Сокровище царя Камбиза

Глава IV. НЕЛЕГАЛЬНЫЙ ВЪЕЗД В ЕГИПЕТ

Я захлопнул крышку сундука, запихнул его под кровать и бросился в ванную.

На некоторое время я был в безопасности. Даже если стюард решит сначала пойти в ванную и обнаружит ее запертой, он предположит, что О’Кив все еще там, и удалится, пока он не оденется. Но сам я оказался в ловушке.

Я стоял, казалось, целую вечность, ожидая, что стюард вот-вот дернет ручку ванной, но, на мое счастье, он занялся уборкой каюты. Это оставляло мне единственный шанс — воспользоваться выходящим на внутреннюю палубу окном матового стекла. Я слегка приоткрыл его и выглянул наружу. Двое прогуливающихся прошли мимо меня и я, подождав секунду, пока они окажутся ко мне спиной, широко распахнул окно, отодвинул щеколду двери и, ухватившись за перекладину над окном, ногами вперед прыгнул вниз.

Сидевшая в шезлонге девушка взглянула в мою сторону, но я уже успел выпрямиться.

Взяв шезлонг, я поставил его на обычном месте, напротив своей каюты. Сердце мое все еще лихорадочно колотилось, когда я поздравлял себя с тем, что сумел выпутаться из столь затруднительного положения и обнаружить табличку. Однако каким дураком я буду выглядеть, если отправлюсь к капитану, обвиняя О’Кива в убийстве, а вещь в сундуке окажется чем-то иным.

Моя цель — либо упрятать О’Кива за решетку, либо совсем убрать его. Ничто лучше не послужило бы этому, чем доказательство его участия в убийстве; если же он окажется невиновен, это поставит под угрозу все мои планы. Инкогнито давало мне неоценимое преимущество, но стоило пойти на личный контакт, — а это неизбежно, если я обвиню его в убийстве, — он узнает меня, и рухнут все надежды поймать его за руку в последующие недели в Египте.

На палубе вновь появился О’Кив с книгой и, усевшись в шезлонг, принялся читать. Интересно было бы понаблюдать за его худым, умным лицом с безжалостным, похожим на крысиный капкан ртом, однако в следующий час мне пришлось отбиваться от любопытных, желавших знать подробности убийства.

Появление Бельвилей избавило меня от патологических любителей кровавых подробностей, и мы₍втроем переместились на другой борт, где могли разговаривать, не рискуя быть подслушанными.

— Есть новости? — угрюмо спросил Гарри.

— Насколько я могу судить, официально — ничего нового, — ответил я. — Но я уверен, что напал на след убийцы.

— Боже! Неужели? — слегка вскрикнула Кларисса, и глаза ее расширились от возбуждения.

— Да. Совершенно случайно мне известно об одном негодяе на борту корабля. Пока он завтракал, я забрался в его каюту и обнаружил там, по всей вероятности, табличку. Но, к сожалению, я вынужден был спасаться бегством прежде, чем смог убедиться, она ли это на самом деле.

— Нам следует немедленно рассказать все капитану, — отрывисто сказал Гарри.

Не касаясь своего прошлого, я вкратце сообщил им о своей вендетте против О’Кива и о причинах, вынуждающих не разглашать сейчас своих подозрений.

Кларисса кивнула.

— Хорошо, давайте ничего не скажем капитану. Ему, видимо, не хочется беспокоить пассажиров. Как только он передаст дело властям в Александрии, они, будьте уверены, все здесь перевернут вверх дном.

— Следовательно, когда мы будем сходить на пристань, полиция или таможня непременно обнаружит табличку в его багаже?

— Сомневаюсь. Он наверняка сообразит, что перед высадкой будет обыск, и передаст табличку сообщнику, — ответил я. — Возможно, кто-то из членов экипажа спрячет ее в безопасном месте, а затем переправит на берег. Но табличка довольно велика, и если следить за каютой, то, возможно, удастся узнать, кому он ее отдаст.

— Можете рассчитывать на нас, — с готовностью согласился Гарри. — И я очень благодарен вам, Джулиан, что вы промолчали у капитана о нашей экспедиции.

— Так вы не отказываетесь от нее?

— Конечно, нет. Разумеется, мы сильно ослаблены. Страшно вспомнить, что случилось с бедным стариком, но мы просто обязаны продолжить экспедицию.

— Почему обязаны? — спросил я.

— О, есть ряд причин. Во-первых, я думаю, он сам хотел бы этого. Во-вторых, Кларисса вложила сюда кучу денег. Самое скверное, что мы потерпим поражение, не успев ничего начать, — если не сумеем вернуть табличку.

— А у вас есть перевод написанного на ней текста?

— Нет. Сэр Уолтер так боялся, что секрет станет всем известен, что не перевел текст целиком. Именно поэтому он взял в Англию лишь верхнюю часть таблички, оставив нижнюю у Сильвии в Каире.

Я кивнул.

— Тогда, черт побери, нам надо вернуть ее! И, если я прав насчет вещи в сундуке О’Кива, мы сможем сделать это, — но придется пристально следить за ним.

Мы по очереди оставались на нашем наблюдательном посту до трех часов, когда на горизонте показалась Александрия — город гораздо более значительный, чем себе представляли Бельвили. Он тянется на тринадцать миль вдоль берега, образующего целый ряд бухт, являя собой впечатляющее зрелище, но состоит практически из одного обращенного к морю величественного фасада. Он едва ли простирается в глубину суши более, чем на четверть мили, и там, в основной массе, — убогие жилища и запущенные улочки.

Александрию наших дней нельзя назвать чисто египетским городом, да она никогда и не была им. Ее основал Александр Великий, а после распада македонской империи, Птоломей, один из его военачальников, получив Египет в управление, выбрал ее своей столицей, откуда его потомки правили страной в течение трехсот лет. Они были греками, и Александрия стала для Греции тем, чем Нью-Йорк — для англичан; но когда величие Греции померкло, Александрия еще долго изливала на древний мир свет греческой культуры. Римляне, арабы, турки, французы и англичане, по очереди завоевывавшие Александрию, сделали ее одним из самых космополитичных городов мира, однако значительную часть его населения все еще составляют греки, имеющие мало общего с арабами.

С моря нелегко различить семь заливов, омывающих город, но мне удалось показать Бельвилям полуостров, где стоял старый город, и где с такой пышностью правили Птолемеиды — последняя независимая династия египетских царей, завершившаяся прекрасной Клеопатрой.

В дальнем конце дамбы, тянувшейся от северо-восточной части города, виднелась разрушенная арабская крепость Кайт Бей, построенная на месте Фаросского маяка, считающегося одним из семи чудес света; а когда мы подплыли ближе, я даже узнал отель «Сесил», где мы собирались остановиться перед дорогой в Каир.

«Гемпшир» направлялся ко входу в гавань, но ни О’Кив, ни его слуга все еще не показывались на палубе. Наше возбуждение росло по мере приближения к пристани. Казалось, что О’Кив должен вот-вот что-то предпринять, если не намеревается переправить табличку самостоятельно. Я с трудом сдерживал нетерпение, предвкушая, как таможенники извлекут из его сундука завернутый в мешковину пакет.

С борта сбросили сходни, и к ним устремилась толпа пассажиров с ручным багажом. На борт поднялись многочисленные египетские чиновники, и среди них — немало полицейских самых разных оттенков кожи, от светло-коричневого до угольно-черного. Исключением был лишь их начальник, — высокий, худощавый англичанин, выглядевший очень щегольски и деловито в хорошо подогнанной форме и красной феске — его старший помощник повел от сходней прямо в капитанскую каюту.

Великолепный оранжево-розовый закат огромным костром догорал на западе, делая очертания длинных фасадов зданий резкими и отчетливыми. Видимость быстро ухудшалась; за какие-то четверть часа дневной свет окончательно угас, и огни в гавани, пронзавшие сгустившийся мрак, превратили Александрию в сказочный город.

Мы наблюдали за этой метаморфозой, когда неожиданно появился старший помощник и потребовал, чтобы Гарри и Кларисса проследовали за ним в каюту капитана.

Гарри неуверенно взглянул на меня.

— Идите, — кивнул я и многозначительно добавил: — Я присмотрю за вашим багажом.

Но едва ушли Бельвили, как, к моему изумлению, второй помощник капитана и двое стюардов остановились около каюты О’Кива. Вскоре и сам О’Кив вышел из каюты в сопровождении Грюнтера, несшего его металлический чемоданчик и пледы, и направился за вторым помощником в сторону кормы, в то время как стюарды начали выносить багаж.

Я не сводил глаз с большого сундука, в котором сегодня утром обнаружил драгоценный пакет; к моему удивлению, они взвалили его на спину вместе с остальными вещами, и я поспешил следом, недоумевая, чем вызвано особое внимание, оказанное О’Киву.

О’Кива и его багаж проводили к месту разъема в поручнях, где с палубы была спущена лестница. Бросив взгляд вниз, я увидел большой моторный катер, поджидавший его у нижней ступеньки.

До этого момента все казалось просто. От меня требовалось лишь быть рядом с О’Кивом во время проверки багажа и намекнуть о табличке, если таможенники не станут усердствовать при досмотре.

Теперь же все пошло прахом. У О’Кива не было сообщника среди экипажа и он не намеревался тайком переправить добычу на берег, словно мелкий мошенник. По своему обыкновению, он все делал с размахом. В отчаянии я глядел, как он вот-вот ускользнет, если я не рискну вмешаться. Это означало бы очутиться с ним лицом к лицу и, возможно, быть узнанным, чего я не мог допустить.

Я искал выход, но удача, похоже, улыбнулась мне. Появился торопящийся сержант полиции.

— Никто не должен покидать корабль, — рявкнул он помощнику капитана.

— Бог мой, но почему? — разыгрывая удивление, спросил О’Кив.

— Это приказ, — ответил сержант.

Но я рано радовался — О’Кив перегнулся через поручни и заговорил с кем-то в катере. В следующий момент человек низкого роста и в красной феске торопливо поднялся по лестнице на палубу. Мое сердце упало — я узнал Закри-бея.

Закри входил в Большую Семерку, с которой я встречался в Брюсселе, и мне стал ясен их замысел. Прежде чем покинуть Марсель, О’Кив договорился, что Закри-бей обеспечит ему дипломатическую неприкосновенность при въезде в Египет, встретит его на корабле и переправит на берег. Я находился совсем близко и слышал, как они приветствовали друг друга, в то время как сержант вытянулся по струнке и молодцевато отсалютовал.

— Мне не хотелось заставлять вас подниматься на палубу, бей, — вполголоса проговорил О’Кив. — Но, кажется, существует распоряжение — никому из пассажиров не покидать корабль.

— Оно не распространяется на этого джентльмена, — отрывисто бросил Закри-бей сержанту. — Он мой друг.

— Прошу прощения, ваше превосходительство, — ответил полицейский, — но Мирала приказал обыскать весь багаж, прежде чем пассажиры сойдут на берег.

О’Кив рассмеялся, и я не мог не восхититься его важным самоуверенным видом, когда он произнес:

— Что ж, если хотите, можете обыскать мой. У меня нет ни малейших возражений.

— Нет-нет, — покачал головой Закри. — У нас нет времени.

Он вновь повернулся к сержанту.

— Мистер О’Кив мой личный гость, и всю ответственность я беру на себя. Скажите офицеру, что мы должны немедленно отправиться на берег для участия в неотложном совещании. Идемте, — добавил он, обращаясь к стюардам. — Отнесите эти вещи в катер.

Сержант не осмелился более протестовать и принялся осыпать проклятиями галдящих в лодках арабов.

Появление на сцене Закри-бея заставило меня окончательно оставить всякую мысль помешать О’Киву покинуть корабль. Закри обладал властью в стране и не собирался позволить открыть этот сундук. Попытайся я воспрепятствовать, Закри просто объявит мои заявления ложью, прикажет отнести сундук в катер и впоследствии договорится с полицией. Задыхаясь от ярости, я смотрел, как О’Кив ускользает, спускаясь по лестнице вслед за Закри.

Катер уже отошел от борта, когда я услышал голос снизу.

— Мистер Дэй, сэр! Сайда, Джулиан, эфенди, это я, Амин, посмотрите на меня! Как я рад, что вы вернулись в Египет!

В десяти ярдах от себя я увидел в полумраке небольшую лодку с мотором, а в ней высокую фигуру араба в феске и длиннополой, с широкими рукавами джиббе. На улыбающемся лице сверкали два ряда крупных белых зубов. Я сразу узнал Амина Хаттаба, бывшего моим драгоманом в Египте прошлой зимой.

— Добро пожаловать, мистер Дэй! Добро пожаловать! — радостно прокричал он. — Я сегодня приехал из Каира встретить вас!

Откуда он мог знать, что я опять направляюсь в Египет? Я часто слышал рассказы об индийских носильщиках, подобным образом встречающих корабли, на которых возвращаются их прежние хозяева. Это было одной из загадок Востока: местные жители часто проделывали много миль, чтобы вовремя оказаться в порту и получить старую работу, но как им становилось известно о прибытии их прежнего хозяина, никто из европейцев объяснить не мог.

Едва увидев Амина, я понял, что еще не все потеряно. И решился. Я похлопал по плечу помощника капитана, стоящего в проходе между поручнями, и торопливо произнес:

— Здесь, в лодке, мой старый драгоман. Мне необходимо договориться с ним. Это займет не более минуты.

Не дожидаясь ответа, я легонько оттолкнул его в сторону и сбежал вниз, подзывая Амина. Когда его лодка поравнялась с лестницей, я наклонился и шепотом спросил по-арабски:

— Ты видел только что отплывший катер? Можешь взять меня и последовать за ним?

Он взглянул вверх на офицера и резко кивнул:

— Прошу вас, господин.

Без колебаний я прыгнул в лодку, и он немедленно завел мотор.

— Эй! Назад! Сюда! — закричал второй помощник. — Немедленно вернитесь! Или у вас будут неприятности с полицией!

Я повернулся в его сторону и сложил ладони рупором:

— Не беспокойтесь, — заявил я, — я выполню формальности чуть позже. Попросите мистера Бельвиля провести через таможню мой багаж!

Но мы уже отплыли ярдов на пятьдесят от «Гемпшира», и, возможно, мои слова потонули в возбужденном гомоне пассажиров, окруживших помощника капитана и в пронзительных криках торговцев в лодках у борта.

Катер Закри-бея отошел на четверть мили, но огни его были отчетливо видны, и я считал, что он не ускользнет.

— Как, черт возьми, ты узнал, что я возвращаюсь в Египет? — спросил я Амина.

Он усмехнулся в темноту и пожал могучими плечами.

— Старый Махмуд, гадающий на песке, сказал мне о вашем прибытии на этом корабле, а старый Махмуд никогда не лжет.

Миновав дамбу, мы повернули на юго-запад и плыли вдоль угольных пристаней, пока катер не повернул к берегу. Мы было потеряли его из виду среди армады суденышек, но зоркий Амин заметил его у шаткой пристани, где начинались какие-то темные сараи и ветхие строения.

Мы последовали за ним и в тридцати ярдах от пристани заглушили мотор. Вглядываясь в темноту, я видел, как О’Кив, Закри и Грюнтер уже сошли с катера, а их люди разгружали багаж. Скрючившись на корме, мы с Амином подождали, пока багаж не заберут с пристани, и затем на веслах подгребли к ней.

— Подожди меня здесь десять минут, а если я не вернусь, отправляйся в отель «Сесил», — сказал я Амину и взобрался на деревянный причал.

Пристань и ее окрестности казались совершенно безлюдными. С улицы доносились слабые звуки трамвайных звонков и гудков клаксонов, но здесь царила тишина. Пройдя до конца пристани, я оказался в узком проходе между двумя навесами, заваленными рангоутами, якорями и прочим подобным хламом. И тут передо мной неожиданно выросла высокая темная фигура, и резкий голос произнес:

— Какого черта вы делаете здесь — выслеживаете нас? — Это был О’Кив, с пистолетом в руке, направленным мне в живот.