Социалистический реализм

Северный Ледовитый Океан. Борт РПКСН 'Карелия'.
В. В. Коваленко, капитан первого ранга, командир РПКСН

– Товарищи офицеры! – резкая команда старпома заставила всех встать по стойке смирно.

– Вольно, – вошедший в столовую Владимир дождался, когда после команды старпома офицеры усядутся и неторопливо достал распечатку.

– Товарищи, нами получено сообщение от командования. В нем подтверждается необходимость нашего пребывания в 'автономке' и предписывается ждать дальнейших указаний. При прямой угрозе нападения разрешено применять адекватные меры. Послание подписано начальником штаба Северного флота вице-адмиралом Вологжинским и наркомом военно-морского флота адмиралом Кузнецовым. Да, товарищи тем самым адмиралом Кузнецовым, наркомом военно-морского флота СССР. Вы уже знаете, что в результате неизвестного явления место Российской Федерации занял СССР из сорок первого года. Как и куда исчезла Российская федерация – никому не известно, но мы и некоторые другие части Вооруженных Сил России остались. И осталась наша Родина. Конечно, она из прошлого, и жизнь в ней не столь комфортна и привлекательна, как в будущем, но это – наша страна и наш народ. Тот народ, который мы поклялись защищать, – командир помолчал несколько секунд. Офицеры, получившие официальное подтверждение всем невероятным новостям, молчали, обдумывая услышанное. – Вопросы? – резко закончил он.

– Разрешите, товарищ командир? – как и ожидалось, первые вопросы появились у лейтенанта Кучера. Новичок есть новичок.

– Слушаю вас, товарищ лейтенант.

– Приказ командования, это я понимаю, подлежит выполнению. Но насколько он законен? И…, – лейтенант, несмотря на всю самоуверенность, слегка замялся, – как быть с репрессиями? Мы вернемся в сталинский Советский Союз, а там нас всех посадят, как антисоветчиков и предателей.

– Вы уверены? – командир разглядывал лейтенанта как экспонат в музее.

– Конечно. Я читал. Солженицин, Шаламов, Солонин, – в установившейся полной тишине слова Афанасия звучали как-то жалко, словно оправдание.

– Были еще Геббельс и Бивор, – мрачнея, ответил Владимир. – Отвечаю на первый вопрос – адмирал в списке командования есть. Так что все законно. По репрессиям… Хочу отметить, что ни одной конкретной, подтвержденной документами, цифры ни Солженицын, ни Шаламов не привели. А что касается армейских репрессий – то пострадали офицеры, замешанные в заговорах и политической деятельности, и было их намного меньше, чем писали… 'солженицыны'. Еще учтите, что офицера арестовать можно было только с разрешения его начальника, следовательно, никто просто так вас отправить за решетку не сможет. К тому же командиры Красной Армии получали жалование относительно намного большее, чем российский офицер. Я уже не говорю о престижности офицерской профессии. Что касается репрессий… – Владимир посмотрел на замполита, – завтра товарищ замполит проведет соответствующее занятие, не так ли?

– Так точно, товарищ командир, – ответил строго по уставу поднявшийся Дойников. – Материалы у меня подготовлены, так что завтра в одиннадцать-ноль-ноль прошу всех свободных от вахты на лекцию.

– Все ясно? Свободны, товарищи офицеры, – скомандовал Коваленко.

Офицеры, дождавшись ухода командира, разбившись по компаниям, начали негромко обсуждать новости, как вдруг капитан-лейтенант Музыченко громко спросил, заставив умолкнуть все разговоры:

– Выходит, моя семья исчезла неизвестно куда?

– И не только твоя, – грустно ответил ему Горошков.

– Гады… Поймать и натянуть глаз на одно место, – вскочил Музыченко. – Неужели ничего нельзя сделать?

– Сесть! – резко скомандовал Дойников. – Вы, Николай Петрович, офицер, а не баба. Молчать! – добавил он, обернувшись к пытавшемуся что-то сказать Кучеру. – Мы здесь все в одинаковом положении. Или вы думаете, что во время ядерной войны было бы иначе? Или остальным намного легче, чем вам?..