Сочинения в трех томах. Том 3

Глава I СТРАШНОЕ НАКАЗАНИЕ

— Под насос его! Живее! Вкатить негодяю двойную порцию!

Так кричал повелительным и до крайности раздраженным голосом восемнадцатилетний Блонт Блэкаддер, сын эсквайра Блэкаддера, владельца обширной хлопчатобумажной плантации в штате Миссисипи, близ Виксбурга. Тот, к кому обращалось это приказание, был старшим надсмотрщиком на плантации. Тот же, которого Блонт приказывал подвергнуть одной из самых ужасных пыток, был молодой мулат, одних лет с Блонтом, такой же высокий, сильный и красивый, только смуглее, с копной черных курчавых волос на голове и с громадными жгучими черными глазами.

Дело происходило за несколько лет до уничтожения рабства в Америке, и этот мулат был одним из невольников Блэкаддера.

Чем же, однако, он заслужил такое страшное наказание? Но прежде скажем несколько слов о самом наказании.

Читатель ошибается, если думает, что окатить кого-нибудь из насоса — не больше как шутка. Действительно, если производить эту операцию в продолжение только нескольких секунд, то, разумеется, в этом нет ничего ужасного, но если лить человеку на голову беспрерывную струю воды более продолжительное время, то это уже обращается в невыносимую пытку, в сравнении с которой даже наказание палками и плетьми — простая забава.

Человек может кричать от боли, когда его тело раздирается кожаными ремнями или бамбуковой палкой, но страдания, причиняемые ему беспрерывно льющеюся водой, становятся прямо нестерпимыми: будто в мозг сразу вонзаются тысячи раскаленных стрел и злополучная жертва варварского наказания точно испытывает множество смертей, одну за другою.

По суровости наказания можно было предположить, что Голубой Дик — так звали провинившегося — совершил очень серьезный проступок.

Так как Снивели (имя надсмотрщика) не знал, в чем состояло преступление Голубого Дика, то и решился осведомиться об этом у Блонта.

— Это дело мое, а вы обязаны только исполнять мое приказание, — резко ответил ему Блонт.

— Это так, мистер, но…

— Пожалуйста, без рассуждений! Раз я нахожу нужным наказать этого бездельника, значит, он этого вполне заслужил… Говорят вам, под насос его! Сейчас же!

— Не лучше ли будет подождать возвращения вашего отца, мастер? Мне кажется…

— Когда нет отца, его заменяю я. Надеюсь, вам это известно, мистер Снивели?

— О да, конечно, но…

— Пожалуйста, чтобы я больше не слышал от вас никаких «но»!.. Делайте, что вам приказывают… Раз я вам говорю, что этот негодяй заслужил такое наказание, то можете быть уверены, что это действительно так. Что же касается отца, то я всегда готов ответить перед ним за свои поступки и вам об этом заботиться нечего.

Молодой плантатор так и не открыл проступка, который совершил Голубой Дик и за который могла бы полагаться такая пытка. Это упорство могло иметь причиной только таившееся в глубине его души сознание, что он сам не прав и, отдавая такое бесчеловечное приказание, повинуется лишь голосу низкой мести.

И действительно, гнев его на Голубого Дика был вызван ревностью, а придуманное ему наказание — местью…

Дело в том, что на плантации среди других невольниц находится молодая красивая квартеронка, с которою с некоторого времени Голубой Дик стал обращаться что-то уж слишком нежно, между тем как сын их господина, Блонт Блэкаддер, давно уже любил ее. Поэтому не трудно понять, каковы должны были быть последствия подобного соперничества.

Честное чувство Голубого Дика было отвергнуто молодой красавицей, носившей поэтическое имя Сильвия. Вместо того чтобы повиноваться голосу сердца, квартеронка стала прислушиваться к нашептываниям тщеславия. Ее ужасала перспектива оставаться вечно рабой, хотя бы с любимым и любящим мужем, тогда как любовь господина сулила ей если и не полную свободу, то хоть возможность сделаться на плантации влиятельной особой и жить в полное удовольствие.

Голубой Дик предложил Сильвии стать его женой. Она резко отказалась, хотя до этого благосклонно принимала его робкие ухаживания. Пораженный в самое сердце неожиданностью отказа и не зная его причины, мулат не удержался от горьких упреков. Сильвия пожаловалась на него Блонту, который накинулся на своего невольника с грубой руганью и угрозами. Выведенный из терпения и тут только понявший в чем дело, мулат настолько забылся, что ответил своему господину тоже грубо и это сильно взбесило Блонта.

Такова была прелюдия той сцены, с которой мы начинаем наш рассказ.

Мистер Снивели был человек недурной, насколько это допускалось его должностью надсмотрщика над невольниками, когда гораздо чаще приходится наказывать, чем вознаграждать эти несчастные существа. Гуманный и справедливый, он часто спускал невольникам мелкие провинности, о которых знал только сам, и нередко заступался за них перед хозяевами, младший из которых, Блонт, был очень горяч и необуздан.

Но Снивели все-таки слишком дорожил своим положением, чтобы жертвовать им ради бесполезной игры в величие души, поэтому в серьезных случаях не решался идти наперекор воле хозяев. Притом он и сам был убежден в невозможности управлять невольниками без наказаний. Если иногда хозяева были чересчур требовательны, то зачастую и невольники позволяли себе такие выходки, что трудно было с ними справляться, гораздо труднее, чем с домашними животными, с которыми рабы в те грустные времена стояли на одной ступени.

Кроме того, Снивели давно недолюбливал Голубого Дика, на которого смотрел как на субъекта ленивого и полного мятежных мыслей, оказывающего самое дурное влияние на своих товарищей.

Получив уверение от Блонта, что тот лично ответит перед отцом за свое распоряжение подвергнуть Голубого Дика самому жестокому из всех наказаний, надсмотрщик не считал более себя вправе отказываться от исполнения этого распоряжения.

Описываемая нами сцена происходила на открытом дворе, замыкаемом только с одной стороны рядом конюшен, позади главных зданий плантации.

Посреди двора находился насос, облицованный почерневшим от времени дубом; стержень насоса был так велик и массивен, что только самый сильный мог поднимать и опускать его в продолжение нескольких минут подряд.

Вода, поднимаемая насосом, падала с высоты пяти футов в большое деревянное корыто, служившее водопадом для лошадей и других домашних животных.

Корыто всегда было наполовину заполнено водой. Принимая во внимание палящий зной, который царит в долине Миссисипи, следовало бы предположить, что этот примитивный бассейн должен был радовать обитателей плантации. Но невольники мистера Блэкаддера смотрели на водоснабжательное приспособление с тем же ужасом, с каким присужденный к казни смотрит на эшафот.

Более половины из этих несчастных существ в разное время перебывали под насосом, светлые струи которого в течение долгих минут, из которых каждая казалась веком, впивались в их черепа, подобно железным гарпунам.

Наказание насосом стало применяться на плантации Блэкаддеров особенно часто с тех пор, как там начал распоряжаться Блонт.

Мистер Снивели знаком подозвал к себе нескольких негров из наиболее сильных и передал им приказание молодого господина. Негры выказали полнейшую готовность произвести требуемую экзекуцию, так как дело шло о Голубом Дике.

Молодой мулат не пользовался симпатией обитателей плантации. Сами негры смотрели на него очень косо; им казалось, что он добивается власти над ними. Это происходило оттого, что он, будучи полубелым, был слишком горд, чтобы близко сходиться с неграми, и всегда относился к ним с высокомерной презрительностью.

Голубой Дик в первый раз подвергался тяжелому наказанию, но нередко подводил под него товарищей, обвиняя их в непокорности, хотя сам чаще других бывал виноват в непослушании, но старый Блэкаддер почему-то многое прощал ему, чем сильно способствовал увеличению смелости и заносчивости мулата.

Негры прежде всего требуют справедливости, и предпочтение, оказываемое Голубому Дику, такому же невольнику, как они, раздражало и возмущало их восприимчивые души.

Не скрывая радости от того, что наконец-то и гордый Голубой Дик будет поставлен с ними на одну доску, негры, которым Снивели приказал вести мулата к насосу, приблизились к своему нелюбимому товарищу.

Двое из них подхватили мулата за плечи, другие двое — за ноги и понесли к насосу. Они положили его в корыто и крепко привязали к железным перекладинам. Голова Голубого Дика очутилась как раз под отверстием насоса. После этого прикрепили и голову, чтобы он не мог повернуть ее ни в какую сторону; при малейшем движении несчастного задушили бы сжимавшие его шею ремни.

— Хорошо! — крикнул молодой Блэкаддер. — Теперь можете оставить его. — Затем, обратившись к громадного роста негру, ожидавшему его приказания у стержня насоса, добавил: — Валяй, Бланко! Задай ему двойную порцию! Не жалей воды!

Бланко, походивший скорее на хищного зверя, чем на человека, уже несколько раз подвергался наказанию под насосом. Оскалив зубы злорадною усмешкою, доказывавшею, что он хорошо был знаком с тем, что сейчас придется вытерпеть независимому мулату, негр поспешил привести в действие насос.

Выкачиваемая сильными руками вода полилась густою и широкою струей на череп мулата, ударяя прямо в темя, что было особенно мучительно, поэтому палач и старался нарочно так и направлять струю.

Толпившиеся вокруг негры, покатываясь от дикого хохота, изощрялись в злых и грубых остротах над своим злополучным товарищем.

Бедному Голубому Дику было больно не столько от насмешек негров и от самого наказания, сколько от того, что он заметил среди зрителей Сильвию, очевидно тоже любовавшуюся его позором и страданиями.

Слух о том, что мулата присудили к наказанию насосом, привлек всех негров обоего пола, так что вокруг места экзекуции вскоре собралась большая толпа. Из этой толпы никто не пожалел мулата; все одинаково хохотали и осыпали несчастного насмешками, с зверскою жестокостью наслаждаясь его мучениями.

Явились даже белые обитатели господского дома, между которыми особенно выдавалась Клара Блэкаддер, сестра Блонта, девушка лет двадцати, очень миловидная, нежная и изящная.

Стоя на балконе дома, эта прелестная девушка глядела на ужасную сцену пытки невольника с таким убийственным равнодушием, точно она присутствовала в театре на представлении какой-нибудь банальной комедии, сюжет которой ей давно известен.

Что же касается брата этой красавицы, то он вовсе не был безучастным зрителем, на его лице, напротив, выражалось столько жестокой радости и злобного торжества, что посторонний наблюдатель ужаснулся бы, увидя это.

Действительно, страшно было смотреть на этого юношу и на его ровесника-невольника, из которых первый торжествовал победу деспотизма, а второй терпел двойную пытку — физическую и моральную.

Тот же наблюдатель сразу подметил бы странное сходство между этими двумя молодыми людьми, несмотря на огромную разницу в их общественном положении.

Не будь у мулата такой смуглой кожи и таких курчавых волос, он мог бы показаться двойником Блонта Блэкаддера, до такой степени у них было много общего в чертах лица и во всей фигуре.

Впрочем, в данную минуту это сходство не так бросалось в глаза, потому что под воздействием жестокой пытки лицо мулата было искажено до неузнаваемости.

Сквозь густую струю воды, беспрерывным потоком стекавшую по лицу истязаемого, зрители ясно могли различить его неподвижный взгляд, полный жгучей ненависти, устремленный на бездушную толпу, наслаждавшуюся его страданиями и позором.

Через водяной занавес видны были его посиневшие губы, особенно горько искривившиеся, когда он заметил в толпе Сильвию. Но это придало ему и мужества. Он собрал все свои силы, и не только не просил о пощаде, но не издал ни звука, несмотря на то что испытываемые им страдания от бившей в темя воды были выше человеческих сил.

Только тело его судорожно извивалось, и он все время рисковал быть задушенным накинутой ему на шею ременной петлей.

Наконец один из негров, не раз на себе испытавший то, чему подвергался теперь несчастный мулат, не выдержал и крикнул, что пора бы прекратить пытку. Остальные негры замахали на него руками, но Снивели воспользовался этим. Приказав Бланко остановиться, он спросил Блонта:

— Не довольно ли на этот раз, мастер?

— Нет еще, нет, черт вас возьми! — злобно закричал молодой человек, к счастью не слыхавший замечания негра, иначе приказал бы и его положить под насос.

— Однако, мастер…

— Прошу вас не рассуждать! Я сказал, что он должен получить двойную порцию, следовательно, не может быть никаких возражений!

Среди негров поднялся слабый ропот, который должен бы напомнить молодому Блэкаддеру если не о самоуважении, то хоть о жалости. Но это еще более вывело его из себя и он прикрикнул на них:

— Молчать, дурачье! Разве вы забыли, что этот негодяй никогда не заступался за вас? Ну, да ладно, пусть будет довольно на этот раз, — вдруг прибавил он, стараясь овладеть собою, вспомнив, очевидно, об отце. — Но предупреждаю, что при первом же его неповиновении, при малейшей новой строптивости с его стороны я прикажу окачивать его водой до тех пор, пока его толстый череп не продырявится, как сито!

Выразив таким образом свои благородные чувства дрожащим от злобы и ненависти голосом, молодой человек повернулся на каблуках, и улыбнувшись мимоходом Сильвии, прошел прямо на балкон к своей сестре.

Снивели поспешил отдать приказание развязать мулата. Голубой Дик закрыл глаза, как только ушел его враг. Теперь, когда его развязали, он остался лежать неподвижно, словно в беспамятстве, что, впрочем, было не удивительно после перенесенной им пытки. Посиневший, едва дышащий, он казался умирающим. Снивели приказал отнести его в ближайший сарай и осторожнее положить там на солому.

Зрители разошлись. Каждый возвратился к своему делу. Так как подобные зрелища должны были всем служить наглядным уроком, то невольников всегда охотно отпускали на них.

Блонт Блэкаддер пригрозил мулату при первом же удобном случае окончательно добить его пыткою под насосом. Но этому не суждено было сбыться. На третий день после описанного Голубой Дик исчез с плантации. Товарищи, носившие ему в сарай хлеб и воду, говорили, что он двадцать четыре часа пролежал без движения, не прикасаясь к приносимой ему пище, не говоря ни слова, не издавая ни малейшего звука.

Он исчез бесследно. После того как был открыт его побег, в одном из углов двора нашли труп Сильвии. Маленькая головка красавицы квартеронки была рассечена пополам. Возле трупа валялся острый топор, очевидно, орудие убийства.

Из всех обитателей плантации не было никого, кто хоть на минуту усомнился бы в том, что убийцей был Голубой Дик. Всем хорошо была известна привязанность молодого мулата к Сильвии; все видели его отчаяние, когда он узнал, что имеет соперника в лице своего молодого господина. Ни для кого не оставалось тайной и то, что именно побудило Блонта Блэкаддера подвергнуть Голубого Дика изуверской пытке.

Поэтому преступление мулата никого не удивило. Один из негров, особенно хорошо его знавший, увидев убитую Сильвию, невольно воскликнул:

— Дай Бог, чтобы месть Дика не пошла дальше!

Самые тщательные поиски следов бежавшего мулата не привели ни к чему, несмотря на то, что в них принимали деятельное участие все соседние плантаторы и колонисты. Даже ищейки, страшные, кровожадные собаки, которых плантаторы держали специально для охоты за беглыми невольниками, и те не могли напасть на след беглеца, что казалось просто невероятным, зная удивительно тонкое чутье и инстинкт, которыми обладают эти животные.

Голубой Дик точно провалился сквозь землю…

Глава II БЛЭКАДДЕРЫ

Во всех Соединенных Штатах невольничество нигде не давало себя так тяжело чувствовать, как в той области, которая тянется вдоль Миссисипи и для краткости называется просто «Берегом».

В землях, расположенных к востоку от горной цепи Аллегани и ранее других населенных европейцами, невольничество являлось под смягченными формами, благодаря патриархальным нравам плантаторов и туземцев. То же самое можно сказать о штатах Кентукки и Теннесси. В некоторых областях Луизианы, населенных мягкосердечными и снисходительными креолами, невольникам также жилось хорошо. Но в большей части той же Луизианы и на обширных хлопчатобумажных и табачных плантациях Миссисипи дело обстояло совершенно иначе.

Большинство собственников этих областей проживали на своих плантациях только часть года, месяцев пять-шесть, предоставляя в остальное время управление поместьями и надзор за неграми наемным управляющим или надсмотрщикам. Пользуясь неограниченными административными правами, эти заместители хозяина большею частью были крайне требовательны и по обыкновению чрезвычайно жестоко обращались с подчиненным ему «двуногим домашним скотом», как презрительно называли они невольников.

Кроме того, нужно сказать, что очень немногие из плантаторов были коренными уроженцами тех местностей, в которых находились их земли; преобладающее же большинство из них были выходцами не только из Северных Штатов Америки, но и из всех стран света. Они, как правило, ничего не имели на своей родине или же, промотав там свое состояние, явились в Новый Свет с целью нажиться за счет несчастных негров, каторжный труд которых оплачивался очень дешево и поэтому приносил громадную выгоду. Само собою разумеется, что, за редкими исключениями, все это были люди самых дурных правил, лишенные чести, совести и чувства.

Такие, понятно, не могли иначе смотреть на невольников, как на живые машины или как на особый род домашнего скота. Нисколько не заботясь о нравственных и материальных потребностях невольников, даже совсем отрицая эти потребности, они думали лишь о том, чтобы извлечь из своих рабов как можно большую выгоду.

Но не все плантаторы Миссисипи и юга были таковы; среди них встречались и такие, которые обращались со своими невольниками человечно, а иные даже баловали их. Если же большая часть плантаторов и отличалась жестокостью и бесчеловечностью, то вовсе не из-за их природного бессердечия или злобы, а просто вследствие дурного воспитания и глубоко укоренившегося мнения, будто с неграми необходимо обращаться как можно суровее. При этом нужно принять во внимание широко распространившееся убеждение в превосходстве белой расы над всеми остальными.

Может быть, и мы с вами, дорогой читатель, были бы не лучше их, если бы находились на их месте.

Но как бы там ни было, а это факт, что среди плантаторов Миссисипи было чрезвычайно мало людей, которые отличались бы просвещенным благородным образом мыслей и мягким сострадательным сердцем.

Дурная слава миссисипских плантаций была так велика и так прочно установилась, что часто стоило только пригрозить провинившемуся в чем-либо негру в Виргинии, Кентукки или Теннесси, что его продадут в Миссисипи, он тотчас же делался шелковым и старался искупить свою вину.

В конце концов самое слово «Берег» сделалось пугалом для всех негров.

Плантатор Блэкаддер был выходцем из штата Делавэра. Поссорившись за что-то с родными, он еще очень молодым человеком перебрался в штат Миссисипи, где ему удалось приобрести у одного индейского племени громадный участок земли. Черствый, алчный, ничем не стеснявшийся, он много способствовал дурной славе той области, в которой стал развивать свою деятельность.

Блэкаддер обогатился очень быстро, но ему никак не удавалось быть принятым в среду местной плантаторской аристократии, чего он сильно добивался.

Убежденный в том, что настоящее благородство состоит в деспотизме по отношению к подчиненным, он старался отличаться беспощадной жестокостью к тем несчастным существам, которых злая судьба отдала ему в руки.

Впрочем, считаем нужным пояснить, что большинство невольников Блэкаддера очутилось в его власти лишь благодаря своим дурным свойствам и порокам, из-за которых они и были проданы в штат Миссисипи.

Блэкаддер при покупке невольников обращал главное внимание на их возраст, рост и мускульную силу, никогда не справляясь об их характере и способностях. Был бы негр не старше средних лет, высокого роста, здоровый и сильный, а до остального Блэкаддеру не было никакого дела. Поэтому его «армия», как он иногда в шутку называл своих невольников, была предметом ужаса для всех соседних плантаторов, хотя и их собственные невольники были тоже далеко не из образцовых.

Блэкаддер смело мог похвалиться изумительными результатами деятельности своей «армии», которая была у него вымуштрована не хуже настоящих солдат. В этом не было ничего удивительного, если принять во внимание, что он всегда применял самые крутые меры для поощрения усердия невольников и подавления в них всякой строптивости.

Кроме того, эсквайр Блэкаддер имел вполне подходящего помощника в лице своего земляка мистера Снивели, отличавшегося строжайшей исполнительностью.

Вполне естественно, что при таком хозяине и соответствующем ему заместителе на плантации не было ни одного негра, тело которого не имело бы дисциплинарных знаков.

Мало того: Блэкаддер иногда прибегал даже к калечению негров, конечно, только к такому, которое не лишало бы невольника возможности работать. Например, стоило какому-нибудь чернокожему Помпею или Сципиону пожаловаться, чтобы избавиться от трудной работы, на зубную боль, как ему тотчас же выдергивалось несколько зубов совершенно здоровых и крепких.

Понятно, что при такой дисциплине плантация Блэкаддера процветала и приносила хороший доход. Но несмотря на это, собственник ее начинал понемногу разоряться.

Главною причиною тому был его единственный сын Блонт, с которым мы уже имели случай познакомиться. Этот молодой человек был не только злонравен, ленив, буен и развратен, но вдобавок отличался крайней расточительностью. Последнее особенно огорчало отца, смотревшего на остальные подвиги сына сквозь пальцы. Компанию он водил только с самыми дурными представителями окрестной молодежи. Петушиные бои, конские бега, охота — вот его любимые развлечения. Особенно он любил азартную карточную игру. Но все, что хотя бы отдаленно напоминало настоящее дело, вызывало в нем непреодолимое отвращение, конечно, только если это дело возлагалось на него самого; к другим же он был очень требователен.

Блонт тут походил на своего батюшку, поэтому Блэкаддер поневоле закрывал глаза на все проделки сына, припоминая свою собственную бурную молодость, все прощал ему. У старика не было другого сына и наследника, и он любил Блонта.

В сущности очень скупой, он никогда не отказывал сыну в деньгах, хотя отлично знал, куда и на что они идут. Но, будучи так щедр для сына, он отличался крайней скупостью по отношению к дочери и часто лишал ее самого необходимого.

Мы уже говорили, что Клара, которой было около двадцати лет, отличалась замечательной красотой, а теперь прибавим, что она обладала некоторыми и нравственными достоинствами, увеличивающими прелесть молодых девушек.

Осуждать ее за то, что она так равнодушно смотрела со своего балкона на производимую над Голубым Диком экзекуцию, было нельзя. Во-первых, она и не подозревала, как мучителен был примененный к нему способ наказания, а во-вторых, не чувствовала ни малейшей симпатии к этому мулату. Кроме того, она так привыкла видеть подобные сцены, что они и не могли производить на нее особенного впечатления.

Вырасти Клара Блэкаддер в другой среде и при иной обстановке и не будь ей с детства внушено, что невольники — не люди, а только живые машины, она, наверное, сделалась бы совершенством в полном значении этого слова. Но судьба пожелала, чтобы она родилась и выросла на плантации у Блэкаддера, — этим все сказано.

Многие заметили, что в последнее время прекрасная Клара очень изменилась. Бледная, печальная и унылая, она ходила повесив голову. Не замечали этого только ее отец и брат, то есть те, которых это всего ближе касалось.

Причиною грусти девушки было то, что ей назначили в мужья не того, кого избрало ее собственное сердце. У девушек во всех частях света это всегда главная причина их печалей.

Избранника мисс Клары природа наделила всеми достоинствами, которые могли бы возбудить любовь в женщине. Он был не только красив, но хорошо образован и умственно развит, а это представляло тогда большую редкость в Америке. Впрочем, он и не был американцем; он говорил, что его родина Ирландия, хотя в действительности никто не знал его настоящего происхождения; не знали даже, откуда он явился в долину Миссисипи. Но при всех своих достоинствах он был беден.

Отец и брат Клары не могли и слышать об ее избраннике. Она хорошо знала это, поэтому тщательно скрывала свое чувство к молодому иностранцу.

Как-то раз ирландец решился намекнуть старику Блэкаддеру на то, что он считал бы за счастье породниться с ним, потому что любит Клару и знает, что она тоже любит его. Молодой человек получил в ответ тоже только намек, но такого оскорбительного свойства, что с тех пор больше никогда не показывался на плантации. Клара узнала стороною, что он оставил место своего жительства по соседству с Блэкаддерами и покинул даже и самый штат Миссисипи.

Знай девушка наперед, чем кончится беседа ирландца с ее отцом, она сумела бы удержать его наперекор отцу и брату. Но он исчез неизвестно куда, и Кларе ничего не оставалось, как только тосковать о нем.

Когда девушка стояла на балконе, она думала о своем так неожиданно исчезнувшем избраннике, а вовсе не о том, что происходило перед ее глазами. Даже сенсационная новость об убийстве ее горничной Сильвии и о бегстве Голубого Дика не в состоянии была надолго отвлечь ее мыслей от того, который унес с собой в неизвестную даль ее сердце и душу.

Как и предвидел Снивели, старик Блэкаддер выразил сильное неудовольствие, когда узнал, какому наказанию был подвергнут мулат, пользовавшийся его исключительным благоволением.

Драма же, явившаяся последствием этого наказания, произвела на старика прямо потрясающее действие.

— Ах, Снивели, Снивели, старый друг и товарищ! — вскричал он, бледный и дрожащий от волнения, — неужели правда, что рано или поздно нам приходится расплачиваться за все свои… ошибки?

— Должно быть, это так, — пробормотал Снивели, отлично знавший всю предшествовавшую жизнь Блэкаддера. — Да, кажется, что так, — со вздохом повторил он, глядя куда-то в сторону.

Глава III ПЕРЕСЕЛЕНИЕ

Прошло пять лет после описанных нами событий, которые послужат как бы прологом к нашему рассказу.

В продолжение этого времени на плантации Блэкаддера не произошло ничего такого, что стоило бы отметить, только практиковавшиеся там наказания невольников все учащались и ужесточались.

Полосованье спин несчастных негров бичами, окачивание их водой из насоса и тому подобные способы были единственными «поощрениями», понуждавшими невольников работать до полного изнеможения. Но несмотря на это, дела Блэкаддера продолжали ухудшаться.

Главной тому причиной, как и прежде, был его сын. Молодой человек окончательно предался разгулу и вытягивал у отца все, что только можно было вытянуть. Мало того: он втихомолку начал даже влезать в долги под имущество отца и продавать в его отсутствие невольников за ту цену, какую давали. Таким образом, количество рабочих рук на плантации стало убывать и обработанные участки земли делались все меньше и меньше.

Из-за этого поля, покрытые прежде прекрасным хлопчатником, начали зарастать сорными травами, а машины, служившие для обработки хлопка, стали покрываться ржавчиной.

Так шло в течение целых пяти лет. Но вот в один прекрасный день на плантации случился очень важный переворот, произведший сенсацию во всем округе.

Переворот этот выразился в том, что не только господский дом, но и все остальные здания и пристройки были отремонтированы заново, а поля снова начали покрываться богатою растительностью, благодаря усердной и умелой их обработке.

В поселке негров и во внутреннем дворе господского дома происшедшие перемены были еще поразительнее: вместо встречавшихся там прежде угрюмых, изможденных, исполосованных бичом и едва прикрытых зловонными лохмотьями негров теперь весело суетилась толпа молодых, красивых, сильных и жизнерадостных людей с круглыми черными лицами или же с красивыми бронзовыми, напоминавших древние статуи. Все эти люди щеголяли в новых полосатых панталонах и в накинутых на плечи ярко-красных шалях.

Вместо прежних криков, проклятий и угроз, вместо свиста бича и шума беспрерывно выкачиваемой воды, вместо стонов и воплей наказываемых теперь повсюду слышались только взрывы веселого смеха и оживленная болтовня, а по вечерам на большом дворе составлялись хороводы под звуки незамысловатого банхо (нечто вроде нашей балалайки) или негр Самбо, взобравшись на какой-нибудь возвышенный пункт, затягивал одну из наивных песен своей жаркой родины, причем припев этой песни после каждого куплета подхватывался хором всеми присутствовавшими мужчинами, женщинами и детьми. Иногда же кто-нибудь принимался рассказывать что-нибудь смешное, что так любят негры, эти большие дети.

Спешим добавить, что веселый Самбо был не тот негр, который играл роль палача при наказании Голубого Дика, потому что не только плантатор, но и надсмотрщик были уже другие, и вообще, из прежних обитателей здесь не осталось ни одной души.

Деспота Блэкаддера сменил плантатор из «патриархальных». А что касается первого, то он удалился со всем своим семейством. Благодаря неумелому хозяйничанью, жестокости к невольникам и безграничной слабости к бездельнику-сыну, Блэкаддер окончательно разорился и вынужден был продать свое поместье. Оставшихся у него немногих невольников никто не захотел купить, так как это были заведомые негодяи, с которыми мог справляться только он сам.

Шли слухи, что эсквайр отправился на «запад».

Выражение «отправился на запад» может показаться читателю очень темным и непонятным. Спешим пояснить, что в описываемую нами эпоху для искателей наживы открылась новая заповедная страна. Это была Калифорния, в то время мало еще известная и только что ставшая собственностью Соединенных Штатов. Слух о сказочных богатствах, заключавшихся в недрах этой страны, не успел еще распространиться, но тем не менее людей, подобных Блэкаддеру, манила туда молва о том, что там лежат необработанными громаднейшие участки земли, которые можно приобретать за бесценок. Чтобы не находиться одному в незнакомой стране, Блэкаддер уговорил сопутствовать ему еще нескольких колонистов с семействами, удаление которых, так же как и его собственное, очень обрадовало плантаторов долины Миссисипи.

Последуем и мы за переселенцами и посмотрим, что они предпримут.

Нам не трудно будет их догнать, несмотря на то, что прошло уже три месяца с тех пор, как они покинули восточный берег Миссисипи. Они очень медленно подвигаются по необъятным степям, как люди, плохо уверенные в успехе своих замыслов.

Наблюдать за переселенцами всегда интересно, поэтому мы надеемся, что читатель не посетует на нас зато, что мы приглашаем его с собою в погоню за эсквайром Блэкаддером и его спутниками.

По степной дороге тянутся шесть громадных фургонов с обтянутыми парусиной кузовами и обыкновенно называемых «кораблями прерий». В каждый из этих фургонов впряжено по десятку сильных быков. Суровая парусина, покрывающая верх повозок, постоянно обмываемая проливными дождями и высушиваемая затем знойными лучами солнца, постепенно делается все белее и белее.

Часть фургонов занята людьми, а другая наполнена мебелью, сундуками, ящиками, орудиями и провизией. Переселенцы всегда везут с собой все, что у них уцелело от разгрома прежнего жилища и что может понадобиться им на другом месте для устройства нового обиталища, в котором все напоминало бы о привычной обстановке.

Несколько всадников с обветрившимися и загорелыми лицами, вооруженные с головы до ног, едут по бокам фургонов, управляемых неграми.

Караван в шесть фургонов считается незначительным в прериях, путешествие по которым сопряжено с громадными затруднениями и опасностями.

Блэкаддер и его товарищи знали об этом, но обстоятельства или, вернее, собственные промахи заставили их отправиться в дальний путь навстречу всевозможным опасностям.

Караван двигался по одной из тех старых дорог, которые с незапамятных времен проложены отважными купцами. Переселенцы всегда с радостью следуют по этим дорогам, если им удастся на них напасть.

Путь, которого держались наши переселенцы, проходил через Арканзас, по направлению к форту Бент, где круто поворачивал к северу, тянулся мимо Скалистых гор до прохода, известного под названием «прохода Бриджера».

По уверению некоторых всезнаек, этот путь в то время был самый безопасный, говоря, разумеется, относительно. Впрочем, нет ничего удивительного, что шнырявшие по степям индейцы были спугнуты с этого пути массовыми передвижениями по нему войск, посылавшихся в Новую Мексику и Калифорнию.

Как бы там ни было, но после прохода этих войск стало гораздо меньше слышно о нападениях индейцев на караваны и об убийствах трапперов, прежде совершавшихся чуть не ежедневно.

Ни один из спутников Блэкаддера не мог похвалиться личною храбростью и не доверял мужеству ни самого эсквайра, ни других товарищей, поэтому все и подвигались вперед с особенными предосторожностями, посылая во все стороны разведчиков и устраивая для ночных стоянок нечто вроде военных лагерей с баррикадами и часовыми.

Таким образом, караван в продолжение трех месяцев успел дойти только до форта Бента, где решился остановиться на несколько дней для отдыха и пополнения истощившихся запасов провизии.

Во время этой стоянки переселенцы познакомились с одним охотником. Это был индеец, одетый по-европейски. Он довольно бегло говорил на английском языке и предложил проводить их на север до «прохода Бриджера». Переселенцы с радостью приняли это предложение и бодро продолжали путь под руководством индейца. Через несколько дней караван прибыл к Бижу-Крик, маленькой живописной речке, впадающей в Ла-Плату.

Вечером на берегу реки переселенцы по обыкновению оборудовали лагерь, то есть расставили четырехугольником свои герметически закрытые фургоны, превратившиеся таким образом в прочную баррикаду, через которую никак нельзя было забраться, не перебудив всех. Так устраивались на ночные стоянки все караваны, переходившие степи.

В этот вечер переселенцы пребывали в особенно хорошем настроении, потому что уже с полудня перед ними начали вырисовываться на горизонте очертания Скалистых гор с их «длинным пиком», гордо поднимающим к небу свою покрытую вечным снегом вершину, которая служит спасительным маяком для всех путешествующих по этим местам. Указав на снежный пик, проводник объявил переселенцам, что на другой день до солнечного захода они уже будут в форте Сен-Врэн.

Начиная с этого форта, не следовало уже опасаться нападения краснокожих и смело можно было идти вперед, не посылая разведчиков и не расставляя часовых вокруг лагеря.

Поужинав, переселенцы легли спать, убаюкиваемые самыми радужными надеждами. Они и не подозревали, что с того самого пика, который, весь облитый розовым светом солнечного заката, так приветливо светил им, готовится налететь на них сокрушительный ураган.

Чувствуя себя уже теперь в полной безопасности, они на этот раз не расставили часовых, к величайшему удовольствию негров, которые завалились спать в одно время с хозяевами.

И никому, ни белым, ни неграм, не пришло в голову, что, когда солнце снова позолотит вершину «длинного пика», половина из них будет уже спать непробудным сном и что лагерь для многих окажется последним жилищем.

Глава IV ДИКАРИ

В ту же ночь на громадной, поросшей высокой травою равнине милях в пяти от лагеря переселенцев остановился на ночлег другой отряд, состоявший из двадцати пяти человек.

Это были все всадники, молодые, здоровые и сильные люди.

У них ровно ничего не было общего с переселенцами. Они не имели ни повозок, ни клади. Все их приготовления к ночлегу состояли только в том, что они нарезали в кустах кольев, воткнули их посреди травы в землю и привязали к ним на длинных арканах своих лошадей, затем разостлали тут же большие плащи из буйволовой кожи, которые должны были служить им одновременно подстилкой и одеялом.

Для того чтобы узнать цвет кожи этих людей, их следовало бы сначала тщательно мыть в нескольких водах, так как лица и руки их были разрисованы различными красками.

Очевидно, это были индейцы, направлявшиеся по «тропе войны». Это доказывалось их татуировкой и вооружением, состоявшим из карабинов и копий. Все они были одеты в длинные полотняные рубашки, кожаные панталоны и обуты в мягкие мокасины. Будь они вооружены луками и стрелами, их можно было бы принять за охотников, потому что для охоты краснокожие предпочитают именно это оружие. Кроме того, у каждого за поясом был томагавк и лассо, которыми, как известно, индейцы владеют с замечательной ловкостью.

Среди воинов особенно выделялся один своим высоким ростом, гордой осанкой и богатым нарядом. Судя по его наружности, а также по тому почтению, с которым к нему относились его спутники, это был вождь отряда.

При первом же взгляде на этого человека можно было заметить, что он привык повелевать, если и не деспотически, то все-таки с такою твердостью и с таким достоинством, что каждый поневоле должен был признать его авторитет и преклониться без возражений и рассуждений перед его волей.

Спрыгнув на землю и поручив своего чудного коня одному из спутников, он сбросил с себя на траву длинную мантию из редкого меха белых волков и лег на нее, вытянувшись во всю длину. Затем он достал из висевшей у него на левом плече богато вышитой сумки трубку, закурил ее и, с наслаждением выпуская кольца ароматного дыма, погрузился в размышления. Очевидно, он был вполне уверен, что его спутники сами сделают теперь все необходимое, не дожидаясь особых приказаний вождя.

Остальные всадники расположились в некотором расстоянии от вождя, разложили костер и принялись готовить ужин. Когда незамысловатая похлебка была готова, индеец, которому вождь поручил своего коня, отлил немного из общего котла в глиняную чашку, достал из мешка деревянную ложку и лепешку из маисовой муки и отнес все это вождю. Очевидно, этого индейца вождь избрал для своих личных услуг и относился к нему с полным доверием.

Ужин прошел в сосредоточенном молчании. После скромной трапезы один из индейцев расставил часовых и приказал, чтобы они каждого, кто появится в лагере, немедленно вели к вождю.

Поужинав, вождь снова закурил трубку и, разлегшись на мантии, устремил глаза на медленно поднимавшуюся над горизонтом луну.

Под магическим сиянием прекрасного ночного светила вершины Скалистых гор казались вылитыми из чистого серебра и покрытыми легкой лазоревой дымкою. Благодаря удивительно прозрачному воздуху необъятных прерий, на фоне синего неба отчетливо вырисовывались малейшие выступы и впадины гор. Картина получалась поистине волшебная.

Теперь ясно можно было рассмотреть и лицо вождя. Несмотря на арабески, выведенные на нем киноварью, оно поражало правильностью своих линий и выражением неукротимой отваги и энергии.

Когда лунный свет достиг полной яркости, все те места этого лица, которые не были покрыты узорами, стали отливать цветом настоящей бронзы.

Судя по всему, вождь был очень молод, а высокий рост, могучая грудь и широкие плечи свидетельствовали о его замечательной физической силе.

Однако едва ли за этой прекрасной наружностью в душе молодого человека скрывалось много хороших чувств: по временам в его больших черных глазах пробегали злые огоньки, а из груди вырывалось нечто вроде глухого рычания раздраженного тигра.

Ему никак не могло быть больше двадцати пяти лет, поэтому нельзя было не удивляться, что такой молодой человек сумел подчинить своему влиянию людей, очевидно обладавших теми же качествами, что он сам, то есть железной волей и непоколебимой твердостью.

По всей вероятности, вождь был сыном какого-нибудь предводителя племени, пользовавшегося общим уважением в прериях, или же сам совершил чудеса храбрости, которые заставили признать его превосходство и добровольно подчиниться ему, несмотря на его молодые лета.

Мы уже сказали, что все его спутники были тоже молодые люди. Судя по их наружности, можно предположить, что они принадлежат к тем индейским воинам, которые в прежнее время бродили в поисках приключений по всем прериям, наводя ужас на проезжавших там купцов и промышлявших охотою трапперов.

То, что молодой вождь держался в стороне от своих спутников, доказывало как бы некоторое его пренебрежение к ним. Несмотря, однако, на это, все воины относились к вождю с полным почтением и уважением.

Между тем время шло. Спутники вождя уже спали, за исключением часовых, а сам он, вытянувшись во весь рост и положив одну руку под голову, продолжал курить и созерцать луну.

Место, где сделали привал индейские воины, находилось почти у самого подножия Скалистых гор и представляло нечто вроде котловины, окруженной с трех сторон высокими утесами. С одной из вершин сбегал вниз быстрый и шумный поток, пропадавший в глубокой бездонной бездне.

Эта котловина, покрытая довольно высокой и густой травой и местами поросшая кустарникам, была в несколько десятков сажен длины и ширины и открывалась на восток, где вдали красивыми изгибами извивалась небольшая речка Бижу-Крик.

Угрюмые скалы с их сверкающими, облитыми лунным сиянием снеговыми вершинами; шумящий и переливающийся всеми цветами радуги водопад, бесследно исчезающий в недрах земли; зеленая лужайка с пасущимися на ней лошадьми; потухающий костер и расположенные вокруг него группы спящих индейцев; неподвижные фигуры притаившихся часовых; небрежно раскинувшийся в стороне на белых мехах молодой красавец вождь; искрящаяся вдали серебристая лента реки и над всем этим ясное, синее, почти прозрачное небо с золотистым диском луны, — все это вместе взятое представляло такую живописную и полную романтической прелести картину, какую редко где можно встретить.

Но молодой вождь не обращал ни на что это внимания. В его широко открытых глазах, отражавших лунный свет, не выражалось ничего, кроме напряженного ожидания, досады и злости. По временам он приподнимался на локте и зорко всматривался в ту сторону, где протекала река, но, не видя там того, что, очевидно, всецело поглощало его мысли, он скрежетал зубами и нетерпеливо ворчал.

Вероятно, он ждал кого-то, кто ему был очень нужен.

Действительно, кто мог бы заглянуть в его душу, тот прочел бы в ней следующие размышления:

«Вабога опоздал. Он должен был появиться здесь по крайней мере час тому назад, судя по положению луны. Я очень удивлен этим. Что могло задержать его и помешать явиться в назначенное время на свидание? Неужели ему не удалось захватить лошадь кого-либо из тех дураков? Уж не случилось ли что-либо непредвиденное, заставившее тех болванов усомниться в Вабоге и лишить его свободы или даже жизни?.. Это было бы очень неприятно».

Снова закурив погасшую трубку, молодой человек продолжал свои размышления уже вслух:

— Э, не все ли равно! — чуть не во весь голос воскликнул он. — Явится Вабога или нет, я все-таки сделаю, что задумал, и нападу на тех в эту же ночь, перед рассветом… О, какое это будет счастье! Наконец-то я удовлетворю свою месть, мучившую меня столько лет… О, если бы мне удалось забрать всех их живыми… Да, необходимо, чтобы они были в моей власти живыми, иначе торжество мое не будет полным. Простая, обыкновенная смерть будет для них слишком слабым наказанием. Только живым я могу достойным образом отплатить за все то, что они заставили меня выстрадать…

Адская усмешка скривила его красивые губы. Взглянув еще раз в открытую даль, он бросил трубку, заложил обе руки под голову и, снова уставившись на луну, пробормотал:

— Не напрасно ли я доверился этому Вабоге? Но кого же я мог бы выбрать? Из всех моих молодцов один он знает хорошо по-английски и умеет втираться в доверие к бледнолицым. Зато во всем остальном он глуп. Благодаря этой глупости, вероятно, и попался впросак. А что, если он мне изменил?.. Впрочем, едва ли… Скорее они заподозрили, что он изменяет им, и убили его… Нет, он не мог мне изменить. Во-первых, он боится меня и знает, что ему от меня нигде не скрыться, а во-вторых, он ненавидит белых не меньше меня и по тем же причинам, что и я… Но как бы там ни было, им не миновать моих рук и никогда не достигнуть той цели, которую они наметили!..

Молодой человек вдруг прервал свой монолог, привстал немного и, обратившись к реке, напряг слух и зрение.

С той стороны ему послышался глухой топот лошадиных копыт, с каждым мгновением приближавшийся и становившийся более ясным.

В сущности только очень тонкое и привычное ухо могло различить этот топот.

Глаза молодого человека засверкали огнем дикой радости. Но, вероятно боясь обмануться, он наклонился, отстранил руками траву и приложился ухом к земле.

Через несколько секунд он снова приподнялся и прошептал:

— Скачет всадник. Наверное, это Вабога. Больше некому быть… О, месть, как ты сладка!

Он встал и прошел несколько шагов по тому направлению, откуда должен был явиться всадник.

Почти вплоть до реки тянулась цепь небольших холмов, покрытых кустарником. На одном из этих возвышений, там, где земля точно сливалась с небом, острый глаз молодого вождя различил силуэт лошади с сидящим на ней всадником. Не привыкший к жизни в прериях ничего не рассмотрел бы на таком расстоянии даже и при ярком солнечном свете.

Силуэт лошади с всадником рос и приближался; но все-таки расстояние между ним и вождем индейских воинов было еще слишком велико, чтобы можно было узнать всадника.

Вдруг в той стороне, откуда приближался всадник, послышался троекратный лай собаки, сопровождаемый громким, протяжным и зловещим воем, похожим на вой степных волков.

Но так как вой повторился несколько раз, через известные промежутки времени и с различными интонациями, то вождь понял, что вой этот не волчий.

Что же это, однако, могло быть?

Глава V ПРЕДАТЕЛЬ

Молодой индейский вождь только тогда понял, что означал услышанный им вой, когда тот троекратно повторился почти возле него. Оглянувшись, вождь увидел на некотором расстоянии от себя человека, испускавшего точь-в-точь такие же звуки, какие доносились с того места, откуда приближался всадник.

Очевидно, волчий вой был сигналом, условленным между часовыми индейского лагеря и тем, кого ожидали. Вождь же не был почему-то предупрежден об этом сигнале, поэтому и заподозрил неладное.

Через несколько минут всадник приблизился настолько, что его можно было легко рассмотреть. Он был одет по-европейски, но лицо его носило отпечаток характерного индейского типа. Обменявшись на скаку несколькими словами с передовым часовым, он круто осадил своего взмыленного коня перед самым вождем.

— Вабога не точен в своем слове: он опоздал на свидание, — с легким упреком произнес по-индейски вождь. — Теперь уже за полночь, а Вабога знает, что мы должны напасть на переселенцев до восхода солнца.

— Желтый вождь напрасно беспокоится о времени, — спокойно возразил на том же языке индеец. — По совету Вабоги бледнолицые остановились на ночь неподалеку отсюда. Вабога опоздал не по своей вине.

— А по чьей же?

— Бледнолицые стали подозревать, что у Вабоги два языка и держали его в плену своими глазами. Вабога едва мог уйти. Вчера утром бледнолицым встретились по пути в форт Сен-Врэ трапперы и пробыли в лагере переселенцев до полудня. Уши Вабоги не слыхали, что говорили между собой бледнолицые, но только после этого его окружили зорким надзором.

— Кто такие были эти трапперы?

— Вабога их не знает.

— Жаль! Я бы отплатил им за то, что они вмешались не в свое дело!

— Следовало бы. Языки у трапперов длинные и ядовитые.

— Каким же образом переселенцы согласились остановиться на месте, которое выбрал Вабога, если они перестали доверять ему?

— Вабога тоже имеет язык и хорошо им работает. Бледнолицые последовали его совету, надеясь, в случае чего, на свои глаза.

— Где их стоянка?

— Там, где приказал желтый вождь, — на берегу реки.

— Сколько туда езды отсюда?

— Час, если ехать с осторожностью, и не более получаса, если нестись во весь карьер.

— Хорошо. А сколько их всех?

— Девять бледнолицых, кроме женщин и детей. Чернокожих же раз в пять больше.

— Чернокожие в счет не идут. Говори мне только о бледнолицых.

— Начальник каравана — человек лет шестидесяти. Раньше он был плантатором. Вабога хорошо знал его. Он помнит этого бледнолицого с того времени, когда играл маленьким на другом берегу большой реки, в прекрасной стране своих предков, из которой его выгнали бледнолицые.

— Плантатор с семейством или один?

— При нем сын лет двадцати четырех, такой же негодяй, как он сам, и дочь, не похожая ни на отца, ни на брата. Это настоящая женщина: прекрасная, как степной цветок, и добрая, как солнце, которое всех освещает и согревает.

«Я не ошибся: это она! Час мести наконец пробил!» — сказал про себя вождь.

Глаза его сверкнули радостью, а по губам пробежала торжествующая улыбка.

— А кто остальные их спутники? Или, по крайней мере, каковы они на вид? — продолжал он вслух прежним деловым тоном.

— Есть еще высокий силач, лет под пятьдесят. Он нечто вроде помощника начальника каравана. Сердце у него жесткое, как у плантатора, он все время бьет длинным бичом негров, которые не могут поспевать за повозками.

— Узнаю этого человека по твоему описанию. Если это тот самый, то и ему несдобровать.

— Остальные шесть…

— Этих можешь не описывать. Скажи только, как они вооружены и нужно ли ждать от них сильного сопротивления?

— Оружие у них есть, но не думаю, чтобы они оказали сильное сопротивление.

— Хорошо. А как полагаешь, Вабога, есть надежда забрать их живыми?

— Всех?

— Главным образом, первых четырех?

— Думаю, что это будет не трудно.

— Отлично. Больше мне ничего не нужно знать, — произнес вождь и, возвысив голос, крикнул своим спутникам, из которых некоторые уже не спали: — Поднимайтесь — и в путь! Хоктав (название племени, к которому принадлежал Вабога) проведет нас к месту, где мы можем рассчитывать на хорошую добычу.

Пока воины один за другим вставали, собирали свои плащи и оружие и седлали лошадей, слуга вождя привел ему коня, накинул на плечи молодого человека мантию и помог ему вскочить в стремя.

Не прошло и десяти минут, как весь отряд индейских воинов был уже на лошадях и покинул свой лагерь.

Самому образцовому кавалерийскому отряду понадобилось бы на это вдвое больше времени.

Как нам известно, переселенцы устроили на берегу реки Бижу-Крик из своих повозок нечто вроде корраля.

Место для стоянки, хотя и было выбрано предателем, но заслужило полное одобрение переселенцев; оно находилось в подковообразном загибе реки, окружавшей его, таким образом, с трех сторон.

Трава здесь была густая и высокая и такая ровная, точно ее постоянно подстригали. Река в этом месте была не широка, но зато довольно глубока; берега ее отличались такой крутизною, что казалось невозможным высадиться на них.

Вообще, более удобного места для стоянки нельзя было и подыскать, тем более что самое пространство, окруженное водою, было невелико, а потому очень удобно для защиты.

В сущности, Вабога несколько преувеличивал, говоря индейскому вождю, что переселенцы не доверяют ему. У них не было причин не доверять. До сих пор он вел их хорошо, и у них на виду были уже Скалистые горы, за которыми кончалась всякая опасность.

Да и что он мог бы сделать им? Предать их шайке дикарей? Но с какою целью? Ведь он принадлежал к племени хоктавов, а это племя никогда не выказывало вражды к белым. К тому же то обстоятельство, что проводник так бегло говорил по-английски, доказывало, что он провел большую часть своей жизни среди белых и близко сошелся с ними.

Да и самое место стоянки он им выбрал такое удобное и безопасное, что трудно было заподозрить злой умысел.

Хотя трапперы настойчиво и уверяли, что хоктав человек подозрительный, но переселенцы не придавали значения их словам: они были уверены, что это внушено трапперами предубеждением против индейцев вообще или профессиональною завистью, потому что Вабога был прекрасным охотником. Могло быть и так, что трапперы просто захотели попугать переселенцев, чтобы потом посмеяться над ними.

Один только Снивели сомневался в честности Вабоги. Проводник жил, так же как сам Снивели и его спутники, во внутренних равнинах Миссисипи, а это бывшему надсмотрщику плантации казалось плохой рекомендацией для человека.

Кроме того, Снивели находил странным, почему Вабога посоветовал устроить ночную стоянку в стороне от караванного пути, на котором все-таки было бы безопаснее.

Бывший надсмотрщик сообщил некоторым из спутников свои подозрения, но те возразили ему, что он напрасно беспокоится; у хоктава не могло быть никакого интереса предавать их, потому что ему обещана довольно значительная награда, если он благополучно доведет их до Скалистых гор. Притом он во все время пути не подавал ни малейшего повода к подозрению.

Снивели замолчал, но внутренне дал себе слово бдительно следить за индейцем, в особенности ночью. И действительно, Снивели дольше всех не спал в эту ночь, почему Вабога, отлично видевший это, и не мог вовремя удалиться из лагеря. Однако в полночь усталость взяла свое: заснул и Снивели. Удостоверившись, что бывший надсмотрщик не притворялся, а действительно заснул, индеец подкрался к одной из лошадей, пасшихся посреди загона, и осторожно отвязал ее. Отведя лошадь на некоторое расстояние от лагеря, он вскочил на нее и быстро умчался.

Шум быстроводной реки заглушал лошадиный топот, никто ничего не заметил. Тем не менее почти перед самым утром простой случай открыл исчезновение проводника.

Лошадь, которую взял Вабога, имела жеребенка. Последний спал, когда мать была вынуждена покинуть его. Часа через два жеребенок проснулся и, не найдя возле себя матери, принялся так ржать и бегать взад и вперед по загороженному месту, что разбудил одного из переселенцев. Тот вскочил и, сообразив в чем дело, разбудил своих спутников.

— Вставайте! — крикнул он. — Индеец исчез вместе с лошадью!

Этих слов было достаточно, чтобы всполошить весь лагерь.

В первую минуту все растерялись и не знали, что предпринять. Женщины и дети подняли плач и вой, которому усердно вторили негры, как угорелые метавшиеся без всякой цели по лагерю.

Один Снивели не потерял хладнокровия. Успокоив кое-как своих спутников, он посоветовал им приготовиться на всякий случай к защите.

Едва он успел восстановить порядок в лагере, как один из негров оповестил, что со стороны прерий приближается отряд всадников. Напрягая всю силу своего зрения, переселенцы действительно рассмотрели какую-то плотную темную массу, быстро приближавшуюся к ним. В то же время слышался топот множества лошадиных копыт.

Не было никакого сомнения, что это мчался отряд всадников, но кто они: друзья или враги? Определить это было непросто из-за ночной темноты, слабо освещавшейся заходившей уже луной.

Но вот раздался дикий военный клич индейцев, и пораженные ужасом переселенцы поняли все: на них напали дикари, очевидно приведенные хоктавом. Трапперы были правы: Вабога изменил и предал их индейцам!

Снивели и несколько из наиболее храбрых его спутников приготовились к защите, надеясь на свое оружие. Однако им не пришлось пустить его в ход. Не успели они стать в боевой порядок, как толпа индейцев, нахлынув бурным потоком, прорвала баррикаду и мгновенно окружила переселенцев со всех сторон. Это не трудно было сделать, потому что индейцы напали именно с той стороны, где был свободный проход, а с остальных трех находилась вода, и переселенцы оказались запертыми в западне.

Дрожащие руки не повиновались, и пущенный переселенцами залп из карабинов прорезал только воздух. Сделать второй залп им не удалось: они быстро были обезоружены и частью перебиты, а частью перевязаны. Негры спрятались под фургоном и, зарывшись там в траву, жалобно выли.

Взошедшее солнце осветило ужасную картину. Такие картины в прежнее время часто повторялись в американских прериях. Фургоны переселенцев были разбиты, и все, что в них находилось, в беспорядке валялось на земле. Лошади и быки стояли связанными вместе и, точно понимая постигшее их хозяев несчастье, дрожали, оставляя без внимания сочную траву, расстилавшуюся под их ногами. Посреди этого хаоса лежали убитые и оскальпированные белые и крепко связанные негры; последние не издавали ни одного звука и не двигались.

Такова была картина, которую представлял лагерь переселенцев после того, как в нем побывали индейцы под предводительством Желтого вождя.

Глава VI ДВА ОХОТНИКА

Лощина, в которой останавливался Желтый вождь со своим отрядом, была одним из многих такого же рода углублений, длинным рядом окаймлявших прерии у подножия Сиерры.

Здесь шла еще не главная цепь Скалистых гор, а тянулись лишь ее крайние отроги, постепенно понижавшиеся и затем незаметно сливавшиеся с равниной.

Метрах в 1.300 от этого места, ближе к реке Бижу-Крик находилось ущелье или котловина, почти одинаковых размеров с первой лощиной, но совершенно другого расположения и вида. Она со всех сторон была закрыта тесно обступившими ее утесами с острыми вершинами высотою от 30 до 40 метров.

На первый взгляд казалось, что здесь нет ничего, кроме крутых отвесных скал, через которые могла бы перебраться разве только птица. Однако под этими твердынями был тайный проход, которым отлично умели пользоваться бывалые люди.

В месте соединения двух утесов, на одном уровне с землей, находился небольшой природный тоннель, из которого вытекал горный ручей, терявшийся в Бижу-Крике. Стоило только пройти по ложу этого ручья, чтобы попасть в так ревниво охраняемый утесами тайник.

Тоннель был так низок и тесен, что через него можно было пробраться с большим трудом и то согнувшись; длина его была в несколько метров.

Новичок ни за что не обратил бы внимания на этот проход, а если бы и заметил его, то никогда не подумал бы, что за ним скрывается маленький оазис.

Эта тайная котловина была покрыта роскошной травой и орошалась тихо журчащим ручейком. В глубине ее росли старые тенистые деревья, а на нижней части утеса произрастали плющ, можжевельник и другие мелкие хвойники, довольно чахлые из-за отсутствия хорошего питания в каменистой почве.

Это было как бы нарочно устроенное убежище для сов, филинов и летучих мышей. Но здесь и днем собиралось множество птиц, со всех сторон слетавшихся сюда на свидание. В этом укромном местечке им некого было бояться, кроме хищного белоголового орла, изредка появлявшегося на одной из вершин и будившего горное эхо своим зловещим криком. Иногда этот хищник схватывал налету заранее намеченную им жертву, как бы она ни старалась отвертеться от него, и мгновенно исчезал с нею в поднебесье, чтобы потом опуститься в свое гнездо где-нибудь на самом высоком пике.

Увидеть этот природный цирк можно было только с окружавших его скал, а спускаться в него редко кто отваживался даже из бывалых людей, потому что на это понадобилось бы более получаса и самый спуск был сопряжен с опасностью сорваться с крутизны.

В ту ночь, когда был разгромлен лагерь переселенцев, почти на самой утренней заре в глубине мрачного горного тайника горел костер. Дым медленно поднимался по стволам массивных хлопчатных деревьев и расплывался в листве, не переходя за вершины утесов, так что по ту сторону его никто не мог заметить.

Возле костра, над которым был подвешен небольшой котелок, сидели двое. Один из них был вполне типичным охотником. На вид ему казалось лет около пятидесяти. Темные волосы и небольшая борода обрамляли энергичное лицо, сильно закопченное солнцем, ветром и пылью. Высокий и плотный, он должен был обладать недюжинной силой. Костюм его состоял из кожаной охотничьей блузы, кожаных же панталонов, мокасинов с крепкими подошвами из кабаньей кожи и поярковой шляпы с лентой вокруг тульи; но все это было старое, обтрепанное по краям и покрытое пылью и пятнами.

Товарищ его выглядел гораздо моложе и изящнее. Его охотничий костюм, хотя и состоял из того же материала, был совершенно новый и чистый. Очевидно, вышедший из мастерской более искусного портного, он, кроме того, был украшен богатыми вышивками.

У молодого человека были тонкие черты лица, нежные руки и скромные манеры, так что в нем трудно было заподозрить простого охотника, хотя в действительности он тоже принадлежал к трапперам.

Оба охотника только что вышли из палатки, сделанной из шкур, разложили костер и принялись готовить себе завтрак. Подкрепив свои силы, они намеревались осмотреть капканы, расставленные ими с вечера в окрестностях, а затем отправиться на охоту.

Около костра, на траве, лежал воткнутый на вертел кусок сочного мяса, предназначенный на жаркое. В котелке заваривался чай, служащий любимейшим напитком всех охотников.

Некоторое время оба охотника сидели молча, прислушиваясь к тому, как в котелке закипала вода. Наконец старший прервал молчание:

— Как это странно, Нед: ты всю ночь снился мне, — начал он.

— Неужели? — с улыбкой произнес молодой человек.

— Да, просто всю ночь не давал мне покоя!

— Надеюсь, вы не видели ничего такого, что предвещало бы мне дурное… Вы знаете, я немного суеверен.

— Напрасно: все это вздор!

— Вы думаете?.. Впрочем, что бы ни ожидало меня впереди, хуже того, что уже случилось, едва ли может быть.

— Ты все преувеличиваешь, мой друг.

— И это может быть… с вашей точки зрения… Однако что же именно вы видели во сне? Это все-таки интересно.

— Мне приснилось, что ты женат на прекрасной молодой особе, которая всеми силами старалась уговорить тебя бросить твои горные похождения и увезти ее в какой-то далекий город.

— Ну и что, удалось ей уговорить меня? Думаю, что нет.

— Ты думаешь? Хе-хе-хе!

— Нет, в самом деле, неужели я поддался?

— Кажется, начал было поддаваться, но в это время я как раз проснулся, так что не знаю, чем кончилось дело… Полагаю, однако, что если бы та молодая особа, которую я видел в качестве твоей жены, в действительности взялась за тебя, то ты едва ли мог бы устоять, хе-хе-хе…

— Кто же была эта особа?

— А ты не догадываешься? Мисс Клара Блэкаддер… Ага! Как тебя передернуло при этом имени!.. Я так и знал, поэтому и не хотел называть ее, но ты сам пристал ко мне… Вот теперь и кайся!

Молодой человек, мгновенно изменившийся в лице, глубоко вздохнул и печально произнес:

— Этому сну никогда не сбыться!

— Почему же это? — с легкой насмешкой спросил его собеседник.

— Потому что Клара Блэкаддер, по всей вероятности, давно уже замужем за другим и совершенно забыла о моем существовании.

— Не думаю. Женская привязанность крепче нашей, и чем больше препятствий к соединению с предметом ее любви, тем сильнее она привязывается к нему душой и сердцем. Клара же Блэкаддер в особенности из таких женщин. Я знаю ее с той поры, когда она была еще маленькой девочкой, и всегда удивлялся ее твердости во всем… Кстати, она единственная особа из всего этого семейства, стоящая любви порядочного человека.

— О да, это совершенно верно!

— Брат ее, например, такой негодяй, какого еще поискать. Он уже маленьким был сорвиголова, так что с ним никто не мог справиться, а теперь сделался прямо каким-то висельником. Кажется, во всей долине Миссисипи не сыщешь другого такого сорванца… Впрочем, виноват, я забыл о его отце: тот тоже немногим лучше своего сына… А Клара любила тебя, Нед, я это знаю наверное, и если бы ты тогда был поэнергичнее, не позволил бы ее родственникам так запугать себя или объяснился бы с ней лично, то она давно уже была бы твоей женой.

— Ну да, как же!

— Да уж поверь моему слову, Нед, все бы отлично обошлось… В крайнем случае, посадил бы ее на лошадь — да и гайда! Увез бы ее, как делают индейцы. С такими людьми, как ее отец и брат, которые хотели заставить ее выйти за одного из своей прекрасной компании, церемониться нечего. В первом же попутном местечке вас обвенчали бы, и дело было бы кончено. Пойди-ка развенчай потом! Так сделал я с моей покойной женой Соланж лет тридцать тому назад, в штате Теннесси, перед тем как поселиться на земле хоктавов. Отец ее старый Дик Сиокум и слышать не хотел о том, чтобы мы поженились, потому что он был зол на меня за то, что я победил его на состязании в стрельбе…

— И вы увезли свою невесту?

— Увез. Соланж пришла ко мне ночью в лес, откуда я повез ее прямо к одному знакомому проповеднику-методисту, и он в какие-нибудь пять — десять минут связал нас на всю жизнь… Мне никогда не приходилось раскаиваться в этом поступке, потому что женщину лучше моей жены трудно было найти во всем свете. И, поверишь ли, с того ужасного дня, когда она навеки закрыла свои кроткие глаза, я ни разу еще не взглянул ни на одну женщину так, как смотрел на жену… Ах, как я с ней был счастлив и как мне было трудно лишиться ее!

Голос старого охотника дрогнул и оборвался.

Молодой человек печально смотрел на пламя костра и молчал, опасаясь неосторожным словом растравить душевную рану своего собеседника.

Между тем чай поспел. Старик снял с огня котелок и принялся жарить на вертеле мясо.

— Так бы следовало поступить и тебе, мой друг Нед, — продолжал он немного спустя, стараясь подавить нахлынувшие на него грустные воспоминания. — Тогда бы вся твоя жизнь сложилась иначе и тебе не на что было бы жаловаться. Вместо того чтобы рыскать по горам и степям и подвергаться всевозможным опасностям, ты завел бы себе хорошенькую плантацию в каком-нибудь укромном уголке Миссисипи и зажил бы припеваючи… По правде сказать, мне такая жизнь не была бы по вкусу. Исходив в течение тридцати лет вдоль и поперек все Соединенные Штаты, перебив около сотни краснокожих, чтобы самому не быть убитым и оскальпированным ими, и свыкшись с вольною, хотя и опасною и полною лишений жизнью охотника, я, разумеется, никогда не согласился бы застрять на плантации. Для меня это было бы тюрьмою…

— Да, я знаю, мой добрый Лихе Ортон, что вы долго не вынесли бы такой тихой жизни.

— Да, мой милый, это верно… Что же касается тебя, то тебе вовсе не к лицу быть траппером, хотя ты мастерски владеешь ружьем и лазишь по горам не хуже любой козы. Мужества, ловкости и смекалки тоже у тебя вполне достаточно для этой профессии. Но все-таки сразу видно, что тебе была предназначена совсем другая доля. Скажи пожалуйста, ты никому больше, кроме меня, не открывал свою тайну?

— Никому. У меня был и есть только один поверенный — это вы, мой старый добрый друг.

— Очень рад это слышать. Я так привязан к тебе, Нед, что мне просто больно видеть, как ты грустишь и чахнешь от любви… Я и рад бы помочь тебе, да не знаю как и чем.

— А что бы вы сделали на моем месте, Лихе? Я действительно сам не свой с тех пор, как покинул долину Миссисипи. Тело мое здесь, а душа все еще там…

— Что бы я сделал?.. Вернулся бы туда и выждал бы случай увезти мою возлюбленную — вот и все. Больше, по-моему, нечего и делать, если ты хочешь быть счастливым.

— А вдруг она уже… замужем? — со вздохом проговорил молодой человек.

— Говорю тебе, этого быть не может! Я готов отдать голову на отсечение, что она еще свободна, потому что помнит тебя и…

— Да помнит ли?

— Помнит, помнит, поверь мне. Не такая она, чтобы забыть того, кого раз полюбила.

— Эх, если бы вы не ошибались, Лихе!

— Не ошибаюсь, будь покоен.

— А если ее насильно выдали замуж?

— Нет, и этого не может быть. Она не из робких, и не дастся. Да к тому же я слышал, что ее братец сильно порастряс отцовское имение, так что старик, как говорят, еле дышит. Из-за этого приезжий жених, наверное, отступился, а новых при таких условиях не скоро найдешь. Кто захочет связываться с людьми, которые, того и гляди, останутся с пустыми руками! Такие глупости делают только из любви, а на истинную любовь многие ли способны?.. Успокойся, мой милый: Клара Блэкаддер свободна, любит и помнит тебя. Она сама мне это говорила, когда я виделся с нею в последний раз, после того как ты оттуда скрылся… Однако вот что: давай-ка завтракать, а то чай остынет. Кстати, вот и мясо поспело.

С этими словами старый охотник снял с вертела мясо и, отрезав себе большой кусок, принялся с аппетитом уничтожать его. Молодой человек со вздохом последовал его примеру.

Глава VII ПРЕРВАННЫЙ ЗАВТРАК

Читатель, вероятно, уже догадался, что тот, кого старый охотник называл Недом, был тем самым молодым ирландцем, который так неудачно пытался посвататься за Клару Блэкаддер.

Это действительно был он, и его звали Эдуард О'Нейл. Покинув с горя долину Миссисипи, он направился на запад и остановился только в Арканзасе, где пробыл некоторое время. Затем он дошел до Скалистых гор и углубился в них, надеясь среди охотничьих приключений и опасностей скорее рассеяться и забыть то, что его так мучило. В крайнем случае, здесь не трудно было найти и смерть, которая не была бы прямым самоубийством. Он рад был бы и сам наложить на себя руки, если бы его не останавливала мысль о том, что это безнравственно и свидетельствует о малодушии и трусости.

Почти в первый же день своего пребывания в горах счастливый случай свел его с самым знаменитым охотником того времени Лихе Ортоном. Сначала они стали товарищами по профессии, а потом и закадычными друзьями.

Несмотря на свои зрелые годы, Ортон был молод и бодр душой. Под своей грубой и суровой оболочкой охотник таил мягкое, восприимчивое к добру сердце и честный характер; тем же отличался и О’Нейл. Это внутреннее сходство и помогло им сблизиться.

Ободренный словами старого друга, Нед, как мы будем его называть, с аппетитом принялся уничтожать прекрасное жаркое и запивать его душистым чаем.

Вместо стола охотникам служил большой камень с гладкой поверхностью, на котором мясо резалось не хуже, чем на мраморной доске. В корзинке, которую Ортон вынес из палатки, раскинутой тут же, в ущелье, находились хлеб, соль и кое-какие пряности для придания вкуса жаркому. Имелись и деревянные вилки, чтобы не обжигать пальцев горячим мясом.

Не успели охотники съесть и половины своего завтрака, как вдруг до их слуха донесся звук нескольких единовременных выстрелов, гулко и раскатисто повторенных несколько раз горным эхом.

Целый залп ружейных выстрелов! Это не предвещало ничего хорошего. Очевидно, где-нибудь в прерии происходила кровавая стычка, и, наверное, между белыми и краснокожими.

— Поднимись скорей наверх и посмотри, не видно ли оттуда чего, — сказал Ортон, продолжая есть. — Странно, что выстрелы больше не повторяются… Впрочем, быть может, этот залп был призывом на помощь?

Молодой человек проворно вскочил, схватил лежавшее возле него ружье, перекинул его себе через плечо и быстро стал взбираться на один из утесов, цепляясь, за мелкий хвойник. Сам же Ортон спокойно остался на месте и принялся допивать свой чай.

Взобравшись наверх, Нед вынул из кармана подзорную трубу и направил ее в ту сторону, откуда послышались выстрелы.

Утренний свет только что начинал брезжить, и над прерией расстилался туман. Сначала Нед ничего не увидел, но потом вдруг на некотором расстоянии от того места, где он стоял, вспыхнул огонь и стал все больше и больше разгораться. Казалось, будто это горел костер. Вместе с тем послышались пронзительные, отчаянные крики и вопли смертельного ужаса и дикий рев, в котором привычное ухо Неда сразу узнало победный клич краснокожих.

— Ну что? — спросил старый охотник, приблизившись к подножию утеса, на котором делал свои наблюдения Нед.

— Насколько я могу понять, — ответил молодой человек, — недалеко от нас на кого-то напали индейцы… Взойдите скорее сюда сами!

Ортон взял ружье и тоже поднялся на вершину. В эту минуту над горизонтом начинало показываться солнце. В этих широтах утренние и вечерние сумерки не бывают продолжительны и почти сразу сменяются дневным светом или ночною темнотой.

— Там виднеется что-то белое, — говорил Нед, продолжая смотреть в трубу. — Что бы это такое могло быть?.. А, теперь я понял: это верхи переселенческих повозок… Возле них движется множество людей… Бегают взад и вперед, размахивая руками… Слышите, как кричат, ревут и воют?..

— Да, там, очевидно, происходит резня, — произнес Ортон, отлично видевший и невооруженными глазами. — Это около самой реки… Наверное, переселенцы, судя по фургонам… Должно быть, на них неожиданно напали краснокожие и лишили их всякой возможности обороняться, иначе были бы еще выстрелы… Узнаю тактику индейцев: налетят как орлы и, не дав опомниться, скрутят по рукам и ногам или всадят нож в горло и снимут скальп, смотря по тому, желают ли они взять в плен или убить… И к чему этих переселенцев занесло туда, в сторону от дороги?.. Это что-то очень странно!..

— И как мало повозок! — подхватил Нед. — Должно быть, это совершенные новички и люди очень наивные, иначе они не отважились бы пуститься в таком малом числе в прерии… Смотрите, Лихе, теперь вокруг костра пляшут… А как орут-то, точно стая дьяволов!.. Вон несколько человек в белом распростерты на земле… Кажется, это уже мертвые… Фургоны разбиты, кругом разбросаны вещи… Бедные переселенцы!.. Ехали со всем своим скарбом, надеялись где-нибудь устроиться по-старому — и вдруг такой ужасный конец!.. Уж не шайка ли Желтого вождя напала на них? Если так, то нужно им пожелать, чтобы они были сразу убиты. Я слышал, что попасть в плен к этому чудовищу во сто раз хуже смерти.

— Да, это верно, — подтвердил Ортон, — Желтый вождь превосходит своей жестокостью всех остальных индейских вождей, насколько можно судить по слухам… Но где же ты слыхал о нем, Нед? Помнится, я тебе не говорил еще о нем… как-то все не приходилось.

— Мне рассказывали об этом кровожадном звере в человеческом образе в форте Бент. Меня предупредили не попадаться ему в лапы… А что, Лихе, не пойти ли нам туда, к этим плясунам? Наверное, между переселенцами были женщины и дети, а их индейцы обыкновенно берут в плен. Может быть, нам удастся спасти кого-нибудь из них. Как вы думаете?

— Нет, мой друг, это невозможно, — ответил со вздохом охотник. — В первую минуту и мне пришло было в голову броситься на помощь этим беднягам, но потом я одумался. Мы напрасно только рискнем своей жизнью, не принеся несчастным никакой пользы… Я уверен, что это именно орда Желтого вождя, потому что она рыскает всегда в этих местностях. А связываться с этим дьяволом не решусь даже я. Он и так ненавидит всех трапперов, и если увидит, что мы ему становимся поперек дороги, то способен объявить нам самую беспощадную войну, тогда нас ничто не спасет… Но, погоди! Это еще что такое?

Восклицание старого охотника относилось к какому-то странному существу, которое вприпрыжку мчалось по равнине прямо к утесу, на котором стояли наши друзья, спрятавшись за стволом старого кедра.

— Что за диво! — продолжал Лихе, с недоумением всматриваясь в странное существо, быстро приближавшееся к ним. — Не то волк, не то маленький буйвол… Белая шкура, а хвоста нет… Ха-ха-ха! — вдруг расхохотался старый охотник. — Да это негр! Честное слово, негр в белой рубашке. Бедняк согнулся и бежит на четвереньках… Должно быть, еще молодой… А, смотри, какой хитрец: забрался в густую траву и скачет по ней настоящим зверем!..

— Да, сметливая шельма! — с улыбкой сказал Нед, любуясь на ловкие прыжки негра, черное лицо которого теперь ясно можно было рассмотреть. — Наверное, принадлежал к тому несчастному каравану и ускользнул из рук палачей.

— Я то же думаю, — согласился Ортон. — Присутствие негров доказывает, что переселенцы ехали с юга… Однако он направляется прямо к нам, не боится нас… А может быть, он просто хочет укрыться тут где-нибудь… Нед, ты проворнее меня: спустись-ка вниз и постарайся изловить этого молодца. Мы порасспросим его. А я пока побуду здесь.

О'Нейл молча кивнул головой и стал спускаться в равнину. Спуск оказался гораздо легче, чем подъем, так как с этой стороны утес был довольно отлогий.

Через несколько минут молодой охотник был уже внизу и направился навстречу негру.

Овладеть чернокожим было не трудно; он задыхался от волнения и усталости и не оказал ни малейшего сопротивления, когда Нед схватил его за одежду и заставил подняться на ноги. Сначала бедняк сильно было испугался, но, взглянув в открытое лицо молодого охотника, сразу успокоился: он понял, что со стороны последнего ему не угрожает никакая опасность.

— Лихе! — крикнул Нед своему товарищу. — Идите сами сюда. Этот бедный чернокожий так измучен, что я не решаюсь тащить его наверх. Пожалуй, он подумает, что я хочу доставить себе удовольствие сбросить его оттуда, чтобы полюбоваться, как треснет его лохматый череп.

Старый охотник поспешил спуститься с вершины.

— Здравствуй, приятель! Наверное, ты понимаешь хоть сколько-нибудь по-английски, — сказал он негру, которого Нед держал за руку. — Откуда это ты пробрался сюда?.. Да ты не бойся, говори смелее: мы тебе зла не сделаем.

— Повозки, масса… Я бежал от повозки, — ответил негр на ломаном английском языке.

— Что это за повозки?

— Мы ехать в них по прерии… на нас напасть… всех резать: и белых и много негр… сколько оставалось у господин после плантации… Ранены есть… убиты есть… Один я бежать!

— Гм!.. А кто же это напал на вас?

— Индейцы… Крашены индейцы. Лицо белый, красный… много разных цвет… Они прискакать ночью… Мы все спать, а они напасть на нас… Мы раз стрелять, а они нас связать и бить… Мы не стрелять второй раз…

— А много вас было?

— Много… все убить.

— И белых убили?

— Убить!.. Я видеть старый масса: голова разбит… кровь течь… и надсмотрщик с большим ружьем убить… Молодая мисс плакать и кричать… и все женщин и дети кричать… Ах, как они кричат!

— Значит, твоего господина убили!

— Да, да, убить!

— А ты знаешь, как звали твоего господина?

— Знать, масса, как не знать!.. Все знать имя старый масса. Его звать Блэкаддер.

— Эсквайр Блэкаддер?!

— Да, масса, Блэкаддер.

— Уверен ли ты в том, что его так звали? — спросил Нед, которого это известие так поразило, что он почти не сознавал, что говорит.

— Уверен, масса, уверен: Блэкаддер, — отвечал негр, вытаращив глаза от удивления.

Ему показалось очень странным, что люди могут усомниться в этом имени.

— А откуда вы ехали? — в страшном волнении продолжал Нед.

— Из Миссисипи, масса.

— Миссисипи велик. С какого именно места?

— От Виксбург… На левый берег река был плантация масса Блэкаддер, от этот плантация мы и ехать.

Молодой человек замолчал и стоял как окаменелый, закрыв лицо руками, между тем как его товарищ испустил глухое восклицание ужаса и негодования.

Больше не могло быть ни малейшего сомнения: переселенцы, караван которых разгромили индейцы чуть не на глазах у охотников, были Блэкаддер с семейством и слугами.

Глава VIII ПЛАН

— Что же нам теперь делать, мой бедный друг? — спросил Ортон, с глубоким состраданием глядя на молодого человека, совершенно убитого неожиданным открытием.

— Конечно, нужно поспешить на место битвы и убедиться, правда ли все это. Может быть, там не все убиты, а только ранены, — ответил Нед. — Страшно даже подумать, что Клара может быть убита или что она попала в плен к этому извергу, — прибавил он, растерянно обводя вокруг помутневшими от горя глазами.

— Идти туда! — воскликнул Ортон. — Да ведь я уже говорил тебе, что для несчастных жертв это будет бесполезно, а для нас кончится тем, что мы лишимся своих скальпов или, в лучшем случае, навлечем на себя вечную вражду Желтого вождя. Я уверен, что это нападение устроил именно он со своей шайкой.

— Мы поосторожнее подкрадемся к тому месту и посмотрим из-за кустов, что там делается.

— И это невозможно: там нет никаких кустов, и нам негде будет притаиться. Это я уже разглядел сверху. Нет, идти туда, значит, прямо отдаться в руки палачам, а это, по-моему, непростительная глупость. Если там даже и не Желтый вождь, то все равно нам несдобровать, потому что и всякий другой не упустит удобного случая обогатиться новыми трофеями, то есть снять с нас скальпы.

— Но нужно же предпринять что-нибудь, мой добрый Лихе, — умоляющим голосом говорил молодой человек. — Не могу же я оставаться здесь в полном бездействии, когда Клара, быть может, в плену у этих двуногих зверей. Если она жива и попала к ним в руки, то я обязан сделать попытку к ее освобождению. А если она, спаси Бог, уже убита, я считаю своим долгом отомстить за нее. Лихе, умоляю вас, помогите мне сделать что-нибудь или научите меня, как поступить.

— Конечно, нужно что-нибудь сделать, — произнес старый охотник, устремив с задумчивым видом глаза на землю. — Если бы дело шло только об эсквайре Блэкаддере с его прекрасным сынком, то, понятно, не стоило бы жалеть, но раз тут замешана Клара — во что бы то ни стало нужно разузнать о постигшей ее судьбе и что-нибудь придумать для ее спасения, пока еще не поздно. Только не следует действовать наобум. Сначала нужно основательно обдумать весь план. Я убежден, что не все убиты, потому что схватки почти не было. Наверное, переселенцы сразу сдались, увидев превосходство сил неприятеля.

— Да, и мне так думается, поэтому…

— Поэтому, — подхватил Ортон, — и говорю, что не следует зря рисковать собою, лезть прямо в петлю.

— Я согласен, Лихе, вполне согласен, что этого не следует делать. Но что же в таком случае предпринять?

— А вот, дай обдумать. Сначала нужно еще порасспросить этого чернокожего.

И, обернувшись к молодому негру, спокойно сидевшему теперь на траве возле охотников, Ортон спросил его:

— Постарайся-ка сообразить, приятель, сколько напало на вас индейцев?

— Много, масса, очень много, — ответил негр, — сто… больше сто… очень много.

— Эх, — с досадой произнес старый охотник, махнув рукой, — у вас все «много». С испугу-то у вас в глазах все удесятеряется. Ну ладно, пусть будет «сто». Скажи мне теперь вот что: не заметил ли ты между индейцами такого, который бы был главным над всеми?

— О да, масса, я заметил, хорошо заметил.

— Понимаешь, какой бы приказывал, вождя?

— Видеть вождь, масса, видеть. Он все кричать, махать руками и все делать, как он кричать.

— Да? А как он одет?

— В длинный белый одежда, масса, на голова у него большой, очень большой хвост из птица, пестрый такой, красивый птица.

— Ну, так и есть: это Желтый вождь. Он всегда щеголяет в белой мантии и носит на голове убор из павлиньих перьев, — сказал Ортон.

— Нет, масса, — возразил негр. — Лицо у него не желтый, а красный, очень красный, тут и тут, — негр показал на лоб и щеки, — только две желтый полоса на щека, а…

— Ну, это ничего не значит: он выкрашен краской, вот и все — перебил Ортон. — Желтым его прозвали по другому случаю. Ну, а что он кричал и делал?

— Что кричать, я не понимать, но он показывать рука, чтобы не убить, а больше вязать белый.

— Странно! Да верно ли ты говоришь, что он не велел убивать, а только вязать белых?

— Верно, масса, верно. А потом я спрятаться под повозка и прыг-прыг по трава сюда.

— Прыгал-то ты ловко, это мы видели. Удивительно, — продолжал старый охотник, ни к кому не обращаясь, а как бы размышляя вслух, — если Желтый вождь не перебил всех белых. Не в его привычках щадить их. Я слышал, что он никогда не оставляет в живых ни одного белого, потому что чувствует к ним какую-то особенную ненависть, но приходится верить этому черномазому, потому что негры скорее склонны преувеличивать, чем смягчать дурное.

— Да, и я нахожу это очень странным, — сказал Нед. — Но во всяком случае нужно что-нибудь предпринять для выяснения дела.

Старый охотник некоторое время простоял молча, опираясь на дуло своего карабина. Очевидно, он обдумывал какой-то план, зародившийся у него в голове.

Наконец после долгого молчания он проговорил:

— Если эти проклятые краснокожие не перебили всех сразу, то, значит, пока и не убьют их, а увезут с собою. Следовательно, нам можно будет попытаться спасти кого-нибудь из пленных.

— Так вы теперь находите возможным сделать эту попытку! — воскликнул, видимо обрадованный, Нед, схватывая своего товарища за руку.

— Кажется, мой друг.

— Но как именно?

— А вот погоди, дай мне подумать. Если Желтый вождь взял в плен женщин, то он не возвратится с ними прямо к своему племени, а захочет сначала один со своими избранными молодыми воинами позабавиться добычей где-нибудь в укромном месте.

Молодой ирландец задрожал при этих словах, подтверждавших мучившую его в эту минуту тайную мысль, но промолчал, желая дать другу возможность высказать до конца свой план.

— Если это так, — продолжал Ортон, — то мне кажется, что я могу почти наверное указать, куда именно двинутся отсюда дикари. Я знаю одно место, где Желтый вождь любит останавливаться во время своих военных экспедиций. Я совершенно нечаянно открыл это убежище, когда однажды гнался за добычей. Это было еще до встречи с тобою, Нед. Наверное, индейцы переночевали там нынче, чтобы напасть на переселенцев, о приближении которых им сообщили разведчики. Эта банда всегда нападает на караваны, приближающиеся по прерии к Скалистым горам. Впрочем, она не пренебрегает и охотниками, вроде нас с тобой, когда те имеют неосторожность попасться ей на глаза. Теперь, значит, весь вопрос заключается в том, чтобы узнать, что они в настоящее время намерены предпринять и где будут находиться, когда мы вернемся сюда.

— Вернемся сюда? — недоуменно переспросил Нед.

— Ну, да! Разве ты не понимаешь этих простых слов, дружище? — спокойно произнес Ортон.

— Значит, вы хотите отсюда куда-то идти? Но куда же именно?

— В Сен-Врэ.

— В Сен-Врэ? Что же мы там будем делать?

— Искать помощи. Не вдвоем же с тобою мы нападем на целый отряд индейцев, да еще под предводительством Желтого вождя!

— И вы думаете, что мы найдем в Сен-Врэ необходимую помощь?

— Даже уверен в этом. Те охотники, которых мы вчера встретили, отправились в Сен-Врэ. Кроме того, там должно находиться много моих старых друзей: они раза два-три в неделю доставляют туда свою охотничью добычу. Вообще, я бы там в несколько часов мог набрать человек пятьдесят самых смелых охотников, но этого будет много для того, чтобы справиться с ордой придорожных грабителей. Ведь и Желтый вождь не из заговоренных. Так вот, Нед, если ты сам не придумал ничего лучшего, мы немедленно отправимся в Сен-Врэ, заключил Ортон.

— Где же мне что-нибудь придумать, когда у меня голова идет кругом! — с горечью воскликнул молодой человек.

— Ну, так двигаемся, — сказал старый охотник.

— Ах, как я страдаю при одной мысли, что бедная Клара находится во власти этих извергов! — снова вскричал Нед. Идемте скорее.

И молодой человек уже зашагал было по направлению к форту Сен-Врэ.

— Постой, не торопись, — остановил его Ортон. — Сначала дай мне честное слово, что ты во всем будешь повиноваться мне и не сделаешь никакой глупости. Помни, что нам следует всячески избегать встречи с индейцами, пока мы одни, иначе нашим волосам не удержаться на своем месте. Признаюсь, я вовсе не желал бы расстаться со своей шевелюрой, хотя она уже и начала покрываться сединой. Честное слово, если бы не Клара, я ни за что не тронулся бы отсюда и не бросил бы недоеденным такой вкусный завтрак. Пускай бы Желтый вождь и его шайка сколько угодно продолжали разбойничать на вечную погибель своих душ. Так ты обещаешь мне быть умником и не делать никаких глупостей?

— Обещаю, обещаю, — нетерпеливо ответил Нед.

— Ну, так идем. Но для ускорения дела мы лучше сядем на своих лошадей, они ожидают нас как раз по дороге. На них мы живо слетаем туда и обратно. Вот что, приятель, — обратился Ортон к негру, — мы уедем на несколько часов, а ты дождись нас. Мы проведем тебя в одно место, где ты спокойно можешь пробыть до нашего возвращения. Там тебя никто не тронет.

Негр послушно и доверчиво последовал за охотниками, которые поднялись наверх и спустились оттуда со своим гостем в ущелье.

— Вот видишь, — продолжал охотник, указывая на остатки завтрака, — тут есть что пожевать и чем утолить жажду. Только ты не все съедай, слышишь? Мы вернемся еще засветло и захотим поужинать. Если ты нам ничего не оставишь, мы вынуждены будем съесть тебя самого.

С этими словами Ортон направился со своим спутником к тоннелю, оставив негра в полном недоумении относительно того, следует ли принимать последние слова старого «массы» за шутку или за действительную угрозу.

Пройдя сквозь тоннель, охотники направились к обширной пещере, служившей им вместо конюшни. Мигом оседлав лошадей и взобравшись на них, охотники стали пробираться в равнину, соблюдая крайнюю осторожность, пока не достигли такого пункта, откуда лошадиный топот не мог достичь до слуха пировавших возле Бижу-Крика индейцев.

— Теперь поскачем во всю прыть, Нед, — сказал Ортон. — Впрочем, я совершенно напрасно принимал эти предосторожности: краснокожие, наверное, теперь одурманены вином. Они ведь большие любители спиртных напитков, да и старый Блэкаддер был не прочь выпить. По всей вероятности, он имел с собой порядочный запас разных водок и настоек, которыми и воспользовались теперь грабители. Ну, да осторожность никогда не мешает. Если они все напились, то едва ли успеют протрезвиться до нашего возвращения и далеко не уйдут, так что нам, заручившись достаточной помощью, нетрудно будет догнать их, отнять у них пленников и проучить самих разбойников за их подвиг.

— Дай-то бог! — воскликнул молодой ирландец, жадно хватаясь за блеснувшую перед ним, как солнечный луч, надежду спасти избранницу своего сердца.

Пришпорив коней, охотники вихрем помчались по бесконечной зеленой равнине.

Глава IX ФОРТ СЕН-ВРЭ

В прериях было учреждено несколько укреплений с сильными гарнизонами для охраны торговых путей. Из всех этих укреплений особенно выделялся форт Сен-Врэ, служивший центром, куда стекались все охотники прерий, чтобы продать там свою добычу и отдохнуть от трудов и лишений своей тяжелой профессии.

Раз в год был общий сбор охотников в Сен-Врэ. В описываемое же нами время они являлись туда только поодиночке и их набиралось там человек от двадцати до полусотни не более.

Но сколько бы ни собиралось там этих людей, приносивших кипы драгоценных мехов и шкур, из которых самый маленький образчик продавался за несколько долларов, сейчас же составлялась веселая компания, спешившая вознаградить себя за долгое воздержание всякого рода удовольствиями.

И в тот день, когда в Сен-Врэ направились наши друзья Лихе Ортон и Эдуард О’Нейл, в форте было несколько десятков охотников, собравшихся со всех сторон: из ущелий и пещер Скалистых гор, с берегов речек и ручьев, вытекавших из этих гор, а также с больших рек, как, например, Колорадо, и, наконец, с Соленого озера, вокруг которого водилось такое множество дичи, что сколько ее ни истребляли, она все как будто не убывала.

Все охотники явились с богатой добычей и в два-три часа променяли ее у торговцев или комиссионеров на ружья, свинец, порох, кинжалы, ножи, одежду, на разные домашние принадлежности и на украшения с настоящими или фальшивыми камнями для своих жен; некоторые, впрочем, брали прямо мексиканскими долларами или золотым песком.

Но золото жгло руки охотников и требовало скорее обмена на водку и вино, карты, игральные кости и т. п. развлечения.

Устраиваемые охотниками пирушки и состязания в карты или кости нередко оканчивались кровавыми ссорами.

Чаще всего происходили стычки между охотниками и расположившимся возле форта индейским племенем «белых ворон». Эти индейцы дружили с белыми, но охотники видели в них соперников по ремеслу, поэтому не пропускали ни одного случая, чтобы прицепиться к ним и завести с ними ссору.

Как раз и теперь охотники затеяли спор с индейцами, угрожавший перейти в кровопролитную схватку, но крик часового вдруг отвлек их внимание в другую сторону и заставил прекратить опасную затею.

Спорщики находились на обширной площадке, раскинувшейся перед главными воротами форта и обыкновенно служившей местом для военных учений, атлетических упражнений и тому подобного.

Крик часового, говорим мы, заставил всех обернуться в сторону равнины, над которой владычествовал форт. По прерии прямо к форту неслись вскачь два всадника.

Быстрота скачки доказывала, что всадники спешат как можно скорее достичь своей цели, иначе они пожалели бы своих лошадей и не заставили бы их во всю прыть подниматься по крутой тропинке, которая вела на занятую фортом возвышенность.

— Ишь, как дуют, точно за ними гонится отряд краснокожих, — заметил Блэк Гаррис, один из самых славных в свое время охотников, кивая головой на быстро скакавших всадников.

— Однако за ними никого не видно, — отозвался другой, — к тому же им теперь нечего бы бояться в виду форта, а они все-таки не уменьшают скачки. Может быть, это из наших?.. Эх, зрение-то у меня не прежнее: не могу уж видеть лиц на таком расстоянии.

— Да, — подхватил третий, — если я не ошибаюсь, тот, который скачет на белой лошади, старый Лихе Ортон, техасец, которого вы все должны знать так же хорошо, как я, второго же я вижу в первый раз. Это какой-то совсем молодой и не похожий на нашу братию, хотя и сидит на своей вороной лошади точно сросся с нею: славный ездок, черт его возьми!

— Есть за что хвалить, — презрительно произнес один охотник, очевидно мексиканец, судя по его бронзовому лицу, одежде и выговору, — у нас даже шестилетние ребята ездят не хуже.

— Осмелюсь вам заметить, сеньор Санхез-и-Вегос, что вы изволите быть чересчур пристрастным, — с оттенком иронии возразил Блэк Гаррис. — Этот молодой человек ездит несравненно лучше, чем многие взрослые мексиканцы, которые, сидя верхом на лошади, очень напоминают кошек, взобравшихся на спину козе. Кстати, я теперь узнаю бравого молодого всадника: это мой земляк Эдуард О'Нейл из графства Типперари в Ирландии. Он настоящий дворянин не только по рождению, но и по образу мыслей.

Мексиканец засверкал глазами и с угрожающим видом подошел было к Гаррису, но тот только презрительно передернул плечами и вмешался в толпу других охотников, с возгласами любопытства окруживших поднявшихся к ним на площадку Ортона и О’Нейля.

К величайшему удивлению всех охотников, прибывшие не сошли с лошадей, а остались в седлах.

В течение нескольких минут ни тот ни другой из всадников не были в состоянии произнести ни слова: они задыхались от своей бешеной скачки не менее своих лошадей.

— Наверное, случилось что-нибудь важное, старый дружище, — сказал Гаррис, пожимая молча протянутую ему руку Ортона. — Это видно по тому, что ваши лошади еле держатся на ногах. Не в твоих привычках по пустякам загонять так бедных животных. В чем же дело? Уж не индейцы ли? Может быть, они напали на вас и вы бежали от них?

— Нет, тут совсем другое, — ответил Ортон, с трудом переводя дыхание.

— Что же именно?

— А вот что, — начал Ортон, наконец отдышавшись. — Дело действительно касается индейцев, но они напали не на нас, а на партию переселенцев, шедших из Миссисипи и остановившихся нынче ночью на берегу Бижу-Крика. Насколько нам известно, индейцы часть переселенцев убили, а часть взяли в плен.

— Вот как! А что это за переселенцы? Ты их знаешь?

— Знаю. Это плантаторы из долины Миссисипи, они направлялись в Калифорнию.

— Значит, это мои земляки, — заметил молодой охотник, стоявший рядом с Блэком Гаррисом, — я тоже с берегов Миссисипи.

— А нам очень интересно знать, откуда ты? — сердито обрезал его Гаррис, раздосадованный перерывом беседы. — Так ты говоришь, — снова обратился он к Ортону, — что переселенцы ночевали на берегу Бижу-Крика и что там на них напали краснокожие? Когда же это было?

— Сегодня на восходе солнца.

— Ну, а тебе-то тут какая печаль?

— У меня есть друзья между ними.

— Да? Кто же именно?

— Об этом после. По-моему, впрочем, достаточно уже одного того, что это белые и что на них напали краснокожие, чтобы заставить всех порядочных людей помочь несчастным.

— Положим, это так. Ну, а какие же индейцы напали на них? Черные ноги?

— Нет.

— Раыагон?

— Тоже нет.

— Так уж не хейены ли?

— Они самые.

— Ага! Ну, это самые жестокие и предательские из всех краснокожих.

— В том-то и дело, мой друг, — сказал Ортон.

— А ты узнал, кто ими предводительствует?

— Об этом нечего и спрашивать, — заметил один из охотников.

— Почему же? — осведомился Гаррис.

— Потому, что хейенами всегда предводительствует тот самый дьявол, которого называют Желтым вождем.

— Значит, и эта шайка была под предводительством Желтого вождя, Ортон? — спросило сразу несколько голосов.

— Да, друзья мои, — ответил старый охотник.

Этот ответ был встречен криками злобы и ненависти.

Все охотники и обитатели форта не раз слышали о Желтом вожде, имя которого наводило ужас на всю территорию, расположенную между истоками Ла-Платы и Арканзасом.

Многим из них лично приходилось терпеть от злодеяний этого разбойника, и они клялись отомстить ему при первом же удобном случае. К несчастью, Желтый вождь был очень осторожен и поймать его было так же трудно, как ветер в степи.

Теперь все поняли, что Ортон явился в форт недаром, а чтобы пригласить собравшихся там охотников выступить соединенными силами против Желтого вождя. Эта мысль заставила их забыть личные счеты между собою и сойтись в единодушном желании ударить на общего врага.

— Следовательно, вы явились позвать нас на помощь переселенцам? — спросил Ортона один старый охотник.

— Да, я надеюсь, вы не откажетесь…

— О, конечно, — перебил охотник. — А как вы думаете, краснокожие сейчас в том месте, где стояли переселенцы?

— Едва ли, — ответил Ортон. — Против этого имеется несколько причин. Первая та, что вчера, как я слышал, кто-то из вас встретился с их караваном…

— Это были мы, — в один голос сказали три охотника, до сих пор стоявшие молча. — Мы даже прошли с ними довольно большое расстояние и делали вместе полуденный привал, — добавил один из них.

— Значит, вы знаете кого-нибудь из них? — осведомился Ортон.

— Нет. Но мы узнали их проводника, старого хоктава, — продолжал тот же охотник. — Этот хоктав имеет обыкновение проживать подолгу в окрестностях форта Бент. Индейцы зовут его Вабогой. Он пользуется дурной славой, поэтому мы предостерегали против него переселенцев, но, должно быть, они не приняли во внимание нашего предостережения. Я уверен, что ему удалось обмануть, завлечь и предать их.

— Наверное, так, — сказал Ортон. — Я еще раньше слышал, что какой-то хоктав Вабога служит Желтому вождю шпионом. Что же касается до самого вождя, то он, по-моему, не решится остаться в такой близости от этого форта, а, наверное, поспешит уйти со своими пленниками. Вабога, конечно, передал ему о вашей встрече с караваном, и это могло внушить Желтому вождю опасение, не вздумали бы вы поинтересоваться дальнейшей судьбой переселенцев. Поэтому я думаю, что он теперь уже ушел, но я знаю, где он мог укрыться со своей шайкой и пленниками.

— Во всяком случае, нам не трудно будет напасть на его следы, — сказал один из молодых охотников.

— Ну, это вовсе не так легко, как вы воображаете, — возразил Ортон. — Краснокожие очень искусны в уничтожении своих следов.

— Как же быть в таком случае?

— По-моему, нам следует направиться прямо к тому месту, где Желтый вождь будет некоторое время скрываться.

— А ты точно знаешь это место, Лихе? — спросил Гаррис.

— Кажется, знаю.

— Так веди нас туда! — воскликнул Гаррис. — Только бы нам найти его, а там уж мы расправимся по-своему, будь покоен, перевешаем всех краснокожих на ближайших деревьях, что же касается самого Желтого вождя, то я задушу его своими собственными руками, не будь я Блэком Гаррисом!

— А я не буду Лихе Ортоном, если не проведу вас ближайшим путем к логовищу этого зверя, — проговорил старый охотник.

— Отлично. Когда же, по-твоему, следует отправляться.

— Да чем скорее, тем лучше. Времени терять не следует.

— Ну, так, значит, едем сейчас, — произнес Гаррис. Кто с нами друзья? — обратился он к толпе охотников.

— Я! Я! Мы все идем! — раздалось в ответ несколько десятков голосов.

Охотники мигом приготовились в путь, сгорая жаждой встретиться лицом к лицу со страшным Желтым вождем хейенов и отомстить ему за смерть своих товарищей, имевших несчастье попасть к нему в руки.

Ортон и Нед едва успели, не сходя с лошадей, выпить наскоро по стакану коньяку, закусить парой сэндвичей и напоить своих коней, когда охотники, тоже верхами и вооруженные с головы до ног, окружили их со всех сторон.

Их набралось только двадцать пять человек, но все это были люди храбрые и вполне опытные в делах с краснокожими. Каждый из них, надеясь на свой длинноствольный карабин, был уверен, что справится с несколькими индейцами.

— Готовы, друзья? — спросил Ортон, окинув довольным взглядом группу всадников.

— Готовы, — в один голос ответили всадники.

— Ну, так с Богом, за мной.

С этими словами старый охотник выехал вперед и, пришпорив своего коня, быстро понесся вниз с возвышения по направлению к прерии. Вслед за ним направился и маленький отряд смелых искателей приключений.

Глава X ИНДЕЙЦЫ И ИХ ПЛЕННИКИ

Мы снова находимся в той лощине, откуда Желтый вождь хейенов двинулся на лагерь переселенцев.

Отряд охотников еще не появлялся, и краснокожие наслаждаются отдыхом после своего подвига и сознанием полной безопасности в этом убежище.

День в полном разгаре; солнце медленно плывет по безоблачному небу, приближаясь к зениту.

Рамка картины осталась та же, какая была ночью, но содержание изменилось. Прежде всего прибавилось много новых людей, да и прежние ведут себя иначе, чем в то время, когда мы в первый раз увидали их ночью при свете луны и костра. Тогда индейцы держались тихо и с полным достоинством, как и следует воинам, отправляющимся в экспедицию, теперь же, опьяненные победою, а отчасти и вином, они предаются самому необузданному веселью, выражающемуся в диких движениях, прыганье, беготне, громких криках и хохоте.

Одни бесцельно шныряют взад и вперед по лощине, другие лежат в высокой траве и, размахивая руками, что-то бормочут и кричат заплетающимися языками; третьи исполняют дикую отвратительную пляску, сопровождая ее наводящим ужас гиканьем, и только немногие, сдерживаемые уважением к вождю, настолько сохранили самообладание, что могут наблюдать за лагерем и за пленными.

Пленные были разделены на три группы, расположенные отдельно, недалеко одна от другой; к каждой из них был приставлен караульный.

Негры — мужчины, женщины и дети — сидят тесной группой в углу, образуемом двумя утесами. Хотя они и не связаны, но бежать им нет никакой возможности, потому что при первом подозрительном движении с их стороны они были бы беспощадно убиты стоящим возле них караульным.

Впрочем, они и не думают бежать. Ведь их положение в сущности очень мало изменилось: они только перешли из рабства в плен, а это почти одно и то же. И если бы не боязнь быть убитыми, они были бы совершенно спокойны.

Вторая группа состоит из пяти белых женщин и пятнадцати детей, самому старшему из которых лет тринадцать, а младшему пять.

Среди женщин особенно выделяется одна, возле которой нет детей. Хотя она уже в таких летах, что тоже могла бы быть матерью, но по ее лицу и фигуре видно, что она еще девушка.

Это мисс Клара Блэкаддер. Сидя отдельно от своих товарок по несчастью, она погружена в грустные размышления.

Если у нее нет детей, за которых трепетало бы ее сердце, зато она терзается скорбью при воспоминании о тех взрослых, которые пали жертвами индейцев, а главное — за своего старого отца: он на ее глазах был убит и оскальпирован. Никогда Клара Блэкаддер не забудет ужасного зрелища, при виде которого она лишилась чувств!

И теперь, как только бедная девушка поднимает глаза, она видит этот скальп, надетый на копье, воткнутое неподалеку от нее в землю. С этого скальпа капля по капле стекает на траву кровь, та самая кровь, часть которой течет в жилах самой Клары!

Третья группа состоит из шести крепко связанных белых. В караване находилось всего девять белых мужчин; трое из них были убиты.

И действительно, рядом с тем копьем, на конце которого прикреплен седой скальп эсквайра Блэкаддера, находятся еще два таких же копья со скальпами, снятыми с убитых. Разумеется, подобная же участь постигла бы и пленников, если бы Желтый вождь не распорядился взять их в плен живыми. Только это приказание и спасло их.

Из оставшихся в живых мы знаем только двоих: Блонта Блэкаддера и бывшего надсмотрщика плантации мистера Снивели. У последнего на правой стороне лица зияет глубокая рана, очевидно нанесенная копьем. Наружность этого человека и раньше не отличалась привлекательностью, а теперь была прямо ужасна.

Индейцы сожгли все имущество переселенцев, за исключением денег, драгоценностей и кое-какой одежды, в которую могли бы нарядиться их жены. Только с одной повозки они сняли кузов и устроили из него в лощине шатер для своего вождя, где в эту минуту он отдыхает. Вождь не спал всю прошедшую ночь, а потому прилег днем после совершенного набега.

Вход в шатер сторожат Вабога и тот воин, который приставлен к вождю для его личных услуг. Оба индейца охраняют покой своего вождя не потому, что остерегались какой-нибудь опасности или чтобы не потревожили его пьяные воины, а просто потому, что так было принято.

Кроме того, они знают по опыту, что вождь проспит недолго, и прежде всего будет нуждаться в их услугах, как он им заявил.

Полуденный зной клонит и их ко сну, но они стойко противятся искушению прилечь тут же на траве и закрыть глаза; минутная слабость могла бы им дорого стоить, потому что вождь шутить не любит и не простил бы им подобного баловства.

Белые пленные шепотом передают друг другу свои впечатления, чувства и опасения за будущее. Они страдают не только от всего уже испытанного ими и от ран, но и при мысли о том, что того и гляди их предадут самой мучительной смерти.

Более всего они опасаются пыток, которым, как они слышали, индейцы любят перед смертью подвергать пленников.

— Хорошо бы, — говорит Снивели, — если бы злодеи сразу убили нас, но они, вероятно, не это задумали. Если бы они этого хотели, то не стали бы возиться с нами и тащить нас сюда, а покончили бы с нами на том месте, где напали на нас… Впрочем, кто их знает, быть может, они и совсем не тронут нас, а только будут держать в плену и заставят работать на них. Бывает иногда и так. Дай Бог! Тогда у нас все-таки останется надежда когда-нибудь спастись бегством. На что им, в сущности, наша смерть?

— Им не смерть наша нужна, — произнес лежавший рядом с Снивели бывший плантатор и приятель Блэкаддера, — а наши скальпы. Разве вы не знаете, что индейцы больше всего дорожат скальпами, в особенности молодые, которым хочется отличиться. Ведь с каждым лишним скальпом растет слава доблестного воина. Нет, они никогда не откажутся воспользоваться этими трофеями ради каких-нибудь других интересов.

— Увы, это верно! — со вздохом подтвердил третий.

— Однако я слышал, — снова заговорил Снивели, — что скальпы считаются у них почетными трофеями только тогда, когда сняты во время битвы с живых или мертвых врагов, но раз они берут кого-нибудь в плен, то никогда не снимают с него скальпа. Мы же взяты в плен, поэтому едва ли они намерены лишить нас наших головных украшений.

— Ну, я не думаю, чтобы эти негодяи были способны на такие тонкие различия, — заметил плантатор. — Да вы только посмотрите на них: две трети из них мертвецки пьяны и им каждую минуту может прийти в голову позабавиться снятием с нас скальпов. Я дрожу каждый раз, когда кто-нибудь из этих зверей смотрит в нашу сторону.

— Успокойтесь, — сказал Снивели, — вождь запретил им приближаться к нам. Я слышал это собственными ушами и уверен, что никто, как бы он ни был пьян, не осмелится ослушаться вождя. Наконец, и караульный не допустит никого из них к нам. Нет, пока еще мы в полной безопасности, а вот проснется вождь, тогда неизвестно, что будет.

Один Снивели не терял бодрости и надеялся на благоприятный исход, но все его товарищи предавались самым мрачным опасениям, и готовы были умереть от одного страха.

Что же касается пленниц, то они до такой степени были удручены постигшим их несчастьем и боязнью за будущее, сулившее им нечто хуже смерти — бесчестье, что даже и говорить не могли. У одной из них был убит муж, скальп которого она могла видеть на одном из копий, другая потеряла брата — его скальп был третьим из тех, о которых мы говорили. Остальные пленницы хотя еще и не потеряли никого, но дрожали за участь своих детей и за свою собственную.

Поэтому все они, говорим мы, сидели, молча вздрагивая при каждом взгляде, бросаемом в их сторону индейцами.

Вабога и его товарищ, сидя около палатки вождя, тоже, подобно пленникам, вели довольно оживленную беседу, стараясь говорить как можно тише.

— Как ты думаешь, — говорит Вабога, — кому достанется та красивая девушка, которая сидит в стороне от своих подруг?.. Я прозвал ее про себя Белой Лилией… Лакомый кусочек, честное слово! Всю дорогу я ею любовался.

— Кому же, как не вождю, — отвечает его собеседник.

— Да, это верно. Мне кажется, вождь ради нее, собственно, и начал все дело. Я это заметил по некоторым его словам.

— Что ж, и не мудрено: он мог раньше видеть эту бледнолицую красавицу и прельститься ею. Вот он и выследил ее, налетел по своему обыкновению орлом и забрал в плен. Теперь она уж от него не отвертится.

— Да, уж он своего не упустит… А если бы ты видел, как он весь затрясся, когда увидел ее, хоть он и умеет скрывать, что в нем кипит, но все-таки…

— Ну, это дело его, — перебил хейен. — Он вождь, и его дела нам не приходится разбирать… Видно, что ты, Вабога, много вертелся среди бледнолицых и выучился у них всех судить… А, по-нашему, кто выше нас, того нам не следует судить.

— Да я только так говорю, чтобы провести время, — оправдывался хоктав. — Я ведь тоже всю ночь не спал и готов задремать, поэтому и пустил в ход язык: это самое лучшее средство, чтобы отогнать сон.

— Я тоже не спал, но все-таки умею держать язык за зубами, — сказал хейев.

— Ну, а я этого не могу. Я должен болтать всякий вздор, чтобы не заснуть, потому что привык спать, хоть немного, но каждую ночь.

— И этому ты научился у бледнолицых: они тоже спят каждую ночь. Да, ты совсем перестал походить на индейца, Вабога. Тебе только теперь и осталось вымазать рожу белой краской, чтобы окончательно перестать быть краснокожим. Одежду и язык ты давно уже переменил.

— Да ведь это я сделал для вашей же пользы. Разве иначе я мог бы обставлять бледнолицых?

— Это верно. Но, по-моему, лучше действовать напрямик, чем так…

Неизвестно, что еще хотел сказать хейев, но в это время вдруг произошло нечто совершенно неожиданное, заставившее его замолчать. Один из пьяных с громкими криками подбежал к шатру и выразил желание видеть вождя, чтобы потребовать у него бледнолицую красавицу, которая сидит в стороне одна.

Телохранители вождя бросились урезонивать пьяницу, но это удалось им не скоро, и то только при помощи крутых мер: буян до тех пор не унялся, пока ему не скрутили руки и ноги и не завязали рот.

— Вот вы говорили, что они боятся вождя? — прошептал на ухо Снивели плантатор. — Трезвые, может быть, действительно боятся, а пьяным, известно, море по колено. Видите, один хотел даже ворваться к вождю, насилу его усмирили… Ах нет, я так и жду, что они сейчас набросятся на нас и начнут сдирать волосы!

— Успокойтесь, они не сделают этого, — возразил Снивели. — Насколько я понял из криков этого краснокожего, — я ведь немного знаю их язык, — дело шло о Кларе Блэкаддер, которая всем представляется лакомой добычей… Бедная девушка! Я хотя и не из жалостливых, а за нее и мое сердце болит.

— А каково мне видеть жену и детей во власти этих дьяволов? — произнес один из пленных, раненный в плечо. — Если бы только можно, я лучше убил бы их собственными руками, чем отдавать на поругание.

— Да и я сделал бы то же самое, — отозвался другой. — И нужно же нам было послушаться этого старого дурака Блэкаддера, соблазнившего нас следовать за ним! Он всему виною.

На это замечание Блонт Блэкаддер, наверное, энергично возразил бы, если бы не был погружен в глубокий сон.

Но вот вдруг из шатра послышался голос вождя, звавшего к себе часовых. В лагере все встрепенулись. Пленники разом умолкли и со страхом стали ожидать появления человека, который должен был решить их участь.

Глава XI ВОЗМЕЗДИЕ

По приказанию вождя Вабога привел к шатру несколько молодых воинов из наиболее трезвых. Вождь сказал им несколько слов, после чего они с злорадным хохотом поспешно направились к белым пленникам.

Очевидно, им было приказано сделать с пленниками что-то ужасное, судя по тому, что свирепые физиономии индейцев так и светились предвкушением наслаждения, которое они будут испытывать при виде страданий ненавистных белых.

И действительно, Желтый вождь придумал для пленных, — пока, впрочем, только для одного из них, — такую пытку, какая никому не могла прийти в голову.

Подойдя к связанным пленникам, индейцы схватили только что проснувшегося Блонта Блэкаддера, отнесли его несколько в сторону и быстро развязали ему ноги. Потом подхватили его под руки и повели по направлению к водопаду.

Крик ужаса вырвался из груди молодого прожигателя жизни, когда он понял, что его хотят подвергнуть той самой пытке, которой он сам когда-то истязал других.

Не меньшим ужасом были поражены и остальные пленники, уверенные, что и их черепа будут медленно раздроблены широкой струею ледяной воды, с страшною силой низвергавшейся со скалы. Это было несравненно мучительнее смерти, какого бы рода она ни была.

Под водопадом лежало громадное дерево, сваленное бурей. К этому-то дереву индейцы и привязали свою жертву так, что ее лицо очутилось как раз под водяною струей и пытаемый не мог пошевельнуть головой, если не хотел быть задушенным веревкою, несколько раз обмотанною вокруг его горла.

Все индейцы, за исключением самых пьяных, еще не проспавшихся, собрались к месту пытки и шумно выражали свою радость по поводу предстоявшего интересного зрелища.

Желтый вождь медленно приблизился к ним и заставил их расступиться так, чтобы всем пленникам была видна картина того, что потом ожидало и их.

Прошло несколько мгновений томительного ожидания, в продолжение которого вождь с выражением бесконечного торжества смотрел на беспомощно лежавшего перед ним врага, о голову и лицо которого дробился водопад миллионами брызг, ярко сверкавших на солнце и резавших лицо, как острыми ножами.

— Теперь пришла и твоя очередь, Блонт Блэкаддер! — раздался вдруг громовой голос вождя на чистейшем английском языке, заглушивший даже шум водопада. — Вкатить негодяю двойную порцию, — прибавил он, еще более возвышая голос.

Эти ужасные слова, гулко повторенные отголоском скал, достигли слуха Блонта сквозь шум водопада, хлеставшего его по голове, ослеплявшего и оглушавшего его.

Несчастный с усилием открыл глаза и рот. Очевидно, он хотел умолять своего палача о пощаде или проклясть его, но тотчас же был вынужден снова закрыть их, иначе вода выхлестала бы ему глаза и задушила бы его.

Но и этого момента было вполне достаточно, чтобы узнать того, кто скрывался под гримировкою Желтого вождя. Он понял, что скорее можно было ожидать пощады от настоящего дикаря, чем от этого человека, который так хорошо говорил на его родном языке.

Слова вождя донеслись и до остальных пленников и подействовали на них подобно громовым ударам.

Снивели задрожал с головы до ног и тщетно силился приподняться, чтобы получше разглядеть Желтого вождя, Клара Блэкаддер тоже с особенным вниманием взглянула теперь на эту таинственную личность и, начиная, подобно брату, догадываться, кто это мог быть, побледнела как смерть и затрепетала всем телом.

— Да, вкатить негодяю двойную порцию! — повторил Желтый вождь, причем его крашеное лицо приняло выражение такой адской радости, что даже самый храбрый человек должен был прийти в ужас при взгляде на него.

Снивели припомнил тот отдаленный день, когда он слышал точь-в-точь такое же приказание, отданное молодым, дрожащим от злобы и ненависти голосом.

Но почему эти слова повторяются вождем индейского племени хейенов через пять лет слишком и на расстоянии нескольких сот миль от того места, где они раздались впервые из уст того самого, кто теперь переносил пытку, к которой он тогда приговаривал другого?

Это была тайна, ключа к которой Снивели пока еще не находил.

Побледнели и негры, то есть их черные лица приняли земляной оттенок, когда они услыхали слова Желтого вождя.

— Что бы это значило? — проговорил один из негров. — Ведь то же самое кричал и молодой масса Блонт пять лет тому назад на плантации, когда он приказывал положить под насос Голубого Дика. Помните, братцы?

— Помним, как не помнить, — отозвался другой. — Мы все тогда присутствовали при наказании Дика.

И чернокожие задрожали при воспоминании о том, как они издевались над несчастным мулатом, подвергавшимся одной из самых ужасных пыток.

В эту минуту в их лохматых головах мелькнула мысль, что они в тот день были очень неосторожны и жестоки и что им теперь, быть может, придется расплачиваться за те дурные чувства, которые они тогда так громко высказывали.

И они с такой же жадностью, как Снивели и Клара Блэкаддер, стали ловить каждое движение и каждое слово Желтого вождя, которое подтвердило бы или разрушило их ужасное подозрение.

Между тем тот, на кого теперь было обращено внимание всех пленных, стоял молча и неподвижно, завернувшись в свою белую мантию, и не сводил горящего ненавистью взгляда со своей жертвы.

Все видели, что он следит за каждым дрожанием мускулов пытаемого и с чувством знатока наслаждается муками, которые тот должен был испытывать в эти страшные минуты.

Наконец он отвернулся и, разразившись дьявольским хохотом, кратко приказал:

— Отвязать его!

Вабога поспешил исполнить это приказание, затем с помощью двух хейенов поднял полумертвого Блонта на руки и снова отнес его на то место, где он лежал раньше.

— На этот раз довольно, — продолжал вождь, мгновенно принимая свое обычное серьезное и полное достоинства выражение. — Но в другой раз я прикажу окачивать этого бездельника водою до тех пор, пока его толстый череп не продырявится, как сито!

Клара Блэкаддер с глухим стоном закрыла глаза и опрокинулась навзничь. Едва не лишился чувств и хладнокровный Снивели: молодая девушка и бывший надсмотрщик плантации ее отца теперь удостоверились, что в лице Желтого вождя они встретились с человеком, которого отлично знали прежде, но о существовании которого успели забыть.

— Так и есть, — пробормотал сквозь зубы Снивели, — мы попались в руки человека, который лучше всякого другого сумеет доказать нам истину пословицы, гласящей, что «как аукнется, так и откликнется».

Товарищи Снивели ничего не знали о драме, которая пять лет тому назад разыгралась на дворе плантации эсквайра Блэкаддера, поэтому все, что сейчас происходило перед их глазами, не имело для них такого значения, как для бывших участников и свидетелей той расправы.

Снивели закрыл глаза и принялся обдумывать свое положение. Он отлично понимал, что Желтый вождь, наверное, подвергнет и его той пытке, которую только что вынес Блонт Блэкаддер.

Мозг англичанина лихорадочно заработал и принялся измышлять способы избежать этой ужасной пытки. Но что можно было предпринять? Кроме попытки спастись бегством, другого средства не было.

Снивели взглянул на свои руки, которые были скрещены у него на груди и в таком виде связаны веревкою.

При внимательном разглядывании этой веревки он заметил, что она в одном месте была так пропитана кровью, что вся промокла и растрепалась и ее не особенно будет трудно перегрызть зубами.

Быть может, и удастся сделать это, а потом бежать. Если же его и поймают, то взбешенный вождь, наверное, прикажет тут же убить его. Это все-таки будет гораздо лучше, чем испытывать муку водяной пытки.

Нужно сделать эту попытку, а там — будь что будет. Быть может, она и удастся. Смелым, говорят, Бог владеет. В сущности ведь только то положение безнадежно, из которого сам человек не старается выйти.

Все эти соображения вихрем проносились в голове энергичного англичанина. Пользуясь тем, что все индейцы столпились в это время вокруг полумертвого Блонта Блэкаддера, он перевернулся лицом вниз и, полускрытый за выступом скалы, начал перегрызать зубами веревку, связывавшую его руки.

Через несколько минут ему настолько удалось растрепать зубами волокна веревки, что перегрызть каждый из них в отдельности не представляло уже особенного труда. На все это потребовалось минут десять. Освободив руки, Снивели осторожно развязал и ноги; потом, улучив минуту, он вдруг поднялся на ноги, перепрыгнул через своего соседа, лежавшего с краю, и изо всех сил пустился бежать по направлению к равнине. Товарищи его только ахнули от изумления и завистливыми глазами стали смотреть ему вслед.

— Как это он ухитрился снять с себя узы? — прошептал его сосед, бывший плантатор. — Должно быть, перегрыз: недаром он вдруг перевернулся ничком.

— Да, но только напрасно он это сделал, — заметил другой. — Все равно ему далеко не убежать. Только то и выйдет, что эти звери еще больше обозлятся и начнут вытягивать из нас жилы.

— Эх, и без того не пощадили бы, — сказал третий. — Нам теперь только и осталось молиться за спасение своих душ.

А Снивели, подгоняемый инстинктом самосохранения, стремился уйти дальше от лагеря. Путаясь и падая в высокой траве, он тут же снова вскакивал на ноги и продолжал свою отчаянную скачку с препятствиями.

Весь вопрос теперь сводился к одному: успеет беглец достичь другого ущелья, расположенного в нескольких километрах от той лощины, из которой он бежал, или нет! Ущелье это было сплошь усеяно нагроможденными друг на друга обломками скал, заросшими мелким хвойником и ползучими растениями.

Раз попав туда, Снивели больше нечего было опасаться преследования, потому что там он легко мог спрятаться в обломках скал.

Лошади индейцев паслись у входа в лощину, и ноги у них были спутаны. Снивели совершенно резонно рассчитал, что если индейцы и тотчас заметят его бегство, то пока они добегут до лошадей и распутают им ноги, пройдет несколько лишних минут, которые у него все-таки будут в выигрыше. В остальном англичанин надеялся на свою силу, ловкость и энергию.

Но беглец ошибся в своих расчетах. Он был уверен, что за ним погонятся только верхом, а между тем его преследовал человек, тоже пеший, как он сам, и вдобавок еще более сильный и ловкий благодаря молодости.

Этот человек был Желтый вождь.

Заметив бегство Снивели в первый же момент, он, не теряя времени, выхватил у одного из своих воинов копье, сбросил с себя мешавшую ему мантию и пустился вслед за улепетывавшим во весь дух англичанином.

Хейены, не получив приказания следовать за вождем, остались на своих местах: они знали, что если понадобятся ему, то он подаст им знак.

Между тем Снивели вдруг исчез в ущелье, а через минуту от взоров наблюдателей там же скрылся и Желтый вождь. Какое-то время не было слышно ничего, кроме треска ветвей и шума скатывавшихся вниз камней, которые попадали под ноги беглеца и его преследователя, стремившихся наверх. Затем вдруг послышался громкий голос Желтого вождя, кричавший по-английски:

— Еще одно движение — и я проткну тебя копьем, рыжая собака!

Ответа не последовало.

— Не упирайся, проклятый мучитель негров! — снова раздался голос вождя. — Следуй за мною, иначе тебе тут же конец!

Очевидно, преследователь догнал беглеца и держал его в руках.

— А, ты все еще упорствуешь! — продолжал тот же голос. — Разве ты не видишь, несчастный, что тебе не уйти от меня?.. Напрасно ты и пытался! Я слишком долго искал тебя, чтобы так легко позволить тебе ускользнуть. Я знал, чего можно от тебя ожидать, поэтому все время наблюдал за каждым твоим движением… Говорят тебе — не упорствуй! Не беспокойся, я не смерти твоей хочу, иначе давно бы мог убить тебя, вместо того чтобы торговаться с тобою столько времени.

Несчастному англичанину оставалось только перескочить через один выступ утеса, чтобы быть в безопасности, когда Желтый вождь настиг его и схватил за край одежды.

Снивели рванулся было изо всех сил, но железная рука противника крепко держала его и тянула вниз. Англичанин молча стал упираться, чтобы выиграть время и обдумать, что предпринять дальше. У него мелькнула мысль напрячь все свои силы, освободиться из рук преследователя и, бросившись на него, попытаться задушить его.

Но осуществить эту мысль ему не удалось: Желтый вождь ловким движением руки накинул ему на шею лассо и снова крикнул:

— Вот теперь ты поневоле пойдешь за мной, если не хочешь быть задушенным!.. Впрочем, тебя, пожалуй, понесут. Это будет еще удобнее и… почетнее, — насмешливо прибавил он и испустил резкий крик какой-то птицы.

Через несколько минут прибежало человек десять индейцев. По знаку своего вождя они вновь связали беглецу руки и ноги и с торжеством понесли его обратно в лощину.

Желтый вождь спокойно последовал за этим триумфальным шествием.

Когда все вернулись в лощину и Снивели был положен на прежнее место, вождь приказал приставить к пленным более крепкий караул, а сам направился к ручью.

Там он смыл с лица пеструю гримировку и снова возвратился к пленникам.

Увидев и узнав теперь настоящее лицо вождя, смуглое и прекрасное, как у древней бронзовой статуи, Снивели громко простонал и заскрежетал зубами.

Остальные пленники с изумлением смотрели на вождя, преображенного из индейца в мулата, совершенно не понимая, что значит эта метаморфоза.

Клара Блэкаддер, пришедшая было в себя, при взгляде на представшего перед нею во всей своей красоте мулата, дико вскрикнула и снова упала в обморок.

У пораженных ужасом негров тоже вырвался единодушный крик.

— Так и есть: это Голубой Дик.

Глава XII ПОМОЩЬ

Пока происходили вышеописанные события в одной из лощин Скалистых гор, сюда осторожно приближался отряд всадников под прикрытием разбросанных по равнине горных отрогов.

Это были охотники, собранные Лихе Ортоном в форте Сен-Врэ и ехавшие под его предводительством.

Сначала отряд подвигался очень быстро, а теперь, ввиду близости цели, Ортон распорядился умерить шаг, тем более что почва становилась очень неровной и местами была усеяна обломками скал, путаницею лиан и других ползучих растений.

Рядом с Ортоном ехало двое охотников, тоже уже знакомых нам. Один из них был Эдуард О’Нейл, трепетавший от нетерпения и сильно сокрушавшийся по поводу того, что лошади не имеют крыльев, другой — Блэк Гаррис.

Остальные охотники следовали за ними отдельной группой. Многие из них, как люди предусмотрительные, не забыли захватить с собою по бутылке коньяку; дорогою они для большего воодушевления то и дело прикладывались к горлышку. А так как ради этой операции приходилось останавливаться, хотя и ненадолго, то из-за этих остановок О’Нейл все время сильно волновался и выходил из себя; молодой человек находил их совершенно излишними и уверял, что они делаются охотниками нарочно для того, чтобы их поездка не достигла цели.

— Что ты все ворчишь, дружище, — говорил ему Ортон, — потеря нескольких минут ровно ничего не значит. Будь покоен, поспеем. Индейцам только бы взять кого-нибудь в плен и быть уверенными в безопасности, тогда они не очень спешат. Вообще, нам нечего бояться, что мы не поспеем вовремя, и я советовал бы тебе не тратить своего пыла даром.

В ответ на эти увещания молодой человек только вздыхал и начинал ворчать про себя.

— Вернее всего, — продолжал старый охотник, — что индейцы валяются теперь пьяные, поэтому ничего и не предпримут до завтра против пленников. Таким образом, у нас еще много времени впереди для того, чтобы предупредить погибель той, за кого ты так опасаешься.

После этих увещаний своего старого друга молодой человек ненадолго успокаивался, но потом снова начинал волноваться. Ему припомнилось все, что он слышал о Желтом вожде, который из всех индейских вождей, охотившихся на белых, пользовался славою самого лютого и беспощадного, в особенности по отношению к попавшим в его руки женщинам.

Последнее обстоятельство объяснялось тем, что он когда-то был жестоко оскорблен белой девушкой и теперь искал постоянно случая выместить эту обиду на всех женщинах ее племени.

В подтверждение этого факта рассказывалось множество историй одна ужаснее другой. Припоминая их, Нед чувствовал, как у него в жилах стынет кровь и волосы на голове поднимаются дыбом.

— Ради Бога, поедемте скорее, — не своим голосом умолял он, не будучи в состоянии подавить в себе мучительную мысль, что, быть может, в эту самую минуту Клара Блэкаддер подвергается какой-нибудь ужасной пытке.

— Не горячись, мой друг, имей терпение, — сказал Ортон, — мы уже близко от того места, где, по моим расчетам, должны находиться наши враги, поэтому следует быть как можно осторожнее и не скакать сломя голову. К тому же, видишь, что здесь при быстрой езде лошади на каждом шагу могут сломать себе ногу, а это уж вовсе не желательно. Ты дал мне слово слушаться меня: докажи теперь это на деле.

— О, Боже мой, какое мучение, — с отчаянием простонал молодой человек, но все-таки покорно придержал лошадь и решил, скрепя сердце, следовать всем указаниям и советам своего опытного друга, чтобы не испортить все дело какой-нибудь опрометчивостью.

Ортон слишком хорошо изучил нравы и обычаи индейцев и знал, что они, как бы пьяны ни были, никогда не забудут расставить вокруг своего лагеря часовых. Он твердо был убежден, что и хейены в данном случае не пренебрегли этой предосторожностью, несмотря на то, что могли считать себя в полной безопасности в той лощине, где он надеялся их найти. Так как они не могли и подозревать, что белые узнали об их ночном набеге, то, разумеется, и не ожидали помехи своему отдыху. Но тем не менее, как подсказывал Ортону его многолетний опыт, они все-таки должны были расставить караульных и, быть может, даже выслали разведчиков в ту сторону, откуда их лагерь был более доступен.

Подъехать открыто к этому лагерю было бы прямым безумием. Заметив их приближение, краснокожие тотчас же поспешили бы скрыться вместе со своими пленниками, по крайней мере с наиболее важными из них. В случае же, если бы индейцы нашли необходимым вступить в бой с противниками, они поспешили бы прежде всего оскальпировать пленных.

Кроме того, следовало принять во внимание и то обстоятельство, что лошади индейцев не были так измучены, как лошади охотников, совершившие дальний и трудный путь. Ясно было, что если разбойники захотят скрыться, их нельзя будет догнать.

Продолжая так рассуждать, старый охотник пришел к заключению, что есть одно только средство обеспечить себе успех — это дождаться ночи поблизости лагеря краснокожих и попытаться тогда забраться в него хитростью.

Сделав своим спутникам знак остановиться, Ортон сообщил им свой новый план.

— Ах, Лихе, Лихе, неужели вы не можете придумать чего-нибудь другого, чтобы не ждать так ужасно долго и не терять драгоценного времени? — с мольбой произнес несчастный измученный Нед, чуть не плача.

Старик немного подумал, потом сказал:

— Положим, есть еще один способ забраться в логовище наших врагов, но очень трудный и рискованный.

— Какой же это способ? Ради Бога, говорите скорее, Лихе, не томите меня! — вскричал молодой ирландец, схватив своего друга за руку.

— Видишь эти высоты? — спросил Ортон, указывая на горную цепь, возвышавшуюся перед ними.

— Еще бы не видеть, это ведь не песчинки, — заметило несколько голосов.

— Ну и что же? — спросил Нед, так и впиваясь глазами в лицо старого охотника.

— Вы замечаете, друзья мои, что эти скалы, покрытые лесом, образуют как бы полукруг? — продолжал Ортон.

— Это верно. Что же дальше? — приставал Нед.

— А вот что. В средине этого полукруга, у самого его подножия и расположен лагерь Желтого вождя, — ответил старый охотник. — Нужно подняться на эти высоты и оттуда спуститься вниз, прямо, так сказать, на головы индейцам.

— Ну вот и отлично! — воскликнул О’Нейл, весь просияв, — Мы так и сделаем. Идемте.

И он хотел уже спрыгнуть с лошади.

— Постойте, молодой человек, не спешите, — остановил его Блэк Гаррис, который считался не менее опытным, чем Лихе Ортон. — Видно, что вы еще новичок в такого рода делах. Помните, что в подобных обстоятельствах мало одной храбрости и отваги, а необходимы, кроме того, осторожность и благоразумие. План Ортона хорош, но нам прежде всего нужно подумать, куда мы денем своих лошадей, пока будем взбираться на высоты. Нельзя же оставить их здесь, в открытой местности на добычу зверям и бродягам. Кроме того, не следует упускать из виду и вот что: можно ли нам будет обойтись без лошадей, когда мы достигнем своей цели? Ведь мы можем легко погибнуть от одного того, что окажемся без лошадей.

— Да, ты прав, Гаррис, — задумчиво проговорил Ортон. — Я вот и травленый волк, а этого не сообразил, между тем это очень важно. Конечно, без лошадей нам не обойтись. Но постойте, — продолжал он, хлопнув себя рукой по лбу, — я сейчас кое-что вспомнил, это поможет нам выйти из затруднения. Недалеко отсюда есть тропинка. По ней мы совершенно незамеченными можем проехать вплоть до тех скал, на которые нам следует подняться. Сколько бы ни выслал Желтый вождь разведчиков, они все-таки не заметят нас, если мы направимся этим путем. Только он идет в обход, и нам придется ехать часа два.

— Это ничего не значит, лишь бы нам иметь уверенность в успехе, — заметил Гаррис.

— Ну, так едем. Указывайте дорогу, Лихе! — вскричал молодой ирландец, едва помня себя от страшного нетерпения и боязни опоздать на выручку своей возлюбленной.

Ортон свернул в сторону и направился вдоль горной цепи, где раскидывался густой лес. Спутники его последовали за ним, зорко осматриваясь по сторонам глазами опытных охотников. Один Нед стремился вперед, не обращая ни на что внимания, всецело углубленный в свои горькие размышления.

Въехав в лес, отряд стал пробираться между густо росшими массивными деревьями по едва заметной тропинке, очевидно проложенной какими-нибудь крупными животными.

Было пять часов дня, когда охотники добрались до подножия тех утесов, между которыми находилась лощина, выбранная Желтым вождем для стоянок во время своих походов.

Привязав всех лошадей внизу к деревьям, Ортон и его спутники, молча и соблюдая всевозможную осторожность, стали взбираться на один из самых крутых утесов, цепляясь руками за острые выступы и мелкую поросль.

Глава XIII ОТКРЫТИЕ

Появление Желтого вождя в его настоящем виде не на всех пленников произвело одинаковое впечатление. Больше всего были поражены этим превращением те, которые его не знали раньше.

Блонт Блэкаддер, его сестра и Снивели уже раньше догадывались, что знаменитый Желтый вождь и Голубой Дик, таким таинственным образом исчезнувший пять лет тому назад с плантации эсквайра Блэкаддера, — одно и то же лицо. Подтверждение этого предположения заставило их окончательно убедиться, что они безвозвратно погибли, очутившись во власти именно этого человека.

То же самое можно сказать и о тех неграх, которые находились на плантации Блэкаддера в тот роковой день, когда их молодой господин приказал положить под насос Голубого Дика. Мулат, пользовавшийся особенным расположением старого эсквайра, а потому очень заносчивый, требовательный и жестокий к своим товарищам-невольникам, был ненавидим неграми, которые и не могли скрыть своей радости, когда он по приказанию молодого «массы» был сравнен с ними, унижен и подвергнут жестокому наказанию.

Теперь, узнав, кто был Желтый вождь, и видя, как он отомстил Блонту Блэкаддеру за себя, негры почувствовали страшный трепет при мысли, что и они могут быть подвергнуты той же ужасной пытке.

Особенно дрожал за себя негр-силач, который так усердно работал тяжелым рычагом насоса в день наказания Голубого Дика. Он вполне основательно предположил, что Голубой Дик припомнит это и отплатит ему за его усердие.

Открыв пленникам свое настоящее лицо, Желтый вождь приказал снести под водопад Снивели и вкатить ему тоже «двойную порцию». Англичанин едва перенес пытку, которая была для него еще мучительнее, чем для Блонта, так как хлеставший на него поток ледяной воды страшно разбередил его рану на щеке и заставил щеку сильно раздуться и посинеть. На бывшего надсмотрщика нельзя было теперь смотреть без содрогания — до того ужасно стало его изуродованное лицо.

После Снивели пришел черед силача-негра, как он и предвидел. Несчастный чернокожий испускал страшный вой от боли не только во время самой пытки, но долго и после нее.

Желтый вождь никого не забыл из тех, которые пять лет тому назад так радовались его унижению и наслаждались его страданиями; он всем им щедро отплатил «двойной порцией». Хотя лица негров более или менее похожи одно на другое, однако Голубой Дик всех их отлично запомнил и не оставил без наказания ни одного из глумившихся над ним.

Подходя в сопровождении двух своих приближенных, Вабоги и того воина, который ему прислуживал, Голубой Дик указывал на виновных, и их одного за другим клали под водопад.

Он оставил в покое только тех негров, которых не знал.

Пока происходила пытка водою, хейевы ни на минуту не отходили от водопада, чувствуя неизъяснимое наслаждение при виде мук пытаемых. Против обыкновения индейцев, всегда сохраняющих невозмутимую серьезность при каких бы то ни было обстоятельствах, эти воины хохотали, как дети во время балаганных представлений, передразнивали корчи, стоны и крики несчастных жертв, прыгали и кривлялись от восторга.

Никогда еще мулат, ставший во главе индейцев благодаря своему уму, смелости и безграничной ненависти к бледнолицым, не казался хейевам таким достойным уважения и удивления, как в этот раз. Ни один из их прежних вождей не доставлял им такого интересного зрелища, как это оно вполне соответствовало их жестоким нравам и удовлетворяло их ненасытную ненависть к белым.

Если пожилые индейцы и старались свято сохранять заключенные ими с белыми мирные договоры, то молодые всеми силами восставали против стеснительности этих договоров и никогда не упускали случая втихомолку, тайком от старших мстить бледнолицым за насильственный захват земель своих предков.

Желтый вождь приобрел такую власть над хейенами не только указанными выше качествами и женитьбою на дочери их главного волшебника, что тоже много значило, но и тем, что то и дело предпринимал с ними смелые экспедиции против белых.

Сначала, когда пытали Блонда Блэкаддера, воины Желтого вождя думали, что это не более как особенная забава над белыми, придуманная вождем для развлечения своих сподвижников, но потом, по крикам и судорожным движениям жертв, они поняли, что это есть месть, и пришли в еще больший восторг.

Когда кого-нибудь из пытаемых уносили из-под водопада, воины плясали вокруг него с дикими возгласами и радостными завываниями. С каждой новой жертвой их возбуждение и энтузиазм все возрастали и возрастали.

Нужно сказать, что пытка водою хотя и очень мучительна, но убивает только после нескольких повторений, потому она нравилась хейенам и тем, что обещала им неоднократное наслаждение.

Оставив пока в стороне белых пленниц по какой-то особенной причине, Желтый вождь указал своим палачам на нескольких старых негритянок, которые когда-то тоже оскорбили его своим злорадством и насмешками.

Негры, не бывшие на плантации Блэкаддера в то время, когда там находился Голубой Дик, и вообще видевшие его в первый раз, успокоились; они поняли, что, быть может, избегнут страшной пытки.

И действительно, перепытав всех знакомых негритянок, Желтый вождь наконец махнул рукой и удалился в свой шатер. Вероятно, ему надоело это зрелище, судя по тому, что он ушел с выражением скуки на своем красивом лице. Всем можно пресытиться, даже местью.

Клара Блэкаддер в смертельном страхе ожидала, что вот-вот и ее повлекут к водопаду. Проходя мимо нее к другим пленницам, Желтый вождь каждый раз как-то особенно взглядывал на нее. По этим взглядам девушка поняла, что он узнал и ее и что, наверное, захочет отомстить ей за то, что она так равнодушно смотрела, как его истязали, и за то, что была близкою родственницею того, кто обрек его на эту пытку.

На ум ей пришло решение бежать, как незадолго перед тем такая же мысль явилась у Снивели.

Неудача, постигшая англичанина, не могла остановить Клару; притом ей благоприятствовало одно обстоятельство: она была очень слабо связана и каждую минуту могла освободиться от своих уз.

Индейцы никогда не связывают женщин так же крепко, как мужчин, поэтому молодой ничего не стоило освободить свои руки. Кроме того, она заметила, что ее лошадь приближалась к ней, как бы приглашая свою госпожу воспользоваться ею. Клара знала, что если она очутится в седле, то будет в состоянии состязаться с лучшими индейскими наездниками.

Девушка решила, что пустится прямо по дороге в форт Бент; эту дорогу она хорошо заметила во время движения каравана.

«Теперь или никогда!» — прошептала пленница, когда Желтый вождь удалился в шатер.

Лошадь была около нее. Клара уже начинала потихоньку ослаблять веревку на руках и почти совсем было сняла ее, как вдруг Желтый вождь снова вышел из шатра.

На этот раз он был одет точь-в-точь так, как одевался на плантации. Все заметили, что он почти не изменился, только возмужал и окреп.

— Теперь, — насмешливо сказал он, остановившись перед пленниками, — вы еще лучше можете узнать меня и убедиться, что Голубой Дик каким был, таким и остался… А что касается вас, мисс Клара Блэкаддер, — продолжал он, обращаясь к девушке, — то вам, вероятно, памятен тот день, когда вы, стоя на балконе, с таким равнодушием любовались на то, как ваш брат подвергал ни в чем не повинного человека самой ужасной и унизительной из всех пыток? Если бы в вас была хотя капля человечности, то вы не могли бы тогда не возмутиться этим ужасным зрелищем и не выказать против него протеста. Но у вас тогда не было человеческого чувства, поэтому не ищите его теперь и у меня. Я было хотел на сегодня прекратить эту забаву, но мысль о том, что вы можете подумать, будто я вас не узнал или не считаю достойной моей мести, не дает мне покоя, и я возвратился, чтобы сказать вам: испытайте-ка теперь вы то, что испытывал тогда я!.. При этом я должен прибавить, что задумал отомстить вам еще и другим способом. Надеюсь, что водяной душ лишит вас охоты противиться мне… Ха-ха-ха! Как переменились наши роли: пять лет тому назад ваш отец, ваш брат и вы имели меня в своей власти и делали со мною все, что вам хотелось. Теперь же я стал распорядителем ваших судеб и, в свою очередь, сделаю с вами все, что мне вздумается. Очень жаль, что я не успел помешать моим молодцам отправить на тот свет вашего отца. Мне было бы гораздо приятнее, чтобы и он узнал, кто я, и повертелся бы тут передо мною под этим прекрасным водопадом, который во столько же раз превосходит его несчастный насос, во сколько я превзошел его самого всеми своими качествами. Но что делать: глупая случайность лишила меня удовольствия полюбоваться на его муки, зато это удовольствие с избытком доставите мне вы и ваш брат…

Девушка побледнела, но не теряла своего хладнокровия. Какое-то предчувствие говорило ей, что она будет спасена, и это поддерживало ее мужество.

Предчувствие не обмануло ее. Только что палачи Желтого вождя или, вернее, Голубого Дика по его приказанию схватили ее и хотели нести к водопаду, причем она не оказала ни малейшего сопротивления и даже не издала ни звука, как одна из старых негритянок, более тридцати лет находившаяся в доме Блэкаддеров и только что перенесшая пытку под водопадом, пронзительно вскрикнула и подползла к Голубому Дику.

— Оставьте мисс Клару! — вскричала она, уцепившись дрожащими пальцами за камзол мулата. — Не трогайте ее, Голубой Дик, если не хотите совершить самого страшного из всех своих преступлений!

— Убирайся к черту, полоумная старуха! Ты что вмешиваешься не в свое дело! Или мало тебе попало под этой прекрасной водокачкой? Так я прикажу прибавить, — презрительно сказал Голубой Дик, отталкивая негритянку ногой.

— Я не сумасшедшая, — возразила негритянка. — Уж если на то пошло, то я открою вам тайну: мисс Клара ваша родная сестра!

— Моя родная сестра?.. Этого быть не может! — воскликнул мулат, невольно отступив назад.

Вабога и его товарищ выпустили из рук Клару и стали выжидать, что предпримет их вождь после интересного и неожиданного заявления старой негритянки.

— Говорю вам, Голубой Дик, что это ваша сестра, — продолжала старуха. — У вас с нею один отец. Клянусь спасением моей души, что говорю истинную правду.

Голубой Дик несколько минут простоял в глубокой задумчивости, но когда он после этого снова взглянул на Клару, она прочла в его глазах, что его чувства к ней нисколько не изменились, несмотря на только что узнанную им тайну.

— Прекрасная сестра, нечего сказать! — с злым смехом произнес Голубой Дик, бросив на девушку молниеносный взгляд. — Сначала она сделала меня своей игрушкой, потом козлом отпущения и, наконец, рабом… Нет, я не признаю ни ее своей сестрой, ни ее отца своим отцом, потому что они сами не признавали меня! Я признаю только свою мать, которая во всяком случае не могла быть матерью этой красавицы с каменным сердцем… Это сестра не моя, а вон того негодяя, который ей вполне под пару… Нет, не сестрой моей она будет, а невольницей; она сделается рабою моей жены и будет работать у нас, как раньше у нее самой работали ее невольницы… Пожалуйте, милая сестричка, попробовать сначала того, на что вам было так приятно смотреть, когда это выпадало на долю других!

Говоря это, Голубой Дик сам схватил девушку и повлек было ее к водопаду.

Но ему сейчас же пришлось выпустить ее из рук: старая негритянка, собрав остаток своих сил, вдруг вскочила на ноги, бросилась на него сзади и крепко стиснула его горло своими костлявыми пальцами.

С большим трудом удалось Голубому Дику освободиться от цепких пальцев негритянки. Опрокинув ее на землю сильным ударом по голове, он снова обернулся к своей жертве, но та, к величайшему его изумлению, исчезла.

Воспользовавшись тем, что внимание всех было обращено на борьбу вождя с негритянкой, Клара Блэкаддер, ноги которой, к счастью, не были связаны, бросилась к своей лошади, перерезала заранее приготовленным перочинным ножом путы на ее ногах, вскочила в седло и во всю прыть понеслась к равнине.

Глава XIV НАПАДЕНИЕ

После долгих усилий, рискуя каждую минуту сорваться с кручи и слететь в пропасть, охотники достигли наконец вершины одного из утесов, возвышавшегося с задней стороны над лагерем индейцев.

Смельчаки подвигались вперед молча и, пробираясь между кустами и деревьями, росшими на вершине, старались делать как можно меньше шума. Ортон руководил своими спутниками только посредством знаков.

Нед с каждой минутой все больше волновался и терзался нетерпением. Он готов был Бог весть на что, лишь бы скорее удостовериться, жива ли еще Клара Блэкаддер и невредима ли она.

Но вот охотники очутились наконец над головами индейцев и ясно могли слышать и видеть все, что у тех делалось. Они попали как раз к тому времени, когда старая негритянка принялась душить Желтого вождя.

О’Нейл сразу заметил Клару и видел, как она вскочила на лошадь и быстро поскакала к равнине.

— А!.. — прошептал он. — Она бежит!.. Я догоню ее.

И молодой человек хотел повернуть назад.

— Да ты с ума сошел, — прошептал Ортон, схватив его за руку. — Разве ты не видишь, что за ней уже гонятся краснокожие? Неужели и тебе хочется попасть к ним в руки?

— Но нельзя же оставить е е! — вскричал Нед, забывая всякую осторожность и стараясь вырвать свою руку. — Ведь они ее…

— Тише, тише, не горячись, — перебил старый охотник, зажимая ему рот рукой. — Дай сначала посмотреть, что будет дальше. Потом мы придумаем, как выручить ее. А пока все ложитесь.

С этими словами он заставил молодого человека и других своих спутников лечь на землю, как можно ближе к краю утеса, между стволами деревьев, так, чтобы снизу никого не было видно. Потом он лег сам и начал наблюдать.

— Я угадал, там более половины пьяных, — шепнул он на ухо Неду. — С ними не трудно будет справиться. Стража при пленниках неважная, с ней мы тоже сладим. Остальные, которые могли бы оказать нам серьезное сопротивление, помчались за беглянкой. Не нужно будет даже стрелять, чтобы завладеть всеми находящимися тут краснокожими.

— Как же так? — недоумевал Блэк Гаррис. — Я что-то не понимаю тебя, дружище. Каким образом можем мы завладеть нашими врагами отсюда, не стреляя в них? По-моему, следовало бы каждому из нас взять по одному индейцу на прицел и постараться одним выстрелом свалить его с ног. Их теперь не более, чем нас, считая даже пьяных.

— Нет, этого не следует делать, — возразил Ортон. — Я знаю тут один очень удобный спуск, по которому мы можем пробраться вниз, не будучи никем замеченными. Ползите все за мной.

И Ортон осторожно пополз вперед к большой трещине в скале, по которой во время ливней стекала вода, поэтому в трещине не было ни камней, ни растений, которые могли бы помешать спуску. Она была довольно крутая и гладкая, как ледяной каток, так что стоило только сесть в нее наверху, чтобы мигом очутиться внизу.

Трещина кончалась на дне глубокого оврага, поросшего густой травой. Когда все охотники один за другим скатились в этот овраг, Ортон подал им знак броситься на индейцев всем сразу и убивать их ножами.

Нападение было произведено так внезапно, что краснокожие не успели даже сообразить, откуда вдруг появились враги, как были уже все перебиты, к величайшей радости пленников, в особенности чернокожих. Они так шумно выражали свою радость, что белым пришлось остановить их, чтобы не обратить внимания индейцев, находившихся в погоне за беглянкой.

Приказав пленникам не изменять своего положения и даже не освободив их от уз, Ортон распорядился побросать тела убитых краснокожих в овраг и уничтожить все следы кровопролития. В его новый план входило, чтобы Желтый вождь, руководивший погоней за Кларой Блэкаддер, по возвращении в лагерь не сразу заметил происшедшую в нем перемену.

— Теперь вот что, друзья мои, — обратился старый охотник к пленникам. — Если кто-нибудь из вас издаст хоть один звук, то я тотчас же, ради спасения остальных, убью ослушника. Поняли? Ну, значит, ни гугу!

Затем он приказал нескольким из своих спутников переодеться в одежду индейцев и стать на места убитых часовых, оборотившись спиною к равнине, откуда должны были возвратиться участники погони за беглянкой, так, чтобы те не могли сразу разглядеть лиц новых часовых.

Остальные охотники по распоряжению Ортона снова спрятались в овраге, где находились тела убитых. Таким образом, самый зоркий глаз не мог бы заметить ни малейших следов их пребывания в лагере.

Пока охотники устраивались в засаде, Клара Блэкаддер, голосом и движениями поощрявшая свою лошадь, во всю прыть неслась по равнине.

Сердце девушки было наполнено двумя совершенно противоположными чувствами: радостью, что ей удалось бежать от индейцев, и боязнью, как бы снова не очутиться в их власти.

Казалось, и само благородное животное, несшее на своей спине беглянку, понимало, что ее спасение зависит от быстроты бега. Закусив удила и вытянувшись во всю длину, лошадь неслась во весь опор, перескакивая через овраги, рытвины и через все те места, где трава была запутана и препятствовала быстрому бегу.

К несчастью, в числе лошадей переселенцев находилась еще одна такая же умная, сильная, выносливая и быстроногая лошадь, принадлежавшая Блонту Блэкаддеру. Этой лошадью и воспользовался Голубой Дик для погони за ускользнувшей от него жертвой.

Девушка слышала, что за нею гонятся, но, не оборачиваясь, продолжала подгонять свою лошадь, и без того несшуюся точно на крыльях.

Но вот лошадь нагонявшего ее всадника вдруг заржала. Клара по этому ржанию узнала лошадь брата и захотела взглянуть, кто на ней сидит. Одного полуоборота назад и быстрого взгляда, брошенного на всадника, было вполне достаточно, чтобы понять, кто ее преследует. Голубой Дик немного опередил отряд индейцев и уже настигал беглянку.

Девушка поняла, что она погибла, и сердце ее болезненно сжалось. От всякого другого ездока она могла бы ускакать, но только не от этого. Лошадь Блонта точно нарочно была создана для него, и он несся на ней подобно птице. Еще несколько минут, и бедная жертва снова будет в руках своего палача.

И действительно, вскоре раздался насмешливый голос преследователя:

— Напрасно вы так трудитесь, прекрасная сестрица: вам все равно от меня не уйти! Я сказал, что сделаю вас своей рабой, и слов своих на ветер никогда не выпускаю. Да, я теперь такой же рабовладелец, каким был когда-то ваш отец, и не хуже его умею расправляться с рабами. Вы скоро убедитесь в этом на собственном опыте. Теперь же позвольте избавить вас от напрасного, совершенно непроизводительного труда.

Голубой Дик догнал девушку и ловким движением руки схватил ее лошадь под уздцы так, что животное сразу стало как вкопанное.

Клара не сопротивлялась, она поняла, что это бесполезно.

Дав обеим лошадям немного передохнуть, мулат повернул их назад и мелкой рысью направил обратно к лагерю, не переставая дорогою подтрунивать над своей пленницей. Девушка молча слушала насмешки и глумление своего спутника, мысленно решив, что скорее откусит себе язык, чем удостоит Голубого Дика хоть одним словом.

Она очень жалела, что впопыхах выронила свой нож, единственное остававшееся у нее оружие, с помощью которого она теперь могла бы покончить с собой, ибо жизнь не предоставляла ей ничего кроме стыда, позора и мучений.

Впрочем, мало ли есть способов избавиться от жизни, следовало только улучить удобный момент! И девушка решила дождаться этого момента.

Глава XV РАЗВЯЗКА

Солнце уже село, когда Голубой Дик возвратился в лагерь со своей пленницей. Но, несмотря на темноту, зоркие глаза мулата еще издали рассмотрели, что в лагере был полный порядок: часовые и пленники на своих местах, и все спокойно.

Голубой Дик только что хотел спрыгнуть с коня на землю около входа в лощину, как вдруг услышал восклицание, заставившее его остаться в седле и, не выпуская повода лошади беглянки, повернуть к тому месту, откуда раздалось это восклицание.

Дело в том, что индейцы, участвовавшие вместе со своим вождем в погоне за беглянкой, вздумали въехать в лагерь с задней стороны, то есть оттуда, где утесы составляли почти сплошную стену. Это было именно то место, в котором охотники оставили своих лошадей. Увидев их, индейцы выразили свое удивление восклицанием, уловленным чутким ухом их вождя.

Подъехав к своим воинам, столпившимся вокруг множества привязанных лошадей, и взглянув на животных, Голубой Дик сразу понял, что поблизости находятся белые, но где именно: в самой ли лощине или наверху?

Приказав двум воинам стеречь беглянку, мулат с остальными индейцами спрятался между деревьями, чтобы высмотреть, где находятся хозяева так неожиданно очутившихся здесь лошадей.

Если краснокожие были удивлены, увидев оседланных и бережно привязанных лошадей в этом месте, то и охотники, в свою очередь, не менее своих врагов были изумлены внезапным исчезновением последних.

Овраг, в котором укрылись охотники, тянулся от подножия утесов до самого конца лощины, то есть до того места, где лощина сообщалась с равниной. В этом месте охотники и вели наблюдение за равниной, выжидая возвращения краснокожих с пойманною беглянкой.

Ортон знал, что Кларе Блэкаддер не уйти далеко и что преследователи скоро ее поймают и приведут обратно в лагерь. Поэтому он, несмотря на все настояния Неда, и не погнался вслед за ними. Старик вполне основательно сообразил, что схватка с краснокожими на открытой равнине будет несравненно труднее, чем в лощине, из которой был только один выход. Потому-то Ортон и решил дождаться возвращения индейцев в лагерь, чтобы напасть на них врасплох.

А в это время индейский вождь продолжал упиваться размышлениями о своей мести.

«Пусть теперь моя гордая сестрица сама испытает всю сладость рабства, — говорил он себе. — Куда денется вся ее фанаберия, когда моя жена начнет хлестать ее бичом и заставит делать самые трудные работы!.. Но перед этим она напляшется у меня еще под водопадом, а потом я докажу ей и другим способом, что вовсе не считаю ее своей сестрой… О нашем родстве нужно было заявить раньше, а не теперь, ха-ха-ха!.. Да, нельзя не сознаться, что этот поход был для меня самый удачный!»

Солнце уже давно скрылось за вершиною утесов, когда Голубой Дик въезжал в свой лагерь. Поднялась луна, и при ее свете индейцы ясно могли видеть, что в лагере никаких перемен не произошло.

Тела двух последних убитых индейцев были тоже убраны охотниками, а на месте часовых стояли три охотника, переодетые в индейские костюмы. Голубой Дик полагал, что воины, которым он поручил охрану Клары, уже привели ее в лагерь. Это доказывалось бродившими вокруг лощины тремя лошадьми.

Сердца скрытых в овраге охотников били тревогу: наступал решительный момент.

Ортон поднял ружье на плечо и прицелился, дав знак остальным охотникам сделать то же самое. Нед радостно улыбался при мысли, что еще несколько минут — и его возлюбленная Клара будет в полной безопасности.

— Вабога! — крикнул вдруг Голубой Дик.

Вабога, убитый одним из первых, был в числе караульных, назначенных стеречь белых пленников.

Ответа, конечно, не последовало.

— Вабога! Где же ты? — продолжал молодой вождь.

Снова полное молчание.

Вдруг из оврага выскочило множество людей, в то же время блеснул огонь и раздался оглушительный ружейный залп.

Голубой Дик, пораженный в самое сердце двумя пулями, с глухим стоном упал с лошади; одна из этих пуль принадлежала Лихе Ортону, другая — Эдварду О’Нейлю.

Выстрелы остальных охотников были тоже так метки, что почти весь отряд индейцев был уничтожен сразу; только очень немногие, уцелевшие при первом залпе, погибли от второго.

Не будем описывать радости освобожденных пленников: это понятно само собою.

Самыми же счастливыми были, конечно, Эдуард О’Нейл и Клара Блэкаддер.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассказ наш окончен. Но он был бы не полон, если бы мы ничего не сказали о дальнейшей судьбе наших героев.

О переселенцах и охотниках мы скажем кратко.

Переночевав в лощине, все переселенцы, за исключением Клары Блэкаддер, продолжили свой путь. Охотники проводили их до ближайшего форта. Отсюда шла прямая дорога в Калифорнию. Дорога эта была настолько безопасна, что уже не представлялось никакой надобности в вооруженной охране, поэтому переселенцы и охотники здесь дружелюбно распрощались. Первые направились далее, а последние разбрелись по окрестностям.

Что же касается главных лиц нашего рассказа, то о них мы должны сказать несколько подробнее.

После смерти отца никто уже более не мог воспрепятствовать Кларе Блэкаддер следовать влечению своего сердца и связать навсегда свою судьбу с судьбою Эдуарда О’Нейля.

Блонт был даже очень доволен, что избавился от необходимости заботиться о сестре, которую он терпеть не мог, она тоже не любила его, поэтому они распростились друг с другом очень холодно.

Сон Лихе Ортона, который он рассказывал О’Нейлю при первом нашем знакомстве с этими двумя лицами, сбылся в точности. Эдуард действительно оставил бродяжнический образ жизни. Отправившись со своей невестой в ближайший город, он там с ней обвенчался и стал искать подходящую плантацию, которую задумал приобрести в собственность.

У молодого человека был порядочный капитал, доставшийся ему от отца. Кроме того, Лихе Ортон, тоже скопивший кое-что в продолжение своей жизни, назначил своей наследницей Клару, так как у него самого не было ни детей, ни близких родственников.

С помощью одного ловкого комиссионера Неду удалось вскоре приобрести за сравнительно ничтожную цену целый остров Мангатан, прозванный американцами «Жемчужиной морей». Он развел на этом острове роскошную плантацию, о какой эсквайр Блэкаддер и мечтать бы не мог, и зажил припеваючи со своей молодой и любимой женою.

Лихе Ортон часто навещает своих «милых детей», как он называет счастливую парочку. Поговаривают, будто старый охотник обещал и совсем поселиться у них, когда беспощадные годы заставят наконец и его распроститься с любимыми горами.