Сокровища

— Уверен?

— Ну вот, гляди: бинокль, кирка, компас, лопата...

— Наверняка понадобятся какие-то веревки, — предположила сестра. Брат возразил:

— Веревки не обязательно вписывать. Их и без того достаточно, все свои запакованные вещи отец перевязывает веревками, девать будет некуда. А я помогаю запаковывать и уж постараюсь подобрать веревки покрепче, такие, что и слона можно будет подвесить. Да нет, мне кажется, предусмотрено все. Надо же, сколько хлопот! Мы еще не успели и приступить к поискам сокровищ, а сколько пришлось наработаться!

Тут из столовой донесся звон посуды. Мама накрывала на стол. Яночка сказала:

— Пошли, ужин готов. Есть хочется страшно! Брат обрадовался.

— И мне тоже! Идем, тут у меня еще расписание для отца, с трудом раздобыл.

Уже выходившая из комнаты девочка остановилась.

— Какое расписание?

— Расписание паромов из Марселя до Алжира. Пришлось в их представительство смотаться. Знаешь, там так вежливо разговаривают, ну полный отпад! Не только дали расписание паромов, но и кучу всяких полезных сведений. А когда я принялся записывать их на бумажке, так мне даже подарили рекламный блокнот и авторучку. Вот, гляди!

— И ты только теперь об этом говоришь? — возмутилась сестра. — Ведь это же прекрасное отвлекающее средство. Чтобы мне не смел...

— Да знаю, знаю! — перебил мальчик. — Но ведь нельзя же подсунуть отцу расписание в последний момент! Он заранее должен рассчитывать весь путь. У него уже и паспорт в кармане... Надо заказывать билет.

Подумав, Яночка вынуждена была согласиться с братом.

— Ну ладно, но сам первым не начинай, только когда отец напомнит. Не беспокойся, он каждый день напоминает. Сейчас уже поздно, сегодня все равно ничего не успеет сделать, представительство уже закрылось.

Уже несколько дней назад пан Хабрович приступил к сборам и начал паковать вещи. Самая просторная комната была вся заставлена всевозможными чемоданами, сумками, картонными коробками. Голову отца целиком заняли предотъездные хлопоты, о детях он вспомнил лишь тогда, когда увидел их перед собой за столом.

— Ах, да! — сказал отец. — Все забываю. Дети, а как там мои до...

— Минутку! — перебил Павлик отца. — У меня к тебе срочное дело.

— Какое срочное дело? Опять? — со страхом спросил вконец замотанный отец.

— Ну как же, сам ведь мне поручил! Вот расписание движения паромов из Марселя до Алжира. Тебе надо забронировать место. Был я сегодня в представительстве французского пароходства, они сказали, в эту пору года — никаких проблем. Вот если бы ты отправлялся летом, сказали, дело сомнительное. Летом они даже не берутся бронировать. А сейчас — пожалуйста.

Пан Хабрович, разумеется, тут же забыл о документах. Взяв у сына фирменный блокнот, он принялся изучать записи, точнее — каракули сына. Сын счел нужным дать пояснения.

— Там курсируют паромы разных стран, попеременно, французские и алжирские. По четным дням французские, а алжирские наоборот. Оба отправляются из Марселя в одно и то же время, и на следующий день французский прибывает в Алжир около часа, а арабский в пять часов вечера. Причем французский обычно прибывает пунктуально по расписанию, а арабский обычно пунктуально запаздывает. А у двоюродного брата моего приятеля есть один знакомый, который уже четыре раза плавал на этих паромах, так что сам решай.

Пан Роман недолго колебался.

— В таком случае — французский. Никаких арабских, пять вечера — поздно, ведь мне еще добираться до места несколько часов, не могу же я первый раз ехать в темноте по незнакомой местности.

И, обращаясь к жене, пояснил:

— Меня и Вишневский предостерегал, и Звияк, чтобы я ни в коем случае не отправлялся в свой Тиарет глядя на ночь. Сказали — трасса сложная.

— Чем же она сложная? — заинтересовалась супруга.

— Я тоже хотел знать, а они ответили: поедешь — увидишь. Только очень предупреждали — ни в коем случае не ехать в темноте.

— А ты не мог понастоятельнее порасспросить? — недовольно сказала любопытная жена. — Разбойники, что ли, грабят по большим дорогам? Помнишь, как в арабских сказках «Тысячи и одной ночи».

— Дикие звери выходят по ночам на охоту, — предположил Павлик.

Для папы этого было достаточно, он завелся с полоборота.

— Какие звери, какие разбойники? Сами же уверяли меня, что в Алжире нет диких зверей. Яночка, что там за трасса?

— Атласские горы! — был ответ.

— Горы! — простонал пан Роман. — И их никак нельзя объехать?

— Никак! — заверила дочка, непререкаемый в семье авторитет в области географии. — Именно через них тянется дорога от побережья Средиземного моря. И хотя горная система Атласа наибольшей высоты достигает в Марокко, в Алжире горы тоже достаточно высокие.

— Надо же, еще и горы! — опять впал в отчаяние пан Роман. — Не люблю я ездить по горам. В таком случае надо так продумать маршрут до Марселя, чтобы хотя бы в Европе не ехать через горы.

Весь ужин заняло обсуждение маршрута, но под конец ужина папа снова вспомнил о документах. Яночка уже совсем было собралась пожертвовать своим последним козырем — амебой, но ее спасли Рафал и дядя Анджей, постучавшие в дверь, сын и муж тети Моники. Они попросили разрешения побыть у Хабровичей до конца дня, потому как Моника вышвырнула их из квартиры и запретила возвращаться до того, как разделается с несчастным перечнем. У нее, похоже, окончательно сдали нервы. Теперь она пригрозила не только разводом, а грозилась вообще поджечь дом.

— Наверное, вы придумали новые предметы для перечня, — догадалась пани Кристина.

— Да ничего особенного, — грустно произнес дядя Анджей, принимаясь за чай. — Просто мы в Рафалом подумали, что неплохо было бы Роману захватить кое-что, без чего нельзя ловить рыбу. И поохотиться ему наверняка захочется.

— А «двустволка» начинается на букву «д», — прибавил Рафал, — и ее тоже имеет смысл спрятать в середине.

— Никаких двустволок! — дико вскрикнул пан Роман, доведенный до белого каления. — Даже если я и отправлюсь на охоту, буду ловить дичь голыми руками.

— А разве в Алжире водится какая-то дичь? — удивилась пани Кристина.

Опять глаза всех обратились на Яночку.

— Водится, — подтвердила образованная девочка. — Львы. Правда, не на побережье, а немного дальше на юг, в полупустыне, или как ее там? Львы водятся в саванне.

«Ну и дура девчонка! — в панике подумал Павлик. — Разве можно такое при отце говорить?» Теперь глаза присутствующих обратились на пана Романа. Нет, хоть он и захлебнулся чаем, но вел себя как мужчина.

— Все равно еду! — мужественно произнес он. — И от слов своих не отрекаюсь, буду ловить львов голыми руками!

Рафал попытался успокоить дядю.

— Ведь не одни же львы там водятся. Я читал, в африканских странах и на обезьян охотятся, так что тебе не обязательно идти на льва. Если уж ты решил голыми руками, из двух зол выбери обезьяну.

— Гориллу, например, — ехидно подсказала пани Кристина.

Вот так львы и гориллы спасли амебу. Необходимость прибегнуть к этому последнему средству возникла лишь за два дня до отъезда отца, но теперь Яночка уже была спокойна. Во-первых, наступил последний этап упаковки вещей, во-вторых, бабушка лично составила большой список опасностей, подстерегающих ее сына в далекой Африке. А потом посыпались и прочие отвлекающие моменты.

Накануне отъезда в дом Хабровичей пришел незнакомый молодой человек с очень большой и тяжелой сумкой и попросил забрать ее для передачи в Тиарете одному из работающих там поляков. На вопрос пана Романа, что такое в этой неподъемной сумке, молодой человек охотно информировал: запчасти к «фиату 125». И поинтересовался, в достаточном ли количестве запасся ими пан Роман для своей машины и есть ли у него карта автомобильных дорог Алжира. Узнав, что нет, пришел в ужас и непременно советовал приобрести ее еще во Франции.

— Смотрите же, не забудьте! — несколько раз повторил молодой человек. — В самом Алжире ее не купишь, а без карты вы недалеко уедете.

Когда он в десятый раз напомнил отцу о необходимости купить карту автомобильных дорог Алжира, присутствующий при этом Павлик в приливе вдохновения вдруг приколотил к дверному косяку в столовой длинную полоску бумаги, памятку отцу, на которой большими печатными буквами под рубрикой «П. 1» записал: КУПИТЬ АВТ. КАРТУ АЛЖИРА. И к тому моменту, когда совершенно выбившийся из сил и уже ничего не соображающий пан Роман сел за прощальный ужин в кругу не менее взволнованной и тоже выбившейся из сил семьи, памятка была заполнена, до конца.

Молодой человек со своим советом был первой ласточкой. Вслед за ним повалили посетители, отправляющие своим родным и близким в Алжир продукты, документы, письма и кое-какие вещи, и каждый из них считал своим долгом дать новенькому какой-нибудь совет. Записывать советы поручили мальчику, и Павлик без возражений записывал: разменять франки, понадобятся в качестве взяток и чаевых; не забыть взять хрен и соленые огурцы, этого в Алжире ни за какие деньги не достанешь; на пароме наполнить термос каким-нибудь холодным питьем, ибо потом по дороге не напьешься, а оставлять машину нельзя — упрут; не забыть что-нибудь из польских национальных блюд, ведь по приезде обязательно надо устроить прием для тамошних поляков и т. д. и т. п. Пан Роман покорно выслушивал все советы, но ни слова не понимал.

О документах отец вспомнил в конце прощального ужина. На сей раз его поддержала мама, заявив, что все документы нужно собрать вместе. Ни словом не возразив, Яночка молча вышла из-за стола и направилась в свою комнату. Павлик помчался следом, по дороге встревоженно спрашивая:

— И что теперь будет? Что скажем?

— А ничего не будет, — спокойно ответила сестра, доставая из-под шкафа большую картонную папку. — Даже если и примется читать, до него ни слова не дойдет, видишь же, какой он. Как думаешь, отдать ему все или хватит в одном экземпляре?

— Думаю, хватит с него одного экземпляра, а то если потеряет, ничего не останется. Пусть у нас один хранится в запасе.

— Тогда не отдам в папке, — решила сестра. — Папка останется у нас, а отцу положу в конверт.

При виде большого конверта в мозгу затурканного пана Романа что-то будто прояснилось, и он вроде как немного пришел в себя. Вырвав конверт из рук дочери, он раскрыл его, вынул первую попавшуюся под руку страницу и стал читать вслух:

— Первое не пить некипяченой воды. Второе не прикасаться к свежим бараньим шкурам голыми руками... Послушай, что ты мне подсунула?

Дочка вежливо пояснила:

— Этот список строго-настрого бабушка велела обязательно дать тебе в дорогу и проследить, чтобы ты выучил наизусть все ее заповеди.

— Вот именно! — строго подтвердила бабушка. — И выучить надо еще до того, как ты прибудешь в эту ужасную страну. Должен усвоить их, как молитву, и следовать им автоматически. Начинай немедленно!

— Не прикасаться к местным приправам и пряностям и не нюхать их... — послушно прочитал пан Роман, растеряв всю энергию, и слабым голосом обратился к дочери: — А где же копии документов? Ты должна была принести мне копии.

— Да вон же они, в этом самом конверте, — сказал Павлик. — В конверт мы тебе положили все самое необходимое, и в таком порядке, в каком документы надо вынимать. А ты вынул не тот. С самого начала надо читать памятку. Ее будешь читать всю дорогу. Подъезжая к Алжиру, вынешь вот эту бабушкину молитву и зазубришь ее. А уже на месте, в Тиарете, можешь ознакомиться со своей биографией, никуда она от тебя не уйдет.

И взяв из ослабевших рук отца большой серый конверт, мальчик аккуратно вложил в него вынутую отцом бумагу, продемонстрировал родителю остальные, еще раз повторил, в каком порядке с ними знакомиться, и передал конверт матери, которая немедля затолкала его в боковой карман большой дорожной сумки отца. Пан Роман, неспособный уже ни на какие протесты, лишь молча смотрел, как конверт скрылся в кармане.

— Мама, с чего ты вдруг вспомнила про сыромятные бараньи шкуры? — удивленно поинтересовалась тетя Моника.

Бабушка с достоинством пояснила:

— Алжир, мое дитя, это страна овец. А на свежесодранных бараньих шкурах любят сидеть микробы желтухи. Я специально узнавала.

Последней из посетителей была пани Кавалькевич. Она пришла уже после ужина с тормозными колодками для передачи мужу. Пани Кавалькевич оказалась большой, толстой, энергичной женщиной, жизнерадостной и исполненной оптимизма.

— Да что вы так переживаете? — удивилась она при виде чуть живого пана Романа. — Уж такие дубины справлялись, так что выкиньте из головы.

А когда пан Роман заикаясь начал излагать ей свои сомнения и опасения, пани Кавалькевич лишь пренебрежительно махнула рукой и добродушно заявила:

— Дорогой мой, Алжир — это страна для мужчин! Мужик там всего добьется, он может делать что пожелает, ходить куда пожелает. А вот для бабы там хода нет! Вот если бы вы были женщиной, тогда могли бы переживать, а так? И вы еще жалуетесь?!

Несколько успокоенный тем, что он все-таки не женщина, пан Роман на следующее утро — туманное и зябкое — отбыл в свой первый заграничный вояж. Для Яночки с Павликом потянулись дни нетерпеливого ожидания...

— Ну и ну! — выкрикивал Павлик, пытаясь скрыть невольное восхищение прозорливостью сестры. — Надо же, как ты угадала!

Яночка не сочла нужным обсуждать эту тему, лишь коротенькой минутой молчания почтив свои заслуги, которые во всем блеске выявились уже во время чтения первого письма отца, присланного из загранкомандировки.

Письмо пришло через две недели после отъезда отца, было довольно толстым и заканчивалось строками, исполненными глубочайшего драматизма. Письмо зачитывалось вслух пани Кристиной, а собравшаяся в полном составе родня слушала затаив дыхание.

Вот заключительные драматические строки:

«Так случилось, что с собственными документами — автобиографией и описанием трудовой деятельности я ознакомился только здесь, на месте, и уже после собеседования с шефом. Чудо, просто чудо! Прочти их раньше, я бы повернул назад и бежал, куда глаза глядят, невзирая на последствия! Ноги бы моей не было в Африке! Представляете, оказывается, меня приняли на эту работу исключительно в силу моих заслуг и опыта, приобретенного на ответственной работе в Дании и Англии!!!» Прервав чтение, мама с ужасом взглянула на своих предприимчивых детей.

— Вы что написали в отцовских характеристиках? — строго спросила она. Дочь хладнокровно ответила:

— Видишь же, именно то, что надо.

Павлик пришел на выручку сестре.

— Не отвлекайся, читай дальше, не обращай внимания на мелочи!

Родные дружным хором поддержали мальчика. Всех интересовало как там, в Африке, и никому не интересны были какие-то документы. Пани Кристина принялась с выражением читать:

— «С парома мне удалось съехать одному из первых, помог земляк, уже в десятый раз возвращающийся в Алжир. Благодаря этому еще засветло я мог отправиться в путь. У трапа меня встретил представитель Полсервиса, вручил деньги и помог проехать через город, одному мне бы не выбраться. С парома Алжир показался мне страшно живописным, но когда я в него въехал на своей машине, мне стало не до живописности, так что на этот счет ничего сказать не могу. Города я просто не видел, глядел под колеса, судорожно вцепившись в баранку. Думал, легче будет, когда выеду из города, но тут начался подъем в гору, и я сразу понял, почему мне советовали ехать только в светлое время дня. Впрочем, это трудно описать, сами увидите, когда приедете...» — Ну знаете! — возмутился Рафал, в волнении слушавший описание экзотических стран. А его мать, тетя Моника, добавила:

— Если все письмо будет таким, мы все потребуем, чтобы Роман прислал нам приглашение, чтобы самим увидеть!

Пани Кристина продолжила чтение:

— «Уже смеркалось, когда я подъезжал к Тиарету, и при въезде в городок опять встретил земляков, которые и помогли мне разыскать мой домик. Оказывается, это прелестный четырехкомнатный домик рядом с домом пана Кавалькевича, который поджидал меня с ключами. Первым делом он проводил меня к источнику, из которого все берут питьевую воду. Та, что течет из крана, для питья непригодна. Очень трудно тут жить без знания языка, что-то мой французский не очень понимают, но сегодня первый раз мне удалось купить бутылку вина без тыканья в нее пальцем, так что кое-какие успехи в языке налицо. Но лучше пока тыкать. Вместе с вином я просил запаковать мне десяток яиц, а продавцы только покатывались со смеху. Потом оказалось, я требовал десяток глаз...» Семейство потребовало пояснений, и пани Кристине пришлось прервать чтение для выяснения лингвистического недоразумения. Когда все поняли разницу между «les yeux» и «les oeils», она стала читать дальше.

Дальше описывались бюрократические мытарства пана Романа, бесчисленные хождения по учреждениям для оформления необходимых документов, общая безалаберность арабов, их вечное безмятежное «букра» (завтра). Оказывается, не все арабские чиновники владеют французским, так что дело тормозило также отсутствие переводчика с арабского, которого (переводчика) тут буквально разрывают на части.

И вообще, о местных чиновниках у пана Романа выработалось не наилучшее мнение. Похоже, это были люди безответственные и крайне необязательные. Так, например, поселок для иностранных специалистов, где проживали и поляки, должен быть окружен изгородью со всех сторон и эту изгородь обязались поставить общими силами комбинат и городской муниципалитет. Комбинат свою половину работ честно выполнил, городские же власти и пальцем не пошевелили, и теперь каждый домик в поселке окружен загородкой только с двух сторон. «Странные люди, эти арабы. Не проще ли было окружить с двух сторон весь поселок?» — удивлялся пан Роман.

Тут внезапно письмо прерывалось. Конец пан Роман дописывал часа через два, причем почерк у него как-то изменился.

«Только что было землетрясение. Ничего особенного не произошло, ничего не случилось страшного, с нами все в порядке, но мне пришлось принять меры по поднятию духа. Сейчас начнут действовать, поэтому об остальном напишу в следующем письме, недели через две».

— Езус-Мария! — страшным голосом воскликнула бабушка.

— Землетрясение! — в восторге воскликнул Павлик. — А что начнет действовать? Какие меры?

— Да хлебнул малость для храбрости! — небрежно бросила тетя Моника. Спохватившись, что высказалась непедагогично, поправилась: — Принял успокаивающее средство. Мама, ну что ты паникуешь? Видишь же, что письмо дописано уже ПОСЛЕ землетрясения! Через две недели получим следующее письмо.

Оставшись одни, брат с сестрой стали обмениваться впечатлениями.

— И в самом деле, нужно было скрывать от отца бумаги, — признал Павлик. — Представляю, каких дров бы наломал отец, узнай о них раньше времени! Вся наша работа пошла бы коту под хвост.

— Если ты думаешь, что теперь нет работы, то глубоко ошибаешься, — заметила сестра. — Нам нельзя расслабляться.

Павлик сразу приуныл.

— Опять вкалывать? А что теперь мы должны делать?

— Для начала узнать, как перевозят собак на самолетах. И вообще готовиться к поездке в Алжир.

Перевозка собак оказалась очень сложным делом. Хотя Хабр был привит и все справки имелись, хотя ни одна страна в мире ничего не имела против того, чтобы он туда прилетел, тем не менее возникли непреодолимые сложности. И вызваны они были совершенно идиотскими правилами Польской авиакомпании ЛЁТ. Дело в том, что, согласно этим правилам, собаки должны перевозиться непременно в клетках! И эти клетки помещают в особом отсеке, отдельно от пассажиров.

Павлик смертельно обиделся за своего любимца. Вернувшись с площади Конституции, где размещалось Агентство ЛЁТа, он громко выражал свое возмущение.

— Хабр в клетке, ты представляешь?! Пусть даже не в железной, а в плетеной, все равно! Еще чего не хватало! Их бы самих в клетку посадить! Да я бы, на месте Хабра, на всю жизнь обиделся!

— Нечего икру метать! — осадила эмоционального брата девочка. — Ни в какую клетку Хабрика не посадят.

— Но они же мне ясно сказали — если не в клетке, собаку в самолет не пропустят. Такие, видите ли, у них правила! Мне эту клетку хотели силой всучить!

— Ну и что? — спокойно возразила сестра. — Клетку можем взять, так и быть, протестовать не станем и до последней минуты будем сидеть тихо, как мышки. А потом выяснится, что клетка сама по себе не ходит! А он весит не меньше сорока килограммов. Ну, усек?

Павлик расцвел.

— Клево! Вот это мысль! Не заставят же они нас силой переть такую тяжесть!

— Вот именно. А носильщику сразу скажем, что мать за собаку ни гроша не заплатит, чтобы знал! И Хабр пойдет ножками, а пустую клетку мы можем нести за ним, раз уж им так хочется. Нам не тяжело.

На следующий день от отца пришло обещанное письмо. Среди множества интереснейшей информации о разных сторонах экзотической арабской действительности — их непривычных для европейца продуктах, их коровах, которые каждое утро приходят чесаться об угол домика, пользуясь отсутствием загородки, о трудностях с водой и перипетиях с сантехникой и прочего — промелькнуло сообщение о том, что отец побывал на суку в Махдии, причем выяснилось, что таинственное словечко «сук» означает просто-напросто восточный базар.

— При чем тут базар? — ворчал Павлик, еще и еще раз вчитываясь в клочки драгоценного письма. — Вот, тут ясно написано: «Сук в Махдии». Какие сокровища могут быть на базаре? Разве можно разыскивать сокровища на каком-то базаре?

— Нет, ты невнимательно прочел, — поправила мальчика сестра, тоже по сотому разу перечитывая бесценные указания. — Из письма следует, что на суку в Махдии следует искать не сокровища, а только сведения о них. Вот же, читай: «... только надо знать, где их найти». Отец понятия не имеет о сокровищах, поэтому, когда побывал на этом самом суку, не заметил никаких признаков сокровищ.

— А ты думаешь, мы заметим?

— Должны, ведь мы же знаем, что там надо что-то искать, вот и будем внимательно ко всему приглядываться.

— К чему именно?

— Да ко всему на свете, ко всему, что нам покажется подозрительным или интересным. И еще будем прислушиваться. Может, надо там что-то такое услышать...

— Там же по-польски не говорят!

— Правильно, потому и надо в оставшееся время поучиться языку. Я же тебе говорила — поработать придется.

— Какому языку? Арабскому?

— Ну нет, с арабским не справимся, хотя бы французскому. Там многие из арабов говорят по-французски, не только в учреждениях. Вот, отец ведь пишет, и в лавчонках тоже. Значит, и на суку говорят.

— А по чему мы будем учиться? Все французские учебники и словари отец забрал с собой. Сестра возразила:

— Не все. Остался самый толстый и самый старый словарь, отец не взял его из-за тяжести. А в нем есть грамматика, я посмотрела.

— Все равно меня этот сук сбивает с толку, — упорствовал брат.

— Мне тоже это не нравится, но сам понимаешь, начинать придется именно с него, в письме ясно написано. Эх, жаль, о каменоломне отец ничего не написал.

— Вот именно! Смотри, письмо на восьми страницах, о всяких глупостях пишет, о коровах и унитазах, а о важных вещах — ни словечка. Один сук, и то подозрительный.

— Ладно, не придирайся, лучше подумай о том, все ли мы предусмотрели. Ты у нас ответственный за техническую сторону поисков сокровищ.

— Вроде бы все. Пришлось проследить, чтобы уголь мать закупила в нужном количестве.

— Какой еще уголь? — удивилась сестра.

— Активированный, средство при желудочно-кишечных отравлениях. Уж я ей всю плешь проел, наконец поняла, что без него там всем нам гибель, и закупила.

— Достаточно?

— С полкило, не меньше.

Сев за письменный стол, Яночка подперла кулаками подбородок и с удовлетворением заявила:

— Ну что ж, во всяком случае мы делаем все от нас зависящее. Ох, скорей бы уж поехать! Там, на месте, и разберемся.

— Долго еще! — вздохнул брат. — Два месяца и десять дней.

С ангельским терпением переждал Хабр все паспортно-таможенные процедуры в аэропорту, спокойно сидя на полу рядом с новой плетенной из прутьев клеткой, которую, вероятно, воспринял как свой личный багаж. Только один раз покинул он свой пост, да и то по делу. Внимание пса привлек один из пассажиров, стоящий у стойки оформления багажа на самолет, отправляющийся во Франк-фурт-на-Майне. Подкравшись к этому человеку, пес внимательнейшим образом обнюхал его, после чего сделал стойку на него, как на дичь, и оглянулся на Яночку, видит ли.

Яночка отозвала собаку и сказала брату:

— Голову даю на отсечение, этот тип что-то незаконное провозит.

— Ясное дело! — не сомневался Павлик. — Наверняка наложил в штаны, хотя по нему и не видно. Скажем таможенникам?

— Не до того нам, — ответила сестра. — Мама зовет, ее багаж уже просмотрели.

Брат с сестрой и не заметили, что стоящий неподалеку служащий аэродрома слышал их разговор. Внимательно поглядев сначала на собаку, потом на подозрительного пассажира, он подошел к одному из таможенников, производящих досмотр ручной клади, и что-то шепнул ему. Подозрительного пассажира отвели в специальную комнату для личного досмотра.

Что же касается Яночкиных соображений относительно пса и его клетки, то они полностью подтвердились. По трапу самолета Хабр поднялся самостоятельно, солидно и с достоинством, а за ним надутый и оскорбленный в своих лучших чувствах Павлик втащил пустую плетеную клетку.

Самолет не был переполнен, ибо по причине сверхнормативного количества пассажиров авиакомпании ЛЁТ выделила вместо одного самолета два, так что в салоне места было много, большинство кресел пустовало. Еще до взлета пес тщательнейшим образом обнюхал салон самолета. Ознакомившись с новым для него помещением, он спокойно улегся под пустым креслом рядом с пани Кристиной и заснул.

Погода была чудесная. На безоблачном небе ярко светило солнце, и где-то далеко внизу медленно двигалась земля, на которой все можно было прекрасно рассмотреть. Через полтора часа вместо земли под крылом самолета блеснула голубая гладь Средиземного моря, а еще через два часа опять показалась суша.

Втиснувшись каким-то чудом в одно кресло, Яночка с Павликом не отрывались от иллюминатора. Прекрасный знаток географии, девочка без умолку сыпала названиями всех стран, горных цепей и даже городов, над которыми пролетал самолет. Павлик очень жалел, что они летят так высоко, все-таки не все удавалось рассмотреть, как бы хотелось. Пани Кристина очень радовалась тому, что они взяли с собой в путешествие мудрого и всезнающего Хабра. Вон как спокойно спит, значит, им никакая опасность не грозит, можно не тревожиться.

Наконец самолет вроде бы сбросил скорость и стал постепенно снижаться, а над дверью появилась надпись о ремнях и курении. Хабр проснулся. С большой неохотой оторвался Павлик от окна и занял свое кресло.

— Вижу землю! — крикнул он, изо всех сил вытягивая шею, чтобы выглянуть в окошечко. — Ой, как уже близко! А я толком ничего и не увижу!

— Буду тебе обо всем докладывать, — вызвалась сестра. — Вот, уже видно аэродром, бетонные полосы, на которые надо приземляться. А мы почему-то летим поперек!

— А ветер откуда дует? — спрашивал брат.А чулок видишь?

Поскольку девочка не хуже брата разбиралась в вопросах современного воздухоплавания, она со знанием дела информировала Павлика:

— Вижу, дует справа.

— Значит, придется разворачиваться, чтобы зайти на посадку, — сообразил Павлик и пожалел, что он не из племени тех африканских негров, у которых шеи достигают какой-то неимоверной длины. Есть такие в дебрях Африки, он читал.

Самолет и в Самом деле так резко накренился на правый борт, что пани Кристина первый раз за все время полета слегка встревожилась. Хабр вздохнул и повалился ей на ноги.

— Неужели нельзя аккуратней? — недовольно сказала пани Кристина. — Что это пилот выкидывает такие номера?

— Не волнуйся, мама, так надо, — успокоил ее Павлик. — Ну вот и выпрямился, видишь? Теперь самолет летел прямо на запад.

— Сейчас опять повернет, — предупредила Яночка.

А Павлик озабоченно произнес:

— Места мало, очень неудобно разворачиваться. Мама, сейчас опять наклонится очень резко, не бойся.

Самолет опять сделал разворот вправо. Пани Кристина изо всех сил сжала рот, чтобы не опозориться перед детьми. А Яночка не отрывалась от иллюминатора, сообщая брату обо всех деталях посадки.

— Вот теперь нацелился на широкую посадочную полосу. О, садимся!

Вопреки опасениям пани Кристины, которая уже боялась, что самолет так и будет целую вечность кружить над аэродромом, он коснулся колесами посадочной полосы и, слегка подпрыгивая, покатился по ней, сильно тормозя.

— Вот это пилот! — в полном восторге проговорил Павлик.

Яночка молчала. Только сейчас до нее дошло, что она находится в АФРИКЕ, и от волнения девочка лишилась голоса. Самолет катится по африканской земле, с неба светит африканское солнце. Желтый неправильный треугольник, который она столько раз видела на карте, находится у нее под ногами. И все вокруг необыкновенное, африканское!

Вот вдали показался автобус — необычный, какой-то очень широкий, с огромными стеклянными окнами, несомненно африканский. Интересно, встретит ли их Африка по выходе из самолета настоящей африканской жарой? Оказалось, не очень африканской, жара была вполне умеренной, может, благодаря слабому, приятному ветерку.

Огромный таможенный зал неожиданно оказался мрачным и темным, лишь где-то впереди, за стеклянной стеной, победно сияло могучее африканское солнце. Туда они пройдут после досмотра багажа, там, в толпе ожидающих, должен находиться и отец.

Сначала прошли паспортный контроль, и тут же пани Кристина наняла арабского носильщика. Освобожденный от обязанности стеречь хозяйский багаж Хабр, немного взволнованный непривычным окружением, тут же помчался к сияющей вдали стеклянной стене.

— О, там папа! — крикнул Павлик.

— Где ты видишь отца? — удивилась Яночка.

— Я не вижу, но Хабр говорит — он там.

Хабр вернулся к детям, всем своим видом показывая, что отыскал-таки пана Хабровича, и теперь наконец вся семья Хабровичей может воссоединиться. Бросив мать с чемоданами и носильщиком у таможенного транспортера, дети со всех ног кинулись за собакой, которая и в самом деле привела их к отцу.

Похудевший и успевший за три месяца здорово загореть под африканским солнцем пан Роман стоял в первых рядах встречающих и весь извелся от ожидания.

— Носильщика! — таким возгласом приветствовал он своих детей.

— Мама уже взяла, — успокоил отца Павлик.

— С тележкой? — не успокаивался отец.

— С тележкой, с тележкой! Папуля, как ты? Как тебе здесь?

— Ужасно! — вырвалось у пана Романа, но он тут же спохватился: — Ничего, жить можно. Жарковато немного. Пойдите помогите матери.

В помощи не было необходимости, весь багаж поместился на тележке, и не успели они оглядеться, как оказались снаружи, под ослепительным африканским солнцем.

— Что ты пристал ко мне с этим носильщиком? — допытывалась уставшая, распаренная пани Кристина у мужа. — В каждом письме только про носильщика и писал. Что я, сама бы не сообразила? Неужто на себе потащу эту гору чемоданов?

Пан Роман, уже успокоившийся и счастливый от того, что вся семья в сборе, немного смущенно пояснил:

— Да нет, я знал, что ты сама догадаешься, но на всякий случай... Тут такие странные обычаи, и если таможню проходят без носильщика, арабы чинят всякие препятствия, а с носильщиками пропускают без досмотра.

— Правда, нас пропустили, — подхватил Павлик. — А у тех краковских поляков всю водку забрали. Правда, потом половину вернули, они заявили, что это не водка, а приправы к супу. Они и в самом деле не взяли носильщика.

— Ну вот, видишь...

Ненадолго оставив семью с багажом, пан Роман подъехал к ним на машине, и, все благополучно загрузившись, они двинулись в путь.

— Мы поедем через Алжир? — поинтересовалась Яночка.

— Нет, — ответил отец. — Мы объедем вокруг него.

— Как это? — возмутилась девочка. — Быть рядом с Алжиром и не увидеть города?!

— Ни за какие сокровища не поеду через город! — мрачно сказал отец. — До вас сели три самолета, и теперь на мутоньере наверняка пробка. Уверен, до вечера не рассосется, а нам надо до Тиарета доехать еще засветло.

— Что такое «пробка на мутоньере»? Говори по-польски.

— Я и говорю. Что такое «пробка» на шоссе, вы знаете. А мутоньерой называется шоссе из Алжира до аэропорта, от французского «le mouton», что значит «баран». Когда-то по этой дороге гнали баранов на продажу, отсюда и название дороги. Теперь это скоростная магистраль длиной в тридцать три километра. А на самом деле почти всегда это тридцать три километра пробки, какой свет не видел! Две недели назад меня занесла сюда нелегкая, и двадцать метров я тащился пятнадцать минут. Сейчас приступили к строительству нового шоссе с двухрядным движением, пока не построят — в Алжир не поеду.

Яночка только собралась горячо возразить, как их машину обогнала какая-то другая, явно африканская! На шофере был яркий халат с широкими рукавами, а на голове большой белоснежный тюрбан. Пассажирками его были две арабки, закутанные с головой в белые покрывала.

Вильнув задом, обогнавшая их машина стала быстро удаляться, а внимание Яночки привлекли дорожные указатели с большими надписями по-европейски — с одной стороны BLIDA, а с другой LARBA и SOUR ELGHOZLANE. Под этими надписями виднелась арабская вязь. Вдоль шоссе росли гигантские агавы, дикие и запыленные. Девочка опять вспомнила, что находится она в Африке, и безграничное счастье заполнило ее душу. Все здесь ново, все необычно. Бог с ним, с Алжиром, увидит его когда-нибудь в другой раз, пока надо наслаждаться тем, что видит вокруг.

— Да, и в самом деле жарко, — сказала пани Кристина. — Послушай, Роман, можно я сниму платье? Я в купальнике.

— Храни тебя Бог! — в ужасе воскликнул пан Роман. — Не забывай, ты находишься в мусульманской стране! Можешь снять с себя все, что под платьем, но платье обязательно оставь, иначе нас могут забросать каменьями. Я же предупреждал, одевайся соответственно!

Пани Кристина рассердилась.

— А я и оделась соответственно, не придирайся. Так, чтобы легко можно было раздеться. Но не предполагала, что здесь такое пекло, в платье с рукавами не выдержу, хоть рукава и короткие.

— Вот и надо было надеть без рукавов, — наставительно заметил муж. — Без рукавов у тебя не найдется ничего поблизости?

— Пляжный халатик, я его специально положила в чемодан на самый верх. Чемодан в багажнике.

— Тогда немного отъедем, и переоденешься, — решил пан Роман. — Пока потерпи.

Поворчав, пани Кристина вынуждена была покориться. Какое-то время ехали молча, дорога поглощала все внимание водителя. Но вот на ней стало свободней, пан Роман прибавил скорость и сказал:

— Может быть, имеет смысл проехать через Ущелье обезьян? Правда, дорога немного длиннее, но спокойнее. А потом выезжаем на плато, и прямиком до Тиарета, через Махдию...

— Да! — одновременно вырвалось у Павлика с Яночкой, хотя отец спрашивал не их, а маму. Та отозвалась:

— Мне все равно, лишь бы где-нибудь нашлось место, чтобы переодеться. Пока я просто не в состоянии любоваться красотами природы. Там найдется такое место?

— Именно там сколько угодно таких мест. Но... — засомневался вдруг отец, — там вы захотите кормить обезьян, а у нас ничего для них нет. А быть в Ущелье обезьян и не покормить их — считай, напрасно приезжали, никакого удовольствия.

— Так ведь ты сам сказал — захватил для нас фрукты.

— Это для вас, даром, что ли, я целый час мыл их в растворе марганцовки? Не отдавать же их обезьянам. Разве что по дороге купим...

Яночка с Павликом изо всех сил вцепились в предложенный отцом маршрут. Ущелье обезьян и Махдия — два пункта, фигурирующие в таинственном письме... Бог с ним, с Алжиром, решила Яночка. Бог с ней, с дорогой через горы, решил Павлик. Всем можно пожертвовать ради этих двух пунктов. Только через Ущелье обезьян и Махдию! Мать удалось сагитировать очень легко: раз в ущелье найдется укромное место для переодевания — едем в ущелье!

Отец перестал сомневаться.

— В таком случае запасемся в Блиде какими-нибудь фруктами и едем через ущелье, — решил он.

Ущелье обезьян оказалось гигантским и чрезвычайно живописным. Шоссе вилось по склону горы. С одной стороны стеной возносились в голубое небо изрезанные разноцветные скалы, с другой резко вниз обрывалась бездонная пропасть, по ту сторону которой опять возвышались скалы, поросшие редким лесом и кустарником. Образованная Яночка называла дикие оливы, фисташки, можжевельник и даже пробковый дуб. На дне пропасти лениво струился жалкий ручеек грязно-коричневого цвета.

На одном из изгибов этого колоссального ущелья шоссе внезапно расширялось, образуя нечто вроде стоянки для автомашин. Тут пан Роман и остановил свой «фиат».

— Пожалуйста, приехали! — торжественно заявил он и первым вышел на воздух. Брат с сестрой молча последовали за ним.

Ущелье производило потрясающее впечатление. Дети даже представить себе не могли такой первобытной красоты, дикости, совершенно необыкновенных красок, а главное, его гигантских размеров. Ошеломленные увиденным, они молча стояли и смотрели, смотрели. Так вот оно, таинственное, волшебное, сказочное Ущелье обезьян!

Отец предостерег:

— Не подходите близко к краю пропасти, можно сорваться вниз.

— Фантастика! — отозвалась пани Кристина, уже успевшая в машине переодеться. — А где же обезьяны?

— И в самом деле! — спохватился пан Роман. — Где же они?

На Хабра не произвели впечатления гигантские размеры ущелья, не ошеломила его дикая красота. Зато сколько здесь новых, совершенно незнакомых запахов! Пес сразу же приступил к обнюхиванию незнакомой территории, но далеко не ушел. Подбежав к кустарнику у стоянки, собака вдруг остановилась, недоуменно понюхала землю и воздух, вопросительно оглянулась на хозяев, будто спрашивая, куда это они ее завезли, и внезапно сделала классическую охотничью стойку — вытянулась в струнку, морду и вытянутую переднюю лапу направив в сторону зарослей. Потом Хабр покрутился на месте и сел, совершенно сбитый с толку.

— Есть обезьяны! — обрадовался Павлик.

— Езус-Мария, будет конфликт! — испугалась пани Кристина.

— Не будет никакого конфликта, — успокоила маму Яночка.

Девочка уже стряхнула с себя наваждение, вызванное воздействием сказочного пейзажа, и бросилась к своему любимцу.

— Сейчас я ему все объясню.

Присев на корточки рядом с Хабром, девочка прижала к себе его умную голову и принялась втолковывать собаке:

— Хабрик, это обезьяны. Просто обезьяны. Хорошие, спокойные обезьянки. Их нельзя трогать. Ты только покажи их нам, но не трогай! Понял, песик? Они хорошие.

Конечно же умный пес все понял. И по его виду можно было понять — очень обрадовался. Обрадовался тому, что понял обстановку, понял, что ему следует делать. Ну что же здесь непонятного? Его маленькую хозяйку интересует какая-то новая дичь, которая водится в этих местах. Дичь интересная, но неопасная, на людей и собак не бросается. Его попросили выследить ее, но не трогать, только сообщить, где она скрывается.

Пес двинулся на поиски, и тут же выяснилось, что дичь скрывается повсюду: вот в этих зарослях вокруг стоянки, в расселинах вон тех скал, вон там внизу, на спуске к воде. Видимо, обезьяны испугались собаки и не решались показываться, предположил пан Роман. Но вот они осмелели, и, похоже, самые храбрые из них решили рискнуть. Они вылезли из укрытия и, широкой дутой обходя собаку, бесстрашно приблизились к людям.

И тут началось! Пани Кристина и дети были в полном восторге. Оказалось, кормление обезьян на свободе — ни с чем не сравнимое удовольствие. Обезьяны не боялись брать фрукты прямо из рук людей, вырывали их друг у друга, забавно ссорились. А как наглядно проявлялись индивидуальности отдельных особей! Были пугливые и скромные, что жались в сторонке, были храбрые и просто нахальные, что беззастенчиво выпрашивали лакомство, а то и вырывали его из рук. Были просто озорники, которые не интересовались подачкой, присутствием гостей воспользовались только для того, чтобы вволю позабавиться — прыгали на машину и просто на плечи гостей, дрались друг с другом и задирали других, воспитанных и вежливых обезьянок. Особенно трогательны были малыши, обезьяньи детки, вцепившиеся крохотными ручонками в густую шерсть своих мамаш. Несколько килограммов абрикосов разошлись за считанные минуты.

— Дикие обезьяны на свободе! — восхищалась пани Кристина. — Просто чудо! Обязательно приеду сюда еще раз.

— А где Хабр? — вдруг встревожилась Яночка, первая заметив отсутствие своего любимца.

Пес отыскался неподалеку. Понаблюдав немного за обезьянами, собака занялась более интересным делом — изучением экзотического края. И в ходе изучения наткнулась на ручеек, стекающий с отвесной скалы и образовавший у ее подножия небольшое озерцо. Яночка застала своего любимца за тем, как он жадно лакал холодную воду.

— Папа, а эту воду можно пить? — с беспокойством спросила девочка. — Хабр не заболеет? Вспомни бабушкины заповеди. И амебу...

— Можно, — успокоил дочку отец. — В горных ручейках вода чистая, люди тоже могут пить. Мы сейчас проедем немного дальше и умоемся в каком-нибудь из источников, надо вымыть руки и лица, все-таки обезьяны, кто их знает... Тут много таких ручейков.

— И напьемся?

Отец неуверенно ответил:

— Арабы пьют, но они привычные. Нам не стоит, все-таки микрофлора воды для нас непривычная. А собаке ничего не будет, не беспокойся.

— Тогда почему же тот ручей, что течет там, внизу, такой грязный? — спросил Павлик. — Прямо, как навозная жижа...

Отец возразил:

— Нет, он не грязный. Там тоже чистая горная вода, но в ней растворена глина, вот вода и приобретает такой цвет. Все уэды здесь такие. Уэдами тут называют реки. Большинство из них наполняются водой только на короткое время, в сезон дождей. А по большей части вот такие ручейки, в горах. А почвы здесь коричневые, отсюда и цвет уэдов.

— Как же в таком купаться?

— В таком вообще не купаются. Купаться будете в море. Правда, от Тиарета до моря двести километров, но наши часто ездят на пляж. Все, хватит прохлаждаться, поехали, до дома еще ехать и ехать.

Выехали из ущелья. Дорога, и до того достаточно извилистая, теперь уже совершенно невозможными серпантинами карабкалась в гору. И все время вилась по склонам гор, так что с одной стороны дороги поднималась отвесная скала, а с другой круто обрывалась пропасть. Нагнали какой-то грузовик и уныло тащились за ним в хвосте пыли, так как обогнать его на узкой дороге было невозможно.

Немного отдохнувшая в Ущелье обезьян пани Кристина поначалу было восхищалась живописным ландшафтом, но скоро устала от бесчисленных поворотов и принялась ворчать:

— И что, так будет всю дорогу? У меня от этих серпантинов уже голова кружится. Отец загадочно произнес:

— Ты еще сто раз успеешь соскучиться по этим поворотам, пока мы доберемся до места. И учти, сейчас я еду по лучшей дороге, а через час и вовсе выедем на ровную. А вот если бы тебе пришлось ехать по трассе с Эль Хемиса до Тисемсильта! Представляю, что бы ты сказала.

— Это та дорога, по которой тебе не советовали ехать в темноте? — догадался Павлик.

— Да, и если бы мне пришлось ехать по ней впервые ночью... Теперь уже я справлюсь, не раз ездил по ней днем, но ночью... Сами видите, какие здесь дороги: сплошные повороты, ни одного прямого участка, никаких указателей, предупреждающих об опасных поворотах, даже разделительной полосы нет.

— Есть указатель! — крикнула Яночка. — Смотри, указатель «поворот»! Видишь, стоит знак: «поворот налево».

— И в самом деле, — пробурчал пан Роман. — Один поворот обозначили...

— Надеюсь, мы едем не туда? — спросила пани Кристина, показывая на выглянувшую из-за поворота огромную лысую гору.

— Именно туда! — ехидно произнес ее супруг. — Там расположена Медеа.

Вопреки ожиданиям, Медеа всем понравилась. Она оказалась большим, красивым и зеленым городом. Пани Кристина воспрянула духом.

— Ну, если Тиарет тоже такой...

— И не надейся! — перебил ее муж. — Тиарет намного меньше. И грязнее. И совсем некрасивый, почти нет зелени. Так что настраивайся соответственно.

Павлик всю дорогу пребывал в состоянии восторга. Представить себе еще более крутую трассу он просто не мог. И твердо решил: не уедет из Алжира до тех пор, пока собственными глазами не увидит той самой, жуткой дороги.

А через час уже просто трудно было себе представить, что где-то вообще могут существовать крутые повороты и серпантины дороги, вьющейся по горным склонам. Перед путешественниками по обе стороны дороги простиралось ужасающе ровное пространство, без малейшей складочки. Ни горушек, ни оврагов, ровная, как стол, местность, и по виду такая же твердая, словно утрамбованная ветрами. Выровненная поверхность плато представляла собой очень безотрадное зрелище — ни деревца, ни кустика, да что там, ни травинки! Ровная, как стрела, дорога тянулась до самого горизонта. Пан Хабрович нажал на газ.

— Ради всего святого, что это? — с изумлением вопросила пани Кристина, глядя на безрадостный пейзаж за окнами.

— Некоторые называют это саванной, — вздыхая, ответил ее муж. — А на самом деле — обычная каменистая полупустыня, естественный переход от субтропиков средиземноморского побережья к Сахаре. Я же говорил, ты еще пожалеешь о живописных серпантинах в горах.

При звуках волшебного слова «саванна» в Яночке все замерло. Сколько она читала о них, как мечтала увидеть собственными глазами! Саванна, преддверие пустыни!

— Папочка, остановись на минутку, — попросила девочка. — Я хочу пощупать саванну.

Пан Хабрович остановил машину. Солнце клонилось к западу, но жара по-прежнему стояла страшная. Павлик напоил Хабра, водой в пластмассовом пакете он предусмотрительно запасся в Ущелье обезьян. Теперь это прохладное, тенистое ущелье осталось так далеко, что, казалось, их отделяли от него годы и годы пути. А алжирский аэропорт и вовсе находился где-то на другой планете.

— Надо же, не верится, что еще сегодня утром мы были в Варшаве! — вслух удивился Павлик.

Яночка вылезла из машины, сделала несколько шагов по твердой каменистой земле и вернулась.

— Я прошлась по саванне! — похвасталась девочка. — Но странная она какая-то, совсем пустая. А я читала, в саваннах трава выше головы! Здесь же ничего не растет, только какие-то сухие колючки.

— Тут растет только то, что специально выращивается арабами. Сильные ветры с юга несут пыль пустыни и уносят вместе с нею все семена растений. К тому же здесь очень сухо, глинистая почва превращается в камень. Садитесь, надо ехать. Боюсь, идет сирокко.

— Ну и что? — пожал плечами легкомысленный Павлик. — Даже интересно!

— Да нет, ничего страшного, но придется пережить несколько неприятных дней. Дикий вихрь, жара и тучи песка.

— А ты откуда знаешь, что приближается сирокко?

—Поглядите на небо, видите, становится немного оранжевым? Это как раз из-за туч поднимающегося песка.

— И долго это будет продолжаться? — встревожилась пани Кристина. — Я слышала, во время сирокко люди начинают ссориться друг с другом.

— Как-нибудь обойдемся без этого, — успокоил ее муж. — А продолжаться может долго, до двух недель, но обычно дует несколько дней. Мне очень жаль, что первые же дни вашего пребывания тут будут испорчены из-за сирокко. А тут еще рамадан...

— Что общего у рамадана с сирокко? — удивилась пани Кристина.

— Тоже нелегко его выдержать. Тоже отравляет жизнь. Во время рамадана правоверным не разрешается от восхода до захода солнца есть, пить и курить. Начинают они есть только с наступлением темноты.

— Но это же относится только к мусульманам. Вы же не правоверные.

— Нам тоже не рекомендуется есть и пить на глазах у всех, это дурной тон, а некоторые особенно правоверные могут и камнем в тебя швырнуть.

— Как же они выдерживают без воды в такую жару?

— С трудом выдерживают и под конец дня уже ни на что не годятся. Работы останавливаются. Днем разрешается пить только больным, путешественникам и детям то ли до четырнадцати, то ли до двенадцати лет, забыл. Поэтому прошу вас, дети, не пить публично.

— Хорошо, — ответил Павлик за них двоих, — мы можем пить не публично.

Шоссе по-прежнему тянулось перед ними прямой линией, уходящей за горизонт. Пан Роман ехал и ехал, а шоссе все не убывало. По правой стороне, прямо в пустыне, показалась небольшая арабская деревушка, очень похожая на горсть брошенных в пустыне холмиков из глины. Пани Кристина с ужасом глядела на нее и поинтересовалась, почему на каждой крыше навалены камни. Оказалось, из-за ветра. Сильные ветры могут сорвать крышу.

Но вот шоссе сделало плавный разворот сначала вправо, потом налево — неизвестно почему, ибо местность перед ними была по-прежнему абсолютно плоской. Вдали показались два деревца, и были они явлением столь необычным, что, как магнит, притягивали взгляд. За ними показались домики.

— Считайте, мы дома, — сказал удовлетворенно пан Роман. — Перед нами Хаммадия, за ней, в тринадцати километрах, Махдия, а там останется всего сорок шесть до нашего Тиарета.

Уставшие от бесконечной дороги, осовевшие от жары, ошеломленные избытком впечатлений Павлик с Яночкой при звуках волшебного слова «Махдия» воспряли, как боевой конь при звуках трубы.

— Папа, давай через Махдию проедем потихоньку, осмотрим наконец арабский город, — умильно попросил Павлик.

— Ведь мы уже дюжину арабских городов осмотрели, — удивилась мама. — Правда, все они у меня перепутались...

— И у нас перепутались, поэтому давай теперь хоть один рассмотрим как следует, — поддержала брата Яночка. — Как типичный пример...

— Да ведь Махдию трудно назвать городом, — ответил отец. — Так, небольшой городишко, вот как эта Хаммадия. Не понимаю, почему именно Махдия должна служить типичным примером. Впрочем, я все равно буду ехать медленно, тут во всех населенных пунктах надо снижать скорость до сорока километров в час и запрещены обгоны.

Главную улицу Хаммадии, по которой пан Роман проехал с предписываемой скоростью, дети оглядели равнодушно. Последующие тринадцать километров промелькнули незаметно. Перед Махдией пан Роман опять сбросил скорость. .

— Ты будешь смотреть налево, я направо, — шепотом распорядилась Яночка.

Павлик внимательно осмотрел несколько желтых двухэтажных зданий, внезапно появившихся у самого шоссе, потом большое серое, стоявшее в некотором от него отдалении. С Яночкиной же стороны сначала появилась большая неживописная свалка, затем потянулся ряд небольших белых домиков, по большей части одноэтажных. Потом показалась какая-то стена, тоже белая. А по стороне Павлика — бензоколонка и возле нее несколько ларьков с овощами и фруктами.

Пану Роману пришлось остановиться посередине улицы, поскольку остановился едущий перед ним автомобиль. Его водитель принялся дружески беседовать с каким-то арабом, стоящим у ларька.

— Что он себе думает? — возмутилась пани Кристина. — Разве можно себя так вести?

— Он ничего не думает, — меланхолично ответил пан Роман. — Тут такие порядки. Главное, сохранять спокойствие.

Павлик получил возможность как следует рассмотреть торговые палатки, Яночка — досконально изучить белую стену.

— Тут недалеко неплохой сук, вон там, — сообщил пан Роман и наконец решился посигналить. — Приедем сюда в четверг.

— Ведь сегодня четверг! — почти крикнула Яночка, встрепенувшаяся при слове «сук».

— Но сегодня уже поздно, — возразил отец. — Торговля на суку бывает с утра, в следующий четверг приедем утром.

Яночка с Павликом одновременно обернулись и поглядели туда, куда махнул отец, показывая на сук, но ничего не увидели. Водитель машины в ответ на сигнал добродушно помахал пану Роману и продолжил беседу со знакомым. Правда, ларьки с овощами и фруктами были очень живописны, но ничего особенного, на что следовало бы обратить внимание, дети не заметили. Бензиновая колонка тоже ничем особенным не выделялась, стена тем более. Внимание привлекал только ослик, запряженный в маленькую металлическую тележку, а может, это была арабская борона? Но на ослика вряд ли следовало обращать внимание, он не был стабильным элементом.

Двое знакомых наконец расстались, и пан Роман получил возможность ехать дальше.

— Впереди по курсу вижу что-то очень красивое, — известила пани Кристина.

— Это мечеть, — сказал пан Роман. — Мечети здесь и вправду прелестные. Дальше, по левой стороне, здание мэрии.

Яночка и Павлик напряженно разглядывали все, что простиралось по их сторону шоссе. Яночка очень внимательно рассмотрела красавицу мечеть с ее кружевным каменным орнаментом и ровной, красивой площадкой. Павлик, сосредоточенно сопя, в подробностях изучил двух каменных львов, некогда позолоченных, а сейчас довольно обшарпанных, стерегущих въезд по двор мэрии, затем с таким же вниманием разглядывал каждую лавчонку по пути, каждое чахлое деревце на улице. Яночка с восторгом рассматривала жутко экзотический вход в какое-то здание, весь украшенный мозаикой и арабскими письменами, выдержанными в золотых и голубых тонах. Павлик пытался пронизать взглядом каждую отходящую от шоссе узкую, кривую улочку. Наконец Махдия кончилась, опять выехали на пустынную, ровную дорогу.

Теперь местность немного изменилась, пейзаж уже не был таким монотонным. Равнина перестала быть плоской, появились холмы и даже отдельно стоящие горушки. Глаз отдыхал на редких деревьях и зарослях кустарников. Шоссе, доселе прямое как стрела, принялось петлять. Пани Кристина обратила внимание на красивый маленький домик белого цвета, прикрытый зеленой крышей-луковкой, одиноко стоящий на вершине высокого холма. Пан Роман пояснил: это гробница мусульманского святого, ее очень чтят правоверные и приходят к ней вознести свои молитвы Аллаху.

— А вот и Тиарет, — добавил пан Роман. — Видите дома на холмах?

Солнце совсем низко склонилось к горизонту, и в его косых лучах Тиарет издали выглядел очень живописным.

— Вот здесь, направо, старое французское кладбище, видите кипарисы? А налево такой же поселок строится, как и наш. А вот в этом поселке уже живут, наш сразу за ним, но тут не проедешь, придется ехать через город. Центр его прямо перед нами, там и рынок, и галерея...

— Какая галерея? — не поняла жена. — Картинная?

— Нет, галереями здесь называют государственные универмаги, ряд отдельных магазинов. А вот здесь поворот к нашему поселку, запоминай.

А направо идет дорога в пригород, где тоже живут наши. Вот в этом магазинчике, на углу, мы покупаем вино, рядом лавчонка, в которой продается минеральная вода. Осторожно, тут переезд через железнодорожные рельсы, хотя поезда не ходят уже лет двадцать. А вот и наш поселок.

Еще раз повернув налево, по рытвинам и ухабам выехали на широкую заасфальтированную мостовую. По одну сторону ее виднелся ряд маленьких одноэтажных домиков, чистеньких и аккуратных, по другую тянулось незастроенное пространство, густо заросшее высокими колючими сорняками и чертополохом.

Заасфальтированная дорога закончилась метров через сто небольшой площадкой, за который возвышалась поросшая тем же чертополохом железнодорожная насыпь, за ней просматривался тот самый, второй поселок, первым встретившийся им при въезде в город. У самой площадки отделенные от нее полосой пыльной травы стояли несколько домиков. Бросались в глаза загородки из серого бетона и то и дело проглядывающие между ними одинокие столбы, тоже из бетона. Пан Роман остановил машину в проходе между двумя домиками и удовлетворенно произнес:

— Ну вот мы и дома!

Из четырех комнат домика по одной выделили Павлику и Яночке, одна представляла спальню супругов Хабровичей, а самая большая, занимавшая половину всей площади, была гостиной. В ней находилось два стола, один длинный, обеденный, с четырьмя нормальными стульями, а второй маленький, журнальный, который окружали диван и два кресла. Из гостиной дверь вела в кухню, с черным ходом на задворки. Виды из окон не доставляли особого удовольствия: или во дворик, огражденный глухой бетонной стеной, или на маложивописные сорняки в рост человека по ту сторону шоссе и оставшиеся не у дел сиротливые бетонные столбики.

В семь утра солнце уже порядочно пригревало.

Дети проснулись рано и до завтрака успели посовещаться.

— Совсем запутался, — ворчал Павлик, разложив клочки заветного письма на большом ящике, служащем ему столом. — Вроде бы все хорошо складывалось, в первый же день охватили сразу два объекта — и Обезьянье ущелье, и Махдию, а толку?

— Не пори горячку, — одернула брата более сдержанная сестра. — Не все сразу. Мне здесь очень нравится. И я считаю, что надо радоваться тому, как все получилось. В ущелье мы бы могли совсем не попасть, вон как далеко отсюда.

— А что толку с того, что попали? Ты там что-нибудь заметила необыкновенное?

— Еще бы! Там все необыкновенное! Прежде всего — само ущелье! И я считаю, если и прятать сокровища, то только там! Самое подходящее место.

— А как их найдешь? Ущелье такое огромное!

— Ну что ты ворчишь? Ведь мы же еще толком и не принимались за дело. И вообще действовали не в том порядке.

— Почему ты так считаешь?

— Сам посмотри, ведь под носом же письмо. Что из него следует? Сначала надо побывать на суку в Махдии, так ведь там написано? Потом ехать в какой-то город или деревушку на «Су», а потом в какую-то каменоломню.

— Правильно, — ответил Павлик, водя пальцем по письму. — Вот, сначала сук в Махдии, потом это самое «Су», потом Обезьянье ущелье, потом плотина, потом каменоломня и открытый карьер для добычи щебня. И все-таки мне тоже самым подходящим для сокровищ кажется Обезьянье ущелье.

Столько там места! А видела скалы? А пещеры? А валуны? Не скажешь, что с ними справишься одной левой.

— Но во всяком случае есть с чем справляться, а уже и это важно! — заметила сестра.

— А может, все-таки каменоломня?

Тут мама позвала детей на завтрак, и они так и не пришли ни к какому выводу. Ничего удивительного, ведь они оказались в незнакомом, непривычном мире, непонятном и страшно огромном. Сначала нужно освоиться в нем, приглядеться и только потом действовать.

Все окна в гостиной были закрыты, за ними бушевало сирокко, иссушающий южный ветер, гоня тучи пыли.

— Мне очень жаль, — в десятый раз грустно повторял пан Роман, чувствуя себя лично ответственным перед семьей за эту неприятность. — Мне очень жаль, но я ничего не могу поделать. Хотя, с другой стороны...

— Что может быть с другой стороны? — сухо поинтересовалась жена.

— С другой стороны, если уж этому сирокко положено дуть, пусть лучше дует сейчас, чем потом.

— Почему же?

— Потому что у меня были такие планы, — начал пан Роман и отвлекся, только теперь обратив внимание на деликатесы, привезенные женой.

— О, ветчина! Боже, какая чудесная вещь — ветчина! Какой аромат! А грудинка! Копченая грудинка, тысячу лет ее не пробовал! А хрен!...

— Хватит заниматься пустяками! — сурово потребовал сын. — Говори о своих планах!

— Я и говорю! — воскликнул счастливый отец. — Как хорошо, когда у человека есть жена!

— Надо же, понадобилось ехать за тридевять земель, чтобы убедиться, что тебя ценят! — саркастически произнесла жена и поддержала требование сына: — Успокойся и расскажи о планах, мне тоже интересно.

Поскольку пан Роман с разбегу понюхал не только копчености, но и хрен, о планах он стал рассказывать со слезами на глазах:

— Я запланировал поездки в таком порядке: в ближайший уик-энд в Медею с заездом на сук в Махдии, а в Мостагенем, к морю, поедем в следующие выходные. И сирокко вписывается в мои планы.

— Как это?

— Во время сирокко купаться нельзя, сами понимаете, и сразу после его окончания тоже, вода в море будет еще мутная, много в нее песку нанесло. Вот мы и подождем и в ближайшую пятницу поездим по сукам и магазинам в Медее, а купаться на побережье поедем через неделю, когда вода в море станет чистой.

— А Алжир посмотреть? — напомнил Павлик.

— В Медею отправимся пораньше, чтобы успеть и Алжир осмотреть.

Больше у семьи вопросов не было, не было и возражений, планы отца приняли единогласно.

— Папуля, а что здесь начинается на «Су»? — неожиданно поинтересовалась дочка.

— На «Су»? Наверное, Сугер, больше ничего не знаю.

— А что такое Сутер?

— Небольшой городок неподалеку, километров двадцать, наверное.

— Поехали туда! — воскликнули дети.

— Зачем вам понадобился Сутер? — удивился отец. — Там ведь нет ничего интересного в эту пору года.

— А что там интересного в другую пору? — спросила пани Кристина.

— В другую пору года, кажется, зимой, надо уточнить, в этом городке красят шерсть. Это городишко красильщиков, все там этим занимаются. Мне рассказывали наши — обязательно надо съездить посмотреть. Говорят, совершенно необыкновенное, фантастическое зрелище, потому что красят шерсть и сушат ее прямо на улице.

— И я смогу купить эту шерсть? — уже с гораздо большим интересом спросила пани Кристина.

— Можешь, наверное, — не очень уверенно ответил пан Роман. — Здесь все можно купить, такой уж это торговый народ. А шерсть производят явно на продажу, я слышал, шерсть здесь замечательная. Чистая, стопроцентная. Пожалуйста, можем поехать в Сугер, но я планировал сегодня как следует познакомить вас с Тиаретом, чтобы вы без меня справились. Завтра мне на работу, отвезет меня на своей машине Кавалькевич, вон его домик, соседний, а свою машину я оставлю. Так что с сегодняшнего дня, Кристина, на ней будешь ездить ты. Привыкай.

Пани Кристина не пришла в восторг от такой перспективы.

— Не уверена, что смогу. Странные тут какие-то правила.

— Значит, тем более тебе надо заранее к ним привыкнуть.

— А не могу я начинать привыкать с завтрашнего дня?

— Нет, мне хотелось бы при этом присутствовать.

И сразу же после завтрака вся семья отправилась в город. За рулем машины сидела пани Кристина. С громадным интересом, во все глаза рассматривали новые для них места Яночка и Павлик, Хабр тоже с громадным интересом изучал новые для себя места, не торопясь труся за машиной. Пан Роман безжалостно гонял жену по всему городу. Ей предстояло запомнить дорогу от их дома до центра города с рынком и магазинами, до бензоколонки и прочих важных объектов. Вконец замороченная пани Кристина взмолилась жалобным голосом:

— Дети, Бога ради, запоминайте все ориентиры, я ничего не вижу, кроме этой жуткой мостовой. Ой, опять левый поворот и опять какой-то несуразный. Роман, в этом городе все улицы ведут в гору?

— Нет, не все, только половина, — успокоил ее муж. — А теперь еще раз влево и потом прямо, посмотрим район высокопоставленных местных шишек.

Район шишек находился в самой верхней части города. Пани Кристина со вздохом облегчения остановила машину на обочине крутой улочки. На вышедших из машин Хабровичей налетел остервенелый ветер, засыпая песком глаза, забивая нос, не давая стоять на месте, сдирая одежду. И все равно всем очень понравился новый поселок: белые, розовые, кремовые, голубые домики с террасами тонули в зелени и цветах. Их окружали ограды из изящных, ажурных решеток, на солнце блестели жемчужные россыпи фонтанов и цветная мозаика, каменное кружево орнаментов.

Наглядевшись вволю на прелестный поселок, Яночка с Павликом попытались отсюда, с верхотуры, ознакомиться с окрестностями города.

— Папуля, а что там? За той горой? — поинтересовалась Яночка.

— Не знаю, — ответил отец. — Наверное, окраина города, а за ней поля. Вроде бы где-то в той стороне находится каменоломня, я слышал, там щебень добывают. А наш источник вон там...

Услышав про каменоломню, брат с сестрой обменялись быстрым взглядом. Им стало еще жарче. Надо же, заветное место где-то совсем близко.

— А как туда доехать? — спросила Яночка.

— По воду мы ездим на машинах, — начал было объяснять пан Роман, но девочка перебила его: — Да нет, не к источнику. До каменоломни как доехать?

— Зачем тебе каменоломня? — удивился отец.мы туда никогда не ездили. Туда грузовики ходят, так что дорога есть, только, наверное, очень плохая. Садитесь, отвезу вас к источнику, а потом махнем в Сугер.

Забрались в машину, и внутри показалось очень уютно. Ведь сюда не проникал ветер. Пан Роман показал дорогу к источнику, к которому жене предстояло ездить за питьевой водой. Источник под горой оказался в очень приятном месте, тихом и зеленом, неожиданно напоминающем такие привычные луга в родной Польше. На этом арабском лугу Хабр выследил скорпиона. К сожалению, детям не удалось его как следует рассмотреть, ибо он в панике бежал. Хабр не делал попытки его поймать, наверное, знал, что это создание ядовито.

Сугер оказался маленьким сонным арабским местечком. Его улицы были обсажены чахлыми пыльными деревьями, а домики местных жителей скрывались за глухими глинобитными стенами. По просьбе Яночки три раза объехали городок по всем направлениям, после чего поспешили домой, ибо, как утверждал пан Роман, наступило время обеда. Усталого и запыхавшегося Хабра посадили в машину и вернулись в Тиарет.

Последующие за этим три дня, по мнению Яночки и Павлика, были потрачены зря. Ну может быть, не совсем зря, но использованы явно недостаточно для их целей. Мать не отпускала их от себя ни на шаг.

— Не бросите же вы меня на произвол судьбы! — заявила она. — Мне надо готовить еду, а для этого покупать продукты, я же сразу заблужусь в этом несуразном городе. Вы знаете дорогу лучше меня и просто обязаны помочь!

— Ну ладно, — недовольно проворчал Павлик, — так и быть. Но когда ты станешь самостоятельной...

— Обещаю вам, тогда получите свободу! И по дому ничего не заставлю делать.

Пришлось пойти на вынужденное затворничество и отложить знакомство с интересующими их местами в окрестностях Тиарета. Впрочем, при таком ветре не много бы они напутешествовали и еще меньше бы увидели, так что нет худа без добра.

А пока немного попривыкли к арабской экзотике и перестали оглядываться на каждого встречного араба в бурнусе и каждую встречную арабку, с головой закутанную в покрывало, так что торчал только один глаз.

Через три дня оранжевое солнце скрылось за буро-оранжевыми тучами, жара усилилась и пан Роман с самого утра заявил, что пойдет дождь. Все обрадовались: уже знали, что дождь знаменует конец сирокко. Долгожданное событие произошло во время обеда: ветер превратился в жуткий вихрь, и что-то стукнуло по оконному стеклу.

— И это называется дождь? — недовольно спросил Павлик. — Всего-то... раз, два... и обчелся? Две капли всего!

— Зато крупные, — заступилась Яночка за местный дождь. — Гляди, каждая размером с мой кулак!

— Но он уже кончился! Что за дождь — и полминуты не шел?

— И тем не менее очень важный, — заверил детей папа. — Вот увидите — поможет.

Дождь и в самом деле продолжался всего несколько минут, его крупные капли падали на расстоянии одна от другой в полметра, и сразу же высыхали, оставляя после себя кучки рыжеватой грязи. Той самой пыли, которую нес сирокко и которая теперь, с помощью воды, падала на землю. И уже на следующий день небо обрело свою естественную голубизну, жара немного спала, стало легче дышать.

— Завтра мы отправимся погулять, — твердо заявил Павлик.

— Не возражаю, — разрешила мама, — теперь я и без вас найду магазины. А папа посоветовал:

— На прогулку лучше всего отправляться с самого утра, к полудню станет очень жарко, тогда лучше сидеть дома. И захватите с собой воду, но на людях не пейте. Сейчас последние дни рамадана, люди особенно нервные...

Отец внимательно оглядел детей и продолжал:

— Правда, запреты рамадана не относятся к детям моложе четырнадцати, я специально спрашивал, но, во-первых, как правило, арабские дети мельче вас, вы и на четырнадцать потянете, а во-вторых, я не видел за время рамадана ни одного арабского ребенка, чтобы он что-то ел или пил, во всяком случае, при людях.

Пани Кристина резонно заметила:

— Мне кажется, есть и пить на глазах людей, страдающих от жажды и голода, просто невоспитанно. Независимо от религиозных запретов...

— Да что вы привязались! — не выдержал Павлик. — Не будем мы есть и пить публично. Захватим с собой что-нибудь перекусить и попить, спрячемся в укромное место и там поедим и попьем. Что мы, не понимаем?

— И вообще не беспокойтесь о нас, — поддержала брата Яночка. — Мы все понимаем. И уже самое время хоть немножко познакомиться с Алжиром.

— Не пить, не есть, не дышать, — ворчал Павлик на следующий день в полдевятого утра. — Что еще? Не ковырять в носу, не моргать! Так и помереть недолго. Долго они еще будут тащиться за нами? Еще немного — и помру от жажды.

— Если потащатся на ту сторону горы, плевать нам на них, — решила Яночка. — Там уже не публичное место, могут смотреть нам в зубы на собственную ответственность.

— А если примутся бросать камни, я тоже брошу! Не хуже них умею.

Гора, на которую показала Яночка, поначалу совсем не входила в число запланированных ими объектов экскурсии, но так уж получилось. Не всегда получается, как задумаешь... Целью экскурсии, разумеется, была заветная каменоломня, и хотя они шли в том направлении, которое наметили во время поездки с отцом, оказались совсем в другом месте. Прошли уже столько, что по всем расчетам каменоломне положено уже остаться позади. А им так и не встретилось ничего похожего на нее.

В путь дети отправились в семь часов утра, и поначалу все шло хорошо. Свернули в нужном направлении, преодолели одну гору, склоны которой покрывали поля редкого ячменя, преодолели долинку и поднялись на вторую гору, где паслись коровы. И начиная с этого места путь продолжали уже в большой компании. Сначала к ним присоединились несколько подростков из пастухов. Поднялись вместе с ними на гребень горы и наткнулись тут на жалкую деревушку. Под ярким голубым небом, под сияющим солнцем деревушка, чьи полуразрушенные домики не отличались по колеру от высохшей земли, на которой стояли, производила особенно жалкое впечатление. И домишки, и глиняные стены, и даже встречающиеся кое-где ослики и овцы — все было серо-бурого унылого цвета.

Деревня обратила на них внимание, видимо, двое светловолосых детей и чудесная рыжая собака были редким явлением в этих местах. И взрослые, и дети окружили прибывших плотным кольцом и молча пялились на них. Возможно, при других обстоятельствах общительные брат с сестрой без труда установили бы приятельские отношения с местным населением, но сейчас надо было торопиться, чтобы к полудню вернуться домой, а они и без того уже устали и совсем изжарились. Поэтому не говоря ни слова, Яночка с Павликом прибавили шагу и, быстро пройдя деревню, стали спускаться с горы. Солнце сильно пригревало, очень хотелось пить. И есть — из дому они вышли натощак, торопясь отправиться в путь пораньше.

Взрослые жители деревни скоро отстали, но дети неотступно держались сзади на почтительном расстоянии, делая невозможным отдых. Спустились в долинку, поднялись на следующую горку, и тут наконец арабские дети оставили их в покое. Совсем обессиленные спустились Яночка с Павликом на какой-то засушливый луг и уселись на большом камне в тени дерева.

— Наконец-то! — вздохнула Яночка, отирая пот с лица. — Оглянись, никого не видно?

— Ни одной живой души. Оторвались от противника. Есть хочется зверски!

— Считай, мы в лесу и имеем право есть и пить.

Странный был это лес, всего несколько жалких деревьев, одни отволы без листьев, а вместо травки — камни, но все-таки природа, а не публичное место.

— Хабру первому, — сказала Яночка и вынула из сумки пластмассовую мисочку.

Павлик налил в нее воду из плотного пластмассового пакета. Хабр жадно вылакал ее и вернулся к своему занятию. Вот кто совсем не устал и в полной мере радовался экскурсии! С громадным интересом и явным наслаждением обнюхивал пес все, что попадалось по пути, и все доставляло ему прямо-таки счастье. Ведь столько вокруг новых, интересных запахов, не обезображенных воздействием человеческой цивилизации!

С наслаждением дети напились воды и съели по бутерброду. Подкрепившись и передохнув, принялись с любопытством изучать окрестности. Слева от них осталась гора с деревушкой, прямо перед ними возвышалась огромная лысая, каменистая гора, за которой находился Тиарет.

— И зачем мы дали такого кругаля? — сам себе удивлялся Павлик. — Куда теперь пойдем? Вон, направо, какая-то дорога.

— Через мостик? — спросила Яночка.

— Это не мостик, — поглядев в бинокль, сказал Павлик. — Это большой камень, а под ним дыра в скале, вроде как пещера.

— Камень и пещера? — оживилась сестра и отобрала у брата бинокль. — На всякий случай надо посмотреть. Учти, камень, прикрывающий вход в пещеру, может быть подозрительным!

Павлик отобрал бинокль обратно, внимательно рассмотрел подозрительный камень и вздохнул.

— Ну, не знаю... Если ты намерена осматривать все камни... Да ведь Алжир весь состоит из камней!

— Но этот обязательно осмотрим!

На подозрительном камне Хабр выследил ящерку. Да не одну! Целая стайка резвилась в солнечных лучах и пряталась в расщелинах. Больше ничего интересного в подозрительном камне не обнаружили и пошли дальше.

— Гляди, скелет! — сказала Яночка. — Кажется, коровий.

— И верно коровий, — подтвердил брат. — Вот рога. И там еще один.

— И вон там!

Внимательно оглядевшись, дети обнаружили на лугу большое количество скелетов всяческих домашних животных, в том числе овец и лошадей. Интересно, животные сами приходили сюда умирать или местное население зачем-то сносило сюда их кости?

— Гляди, а ему эта падаль явно нравится, — удивился Павлик, показав сестре на Хабра, который у одного из скелетов нашел что-то интересное. Насторожив уши, как локаторы, собака пофыркивая крутилась вокруг каких-то жуков колоссальных размеров, блестящих и черных-пречерных.

— Какой кошмар! — в ужасе воскликнула Яночка. — Хорошо, умный пес к ним не прикасается.

— Вот это да! — в восторге воскликнул Павлик. — Надо прихватить парочку!

— Я тебе прихвачу! — возмутилась сестра.

— Только поиграть! — умолял мальчик. — Потом выпущу!

— Не смей к ним прикасаться! — крикнула девочка. — Видишь же, Хабр держится от них на расстоянии!

— Но играет с ними! Я тоже хочу!

— Собака их не трогает, а ты хочешь взять в руки? Вспомни, бабушка нас предупреждала.

— Ладно, ладно, успокойся, давай только посмотрим.

Двинулись дальше. Опять захотелось пить. Решили допить всю имеющуюся воду и напоили собаку.

— Интересно, куда нас приведет эта дорога, — ворчал Павлик. — Похоже, она никогда не кончится.

— Мне кажется, она пошла вниз, а вон там поворачивает, — ответила усталым голосом Яночка. — Пойдем до конца. Ведь не заблудимся же!

— Ясное дело, с Хабром не заблудимся. И я уверен, он найдет к дому кратчайшую дорогу, а не ту, по которой мы шли сюда.

Дорога свернула опять направо, дети прошли несколько шагов и остановились как вкопанные. Они оказались на вершине плато, из-под их ног дорога резко шла вниз, и они увидели .там, внизу, огромный, гигантский, потрясающий своими размерами котлован. Карьер или каменоломня?!

Долго стояли дети в неподвижности, не чувствуя нараставшей жары, и жадно вглядывались в чудесную картину. Там, далеко-далеко внизу, медленно шевелились маленькие фигурки людей и доносилось фырчанье грузовика, похожего отсюда на игрушечную машину.

Наконец Павлик пошевелился.

— Почему тут все такое невозможно огромное? — недовольно произнес он. — Что за страна такая! И Обезьянье ущелье, и эти жуткие полупустыни, и вот теперь каменоломня. Я и не представлял, что на земле могут быть такие громадные пространства.

Яночка достала бинокль и принялась осматривать окрестности. За каменистым склоном горы по ту сторону каменоломни виднелись какие-то постройки. То ли жалкая деревушка, то ли сюда дотянулись предместья Тиарета.

Отобрав у сестры бинокль, Павлик тоже рассмотрел копошащиеся внизу фигурки людей и огромный разрытый котлован.

— Может, это и в самом деле не каменоломня, а открытый карьер, в котором добывают щебень или песок. Надо спуститься ниже и все рассмотреть как следует. А что за дома там, на склоне, так и не понял. Жалкие постройки и множество тряпок развешено, у них тут привычка без конца устраивать стирку. Наверное, все-таки предместье, обшарпанное какое-то.

И оба стали спускаться по дороге, вьющейся по краю отвесного склона, то и дело останавливаясь и в бинокль разглядывая котлован.

— И в самом деле не разберешь, что это, — сказал Павлик, когда они уже были на полпути к карьеру. — Похоже, тут всего понемногу. Гляди, вон каменные склоны и просто камни валяются, а вон там — песок. А на грузовик грузят вроде бы щебень.

У Яночки в голове вдруг мелькнула какая-то мысль, связанная с сокровищами, мелькнула и исчезла, оставляя тягостное чувство — что-то она забыла, что-то проглядела, что-то надо вспомнить, но никак не вспоминалось. Что-то связанное вот со всеми этими камнями, песком и щебнем.

Теперь уже можно было рассмотреть, что на стоящую на дне котлована грузовую машину рабочие набрасывали лопатами щебень, причем делалось это черепашьими темпами. Сразу стало ясно: до вечера кузов не заполнится.

— Ну и работка! — скривился Павлик.

Сестра напомнила ему о том, что рабочие не едят и не пьют, что это уже последние дни рамадана, что люди измотаны вконец и нечего удивляться. Сам бы попробовал по такой жаре без глотка воды!

— А вообще там много интересного, — добавила девочка, рассматривая в бинокль территорию каменоломни. — Вон длинная и узкая расселина, а вон что-то вроде входа в пещеру. И вон еще...

— Дай мне поглядеть!

Теперь дети спустились так низко, что обшарпанное предместье, как его назвал Павлик, оказалось у них за спиной. От него на дно карьера спускалась извилистая тропинка, по которой дети и двинулись вниз, стараясь не привлекать к себе внимания. Спустившись совсем вниз, притаились за большим камнем. Яночка вытряхнула песок из сандалий. Павлик последовал ее примеру, недовольно ворча:

— Даже если тут и запрятаны где-то сокровища, как их обнаружишь? Столько везде подходящих укрытий, столько камней, которые так и просятся отвалить их в сторону одной левой.

Девочке вдруг удалось ухватить за хвост ускользнувшую было мысль.

— Послушай, рамадан рамаданом, но отец говорил — они тут вообще никогда не торопятся, работают неспеша. Пусть даже в обычные дни работают вдвое быстрей, чем сейчас. Как ты думаешь, сколько тогда грузовиков они отсюда вывозят в день?

Мальчик поглядел на грузовик, возле которого уже вообще замерла всякая работа.

— Самое большее — две машины. А вернее всего — полторы.

— Пусть даже две, — сказала сестра. — Значит, за десять дней вывезут двадцать грузовых машин щебня, а десять дней — это две недели. Двадцать грузовиков — мелочи! В этой громадине...

— В этой громадине и двести грузовиков вывезешь — никакого следа не останется.

— Вот я и говорю. А письмо написано в прошлом году.

— А! Ты думаешь, за это время тут ничего не изменилось?

— Вот именно! И значит, сокровища лежат там, где и лежали.

— Где же?

— А вот это нам с тобой предстоит выяснить. Смотри внимательно и думай, думай!

На гигантском дне карьера, почти на самой его середине, торчал большой барак, построенный из пустотелых блоков, рядом с ним — маленький сарайчик. За бараком возвышалась какая-то транспортно-погрузочная установка, явно в нерабочем состоянии, возле которой и стоял уже упомянутый грузовик. А вокруг возвышались отвесные, недоступные стены карьера.

— Тут нечего думать! — решительно сказал мальчик. — Тут надо просто искать. Прийти еще раз и все осмотреть.

— Правильно, — согласилась сестра. — Только сделаем это после того, как побываем на суку в Махдии...

Сук в Махдии оказался просто потрясающим базаром. Чего только там не было! На расстеленных на голой земле тряпках высились горы овощей и фруктов, знакомых и совершенно неизвестных. Внимание пани Кристины привлекли многочисленные экзотические приправы и пряности, которыми издавна славился Восток, и она осторожно подносила к носу подозрительно выглядевшие куски коры, стручки и веточки, пытаясь определить, что это такое. Знания французского языка тут явно не хватало с обеих сторон. Пана Романа заинтересовала единственная на весь базар покрышка для автомашины, одиноко лежавшая рядом с горой ядовито фиолетового лука, но покрышка по размерам явно не подходила к его «фиату». Лотки, ларьки и палатки были завалены всевозможными текстильными изделиями и украшениями, ослепительно сиявшими на солнце.

Местная экзотика была представлена бесконечным разнообразием изделий из меди: искусно гравированных местными народными умельцами блюд, мисок, подносов, кубков, столиков и чего-то еще, непонятного европейцу, а также кипами ковриков, циновок, украшений из зерен и ракушек. Горами возвышалось свежесостриженное овечье руно, но нигде не было видно пряжи, которую настроилась закупить пани Кристина.

— Интересно, что же мне, самой эту шерсть стирать, чесать, прясть? — раздраженно вопрошала она мужа. — Так у меня и прялки нет!

— Шерсть появится ближе к осени, — успокоил ее пан Роман. — Может, даже в конце августа, еще успеешь купить пряжу. Наберись терпения.

У Яночки с Павликом были свои задачи. Рынок они изучали методично и последовательно. Поняв с самого начала, что следует разделиться, они поделили рынок на части и приступили к делу. А дело было очень серьезным, ведь именно на суку в Махдии надо было обнаружить что-то чрезвычайно важное, от чего зависел успех поисков сокровищ. Вот дети и прочесывали торговые ряды, внимательно приглядываясь ко всему необычному. Один раз они встретились у живых кур, второй — в ряду, где торговали канатами и веревками, а третий — у ларька со всевозможными украшениями.

— Ну и как? — спросила Яночка.

— Ничего интересного, — ответил брат. — Видел, как продавали козу. Думал, они дерутся, а оказывается — просто торговались. А что у тебя?

— А я видела, как продавали перец-горошек лопатами. Честное слово, на громадные весы его насыпали лопатами!

— А ты уверена, что это перец?

— Уверена, я попробовала одно зернышко, размером с булавочную головку. Не проглотила, только немножко раскусила и выплюнула. До сих пор во рту жжет.

— И еще я видел, как двое арабов о чем-то шептались в сторонке, я попытался подслушать, но ничего не понял. Эх, жаль, арабского мы не изучили! А они как-то так таинственно шептались, а до этого один незаметно подал другому знак, а потом куда-то вместе пошли.

Яночка проявила большой интерес к этому сообщению.

— Один из них — такой молодой, в красной рубахе и зеленой безрукавке? — живо спросила она. — И вроде бы кривой на один глаз.

— Точно! — удивился Павлик. — Он тебе тоже встретился?

— Да, Хабр обратил на него внимание, вот я и рассмотрела, когда он встретился. А потом вошел в такую палатку, ну, вроде как будку из тряпок, и вскоре туда же зашел второй араб, потолще и очень черный.

— Как раз такой подавал этому кривому таинственные знаки. И что ты думаешь?

— Пока ничего, но на всякий случай не мешает к ним поближе приглядеться. Может, та вещь, которую нам надо отыскать здесь на суку, как раз такие вот тайные сношения?

— Давай приглядимся.

Яночка привела брата к одной из торговых палаток совершенно невообразимой конструкции, сооруженной из свисающих до земли циновок, впрочем, стоящей в ряду точно таких же палаток. Дети не стали приближаться к подозрительной палатке, остановились неподалеку у тележки, нагруженной плетенными изделиями из тростника, делая вид, что рассматривают их. И тут, откинув полу палатки, из нее выскочил молодой араб с худым лицом. Веко одного глаза у него было оттянуто вниз. Не оглядываясь он кинулся в гущу народа и скрылся из глаз.

— Эх, жаль не успели мы подготовить Хабра! — огорчился Павлик. — Он выследил бы его.

— Мы еще не знаем, нужно ли нам это, — возразила сестра.

Тут из той же палатки вынырнул второй подозрительный субъект. Он был намного старше, толще и вообще массивнее первого. Этот не торопился, постоял у входа, равнодушным взглядом обвел базарную толпу и не спеша пошел в другую сторону. В третий раз отдернулось полотнище у входа, и на пороге своей торговой точки возник представительный араб в бурнусе и тюрбане, спокойно обозревая потенциальных покупателей.

Павлик вдруг пнул камешек, который откатился к клетке с курами, побежал за ним и снова пнул, да так неловко, что камень откатился прямо под ноги хозяина палатки. Павлик кинулся за ним, вежливо извинился перед торговцем, отбил камень из-под его ног и, гоня его перед собой, помчался куда-то в направлении медного ряда.

Яночка какое-то время еще неторопливо рассматривала товары на тележке, потом медленно направилась дальше по ряду между лавчонками. Встретились брат с сестрой на другом конце сука.

— Я так и не понял, чем он торгует, — доложил Павлик. — Вроде бы конская упряжь. И еще радиоприемники и магнитофоны. А может, радиоприемник у него не продажный, он сам его слушает. Вот какие-то изделия из кожи явно продажные.

— А людей внутри ты не заметил?

— Заметил одного человека. И похоже, есть продолжение.

— Какое продолжение?

— Да у этой будки есть и заднее помещение, так мне показалось. Точно не знаю, немного удалось разглядеть, хотя я и гонял камень, как паралитик.

— Не мешало бы в этом убедиться, — сказала Яночка. — Только как? Все эти палатки стоят впритык друг к дружке, а сзади забор. Вот если через забор заглянуть. Это не так просто, а я не уверена, что имеет смысл.

— Имеет! — не сомневался Павлик. — Сама же видела, как они вели себя. Ясно, дело нечисто...

Мальчик не докончил фразы. Разговаривая, дети шли по узкому проходу между лавчонками и в одной из них вдруг увидели нечто такое, что прямо вросли в землю.

Лавчонка была битком набита самым разнообразным товаром: всевозможной посудой — кастрюлями, тарелками, стаканами и кружками, новыми и уже пооблупившимися и выщербленными; термосами, графинами и кувшинчиками; нитками, поясами, лентами, бусами и браслетами; кусками мыла, бутылочками с краской для волос, притираниями и румянами. И среди всего этого безобразия спокойно стояла средних размеров старая медная лампа. И было в этой лампе что-то такое, что сразу привлекло внимание детей.

Лампа была одна, все остальное — в громадных количествах. Лампа сразу и прочно привлекала к себе внимание, от нее просто невозможно было оторваться. Круглая массивная подставка, покрытая изящным орнаментом, на тонком стебле — хрустальный резервуар для оливкового масла с четырьмя фитилями, прикрытыми ажурной крышечкой, с одной стороны которой крепился медный щиток отражателя.

Дети буквально приросли к месту, увидев это чудо. Как они догадались, что видят перед собой лампу — непонятно, но они как-то сразу поняли: вот эта чудесная вещь — арабская керосиновая, то бишь масляная лампа — безусловно, очень старинная. И оба одновременно почувствовали легкий укол в сердце — вот оно, то, что искали на этом арабском базаре в Махдии!

— Только это! — прошептал Павлик. — Волшебная лампа Алладина.

— Ни в какое волшебство я не верю! — одернула увлекающегося брата его более рациональная сестра. — Но ты прав, это действительно необычно, и это надо во что бы то ни стало заполучить!

— Хабр! — позвала девочка верного друга, который неотступно сопровождал их, стараясь особенно не увлекаться множеством незнакомых запахов. — Хабрик, беги к папе и приведи его сюда!

Почувствовав в голосе своей хозяйки сильное волнение, Хабр со всех ног кинулся исполнять приказание.

Пани Кристина с увлечением копалась в клубках разноцветных хлопчатобумажных нитей, как вдруг ее невежливо оторвали от этого занятия. Встав на задние лапы, Хабр подтолкнул ее под руку и принялся неспокойно крутиться у ног пана Романа, порываясь куда-то нетерпеливо бежать и оглядываясь, чтобы убедиться, следуют ли за ним.

— Собака зовет нас куда-то, — встревоженно сказал пан Роман. — Не случилось ли чего с детьми?

Моментально забыв о пряже, пани Кристина кинулась следом за мужем и собакой. Поскольку Хабр явно торопился, папа с мамой бегом бежали за ним, то и дело натыкаясь на людей и даже не извиняясь. К счастью, бежать было недалеко. Буквально через несколько метров они увидели своих детей, живых и невредимых. И такая тяжесть свалилась с сердца, что родители даже не рассердились.

— Папуля, купи нам это! — попросила Яночка, не дав отцу и слова произнести. — Мы ничего другого не будем просить, только это, одно-единственное!

Пан Роман посмотрел туда, куда был направлен палец дочки, и сразу понял, чего ей хочется. Лампа так разительно отличалась от всех остальных товаров в ларьке, что ошибки быть не могло.

Если отец и колебался, то не больше секунды. Лампа и ему очень понравилась.

— Хорошо, спрошу, сколько она стоит. А вы перестаньте на нее глазеть и отойдите подальше.

— С места не сдвинусь, пока не купишь нам лампу! — решительно заявил сын. Отец рассердился.

— Ну как вы не понимаете? Если торговец поймет, что вам так хочется купить эту лампу, он заломит за нее бешеные деньги! Тут надо торговаться, а вы осложняете мою задачу.

— Какие бешеные деньги? — удивилась пани Кристина. — Ведь это дешевка, массовое производство, сразу видно. И зачем вам вообще эта лампа?

— Не зачем. Просто сувенир. А торговаться мы и сами можем.

Отогнав детей от ларька, пан Роман не торопясь подошел к нему и равнодушно оглядел товары, потом нехотя поинтересовался по-французски, кивнув на лампу:

— Сколько она стоит?

— Тысяча динаров, — так же нехотя ответил хитрый продавец, который прекрасно знал, в чем дело, наблюдая всю сцену с самого начала. — Спятил! — по-польски вскричал отец, не ожидая такого ответа.

— И в самом деле! — негодовала пани Кристина. — Не золотая же это лампа?

— Просто он понял, что детям очень хочется ее купить. Я же предупреждал — не смотреть на нее! Теперь сами убедились, что получилось.

Оторвав взгляд от лампы, Яночка взглянула на продавца большими голубыми глазами и холодно произнесла:

— Пятьдесят динаров.

Продавец даже не соизволил ответить.

— Тогда давайте уйдем отсюда, сделаем вид, что отказываемся от покупки, — предложила пани Кристина.

Дети не пошевелились. У Яночки мелькнула мысль схватить драгоценную лампу и сбежать с ней, пусть потом отец расплачивается. Пани Кристина принялась разглядывать хну и прочие экзотические красители для волос. Пан Роман раздумывал, как по-умному подступиться к упрямому торговцу.

И тут в дело вмешался Павлик. Он вытащил из кармана свой заветный перочинный нож, который в свое время выменял у одного из приятелей на коллекцию старинных открыток, обнаруженных ими с Яночкой на чердаке их дома. Нож был необыкновенный: восемь лезвий, ножнички и штопор, запрятанные в блистающей рукоятке из искусственного перламутра.

Небрежно подбросив вверх ножик, мальчик ловко поймал его и медленно принялся извлекать наружу блистающие на солнце стальные лезвия. Уже на третьем купец перестал притворяться, что смотрит вдаль, и уставился на ножик. На шестом не сумел скрыть овладевшего им желания дотронуться до чудесной вещицы. Штопор окончательно добил торговца. Он протянул руку.

И тут выяснилось, что в Павлике скрывались недюжинные таланты, в частности умение торговаться. Протянув ножик купцу, мальчик другой рукой схватил лампу. Яночка тут же выхватила ее у брата и принялась разглядывать с таким волнением, что почти ничего не видела. Торговец вдохновенно вытягивал и прятал обратно сверкающие лезвия.

— Что возьмешь за него? — спросил он у Павлика.

— Тысячу динаров, — не моргнув глазом ответил мальчик.

Рассмеявшись, купец махнул ножиком на лампу.

— Можем поменяться.

Не на такого напал! Вынув лампу из рук сестры, мальчик поставил ее на место и обиженно заявил:

— Ну нет! Взамен даешь нам лампу и еще сто динаров! Она не стоит тысячи, только девятьсот!

Пренебрегая французским, каждый торговался на своем родном языке, но они отлично понимали друг друга.

Тем временем вокруг уже собралась небольшая кучка зевак, с интересом наблюдавшая за торгом. Последние слова Павлика были встречены одобрительным гулом, послышались возгласы, наверняка по-арабски означающие «давай, давай!» Купец смертельно обиделся и разразился длинной эмоциональной речью, воздевая руки к небу и бия себя в грудь, но ножика из рук не выпустил, так и жестикулировал с ножом в руке, причем сталь и перламутр отбрасывали во все стороны ослепительные солнечные молнии, вызывая бурное восхищение собравшихся. А Павлик в ответ на эмоциональную речь продавца, твердо заявил по-польски — или ты мне возвращаешь вот этот предмет, или давай сто динаров и лампу впридачу! Яночка, расставшись с лампой в интересах дела, тем не менее на всякий случай придерживала ее рукой. Отец и мать с изумлением взирали на собственных детей, не веря глазам своим.

Сдался купец. Несомненные торговые таланты Павлика и напускное хладнокровие Яночки, а также мнение зевак, явно склонявшихся на сторону детей, сделали свое. Но и купец тоже был не лыком шит, он выторговал половину спорной суммы. И вот минут через пятнадцать брат с сестрой отошли наконец от лавчонки, унося с собой лампу и пятьдесят динаров и не заметив, как за всей сценой с любопытством наблюдал с почтительного расстояния тот самый толстый араб, который встречался в подозрительной палатке с кривым.

— Ты понял, что теперь должен купить мне перочинный ножик? — спросил Павлик отца. — Совсем не обязательно сейчас, можно и когда-нибудь потом.

— Ясно потом, — ответил уже пришедший в себя отец. — В любой другой стране это будет намного дешевле. Неплохо у вас получилось! Надо поучиться. Только так и не понимаю, зачем вам эта лампа.

— Мы же сказали — в качестве сувенира. Ну, такой подарок на память об Алжире.

— В таком случае, — подхватила пани Кристина, — мне бы хотелось приобрести на память об Алжире ту самую хлопчатобумажную пряжу, от которой меня оторвал Хабр. А также хну. Ведь у нас в Польше не найдешь ни того, ни другого.

Пан Роман воспротивился, настаивая на том, чтобы немедленно ехать дальше, ведь у них в планах осмотр Алжира, а на это надо время, да и в Медею собирались заехать, но тут Павлик неожиданно поддержал маму, предварительно убедившись, что она собирается покупать действительно пряжу из стопроцентного хлопка. Впрочем, покупка драгоценной пряжи заняла совсем немного времени, а пока продавец укладывал покупку, мама сделала выбор и в отношении хны, попросив запаковать и ее, а также еще несколько бутылочек голубой, коричневой и черной краски.

И вот уже за окнами машины побежали назад безоглядные просторы унылой полупустыни. Все отдыхали после волнующих перипетий на суку в Махдии.

— Теперь я понимаю, почему одному человеку оказалось не по силам раздобыть сокровища, — говорила Яночка Павлику на заднем сиденье машины. — Ведь гляди-ка, как там написано: сначала сук в Махдии, оттуда мы должны ехать в Сугер через Ущелье обезьян. Совершенно не представляю, как это можно сделать, ведь они по разные стороны от Махдии. Где логика? Съездить в ущелье обезьян и оттуда вернуться в Сугер по той самой дороге? Иначе невозможно.

Павлик согласился:

— Да, сложновато все это. Но во всяком случае мы едем сначала в ущелье, то есть в нужном порядке посещаем оба объекта, посмотрим, что из этого выйдет. А что касается Махдии, считаю, там мы многого добились: лампа, два подозрительных типа и хлопок.

— Никак не пойму, зачем тебе эта пряжа.

— А из чего, по-твоему, я сделаю бикфордов шнур? Сама говорила — надо все подозрительные камни отвалить, может, тот кто-то справился бы одной левой, а нам придется взрывать!

Перспектива организовывать взрывы Яночку не испугала. Больше беспокоило отсутствие перочинного ножика.

— Как мы теперь будем без него обходиться? В наших поисках — незаменимая вещь.

— А с чего ты взяла, что будем обходиться без ножа? — гордо спросил брат.

— Но ведь ты же его вот на эту лампу обменял!

— Ну и что? Думаешь, у меня только один нож? Думаешь, я ненормальный, чтобы последнего ножа лишиться?

И Павлик с торжеством извлек из кармана второй нож. Был он немного побольше первого, не с шестью, а только с четырьмя остриями, зато с отверткой. Да и лезвия были подлиннее и попрочнее.

— Видишь? Мне его дядя Анджей из ФРГ привез. Этот лучше, надежнее.

Успокоившись насчет ножа, Яночка заговорила о том, как бы уговорить родителей оставить их одних в Обезьяньем ущелье, чтобы без помех все там осмотреть. Ведь ясно, если опять заедут туда только на несколько минут, чтобы покормить обезьян, толку из этого для их изысканий не будет. Решили так: поскольку от Обезьяньего ущелья до Медеи совсем недалеко, а родители наметили в Медее посетить несколько рекомендованных им земляками лавчонок, попросятся оставить их одних в ущелье, а потом заехать за ними и уже всем вместе отправиться в Алжир. Конечно, и Медею интересно было бы посмотреть, но ведь надо чем-то пожертвовать. Ущелье важнее.

С такой просьбой и обратились они к отцу на подъезде к ущелью.

— Очень хочется осмотреть это необыкновенное ущелье, — сказала отцу Яночка. — А чего мы в Медее не видели? Поезжайте туда без нас, спокойно сделайте покупки, а потом заедете за нами. Все будут довольны.

Пан Роман подумал.

— Это отнимет лишний час времени. Сколько сейчас? А, еще и одиннадцати нет. Ну, хорошо, на осмотр Алжира нам хватит двух часов. В принципе я согласен.

— А не опасно их одних там оставить? — с тревогой спросила мама.

— Там ни одной живой души, — успокоил ее папа. — Никто их не обидит.

— А для нас единственная возможность ознакомиться с этим чудом природы! — подхватил Павлик. — Побыть на природе, свежим воздухом подышать. Когда мы еще сюда выберемся!

Проехав Медею без остановки, пан Хабрович добрался до стоянки в ущелье и высадил там детей. Мама дала им последние наставления, и родители уехали. Дети с Хабром остались одни. В самом деле, ни одной живой души вокруг, даже обезьян. Странно...

— Хабрик, где обезьяны? — спросила Яночка у собаки.

Хабр сообщил, что поблизости обезьян нет. Вообще-то они здесь имеются, но где-то далеко. На стоянке ни одна не показалась. А Яночка специально запаслась засохшим хлебом и фруктами и по дороге еще купила для них батон.

— Самое перспективное — искать внизу, — решил Павлик, изучив в бинокль склоны ущелья. — Давай спускаться.

— Тогда я оставлю обезьянью еду здесь, — решила Яночка, — не тащить же ее с собой. Подожди, батон разломаю на куски, а то какая-нибудь самая прыткая уволокет его целиком.

Спуститься на дно ущелья оказалось не так уж трудно. Придерживаясь за редкие кустики и помогая друг другу, съезжали на пятках и заднице вместе с землей и через несколько минут оказались на самом дне ущелья, у мутного потока. Отсюда ущелье казалось еще громаднее, возносившиеся вокруг склоны уходили, казалось, в самое небо. Исполинские, чудовищные скалы словно придавили детей своей неимоверной тяжестью.

— С чего начнем? — невольно понизив голос, нерешительно спросил Павлик.

— Всего осмотреть все равно не сможем, давай прямо отсюда начинать. Осмотрим вот эти скалы.

Вблизи скалы уже не казались монолитной стеной. Нависшие глыбы были изрезаны трещинами и расселинами, узкими и широкими, маленькими и большими. Пробираясь между камнями по дну ущелья рядом с мутным потоком, дети увидели широкую щель в скале, ярко освещенную солнцем — такой высокой она была. Осторожно заглянув внутрь, Яночка убедилась, что солнце освещает только верхнюю часть пещеры, нижнее пространство которой скрывалось во мраке.

— Войдем! — решила девочка. — Хотя мы и не знаем, что надо искать, но думаю, оно должно находиться здесь. Больше никуда не войдешь, а сюда можно.

— Как бы нам что на головы не свалилось, — с опаской заметил мальчик, поглядывая вверх.

— Мы пойдем с Хабром. Он нас предупредит об опасности.

Все трое осторожно пробрались сквозь щель в пещеру. У входа она оказалась неширокой, всего метра полтора шириной, но впереди смутно просматривалось ее продолжение. Высланный вперед Хабр двигался осторожно, с опаской, интенсивно втягивая ноздрями воздух, всем своим видом выражая неуверенность и беспокойство. Похоже, очень ему не хотелось углубляться в скалы, но хозяйка послала, вот он и исполнял свой долг, но делал это очень неохотно, то и дело замедляя шаг. Вот все трое прошли несколько метров по камням, усыпавшим дно пещеры, перелезая через крупные глыбы. Здесь стало немного просторней, расщелина сворачивала вправо. Павлик внимательно разглядывал все вокруг — нет ли здесь чего необыкновенного?

Ничего необыкновенного не обнаружилось. Пещера расширилась до трех метров, дальше была сплошная стена. Все трое остановились. Хабр замер, поводя носом, принюхиваясь к чему-то и весь дрожа от напряжения.

— Не нравится ему здесь! — шепотом сказала Яночка с беспокойством. — Пошли отсюда.

— Как это пошли? Ничего не выяснили, ничего не обнаружили, и пошли?

— Ты же видишь, какой он! Пошли скорее!

— Ладно, пойдем, но что нам стоит попробовать? И не дожидаясь согласия сестры, Павлик задрал вверх голову и крикнул изо всех сил:

— Сезам, откройся!

И тут же Хабр повернулся и опрометью кинулся к выходу. Но не выскочил, перед самым выходом обернулся и — небывалая вещь! — громко предостерегающе гавкнул! Дети бросились бы следом за собакой, которая, дрожа всем телом, требовала немедленно покинуть это опасное место, но они не успели и шагу ступить, как все вокруг наполнилось глухим, протяжным ревом, доносившимся, казалось, из самых недр земных. Дети замерли, парализованные страхом. Неужели это страшный ответ каких-то неведомых сил на заклятие, произнесенное Павликом? Хабр словно сбесился. Кинувшись к Яночке, он схватил ее зубами за платье и тянул в сторону выхода. Придя в себя, дети бросились следом за собакой, но было уже поздно. До спасительной расселины они не успели добежать. Земля у них под ногами вдруг затряслась, сверху с грохотом обрушились камни. Дети и собака свалились на усыпанное острыми камнями дно пещеры, прикрыв головы руками. Хабр распластался на камнях рядом с ними. Вокруг все дрожало и тряслось, грохотало и трещало. Казалось, по дну ущелья, натужно ревя, продирался монструальных размеров танк.

Это продолжалось сотни, тысячи лет, так во всяком случае показалось насмерть испуганным детям, а на самом деле, как потом выяснилось, ровно шестнадцать секунд. Для Яночки и Павлика это были самые долгие секунды в их жизни.

Но вот рев сменился продолжительным гулом и скрежетом, земля мелко завибрировала под ногами — и все прекратилось.

Первым пошевелился Павлик, с трудом встал на ноги. Руки и ноги тряслись, голова кружилась, в глазах потемнело. «Хорошо еще, — подумал мальчик, — на нас ничего сверху не обрушилось, ведь вокруг падали камни». Вспомнив о камнях, он глянул вперед, на щель выхода, и сердце оборвалось: щель стала намного уже и ниже, вот почему в пещере потемнело. Приказав поднявшейся с земли и отряхивающейся сестре стоять не двигаясь, мальчик осторожно приблизился к выходу, и у него сами собой застучали зубы: свет заслонял огромный камень, свалившийся откуда-то сверху и застрявший в расселине. И у мальчика создалось впечатление — очень непрочно застрявший, вот-вот совсем рухнет и окончательно перекроет выход, замурует их в этой проклятой пещере. Что же все-таки произошло? Неужели и в самом деле он вызвал этот страшный обвал, произнеся волшебное заклинание из сказок «Тысячи и одной ночи»? Какая все-таки необыкновенная страна этот Алжир!

— Осторожно! — предупредил он сестру, на цыпочках вернувшись к ней. — Там над входом повис кусок скалы, того и гляди обрушится. Я уж и говорить полным голосом боюсь...

Яночка взглянула на Хабра. Он по-прежнему был встревожен и требовал покинуть пещеру, но уже не так бурно и несдержанно. Значит, то ужасное, что произошло несколько минут назад, уже им не грозит. При этой мысли Павлик немного успокоился, во всяком случае перестал стучать зубами, взял себя в руки и попытался хладнокровно принять какое-то решение.

— Риск — благородное дело, — сказал он, подумав. — Чем скорее отсюда выйдем, тем лучше. Дай мне бинокль, я понесу, ты пойдешь первой. И избави тебя Бог зацепиться за какой камень! Через дыру постарайся выбраться осторожно, ни за что не задевая. Я иду сразу за тобой, в случае чего подстрахую.

Яночке не надо было повторять дважды.

— Хабр, выходим! — вполголоса приказала она собаке.

Пес одним махом промчался через выход и выскочил наружу. Уж он бы предупредил детей, грози им опасность. Яночка не раздумывая последовала за ним, стараясь не поскользнуться на груде камней. Павлик выбрался последним. И вот они на свободе, вдыхают полной грудью влажную свежесть ущелья, с радостью чувствуя на лице горячий привет яркого солнца...

Пан Роман как раз закончил торговаться с хозяином лавки, и оба были очень довольны: первый тем, что выторговал целых пятьдесят динаров, второй тем, что продал пряжу на сто динаров дороже. И теперь, согласно обычаю, сын хозяина принес бутылочку холодного оранжада и стаканы, и супруги Хабровичи с хозяином только было поднесли к губам освежающий напиток, как послышался какой-то глухой подземный вой. Хозяин лавочки страшно побледнел, пан Роман вскочил со стула. Ничего не понимая, пани Кристина с удивлением взглянула на мужа.

— Этого еще не хватало! — воскликнул пан Роман, быстро кладя на стол деньги. — Скорее бежим!

— Да что случилось? — воскликнула пани Кристина и тут же получила ответ: пол под ногами задрожал, стаканы на столе забренчали, сверху что-то посыпалось на голову.

— Землетрясение! — крикнул пан Роман.

— И долго оно будет продолжаться?

— Не волнуйся, скоро кончится.

Шестнадцать секунд, которые их детям показались вечностью, тут пролетели намного быстрее. Пани Кристина вообще бы не волновалась, если бы не увидела, как перепугались торговец и его сын. Все поспешили на улицу. Там уже было полно людей и все что-то кричали.

— Послушай, Роман, скажи мне правду — мне нужно волноваться? — спросила пани Кристина, садясь в машину.

— Пока не знаю, — честно ответил муж, глядя на часы. — Если в ближайшие минуты не последует второй толчок, значит, уже конец и можешь не волноваться.

— А если последует?

— А если последует, тогда возможен и третий, самый сильный, и разрушительный. Вот они все и ждут, будет ли второй. Тогда лучше бежать подальше от домов, лучше всего в чистое поле.

Пани Кристина огляделась. Вся улица была запружена народом, все бестолково метались, что-то крича.

— А вот они уже выскочили из домов! И наш торговец тоже, со всем семейством.

— Это просто ненаучный подход к сейсмическим явлениям. Люди здесь напутаны землетрясением, теперь до утра будут кочевать по улицам. А такое землетрясение здесь неопасно, не то что в горах.

— Вот почему ты кинулся в машину! Едем же скорее!

Мысль о том, что их дети во время землетрясения оказались в горах, нет, еще хуже — в горном ущелье, чуть не свела с ума пани Кристину. Пан Роман нажал на газ, и машина рванулась с места, распрыскивая щебень из-под колес.

Не так-то просто было выбраться из городка, улицы которого запрудили встревоженные толпы жителей. То и дело сигналя, включив фары, пан Роман с трудом прокладывал себе дорогу. Наконец выбрались из города и помчались по горной дороге. Она оказалась заваленной камнями, обрушившимися в результате землетрясения. Поначалу еще удавалось как-то проехать, хотя машина со скрежетом задевала о них брюхом и бортами. Но вот путь преградил кусок скалы, который невозможно было объехать. Затормозив, пан Роман выскочил из машины, следом за ним жена. Не сговариваясь, молча, стиснув зубы, они откатили тяжеленный камень в сторону, кинулись в машину, проехали еще немного и опять остановились перед очередной преградой. И такое повторялось несколько раз. У пана Романа градом катился пот с лица, тряслись руки. Смертельно бледная с помертвелым лицом пани Кристина действовала как автомат, не издав ни единой жалобы. И вообще за все время супруги не обменялись ни словом, но действовали слаженно и четко, как будто заранее отрепетировали. И если бы кто-нибудь мог их увидеть в эти моменты, сразу бы понял, откуда у их детей столько энергии, предприимчивости и организаторской сметки.

В головокружительном темпе добравшись до Обезьяньего ущелья, не помня себя от волнения пан Роман с женой домчались до стоянки, и первый, кого они увидели, выскочив из машины, был Хабр, выбиравшийся из ущелья. Радостный и оживленный, бросился он к ним, вселив надежду в сердца родителей. И в самом деле, они тут же увидели своих детей, которые, как и собака, карабкались вверх по склону ущелья. Почувствовав, что ее не держат ноги, пани Кристина опустилась на какой-то камень.

Пан Роман, стараясь казаться спокойным, молча наблюдал за детьми. И вот Яночка и Павлик уже наверху, немного взопревшие, запыхавшиеся и вроде бы присыпанные пылью, но в общем, живые и вполне бодрые.

— Где вы были во время землетрясения? — немного охрипшим голосом поинтересовался отец. Павлик даже подпрыгнул от неожиданности.

— Как ты сказал? Землетрясение?

— Ну да! Езус-Мария! Дети, вы что, не заметили землетрясения? Только что было! — вне себя от изумления вскричала мама.

— А, так, значит, это было землетрясение! Да нет, конечно же мы его заметили, только не знали, что это такое.

— Так где же вы были?

— Там, внизу. Надо же, землетрясение! Полный отпад! То-то Хабр...

— Ну и как вы?

— Да ничего. Потрясло немного. В общем-то, все вокруг тряслось. И немного камней свалилось, а так ничего особенного.