Глава 3

В лесхозе инициативу в свои руки взял Гусев. Он знал многих рабочих.

В результате через полчаса Николай подошел к Роману и сообщил:

– Ну вот! Все пучком, можем сваливать. В обед придет «ЗИЛ» с лесом. С тебя три с половиной тысячи.

– Мне пойти в бухгалтерию и заплатить?

Гусев посмотрел на Николаева и заявил:

– Сдурел? Какая бухгалтерия? С водилой рассчитаешься на месте.

– Значит, леваком лес привезут?

– Рома, тебе-то какая разница! Был бы кругляш. Так он будет. Кстати, в бухгалтерии за самосвал с тебя взяли бы тысяч пять. Короче, нечего тут больше светиться, валим в село.

– Ладно, – ответил Николаев. – Едем. У вас тут всегда так?

– Как так? По-тихому договариваются?

– Да.

– Почти. С москвичей, которые недалеко дома строят, за лес вдвое дороже берут. Те платят, а чего? У них бабла много, не то что у нас, убогих.

– Понятно. Едем.

– Ты только у магазина перед поворотом на шоссе тормозни, водку возьму. Без допинга я колоть дрова не смогу.

– А с допингом всю машину переколешь?

– А что? Переколю. Не сразу, конечно, но дня за два управлюсь. Бензопилой порежу, остальное ерунда. Был бы допинг.

– А потом Ленка мне выскажет, что спаиваю мужа.

Гусев помрачнел и заявил:

– Запомни, Рома, она права голоса не имеет. Ленка лишилась его за то, что сотворила.

– Ты же простил.

– Это ничего не меняет.

– Ладно.

Николаев остановил машину у магазина. Гусев купил шесть бутылок водки, несколько банок пива.

– Это сейчас чтобы охладить трубы, – сказал он насчет такой роскоши.

– Да пей, если невтерпеж, – отмахнулся Николаев.

– А ты что, в натуре, не похмеляешься?

– Я с утра на спиртное смотреть не могу, не то что пить.

Гусев вздохнул:

– Везет тебе. А меня с утра выворачивает наизнанку и голова на куски раскалывается.

– Выводы надо делать, Коля.

– Рома, поздно, как говорится, пить боржоми, когда почки отвалились.

– А ты пробовал переболеть?

– Так и делаю. За три дня до того, как на работу в Москву ехать. Приходится. Там с этим строго, ни капли. Если только вечерком, в вагончике пару бутылок пива для аппетита.

– Зачем же тогда в селе пьешь? Мог бы и дальше по паре бутылок пива для аппетита.

– Я, Рома, в трезвом виде с Ленкой нормально общаться не могу. Сразу вспоминаю, как она…

Николаев не дал другу договорить:

– Хватит. Не повторяйся. Тебе когда уезжать в Москву?

Гусев усмехнулся и спросил:

– Хочешь к Ленке подвалить? Она не откажет, особенно тебе.

– А как насчет того, чтобы в морду?

– Да шучу я.

– Не надо так шутить.

– Ладно. В понедельник мне ехать, Рома. Смена с тридцатого числа.

Николаев подвел машину к дому. Странно, но на улице не было никого – ни Петровича, ни других соседей.

– А где люди? – спросил Николаев.

– Черт их знает, сам не въеду. Погоди, вон Вовка мой шлындает. Почему не в школе? – Гусев вышел из автомобиля, крикнул сыну: – Вова!

Тот повернулся:

– Отец, чего тебе?

– Ты почему не в школе?

– Уроки кончились пораньше, вот и приехал.

– Мать где?

– Где и все!

– А все где? Чего тупишь-то?

– Я не туплю. Все село, считай, возле магазина собралось.

– Зачем?

– А я знаю? Мне без разницы. Но вроде люди не понимают, почему Катька не открывает его.

– Она тоже там?

– Все там! Пойду я, бать, в туалет приспичило.

– Иди. Будь дома, поможешь мне пилу смазать и заправить.

– Ладно.

Гусев повернулся к Николаеву:

– Слыхал?

– Неглухой. Мы до магазина доедем?

– Нет. По нашей улице твоя иномарка еще кое-как пройдет, а на повороте сядет. Там грязи как в болоте.

– Придется идти пешком.

– Зачем?

– Надо же узнать, по какому поводу собрался народ.

– Наши вернутся – расскажут. Чего зря грязь месить?

– Ты оставайся, я пойду.

– Настырный ты, Рома, до невозможности. Только ходить никуда не надо. Вон от церкви Петрович с теткой Мариной, Катькой и моей Ленкой идут. Кончился, видно, сбор.

– Тогда открывай ворота. Я загоню машину. А лес во дворе свалим?

– Нет, перед домом. Здесь пилить и колоть сподручней.

– Только надо место для выезда оставить. Мало ли что, вдруг потребуется.

– Оставим.

Роман загнал машину во двор, прижал ее к дому, вернулся на улицу. Подошли соседи. Елена, правда, сразу направилась домой.

– Что за сбор у вас был у магазина? – спросил Николаев Петровича.

Ответила Екатерина, вышедшая вперед:

– Ой, Рома, что тут было, как вы с Гусем уехали! Прикатил юрист Говоркова, депутатский помощник Анатолий Березин. Вы его машину не встречали?

– Нет.

– Березин буквально минут через двадцать после вашего отъезда объявился и встал у нашего дома. Отец к нему. Чего, мол, надо? Тот говорит, что я ему нужна. Я вышла. А он мне конверт дает. Здесь, дескать, расчет, пересчитай деньги, и пойдем товар быстро проверим. Я, как пересчитала, так и обомлела. Говорков сорок тысяч передал. Спросила, нет ли тут ошибки. Березин говорит, что все верно. Говорков сколько должен был, столько и заплатил. Трудовую книжку отдал. Там все как положено, принята, уволена в связи с закрытием магазина. Я одна с Березиным побоялась ехать, отца взяла. Товар быстро проверили, да, можно сказать, и не смотрели толком. Юрист только водку и пиво пересчитал, затем закрыл магазин, забрал у меня ключи и заколотил двери. Тут народ подвалил, кто за хлебом, кто за крупой или сигаретами. А Березин людям говорит, что нет больше магазина в Шанино. По крайней мере, до тех пор, пока его не купит кто-нибудь другой. Народ и развопился. Как же без магазина? Спичек, соли, хлеба и то купить будет негде. Юрист все выслушал, сказал, что это теперь господина Говоркова не касается, и уехал. Бабы в сельсовет, звонить в администрацию района. Там сказали, что после обеда автолавка приедет. Так будет каждый день, пока новый владелец не откроет магазин. На этом люди успокоились и разошлись.

– Понятно. – Николаев кивнул, улыбнулся и заявил: – А ты, Катя, боялась, что Говорков отомстит тебе.

– Это ты его заставил заплатить мне столько денег?

– Сумму мы не обговаривали.

– С чего он так расщедрился? Раньше десять тысяч платил, да и то через месяц.

– Это, Катя, называется расчетом с возмещением материального и морального ущерба, нанесенного ранее.

– А он обратно деньги не затребует?

– Говоркова вы больше в Шанино не увидите.

– Видать, сильно напугал ты его, Рома, – воскликнул Петрович.

– Не в этом дело.

– Тогда надо бы отметить увольнение Екатерины. Как думаешь, мать? – Петрович повернулся к Марине Викторовне.

– Все бы тебе пить, – сказала та. – Хватит, вчера выше головы отметили. Делами заниматься надо.

– Да какие дела, если вон тучи опять небо обкладывают? А в дождь какая работа? Только наливай и пей.

В разговор вступил Николаев:

– Сейчас, Петрович, не до пьянки. Лес к обеду привезут, надо будет пилить, колоть.

– Так я завсегда. Марина, придется тебе самогон из тайника достать, без него работа не пойдет.

– Куда тебе, Петрович? У меня уже есть работник.

– Это Гусь, что ли?

– Ты что-то имеешь против? – Гусев надвинулся на Петровича.

– Нет, втроем сподручнее будет.

– Я вам помогу дрова укладывать, – сказала Екатерина. – А потом и посидим, как дела закончим.

– Ладно, так еще можно, – согласилась Марина Викторовна.

Тучи, что обложили небо, постепенно рассеялись, дождь не пошел. Самосвал приехал, как и договаривался Гусев, в половине второго, в обед.

Мужики взялись за работу. Екатерина помогала им. Дотемна они успели управиться с половиной кругляка, сваленного в кучу.

Ужинали в доме Воронцовых. Гусев опять пил много, сначала водку, потом самогон, но не пьянел, как вчера, только становился все мрачнее.

Николаев заметил это, попросил друга выйти на улицу, там угостил его сигаретой и спросил:

– Что с тобой, Коля?

– Ничего, – буркнул Гусев. – Все нормально.

– Да вижу, как нормально. Злой как черт. С чего озверел-то и на кого?

– Рома, не лезь в душу, да?! – попросил Гусев.

– Вот оно что. Ну, знаешь, друг мой хороший, если и дальше вспоминать то, что было, то лучше развестись. Не мучить ни себя, ни Ленку, ни сына.

– В своей семье я разберусь сам.

– Не получится у тебя это, Коля. Со стороны видней. Нет у тебя семьи.

Гусев неожиданно взорвался:

– Да пошел ты и все прочие тоже!.. Надо же, учителя нашлись. Обойдусь без советов. – Он развернулся, выкинул окурок и пошел к своему дому.

На крыльцо вышел Петрович:

– Чего это он, Рома?

– Никак не может пережить измену жены. И любит ее, и ненавидит. Это страшно и непереносимо больно.

– Отойдет.

– Теперь уже вряд ли. Не знаю, как ему помочь. Нет таких лекарств. Им бы с Ленкой пожить хотя бы с полгодика вдали друг от друга, тогда, возможно, что-то и изменилось бы. Как бы Колька не натворил чего!

– Нет, Рома, не натворит. Поорет, посуду побьет, стекла на веранде расколотит. Это уже было. Но ни Ленку, ни Вовку он не тронет. Может, разок жене влепит, и все. Ленка заплачет, он и остынет. Если до того спать не завалится, выпил-то побольше, чем вчера.

– Эх, Колька! Да и Ленка тоже хороша. Чем думала, когда с сутенерами связывалась?

– Но уж точно не головой.

– Ясно чем. Бабы часто тем самым местом думают. Пойдем в хату, выпьем на посошок.

Мужики добили бутылку, Николаев встал со стула и сказал:

– Спасибо за угощение, за помощь. Пойду я.

– Ты не сомневайся, завтра все закончим, – заявил Петрович.

– Я не сомневаюсь. Еще раз спасибо, спокойной вам ночи.

– Я провожу! – Екатерина встала.

– Не надо, Катя, не в городе, – заявил Николаев. – Тут хода двадцать шагов. Не заблужусь.

Екатерина поникла:

– Ну, как скажешь.

Роман вышел на улицу, посмотрел на дом друга. Там во всех окнах горел свет, но шума слышно не было. Может, действительно ничего не будет? Пришел Гусь домой и молчком лег спать. Дай-то бог.

Николаев прошел к себе, сел за стол в большой комнате и подумал, до чего же сложная штука жизнь. В отряде, на службе совсем другое. Там все понятно. На отстое – подготовка, на выходе – решение задач. Вообще-то, казалось бы, на гражданке должно быть еще проще. Нет утомительных тренировок, учений, риска, целей, которые надо уничтожить, пока не зацепили тебя самого. Спокойная, размеренная, в чем-то однообразная, скучная жизнь. Ан нет. На гражданке, оказывается, страсти иногда кипят похлеще, чем на войне. Там бой рано или поздно заканчивается, на гражданке же он продолжается бесконечно.

От размышлений его оторвал сигнал вызова сотового телефона. На дисплее светилась буква «С». Седой!

– Слушаю, командир, – ответил Николаев.

– Добрый вечер, Рома.

– Добрый.

– У тебя все в порядке?

– Так точно.

– Говорков?

– Грач сумел шугануть его.

– Хорошо. Как сам?

– В порядке.

– Так в пятницу можешь подъехать на базу?

– Конечно.

– Тогда жду тебя двадцать шестого числа в десять часов. В одиннадцать должны подъехать Белоногов и Трепанов.

– Речь пойдет о деле, озвученном Грачом? – спросил Николаев.

– Да.

– Понял.

– Грачев говорил, что ты просил помочь устроить в Москве знакомую женщину?

– Так точно. Это возможно?

– Ты знаешь, Рома, ничего невозможного нет. Непросто, конечно, будет пристроить женщину, практически не имеющую образования, на приличную работу, но что-нибудь придумаем. Ты захвати копию ее паспорта и документ об окончании училища. Если есть, то и характеристики. Трудовую книжку. В общем, все, что надо для устройства на работу. Понял?

– Понял, командир.

– Тогда до встречи.

– До встречи.

В тот момент, когда Николаев отключил телефон, в комнату тихо вошла Екатерина и спросила:

– Не помешала?

Николаев положил мобильник на стол и сказал:

– Мы же простились, Катя!

Екатерина подошла, присела напротив него.

– Ты с родителями простился. С кем, если не секрет, говорил по телефону?

– С другом.

– А может, с подругой?

Николаев посмотрел ей в глаза:

– Зачем ты пришла?

– Зачем? – Екатерина подняла брови. – Разве ты не догадываешься?

– Катя, не повторяйся!

– Но нам же было хорошо. Почему не продолжить? Или ты обманывал меня? Я не дала тебе того, что ты ждал?

– Все было хорошо, Катя…

Женщина вздохнула:

– Было! Какое страшное слово. Мертвое. Так об умерших говорят. Был и никогда больше не будет. Но мы же живые, Рома!

– Ты хочешь, чтобы я стал таким же, как Говорков?

Екатерина удивилась и спросила:

– О чем ты говоришь?

– О том, Катя, что Говорков вынуждал тебя спать с ним, шантажируя работой. Получается, что я использую твои чувства для того же самого.

Загрузка...