- И не говори, - вздохнул Рюиджи.
На следующий день ровным счетом ничего не произошло, только заявился Валлендел вместе с парой операторов и мы отстрелялись в тире под присмотром лейтенанта и пары видеокамер. Тир, как ни странно, тоже находится прямо на базе, и я даже начал задаваться вопросом, а что тут еще такого есть.
- А что вы удивляетесь? Это раньше был полицейский участок, - пояснил Валлендел.
После обеда пришел седой тип, с рожей и комплекцией как у приснопамятных инструкторов, только куда более корректный, и с ним опять два оператора. Оказалось – полицейский инструктор рукопашного боя, подрабатывающий частными уроками, преимущественно обучая дворянских детей простым, но эффективным приемам самозащиты.
Разумеется, мы очень быстро и вполне вежливо объяснили ему, насколько сильно опростоволосился тот, кто нанял его для нас.
- Видите ли, сэр, - сказал я ему, добродушно улыбаясь на камеру, - ваши захваты, контроли и блоки не работают против существа, которое может одной рукой оторвать вас от земли и отшвырнуть на несколько метров, или пробить грудную клетку пальцем. Против одержимого не работают никакие приемы, кроме одного.
- Это кроме какого же?
- Эм-вэ-квадрат, деленный на два. Кинетическая энергия, другими словами. Если так получится, что вы окажетесь рядом с одержимым, не имея оружия – ваш шанс только в том, чтобы нанести ему максимально возможный вред одним ударом и выполнить этот удар очень-очень быстро. Другими словами, у обычного человека шансов нет. У нас – маленько побольше. Юджин, продемонстрируй.
- Легко, - согласился Юджин.
Мы нашли войлочный щит, инструктор взял его и занял устойчивую позицию. Мелькнул кулак Юджина – и вот инструктор, глотая воздух, сидит на полу.
- Быстро, - признал он, когда смог заговорить, - я не уследил…
- Это вполсилы, - улыбнулся Юджин. – В прошлый раз, когда я ударил от души – наш инструктор попал в больницу, а я – в карцер. В нашей команде у меня самый сильный удар после Александера.
- Кстати, по этой же причине мы не нуждаемся в обычной безоружной рукопашке против врага-человека, - добавил я. – Только приемы с применением оружия.
Инструктор ухватился за возможность реабилитироваться перед камерами и предложил научить нас нескольким приемам с дубинкой и тонфой, так что мне пришлось пойти в арсенал и принести свой «кишкодер».
- Видите ли, сэр, оружием мы называем вот это. Полицейские дубинки – так, игрушки.
Инструктору не осталось ничего другого, как откланяться.
- Неплохо получилось, - сказал Валлендел, когда телевизионщики тоже ушли. – Но если что – мы изначально пригласили инструктора, зная, что он ничего не сможет вам преподать.
- Так можно же было предупредить заранее.
- Госпожа ЛаВей считает, что так все получается естественнее. Мы стараемся избегать актерской игры, ведь этому тоже надо учиться. Выигрышная стратегия – создавать ситуации, в которых необходимые нам сценарии – естественные, без игры. Замечательно все получилось. Мы не знали, как именно вы покажете превосходство над весьма умелым инструктором, но думали, что должно выйти хорошо. На будущее – старайтесь выбирать из разных вариантов добродушно-вежливо-джентльменский манер поведения, по мере возможности, но будьте самими собой.
Когда Валлендел ушел, мы все сели играть кто во что, благо картами и разными настольными играми уголок досуга оказался укомплектован, и принялись между делом решать, что мы съедим на ужин, если вдруг еда из ресторана окажется не очень богатой на выбор.
Ян при этом искренне возмутился:
- Ну ничего себе вы разбаловались так быстро! Тут кормят куда изысканней, чем меня на Краю кормили, и то я был очень доволен едой и тогда, и сейчас, тут же вообще из ресторана кормежку везут! Я такой суп ни разу в жизни даже не нюхал, не говоря уже о том, чтобы знать, что в нем за мясо и специи, а вам уже не угодишь?!
- К хорошему привыкаешь быстро, - засмеялся Кай.
Я передвинул коня и объявил:
- Не зевай, шах тебе.
В этот момент в дверях показался дежурный сержант:
- Александер Терновский – в брифинг-зал!
Я поднялся, прошел следом за сержантом в зал, на ходу застегивая форменную рубашку, и увидел двух типов в костюмах, которые неуловимо напомнили мне Мэрриота. Но Мэрриот произвел впечатление человека, который умеет просто и беспроблемно говорить о сложных проблемах и находить общий язык, а вот эти двое явно не любят лавировать, больше рассчитывая на авторитет власти.
Мое предчувствие меня не обмануло.
Один из них кивнул мне на кресло напротив и сказал:
- Мы из имперской службы безопасности, и у нас к вам есть вопросы.
Я взглянул ему в глаза:
- Задавайте.
Старший положил на стол руки, сцепленные в замок, и наклонился вперед.
- Мы расследуем инцидент на пирсе, и буквально только что нам прислали заключение экспертизы. Одержимый получил прямое попадание из «Стахльверк М2», которое вынесло ему кусок хребта и всю грудную клетку и стало причиной смерти. Все остальные попадания он получил, уже лежа на полу. Чрезвычайно хороший выстрел, должен заметить.
Я кивнул.
- Да, я полностью согласен.
- Как вы полагаете, насколько велика вероятность, что цель, находящаяся в неизвестном месте павильона, с первого же выстрела получит попадание в единственную убойную зону, помимо головы?
Я пожал плечами:
- Крайне невелика, надо думать. Приятно знать, что я еще и везучий.
Агент хищно улыбнулся, его напарник молча поставил на стол портативный компьютер, поднял экран, ткнул пару раз в клавиатуру и повернул его экраном ко мне.
- Это видеозапись с камер наблюдения. Вот вы стреляете, ваши бойцы открывают огонь по павильону. И что же мы видим? Вы стоите в расслабленной позе, слегка опустив оружие, даже не думаете стрелять еще раз и явно не опасаетесь, что одержимый выпрыгнет, как тролль из табакерки. Везение, говорите? Мы склонны считать, что вы точно знали, где находится цель, как знали и то, что она поражена.
- Развивайте свою мысль, господа агенты, я внимательно слежу за ее ходом, - спокойно сказал я.
- Из этого следует, что вы можете не только людей и нежить чувствовать, как это записано в вашем досье, не так ли, Терновский?
- Я продолжаю следить за ходом вашей мысли.
- А отсюда следует, что свою способность чувствовать одержимых вы в учебке скрыли, не так ли? Догадываетесь, какими последствиями это вам грозит?
- Ничем мне это не грозит. Поскольку в учебке из целей для поиска были только люди, люди под заклинаниями маскировки и нежить, то установить, что у меня есть способность чувствовать еще и эфириалов, было просто невозможно.
Волчья ухмылка агента стала еще шире.
- А вот и нет. В одном из ящиков, куда пакуют нежить, содержался нейтрализованный одержимый. Вы про это не знали, это секретная практика, но она позволяет выявлять не вполне добросовестных людей вроде вас. Вы никогда не показывали на этот ящик, но не могли не знать, что там внутри – одержимый.
- Допустим, я утаил один из своих навыков. Ну и что?
- «Ну и что»?! Министерство обороны тратит огромные деньги, чтобы развить в вас эти навыки! Терновский, вы утаили от своего владельца его собственность! Это воровство в крупном размере, а воровство у своего владельца – еще и отягчающее обстоятельство! Вы предпочтете сразу написать чистосердечное признание и понадеяться, что дело не дойдет до трибунала, или вначале погнить немного в следственном изоляторе?
Я улыбнулся:
- В таком случае, вам осталось всего лишь доказать, что у меня не было этой способности до поступления в учебку. Министерство обороны заплатило за обычного рекрута и получило ровно то, за что заплатило. А вашими умозаключениями, не подкрепленными уликами и доказательствами, трибунал просто подотрется. И следственного изолятора я не боюсь, потому что для заключения меня в изолятор служба безопасности должна через министерство обороны разорвать договор аренды всего подразделения с Домом Керриган, оплатить ему неустойку, более того, мое нахождение в следственном изоляторе из расчета тысяча семьсот восемьдесят империалов в день оплачивать придется также службе безопасности. В итоге, поскольку ни малейших доказательств моей вины у вас нет – они даже в теории не могут существовать, ведь я невиновен – все эти расходы будут вычтены из ваших зарплат, господа агенты, а это больше, чем вы зарабатываете за несколько лет. Даже если СБ все же не станет взыскивать убытки с вас – про квартальные премии сможете забыть навсегда, в имперском казначействе такие курвы сидят, что порой диву даешься, и вы это знаете лучше меня.
Во время моего диалога старший агент мрачнел все сильнее и сильнее, понимая, что его номер не удался, а я, наблюдая за его лицом, улыбался все шире.
- У вас больше нет вопросов, господа агенты?
- Пожалуй, есть, - заговорил второй. – Просто из чистого любопытства: в чем смысл утайки этой способности, если она была изначально? С ней вы могли попасть в Паранормальный Корпус, причем свободным человеком, с жалованьем и льготами для военнослужащих, там и выживание просто в разы выше, не то, что в СТО.
- Вы сами ответили на свой вопрос, агент. Я мог попасть в Паранормальный Корпус, потому и утаил. Мизерное жалованье и «сказочная» перспектива служить до сорока пяти лет, дослужившись максимум до капитана в запасе, если очень повезет, то до майора – зачем оно мне надо?
- Так вы, стало быть, высоко метите, Терновский?
- Именно. У вас еще остались какие-нибудь вопросы, господа агенты?
- Да нет, - сказал младший, - думаю, мы прояснили для себя эту ситуацию. Желаю удачи: вам, эстэошникам, она нужна, как никому.
Я вежливо поблагодарил, агенты забрали свой ноутбук и пошли на выход.
Дождавшись, когда за ними закрылась дверь, я сел на место руководителя брифинг-зала, пододвинул к себе внутренний телефон и набрал «один-ноль-семь».
- Мэрриот слушает, - раздалось в трубке несколько секунд спустя.
- Это Терновский. У Дома Керриган есть враги?
- А у какого влиятельного Дома их нет?
- Ну тогда знайте, что под вас пытаются копать не менее влиятельные недруги. К нам сюда только что заявились два агента имперской службы безопасности и попытались меня продавить на ровном месте.
- В смысле – «продавить»?
- Нагнуть, поставить на колени, вынудить к сотрудничеству. Причем по поводу, не стоящему выеденного яйца. Я не буду пересказывать вам суть беседы, так как она затрагивает и кое-какие секреты, которые я давал подписку не разглашать еще в учебке, и мои личные моменты. В общих чертах, пришли два агента и попытались обвинить меня в том, что даже в случае моей вины не имело бы для меня особо неприятных последствий. Хотя они даже трибуналом меня запугивали, до которого дело все равно бы не дошло. Я им разве что в лицо не смеялся, где сели, там и слезли, но с кем-то менее грамотным могло бы сработать. Характерно, что это дело, вообще-то, никак не затрагивает государственную безопасность, так что агенты не получили бы за это даже благодарности, а возможно, что и выговор схлопотали за то, что страдают фигней вместо реальной работы.
- Получается, они пытались заставить вас, Александер, сотрудничать с ними в каком-то вопросе… - ухватил суть замглавы СБК.
- …И этот вопрос наверняка связан с Домом Керриган, потому что больше я не представляю для ИСБ, да и вообще ни для кого другого, никакого интереса ни по какому поводу. Как вариант, меня могли бы вынудить к саботажу с понятными всем нам последствиями. Кому выгодно, чтобы Варна обесценилась или просто Дом Керриган рухнул на самое дно?
- Да вагон таких…
- Так вы покопайте на эту тему, потому что недруг затеял интригу уже с вовлечением агентов ИСБ, причем именно тех, которые сейчас расследуют инцидент на пирсе. Добавляем сюда совпадение с двумя зачистками за полторы сутки – ни на какие мысли не наталкивает?
- Наталкивает, - согласился Мэрриот. – Если за культистами стоит другой Дом – то тут все очень серьезно, тут уже государственная измена налицо, игра по-крупному. Спасибо за предупреждение, я уведомлю шефа, а вашу базу вообще закрою для посторонних как режимный частный объект, включая агентов ИСБ.
- Отлично. Если что-то прояснится – дайте знать.
- Если смогу – обязательно, - заверил меня Мэрриот.
- Кстати, а СБ Дома Керриган сама накопала что-нибудь по этим скоростным культистам?
- Почти ничего, к сожалению. Следов они почти не оставили. Мы теперь знаем только метод скоростного ритуала…
- Что за метод?
- Заранее нарисованный круг на большом холсте. Они просто сломали камеры, вынудили охранника пойти проверять, схватили его, развернули холст и провели ритуал.
- А так разве можно?! – удивился я.
- Как видно, можно.
- М-да. В общем, если появления некромантов и ритуалы культистов будут продолжаться с подобной частотой – вам не удастся это скрыть, да и мы уже ничем не поможем.
- Мы это понимаем четко и ясно. Давно работаем на всех парах и активно расширяем СБ, вербуем лучших по всей империи.
- Хочется верить.
Закончив разговор, я положил трубку и задумался. Дело принимает странный оборот, притом нежелательный: аристократический социум – тот еще гадюшник, подковерные интриги и подколодные подсидки для них практически образ жизни, не для всех, но для многих. Чем быстрее мы отсюда свалим – тем лучше, хотя тут я не могу ни на что повлиять. Пока не будет очередного выезда на зачистку, мы можем только плыть по течению, но с другой стороны – пока мы плывем по течению, наша служба идет.
Я вернулся в казарму, сел на свое место и спросил Кая:
- Походил?
- Угу. А зачем тебя вызывали?
- Да так, двум мудакам из ИСБ нечем было заняться. Я на камеру спалился во время зачистки, когда просто стоял и смотрел, как вы стреляете, зная, что одержимый уже готов… И они догадались о моем таланте.
- И что теперь будет? – насторожился Рюиджи.
- Ничего. Я популярно разъяснил господам, что они зря потратили время, и они ушли, не солоно хлебавши. Кай, ты на доску смотри и не зевай, - сказал я, снимая с доски его колесницу.
На ужин нам принесли странное блюдо из вареных ингредиентов, порезанных мелкими кубиками. Картошка, морковь, капуста, маринованные огурчики, горошек, яйцо, а также колбаса и мелко порезанное мясо, все это сдобрено густым белым соусом и зеленью.
- Что это такое? - спросил Драгутин.
- Какое-то ассорти, - ответил ему Данко, - намешали всего подряд. Даже не представляю, из какой это кухни, но вкусно!
Вольфганг набрал из своей тарелки полную ложку с горбом и сказал:
- Из жидовской. Я, когда еще дома жил, ну, когда родители живы были, где-то в пятилетнем возрасте был в гостях у наших соседей, а они вроде как были жидами, если память меня не подводит. Вся соседняя улица такая была: отец называл улицу жидовской, и я думал, что поэтому все жильцы на ней называются жидами, а оказалось, что наоборот. Уже не помню, по какому поводу был праздник. Вот там они таким нас угощали… И это, пожалуй, мое самое сильное детское воспоминание… из позитивных. М-м-м, вкус беззаботного детства…
- А у вас в Рейхе что, какой-то закон есть, что жиды должны жить на одной улице? – полюбопытствовал Бела.
Я проглотил порцию этого блюда и сказал:
- Нет, просто германские жиды – народ дружный, вот и селятся ближе друг к другу. У них даже язык не такой немного, как у жидов в других странах.
- А ты откуда знаешь?
- Я, как сбежал из приюта, работал на сборке урожая в яблочном саду, а владелец был как раз жид. Там много беспризорников помимо меня было. Платил нам он меньше, чем платил бы взрослым, но зато мы невозбранно жрали яблоки, которые собирали. Прямо до отвала, так что жилось нам там в разы сытнее, чем в приюте. Яблочное меню не самое плохое, а купить у крестьян дополнительно яйца или тарелку каши с куском сала или кровяной колбасы стоило просто мизер… Хорошее было время, сытное и привольное, да только одна беда: после него настала осень, а потом и зима…
Ян ухмыльнулся:
- Я вот думаю, а не прогадал ли хозяин сада. Небось, вы сожрали больше, чем он сэкономил.
- Он понимал, что все равно не сможет продать столько яблок, сколько сад уродил, так что в выигрыше остались и мы, и он.
Мы доели это необычное, но однозначно замечательное блюдо и принялись за десерт в виде замечательного фруктового желе.
- Как думаете, что с рейтингом у наших прямых трансляций? – спросил Каспар после ужина.
- Завтра спросим у Валлендела, - сказал я и подумал, что если он будет низким, то нам даже не придется устраивать саботаж.
Очередной день начался как обычно, только позвонил Валлендел и сказал, чтобы мы начинали свои тренировки без него: все равно камер и операторов не будет. Зато вечером вероятна пресс-конференция, потому мы должны быть готовы к ней.
Перед обедом нам привезли парадную униформу, которая мало чем отличалась от наших обычных кителей: цвет тот же, только фасон другой и ткань другая. Смотрится, в целом, роскошнее, но сама форма менее удобна и непрактична. Главное различие – в вышитом на нагрудном кармане гербе Дома Керриган и очень мелкой надписью «собственность Дома Керриган».
- А что надо будет делать на пресс-конференции? – спросил у меня Рюиджи.
- Спроси что-нибудь попроще, можно подумать, я хоть раз в таком участвовал. Думаю, Валлендел даст необходимые инструкции.
Сразу после обеда заявился Валлендел и скомандовал взять все наше вооружение и экипировку, но не одевать. Потом нас посадили в микроавтобус и повезли куда-то, как оказалось – в какую-то студию. Там появился и граф Керриган собственной персоной, а мы попали в руки съемочной бригады, которые принялись цеплять на нас микрофоны.
Нашу броню, разгрузки и вооружение мы аккуратно сложили у стены.
- На вопрос «что тут делает ваша экипировка?» ответить сможете? – спросил нас Валлендел.
- Так у нас же круглосуточная боеготовность, случись что, возвращаться на базу слишком долго.
- Совершенно верно.
Тут появилась и госпожа ЛаВей и принялась инструктировать нас, как себя вести, какие ответы давать на самые вероятные вопросы и так далее.
И тут у нее зазвонил телефон.
- Алло? Да… Ладно… Проклятье! – она отключилась и в сердцах бросила: - ну почему эту мразь до сих пор не вышвырнут вон поганой метлой!!!
Лейтенант приподнял бровь:
- Речь про ту, о ком я подумал?
- Да, она самая! Я просто не понимаю, почему у нее не отберут аккредитацию?!
- А ведь не за что. Она знает толк в изящных словесах…
- Ага. И теперь мы влипли, она ведь сюда точно не отдыхать приехала! Валлендел, в общем, выкручивайтесь, как можете, валите на любые директивы, любые секретные постановления – на что угодно, если нет никаких директив – придумайте, но не отвечайте на ее вопросы и не дайте втянуть себя в полемику, иначе она вас просто смешает с говном.
- А о ком вообще речь, сэр, мадам? – спросил я.
Валлендел вздохнул.
- Ирма фон Бунстер. Слыхал про такую?
- Нет, а кто она?
- Рейховская журналистка, аккредитованная в Аркадии. Профессиональная дрянь, еженедельно обливающая нас – то бишь, всю Аркадию – помоями с виртуозностью мастера. У нее в арсенале куча штучек вроде вопроса «Скажите, у вас в управлении уже перестали бить подследственных или еще нет?» и тому подобного. И ладно бы она только у себя в Рейхе этим занималась, но ее газета, «Вельтбеобахтер» - очень авторитетное издание, имеющее свой филиал и у нас. Порой у меня такое впечатление складывается, что она регулярно оказывает интимные услуги кому-то очень высокопоставленному. Даром, что на такую тощую суку и взглянуть страшно, ничем иным я не могу объяснить тот факт, что фон Бунстер никак не вышлют. И вроде Рейх – союзник наш, но ее нападки снискали ей дома огромную популярность. И вот она тут…
Мы расселись вокруг стола, пришел ведущий – довольно импозантный джентльмен средних лет, пошла проверка камер и микрофонов, начали заходить и рассаживаться на местах напротив нас представители прессы. Еще несколько минут ушло на последние приготовления, а затем включилась надпись «в эфире» и пресс-конференция началась.
Вначале шло вступление, когда ведущий ввел телезрителей в курс происходящего, затем граф, периодически ссылаясь на Валлендела, расписал наши планы и перспективы. Потом минут двадцать вопросы задавались непосредственно ему, иногда лейтенанту.
В процессе я довольно быстро выделил из толпы журналистов высокую худощавую блондинку в белом деловом костюме. Разобрать, что написано на ее нагрудном значке, я не смог, но акцент выдал в ней уроженку Рейха. Присмотревшись и прислушавшись, я пришел к выводу, что это и есть Ирма фон Бунстер: хоть в зале присутствует еще пара журналисток с германским акцентом, длинная и худая только она, да и манера задавать вопросы аки наивная несмышленая девочка, как говорится, настораживает.
И вскоре я понял, что не ошибся. Как только общее количество вопрос пошло на спад, «длинная» активизировалась, весь зал как-то даже притих, предчувствуя, что главные, самые сильные, своеобразные и каверзные вопросы сейчас последуют от нее. В каком-то смысле, граф и лейтенант остались с ней лицом к лицу.
Но Ирма фон Бунстер, задав пару вопросов для отвлечения, перешла к атаке в самое уязвимое место:
- А могу я пообщаться напрямую с вашими бойцами, ваша светлость?
- Вы это и делали все время, - немедленно отреагировал Валлендел.
Фон Бунстер улыбнулась.
- Уверена, вы добросовестно заблуждаетесь, лейтенант, а не цинично лжете. Видите ли, я хочу пообщаться именно с бойцами подразделения, к которому вы имеете минимальное отношение. Как-нибудь на досуге попросите ваших бойцов честно ответить, считают ли они вас одним из них. Ответ вас удивит, если вы его не знаете. Так что, - обратилась она к графу, - вы позволите мне задать несколько вопросов бойцам, или они тут сидят просто для вида, не имея права открыть рот?
- Да сколько вашей душе угодно, - беспечно ответил Керриган, причем я даже не расслышал в его голосе ноток обреченности.
Журналистка обратила свой взор на нас.
- Скажите, пожалуйста, что вы чувствовали, когда проводили зачистки? Вначале некроманта, потом одержимого?
- В первый раз мы боялись пропустить обед. Во второй – спешили как можно быстрее закончить и вернуться в наши кроватки до того, как они остынут, - спокойно ответил я.
Зал встретил мою реплику жидкими смешками.
- Хм… Я не это имела в виду. Ваша служба трудна и очень опасна. Вот вы едете на зачистку, готовитесь рисковать жизнями за своих хозяев. Многие из вас пошли в специальное тактическое подразделение от полной безысходности, и большинство умрет молодыми. Что вы, выходец из самого низа, чувствуете, когда едете защищать знать, которая шикует за вашими спинами?
- Простите, я не совсем понял ваш вопрос. А что, по-вашему, я должен чувствовать?
- Ну, возможно, желание все бросить, дезертировать, перебраться в другую страну, где нет рабства и такого вопиющего неравенства, и там спокойно жить? Я, конечно, понимаю, насколько некорректно и наивно задавать этот вопрос в присутствии вашего хозяина, но сомневаюсь, что он позволит нам побеседовать с глазу на глаз.
- Ах вот вы о чем… Одно скажу точно: подобные мысли возникают у нас намного реже, чем у вроде бы свободных так называемых солдат Рейха.
- С чего вы взяли? – мой ответ явно сбил фон Бунстер с толку.
Я чуть подался вперед и сложил лежащие на столе руки в замок.
- Вижу, фрау… простите, как мне к вам обращаться?
- Ирма фон Бунстер. Можно просто Ирма.
- Как вам будет угодно, фрау фон Бунстер. Видимо, вы плохо понимаете суть так называемого «рабства» в Аркадии. Де-факто, рабства нет, это некорректный термин. Просто у нас считается, что некоторые права из разряда «неотъемлемых» могут быть переданы человеком другому человеку, причем только добровольно. Вы спросили – не хотим ли мы сбежать? А с чего бы нам хотеть, если мы все добровольцы?
Фон Бунстер наигранно задумалась.
- То есть, вы считаете, что такое общество, при котором один человек может владеть другим человеком – это нормально?
- Боюсь, вы действительно очень превратно все понимаете. Владения как такового нет. Есть определенные обязательства. Я подписался на определенный род занятий, который хоть и очень опасен, но может открыть мне перспективы, иным способом недостижимые. Да, я с самого низа, но меня это не устраивает. Вы упоминали про вопиющее неравенство? Вот мой друг, Вольфганг Гайдрих, он замечательный парень и ваш бывший соотечественник. Скажите, есть ли для него возможность, останься он в Рейхе, заполучить и себе красивую приставку «фон» к имени? Правильный ответ – «нет». У вас в Рейхе это практически невозможно, а у нас – пожалуйста. Если так выйдет, что он выживет и через несколько лет вы с ним встретитесь на пресс-конференции – вы будете должны обращаться к нему «сэр», а если ему очень повезет – то и «ваша светлость». Это у вас вопиющее неравенство, а у нас стать рыцарем или даже получить наследуемый титул может даже простолюдин с самого низа.
- Хм… Видите ли… Как вас зовут? – вкрадчиво осведомилась Ирма фон Бунстер.
- Александер Терновский, лидер подразделения, к вашим услугам.
- Видите ли, Александер, у нас приставка «фон» ничего не значит. Я не получаю никаких материальных привилегий и живу исключительно за счет гонораров, которые платит мне газета.
Я изобразил удивление и заинтересованность.
- Будет ли уместно полюбопытствовать, сколько зарабатывает журналист вашего уровня?
- В пересчете на ваши империалы – примерно шесть тысяч в месяц. И муж тоже журналист, получает столько же. Нам хватает, чтобы хорошо жить и растить двоих детей, и такая жизнь, в общем-то, доступна любому гражданину.
- Лжет, сука, - прошипел, не разжимая рта и зажав свой микрофон, Валлендел.
Я одобрительно закивал:
- Ну, можно сказать, что вы и один ребенок живете на двести империалов в день… Одежда, жилье, еда, все-все-все. Неплохо. Только знаете что? Я сегодня пообедал примерно на сопоставимую сумму, скушав в том числе и такие вещи, которые не то что прежде никогда не ел – даже не знаю, как эти деликатесы называются.
- На сто двадцать, - вставил слово Валлендел.
- Пусть сто двадцать. Если добавить завтрак и ужин – двести получится как минимум.
- Думаю, что понимаю ваш выбор, - кивнула журналистка, - сытая жизнь ценой ошейника.
- Опасаюсь, что не до конца понимаете. Тут еще надо иметь в виду, фрау фон Бунстер, что вы не на ровном месте обрели хорошую профессию. У вас были родители, которые обеспечили вам отличное образование. Вы против практики продажи самого себя? А давайте представим, что вы родились в Аркадии, и что вы круглая сирота. Живете впроголодь в приюте, в котором думаете больше о том, что бы покушать, а не про учебу. В этой ситуации спецшколы – ваша единственная стоящая перспектива. Вы продаетесь в так называемое рабство владельцу спецшколы, в этой спецшколе вы приобретаете кучу ценных навыков, востребованную профессию, манеры, массу личных качеств – от осанки и дикции до знаний этикета и пары языков – и из никому не нужной тощей оборванки превращаетесь в очень дорогой и востребованный персонал. Вас покупает дворянин и вы служите ему оговоренное в «купчем документе» число лет, обычно не более десяти. Живете в дворянском доме, ни в чем не нуждаетесь и ни о чем не беспокоитесь, ведь отныне обеспечение вас всем необходимым ложится на вашего хозяина. А по выслуге выходите на пенсию. И что мы имеем? Вы идете в спецучилище в двенадцать-пятнадцать лет, учитесь четыре-пять лет, затем служите лет десять – а потом вы свободны, обеспечены пожизненной пенсией, вам тридцать-тридцать пять лет, а иногда и меньше тридцати, вы образованны, обладаете многими ценными качествами и у вас нет никаких проблем с хорошей работой в придачу к пенсии. К тому же многие остаются в тех же дворянских Домах на той же должности, но уже как свободные люди и ценный, годами проверенный персонал. Ежегодно это становится лифтом на высокий уровень жизни для многих тысяч девушек.
- Только вы упустили тот момент, Александер, что хозяин властен не только над вашим временем и силами, но и над вашим телом. Что далеко не всегда так приятно, как хотят думать наивные глупышки.
- Снова ошибаетесь. Только в том случае, если вы продаете также и право на личную жизнь. Но знаете что? Громче всех сетуют на продажу личной жизни те, чья личная жизнь никому не нужна и даром. Если вы не тощая нескладная носатая девка – продаетесь целиком, ваша стоимость значительно возрастает, и спать вы будете с дворянином, как-никак.
При упоминании худобы и носатости зал откровенно заржал, Ирма фон Бунстер то ли покраснела, то ли побагровела, а я чуть подождал, пока хохот не утихнет, и продолжил:
- И кстати: я готов держать пари, что если предложить сотне бедных рейховских девчонок стать наложницей аркадианского дворянина – согласятся почти все, и большинство даже не спросит фотографию своего потенциального хозяина. Видите ли, продажа самого себя – это не совсем рабство. Это кредит, полученный на свое развитие. Продав себя в спецучилище, обычная уличная замарашка без родителей получает кредит в двести-триста тысяч, благодаря которым и оплачивает свое образование. Фрау фон Бунстер, а кем бы вы стали у себя дома, не будь у вас родителей, способных оплатить обучение? Посудомойкой? Вы можете у себя в Рейхе получить кредит в шесть с половиной миллионов? Нет, ведь это ваша зарплата за девяносто лет. А мы вот получили такой кредит и стали самым ценным военным персоналом – дороже нас государству обходятся только боевые маги и танки. Само собой, что государство желает получить отдачу с этого кредита – это может выглядеть со стороны как рабство, но это справедливо.
- Полагаю, я поняла вашу точку зрения, Александер, спасибо, - сказала журналистка, всем своим видом показывая, что она желает завершить этот пошедший не по плану диалог.
- В таком случае, не ответите ли вы симметричной любезностью, фрау фон Бунстер? Я тоже давно хочу кое-что понять.
- Что именно?
- Помните, я сказал, что мысли о дезертирстве посещают нас реже, чем рейховских солдат? Вы пеняете нам, что у нас не изжито «рабство», а сами еще не изжили призыв на военную службу, что стократ хуже.
- Видимо, Александер, вам не понять, что защита своей страны – долг всякого свободного человека.
- Так почему ваши свободные люди идут на войну по принуждению? Человек, попавший на линию фронта против своей воли – потенциальный дезертир, капитулянт или, что хуже всего – предатель. Что мы и видим на примере так называемой армии Рейха.
- Простите?..
- Вы не понимаете? Знаете, какая у нас есть присказка? «Рейховцы умеют воевать, но не умеют драться». Ваши генералы превратили ратное дело в точную науку сродни математике, ваши войска отлично показывают себя, пока все идет по плану – но стоит кому-то презреть вашу вроде бы очевидную победу и продолжать сражаться вопреки всем законам и здравому смыслу, как в историю германской армии вписывается очередная позорная страница. Скажите, как так вышло, что во время осады Осовца семь тысяч бравых германских солдат, включая двух магов, бежали, бросив оружие, от последних оставшихся в живых израненных и обожженных сиберийцев, коих было едва три сотни?
- Так ведь они подумали, что им противостоит некромант, - вставил какой-то репортер, тоже с рейховским акцентом.
Я ухмыльнулся:
- Мне эта отмазка известна. Как специалист по борьбе с некромантами, я свидетельствую: даже десять сильнейших некромантов мира не имеют ни единого шанса против семи тысяч солдат… Точнее, против семи тысяч отважных солдат, к коим германцев отнести сложно. А почему, заняв в тяжелейших боях центр Белограда, рейховцы в тот же день позорно сбежали от контратаки сербов, которых было в три раза меньше?
- Там была диверсия, и войска остались без патронов…
- Чего?! – расхохотался я.- Сербы шли в последнюю отчаянную штыковую, имея по патрону на винтовку в лучшем случае, потому что тот, у кого патронов было два, отдавал один пустому товарищу! И вы сбежали, не приняв боя, а потом сербы собрали на ваших позициях более четырех тысяч полностью заряженных рейховских винтовок и уже ими окончательно вышвырнули вас из Белограда! Так у кого, говорите, патронов не было?
Я прокашлялся в полной тишине и продолжил:
- Не буду перечислять все подобные случаи за последние сто лет, потому что пальцев на руках не хватит, да и не о них речь. Я должен признать: у Рейха самая мощная промышленность в Содружестве. Это не полностью ваша заслуга, ведь вы не зависите от внешних поставок ресурсов, но все же. У вас лучшие в мире оружейники, я сам пользуюсь «Стахльверком», сделанным в Рейхе, и это лучшее оружие, которое я когда-либо держал в руках. У вас выше уровень жизни в среднем, это факт. И вот теперь я задаю вам тот самый вопрос: отчего свободного гражданина такой замечательной страны, как Рейх, необходимо силком гнать на защиту фатерлянда? Отчего рейховский солдат бежит, бросив оружие, в любой тяжелой ситуации от противника, уступающего ему во всем, кроме готовности драться до последнего вздоха? Почему молчите, герры и фрау? Не знаете ответа? У меня есть предположение, что дело именно в стране и ее устройстве. Родился внизу – всю жизнь внизу. Да, у вас внизу живется лучше, чем у нас внизу, у вас ведь нет граничащей с вами Зоны, на сдерживание которой тратятся огромные деньги. Но как быть тем, кто не хочет жить внизу? Давайте спросим, как мой друг Вольфганг оказался тут? Он свалил из вашей замечательной страны, из «замечательного» приюта, и нелегально пересек три границы, чтобы записаться в учебку СТО ради надежды на будущее, которое ему у вас не светило. Аналогичные подразделения чеховенгров состоят из германцев процентов на десять, хотя этнических германцев у них процентов пять, не больше, да и у нас процент германцев в войсках выше, чем среди граждан. Что получит рейховский солдат за защиту своей страны? Ни-че-го. Только мизерную пенсию по инвалидности или смерти в случае оной. И потому все те, которые чего-то стоят, бегут туда, где это ценится, а среднестатистический рейховский гражданин – равнодушный трусливый человек, чей патриотизм испаряется с первыми отзвуками канонады. Так где вопиющее неравенство? У вас, где гражданин-патриот никак не поощряется страной, или у нас, где достойный всегда может хотя бы попытаться занять достойное его место в обществе?! Кто тут раб – я, доброволец, или рейховский солдат, который идет воевать помимо собственной воли?!
Зал буквально взорвался аплодисментами, и тут на табло загорелась надпись «рекламная пауза».
- В боксе это называется «спасена звуком гонга», - пробурчал Валлендел.
Судя по всему, он хотел, чтобы экзекуция продолжалась.
После короткого перерыва шоу продолжилось, но уже без фон Бунстер: слиняла. Нам пришлось отвечать на кое-какие вопросы, теперь уже от гораздо более доброжелательных журналистов, однако часть мне пришлось пресечь на корню.
- Пожалуйста, никаких вопросов о наших способностях, тактиках, методах. Можете не сомневаться, что в эту минуту господа культисты-террористы сидят у телевизоров и смотрят эту передачу.
- А у вас есть какие-то особые способности? – удивился ведущий. – Я почему-то думал, что вы все не-маги.
- Так и есть, мы «притупленные».
- Эм-м-м… Простите? Что это значит?
- Есть маги, затупленные – так маги называют не-магов – и притупленные, то есть те, которые раньше были магами, но в результате специальной обработки утратили дар магии, приобретя взамен стойкость к оной. В специальные тактические подразделения принимают только тех, у кого есть рудиментарный магический дар, если вы не знали, потому что у нормального человека нельзя выработать стойкость к магии. А побочный эффект процедуры «притупления» заключается в том, что у многих появляются специфические таланты, имеющие не магический, а парапсихический характер. У Яна это способность создавать двойника, как вы могли видеть в первом эфире. Но остальные таланты – секрет. Эта информация доступна только министерству обороны и арендатору.
Тут поднял руку один журналист:
- А можно уточнить? Что значит «стойкость к магии»? Вы хотите сказать, что маг, переворачивающий танки и сметающий солдат взводами, против вас совершенно бессилен?
- Кажется, вы плохо понимаете, как работает магия. Когда маг сдувает ветром взвод солдат – он магией разгоняет воздушную массу, которая и сдувает солдат. То есть, это непрямое воздействие магии. А прямое – это «твистер».
- «Твистер»?
- «Фирменное» заклинание одной из фракций чернокнижников, секрет которого пока никто не сумел у них выведать. У жертвы буквально взрывается грудная клетка и живот. То есть, вас можно убить «твистером», а меня – очень проблематично.
Еще где-то час шла передача, а затем эфир завершился. Возле нас моментально появилась Антуана ЛаВей, сияющая как отполированный медный грош.
- Александер, Александер, вы же просто умница! Так гребаную фон Бунстер еще никто на место не ставил! Это просто нечто, рейтинги обеспечены, множество людей будет смотреть и пересматривать передачу только ради этого момента! Ради всего святого, где вы так здорово поднаторели в риторике?!
Я пожал плечами.
- В детстве я жил в дворянском доме и мне разрешалось читать книги из библиотеки хозяина. Ну а потом продолжил в учебке – полчаса свободного времени в сутки нам все же давали, там тоже библиотека что надо.
- Хм… Но почему риторика?
- Потому что решать проблемы оружием нас учили и так. Я подумал, что альтернативный способ когда-нибудь может в жизни пригодиться, даже удивительно, что пригодился так быстро.
Потом мы поехали обратно на базу.
- Знаешь, Терновский, - сказал Валлендел, когда фургон притормозил на перекрестке, - карьеру ты уже сделал. Тебе только и осталось, что дожить до выслуги и просто не напортачить нигде. Ты теперь знаменитость… Хе-хе. Ирму фон Бунстер отымел по полной шестнадцатилетний мальчишка… Сказал бы мне кто раньше, что такое возможно – не поверил бы, это вообще мало кому удавалось, а это так и вовсе была просто феерия.
Фургон остановился у базы, мы выгрузили свою экипировку и пошли по знакомому коридору. Однако, дойдя до брифинг-зала, услышали музыку и странный шум из казарм.
- Что это?! – удивился я. – Неужели нашлись деньги на второе подразделение?!
- Не совсем, - ухмыльнулся лейтенант. – В общем, считайте это своей увольнительной.
Он свернул куда-то в офисный блок, а мы, недоумевая, пошли в казарму.
Вот мы заходим – и столбенеем.
В казарме все столы сдвинуты в центр, на столах – куча всякой снеди, вокруг столов расставлены стулья. И самое главное – что на этих стульях сидит целая орава улыбающихся нарядных девушек.
В общем, было от чего остолбенеть – и от такого зрелища, и от многоголосого радостного «приветики!».
- Ребят, ну чего смотрите? Где ваша хваленая реакция на непредвиденные обстоятельства? – задала риторический вопрос симпатичная девица с коротко стрижеными светлыми волосами. – Рассаживайтесь уже, а то мы вас заждались!
Ко мне дар речи вернулся быстрее всех.
- Ни фига себе непредвиденное обстоятельство… Девушки, а вы вообще откуда тут взялись? Кто вас сюда пустил, это же режимный объект!
- Что значит «кто пустил»! – стрельнула глазами светленькая. – Тот же, кто и вас сюда пустил!
Я разглядел у нее на нагрудном карманчике рубашки герб Дома Керриган и понял, что туплю. К тому же, стулья расставлены так, что девушки сидят через одну, значит, в промежутках место отведено для нас.
Граф, судя по всему, организовал нам вечеринку.
Мы оправились от начального шока, свалили экипировку и оружие у стены и стали занимать места. Встречаюсь взглядом со светленькой, она выразительно хлопает ладошкой по стулу возле себя – ну а я же не дурак заставлять просить себя дважды.
- Как тебя зовут? – спросила светленькая.
- Александер. Или просто Саша.
- А я Сабрина. Будем знакомы.
- Угу, очень приятно.
Мы быстро утрясли фазу знакомства и перешли к собственно вечеринке. Девушки принесли с собой магнитофон и теперь пустили негромкую медленную музыку – неплохое начало.
Мы сообща принялись за праздничный стол, но тут внезапно всплыло еще одно непредвиденное обстоятельства: на столах нет ни ложек, ни вилок. Заметил это не только я.
- А чем кушать-то? – задал риторический вопрос Кай.
- Вот этим, - сказала «его» девушка, худенькая и огненно-рыжая.
- Что это такое?! – он выпучил глаза на две тонкие палочки в своей руке.
Девушки принялись хихикать.
- Это палочки для еды. Кухня-то яматианская.
- О как… Ну-ка, друг Рюиджи, покажи мастер-класс!
- Ты издеваешься?! – возмутился тот, держа по палочке в каждой руке. – Да я с роду таким не пользовался!
Далее последовал короткий этап борьбы с палочками, которые уверенно одержали верх над нашим подразделением, так что девушкам пришлось нас обучать. После того, как Сабрина показала мне правильную хватку, я с третьей попытки подхватил с блюдца кусок маринованной рыбы.
- Я открываю счет, парни, и снова впереди, - ухмыльнулся я, работая челюстями, - догоняйте.
Остальные принялись осваивать незнакомый столовый прибор – или приборы? – а девушки при этом откровенно веселились.
- Да я имел в виду эти палочки, - внезапно сказал Рюиджи. – Мечи освоил, «Шестоперы» освоил, «Алебарды» освоил – а эти две поганые палочки не могу! «Умер от голода за полным столом» - ничего так эпитафия…
Девушка, которая учила его ими пользоваться, пожала плечами, взяли его палочки и ухватила ими с тарелки рисовый кругляш с начинкой и поднесла к лицу Рюиджи:
- Не помрешь. Я тебе не дам… помереть с голоду.
- А, ну вот это уже совсем другой разговор, - обрадовался он и принялся жевать, поглядывая на нас с откровенным самодовольством.
Я только вздохнул:
- Обставил ты нас. Полагаю, делать вид, что мне палочки никак не даются, уже поздно…
- Саша, ты же всегда можешь нечаянно сломать руку, - подкинул мысль Каспар.
- Спасибо, только настоящий друг мог подать такую идею!
Все засмеялись, потом одна из девушек спросила:
- А правду говорят, что вас учат не только стрелять, но и драться старинным оружием? Вы с нежитью алебардами деретесь, что ли?
- «Алебарда» - это пистолет-пулемет. У Рюиджи самый высокий балл при стрельбе из двух сразу. По правде говоря, бессмысленный навык, но руководству нашей учебки надо было как-то распиливать бюджет министерства обороны, вот они и научили нас стрелять из всего, что стреляет, и их не волновало, что «Шестоперы» и «Алебарды» в нашем деле не особо полезны. Ну, все как всегда. А вы откуда взялись такие симпатичные?
Моя гипотеза подтвердилась: все девушки оказались из Дома Керриган. Две из них, впрочем, просто нанятый персонал, остальные одиннадцать – собственность Дома. Наша вечеринка была организована очень просто и незатейливо: девушкам просто предложили пойти к нам на вечеринку, освободив на время от их обязанностей секретарш, официанток и горничных. Возраст, на глазок, я определил примерно как восемнадцать-девятнадцать лет. Не совсем наши ровесницы, но все равно очень милая и приятная компания. И что характерно, каждая девушка уделяет внимание тому, кто сидит слева от нее. Наперед договорились? Интересная у них «лотерея не глядя».
Когда мы разобрались с основными блюдами – не до конца, правда, так как снеди оказалось больше, чем требовалось на двадцать шесть человек – рыженькая предложила устроить танцы.
- Идея не очень, - возразил я. – Танцы – это то, чему нас не учили. Мы в лучшем случае видели, как это делается.
- Это точно, - подтвердил Бела, - не хотелось бы на ногу кому-то наступить.
Его опасения мне очень хорошо понятны: по забавному совпадению массивному, кряжистому Беле досталась в компаньонки самая миниатюрная девушка. Наступит ей на ногу – и праздник закончится.
- Бела, а ты ее на руки подними и так танцуй, - посоветовал Данко.
- Точно, и никаких проблем с попаданием в такт.
- Давайте лучше в «правду или действие», - предложила Сабрина.
Суть игры заключалась в следующем: каждому играющему задается вопрос «правда или действие?» и в зависимости от его выбора либо задается каверзный вопрос, либо дается такое же каверзное задание. Ответив или выполнив требуемое, он задает вопрос «правда или действие?» следующему участнику.
- А что будет, если игрок соврет или не выполнит? – спросил я.
- Да ничего не будет, просто все узнают, что он слабачок, - хихикнула Сабрина.
- Только если поймают на лжи.
- Ну, если не поймают – тогда он сам будет знать про себя, что он слабак. Как по мне, то это самое худшее.
Я мысленно отметил, что Сабрина, оказывается, не просто симпатичная деваха: видать, она еще и в философию может, хотя бы немного.
- Ладно, давайте играть!
- Чур, я первая, - сказала девица, сидящая рядом с Вольфгангом, веснушчатая, но все равно очень милая. – Вольф, правда или действие?
- Правда.
- Эм-м… Тебе кто-нибудь нравится больше, чем я?
- Ни хрена себе вопросики! – поперхнулся лимонадом Бела.
- Нет, никто, - невозмутимо ответил Гайдрих.
- Быстро же ты нас всех на нее променял, - ухмыльнулся Каспар. – Мы вместе пять кругов ада прошли, можно сказать, в одном котле варились, а теперь прибегает некая юная особа – и оппаньки!
- Я полагал, речь шла о симпатии к противоположному полу, а не о дружбе, - возразил Вольфганг.
- Да ладно, я же шучу!
- Ни хрена себе шуточки! – снова поперхнулся Бела.
- Бела, а ты лимонад-то допей поскорее, а то захлебнешься, неровен час.
- Теперь моя очередь, - сказал Вольфганг и повернулся к девице, сидящей между ним и Данко: - правда или действие?
- Действие!
- Поцелуй Данко.
Девушка густо покраснела – Данко, впрочем, тоже – набрала полную грудь воздуха, зажмурилась и чмокнула его в щеку.
- Не считается! – мгновенно взвился Каспар, - было сказано поцеловать, а не чмокнуть!
- Считается, условия не уточнялись!
В общем, игра пошла определенно нескучная. Мы то и дело хохотали, если не с вопросов и ответов, то с шуток Каспара, который влезал по любому поводу. К тому же, игра очередность была изначально запущена таким образом, что девушки задавали вопросы «своим» парням, а мы оказались лишены такой возможности и потому отыгрывались, заставляя «чужую» девушку целовать «ее» парня, если она выбирала действие. В этом, конечно, есть свой плюс, но есть и минус: настала очередь Рюиджи задавать вопрос Сабрине, та выбрала действие, ну а старый друг не подвел. Сабрина тоже не стала скромничать, и наш поцелуй длился секунд десять под всеобщие аплодисменты. Ее губы показались мне восхитительными, но тут и расплата пришла.
- Саша, правда или действие?
- Правда.
- Какой самый плохой поступок ты сделал в своей жизни?
Вот как… Ну ладно.
- Никакого.
- Неправда, не может такого быть! – сразу же воскликнули несколько девичьих голосов, а вот парни хранили полное молчание.
- Почему не может такого быть? – спокойно спросил я.
- Святых ведь не бывает! – выпалила рыжая. – И вот что, все парни до единого молчат, никто не воскликнул вместе с нами «не может быть», а это подозрительно. Кажется, мальчики, вы что-то скрываете, а ты, Саша, дал нечестный ответ!
- Нет, мы ничего не скрываем! – возразил Кай, остальные сразу же поддержали.
Я улыбнулся:
- Ты в чем-то права и в чем-то нет. Да, мои парни молчат и никогда в жизни меня не выдадут, хоть и думают, что я соврал. Они ошибаются. Тут как раз будет уместно уточнить – а что такое «плохой поступок»?
- Вообще-то, люди должны понимать разницу между «хорошо» и «плохо», - заметила Сабрина.
- А ты сама понимаешь? Тогда скажи мне, плохой поступок – это какой?
- Хм… Это когда ты причинил кому-то зло.
Я ухмыльнулся шире: попалась.
- Не далее как вчера я звезданул одержимого восемнадцатимиллиметровой пулей, которая валит на месте даже слона. Вынес ему кусок хребта и грудную клетку вместе с легкими и сердцем, так что он издох на месте. Совершенно очевидно, что я причинил ему зло, а именно - смерть. Но я не считаю свой поступок плохим. И парни не считают.
- Так то одержимый…
Я приподнял бровь:
- Ну и? Ты определила плохой поступок как причинение зла. Я доказал тебе, что это неправильное определение.
- Ладно, тогда давай иначе. Плохой поступок – тот, за который тебя мучит совесть.
- Отлично, - улыбаюсь я. – Ведь я разделяю это определение… условно. И мой ответ прежний – никакого. Потому что ни за один поступок в жизни меня совесть не мучит. Дело в том, что поступок сам по себе не может быть хорошим или плохим, имеет значение еще и то, по отношению к кому он сделан. Убийство – само по себе не хорошо и не плохо, важно, кто убит. Как мы уже установили, убийство одержимого – это хорошо. Тут как в математике: минус на минус дает плюс, и плохой поступок по отношению к плохому человеку – это хороший поступок. И наоборот, хороший поступок по отношению к плохому человеку – на самом деле плохо.
- Нет-нет, так неправильно! – заявила веснушчатая. – Добро – это всегда добро!
- Давай предположим, что ты видишь тонущего мальчика. Ты собираешься бросить ему спасательный круг, но в этот миг Создательница на ухо шепчет тебе, что это злой, психически больной мальчик, который вырастет, станет серийным убийцей и погубит много невиновных людей. Ты все равно бросишь ему круг и тем самым станешь виновницей многих смертей и горя?
Повисла тишина.
- Вот то-то и оно, - сказал я. – И как раз поэтому меня не мучит совесть. Да, в моей жизни были печальные, мрачные эпизоды… То, о чем пытались умолчать парни – случай, когда я разбил кирпичом голову другому беспризорнику. Просто потому, что он пытался отобрать у меня еду, которая была мне крайне необходима. И меня не мучит совесть: он заслужил это. Он отбирал мелочь и еду у тех, кто слабее, и не смог бы вырасти никем иным, кроме как бандитом. Муки совести? Я избавил мир от этой сволочи, какие муки, вы о чем? Конечно, мне неприятно вспоминать сам процесс… Хруст его черепа, брызги крови… Даже после подготовки в спецучебке, где нас к такому приучили, все равно неприятно. Однако совесть меня не мучит. Мне приходилось совершать неприятные вещи, но только с теми, кто этого заслуживал. И хоть большинством тех поступков я не горжусь, но с полной искренностью говорю, что не делал в жизни ничего плохого. Справедливости ради, я все же замечу один момент. Совесть не мучила меня ни разу в жизни, и потому я не уверен, что она вообще у меня есть.
Послышались смешки, но жиденькие: моя исповедь произвела на девушек сильное, тяжелое впечатление.
…А сам я мысленно признался себе, что я, оказывается, слабак. Что поделать, никто не идеален.
- И все-таки, - не сдавалась «веснушка», - есть поступки, которые не могут быть плохими в принципе.
- Например?
- М-м-м… Например, подать милостыню.
- Ладно, допустим. Вот сидит и попрошайничает… ну, скажем, Карло. Он алкоголик, опустившийся, пропащий человек. Он пропивает чужую милостыню, порой ворует, поколачивает свою жену, такую же опустившуюся, как сам, да стругает детей, так же убогих, как сам. И ты даешь ему милостыню. А чуть дальше сидит и просит милостыню Радовид, безногий ветеран последней войны. Вернувшись без ног, он получил мизерную пенсию, на которую кое-как жил, пока не узнал, что его любимая и любящая, несмотря ни на что, жена тяжело больна. Радовид продал дом, взял кредит, наодалживал, у кого мог, но, как это часто в жизни бывает, лечение не помогло. Радовид остался один. Без жены, без дома, без денег. Вот этому человеку стоило бы подать, а не алкоголику. Подав милостыню никчемному Карло, ты допустила вопиющую несправедливость по отношению к одному из тех людей, благодаря кому враг за последние двести лет ни разу не ступил ногой в сердце Аркадии. И твой поступок достоин всяческого порицания. Увы и ах, возможности каждого человека творить добро не бесконечны, ты не можешь подать милостыню всем и каждому. А значит, надо подавать тем, кто ее достоин. Делать добро тем, кто этого заслуживает. Есть что возразить?
- Нет, - сникла «веснушка».
Тут вмешался Вольф.
- Слушай, Саша, а может, хватит уже мрака и негатива? Не грузи Мию!
- Увы, не я же начал.
- Мораль сей басни такова, - подытожила Сабрина. – Не хочешь слышать неприятные ответы – не задавай неприятные вопросы…
- Это точно, - ухмыльнулся я и повернулся к девушке, которая кормила Рюиджи: - я немного упрощу тебе жизнь. Ты предпочитаешь отвечать на неприятный вопрос или просто возьмешь и поцелуешь Рюиджи?
После игры мы вернулись к столу: нас еще ждал десерт, который, к счастью, не нужно есть палочками, и принялись смаковать, рассказывая веселые шутки и анекдоты.
- Хотите загадку? – предложил я.
- Хотим!
- Угадайте, что это такое: у Драгутина Гавриловича длинное, у Юджина Гота короткое, у Создательницы нет, а Папа Венский не использует.
- Ты что вообще несешь?! – возмутился Юджин. – Это у меня короткое?!
Одна из девушек с легким осуждением добавила:
- И насчет Создательницы, наверное, не стоило так грубо, даже если ты атеист…
Я развел руками:
- Каждый судит в меру своей испорченности. Правильный ответ – фамилия, а если вы что другое подумали… я-то в чем виноват?
- Я подозревал, что тут какая-то подколка, - засмеялся Кай, - но про фамилию как-то не подумал…
И тут заржал Юджин, а за ним все остальные.
Вечеринка постепенно перешла в «тихую» фазу: общая компания в двадцать шесть человек распалась на небольшие группы или пары. За столом остались только я, Сабрина, Вольфганг и «веснушка».
- Вольф, ты помнишь, что Валлендел сказал? Кто нагуляет жирка – будет поститься на хлебе и воде.
- Гениально! – прыснула веснушчатая, - сгонять лишний вес на хлебной диете – это просто нечто! Валлендела – министром здравоохранения, жирдяи одобряют! Кто такой этот Валлендел?
- Наш лейтенант. Директор цирка, в общем.
Тут Вольф заметил, что я продолжаю потихоньку наворачивать эклеры, и сказал:
- Да ладно, Саша, вместе будем поститься, если что.
- А вот это вряд ли, майн френд. У меня метаболизм под названием «мечта сластены», так что если будешь поститься без меня – не обессудь, мир жесток, а справедливости не существует. Так, надо бы мне отлучиться.
Когда я вернулся после общения с «белым другом», дислокация групп изменилась в сторону значительного рассредоточения: большие группы разбились на пары. За столом осталась только Сабрина, меланхолично жующая рисовый кругляш.
- А куда подевался Вольф и?.. – начал было я, садясь на свой стул.
Сабрина чуть наклонилась к моему уху и предложила:
- Давай пойдем поищем?
И по ее интонации я понял, что на самом деле она не собирается заниматься поисками, у нее немного другое на уме.
Мы спрятались от всего мира в пустующем офисном кабинете: только голые столы и стулья, да шкафчик и небольшой диван у стены. Собственно, нас заинтересовал именно диван.
Когда я уже закрывал дверь, из-за двери напротив, из такого же неиспользуемого кабинета донеслись тихие ритмичные вздохи.
- Кажется, мы нашли Вольфганга, - хихикнула Сабрина, - или кого-то еще.
Как только мы на него плюхнулись, Сабрина села на мои колени лицом ко мне, и на этот раз наш поцелуй длился гораздо дольше, ее пальцы проникли под китель и взялись за пуговицы рубашки.
Я пробежался пальцами по бедру Сабрины и остался доволен ощущениями: упругое, гладкое. Начинаю расстегивать ее жакетик и мимоходом бросаю взгляд на вышитую эмблему Дома Керриган. Да, точно, вот теперь все на своих местах. Допустим, раньше я мог бы думать, что я охренительно неотразим, а после двух зачисток в прямом эфире еще и стал настолько популярным, что девушка на два-три года старше меня, с которой я знаком всего лишь часа два с небольшим, уже готова отдаться. Вот так легко и просто, во время первой же встречи. Но ее слова о том, что мы нашли Вольфа или кого-то еще четко показывает: Сабрина наперед все знала. Ну а маленький герб с надписью «собственность Дома Керриган» все окончательно объяснил.
- М-м-м… Слушай, Сабрина. Тебе не обязательно это делать.
- Что это ты имеешь в виду? – не врубилась с ходу она.
- Тебе не обязательно спать со мной только потому, что тебе приказал твой хозяин.
Она хихикнула.
- Это так мило с твоей стороны, но… Обязательно, Саша, обязательно. И не думай, что я по принуждению: нашу группу на эту вечеринку собрали исключительно на добровольных началах. Условие, что каждая из нас должна переспать с одним из вас, нам сообщили заранее, и в нашу компашку попали только согласившиеся. Я не продавала право на личную жизнь, если что.
- Хм… И чего ради ты пошла на эту лотерею, если не секрет?
- Ну, вы же лучшие из лучших. То есть, я и так слыхала, что в СТО только самые-самые, но одно дело слыхать, и другое – увидеть вас в деле… А насчет лотереи – ты только не говори никому, потому что я сжульничала. Мы с девочками договаривались, что не будем влиять на то, кто из вас возле кого сядет. А я вот не удержалась…
От такого бальзама на мое самолюбие я непроизвольно начал ухмыляться.
- Получается, ты на меня запала с первого взгляда? – с этими словами я возобновил борьбу с ее жакетиком.
Сабрина запустила пальцы в мою шевелюру и шепнула на ухо:
- Не совсем. Я просто во время передачи запомнила в лицо, кто лидер подразделения. Лидер же самый крутой. Логика.
Ее полные округлые груди буквально прыгнули в мои ладони, сдерживаемые только тонкой маечкой, Сабрина застонала, когда я их легонько сжал. Дальше все пошло в ускоряющемся темпе, мы лихорадочно избавлялись от мешающей нам одежды, а затем я опрокинул ее на диван и лег сверху.
Что и говорить, вечеринка определенно удалась, это стало еще очевиднее, когда после первой «подачи» мы поменялись местами, Сабрина уселась сверху и принялась энергично подпрыгивать, а я мял ее грудь и гладил бедра.
Да, граф Керриган зарабатывает очко в свою пользу, и если он подслушал наше совещание на кухне – должен признать, что меру противодействия нашему недовольству он выбрал весьма эффективную.
Когда за окном уже стемнело, мы с Сабриной вернулись обратно в казарму, уставшие и очень довольные друг другом. На месте не оказалось большинства участников вечеринки, причем с Белой и его миниатюрной девицей мы разминулись в коридоре, и я, бросив взгляд через плечо, еще увидел, как они заходят туда же, откуда вышли мы.
Час спустя я заметил, выглянув в окно, что на стоянке появился автобус, которого там раньше не было.
- Это что, за вами приехали? – спросил я.
- Ага, - кивнула Сабрина. – Как говорится, все хорошее когда-нибудь заканчивается.
- …Чтобы затем начаться заново.
- Будем надеяться, - улыбнулась она.
Около полуночи девушки ушли, а мы вернули столы и стулья по местам и собрались на кухне поделиться впечатлениями.
- Ну, что скажете? – задал я риторический вопрос.
- А что тут сказать, - пожал плечами Дэви. – Классная вечеринка. Такое впечатление, что граф нас подслушал, иначе неясно, для чего он для нас так расстарался… Кто-нибудь остался без, кхм, сладкого? А то я пытался уследить, кто куда и с кем уходит, но когда сам вышел…
Оказалось, что не пролетел никто.
- Тринадцать девушек приходят на вечеринку к тринадцати незнакомым парням, - сказал Вацлав, - и никто не остался без, как сказал Дэви, сладкого. Сдается мне, тут дело не в искренности…
- Тебе сдается правильно, - кивнул я. – Сабрина призналась… Говорит – они все вызвались добровольно, что не факт, но подтвердила, что условие обязательно с нами переспать им поставили, что факт стопроцентный.
- Саша, тебе не кажется, что на кухне есть жучок?
- Я почти уверен в этом. Думаю, на прослушке весь комплекс.
Тут Ян подпер рукой голову и сказал:
- А разве это плохо? Не было бы прослушки – не было бы и нашей вечеринки. Граф явно пытается доказать нам, что тут веселее, чем на Краю, и теперь я с этим согласен. Поверьте, ребята, у Края все не так великолепно, девушки – попроще и гораздо более строгих правил, кормежка – вообще вне всяких сравнений… Граф выбрал правильный курс, вы согласны?
Я фыркнул:
- Граф делает ошибку. У него люди заняты подслушиванием нас, вместо того чтобы заниматься террористами, призывающими одержимых. Хорошо, если Вольфганг прав и две зачистки – совпадение. Если нет… Ну, жизнь покажет, что к чему. А теперь идемте спать: случись новая зачистка, будет хреново идти на нее не отдохнувшими.
Утром мы встали в весьма бодром расположении духа. Ну как утром – в десять часов, что нам, привыкшим подниматься в семь и ни минутой позже, показалось не самым худшим вариантом. В том, чтобы спать сколько влезет, тоже есть немалый плюс.
Мы наскоро оделись и пошли умываться. Не потому, что нас кто-то торопил, а просто по привычке.
Потом нам привезли завтрак: яичница с беконом, три салата, включая крабовый, и крупная отбивная размером в полтарелки со специями и неописуемым запахом. Поев, мы занялись плановой чисткой оружия. Дело, впрочем, недолгое для знающих людей, так что затем мы оказались предоставлены самим себе. Свободное время – это роскошь, от которой в учебке у нас не было, отвыкли, теперь заново привыкать. Впрочем, мы засели за шахматы и нарды, попутно обсуждая достоинства, недостатки и выпуклости вчерашних девушек. А служба тем временем идет.
Затем нам привезли обед: густой пряный суп, мясное рагу, десерт и свежие фрукты. После обеда мы потренировались в спортзале и снова засели за шахматы и прочие игры. Жаль, на базе нет ни библиотеки, ни телевизора.
А ближе к вечеру появился дежурный полицейский сержант и сообщил, что Валлендел и Мэрриот придут в брифинг-зал через пять минут.
Мы быстро привели себя в официальный вид, напялив кителя, и вошли в брифинг-зал, организованно и без спешки, практически одновременно с Мэрриотом и Валленделом.
- Рассаживайтесь, - сказал нам Валлендел после того, как мы поздоровались.
Мы все уселись полукругом напротив мест руководителей.
- Первая тема на повестке дня, - сказал Мэрриот, - а именно – увольнительные. Мы столкнулись с одной проблемой: у нас нет второго подразделения, которое несло бы боевое дежурство, пока вы пойдете в увольнительную. Мне показалось также очевидным, что давать увольнительные половине – не вариант, поскольку вторая половина сама зачистку не потянет, так что требование полной боеготовности двадцать четыре часа семь дней в неделю при этом нарушается. Давать увольнения паре человек в день – это практически стопроцентная гарантия, что на зачистке средь бела дня группа будет слабее на двух человек. В теории, мы могли бы найти деньги еще на три-четыре бойца, но это все же весьма накладно, да и вам в команде новые, непроверенные люди. Потому мы решили, что раз гора не идет к Ганнибалу – значит, Ганнибал пойдет к горе. Не вы идете в увольнительную, а увольнительная приходит к вам, примерно в таком формате, как это было вчера. Возможны также выездные увеселительные мероприятия, например, вы всей компанией едете, скажем, в кегельбан, на своем фургоне, имея при себе все снаряжение и вооружение, и сможете при необходимости оперативно выдвинуться на зачистку. Что скажете?
- Звучит как приемлемый план, - сказал я и обвел взглядом парней, получив в ответ одобряющие кивки.
- А что такое кегельбан? – спросил Данко.
- Потом объясню. В общем, сэр, мы одобряем.
- Вот и отлично. А теперь – вторая новость, - сказал Мэрриот и поднес ко рту рацию: - проводите его сюда.
Я приподнял бровь. Кого это «его»? Что-то у меня хреновое предчувствие.
Дверь открылась, сержант впустил высокого, худого, но при этом довольно крепкого на вид человека лет двадцати пяти-двадцати восьми и с большим футляром явно от видеокамеры. Чуть впалые щеки, длинное лицо, светлый «еж» на голове… В общем, я учуял рейховский дух еще до того, как услыхал его акцент.
Тип поздоровался – йа, йа, реалиш рейхен журнашлюхен герр, моменталише понятунг! И за каким хреном он сюда приперся?
- Это Гюнтер Шоннагель, - представил его Валлендел, - он оператор «Первого Рейхсканала», и на следующую зачистку, когда бы она ни случилась, поедет с вами. Репортаж с места событий, так сказать.
Вот тут меня уже малость перекосило.
- Вы что, издеваетесь надо мной?! Я не для того заткнул одно рейховское хайло, чтобы нам немедленно навязали второе!
Мэрриот картинно вздохнул:
- Увы, Александер, вот как раз поэтому. В принципе, идея и так витала в воздухе у нас самих, это был вопрос времени, ну а вчерашняя пресс-конференция привела к тому же результату, только быстрее и по инициативе германской прессы… Впрочем, Гюнтер, рассказывайте вы. Вон, садитесь в свободное кресло.
Шоннагель сел, поблагодарил Мэрриота и устремил на меня взгляд голубых глаз.
- Ну что ж, будем знакомы, Александер. Сразу оговорюсь, что Ирма фон Бунстер – скандальная журналистка, а ее издание – газета для снобов, обливание помоями, причем не только Аркадии, но и других стран – это их профиль. Эту газету читают, в основном, люди, которым нравится знать, как все хорошо в Рейхе и как все плохо в остальном Содружестве. Справедливости ради, «Вельтбеобахтер» в какой-то мере помогает влиять на настроение населения: люди менее склонны к недовольству, если знают, что где-то все намного хуже. Поэтому газета поддерживается нашими императором и правительством. Однако в целом адекватные граждане Рейха не особо верят той же фон Бунстер: у кого есть мозг, тот понимает, что «Вельтбеобахтер» хоть и не врет прямо, но манипулирует с формами подачи информации и потому не заслуживает большого доверия. В общем-то, порка, которую вы, Александер, устроили Ирме, повеселила многих в самом Рейхе, и ваша антипатия к ней вполне понятна всем, я бы даже сказал, что многие у нас с вами в этом солидарны. Вот только в процессе порки фон Бунстер вы проехались и по Рейху, и по германскому народу. У вас есть какие-нибудь личные претензии и антипатии к стране в целом или к среднестатистическому германцу?
Я хмыкнул.
- Вы про мой пассаж о трусливом гражданине Рейха?
- В общем-то, это главный повод для возмущения.
- Возможно, вы сочтете, что во мне говорит юношеский максимализм, но меня волнует лишь правдивость моих слов. Если я говорю правду – то мне начхать с высокой колокольни на ваше возмущение.
Шоннагель улыбнулся:
- А ведь фон Бунстер вы наказали именно за это. И вот теперь сами уподобляетесь ей.
- Это в чем же уподобляюсь?
- В том, что обливаете дерьмом, выдавая необъективную информацию за правду, и считаете себя правым.
- Я где-нибудь в чем-нибудь солгал?
- Ирма Бунстер тоже никогда не лжет прямо. Она однобоко подает информацию. Скажите, Александер, что общего имеют между собой осада Осовца, сражение за Белоград и аналогичные им случаи? Помимо панического отступления солдат Рейха в этих эпизодах?
- С какой именно точки зрения?
- Ну, скажем, с географической.
- Они все происходили в Европе.
Шоннагель снова улыбнулся:
- Верно, но слишком обще. Почти все такие случаи происходили, когда Рейх выступал агрессором в конфликте или войне, и никогда – на территории самого Рейха.
Я покопался в памяти, но припомнить настолько же позорных и масштабных провалов, произошедших на территории Рейха, не смог.
- Допустим. И что дальше?
- Собственно, тут и кроется ответ на ваш вопрос, заданный фон Бунстер, почему солдат Рейха имеет привычку убегать с поля боя. Когда-то варварские племена воинственных древних германцев наводили ужас на своих более цивилизованных соседей, но с тех пор все поменялось. Мы, их потомки, сами стали наиболее процветающим народом в Содружестве. Это я не чтобы похвастаться, а чтобы вы нас поняли. Да, у нас самый высокий уровень жизни, даже «внизу». Когда-то древний германец шел войной на франков или болгаров, чтобы накормить свою семью, но теперь это воинственное историческое наследие играет с нами дурную шутку. Германцы больше не хотят ходить в набеги, потому что набег богатого на бедного – ну, вот как Ксеркс на греков – нонсенс. И поэтому солдат Рейха категорически не желает умирать на чужбине, которая ему даром не нужна, ведь у него все есть дома. Это, к слову, осознал еще отец нынешнего императора, Герман Шестой. Он зарекся воевать на чужой территории и сыновьям заказал. И, если вы вспомните стычку с Северным Альянсом десять лет назад – то в Рейхе даже мобилизации не было, нужные войска укомплектовали добровольцами, которые как раз были готовы защищать свою страну. Солдаты и граждане Рейха не трусливы, но они не желают умирать за имперские амбиции императора и дворян, воюя на чужой земле. Ощущаете разницу?
- Ощущаю, - согласился я, - но извиняться не буду. Не раньше, чем извинится фон Бунстер. И это все еще не объясняет, для чего вам идти с нами на зачистку.
- Потому, что даже если вы извинитесь – это ничего не поменяет, есть вещи, которые можно опровергнуть только поступком. Я пойду с вами, чтобы делом доказать, что германцы ничуть не трусливее аркадианских эстэошников.
- Доказывайте, что хотите и кому хотите, это ваша проблема. И я категорически против, чтобы она стала нашей.
Тут прокашлялся Мэрриот.
- На самом деле, это все-таки наша проблема, Александер. Ваше выступление приобрело резонанс, нашему послу в Гамбурге даже ноту протеста вручили, мол, нехорошо, что у вас там нас, вашего союзника, так не любят... Чуть ли не международный скандал, прямо скажем.
- Ну здрасьте! Как я разок по германцам прошелся – так скандал, а когда Ирма фон Бунстер регулярно такое делала, то ничего, даже не выслали из страны! Как так?!
Шоннагель улыбнулся и вкрадчиво сказал:
- Возможно, тут сыграл свою роль тот факт, что это Рейх поставляет Аркадии вооружение по себестоимости, а иногда и безвозмездно, а не наоборот…
Я уперся руками в столешницу и подался вперед:
- Капустник, а ты не слишком ли много себе позволяешь?! Ишь, выискал заслугу! Если мы не сдержим Зону – она доползет и до твоего Рейха, и вы очень быстро перестанете быть самой благополучной страной Содружества! И твой император это превосходно понимает!
Мэрриот постучал по столу карандашом:
- Спокойней, спокойней. Есть и третья причина, притом, скажем прямо, главная. Допустим, графу Керригану тоже безразличны обиды, кхм, любителей капусты, но тут как бы шкурный коммерческий интерес есть. Пока Край был далеко – немецкие аристократы составляли значительную часть гостей Варны, привозя к нам рейховские деньги. Теперь остерегаются. Кроме того, авторитетные военные аналитики допускают вероятность того, что вы все – если и настоящие эстэошники, то на ненастоящей службе. Ваши зачистки пахнут постановками.
- Ни хрена себе заявление!
- Увы, в их словах есть рациональное зерно. Первая зачистка оказалась слишком легкой, а вторая вообще вызывает сомнения, что там был настоящий одержимый. Из-за того, что вы убили одержимого вскоре после вселения в тело, он не успел изменить его под свои нужды, как это делают одержимые, потому судмедэксперты не смогли однозначно доказать, что в теле был эфириал, а к магу-эксперту тело попало слишком поздно из-за проволочек с пожаром. Иными словами, нет никаких доказательств, что там были настоящие культисты и настоящий одержимый. И теперь, что самое плохое для меня лично, я начал даже подозревать, что мой прямой начальник и граф Керриган за моей спиной устроили тут шоу с подставными зачистками. Первая – там не подкопаться, некромант был настоящий, и погибшие эсбэшники тоже. Но вторая…
Я скорчил скептическую мину:
- Вы серьезно, сэр? Вы сами все видели чуть ли не в режиме реального времени! Вы видели и круг, и тело, и как оно исчезло, и перебои с камерами! Наконец, если это была постановка, за каким хреном «тело» пряталось от нас до последнего?! Он что, не понимал, что мы его изрешетим?!
Тут вклинился Валлендел:
- Вот как раз вторая зачистка выглядит очень мутно. Давай предположим, что ты – сорокалетний сторож на пирсе. У тебя семья и дети, ты единственный кормилец в семье, и к тому же у тебя тяжелая болезнь сердца или что похуже. Ты не жилец. И вот к тебе прихожу я и говорю: человече, я дам тебе полмиллиона, чтобы обеспечить твою семью, взамен мне нужна твоя жизнь, которую ты и так вскоре потеряешь. И ты разыгрываешь сцену на пирсе, а затем просто ждешь, пока тебя изрешетят, отправив к Создательнице быстро и без мук. Ну а если ты наперед станешь в нужном месте, и если лидер отряда зачистки наперед знает, где ты стоишь за стенкой – он просто распылит тебе грудную клетку из «кишкодера», скрыв факт твоей неизлечимой болезни. Мы-то с тобой знаем, что это бессмыслица. Точнее, ты знаешь, а я лишь верю в то, что граф – человек честный и благородный и на такое не пойдет. А Мэрриот, как видишь, не верит, у него такая профессия: контрразведчик не имеет права верить никому, кроме Создательницы. Работа обязывает всегда подозревать во всем даже ближайшее окружение. А доказать постороннему наблюдателю, что был настоящий одержимый, а не человек-смертник, сыгравший его роль, нам нечем.
- Вот-вот, - вздохнул Мэрриот. – Даже ты, Александер, не имеешь доказательств, что убил настоящего одержимого. Поэтому Шоннагель пойдет с вами, в этом заинтересованы все. Рейх в лице Гюнтера доказывает, что германцы – не трусы, сам Гюнтер становится известным. Германские аристократы получают репортаж из передних рядов и доказательство, что вы – настоящий компетентный отряд, а не цирковые клоуны, а Варна – самый охраняемый город Содружества, если не считать резиденции монархов и несколько кварталов вокруг них. Варна получает новых гостей, а возможно – и постоянных жильцов, Дом Керриган выходит из глубокого финансового кризиса. И это, как вы понимаете, ваш прямой интерес. К примеру, благополучие города подразумевает аренду второго подразделения, как только это станет финансово возможным и целесообразным. Дальше продолжать, или сами уже все поняли?
Я прекрасно понял. Второй отряд лично для нас означает удвоение шансов дожить до выслуги путем уменьшения вдвое числа зачисток. Крыть нечем и незачем.
- Ладно, аргументация сильная, - признал я и вперил мрачный взор в германца: - ну что ж, герр Шоннагель…
- Можно просто Гюнтер, - он обезоруживающе улыбнулся.
- Гюнтер. Два момента, которые тебе нужно знать. Я официально, при пятнадцати свидетелях предупреждаю тебя, что твоя жизнь на зачистке для меня будет обладать наименьшим приоритетом. На первом месте – зачистка, на втором – я и мои парни, на третьем ты.
- Резонно, - беспечно согласился Гюнтер. – Вообще, я сам в состоянии позаботиться о себе. Все-таки четыре года в вооруженных силах Рейха…
- Так это скорее негативная характеристика: солдат Рейха за пределами Рейха, как ты сам же и сказал, герой так себе. И второе, Гюнтер. Если ты думаешь, что просто примажешься к нашей славе, а в случае чего – дашь деру… Не получится. Если ты идешь с нами – значит, до конца с нами. До победы или до чего получится. Если так выйдет, что мы отправимся на тот свет – ты отправишься вместе с нами. А если я увижу, что ты бежишь – лично выстрелю тебе в спину.
В этот момент начали вытягиваться лица и у Мэрриота, и у Валлендела, и даже у моих парней. К чести Шоннагеля – он изменился в лице меньше всех.
- У вас такая традиция в СТО – стрелять в спину убегающим?
- Для нас это лишнее. Бегство с поля боя для эстэошника – форменное самоубийство. Я не говорю уже о том, что в самом-самом неприглядном случае он попадет на урановые рудники. Понимаешь, мы – смертники. Не обычные солдаты с очень высоким шансом погибнуть, а именно смертники с очень маленьким шансом выжить. Все курсанты в спецучебке пишут завещание в первый же день – это и традиция, и рационализм, и часть психологической подготовки. Готовят нас так. Даже если я сбегу с поля боя и для меня не будет непосредственных последствий – я все равно стопроцентно попрощаюсь с надеждой досрочного перевода в офицеры, а тем более – с надеждой на место в гвардейском полку. То есть, с надеждой на то, ради чего я и пошел в СТО. Мне стопроцентно служить до полной выслуги, и моими спутниками будут позор, презрение и недоверие со стороны моего нового подразделения. А до выслуги доживают лишь два процента, потому сбежать – равносильно тому, чтобы приставить себе к голове револьвер с барабаном на пятьдесят патронов, где только одна пустая камора, и спустить курок. Конечно, бывает всякое. Бывает, что отступает все подразделение, если к тому есть объективные причины. Бывает, что все погибают, а один спасается. Но побежать, бросив подразделение, на глазах всего мира – это самоубийство с вероятностью в девяносто восемь процентов. Только медленное, с муками и позором. Потому мы, эстэошники, не бегаем. И если ты идешь с нами – ты должен быть в равных с нами условиях. Побежишь – я позабочусь, чтобы ты не выжил.
- Справедливо, - сказал Гюнтер, продолжая улыбаться.
- Я рад, что ты разделяешь мою позицию. – Я повернулся к Валленделу и Мэрриоту: - господа, вы слышали. Герр Шоннагель согласен, поэтому один из вас должен дать письменный приказ подразделению убить его при попытке бегства.
Лица обоих снова начали вытягиваться, я уже прочел на них крайнюю степень несогласия и приготовился стоять на своем до конца, но тут вмешался Гюнтер.
- Дайте такой приказ, как Александер хочет, - сказал он. – А я могу под приказом подписаться, что он дан по моей просьбе. Это справедливо. Идя с подразделением СТО на зачистку с иными правами, нежели они, я вряд ли что-то убедительно докажу, тут ведь вся соль в том, чтобы пойти одним из них, только с камерой вместо оружия. Кстати, господа, как насчет того, чтобы я включил камеру и мы провели эту же беседу теми же словами повторно, на запись? Материал сильный, терять жалко.
Самой большой неприятностью стал тот факт, что Гюнтер Шоннагель остался жить на базе. Объективно говоря, иначе никак нельзя, потому что в момент, когда мы по тревоге помчимся на зачистку, у нас не будет времени ждать, пока оператор приедет на такси из отеля или еще откуда-то. Однако теперь у нас по базе бродит посторонний человек, который запросто может быть агентом условной враждебной силы.
На эту тему у меня был разговор с Мэрриотом с глазу на глаз, и я ему напомнил и про попытку двух типов из имперской СБ, и про культистов, и про врагов Дома внутри страны.
- Я все это держу в уме постоянно, - заверил меня Мэрриот. – Насчет Шоннагеля – мы его проверили сверху донизу и обратно. Он действительно тот, за кого себя выдает, работает на Первом Рейхсканале, специализируется на материалах военной тематики и репортажах из опасных мест. Служил в армии, характеристики положительные отовсюду, в порочащих его связях замечен не был. Шоннагель реален. Коллективное открытое письмо журналистов Рейха – реально, скандал реален. И все события, начиная с вчерашнего шоу, носят слишком непредсказуемый характер, чтобы быть чьим-то планом для внедрения сюда своего человека. Разумеется, я все равно учитываю все варианты.
В целом, меня меры безопасности устроили: Шоннагель живет в отдельной комнате в крыле, где находятся дежурные и центр связи, доступа во многие места у него нет, право снимать на камеру – только в брифинг-зале. В довершение всего, Мэрриот предусмотрел два лишних поста для дежурных полицейских: один на выходе из служебных помещений полиции, так что Шоннагель не сможет выбраться из своей комнаты незамеченным, второй – прямо у арсенала и коридора в нашу казарму.
- Похоже, вам реально нужен его репортаж с зачистки для германских аристократов, - проворчал я, - раз идете на такие усложнения.
- Так и есть, - кивнул Мэрриот.
- И в связи с этим можно утверждать, что вот теперь ваш прямой начальник и граф Керриган могут всерьез задуматься о подстроенном инциденте. Просто потому, что слухи о якобы подстроенной второй зачистке натолкнут на эту идею кого угодно.
Мэрриот с сомнением покачал головой:
- Еще одна «режиссура» после подозрений в режиссуре? Вряд ли, к третьей зачистке будет очень пристальное внимание, в том числе наблюдатель в вашей же команде.
- Так проблемы нет. Достаточно располагать двумя культистами, которые проведут ритуал призыва в наперед заданном месте, удобном для зачистки, но неудобном для одержимого. Или, что гораздо проще, безопасней и эффектней, можно провести штуку вроде той, которую рассказал Валлендел, с актером-смертником. Только актер будет играть не одержимого, а мага-некроманта. Нежить вокруг него – самая настоящая, а истинный кукловод будет где-то рядом. Тут уже никакие эксперты не подкопаются, мертвого мага нельзя отличить от мертвого затупленного, способа определить, был покойник при жизни магом или нет – не существует. А нежить будет подлинная, все шито-крыто.
- Да, - согласился Мэрриот. – Это вполне реально… если имеется свой некромант, готовый пойти на сотрудничество, которое при нынешней идеологии де-факто государственная измена Дома императору к тому же.
- И потому вы уверены, что некроманта точно нет? Вспомните первую зачистку: нам сказали, что некромант мертв. Сказали, где он лежит. Мы нашли труп там, где было сказано – и успокоились. А некромант мог вполне себе спокойно лежать где-то в багажнике и руководить этим цирком.
- Один момент: сразу после зачистки стоянку наводнила полиция и обыскала все.
- Второй момент: если некромант «свой», скрыть его проще простого. Ведь вся полиция в городе – тоже «своя», и среди них мог бы вполне найтись кто-то, который присягу Дому поставит выше, чем верность стране. Вы только поймите меня правильно: я не утверждаю, что так и было. Я не утверждаю даже, что граф на это мог бы пойти – я ведь вообще графа не знаю, в отличие от вас. Я просто рассказываю, как это можно провернуть с технической точки зрения. А подозревать – уже ваша работа. Лично я абсолютно точно знаю одно: одержимый был настоящий. Значит, ритуал был настоящий, и, как следствие, проведшие его – тоже настоящие чернокнижники. А вот кто за ними стоит – это уже другой вопрос.
Тут Мэрриот подозрительно прищурился:
- Откуда такое точное знание?
Я почти натурально вздохнул:
- Эх, ладно, что знают двое, то уже не тайна, а мою знают аж трое, невелика беда, если вы станете четвертым. Я чувствую не только людей и нежить, но и эфирную дрянь. Этот дар у меня был еще до поступления в спецучебку, но я его утаил. А те два агента ИСБ меня раскусили, потому что я сам себя выдал на зачистке: выстрелил один раз и спокойно стоял, пока остальные решетили павильон. А они при просмотре записей с камер это заметили.
- То-то же я удивлялся – пальнул наугад и с первого раза… Так ты точно знал, где он стоит?
- Не так чтоб очень точно, приблизительно. Пальнул и перестал ощущать его присутствие.
- А как ты различаешь людей и эфириалов по ощущению? Ты не мог перепутать?
- Исключено. Живого и мертвого еще мог бы спутать – там для меня разницы почти нет. Но ощущение эфириала сопровождается чувством омерзения. Его не спутать ни с чем.
Лицо Мэрриота приобрело классическое киношно-задумчивое выражение, как представляют себе размышляющих сыщиков режиссеры и зрители.
- Так, значит, те два парня из ИСБ пришли и обвинили тебя в том…
- Что я утаил развитый в учебке навык. В ответ я предложил им доказать, что у меня его раньше не было, и они убрались.
- А когда он у тебя появился и как ты об этом узнал?
- В десять лет. В Темерине. Именно благодаря ему мне и удалось спастись.
- Ах вот оно что, - протянул Мэрриот. – Слушай, а утаивать его зачем было?!
Я пожал плечами:
- Если б сказал – дорога в СТО была бы закрыта. Мне отказали бы, чтобы заставить вступить в Паранормальный Корпус, а я туда совсем не хотел. Перспектив там нет.
Замначальника СБК задумчиво побарабанил пальцами по столу.
- Я вот смотрю на тебя, Александер, и думаю: а тебе точно шестнадцать, а не двадцать шесть? Умным можно родиться, но одного ума мало, а опыт и знания – это наживное, их только в процессе жизни приобретают…
Я улыбнулся:
- Опыт не обязательно должен быть своим, чужой тоже годится. Книга – величайшее изобретение человека, а я в девять лет читал втрое быстрее хозяина. В смысле, дворянина, у которого служили мои родители. Мне было позволено читать книги из библиотеки хозяина, и про разведчиков, контрразведчиков, паранормальников и эстэошников я прочитал немало. Много чего прочитал, как видно, не зря.
Целый месяц прошел практически в полной тишине. Дважды мы летели, как ошпаренные, с сиренами на вызов, но тревога оба раза оказывалась ложной.
Обычно мы тренировались, стреляли в тире, отслеживали новые данные и методики по нашей специальности, а в свободное время занимались досугом. Время у нас появилось, к тому же Валлендел позаботился, чтобы у нас появились сразу два телевизора и выход в Сеть. Вопрос с библиотекой решился тоже очень просто: Дом Керриган взял на себя оплату и доставку заказанных нами книг.
Два раза в неделю у нас выездные увеселения: и кегельбан, и бассейн, даже в казино побывали. В казино нам выдали фишек на тысячу империалов каждому, я проиграл пятьдесят, а потом пошел в кассу и поменял остальные фишки на деньги. Как выяснилось, самым большим растратчиком оказался именно я: Кай и Стоян проиграли по тридцать с небольшим, а все остальные обналичили фишки, не играя вообще или проиграв максимум пять-десять империалов.
Когда это выяснилось по пути на базу, Валлендел искренне удивился:
- Забавно… Вы все приняли одинаковое решение, не совещаясь?
- А что тут удивительного, сэр?
- Хм… Тринадцать человек поступают одинаково, не согласовывая свое решение, хотя на их месте многие другие люди их же возраста испытали бы удачу. Совпадения всегда удивительны.
- Я бы не сказал, что тут имеет место совпадение, сэр. Тут имеет место здравый смысл. Людей без оного в СТО нет. В принципе нет, ни одного. Таких туда не берут, а кто проскальзывает по недосмотру вербовщиков – погибает либо отсеивается. И мы не уповаем на удачу – она подводит чаще, чем личное мастерство и проверенные товарищи, это нам в учебке крепко в голову вбили и больно, на собственном опыте. Перед тем, как удивляться тринадцати людям, которые просто обналичили фишки, стоило бы поинтересоваться, кто из этих тринадцати хотя бы раз держал в руках тысячу империалов. Честно скажу, самая большая сумма, которой я когда-либо владел, не превышала сотни.
- Так ты, оказывается, богач, Саша, - засмеялся Кай. – Я больше двадцатки не щупал.
Мы стали выяснять, кто из нас до поступления в СТО был самым богатым. Оказалось, что это Гайдрих: получая на Новый год и день рождения подарки, он за два года – когда ему исполнилось десять и одиннадцать – скопил рейховских марок в эквиваленте на целых триста империалов.
- Матерь Небесная, - присвистнул Кай. – И на что же ты потратил такие деньжищи?
Вольфганг тяжело вздохнул.
- На взятки пограничникам. Они мне очень пригодились, когда я пересекал три границы… А двенадцатый день рождения я встречал в пустом товарном вагоне, едущем через Силезию…
До самой базы больше никто ничего не сказал: каждый из нас вернулся в свои собственные печальные воспоминания, а Валлендел понял, что дальнейшие разговоры вести не с руки.
По выходным у нас вечеринки, аналогичные первой, и это, собственно, для нас главное событие недели. Причем среди девушек появилась четырнадцатая, уже даже не девушка, а скорее холеная дама лет двадцати четырех, составившая пару Шоннагелю.
К слову, сам Гюнтер оправдал поговорку «не так страшен Чужак, как его малюют»: в общем-то, несмотря ни на что, он сумел нас к себе расположить, даже невзирая на двукратную разницу в возрасте, и на вечеринках развлекался вместе с нами.
А вот Сабрине он не понравился. Она мне так и сказала во время третьей по счету вечеринки, когда мы, обнявшись, лежали на все том же диванчике и восстанавливали дыхание.
- Он какой-то неискренний, - ответила Сабрина на мой вопрос, чем он ей не угодил.- Глаза какие-то… циничные.
Наши с Сабриной отношения стали еще теплее, чем в первый раз, несмотря на то, что нам друг от друга, в общем-то, нужен только секс, ну и, возможно, некие неупоминаемые преференции, получаемые Сабриной за участие в наших вечеринках. Мы друг к другу привыкли, «притерлись», наши развлечения в пустом кабинете обрели свой «стандартный протокол»: вначале я утоляю бушующую страсть простым и бесхитростным способом, лежа на ней сверху, затем мы меняемся местами и ролями, и первую скрипку начинает играть она. Собственно, за все пять вечеринок Сабрина проявила изобретательность и опыт, ни разу не повторившись в позе и ритме, так что я только укрепился во мнении, что если девушка старше парня – то это не так уж и плохо, по крайней мере, для чисто «спортивных» отношений. Как бы там ни было, мне повезло, что Сабрина выбрала именно меня: ее навыки вызывают восторг, а искренность, с которой она занимается со мной сексом, очень подкупает. Интересно, Сабрина правду сказала о том, что не продавала право на личную жизнь, или все-таки прошла, кхм, «всестороннее» обучение?
- Слушай, а сколько лет тебе осталось служить Дому? – спросил я ее на последней вечеринке в тот момент, когда мы поменялись местами и Сабрина как раз уселась сверху.
- Ты переживаешь, что мой срок закончится раньше твоего? – лукаво улыбнулась она и начала ритмично двигать бедрами взад-вперед.
- Угу, - выдохнул я и впился пальцами в ее ягодицы, такие же упругие и круглые, как грудь.
- Эх, Саша, ты переживай, как живым остаться, а с девушками у тебя проблем не будет. Мы, девушки, очень падки на стоящих парней… А теперь молчи и не отвлекай меня.
Пошла уже шестая неделя нашей службы, и на очередном медосмотре я обнаружил, что стал тяжелее на три килограмма.
- Вот засада, - посетовал я, - а я и не знал, что способен толстеть. Что хорошая жизнь с людьми делает…
- Не факт, - сказал мне медик. – Вам семнадцать неполных лет. Вы все еще растете, а к тому же упорно тренируетесь, потому эти три килограмма могут быть результатом здорового способа жизни, а не увеличения жировых накоплений.
- Но в росте-то я не прибавил!
Медик приподнял бровь:
- Когда вы измеряли свой рост в последний раз?
- В учебке еще. Несколько месяцев назад.
- В какое именно время дня?
- Утром.
- Ну вот, а сейчас – полдень почти. Сравнивать эти замеры нельзя, потому что на протяжении дня рост человека меняется на один-два сантиметра. Межпозвоночные диски оседают, пока вы находитесь в вертикальном положении, а за ночь возвращаются в норму.
Оказалось, что такие позитивные в целом результаты не у всех: восемь человек действительно нагуляли на ресторанной кормежке кто лишний килограмм, кто и полтора.
- У меня для вас хреновый прогноз, - резюмировал Валлендел, просмотрев отчет медиков. – Если на следующем медосмотре ситуация не будет исправлена или даже ухудшится – жиреющих ждет кардинальное изменение рациона с преобладанием салатов из сырых овощей и овсянки. А если остальные проявят солидарность и постесняются трескать салаты из крабов и кнедлики, когда многие едят овсянку – ну, тогда пострадают за компанию. На утро овсянка, на обед овсянка…
- Проклятье, - выругался Юджин, набравший больше всех.
- …На ужин пирог…
- О!
- …Из овсянки.
- Я знаю хороший способ! – оживился Кай.
- Ну и? – приподнял бровь Валлендел.
- Самые физически изнуряющие дни – это когда у нас вечеринки. Надо, чтобы девушки приезжали в гости два раза в неделю!
- Девушки не любят толстых, - возразил Валлендел, - потому эффект может быть обратный.
Я понял, что надо принимать решительные меры. Такой мерой для нас стал двухчасовой футбольный матч «семь на семь», который мы отыграли в спортзале в полной боевой экипировке: защитные костюмы, каски, бронежилеты и накладная броня.
Шоннагель играл вместе с нами, одетый как все, а Валлендел судил и параллельно снимал на его камеру.
Как только просвистел сигнал об окончании матча, мы просто попадали, кто где стоял.
- Саша, я должен сказать тебе одну вещь, - простонал Рюиджи. – Я тебя ненавижу. Мы все тебя ненавидим. Так над нами не издевались даже в учебке…
По итогу игра закончилась убедительной победой моей команды – только потому, что Шоннагель играл в другой. Он оказался не в состоянии уверенно различать нас, экипированных в одинаковую броню, часто отдавал пасы игрокам чужой команды и мешал своим, а на последних минутах, измотанный тяжелейшей игрой, даже потерял ориентацию в зале и забил гол в собственные ворота, приняв их за наши.
- Ну вот, Гюнтер, теперь ты знаешь, почему нам не очень нравится идея чужака в нашей команде, - сказал я, чуть отдышавшись.
- Ага. И потому ты решил меня угробить, устроив «матч смерти», - отшутился он.
- Это не я, это все Валлендел. Он заставил. Ты-то в любой момент можешь девочку по телефону заказать себе в отель, а мы не можем, ибо объект режимный. Так что пойми нас правильно. И вообще, назвался груздем – полезай в лукошко.
- О, отличное название материала, - оживился Валлендел. – «Матч смерти»… Кстати, это примерно соответствует действительности, потому что обычные неподготовленные люди такого могли бы и не пережить…
Наш рейтинг за это время успел пробить потолок и выскочить на чердак, но госпожа ЛаВей не унималась: по ее словам, чрезмерным может быть все, даже богатство, ум и счастье – но только не рейтинг. Не бывает слишком большого рейтинга.
Поэтому все увеселения на выезде непременно проводились с участием прессы и операторов, а мы сами перед этим подвергались произволу со стороны визажистов, которые делали нам модные стрижки и тому подобное. Мне не нравилось, что по базе ходят совершенно посторонние люди, но Валлендел заметил, что от этих посторонних кое-что зависит, к тому же, они всегда под наблюдением: вместе с визажистами из команды ЛаВей приходят и полицейские дежурные в избыточном количестве.
В целом же, я поймал себя на мысли, что появление визажистов – само по себе явление позитивное, ведь оно предвещает зачастую что-то веселое. Это такая своеобразная дань: прежде, чем хорошенько развлечься, надо пройти через хватку визажистов.
Вот и сейчас мы разместились в трех комнатах, а вокруг хлопочут эти парни и девушки с ножницами, расческами и лосьонами. Правда, мне почему-то не хватило стула, потому госпожа ЛаВей предложила мне и визажисту – солидному дядьке с пузом и бородкой – разместиться в соседней комнате, и сама пошла вместе с нами.
Тут я уселся на стул, но визажист внезапно положил свой набор на стол и уселся напротив меня.
Я удивленно приподнял брови.
- О, моя маленькая хитрость, Александер, - сказала госпожа ЛаВей. – С твоим имиджем все в порядке, а господин Сеймур – на самом деле не визажист, а юрист. Он попросил меня устроить встречу с вами с глазу на глаз, а с учетом того, что посторонним очень трудно с вами пообщаться приватно, мне пришлось пуститься на хитрость. Все, оставляю вас наедине.
Я проводил ее взглядом и посмотрел на лже-визажиста.
- Что ж, господин Сеймур. И о чем вы хотите со мной поговорить в полной секретности?
Он улыбнулся профессиональной улыбкой:
- Я представляю интересы одного знатного Дома. Более влиятельного или как минимум более богатого, нежели Дом Керриган. Как вы смотрите на то, чтобы сменить работу?
- На императорского гвардейца – с радостью. Но что-то подсказывает мне, что в этом случае со мной связались бы напрямую, а не втайне через юриста некоего Дома, который еще перед тем должен будет как-то договариваться с графом Керриганом.
- Ну, можно сказать, что на гвардейца, только не императорского. Телохранителем, если быть точным. А с графом Керриганом мы договоримся легко и просто, я же упомянул, что Дом, который я представляю, богаче Дома Керриган.
Я уставился на Сеймура с неприкрытым скептицизмом.
- Что-нибудь не так? – он поднял брови и стал выглядеть наивным простаком.
- Все не так, господин Сеймур. Вы темните.
- Э-э… Почему вы так подумали?
- Были бы вы военным – понимали бы всю абсурдность эстэошника в роли телохранителя. Мы не можем быть таковыми, мы их прямая противоположность. Нас учат уничтожать, а не защищать. Ну вы-то юрист, ладно. Но руководитель службы безопасности Дома не может этого не понимать.
Сеймур расплылся в улыбке еще шире, чем раньше:
- Руководитель СБ Дома волен подбирать сотрудников по своему усмотрению, что он и делает. Это не мешает членам Дома подбирать себе дополнительных телохранителей, руководствуясь своими собственными соображениями. Что, между прочим, для вас хорошо: вам придется защищать охраняемую персону только в случае, если угроза пройдет сквозь СБ Дома. А это весьма маловероятный сценарий. Иными словами, ваши шансы дожить до выслуги становятся… многократно большими, нежели в СТО.
Гладко стелет, трепло. Но я-то чувствую подвох.
- Допустим. Почему именно я? Почему не куча других людей, проверенных и опытных, уже прошедших огонь и воду, а я, только начавший свою карьеру и поучаствовавший лишь в двух ерундовых зачистках?
- Полагаю, все дело в том, что вас показывают по телевидению. Вы – один из самых узнаваемых эстэошников. Вы остроумны и популярны. Телохранитель – это человек, который проводит много времени с охраняемым лицом. Логично, что если вы выбираете себе такого человека – надо выбирать яркую личность и остроумного собеседника. Ведь логично же, правда?
- У вас есть ее фото? – задал я вопрос в лоб.
- Эм-м-м… Нет, - ответил Сеймур. – Мне как-то не пришло в голову, что вы спросите… Простите, как вы догадались?
Я вздохнул.
- Понимаете, господин Сеймур, я нечто подобное предсказывал своим парням в самом начале. Обратная сторона популярности. В общем, ваше предложение мне совершенно неинтересно, но…
Тут у него стало вытягиваться лицо.
- Господин Сеймур, с вами все хорошо?
- Да, спасибо… Я просто ушам своим не сразу поверил.
- Вы не ожидали отказа?
- Не ожидал, - признался он. – Такое предложение – как выигрышный лотерейный билет…
- Видите ли, господин Сеймур, я не только умен. Я еще и амбициозен. Меня не устраивает запороть карьеру, трахая некрасивую дворянскую дочку лишь ради того, чтобы дожить до выслуги.
- Да как вы смеете!!! – задохнулся от возмущения Сеймур. – Она – дворянка, а не абы кто!
- Как я смею озвучивать реальное положение дел? Вот так и смею. Мы же с вами взрослые люди и прекрасно понимаем, что к чему. Если дворянка обращает свой взор на простолюдина, даже популярного – у нее, скорее всего, проблемы с поиском пары в своем кругу. А если я ошибся, и она просто хочет потешить свое эго – мол, глядите, друзья и подружки, какой у меня охранник – ну, тогда все еще хуже. Впрочем, если я не угадал и она сказочная красавица – я подумаю над этим предложением. Если нет – можете вообще не показывать мне фото. Однако я полагаю, что в моем подразделении может найтись кто-то, кому это предложение покажется заманчивым.
Он покачал головой.
- Боюсь, что иные кандидатуры, кроме вашей, не рассматриваются… У меня нет при себе фото, но смею вас заверить, что реальность много лучше того, что вы себе вообразили. Вы попрощаетесь с этой трудной и опасной службой, и…
- Еще раз, мистер Сеймур. Если б я просто хотел дожить до выслуги – пошел бы в Паранормальный Корпус, они погибают очень редко. Я играю ва-банк, и быть мне в итоге либо высоко наверху, либо на глубине двух метров, в яме два на два. Это осознанный выбор, понимаете? Любое предложение, в котором не предусмотрена возможность вознестись из грязи в князи, или хотя бы в рыцари, мне в принципе неинтересно.
Сеймур вздохнул.
- Что ж, я вас понял. Должно быть, вы невероятно уверены в себе, раз ради некоего призрачного шанса так легко отказываетесь от перспективы спокойной жизни в достатке, чтобы не сказать – в роскоши… Ведь вы вполне могли бы, при определенных усилиях, стать членом Дома, и…
- Увы, господин Сеймур, это не перспективы, а их отсутствие. Отсутствие карьеры – это минус. Быть младшим членом чужого Дома – это минус. Жизнь на всем готовом – это, вы не поверите, минус. Зависеть от капризов жены и ее родни – это минус. Внимание, вопрос: а где плюсы?
- Ладно, вы настолько четко и ясно донесли до меня вашу точку зрения, что я ее понял почти как свою. Могу я рассчитывать, что этот разговор останется между нами?
- Только его содержание, господин Сеймур, которое я уже успел забыть. А сам факт разговора, увы, скрыть не получится. Вы незаконно, выдавая себя за другое лицо, проникли на режимный частный объект, потому я с присущей мне добросовестностью прямо сейчас сдам вас службе безопасности Дома Керриган. А что вы скажете им – уже дело исключительно ваше.
Чем это событие закончилось – я так толком и не узнал. Сейбура отпустили только на следующее утро – ну и ладно. В конце концов, мог бы придумать другой способ секретно со мной поговорить, без незаконного проникновения на базу. Антуана ЛаВей никак не показала, что этот небольшой инцидент ее как-то задел.
Дело уже идет к выходным: истекает шестая неделя нашей службы. Гайдрих оказался прав: две зачистки с интервалом в полторы сутки были совпадением, а не системой, и после зачистки на пирсе прошло пять недель тишины, не считая ложных тревог.
Валлендел сообщил нам, что пока прямых результатов нашей службы нет: притока отдыхающих не наблюдается, впрочем, и оттока тоже. Зато наметилось кое-что еще: наши периодические трансляции продолжают удерживать высокий рейтинг. Как итог, рекламные паузы в наших передачах стали стоить намного дороже для рекламодателей, и ЛаВей заставила телеканал поделиться прибылью.
- А я-то думал – орлы мух не ловят, - заметил я по этому поводу.
- Голодные – ловят, - ответил Валлендел. – Это жалкие гроши, исчезающе малые по сравнению с вращающимися в Варне средствами, но если сравнивать с чистой прибылью консорциума, который выживает на грани рентабельности, как может – то все-таки какие-никакие, а деньги. Кстати, мы придумали новый способ подстегнуть рейтинги.
- Какой же? – навострили уши мы.
- Ложные тревоги. Будет поступать информация, что где-то заметили что-то подозрительное, вы будете проводить поисковую операцию. Места мы уже подобрали – одно другого жутче. В том числе старая канализация времен эпохи Возрождения. Вы спускаетесь, прочесываете место – зрители ловят свою порцию напряжения и саспенса.
- С учетом уже звучавших подозрений в постановках идея не очень здравая, - заметил я.
- Смотря как все обставить. Несколько из вас будут «скептиками», которые изначально станут доказывать другим, что тревога ложная, и при этом ругать как свое руководство, которое без причины сует вас во всякие затхлые дыры, так и трусов-гражданских, которым видится кошмар в каждом необычном звуке. Другие будут «реалистами», которые скажут, что ложная тревога или нет, а прочесать надо, и чем быстрее прочешете, тем быстрее выберетесь. Вот так, ругая перестраховщиков и паникеров, вы отведете от нас подозрения в постановке.
- А Шоннагель что?
И тут Валлендел ухмыльнулся даже не волчьей ухмылкой, а скорее акульей:
- А ему мы не скажем.
И мы все начали злорадно ухмыляться.
Вылазка в канализацию удалась как нельзя лучше: мы там пошарили, всласть поругали паникеров за панику на пустом месте и свое руководство – за полное непонимание сути вероятного противника.
- Да ты что, издеваешься?! – фыркнул я в ответ на вопрос Гюнтера. – Одержимые не выносят многослойных мест. Порча в принципе тебя не найдет, если ты, предположим, залезешь на фонарный столб. Для Порчи не существует третьего измерения, она будет кругами бегать вокруг столба, чуя твой запах, но не посмотрит вверх. Ну ладно Порча, она безмозглая. Одержимые – та же песня. Нужно время, чтобы новоиспеченный Одержимый осознал суть трехмерности нашего мира.
- Почему? – спросил Шоннагель. – Ты хочешь сказать, что Хаос – двухмерный?
- Этого никто не знает. Не факт, что там есть хоть что-то вроде измерений. Но из всех задокументированных случаев «ритуала Призыва» нет ни одного, проведенного в многослойной по вертикали среде. Будь то плоская крыша дома, пол на этаже, подвал – в таких местах ритуал провести нельзя. Мы не знаем, почему, даже сами культисты не знают. Мое мнение – это невозможно технически. Вот как на пирсе: провели на нем, потому что ни над ним, ни под ним ничего нет. А, допустим, на улице не получится: под улицей коммуникации идут, телефонные кабельные шахты, трубы и прочее.
- Хм… Если построить город над подземной пустотой…
- …То в нем в принципе нельзя будет провести ритуал. Думаешь, почему столица Сиберии перенесена в новый город, хотя на прежнем месте тысячу лет стояла? А потому, что новая столица отстроена с учетом такого «предохранителя», с «аварийным» подвалом.
Наблюдая краем глаза за Гюнтером, я хорошо видел: ему не по себе. Темно, жутко, мурашки по коже стометровку бегают…
Разумеется, мы прочесали канализацию по всем правилам, ни на секунду не ослабив бдительности, и будь тут что-то на самом деле – мы бы встретились с ним в полной боеготовности и в оптимальном боевом порядке.
- А я думал, тут больше пространства будет, - сказал Юджин, когда мы уже выбирались наверх.
- Да эту канализацию построили четыреста лет назад, когда Варна состояла из трех домов и двух улиц…
Как оказалось позднее, режиссер нашего прямого эфира «подшаманил» со спецэффектами, благодаря которым связь с отрядом два раза «терялась». Еще он наложил затемняющий фильтр на окончательный видеопоток, так что на экраны зрителей попала особо жуткая картинка.
Результат не заставил себя долго ждать: уже к вечеру Валлендел сообщил, что наш рейтинг, слегка застывший на одной отметке, снова пополз вверх.
В выходной мы знатно отгуляли вместе с девочками, отпраздновав таким образом конец шестой недели службы, и завалились спать где-то в три или четыре часа ночи.
А наутро, ни свет ни заря, я был вырван из объятий Морфея, так и не досмотрев сон, в котором Сабрина медленно и чувственно танцевала стриптиз.
- Терновский – подъем, - сказал дежурный сержант, - его светлость будет в брифинг-зале через несколько минут.
Я принялся напяливать форму, а про себя подумал, что надо будет и вправду предложить Сабрине станцевать стриптиз. Дело, судя по всему, не очень сложное.
С одеванием и умыванием я управился быстро. Взглянул на себя в зеркало – вроде, никаких признаков недавней вечеринки.
Когда граф и еще один человек вошли в зал, я уже ждал их там.
- Здравия желаю, ваша светлость, сэр.
- Садись, Александер, - сказал граф, указал на другое кресло своему спутнику и сел сам. – Это – Джейсон. Он работает в службе безопасности одного дружественного нам Дома.
Я нахмурился:
- Мне казалось, я еще господину Сейбуру все сказал.
- Какому Сейбуру? – удивился Джейсон, на его лице появилось выражение подозрительности и он сразу же стал неуловимо напоминать Мэрриота.
- Это другой Дом, - сразу же пояснил Керриган. – Сейбур тут ни при чем.
- Понятно, - сказал я.
- В общем, у нас – в смысле, у меня и у главы этого Дома – возник вопрос о том, насколько опаснее или безопаснее служба здесь по сравнению со службой на Краю.
- Хм… Думаю, будет уместно обсуждать это вместе с Яном Вуковичем. Он единственный из нас, кто служил на Краю.
Через пару минут к нам присоединился Ян.
- Тут обсуждается вопрос о том, насколько на Краю хуже или лучше, чем здесь, - ввел я его в курс дела, когда он сел возле меня.
- В каком смысле? – не понял Ян.
Я пожал плечами с видом «сам не врубился, за что купил, за то продаю».
- Нас интересует, как вы оцениваете ваши шансы дожить до выслуги здесь относительно службы на Краю, - сказал Джейсон.
Ох и неспроста он этот вопрос задает! С другой стороны, если это провокация – то в чем ее смысл?
- Сэр, - сказал я, - у меня все замечательно со слухом и с памятью. Я расслышал этот вопрос, еще когда его задал граф Керриган, и превосходно помню его суть. Повторяя вопрос много раз, вы не добьетесь лучшего понимания его смысла. Мне непонятна подоплека вопроса, а статистических данных у нас нет. Вот если б до нас был другой отряд, прошедший аналогичные условия службы… А пока – все чисто умозрительно. На Краю – одни условия, враги и опасности. Тут – другие условия, враги другие, опасности другие. На Краю – Одержимые и руководимая ими Порча. Здесь – Одержимые, культисты, некроманты и прочие чернокнижники. На Краю Одержимые чрезвычайно матерые и опасные, особенно те, которым много лет, но таких мало. Здесь таких не встретить, тот, которого мы зачистили, был буквально «новорожденным». Но тут есть враги-маги и их пособники. Кто опаснее – большой вопрос. В целом, я бы сказал, что тут меньше шансов для ситуации, когда целое подразделение погибает за двадцать секунд. Но насчет шансов в долговременной десятилетней перспективе… Тут не все так просто и однозначно.
- Хорошо, давайте я немного проясню основной мотив нашей беседы, - сказал Джейсон, – все равно без этого вряд ли обойдется, не сейчас, так позже. В одном дворянском Доме имел место тяжелый конфликт между главой Дома и его сыном. По итогам его последний покинул Дом, отказавшись от всех привилегий наследственного дворянина, и вступил в СТО. Однако вне зависимости от тяжести конфликта он не может перестать быть сыном для своего отца. И теперь глава Дома пытается каким-то образом помочь сыну выжить… например, организовав ему службу в более безопасном месте.
Я пожал плечами:
- Малый, видать, с яйцами. Почему бы отцу самому не арендовать подразделение, в котором служит сын, и не засунуть в самое безопасное место на свете?
- Ответ довольно очевиден: потому что сын будет против.
- А его кто-то спросит?
Джейсон вздохнул:
- Увы, да. Если вы не знали – в стандартном договоре, который подписывали и вы, есть пункт о целевом и нецелевом использовании, который имеет двустороннюю силу. Служба в СТО подразумевает службу в СТО, со всеми вытекающими недостатками и преимуществами оной. Условно говоря, служба на Краю, в самом опасном месте на свете – не только обязанность, но и право.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги