Кавказская война

Начало

В 1783 г. Россия и Турция заключили мирный договор, по которому граница между ними прошла по реке Кубань. Вдоль нее создали Кавказскую кордонную линию – поселения Черноморского казачьего войска. Как таковой границы, в современном понимании, не было. Это больше походило на «контактную зону». Она скорее не разъединяла, а соединяла различные цивилизации.

Началась мирная торговля. Она естественным путем сближала местное население и казаков. Адыги часто пользовались медицинской помощью русских врачей. Госпитализировались в военных и гражданских лазаретах. В 1840-е гг. по просьбе горцев во многих аулах провели прививки против оспы.

Турецкое правительство беспокоило сближение русских с черкесами. К горцам отправили эмиссаров. Они разжигали вражду и призывали к набегам на русские поселения. Пытались сплотить адыгские племена и призывали их выступить против России. Но турки не достигли цели. Большинство горцев были равнодушны к политическим распрям и не собирались воевать с русскими.

Российскому правительству представили несколько проектов мирного покорения кавказских народов путем вовлечения их в торговлю. Считалось, что горцы нападают на русские кордоны потому, что не имеют возможности продавать продукты своего производства, охоты, мед, собранные фрукты и орехи. Для развития торговли привлекли иностранных коммерсантов.

В конце концов в 1817 г. приняли проект генуэзца Скасси. Он собирался убедить горцев заниматься производством товаров и торговать ими вместо рабов. И главное, внушить мысль о превосходстве России.

Горцы начали «входить во вкус» мирной торговли с русскими, что оказалось выгоднее опасных набегов, и даже сбыта рабов в Турцию. Но спекулятивные операции Скасси свели на нет начавшуюся мирную колонизацию. Генуэзца отдали под суд за хищения. И царское правительство перешло к насильственным мерам покорения западнокавказских народов.

В 1816 г. фактическим наместником Кавказа назначили генерала А.П. Ермолова. Он решил, что справиться «дипломатическим путем» с нападениями горцев, похищением ими русских офицеров ради получения выкупа и с угоном гражданского населения для продажи в рабство нельзя. Ермолов считал, что там, где кончается власть Христа и русского императора и начинается власть Аллаха и местных правителей, нормы европейского международного права не действуют. И перешел к активным действиям.

Он начал военно-экономическую блокаду Северного Кавказа. Ермолов приказал жестоко наказывать черкесов, которые участвуют в набегах, тех, кто их покрывает и не борется с ними. Выселял мирных горцев с плодородных равнин. Прорубал сквозь леса просеки, чтобы войска свободно перемещались. Продвигал пограничную линию в глубь черкесских земель.

Именно перенесение границы от станицы Червленой к подножиям гор к реке Сунже, основание там крепости Грозной и разрешение преследовать горцев за реку Кубань считаются началом почти полувековой Кавказской войны.

Русско-турецкая война 1828–1829 гг. закончилась заключением Адрианопольского мирного договора. Турция уступила России устье Дуная и восточную часть Черноморского побережья от устья реки Кубань до укрепления Святого Николая.

Началось планомерное завоевание Западного Кавказа. Николай II дал указание генералу И.Ф. Паскевичу – главнокомандующему на Кавказе – «усмирить навсегда горские народы или истребить непокорных».

И.Ф. Паскевич разработал план – установить сухопутное сообщение по Черноморскому побережью Кавказа. И начал его выполнять. Но черкесы восприняли продвижение русских войск как угрозу их независимости. В итоге сухопутный путь из Приазовья в Грузию стал еще одной ареной борьбы России и горцев.

От устья Кубани до Абхазии на протяжении 500 км под прикрытием пушек Черноморского флота и высаживаемых десантов была создана Черноморская береговая линия. Построено 17 фортов и укреплений.

Их гарнизоны были в постоянной осаде. Даже походы за дровами превращались в маленькие военные экспедиции. Очень тяжелые природные условия и малярия делали жизнь в форте невыносимой. В те времена Черноморское побережье считалось гиблым местом. Сюда ссылали государственных преступников. Офицерам, служившим здесь, выплачивали двойное жалование.

Основные этапы Кавказской войны

1817–1819 гг. Период активной партизанской борьбы горцев. Они устраивают засады против экспедиций царских войск. Нападают на крепости.

1819–1824 гг. Происходит объединение горских правителей против царских войск. Начались организованные боевые действия с обеих сторон.

1824–1828 гг. Среди горцев широко распространился мюридизм. Это религиозное течение стало для них основой в национально-освободительной борьбе.

1828–1833 гг. Возникло горское мусульманское государство – имамат.

1834–1859 гг. Во главе мусульманского государства становится имам Шамиль.

1859–1864 гг. Сопротивление горцев было подавлено царскими войсками.

Во время Русско-турецкой войны дозорную службу вдоль Черноморской береговой линии нес бриг «Меркурий». Он стал вторым русским кораблем после «Азова», получившим почетное право носить георгиевский кормовой флаг и георгиевский вымпел на грот-мачте.

13 мая 1829 г. корабли «Меркурий», «Орфей» и фрегат «Штандарт» вышли в крейсерское плавание к Босфору. На рассвете они заметили 18 турецких судов. Два из них пустились за ними в погоню. «Орфею» и «Штандарту» удалось уйти. «Меркурий» отстал. Турецкие линейные корабли – 110 пушечный «Селимие» и 74 пушечный «Реал-бей» – открыли по нему огонь. Завязался неравный бой.

Команда брига решила не сдаваться. Рядом с крюйт-камерой положили заряженный пистолет. Последний, кто останется в живых, должен был выстрелом в запасы пороха взорвать бриг. «Меркурием» командовал Александр Иванович Казарский. Маленький «Меркурий» одержал победу в 4-часовом бою, имея 22 пробоины и около 300 других повреждений. 4 члена команды погибли, 8 были ранены.

Штурман турецкого «Реал-бея» писал: «…Дело неслыханное и невероятное, мы не могли принудить его сдаться. Он сражался, отступая и маневрируя со всем военным искусством так, что мы, стыдно признаться, прекратили сражение. Между тем как он, торжествуя, продолжал свой путь. Без сомнения, он лишился почти половины своего экипажа, потому что некоторое время находился от нас на пистолетный выстрел и ежеминутно более и более повреждался. Если в великих деяниях древних и наших времен, находятся опыты храбрости, то сей последний затмит все прочие, и свидетельство о нем заслуживает быть начертанным золотыми буквами в храме Славы. Капитан сей был Казарский. Имя брига – „Меркурий”».

После этого боя и появился на «Меркурии» георгиевский кормовой флаг и георгиевский вымпел на грот-мачте. Специальным указом предписывалось всегда иметь в русском флоте корабль с названием «Память Меркурия». Всех офицеров брига повысили в чинах. Им дали ордена, двойное пожизненное жалование и пожизненный пенсион. Матросам – знаки отличия военного ордена. По указанию царя внесли изображение пистолета в дворянские гербы офицеров «Меркурия». В память о подвиге брига отчеканили специальную памятную медаль. Казарского произвели в чин капитана 2-го ранга, наградили орденом Святого Георгия 4-й степени и зачислили в царскую свиту флигель-адъютантом.

В июне 1833 г. капитан 1-го ранга Казарский скончался. Похоронен в Николаеве. На средства моряков Черноморского и Балтийского флотов ему установили памятник в Севастополе в 1839 г. по проекту архитектора А.П. Брюллова. На нем надпись: «Казарскому. Потомству в пример». Памятник до сих пор стоит на Матросском бульваре.

Форт Святого духа

В начале XIX в. Адлеровская низменность называлась «долина Лиешь». Со стороны моря перед ней был густой лес. На прилегающих возвышенностях находилось несколько горских аулов. Современный мыс Видный тогда черкесы называли мыс Зенги. Греки из Милета, основавшие здесь факторию, именовали его мыс Геркулес. По преданиям, на нем находился храм Геркулеса.

В долине Лиешь жили садзы-джигеты. Они сеяли хлеб, занимались скотоводством, держали табуны лошадей и славились своей зажиточностью.

Русский разведчик поручик Генерального штаба Ф.Ф. Торнау исследовал эти места, так как считал их важным стратегическим пунктом побережья. Он собрал важные данные о дорогах и тропах, о составе и численности населения и об оборонительных сооружениях.

Предвидя высадку десанта русских войск, горцы соорудили на берегу моря завалы на протяжении двух с половиной километров. Один из них защищал многовековой священный дуб «Лиаш-ныхя».

Торнау советовал высадить десант прямо напротив этого завала, так как за мысом была открытая местность. И затем держаться как можно дальше от леса. Он заметил, что горцы дерутся упорно только там, где обеспечено их отступление.

Федор Федорович Торнау

Федор Федорович Торнау (Торнов) – знаменитый русский разведчик времен Кавказской войны. Он родился в Полоцке в 1810 г. Его дед был екатерининским генералом. А отец прославился в Бородинском сражении и стал прототипом героя-артиллериста Тушина в романе Л.Н. Толстого «Война и мир». Сам же разведчик – прообразом главного героя другого романа писателя – «Кавказский пленник».

Торнау с отличием окончил Царскосельский лицей и поступил на военную службу. Получил звание прапорщика. Воевал на Балканах, в Польше. За взятие Варшавы ему дали чин подпоручика и серебряную медаль. После сильной контузии перевели в Петербург, а оттуда – на Кавказ. Здесь его командиром стал бывший лицеист, сокурсник Пушкина – В.Д. Вольховский.

В 1834–1835 гг. перед отдельным Кавказским корпусом поставили задачу создать береговую Черноморскую линию. Войска должны были занять побережье от Анапы до Гагр и построить несколько военных укреплений. Но русское командование ничего не знало о тех местах – о тропах и перевалах, об экономике и местах проживания населения, о названии и количестве племен. Было только известно, что там успешно действовали английский разведчик Джон Белл и турецкие эмиссары. Они обеспечивали горцев порохом и оружием, вели активную агитацию против России.

Вольховский предложил прапорщику Федору Торнову разведать эту территорию, и тот согласился. Была продумана легенда. В те времена в горах Черноморья славился некий князь-абрек Тембулат Карамурзин. Около 15 лет он в одиночку воевал против России, мстил за отнятые у него земли и семью, сосланную в Астраханскую губернию. Вольховский предложил ему в обмен на отнятые у него богатства провести русского разведчика вдоль побережья. На переговоры с князем генерал пришел лично, один и без оружия. Карамурзин был поражен доверием и согласился быть проводником Федора Торнау.

Торнау обрил голову, отпустил бороду, переоделся в черкеску и стал выдавать себя за чеченского абрека, полагая, что навряд ли на Западном Кавказе найдется человек, говорящий по-чеченски. Свое путешествие к реке Саша или Сатчи-Пста, как ее называли горцы, Торнау описал в своей книге «Записки кавказского офицера».

Кавказский хребет они перешли в районе селения Ахчипсоу – недалеко от современной Красной Поляны – и оттуда отправились в селение Чужчуа, что находилось на реке Мце (Мацеста). Торнов обратил внимание, что повсюду были завалы из могучих дубов, – горцы готовились к войне. Разведчик фиксировал все оборонительные укрепления черкесов, дороги, броды через реки. Потом эти данные пригодились при высадке десантов.

Торнау начал вызывать подозрение у некоторых влиятельных горцев. Из осторожности он менял цвет лошадей и черкески, никогда не говорил заранее, когда и куда он намерен ехать, никогда не возвращался прежней дорогой.

Осенью 1836 г. генерал Г.Х. Засс приказом отстранил Карамурзина и навязал Торнау в помощники трех беглых абреков, которым обещал хорошее вознаграждение, если они проведут русского офицера через Главный Кавказский хребет к берегу Черного моря. Один из них – Асланбек Тамбиев – арестовал Торнау и потребовал за него большой выкуп.

Пленника усиленно караулили. Торнау держали в глухом черкесском ауле. В своих воспоминаниях он писал: «К чести горцев могу сказать, что, кроме Тамбиева, подвергавшего меня из жадности к деньгам действительно трудно переносимым мучениям, надеясь этим способом добиться своей цели, все они, не исключая убыхов и шапсугов, нарочно приезжавших, чтобы видеть меня, обращались со мной не только вежливо, но даже старались оказывать услуги».

От командующего войсками на Кавказской линии генерала А.А. Вельяминова в аул прибыл российский офицер Шан-Гирей-Абат. Он предложил Тамбиеву выдать Торнау добровольно, а самому явиться с повинной к Николаю I, приезд которого на Кавказ ожидался в то время. Конечно, абрек отказался.

Абат передал Торнау записку от Вельяминова: «Не имея возможности освободить Вас другим способом, разрешаю Вам самому назначить за себя выкуп и переговорить об этом деле с захватившими Вас людьми через посланного мною офицера». Торнау на обороте ответил генералу: «Выкуп считаю невозможным. Чем более будут предлагать, тем более будут требовать. Человек в цепях не может назначить, чего он стоит, поэтому отказываюсь от предоставленного мне права… При совершенно потерянном здоровье ничего не стою, потому что ни к чему более не годен».

Вскоре Николай I согласился на выкуп, но Табиев запросил «столько золота, сколько в пленнике окажется веса». Царь не принял эти требования и поручил барону Розену «принять всевозможные меры к освобождению Торнау из плена». Разведчику оставалось надеяться только на побег.

Два года жил Торнау в черкесском плену. Он привлек внимание дочери горского князя, 15-летней красавицы Асалан Коз. Они полюбили друг друга. Пять раз готовила она его побеги из плена. Его ловили, снова заковывали в цепи, и снова красавица помогала русскому офицеру. Шестой побег она организовала совместно с прибывшим на Кавказ Карамурзиным. И этот побег был удачен.

После возвращения из плена Торнау участвовал в боевых действиях Кавказской и Крымской войн. После окончания последней он был назначен военным атташе в Вене, получил генеральский чин. Ф. Торнау написал несколько книг о Кавказе, об обычаях и нравах горцев, об их культуре. Умер Федор Федорович Торнау в австрийском городке Эдлиц в 1890 г.

6 июня 1837 г. эскадра русских кораблей под командованием контр-адмирала Эсмонта прибыла к Адлеровскому мысу. Фрегаты «Штандарт», «Агатополь», «Анна», «Архипелаг», корвет «Ифигения», бриги «Поллукс» и «Аякс», шхуны «Гонец» и «Вестовой» выстроились вдоль берега в боевую линию протяженностью около 3,5 км. Десантные войска насчитывали 4 тыс. человек.

Сам Торнау в это время находился в плену у черкесов и не мог участвовать в операции. По непонятным причинам его рекомендации не были выполнены.

Сначала отправили шлюпку с отрядом разведчиков. Они должны были обследовать берег и выбрать место для высадки десанта. Горцы открыли по ним сильный ружейный огонь. Поэтому солдаты ограничились осмотром берега с дальней дистанции.

Затем с кораблей открыли огонь. Предполагалось, что он отвлечет от настоящего места высадки или разделит силы. Канонада разрушила завалы и окопы и заставила черкесов отступить в лес. Десант, устремившись за ними, встретил там численно его превосходившего врага. В этом сражении русские войска победили, но ценой очень больших жертв. Среди погибших был известный русский писатель декабрист А.А. Бестужев-Марлинский. Он находился в составе Грузинского полка.

18 июня 1837 г. начали строительство укрепления. Его возвели на правом берегу Мзымты в 100 м от моря. Сначала оно получило название «Святого Духа», потом его переименовали в Константиновское в честь великого князя Константина.

Диаметр крепостного двора был 100 м. Форт имел 5 бастионов. На каждом из них установили по 3 крепостных орудия. Все пространство, окружавшее крепость, ими хорошо простреливалось.

Вокруг поста вырубили лес. Ночью форт охраняли специально тренированные сторожевые собаки. Поэтому горцы не могли подступить незаметно. У гарнизона был небольшой огородик, на котором солдаты выращивали овощи. Там же росли персиковые деревья. Они без всякого ухода давали плоды.

Форт Святого Духа был практически неприступным и сильнейшим на Черноморском побережье Кавказа. Несмотря на постоянные нападения черкесов, он ни разу не был взят. После Кавказской войны в крепости находились склады русских войск.

Во время Крымской войны (1854) укрепление взорвали. Гарнизон эвакуировали в Новороссийск.

Русские войска появились вновь в 1864 г. И с этого времени до 1874 г. на месте развалин бывшей крепости Святого Духа располагался военный пост «Адлер». Службу в нем несли командированные с Кубани казаки.

Сейчас в Адлере на этом месте разбит сквер. В нем установлен памятник А.А. Бестужеву-Марлинскому.

А. Бестужев-Марлинский. Акварель неизвестного художника. 1820-е гг.
Друзья Пушкина на Кавказе

Александр Бестужев-Марлинский родился в Петербурге, в семье педагога, литератора и издателя «Санкт-Петербургского журнала» А.Ф. Бестужева. В десять лет он был отдан в горный корпус. Затем поступил юнкером в лейб-драгунский полк. Произведен в офицеры в 1817 г.

Полк Бестужева стоял в Петергофе, в одном из дворцов, Марли, – отсюда его литературный псевдоним Марлинский. В это время будущий писатель жил беззаботной жизнью гвардейского офицера. Танцевал на балах, разбивал сердца красавиц, стрелялся из-за пустяков. Много читал и по разным отраслям знания – по истории, философии, химии, статистике, механике. Успешно продвигался по службе. Занимался литературой. Быстро завоевал признание как литературный критик и беллетрист. Сошелся со многими писателями. Издавал с Рылеевым альманах «Полярная звезда», где помещал свои критические статьи.

Познакомился с Пушкиным, отправив ему письмо с приглашением о сотрудничестве с альманахом «Полярная звезда». Александр Сергеевич ответил любезным письмом, но с обращением «Милостивый государь». Хотя в следующий раз он уже писал: «Милый Бестужев, позволь мне первому перешагнуть через приличия и поблагодарить тебя…» Между ними завязалась оживленная переписка. Пушкин обращался к нему: «Ни с кем мне не хочется спорить, как с тобой или Вяземским. Вы одни можете разгорячить меня».

Через Рылеева Бестужев вступил в Тайное общество. Он разделял общие оппозиционные настроения, но, по существу, политикой интересовался мало. К делам общества относился беззаботно, не знал того, что должен был знать. 14 декабря 1925 г. он оказался одним из немногих заговорщиков, безупречно сделавших свое дело. Ему поручили поднять лейб-гвардии Московский полк. Ранним утром Бестужев со своим братом Михаилом выехали в казармы полка. Он выступил перед солдатами. Бестужеву удалось зажечь и увлечь за собой солдат. Они двинулись по Гороховой улице к Сенату. Пришли на площадь. Руководители заговора не являлись. Никто не знал, что делать. Бестужев понял, что они проиграли. Ударила картечь. Солдаты побежали…

Бестужев перешел по льду через Неву, всю ночь и утро скитался по городу, потом оделся в парадную форму, явился во дворец и дал себя арестовать. Его сослали на поселение в Якутск. Во время войны с Турцией он подал прошение, и его перевели в действующую армию. Царь наложил резолюцию: «Определить рядовым в полки кавказского корпуса, с тем, чтобы и за отличие не представлять к повышению, но доносить только, какое именно отличие им сделано». На Кавказе Бестужев отличился отчаянной храбростью. Солдаты присудили ему присланный в их батальон Георгиевский крест, но начальство этого выбора не утвердило. Боевые стычки были редки. Изо дня в день тянулась тяжелая и скучная гарнизонная служба. Бестужев писал: «По сущности, бытие мое Бог знает, что такое – смертью назвать грешно, а жизнью совестно».

С 1830 по 1834 г. проходил службу в Дагестане, в Дербенте. Устанавливал дружеские отношения с местным населением. Интересовался их культурой, нравами, обычаями. Изучал их языки. Здесь он пишет свои известные повести «Аммалат-бек», «Мулла Нур», «Кавказская стена», «Рассказ офицера, побывавшего в плену у горцев» и др. «Дайте Кавказу мир и не ищите рая земного на Ефрате. Он здесь!» – так говорил Бестужев о Кавказе.

Вскоре Бестужев покидает Дербент. Гарнизонная жизнь сменилась непрерывными походами и стоянками на бивуаках. Геленджик, Кутаиси, Гагры… Схватки с горцами, холод, зной, сырость, приходилось по несколько дней ходить в мокрой одежде, спать в землянках, где вода – по колено, питаться гнилой солониной. Бестужева мучили приступы малярии. Он писал: «Меня так высушила лихорадка, что можно вставить в фонарь вместо стекла».

Наконец его производят в прапорщики. Он мечтает о выходе в отставку, о занятиях литературой. В декабре 1836 г. Бестужев написал прошение о переводе «в какой-нибудь полк, в рядах которого можно положить голову с честью». Его прикомандировывают к Грузинскому гренадерскому полку, ведшему бои с западно-кавказскими горцами.

В июне 1837 г. Бестужев участвовал в высадке десанта у форта Адлер. Он плыл на корабле «Анна», на котором располагался штаб отряда. Перед боем писатель написал завещание и попрощался с матерью, родными и друзьями.

Он командовал стрелковым взводом 2 й гренадерской роты Грузинского полка. Вместе со своими стрелками высадился на берег с одной из шлюпок первого десанта. По рассказам очевидцев, Бестужев сам вызвался занять опушку прибрежного леса. Вольховский отговаривал его, но писатель настоял на своем. Он с двумя солдатами наткнулся на группу горцев и был ранен двумя пулями в голову и ногу. Не успели солдаты подхватить его на руки, как подоспевшие горцы шашками изрубили всех троих.

Тела Бестужева не нашли. Через несколько дней в бою за один из аулов был убит мулла. У него были перстень и пистолет Бестужева.

Предположили, что Бестужев попал в плен. К горцам послали майора русской службы Гассана-Бея (черкеса по происхождению) с заданием выяснить все о писателе. Тот узнал о его смерти. Вот что он рассказал: «Знаете, кого вы убили? – спросил я абадзеков. – Вы изрубили человека, который писал книги о вас и искренне восхищался вашим мужеством…

Горцы единодушно сожалели об этом».

Но все равно после 1837 г. по стране долго ходили странные рассказы. Говорили, что Бестужев-Марлинский перешел в мусульманство, и Шамиль есть не кто иной, как автор «Аммалат-бека».

Лермонтов, как и его современники, увлекался повестью Бестужева-Марлинского «Аммалат-бек». Он даже сделал к ней иллюстрации. Ходили слухи, что ее написали в тюрьме, на табачных обертках жестяным обломком, толченым углем вместо чернил. Из поэмы Лермонтову запомнилась строка: «Белеет парус одинокий». Она поразила его своей лиричностью и простотой. Из нее родилось новое стихотворение Лермонтова.

Форт Александрия

Для высадки десанта выбрали левый берег в устье реки Сочи (тогда она впадала в море около морского вокзала). Долина реки имела благоприятный рельеф. И была одним из наиболее населенных и экономически развитых районов побережья. Ее жители оживленно торговали с Турцией. Здесь же находились родовые аулы двух главных предводителей горцев – Хаджи-Берзека (он возглавлял горных убыхов) и Аубла Али-Ахмета (имел влияние на приморские убыхо-абазинские общества). Считалось, что если русские войска построят на их землях сильное военное укрепление, они смогут покорить горцев, развивая с ними торговые отношения.

Ранним утром 13 апреля русская эскадра встала на якорь против устья реки Сочи. Корабли выстроились в боевой порядок в полукилометре от берега. И сразу же началась посадка первой части десанта на гребные суда.

Десантным отрядом командовал генерал-майор Симборский. Чтобы дезориентировать горцев насчет места высадки десанта, он совершил разведочное плавание севернее устья реки Сочи, делая остановки в устьях рек (Псахе (Мамайка), Буу (Вардане), Шахе и др.). И вынудил черкесов готовиться к обороне всего этого 30-километрового участка побережья. Горцы усеяли весь берег завалами и заняли все удобные для обороны позиции. Здесь собралось все население, способное держать оружие. Из всех прибрежных аулов, на которые могло быть совершено нападение, убыхи вывезли всех женщин, детей и стариков. Черкесы считали свои горы неприступными и труднопроходимыми. Они боялись не ввода русских войск, а возведения на берегу военных укреплений, которые отрежут их от Турции.

Артиллерийский огонь, открытый с морских орудий, разрушил большинство завалов, сооруженных убыхами на месте предстоящей высадки. Находившиеся за ними горцы отступили в глубь долины реки Сочи.

Высадилась первая часть десанта – 1600 человек. Они с ходу устремились на высоту, где сейчас находятся маяк и церковь.

На ближайшей горе (сейчас – гора Батарейка) располагалось родовое кладбище и священная роща князя Аубла Али-Ахмета. Тут же на старом священном дубе висел огромный жертвенный крест. Али-Ахмет приказал до последнего защищать это «святое место». Поэтому здесь десантные войска встретили наиболее яростное сопротивление. К убыхам подходили новые подкрепления из окрестных аулов. Они заставили русских солдат отступить с занятой ими маячной горы и отойти к устью реки Сочи.

И все-таки вскоре наступление горцев было остановлено. Все последующие атаки убыхов во всех направлениях были отбиты. Войска расположились лагерем на занятой территории. Они поставили сторожевые посты со стороны реки Сочи, подножия горы Батарейка и Турецкого оврага.

Боевые действия в этот день длились три часа. Русские войска потеряли: убитыми – одного офицера и 30 рядовых, ранеными – 5 офицеров и 172 рядовых. Всех погибших похоронили в братской могиле на левом берегу реки Сочи (треугольник между Курортным проспектом, началом ул. Горького и гостиницей «Москва»). Тяжелораненных солдат и офицеров отправили на корабле «Иоанн Златоуст» в госпиталь. Потери горцев были значительно больше.

В последующие дни солдаты расчищали от леса, колючек и лиан занятую территорию и прилегающие к ней участки. Команды рубщиков начали заготовку материалов для строительства крепости.

23 апреля торжественно заложили крепость и приступили к ее постройке, назвав ее «Александрия», т. к. этот день был днем рождения императрицы Александры. Через год форт переименовали в укрепление Навагинское в честь одноименного полка (хотя он не участвовал в высадке десанта в устье реки Сочи).

После закладки крепости нападения убыхов продолжались. Горцы сражались ожесточенно и очень смело. Даже если их было несколько человек, они кидались в середину русской пехоты и погибали.

К концу июля 1838 г. строительство форта было закончено. Он имел форму неправильного четырехугольника. В центре долго сохранялись развалины круглого, похожего на храм, здания. Оно было сложено из дикого камня, который потом пошел на сооружение фундамента церкви. Со стороны реки построили трехъярусную каменную башню из привезенного на военных транспортах керченского известняка. В каждом ее ярусе было отверстие для бойниц. Остальные стены укрепления возвели из деревянных брусьев и кольев, переплетенных хворостом и засыпанных землей.

В мае 1842 г. убыхский князь Аубла-Ахмет, племя которого проживало на месте Центрального района Сочи, первым принял торжественную присягу за себя и своих подданных дворян и простолюдинов на вечное подданство русскому царю. Администрация Навагинского форта за это наградила князя 200 руб. серебром. Через несколько дней князь от присяги отказался.

В октябре 1841 г. начали строительство небольшой двухъярусной башни к востоку от горы Батарейка. Чтобы лишить горцев возможности обстрела крепости, ее не достроили. Заменили блокгаузом с небольшим гарнизоном, но и он был оставлен из-за постоянных нападений и осад горцев.

После завершения строительства в форте оставили отряд из 400 человек. Остальные войска вывезли в Сухум-Кале. Положение гарнизона крепости было очень тяжелым. Она со стороны берега была полностью блокирована убыхами. Связь с другими русскими укреплениями осуществлялась только по морю. Недоставало доброкачественной пищи. Люди болели и умирали (уже через месяц из 400 человек 100 заболели и 5 умерли).

Перед Крымской войной Навагинский форт стал одним из лучших укреплений Черноморской береговой линии. Он имел великолепный вид. Внутри были построены добротные здания, церковь. Все свободное пространство занимали сады.

В мае 1851 г. сочинские убыхи вырыли две мины, установленные для обороны Навагинского форта, и 62 сажени проводов. Последовала личная резолюция императора о расследовании этого дела. Пришлось мины вынуть, хотя горцы их очень боялись.

Форты Навагинский и Головинский с 1848 г. защищали два ряда мин, управляемые электричеством.

При занятии форта в 1864 г. (после Крымской войны) Даховский отряд застал в укреплении только одни руины. Башни и батареи были полностью разрушены. От крепостных зданий остались только стены. В развалинах нашли 18 старых испорченных орудий.

В операции по высадке десанта в Субаши участвовал знаменитый русский живописец И. Айвазовский. Лазарев и Раевский попросили его запечатлеть военные действия на полотне. Он плыл вместе с ними на флагманском корабле «Силистрия».

Художник отправился на берег вместе со вторым десантом. У него был пистолет и портфель с бумагой и рисовальными принадлежностями. Но участвовать в сражении ему не пришлось. Ранили его приятеля мичмана Н.П. Фридерикса, и Айвазовский отвез его на корабль. А когда вернулся обратно, бой уже практически закончился.

В своих воспоминаниях Айвазовский написал об этом дне: «Миновав лес, я вышел на поляну; здесь картина отдыха после недавней боевой тревоги: группа солдат, сидящие на барабанах офицеры, трупы убитых и приехавшие за их уборкой черкесские подводы. Развернув портфель, я вооружился карандашом и принялся зарисовывать одну группу. В это время какой-то черкес бесцеремонно взял у меня портфель из рук, понес показывать мой рисунок своим. Понравился ли он горцам – не знаю; помню только, что черкес возвратил мне рисунок выпачканным в крови…»

Некоторое время спустя Айвазовский написал одну из своих лучших картин – «Десант Н.Н. Раевского у Субаши».

На месте Навагинского форта был организован военный пост. Он вскоре получил название Даховского поста в честь Даховского отряда. Даховский пост со временем вырос в Даховский посад, который стал ядром будущего города Сочи.

И.К. Айвазовский. Десант Н.Н. Раевского у Субаши. 1839 г.

Головинское укрепление

В 1839 г. для высадки десанта в устье рек Шахе и Субаши был направлен отряд под командованием генерала Н.Н. Раевского. Он должен был занять территорию и построить на ней укрепление.

Н.Н. Раевский (младший). Неизвестный художник. 1821 г.
Друзья Пушкина на Кавказе

Николай Николаевич Раевский – младший (1797–1837) – сын героя Отечественной войны 1812 г. генерала Н.Н. Раевского. Он родился в Москве в 1801 г. Получил домашнее воспитание под руководством своей матери Софьи Алексеевны, внучки М.В. Ломоносова. С десяти лет находился на военной службе. Ребенком участвовал в войне 1812 г. вместе со своим отцом.

В последние лицейские годы Пушкина Раевский служил в лейб-гвардии гусарском полку, стоявшем в Царском Селе. С поэтом он познакомился у П. Чаадаева, они подружились и часто виделись до высылки Пушкина на юг.

Известно, что Раевский отыскал в Екатеринославле больного Пушкина и устроил поездку поэта с Раевскими на Кавказ и в Крым. Дружба, начавшаяся между ними, продолжалась всю жизнь. Александр Сергеевич посвятил Николаю Раевскому «Кавказского пленника» и «Андрея Шенье».

Раевский был сильным человеком, способным скрутить в узел железную кочергу. Держался свободно и демократично. Он имел теплые и дружеские отношения со многими декабристами. Его две сестры были замужем за декабристами. Екатерина – за М.Ф. Орловым, Мария – за С.Г. Волконским. В 1826 г. Н.Н. Раевского и его брата Александра арестовали по делу декабристов. За неимением улик следственная комиссия освободила их.

В том же году Раевского назначили командиром Нижегородского драгунского полка. Он отличился в Турецкую и Персидскую кампании 1826–1829 гг. и был произведен в генерал-майоры.

В 1929 г. к нему на фронт приехал Пушкин. Вместе с ним и Нижегородским полком поэт проделал весь путь до Арзерума. Из Арзерума Раевский поехал в отпуск. По неприятельской территории его сопровождал конвой из 40 драгунов его полка. К ним пристроились некоторые разжалованные декабристы, служившие солдатами в бригаде Раевского. На русской границе в Гумрах надо было выдержать трехдневный карантин. Раевский держался с разжалованными по-товарищески – они обедали у него, играли в вист. Через некоторое время об этом стало известно в Петербурге. Раевского сначала арестовали на восемь дней, затем перевели на службу в Россию. Это преступление перевесило в глазах царя все военные заслуги генерала. В 1830 г. Пушкин попросил разрешения съездить в Полтаву для того, чтобы увидеться с Раевским, и получил отказ: «потому что у его величества есть все основания быть недовольным последним поведением Раевского». В начале 1834 г. Раевский был в Петербурге и часто виделся с Пушкиным.

До 1837 г. Раевский жил в своем имении в Гурзуфе и занимался ботаникой. В этом же году он вышел из опалы и был назначен начальником первого отделения, а с 1838 г. и всей Черноморской береговой линии. Здесь он опекал ссыльных декабристов И.И. Лорера, А.Н. Одоевского, М.В. Нарышкина, Н.А. Загорецкого и др. В своих отношениях с горцами Раевский проявлял гуманность, добивался развития с ними широких торговых связей. Проявлял заботу о солдатах русской армии. Декабрист Лорер писал о нем: «Генерал тяжел, кричит, шумит, самолюбив до крайности, честолюбие не имеет границ, но для края, который он создал, полезен и благонамерен».

В 1841 г. Раевский вышел в отставку, жил в своем воронежском имении, где занимался садоводством. Умер в 1843 г. в возрасте 42 лет.

Именем Раевского в Краснодарском крае названы станица Раевская и улица в Адлеровском районе (с. Голицыно).

Корабли прибыли к устью Шахе после обеда 2 мая. Высаживаться было поздно, и они встали на ночь на рейд.

Эскадрой военных кораблей командовал адмирал М.П. Лазарев. В ее состав вошли фрегаты «Штандарт», «Агатополь», «Тендос», «Бургас», «Браилов», линейные корабли «Императрица Екатерина», «Память Евстафия», «Адрианополь», «Султан Махмуд», «Силистрия», бриг «Меркурий», пароход «Северная звезда», тендер «Легкий», яхта «Орианда». Девять купеческих судов везли инструмент и материал для строительства укреплений, лошадей, рабочих волов, телеги, фураж, скот для питания войск, продовольствие на два месяца и многое другое.

Узнав о прибытии русских кораблей, черкесы со всей округи начали стекаться к месту высадки десанта. Прибрежную полосу (около 3 км) и окрестные возвышенности усеяли их костры. Горцам было что защищать. Убыхи и шапсуги отстаивали две святыни, находящиеся между долинами рек Шахе и Субаши: древний надгробный памятник – священную могилу, называемую ими «Хан-Кучий», и священную рощу Тагапх (в переводе – священный лес). В ней они проводили народные совещания и совершали языческие обряды с принесением жертв.

В священной роще Тагапх

К тому же долина реки Шахе издавна была главным пунктом приморской торговли горцев, в особенности женщинами.

Когда рассвело, русские увидели картину. На берегу около 500 вооруженных черкесов стоят на коленях среди вековых дубов древней рощи Тагапх. Перед ними – мулла в белой чалме. Воины молились. Они клялись умереть до последнего, но не допустить «неверных» до осквернения святынь.

Эскадра подошла к берегу. Н.Н. Раевский на пароходе «Северная звезда» приблизился к побережью. Он определил направления и рубежи действия каждой части войск.

Важно было действовать максимально быстро. Местность была очень трудная – изрытая и густо поросшая огромными деревьями. Ядра морской артиллерии, ударяясь, застревали в них, не нанося никакого вреда горцам. Река Шахе – одна из широких и бурных рек побережья. Было очень трудно перейти с берега на берег из-за высокого уровня воды. Убыхи называли ее Шако, а чаще Маавьэ, что значит «река крови». Каждый год в ней кто-то тонул при переправе.

Еще более сложна для боевых действий долина реки Колеж (на военных картах – Субаши, позднее – Матросская Щель). Здесь росли высокие деревья, густо обвитые виноградными лозами. Подножия склонов частично были обработаны и засажены фруктовыми деревьями.

Черкесы укрепили все пространство между устьями рек Шахе и Субаши. Они вырыли глубокие рвы. В низинах поставили двойные ряды плетней с утрамбованной землей между ними.

Некоторое время русские не прерывали молитву горцев. Затем военные корабли открыли по берегу непрерывный артиллерийский огонь, продолжающийся четверть часа. Он заставил убыхов оставить окопы и отступить в лес. Как пишет участник десанта декабрист Н.И. Лорер: «…от этой канонады грохотало эхо, и лес валился как скошенная трава».

Началась высадка первого десанта. Он состоял из пяти батальонов, каждый численностью 600 человек. Едва войска сошли на берег, на них хлынула огромная масса убыхов (более 1000 человек) из ближайшего леса и возвышенностей. Впереди всех бежали несколько мулл в белых чалмах. Черкесы двигались молча, без единого выстрела. И вдруг с диким визгом набросились на солдат.

Горцы непрерывно атаковали. Одна схватка следовала за другой, и одна ожесточеннее другой. Лавина черкесов накатывала за лавиной. Защитники долины сражались мужественно и отчаянно, но силы были неравны.

Чудеса хладнокровия проявлял Раевский. Когда вокруг свистели пули и ситуация становилась критической, он спокойно курил трубку и, пуская дымок, отдавал короткие распоряжения.

Со вторым десантом высадились на берег остальные войска, артиллерия и сводный морской батальон. Офицеры и матросы с гребных судов, не желая оставаться в стороне, бросились на берег на помощь солдатам.

Наконец, дойдя до намеченного рубежа (в районе современного железнодорожного моста) и овладев прилегающими возвышенностями, солдаты прекратили наступление. После двух часов упорного и жестокого боя русские войска выиграли сражение. Но черкесы все еще продолжали упорную перестрелку с окрестных холмов. По словам Лорера: «На самой горе неугомонные горцы поставили пушки, у нас с разбитых судов заграбленные, в неприступных местах и сверху постоянно стреляют по лагерю и по палаткам, по выбору… Наконец, стрельба всем нам страшно надоела, и Раевский распорядился „пушкам” заставить их замолчать. Орудия гремели целый день, разрыли гору, занимаемую горцами, порядочно, но не прекратили их огня и он, ослабевая, прекратился у нас только тогда, когда, кажется, не достало пороху и снарядов».

После боя к Раевскому пришли убыхские старейшины. Они хотели выкупить тела убитых горцев, оставшиеся на занятой русскими территории. Генерал заявил, что он не торгует мертвыми и их можно забрать без выкупа. Это было очень важно для убыхов. У них был обычай: идя в бой, горец давал клятву своему собрату по оружию умереть вместе с ним или вынести тело погибшего и похоронить в родной земле. Нарушение клятвы влекло за собой позор и обязанность содержать семью погибшего. Поэтому выдача тел без выкупа вызывала у черкесов благодарность и доверие.

Еще шел бой, а два казачьих пеших полка сделали засеку. На ней войска и расположились лагерем. 12 мая заложили новый форт и начали строить крепость.

Было непросто. Постоянно происходили набеги, мелкие стычки и перестрелки с убыхами. Даже рубка леса сопровождалась многочасовыми сражениями.

Черкесы постоянно целились в зеленую палатку походной церкви Тенгизского полка. Им казалось, что в ней живет сам Раевский. Поэтому больше всего доставалось священнику и дьячку. Их палатка стояла около церкви.

В ноябре 1841 г. начался разлив реки Шахе, произведший большие опустошения в укреплении Головинском. Река заполнила всю долину и образовала два потока по обеим сторонам укрепления, которое очутилось как будто на острове.

Грунт побережья был непригоден для сооружения крепостей. Он состоял из галечника и крупного песка. Грунтовые воды были в полуметре от земли.

Наконец к концу июня крепость была почти готова и оснащена вооружением. Ее назвали Головинским фортом в честь командира отдельного Кавказского корпуса генерала Е.А. Головина.

На протяжении последующих лет горцы неоднократно пытались захватить форт. Например, из приказа по отдельному Кавказскому округу видно, что только в 1846 г. было 10 сражений. Но форт всегда отражал их набеги.

Из военного доклада: «28 ноября 1846 г. совершено очередное нападение горцев в числе 6000 человек на укрепление Головинское. Штурм был отбит. Особо отличился иеромонах Макарий Каменецкий, за участие в отбитии штурма того же укрепления в 1844 г. уже награжденный орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом. Иеромонах находится в форте 7 лет, с самого его основания. Он сыскал уважение и любовь гарнизона, не только качествами, приличными духовному сану, но и храбростью, показанной во всех нападениях, испытанных фортом Головинский, замеченный даже горцами по хладнокровному своему присутствию под выстрелами. Оставляя по болезни паству свою, заключил свое пребывание в форте своем новым опытом мужества».

В начале Крымской войны в 1854 г. под угрозой входа англо-французских войск форт взорвали. Войска эвакуировали.

Вернулись сюда через десять лет. Солдаты Даховского отряда восстановили крепостной ров, ворота, на местах разрушенных башен возвели батареи. На месте бывшего форта организовали сторожевой пост Головинский (в нем после ухода Даховского отряда остался небольшой гарнизон) и один из пунктов сбора жителей для последующего выселения в Турцию.

Константин Карлович Данзас
Друзья Пушкина на Кавказе

В сражении в устье рек Шахе и Субаши участвовал лицейский друг Пушкина Константин Данзас. По окончании лицея Данзас, как плохо успевающий, был выпущен не в гвардию, а в армию, в инженерный корпус. Сражаясь в турецкой и персидской войнах, он проявил себя как храбрый и дельный офицер. В бою под Браиловом был тяжело ранен и уволен в Россию для лечения.

В 1838–1839 гг. Данзас участвовал в боевых действиях на Черноморском побережье под командованием генерала Н.Н. Раевского-младшего. В это время под начальством Данзаса находился поручик Тенгизского пехотного полка М.Ю. Лермонтов.

Знавшие Данзаса рассказывают о нем как о хорошем, светски образованном офицере, весельчаке по натуре, любившем острить и сыпать каламбурами. Это был человек редкой смелости и хладнокровия. Говорят, что во время персидской войны при осаде одной из крепостей главнокомандующий Паскевич захотел узнать ширину передового рва. Данзас спустился в ров, не обращая внимания на град пуль, медленными шагами измерил его и доставил генералу нужные сведения.

Во время сражения в устье рек Шахе и Субаши Данзас также проявлял чудеса храбрости. Он стоял с подвязанной раненной рукой на возвышении, несмотря на ружейную пальбу горцев. Ему сказали, что глупо стоять на самом опасном месте. Он ответил: «Я сам это вижу, но лень сойти». После этого случая его прозвали «маршал Субаши».

Рассказывают, однажды Данзас подслушал разговор двух солдат. Один спросил: «Отчего это нашего полковника зовут Данзас?». «Вестимо отчего, – ответил другой, – родился он на Дону и приходится сродни генералу Зассу, ну вот и вышло Дон-Засс». Данзасу понравилась шутка, и он подарил автору серебряный рубль.

После окончания лицея Данзас неоднократно встречался с Пушкиным: в Кишиневе, когда служил в Бессарабии, в Петербурге летом 1831 г., на лицейской годовщине в 1836 г. 27 января 1837 г. Пушкин пригласил Данзаса быть секундантом на его дуэли с Дантесом. После похорон поэта Данзас был арестован и предан военному суду за участие в дуэли в качестве секунданта. Суд постановил: «Выдержать под арестом в крепости два месяца и после этого обратить по-прежнему на службу».

Несмотря на свои заслуги и способности, Данзас не имел успеха по службе. Всему виной его острый язык. В 1856 г. он перевелся чиновником в Петербург и вышел в отставку в чине генерал-майора. Умер в 1870 г. в нищете. Его похоронили за счет казны.

Форт «Лазаревский»

В восемь часов утра 7 июля 1939 г. эскадра кораблей Черноморского флота встала напротив устья реки Псезуапсе. Корабли «Иоанн Златоуст», «Императрица Екатерина II», «Память Евстафия», «Адреанополь», «Султан Махмуд» и «Силистрия», фрегаты «Тенедос», «Браилов», «Агатополь», бриг «Меркурий», тендер «Спешный», пароходы «Колхида» и «Громоносец» доставили войска, вооружение, строительные материалы для возведения форта и двухмесячный запас продуктов для солдат.

Все окрестные горы в долине реки Псезуапсе были распаханы почти до самых вершин. Здесь жило шапсугское племя гои, или гоайе. Они вместе с убыхами участвовали в военных походах и находились под их покровительством.

У черкесов были сведения, что десант высадится на правом берегу реки. Это подтверждала и линия расположения русских кораблей. Горцы организовали там оборону. Они толпами со всех сторон стягивались к этому месту.

Но генерал-лейтенант Раевский и генерал-майор Коцебу решили, что лучше высадиться на более удобном для этого левом берегу. Затем, дождавшись прихода войск и артиллерии, перейти на правый берег и заложить там крепость.

С кораблей по берегу открыли артиллерийский огонь. Он продолжался четверть часа. Черкесы разбежались по оврагам. Гребные суда с войсками двинулись к левому берегу. Авангардом десанта командовал генерал-майор Коцебу.

Намечено было провести два рейса. Обычно между высадкой первого и второго отрядов проходило полтора часа. Но в этот раз из-за шторма прошло более четырех.

Войска первого десанта заняли вершину горы, господствующей над левобережьем. В ожидании второго рейса они были вынуждены долгое время удерживать огромную территорию. Это ввело горцев в заблуждение. Они решили, что русские останутся на левом берегу и там возведут новую крепость. Черкесы бросились туда, делая большой обход, чтобы избежать артиллерийского огня с кораблей. Когда они были уже посередине склона, русские войска вдруг резко отступили к подножию горы. Генерал-майор Ольшевский со сводным сухопутным батальоном под командованием подполковника Данзаса и двумя легкими орудиями быстро переправились через устье реки на правый берег. Они заняли намеченную для строительства крепости позицию. И начали делать засеку.

Горцы добрались до вершины горы. Не встретив сопротивления и не найдя там никого, они поняли свою тактическую ошибку. И тем же обходом бросились обратно на правый берег, только что ими покинутый. Их толпы собрались на правобережной возвышенности.

Генерал-майор Коцебу со своим батальоном через лес и кустарник выступил в их направлении. Солдаты остановились на расстоянии картечного выстрела от черкесов. Горцы продолжали перестрелку, но предпринимать встречного наступления не стали. Вскоре их оттеснили с равнины к возвышенностям. Операция по взятию плацдарма для построения новой крепости в устье Псезуапсе завершилась.

Чтобы исключить возможность внезапных нападений со стороны горцев, лес вокруг лагеря вырубили. Но мелкие стычки с черкесами происходили почти ежедневно.

Укрепление назвали Лазаревским фортом в честь адмирала М.П. Лазарева. Он был почти копией Головинского форта, незначительно отличаясь расположением внутрикрепостных сооружений.

Михаил Петрович Лазарев

Михаил Петрович Лазарев (1788–1851) вошел в историю России прежде всего в связи с открытием Антарктиды (1819–1821). Он командовал шлюпом «Мирный» в составе русской экспедиции Ф.Ф. Беллинсгаузена. Именем М.П. Лазарева названо одно из морей. В период с 1813 по 1825 г. он совершил три кругосветных путешествия. Интересовался биологией, археологией, этнографией. Умел находить общий язык с представителями разных культур и очень бережно относился к их особенностям.

В 1827 г., будучи командиром флагманского корабля «Азов» и начальником штаба эскадры, участвовал в Наваринском сражении. С 1833 г. – вице-адмирал Черноморского флота и портов Черного моря, а также военный генерал-губернатор Севастополя и Николаева.

В короткий срок Лазарев сумел реорганизовать Черноморский флот. В период его командования на флоте царили идеальный порядок, железная дисциплина, корабли новой конструкции отличались высокими боевыми качествами и имели роскошный вид.

Лазарев издал первый атлас Черного и Азовского морей и русскую карту Средиземного моря. Он воспитал плеяду выдающихся русских моряков – Нахимова, Корнилова, Путятина, Истомина, Шестакова, Лесовского, Бутакова.

Лазарев был инициатором реконструкции флота на основе парового двигателя. Он сам разработал проекты сначала колесного, а потом винтового парохода. Он предвидел, что скоро паровые суда вытеснят парусные, и заранее принял меры по обеспечению их углем. Лазарев командировал капитан-лейтенанта Матюшкина в Донбасс. Тот должен был ознакомиться с угольными копями и отобрать образцы угля из разных шахт. Для начавших поступать на флот пароходов выбрали донецкий уголь.

По Адрианопольскому мирному договору в 1829 г. Черноморское побережье отходило к России. К его берегам потянулись контрабандисты и работорговцы. Перед Лазаревым встало много задач. Реорганизовать службу крейсеров вдоль всего Черноморского побережья от Анапы до турецкой границы. Изучить побережье и высадить десанты в стратегических его пунктах. Построить на занятых плацдармах военные укрепления. За 4 года на Черноморском побережье было высажено 8 крупных десантов. Пятью из них командовал Лазарев. Высадки десантов проходили по четко разработанному плану. Высаживаемые войска поддерживались непрерывным огнем. В результате тщательной подготовки операций Лазарев добивался успеха при небольших потерях.

Именем М.П. Лазарева назван район Сочи, мысы в Амурском лимане и в северной части о. Унимак, бухта и порт в Японском море, горная цепь в Антарктиде, две антарктические станции (Лазарев и Новолазаревская), остров в Аральском море, улицы в Москве и Липецке, площадь в Севастополе.

Построенные на побережье форты должны были заставить горцев признать власть России. Но, как писал Ф.Ф. Торнау, «именно горцы держали гарнизоны в постоянной осаде, а не наоборот». Форт Лазарева был первым взят убыхами и шапсугами во время восстания под командованием Берзека Хаджи Дагумоко Исмаила в начале февраля 1840 г. Горцы ранним утром очень тихо окружили со всех сторон укрепление. Их нападение было неожиданным для часовых и гарнизона. После ожесточенного боя черкесы проникли в казармы. Изрубили всех больных и забрали амуницию. Из погребов вынесли бочонки с порохом и патроны. Все крепостные орудия свалили в ров и засыпали землей. Все, что не смогли унести, горцы подожгли. И ушли в горы с добычей и пленными (17 раненых русских солдат), оставив разрушенный гарнизон и горы изуродованных и обезглавленных трупов его защитников.

Возвращено укрепление было только в конце мая после повторного десанта. У горцев были выкуплены все пленные. За каждого из них они потребовали по пять пудов соли. Пленные под строгим надзором служили в саклях у черкесов работниками. Они не жаловались на жестокое обращение, но сильно страдали от голода.

В ответ на действия убыхов карательные войска сожгли около десяти аулов в устье р. Псезуапсе, уничтожили все виноградники и фруктовые деревья, посаженные горцами в долинах.

В период Крымской войны (в начале марта 1854 г.) русские войска покинули побережье. Они боялись блокады укреплений англо-французским флотом. Крепости взорвали, гарнизоны эвакуировали в Новороссийск, а оттуда в Анапу.

Через десять лет Даховский отряд русских войск под командованием генерала Геймана почти без сопротивления вновь занял форт Лазарева. Стены были в относительно хорошем состоянии. Оборонительные башни и внутренние постройки крепости полностью уничтожены. Укрепление привели в порядок. Восстановили крепостные ворота и разрушенные участки стен. Форт переименовали в пост Лазаревский. Оставив в нем небольшой гарнизон, отряд двинулся тремя колоннами вверх по речным ущельям и вдоль моря. Они сжигали селения и оттесняли жителей к берегу моря для последующего их выселения в Турцию.

Русские укрепления, построенные вдоль всего побережья, составили Черноморскую береговую линию. Крепости строили на скорую руку. Они были плохо оснащены и изолированы друг от друга. Между ними не было сухопутного сообщения. Провиант доставляли по морю два раза в год. Иногда заходили корабли Черноморской эскадры, чтобы забрать больных малярией, цингой и другими болезнями.

Питание было скудным. Укрепления находились в постоянной осаде, поэтому солдаты не могли заниматься земледелием и возделывать огороды.

При нападении горцев гарнизоны рассчитывали только на свои силы. Надежды на помощь извне было мало. Люди все время находились в моральном и физическом напряжении. Черкесы изматывали их силы постоянными ночными вылазками, заставляя по несколько раз за ночь подниматься по тревоге и часами лежать на бруствере, ожидая нападения.

Солдат сильно выручали сторожевые собаки. Они караулили укрепления по ночам. Их специально дрессировали чуять горцев. Они особым лаем давали знать, когда убыхи подкрадывались в темноте к валам.

Собаки были хорошо приучены к своему делу, и сбегались при первом звуке барабана, призывавшего к сбору. Они выслеживали засевших в лесу горцев и нападали на них. Животные получали казенный провиант. Раненных собак лечили в лазарете наравне с людьми.

А.И. Одоевский. Гравюра П. Серякова по акварельному рисунку Н.А. Бестужева

Александр Иванович Одоевский (1802–1839) – русский поэт, декабрист. После восстания на Сенатской площади был сослан в Сибирь, где пробыл до 1837 г. Затем, благодаря хлопотам своего отца, по указу Николая I переведен с сибирской каторги на Кавказ. Одоевский сам не раз просил об этом. На Кавказе была возможность дослужиться до офицера и уйти в отставку.

Черноморское побережье не зря называли теплой Сибирью. Влажный субтропический климат, малярия, нападения горцев – все это делало службу опаснее, чем на востоке страны. Поэтому на Кавказе часто возникали тревожные мысли о будущем. Друг Одоевского, тоже декабрист Н.И. Лорер писал: «Что ожидает нас в будущем? Черкесская ли пуля сразит, злая ли кавказская лихорадка уложит в мать – сырую землю».

На Кавказе Одоевский пишет цикл стихов «Брак Грузии с русским царством», основная идея которого – мирное сосуществование народов Кавказа. Здесь же, на Кавказе, Одоевский встречается с М.Ю. Лермонтовым и Н.П. Огаревым.

Заканчивалась постройка Лазаревского укрепления. Жизнь текла своим чередом. Лорер вспоминал: «Одоевский, получивший две недели тому назад горестное известие о кончине своего отца, совершенно переменился и морально и физически. Не стало слышно его звонкого смеха, он грустил не на шутку… И решительно отказался с нами ехать в Керчь. В день нашего отъезда он проводил нас на берег и на наши просьбы ехать с нами упорствовал до самой последней минуты. „Я останусь и буду жертвой” – его последние слова на берегу. Думал ли я, что это было последнее с ним свидание в здешнем мире».

В августе 1839 г. Одоевский заболел. Он три дня лежал в палатке, его била лихорадка. Когда он понял, что ему становится хуже, то согласился, чтобы его перенесли в одну из комнат форта. 15 августа 1839 г. Одоевский умер. «Когда он скончался, весь штаб и унтер-офицеры пришли в полной форме, чтобы отдать ему последний долг с почестями и даже солдаты нарядились в мундиры. Вопреки распоряжению царя поэт-мятежник был похоронен в отдельной могиле у самого берега Черного моря. Поставили большой деревянный крест».

По воспоминаниям Лорера, его похоронили за фортом, у самого обрыва. Точно не известно, где находится могила Одоевского. Существует несколько версий ее судьбы. По одной – ее сравняли с землей черкесы. По другой – напротив, узнав, что Одоевский выступал против царя и войны на Кавказе, и потому, что крест на могиле священен, они не тронули его могилу. В Лазаревском на предполагаемом месте форта в 1959 г. поэту и декабристу установили памятник.

Миссия провалилась

Горцы начали принимать ислам с середины XVIII в., но мусульманская религия не получила у них широкого распространения. Она так и не смогла до конца поколебать смеси христианства и первобытных культов.

Постепенно на Кавказ проникает мюридизм – религиозно-политическое движение у мусульман, основанное на фанатической ненависти ко всем инаковерующим («мюрид» в переводе с арабского – послушник, последователь и ученик какого-либо имама или шейха).

С 1840-х гг. борьбу горцев с Россией возглавил имам Шамиль. Чтобы вовлечь в войну местное население, Шамиль направил сюда своих эмиссаров – Хаджи Магомета в 1842 г. и затем Сулеймана-Эффенди и Хаджи-Бекира. Но их миссия не удалась. Небольшие отряды, которые им удалось организовать, распались, люди разбежались по домам. В 1848 г. Шамиль посылает в Убыхию Магомет-Эмина («эмин» по-арабски – верный). Он собирает 2 тыс. ополченцев. В сентябре 1852 г. этот отряд в районе современного села Молдовка вступил в бой с русскими. Небольшие потери были с обеих сторон. На следующий день убыхи разошлись по своим аулам.

Магомет-Эмин производил массовое уничтожение крестов в священных рощах и взамен их строил мечети. Это привело к восстанию. Горцы восстановили кресты, разрушили мечети, а заодно и крепость Магомет-Эмина в Вардане, бывшую его опорным лагерем в Убыхии. Так Эмин не смог поднять черкесов против русских войск во время Крымской войны.

После разгрома Шамиля в середине 1858 г. Магомет-Эмин сдался русским войскам. Александр II принял его весьма благосклонно. Назначил ему пожизненную пенсию 3 тыс. рублей в год и разрешил уехать в Турцию.

Владимир Дмитриевич Вольховский
Друзья Пушкина на Кавказе

Лицейский товарищ Пушкина Владимир Дмитриевич Вольховский родился в Полтавской области в небогатой дворянской семье. Обладая прекрасными способностями и железной волей, он с детских лет готовил себя к военной деятельности, постоянно занимался самоусовершенствованием и саморазвитием. Вел спартанский образ жизни, приучался спать по несколько часов в сутки, не пил вина, закалял себя физическими упражнениями, поэтому лицеисты ему дали прозвище «Суворов» или «Суворочка». Они любили и уважали его.

Вольховский окончил курс первым, с золотой медалью, был выпущен в гвардию и поступил в Гвардейский Генеральный штаб. В 1818 г. он вступил в члены тайного общества «Союз спасения», а затем в «Союз благоденствия», но вскоре вышел из него.

Участвовал в экспедициях в Хиву и Бухару. А в 1825 г. – в экспедиции «для обозрения пространства между Каспийским и Аральским морями». Здесь же был арестован и доставлен в Петербург в Следственную комиссию. По окончании следствия его направили в действующую армию на Кавказ, учредив над ним тайный надзор полиции и обязав до этого нести караул во время казни декабристов – К.Ф. Рылеева, П.И. Пестеля, С.И. Муравьева-Апостола, М.П. Бестужева-Рюмина и П.Г. Каховского.

На Кавказе Вольховский попал под начальство генерала Паскевича. В декабре 1827 г., ведя переговоры с персидским правительством, сумел вытребовать контрибуцию и доставить в Россию 10 миллионов рублей серебром. За это его произвели в полковники.

В армии Вольховский занимал пост обер-квартир-мейстера Кавказского округа. Сослуживцы говорили, что Вольховский отличался трудолюбием и был добросовестен до крайности. К себе относился очень строго. Спал по шесть часов в сутки. Если ему приходилось от усталости задремать, вычитал эти минуты из ночного сна.

Пушкин, приезжая в действующую армию, говорил: «Здесь увидел я нашего Вольховского, запыленного с ног до головы, обросшего бородой, изнуренного заботами. Он нашел, однако, время побеседовать со мною, как старый товарищ».

Паскевич завидовал и ненавидел Вольховского. Барон А.Е. Розен писал об этом в своих записках: «Всегда беда подчиненному, который бывает свидетелем промахов тщеславного начальника». Эта ненависть преследовала Вольховского всю жизнь и поломала ему всю карьеру.

Покинув Кавказ, Вольховский служил в Польше в распоряжении графа Дибича. Отличился храбростью и был произведен в генерал-майоры. После смерти Дибича и назначения на его должность Паскевича Вольховский вынужден был удалиться от участия в делах. В середине 1830-х гг. он состоял начальником штаба отдельного Кавказского округа при командующем бароне Розене, после опалы которого был переведен бригадным командиром в Западный край, где опять попал под начальство Паскевича, бывшего наместником Польши. Вследствие этого Вольховский вышел в отставку, поселился в харьковском имении жены и прожил там до смерти.

Выселение горцев с Черноморского побережья Кавказа

После окончания Кавказской войны турецкие эмиссары стали призывать горцев к переселению. Турции это было выгодно. Она рассчитывала использовать воинственных и боеспособных горцев в будущих войнах с Россией. Черкесам обещали приличные льготы – большие наделы земель, освобождение от налогов, ссуды для постройки жилищ и покупки скота.

Русское правительство не возражало против переселения. Оно было выгодно и ему. Россия избавлялась от массы мятежных и беспокойных горцев. Но официального разрешения не было до 1862 г. И черкесы переселялись под видом паломничества в Мекку, оформляя для этого соответствующие паспорта.

В мае 1862 г. было принято постановление царского правительства. Оно предписывало полностью очистить территорию Западного Кавказа от коренного населения. Горцы должны были уехать на Кубань, под надзор казаков или в Турцию. Большинство из них выбрали последнюю.

Причин было несколько. На Кавказе черкесам недоставало земли. В Турции им обещали крупные наделы плодородных земель. После отмены крепостного права в России для горской верхушки остался один способ сохранить свое прежнее влиятельное положение и права на рабов и крепостных – выехать вместе с ними в Турцию. Многим из них действительно выделили хорошие земли. «Сарафанное» радио принесло эту весть на Кавказ. И горцы поверили, что в Турции их ждет рай на земле.

В черкесских общинах решения, принятые народным собранием, были законом для всех ее членов. Порой этим пользовались старшины-предводители (имеющие на таких собраниях решающие права), чтобы заставить своих соплеменников силой переехать в Турцию. Например, в Убыхии на общинных сходках всех племен приняли решение о выселении в кратчайшие сроки всего убыхского народа в Турцию. Никому из членов общества не позволили остаться на Кавказе и переселиться на Кубань. Есть мнение, что был тайный сговор между верхушкой знати убыхов и русским правительством. Им это было выгодно. Знать сохраняла свой прежний уклад жизни, а Россия избавлялась от непокорного народа. Некоторые бежали в горы, но выжить там было трудно, находясь вне закона и не имея возможности заниматься сельским хозяйством.

Некоторые горцы все же колебались и готовы были перейти на Кубань. Но жестокость царских генералов, в том числе Геймана, которые слепо и усердно выполняли инструкции по выселению коренного населения, склоняла черкесов к переезду в Турцию.

В итоге переселение горцев превратилось в трагедию, а обещанный в Турции рай – в ад. Черкесы выезжали целыми аулами. На побережье в ожидании турецких кораблей проходили дни, недели, годы. Продовольствие давно съедено. Начался голод, за ним пришли и болезни. Черкесы тысячами умирали. Их хоронили тут же, на берегу: в пляжном песке и гравии выкапывали яму, клали туда покойника, еду, вино и закрывали сверху плитой. Иногда шторма размывали могилы.

Из воспоминаний И. Дроздова, участвовавшего в походе Пшехского отряда в феврале 1864 г. по очищению верховьев Пскекупса и долины Туапсе от остатков горцев: «Поразительное зрелище представлялось глазам нашим по пути: разбросанные трупы детей, женщин, стариков, растерзанные, полуобъеденные собаками; изможденные голодом и болезнями переселенцы, едва поднимавшие ноги от слабости, падавшие от изнеможения и еще заживо делавшиеся добычею голодных собак. Живым и здоровым некогда было думать об умирающих. У них и у самих перспективы были неутешительные; турецкие шкиперы из жадности наваливали как груз, выбрасывали лишних за борт при малейшем признаке болезни. Волны выносили трупы этих несчастных на берега Анатолии. Едва ли половина, отправившихся в Турцию, прибыла к месту. Такое бедствие и в таких размерах редко постигало человечество…»

Наконец появляются турецкие корабли. Посадка на них шла «на абордаж». Суда отплывали перегруженные и часто тонули во время штормов. Некоторые капитаны загружали свои посудины до предела, выходили в открытое море (чтобы не было видно берега), отправляли людей на дно и возвращались за новой партией.

Очевидцы писали: «Страна представляла крайне плачевный вид: черкесы, расположившиеся на берегу моря, с нетерпением дожидались своей очереди к отплытию. Отчаяние и безнадежность так овладели этими несчастными, что им и в голову не приходило устроить себе на берегу шалаши, чтобы укрыться от непогоды. Единственная мысль, одно желание, их занимавшее, – это поскорее отправиться в Турцию, до всего остального им не было никакого дела. Все дни они проводили в том, что взбирались на прибрежные утесы и оттуда криками и разными движениями манили к себе всякое показавшееся в море судно. Снег начинал уже таять, и это еще более увеличивало их нетерпение. Они очень хорошо понимали, что как только сойдет снег, русские не замедлят сюда явиться. Эта мысль отнимала у них всю последнюю энергию…

Как только выходил на берег турецкий капитан, горцы окружали его и каждый спешил условиться о цене, о перевозке его и семейства. Затем вечером, если ветер был попутный, каик пускался в море. Все договорившиеся с капитаном размещались на судне и старались скорее выйти в открытое море, чтобы успеть за ночь пройти линию русских крейсеров. Черкесы так торопились убежать в Турцию, а турки до такой степени жадны и корыстолюбивы, что суда обыкновенно нагружались, что называется доверху, 300 или 400 человек заполняли пространство, на котором обыкновенно помещалось от 50 до 60 человек. Вся провизия, которую горцы брали с собой, состояла из нескольких горстей пшена и нескольких бочонков воды. Плавание в открытом море иногда продолжалось от пяти до шести дней, и в таком-то положении и таким запасом провизии этим несчастным приходилось совершать переезд столь гибельный и опасный.

Когда поднималась непогода на море, каики, нагруженные так, что вода достигала до самых краев, не могли держаться в море и тонули. Те, которые были лучше устроены или менее нагружены, при волнении подвергались такой сильной качке, что несчастные пассажиры бились и давили друг друга. В хорошую же погоду новые муки приходилось испытывать переселенцам: безветрие задерживало их плавание и они предавались тогда на жертву всем ужасам голодной смерти».

Измученные голодом, болезнями и переездом, горцы привезли с собой на турецкий берег тиф, оспу и другие болезни. Турецкие власти, боясь эпидемий, помещали черкесов в карантинные лагеря, окружали плотным кольцом войск и держали по несколько месяцев. Эмигранты жили под прикрытием оливковых деревьев, не имея еды, – турки выдавали ее так мало, что не хватало даже детям. С приезжими обращались как с военнопленными. Очень многие не доживали до конца карантина. Так, 12 000 горцев, приехавшие в начале зимы в Трапезунд, к марту почти все умерли.

Переселение горцев в Турцию вызвало ажиотаж среди поставщиков гаремов. Отчаявшись, горцы-мужчины шли в формировавшиеся отряды для турецкой армии и, чтобы развязать себе руки и спасти от голода женщин и детей, продавали их работорговцам. До 1864 г. черкешенки стоили не менее 50 000 пиастров за душу. После резкого увеличения их числа на рынках и крайней нужды продавцов цена на них резко упала.

Турецкие власти наконец определили места для поселения черкесов и ликвидировали переселенческие лагеря. Чтобы избежать массовых возмущений, они расселили их в разных частях Турецкой империи – на Балканах, в Египте, Сирии, Месопотамии (Ирак), Иордании, Ливане и на территории самой Турции. Там им выделили малоплодородные земли.

Несмотря на былые попытки турецких властей ассимилировать горские народы, в странах Ближнего Востока сегодня проживает около 160 тыс. адыгов и 10 тыс. абазин.

Наиболее трагичной оказалась судьба убыхского народа. Они переселялись целыми аулами во главе со своими старшинами. Половина из них умерли в карантинных лагерях от голода и болезней. Остальные в результате скитаний по чужой земле полностью ассимилировались. Убыхский язык, как мы уже писали, утрачен.

С. Духовских, бывший военным корреспондентом при Даховском отряде генерала Геймана в мае 1864 г., побывал на горе Ахун и составил описание виденной им картины обезлюдевшего пространства в междуречье Сочи – Хоста: «Необыкновенное зрелище представляет вновь покоренный край… видно множество чудных долин, хребтов гор, рек и речек, среди старых, похожих на лес фруктовых садов то там, то здесь следы бывших жилищ. Но это все было мертво, нигде ни души. Местами свежие всходы хлебов еще свидетельствовали о недавнем присутствии населения, но большею частью пахотные поля заброшены и заглохли. Только обрезки стеблей прошлогодней кукурузы указывали, что и здесь некогда жили люди. Не хотелось верить, что на громадном пространстве, насколько видит глаз, сверху высокой горы, не было никого. Между тем это было так и все живописные виды и роскошные дары богатой природы – безжизненные и невольно производили на зрителя впечатление… тяжелое и грустное».

Освоение Черноморского побережья

После выселения коренного населения российское правительство начало с энтузиазмом осваивать новые земли. Благодатный климат и роскошная природа создавали иллюзию легкой и приятной жизни. О крае говорили с восторгом. Эти места представлялись раем – человеку ничего не надо делать. У него все есть – сады, фрукты, ценные породы деревьев, ягоды, цветы. Только иди и собирай.

Генерал Р.А. Фадеев писал: «Береговая полоса ожидает теперь как неразработанный рудник людей, которые воспользовались бы ее природными богатствами. Здесь во всем простор человеку: в теплом и здоровом климате пашни, пастбища, леса, и везде вода и все у него под рукой».

Прошло время, и все оказалось не просто. После войны лучшие земли на побережье жаловались военным – участникам войны и государственным чиновникам. Остальные продавались за бесценок или разыгрывались в лотерею, Хозяйственной деятельностью на этих участках никто не занимался, и вскоре они стали предметом спекуляции.

Стали создавать поселения из женатых отставных солдат Кавказской армии. Вместо названия селам давали номер – Вторая Рота, Третья Рота и т. д. Они были полувоенные и просуществовали до тех пор, пока казна выдавала провиант и пособие. Потом все жители разбегались. Позднее в эти солдатские слободки переселялись крестьяне из российских губерний.

Заселение края шло вяло. Не зная местных особенностей, переселенцы порой неверно выбирали места для поселений. Например, селились в низинах, поэтому страдали от лихорадки. Хозяйственную деятельность они начали с вырубки деревьев ценных пород и вековых лесов. Чтобы облегчить сбор урожая, порой срубали плодовые деревья. Не зная, с чего начать хозяйство, некоторые вырубали весь лес на участке и продавали его. Засаживали землю привычными культурами. Когда семена не всходили, вынуждены были покинуть край или нанимались к кому-нибудь в работники.

Черноморское побережье приобрело славу гиблого места. Победив горцев, русское правительство не могло противостоять дикой природе. Скоро следы горской культуры исчезли, и край пришел в запустение. Разрушились дороги, заросли сады, исчезло орошение, реки и ручьи завалили оползни и образовались заболоченные места. Изменился климат. Чтобы все исправить, надо было расчистить заросли, убрать застоявшуюся воду в низинах. Но новые колонисты не имели ни средств, ни сил и опыта для ведения таких работ.

В 1866 г. приняли «Положение о заселении Черноморского округа и управлении оным». На побережье выехала комиссия под началом генерал-майора А.Н. Муравьева «с целью хозяйственного описания края и устройства поселений». Она решила, что эффективнее заселить край армянскими и греческими выходцами из Турции, немцами из Южной Германии, христианами из горной Имеретии и вернуть черкесов с Кубани.

Русский переселенец

Переселенцам на побережье полагалось до 30 десятин удобной земли бесплатно на каждый двор или каждую семью.

При отправлении на место поселения они получали денежное путевое пособие и хлеб по числу душ.

Переселенцы имели право на безвозмездный отпуск леса и других строительных материалов, на денежное пособие на первоначальное обустройство (20 руб.) и на приобретение скота и земледельческих орудий (от 15 до 20 руб.).

Переселенцы освобождались от воинского постоя, рекрутской повинности и от податей на длительное время.

Они имели право на беспошлинную рыбную ловлю и другие льготы.

Очень многое зависело от случая. Если поселенцы правильно выбирали место жительства и культуры для посева, они быстро обживались. Их хозяйства процветали. На это обратил внимание Ермолов: «…некоторые из них достигли известной степени зажиточности. Жители принялись за разведение винограда и фруктов, и персиков включительно. Другие же до сих пор не забыли излюбленных ими приемов хлебной культуры и горько жалуются на то, что в Черноморском крае жить нельзя, потому что плохо растут рожь, овес и гречиха».

Несмотря на все эти усилия, 30-летняя колонизация России потерпела крах. Очевидец писал в 1896 г.: «Население на побережье не прибавлялось, а скорее регрессировало, и колонии прозябали, а не процветали. Ничтожная производительность земли, всюду жалкая культура, уныние в сердцах, вечные вздохи о покинутой родине, бедность, болезни, невозможные дороги, отсутствие мостов, общий упадок и одичание – вот что режет глаза на каждом шагу».

Причины неудач были в том, что у владельцев не было средств разработать свои слишком большие участки, новоселы не знали местных особенностей ведения хозяйства в отсутствие дорог.

Стали исправлять ситуацию. По предложению министра земледелия А.С. Ермолова и председателя комиссии по устройству побережья Н.С. Абазы решили установить новые правила продажи земли. Культурные и дачные участки (не более 30 десятин) выделялись на откуп «интеллигентным» людям, т. е. тем, у кого есть деньги на их разработку. Кроме того, решили вернуть в казну заброшенные или невыкупленные земли.

В 1896 г. приняли новое положение «Об основании отвода частным лицам казенных свободных земель в районе Новороссийска, Туапсе и Сочи». Участки земли новым поселенцам выдавалась в аренду сроком на 5 лет, с последующим правом выкупа их в частную собственность. Положение обязывало владельца посадить плодовые деревья, виноградники и застроить участок.

В 1897 г. опять изменились правила заселения побережья и выделения земли. Разрешали переселение только подданным России. Вводили для новых поселенцев норму земли на душу мужского пола – 3 десятины. Переселенцы имели право на получение денежной ссуды. Участки должны были предварительно обустроить и провести дороги (за государственный счет).

В 1904–1905 гг. проводилась «вольная колонизация» с правом выбора участка казенной земли и кратковременным освобождением от налогов.

Еще в голодном 1891 г. начали строить Новороссийско-Сухумское шоссе длиной 500 верст, которое прозвали «Голодным шоссе», или «Анненковским» (по фамилии руководившего постройкой дороги генерала Анненкова). Со всех губерний России согнали крестьян. Условия работы были очень тяжелые, и не одна тысяча строителей осталась лежать вдоль дороги. «Начатое без всяких исследований, непригодными рабочими, сооружение дороги поглотило много денежных средств и осталось далеко незаконченным. Во многих местах были исполнены только земляные работы без накладки щебня, и во время ливня дорога становилась непроезжей, подвергалась размывам. Мостов на больших реках совершенно не было. А через небольшие речки были перекинуты временные деревянные мостики…» – так описывали его современники.

А.М. Горький в конце лета 1892 г. работал на постройке Новороссийско-Сухумского шоссе. Однажды на дороге он встретил женщину, у которой начались роды, и принял у нее ребенка. Потом он написал рассказ «Рождение человека», в основу которого лег этот эпизод.

Тем не менее на то время шоссе было единственной магистралью, связывавшей между собой различные части Черноморского побережья. Вдоль дороги стали селиться люди и расти населенные пункты. В поисках лучшей доли на Кавказ потянулись переселенцы. Как писал Краевский, «ежедневно по новому шоссе тянулись подводы русских переселенцев… повозки с подобием кибитки на деревянных обручах, нагруженные детьми и всяким скарбом… Вновь прибывшие строили хаты, начинали расчистки, посевы…»

Из путеводителя С. Дороватовского, 1911 г.: «В последние годы учащаются экскурсии и велосипедные прогулки по Сухумскому шоссе, чему способствует прекрасное состояние шоссе и быстрое заселение Побережья, открывающее возможности найти через каждые 10–15 верст более или менее удобный ночлег в селениях, в частных имениях и дачах».

Загрузка...