Солдат и мальчик

– 13 -

Они открыли калитку и вступили в узкий дворик, в углу под досками еще лежал снег. На веревке, растянутой поперек, сушилось белье. Откуда-то подкатилась под ноги черная лохматая собачонка и сильно залаяла, пятясь и виляя хвостом.

– Бармалей! Бармалей! – крикнул Васька, присев на корточки. Собака сразу им поверила, стала лизать мальчику руки.

– Это Бармалей, собака такая, – сказал Васька. – Она огурцы соленые ест.

– Мы что, пришли? – спросил солдат.

Васька кивнул, с сожалением оставил собаку. Прошмыгнул под белье, постучал в окошко. Посмотрел, делая скобочкой руки, и снова постучал.

В дверях показалась молодая женщина, невысокая, в косынке.

– Теть Нюр, Витька дома?

– Зачем он тебе? – спросила женщина.

– Дело есть.

– Если дело… Заходите. Скоро он придет. Тетя Нюра разговаривала с Васькой, а смотрела она на солдата. Ей было интересно узнать, что солдата сюда привело. Пожалуй, только из-за своего любопытства она предложила войти в дом.

Комната была чистенькая, но Васька сразу приметил, что вместо занавесок на окнах широкие бинты. И на комоде бинты. Марля да бинты были кругом, как будто они могли скрыть голую бедность. А они еще больше ее выдавали.

Тетя Нюра посадила Ваську на диван, а солдату дала стул. Сама села на табуретку напротив, спросила напрямик:

– Что-то натворил мой сынок? Васька пожал плечами, посмотрел на солдата. Тот помолчал, произнес, разводя руками:

– Не знаю, как лучше объяснить. Может, и вы поможете. У меня тут винтовку, вещмешок украли, еще документы. Я в эшелон не могу вернуться.

– Вот как, – протянула тетя Нюра. – Пьяный был? Раз оружие-то стянули?

– Нет, не пьяный, – сказал солдат.

– Нешто трезвый оружие теряет? Арестуют теперь?

– Не знаю… Наверное.

– Не наверное, а точно. Это трибунал, милый мой, – сказала тетя Нюра.

Васька слушал открыв рот. Быстро спросил:

– Что такое трибунал?

– Военный такой суд, – ответила тетя Нюра, глядя на солдата. – Видела я, как одного судили. Солдатик помоложе тебя был… Сколько тебе?

– Девятнадцать, – сказал он.

– Вон что? Я думала, старше. – Она встала, посмотрела в окошко, потом опять на солдата. – А Витька тут при чем?

– Ваш сын там… В общем, был при этом.

– Как то есть был? – спросила тетя Нюра. – Воровал, что ли?

– Я не знаю, – сказал солдат и посмотрел на Ваську. Но тот молчал. – Может, он ничего и не взял, но… Он знает, кто украл оружие.

– А вам откуда известно? – спросила опять тетя Нюра.

Солдат не ответил. Все трое теперь молчали. Тетя Нюра вздохнула, произнесла:

– Не знаю, что вам и сказать. Витька, конечно, от рук отбился. Мужика в доме нет. Я день и ночь в госпитале, санитаркой служу. Тут не уследишь, ясное дело.

– Да, – сказал солдат.

– Я среди раненых кручусь, у самой мужик на фронте. А к нам все как из мясорубки, куски тела, а не люди идут… А я уж грешным-то делом и подумаю иногда: хоть бы с одной ногой или с одной рукой пришел. Все-таки мужик, если он в дому. От него и запах в горнице другой… А Витьке я уши надеру, как он вернется.

– Не надо драть, – попросил солдат. – Может, он невиноват ни в чем.

– Как же не виноват? А кто ружье стащил?

– Я думаю, что это не Витька. – Солдат посмотрел на Ваську, с упреком посмотрел.

А Васька, озираясь по сторонам, скучно пробормотал:

– Там и другие были…

– Постарше Витьки? – спросила тетя Нюра Ваську.

– Угу.

– Шайка, что ли?

– Не знаю.

– Ну, я узнаю. Я все узнаю.

Она ушла и почти сразу вернулась с тарелкой в руках. В тарелке лежала белая лепешка, разрезанная по радиусу на узкие дольки.

– Попробуйте, – предложила тетя Нюра. – А я сейчас чаю поставлю. Да пробуйте, не бойтесь, это из казеинового клея. Тут, на авиационном складе, достаем. Отмачиваем да в тарелках на холоде оставляем. Он как сыр на вкус.

Тетя Нюра засмеялась, добавила:

– Голь на выдумки хитра. Я Витьке утром говорю:

сходи на рынок, продай по червонцу за кусочек, а на деньги картошки купи. У нас картошки нет. Праздник ведь на носу, Первое мая. А в доме пусто, с какой стороны ни поглядишь.

Тут слышно стало, как залаял Бармалей. Солдат и Васька одновременно привстали. Но это был не Витька. Какая-то женщина постучала в окно, тетя Нюра вышла к ней. Но в дом не повела, а стала негромко переговариваться в прихожей. Было слышно, как тетя Нюра несколько раз сказала: «Поможем, поможем… Дай срок». А женщина ей отвечала: «Да сроку-то мало осталось. Куда же мне рожать!» А тетя Нюра опять ей негромко:

«Сульфидин пропал. Будет, и все сделаем. Забеги завтра…» – Будем ждать? – спросил солдат Ваську.

– Не знаю.

Оба взяли по кусочку казеинового сыра. Васька проглотил, не заметил вкуса, взял и опять проглотил. Решил взять последний раз и пожалел, что такие маленькие кусочки. Небось Витька каждый день по тарелке сыра жрет.

Васька не завидовал семейным, каждому, как говорят, свое. Но семейным живется в войну сытнее, это Васька знал. Тут во дворе опять гавкнул Бармалей, послышался голос Витьки. Тетя Нюра о чем-то спрашивала, он отвечал. Голоса стали громче, и тетя Нюра закричала, и Витька закричал. Вместе они появились в комнате. Витька, не поздоровавшись, прошел к комоду и положил деньги. Быстро и враждебно посмотрел на Ваську, солдата он как будто не видел. Тетя Нюра стояла в дверях, руки в боки, не сводила глаз с сына.

– Ну? – спросила громко. – Скажешь?

– Чего вы ко мне пристали! – завопил Витька. Он был вообще истерик. Васька это знал. – Ничего не видел! Ничего не брал!

– Брал, – сказала тетя Нюра. Она положила на стол перед солдатиком фонарик. – Ваш?

Солдат взял фонарик в руки, осторожно повертел его. Произнес почти пораженно:

– Мой.

– В кармане нашла, – говорила тетя Нюра. И вдруг закричала на сына, шагнув к нему: – Так что! Тебя на людях выдрать?

Даже Ваське стало страшно от ее крика. Никто так на Ваську не кричал. Уж бог с ней, с семейной сытостью, ни за какие бы казеиновые сыры не продал Васька своей свободы.

Витька задрожал, заплакал, забормотал сквозь слезы, что он ничего не брал, кроме фонарика. Все остальное забрали Купец и Длинный, а он не брал…

– Документы кто взял? – спросил солдат негромко.

– Не брал… Не я… – как-то пронзительно неприятно завопил Витька. – Вот Васька тоже видел, он компас получил!

– Ладно, ладно, – произнес солдат, поморщившись, На Ваську он и не взглянул. – Ты можешь показать, где живут эти… двое?

Витька взвыл еще пуще.

– Можешь или не можешь? – спросила тетя Нюра. – Прекрати вой и говори нормально! Ну! – Она крикнула «ну», и. Васька снова вздрогнул, а Витька сразу замолчал. Следя за руками матери, членораздельно произнес:

– Купец у магазина живет, зеленый дом, а другого я не знаю.

– Зеленый дом? – повторил солдат и встал. – Как его зовут, твоего Купца?

– Сенькой, – отвечал Витька, не глядя на солдата.

– Ладно, – сказал солдат. – Если не врешь…

Он не оглядываясь вышел во двор, в калитку. Васька побежал за ним. На ходу успел оглянуться и увидел, что Витька выскочил вслед и показывает ему кулак.

Некоторое время солдат шел впереди, в его движениях появилась уверенность. Васька решил, что не оборачивается и не заговаривает солдат из-за компаса. Но тот будто услышал мысли Васьки, приостановился, поджидая его.

– Вот что, Василий, – сказал солдат. – Теперь гляди в оба, нет ли патруля. Знаешь, какой бывает патруль?

– Знаю, – ответил Васька. – Тебя могут схватить?

– Могут. Я теперь, Василий, как дезертир все равно. Никогда бы не смог представить, что буду скрываться.

– А когда винтовку найдешь, не будешь скрываться?

– Не буду. Только бы найти!