчитал, но практически отпел, непокорного протодьякона, сделал к нему шаг:

-Вот что, отец Сергий…

-Простите, отче… Просто я его знаю… Это Мордехай Симонюк… правда, теперь он зовется «товарищ Гурин» … Чекист… Я его еще пацаненком знал, он в соседнем дворе жил…Если б я ему... не отвесил, то прихожане бы их помяли, а ведь это явная провокация была… Они бы так и так своего добились: иконы бы крушить стали, или еще чего… Вопрос лишь в том, кого за это на Литейный потащат: меня или прихожан… Вот я и выбрал… Если б прихожане вступились это можно было бы трактовать почти как бунт, а так всего один дурак-протодьякон в ответе…

Настоятель вздохнул и немного поник. Касаткин давно заметил эту интересную особенность: в обычной жизни настоятель был добр, улыбчив, очень внимателен, и внешне походил на убеленного сединами ученого или доктора, но выходя в богослужебном одеянии, преображался неузнаваемо: был торжественно-строг и величественен. Касаткин невольно сравнивал его с Александром Суворовым: фельдмаршал тоже в обыденной жизни был добродушен и прост, но когда доходило до дел ратных… И судя по тому, как погрустнел настоятель, Касаткин понял, что «атака на крепость» мятежного протодьякона – отложена…

- Отец Сергий, - сказал настоятель. – Соберите приходской совет через полчаса…

…Выслушав рассказ о происшествии, члены совета помрачнели. Не надо было быть семи пядей во лбу, что бы догадаться: чекисты устроили провокацию и ее последствия могли помешать подготовке к празднику Рождества.

- Вы уж простите меня, Христа ради, – тихо сказал протодьякон.

-Да вы -то здесь при чем, -отмахнулась казначей собора Елена Александровна. – Они бы погром устроили, но своего добились… Когда Иоанна Кронштадтского такие же паскудники по щеке ударили, он кротко стерпел... Но если б такая же ситуация была… Кто знает… Характером-то проповедник бывал весьма резок, благо что терпелив…

Члены приходского совета невольно заулыбались. У Елены Александровны уже имелся опыт борьбы с чекистскими провокациями. Но тогда окончилось все курьезом… Точно рассчитав, что в таком огромном соборе, да еще во время ремонта, бухгалтерия – лакомый кусок для хитроумных трактовок, чекисты решили нанести удар именно в этом направлении. Беда была лишь в том, что интеллигенцию большевики давно пересажали, а уж про первоклассных специалистах в столь сложных областях, как бухгалтерские аудиты, и говорить не приходилось. Помог лично Секретарь Ленинградского обкома и горкома товарищ Жданов. Был он сыном инспектора народных училищ и внуком ректора Московской Духовной семинарии, считаясь «революционно- демократическим интеллигентом», а потому среди его родственников и знакомых все же нашелся один весьма заслуженный профессор математики. Был он стар, мудр и дал согласие помочь только после некоторого давления на его семью. Прибыл в собор в сопровождении двух чекистов и направился в кабинет казначея. Елена Александровна была женой священника, высланного за пределы Ленинграда, и лишенного всяческих средств к существованию, а потому любила чекистов куда меньше любой аудиторской проверки. А уж если эти два «счастья» прибыли в ее кабинет одновременно… В общем, чекисты принялись раскладывать на столе какие—то санкции и предписания, а профессор, достав пенсне, углубился в изучение небольшого плаката над рабочим столом, гласившего: «Если результат не зависит от способов решения – это математика. Если зависит – бухгалтерия. Поэтому бухгалтерия – триумф разума над математикой!» …

Один из чекистов, начал было с формального:

-Вы – казначей Троицкого собора, Андреева Елена Александровна?

Елена Александровна неторопливо заперла сейф, демонстративно спрятала ключ куда-то в глубины платья, подошла в плотную к растерянно замолчавшему следователю и заявив:

-А вот это тоже еще надо доказать! А я пока в храм… служба, знаете ли, начинается, – и величественно удалилась.

Профессор задумчиво посмотрел ей вслед, еще раз перечитал плакат, и решительно взяв порывающихся броситься за казначеем чекистов под локти, вывел их из собора, благо родственник Жданова мог позволить себе такую роскошь. Что было в его отчете о не состоявшейся «карательной экспедиции», мы уже никогда не узнаем, но в бухгалтерию чекисты больше не совались…

-Ладно, вздохнул настоятель. – На все воля Божия… Елена Александровна, что у нас с подготовкой к Рождеству?

-Свечи и просфоры на епархиальном складе я заказала. С елками сложнее… Есть одна возможность, но… Дмитрий Александрович, что с вами?!

Сквозь тянущий его куда-то в сторону липкий туман, Касаткин успел расслышать: «К врачу его надо! Срочно!», и хотел было возразить, что нет нужды, что это не впервой и он отлежится, а перед праздником каждая пара рук дорога, но… Сознание милосердно покинуло его, хотя бы на время освобождая от боли…

… Его приютил у себя на квартире прихожанин собора хирург Красницкий, бывший участник «Пироговских съездов», не принявших Октябрьский переворот, а потому попавших под репрессии. Врачу столь высокой квалификации сделали исключение, оставив жить и работать в Ленинграде (хотя в картотеке на Литейном он и числился в «неблагонадежных»). Он ухаживал за умирающим, не имея никакой надежды. Однако странный «измайловец» и в этот раз оказался крепче смерти. Касаткин пришел в себя в самый канун Рождества. Очнувшись в пустой квартире (хирурга срочно вызвали в больницу – кому-то из высокопоставленных начальников требовалась операция), он, невзирая на слабость оделся, и направился в собор. Шел медленно, почасту останавливаясь и отдыхая. К счастью, хирург жил недалеко от собора, иначе это безумство могло закончиться для штабс-капитана, едва начавшись. На него никто не обращал внимания: кутаясь в пальто и шубы, люди привычно торопились по своим делам. Собор напугал его темнотой в окнах. В хорошую погоду собор был виден за 20 километров, а теперь едва проступал в сгущающихся сумерках. Касаткин как-то пытался разгадать замысел Стасова: зачем над куполами собора он поместил маленькие башенки с выходящими на четыре стороны света окнами – гений архитектуры никогда ничего не делал просто так, но не сумел найти ответа. Как-то раз он даже забрался туда, но если в четырех башнях куполов были хоть и небольшие, но все же свободные помещения, то в пятой, основной, находились крепления для венчающего собор креста, и поместить в ней что либо было попросту невозможно. Касаткин тогда прикинул, что если на башне центрального купола зажечь лампу, то она будет видна даже далеко за пределами города. Но Стасов уже давно не мог не подтвердить, ни опровергнуть его догадку…

Возле паперти столпились встревоженные старухи. Касаткин слышал отрывистое: «запретили», «не откроют», «специально под Рождество», «священников жалко», и уже догадывался что ему предстоит увидеть.

Открыв своими ключами дверь черного хода, Касаткин вошел в собор. Шаги гулко раздавались в тишине.

-Дмитрий Александрович, - тихо окликнули его. Из-за колоны вышел диакон Сергий- «младший».

-Не чаял вас увидеть, - признался он. – Как вы?

-Я, как видите, здесь… Что случилось?

- Открыли дело по «антисоветской деятельности в Троицком соборе». Арестовали священников, членов «двадцатки», несколько прихожан. Были обыски… Настоятель успел меня предупредить – послал какого-то мальчишку…Просил кое что сделать и уезжать… Вот…

Диакон протянул Касаткину вещмешок.

- Это все, что удалось в свое время спасти из музея собора. Напрестольный крест, с которым священник вел за собой солдат, тот самый, прострелянный, несколько орденов, крест за Бородинское сражение, несколько фотографий… Просил спрятать для потомков… Каких потомков? – голос дьякона дрогнул. – Чьих? Надо ли им это будет? Поймут ли вообще…

-Что со священниками – узнавали?

Диакон молчал, глядя в сторону.

-Да не тяните же, отец Сергий!

-Я пытался через прихожан… Членов «двадцатки», вроде, планируют выселить в Казахстан А священников…Есть у этих нелюдей привычка расстреливать священников в большие праздники…Что б больней было, злобней… У них ведь все давно готово было, «следствие» - лишь формальность… А это значит, что…

-Сегодня, - догадался Касаткин.

-Да. Я поэтому сегодня в собор и пришел… Помолиться…

- И… где?

- Не знаю… Да и к чему это знание? Вы же не собираетесь угнать броневик и освободить их… Это невозможно… Летом расстреливали на полигоне в Левашово. Сейчас зима... Зимой они, что б землю не копать, выводят приговоренных на лед Финского залива, и… Помните, до революции рядом с нами красивейший храм был – святого Андрея Критского? Там был чудесный настоятель, друг Иоанна Кронштадтского – отец Философ Орнатский, позже – настоятель Казанского собора… Расстреляли на дамбе вместе с сыновьями, тела сбросили в воду… Настоятеля Адмиралтейского собора отца Алексей Ставровского расстреляли на льду залива и так же сбросили в воду… Говорят, в Москве тоже начались большие «чистки» … Страна впала в безумие… Я попытаюсь уехать… Туда, где еще можно служить Богу… Как думаете: что делать с этим? – указал он на вещмешок. – Взять с собой я не могу, а здесь они все перевернут в поисках «сокровищ» … А какие «сокровища» - все давно конфисковано…

-Значит надо спрятать так, что б даже они не нашли, - сказал Касаткин. –Есть у меня одна идея, но нужна ваша помощь… Я неважно себя чувствую, одному не справиться…

-Все что угодно, - заверил дьякон.

Они спустились в подвал, где в подсобных помещениях хранились материалы для ремонта, замесили в ведре цементный раствор, сложили в мешок с десяток кирпичей, прихватили баночку «английских» белил, мастерок, кисть…

- Несите все это за мной, - сказал Касаткин.

-И куда?

-Над приходом Марии Магдалины есть отверстие дымохода, там большая ниша, места хватит. Снимем заслонку и заложим кирпичами. После побелки не найдут, хоть ломом простукивать будут.

-Почему именно там? Дымоходы везде есть…

- Надо же не только спрятать, но и потомкам место указать… Есть у меня одна идея… Не зря же я состоял в комитете «Измайловского досуга», мои стихи ведущие поэты Петербурга хвалили… Оставим намек, что б сведущий человек смог найти и через сто и через двести лет… Если они собор не взорвут… Но тут уж мы бессильны… Мы же сделаем все, что можем, а там – как Бог даст… Только записать не на чем…

- А вот, на фотокарточке и запишите, - нашелся отец Сергий. – Это фото одного из настоятелей собора… Пусть он и хранит подсказку…

-Хорошая идея,- согласился Касаткин. – Дайте мне пару минут…

Некоторое время он стоял молча, формулируя и рифмуя мысль, затем быстро и без помарок набросал на обратной стороне карточки четыре строчки.

-И что это значит? – сказал диакон, прочитав.

-Вот в дороге голову и поломаете, - улыбнулся штабс-капитан. – Вам проще, вы знаете где тайник, поэтому быстро сообразите, а вот постороннему человеку, плохо знающему собор, придется трудно… Не потеряйте фото… Мало ли что…А теперь – за работу…

…Закончив, они простились.

-Куда вы теперь? – спросил Касаткин.

- Не знаю… Туда, где можно служить Богу…Попытаюсь перейти по льду Финский залив… Регент Финляндии Маннергейм – бывший русский офицер, принимает беженцев… Если дойду… Буду молиться за вас…

-Спасибо, батюшка. Удачи вам.

-И вас – храни Бог…

Диакон еще раз окинул взглядом собор, перекрестился и вышел.

(Молодой и сильный, он сумеет обмануть чекистов и добраться до Финляндии… Через три года будет рукоположен в сан священнослужителя… И еще через четыре года арестован «СМЕРШом» под Выборгом во время службы, когда советские войска войдут в город. Чудом выжив в лагерях, будет принят в Троицко-Сергиевой лавре, где и окончит свои дни, окруженный братьями, в мире и уважении… Предчувствуя смерть, он найдет способ передать бережно хранимую фотографию с посланием в Троицкий собор, выполнив обещание данное много лет назад…)

Дмитрий Александрович вынул часы, откинул крышку и посмотрел на стрелки. Приближалась полночь. Он вновь спустился в подвал, отыскивая в многочисленных комнатах фонарь, открыл дверь на винтовую лестницу, ведущую на купола и стал подниматься. Идти ему было тяжело. Он часто опускался на ступеньки передохнуть. Злился, коря себя за слабость, поднимался и снова шел…

-Догоню, - твердил он непонятное. – Все равно догоню… Успею...

Пот заливал лицо, в висках стучало, в голове нарастал гул. До башни главного купола, куда он стремился, оставалось метров пятьдесят… Еще два, ну три мучительных перехода, и он зажжет фонарь, который будет виден далеко за пределами города… Он сделал еще шаг и тяжело рухнул навзничь, прижимая к груди заветный фонарь…

Шофер остановил хлебный фургон, переоборудованный под «автозак» и сообщил:

-Дальше не проедем. Сами видите.

- Дойдем, - весело сказал товарищ Гурин. – Не в первый раз. Семенов, открывай дверь, выводи осужденных.

Чекист снял навесной замок с двери и скомандовал:

-На выход!

Окоченевшие священники с трудом выбрались из промерзшего грузовика. Из машины сопровождения вышел отряд одетых в тулупы чекистов. Было заметно, что все уже изрядно пьяны, но время от времени все равно прикладывались к фляжкам. В последние месяцы работы палачам прибавилось: приходилось расстреливать по сто человек в день. Один из чекистов достал из машины канистру с одеколоном – запах крови и пороха шел от них такой, что по воспоминаниям одного из них «даже собаки от нас шарахались, а если и лаяли, то – издалека».

Священникам связали руки за спиной проволокой, последовала команда: «Вперед!».

Первым шел настоятель, за ним протодиакон Крестовский, три священника собора и псаломщик. Небо было затянуто тучами, дул леденящий морской ветер, громко хрустел под ногами снег… И тут протодиакон запел. Пел он тропарь Рождеству с некоторым усилием – у него были разбиты губы и выбит зуб, но пел он громко и радостно.

- Молчать! – крикнул сзади Гурин. – Молчать, а не то…

-А то что? – прервался на минуту отец Сергий. – Что ты теперь-то со мной сделаешь?

- Умереть по разному можно, - сказал чекист. – Ох как «по разному» …

- Значит, страстотерпцем буду! – отрезал протодиакон, но после секундного раздумья, поправился. – Хотя нет… Раз ты здесь, то – мучеником…

- А в чем разница? – полюбопытствовал Гурин.

- Да в том, что мученикам приходится помирать в окружении таких козлищ, как ты! - отчеканил протодьякон.

-Отец Сергий! – окликнул настоятель.

- А я чё? Я ему Писание растолковываю…

-Я не про то, - строго сказал настоятель. – Ты не отвлекайся. Пой.

Протодьякон продолжил, а чекист лишь сплюнул и решил потерпеть, благо оставалось недолго.

У слегка подмерзшей проруби остановились. Один из чекистов привычными ударами прорубил тонкий лед.

Священников выстроили в ряд. Настоятель, с плотно сжатыми губами, смотрел куда-то в темное небо. Гурин проследил за его взглядом.

-А! – догадался чекист. – Рождественскую звезду ждешь? Извини, папаша – не судьба… Сказки кончились. Собор ты тоже зря ремонтировал – закроем.

- Когда-нибудь откроют, - сказал настоятель.

-Взорвем!

- Отстроят…

-Да некому отстраивать-то будет. Через пятилетку-другую в России верующих не останется. Ни одного!

-Будут, - уверенно сказал настоятель, все еще глядя куда-то вверх.

- Не будет сегодня звезд, - заверил Гурин. – Не судьба! Твой Бог даже над погодой не властен…

-Обернись.

…Над окутанным мраком городом ярко горела звезда...

Рука Гурина невольно поползла к кобуре.

- Ты в нее и впрямь стрелять собрался? – улыбнулся отец Варфоломей. Покрытые инеем и снегом священники улыбались белыми губами.

Гурин опомнился, скомандовал одному из бойцов:

-Это в соборе! Кто-то из недобитков… Взять машину! Привезти сюда! Быстро! А вы что радуетесь?! – повернулся он к священникам. – Это – не звезда!

-Это – звезда, - твердо сказал настоятель. – Уж вы их и закрашивали, и переворачивали, и переделывали, а все не выходит, да? А тебе такой звезды вовек не увидеть…

-Вы со своим фанатизмом совсем ума лишались, - покачал головой Гурин. – Это – свет на башне!..

Настоятель улыбался и смотрел вверх. Падающий снег покрывал его седые волосы.

- Это свет на башне! – крикнул Гурин. – Просто свет!.. Да что я с вами вообще разговариваю?!... Взвод! Слушай мою команду! Становись… Готовсь… Целься… По чужому и вредному для нашей власти элементу… Огонь!..

Дмитрий Александрович еще раз проверил надежно ли закрепил фонарь. Удовлетворенно кивнул, глядя в окно на ленинградскую мглу, и начал спускаться вниз. Боль отступила. Он знал, что это – ненадолго, но ему должно было хватить. В своей каморке он слегка подогрел воду и сбрил бороду и усы. Достал чистую рубашку, переоделся…

Подошел к дверям собора и своими ключами открыл замок. Широко распахнул двери перед остолбеневшими от радости старухами:

- Входите, матушки… С Рождеством!

И, сделав шаг в сторону, встал рядом со скульптурой ангела, пропуская устремившихся в собор людей…

Э П И Л О Г.

Пустота. Но при мысли о ней

Видишь вдруг как бы свет ниоткуда.

Знал бы Ирод, что чем он сильней,

Тем верней неизбежное чудо…

Иосиф Бродский.

25 августа 2006 года. С.-Петербург.

…Пожар начался во время службы. Первые языки огня заметили идущие по улице прохожие. Предупредили собравшихся в храме. Священники все же довели службу до конца и только тогда начали эвакуацию имущества. Иконы, книги, алтарные святыни и все, что возможно было вынести, относилось подальше от храма.

Пожар разгорался стремительно. Со строительных лесов языки пламени перебрались на главный купол, проникли на чердачные перекрытия. Горящие оконные переплеты рушились вниз, разбиваясь о пол собора взрывами искр. Каменный свод раскалился докрасна, готовый вот-вот обрушиться, и тогда…

Один из самых больших соборов Петербурга пылал как факел, видимый на многие и многие километры. Десятки добровольцев, рискуя жизнью, раз за разом бросались внутрь, отнимая у огня все, до чего еще можно было дотянуться. На улицах и проспектах вокруг собора люди останавливались, пораженные этим трагическим зрелищем, крестились, не в силах оторвать глаз от огня. Многие плакали…

Пожарные машины прибыли только через час, вертолеты – и того позже. А вот люди… Обычные люди, многие даже далекие от христианства, спасали то, на что покушался огонь. Пошел дождь… Совсем небольшой, он не мог остановить пламя бушующее с такой силой, но люди, молившиеся у собора о дожде, словно получили ответ: не бойтесь, вы услышаны… Затаив дыхание все ждали: устоит ли, выдержит ли храм… Впоследствии, обследовавшие собор специалисты, с восторгом говорили о уникальных технологиях инженерного мастерства, примененных Стасовым на случай пожара, которые и уберегли собор. Гениальный архитектор, построивший храм, спас его и через 200 лет… Купол выдержал…

Онисин, мокрый от дождя и пота, сжав кулаки, стоял рядом со служащими собора и твердил только одно: «Я найду тебя… я тебя найду!..». Но это уже было не в его воле. Через несколько дней, от работников местного РУВД он узнает, что в день пожара его бывший сослуживец Дмитрий Гурин был убит наркоманом – тем самым молдаванином Михаем, которого он так энергично «отваживал» от храма. Задержанный по горячим следам Михай признается в убийстве, объяснив его мотивы «личной неприязнью», и на допросе покажет, что нанеся не менее десятка ножевых ударов, забрал из карманов убитого кошелек с деньгами, ракетницу без патронов и сотовый телефон. Ракетницу и телефон он выкинул в реку а деньги потратил на водку и на наркотики. Пустой кошелек он отдаст следователю добровольно…

Священники стояли плечом к плечу и смотрели на возвышающийся посреди языков пламени крест.

…На седые волосы настоятеля падал пепел, и казалось, что он смотрит на купола сквозь летящий снег… Рядом застыли священники, все еще державшие в руках то, что успели вынести из храма…

…Мокрый от пожарных брандспойтов отец Григорий, прижимавший к груди дарохранительницу…

…Отец Кирилл, не выпускающий из рук образ «Спаса Нерукотворного» …

…Отец Александр, словно копье, державший хоругвь с изображением святого Сергия Радонежского…

… Отец Василий, сжимавший в руках напрестольный крест…

Они стояли и смотрели на огонь, вновь пытавшийся уничтожить их Дом…. Утром следующего дня они уже вновь будут вести службу, вынеся Престол прямо на паперть пострадавшего храма. Завтра настоятель, усилием воли запретив себе тратить время на скорбь, снова начнет планирование восстановительных работ. И, несмотря на настоятельные советы городских чиновников, приходская жизнь собора не остановиться. И вновь (даже больше чем ранее!), найдутся люди, жертвующие на восстановление храма. Вновь поднимутся в высь золотые кресты и покроются небесной синевой купола, заблестят золотые звезды… И люди, приходящие в собор, будут говорить: «Раз бесы так атакуют… Значит, быть этому храму славным!» … А потом…

В 2016 году Церковь будет отмечать 300-летие военного духовенства России. Если б не пожар, собор завершил бы свое восстановление раньше, но, как говорил мудрый Тертуллиан: «Случайности не случайны!», и храм проявит «самоволие», словно «пожелав» открыться именно в эту, символическую для него дату. Он откроется, когда архивы отдадут всю информацию о служивших в нем священниках, их подвигах и судьбах. Когда многие, и слыхом не слыхивавшие доселе о «военном духовенстве», благодаря пожару узнают, что такое – воинский собор, освящение погон и знамен, о бессребрениках-священниках, в жару и стужу, под пулями и осколками, следующими за своей паствой. Откроется вопреки всем изначальным планам, в строгом соответствии с Законом: «Да будет на все Святая Воля Твоя. Не так как я хочу, но так как Ты хочешь, Господи…»

И в престольный праздник Иван и Онисин вновь распахнут перед людьми двери храма… Им предстоит еще много нелегкой (и даже опасной) работы по поискам следов похищенных большевиками сокровищ собора, утаиваемых по запасникам музеев и частным коллекциям. Но это, впрочем, уже совсем другая история…

И священники вновь будут молиться и проповедовать о том, что когда-нибудь исчезнут время и галактики, все материальное и суетное, и останется только один большой «Собор», наполненный красотой и гармонией, удивительными приключениями, интереснейшей работой и … людьми. Теми людьми, что научились верить, любить и творить еще здесь, на земле. И уже не странными покажутся слова Клайва Льюиса: «Мы сохраним в вечности свою сущность, вспоминая галактики, словно старые сказки» …

…Радуйся, путник: есть Дом у тебя.

Там ждут твоего возвращенья.

Сквозь окна-иконы зовут тебя те,

Кто дарит надежду прощенья.

Мы – эмигранты на этой земле,

Но сердце укажет дорогу:

Чем ближе ты к Дому, тем ярче оно,

Само уже светит другому.

Небо без звезд, без надежды Зари,

Не небо, а мрачная бездна.

Ты стань отраженьем Светила Любви,

Стань миру и людям полезным.

Во мраке Вселенной так много сердец

Угасло, сливаясь со мглою…

Неси этот свет ты как отблеск небес,

Стань сам путеводной звездою…

Другим покажи, где находится Дом –

В том Доме есть комнат немало-

Не дай заблудиться во мраке ночном

Гонимым, бездомным, усталым…

…И как бы ни била злая судьба,

Радуйся, путник: есть Дом у тебя!..*

*Стихи Д. Леонтьева

Ч А С Т Ь 2.

«Ч Т О Б П О М Н И Л И»

Или приложение, которое само по себе могло бы стать увлекательнейшей историей…

Читатели, знакомые с моими книгами, знают, что я уже не в первый раз использую приложение как отдельную и практически самостоятельную часть романа. Дело в том, что в «художественную» часть просто физически невозможно вместить весь собранный за время работы над книгой материал. Это было бы нелепо и с точки зрения эстетики и с точки зрения меры, и с точки зрения уважения к читателю (ну, я же не поучать собираюсь, а поделиться тем интереснейшим, что удалось найти). Однако оставлять «за бортом» удивительные, а подчас уникальные факты было бы глупо, и, опять же – не вежливо по отношению к читателю: я не считаю читающих мои книги глупее меня и не думаю, что человек берет в руки книгу только для того, что бы убить время. То, что преподносит нам история намного занимательнее того, что способно создать человеческое воображение. «Художественная» часть способна пробудить в человеке любопытство, эмоции, заинтересованность глубже и обширнее погрузиться в описываемое время и тематику. Лично мне кажется, что работа писателя, помимо «развлекательного» аспекта, состоит еще и в том, что бы отыскивать на просторах истории и людских судеб то занимательное и поучительное, на поиски которого у обычного человека просто не хватает времени. И писатель, как метко заметил Маяковский, изводит не только «тысячи тонн словесной руды раджи единого слова», но и перебирает сотни судеб, событий, фактов, перелистывает десятки и десятки воспоминаний, мемуары, отчетов, документов, что бы радостно нестись со своей находкой к читателю: «Смотрите, что за чудесную историю удалось найти! Какой удивительный факт! Какая поучительная и прекрасная судьба!». Может быть я ошибаюсь, но лично мне именно такие истории хотелось бы слушать, сидя долгими зимними вечерами у камина.

Ну признайтесь же, друзья моим, что не многие из вас слышали о таком необычном явлении как военное духовенство. А если краем уха и слышали, то не удалялись в подробности. К своему огорчению, за время работы над повестью я не нашел в художественной литературе произведений о военных священниках (не исключаю, что где-то они и есть, но…) Священники с глубокой древности сопровождали воинство в боевые походы, но официально военное духовенство России стало отмечать свой праздник с момента опубликования воинского устава, утверждённый Петром Первым 30 марта 1716 года при Данциге. Пожалуй стоит привести выписку из этого документа. Признаюсь, некоторые места без улыбки я читать не мог, ибо годы идут, времена меняются, а люди остаются все теми же…

«…Артикул 9. Служба божия имеет отправлятися по вся утра и вечеры и полдень (как о том установлено уже и публиковано в печатных молитвах) с пением и молением, в лагерях. И дабы при том все духовные присудствовали: того ради надлежит, как при начинании, так и при окончании службы божия, в трубы у командующаго генерала над войском, знак дать, и потом от полку до полку барабаны бить, или на трубах трубить, и тако службу божию начинать и оканчивать.

Артикул 10. Есть ли офицер без важной притчины при молитве присудствен не будет, тогда надлежит за каждую небытность по полтине штрафу с него в шпиталь брать, а редового в первые и вдругоредь ношением ружья, а в третие заключением в железа на сутки наказать.

Артикул 11. Когда офицер при молитве пьян явится, а чрез оное пиянство другим соблазн учинит: тогда оный имеет в первые и вдругоредь арестом у профоса наказан, а в третие на несколько времяни от службы отставлен, и рядовым учинен быть.

Артикул 12. А рядовой, которой в таковом же образе обрящется, имеет быть в железа посажен.

Артикул 13. Всем офицерам и рядовым надлежит священников любить и почитать. И никто да не дерзает оным как словом, так и делом досаду чинить, и презирать, и ругатся. А кто против того погрешит, имеет по изобретению его преступления вдвое так, как бы то над простолюдином (над другим) учинил, наказан быть.

Артикул 14. Насупротив того учрежденныя священники в гарнизонах и при полках и везде должны прилежать к непорочной, трезвой и умеренной жизни. А есть ли который из священников обрящется в своей науке, животе и поступках нечестив и беззаконен, и другим жизнию своею соблазн чинит, оный имеет за сие к духовному суду отослан быть, и от онаго, по изобретению вины наказан, чина и достоинства своего лишен.

Артикул 15. Когда священник без знатной причины (а имянно; разве за болезнию и таковыми подобными) службу божию отправлять не будет, тогда имеет, вместо наказания, за каждое свое отбытие по 1 рублю в шпиталь дать. А ежели оный во время службы божия пиян будет, тогда оный имеет в первый и другий раз от начальнаго священника при войске жестокого за то наказан. А в третий к духовному суду отослан, и потом своего чина и достоинства лишен быть.

Артикул 16. Сколь скоро к молитве и службе божией звычайный знак дан будет, имеют тогда все маркетентеры, купцы, харчевники и шинкари лавки свои запереть, и отнюдь никаких товаров, ни пива, ни вина, не продавать. Разве когда больной для своей нужды требовать будет. Кто против того погрешит, онаго все товары отписаны будут, и из тех едина часть в шпиталь, а другая евалтигеру, который будет над тем надзирание иметь, дастся.

Артикул 17. Банкеты и все суетныя излишния забавы надлежит во время службы божия отставить. Кто против того преступит, оный имеет штрафу несколько денег в шпиталь дать…»

Русские священники сопровождали свою паству во всех опасностях и бедах, делили и грязь дорог и пули, и непогоду. И священники лейб – гвардии Измайловского полка не были исключением. Вот лишь несколько примеров… Священник Иоанн Георгиев- участник русско-турецкой войны, и взятия Очакова. Священник Симеон Ушкалевич, участник русско–шведской войны 1741 года, иерей Иоанн Алексеев, участник битвы при Аустерлице и войны 1812 года, иерей Антипа Гаврилович Гаврилов - Участник многих военных походов, герой Бородинской битвы, дошел до Парижа. Награжден золотым крестом на Георгиевской ленте от Священного Синода. За сражения при Пирке и Кульме награжден орденом св. Анны 2 степени, в дальнейшем - скуфьей и камилавкой. Протоиерей Громов Петр Антонович - награжден наперстным крестом от Священного Синода за отличие и мужество в походах 1812-1815. иерей Иоанн Алексеевич Топогрицкий Участник Бородинской битвы, битвы при Малоярославце, заграничных походов. Награжден золотым наперстным крестом. Протоиерей Федор Дмитриевич Раевский - За мужество, проявленное в походах полка награжден орденом св. Анны 3 степени с мечами, золотым крестом на Георгиевской ленте и камилавкой. Участник войны 1812 года. Протоиерей Александров Симеон Александрович - С Измайловским полком принял участие в походе 1828, был при осаде крепости Варна, участник похода 1831 в Польшу. Награжден наперстным крестом на Георгиевской ленте, орденом св. Анны 2 степени. Протоиерей Назаров Иоанн Антипович - Известный богослов. В Крымскую войну, уже в престарелом возрасте участвовал с полком в охране берегов Финского залива. А вот еще пример замечательного священнослужителя: протоиерей Невдачин Иоанн Иоаннович –

После революции большевики не пощадили ни его знания, ни заслуги. По пути в собор (на тот момент он служил в Кронштадте), был арестован и через несколько дней расстрелян и сброшен под лед Финского залива…

Или - протоиерей Грифцов Василий Николаевич. За мужество в русско-японскую войну был награжден орденами св. Анны 2 и 3 степени (с мечами), орденом св. Владимира 4 степени с мечами, золотым крестом на Георгиевской ленте (позже- главный священник Юго-Западного фронта 1 мировой войны). Расстрелян красноармейцами в 1918 г.

А это – отец Александр (Филаретов) с офицерами Измайловского полка в городе Сафракой (в 15 (!!!) километрах от Стамбула (Константинополя), в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. (За подвиги при Горном Дубняке и при Телише протоиерей Филаретов награжден золотым наперстным крестом на Георгиевской ленте). Это только малая часть удивительных людей, служивших в Свято Троицком соборе Измайловского полка. Огромное количество прошедших войну, награжденных… расстрелянных... Что говорить: воинский собор. В них служат люди особого склада… И обида берет оттого, как быстро мы забываем, как мало ценим сделанное для нас предками. Вот простой пример.

В феврале 1943 года военно-транспортное судно «Дорчестер» было атаковано немецкой подводной лодкой и стало тонуть. На борту находились четыре военных капеллана разных конфессий. Они взяли на себя распределение спасательных жилетов и не поврежденных шлюпок. Раздав все, что было, они стали молиться вместе с оставшимися на борту солдатами (в той трагедии погибло более 600 из 900 взятых на борт военнослужащих). Выжившие говорили, что не видели ничего величественнее чем эти четыре взявшихся за руки священника, в тот миг, когда корабль опускался в воду…

Этот случай увековечен в литературе, в памятниках, даже на марках… А у нас?! Сотни и тысячи подвигов, пожертвовавших своими жизнями священников, и… Христианство называют культурообразующей религией России, так почему же в это понятие «культура» не входит такой удивительный и восхищающий пласт как история военного духовенства? До революции было хоть что-то, сейчас же нам еще только предстоит вернуть украденную большевиками историю.

Разумеется, многие из вас уже догадались, что описывая истории священников, мне не пришлось выдумывать ничего. Например, прототипом «отца Кирилла» послужил священник времен первой мировой. В 1914 году священник 58 пехотного Прагского полка отец Порфирий (Холодный), следуя с полковой церковью в сопровождении лишь трех человек, был окружен отрядом австрийцев. Подняв над головой икону «Спас Нерукотворный», священник произнес столь пламенную проповедь, что 22 солдата и 2 офицера сложили перед ним оружие, сдаваясь проповеднику.

(Дореволюционный рисунок подвига священника)

Кстати, это далеко не единственный случай, когда после проповеди священника, устыдившись того, что творят, люди вспоминали о совести. Например, известен случай, когда во время Второй мировой войны, настоятель церкви села Мало – Плотницкое, Пинской области, отец Александр (Романушко), «приглашенный» отпевать убитого полицая, не только отказался, предав изменника Родины анафеме, но и произнес столь пламенную речь, что половина полицейских прямо с похорон ушла с ним в партизанский отряд.

Характер же своего героя я позаимствовал из воспоминаний офицера лейб – гвардии Конногренадерского полка Н. Вороновича о полковом священнике отце Викторе (Малаховском). Под огнем неприятеля этот священник спешил туда, где находились раненные и умирающие. Перевязывал, причащал, закрывал глаза убитым… И при этом все время говорил, что человек он крайне мирный и боится войны. По ночам почти не спал, попивая чай и вздрагивая от каждого выстрела. Но как только начинался бой, он опять бросался на передовую и под свистом пуль и ревом снарядов исполнял свой пастырский долг. Как писал о нем Воронович: «Если б все «трусы» походили на отца Виктора, то в нашей армии никогда бы не было ни вызванных паникой отступлений, ни брошенных обозов. Отец Виктор боялся только до тех пор, пока не было настоящей опасности, а когда таковая наступала, он убивал свой страх». Служащий при нем церковник Еремин так же «пугался» дальней канонады, и так же шел за священником на поле боя, презрев смерть. Наверное, это самый лучший пример героизма, ведь боятся все, но трус боится и не идет, а герой боится, но все равно выполняет свой долг. Это и есть победа и над страхом и над смертью…Кстати, отец Виктор сам просил в штабе отправить его к пастве на передовую, не в силах отсиживаться в обозе, когда «его» солдаты находятся в опасности… Такой вот «робкий» батюшка…

Молебен перед Бородинским сражением

Полковой священник отец Амвросий в походе с полком

Священник у походной церкви

Старинная открытка «Полковой священник»

Открытка «Ночь перед Рождеством в окопах»

Случай со снарядом, про который я упомянул вскользь, имел место в 1915 году на Галицком фронте. Иеромонах 311 пехотного Кременецкого полка отец Митрофан вел службу, когда снаряд попал в церковь, пробил крышу и упал возле алтаря. Священник хладнокровно перекрестил бомбу и продолжил службу. Молящиеся, следуя примеру священника, завершили молебен не поддаваясь панике. По окончанию службы снаряд был вынесен из церкви и обезврежен.

А вот с наградами и впрямь была некоторая неурядица. С одной стороны – награждать героических батюшек было надо (и сами видите – было за что), с другой стороны, когда представляют к награде, а затем выписывают «квитанцию»: «Примите поздравления… Оплатите в кассу». К счастью, так было не всегда. Но… было. Вот несколько фотографий орденов, которыми награждались полковые священники:

Орден святого Владимира

Святой Анны 2, 3 и 4 степени

Крест на Георгиевской ленте

Крест 1812 года

Наперстный крест с украшениями

Орден святого Станислава

Теоретически, военный священник мог иметь наград даже более, чем у офицера, так как офицера, по вполне понятным причинам, не могли наградить камилавкой или набедренником. Но вот приобрести дорогой орден мог далеко не каждый…Но вот тут мы подходим к интересному, но довольно печальному моменту из истории жизни полковых священников. В наше время только глухой не слышал воплей атеистов о «баснословных богатствах священников» … Что ж, обратимся к фактам. Когда, согласно «Уставу» Петра Первого, при каждом полку и на каждом корабле должен был быть священник, денежный вопрос власти попросту игнорировали. Священнику выплачивались такие гроши, что по возвращению из похода он был разорен окончательно и бесповоротно. Как известно, священника кормит его приход. Он молится за людей, крестит-венчает – отпевает, часто учит не только Закону Божьему, но и грамоте – арифметике, а община берет на себя расходы по содержанию его семьи и ремонту церкви. Не стоит забывать, что в свои и без того большие семьи, священники, как правило, берут еще и приемных детей. «Изъятие» из семьи кормильца означало голод. Но правительство на Руси испокон веку умело решать денежные вопросы, не затрагивая… денежных вопросов. И выход был найден! Сначала на корабли и в полки решено было набирать вдовцов, но где взять столько вдовцов? И тут вспомнили о монахах. «Обет не стяжания давали? Давали. Стало быть, деньги вам вовсе не нужны! Вперед, честные отцы, за Веру, царя и Отечество!» И батюшки, натянув под рясы тельняшки, бороздили студеные моря, имея возможность сходить с корабля на берег лишь раз в неделю (но только до захода солнца). В полках положение было не слаще. Простой пример: стоимость походной церкви в Первую мировую войну составляла 425 рублей.

Походной церкви измайловцев – увы! - не сохранилось. Мы можем лишь видеть на фотографиях палатки аналогичные.

(Походная полковая церковь старообрядцев. Кроме православных священников, в русской армии окормляли свою паству священнослужители всех существующих на территории России конфессий. В России тогда не было понятие «национальность». Была – «религиозная принадлежность» … Мы ведь были – Империей…)

(А вот так выглядит современная «походная церковь» русской армии. Теперь священникам не приходится по нескольку часов собирать и разбирать ее, перевозя на нескольких телегах)

. Походная церковь Измайловского полка существует с 1730 года, т.е. со времени сформирования полка. Церковь эта сопутствовала полку в походах:

1) в 1738 году при взятии Хотина,

2) в 1788 году при взятии Очакова,

3) в Отечественной войне 1812 года,

4) в 1831 году при взятии Варшавы,

5) в Русско-Турецкой войне 1877-1878 гг.

Крупные соборы при знаменитых полках еще могли позволить себе такую роскошь – все же шефами полков являлись царственные особы, а вот обычным священникам из небольших городов подобные траты были просто физически не по силам. Цены на одеяния священнослужителей были заоблачные.

Лист из прейскуранта фабрики Колокольцева (Москва)

Не удивительно, что при таких ценах, на некоторых церквях и соборах России можно было встретить объявление: «Требуется священник такого-то роста, такого-то размера» - проще было найти священника «под облачение», чем одеть нового священника…

Ближе к концу девятнадцатого века положение немного наладилось: священников приравняли к воинским чинам, соответственно «подтянув» и жалование (однако, не стоит думать, что сами офицеры «купались в шампанском – вспомните хотя бы повести Куприна о быте офицеров русской армии и их окладах). Настоятель собора приравнивался к чину полковника, иерей к чину капитана (командира роты), диакон к поручику, штатный псаломщик к чину прапорщика. Разумеется, люди всегда были разные, и в числе священнослужителей попадались свои «иуды», но благодаря самому образу жизни, окружению и постоянной близости к смерти, среди военных священнослужителей их число всегда было ничтожным. Тут я позволю себе сделать небольшое отступление. «Обвинители» духовенства часто забывают (или умышленно умалчивают) в своих речах саму суть его необходимости. Даже если «забыть» о том, что священник просит Бога за всю общину, за весь народ, даже если оставить в стороне духовно-воспитательную работу, даже позволив себе безумство не касаться темы Таинств, не достаточно ли того «эгоистичного» аспекта, что данным Богом правом священник отпускает нам грехи, в которых мы раскаялись? (Право уникальное: ведь даже если нас не простит обиженный, Бог имеет власть, по осознанию нами содеянного, прощать за других). Все эти разговоры о том, что «посредник не нужен» - для дураков, желающих принести свои ошибки на Страшный суд. Не знаю, как вам, а мне бы не хотелось тащить в последнюю дорогу неподъёмные «чемоданы» с сомнительным содержимым. Поэтому лично я – двумя руками «за» возрождение военного духовенства. Мне не раз доводилось находиться на волосок от смерти, я знаю о чем говорю. Сама смерть не страшна (могут быть «неприятны» ее разновидности), а вот последствия… Впрочем, я никого уговаривать не собираюсь: для этого каждому дан собственный разум и свобода воли. Кто - то, идя на медведя, берет с собой ружье, кто-то – бутылку водки… Хозяин – барин….

Надеюсь, мне не надо объяснять, что использованный мной литературный прием с «перенесением» персонажей повести в различные исторические времена, это не желание «вышибить слезу» ради красного словца. Среди множества подвигов, совершенных священнослужителями, я просто подобрал те, которые соответствовали характерам моим героев, благо из чего выбирать – было. Случись беда и все эти «отцы Сергии, Варфоломеи, Александры и Кириллы» опять пойдут за своей паствой под пули и осколки снарядов, как шли вчера и позавчера… Они не канули в прошлое, они здесь, рядом. Вы можете их увидеть в «воинских» соборах и при воинских частях. И я лелею надежду, что вскоре вновь возродятся традиции освящения знамен и погон, более охватывающая работа с полицией и МЧС, налоговой службой и спецназом, моряками и пожарными…

В мирное время священники окормляли полки на «зимних квартирах». В момент зарождения Измайловского полка солдаты ходили в церкви, ближайшие к своей дислокации. По скорому переводу в Петербург, они сперва пользовались церковью походной и так же посещали ближайшие к ним храмы. Затем была создана деревянная церковь.

Кстати: благодарная Екатерина Вторая, которую измайловцы возвели на престол, немало позаботилась и о духовном окормлении полка, помогая тогдашнему настоятелю отцу Алексею (Гусеву) в его начинаниях и с постройкой церкви и приобретении священных сосудов, и даже создании знаменитого хора измайловского полка. Большевики разорили религиозные и исторические ценности, собиравшиеся веками, и даже в запасниках музеев теперь увидеть их крайне сложно – но об этом чуть позже…

После наводнения 1824 года талантливейшему архитектору Стасову было предложено разработать проект каменного собора на основе архитектуры полюбившегося солдатам деревянного храма. Василий Петрович уже имел опыт строительства военных соборов – ему довелось восстанавливать (а точнее – создавать заново) разрушенный пожаром Спаса – Преображенский собор, так же сохранившийся до наших дней (и, кстати, один из немногих в России, не закрывавшихся большевиками даже во время блокады). Им также были построены монументальные Московские и Нарвские Триумфальные ворота.

На личные средства (!) Николая Первого, был построен пятиглавый собор Святой Живоначальной Троицы лейб-гвардии Измайловского полка.

Стоимость его возведения превышала фантастическую по тем временам сумму в три миллиона рублей. В соборе южный предел освещен во имя св. Марии Магдалины, западный – св. Иоанна Воина. Освещал собор знаменитейший митрополит Московский Филарет (Дроздов). На момент постройки это был самый большой православный собор России. Но что бы понять все необычные особенности его дизайна, необходимо вернуться к личности императора Николая Первого.

Итак, Николай Павлович Романов, император Всероссийский, царь Польский и великий князь Финляндский. Третий сын императора Павла Первого и отец императора Александра Второго.

Последний из внуков Екатерины Великой, родившийся при ее жизни и получивший от бабки необычное для династии Романовых имя – Николай. Имела ли ввиду императрица почитаемого на Руси святителя Николая Чудотворца или просто «игралась» греческими именами (как и в случаях с двумя старшими братьями) мы уже никогда не узнаем. Учился он, надо признать, неважно, больше склоняясь к делам военным и фортификационным, и о русском престоле не мечтал даже в дурных снах. (Тогда еще люди понимали, что власть – это прежде всего ответственность и много, много, много работы…) И тут судьба преподнесла ему сомнительный сюрприз: стало известно, что Великий князь Константин Павлович не горит желанием окончить свою жизнь в трудах на русском престоле, и перепоручает эту честь младшему брату. Ему удалось уговорить правящего императора и тот подписал соответствующий приказ. В 1825 году император Александр Первый скончался в Таганроге и Николай Павлович предпринял тщетную попытку «спихнуть» престол на ленивого брата, но хитрый Константин Павлович напомнил о приказе покойного императора и Николай вынужден был согласиться. Однако эта попытка увильнуть от императорской работы создало некоторую путаницу с принятием присяги в Петербурге и Москве, и дала возможность кучке заговорщиков, называемых позднее «декабристами» попытаться провести переворот, воспользовавшись временной неразберихой. В советских учебниках декабристов романтизировали и восхваляли, но это была лишь политическая акция. Не буду утомлять вас рассказом об этих масонских властолюбцах, лучше, чем умница Грибоедов все равно не скажешь: «Сто прапорщиков хотят изменить государственный быт России». Николая Первого и его семью декабристы постановили убить. В самый опасный для него день, император надел мундир Измайловского полка, которым командовал более двадцати лет и лично вышел навстречу опасности (этот мундир позднее хранился в музее Троицкого собора).

(Мундир Императора, в котором он был 14/26 декабря 1825 года)

Измайловский полк отказался участвовать в заговоре (пара дураков не в счет). Уговорам декабристы не поддавались, готовые применить оружие. И от первых выстрелов пал замечательный человек, герой войны с Наполеоном, военный губернатор Петербурга Михаил Милорадович. Выстрелом в спину он, увещевавший декабристов был ранен заговорщиком Каховским и получил штыковой удар от Оболенского. И умирая, радовался, что стреляли в него не солдаты, а «гражданские лица». Перед смертью он просил отпустить на волю всех его крепостных... (вольную получили полторы тысячи человек) И только тогда к заговорщикам применили силу. Что чувствовал тогда император? Вот строки из его письма старшему брату: «Дорогой мой Константин! Ваша воля исполнена, но какой ценою! Боже мой! Ценою крови моих подданных!» Замечательный фильм «Звезда пленительного счастья» прекрасно отразил быт дворянства и душу русской женщины, но вот историческую правду перевернул с ног на голову. Что бы впоследствии исключить возможность манипуляции властью из «лож» и «сообществ», наводнивших Россию, Николай Первый провел реформу политического сыска. Ему до сих пор ставят это в вину, но разве здесь нет логической необходимости? Существует легенда о белом платке, который император вручил Александру Христофоровичу Бенкендорфу, первому главноуправляющему III отделением, когда он пришел к нему за инструкциями. Николай, передавая ему платок, сказал: «Чем больше утрешь ты слез несчастных, тем лучше». И ведь действительно тогда жандармы ставить во главу свой службы именно защиту людей… Это уже потом «приоритеты» полиции начали меняться, меняться, и… Сегодня мы имеем то, что имеем… Взойдя на престол, император тут же начал строительства собора для любимого полка. Как инженер – фортификатор, но позволял себе менять планы даже гениального Стасова. Император был весьма дотошным и педантичным человеком. Именно он приказал покрасить купола в синий цвет (Стасов предлагал зеленый) и украсить собор шестиконечными звездами. (Внутри куполов собора до сих пор сохранились старинные печи, украшенные такими же звездами). О воинской символике этих звезд я уже говорил. Значений у этого символа много, как вы знаете, они встречаются еще в бронзовом веке. Но императора интересовала именно его «воинская» символика. «Звезда Давида», она же «Печать Соломона» использовалась в православие весьма широко. Причиной тому служит еще один интересный факт. По преданию, царь Соломон, в память об отце взял этот символ в свою печать, и именно этой печатью отметил закладной, «первый» камень положенный в основание при строительстве Храма. Поэтому сей символ еще и тесно связан с основанием храмов. Над царскими вратами Николай приказал установить крест с надписью «Сим знаменем победишь!» что б солдаты видели перед собой фундамент их служения. Меня до сих пор поражает эта детальная продуманность собора: полы, стены и паперти «с подогревом» (даже сейчас не в каждом доме встретишь подобный «изыск»), сложнейшая акустическая система собора, особое укрепление купола на случай пожара (это и спасло его в 2006 году), печные трубы замаскированные под «жертвенники», словно кадившие во время богослужений, отчего собор казался «живым» (мечтаю: а вдруг, когда-нибудь пиротехники смогут хотя бы для киносъёмки восстановить этот эффект?). «Воздушные подушки» из теплого воздуха в куполах, позволяющие экономить тепло собора, ангелы, охраняющие вход, гениально продуманная архитектура, делающая этот собор самым светлым собора Петербурга (из-за чего он визуально кажется даже больше собора Исаакия Далматского), и многое, многое другое… Как мало мы знаем про этого императора! Часто его называют «солдафоном». Но посмотрите сами: в чье правление было открыто большинство самых удивительных храмов Петербурга? «Душителем свободы» … А в чье «царствование» творили отозванный из ссылки Пушкин, Лермонтов, Грибоедов? Да, кипучую энергию поэтов приходилось усмирять не только императорам, но и митрополитам (почитайте изумительную стихотворную переписку Пушкина и Филарета (Дроздова).

(Интереснейшая икона св. Филарета, где он изображен наставляющим Поэта.)

И ведь именно Николай Первый писал умирающему от раны Пушкину: «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки» Он выплатил немалые долги Пушкина, выкупил заложенное имение его отца, дал пенсию вдове и дочерям, сочинения Поэта издал за казенный счет с выплатой доходов в пользу вдовы и дочерей, выписал единовременное пособие в десять тысяч рублей… Что тут скажешь? «Тиран, ох тиран…» При Николае Первом была открыта первая в России железная дорога (вопреки недовольству министров), проводились крайне продуманные и оттого полезные для страны реформы. Мало кто знает: повешение пяти декабристов было единственной казнью за время его правления (даже в «золотой век Екатерины» казнили тысячами). Историки не зря именуют его «рыцарем самодержавия». Он раскрыл миру удивительный талант бывшего офицера, скульптора-самоучки барона Петра Клодта, доверив ему множество заказов. Так в Петербурге в правление Николая Первого появилась знаменитая конная композиция, украшающая Аничков мост, кони Нарвских ворот, памятник Крылову и… даже памятник самому Николаю на Исаакиевской площади, установленный после его смерти по проекту Монферана с конем работы великого скульптора.

(Памятник Николаю Первому на Исаакиевской площади)

Именно он приказал воздвигнуть на Дворцовой площади Александрийскую колонну, в честь победы своего брата Александра над Наполеоном и она по сей день является одним из символов Петербурга. (Кстати: леса с нее пошли на создание уникальной и сверхсложной конструкции главного купола Троицкого собора. Это был один из шедевров инженерного искусства своего времени. Увы, они полностью сгорели во время пожара 2006 года,). Это он практически заново перестроил Исаакиевский собор, заменив кирпич на гранит и мрамор, и превратил его тем самым в один из величайших соборов мира. Построил первый постоянный мост через Неву, называемый ныне Николаевским. Закончил постройку Михайловского замка и возвел Мариинский дворец, установил у Казанского собора памятники Кутузову и Барклаю-де-Толли… Он практически подарил нам Петербург таким, каким мы его любим. Ему пришлось полностью перестраивать Зимний дворец, сгоревший во время трехдневного пожара (Интересный факт: солдаты и граждане города, эвакуируя ценности из дворца, складывали их на дворцовой площади… Ни одна драгоценность, ни один предмет мебели не пропал! Это говорит о моральных качествах людей того времени… Сам же Николай, видя, как солдаты безуспешно пытаются снять огромное зеркало редкой работы, рискуя жизнью посреди пламени, и не уходят, несмотря на приказы, запустил в зеркало биноклем, сказав: «Ваши жизни мне дороже зеркал!».) Вы будете смеяться, друзья мои, но лично я, перевернув множество документов, рассказывающих о императоре, все же представляю его точно таким, каким от показан в одном из роликов «банка Империал» (эпизод с попыткой Франции дискредитировать имидж России и бабушки Николая Первого). Верю, что когда-нибудь в России еще появятся книги и фильмы об этом необычном императоре… не желавшем быть императором… При нем значительно улучшались условия труда рабочих, строились дороги с твердым покрытием, открывалось множество благотворительных и образовательных учреждений. Успешно боролся с коррупцией (при нем закончилась печально известная эпоха «фаворитизма») Он просто напросто ставил во главу дела человека понимающего и разбирающегося в данном вопросе, а не просто верного» (вот бы сегодняшние «властьпридержащие» последовали его примеру, но для этого надо желать не власти самой по себе, а результатов твоей работы во власти). Ошибок у него было немало, но ведь все познается в сравнении, не так ли? Не пил, не курил, вел здоровый образ жизни, не пропускал ни одного воскресного богослужения, работал по 16-18 часов в день, хорошо разбирался в людях, создавая то, что сейчас называется «командой». Солженицын восхищался его смелостью…Он умер от пневмонии (принимал парад уже будучи больным гриппом, в легком мундире) …

На открытие собора он подарил яшмовые сосуды в золотой оправе и яшмовую дарохранительницу в виде точной копии собора, с колонами из розового агата. Приобрел множество икон лучших иконописцев. Сам участвовал в отборе священнослужителей для храма своего полка… Да, этот собор обязан ему не меньше, чем Стасову….

Позже в соборе появились колокола легендарной ныне фирмы Оловянишниковых. О колокольном литье, его сложностях и трудоемкости можно говорить долго. Но русские колокола не зря славились на весь мир.

(Рисунок с изображением отливки колоколов на заводе Оловянишниковых.)

В Бельгии их колокола ныне считаются «национальным достоянием». В России не было губернии, где бы не звучали их «голоса». Один из самых больших и сложно изготовленных колоколов создали специально для Троицкого собора. Само предприятие купцов находилось в Ярославле, но большие колокола старались отливать поближе к «точке назначения», что бы избежать проблем с доставкой. Колокол для Троицкого собора Оловянишниковы изготовляли на Валдае, на заводе Усачева. С его доставкой связана забавная история, вот что мне удалось найти в воспоминаниях одного из Оловянишниковых:

«В городе Валдае отлит был колокол в 2000 пудов для Петербургского Троицкого собора, что в Измайловском полку. Чтобы доставить этот колокол на место, требовалось, по расчетам инженеров, восемьдесят лошадей. Это загородило бы все шоссе и стоило бы дорого.

К Алексею Николаевичу Оленину, бывшему членом при построении собора, явился валдайский мещанин и объявил, что он привезет колокол на шести или даже на четырех лошадях.

—Каким манером? — спросил его Алексей Николаевич.

— Это секрет, если я его скажу, то и всякий привезет.

—Будь уверен, что я твоего секрета никому не открою.

— Я сделаю в величину колокола четыре обода, — объявил мещанин, — в боковых ободах сделаю оси, обошью досками и покачу его так, что не только не испорчу дорогу, а еще укатаю шоссе.

После доклада об этом государю, Алексей Николаевич снабдил подрядчика задатком и формальным предписанием. Колокол привезен был из Валдая в Петербург благополучно. Мещанин получил 5000 рублей и золотую медаль на аннинской ленте.»

Большевики просто сбросили колокола вниз и отправили на переплавку. Самих колокольных мастеров гноили в «Бутырке», ссылали в Казахстан. Некоторым удалось эмигрировать в Аргентину, во Францию и Бельгию. Те, кто остался в России не мог дать детям нормального образования: в школах был запрет на продолжение обучения в старших классах «лиц непролетарского происхождения» …

Забавно, что красивейший «Марш Измайловского полка» большевики все же сохранили, правда, не вдаваясь в подробности – откуда взялась эта бравая мелодия, без которой и поныне не обходится ни один парад на Красной площади. (Сегодня вы без труда можете найти его в интернете).

Так же в соборе находилось уникальное паникадило, изготовленное самой известной ювелирной фирмой того времени – компанией «Никольс и Плинке». («Паникадило», в переводе с греческого – «состоящее из множества светильников». Символизирует собой весь мир, Вселенную. Зажжённое паникадило – символ участие всех православных людей в торжестве). Весило оно 300 пудов и обошлось собору в девять тысяч рублей серебром на церковный счет. (Это стоимость многоквартирного дома в Петербурге того времени.) Отливали его на бронзолитейном заводе Я. Кохуна, том же заводе, что изготовлял памятник Екатерине Великой в Петербурге, Пушкину в Москве и «Тысячелетие Руси» в Великом Новгороде. Именно это паникадило планировали везти в Париж на всемирную выставку, как «альтернативу» Эйфелевой башни, но возникли проблемы с транспортировкой – оно было слишком огромно. Люстры «Николса и Плинке» до сих пор украшают некоторые залы Эрмитажа. Большевики же просто сбросили этот шедевр на пол и пустили на переплавку, так же, как и уникальные колокола. Сейчас больше знают фирму «Фаберже», и уже только специалисты помнят о ее прославленном предшественнике (кстати, любимой фирме Пушкина), хотя те же ордена, выпускаемые «Николсом и Плинке» до сих пор стоят значительно дороже своих аналогов, а серебряные статуэтки животных ценятся не меньше «Фаберже». Что бы хоть приблизительно представлять какой красоты было это произведение искусства, приведу фотографию светильников из зала Эрмитаже, созданную теми же мастерами «Никольс и Плинке» в то же время (Николай Первый украсил этими светильниками несколько залов Эрмитажа)

В соборе хранились уникальные иконы. Св. Антония и Феодосия Печерских, в серебряной вызолоченной ризе. Этим образом благословил Измайловский полк Евгений, Митрополит Киевский, во время прохождения 1 и 2 батальонов в 1828 г. через Киев в Турцию.

Святителя Николая Чудотворца - в серебряной вызолоченной ризе, художественной работы; Евангелие и митра украшены разноцветными камнями и белым филограмом. На образе надпись: "Украшен ризою попечением ктитора церкви, капитана Кобякова, из медалей за Отечественную войну и за взятие Парижа, в память о сих войнах, 1836 г. Ноября 8-го дня".

Воскресения Христова, в серебряной ризе; в средину сего образа вставлен Животворящий крест серебряно-вызолоченный, с таковым же подножием; Распятие изображено на финифти. Внутри креста находятся части мощей: св. Иоанна Златоуста, первомученика Архидиакона Стефана, великомученицы Варвары и часть древа Креста Господня. Крест пожертвован капитан поручиком Болотовым в 1738 году.

На горнем месте главного алтаря находилась большой величины икона Вознесения Божией Матери на небо, писанный на холсте академиком Майковым. Размер его: ширина 4 аршин 6 вершков, вышина 9 аршин Запрестольный крест большой величины в серебряном окладе. Внизу креста серебряно-вызолоченная дощечка с надписью: «Крест сей сооружен усердием Командира полка Генерал-майора С. П. Степанова, церковного старосты 3 гильдии купца М. В. Романова, того же полка поручика Н. И. Александрова, при священнослужителях и богомольцах: протоиерее Иоанне Назорове, священниках: Павле Петрове и Михаиле Белоусове 1 января 1874 г.»

Икона "Христос – Великий Архиерей", писанная для первой, деревянной церкви, множество других, редких икон, написанных известными русскими иконописцами. А так же Евангелие1748 года. Где они сейчас – неизвестно (хотя по традиции, на окладах и оборотной стороне были клейма принадлежности к Измайловскому полку).

В 1886 году перед собором была установлена двадцати восьмиметровая колонна из пяти рядов пушек, отбитых у неприятеля в русско-турецкую войну. Открывал монумент лично император Александр Третий.

В январе 1930 года большевики сломали и отправили в переплавку и эту память о воинской славе России.

С начала 19 века в «воинских» соборах было решено открыть «склепы – усыпальницы», где бы покоились павшие на войне герои. В храмах были оборудованы помещения с каменными саркофагами (как правило, десять гробниц – по пять в два ряда), окруженные хоругвями, иконами, памятными досками. Был такой памятный склеп и в подвале Троицкого собора. Иконы для него, с разрешения командира полка, собирался писать вольноопределяющийся измайловец, молодой художник Петров- Водкин.

Был объявлен конкурс среди архитекторов на обустройство входа для прихожан, желающих почтить память павших воинов. Революция помешала осуществлению этого проекта, а вместо создания соборных икон, художник подарил новой власти «Купание красного коня». Честное слово – жаль. Художник был талантливый и иконы могли получиться предостойнейшие… Могила офицеров были осквернены и уничтожены большевиками. Почти над склепом, в пределе Марии Магдалины, находился обелиск памяти павшим воинам. Полагаю нет нужды говорить, какая его постигла участь. Ни чертежей, ни описания этого памятника не найдено до сих пор.

В западном пределе («пределе оглашенных») был расположен музей воинской славы. Стены были увешаны мраморными досками с именами солдат и офицеров, погибших за всю историю полка. На фоне знамен полка и знамен, отбитых у неприятеля, находились витрины, хранящие ключи от взятых «на штык» городов – Баязета, Карса и пр. Висели мундиры августейших шефов полка – Екатерины Великой (на фото)

Николая Первого, Павла Первого и прочих. Среди множества реликвий стояла шкатулка, наполненная пулями, вынутыми из тел убитых и раненых измайловцев. Хранились серебряные трубы, которыми был награжден полк за взятие в 1737 году турецкой крепости Очаков

И многие, многие другие свидетельства доблести славного полка… Эпиграфом же к Положению о войсковых музеях, утвержденному императором в 1913 году, были слова Николая II: «Только та страна и сильна, которая свято чтит заветы своей старины». В полковых музеях можно было увидеть и весьма интересные подарки от царской семьи. Иногда это просто были кубки и чарки с надписями: «Полку от императора...», или за меткую стрельбу», а иногда целые драгоценные сервизы (Среди многочисленных гвардейских традиций были проведение ежемесячных полковых совместных обедов, на которых кроме наличного офицерского состава присутствовали бывшие старые командиры и сослуживцы, почетными гостями были император и великие князья. Ювелирные мастерские в голос жаловались от сложности заказав «господ офицеров», стремившихся отразить на многочисленных кубках, чарках, супницах и «братинах» символику полка… Жаловались, но высокооплачиваемые заказы брали…)

(Гвардейские «братины» в виде кавалергардской каски и в виде кивера)

(Гвардейская супница)

(Чарки, сделанные в виде гусарских киверов)

(.. и в виде шапки гусарского полка)

(полковой чайный сервиз)

(Стопка, выпущенная к столетию со дня Бородинской битвы для Измайловского полка)

Но дело не в этих забавных ныне «посудных раритетах», полковые музеи были, прежде всего, хранителями свидетельств доблести полков. А главное: знамен – «полковой чести».

В 1918 году некий малоизвестный писатель – оккультист (большой поклонник Рерихов) Владимир Егорович Гущик, сам предложил свои услуги Луначарскому по изъятию полковых музеев из воинских соборов. Музеи были упакованы в ящики (разумеется, украшенные золотом и драгоценностями реликвии – отдельно) и перевезены в подвалы Артиллерийского музея. В конце сороковых годов двадцатого века Сталин распорядился изъять и хранить отдельно знамена полков и фотографии- портреты царской семьи. (Гущик, к тому времени бывший сотрудником советской разведки, был уже арестован и умер в лагерях). Знамена были перевезены в Эрмитаж, где, опечатанные, хранятся на чердаке, в зале, так и называемым – «Знаменным» …

А вот теперь у меня несколько очень наивных вопросов к музейным работникам. Дело в том, что занимаясь сбором информации для книги, я столкнулся с непостижимой (для меня) ситуацией, напоминающей абсурдный детектив. Архивы и музеи стараются не выдавать информацию о хранящихся в них документах и реликвиях. Пока я получал отказы касающихся судеб чертежей колоколов и паникадила, (хотя по отчетам чекистов несложно проследить их «путь», я полагал, что имею дело с безалаберностью отдельных сотрудников. Когда дело дошло до того, что архивы опубликовывают опись имеющихся в их распоряжении документов, но на конкретный запрос, с приложением даже инвентарного номера, отвечают «На хранение не поступало» - я еще понимающе размышлял о грозящей им реституции (возвращении украденного и хранящегося сейчас в подвалах и на чердаках как у нагловатых перекупщиков). Но когда я столкнулся с тем, что даже фотографии некоторых реликвий и копии с документов прячутся, словно музейщики сами воровали их сто лет назад, я несколько разозлился. Писатели и историки, работающие с архивами сейчас улыбаются моей «наивности» - они прекрасно знают эту ситуацию (признаться, я осознал этот абсурд уже после того, как поговорил с несколькими «маститыми» учёными, прояснившими мне эту «загадку»). Но вопрос мой в другом. Хорошо, предположим, сейчас у музеев лучшие условия для хранения и реставрации икон и прочих реликвий. Но объясните мне, непонимающему, почему люди вообще не могут увидеть многое из того уникального, что было отнято у них сто лет назад?! Нет помещений для экспозиций? Но на Западе давным-давно созданы «виртуальные» музеи, и, любой из нас, сидя дома, может «посетить» музеи Англии и Франции. Какой хитрый негодяй мешает вам сфотографировать (по всем правилам безопасности) и выставить на обозрение то, что вы должны сберегать для людей? Почему бывший владелец этого награбленного добра не может сделать хотя бы копию?!Почему умалчиваются факты наличия некоторых (безобидных для общественной безопасности) документов?! Музей, это то место, где собраны произведения искусства и памятники старины для демонстрации людям, желающим знать историю. А то место, где, подальше от людских глаз храниться награбленное, называется несколько иначе. Почему Сталин прятал знамена гвардейских полков – я понять могу. Но почему сейчас, что бы взглянуть на них надо либо ждать какой-нибудь редчайшей выставки или падать в ноги «большому начальству» - хоть убейте, не понимаю!

Приложу несколько редких рисунков знамен Измайловского полка По иллюстрации из книги "Знамена русских полков", сост. В.Гоникберг, А.Мещеряков, И.Остаркова. Спасибо русскому центру флаговедения и геральдики – только их трудами удалось увидеть хотя бы рисунки знамен…

(Знамя полученное Измайловским полком за изгнание войск Наполеона из России)

(Георгиевские знамена лейб – гвардии Измайловского полка)

(Знаменосец лейб-гвардии Измайловского полка)

Знамена не зря издревна считались «душой» полков. Вот что говориться о знамени в «Марше Измайловского полка»:

Наш полк, наш полк! Заветное, чарующее слово

Для тех, кто смолоду и всей душой в строю.

Другим оно старо, для нас – всё так же ново

И знаменует нам и братство, и семью.

О, знамя, знамя ветхое, краса полка родного,

Ты, бранной славою венчанное в бою!

Чьё сердце за твои лоскутья не готово

Все блага позабыть и жизнь отдать свою?

Полк учит нас терпеть безропотно лишенья

И жертвовать собой в пылу святого рвенья.

Всё благородное: отвага, доблесть, долг,

Лихая удаль, честь, любовь к Отчизне славной,

К великому Царю и Вере Православной

В едином слове том сливается: наш полк!

Да простят мои горячие слова обычные труженики музеев, умные и работящие хранители прошлого – все это не о них. Они сберегают и рассказывают о тех частицах истории без которых у нас нет ни прошлого, ни бедующего. Мои вопросы к руководителям музеев. Что это – раздолбайство или «спущенные сверху» распоряжения? Если уж мне, сыщику с неплохими связями так мучительно было добывать эту информацию, то что говорить про обычного человека? Не плачьте потом, что в музеях «мало людей, одни иностранцы». А заинтересовать людей – не судьба?!

Знамя это воинская хоругвь, вокруг которой собираются верные своему долгу воины. Это куда больше чем «символ» и «обозначение» полка. Утрата его во все века и времена считалась позором. Его выносили с поля боя невзирая на опасность для жизни. Не зря Семеновский полк пытался спрятать свое знамя от большевиков именно в церкви, под алтарем.

Позволю себе привести выдержку из небольшого очерка 2010:

«Глава пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси выступил с жесткой критикой заявления Михаила Пиотровского о передаче Церкви принадлежавших ей в прошлом исторических и художественных ценностей. О. Владимир отреагировал на высказывание директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, что необходимо-де оставлять подлинники в музеях, а для Церкви делать копии. Священник сравнил данный план со следующим житейским случаем: "Допустим, вашего деда грабители убили, сожгли его дом и украли фамильные портреты. Эти портреты никакой продажной ценности не имеют ни для кого, кроме вас: это пращуры ваши и ваших близких. Проходят годы. И вот вы случайно встречаете эти портреты и узнаете их. Допустим, вы их видите в музее или в семье коллекционера. Каким-то образом через перекупщиков краденого эти портреты оказались здесь. А как иначе? Либо воры их возвращают за ненадобностью, либо, пройдя через криминальные руки, такие предметы могут оказаться у чужих людей. И хранители этих дорогих вам картин, перетерпев ваше волнение, ваши слезы, когда вы читаете фамилии своих пращуров, говорят вам: "Что ж, мы не возражаем, делайте копии, вешайте у себя в доме". Насколько это нравственно?

Вот ровно настолько же нравственно предложение Пиотровского делать копии для Церкви. Хотите быть хранителями краденого? Будьте. Пиотровский сам себя так назвал". Наследником церковных ценностей является Церковь. Церковь была ограблена самым варварским, бандитским образом. То, что осталось в музеях, - это крохи того, что составляло народное церковное достояние. Это даже не тысячная часть. Мы до сих пор не имеем никакой информации о сотнях чудотворных икон. Их эшелонами вывозили, сосуды священные переплавляли. Государство ограбило Церковь, так пусть вернет хоть частичку того, что может".

Он также вспомнил случай, произошедший в период патриаршества Алексия II: "Несколько лет назад сотрудники музеев Кремля поделились с Патриархатом радостью, что в запасниках Грановитой палаты обнаружены мощи. Президент уже объявил, что он торжественно их передаст Церкви. Гагарина (гендиректор музеев Московского Кремля) говорит: вот, берите кости, а ковчег отдать не можем. Ковчег-то копеечный с точки зрения музейной ценности, но отдавать не хочется. Патриарх Алексий II тогда сказал: "Без ковчега мы не возьмем". Не надо возвращать мощи, если над ними, чтобы возвращать, нужно снова надругаться. Пусть остаются в музее. Начал разгораться скандал. Ведь Путин уже собрался возвращать мощи. Пришлось музею уступить".

"Многие музейные работники рассказывают, что до сих пор в провинциальных и даже столичных музеях иконы, священные предметы свалены в кучу, многие не инвентаризованы, не описаны, пропадают, их воруют без счета. И эти люди объясняют нам, как мы должны хранить святыни?", - заключил Вигилянский.»

Полагаю, даже атеисты согласятся, что уж лучше люди смогут увидеть эти иконы и прочие святыни и исторические реликвии в церквах и соборах, чем из сожрут мыши под пристальным «присмотром» директоров музеев. Приведу еще один пример, задевший меня за живое. Когда в Петрограде – Ленинграде большевики закрывали церкви, священники (по возможности) переходили в другие соборы. В Троицкий собор Измайловского полка несколько таких священников пришли, принеся спасенные из закрытых церквей святыни – иконостасы, Священные книги… Они выносили их как бойцы выносят из окружения знамя! Так протоиерей отец Сергий (Росляков), бывший священнослужитель церкви Сергия Радонежского (Новороссийская ул. Д. 20) перешел в Троицкий собор (сохранив иконостас и церковные иконы, которые передал в Троицкий собор) (приговорен НКВД к 5 годам лишения свободы). Это ведь был настоящий подвиг. И где сейчас эти иконы? Что бы найти их след, надо получить описи имущества, а вот это почему-то как раз очень непросто. Если бы музейщики сохранили все эти реликвии – и знамена, и иконы, и священные сосуды, при первой возможности вернув их людям – я бы поклонился им в ноги. А того, что происходит сейчас я просто не понимаю, и как офицеру мне эта ситуация крайне неприятна… «Попахивает» она, знаете ли. И отнюдь не «музейным» запахом, а идеологическим…

Второе разграбление ценностей собора состоялось в двадцатые годы, когда правительство, за копейки, усиленно продавало «чуждые» им произведения искусства и культа за рубеж. (Я уже писал об этом разграблении в романе «Обитель» - аферы подобных масштабов и цинизма не было со времен разграбления крестоносцами Византии). Уникальные иконы (с частицами мощей), подарки императорского дома, драгоценные сосуды найти теперь крайне сложно. (Опять же, вопрос к архивам и музеям: почему нельзя отдать храмам и соборам КОПИИ книг описи церковного имущества тех лет?!). А значит, нельзя уже отследить – где храниться и сделать хотя бы копии, хотя бы фотографии исчезнувших святынь… А ведь тысячи священнослужителей тогда поплатились жизнью и свободой за «сопротивление изъятию церковных ценностей» …

Основной удар по собору пришелся тридцатые годы, когда Троицкий собор стал кафедральным собором митрополита Ленинградского (а впоследствии Патриарха) Алексия (Симанского). Враг всегда целиться в самое опасное для него. Невзирая на протесты прихожан, 22 апреля 1938 года собор был закрыт. Из священников собора многие были расстреляны, подавляющее большинство – арестованы. Но к их судьбам мы вернемся чуть позже…

Полагаю, стоит сказать несколько слов о Цусимском сражении, «вскользь» упомянутом в повести – одном из самых кровавых и печальных в русской истории. 14 мая 1905 года, Вторая эскадра Тихоокеанского флота потерпела сокрушительное поражение от императорского флота Японии, неподалеку от острова Цусима. Флот потерял убитыми 209 офицеров, 4761 нижних чинов, десятки священников, служивших на кораблях. В плен попали 7 282 человека, включая двух адмиралов.

Японцы тщательнейше проанализировали все предыдущие сражения русского флота, выясняя вероятную тактику и, благодаря выбранной стратегии, быстроходности и маневренности своих судов, а так же исключительному качеству своих снарядов, нанесли эскадре сокрушительное поражение. А вот около трети русских снарядов, попадая в корабли противника, почему-то не взрывались...

Такое сокрушительное поражение столь могущественной державы как Россия, привело к дестабилизации баланса сил во всем мире, и, в конечном итоге, послужило причиной Первой мировой войны, а в России - - усилению революционного движения. Правление Николая Первого было отмечено экономическим ростом России, но и сильнейшими социально-политическими противоречиями. Народ беднел (особенно страдали крестьяне), «аристократия» мало интересовалась судьбой государства, сотрясаемая скандалами, порочащими ее в глазах своих же подданных. Народ не понимал необходимостей войны с Японией и с немцами. Нравственность стремительно падала. Императорская семья дискредитировала себя связью с тамбовским проходимцем Григорием Распутиным и жуткой чехардой, которую устроил Николай Второй в министерствах. (Человек иногда просто не успевал принять дела, как его снова куда-то переводили). Император, как показали события, не в состоянии был управлять страной в кризисных ситуациях, но его отречение сыграло с империей еще более злую шутку. Теперь на императора смотрели как на отступника даже самые преданные люди… Именно с 1905 года страна начала свое скольжение в пропасть. И результаты падения ужаснули даже врагов России…

(Император Николай Второй на смотре Измайловского полка, возле Троицкого собора 1904 год)

Интересующимся сражением при Цусиме, я рекомендую воспоминания офицера флагманского броненосца «Князь Суворов» Владимира Семенова. (Именно они послужили мне основой для приведенного в повести эпизода). Так же крайне интересны воспоминания иеромонаха Зиновия (Дроздова) – «С эскадрою до Цусимы. Записки с пути.»

Вот как описывает гибель корабельного священника иеромонаха Назария, очевидец:

«Наш симпатичный батя, монах не только по платью, но и по духу, находился на пункте в епитрахили, с крестом и запасными Дарами. Когда к нему, сраженному целым градом осколков, бросился доктор и санитары, он отстранил их, приподнялся и твердым голосом начал:» Силой и властью…», - но захлебнулся кровью и торопливо закончил: «отпускаю прегрешения… во брани убиенным…» - благословил окружающих крестом, которого он не выпускал из рук, и упал без сознания»

Владимир Семенов свидетельствует, что он заходил позже в этот пункт и видел страшные разрушения от попадания снаряда. Все было разбито и иссечено осколками. И только корабельные иконы оставались совершенно целыми, не разбилось даже стекло большого киота, перед которым, в висевшем подсвечнике продолжали гореть свечи.

Год 1905 был поворотным в истории России: война с Японией, «кровавое воскресенье», восстание на «Потемкине», знакомство царской семьи с Распутиным, многочисленные восстания и забастовки по всей России (бастовали даже Госбанк и министерства), бегство за границу и дискредитация в глазах веривших в него рабочих «попа Гапона»… Забавно, что все это совпало в годом, в котором Николай Второй разрешил переход из православия в иную веру и «легализовал» «близ христианские» секты на территории России («Закон о веротерпимости» от 17 марта 1905 года), ввел гражданские свободы, провозгласил Дума законным органом, ограничил царскую власть в пользу подданных, объявил политическую амнистию, разрешил создать «Совет рабочих депутатов»…

Иоанн Кронштадтский смотрел на все это так: «Не скорби безутешно о злополучии отечества, о проигранных войнах (с Японией), о наступлении на нас Австрии, Германии, Англии, Финляндии, Польши (хоть это суть две части России), Италии; о потере военных кораблей, о громадных потерях государства от поджогов (заводы разные). Скорби о том, что ты плохо подвигаешься к отечеству нетленному, вечному, на небесах уготованному, что сердце твое далеко от Бога. Земное отечество страдает за грехи царя и народа, за маловерие и недальновидность царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества.» (Из дневниковых записей)

Добавить к этому мне нечего…

А вот война с Турцией была иной во всех отношениях. Еще в конце 14 века Болгария была захвачена могущественной Османской империей. Давление на христиан было жесточайшее: ограничение в правах, «линия оседлости», многочисленные запреты (например – на верховую езду), налог деньгами или детьми, политическая и экономическая дискриминация. Апрельское восстание 1876 года, когда плохо вооруженные отряды болгарских повстанцев были разбиты турецкими войсками, повлекло за собой невиданные по жестокости погромы, в ходе которых были убиты десятки тысяч христиан, в том числе стариков, женщин и детей. Запредельная жестокость привлекла внимание ведущих мировых держав. О болгарской трагедии писали все газеты мира. Перед смертью несчастных подвергали пыткам, девушек и детей продавали на Восток… Попытки мирными переговорами улучшить положение христиан были отвергнуты Турцией, уверенной в своей непобедимости, и в апреле 1977 года Россия объявила Турции войну.

Измайловский полк участвовал в этой компании в составе сводного батальона, отличаясь в боях высоким мужеством. Описанные мной события у Горного Дубняка, интересны в контексте рассказа о измайловцах еще двумя моментами. Когда под огнем неприятеля, солдаты вынуждены были залечь у Большого редута, окапываться пришлось, используя штыки и ножи. Фактически именно после этого боя командование ввело в повседневное обращение «шансовый инструмент» - саперную лопатку. А благодаря необычной тактике, использованной в бою командиром первого батальона Владимиром Николаевичем Клевензалем, приказавшего солдатам вместо атаки в едином строю, передвигаться к редутам перебежками, используя рельеф местности, и, благодаря этому «ноу хау» сохранившему батальон, Верховным командованием была в корне пересмотрена тактика наступательного боя. К слову сказать, подобные «новинки» измайловский полк придумывал не впервые. Измайловцев часто называли «разгильдяями, у которых почему-то все получается». Это «почему-то, как мне кажется, являлось всего лишь следствием высочайшей подготовки солдат и офицеров полка. Приведу давно забытый (и уникальный!) факт: в битве при Аустерлице, когда войска Наполеона разбили войска «антинаполеоновской коалиции», именно измайловцы спасли отступающую армию от полного уничтожения. Когда французы уже готовились разгромить не успевшую передислоцироваться для отхода армию, первый батальон измайловского полка, под командованием полковника Храповицкого (впоследствии героя сражений при Кульме и Бородине, генерал-адъютанта с правом прижизненного ношения мундира измайловского полка), выстроился в линию, и тихим, неторопливым шагом, под музыку, пошел навстречу неприятелю. Растерянные французы остановились, пытаясь разгадать «русскую хитрость» и армия успела перестроиться для отступления. «Русской хитрости» здесь не было – солдаты шли умирать, жертвуя собой для спасения других. Это была первая в истории «психологическая атака», вошедшая во все учебники мира. Многие ли помнят об этом сейчас?

Храповицкий Матвей Евграфович

А это Измайловский полк уже при Бородино. (Картина Ежова)

Оригинально отличился полк и во время войны со шведами в 1789 году. Измайловцы (вместе с гвардейцами иных частей), участвовали в разгроме и изгнании от русских берегов шведского флота. Сев на корабли «гребного типа» (что-то вроде галер), захватили несколько вражеских судов, выполнив роль морского десанта, а затем, дерзостно гнались за уплывающими от них на всех парусах шведами. О доблести и удачливости измайловцев в том бою, в самых восторженных выражениях докладывал Екатерине Великой принц Нассау – Зиген, командовавший сражением. В Роченсальмском сражении гвардейцы захватили пять судов (одно из них – адмиральское). Но более всех отличился поручик князь Волконский, который, командуя двумя «кайками» с бою захватил одно вражеское судно, а в процессе погони еще три(!!!).

Бой запечатлел сам Айвазовский в своем «Сражение при Выборге»

В русско-турецкую войну 1877-1878 годов, измайловский полк участвовал во всех важнейших сражениях. За высокий героизм гвардейцы получили нашивки на головные уборы: «За Горный Дубняк»

Все участвовавшие в боях солдаты и офицеры приставлены к наградам.

Фото подпоручика измайловского полка, участвовавшего в русско-турецкой войне (фото 1881 г) На груди подпоручика - орден св. Станислава третьей степени с мечами и бантом, медаль в память русско-турецкой войны 1877-1878 гг. и бронзовый румынский крест за военные заслуги

(Художник Верещагин. «Панихида по павшим воинам»

(Картина передача захваченных турецких знамен в музей Троицкого собора Измайловского полка. )

Что касается «вечерней атаки» на укрепления Горного Дубняка, то герой, увлекший за собой солдат так и остался неизвестен. Кто это был – теперь уже навсегда останется тайной. Но ведь главное – он был! И земной ему поклон за тот «шаг вперед» …

Тем же кто хочет подробнее узнать о том героическом времени, я рекомендую труд Н.И. Беляева «Русско – турецкая война 1837-1878гг.», 1956 года издания. Из всех материалов, изученных по этой теме, лично мне она больше всего понравилась своей информированностью и логикой изложения. Что же касается подвига священника, то я ее не придумывал. Более того, в истории русской армии таких примеров можно найти множество.

Первым в России священником, награжденным орденом «святого Георгия» 4 степени («Георгиевским крестом») был отец Василий (Василевский). Молодой, рано овдовевший священник (дома его ждал маленький сын), он отмечался в послужном списке своей порядочностью, рассудительностью, красноречием и прекрасным образованием (знал математику, физику, географию, историю, языки греческий, латынь, немецкий и французский).

Отец Василий прошел со своим полком всю Отечественную войну 1812 года, находясь неизменно в первых рядах полка, благословляя и воодушевляя солдат. В боях был многократно ранен – шел рядом с солдатами, ни пулям, ни снарядам не кланялся…

(Фрагмент картины Аверьянова «Бой под Малоярославцем» где изображен подвиг отца Василия (Василевского) ведущего за собой солдат его девятнадцатого Егерского полка.

Скончался он в 1813 году, от полученных ран, во Франции, когда война была практически закончена, и свой долг в этом походе он выполнил сполна…

Можно вспомнить подвиг отца Иоанна (Телечкина), священника 240го пехотного Варского полка, который в Первую мировую войну, в критический момент, с крестом в руках вышел на передовую, воодушевив бойцов и, тем самым, решив исход боя.

Иеромонах Феликс, видя колебания солдат под шквальным огнем неприятеля, поднял крест и пошел вперед, увлекая за собой солдат (этот бой, кстати, помог выйти Первой русской армии из окружения и сохранить тысячи человеческих жизней).

Иеромонах Евтихий (Тулупов), летом 1915 года повел солдат на прорыв из окружения, идя впереди полка с поднятым крестом (Был в том бою смертельно ранен. Орден св. Владимира 4 степени получил посмертно…)

Огромное количество священников погибло, выполняя свой пасторский долг. Сотни искалечены, отравлены газами, умерли от ран…

На всю армию был известен подвиг протоиерея Могилевского полка отца Иоанна (Пятибокова). Во время штурма турецких батарей в 1854 году, когда под ужасающим артобстрелом русские полки дрогнули, отец Иоанн возложил на себя епитрахиль, взял в руки наперстный крест и пошел впереди солдат… В тот день священник получил две контузии в грудь, от креста была отбита левая сторона, а епитрахиль отца Иоанна была в клочья посечена картечью. Отца Иоанна наградили орденом св. Георгия 4 степени.

Тем, кто захочет узнать больше о подвигах и быте полковых священников я рекомендую замечательную книгу К.Г. Капкова «Памятная книга Российского военного и морского духовенства». Читается она как занимательный роман а по информационной насыщенности заслуживает поклона автору за этот труд.

Отец Лаврентий (Сушинский) участвовал в легендарном переходе Суворова через Альпы (награжден наперстным крестом). Протоиерей Домиан (Борщ) во время осады Севастополя, под пулями неприятеля, вытаскивал с поля боя раненных солдат. По словам очевидцев, когда заканчивались бинты, священник рвал для перевязки свою рубаху, рясу – лишь бы не дать солдатам истечь кровью. Был неоднократно ранен и контужен. Был с полками во множестве сражений и походов. На пули и снаряды просто не обращал внимания, занятый выполнением своего пастырского долга. (Награжден двумя наперстными крестами. Один – на «георгиевской» ленте. Орденами св. Анны 3 и 1 степеней, палицею, митрой и множеством прочих наград. )

(Протоиерей Дамиан Амвросиевич Борщ – уже после войны, и назначения настоятелем Санкт-Петербургского Адмиралтейского собора, и благочинным С-Петербургских и Новгородских церквей армейского ведомства. Фото из журнала "Разведчик" за 1896 год)

Во время взятия Измаила войсками Суворова, командир Полоцкого полка был убит и полк дрогнул, отступая. Тогда протоиерей Трофим (Куцинский), подняв крест с изображением Христа, крикнул: «Стойте! Вот ваш Командир!» и первым полез на крепостной вал. Крест был пробит двумя пулями, сам священник контужен, но Измаил пал…

Священник был примером для солдат во всем: в вере и знаниях, нравственности и отваге, в жизни мирной и «походной» …

(Фото отца Андрея (Малова)

Священник Малов возглавил атаку при взятии Ташкента в 1865 году, поведя солдат за собой на штурм крепостных стен. Эта атака определила победу русских солдат над превосходящими силами кокандского хана. На тот момент ему было 50 лет… Впоследствии еще не раз вел в бой за собой солдат, переламывая ход сражений и тем самым сохраняя солдатские жизни. Награжден орденом Святой Анны с мечами "за ободрение солдат под огнем неприятеля". Орденом Святого Владимира «с мечами» - за штурм крепости Ниазбека, во время которого он опять вел за собой солдат.

В апреле 1904 года, совершил свой подвиг священник 11-го Восточно - Сибирского стрелкового полка о. Стефан (Щербаковский). В бою под Тюренченом, у реки Ялу, с пением «Христос воскресе» батюшка пошел в атаку во главе знаменной роты, лишившейся командира. На поле боя был дважды ранен… По выздоровлению приставлен к офицерскому Георгиевскому кресту. Отличался о. Стефан Щербаковский и в последующих сражениях полка. За свою службу в годы Русско-японской войны он был награжден орденами святого великомученика Георгия Победоносца 4-й степени, св. Владимира «с мечами», св. Анны, 2 степени «с мечами», золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. В Первую мировую, за бои 30 июля 1914 года у деревни Ваббельн и 6 августа 1914 года при деревне Каушен о. Стефан был удостоен ордена святого Владимира 3-й степени «с мечами», а за бой 24 сентября представлен к ордену святой Анны 1-й степени.

(А на этой фотографии о. Стефан в госпитале с ранеными солдатами)

(А вот священник казачьего полка. Полный «Георгиевский кавалер», да еще «георгиевская медаль»!)

Я просто физически не могу перечислять все подвиги священников, совершенные ими во всех войнах, которые вела Россия. Их много. Очень много. Помянем их добрым словом. Они это заслужили…

Что бы подробнее и ярче осветить деятельность полковых священников, я специально коснулся «казуса Пересвета». («Казус» в переводе «происшествие», «инцидент»). Еще в первые века, во время гонений, христиане сталкивались с проблемой: только молиться о спасении, или все же что-то предпринимать для спасения жизни своей и своих близких? Что интересно, «жертвенности» от христиан более всего требовали (!) именно язычники и атеисты (хотя их фарисейский подход понятен…) Но как говорили древние: «Для торжества зла необходимо всего лишь бездействие добра». В свое время, такой же «французский Пересвет» - Жанна Д’Арк, на вопрос инквизиции: «Зачем ты полезла защищать страну? Разве ты не веришь в то, что Бог и без тебя бы все устроил как надо?!», ответила гениально: «Что бы Бог даровал победу, солдаты должны сражаться!».

Христианский священник приносит Богу бескровные жертвы, поэтому его руки должны быть чисты. Священнослужитель, совершивший даже непреднамеренное убийство, лишается возможности приносить Богу жертвы, снимая сан. Монах же – не священнослужитель. Он дает четыре обета: послушания (отказа от личной воли и вверения ее Богу), целомудрия (безбрачия), не стяжательства (отказа от личной собственности) и непрерывной молитвы. Он получает новое имя (как бы рождаясь заново и приобретая еще одного небесного покровителя на этом нелегком пути). При постриге в «великую схиму» (явление крайне редкое), ему вновь дается новое имя (поэтому, скорее всего, мы уже никогда не узнаем данных при рождении Пересвету и Ослябе имен. «Александр и Родион – имена данные им Сергием Радонежским при постриге в великую схиму, и носили они их чуть больше недели…) Все остальные «жизненные правила» у монахов такие же, как у обычного христианина, т. е. – Божьи Заповеди. Те, немногое, пытливые умы, все еще читающие серьезные исследования по истории России, а не только «исторические» сказки Бушкова и Акунина, еще помнят о беспримерной осаде лучшего войска Европы Троице- Сергиевой Лавры, героической осаде Соловетского монастыря и прочих, многочисленных подвигах монахов, дававших отпор врагу.

Монах – явление вообще уникальное. Как пошутил кто-то, явно хорошо разбирающийся в этом вопросе: «это казачество христианства». «Монах» - от греческого «один», «един», т.е. подразумевается, как «одинокий», так и «единый с Богом». Зародилось оно в третьем веке, и, строго говоря, «библейское» обоснование его существованию найти непросто: ни в Ветхом, ни в Новом Завете оно не упоминается. На заре возникновения монашества даже имели место интересные споры: дозволено ли человеку спасаться «индивидуально», покинув христианскую общину и мир в целом из-за понятных трудностей «идеальной жизни» в миру, или же христианин свой жизнью должен подавать пример, проповедовать Евангелие и заботиться о ближнем? Если оставить в стороне сложный ход битвы лучших умов того времени по данному вопросу, то вывод был сделан все же в пользу допустимости существования монастырей и пустынножительства. Монастырь ведь это и «лечебница для души», и дом, и даже крепость. Священник же, живет «в миру», проповедует, совершает таинства, выдерживая напор мира во всей его ярости и во всем его коварстве.

Кстати: забавно, что многие христианофобы, приводя в пример «миролюбие» буддистов, тут же, видя на экране ловко орудующего палками, ножами, серпами, и прочим, чем можно «душу в нирвану отправить», буддистских монахов, спешат записаться на курсы восточных единоборств. Я бы советовал «рекламщикам» буддийского миролюбия все же ознакомиться с историей восточных религий хотя бы «поверхностно». А то получается, что они изобретают какую-то новую религию, миру неизвестную… Но это так, к слову…

Искатели «сенсаций от истории» частенько говорят о том что личности Пересвета и Осляби выдуманы, ссылаясь на то, что не во всех летописях того времени упоминаются эти иноки. Что тут скажешь? В романах Бондарева и Васильева тоже не упоминается Зоя Космодемьянская и Александр Матросов… Тем, кто считает, что это «русские легенды», советую ознакомиться с трудами хронистов того времени Иоанна Пошильге, Линдерблата, Дитмара Любекского, Альберта Кранца, с ганзейскими и булгарскими летописями. Но больше всего забавляют ссылки на то, что Ослябя упоминается и в более поздних исторических летописях. А ведь историкам хорошо известно, что род Осляби (должен признаться, что правильно имя Ослябя будет склонять так же, как слово «дитя»: дитятя, дитяте и т.д. Я же сознательно делаю эту ошибку, что б не смущать читателя), нёс редкое и почетное послушание по охране князей и священнослужителей Руси. Согласно легендам, раненого Дмитрия Донского кто-то вынес с поля боя и укрыл, бесчувственного, в роще неподалеку. Можно смело предположить, что Ослябя с честью выполнил свой долг, и поручение Сергия Радонежского. А тело его (как и тело Пересвета), было похоронено не на поле боя, а перевезено в Москву и погребено рядом с храмом Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове. А имена телохранителей из рода Осляби (Родион, Андрей, Иаков и др.) встречаются на протяжении десятилетий после Куликовской битвы.

Согласно легенде, накануне сражения Александр Пересвет молился в часовне Димитрия Солунского, располагавшейся в 40 км от Куликова поля и в 7 км от города Скопина. Там святой и оставил свой монашеский посох, изготовленный из яблони.

(Посох из яблони, принадлежавший Пересвету. Перваночальная высота составляла более 170 сантиметров (был урезан), вес был около трех кг. Что интересно - сами музейщики в его подлинности не сомневаются… Интересно, как они трактуют поговорку: «Собака на сене»?)

И снова о наболевшем «… В Москве во время празднования 626-й годовщины Куликовской битвы была запланирована передача посоха героя сражения святого Александра Пересвета из музея "Рязанский кремль" Святейшему патриарху Московскому и всея Руси Алексию II. Однако накануне глава Федерального агентства по культуре и кинематографии (ФАКК) Михаил Швыдкой реликвию передать отказался. Одновременно стало известно, что патриарх в намеченных торжествах участия не примет…»

… В 128 письме Василия Великого говориться: «Убийства, совершенные на войне, наши отцы не считали убийствами: по-моему, они хотели наделить прощением тех, кто воевал во имя благоразумия и любви Но возможно им (воинам) надо посоветовать воздерживаться от причастия всего на три года, так как у них не чистые руки» (Впрочем и это, по толкованию духовных писателей не закон, а рекомендация)

Знаменитый Тертуллиан был категорически против воинской службы христиан. Но надо учитывать, что в армии того времени существовало строгое (под страхом смертной казни) правило совместных молитв солдат всем (!) богам. Сам Тертуллиан, в одном из своих трактатов приводит в пример солдата-христианина, отказавшегося возложить на свою голову лавровый венок (языческий ритуал) и осужденного за это на смерть. Тертуллиан был истинным христианином, но сей «неистовый муж», как называли его собратья, еще не имел тысячелетнего опыта жесточайшего вырезания христианских общин. Он был свидетелем трудного, но все же рассвета христианства. А вот Афанасий Великий, имевший возможность видеть уничтожение христиан в течении последующих лет, писал (не менее жестко!), уже совсем иное: «К разным случаям жизни имеем разный подход, в зависимости от конкретных обстоятельств: непозволительно убивать, но убивать на поле брани законно и достойно похвалы.»

Нам, едва не уничтоженным фашистским планом «Ост» должно быть это понятно: убивать нельзя, но нельзя и быть пассивным соучастником убийства. Это ж кем надо быть, что б стоять в стороне и смотреть как жгут, расстреливают, вешают, уничтожая целые нации?! Это как-то плохо состыковывается с понятием «христианин», зато хорошо состыковывается с другими понятиями, которые я приводить здесь не буду…

Интересный спор на эту тему описывает знаменитый греческий канонист Феодор Вальсомон. В результате этого спора, павших на поле брани «за веру и Отечество» было решено причислять к мученикам, достойными наград.

А вот что говорит по этому поводу св. Филарет Московский (Дроздов): «Господь, нарицаемый Богом мира, нарицает Себя также "Господом воинств". Бог "научает руки" верных Своих "на ополчение, персты их на брань" (Пс. 143, 1). Авраам, образец кроткой веры, не воевал ли за своих родных и за союзных царей? Не войной ли, по повелению Божию, народ Божий приобрел землю Обетованную? Не Ангел ли Божий сделал гумно Гедеона военно-учебным поприщем и сильным небесным словом образовал его для победы над мадианитянами? Дух Божий, Который носился над Давидом от дня помазания его, не управлял ли рукою его, не только тогда, когда он извлекал из десятиструнной псалтири пророчественные звуки, но и тогда, когда он победоносно стрелял в Голиафа, хотя и не из лука стрелою, а камнем из пращи? Равноапостольный Царь Константин для чего первее всего употребил крест Христов, только что им познанный? Для брани и победы. Итак: Бог любит добродушный мир, и Бог же благословляет праведную брань. Ибо с тех пор, как на земле есть немирные люди, мира нельзя иметь без помощи военной. Честный и благонадежный мир большею частию надобно завоевать. И для сохранения приобретенного мира надобно, чтобы самый победитель не позволял заржаветь своему оружию".

Существует множество примеров (от Харитона Исповедника до Серафима Саровского) когда монах или священник, будучи схваченными разбойниками не оказывали сопротивления даже под страхом смерти от побоев. Но это – личный (!) подвиг христианина. Что же касается ситуации, когда на твоих глазах убивают женщину или ребенка, а ты стоишь и надеешься на то, что вместо тебя «немощного», за них вступиться Бог, то… Лучше бы вам с Ним потом не встречаться…

Был такой интересный случай в 976 году. Правитель восточных областей Византийской империи Варда Склир поднял мятеж, захватил столицу и жизнь императорской семьи висела на волоске. Царица Зоя срочно отправила гонца к преподобному Афанасию Афонскому, в обители которого монашествовал знаменитый военноначальник Торникий. Императрица писала: «Нынче молим Вашу светлость: помогите нам вашей силой и мужеством одолеть врага и освободить столицу». Монах Торникий пытался отказаться, говоря, что ведет жизнь уже иную, на что настоятелем было сказано: «Мы все дети одного Отечества и обязаны защищать его. Наша обязанность – ограждать Отечество от врагов молитвами, но если верховная власть признает нужным употребить на пользу общую и руки наши и грудь, мы беспрекословно должны повиноваться. Если ты не послушаешь царицу, то будешь отвечать за кровь своих соотечественников, которых ты не хотел спасти, и за разорение храмов Божьих…» Поставленный во главе двенадцатитысячного войска монах Торникий одержал целый ряд блистательных побед, разгромив неприятеля и пришедших к тому на помощь «соседей», освободил столицу, спас царскую семью и вернулся в монастырь под водительство мудрого Афанасия… Интересно: знал ли эту историю преподобный Сергий Радонежский?

Загрузка...