Большевикам удалось сравнительно чрезвычайно легко решить задачу завоевания власти как в столице, так и в главных промышленных центрах России. Но в провинции, в отдаленных от центра местах советской власти пришлось выдержать сопротивление, принимавшее военные формы, и только теперь задача преодоления и подавления сопротивления окончена в своих главных чертах. Россия завоевана большевиками.
Я не предал белое знамя…
— Говорят, ты собираешься написать книгу о Хакасии?
— Почему о Хакасии? О России…
Историческая справка:
«По распоряжению Петра I поручик Мизгирев с отрядом казаков в 1714 году прибыл в Минусинский уезд для охраны Соленого озера. Вначале были построены казарма и караульное помещение с северной стороны озера, а затем, спустя несколько лет, заселили и обосновали поселок Форпост. С течением ряда лет поручик Мизгирев был переведен в полевые части, а затем в генеральный штаб, где служил длительное время. В возрасте 68 лет в звании генерала при уходе в отставку вернулся в станицу Форпост в свой дом, где и доживал последние годы своей жизни».
Скажем от себя, что поселок со временем превратился в казачье село, причем на равных правах существовали и первое название «Форпост», и более позднее название села — Соленоозерное, пока историческое это место не стало называться совхозом «Буденновским». Простенько и со вкусом. Скажем сразу же, что казаки (а позднее русские крестьяне-переселенцы) легко уживались и даже смешивались путем браков с коренным населением этих мест — с минусинскими (абаканскими) татарами, за которыми теперь узаконилось название хакасов.
Более того, один из современных хакасов в разговоре со мной утверждал, что Петр I прислал отряд казаков по прошению местного населения, то есть хакасов (ну, может быть, богатых хакасов), которые видели, что соль, добываемая из озера, разворовывается.
Кстати, «Брокгауз и Эфрон»: «Минусинское или Степное озеро — Енисейской губернии, Минусинского округа, находится в западной части округа, на западном склоне Чулымских гор в 5 верстах от правого берега реки Большого Июса и с. Соленоозерск[1].
Тот же словарь о минусинских татарах, называемых ныне хакасами: «…тюркские племена, кочующие в Минусинском округе Енисейской губернии по обоим берегам Абакана, в углу образуемом с запада Кузнецкими горами, а с юга Саянским хребтом… занимаются скотоводством, земледелием и звероловством. Хотя все (они) христиане, но шаманы пользуются у них все еще большим уважением. Среди их поселений много каменных баб с монгольским типом… почитают их как своих предков, мажут им рот маслом и сметаной. По их представлениям на небе в большой юрте живет Бог, на земле летают духи огня, воды, горы и животных, а под землей живет черт Эрлик-хан, принимающий у себя шаманов и их последователей. При погребении умершего, с ним кладутся жизненные припасы, узда, седло и аркан. Шаманы поют свои молитвы ямбическими стихами и через каждые четыре стиха бьют в бубен от четырех до шестнадцати раз: бубны снабжены рисунком, изображающим вселенную, разделенную тремя чертами, т. е. землю, надзвездный мир и преисподнюю… Много пословиц, толкований снов, загадок, сказок и легенд. Из сказок многие сходны с русскими».
Отрывок из сказки, то бишь из эпической поэмы «Алтын Чюс» (нечто вроде хакасской Илиады), которую мне в свое время посчастливилось изложить по-русски:
Это было, когда начиналось начало,
Когда наша матерь-земля возникала.
Вершины, белея снегами, вздымались
И прочно стояли, и не колебались.
Ручьи водопадами ниспадали,
Ущелья и русла себе пробивали.
По гладким равнинам они разбегались,
В широкие реки они превращались.
Превращались они в полноводные реки.
Украшеньем земли становились навеки.
Среди черной земли создавая узоры,
По низким местам возникали озера.
Но черной недолго земля оставалась,
Повсюду трава из нее пробивалась.
Листвою зеленой и хвоей блистая,
Холмы одевала трава молодая.
Открылись для жизни широкие двери,
Цветами покрылись гранитные глыбы.
В тайге обитают различные звери.
В озерах и реках блаженствуют рыбы.
А степи привольные и зеленые
Стадами пасущимися заполнены.
Кони осторожные там пасутся,
Коровы там медленно бродят.
Овцы бесчисленные снуют,
Все они пищу себе находят.
А за просторами белого моря
Великое множество людей обитают.
Такое множество там народа,
Что даже жилья для всех не хватает.
Юрта юрты там боками касается,
Всю прибрежную землю они занимают,
Прохожие в тесноте толкаются,
Друг за друга одеждами задувают.
Локтями, боками или одеждами
Человек задевает за человека.
А посреди аала стоит белоснежная
Дворцовая юрта хана-бека.
Таково, значит, было представление древних хакасов об устройстве мира. По географическим понятиям это место называлось Минусинской впадиной со своим благоприятнейшим микроклиматом и плодородными землями (все же это Сибирь, а растут абрикосы, и помидоры там вкуснее, чем где-либо), а по административному понятию это был Минусинский округ Енисейской губернии великой Российской Империи.
Населяли этот округ кроме переселенцев из европейской России, как уже знаем, минусинские татары, или, по-теперешнему, хакасы, красивый, свободолюбивый, трудолюбивый, своеобразный и, я бы сказал, яркий народ.
Кощунственно утверждать про небольшую народность, нацию, что ей повезло, если по крайней мере третью часть ее в ходе, как принято говорить, «становления советской власти» перестреляли, утопили в озерных прорубях, порубили шашками, ограбили, уморили голодом, растрясли как попало по окрестным землям, по белу свету.
Маленькое же везенье вот в чем. Нашелся в Минусинске богатый человек Мартьянов, который организовал, построил, оснастил экспонатами и подарил городу музей. Теперь его назвали бы краеведческим, но тогда не было еще этого номенклатурного словечка, а был это просто — музей.
И нашелся энтузиаст, фотограф, фотограф-художник, который при помощи неуклюжего ящикоподобного фотоаппарата (камеры) и при помощи стеклянных пластинок-негативов перефотографировал почти всех хакасов. Его звали Федоров, а расстреляли его большевики в 1918 году, когда свое миссионерское дело он уже сделал.
Пятьсот стеклянных пластинок-негативов, причем отличного качества, оставил он как наследство народу Хакасии. И все не простые, а групповые, семейные фотографии. Семья зажиточного хакаса, семья пастуха, семья купца, семья учителя, группа молодых хакасов, группа хакасок, хакаски в праздничных одеждах, хакаски в будничных одеждах, хакаски за приготовлением пищи… Пятьсот групповых либо семейных фотографий. В сущности это портрет целой нации, это, я бы сказал, эпопея, хакасиада, и хранится она в Минусинском музее и, по странности, до сих пор не издана в виде альбома либо альбомов.
С почти болезненным интересом вглядывался я в эти красивые, своеобразные, по-своему одухотворенные лица, зная уж теперь, что большинство этих людей было застрелено, зарублено, ограблено, уморено голодом, утоплено в прорубях Соленого либо Божьего Озера.
Поскучаем в пределах странички над конкретными цифровыми выкладками, относящимися к концу прошлого века, во всяком случаев к периоду «До»…
«В отношении земледелия и скотоводства Минусинский округ занимает первое место в губернии и избытками своими снабжает Енисейскую губернию и ее золотые прииски. В 1891 году под пашнями, паром и разделками находилось 233.000 десятин, засевалось яровой ржи 90.000 десятин, яровой пшеницы 60.000 десятин, овса 40.000 десятин. Затем шли озимая рожь, ячмень и греча. Покосов числилось 90.000 десятин. Собрано сена до 22 миллионов пудов. Хлеба собрано более 6 миллионов пудов. Огородничество довольно значительно — разводится много картофеля, капусты, луку, репы, oгypцов, арбузов и дынь, которые сплавляются на плотах вниз по Енисею в Красноярск и Енисейск. Посевы льна и пеньки с каждым годом увеличиваются…
Скотоводствов цветущем состоянии… Лошадей числилось в 1895 г. до 186.500 голов, рогатого скота 102.460 голов, овец 350.000 штук, коз 11.120, свиней 26.340 штук. Коневодство развито в степных местностях, в особенности у инородцев и степных крестьян. Пчеловодство… до 18.000 ульев, дающих ежегодно до 2.500 пудов меду и до 500 пудов воску…
Рубка и сплав леса по Енисею, постройка барок, лодок, плотов составляют значительный промысел… Из мелких лесных промыслов смолокурение, выжигание угля, сбор коры для дубления кож, ореховый промысел, добывание лиственничной серы для жевания, столь распространенного среди женского населения сибиряков-старожилов и инородцев, занимают немало рук в притаежном населении… Кустарная промышленность ограничивается тканьем холста, плетением неводов и сетей, валянием войлоков и пим, шитьем тулупов… Звероловством занимаются инородцы и русские притаежных местностей… Предметом охоты преимущественно служат сохатые, изюбри, косули, кабарги, белки, рыси, медведи и изредка соболи…В селениях немало маслобоен для выделки масла из льняного и конопляного семени, кедровых орехов, подсолнухов и горчицы… ремесленников в округе состояло 1700 человек, из них плотников 413, кузнецов и слесарей 351… Золота в округе с 1837 по 1895 год добыто 2.100 пудов… В округе несколько ярмарок: в с. Каратуз — с оборотом в 17.000 рублей[2], в Абаканске — с оборотом в 60.000 рублей, в с. Соленоозерном — с оборотом в 35.000 рублей…
…Переселенческое движение с каждым годом возрастает; в последнее десятилетие переселилось из Европейской России по крайней мере 20.000 человек. В последние годы прилив вольных переселенцев достигает с лишком 3.000 человек в год…»
Все эти скупые цифры (а их можно найти гораздо больше) относятся к самому концу прошлого века, к девяностым годам. Как раз в эти годы отбывал трехгодичную ссылку в этих местах, в Шушенском. В. И. Ульянов, получая на пропитание в неделю одного барана и 8 рублей деньгами при стоимости коровы 5 рублей.
«…Зимой они катались на коньках по замерзшей реке. Владимир был опытным конькобежцем, засунув руки в карманы, он быстро скользил по льду и угнаться за ним было невозможно. Крупская героически пыталась догнать его, но спотыкалась и отставала. Теща однажды попробовала стать на коньки, но упала на спину. Все трое любили белизну сибирской зимы, чистый морозный воздух, умиротворенную тишину заснеженных лесов. «Это было, как жизнь в волшебном королевстве», — вспоминала Крупская (из книги Роберта К. Мэсси «Николай и Александра»). Никто не мог предполагать, разумеется, что усилиями и злой сатанинской волей безобидного ссыльного «волшебное королевство» через какие-нибудь 20 лет превратится в кровавый ад, а шушенские мужики будут трижды отправлять ходоков в Москву к Крупской. Теперь спросим сами себя: от хорошей ли жизни таскались мужики в Москву (как если бы раньше к царю) или от полного отчаяния? И ответим сами себе: от отчаяния. Они могли таскаться к Крупской в 1918 году, когда их начали грабить продотряды, могли таскаться и в 1929 году, когда их начали раскулачивать и физически уничтожать, а оставшихся силком загонять в колхозы.
…Хакасия как тема подбиралась ко мне постепенно. Впервые я услышал это слово — Хакасия — от моего соученика по Литературному институту, от Михаила Еремееевича Кильчичакова. Но конечно, тогда он (да и до конца) оставался Михаилом Кильчичаковым, а еще проще — Мишей. Он умер в прошлом году. Поехал на какой-то хакасский курорт («Горячий ключ»), принял какую-то там радоновую, слишком активную ванну, и ночью остановилось сердце. А сорок лет назад мы вместе учились в Литературном институте, только он шел двумя курсами помоложе.
У него было хорошее чувство юмора. Я рассказал ему про одного старого китайца, жившего в Казахстане. Как он сидел на базаре и торговал мелкой рыбешкой, наложенной кучками. — Почем рыбка?
Китаец смотрел умиленными слезящимися глазами и отвечал: — Севели, севели — пять рублей, не севели — три рубля. То есть, если живая и шевелится… либо снулая и не шевелится… Миша превратил это в нашу «приватную» шутку. Позвонив мне из Абакана (либо из гостиницы в Москве) и услышав мой голос, он неизменно вместо «алло», здравствуй, привет, как живешь и так далее, сразу спрашивал: — Севели, севели? — Шевелимся понемножку.
Из более серьезных «пересечений» с Мишей надо отметить три. Позвонили из Союза писателей:
— Требуется поездка в Монголию. Делегация из двух человек. Предлагаем поехать вам, а напарника выберите сами.
Я позвонил в Абакан:
— Севели, севели? Не хочешь слетать в Монголию?
Миша, конечно, захотел. Поездка как поездка, можно бы и не упоминать, но именно там, разговорившись, я согласился переложить на русский язык эпическую хакасскую поэму «Алтын Чюс». Отрывочек из нее мы уже проходили на первых страницах книги.
Минусинская котловина с трех сторон — запада, юга и востока — огорожена таежными горами, горной тайгой. А в этом огороженном пространстве — степные сопки. Пологие сопки, покрытые степным травостоем. Чем-то былинным, величественным веет от этих сопок. Вот уж воистину эпический, сказочный ландшафт. Это сродни тому, как изображен Виктором Михайловичем Васнецовым богатырь на коне, остановившийся перед камнем с надписью: «Направо поедешь — коня потеряешь, прямо поедешь — голову потеряешь…»
Сказочность усугубляется и тем, что многие сопки, продолговатые возвышенности, уставлены своеобразными многочисленными стелами. Нет, это не архитектурные, не скульптурные изображения в строгом смысле этого слова, но это и не вполне дикие камни. Дикие-то они дикие, но все же грубо (но и со вкусом, но и с замыслом) обработаны. Они сколоты так, чтобы выглядеть длинными (высокими) и заостренными. Поскольку они все разные, то описать их невозможно. Высотой до трех, а то и до пяти метров, неправильной (но заостренной) формы, они стоят среди степной травы по округлым либо продолговатым пологим возвышенностям и невообразимо украшают хакасские сопки, хакасскую степь. На гребнях возвышенностей они стоят иногда рядом, иногда кругами. Они одновременно и дикие и смотрятся как произведение рук человеческих уже хотя бы потому, что поставлены человеком, поставлены в определенном порядке, а если и в беспорядке, то этот беспорядок все равно воспринимается как грандиозный замысел и — не будет слишком сильно сказано — как единое грандиозное произведение искусства.
По хакасской легенде, здесь сражались богатыри. Они кидали друг в друга с возвышенности на возвышенность, с сопки на сопку эти продолговатые заостренные камни, камни втыкались в землю, да так вот и торчат до сих пор.
На самом же деле это древние могилы, захоронения. На некоторых этих «стелах» сохранились высеченные знаки, изображения, письмена…
Камни простояли века и века. Они свидетели, они своеобразная книга. Конечно, некоторые из них упали, некоторые увезены куда-нибудь, кем-нибудь, но то, что осталось, создает величественный, сказочный ландшафт, от которого веет тайной, который навевает глубокие чувства и светлые мысли. Это Хакасия.
И вот надо чтобы, не было никакой тайны, надо все раскопать и расковырять. Ну, как же, интересно. Могильники, захоронения, археология. Подобно тому, как ребенок ломает красивую игрушку, чтобы посмотреть: а что там внутри?
Ужасное впечатление производят раскопанные, расковырянные захоронения. Словно гигантские свиньи прошли по степным былинным холмам, все взрыли в поисках корма. Но результаты раскопок не обильны и не богаты. Скифского золота тут нет. Останки костей (покойников сжигали), да иногда черепки. Чаще всего бараньи косточки, ребрышки, несколько бляшек от сбруи.
…Показал мне Миша Кильчичаков былинные хакасские пологие сопки с каменными стелами, показал привольные степные волнистые равнины, раскуроченные в «целинные» времена, а потом поехали мы в тайгу. Какая же Хакасия без тайги? Какая же тайга без быстрой речки? Какая же таежная речка без хариуса?
Тут в тайге симпатичная была речка, затененная черемуховыми деревьями, светлая, в меру быстрая, но с заводинками, с тихими бочажками. У нас бы в похожей реке ловились бы пескарики (тоже, кто понимает, первоклассная рыбка), да голавлики, да ельцы. А тут, видишь ли — хариусы. Надо ли говорить, что по тому самому «закону подлости» ни одного хариуса мы не поймали. Но как это часто (если не всегда) бывает, хариусы откуда-то взялись. Должно быть Мишины друзья, что живут на пасеке… Ну, там… сеточку с вечера в нужном месте… перестраховались, а за ночь и натыкалось в сеть десятка два-полтора.
Я всегда считал, что хариус рыба сиговая (хотя никогда до тех пор не видел этой рыбы), но оказалось, по-научному: «…семейство рыб, подотряд лососевидных». Ладно, пусть будет так. Серебристая, узкотелая, с розоватым нежным мясом, обитательница таежных сибирских рек. Хакасию и представить себе нельзя без хариуса. Его малосолили и держали бочками некогда в погребах, а теперь на балконах либо в гаражах, если немного, то и в холодильнике.
Уху мы варили на поляне возле белёсой скалы (выход горной породы). Я думал (слышал где-то, когда-то), что по таежным законам в ведро ухи, уже в конце варки, суют горячую в красных угольках головешку. Зашипит — выбросят. А уха будет уже «с дымком», будет пахнуть таежным костром. И, говорят, хорошо пахнет! Но с нашей ухой такая процедура не годилась бы. Дело в том, что уха по-хакасски готовится со сметаной. Да, выливают в ведро кипящей ухи литровую (пол-литровую) банку сметаны и дают еще чуть-чуть покипеть. Редкий способ, а для меня редкостная находка. Дело в том, что вырос на супах, которые у нас назывались «белеными». Это в нашем крестьянском доме был самый повседневный рецепт моей матери Степаниды Ивановны. Не мясо же (особенно, если летом) варить. Да и где его взять? Курицу могли позволить себе зарезать одну-две в год. И вот — вегетарианский супчик. Картошка да морковка, без всякого мяса, пустовато. Но ложка сметаны в тарелку — и все меняется. Не надо ни мяса, никаких дополнений. Беленый суп. А тут беленой оказалась уха из хариусов! Никогда не ел такой вкусной ухи.
В пасечной избушке начали угомоняться на ночлег. Больше всего я боялся комаров. Столько я наслушался про таежного гнуса, про мошку, про то, как комары облепляют лицо многослойно (и если проведешь ладонями по лицу, все ладони в крови), что приготовился к самому худшему. И вот — комаров не было! Обкурили чем-нибудь пасечники свою избушку, или впрямь эта самая «Минусинская котловина» — особенное климатическое место, но в июне, в самом, пожалуй, комарином месяце, комаров не было. Спали на нарах. Такое широкое. дощатое, пространство, прочное, не шаткое, не скрипучее. Что-то постлано, чем-то дали укрыться. Спать. Но сон после ухи и после того, что было перед ухой, не шел. Сначала вспоминали институтские годы. Потом Миша рассказал, как однажды он пригласил в Хакасию одну московскую писательницу, тоже из наших институтских, и тоже показывал ей таежную часть Хакасии и как они затерялись в тайге (не заплутались, а затерялись) на целую неделю. «Хорошая была неделя. — заключил Миша. — Подарок судьбы».
Постепенно разговор перешел от институтской темы вообще на литературу и не помню уж как перешел на Гайдара. Впрочем, это логично. Ведь «Гайдар» хакасское слово, и я, возможно, спросил, почему у Аркадия Петровича Голикова хакасский псевдоним.
— Говорят, — спросил я, — что это слово означает не то «всадник, едущий впереди», не то «смотрящий вперед». Правда, что ли? И слово это не то бурятское, не то монгольское? Правда, что ли?
И Миша вдруг в этих таежно-пасечных условиях заговорил откровенно. Сначала робко (аккуратный, сдержанный он человек, лишнего, бывало, ничего не скажет), а тут — откровенно. А может быть, одна откровенность (о московской писательнице) как бы открыла «клапан» откровенности вообще.
— «Гайдар». — не торопясь, как обычно, говорил Миша, — слово чисто хакасское. Только правильно оно звучит не «Гайдар», а «Хайдар»; и означает оно не «вперед идущий» и не «вперед-смотрящий», а просто «куда». — Ну и почему же Голиков взял себе в псевдонимы хакасское слово «куда»? — А его так хакасы называли. Кричали: «Прячьтесь! Бегите! Хайдар-Голик едет! Хайдар-Голик едет!» А прилепилось это словечко к нему потому, что он у всех спрашивал: «Хайдар?» То есть куда ехать? Он ведь других хакасских слов не знал. А искал он банду Соловьева. И самого Соловьева ему хотелось поймать. Его из Москвы специально прислали Соловьева ловить, а никто ему не говорил, где Соловьев прячется. Он подозревал, что хакасы знают, где Соловьев, знают, а не говорят. Вот он и спрашивал у каждого встречного и поперечного. «Хайдар?» Куда ехать? Где искать? А ему не говорили. Один раз в бане запер шестнадцать человек хакасов. «Если к утру не скажете, где Соловьев, всех расстреляю». Не сказали. А может, и не знали, где Соловьев, тайга ведь большая. Утром он из бани по одному выпускал и каждого стрелял в затылок. Всех шестнадцать человек перестрелял. Своей рукой. А то еще, собрал население целого аила, ну, то есть целой деревни… Семьдесят шесть человек там было. Старухи и дети, все подряд. Выстроил их в одну шеренгу, поставил перед ними пулемет. «Не скажете, всех перекошу». Не сказали. Сел за пулемет и… всех… А то еще в Соленом озере, да в Божьем озере топил. В прорубь под лед запихивал. Тоже — многих. Тебе и сейчас эти озера покажут. Старожилы помнят…
— Да кто же такой Соловьев-то был?
— Банда соловьевская была. Значит, Соловьев — бандит.
— А почему не выдавали его? Боялись мести?
— Нет, своих он не трогал. У него в отряде… в банде то есть… девяносто процентов хакасов было, хоть сам он русский казак. Своих он не трогал… Даже песни про него сочиняли…
— Но если он своих не трогал, кого же он трогал?
— Тогда продразверстка был, хлеб у мужиков отбирали подчистую. Свозили в общественные амбары, на ссыпные пункты, увозили обозами. А он этот хлеб отбивал, оставлял на прокормление отряда… то есть… банды. Остальное возвращал мужикам… Его три года ловили, даже Голикова прислали из Москвы. Но и он Соловьева не поймал, хоть и стал здесь Гайдаром.
Сон после ухи (и того, что перед ухой) сморил нас в конце концов, а утром мы к вечернему разговору уже не возвращались. Во-первых, почва, на которую упали Мишины семена, была, значит, не совсем готова, а во-вторых, Миша почувствовал, наверное, что сказал лишнее (ведь были еще не перестроечные, а всего лишь застойные времена).
Одним словом, оба мы сделали вид, что вчерашнего разговора не было. Во всяком случае, замысла во мне — все разузнать и рассказать людям — не вспыхнуло. Но… дрожжинка в сусло была уже брошена и процесс брожения возник. (А один мой приятель, художник, выражается в похожих случаях грубее, но, может быть, и точнее. О непривычной идее, которую надо привнести людям, он говорит так: «Важно человеку вошь в голову запустить. А потом она сама (идея) свое дело будет делать. То там зачешется, то там зачешется… И в конце концов человек поймет, как будто проснется».)
…На вольный, привольный, изобильный край (некоторые хозяйства имела до тысячи лошадей и до десяти тысяч овец) вдруг обрушилось чудовищное насилие. Насилие и в большом, и в малом, насилие беспардонное, непререкаемое, неслыханное и невиданное ни в какие времена.
Об этих местах, то есть о Минусинской котловине, то есть о Хакасии, написан роман. Его написал красноярский писатель Анатолий Чмыхало, и называется он «Отложенный выстрел». Поскольку главный герой романа и нашего очерка — одно и то же лицо, то я роман, естественно, прочитал и должен сказать, что его автор для семидесятых годов, когда роман писался, да со скидкой на отдаленность от московского, хотя бы некоторого «свободомыслия», довольно объективен и даже временами смел. Конечно, он не мог изменить советскую терминологию: «богатей», «банда», «бандиты», равно как и официально-советскую оценку происходивших событий, но временами он поднимается все же почти что до объективности, то есть до правды.
В сценке насилия, которую я хочу тут из романа переписать, будет упомянут голод за Уралом, на Волге. Так вот, для не очень осведомленных читателей это требует пояснения. Подробнее (совсем подробно) об этом читайте в книге о В. И. Ленине «При свете дня», а сейчас, хотя бы — несколько необходимых слов, чтобы понять обстановку в стране того времени.
Большевикам, как явствует из ленинских слов, предпосланных эпиграфом к этой книге, удалось сравнительно легко захватить власть в России. «Россия завоевана большевиками». Труднее было эту власть удержать. На этот счет Лениным была разработана чудовищная теория, сводившаяся к изъятию у населения всего хлеба, сосредоточению этого хлеба (и вообще всех продуктов) в своих руках и распределению этого потом по своему усмотрению и своим нормам. Вся страна была посажена на паек. В двух главных городах — Петрограде и Москве был инспирирован голод, чтобы под этим предлогом (борьба с голодом) отбирать хлеб у крестьян. Специальные заградотряды не пускали никого, кто пытался провезти хлеб в голодающие города. Все это называлось продовольственной политикой, а еще продразверсткой. Голод с людоедством и детоедством охватывал одну губернию за другой. Вот почему в отрывке из романа, который мы сейчас выпишем, как образчик беспардонного насилия упоминается голод за Уралом, на Волге.
«Прошла неделя, как Горохов[3] приехал в станицу Озерную[4], а он все не переставал удивляться здешним обычаям, а пуще того — отменному богатству казаков: бедняк имел здесь до десятка коней, по четыре-пять коров. Правда, по соседству с ним жила тетка Антонида, так у нее была всего одна коровенка, и ту, горемычную, не умела тетка обиходить: вовремя не кормила, не поила, ни разу не вынесла ей посыпанного отрубями и сдобренного вареной картошкой пойла. А все потому, что с детства привыкла жить как придется, по чужим дворам…
Что же до хозяйств зажиточных, то такое богатство и не снилось состоятельным помещикам центральных губерний России. Один Автамон владел многими сотнями и тысячами голов всякого скота.
Удивляло Дмитрия и то, что в станице совсем не занимались хлебопашеством. Хлеб осенью выменивался на коней в окрестных селах: по пятнадцати пудов за голову…[5]
Повелось это издавна, еще с тех пор, когда красноярские казаки, основавшие станицу в вольной степи, считали для себя зазорным пахать и сеять, их уделом была одна пограничная служба. И кони у казаков были как на подбор — рослые, выносливые, хоть под седлом, хоть в упряжке. Сколько существует станица, а ей уже за двести лет, столько и идет по Сибири слава о ее добрых скакунах и рысаках. Говорят, здешний богач Кобеков поразил иностранных послов в Питере тройкой тонконогих серых коней с лебедиными шеями, подаренной им царю. Уйму золота, бриллиантов и жемчуга давали послы Кобекову, чтобы заполучить таких же красавцев для своих президентов и государей, да у Кобекова у самого денег полно — не ради денег, а ради великих царских милостей ехал он в северную столицу».
И вот на это-то, как говорится, «благоденственное и мирное житие» свалились откуда ни возьмись большевики, комиссары с их продразверсткой, беззастенчивыми грабежами, отрядами ЧОНа, с расстрелами на месте без следствия и суда.
«— Короче, берем. Ежели бык, так это сорок пудов мяса, понимаешь? — раздельно, словно взвешивая каждое слово, проговорил он.
Дмитрий все понимал: это была каждодневная работа председателя. Из волости мчались срочные запросы на продукты, нужно было с грехом пополам, со скандалом собирать по дворам мясо, хлеб[6], искать подводы и отправлять обозы то в Ачинск, то в Красноярск. А тут еще иждивенцем сел на шею немалый отряд Горохова (ЧОН), который есть хотел досыта каждый день.
— Брать надо, — солидно подытожил Григорий. — А то кака советская власть? А никака.
…Автамон был из тех, кто во всем и любыми средствами пытаются утвердить на земле свою правду… Продразверстка сперва привела Автамона в замешательство. Свои же станичные прямиком шли в его стада, без спроса считали скот. Заглядывали в амбары — искали солонину и шерсть, забирали овчины и конские шкуры…
…— Теперь, однако, показывай быка, — нетерпеливо запереступал ногами Григорий. У Автамона отвалилась челюсть. Бык был источником и в то же время живым символом его могущества в станице, отнять быка — значило отнять уважение у станичников. Это был удар, нацеленный в самое сердце, что прекрасно понимал не только он, а и те, кто пришел к нему.
— Само собой, мясо можно взять с тебя и овцами, — щадя самолюбие Автамона, сказал Григорий. — Но что за овцы теперь, об эту пору? Худоба одна, кожа да кости. Овцу осенью брать надо. А отчего же бык не в стаде?
— Ногу сбил.
— Прирезать — и точка! — взмахнул кулаком Григорий».
Невольно возникает вопрос: а по какому праву приходили вот так вооруженные люди на любой двор, в любой дом и творили насилие? Никаких ни прав, ни правил тут не было. Вспомним Ленина: «Понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».
Ленин же придумал, как бы для апелляции к общественному мнению и как бы для оправдания этого насилия и — следовательно — для самооправдания, наклеивание ярлыков как на отдельных людей, так и на целые группы, на целые слои населения.
Скажи «священник» — стрелять вроде бы не за что, а скажи «реакционный священник», «поп-черносотенец», и поп — готов. Одно дело — офицер, офицер русской армии, а другое дело — белогвардеец. Одно дело — богатый, зажиточный крестьянин, а другое дело — кулак, кулачество. Одно дело — просто богатый человек (или хозяйство в целом), а другое дело — богатей.
В сибирских селах (я очень этим интересовался), да и вообще в российских селах на каждые сто домов приходилось 3–5 бедных хозяйств, вроде этой бедолаги тетки Антониды, которая не умела обиходить одну-единственную коровенку. Достоверно известно из разных путеводителей, что в богатом (то есть нормальном) сибирском селе Шушенском на 267 дворов насчитывайтесь (цитируем путеводитель) «33 двора, хозяева которых вынуждены были работать по найму у своих более зажиточных односельчан». А ведь Шушенское находится именно вблизи Минусинска, о котором у нас идет речь. Как потом прояснилось (а теперь уж окончательно), политика большевиков, захвативших Россию, была направлена не на то, чтобы эти 33 бедных хозяйства поднять до уровня большинства, а чтобы большинство разорить и низвести до уровня этих бедняцких хозяйств. Фактически дело велось к разорению. Обнищанию деревни, а через это к принудительному, почти бесплатному труду и в конце концов к «раскрестьяниванию» России, что теперь и произошло.
Придумали слова «богатей» и «кулак». Хотя во все времена у нормальных людей (народов) богатство должно считаться хорошим признаком. Все должны стремиться к богатству. Если это, конечно, не грабеж, не разбой на большой дороге, не махание кистенем в темном лесу. Но ведь и уже знакомый нам Автамон, сумевший разбогатеть и создать многосотенные табуны, стада и отары, он же не отнимал этот скот у своих сельчан. Вероятно, держал пастухов и платил им за эту работу (как впоследствии советская власть держала в колхозах доярок, механизаторов, свинарок, вообще всех сельскохозяйственных рабочих, платя им ничтожную зарплату по своему усмотрению. В батраков было превращено все российское крестьянство. В государственных батраков, но от этого батракам не легче). Кстати, отец Ивана Николаевича Соловьева, к которому постепенно, вроде дымящегося бикфордова шнура, подбирается наше повествование, да, отец Ивана Николаевича, казак из села Соленоозерного, был пастухом, пас чужой скот. Ведь надо же случиться такому казусу: во главе повстанческого отряда оказался не богатей, не бай, не кулак-мироед, а сын пастуха. Ну, правда, тоже — казак и хорунжий (младший офицер русской армии), и в отряде у него было до 90 процентов бедняков, мало того — инородцев, то есть хакасов. И даже начальником контрразведки отряда был хакас Астанаев. Обращаемся опять к роману Чмыхало.
«Зимовка прошла трудно даже для привыкших жить в голоде и холоде бедняков, составлявших костяк банды. В феврале кончились скудные запасы муки и конины, ели конские шкуры и ремни, варили вонючие копыта. Охотиться Соловьев запрещал, чтобы не обнаружить расположение отряда[7] ни следом, ни выстрелом…
…К началу лета банда[8] уже заявила о себе несколькими дерзкими налетами на маленькие подтаежные деревушки. Разогнав жидкие, плохо вооруженные отряды, бандиты сбивали замки с общественных амбаров[9], грабили маслозаводы[10] и кооперативные лавки…
…Банда снова стала численно расти, пухнуть, как тесто на дрожжах поднялось, за счет многочисленной рудничной бедноты. Некоторые приходили к Соловьеву с женами, с детьми, порывая таким образом всякие связи со своим прежним домом. Радовались куску черного хлеба, обещали служить честно, себя не жалеть».
Продразверстка, вообще большевистское насилие чугунным бездушным катком прокатилось по всей стране, по всем деревням и селам, унося миллионы жизней, особенно детских, и повсюду это насилие вызывало противодействие. Повсюду вспыхивали восстания, ибо не хватало уж никакого терпений, повсюду этих повстанцев называли бандитами, а отряды бандами, повсюду этих повстанцев беспощадно уничтожали вместе с женщинами и детьми.
Масштабы сопротивления были разные. Ленин в своих людоедских приказах упоминает восстание в пяти пензенских волостях. Тамбовское восстание 1920–1921 годов охватило огромное пространство, и в нем под руководством Александра Степановича Антонова, истинного русского героя, участвовало до двухсот тысяч крестьян. И была брошена на голодных, обезумевших от голода и всяческого насилия мужиков регулярная армия во главе с Тухачевским. Километрах в восьми от нашего села (к вопросу о масштабах сопротивления) была деревенька Черная Гора. Там тоже взбунтовались мужики, но пришел отряд латышей, застрелили несколько человек, и стало тихо.
Владимир Галактионович Короленко, правдоискатель, правдолюбец, либерал, демократ (отбыл ссылку в Якутии во времена царского правительства), однако, не встал на сторону большевиков, а встал на сторону истязаемого народа. 13 ноября 1918 года он записал в своем дневнике (в Полтаве):
«То, что большевизм преследует так ожесточенно независимое слово — глубоко знаменательно и симптоматично… Он говорит: только тот, кто прославит меня, имеет право на существование. Подчинитесь или погибнете».
Не покорились Краснов, Деникин, Дроздовский, Врангель, каппелевцы, Колчак… Не покорились те русские офицеры и рядовые чины Добровольческой армии, Белой Гвардии, которые дрались с подневольно мобилизованной и парализованной страхом перед чоновцами, перед немедленными расстрелами, перед заградотрядами за спиной, перед жуткой системой заложничества Красной Армией, руководимой беспощадными комиссарами.
Не будем разбирать причин, почему победила Красная, а не Белая армия[11], но формула «подчинитесь или погибнете» осуществилась и здесь.
И вот, когда все уже затихло, оцепенело и омертвело, когда остатки врангелевской армии ушли за границу, а оставшиеся в Крыму были (около семидесяти тысяч) расстреляны или утоплены в Черном море с камнями, привязанными к ногам, когда армия Колчака откатилась на Дальний Восток, а оттуда (кто успел или кто хотел) вместе с тысячами гражданских беженцев тоже ушли в Китай, когда окончилась, короче говоря, гражданская война, один казак, хорунжий (унтер-офицер) из колчаковской армии, оказался непокорившимся. Его фигура привлекает к себе внимание, исполненное почти болезненного интереса, потому что на территории всей необъятной России это был фактически последний вооруженный очаг сопротивления бандитам, захватившим страну, и конечно, тотчас же объявившим бандитами непокорившегося унтер-офицера и казака, а также его отряд.
Действиям повстанческого отряда способствовали тайга, горы (таежные горы), отдаленность Минусинской котловины от больших городов (а тем более от центра страны), симпатии к повстанцам местного населения, коренного, «инородцев», хакасов, но, конечно, и личные качества человека, возглавившего отряд. Этот отряд он назвал именем Великого Князя, брата царя Михаила Александровича. На знамени он написал «За Веру, Царя и Отечество», ввел погоны, установил дисциплину.
Насилие, свалившееся на людей, было столь жестоким и, я бы сказал, тупым, что люди сопротивлялись ему как могли. Повстанческие отряды возникали повсюду на юге Енисейской губернии. Не исключено, что некоторые отряды (по 5-8-10 человек) действительно не прочь были погреть руки на всеобщем бедствии и пограбить. Называют атаманов Емандыкова, Кульбистеева, Родионова, братьев Кулаковых…
Но поскольку отряд Соловьева был самым крупным и популярным, то многие проделки мелких отрядов (в том числе и грабеж, и убийства) власти торопились приписать Соловьеву, в то время как ни бессмысленными убийствами, ни грабежом крестьян Соловьев не занимался. У него было настоящее, дисциплинированное войско, небольшое, конечно, однако достигавшее временами до 600, до 1000 человек.
Когда я листал архивы, на глаза мне попался приказ, от которого повеяло такой беспредельной тоской…
«ПРИКАЗ
по Ачинско-Минусинскому боевому району
РСФСР свободно и торжественно празднует Всемирный пролетарский праздник 1 мая. Всем воинским частям, в том числе милицейскому составу к 12 часам построиться у братской могилы.
Всем совучреждениям и организациям к 12 часам со знаменами и плакатами прибыть к могиле, где и построиться по указанию нач. гарнизона т. Зубанова.
В 12 часов открывается митинг о значении праздника. Выступают докладчики, намеченные Волостным Комитетом Партии. По окончании устраивается демонстрация (шествие) по улицам села Ужур. Вечером будет поставлен спектакль местными силами.
Хоть сейчас беги в отряд к Соловьеву! По соседству с этим приказом можно было прочитать и другие.
«…Несмотря на все указанное, местное население продолжает относиться к ликвидации бандитизма и изъятию негодного элемента, творящих свое подлое дело… Необходимо ликвидировать бандитизм, необходимо изъять весь негодный элемент, ставящий преграды в мирном труде и нарушающий спокойствие мирной жизни… весь успех зависит от самих крестьян, от самого населения… Чем больше они будут оказывать помощь и содействовать отрядам в отношении подачи сведений о бандах и их движении, чем скорее эти сведения будут подаваться в действующие отряды и штабы, чем больше препятствий будет ставить население бандитам, тем скорее и вернее будет уничтожен бандитизм и изъят весь негодный элемент. — Для более успешной и скорейшей ликвидации бандитизма и негодного элемента приказываю: всем вооруженным гражданам, вплоть до отдельных милиционеров, принять активные действия, работая совместно с действующими отрядами, не щадя ни своих сил, ни самой жизни, проявив к этому всю энергию и все свои способности.
Всем сельсоветам, волисполкомам, милиции взять на строгий учет подозрительный элемент, списки на таковой представить в оперштаб Ачинского района, а также дать сведения на тех, кто из числа граждан того или другого села, деревни, улуса ушел в банду».
Из протокола заседания Совета ЧОН. Говорит т. Пакал.
«Соловьев имеет симпатию от населения, так как все население видит, что Соловьев выдается за военного гения… мы упустили очень многое и дали этим завоевать симпатии от населения».
«Копьево.
Комэскадрона ШУМОВУ
Сообщаю для сведения, что в 7 часов вечера 26 июля банда под командованием Соловьева ограбила почтово-телеграфное отделение Горелка. Сломаны два аппарата, взято две винтовки, которые поломаны на дворе, взята вся секретная переписка, шифры, весы, канцпринадлежности, деньги, марки, срублен мачтовый столб. На берегу реки Чулым порублены провода. Связь с Минусинском потеряна. Из Минусинска через Батино и Горелку сего числа следует почта. Возможно попадет в руки бандитов. Необходимо принять возможные меры к охранению почты».
«Хакасского уезда
Улус Чарново 1 апреля 1924 г.
Делопроизводство ВИКА сожжено, сотрудники ограблены, население в панике. В пределах волости разгуливает банда Соловьева. По сведениям банда намерена снова посетить ВИК. Работать невозможно Вторично просим о помощи, иначе будем вынуждены разбежаться кто куда».
Выразительная картинка.
Надо сказать, что в абаканском архиве ко мне отнеслись по-хорошему. Я сказал им, что меня интересует Иван Николаевич Соловьев и все, что с ним связано. Они, посовещавшись (тут же при мне, вслух), пришли к согласию, что все связанное с Соловьевым должно проходить по ЧОНу. Принесли мне несколько папок, выбранных наудачу, и я впервые понял, что такое провинциальный архив двадцатых годов. А главное, я понял, что воспользоваться этим архивом не смогу, а если проявить упорство, то нужно оставаться в Абакане по крайней мере на месяц. Донесения, приказанья, разные сведения были напечатаны на разрозненных бумажках слепым шрифтом (причем сторока налезала на строку), с пропуском букв, а то и целых слов. А записаны эти бумажки полуграмотными людьми, не имеющими малейшего представления не только об орфографии, но и грамматическом согласовании слов и фраз. Часа полтора-два я ломал глаза на этих слепых неудобочитаемых текстах и пришёл в полное отчаяние. Единственное впечатление, которое я вынес из листания одной (пока что) папки, было следующее. Боже мой! В руках каких властей, каких людей оказался наш народ! Полуграмотные невежды вершили дела, арестовывали, казнили, творили насилия, отбирали хлеб и скот, сгоняли людей с обжитых мест, морили голодом, хватали заложниками, бесчинствовали, осуществляли диктатуру… Кого? Чью? По чьему приказанию?
Месяцами, даже и днями, даже и часами я сидеть в архивах не мог. Ломать глаза, разбирать чоновскую писанину (чертовщину) по буковкам… да и приехал-то я в Абакан всего на несколько дней… Было от чего прийти в отчаяние. Да надо бы еще заглянуть в Минусинск, да надо еще съездить в Соленоозерное на родину Соловьева (и на место его гибели).
И тут спустился, как говорили древние греки, «бог из машины». В театре «Сказка» был устроен московскому писателю литературный вечер. Кажется, даже с продажей билетов. Но заранее условились, что выручка пойдет абаканскому краеведческому музею. Все это устраивал Миша Хроленко, а меня подробности не касались. От меня требовалось только читать стихи да отвечать на вопросы. И вот после вечера подходят ко мне мужчина «в годах» и юная школьница. Оказалось, что это учитесь истории в местной школе (№ 19) Борис Григорьевич Чунтонов и его ученица из девятого класса Соломатова Таня. Оказалось, что учитель уговорил свою ученицу написать реферат на какой-то там конкурс (и реферат получил-таки первую премию), а темой реферата они избрали: «Действия ЧОН (Части Особого Назначения) на территории Ачинского и Минусинского уездов Енисейской губернии». На этом месте моя мать, покойная Степанида Ивановна воскликнула бы: «А ты говоришь. Бога нет!»
От девятиклассницы, даже и под руководством учителя-историка, трудно было бы ждать глубокой и объективной оценки событий (ведь надо преодолеть инерцию воспитания целых поколений, надо раскрепостить мозги), но школьница и ее руководитель оказались на правильном пути к истине.
Где-то Таня Соломатова вычитала — она указывает журнал «Современник» («Наш Современник»?) № 9 за 1992 год, статью Марины Белянчиковой, — что ее любимый писатель Гайдар (цитируем) «…по молодости лет и твердости убеждений отправил в 1922 году на тот свет сотни добровольно сдавшихся в плен[12] русских солдат и офицеров, нисколько не озаботившись… цивилизованностью методов: банальный расстрел…»
У Тани Соломатовой возникло желание узнать об этом побольше. Ну, насчет сотен расстрелянных Гайдаром ей уточнить не удалось и едва ли когда-нибудь удастся. Скорее всего речь идет о крымских расстрелах, либо кубанских, либо тамбовских, а ЧОН в таких случаях не оставляют не только каких-либо документов, но и никаких следов, но о Гайдаре кое-что Таня могла найти у себя в Хакасии.
Вступительную страничку к своему реферату Таня начинает так:
«Из тем, предложенных мне учителем, я выбрала тему о действиях ЧОН (Частей Особого Назначения) на территории Ачинско-Минусинского уезда в 1920-24 годах. Живя в родном крае, нельзя не знать его историю. Без истории (то есть без прошлого) нет ни настоящего, ни будущего. Сейчас взгляды на устройство бывшего советского государства меняются, выплывают наружу факты о жизни того времени. Что было белым, становится черным и наоборот… Мне непременно захотелось понять действия Гайдара и его отрядов, узнать о людях, с которыми они воевали. Кто они? Почему создали банду? И банда ли это? Какие у них были цели? И я занялась поисками отгадок… В архивных документах было множество синтаксических и орфографических ошибок, слабых оттисков печатной машинки, там же встречались пробелы, где приходилось догадываться по смыслу текста… Документы были ветхими и заставляли тратить на них много времени, прибегать к увеличительным стеклам… Мы погружались в мир семидесятилетней давности. Все было интересно, хотя многое и непонятно. Мы впервые работали с истинно историческими документами. Все казалось главным, важным, иногда даже ошеломляющим.
В Хакасском республиканском архиве проработали 4 тома (12 дел) — около 900 страниц.
Приступили к работе с архивом г. Минусинска, г. Ачийска, так как оперативно-боевые действия охватывали Ачинский и Минусинский уезды Енисейской губернии и юго-восточную часть Томской губернии, район Кузнецка (ныне Новокузнецка), где в 60–70 верстах от него в тайге была зимовка отряда Соловьева».
Нельзя сказать, что девятиклассница Таня уяснила для себя (а значит, и для нас) истинную роль Аркадия Голикова во время его пребывания в Хакасии, да это и нельзя уяснить по архивам. Там ведь не обозначено, где и кого он застрелил. Там только общие сведения: «Принял командование батальоном», «отправился на поиски». Более того, в Абаканском архиве вообще нет упоминаний о Голикове. Я даже удивился и высказал свое удивление хранительнице фондов. Она, потупив глаза, проговорила, как если бы не относящееся к делу: «Вы не первый москвич листаете эти архивы…»
В Минусинском и Ачинском архивах о Голикове упоминается. Но вот что странно: в романе Анатолия Чмыхало о Соловьеве ни разу не упомянут Аркадий Голиков, как будто его тут и не было. Я думал, что поскольку — беллетристика, то он скрыт под другой фамилией, но нет в романе ни одного действующего лица, ни одного персонажа, в прототипы которому напрашивался бы чоновец, присланный из Москвы.
И вообще Таня Соломатова сделала упор в своем реферате не на выявление роли Голикова в попытках ликвидировать Соловьева, а пытается показать моральный облик чоновских отрядов. Ну что же, и это полезно. Кроме того, как бы ни были отрывочны, полуграмотны, противоречивы и разрознены архивные сведения, выписанные Таней Соломатовой при помощи «увеличительных стекол» (очевидно, через лупу читала Таня архивы), все же они воссоздают обстановку и, я бы сказал, дух того времени, хотя и не воссоздают последовательности хода событий, не выстраивают события в один ряд, приводящий в конце концов к гибели Ивана Николаевича. Тамошние жители прозвали его «Императором тайги». Это что-нибудь значит, даже если в этом прозвании более от желаемого, нежели от действительного.
Поскольку архивные сведения не выстроены юным, начинающим историком в последовательное повествование, поскольку читающие эту повесть едва ли в ближайшее время попадут в архивы, то мы осмелимся фрагментарно и вразброс (чтобы не переписывать весь Танин реферат) дать представление о чоновских документах, сохраняя их орфографию и все грамматические особенности. Тем более что к реферату Тани Соломатовой, откуда мы черпали архивные строки, добавились многие архивные страницы, добытые нами самостоятельно из архивных фондов Ачинска. Если Таня выбрала строки, говорящие о состоянии чоновских отрядов, то нас больше интересовало состояние и положение крестьян в тех местах, нас интересовали причины возникновения множества повстанческих отрядов, которые появлялись и чаще всего лопались как мыльные пузыри, пока все это повстанческое движение не откристаллизовалось в большой и боеспособный отряд Ивана Николавевича Соловьева, личность которого уже тогда была окружена ореолом славы, но и теперь для нас должна казаться героической и даже легендарной.
Со страниц архивов встает обстановка чудовищного насилия и беспардонного издевательства над мирными крестьянами, которая (обстановка) не могла не привести к стихийному повсеместному возмущению, против которого советская власть не имела никаких других средств, кроме еще большего и уже кровавого насилия.
«Информационно-инструкторский отдел управления ачинского горуездного исполкома
Бюллетень № 5 от 27 по 29 января 1921 года. (Секретно)
Ястребовская волость. Из доклада инструктора Петрова. Волисполком данной волости работает слабо… Не проводится пролетарская линия. В деревне Лодановка осенью крестьянами зарезаны все породистые быки на мясо для собственного употребления и в результате чего на весну скот остался без приплода…
Покровская волость. Из доклада инструктора Петрова. Инструктор вторично отмечает факт недовольства крестьян поведением и работой продотрядов, благодаря которым коммунистические ячейки Таловская, Великокняжеская, Теманенская подали заявления о выходе из партии, мотивируя свой выход непосильным наложением властью разверсток, дерзким и вызывающим поведением продотрядом. В волости начинают появляться заболевания брюшным тифом… Кизильская волость. Из донесения инструктора Кауракова.
Из улуса Божье-Озерского скрылись неизвестно куда пять человек, подозревавшиеся в участии белой банды. Причем трое из них были мужчины и две женщины. Розыски производятся.
Корниловская волость. Хлебная и фуражная разверстки производятся по волости с посевной площади. Пополнение ссыпных пунктов идет слабо ввиду неимения хлеба у жителей. Наблюдается ропот со стороны крестьян на вызывающее поведение агента Губпродкома…
Чернореченская волость. Из телеграммы волвоенкома Степанова. Председатель волисполкома Круглов расхищает народный хлеб и прочие продукты[13]. Для выяснения упомянутого и ликвидации его послан инструктор политотдела Степанов.
Кольцовская волость. Настроение населения ввиду неполучения предметов первой необходимости в связи с наступлением осени, а так же ввиду обложения слишком большими количествами разных разверсток — негодующее.
Балахтинская волость. Относительно общего настроения населения инструктор в своем докладе говорит: крестьяне сильно ропщут на власть. Причины — конфискация кож и учет овчин. Крестьяне остаются буквально разутыми и раздетыми и отчасти вследствии этого категорически отказываются вывозить государственные грузы.[14] Все это вместе взятое тормозит выполнение хлебной разверстки.[15]
Балахтинский сельсовет категорически заявил, что без подворного обследования не может произвести раскладку разверстки на граждан. Да и вообще как мы можем делать разверстку без согласия населения — слова председателя сельсовета[16]. Инструктор находит необходимым изолировать некоторые группы лиц как определенных сторонников кулачества и противников разверстки».
Еще раз можно обратить внимание на значение и роль вовремя прикленного ярлыка. Ведь только что мы прочитали, что крестьяне остаются буквально разутыми и раздетыми в результате разверстки. Причем же здесь «сторонники кулачества»? Но скажи «противники разверстки» — это одно. А скажи «сторонники кулачества» — и это уже другое. Если «сторонники кулачества», то читаем.
«Назаровский район. Тов. Костянов принимал деятельное участие в ликвидации восстания и выдержал несколько боев. После занятия Сережа было приступлено к немедленной конфискации хлеба…
Подсосенская волость. 1 ноября тов. Костянов был командирован в село Подсосенское для организации выгрузки хлеба и производства обысков. Бежавших с бандитами местных сельчан очень много. При обысках было отобрано до 30 подвод кожевенного и другого товара… Общие черты Сережского восстания таковы: опросом одного пленного установлено, что правильной подготовки восстания не было, только накануне восстания на одной из заимок бывшим партизаном Александром Дубским были организованы 50 бывших унтер-офицеров…
Петровская волость. Петровский волисполком рапортом на имя Увоенкома доносит, что 11 ноября через Петровскую волость проходили белые банды в количестве 150 человек…
Тюльковская волость. Настроение волости очень плохое. Причины — местный неурожай и кулацкая антисоветская агитация. Коньком кулацкой пропаганды является разверстка[17]. Недостаток продуктов первой необходимости, например, крестьянские детишки не могут посещать свои школы из-за отсутствия одежды и обуви[18]. При таких условиях агитационная работа инструкторов наталкивается на серьезные трудности и имеет скоропреходящее влияние. Тюльковский военный комиссариат доносит, что 19-го сего ноября деревня Коханово подверглась нападению банды белых. Бандой захвачены и убиты один милиционер и два продагента… Пытались расстрелять гр. Марьясова, но оставили живым… В Крюковом к банде присоединился один местный житепь… В Платиновой к банде присоединился один местный. В дер. Ильтиновой произошел бой между бандой и отрядом Перевалова — захвачено четыре бандита-казака и расстреляны…
Корниловская волость. Население в момент появления белых банд относилось к советской власти отрицательно. Выполнение разверсток прекратилось…
Павловская волость… Особенно скверно настроена беднота, перед которой после выполнения разверстки встает призрак голода. Запасов хлеба нет. Тревожат крестьян и вопросы предстоящих посева и осеменения. Большое недовольство и ропот крестьян вызывают конфискации хлеба агентом Райпродкомом Елизаровым, довыдача премирования за выполнение разверстки. Нетактичное поведение продотряда в целом и хулиганские выходки отдельных красноармейцев…»
«ПРОТОКОЛ № 32
заседания Исполнительного комитета Ачинского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 11.06.1918 г.
Под председательством тов. Саросека, при секретаре тов. Яхимовиче, присутствовали тов. председателя Поляк, секретарь Бадрин, члены: Слободчиков, Филиппов, Корнилов, Антипин, Вахрушев, Бекетов, Гамберг, Игнатьев, Забегин, С. Игнатьев, Школьников, Сергеев, Потехин, Булатов, Леонович, Клопов, Филатов, — рассмотрели нижеследующие вопросы:
1. Об отношении исполкома к вооруженным выступлениям и нападениям со стороны белогвардейцев и разбойничьих банд на представителей и работников Совдепа.
Принимая во внимание неоднократное нападение контрреволюционных разбойничьих банд и посягательство на жизнь представителей советской власти, — Постановили: «За смерть одного советского работника, павшего от рук контрреволюционера и разбойничьих банд, будут расстреливаться все заложники, находящиеся в руках советской власти. Все пойманные с оружием, не имеющие на то разрешения, будут объявлены вне закона. Во избежание недоразумений в отношении объявляемых вне закона граждан подтверждается прежнее постановление о регистрации и немедленной сдаче оружия…»
Из доклада отдела управления Ачинского уписполкома о деятельности с 24 ноября 1921 г. по 20 ноября 1922 г.
Раздел «Экономическая жизнь».
«По данным из волостей уезда видно, что таковые после выполнения продналога обнищали, крестьяне бедняки находятся в стадии голода. Посевная кампания прошла далеко не отвечающе заданиям посевной площади — приблизительная площадь засева понизится против задания до 45 %. Эта доля незасева относится на крестьян. Волисполкомы, а равно и сельсоветы всего уезда последнее время впали в зону невыносимо тяжелого положения, вследствие отказа отдачи средств для поддержания таковых, много поступает заявлений с мотивом об изыскании средств для содержания состава служащих волисполкомов и сельсоветов, где указывают, что случаи неизыскания их повлекут за собой, а спад волисполкомов — здесь приходится прибегать ко всякого рода обещаниям до выяснения положения о них. Есть случаи оставления волисполкома сотрудниками в Жуковской волости, такое же положение ждет и многие другие волисполкомы, не говоря уже о сельсоветах, которые под страхом суда еще пока держатся. Выход из этого положения, хотя и есть, но он резко отразится тяжелым бременем на бедняках — этот выход заключается в допуске к обязанностям кулачества сельских и волостных советов.
Зафиксирован случай голодовки крестьян в с. Ельникове этой же волости, где голодает 75 семейств в 486 душ. Голодная масса крестьян, не находя средств к существованию, вынуждена питаться мясом, добывающимся из остатка их скота, наблюдается, что многие крестьяне этой местности питаются мясом павших животных от бескормицы.
По сведениям, поступавшим из уезда, видно, что земледельческие оружия у крестьян уезда пришли в полную негодность. Несмотря на часто производимый ремонт, который тяжело отражается на крестьянах в смысле платы продуктов первой необходимости, к положительному результату не приводит. Продуктивность работы падает, есть основание полагать, как видно из многих документов, что крестьяне своими истрепанными плугами превращают полосу посева в искажение, чем не достигается известной потребности почвы подпарка, для урожая, забивается все положительно травой. Причиной этому то, что корни трав и растений не подрезаются иступившимися плугами, а выдергиваются полностью с всего корня, вследствие чего они пожирают и действуют разрушающе на урожай.
Заметно наблюдается отсутствие мелких предметов в хозяйстве как то: кос, серпов, молотков, бабков для оттягивания остроты кос, гвоздей и, наконец, шильное и втулочное железа, все перечисленные предметы безусловно привлекут за собой следующие недостатки:
1. Отсутствие кос лишит крестьян производить своевременно полную потребность сенокошения, последствием чего может быть обречение скота на голодовку.
2. Отсутствие серпов сократит продуктивность успешного хода работы по сбору хлебов.
3. Молотки и бабки и не так важны, но тем не менее здесь может быть сокращение усиленности в работе и притом может получиться быстрое уничтожение кос, ибо таковые из-за отсутствия бабок правятся песчаными брусками.
4. Отсутствие шильного и втулочного железа грозит остановлением крестьянского транспорта, ибо старый шинный накат за 4 года износился, а употреблять транспорт в нескованном виде по условиям настойчивого материала и плохих дорог говорит за полную невозможность. На местных рынках перечисленных предметов не имеется, и крестьяне не просят изыскания их».
В такой-то обстановке, с одной стороны, полного бесправия, а с другой стороны, беспощадности без малейшего послабления, (не говоря уж о сочувствии), и возникло вдруг имя Соловьева как народного заступника, защитника, борца за справедливость, а в некоторых случаях даже и мстителя. Хотя надо сказать, что из всех атаманов и предводителей (ну там, Пугачев, Разин) Соловьев был самым гуманным и справедливым, я бы даже сказал, цивилизованным.
«Сводка по отделу управления Ачинского Уисполкома.
ОСНОВАНИЕ: циркуляр НКВД № 23. Секретно.
…Общеполитическое положение уезда за апрель таково: в районе Кизыльской волости, заселенной исключительно инородцами, оперирует банда казака Соловьева, исключительная конная, хорошо вооруженная, имели даже аппараты Шоша, насчитывавшая первоначальное ядро человек в 70, постепенно увеличилась приблизительно в два раза за счет присоединения местных инородцев. Борьба с бандой очень затруднительна, вследствие местных природных условий, представляет из себя горную цепь, сплошь покрытую таежным лесом, трудно доступную, кроме того, банда пользуется большими симпатиями среди населения, что в союзе с малодоступностью места операции банды… (два слова нет возможности прочитать) делает ее почти неуловимой. К ликвидации банд приняты все возможные меры, а именно: достигнуто соглашение о совместных действиях с отрядами Минусинского уезда (на который так же распространяется влияние банды), ввиду малопригодности пехотных частей для борьбы с быстро передвигающимся противником приступлено к формированию кавалерийского отряда за счет местных средств, обеспечение конным составом проводится путем временной мобилизации лошадей, по миновании надобности возвращаем их прежним владельцам. Кроме того, приняты чисто моральные меры противодействия бандам — выпущено воззвание к инородцам как элементу, пополняющему банды, с гарантиями неприкосновенности личности и имущества рядовых бандитов в случае сдачи ими оружия и добровольной явки в распоряжение властей. Командированы специальные агитаторы из инородцев — членов РКП.
Настроение населения по всему уезду нужно признать неудовлетворительным — одной из главнейших современных причин понижения настроения является недостаточное снабжение населения, истощенного разверстками, семенным хлебом или не отвечающее местным условиям распоряжение имеющимися запасами семян. Есть недоразумения на почве забронирования семян, как продовольственного хлеба».
Из архива ЧОН (Ачинский филиал ГАКК).
«Соловьев Иван Николаевич, 32 года, жена, 2 детей и отец в банде. Примерно 1894 года рождения. Отец 60 лет, завхоз банды.
Начальник штаба — Макаров Алексей Кузьмич, полковник царской армии.
Адъютант — Королев Владимир Иванович, 28 лет, прапорщик, имеет образование агронома. Носит форму с погонами прапорщика, погоны желтого цвета.
Завразведкой — Астанаев Сильверст Яковлевич. 26 лет, из инородцев улуса Чарков. Синявинской волости, малограмотный. (Очевидно, агентурная ошибка. По другим сведениям, полученным, в частности, в личной беседе с его правнуком Василием Сергеевичем Астанаевым. Сильверст Яковлевич учился в Томском университете.)
Каптенармус — Талкин Прокопий, инородец, 40 лет, из улуса Сарала, Кизылской волости.
Комвзвода 1. Кульбестеев Константин Григорьевич, 28 лет, из улуса Сарала. инородец.
Комвзвода 2. Кулаков Дмитрий, 27 лет, инородец.
Щепачев Павел — старший пулеметчик, казак, 30 лет, из улуса Теплая речка Кизыльской волости.
Создан суд чести. Имеется молитва «Спаси Господи люди твоя и сохрани достояние твое…» Существует ежедневная вечерняя перекличка, группирующая банду. Банда именуется «Горно-конный партизанский отряд им. Великого Князя Михаила Александровича».
Все вооружены винтовками, шашками, револьверами, имеется артиллерия. Обмундирование одинаковое, добротное, хорошее. В банде имеют все большую сознательность, на почве этого распоряжения выполняются беспрекословно и сознательно… В банде имеется книга приказов, например:
1. Назначить начальником разведкоманды Емандыкова Николая с 15.05.22.
2. Каптенармусом назначить Кулакова Аркадия, помощником — Пономарева.
3. Категорически запретить самовольные обыски у населения.
Ачинский филиал ГАКК Ф.1697, оп.3, д.18, л.193 из архива ЧОН
«Банда Соловьева.
Соловьев Иван Николаевич, из крестьян Форпоста, в банде с 1920 г. Состав банды с 1 июля по 1 августа до 40 человек. С 1 августа по 8 октября — 420 человек. Именной список первоначального состава:
1. Соловьев Николай 2. Михайлов Прокопий 3. Родионов Илья 4. Кульбвгеров Дмитрий 5. Татороков Осип 6. Топоков Борис 7. Коков Михаил 8. Коков Иван 9. Сергеев Кирилл 10. Кулаков Андрей 11. Редькин Федор 12. Кроков Иван 13. Иноземцев Григорий 14. Самойлов Петр 15. Самойлов Павел 16. Яновский Прокопий 17. Коконов Иван 18. Додонков Николай 19. Кильбистеев Николай 20. Кончаер Илья 21. Хрошкась Иван 22. Доврягин Илья 23. Ульчугачев Яков 24. Болохчин Петр 25. Рудаков Леонтий 26. Ульянов Иван 27. Салошожиков Петр 28. Попов Андрей 29. Рудаков Леонтий 30. Арыштаев Петр».
То есть из тридцати поименованных — 12 так называемых инородцев, хакасов, и это-то больше всего бесило советскую власть.
Ачинский филиал ГАКК ф. 1697, оп. 3, д. 18, л. 194
«КО ВСЕМУ НАСЕЛЕНИЮ
Советская власть вступила на новый путь борьбы с белой партизанщиной, стремясь запутать партизан в бессильной злобе. Власть хватает и расстреливает родственников партизан. Мы вообще всегда считали власть жидов и коммунистов смелой и бессильной. Мы всегда были уверены в том, что эта власть кроме обмана и жестокости, кроме крови ничего не в силах дать населению, но все-таки полагали, что правительство состояло из людей нормальных, что власть принадлежит хотя и жестоким, но умственно здоровым. Теперь этого сказать нельзя, разве на самом деле допустимо, чтобы люди умственно здоровые стали делать то, что делает теперешняя власть. Разве вообще допустимо, чтобы психически нормальному человеку пришла в голову мысль требовать ответа за действия взрослых — человека малолетнего. Конечно нет. Власть арестовывает партизанских родственников от семилетнего возраста. Да разве придет когда-нибудь мысль нормальному человеку наказывать семилетнего ребенка за действия сорокалетнего дяди, конечно же нет. Но власть не только наказывает, власть убивает, уничтожает и не того человека, который делает по ее мнению зло, а другого, который этому злу не причастен. Может ли быть более дикое распоряжение чем то, которое делается Советской властью.
Граждане, вы теперь видите, что нами управляют идиоты и сумасшедшие, что ваша жизнь находится в руках бешеных людей, что над каждым из вас висит опасность быть уничтоженными в любой момент, ибо, если наша очередь пришла сегодня, то ваша может прийти завтра. Чтобы спастись вам от неминуемой гибели, необходимо браться за винтовки и примыкать к нам. Братья, так как только в этом случае уйдете от преследования Советских деятелей, которые обрушатся тогда на невинных ваших соседей. Мы, белые партизаны, относимся к пролитию крови отрицательно, несмотря на соблазн отомстить Советской власти, не считаем себя вправе идти по ее пути. За сумасбродство и кровожадность родителей мы не можем поднимать оружие против детей коммунистов, мы же будем направлять нашу борьбу против самих коммунистов, не только расстреливать их как своих политических врагов, но как врагов России, как врагов своего народа.
Ачинский филиал ГАКК Ф. 1697, оп. 3, д. 18, л. 196
«ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Советская власть стремится восстановить все население против белых партизан, стремится доказать, что партизаны наносят вред населению. Власть стремится во чтобы то ни стало вооружить главным образом инородцев, их, вооруженных, поднять на борьбу с партизанами, создавая везде сельские отряды самообороны. Коммунисты, пролившие море крови, желают теперь укрываться за мирного жителя и избежать кары, которую от народа они заслужили.
Партизаны борются за народ, за народные интересы, они требуют уничтожения расстрела, уничтожения разверстки, прекращения грабежа, учиненного коммунистами. Поэтому кто поднимет руку против партизан, вооружатся против народа, а поэтому предупреждаю всех вооруженных самоохранников, буду рассматривать как вооруженную борьбу коммунистов и с ними буду поступать так же, как и с коммунистами.
Ачинский филиал ГАКК Ф. 1697, оп. 3, д. 18, л. 195
22 мая 1922 года
«ВОЗЗВАНИЕ К КРАСНОАРМЕЙЦАМ
Граждане красноармейцы, обращаюсь к вам, бросьте коммунистов, красноармейские ряды, идите в партизанские отряды. Вы забудете то, что вам говорят ваши командиры, что если попадете в руки партизан, вас будут мучить и убивать. Нет, граждане солдаты, это было испытано вашими коммунистами, которые служили в отряде Мешкова и обращались с жителями варварски. В июне 1921 года 6 человек из отряда Мешкова поступили в партизанский отряд, не было нанесено оскорбления даже словом.
(Нам придется цитировать немало еще архивных документов. Ради экономии места в книге и дабы не отвлекать читательского внимания от сути дела, мы не будем указывать выходные данные в каждом отдельном случае. Однако заверяем читателя, что для каждой строки из архива у нас есть выходные данные.)
Еще раз обращаюсь к вам, при встрече партизан не вооружаться и не стрелять. За добровольную сдачу я гарантирую жизнь. Мною дан приказ по моим отрядам: добровольно сдавшимся красноармейцам не чинить насилия.
«ПРИКАЗ
командира вооруженными силами Ачинского и Минусинского районов Белова.
…Если будет убит советский работник, отвечают все граждане деревни, для чего вводится круговая порука…»
«…Председателем чрезвычайной тройки по суду над заложниками, как пособниками белобандитов, назначить Червекова, членами Кузнецова и Гордынского».
Из приказа от 27 августа 1922 года
«Начальнику
3 района Ачинского уезда Голикову
Я, Антипов, обязуюсь выдать в кратчайший срок банды Соловьева и Каренина, а также дать всевозможную информацию по банде. В противном случае я буду отвечать по строгости закона, к чему и подписуюсь.
Так впервые в чоновских документах появляется фамилия Голикова.
«ПРИКАЗ
по шестому отряду от 24 марта 1922 года.
Прибывшего в мое распоряжение штаб ЧОНгуба Енисейского 19 марта сего года товарища Голикова зачислить в списки отряда на все виды довольствия с вышеуказанного числа, с назначением на должность комбата вверенного мне отряда. Тов. Касьянову командование батальоном сдать и прибыть в мое распоряжение.
ОСНОВАНИЕ: личное приказание Команчонгуба.
Из официальных документов штаба ЧОН Сибири:
«Бандитизм в означенном районе отличается от бандитизма прочих районов Сибири своеобразной смесью уголовного и политического характера (элемента). Полевые части для борьбы с ним мало пригодны. Бандитизм на территории Сибири, благодаря многим, чисто сибирским условиям имеет глубокие корни. Только организованность ЧОН, только практика в их неразрывной борьбе с наследством колчаковщины, давала и дает положительные результаты.
«Ачинско-Минусинскому боевому району село Ужур.
16 июля 1923 года.
Колоссальная воспитательная работа проделана в Красной Армии за 5 с половиной лет ее существования. Но наблюдаются явления, в результате которых прихожу к заключению, что некоторыми лицами комсостава ЧОН губернии до сих пор не только не усвоены элементарнейшие понятия о воспитанности, но даже не освоена и необходимость уважения личности подчиненного… Такой ношей в полной мере является очень недавно прибывший в мое распоряжение из штаба ЧОН Сибири, до того времени совершенно неизвестного мне товарища Никитина.
Он, получив непроверенные сведения о появлении в улусе Ороштаев двух бандитов, с четырьмя бойцами под своей личной командой отправился в улус, вместо того чтобы выполнять свою задачу по проверке сведений о бандитах, хотя для этого, конечно, не было никаких оснований командиру эскадрона ехать самому с отрядом. В улусе Ораштаев и Иткуль занялся сбором продовольствия для бойцов инородцев эскадрона, а попутно с этим арьяна (самогона) уже лично для себя и для своего победоносного отряда. В результате этого похода явилось следующее: бандитами тов. Никитин поинтересоваться забыл, а вместо того, напившись. Очевидно, до полной потери сознания и приличного состояния, назвав населению себя Соловьевым, а своих бойцов бандитами, стал заниматься вымогательством продовольствия и самогонки, угрожая оружием и даже применяя его, угрожал расстрелами и проч. Дав волю своему пьяному разгулу, тов. Никитин позволил себе ударить кулаком по лицу бывшего бойца тов. Шанданова, боевые заслуга которого отмечены: представлением его к награждению именным оружием. Наконец, очевидно совершенно потеряв человеческий облик, с наганом в руке предъявил жене одного сельчанина улуса такое требование, которое мог предъявить лишь дикарь, совершенно лишенный понятия о чести».
«Агентурными данными установлено, что банда Соловьева и Кулакова объединились и оперируют вместе, имеют четыре пулемета, вооружены трехлинейными винтовками и большим запасом патронов. Обмундированы хорошо. Со слов населения банда возит знамя: «За Веру, Царя и Отечество», называют себя отрядом имени Великого Князя Михаила Александровича. Главарь банды носит погоны полковника. Обращаются друг к другу: «Господин такой-то».
На этом месте автор реферата, девятиклассница Таня не удержалась от комментария.
«За Веру, Царя и Отечество» — был лозунг Белой Армии. Почему у Красной Армии не было такого лозунга? Да, в Красной Армии были другие принципы. Но к Отечеству должно быть одинаковое отношение. Как писал Фонвизин: «Ты должен посвятить Отечеству свой век, коль хочешь быть ты честный человек…»
Из донесения:
«Соловьев с тремя бандитами 6 апреля прибыл в село Покровское (Чебаки), 90 верст южнее села Ужур и присутствовал на районном съезде Советов (!!!), откуда несмотря на принятые меры к захвату, пользуясь темнотой и содействием некоторых лиц, участников съезда, скрылся… Истребительный отряд в 12 сабель ведет поиски Соловьева в районе села Покровское».
Таня Соломатова комментирует: «Атаман ускользнул из-под самого носа. Но это было бы невозможно без поддержки местного населения, которое укрывало бандитов, информировало о передвижении наших отрядов, о мероприятиях Советской власти. Значит: «банду» поддерживали многие? Да и было ли это бандой, а люди, входившие в нее, бандитами? В этом я начала сомневаться». Ну, что же, можно сказать: молодец Таня Соломатова. Этот поступок Соловьева — тайное присутствие на районном съезде Советов — был назван наглостью. А по-моему, это — храбрость и доблесть. Если только не озорство.
«Со штабом батальона в составе 4-х человек и одним пулеметом и четырьмя пулеметчиками перейти в свой район и подчинить себе отряды: Курорт Шира, командира роты Виттенберга — 36 штыков и 1 пулемет, Соленоозерное, командира 11 роты тов. Скуратова — 39 штыков, деревня Сон, командира роты тов. Шевелева — 16 штыков, село Покровское, командира взвода кавэскадрона тов. Бердина — 23 сабли и старшины кавэскадрона тов. Недорезова — 15 сабель…
Всем означенным отрядам перейти в непосредственное подчинение комбата Голикова. Комбату Голикову все оперативные донесения о ходе ликвидации банды представлять непосредственно в штаб ЧОН Енисейской губернии.
«Дать предписание Голикову с отрядом 40 человек, включая отряд Измайлова, выступить в тайгу по следам бандитов. Командиру Недорезову перейти в Божье озеро до прибытия комбата. Комроты Шмаргину вести разведку на Костино до прибытия Измайлова.
«2.4.23 Тов. Кудрявцев! Дня через два мне необходимо уйти в тайгу для обследования тайных дорог по Ничкургопу, так как по замеченным мною приметам отсюда недавно ушли бандиты шайки Соловьева (частного характера) и мне надо лишь 2–3 дня, пока точно ознакомлюсь с дальнейшими действиями с их стороны, а потому прошу временно (дня на 3) усилить отряд и передать ему человек 10 пехоты и кавалерии… Отмечаю, что место пребывания бандитов по всем соображениям 120–125 верст в глубь тайги от конечного пункта санной, таежной дороги… (неразб.) делают невозможными… двигаться дальше нормальным путем. Очень прошу — снимите какие-нибудь никчемные гарнизоны, дабы мне можно было полностью обследовать таежные дороги, а потому 3 апреля жду приказаний по существу моего сообщения. После чего ухожу с отрядом Измайлова в тайгу, самостоятельно возлагая на себя ответственность за принятые меры.
«5 апреля 22 года в 6 утра с отрядом в 41 штык выезжаю в разведку к верховью реки Ничкуфюр для обследования таежных дорог и для нахождения следов местопребывания банды.
«Только что получил ваше указание от 2 апреля, как раз вовремя, так как я сейчас уезжаю. Коротко отвечаю по пунктам.
1. В палатке, что в двух верстах по левую сторону правой дороги села Простокишино, найдены две обоймы, 10 стреляных патронов и полотенце.
2. Сведение о появлении банды в Простокишино получены от председателя сельсовета. В 5 часов утра по истечении 7 часов со времени ухода в тайгу.
3. Банда была в деревне пешая. По выходе оттуда встала на спрятанные в лесу лыжи.
4. Взято 9 лошадей, 10 пудов муки и тряпье.
5. Так как я являюсь начальником только своего отряда в 40 человек и действую с таковым полностью, то заместителя оставлять считаю лишним. Приказы, полученные за время отсутствия, сводки, буду посылать непосредственно вам к указанным срокам.
6. Разведка агентурного характера была выслана под управлением простокишенского председателя в составе 5 человек. В настоящее время вернулась. О результатах будет доложено после личной проверки.
7. Количество, время выступления и направление моего отряда указываю.
8. Снег по тайге по пути к банде 1.5 аршина (по грудь). Сейчас выступаю. Всего хорошего.
С нарочным послана еще одна записка Кудрявцеву.
«1. Дорога от села Дума до места, обозначенного двумя крестиками, равна 20 верстам, ведет между гор и редкой тайги. По масштабу не совпадает, так как идет изгибами, а помечена прямой.
2. Место, помеченное двумя крестиками, означает стоянку бандитов. Отсюда идут лыжные следы, но с трудом проехать на лошади можно. Дорога сразу же идет стиснутая густою, но мелкою тайгой. Удобно для засад. Равна 8 верстам.
3. Место, отмеченное двумя крестами — место стоянки бандитов. Всякая дорога обрывается, а в гору идет только лыжный след, могущий выдержать не более 3-х человек. Под большим количеством, даже идущим на дистанции — оседает пластом. На месте появляются обрывки и разное тряпье.
4. На 1,5 версты видна кровь заколотых лошадей. Путь следования бандитов, по данным разведки, идет до горы Березовой и сразу поворачивает на северо-запад. Глубина снега — 1 аршин. Далее идет покат, непригодный для постоянной остановки.
Приложение: последняя около верховья истока Юзика, но не особенно далеко. По дорогам еще некоторое время можно пройти на лыжах, приблизительно еще дней 10. Пешим порядком абсолютно невозможно, особенно к вечеру.
«Докладываю, что 5 апреля 1922 года в 12 часов я прибыл в село Божье-Озерное. Сообщаю следующее: в 6 часов утра 4 апреля 1922 года я выступил с 40 человеками и пулеметом. Ехали по дороге, ведущей от Б. Озера в тайгу. Продвинувшись 20 верст до места первой стоянки бандитов, санный путь окончился. Оставив пулемет и 14 человек, в 12 часов двинулся с 26 человеками дальше. Пройдя 8 верст до второй стоянки бандитов добрались, на которой валялись обрывки всяких вещей, ящики из-под патронов и тряпье. Очевидно отбиралось, что с собой брать. Еще 1 версту далее — кровь лошадей. Далее всякая возможность идти окончилась из-за глубокого снега. Причем сообщаю, что по утоптанной лыжне вполне можно пройти двум человекам. Под большим количеством снег оседает пластами. Замечателен тоже тот факт, что кто-то из деревни имеет с ними связь. Так как вплоть до самого места 2-й стоянки виден след лошади и легких санок, каковой ведет потом обратно. Вернувшись часам к 6 к месту стоянки пулемета, я продвинулся вверх по реке Ничкурюп на простокишинскую тропу, которая постепенно перешла в дорогу. В 9 часов прибыл в Простокишино. откуда была послана разведка из 3-х местных крестьян и одного спутника, которые вернулись к 12 часам утра и доложили о пути своего следования на 15 верст, который отмечен на прилагаемой карте. Причем донесено, что на протяжении всех 15 верст бандиты гнали с собой лошадей, несмотря на то, что совершенно вязли в снегу и падали. Отсюда вывод: во-первых, что лошади нужны им живыми, не для закола. Во-вторых, все-таки гарантируется постоянное их местопребывание не слишком далеко, о чем и довожу до вашего сведения. Прилагаемая карта относительной точности».
Продолжаем выписывать из реферата Тани все, что касается Голикова. 14 апреля 1922 года ему доносят:
«13 апреля в 22 часа в улусе Секта была банда Соловьева в числе 10 человек (по сведениям крестьян). Взято 6 лошадей и 15 пудов муки, 30 фунтов табаку. Скрылись в неизвестном направлении. На остальном участке без перемен».
«Вскоре Голикову поступило сообщение о дерзком нападении бандитов на рудник «Богомдарованный». Сейчас это рудник «Коммунар» Ширинского района республики Хакасия.
Голиков посылает на рудник отряд и вскоре получает донесение: «Ввиду возрастания банды до 60–70 человек, а также прихода продуктов на рудник банда имеет целью вторично захватить его. Имея в распоряжении 20 штыков, считаю отряд малообеспеченным, а потому прошу усилить его до 40 человек, дабы не дать банде возможность захватить хлеб и не дать имеющийся отряд в жертву бандитам.
Хлеб в числе 253 пуда для рудника находится в Яловой, который должен следовать немедленно с отрядом, и отряд должен быть больше, чем банда. По сведениям граждан, банда соединилась вместе в один отряд: Соловьев, Кулаков, Родионов — и хочет во что бы то ни стало напасть на обоз с хлебом, который пойдет на рудник. Банда группируется в улусах: Токапов, Трошкин, Алешин, а также можно ожидать и до рудника. Я с отрядом послан как по охране рудника, так и с грузом. Опять нужно выделить из района рудника. А здесь бросить тоже нельзя. Ввиду того обстоятельства и посылаю нарочного и жду вашего распоряжения, как поступить. Как доставить хлеб, который обязательно должен быть на руднике. Если дело замедлится, то здесь критически безвыходное положение без хлеба. А главное сгруппировать отряд и напасть на банду».
«Банда» на хлебный обоз не напала. Соловьев, видимо, понимал, что на руднике голодают, хотя и отряд Соловьева жил впроголодь.
Таня Соломатова приводит воспоминание Аграфены Александровны Кожуховской (у которой, кстати сказать, квартировал Голиков): «Я хорошо помню, как боролись с бандой Соловьева. Соловьев родился в нашей деревне, сам крестьянин. Поэтому он никогда не убивал и не грабил наших жителей».
ПРИКАЗ
командующего Ачииско-Минусинского боевого района
20 янв. 1923 года, село Ужур.
«Из представленного мне дознания видно, что командир истреботряда Комкаввзвода ачинского ЧОН тов. Соколов 7 января 1923 года будучи в пьяном виде во время игры в карты в деревне Копьево, выстрелами из револьвера «наган» ранил в плечо трубача вверенного ему взвода, а также и себя в средний палец на левой руке. Мне же донес, что он, Соколов, и трубач Логинов получили ранение в бою с бандой. Тов. Соколова от занимаемой им должности отстраняю, арестовываю и предаю суду Реввоентрибунала».
«При объезде мною вверенного мне района, я вынужден констатировать, что во всех истреботрядах дисциплина отсутствует, внутренний распорядок больше чем плох, бойцы постоянно увольняются в отпуски, ничем не оправдываемые, а часто самовольно отлучаются. В устранение указанного приказываю:
Командирам всех истреботрядов в кратчайший срок внедрить в истреботрядах твердый порядок и суровую дисциплину… предваряю, что в случае установления мною указанного при следующие объездах района я буду применять самые решительные меры, вплоть до арестов и преданий суду Реввоентрибунала».
«Ввиду невыполнения поставленных мною задач по истреблению банды Родионова и остатков банды Соловьева, вследствие: постоянного пьянства, безалаберности действий, ничем не вызванных разъездов по делам личного свойства, полного дедисциплинирования отряда во всех отношениях и совершения целого ряда других преступлений по должности, Комистреботряда 1 тов. Овчинникова от должности отстраняю».
ПРИКАЗ
Ачинско-Минусинскому боевому району от 4 мая 1923 г.
из села Ужур.
«1. Последнее время банда Соловьева проявила активные действия. В особенности в районе западного участка, которая в большинстве случаев действует тремя группами одновременно, группы от 8 до 15 человек. Общий состав банды 25 человек, мужчин, в большинстве случаев — инородцев. Банда Родионова с настоящего времени в большинстве своего состава, как видно, находится на границе Томской губернии и Ачинского уезда, исключая 12 человек под командованием Чихачева, которые вышли и появились в районе озера Учум и Салбат.
2. Ранее изданный приказ от 11 апреля сего года, в котором говорится о необходимости как можно быстрее поставить агентурную работу с целью уничтожения бандитского движения и местонахождения банд, как видно из всего, не выполняется, и командиры действующих частей слишком мало уделяют внимания этому и если навербовали работников, то не весьма опытно и умело, а посему приказываю:
3. По дошедшим до меня сведениям выясняется, что некоторые командиры действующих частей за непослушание бойцов применяют к таковым рукоприкладство и мордобитие. Считаю такое явление при каких бы то ни было обстоятельствах недопустимым и вследствие сего напоминаю, что за подобные явления по отношению того или иного командира приму самые решительные меры.
Командующий Ачинско-Минусинското района ВОЛКОВ.
«Лыжный взвод истребгруппы в составе 45 бойцов при трех пулеметах «Шоша» под общей командой 12 эскадрона тов. Шумова с 23 декабря 1923 г. по 3 января 1924 г. производил поиски банды в юго-западном направлении от Покровского (Чебаки). Поиски результатов не принесли и взвод 3 января возвратился в Покровск».
Заметим, что все, что происходило в цитируемых документах, начиная с середины 1923 года, происходило уже после отъезда комбата Голикова, которому некоторые его биографы приписывают разгром соловьевского отряда. Да и неясно, что нужно было понимать под разгромом этого отряда. Ведь он на зиму убывал до минимума, а весной опять умножался. Пока целыми и свободными оставались сам Иван Николаевич Соловьев, его начальник штаба, полковник царской армии Макаров, его заместитель Чихачев, его начальник контрразведки Астанаев и его адъютант, отрад надо было считать существующим. Правда, в последний год своего существования Соловьев проявлял меньшую активность, нежели вначале, но это отнюдь не потому, что его в 1922 году и в начале 1923 года «напугал» Голиков, а совсем по иным причинам, над которыми мы своевременно задумаемся.
Но сначала надо задуматься над тем, с какой стати, зачем и почему появился в Хакасии Голиков Аркадий Петрович, восемнадцати лет от роду, прослуживший до этого четыре года ЧОНе, в Частях Особого Назначения. За какие такие заслуги уже в 16, в 17 лет ему доверяли командовать полком (чоновским, разумеется), а и в Хакасию он приехал с предписанием получить назначение не ниже командира батальона (разумеется, чоновского).
В Советском Энциклопедическом словаре (однотомном) дается такая справка; «Части Особого Назначения (ЧОН). Военно-партийные отряды в 1919-25 годах при заводских ячейках, райкомах, горкомах, губкомах партии для помощи Советским органам в борьбе с контрреволюцией».
Коротко и не очень внятно. В десятитомной Малой Советской энциклопедии тоже очень краткая справка: «ЧОН. Были созданы в Советской России в годы гражданской войны для борьбы против контрреволюции. Формировались из комсомольцев и коммунистов. В 1921 году ЦК РКП (б) утвердило положение о ЧОН. Общее руководство осуществлялось ЦК РКП (б), обкомами и губкомами. ЧОН сыграли значительную роль в защите завоеваний Соц. революции. С переходом к мирному строительству ЧОН в 1924 году были расформированы».
Тоже не густо и тоже не очень внятно. Что значит — отряды при заводских ячейках, если это полки и батальоны? «Части»! А каждый мало-мальски сведущий в военном деле человек знает различие между, скажем, воинским подразделением (взвод, рота, даже и батальон) и воинской частью.
Значит, «Части Особого Назначения». В чем же состояла эта особенность? Вспомним по аналогии «СЛОН». Соловецкий Лагерь Особого Назначения. Или дом инженера Ипатьева в Екатеринбурге, «Дом Особого Назначения». Словечко «ОСОБОГО» на языке большевиков того времени означало только одно: уничтожение, истребление, смерть. ЧОН, как написано в словаре, были созданы для борьбы против контрреволюции. Но разве ЧК, центральная на Лубянке, разве все районные, городские, губернские ЧК («Чрезвычайки», как их тогда называли), ЧК, в которых даже были лотки, желоба для стока крови, как, например, по свидетельству Н. Я. Мандельштам, это было в киевской «Чрезвычайке», разве они не боролись против «контрреволюции»? Разве сама Красная Армия, возглавляемая красными (кровавыми) комиссарами, не боролась против контрреволюции? Разве не было к тому же вооруженных продотрядов, милиции, наконец? Зачем же еще Части Особого Назначения? Дело в том, что в словарной справочке, где говорится: «при заводских ячейках, райкомах, губкомах и пр.», не сказано главного: «При воинских частях в действующей Красной Армии». А точнее всего — при тогдашнем правительстве, при Совнаркоме и ВЦИКе, при Свердлове и Троцком.
Троцкий, придумавший и создавший Части Особого Назначения, так откровенно формулирует смысл их создания: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока… гордые, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади». Яснее всех энциклопедических словарей!
Части Особого Назначения не брали городов, не штурмовали Перекопа, не обороняли каких бы то ни было объектов, они находились позади воюющей армии. И были у них две главные задачи: они не позволяли (по мере возможности) Красной Армии отступать (так называемые «заградотряды»), а главное — они расстреливали. Расстреливали дезертиров, расстреливали взятых в плен, расстреливали заложников. Одним словом, расстреливали безоружных людей.
Ушла из Крыма армия Врангеля, но десятки тысяч солдат и Офицеров не захотели покинуть родную землю, тем более что Фрунзе в разбрасываемых листовках обещал тем, кто останется, жизнь и свободу. Остались. Крым был передан в руки Бела Куна и Землячки (Розалии Самойловны Залкинд), Бела Кун и Землячка стали приглашать в Крым Льва Давидовича Троцкого. Лев Давидович ответил: «Я тогда приеду в Крым, когда на его территории не останется ни одного белогвардейца». Руководителями Крыма это было воспринято не как намек, а как приказ. Началось бессмысленное кровавое уничтожение всех сложивших оружие и оставшихся на родной русской земле русских людей. Цифры называются разные, кто говорит семь, кто говорит тридцать, а кто говорит семьдесят тысяч. Но даже если и семь, тоже немало. И семь тысяч перестрелять — это работа. Тем более что Землячка изрекла: «Жалко на них тратить патроны, топить их в море». И привязывали камень к ногам, и долго еще потом через чистую морскую воду были видны рядами вертикально стоящие мертвецы. Но не могли же эту работу выполнить два человека — Бела Кун и Землячка. Нельзя было бы привлечь к этому строевые, боевые части. Фрунзе на это не пошел бы. Кто же это все делал? ЧОН. Части Особого Назначения. Вот уж действительно — Особое, так Особое! Или издал Свердлов декрет «О расказачивании России». То есть об истреблении донских и кубанских казаков. И окружены были области Войска Донского и Кубанское казачество, и жгли станицы и расстреливали за одну ночь все население той или иной станицы вместе с детьми и женщинами. Две недели длилось это бесчинство. Кто же это все делал? Не строевые, не полевые, не боевые части Красной Армии. Это делали Части Особого Назначения. Сокращенно — ЧОН.
(Что касается чоновца А. П. Голикова, то в его послужном списке действия по расказачиванию Кубани записаны скромной фразой: «Комиссар отряда курсантов, усмирявших кубанских казаков. Август 1919 года».)
Россия, хотя уже и смертельно раненная; полурастерзанная, все еще агонизировала. Не успели отгреметь залпы расстреливателей на Дону и Кубани, восстало крестьянство в Тамбовской Губернии. Не выдержали грабежа, продразверстки, продотрядов, голода, доводившего до людоедства и детоедства, — восстали. В Тамбовском восстании участвовало около двухсот тысяч человек, а возглавил его тридцатичетырехлетний Александр Степанович Антонов. По ленинской практике обозвали его эсером, а все восстание — кулацко-эсеровским. Вы представьте себе — 200.000 кулаков и одновременно эсеров!
Против тамбовских мужиков двинули регулярную армию под командованием Тухачевского. Но так как главным средством борьбы с восставшими была система заложничества, то Тухачевский не мог обойтись без Частей Особого Назначения. Делалось так. Ушел мужчина из семьи к Антонову, арестовывалась вся его семья. Ушло из деревни к Антонову несколько мужчин, арестовывалась (а то и просто сжигалась) вся деревня. А ведь заложников надо потом расстреливать. Как же тут обойтись без ЧОНа? К Тухачевскому послали Аркадия Голикова. У голиковского биографа об этом написано: «…разговор с Тухачевским вышел короткий. Михаил Николаевич сказал, что пригласил его (Голикова) поближе познакомиться, что хотя мятеж как таковой в целом ликвидирован, работы все равно еще много…» Ну, к такой работе Голикову, несмотря на молодость лет, было уже не привыкать.
С. П. Мельгунов в своей страшной по содержанию книге «Красный террор в России» пишет на стр. 29:
«Брали сотнями заложниц крестьянских жен вместе с детьми… приказ оперштаба Тамбовской ЧК 1 сентября 1920 года объявлял: «Провести к семьям восставших[19] беспощадный красный террор… арестовывать в таких семьях всех с 18-летнего возраста, не считаясь с полом, и если бандиты выступления будут продолжать, расстреливать их. Села обложить чрезвычайными контрибуциями, за неисполнение которых будут конфисковываться все земли и все имущество».
Как проводился в жизнь этот приказ, свидетельствуют официальные сообщения, печатавшиеся в тамбовских «Известиях»:
«5 сентября сожжено 5 сел; 7 сентября расстреляно белее 250 крестьян…»[20]
…расстреливали и детей и родителей. И мы найдем засвидетельствованные факты, когда расстреливали детей в присутствии родителей и родителей в присутствии детей.
Один из биографов Голикова, Гольдин об этом пишет:
«Партия передала на Тамбовщину лучших своих сынов, лучшие части, лучших командиров, военачальников, политработников. И среди них был командир 58 стрелкового полка Аркадий Голиков».
А надо было бы написать:
«Против лучших и несчастнейших сынов России, не вынесших большевистского насилия и решивших лучше погибнуть стоя, чем жить и пресмыкаться в чудовищном рабстве, партия послала самых отъявленных убийц и негодяев, имеющих уже большой опыт в деле истребления коренного населения России…»
Далее все по тексту.
Могут сказать: «Мало ли что Голиков служил в ЧОНе. Может, он вовсе и не расстреливал». Но такое предположение невероятно. Если солдат служит в похоронной команде, то закапывать трупы убитых — это его повседневная работа. Для фронтовой медсестры повседневная работа — перевязывать раненых. Для хирурга в медсанбате — делать операции, для артиллериста — стрелять из пушки, для танкиста — водить танк, а для чоновца — расстреливать безоружных людей. Пленных, заложников либо приговоренных к расстрелу Ревтрибуналом. Части Особого Назначения. Не может пожарник не тушить пожара, моряк не плавать на корабле, кавалерист не ездить верхом на лошади, повар не готовить пищу, а чоновец не расстреливать. Такова уж его специальность.
До сих пор многие не перестают удивляться, как это так, семнадцатилетний мальчишка, вдруг — командир полка! За что, за какие такие заслуги? За чоновские заслуги, уважаемые сограждане, за чоновские. А заслуги у чоновца могли быть одни, опять-таки — чоновские.
У меня осталось в памяти вычитанное где-то, но осталось уже в обрывках, в частности, никак не могу вспомнить, о какой школе там велась речь. Суть же этой своеобразной притчи в том, что некий юноша учился в каком-то предосудительном учебном заведении. Скажем, в узко-целенаправленной партийной школе…, или, скажем, в инквизиторской школе, или (ближе к нашей действительности) в школе лагерных конвоиров, или просто на палача. И вот, оправдываясь, он говорит:
— Не один я там учился, нас там было много молодых людей…
— Да. Но зачем ты был первым учеником?
Иногда мне самому кажется неправдоподобным: как это четырнадцатилетний мальчик, ученик Арзамасского реального училища, оказался вдруг чоновцем? Как это Наталья Аркадьевна, мать Аркаши, сама упросила знакомого Ефима Осиповича Ефимова взять мальчика в отряд. Что это — сверхреволюционная сознательность? Жертвенность во имя революции? Или за этим что-то стоит? У меня есть догадка, доказать которую, разумеется, невозможно, но возможны косвенные рассуждения на эту тему.
Не так давно мой коллега Борис Николаевич Камов, автор двух больших замечательных очерков о смерти Колчака и о смерти адмирала Щасного, но также и автор апологетической — в духе соцреализма — книги о Гайдаре, выступил с новой публикацией об Аркадии Петровиче. Этой публикации он предпослал следующие слова: «Уже более двух лет в российской печати появляются статьи, в которых А. П. Гайдара обвиняют в организации и осуществлении массовых репрессий в годы гражданской войны… Между тем в этих публикациях не приведено ни единого документа, подтверждающего обвинения».
Дальше Борис Камов начинает рассказывать о Гайдаре 30-х годов и о том, как Аркадий Петрович несколько раз звонил наркому Ежову, пытаясь выручить свою бывшую жену Лию Соломянскую. Но это все равно, как если бы стали обвинять, скажем, Буденного в том, что он много зарубил шашкой людей, а в опровержение этого рассказали бы, что в тридцатые годы Семен Михайлович «курировал» племенное коневодство в СССР. Ну да, курировал. А в 20-е годы рубил шашкой людей. А насчет документирования… Вот вы, дорогой коллега, пишете об Иване Николаевиче Соловьеве, что он молодой хакаске, уличив ее в агентурной деятельности в пользу ЧОНа (Голикова), лично саблей отрубал по одному пальцы на руке. Ну и как же вы, Борис Николаевич, собираетесь документировать эту клевету на Ивана Соловьева? В духе и образе Голикова расстреливать, но вовсе не в духе и не в образе Соловьева обрубать пальцы юной хакаске.
Но вернемся к нашим косвенным рассуждениям, к нашим недокументированным предположениям о том, почему мать Аркаши Голикова, в четырнадцатилетнем возрасте, собственноручно отдала его в руки ЧОНа, в отряд своего знакомого Ефима Осиповича Ефимова.
Будучи мальчишкой лет двенадцати, Аркаша Голиков обзавелся огнестрельным оружием. Конечно, какой мальчишка не мечтает о револьвере, а тем более о маузере. А. Гольдин в своей книге о Голикове пишет:
«Он мечтал иметь свое оружие, настоящее, с патронами, чтобы и стреляло по-настоящему. И нужно оно было ему не для игр, не для того, чтобы похвастаться перед товарищами, а совсем, совсем для другого…» [21]
И дальше:
«Купить револьвер в то время в Арзамасе, на базарной толкучке было нетрудно. А может быть, он приобрел его у раненого, находившегося на излечении в госпитале, или просто получил в подарок от кого-нибудь из раненых, потихоньку от госпитального начальства пронесших оружие в палату. Как бы то ни было, а у Аркадия появился револьвер».
Тему продолжает другой биограф Голикова, уже знакомый нам Борис Камов.
«В сентябре семнадцатого возобновились занятия в реальном… еще летом[22] он раздобыл себе небольшой маузер с двумя обоймами. Оружие привозили и продавали солдаты, «Нижегородский листок» печатал объявления: «Продается малодержаный револьвер с коробкой патронов». И он носил коротко-ствольный плоский маузер в кармане брюк.
И однажды (он дежурил в классе и, выгнав всех в коридор, распахнул окно) вошел с тремя ребятами из школьного комитета Федька и потребовал сдать револьвер.
— Какой еще револьвер? — прикинулся было он.
— Не запирайся, пожалуйста! Я знаю, что ты всегда носишь маузер с собой. И сейчас он у тебя в правом кармане. Сдай лучше добровольно или мы вызовем милицию…
Он рванулся к двери — Федька преградил дорогу. Он ударил Федьку — на него навалились остальные. Кто-то пытался выдернуть из кармана его руку, которой он крепко держал рукоятку маузера. «Отберут… Сейчас отберут», — пронеслось в голове.
И тогда, взвизгнув, выхватил маузер, большим пальцем вздернул предохранитель и нажал спуск…
Четыре пары рук мгновенно разжались, он успел, увидеть «будто ватные лица» и желтую плитку каменного пола, разбитую выстрелом… То был его первый выстрел».
Первый ли? — спросим мы. Маловероятно, что 12-13-летний мальчик с определенной тягой к оружию (а как потом выяснилось — и к убийству), носил много дней в кармане боевой маузер и не попытался из него стрелять. Так сказать, опробовать его в деле.
В этом контексте зловеще звучит фраза, вычитанная Б. Камовым в дневнике Аркадия Петровича. Вообще-тo Гайдар вел дневник, зашифровывая свои записи. Так, когда его мучили повторяющиеся сны, он отмечал: «Сны по схеме № 1» или «по схеме № 2». И вдруг оголенная, однозначная фраза: «Снились люди, убитые мною в детстве». Свидетельство, как говорится, из первых рук.
И возникает в мучительных снах, в кошмарах тема трех молодых прекрасных женщин, трех сестер-арзамасок. Если бы одна, было бы понятнее и проще. Мало ли? Ну влюбился подросток в русскую красавицу, если даже и старше его, и была недоступна, недосягаема и осталась светлой памятью на всю остальную жизнь. Но почему — три? И почему они приходили потом к взрослому чоновцу не светлой сказкой, а тяжелым кошмаром? Ведь именно в связи с памятью об этих трех загадочных сестрах он однажды обронил: «Если бы можно было возвратиться назад и начать сначала…» Документировать, как того требует Б. Камов, невозможно, но подсказывает интуиция: уж не хлопнул ли их юный р-революционер? Ведь, небось, сестры-то были дворянки или, во всяком случае, интеллигентки.
И что значит: «Снились люди, убитые мною в детстве»? В каком детстве? Видимо, догадываясь о кровавых проделках отпрыска или даже зная о них, мать и упросила своего знакомого взять Аркашу поскорее в отряд (чоновский отряд). С чоновца, если даже что-нибудь и открылось бы — взятки гладки. И потом, было ясно, что отряд из Арзамаса скоро уйдет. Для Голикова было: чем скорее, тем лучше.
В отряде А. Голиков с четырнадцати лет. Действительно, отряд вскоре перевели в Москву. И потом были курсы в Киеве, а потом начались боевые «чоновские» дела. Но про эти дела, если даже и приходилось стрелять (а разумеется, приходилось), уже Аркадий не мог сказать «люди, убитые мною в детстве». Нет, запись в дневнике была про людей, убитых, пока Аркаша не был еще в чоновском отряде в должности адъютанта Ефимова. И надо полагать, в адъютантском либо в курсантском положении у Аркадия меньше болела бы совесть при убийстве людей, нежели за год-другой перед этим, когда он тайно носил в кармане заряженный маузер.
Много в обрисовке облика Аркадия Петровича дают воспоминания его друга — журналиста, писателя Бориса Германовича Закса.
Борис Германович, находящийся сейчас в США, долгие годы работал в журнале «Новый мир», когда главным редактором там был Твардовский. Но в 1932 году он работал в газете «Хабаровская правда» вместе с А. П. Гайдаром.
Свои воспоминания Борис Германович опубликовал в альманахе «Минувшее» в № 5[23].
Речь идет о письме Аркадия Гайдара писателю Р. Фраерману, в котором Гайдар жалуется на свою привычку говорить людям неправду. Для того чтобы понять характер письма, выпишем несколько мест.
Здравствуй, Рува!
Я живу в лечебнице Сокольники. Здоровье мое хорошее… Одна беда — тревожит меня мысль — зачем я так изоврался… Казалось нет никаких причин, оправдывающих это постоянное и мучительное вранье, с которым я разговариваю с людьми… образовалась привычка врать от начала до конца и борьба с этой привычкой у меня идет упорная и тяжелая, но победить ее я не могу… Иногда я хожу совсем близко около правды, иногда — вот-вот — и веселая простая она готова сорваться с языка, но как будто какой-то голос резко предостерегает меня — берегись! Не говори! А то пропадешь! Не говори! А то пропадешь! И сразу незаметно свернешь, закружишь, рассыплешься и долго потом рябит у самого в глазах — эк, мол, ты куда. подлец, заехал! Химик!
Нет у меня ничего плохого — в этом смысле, чтобы это шло против людей. И какой бы мне суд не был, я буду отпираться — верней отказываться и защищаться, но знаю. что это бесполезно, потому что тогда подумают — раз человек что-то скрывает — значит совесть у него не чиста, и что-то на уме плохое. А это не то! Похожее, но не то! Рувок!..
Опубликовал это письмо Н. Стахов. И вот давний друг А. Гайдара, известный журналист Борис Германович Закс, работавший многие годы в журнале «Новый мир», вступает в мягкую полемику с публикатором на страницах того же альманаха «Минувшее».
«…Начну по порядку с письма, как такового. Публикатор не учитывает его специфику. А ведь это — письмо из психиатрической клиники. Отвлечься от этой его особенности означает исказить картину. Получится простое обычное письмо. Один писатель пишет другому, здоровый здоровому, равный равному. А на самом деле это не так. Пишет пациент из психиатрической больницы «на волю».
Неизвестно в какой мере излеченный, на какой стадии выхода из кризиса находящийся. Н. Стахов, правда, упоминает о «тяжелом нервном расстройстве», которым Гайдар страдал еще с гражданской войны.[24]
Продолжаем текст Б. Г. Закса. «Но что за этим стоит, он (Н. Стахов) не раскрывает. А речь идет о самом настоящем психическом заболевании, регулярно приводившем Гайдара в соответствующие лечебные заведения. Не так-то долго он пробыл на Дальнем Востоке, меньше года, но за это время дважды побывал в психиатричке. Я тому свидетель и расскажу оба случая подробнее.
Мне пришлось за мою долгую жизнь иметь дело со многими алкоголиками — запойными, хроническими и прочими. Гайдар был иным, он зачастую бывал «готов» еще до первой рюмки. Он рассказывал, что детально обследовавшие его врачи вывели такое заключение: алкоголь — только ключ, открывающий дверь уже разбушевавшимся внутри силам. Конечно, верить Гайдару на слово — дело опасное, но этот его рассказ отвечает тому, что я видел собственными глазами.
Однажды мы (Е. И. Титов и я), жившие в одной редакционной квартире с Гайдаром, начали замечать в его поведении что-то неладное, какие-то тревожные симптомы… Мы знали о его болезни и принялись уговаривать, пока не поздно, обратиться в больницу. Наконец, после долгого сопротивления, он согласился. Втроем мы отправились на поиск психлечебницы. С трудом добрались. В вестибюле Гайдар сразу опустился на ступеньки и мы стали ждать врача. Вдруг по лестничной площадке верхнего этажа пронеслась завернутая в развевающуюся простыню фигура некоего бедуина, а за ним, топая сапожищами, два ражих держиморды — санитара. И тотчас раздался грохот и дикий вопль — это уже не видимый нами «бедуин» сорвался вниз с лестницы. А еще минуты через две те же санитары протопали обратно с носилками, на которых лежал он, окровавленный и стонущий… Гайдар искоса глянул на нас и сказал: «Хорошие у меня товарищи, куда привели».
Пришел врач. Принял нас сухо. Выслушал, посмотрел на Гайдара и взять в больницу отказался. Он, видимо, не привык, чтобы к нему являлись добровольно и не набедокурив, а потому не признал Гайдара больным. Дорога обратно далась еще труднее. Гайдар еле передвигал ноги. У меня было время, я работал в ночной редакции, но Титову пора было сдавать в набор телеграммы, и он ушел вперед, оставив нас вдвоем. Едва Титов ушел, Гайдар начал нападать на него. Бессвязно, заплетающимся языком он обвинял Титова в том, что тот будто бы сказал: «Лучше бы вы со славой погибли в бою»…