Слово 44. О том, как рассудительному должно пребывать на безмолвии

Послушай, возлюбленный: если желаешь, чтобы дела твои были не напрасны и дни твои не праздны и не лишены пользы, какой рассудительные надеются от безмолвия, то вступление твое в оное пусть будет с рассуждением, а не в уповании чего–нибудь, чтобы не стать тебе похожим на многих. Напротив того, пусть будет в мысли твоей положена цель, к которой бы направлять тебе дела жизни своей. Выспрашивай о сем более знающих, и притом знающих из опыта, а не по одному умозрению. И не переставай сего делать, пока не покажешь опытов на всех стезях дел безмолвия. При каждом сделанном тобою шаге разыскивай, путем ли ты идешь или уклонился с него и идешь какою–нибудь стезею вне настоящей дороги. И по одним делам явным не уверяйся в том, что в точности совершается тобою житие безмолвническое.

Если желаешь обрести что–нибудь и постигнуть это опытом своим, то на каждом сделанном тобою шагу да будут в душе твоей сокровенно положены знаки и приметы, и по оным будешь узнавать истину отцов и прелесть врага. А пока не умудришься на пути своем, пусть послужит для тебя сие немногое. Когда, во время безмолвия, примечаешь в уме своем, что мысль твоя может свободно действовать помыслами десными и во власти ее над которым либо из них нет ей принуждения, — тогда знай, что безмолвие твое правильно.

И еще, когда совершаешь службу, если, во время разных служб, бываешь, по возможности, далеким от парения ума, и внезапно пресекается стих на языке твоем, и на душу твою налагает оковы молчания, без участия твоей свободы, и последует сие за долговременным пребыванием на безмолвии, то знай, что ты в безмолвии своем простираешься вперед и что кротость начала в тебе усугубляться. Ибо простое безмолвие вправду достойно охуждения. Простое житие у любомудрых и рассудительных признается как бы единственным членом, отлученным от вспомоществования других членов.

И еще, если примечаешь в душе своей, что при каждом возникающем в ней помысле, при каждом припамятовании и во время созерцаний, какие бывают в безмолвии твоем, глаза твои наполняются слезами, и слезы без принуждения текут по ланитам твоим, — то знай, что начало совершаться пред тобою отверстие преграды на разорение сопротивных.

И если находишь в себе, что по временам мысль твоя, без предварительного о том промышления, вне обычного порядка, погружается внутри тебя и пребывает в этом состоянии около часа или сколько–нибудь времени, а потом примечаешь, что члены твои как бы в великом изнеможении и мир царствует в помыслах твоих, и то же самое повторяется с тобою всегда, — то знай, что облако начало приосенять скинию твою.

Если же, когда довольно времени проведешь на безмолвии, находишь в душе своей помыслы, которые делят ее на разные части и овладевают ею, и как бы насильно она ежечасно объемлется сими помыслами, и мысль ее во всякое время возводится к тому, что сделано было ею, или желает пускаться в напрасные разыскания, — то знай, что напрасно трудишься в безмолвии, и в парении ума проводит время душа твоя, и причины тому бывают внешние или внутреннее нерадение о должном, а паче о бдении и чтении. И ты немедленно устрой дело свое.

Если же, когда вступишь в дни сии, не обретаешь мира от тревожащих тебя страстей, то не дивись. Если недро мира, по удалении от него лучей солнечных, надолго остается теплым, и также запах врачевств и дым мира, разливающийся в воздухе, пребывают немалое время, прежде нежели рассеются и исчезнут, — то тем паче страсти, подобно псам, привыкшим лизать кровь в мясной лавке, когда не дают им обычной им пищи, стоят при дверях и лают, пока не сокрушена будет сила прежнего их навыка.

Когда нерадение начнет татски входить в душу твою, и в омрачении возвращается она вспять, и дом близок к тому, чтобы наполниться омрачением, — тогда приближаются следующие признаки. Почувствуешь в себе тайно, что изнемогаешь в вере своей, преимуществуешь в видимом, но упование твое умаляется, терпишь утрату в близком тебе, вся душа твоя исполняется укоризны в устах и в сердце на всякого человека и на всякую вещь, с чем ни встречаешься помыслами и чувствами, и на Самого Всевышнего, и боишься вреда телесного, ради чего малодушие овладевает тобою каждый час, и по временам душа твоя возбуждается таким страхом, что пугаешься и бегаешь тени своей, потому что неверием затмил ты веру; под верою же разумеем не основание общего всех исповедания, но оную мысленную силу, которая светом ума подкрепляет сердце и свидетельством совести возбуждает в душе великое упование на Бога, чтобы не заботилась она о себе самой, но попечение свое во всем беззаботно возвергла на Бога.

Когда же простираешься ты вперед, следующие явственные признаки найдешь близкими в душе своей: будешь укрепляться во всем надеждою и обогащаться молитвою, не оскудеет когда–либо в уме твоем служащее к пользе всякий раз, как встречаешься с людьми и ощущаешь немощь естества человеческого, и каждый таковой случай будет охранять тебя от гордыни. А с другой стороны, недостатки ближнего сделаются недостойными внимания в очах твоих. С таким желанием вожделеешь выйти из этого тела, с каким стал бы пребывать в будущем веке. О всяком скорбном для нас приключении, встречающемся с тобою явно и тайно, со всею осторожностию, далекою от самомнения, найдешь, что по справедливости и по суду приблизилось к тебе все сие. И за все принесешь исповедание и благодарение. Вот признаки трезвенных, осторожных, пребывающих в безмолвии и желающих достигнуть строгости жития.

Расслабленные же не имеют нужды в сих тонких приметах угрожающих им падений, потому что далеки они от сокровенных добродетелей. Когда одна из них начнет проникать в душу твою, догадывайся в этот час, на которую сторону начал ты склоняться. Ибо вскоре узнаешь, какого ты сообщества. Да подаст нам Бог истинное познание! Аминь.

Загрузка...