Сокровище царя Камбиза

Глава XIX. ГРОБНИЦЫ ЦАРЕЙ

Максимально оттягивая разговор с Уной, я мог бы даже избежать сцены, сообщив новость в самый последний момент и оставив ее плачущей на террасе отеля.

Но так поступать было бы некрасиво, и, к тому же, мне надо собрать вещи, а это она наверняка заметила бы. Поэтому я решил дать ей возможность высказать все, что она обо мне думала. Уна была буквально ошарашена, и мне пришлось дважды повторить свои слова, прежде чем их смысл дошел до нее. Но потом ее ярость не знала границ.

Она прекрасно понимала, почему Бельвили и я прибыли в Луксор, но по каким-то причинам предполагала, что наши приготовления к экспедиции окажутся более длительными, и она успеет отговорить меня от участия в ней. Видя, как рушатся ее надежды, она кипела от возмущения, что я ничего не говорил ей раньше.

Наконец ее силы иссякли, и она, плача, свернулась клубочком у меня в объятиях, всхлипывая так, словно ее сердце готово разорваться от горя. И только к трем часа ночи она осознала, что я непреклонен в намерении покинуть Луксор с Бельвилями, и начала проявлять первые признаки смирения.

Внезапно она напомнила мне, что мы собирались еще раз посетить Долину Царей, и кротко спросила, не хочу ли я лишить ее и этой поездки.

Экспедиция отправлялась из Луксора вечером и предстоял очень напряженный день, но у меня просто не хватило духу отказать Уне.

В десять утра мы встретились на террасе. Уна выглядела очень подавленной, и рядом с ней находился странного вида драгоман. Это немного удивило меня, потому что прежде мы никогда не пользовались услугами гидов.

— Это Сайд, — сказала она. — Его рекомендовал швейцар отеля, когда узнал, что мы собираемся посетить сегодня малоизвестные гробницы, которые ни ты, ни я еще не видели.

Я сразу же согласился, и мы втроем пошли на пристань.

Переправившись на другой берег, мы сели в машину Уны и проехали несколько миль через хлопковые и пшеничные поля, а затем, оставив слева храм Дейр-эль-Бахри, свернули на каменистую дорогу, ведущую глубоким ущельем к Долине Царей.

Мне уже неоднократно доводилось проезжать здесь, но это безжизненное ущелье всегда производило на меня неотразимое впечатление. Дорога вилась между отвесными утесами из песчаника, дно усеивали огромные валуны, и вокруг не было ни одного растения или живого существа. Это действительно была Долина Смерти, говорили, что даже змеи и стервятники не живут среди выжженных солнцем скал. И появлялось странное чувство, будто находишься на краю света, за миллионы миль от обитаемого мира, и что за мерцающей дымкой, поднимающейся от нагретого солнцем камня, могут лежать только ворота Гадеса. Ничто не нарушает тишину ущелья, и ощущение времени совершенно теряется. Кажется, что вот-вот из-за поворота появится величественная процессия бритоголовых жрецов в белых одеяниях и роскошно одетых военачальников, с торжественными песнопениями сопровождающих фараона империи, существовавшей задолго до Греции, Карфагена или Рима, к месту его последнего упокоения.

Ущелье заканчивается огромной впадиной, окруженной со всех сторон желто-красными скалами, и в нее ведет лишь узкий проход. Скалы поднимаются здесь крутыми уступами, и именно под ними вырублены в камне многочисленные гробницы царей.

Всего здесь насчитывается около шестидесяти захоронений, и почти все они были разграблены в период анархии, последовавшей за крушением империи.

Только две из заново обнаруженных гробниц избежали разорения, их мумии и сокровища сохранились нетронутыми и найдены в том же виде, в каком были оставлены жрецами после погребения.

Одна из них — гробница Тутанхамона, открытие которой составило целую эпоху в истории археологии. Она избежала участи других захоронений лишь потому, что была на удивление мала и находилась между двумя большими гробницами, где, казалось, никак нельзя было ее разместить.

Огромное количество сокровищ, оказавшихся в ней, дает весьма отдаленное представление о том, что хранилось в других гробницах, зачастую более чем в двадцать раз превосходивших по размерам гробницу Тутанхамона. Другое нетронутое захоронение — гробница Иуа и Тиуа, деда и бабки фараона-еретика Эхнатона — тоже сравнительно невелико по размерам, но его сокровища составляют второе по значению собрание египетских древностей.

По конструкции захоронения разделяются на три типа, по которым можно определить, к какому периоду они принадлежат. Фараоны XVIII династии, первыми устроившие здесь гробницы, почти отвесно вырубали в скале глубокие шурфы, причем каждый последующий располагался ниже предыдущего, они соединялись друг с другом горизонтальными коридорами, а саркофаг размещался иногда в нескольких сотнях футов от поверхности. Цари XIX династии сделали наклон шурфов менее крутым, чтобы по ним можно было ходить без труда, а правители XX династии ограничились лишь слегка уходящим вниз коридором, ведущим прямо в погребальную камеру, находившуюся почти на одном уровне со входом в гробницу.

Все они отличаются размерами, соответствующими продолжительности царствования фараона. Как только фараон восходил на трон, он приступал к работе над местом своего погребения. В скале вырубался коридор и комната размером футов в двадцать. Если правление фараона было коротким, как в случае Тутанхамона, эта комната становилась его погребальной камерой. Если царствование продолжалось, то добавлялись камеры по бокам, прорубался новый коридор и еще одна комната, которая, в свою очередь, становилась местом погребения, если фараон умирал. Но если фараон правил достаточно долгий срок, его гробница представляла собой целую цепь коридоров и комнат, все дальше проникающих в глубь скалы по мере того, как текли годы его жизни.

Ни одна из гробниц не закончена, и все они завершаются частично вырубленными камерами или начатыми коридорами. Когда фараон умирал, работы по углублению гробницы прекращались, каменотесы шлифовали до блеска неровные поверхности коридоров и камер, жрецы красной краской наносили очертания священных символов, художники черной краской доводили их линии до совершенства, затем скульпторы высекали изображения, и, наконец, их ярко раскрашивали.

Все изваяния и настенные росписи — религиозного характера и представляют собой тексты и иллюстрации к ним, взятые из «Книги Литаний Ра», «Книги Ворот», «Книги Того, Кто Правит Преисподней», «Книги Открывания Рта» и «Книги Мертвых», которые составляли священную литературу древних египтян. По их верованиям, когда фараон пробуждался от смертного сна, он видел перед собой записанные иероглифами на стенах камеры и саркофаге все магические тексты и символы, которые могли потребоваться, чтобы успешно ответить на вопросы чудовищ, преграждающих путь в Долине Теней, прежде чем он доберется до лодки Ра и отплывет в египетский рай.

Ранее мы с Уной осмотрели большую часть самых значительных захоронений, но ни она, ни я не видели замечательную гробницу Меренптаха и военачальника, занявшего престол после смерти Тутанхамона, — фараона Хоремхеба. Более часа мы провели в этих холодных, душных помещениях, прежде чем вновь оказались под ярким солнцем.

— Что бы ты еще хотела осмотреть? — спросил я ее. — После того, как мы посетили наиболее интересные гробницы, можно выбрать любую из оставшихся.

— Как насчет гробницы Тутмоса III? — предложила она.

Сайд, не особенно проявивший себя как гид, но казавшийся вполне приличным малым, покачал головой.

— Я бы не рекомендовал ее, госпожа. В прошлом году там случился обвал, и спуск в нее небезопасен.

— Она заперта сейчас? — спросила она.

— Нет, — после небольшой паузы ответил он, — но там бывают только археологи. Для вас она навряд ли представит интерес.

Тутмос III был как раз тем фараоном, который, освободившись от помочей царицы Хатшепсут, державших его почти тридцать лет, стал затем величайшим из завоевателей за всю долгую историю страны. Идея посетить могилу египетского Наполеона внезапно показалась мне привлекательной.

Но Сайд колебался.

— Это далеко отсюда, и к тому же я не знаю, есть ли там лестница, без которой нам не спуститься ко входу в гробницу. Да и сам саркофаг находится очень глубоко.

— Я не против, дорогой, — сказала Уна.

— Тогда пошли, — решил я.

Сайд пожал плечами.

— Хорошо. С позволения госпожи, я спрошу ключи у сторожей, но нам предстоит долгий путь, и госпожа устанет.

Арабы, вообще говоря, весьма ленивы, и у меня сложилось впечатление, что Сайд выдвигал возражения лишь потому, что не хотел идти туда по солнцепеку. Все эти разговоры об опасности — сущий вздор, иначе власти закрыли бы гробницу для посещений. Однако, что-то бормоча себе под нос, он пошел искать сторожей.

Через несколько минут он вернулся с одним из них, сказавшим, что пребывание в самой гробнице не опасно, так как обвал случился у входа, но спуск к нему достаточно труден. В этом сезоне даже профессиональные археологи ни разу не осматривали ее, и она закрыта с прошлого года.

Сам факт, что мало кто из приезжавших в Египет отваживался посещать могилу великого завоевателя, еще более воодушевил нас, и Уна сказала, что мы всегда сможем вернуться, если спуск окажется слишком опасным. После этого сторож снял один из больших ключей с железной цепочки и вручил Сайду.

Мы направились вверх по тропинке. Подъем был очень крут, и через десять минут, идя гуськом вдоль обрыва, мы оказались на высоте не менее сотни футов от дна долины.

Обрыв справа от нас постепенно сближался с тем, по которому мы шли, но прошло не менее получаса, прежде чем мы добрались до конца расщелины, круто уходившей вниз и ограниченной с трех сторон отвесными скалами, где и находился вход в гробницу. Но спуститься туда можно было лишь с помощью связанных друг с другом лестниц, предусмотрительно прикрепленных к скале.

— Вы бывали здесь раньше? — обратился я к Сайду.

— Всего однажды, господин, — запнувшись, ответил он, — когда мне это потребовалось для получения свидетельства гида. Здесь не то место, которое я хотел бы посетить еще раз.

Я только рассмеялся и обещал хорошие чаевые за хлопоты.

— Как ты относишься к этому спуску? — спросил я Уну. — Не боишься головокружения? Или, может быть, нам лучше вернуться?

Она покачала головой, улыбнулась и положила свою маленькую мягкую ладонь на мою руку.

Спуск, однако, оказался не столь тяжел, и вскоре, немного запыхавшиеся, мы стояли у последней ступеньки лестницы. Однако вход в гробницу находился еще в двадцати футах ниже, и путь туда загромождали груды скальных обломков.

— Здесь я пойду первым, — сказал Сайд, — а госпожа последует за мной, положив руку на мое плечо.

Так мы добрались до запертой железной решетки, петли которой были прикреплены прямо к скале. Сайд вставил в не смазывавшийся, очевидно, с прошлой зимы замок ключ и с трудом повернул его. Затем достал из кармана свечи, зажег их и подал нам.

Гробница была построена во времена XVIII династии и являлась одной из самых глубоких, почти перпендикулярно уходя в скалу. Первый шурф был настолько крут, что нам с трудом удавалось сохранять равновесие, спускаясь в затхлую черноту.

Мы пересекли довольно большую камеру, затем преодолели еще один крутой шурф, заканчивавшийся коротким горизонтальным коридором, а дальше перед нами внезапно возникла черная пустота, разверзшаяся у ног Сайда. Он остановился, зажег полоску магния, и в зловещем мертвенном свете взорам открылась широкая пропасть и деревянный мостик, перекинутый через нее Сайд указал вниз, в темноту.

— Это для грабителей. Фараоны были очень предусмотрительны. В середине туннелей они устраивали такие ловушки, и, похоронив фараона, жрецы, уходя, забирали с собой мостик. Грабители не знали этого. Они приходили, падали и ломали себе шеи. Когда эту гробницу открыли, здесь нашли шесть скелетов грабителей, разбившихся или умерших от жажды, не сумев выбраться отсюда.

Я видел подобные западни в местах других захоронений и нетерпеливо попросил его двигаться дальше.

Он бросил догорающую полоску в казавшуюся бездонной пропасть, и она на мгновение осветила почти перпендикулярные стены этой огромной ловушки. У дальнего конца мостика коридор неожиданно поворачивал под прямым углом, а через десять ярдов поворачивал еще раз, уже перед самым входом в погребальную камеру.

Сайд зажег еще одну полоску магния, и, оглядевшись вокруг, я сразу понял, что гробница стоила того, чтобы ее посетить. Я думаю, многие побывали бы здесь, не будь доступ к ней столь затруднен, а гиды столь ленивы. Своими надписями и рисунками, выполненными на темном фоне, она во многом напоминала гробницу Аменофиса II, но формой отличалась от всех прочих, представляя собой удлиненный овал.

— Место погребения фараона Тутмоса Третьего, — заученно и напыщенно объявил Сайд. — Очень великий фараон. Заставил все соседние страны поклоняться Египту. Правил очень долго — пятьдесят четыре года. Эта могила — одна из глубочайших в долине. Сейчас мы находимся в трехстах футах под землей. Мумия, как и все остальное, давно украдена, но саркофаг остался.

При этих словах он рукой ударил по саркофагу, ответившему гулким, пустым звуком.

Саркофаг был не очень велик в сравнении с сооружениями весом не менее ста тонн, которые мне приходилось видеть в местах других погребений. Около него я заметил осколки разбившейся гипсовой вазы и подумал, что очень мало людей посещали это место прежде, иначе осколки давно были бы растащены туристами на сувениры.

Уна осталась стоять у входа в камеру и, когда я склонился над осколками вазы, спросила:

— Ну, Джулиан, как тебе тут нравится?

— Здесь куда интереснее, чем я предполагал, — ответил я, поворачиваясь к ней. — Я очень рад, что мы попали сюда.

— Мне бы очень хотелось осмотреть еще несколько захоронений вместе с тобой, — медленно проговорила она.

— Мне тоже, — сказал я, — но, боюсь, ничего не получится.

— Значит, ты все же решил уехать?

— Ты же знаешь. Я не могу подвести остальных.

— Неужели ты на самом деле не можешь уговорить их взять меня с собой?

— Прошу тебя! — воскликнул я. — Давай не будем возвращаться к этому и портить наши последние часы вместе. Представь себе, мы впятером целыми неделями не будем видеть никого, кроме друг друга. Начнутся ужасные ссоры. Вы с Сильвией…

— Сильвия! — завизжала она. — Вот ради кого ты хочешь бросить меня! — В следующую секунду она выкрикнула что-то по-арабски и, прежде чем я сообразил, что мне грозит, стоявший позади Сайд сильно ударил меня по голове спрятанной под халатом дубинкой.

Я рухнул вперед, на пол, и, должно быть, на секунду потерял сознание. Ослепляющая боль, казалось, расколола череп надвое; когда же я снова обрел способность видеть, погребальная камера уже погрузилась в темноту, и я мог различить только очертания входа, подсвеченные с другой стороны. Уна и Сайд исчезли, и я слышал лишь звуки шагов, быстро удалявшихся по коридору. Вне себя от страха, что меня хотят оставить здесь, я попытался подняться, но вновь упал. Собрав все силы, я заставил себя сначала опереться на колени, потом встал и. пошатываясь, побрел к входу в камеру, а затем, на ощупь — вдоль коридора. Мои ноги словно налились свинцом, голова безжизненно качалась от плеча к плечу, и, немного не дойдя до глубокой ловушки, я опять рухнул на пол.

Свет здесь был ярче, но то, что я увидел, привело меня в еще больший ужас. На другом краю пропасти стояли Уна и Сайд и затаскивали на свою сторону дощатый мостик.

— Уна! — прохрипел я. — Уна!

Она высоко подняла свечу, и свет отразился в ее огромных голубых глазах. Но во взгляде не было ни капли жалости.

— Ты думал, тебе удастся повеселиться в пустыне с этой кудрявой англичанкой, не так ли? — резко выкрикнула она. — Какой же ты дурак! Ты, верно, вообразил, что я позволю променять меня на нее? Она любит тебя. Я знаю это. Но теперь она зачахнет от тоски, думая, что ты отверг ее и решил остаться со мной.

Я не успел даже взмолиться о пощаде, как Уна повернулась и пошла прочь. Силы покидали меня, отсвет свечей становился все тусклее, а эхо гулких шагов затухало в отдалении.

И прежде чем погрузиться в черноту, я с ужасающей уверенностью почувствовал, что мне не спастись и я неминуемо умру здесь, в темноте.