События и люди 1878–1918

VIII Мое отношение к церкви

О моем отношении к церкви много писали и говорили. Еще будучи принцем и учась в Бонне, я имел случай наблюдать вредные последствия так называемой «культурной борьбы» в ее последней стадии. Религиозная пропасть действовала так разъединяюще, что, например, на одной охоте меня прямо бойкотировало рейнско-вестфальское ультрамонтанское высшее дворянство. Уже тогда я в национальных интересах решил действовать в том направлении, чтобы создать modus vivendi, который должен был сделать возможным мирное сожительство обоих вероисповеданий. Культурная борьба как таковая окончилась еще до моего восшествия на престол.

Я всегда терпеливо и заботливо стремился сохранить хорошие отношения с епископатом и с отдельными князьями церкви. Особенно в хороших отношениях я был с кардиналом Коппом, архиепископом Симаром, д-ром Шульте, епископом Бертрамом, епископом Тилем и last not least с архиепископом Фаульгабером и кардиналом фон Гартманом. Все они — люди, высоко возвышающиеся над средним уровнем, краса германского епископата, патриотизм которых по отношению к кайзеру и государству проявился в полной мере во время войны. Именно это последнее обстоятельство свидетельствует о том, что мне удалось снова рассеять туман «культурной борьбы» и, следуя принципу «suum cuique» («каждому свое»), сделать возможным и в подданных католиках вызывать чувство любви к своему государству. Особенно тесно я был всю жизнь связан с епископом Бреславльским кардиналом Коппом. Он всегда лояльно служил мне; мое отношение к нему было преисполнено доверия. Для меня было очень ценно его посредничество между мной и Ватиканом, где он пользовался большим уважением, несмотря на то, что всецело отстаивал при этом германскую точку зрения. Обществу мало известно о дружески доверчивых отношениях, существовавших между папой Львом XIII и мной. Какой-то близкий к папе прелат впоследствии рассказывал мне, что уже при первом моем посещении я завоевал доверие папы абсолютной откровенностью, с которой я подошел к нему и с которой между прочим сказал ему такие вещи, какие обычно от него утаивались.

Приемы у папы были обставлены необычайно пышно. Папская гвардия в блестящих мундирах, служители, камергеры и многочисленные духовные сановники в большом числе — все это отражало в миниатюре подлинную картину мощи римско-католической церкви. Пройдя через дворы, покои и залы, где выстроились все эти люди, я, наконец, очутился в небольшом с одним окном рабочем кабинете папы. Почтенный старик со своей благородной седой головой и тонким лицом с большими умными глазами, которые насквозь пронизывали посетителя, произвел на меня сильное впечатление. Мы обсудили много стоявших на очереди вопросов. Я сердечно радовался тому, что папа с признательностью и благодарностью отметил благоприятное положение католической церкви и ее сторонников в Германии, присоединив к этому свои заверения в том, что и он, со своей стороны, постарается, чтобы немецкие католики не отставали от других немцев в любви к отечеству и преданности ему.

Папа Лев XIII, где только мог, оказывал мне всяческие любезности. Так, например, при одном из моих посещений Рима он отметил мою свиту и моих служителей, удостоив их особой аудиенции. На освящение выстроенного мной портала Мецского кафедрального собора он послал в качестве папского легата епископа Коппа и выказал мне особое внимание, дав знать о назначении в ознаменование этого дня, архиепископа Фишера (из Кельна) кардиналом. К 25-летнему юбилею папы (в 1903 году) я передал мои поздравления Льву XIII через особую миссию, во главе которой находился генерал-адъютант барон фон Лоэ, в продолжение многих лет стоявший близко к папе.

Вскоре после этого за несколько месяцев до смерти папы я нанес ему третий и последний по счету визит. Несмотря на свою сильную слабость, 93-летний старик пошел ко мне навстречу, протягивая обе руки. По поводу этого визита, отличавшегося большой сердечностью с обеих сторон, я тогда же сделал себе заметки, недавно снова попавшие мне в руки.

Папа между прочим сказал мне тогда, что он вполне признает и одобряет принципы, которыми я руководствуюсь в управлении страной. Он с интересом следит, прибавил он, за моим правлением и с радостью убедился в том, что я построил свое царствование на твердой христианской основе. Мое управление зиждется на таких высоких религиозных принципах, что он не может сделать ничего иного, как призвать благословение неба на меня, на династию и на германское государство, посылая свое апостольское благословение. Крайне интересными показались мне при этом слова папы о том, что Германия должна стать мечом католической церкви. Я возразил, что Священной Римской империи немецкой нации уже больше не существует и что условия изменились. Но он остался при своем. Папа далее заявил, что должен снова высказать мне горячую благодарность за то, что я неустанно пекусь также и о благе моих католических подданных. Он-де так много слыхал об этом с разных сторон, что считает необходимым сказать мне лично, как благодарны мне за это попечение и он, и германские католики. Он может меня заверить, что мои католические подданные и в хорошие, и в плохие минуты всегда останутся всецело преданными мне. «Они останутся абсолютно и непоколебимо верными», — буквально сказал папа.

Я был сердечно рад этому признанию, исходившему из уст такого авторитетного лица, и заметил, что считаю долгом христианского государя заботиться по мере сил о своих подданных без различия вероисповеданий. Я могу заверить, сказал я, что в мое царствование каждый может беспрепятственно исповедовать свою религию и исполнять свои обязанности по отношению к своему церковному главе. Это мой жизненный принцип, от которого я никогда не отступлю.

Поскольку я с самого начала доказал своим католическим подданным, что не намерен посягать на их свободу вероисповедания, в стране вскоре создалось более спокойное настроение, и дурные последствия «культурной борьбы» постепенно исчезали. Однако я не скрывал от себя, что, несмотря на всю вежливость и предупредительность по отношению ко мне, князья церкви, за исключением кардинала Коппа, все же видели во мне еретика. И я должен был считаться с тем, что на католическом юге и западе страны это отношение ко мне никогда не изменится полностью. Мне неоднократно с признательностью говорили о том, что католикам в мое царствование жилось так хорошо, как только они сами могли бы себе пожелать. Однако поведение церкви в вопросах о смешанных браках, как и поведение католического центра в области политики, указывали на то, что под спокойной поверхностью продолжали проявляться тенденции к борьбе с «еретиками».

Тем интенсивнее занимала меня мысль о тесном объединении протестантских церквей сначала в Пруссии, затем в Германии и, наконец, во всей Европе. Чтобы найти путь к этому объединению, я поддерживал очень оживленные сношения с верховным церковным советом, генерал-суперинтендантами и т. д. Эйзенахскую конференцию я горячо приветствовал, с интересом следил за ее ходом. На освящении церкви в Иерусалиме, на котором я собрал всех генерал-суперинтендантов, я имел возможность также приветствовать прибывшие туда депутации из Швеции, Норвегии и т. д. На освящении Берлинского собора наряду с многими другими депутациями была представлена и англиканская церковь в лице епископа Рипонского Бойда Карпентера — духовника английской королевы Виктории, известного писателя и проповедника. В каждом отдельном случае я стремился к примирению, сближению и объединению. Однако это не дало никаких положительных результатов. Хотя в Пруссии уния показала себя с наилучшей стороны, в других частях отечества лютеране и реформисты были чужды друг другу. Иные влиятельные особы держались крепко за свои права по отношению к своим церквам и были поэтому не расположены к более тесному объединению церквей всей страны. Таким образом, несмотря на мои старания, германская протестантская церковь долго не могла прийти к объединению и к общему противодействию враждебным ей силам. Только тяжелое положение, в которое церковь попала после политического переворота, привело к церковному объединению. В 1922 году в день Вознесения в дворцовой церкви в Виттенберге, к великой моей радости, произошло торжество в честь основания «Германского евангелического церковного союза».

В первое время своей военной службы в Потсдаме я сильно ощущал дефекты проповедей, часто обсуждавших лишь сухую догматику и отодвигавших на второй план фигуру Христа. В Бонне я познакомился в дальнейшем с Д. Дриандером, который произвел на меня глубокое впечатление, сохранившееся на всю мою жизнь. Его проповедь была свободна от догматизма, личность Христа стояла у него в центре внимания, и «практическое христианство» выдвигалось им на первый план.

Впоследствии я вызвал Дриандера в Берлин и вскоре назначил проповедником в соборе и в моей дворцовой церкви. С тех пор он духовно близкий мне человек, в течение многих лет был моим преданным спутником, духовно поддерживая меня до самого 9 ноября. Мы часто обсуждали между собой церковные дела и подробно беседовали о задачах и будущем протестантской церкви. Гуманные и в то же время полные силы, ясные и проникнутые истинно евангельским духом взгляды Дриандера делали его опорой и красой своей церкви и преданным, искренно привязанным к своему кайзеру соратником его в деле укрепления и преуспеяния церкви. После 9 ноября Дриандер тоже стал подвергаться преследованиям, которые он спокойно переносил. Надежда, вера и упование его короля идут вместе с ним и с евангелической церковью. Церковь должна снова внутренне выпрямить раздавленный народ своим старым догматом: «Наш Бог — наша мощная крепость».

Я хотел бы упомянуть о влиянии переведенного на немецкий язык по моей инициативе сочинения английского миссионера Бернарда Лукаса «Conversations with Christ». Должен также отметить то значение, которое имели для меня проповеди пастора Шреллера (Иерусалим) и сборники молитв «Der alte Gott lebt noch» и «Aus tiefer Not» консисторского советника Конрада. Эти сочинения своим живым изложением, захватывающим и пленяющим слушателя и читателя, доставили императрице и мне возможность много раз переживать большой подъем и просветление. Своему прекрасному воспитателю профессору Гинцпетеру, вестфальскому кальвинисту, я обязан тем, что мог относиться к религиозным и церковным вопросам с полной объективностью — sine ira et studio (без гнева и пристрастия). Он воспитал своего воспитанника на Библии, оставив в стороне все догматически полемические вопросы. Поэтому полемика в религии осталась мне чужда, и такие понятия, как самодовлеющая «ортодоксальность», отталкивают меня.

Мою собственную точку зрения на религию я в свое время изложил в письме, ставшем уже тогда известным обществу и адресованном моему другу Голльману (частично оно приводится в конце этой главы).

В 1898 году я порадовал моих католических подданных, подарив по случаю моего пребывания в Иерусалиме тамошним немецким католикам приобретенный мной у султана участок земли «Dormition». Почтенный и преданный мне патер Шмидт, представитель католического ферейна в Иерусалиме, на этом месте на торжественном празднике в честь передачи этого земельного участка в сердечных словах принес мне благодарность от имени немецких католиков. Когда я говорил с ним о предстоящей застройке и заселении нового немецкого поселения, опытный старый знаток Иерусалима посоветовал мне не передавать его в руки ни одного из тамошних монашеских орденов, ибо все они в большей или меньшей степени замешаны в интриги и борьбу за «loci Sacri» (святые места).

После моего возвращения домой ко мне явилась депутация от немецких мальтийских рыцарей во главе с графом Прашмой, чтобы со своей стороны тоже принести мне благодарность.

Вскоре мне был представлен на рассмотрение составленный одним очень талантливым кельнским архитектором чертеж церкви в «Dormition», искусно разработанный в стиле страны. По окончании постройки этой церкви я решил передать «Dormition» в руки бейронских бенедиктинцев. В 1906 году они переселились в построенный вместе с новой церковью монастырь св. Марии.

С бенедиктинцами бейронской конгрегации, с настоятелем которой Вольтером я познакомился в Сигмарингене, я в течение долгих лет поддерживал близкие отношения. Орден этот в средние века всегда был в хороших отношениях с германскими императорами, и ни один из них не упускал случая при поездках в Рим посетить и живописное Монте-Кассино. Когда бенедиктинцы попросили дать им возможность поселиться на Рейне, я позаботился о том, чтобы ордену был передан великолепный пустовавший тогда романский монастырь «Мария Лаах». Орден, имевший среди своих монахов тонких художников и между ними патера Дезидериуса, привел в цветущее состояние запущенный и полуразрушенный монастырь, украсив его прекрасной внутренней живописью. Я часто посещал его, радуясь тому, что он все в большей степени отстраивается, и наслаждаясь общением с умными аббатами и простым сердечным приемом со стороны верных братьев.

В лице настоятеля монастыря Монте-Кассино монсеньера Круга я познакомился с человеком необыкновенной духовной одаренности и всестороннего образования, много разъезжавшим по свету. Он умел так же бегло изъясняться по-итальянски, по-английски и по-французски, как и на своем родном немецком языке.

В приветствии, обращенном к итальянскому королю Виктору Эммануилу и ко мне при посещении нами монастыря, он между прочим упомянул, что почти все германские императоры, а до них лонгобардские короли посетили Монте-Кассино. Он передал мне великолепную коллекцию копий хранившихся в библиотеке ордена грамот Фридриха II. В ответ на этот подарок я в свою очередь подарил ордену произведения Фридриха Великого. В окрестностях монастырей ордена процветает землепашество, причем монахи знакомят неповоротливых земледельцев со всеми нововведениями и усовершенствованиями в этой области. В сельских и городских общинах с любовью культивировались церковное пение и игра на органе, которые братья ордена довели до степени высокого искусства. В ордене процветает также и ювелирное искусство, и художественная вышивка у бенедиктинок. Labarum (штандарт) императора Константина Великого, рисунок которого был реставрирован монсеньером Вильпертом, я приказал изготовить в натуральную величину. Один экземпляр я подарил папе, другой — моей дворцовой капелле в Берлине. В революционные дни штандарт был украден из капеллы чернью. Все металлические части штандарта были превосходно выполнены братьями, а вышивка — сестрами ордена. В 1917 году я посетил сестер в их монастыре св. Гильдегардис выше Рюдесгейма.

Поводом для моего письма адмиралу Голльману послужило возбуждение, вызванное докладом профессора Делича на тему «Вавилон и Библия», прочитанным им в «Немецком обществе изучения Востока», членом правления которого был и Голльман. Перепечатывая ниже это письмо, я пропускаю первую часть его, детально трактующую выводы профессора Делича в связи с его докладом.