Соколиные перья и зеркало Кощеевны

Глава 11. Яхта «Буревестник»

Какое-то время Ева сидела в изнеможении, потом заставила себя собрать распечатки, чувствуя, как усталость отзывается ломотой в мышцах, будто после непомерной физической нагрузки или тяжелой болезни. Ей требовался глоток свежего воздуха. А еще лучше исцеляющие объятья Филиппа.

Она их заслужила. В конце концов, чем она хуже Ксюши, которая не скрывала своего намерения после ужина уединиться с Кириллом, чтобы, так сказать, «отблагодарить». Судя по тому, как горели серо-зеленые плутоватые глаза и топорщились дреды отчаянной металлистки, она сама ждала этого момента с нетерпением. Тем более что Кирилл, узнав, что в комнате у Филиппа будет пустовать койка Вадика, отправив свою команду в райцентр, собирался остаться в лагере на ночь.

Свежести в этот вечер, к счастью, хватало с избытком. После ужина с реки прилетел легкий бриз, воздух напоминал пряный многослойный коктейль из теплых, точно парное молоко, и обдающих бодрящей прохладой ключевой воды пластов. А вот с объятьями обстояло сложнее. Филипп выглядел вялым и будто замороженным. Конечно, день сегодня для всех выдался непростой, а он еще вечером показывал детям какой-то фильм. Но только ли в усталости дело? Что если дурной морок Карины коснулся и его?

— Что с тобой? Она тебе тоже угрожала? — в тревоге спросила Ева, которой, конечно, не удалось утаить от друзей разговор, ей самой сейчас представлявшийся едва ли не наваждением.

Охранники на въезде, как и следовало ожидать, Ищееву не видели. Не через забор же она перелезала?

Филипп на автомате отключил проектор и остальную аппаратуру, потом пригласил Еву на костровую, откуда уже все ушли. Какое-то время он разглядывал проплывавшие над лагерем еще подсвеченные золотистой охрой и лиловой фуксией облака медленно догорающего заката, потом перевел взгляд на лес, откуда уже тянула мохнатые бесформенные лапы поджидавшая своего часа тьма.

— Не следовало тебя впутывать во все это, — проговорил он с усилием, устало и виновато. — Она не успокоится, пока своего не добьется.

— Хочешь сказать, мне следовало ей отдать перо? — отозвалась Ева с укором. — Перечеркнув все, что хранили твои предки, за что столько лет боролись профессор Мудрицкий, дядя Миша Шатунов, два поколения семьи Боровиковых, да и наши с тобой отцы?

— Мне страшно тебя потерять, — признался Филипп, все-таки привлекая Еву к себе и приникая к ее губам поцелуем, в котором сейчас ощущался не огонь, а полынный привкус пепла.

— Мы справимся, — прижалась к нему Ева.

Филипп заметно приободрился и, продолжая целовать, увлек ее в сторону отцветающей сирени и недавно одевшихся нарядным белым цветом кустов чубушника, которые все почему-то называли жасмином. И когда только успел зацвести? Еще пару дней назад пробивались лишь первые несмелые бутоны. С другой стороны, когда они с Филиппом успели узнать и поверить друг другу? Всего неделю назад прятали взгляд и не могли найти повод для более тесного знакомства.

— Не хочешь искупаться? Или погонять по трассе на мотоцикле? — предложил он, вплетая в ее волосы цветы чубушника и пытаясь поймать губами кудрявую прядь, выбившуюся из ее прически и упавшую на лицо. — Мне все равно придется сегодня ночевать в актовом зале или на ветке в лесу, — с лукавой улыбкой поделился он. — Ксюша собирается остаться в моей комнате с Кириллом на ночь. Дина такого себе ни разу не позволяла.

— У нее же отряд, — млея от ласк и уже не разбирая, где облетающие лепестки чубушника, где губы Филиппа, вступилась за подруг Ева.

Она слегка перевела дух, глядя куда-то в лесную чащобу и пытаясь представить себе птицу, прикорнувшую в тенистой, но мокрой от росы кроне, положив голову под крыло. Даже на костровой ощущалась поднимавшаяся от земли сырость, да и комары атаковали с кровожадным упоением, прокусывая даже джинсы.

— Насчет ночевки в лесу ничего не посоветую, — начала Ева, стараясь напустить на себя равнодушный вид, но чувствуя, как предательски загораются щеки. — Но, если Ксюша остается с Кириллом, в нашей с ней комнате освобождается одна койка.

Филипп, уже было собравшийся идти куда-то по лесной тропе, резко остановился.

— Ты серьезно? — спросил он выжидающе-нетерпеливо.

Ева кивнула.

Она никогда не мыслила, что обыденная подготовка ко сну может стать частью некоего ритуала, а смена постельного белья превратится в увлекательную игру. Нет, конечно, бабушкин наглый черный котяра, за крутой нрав и независимость прозванный Нелюбом, отвоевывал пододеяльник, раздирая руки до крови. Филипп не обращался, поэтому когтей не выпускал, но в пододеяльник ее просто завернул, а в душ отпустил лишь после угрозы поставить тумбочку между кроватями, хотя сам там до этого плескался, будто имел среди предков водоплавающих птиц.

Что касалось Евы, она не только хотела привести себя в порядок, смыв весь негатив сегодняшнего непростого дня, включая угрозы Карины Ищеевой. Вместе с полотенцем она прихватила комплект кружевного белья и пеньюар, которые мама, помогавшая ей собраться, положила в чемодан на всякий случай, хотя и без особой надежды. «Вдруг встретишь в этом лагере кого-нибудь».

В прошлом году в Португалии комплект пролежал без дела. Ева ко всей этой гламурной мишуре относилась скептически, предпочитая вещи качественные, но натуральные. Сейчас, глянув в зеркало, как ажурные жемчужные раковины бюстгальтера упруго поднимают грудь, а кружево пеньюара то закручивается пеленой метели, то ниспадает пенным водопадом, она почувствовала уверенность. Не хватало только макияжа, но от него Ева отказалась принципиально, ограничившись лишь несколькими каплями любимых духов.

В комнате тонкий и ненавязчивый аромат парфюма смешался с терпким медовым запахом, исходящим от охапки полевых цветов, появившейся за время ее отсутствия в графине. Несколько листиков и пара соколиных перьев виднелись на подоконнике. Когда успел? И где он сейчас? Додумать ей не дали. Филипп, подобравшись откуда-то сзади, сгреб ее в охапку, зарываясь, лицом в волосы, из которых Ева еще и на следующий день вычесывала соколиные перья и лепестки чубушника, и перенес на кровать. Кажется, даже на крыльях. Но в этом Ева точно не могла быть уверена. Ей казалось, что она поднимается куда-то ввысь в восходящем воздушном потоке, скользит на салазках по радуге, купается в солнечной росе, собирая медовый нектар и золотую пыльцу. За плечами, точно у Психеи, трепетали пестрые стремительные крылья бабочки или стрекозы.

Пеньюар полету, кажется, мешал, поэтому Ева не стала возражать, когда Филипп потянул за тесемки и томительно, словно бережно распаковывал желанный подарок или освобождал от патины античную скульптуру, стал стягивать ткань с ее плеч. От него пахло свежестью, лесом, мылом и одеколоном. В карих соколиных очах вместе с нежностью плескалось живое золото нагретой солнцем сосновой смолы и мед диких пчел. Соколиное перышко под подушкой хранило их от бед.

За пеньюаром последовали и остальные предметы гарнитура, хотя Филипп успел их разглядеть.

— Прямо как цветы жасмина, — проговорил он, между поцелуями проводя пальцами по рисунку кружева.

— На костровой расцвел чубушник, — изгибаясь от удовольствия, поправила его Ева.

От прикосновений ласковых уверенных рук, казавшихся сейчас мягче пуха, по ее телу бежала, нарастая, горячая волна, в которой таяли последние льдинки сомнений и страхов. Филипп не просто ее ласкал, но, казалось, словно скульптор ваял или лепил другого человека. Ева не почувствовала не только боли, но даже какого-то дискомфорта, хотя «давленые вишни» на простыне впечатлили Филиппа не меньше кружева.

— У меня ведь это тоже первый раз, — смущенно признался он.

А потом они, распугивая лягушек и ночных птиц, носились на мотоцикле по окрестностям и купались в реке, едва не спалив на пляже Ксюшу и Кирилла, которым тоже пришла в голову идея освежиться.

— Может быть, стоило им посигналить, — проезжая по самой бровке обрыва, предложил Филипп.

— Смотри за дорогой, иначе сейчас ухо откушу, тем более что соколам все равно ушных раковин не полагается, — строго одернула его Ева, которая сама едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться на всю округу. Тем более что перо за пазухой щекотало ее вовсю.

Укрытый сумраком лес дышал ароматами земляники и хвои. Звезды напоминали капли бриллиантовой росы, рассыпанные по бархатному покрывалу ночи. Скопления неведомых миров, галактик и созвездий отражались в петлявшей меж холмов своенравной реке. Временами, когда дорога шла вдоль обрыва или спускалась к берегу, Еве казалось, что они едут прямиком по Млечному Пути. А во время купания они обливали друг друга из отраженного ковша Большой Медведицы.

— Ну и зачем вы, спрашивается, шхерились там на берегу по кустам и удирали, точно контрабандисты, — ехидно поинтересовалась утром Ксюша. — Мы вас все равно видели, и вы нас, я так понимаю, тоже. Могли бы, пока купались, одолжить мотик покататься. Мы бы честно вернули.

Проводив Кирилла, она пребывала в ворчливом настроении. Хотя Еве и Дине, которая уже с утра радовалась выздоровлению Вадика, завидовать не собиралась.

— Ну вы даете! — удивленно фыркнула Ксюша, поднявшись вслед за Евой в комнату. — Даже кровати на место поставили. Вот ведь делать вам было нечего. Тем более на ночь можете вернуть все обратно, — добавила она, перебирая свои жуткого вида украшения и в дополнение к монстру работы дяди Миши, при ближайшем рассмотрении оказавшемуся волком, унизывая пальцы массивными и, кажется, серебряными, кольцами. — Я на ночь уже договорилась с Мариной, что буду ночевать у нее, а Дина переберется к Вадику. Да и во время тихого часа мешаться не стану. Мне надо систематизировать гербарии. Курсовую-то по ботанике никто не отменял. Да и полнолуние скоро.

При чем тут полнолуние до курсовой по ботанике, Ева не поняла. Разве что в последнее время Ксюша все чаще напоминала ей сказочного Серого Волка, который знал, как выпутаться с наименьшими потерями из любых бед. Ева не стала уточнять, что остаток ночи они с Филиппом провели в тесноте, но не в обиде на ее постели, даже не додумавшись до того, чтобы, словно в номере для супругов, сдвинуть кровати вместе. Засыпать и просыпаться в объятьях любимого оказалось еще одним новым и незабываемым ощущением. А она в детстве удивлялась, как прадедушка и прабабушка в их суровой послевоенной молодости помещались вдвоем на железной односпальной койке, которая до сих пор стояла на даче.

Вставать, конечно, совсем не хотелось, но они с Филиппом ухитрились не только не проспать, но и подняться по будильнику, чтобы дать сигнал подъема, и на планерку прибыли вовремя и даже порознь.

Татьяна Ивановна после вчерашнего держалась тише воды ниже травы. Про инвестиции больше не заикалась и, чтобы задобрить детей и родителей, наконец-то официально открыла купальный сезон. Она, оказывается, получила разрешение еще позавчера, когда ездила в город с Кариной Ищеевой. Так что ночное купание Филиппа, Евы и остальных оказалось, можно сказать, репетицией перед началом обещанного еще в путевках детского отдыха на воде.

Хотя утренние занятия отменили, поход на пляж нес дополнительную заботу. Сразу после завтрака Николай Федорович, оформленный еще и спасателем, водитель и Филипп перетащили на пляж лежаки и зонтики и установили буйки, а потом строго следили за тем, чтобы дети за них не заплывали. Помимо быстрого течения и водоворотов, на глубине поджидала еще одна опасность.

После строительства Рязанского гидроузла на Оке даже в межень продолжалось судоходство. Конечно, туристические теплоходы сюда, в верховья, почти не забирались, да и баржи проходили не так уж часто. Зато моторки рыбаков и скоростные катера обитателей коттеджных поселков разрезали водную гладь с завидной регулярностью.

Едва заслышав тарахтение рыбацкого мотора, дети с азартным визгом бросались к воде, чтобы поймать пускай и совсем маленькую, но все же волну. А уж рокот турбин и фешенебельный вид скоростных катеров и яхт приводил их в полный восторг, который вожатым приходилось сдерживать, вставая на защиту безопасности воспитанников буквально грудью.

— Ну почему нельзя на волнах покачаться? — не мог скрыть своего возмущения Леша Рябов.

— Мы же не будем заплывать! Совсем рядом с берегом! — поддерживал его разочарованный Сева Кулешов.

— А если яхта собьется с курса? — качал головой рассудительный Петя Климанов.

Купаться и выходить из воды по свистку, конечно, никому не нравилось, включая вожатых, но остальные воспитанники если и роптали, то достаточно тихо, тем более что и на берегу развлечений хватало.

Помимо куличиков и песочных замков, которые под руководством девочек-практиканток строили малыши, на пляж принесли различные настольные игры и бадминтон. А Вадик и Филипп организовали подростков в две команды по пляжному волейболу.

Ника Короткова и ее подруги плели косички и подправляли макияж, используя первый выход на речку для того, чтобы сделать фотосессию в купальниках. А нарядные катера и яхты если и пытались поймать, то лишь в объектив камер, желательно с собой любимой на переднем плане. Строгая Ксюша, которая, помогая тете Зине, следила, чтобы воспитанники не забывали о головных уборах, их гоняла.

— Ну мы только пару фоточек сделаем, — извивалась ужом Ника, ускользая из-под косынки, которую на нее пытались нацепить.

— Ага! Как раз солнечный удар и получите, — скептически хмыкала Ксюша. — А из косынки можно сделать модный аксессуар, добавила она, демонстративно накрутив поверх синих дредов подобие банданы.

В конце концов, Ева сжалилась над девчонками, одолжив им ненадолго стильную широкополую шляпу, которую купила в прошлом году перед поездкой в Португалию. Девчонки пищали от радости, хотя из-за очередности на фото в ней едва не переругались. Пришлось Еве и Дине наводить порядок.

— Ты там, подруга, сама не сгори, — предупредила Ксюша, обильно нанося на кожу солнцезащитное средство.

Ева последовала ее примеру. Не считая вчерашнего ночного купания, она этим летом тоже пока не принимала воздушных ванн. И, примеряя купальник, опять переживала из-за недостаточной длины ног и несовершенства фигуры. Конечно, в отличие от не комплексовавшей по поводу своей внешности Ксюши она не имела на спине и боках нависающих над талией булок, да и бедра, к счастью, не тряслись от целлюлита. Но все же даже Дина, не говоря уже о подружках Ники Коротковой, выглядела более подтянуто. И Ева в который раз себе давала зарок найти время для похода в спортзал.

Другое дело, что Филипп каждым своим взглядом, словом, случайным прикосновением давал ей понять, что лучше нее для него никого нет и быть не может. Хотя он активно участвовал в обустройстве пляжа и два часа с небольшими перерывами на заходы в воду играл с мальчишками в волейбол, он просто фонтанировал энергией, не только в прыжке временами забывая касаться земли. Так, что это было даже заметно.

— Филипп Артемович, так нечестно, вы же выше и сильнее нас! — возмущался Сева Кулешов, когда Балобанов взял какой-то сложный крученый, а другой мяч в полете «загасил».

— Просто ты мазила, — не упустил случай поддеть товарища Леша Рябов.

— Сева не мазила, но и Филипп Артемович все сделал по правилам, — снова выступил третейским судьей ведущий трансляцию и почти вжившийся в роль спортивного комментатора Петя Климанов.

Филипп не ходил и не бегал, а именно парил и летал. Особенно это бросалось в глаза на дискотеке. Первой за эту смену, которую Ева посетила, безо всякой репетиции станцевав со своим любимым диджеем босса-нову.

Этот экспромт хоть и вышел спонтанно, но привлек всеобщее внимание. Ева даже в первый момент чуть не сбилась с ритма, осознав, что весь лагерь на них смотрит. На какой-то миг ей показалось, что вернулся хитиновый панцирь, и она вообще не способна двигаться, не то что воспроизвести сложные па босса-новы. Но один ободряющий взгляд Филиппа, сегодня танцевавшего исключительно для нее, и его первое рукопожатие, перешедшее во вращение, заставили ее забыть все сомнения, отдаваясь волю ритма и доверяя опыту партнера.

— Евангелина Романовна, вы такая крутая! — сразу после окончания мероприятия, пока Филипп сматывал провода, забросали ее комплиментами Ника Короткова и остальные старшеклассницы.

— А вы нас так научите?

— Это все Филипп Артемович, — чувствуя, что краснеет до ушей, ответила Ева.

Она почувствовала себя самозванкой. О какой учебе может идти речь, когда она сама едва запомнила последовательность шагов. Впрочем, на записи, которую сделала Ксюша, танец смотрелся неплохо, и Ева даже с разрешения Филипа отправила видео маме. Родителей следовало как-то потихоньку подготовить. Балобанов своим тоже о них рассказал. Получив в ответ восторженный смайлик и кучу вопросов о том, как развиваются отношения с «сыном папиного боевого товарища», Ева почти успокоилась. В том числе и по поводу танца. Неужели она и в самом деле столько лет находилась во власти недоброго морока, сковавшего ее сердце льдом и одевшего тело в жесткий хитиновый покров?

Карина Ищеева никаких новых сюрпризов не подкидывала и на территории лагеря не появлялась. Видимо, спасала бизнес и чинила порванную паутину, налаживая заново связи и отбиваясь от следователей прокуратуры.

— Может быть, она исчерпала запас каверз и решила от нас отвязаться? — спрашивала с надеждой Ева, прижимаясь к Филиппу в ночи.

Тот молча зарывался лицом в ее волосы или задумчиво вел соколиным пером по ее обнаженной груди. Ответа он тоже не знал. Впрочем, о неприятностях они оба старались сейчас не думать, про будущее загадывать не пытались, да и вообще терялись во времени, наслаждаясь состоянием безоглядной любви, открывающей дорогу к самым сокровенным тайнам мироздания.

— Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь, — признавался Филипп. — И все эти годы шел к тебе.

— А я тебя ждала, — блаженно положив голову к нему на плечо, отзывалась Ева.

Она и в самом деле верила, что с помощью ли заветного пера или искренних чувств они воздвигли преграду, которую не по силам преодолеть ни Карине, ни ее заключенному в зеркало отцу. Однако если лихо бродит опричь и окрест, то поминай не поминай, все равно появится.

В субботу хлопот на пляже прибавилось. Приехавшие на выходные родители некоторых из воспитанников купали своих чад на лагерном пляже по свободному графику, вызывая законную зависть остальных ребят. А тут еще и движение на реке активизировалось. Пользуясь хорошей погодой, владельцы коттеджей на берегу устроили на воде настоящую ярмарку тщеславия, соревнуясь в красоте дизайна и скорости своих навороченных плавсредств.

Яхты и катера носились в обе стороны, словно хищные косатки, неведомой силой закинутые в акваторию пресноводной Оки. Пилоты соревновались в скорости и умении маневрировать, в желании превзойти друг друга, выруливая временами на мелководье. Их гламурные спутницы, словно на скачках в Аскоте, пытались превзойти друг друга вычурностью пляжных костюмов и дизайном шляпок.

— Смотрите, настоящую регату устроили! — восхищался Леша Рябов, устремляясь к буйкам, где его неизменно останавливали Вадик или Филипп.

— Только шампанского не хватает, — намекал на популярный мультик Сева Кулешов.

— Зачем им шампанское, — пожимал плечами Петя Климанов. — У флайбриджевых яхт есть дизельные или бензиновые двигатели и достаточно мощные.

— Ох не нравится мне весь это кипеш и слэм, — трясла дредами Ксюша, вместе с Евой помогая Дине выгонять малышню из воды. — Чую, весь этот парад добром не кончится.

Ева не могла не согласиться с подругой. Она с самого утра чувствовала какую-то подавленность или тревогу. Даже у реки не хватало воздуха, его приходилось втягивать с усилием, словно карамель, покрываясь потом и мечтая о свежем ветерке. Виски временами мучительно пронзали тонкие иглы боли.

Во сне она опять видела Карину. Дочь олигарха в наряде для камлания стояла возле жертвенника и резала руки, кропя кровью восковую фигурку то ли птицы, то ли человека с птичьими крыльями, сделанными из перьев. Зеркало в углу на этот раз не сочилось тьмой, а выглядело просто гладким отшлифованным куском обсидиана. Карина произнесла какое-то заклинание, и поверхность пошла трещинами. Изрезав все пальцы о края, ведьма вытащила один из осколков и воткнула в голову восковой фигурки.

Ева ничего не сказала Филиппу, но он, конечно, заметил ее подавленность.

— Может быть, пойдешь приляжешь в тени или вернешься в корпус, — проговорил он озабоченно.

— Погода меняется, — жалобно объяснила Ева. — Вечером обещают грозу, а потом похолодание.

Впрочем, пока смену погоды ничего, кроме духоты, не предвещало. Истомленный жарой луг сочился ароматами сладкого клевера, ромашки и мяты. В лесу не дрожали даже листья. Солнце, подбираясь к зениту, рассыпало по реке мириады сияющих осколков, увертливых, неуловимых, как дрейфующие в теплой воде на мелководье стайки мальков, обнимало лучами лес и пляж. И в его сияющих потоках стоял Филипп, загорелый, подтянутый, уверенный. И потрясающе красивый, светящийся изнутри. Разве могло с ним что-то случиться?

До обеда оставалось минут сорок, и Ева уже с облегчением поглядывала на часы. Яхтсмены тоже слегка пресытились забавой. Некоторые из них вместе с друзьями и семьями, погрузив на борт рыболовную снасть, отправились ниже по реке осматривать красоты Мещеры. Другие, пристав к берегу, жарили на участках шашлыки, чей запах будоражил аппетит купальщиков. Только трое наиболее увлеченных продолжали наматывать круги по воде.

Самый неугомонный из честной компании, загорелый до темной бронзы здоровяк с копной черных волос и рыжей, почти огненной бородой, еще и специально нагонял волну, подбадривая детей из лагеря, которые с довольным визгом барахтались, хватаясь за надувные матрасы или пытались удержать равновесие, лежа на воде. Временами он перебрасывался веселыми фразами с рулевыми двух других яхт или обменивался любезностями с их женами.

— Это, случайно не те чуваки, которые нас до города подбросили? — из-под руки разглядывая яхтсменов, поинтересовался Вадик.

— Похоже, они, — согласился с приятелем Филипп.

— Неплохо упакованы, однако, — хмыкнула Ксюша.

Ева тоже пригляделась и увидела на флайбридже второй яхты давешнюю рыжеволосую ворожею Ефросинью Николаевну. Сейчас она беззаботно смеялась, придерживая стильную шляпку, и в шутку грозила лихачу.

В какой момент и откуда на реке взялась отливающая черным металликом флайбриджевая яхта «Stormy petrel» или «Буревестник», Ева не разглядела, но ее появление стало настоящим предвестником бури. Хотя небо по-прежнему сияло незамутненной лазурью глаз младенца. На полной скорости, похоже, превышающей предельные для яхт такого класса тридцать-сорок узлов, она пронеслась по реке, настигнув неразлучную троицу в тот момент, когда их яхты в кильватерном строю, но на достаточно высокой скорости проходили мимо территории детского пляжа.

Дети как раз только получили разрешение на последнее перед обедом купание. Сева Кулешов и Леша Рябов, пользуясь тем, что Филипп задержался на берегу с Евой, а Николай Кузьмич и Вадик сворачивали тенты, оседлав матрас, устремились к буйкам, воображая себя, видимо, серферами.

Что произошло дальше, зафиксировала только камера Пети Климанова, который, войдя во вкус, вел трансляцию. Но и на ней изображение непостижимым образом оказалось размыто, поэтому доказать что-либо не удалось. Человеческие же глаза запечатлеть случившееся и вовсе не смогли. Свидетельства очевидцев потом разнились, хотя многие сходились на том, что Карина, совершив опасный маневр, подрезала яхту рыжебородого, и ему, чтобы избежать столкновения с «Буревестником» и не протаранить два других судна, оставалось только вывернуть руль в сторону зоны купания.

Хотя здоровяк дал по тормозам, яхта, снеся буйки, продолжала двигаться в сторону берега по инерции, как раз туда, где, ловили волну отчаянные серферы Сева Кулешов и Леша Рябов. Столкновение казалось неизбежным. Тем более что мальчишки в отчаянных попытках спастись только барахтались в воде, не двигаясь с места и даже не пытаясь нырнуть. И никто ничем помочь им не мог. Кроме одного человека.

Ева снова не видела, когда Филипп обратился, да что там говорить, она едва успела проследить полет сокола над водой. Только тот миг, когда он, снова приняв человеческий облик, спикировал вниз, буквально отшвыривая подростков, как котят, в сторону берега, чтобы самому оказаться под работающими винтами, растянулся, разбиваясь на бесконечное число отрезков.

Яхта наконец остановилась, Кулешова и Рябова, испуганных до потери памяти, но невредимых, подхватили вожатые и Николай Федорович, но сомкнувшаяся над головой Филиппа вода уже окрасилась алым, а в сторону коттеджей спокойно удалялась яхта «Буревестник».