Солнце для всех!

Капитализм — это то, что делает меня, моих сестёр и бóльшую часть человечества, несчастными. Я несчастна, потому, что я живу в уродливом, мерзком, отвратительном мире частной собственности, в котором правят грязные твари, установившие бесчеловечные правила и законы. Я живу в мире корысти, расчёта, жадности, прямой и завуалированной проституции.

Я ненавижу действующие порядки и правила. Я желаю этому миру большого кризиса, нестабильности, коллапса и краха. Поэтому, я — изгой. Смерть этой мерзкой системе!

Из последнего слова подсудимой Геи Алилл, осуждённой за «терроризм» (8.10.4.541)

Интерлюдия. Испытание Джелис

Это было последнее комплексное испытание, которым заканчивался третий год обучения в Школе. Итог, трёхлетней муштры, боевой и специальной подготовки. Четвёртый — последний — курс Академии Южного Неба, или Южной Школы, или просто Школы, как называли её сами кадеты, — имел целью сделать из профессиональных солдат, в коих за три года превращались кадеты, настоящих офицеров — людей всесторонне образованных, способных быть примером для жителей Неба и вызывать трепет у черни с Поверхности. Весь следующий год Джелис и её подругам по курсу предстояло посвятить углублённому изучению естественных наук, а также светских дисциплин и церемониалов. Что, впрочем, не отменяло таких предметов, как «выявление и розыск», «практика внедрения» или «комплексная перлюстрация»…

«Башней» заканчивалось время, которое будущие офицеры небесной милиции и спецслужб будут вспоминать, несмотря на пережитые трудности, как лучшие годы юности. Именно в это время завязывается дружба на годы, разжигается страсть, возникают первые серьёзные противоречия и приходят соблазны. До «Башни» были пустынные небесные острова, был южный полюс, была Поверхность (разумеется, вдали от городов — скопищ черни), была баржа в океане… После — будут залитые светом аудитории днём и частые увольнения по вечерам, пьянки и сопутствующие пьянкам приключения. Боевые комбинезоны заменит парадная форма и затрахавшие их старшие лейтенанты пойдут трахать неоперившихся желторотиков, уступив место профессорам (которые трахать будут исключительно мозг, и только в известные дневные часы).

Джелис Таллед Шейл — младшая дочь генерала небесной милиции, поступила в Академию Южного Неба за год до выпуска сестры, окончившей Школу с отличием и в звании почётного сержанта. Не сказать, что Джелис больше всего на свете желала надеть мундир… но она — Шейл, а все Шейл, вот уже три века как становились офицерами. Конечно, можно было выбрать другую школу, — Южная Школа — не единственное приличное небесной знати заведение, — но Джелис решила пойти по стопам матери и сестры (другая сестра, андрогин, самая старшая среди детей Этэр Ланы Шейл, двадцать лет назад прошла Школу Великого Севера). Три года, проведённые в Школе, Джелис из кожи вон лезла, прилагая все усилия, на какие была способна, для того, чтобы мать могла ею гордиться. И ей удалось достичь успеха — она стала лучшим сержантом, а её отделение — лучшим отделением в Школе. «Башня» станет тому ярким подтверждением, решила она.

Наружу они вышли через высокую — в три средних человеческих роста (около шести метров) — округлую дверь-диафрагму, оказавшись на залитой ярким дневным светом галерее, тянувшейся в обе стороны и опоясывавшей башню по кругу. Высота и глубина галереи была около двадцати метров; через каждые семьдесят метров по краю не имевшего ограждения обрыва потолок галереи подпирали массивные — тридцать метров в длину и десять в ширину — пилоны со скруглёнными углами.

Осмотревшись, Джелис отметила, что при достаточном мастерстве здесь можно посадить флаер.

Все поверхности внутри галереи — пол, потолок, пилоны (за исключением внешней стороны) и саму стену башни — сплошным узором покрывали напоминавшие иероглифы символы. Похожие символы встречались и внутри башни, но именно наружные знаки оказывали на рассматривавших их людей странное успокаивающее действие: узоры эти действовали не усыпляюще, не понижали внимательность, а именно успокаивали каким-то непонятным образом, снимали нервное напряжение. Эпиграфисты и криптологи уже несколько веков пытались расшифровать эти символы, а психологи — понять механизм воздействия символов на психику человека, но ни первые, ни последние так и не преуспели в своих исследованиях.

Закручиваясь вокруг пилонов, галерею продувал ледяной, никогда не стихающий на этой высоте тропосферный ветер; его порывы так и норовили сбить лёгкие человеческие фигурки с ног и утащить в пропасть.

За обрывом, насколько хватало глаз, лежала облачная Завеса, неизменная в любой точке планеты, из которой вдали вырастали другие башни. До слоя густых облаков внизу было не меньше шести или семи километров. Высоко в небе виднелись цепочки небесных островов, удерживаемые натянутыми между башнями сверхпрочными нитями. Границы выделенного отделению сержанта Шейл участка — около пятисот метров — отмечали красные флажки, за которыми начинались участки других отделений. Ни с одной ни с другой стороны за флажками никого не было видно, что неудивительно: отделение Шейл было здесь первым.

Парализованную Седьмую теперь несли Третья и Шестая — андрогин по имени Хэáр Ойéн. Они недавно сменили Джелис и Вторую. Седьмая уже могла немного шевелить пальцами рук, но о скором возвращении её в строй не могло быть и речи. Подобно тряпичной кукле, Седьмая безвольно болталась между подругами, которые удерживали её, закинув расслабленные руки на свои плечи.

— Время двенадцать сорок… — объявила Джелис, когда они приблизились к третьему из пяти, обозначенных флажками, пилонов. — У нас остаётся двадцать четыре часа и шестьдесят минут на то, чтобы закончить… Впереди сто метров подъёма по сетке и — конец испытания… — она немного помолчала, обведя затемнёнными окулярами обступивших её кадетов — её подруг, находившихся у неё в подчинении.

Впервые за последние четыре дня Джелис видела перед собой обычных, хорошо ей знакомых людей в форме, а не светящиеся серо-зелёные фигуры с номерами. Перейдя с ночного видения, забрала шлемов работали теперь в режиме светоподавления (даже привыкшим от рождения к яркому солнечному свету небожительницам после проведённых в абсолютной темноте четырёх с лишним суток требовалось некоторое время для адаптации), и оттого день вокруг казался пасмурным.

— Сейчас, — продолжила она, — я должна провести требуемый уставом инструктаж… но, как мне кажется, вам он не нужен. Вы сами могли бы инструктировать тех, кто сейчас в нескольких километрах под нами прорывается сюда… Я желаю им пройти это испытание с первой попытки, а вам и мне — подняться наверх без оплошностей и… без потерь. Хочу лишь напомнить о важности согласованных действий. Одна допущенная ошибка может стоить вам жизни… и не только вам…

Пока Джелис говорила, никто из отделения не позволил себе словом, позой или даже мимикой лица, которую за маской-респиратором никто бы и не заметил, выразить пренебрежение: случай с Седьмой служил для всех наглядным примером и подтверждением важности произносимых сержантом слов. Если бы не страховка, Седьмая, после того как робот-паук выстрелил в неё дротиком с транквилизатором, упала бы вниз, на самое дно лифтовой шахты.

Оставив Третью и Шестую с Седьмой, Джелис разбила отделение на пары и приказала осмотреть пилоны: сетка, по которой им предстояло подняться выше, должна была крепиться у основания одного из них. Себе в напарницы она выбрала Вторую и с ней направилась к самому дальнему пилону.

Не успели они дойти до «своего» пилона, поступили доклады от двух пар: сетка нашлась и не одна. Через минуту они убедились, что и на последнем сетка тоже была.

Поначалу они решили, что можно выбрать любой из трёх путей — первый, третий или пятый пилон, но вскоре выяснилось, что на всех трёх сетка повреждена. Двигаться всей группой по одной сетке крайне рискованно: неповреждённая сеть выдержала бы и большее число людей, но поврежденная…

— Думаю, троих человек любая сетка выдержит, — заключила Джелис, осмотрев каждую сеть, — но третьей будет Селен. Кому-то придётся вдвоем поднимать её… — она помолчала, собираясь с мыслями («Сто метров по отвесной стене, при непрерывном ветре!» — добавила она про себя) — Что скажешь, Келли… — она посмотрела на подругу, — справимся?

— Справимся, — ответила та. — Нужно только покрепче обвязать нашу героиню…

Было за полдень, солнце уже покинуло зенит (местоположение светила легко определялось по отбрасываемой на облака внизу длинной тени), жёлтые лучи заливали сейчас обратную сторону башни и светофильтр шлема Джелис почти не подавлял яркость, — видимость была хорошей и сквозь «пасмурное» стекло она рассмотрела на горизонте иглы двух соседних башен. На западе и на востоке по небу медленно, едва заметно глазу, двигались две из трёх лун; третья спутница, образующая вместе с этими двумя идеальный треугольник, находилась в тот момент по другую сторону мира. От начала подъема прошло полчаса (ровно пятьдесят минут), за которые они с Келли порядком устали. Перебирая одеревеневшими пальцами синтетические тросы, из которых была сплетена сеть, Джелис чувствовала, как капли пота проступали у неё на шее и меж лопаток и впитывались порами комбинезона, когда ткань касалась кожи. Шкала температуры на тактическом дисплее колебалась с порывами ветра между четырьмястами ровно и четырьмястами пятью градусами по шкале Ранкли (в случае неисправности комбинезона, при такой температуре смерть от переохлаждения наступает в считанные минуты). Они с Келли взобрались по сетке на семьдесят пять метров, когда прямой подъём закончился, — дальше вверх от сети тянулись только одиночные тросы. Джелис проверила показания комбинезона Седьмой и, закрепившись на одном из тросов рядом с подругой, расслабила гудевшие от напряжения мышцы.

Пятая (старшая в тройке с Восьмой и Девятой) уже сообщила, что по «первому» пилону можно двигаться дальше, а Четвёртая — что её тройка, как и тройка Джелис, может двигаться дальше только горизонтально.

Прежде чем преодолеть оставшиеся двадцать пять метров отвесной стены, им с парализованной подругой предстояло пройти по натянутым горизонтально тросам около двухсот пятидесяти метров, а Четвёртой (с ней были Третья и Шестая) — все пятьсот. Они решили дождаться Четвёртую (которая уже приближалась справа, так как поднялась раньше), чтобы передать Седьмую её тройке. Закрепив Селен, Джелис и Келли позволили себе короткий отдых.

Четвёртая с подругами пронесли Седьмую, уже начавшую понемногу выговаривать нечленораздельные слова благодарности, две с лишним сотни метров и передала Пятой. На это ушло около сорока пяти минут. Ещё через двадцать, отделение было наверху, в точно такой же галерее с пилонами, где… их никто не встретил. До конца испытания оставалось чуть более двадцати трех часов.

— И… где встречающие?.. — ни к кому конкретно не обращаясь, спросила Пятая, когда они выбрались в ещё одну галерею и осмотрелись.

— А ты ожидала попасть прямиком на парад? — поинтересовалась у неё «Восьмая».

— Мы на четыре часа побили прежний рекорд, — сказала Джелис. — Может… нам добавили препятствий?.. В качестве дополнения к испытанию?.. — Джелис понимала, что сказала нелепость, но ничего другого ей на ум не шло. Она недоумевала, как и остальные. Всё должно было быть по-другому — их должны были встретить здесь. Тем более, одна из них ранена, — при всей эластичности страховочной веревки, смягчившей рывок, сорвавшись, Седьмая ушиблась о стену шахты и получила несколько вывихов.

— Ну, да, конечно… — угрюмо произнесла Вторая. — Тогда выходит, что прежние победители и мы проходили разные испытания.

— В ж-жопу пус-сть тогда зас-сун-нут себ-бе св-вои р-рез-зльтаты… — в радиоканале прозвучал голос Седьмой. Её язык едва подчинялся хозяйке и слова заплетались, но все разобрали сказанное.

— Именно! — поддержала её Вторая. — Пусть засунут! Вместе со значками победителей!

— И это говорят лучшие кадеты Школы… — раздался в наушниках знакомый голос.

Голос принадлежал проректору Саббии Мьёлль.

Подруги заозирались по сторонам. В это время из-за соседнего пилона — в семидесяти метрах от места, где собралось отделение — появилась фигура в голубом комбинезоне.

— Отделение, смирно! — отдала команду Джелис и повернулась в направлении приближающейся фигуры. — Госпожа проректор, — начала доклад она, оставаясь на месте и приняв вместе с подчинёнными предписываемое командой положение, — отделение семнадцать десять двадцать один прибыло в пункт назначения…

— Вольно, сержант, — отмахнулась проректор.

— Отделение, вольно! — скомандовала Джелис и направилась быстрым шагом навстречу голубой фигуре, уже преодолевшей треть разделявшего их расстояния.

— Как раненая? — поинтересовалась проректор, когда Джелис была от неё в нескольких шагах.

— Состояние кадета Селен Лер, позывной и порядковый номер Седьмая, диагностируется медицинскими датчиками её комбинезона как медикаментозный паралич, также имеется несколько ушибов и растяжений, возможно вывихов, переломов нет, признаков сотрясения мозга не выявлено.

— Несите её ко входу, — при этих словах проректора в двадцати метрах от сгруппировавшегося подразделения в стене открылась дверь-диафрагма, из которой появились несколько человек в серой медицинской форме и два офицера в темно-синей — помощницы проректора, оставшиеся возле диафрагмы. — Отделение тоже может идти.

— Вторая…

— Принято, Первая, — прозвучало в наушниках.

— Хм… слаженно работаете, — одобрительным тоном произнесла проректор, наблюдая за тем, как четверо из подразделения Шейл подхватили раненую и, вслед за назначенной старшей спешно направились к диафрагме; при этом оставшиеся двое с автоматизмом роботов заняли фланги.

Отделение проследовало до диафрагмы и скрылось внутри башни.

— Благодарю вас, госпожа проректор!

— Можете обращаться ко мне «майор», сержант, — проректор кивнула одной из стоявших возле входа-диафрагмы фигур, и та подняла левую руку, что-то нажимая пальцами правой на своём ком-браслете. На тактическом дисплее Джелис исчезли значки, сообщавшие ей о том, кто из группы с ней на связи. — Результат вашей группы — сто шестьдесят три часа двадцать девять минут… — продолжала она. Голубое стекло овальной, закрывавшей всё лицо маски стало полупрозрачным и Джелис увидела строгое лицо майора, бывшей андрогином, как и большинство офицеров Школы. — Ваше отделение установило новый абсолютный рекорд, — зелёные глаза проректора на мгновение стали теплее, тёмные губы на смуглом лице смягчились, изобразив снисходительную улыбку. — Примите мои поздравления, сержант!

— Благодарю вас, майор! — ответила Джелис сдержанно, стараясь не выдать охватившего её волнения. Её лица, полностью скрытого кислородной маской и затемнённым забралом шлема, проректор не могла видеть, и Джелис была этому рада. Ей, дочери генерала, не хотелось показывать начальнице, что финал испытания её, мягко говоря, смутил. «Что-то здесь не так», — повторяла засевшая в голове мысль. «Что-то произошло…»

— Как вы думаете, сержант Шейл, почему мы с вами остались наедине?

— Вы хотите о чём-то со мной поговорить, майор.

— И, как вы думаете, о чём?

— Об испытании? — предположила Джелис. — О том, почему моё отделение преодолело его в столь короткий срок?..

— Нет, сержант. Вовсе нет.

— Тогда, о чём же?

— О вашей сестре.

— О сестре?

— Да, о первом лейтенанте Элвин Шейл — выпускнице нашей Школы.

— Не понимаю…

— Естественно… ведь вы ещё не знаете… — чуть снисходительно произнесла андрогин. — Я вам объясню… Но, вначале хочу задать несколько вопросов… — Она пристально, будто между ними не было никаких светофильтров, посмотрела в глаза Джелис.

— Конечно, майор, — Джелис эта сцена начинала раздражать. — Я готова ответить на ваши вопросы… если, конечно, у меня найдутся ответы.

— Вам приходилось читать Иссу Иблисс?

— Вы имеете в виду «Базис»?

— О! Похоже, вам известно название её главной работы!

— Оно известно всем, майор.

— Так, что скажете?

— Нет. Не приходилось, — пожала плечами Джелис. — Разве эта книга не в списке запрещённых?

— Кого из небожителей останавливают такие мелочи, как запреты?.. — Мьёлль снова снисходительно улыбнулась. — Да и потом, разве вам не любопытно?

— Нет.

Улыбка стёрлась с лица проректора, при этом взгляд её стал холодным и колким.

— И даже интерес сестры к запрещённой литературе не побудил вас?

— Я не понимаю, о чём вы говорите, майор, — с вызовом ответила Джелис. — И скажите наконец, что с Элвин?!

— Что с вашей сестрой и где она сейчас — мне неизвестно, — ответила Мьёлль, никак не отреагировав на неучтивость, но перейдя, при этом, на выработанный за многие годы практики тон, который не располагал даже самых дерзких кадетов продолжать ей хамить. — Мне известно лишь, что увлечение иблиссианским вздором… о котором вы, сержант, не могли не знать… привело вашу сестру на путь предательства.

Последнее слово прозвучало как пощёчина, от которой Джелис пришла в замешательство. Она не сразу нашлась что ответить. — «Предательство?» — О каком предательстве ей говорят? Она уже понимала, что Элвин в беде, что-то произошло; и это как-то связано с вольнодумством Элвин, с запрещёнными книгами, о которых Джелис, конечно же, знала. Нет, она не читала тех книг и не разделяла взглядов сестры, считая их преходящими — проявлением бунтарства, к которому многие в молодом возрасте склонны. Она думала, что, став офицером и поступив на службу, Элвин забросит политику и станет примерной гражданкой Неба…

…и, после выпуска из Школы, так всё и сложилось. За исключением того, что, оставаясь гражданкой Неба, Элвин выбрала местом службы Поверхность и получила второе гражданство в одном из тамошних государств. Мать и старшая сестра не одобряли выбора Элвин, считая его выходкой, но Джелис отнеслась к решению Элвин с пониманием, ведь и мать, и старшая сестра — андрогины и всегда пользовались негласными привилегиями «сильного пола». Да и сама она — юная женщина, девушка и вполне могла рассчитывать на особое отношение к себе, как к представительнице, пускай и «не совсем полноценного» но определённо самого привлекательного меньшинства… а что оставалось Элвин? Она — мужчина — «недоразумение и ошибка природы», как говорили без посторонних наиболее консервативные из небесного народа; на Поверхности же ни одна мерзавка, пусть и андрогин, не посмеет высказаться подобным образом в адрес небожительницы. Там, внизу, Элвин ждала стремительная карьера и множество приятных дополнений. Элвин уже инспектор. Джелис знала, что у Элвин всё хорошо, — сёстры регулярно общались по видеосвязи. Она с нетерпением ждала зимних каникул, которые начнутся через два дня после окончания испытания и продлятся всю последнюю декаду сезона, чтобы провести несколько дней с сестрой, — они уже решили, что Джелис спустится к ней на Поверхность, где они будут полностью предоставлены друг другу без занудного общества матери, старшей сестры и других родственниц…

…и вот теперь эта надменная сука Саббия Мьёлль говорила ей, что Элвин — предательница и явно пыталась выудить из неё какую-то компрометирующую сестру информацию… — «Нет уж! Хера тебе, Саббия, драть обеих матерей твоих, Мьёлль! Хера тебе!»

— Что с моей сестрой? — собравшись с духом повторила вопрос Джелис.

— А разве я вам не сказала?

— Я не услышала от вас ничего, кроме обвинения Элвин в иблиссианстве и предательстве… — зло проговорила Джелис, — что требует, как минимум, веских доказательств… — Говоря это, девушка смотрела прямо в глаза проректора, гордо подняв голову и расправив плечи. Да, это было неслыханной дерзостью — чтобы кадет так вела себя с проректором. Но она — лучшая среди сержантов Школы, и её отделение прошло грёбаную «Башню», и она — Шейл. Она не позволит никому говорить непочтительно о других Шейл и пытаться запугивать её! — Кроме обвинений в адрес члена моей Семьи, — продолжала она, — я слышала только странные вопросы, подозрительно похожие на провокационные…

Перед тем как ответить, лицо проректора просияло доброжелательностью, что было неожиданностью для Джелис, уже приготовившейся держать оборону.

— Что касается иблиссианских взглядов вашей сестры, Джелис, — Мьёлль впервые обратилась к ней по имени, — то могу сказать, что подобные взгляды — нередкое явление среди кадетов нашей академии, — (она заговорщицки понизила голос) — и явление подконтрольное… — (снова снисходительная улыбочка) — Многие переболели этими бунтарскими книжками за последние пятьдесят лет… Когда я была кадетом, — (в голосе Мьёлль появились доверительные нотки) — мы с подругами читали «Базис», «Манифест изгоев» и другие запрещённые книги… Это было увлекательно, романтично и так… по-бунтарски…

Проректор жестом предложила Джелис прогуляться вдоль галереи, и они неспешно двинулись в сторону от входа, где оставались стоять её помощницы.

— Хочу подчеркнуть, — продолжала Мьёлль, — никто не стремится очернить вашу сестру, ссылаясь на то, какие книги она читала тайком в её бытность кадетом нашей академии. Но, — Мьёлль остановилась и вновь посмотрела на Джелис, — два дня назад с Поверхности до нас дошли новости… о том, что Элвин Шейл, ваша сестра, присоединилась к экстремистской организации и объявлена в розыск…

Джелис почувствовала, как закружилась голова.

— Н-но, как это… — начала она.

— …произошло? — закончила за неё Мьёлль.

— Да…

— Подробности нам неизвестны, — Мьёлль немного помолчала. — Делом занимается непосредственно Комитет Безопасности Конфедерации, — наконец заговорила она, — …под контролем нашей милиции… Думаю, ваша мать сможет рассказать вам больше подробностей.

Мьёлль снова двинулась вдоль галереи. Джелис понуро пошла рядом.

— Вы хотели убедиться в моей… благонадежности, майор? — прямо спросила Джелис через минуту.

— Именно, — подтвердила та, рассматривая на ходу замысловатые символы Древних на одном из пилонов. — Ваше отделение показало настоящий класс… даже без авантюрного броска через шахту… — она снова взглянула на Джелис, которая никак не отреагировала, и продолжила: — Нам конечно было известно о той распределительной шахте… Она нужна для циркуляции воздуха во время движения малого лифта… это что-то вроде сверхзвукового экспресса… — пояснила проректор. — Кстати, — добавила она, — ваше счастье, что этот лифт не используется! Так вот, мы не ожидали, что кто-то полезет внутрь этого ствола. Иначе бы робота, который парализовал вашу подругу, запрограммировали не атаковать выбирающихся из шахты. Тупая машина не учитывала того, что её атака могла привести к гибели испытуемых… Впрочем, ваше отделение и так блестяще справилось с задачей…

Проректор замолчала, и Джелис приготовилась услышать главное — то, ради чего затевался этот странный разговор.

— Вы хорошо понимаете, сержант Шейл, что имена вашей группы… и ваше имя сегодня будут записаны в историю Школы?

— Да, майор.

Они снова остановились, повернувшись лицами друг к другу.

— Тогда вы должны понимать и наше беспокойство по поводу вашей благонадежности…

Джелис молчала.

— Вы, Джелис Шейл — лучшая среди кадетов Школы… и если вдруг окажется, что вы…

— …что я пойду по стопам сестры? Стану… предательницей? Это вы хотите сказать, госпожа проректор? Майор? Не стану ли я несмываемым пятном на почётном пьедестале вашей академии?

— Да, — спокойно ответила проректор Мьёлль. — Ещё не поздно заменить вас в должности командира группы: сделать сержантом вашу подругу Келли Астер или Ил Ар или кого-то ещё… оставив вас в группе вторым сержантом, разумеется…

Джелис наконец поняла зачем здесь Саббия Мьёлль.

Её глаза к тому времени привыкли к свету, и она не заметила, как забрало её шлема стало почти прозрачным. Она взглянула в упор на проректора — та теперь могла видеть её взгляд:

— Скажите, госпожа проректор, что хуже — предательство по убеждению или подлость по причине трусости?

Слова прозвучали как плевок.

Проректор минуту смотрела на Джелис холодным взглядом, прежде чем ответить.

— Осторожно, девочка моя…

— Я не ваша девочка, майор.

— Вы опасно ходите, сержант.

— Не пытайтесь меня запугать. — Джелис зло смотрела на Мьёлль, и каждое произносимое ею слово было как удар ножа, как выстрел; она презирала стоявшую перед ней. — У вас нет оснований смещать меня с должности или понижать в звании! И вы не сделаете этого задним числом. Никто из моих подчинённых, моих подруг не пойдёт на то, о чём вы только что здесь сказали! Да, — продолжала она, — вы конечно можете чинить мне препятствия весь последний год обучения… можете даже поспособствовать, чтобы меня завалили на выпускных экзаменах… или чтобы попытались… но сейчас вы ничего не сделаете. Вы ничего не сможете сделать. И не смейте мне угрожать, госпожа проректор.

— Как смело! — андрогин подняла ладонь, предостерегая Джелис её перебивать — Вы смелая девушка, Джелис Таллед Шейл, — она одобрительно кивнула. — Очень смелая. Надеюсь, что ваша верность традициям вашей уважаемой Семьи и Небу окажется безупречной и Школа сможет гордиться вами… в отличии от вашей сестры, примеру которой вы не станете следовать.

— Можете не сомневаться! — бросила ей Джелис. — И оставьте в покое мою сестру!

Андрогин смерила её взглядом и произнесла вдруг потеплевшим голосом:

— Ну, что же, полагаю, наш разговор подошел к концу и вы сделаете из него правильные выводы…

— Не сомневайтесь.

Мьёлль подала знак одной из тёмно-синих фигур, и та снова воспользовалась своим ком-браслетом. Тактический дисплей Джелис вновь отобразил привычные значки; сигнал был слабым, но голосовая связь работала (похоже, подруги ждали её недалеко от входа).

Ничего не говоря, проректор Мьёлль направилась к диафрагме. Джелис последовала за ней, держа дистанцию в несколько шагов.

— Ах, да… — голубая фигура задержалась у диафрагмы и, обернувшись вполоборота, коснулась своего ком-браслета (восемь размытых значков на дисплее опять исчезли). — Из всех членов Учебного Совета, мне одной известно насколько близкими были ваши отношения с сестрой… Теперь, когда вы вернётесь в Школу, вами обязательно заинтересуется кое-кто ещё. Советую не делать глупостей… по крайней мере, пока вы в Школе.

Мьёлль убрала руку от запястья (связь Джелис с отделением восстановилась) и шагнула в открывшуюся диафрагму; её свита последовала за ней.

Джелис вошла последней. Помещение, в котором она оказалась, заливал яркий свет. Внутри её ждало отделение — все, включая Селен, которая отказалась от транспортировки в развёрнутый несколькими километрами выше мобильный госпиталь. Они ещё ничего не знали.

Глава одиннадцатая. Трил Тэббиш

«Кто же она такая, эта сестра А.?» — думала Трил, находясь в запертом лифте.

Прочитав сообщение, она выбежала из квартиры, заперев за собой дверь, вызвала лифт и, спустившись вниз, заперлась внутри кабины. Она сделала всё так, как требовало послание.

Трил запомнила его дословно:

«Сестра Трилти! Вас собираются арестовать. У дома жандармы, квартал оцеплен полицией. Через несколько минут начнётся операция по Вашему захвату. Прямо сейчас, выйдите из квартиры, заприте дверь, это задержит ворон, вызовите лифт и спуститесь на первый этаж. Ни в коем случае не выходите из лифта! Нажмите и удерживайте кнопку блокировки дверей. После, когда я заблокирую двери лифта снаружи, соблюдайте тишину. Ждите. Я выведу Вас.

Ваша сестра А.»

Трил слышала шаги снаружи, перед лифтом, множество шагов; слышала, как кто-то подошел совсем близко к дверям…

— Здесь чисто! — чётко произнес женский голос снаружи. — Блокирую лифт.

…Где-то вверху, прямо над головой Трил, в лифтовой шахте что-то щёлкнуло. Освещение в кабине тут же переключилось на аварийное, стало почти темно.

— Продолжаем движение! — послышалась фраза, произнесенная, скорее всего, андрогином или мужчиной где-то возле выхода на лестницу. Скрипнули подошвы, находившаяся снаружи женщина быстро прошла, как предположила Трил, к лестничной клетке.

«Так вот ты кто, сестра А… ворона…» — Трил усилием сдержала нервный смешок.

Через несколько минут — женщина к тому времени немного успокоилась, грудь её перестала содрогаться в припадках истерики, она стояла, прислонившись к стенке кабины, пытаясь совладать с навалившейся на неё слабостью — снаружи послышался топот сапог: пять или семь пар ног прошагали через вестибюль, поскрипывая резиновыми подошвами о бетонный пол. Следом прошли ещё двое, о чём-то тихо разговаривая. Трил не разобрала слов. Снова тишина.

Она назвала её Трилти, — значит, точно знала, кто она.

«Значит, ворона… — мысленно разговаривала сама с собой Трил, пытаясь отвлечься, унять овладевший ею страх. — Ворона назвала меня сестрой и пообещала помочь… Ворона! Как она собирается это сделать — вывести меня? Думает, никто не узнает?»

Трил не удивлял тот факт, что и среди жандармов были сёстры. Но разве она, Трил, настолько важна для организации, чтобы из-за неё шли на такой риск?

Прошло уже десять или пятнадцать, или, может быть, двадцать минут — Трил потеряла ощущение времени — с того момента как сестра А. заперла её, когда снаружи послышались быстрые шаги. Шаги приблизились к дверям лифта, потом остановились, скрипнула подошва, что-то металлическое коснулось двери снаружи, вверху снова щёлкнуло и освещение вспыхнуло, на миг ослепив женщину. Двери открылись и…

…Сквозь непривычно яркий свет, влившийся в кабину лифта из вестибюля, Трил увидела стоявшую перед ней молодую женщину в чёрном… даже скорее девушку. Ворона!

— Здравствуйте, сестра! — быстро произнесла ворона. — Я Альва, — представилась она. — Скорее, идемте!

Она отступила в сторону, пропуская Трил.

— Почему? — только и спросила она, выходя из лифта. — Почему вы мне помогаете?

— Потому, что вы — Трилти, — ответила представившаяся Альвой ворона. — Я выросла на ваших статьях, — через секунду добавила она. — Я не могу допустить, чтобы с вами произошло то же, что и с Белис! Идемте! Скорее! Здесь есть проход через подвал…

Они побежали к двери, за которой была лестничная клетка, нырнули под лестничный марш и…

…оказались перед ещё одной вороной, будто бы нарочно ожидавшей их там. Трил приняла её в первый миг за мужчину.

— Стоять! — приказала ворона, и по тембру голоса стало ясно, что это была андрогин.

Трил почувствовала, как её колени начали медленно сгибаться, а мочевой пузырь, казалось, вот-вот опорожнится сам собой.

Ворона направила пистолет… почему-то не на неё, а на её спасительницу — на Альву.

— Сержант, объясните ваши действия!

Альва, побелев не то от ярости, не то от испуга, стояла молча и в упор смотрела на ворону.

— Тогда я это сделаю за вас… — не дождавшись ответа, стальным голосом произнесла ворона. — Вы пытаетесь помочь бежать государственной преступнице, известной как Трилти, — произнося это имя, ворона, как показалось Трил, сумела отразить всю глубину презрения, на которую только была способна. — Я слышала ваше признание, сержант…

— Я тоже. — Произнёс мужской голос сзади.

Трил обернулась.

По ступеням неспешно спускалась молодая мужчина в добротном тёмно-синем плаще. Небрежно сунув правую руку за отворот плаща, она быстро извлекла оттуда матово-чёрный пистолет.

— Инспектор Шейл… — произнесла ворона, чуть опустив пистолет вниз и в сторону.

Трил поняла, что пистолет ворона опустила только потому, что держать его направленным на инспектора, которая в тот момент находилась у неё за спиной, недопустимо.

— Передайте ваше оружие сержанту! — потребовала мужчина, целя пистолетом в жандарма. — Медленно, без резких движений.

— Что?! — на лице андрогина проступило выражение тупого непонимания.

— Отдайте. Пистолет. Сержанту. — Повторила мужчина.

Трил взглянула на Альву и увидела на лице девушки нескрываемое удивление.

— Медленно, — добавила мужчина.

Минуту все стояли, уставившись друг на друга. Недоумевали все, кроме мужчины-инспектора в штатском; та продолжала держать оружие, нацеленным на жандарма.

— Заберите пистолет, Альва! — в голосе мужчины проступили жёсткие командные нотки.

Девушка вздрогнула, бросила неопределённый взгляд на Трил, потом на мужчину и, повернувшись к вороне, быстро шагнула к той и разоружила. Пистолет, ком-браслет и запасной магазин скрылись в карманах Альвы.

— А теперь наденьте на неё наручники…

Голос мужчины был басовитым и звучным, а внешность по-мужски груба и вместе с тем довольно привлекательна. Трил отметила некоторое сходство между ней и её Джолл; только инспектор была лет на пятнадцать моложе.

— Прошу вас, поторопитесь! — добавила мужчина уже мягче.

Едва уловимым движением девушка извлекла из неприметного кармана на поясе наручники и бесцеремонно сковала ошеломлённую ворону.

— Вы об этом скоро пожалеете, сержант, — сквозь зубы процедила та.

— Что дальше? — ровным голосом спросила Альва мужчину, не обратив внимания на угрозу.

— Кажется, вы говорили, что знаете, как отсюда уйти…

— Но вы…

— Я тоже знакома с работами сестры Трилти… — мужчина уважительно кивнула в сторону Трил и, будто спохватившись, добавила: — Моё имя Элвин Шейл.

— Трил Тэббиш, — быстро представилась Трил.

— Но ведь вы из Комитета! — продолжала Альва, пропустив мимо ушей знакомство Тэббиш с Шейл. Происходящее её явно шокировало.

— А вы из жандармерии, — широко улыбнулась ей Шейл. — Впрочем, кажется, моя служба в КБК окончена… И, знаете что, — после короткой паузы, добавила она, — я нисколько о том не жалею. Но хватит болтать! У нас мало времени. Ведите, Альва! — Шейл взглянула на узкую низкую металлическую дверцу под лестничным маршем. — Полагаю, вы знаете, как открыть эту дверь?

— Конечно! — ответила девушка. — Взлом — моя работа.

Она скинула с плеч небольшой ранец, достала из ранца инструмент, похожий на рукоять от пистолета, что-то нажала на инструменте и из него выдвинулась блеснувшая сталью пластина. Вставила пластину в узкую замочную щель. Послышалось жужжание и быстрые щелчки, затем треск, и через несколько секунд дверь открылась.

— Отличная работа, сестра!

— Спасибо, инспектор!

— Элвин, — поправила её мужчина. — Просто Элвин. Уже не инспектор.

— Хорошо… Элвин…

Мужчина пропустила вперёд обеих женщин и, ухватив под локоть жандарма, затолкала в тёмный проход.

За дверью было небольшое помещение с четырьмя дверями. Подождав Элвин с пленницей, Альва захлопнула дверь и снова воспользовалась своим устройством. Раздался щелчок, потом хруст и звук отпустившейся пружины.

— Готово! — сообщила девушка. — Я сломала замок. Это добавит нам немного времени. Идемте! — она первой направилась к одной из дверей. — Я знаю, куда идти.

— А вы случайно не знаете, — как-бы неловко поинтересовалась у неё Элвин, — куда бы нам деть лейтенанта?

— Знаю, — не оборачиваясь, бросила Альва. — Есть тут одно место…

Глава двенадцатая. Элвин Шейл

Элвин и Трилти молча шли за Альвой по тёмному узкому коридору с низким потолком, вдоль стен которого тянулось множество кабелей, по которым мимо то и дело пробегали тощие серые крысы. Стены коридора из старинного тёмно-красного кирпича сплошь поросли плесенью; под ногами хлюпала грязь, а с потолка тут и там свисали ошмётки паутины с дохлыми, размером с пятерню, пауками. У Альвы и Элвин имелись фонарики, так что шедшей посередине женщине было видно, куда ступать и где уворачиваться от паучьих мумий.

Выйдя на сухой участок коридора, — пол здесь двумя широкими ступенями поднимался выше, а вместе с полом и потолок, — Элвин посмотрела на наручные механические часы: прошло меньше часа с момента, как они вошли в подвал дома, где всё началось, — всего девяносто четыре минуты. Теперь единственным прибором, способным сообщить беглянкам точное время, были механические часы Элвин, — семейная реликвия — подарок второй матери, выглядевшие вполне скромно, но стоившие целое состояние.

Ещё в первом подвале они с Альвой, не сговариваясь, выключили коммуникаторы и избавились от ком-браслетов. На предложение Элвин, избавиться и от личных коммуникаторов, девушка ответила, что коммы лучше оставить, а позже она с ними разберётся; главное: ни в коем случае их не включать. Доверившись совету техника, Элвин оставила устройство, спрятав его подальше, во внутренний карман плаща (который на тот момент ещё выглядел прилично). Тогда же Альва спросила у Трилти: есть ли при ней какие-либо устройства; женщина показала уже выключенный коммуникатор и сказала, что насчёт него можно не беспокоиться — это иблиссианский комм. В ответ Альва понимающе кивнула и улыбнулась, потом она забрала ком-браслет и коммуникатор пленницы и, на всякий случай, обыскала ту на предмет иных устройств, по которым их могли бы выследить.

Убедившись, что ни у кого нет активных приёмопередатчиков, Альва повела Трил Тэббиш, Элвин и пленную ворону дальше.

Они прошли через несколько подвальных помещений до комнаты с квадратным люком в полу. Там девушка снова достала своё устройство для взлома и быстро разобралась с замком в крышке люка. Затем они спустились в настоящее пекло.

То была теплотрасса. Едва не задыхаясь сухим, горячим воздухом, обливаясь потом, они ползком пробрались в подвал соседнего дома по достаточно широкому, но низкому лазу. Там они оставили пленницу, связав и заперев с кляпом во рту в маленьком чулане.

— Не беспокойтесь, её скоро найдут, — сказала Альва Трилти, заметив, как женщина, уходя, оглядывается на дверь чулана.

Избавившись от пленницы, Альва достала из ранца стопку упакованных в пластик бумажных листков, на которых были распечатаны какие-то схемы. Заметив одобрительный взгляд Шейл, девушка слегка кивнула, улыбнувшись. Быстро сверившись со схемами, Альва уверенно повела их маленькую группу дальше через подвал к теплотрассе.

Потом были новые коридоры и комнаты. Несколько раз Альва применяла своё устройство для вскрытия замков. Затем снова люк теплотрассы…

Преодолев ещё один жаркий лаз, они выбрались в третий и последний подвал. Там, в одном из помещений Альва отыскала заваленную мусором неприметную щель в полу, протиснувшись по очереди в которую они оказались в затхлой норе. По норе ползком пробрались в частично обрушенное с одного конца продолговатое помещение с рядом окон по одну сторону и рядом дверей по другую. За окнами была земля, а двери вели в глухие комнаты. В месте обвала из помещения отходили несколько коридоров, — Альва выбрала нужный, который привёл беглянок к старинной винтовой лестнице. Они спустились вниз, в подвал, а из подвала, через чугунный люк в полу попали в катакомбы…

Это были заброшенные городские коммуникации, связывавшие когда-то давно — не то сто, не то двести лет назад — стоявшие на месте нынешних кварталов дома и районы.

Альва Аввар тщательно подготовилась. На её схемах были не только планы подвалов и действующих коммуникаций, но и чертежи давно заброшенных. Основательный подход Альвы к задуманному делу впечатлял Шейл. Девушка знала дорогу и уверенно вела за собой революционерку Тэббиш и неожиданно присоединившуюся к ним небожительницу.

Всё то время, что они пробирались через чреду дверей и люков, вдоль наполненных кипятком труб, через щели, дыры, колодцы и Подземный Дьявол знает через что ещё, Элвин преследовало ощущение будто она видит сон, что происходящее — это её фантазия. Неужели она действительно сделала это — перешла на сторону революционеров? Да, по личным убеждениям она уже давно была на их стороне; она потому и оставила Небо, ушла из Семьи, спустилась вниз, под Завесу. Элвин Шейл мечтала стать одной из тех, кого СМИ называли «экстремистами», «террористами» и «врагами государства». Она часто представляла как однажды выйдет на иблиссиан и, вместо того чтобы арестовать, устроить облаву, — и тем заслужить награду от государства, которое было ей отвратительно, которое она презирала, — она предложит им действовать вместе, станет одной из сестёр. Но всё произошло совсем не так, как она себе представляла. Она, всего-то, решила приударить за понравившейся девушкой…

В пику явно неравнодушной к Аввар начальнице, Шейл последовала за сержантом вниз и неожиданно подслушала разговор последней с укрывшейся в лифте подозреваемой… И каково было удивление Шейл, когда она услышала имя Трилти! Трилти! Та самая Трилти из «Солнца для всех!», чьи статьи можно найти не только в тирском издании «Солнца», но и по всей Конфедерации и даже на небесных островах! Элвин читала статьи Трилти в стенах Академии Южного Неба, наряду с другой запрещённой литературой.

Голова Элвин закружилась от осознания важности момента.

Трилти здесь, внизу, вместе с сержантом Аввар — вороной, оказавшейся одной из сестёр!

Вот они уже бегут… вместе! Альва Аввар не сомневается и делает тот важный шаг, о котором Элвин столько размышляла! А что же она, Элвин?.. Почему она здесь, прячется в тени на изгаженной, провонявшей блевотиной и мочой лестничной клетке? Чего она ждёт?

«Но как объяснить им?» — спрашивает она себя. — «Как убедить, что я — не враг?.. Да и на пулю бы не нарваться…» — Аввар вполне может пристрелить её, считая, что защищает Трилти от упыря из Комитета. И тут сам Подземный Дьявол посылает Элвин эту ворону…

Задавшись вопросом: как далеко они ушли от дома Трилти, Элвин пришла к выводу, что не меньше, чем на километр или даже на полтора. Коридоры, вроде того, по которому они сейчас шли, были прямыми, длина коридоров доходила до полусотни метров. Они несколько раз меняли направление, сворачивая то вправо, то влево, ещё дважды спускались на уровни ниже. Точно выбранный Альвой маршрут не имел особо сложных препятствий, вроде завалов или сильно затопленных участков, которые бы задерживали их, вынуждая искать обходы. Обычно слой жидкой грязи под ногами едва доходил Элвин до щиколотки, и только пару раз поднимался до уровня колен, но и тогда под грязью чувствовался твёрдый бетонный пол. Время от времени на пути попадался разный хлам: какие-то истлевшие деревянные ящики, ржавый инструмент, тележки с рассыпавшимися в прах резиновыми шинами; совсем не было бытового мусора. В паре мест попадались живые пауки, — Альва предупредила Трилти и Элвин, что твари плотоядны и следует соблюдать осторожность, — животные заметно нервничали, реагируя на свет фонарей, безуспешно пытались спрятаться в углах, выставляли перед собой мохнатые лапы и шипели. Элвин было даже как-то неловко перед тварями, испуганно смотревшими десятком выпученных, чёрных глаз на то, как она разрезает их сети ножом, чтобы пройти дальше. «Вы уж извините… — так и хотелось ей сказать этим многолапым чудищам, — придётся вам теперь чинить вашу паутину… Но, так уж вышло, нам очень нужно пройти через ваши владения». Путь через катакомбы давался им легко. Оно, конечно, понятно, что у Элвин и Альвы спецподготовка, но и Трилти вполне справлялась. Для Тэббиш труднее всего пришлось вначале, когда нужно было пробираться вдоль теплотрасс, по вертикальным щелям между бетонных плит и сквозь люки. Там Элвин с Альвой часто помогали женщине. Элвин вспомнилась Школа и испытание в орбитальной башне… Там тоже были крысы и пауки… только другие пауки… «Хорошо, что здесь таких нет…» — подумала Элвин, глядя на испугано шипящее в углу существо.

Пройдя очередной длинный коридор, они вышли в помещение с пятью углами и пятиугольным колодцем посередине. Сверху, над колодцем, в потолке имелась дыра, тоже пятиугольная, являвшаяся как-бы продолжением колодца. Альва осторожно подошла к колодцу и посветила вниз потом вверх. Мощности луча не хватило, чтобы увидеть дно колодца, вверху же, примерно в десяти метрах, виднелась массивная железная решётка, сквозь которую свисали засохшие корневища какого-то крупного растения. В каждой из пяти стен помещения имелся обрамлённый кирпичной кладкой проём, за которым начинался точно такой же, как и тот, по которому они сюда пришли, коридор.

— Что там сверху? — спросила Элвин, глядя на решётку с корнями. — Какой-то парк?

— Раньше был парк, — ответила девушка, опустив фонарь и посмотрев на Элвин. — Лет сто назад. Сейчас там стоят дома.

— Где это мы?

— Недалеко от станции метро «Восьмая развилка».

Элвин хмыкнула.

— Это, кажется в четырёх…

— …в пяти с половиной километрах от места, где мы спустились, — сказала девушка. Она достала из кармана и развернула листок с нужной схемой, задумчиво всмотрелась в него, после чего указала рукой с фонарём на один из проходов: — Нам туда! Идемте!

Альва бодро направилась к нужному проёму.

— Альва… — окликнула девушку Трилти.

— Да? — ответила та, остановившись и обернувшись.

— Хочу спросить вас.

— Конечно, Трилти, спрашивайте, — сказала Альва. — Только… прошу вас, идемте. Поговорим на ходу. — Пригнувшись под нависшей над проходом паутиной с покачивающимся на сквозняке сушёным паучьим трупиком, девушка первая вошла в коридор.

— Простите, что заставляю вас всё время двигаться, Трил, — сказала Альва уже в коридоре, когда Элвин и Трилти догнали её, — но я не уверена, что ворóны не идут за нами прямо сейчас. Нам нельзя останавливаться без необходимости. Что вы хотели спросить?

Это слово — ворóны — в устах девушки в чёрной жандармской форме прозвучало неловко, как извинение. Элвин уловила эту неловкость; почувствовала её стыд и испытала схожее чувство. Ей вдруг захотелось извиниться перед Трилти за свою причастность, за — пусть и неискреннюю, но всё же — службу тирании, и за своё происхождение.

— Как так получилось, что вы… — Трилти запнулась. Похоже, она, как и Элвин, обратила внимание на прозвучавшую неловкость и, возможно, подбирала более мягкую форму для своего вопроса. — Почему вы на стороне сестёр,

— Обычная история… — пожала на ходу плечами девушка. — Я из рабочей семьи. Росла, как и все дети работяг… — она говорила короткими фразами, не вдаваясь в подробности, делая паузы через равные промежутки времени, чтобы не сбить дыхание. — Смогла поступить в жандармский кадетский корпус… Спасибо моим мамам… А дальше… книги…

— Кто ваш координатор?

Альва остановилась. Остановились все.

— Простите, но я…

— Не беспокойтесь за инспектора, — женщина развела руками. — Элвин сейчас в одинаковом положении с вами.

— Да. Конечно…

— Вы уж извините, — влезла в разговор Элвин. — Но могли бы вы не называть меня инспектором? Думаю, после того, что я сделала, вряд ли меня можно… — в этот момент Трилти обернулась к ней и Элвин почувствовала, что не знает, как закончить фразу. — В общем… — она замялась. — Зовите меня просто Эл.

— Да, конечно, Эл… — легко согласилась женщина. — Признаю, это было бестактно с моей стороны. Простите меня. — Она мягко улыбнулась.

Улыбка её была простовата, как-то даже наивна и вместе с тем очень красива. Только теперь Элвин обратила внимание, как хороша Трил Тэббиш. Женщина выглядела ровесницей Аники Баррен, а это значит, была старше Элвин примерно вдвое: ей около тридцати лет.

Ростом Трилти была чуть выше Альвы — около двух метров — и более худощава; лицо немного вытянутое, глаза большие, округлые, светло-фиолетовые, прямой, утончённый, нос, губы полные и слегка бледноватые, но смуглее кожи лица и рук; волосы — тёмно-рубиновые, прямые, подстриженные чуть ниже линии подбородка, с левой стороны пряди заложены за ухо, маленькое и изящное, чуть заострённое кверху. Трилти была красива тихой, нежной красотой, — не той, что сразу обращает на себя внимание окружающих (именно такова, по мнению Элвин, была красота Альвы Аввар), но другой, которую легко не заметить.

Услышав слова извинения от Трилти, Элвин почувствовала себя уж совсем паршиво. «Тупица!» — мысленно обругала она себя.

Тем временем, женщина снова обратилась к Альве, она повторила вопрос:

— Так, вы назовёте имя вашего координатора?

Девушка помедлила и, наконец, произнесла:

— Гэл. Её зовут Гэл.

Элвин это имя ровно ничего не сказало. Ну, Гэл и Гэл… Это могла быть кто угодно: андрогин, женщина, мужчина, бесполая. Гэл — довольно распространённое имя на Юге. Но на Трилти имя произвело впечатление. Глаза женщины удивлённо округлились, губы приоткрылись, произнося что-то беззвучно, она недоверчиво взглянула на Альву.

— А полное имя? Вам известно полное имя, Альва?

— Тат. Гэл Тат, — ответила девушка. — Вы с ней знакомы?

Они какое-то время смотрели друг на друга, не отводя глаз. Наконец Трилти ответила:

— Да. Конечно. Мы с Гэл знакомы.

Вопреки опасениям Альвы Аввар, под землёй им так и не довелось столкнуться с преследованием, чему все они были только рады. Главную опасность представляли сами катакомбы: в любой момент в них можно куда-нибудь провалиться, угодить под обвал, напороться на торчащую в самом неожиданном месте ржавую железку, наконец, подставить представителю местной живности незащищённую одеждой часть тела. А ещё всем им сильно хотелось пить.

После того как выяснилось, что у Альвы и Трилти общий координатор, девушка стала разговорчивее. Шейл было приятно слушать мелодичный голос девушки, напоминавший ей птичий щебет. Чем дольше Элвин находилась в обществе Альвы, тем больше девушка ей нравилась.

Пока они шли через залитые грязью катакомбы, заброшенные тоннели метро с проржавевшими рельсами и затянутые паутиной лестницы, начинавшиеся болотом и упиравшиеся в земляные завалы двумя-тремя этажами выше, Альва постоянно говорила, отвечала на расспросы Трилти, спрашивала сама. Девушка рассказала спутницам о том, как накануне вечером, в баре за кружкой пива узнала от лейтенанта о запланированной спецоперации, во время которой жандармы собирались накрыть подпольную типографию «Солнца», и о том, как позже выяснила, кого именно должны были арестовать, и решила вмешаться, не ставя в известность координатора…

Вернувшись из бара, Альва задумала выяснить всё, что сможет о завтрашней операции и, во что бы то ни стало, помешать аресту. Взломав сервер своего отдела, она завладела планом операции и материалами по делу. С помощью единственной фотографии, сделанной лоялкой из соседней квартиры, Альва установила личность Трил Тэббиш и стала самостоятельно собирать на неё досье.

Чем больше она узнавала о Тэббиш, тем яснее понимала, что другое, возможно, более полное досье уже наверняка имелось у капитана в её изолированном от Сети компьютере. Взломав ещё несколько серверов разных государственных учреждений, Альва смогла наконец узнать номер коммуникатора Тэббиш, потом нашла подтверждения тому, что в комме установлены программы, какие использовали сёстры для обхода прослушки, и так окончательно убедилась в том, что Тэббиш — сестра.

Но как предупредить Тэббиш и других сестёр, которых, по добытым ею оперативным сведениям, было как минимум еще двое? Сообщить координатору или действовать самостоятельно? Если выбрать первое, когда координатор по своим каналам предупредит Тэббиш, сорванная операция неизбежно послужит поводом для внутреннего расследования. В этом Альва не сомневалась: если в деле замешан Комитет, то так и будет, — в КБК не идиотки работают. Проверят всех причастных к сорванной операции и наверняка выйдут на неё. А что, если координатор и вовсе решит, что свой человек среди ворон дороже спасённых от ареста сестёр?.. — дрянная мыслишка, но и такого Альва тоже не могла исключить. Кроме того, она не могла быть уверенной в том, что коммуникатор Тэббиш не прослушивался Комитетом и за ней не велась слежка… В таком случае, если бы Тэббиш предупредили, это могло бы послужить сигналом к действию для другого, неизвестного Альве, подразделения жандармерии или даже Комитета… Нужно было полностью исключить возможность такого непредвиденного сценария! Это означало: действовать следовало в такой момент времени, когда выход на тактическое поле неизвестных фигур становился невозможным или крайне затруднительным. Действовать следовало в момент ранее спланированной, согласованной и утверждённой спецоперации.

Твёрдо намереваясь помочь сёстрам, Альва колебалась лишь относительно того, как именно ей следовало поступить: предупредить Тэббиш об опасности и передать ей готовый план действий, полагаясь на то, что сёстры сами справятся, сделав всё как надо, или же самой вывести их из устроенной ворóнами западни в безопасное место? Первый вариант был менее опасен для самой Альвы. Так она получала некоторую фору — время на то, чтобы без лишних осложнений уйти и залечь на дно до того, как ворóнам стало бы ясно, что это она саботировала операцию. Второй вариант был сопряжён с бóльшим риском для неё самой и, в то же время, давал Тэббиш и сёстрам больше шансов избежать вороньих лап.

Альва решила держать наготове оба варианта, пока не узнает больше о Трил Тэббиш. Кто она? Тэббиш могла быть подготовленным бойцом одной из боевых ячеек, агентом внедрения, курьером, наконец, координатором… «Во всех этих случаях Тэббиш наверняка сможет сама позаботиться о себе», — думала тогда Альва. — «Да и эти двое, что были с ней на фотографии… явно не хилые мужчины… Но что делать боевым в типографии?» Чтобы попытаться выяснить, с кем же она, всё-таки, имеет дело, Альва задействовала специальную программу-перехватчик жандармерии, которую Альва давно взломала для собственных нужд…

— Извините за то, что слушала ваши разговоры, — сказала девушка, остановившись и на миг обернувшись к Трилти. Они шли по шпалам в заброшенном тоннеле метро. — Я должна была выяснить, кто вы.

Сказав это, Альва двинулась дальше, осторожно ступая со шпалы на шпалу. Трилти, шедшая следом чуть левее, и Элвин, шедшая замыкающей, так же продолжили движение.

— И что же? Как вы узнали, кто я? — поинтересовалась Трилти, спустя минуту.

— Из вашего разговора с подругой… кажется, вы называли её Джаб.

— Ах, Джабби… — с грустью в голосе произнесла женщина. — Джабби моя супруга. Есть ещё Джолл. Она не любит звонить, даже по защищённым каналам.

— В середине дня Джаб позвонила вам и во время разговора назвала вас «Трилти», а вы сказали, что спешите закончить статью… В общем, было несложно догадаться. Именно тогда я и решила, что сама лично выведу вас, а не просто передам инструкции в защищённом сообщении. Я не могла допустить, чтобы вас… как Белис… — она не закончила. История Белл Райс была известна всем.

Они двигались медленнее, чем вначале, — сказывалась усталость, накопившаяся за почти два часа хождения и лазания по подземным сооружениям. Последние двадцать минут они шли по длинному прямому коридору. Коридор выглядел не новее катакомб под несуществующим парком и отличался от последних лишь тем, что был сухим, в нём не было пауков, даже сушеных и почти не было крыс (за всё время они видели лишь пару хвостатых тварей). Где-то за стеной, с периодичностью в четыре минуты (Элвин проверила интервал по часам), грохотали поезда метро. В эти моменты пол в коридоре начинал дрожать и поднимался шум, при котором нельзя было говорить без крика. Элвин предположила, что именно это обстоятельство и послужило причиной того, что пауки не обжили это, в общем-то, подходящее для охоты помещение.

Альва объяснила, что коридор идёт параллельно тоннелю метро, связывающего станции «Восьмая развилка» и «Второй Пищекомбинат Семьи Глитай». Тоннель этот, как и коридор, был построен почти три сотни лет назад, потому и связан с катакомбами. Вот только места входов в катакомбы из тоннеля, как и точная планировка самих катакомб, городским властям известны не были. Вся имевшаяся в государственных архивах документация давно утеряна.

— Эти схемы, — девушка помахала покрытым пластиком листком, — я взяла на время у одной хорошей знакомой. Она из изгоев…

— Ну, надо же!.. — не удержалась от замечания Элвин. — Не знала, что они действуют заодно с иблиссианами…

— Идеологические разногласия и полемика в наших изданиях — не повод для открытой вражды, — обернувшись на ходу к Шейл, объяснила Трилти. — Я понимаю ваше удивление, Эл, — мягко добавила она, аккуратно обходя лежавший на полу металлический ящик. — Вы ведь не состояли в революционных организациях?

— Нет, — сконфужено ответила Элвин. — Весь мой опыт — это книги…

— Что ж, не самое плохое начало, — улыбнулась женщина. — Простите, Альва, продолжайте…

В этот момент они подошли к узкой железной двери, пятой или шестой с начала коридора, и Альва, остановившись, всмотрелась в ржавую табличку рядом с дверью; потом взглянула на схему.

— В общем, — сказала она, повернувшись к подошедшим спутницам, — я позвонила Цог ночью, сказала, что мне нужны схемы подземелий района и объяснила зачем. Цог пообещала помочь, а днём мы встретились. Она принесла не только планы катакомб района, о которых я просила, но и кое-что ещё… — Альва довольно улыбнулась. — Вначале я планировала вывести вас, — она взглянула на Трилти, — и ваших подруг по канализации… Ну, или передать вам план. Но Цог предложила лучшее решение… Идёмте! — сказала она, толкнув дверь от себя. — Осталось немного. Нас уже ждут.

— Кто? — спросила Элвин.

— Изгои, конечно.

Они вошли в узкий, грубо прорубленный в породе проход. Вокруг был сплошной камень.

— Мы почти на месте, — бросила девушка через плечо, внимательно всматриваясь вперёд, где виднелась ещё одна дверь. — Берегите головы…

— Должно быть, ваша знакомая перед вами в долгу, раз предложила вам убежище?..

— Год назад я выручила её… — сказала Альва, встав перед дверью. — Теперь вот пришёл её черёд… Изгои никогда ничего не забывают.

Минуту она постояла перед дверью, вслушиваясь, потом взялась за ручку и медленно потянула: скрипнули петли, дверь открылась, из-за двери пахнуло сыростью и какой-то тухлятиной. Они снова оказались в заброшенном тоннеле.

— Ещё один… — обречённо простонала Элвин.

— Этот последний, — успокоила её Альва. — Идёмте! Нам туда…

В выбранном Альвой направлении тоннель оказался коротким, меньше километра, и оканчивался тупиком. Он представлял собой широкий прямоугольный коридор с кирпичными стенами и потолком из бетонных плит. В отличие от первого тоннеля, через который им довелось пройти, этот был с рельсами. На рельсах лежал толстый, превратившийся от времени в корку, слой пыли, а сами рельсы местами вздыбились и раздались вширь от ржавчины.

Как и в катакомбах, по трубам и кабелям вдоль стен здесь деловито бегали, не обращая внимания на гостей сверху, тощие длиннохвостые крысы, а в углах под потолком плели свои сети мохноногие пауки. В двух местах, чтобы пройти дальше, пришлось снова поработать ножами, так как скооперировавшимся животным удалось почти полностью перекрыть проход. Нападать на существ крупнее крысы пауки явно опасались, но, в то же время, вели себя смелее своих сородичей из более тесных помещений; здесь они просто отбегали в сторону на безопасное расстояние и тихо наблюдали за разорением своих ловушек.

Уставшие, еле волочившие ноги по утрамбованному гравию Альва, Трилти и Элвин подошли к перегородившей тоннель кирпичной стене, в которой слева имелась узкая и низкая железная дверца, размерами с дверцу шкафа. Дверца была целиком из одного грубо обрезанного газовым резаком листа металла и открывалась в тоннель. Отсутствие ручки или чего-то, что выполняло бы функцию ручки, не позволяло открыть её со стороны тоннеля без ключа, о вероятном наличии которого свидетельствовала замочная скважина.

— Похоже, снова придётся воспользоваться вашим устройством, Альва… — сказала Элвин.

— Зачем же? — усмехнулась девушка. — Сами откроют.

Она шагнула к дверце, подняла с пола валявшийся рядом увесистый болт и несколько раз ударила им по металлу.

Тишина.

Подождав минуту, Альва постучала снова.

И снова тишина.

Девушка подняла руку, чтобы ударить в третий раз, когда по ту сторону послышалась возня. Что-то скрипнуло, звякнуло, и из-за дверцы раздался басовитый мужской голос:

— Кто?

В этот момент Элвин точно выверенным движением запустила руку за отворот плаща, но Альва резким предостерегающим жестом её остановила.

— Меня зовут Альва Аввар! — громко произнесла девушка и быстро добавила: — Цог должна была вас предупредить.

— Ясно, — помедлив, ответил голос за дверцей.

С той стороны снова звякнуло, что-то куда-то оттащили, послышалось несвязное бормотание, потом на миг в замочной скважине блеснул свет и, наконец, в замок вставили ключ, повернули, щёлкнул механизм, и дверца открылась.

Из верхней части открывшегося проёма в глаза беглянкам ударил яркий свет; ниже проём загораживала фигура в рабочем комбинезоне, явно превосходившая габаритами его ширину. Фигура, кряхтя, двинулась назад и в бок, и из проёма по глазам беглянок ударил непривычно яркий свет.

Потом света снова стало меньше. Это сверху в проем выглянуло широкое чумазое лицо мужчины:

— Ну, давайте заходите, пока пауки вам там жопы не погрызли, гы-гы…

Базис: государство и классы

Всякое государство есть аппарат легального насилия, легального угнетения и имеет классовый характер; посредством этого аппарата, правящий класс — класс-гегемон — подчиняет себе другие классы, принуждая их действовать в своих интересах.

Там, где есть классы, неизбежно возникает и противостояние между классами и, для «примирения» этого противостояния, неизменно возникает государство (по крайней мере, на единственной известной нам планете, в единственном известном нам обществе разумных существ это так); государство оказывается необходимым инструментом — набором функций, аппаратом — для осуществления диктатуры одного из классов. Классы антагонистичны друг другу по объективным (в первую очередь — экономическим) причинам; каждый класс имеет свои интересы и эти интересы непримиримы в отношении интересов других классов.

Чья власть (какого класса) установлена в буржуазном государстве? Ответ очевиден. А теперь ответьте на следующий вопрос: к какому классу принадлежите вы? Нанимаетесь вы на работу, или нанимаете сами? Из вашего труда извлекают прибыль ваши наниматели или сами вы извлекаете прибыль из чужого труда? Эксплуатируют вас или эксплуатируете вы?

Исса Иблисс, «Базис»

Глава тринадцатая. Назад в дерьмо…

— Всё ещё желаете подсказать мне дорогу? — спросила бесполая.

— Без обид, сестрёнка… — ответила ей Вэйнз.

Услышав короткий разговор бесполой по комму, Вэйнз быстро связала услышанное с увиденным, потому и назвала её «сестрёнкой». Несомненно: перед ними была одна из сестёр — революционерок и вороньё сюда слетелось, если и не из-за неё, то уж точно из-за тех, кому она только что звонила, чтобы предупредить.

— Ну, и отлично, — сказала тогда бесполая и, спрятав руки в карманы плаща, прошла мимо Вэйнз и Дафф. Выйдя на центральный проезд квартала, она свернула налево, в противоположную от жандармов сторону и скрылась за углом.

— Идём! — сказала Вэйнз. — Скорее!

— Подожди! Смотри! — Дафф указала на перекрывшие проезд с двух сторон полицейские машины.

— Вижу. Но они не за мной. Шакалы сейчас на побегушках у ворон. Идём! — Вэйнз потянула Дафф за руку. — Нужно вернуться скорее под землю!

Они вышли в центральный проезд почти сразу за бесполой. Вэйнз видела, как та свернула к «Пластику» — тому самому бару, где утром она встречалась с Сарранг.

Справа, между подъездами двух домов, посреди освещённого редкими фонарями главного проезда стояла та самая бронированная чёрная машина с красной полосой вдоль бортов, которая только что проехала мимо них, и ещё две точно таких же, подъехавшие, по-видимому, с других сторон. Минуту назад, когда Вэйнз и Дафф проходили здесь, машин не было, и ничто не предвещало их появления (так обычно и бывает с жандармами). Вэйнз было страшно, но она ясно понимала, что не представляет для ворон интереса: они здесь не из-за неё; подстрели Вэйнз хоть десяток шакалок, то было бы делом исключительно шакальим. Эти же, на чёрных машинах, интересовались делами посерьёзнее дохлой полицейщины. Политика и госбезопасность — вот, что привлекало ворон, и сестрёнка, с которой Вэйнз минуту назад собиралась поменяться одеждой, и те, кого та только что предупредила, наверняка имели к появлению чёрных мундиров самое прямое отношение.

— Сюда! — Вэйнз свернула вправо и пошла мимо жандармских машин. — Не спешим, милая… не спешим…

— Всё хорошо, любовь моя, — широкая ладонь Дафф чуть крепче сжала более узкую ладонь Вэйнз. — Я рядом, не дрейфь. Давай, вон в тот подъезд…

Они перешли на другую сторону дороги и вошли в один из домов. Едва ржавая железная дверь подъезда закрылась за ними, они рванули на лестничную клетку, прямо к входу в подвал. Вэйнз спешно достала отмычки, стала возиться с замком. Замок — старый и примитивный — не поддавался, и Вэйнз с досадой выругалась.

— Не спеши, — спокойно сказала Дафф, — у тебя получится. Сама же говоришь: вороны здесь не из-за нас…

— Да. Они из-за той бесполой… Слышала, как она предупредила своих? Уходите, говорит, здесь жандармы… — Вэйнз продолжала упорно ковыряться с механизмом замка. — А игрушку её видела? Это ультрапластик! Крепче только башни! Таким можно голову нахрен отрубить.

— Зря ты это вообще затеяла…

— Что?

— Номер с переодеванием.

— Это да. Гопница я та ещё… — согласилась Вэйнз, сопя, и налегла на непослушный механизм. — Но посмотри на меня, Дафф! От меня же говном несёт за километр! Как мне в таком виде садиться в машину к Сарранг?

— Всё равно, — настаивала Дафф, — херовое это дело — гоп-стоп. Ладно, подломить лавку или хату буржуйскую… Взять вон нашу домовладелицу… с неё и плащик снять не зазорно. Но гоп-стопить в квартале, где одни работяги живут…

— Ладно-ладно, — коротко закивала Вэйнз. — Согласна! Это было недостойно для честной воровки. Но и бесполая та смотрелась совсем не работягой… Откуда мне было знать, что она из сестёр?

— Да хоть бы и не из сестёр, Вэйнз, кому ещё шастать в рабочем квартале?

Полчаса назад Вэйнз выбралась из тёплой каморки в подвале дома, где она провела бóльшую часть дня, и где год назад они с Дафф обокрали магазин электроники, вынеся краденое через канализационный коллектор. В каморке была раковина с краном и здоровенный, растрескавшийся от времени кусок мыла, который Вэйнз подчистую извела на отстирывание чулок и платья, отмывку обуви и, собственно, частей тела, имевших контакт с канализационной жижей. С плащом Вэйнз решительно ничего не смогла поделать; она как могла отмыла водоотталкивающий наружный слой, изрядно порванный во время её хождений по коллекторам, но напитавшаяся сточными водами подкладка никакой чистке или мытью уже не подлежала… Когда в условленное время Вэйнз прокралась к подвальной двери, чтобы выглянуть: не пришла ли Дафф, Дафф узнала о её приближении по запаху. (О времени и месте они сговорились по коммуникатору общей подруги, так как номер Дафф наверняка прослушивался полицией; Вэйнз предупредила Дафф, чтобы вечером, уходя с работы, она «забыла» свой комм в раздевалке.) От плаща воняло как из общественного сортира, где декаду не убирали. Именно это обстоятельство и побудило Вэйнз пройтись по тёмным проездам в расчете на удачный «гоп-стоп»…

Не повезло с «гоп-стопом».

— Хорошо, Дафф… — Вэйнз заменила один из инструментов и, вставив в замочную скважину другой, потолще, принялась заново прощупывать механизм. — Я же признала неправоту… — Выбрав нужное положение отмычки, Вэйнз надавила на неё, замок щёлкнул, и дверь со скрипом подалась вперёд. — Ну, вот! — Сказала она с облегчением. — Можем идти!

За дверью было душное, сухое помещение типового подвала, сориентироваться в котором не составило труда. Пара минут и вот они уже в небольшой комнатке с множеством труб, выходивших из стен и тянувшихся к центру комнатки, к накрытому массивным железным колпаком колодцу. Вся конструкция напоминала колесо, в котором трубы были «спицами», а колпак — «ступицей». Посередине выпуклого колпака имелся запертый на замок герметичный люк. Для Вэйнз это был уже третий такой люк за день, и она с лёгкостью его открыла.

Прежде чем спуститься вниз, Вэйнз взглянула на наручные часы — часы показывали: 19:74 — и, достав из кармана комм, послала вызов.

— Вэйнз? — ответила Сарранг.

— Извини, что звоню раньше времени, но тут такое дело…

— Птички слетелись?

— Ага. И не они одни…

— Уже знаю. Сиди, не высовывайся. Как улетят, я с тобой сама свяжусь.

— Слушай, я тут обратно в жопу к Дьяволу собираюсь…

Последовала короткая пауза, после которой комм залился мелодичным женским смехом.

— Что, — отсмеявшись, поинтересовалась Сарранг, — неужели понравилось?

— Я бы не сказала, — серьёзно ответила Вэйнз. — Просто я тут прогуляться выходила… вернее, мы. Со мной Дафф, моя возлюбленная…

Снова пауза.

— Так вас двое?

— Да. Без Дафф я никуда.

— Понимаю, — ответила женщина. — Как и я без моих… Вас только двое?

— Да. Мы вдвоём. Больше никого нет.

— Значит, к Дьяволу?.. — помолчав, повторила Сарранг.

— Да. И знаешь что?.. Я тут подумала… может, ты сможешь подобрать нас в месте, где сегодня начались мои приключения?

— Через сколько?

— Минут через тридцать-сорок. Восточный вход.

— Договорились.

— И ещё…

— Да?

— Вид у нас будет, сама понимаешь…

— Понимаю.

— И запах тоже.

— Ничего. Запах говна — не самое плохое, что мне доводилось нюхать, — с иронией заметила Сарранг. — Но чистку салона я запишу на твой счёт.

Через тридцать пять минут ярко-оранжевый шестиколесный автомобиль остановился у арки восточного входа в заброшенный парк. Спустя еще минуту две фигуры в серых плащах протиснулись в лаз между разжатыми прутьями ограды и нырнули в машину. Машина тронулась и, плавно набирая скорость, направилась к перекрестку, где встроилась в жидкий в это время поток транспорта.

Глава четырнадцатая. Чеин Ренн

Когда они вышли из бара, уже похолодало. Завеса наконец разродилась полноценным дождём, успевшим немного очистить воздух от смога. Задерживаться в душном, пропитанном запахами сырой одежды, пота, перегара и сигаретного дыма помещении никому из подруг не хотелось, а снаружи, пусть и зябко, но вместе с тем и свежо.

Поднявшись по крутым ступеням, компания отошла к краю накрытого навесом сухого островка, подруги достали сигареты и закурили. Джам предложила Чеин сигарету со слабым наркотиком, но Чеин отказалась:

— Не люблю мешать траву с выпивкой, — сказала она.

— Как знаешь, — пожала плечами женщина и затянулась сладким дымом.

Дождик ритмично постукивал по жести навеса тяжёлыми жирными каплями. От ударов капли расползались бесформенными кляксами, соединялись, образуя маслянистые лужицы, и неспешно стекали в закреплённый вдоль нижней кромки навеса желоб, внутри которого, став частью более оживлённого потока, устремлялись к ближайшей вертикальной трубе, ведущей прямиком в ливнёвку.

— Кажется, разлетелись пернатые… и шакалья́ не видать… — сказала Риб.

То, что оба выхода из проезда были свободны, Чеин заметила сразу, как только они поднялись по лестнице и её взгляд внимательно обежал окрестности: пара припаркованных грузовиков, кучи мусора (у одной громко пищали крысы — видать не поделили объедки); вдали, под одиноким фонарем на заводской улице, топтались несколько фигур в длинных одеждах (люди, в отличие от крыс, вели себя тихо). Фигуры показались Чеин подозрительными, и она уже решила, что, уходя, обойдёт эту компанию стороной.

— Похоже на то, — ответила она, застёгивая плащ.

— Уходишь?

Голос Джам прозвучал безразлично, но взгляд её говорил о другом. Глаза её говорили: «останься! Я хочу, чтобы ты осталась».

— Я должна выбираться…

Джам пожала плечами и затянулась, немного сильнее, чем до того, и, задержав дыхание, нервно выпустила облачко дыма в сторону от Чеин.

— Ты говорила, что ты курьер… — начала женщина, просто чтобы что-то сказать, чтобы задержать Чеин ещё на немного, но, быстро осознав, насколько глупым и неуместным мог показаться её вопрос новой знакомой, замолчала, пряча глаза от неё и от любовниц.

От Чеин не укрылись охватившие Джам чувства. Конечно же, она всё поняла; она заметила тот, самый первый взгляд женщины, когда она проходила мимо трио, то, как Джам смотрела на неё в баре, когда подошла познакомиться и после неловкого момента знакомства, когда поняла, что Чеин бесполая. Джам влюбилась в Чеин, и другие две её любовницы явно одобряли выбор подруги, хоть и были тем несколько обеспокоены, — это тоже не укрылось от Чеин.

Чеин разрывалась между желанием бежать, уйти подальше от этого квартала и нежеланием обидеть Джам — эту немного грубоватую, как и все рабочие, но по-своему очаровательную и милую женщину.

Да, Джам тоже нравилась Чеин, как, впрочем, и её подруги. Кроме того, эта троица была на её стороне — на стороне революции. Пусть они не читали книг Иссы Иблисс, Даби Малх и Аль’Лессы Кит, пусть имена Белис и Рэлди для них ничего не значили, они — эти грубоватые рабочие — дочери самого многочисленного и при этом угнетённого класса, выросшие на окраине промышленного мегаполиса, с рождения не видевшие солнца и обречённые умереть под проклятой Завесой, были бóльшими иблиссианками, нежели некоторые называвшие себя так представительницы городской интеллигенции, едва ли не наизусть зазубрившие «Базис» и «Мегамашину». Они на личном опыте (на собственной шкуре, как сказала бы Гвел) знали, что такое эксплуатация; их труд, их быт, их человеческий потенциал, сами их жизни обворовывались кучкой паразитов, возомнивших о себе будто они по праву рождения, или по причине своих «выдающихся способностей» к обману, своей изворотливости и умению льстить и угождать богатым, имеют право строить своё благополучие за счёт этих измождённых трудом рабочих. Нет, ещё пара минут, или даже часов, проведённые с ними, не будут для Чеин обременительны. Более того. Она с удовольствием останется сегодня с Джам, Риб и Гвел, если они ей это предложат.

— Да, — сказала она. — Так и есть, Джам… — (произнеся имя женщины несколько мягче, Чеин удалось привлечь её взгляд и, встретившись глазами, они больше не сомневались: обе они желали друг друга) — …я — курьер «Солнца для всех».

— То есть, ты доставляешь разные запрещенные вещи в разные места? — уточнила Риб.

— Оружие и наркотики? — это уже предположила Гвел.

— Нет, — рассмеялась Чеин, с короткой заминкой отрывая взгляд от лица Джам и переводя на стоявших рядом подруг. — Конечно, нет. Ничего такого я не передаю. Я работаю с информацией.

— С информацией?

— Да. Газета и листовки «Солнца». Мы не распространяем их через Сеть, потому, что каждый байт в Сети проходит через фильтры спецслужб.

— То есть, ты распространяешь те самые газеты?..

— Нет, Гвел, не те самые… если ты о бумажных газетах… Не бумажные. Я доставляю макеты и материалы — то, что потом будет напечатано на бумаге.

— А почему нельзя отправить зашифрованный файл по Сети прямо в типографию? — спросила Риб, и сама ответила: — А… Фильтры…

— Да, — кивнула Чеин. — Фильтры. Если даже телефонные разговоры фильтруются по ключевым словам и контексту и, как только программы Правительства определяют крамолу, за дело принимаются жандармы… то что говорить о прямо антиправительственных статьях «Солнца»?.. Никакое шифрование тут не поможет. Компьютерные мощности государства на порядки превосходят скромные ресурсы революционеров. Так что, сегодня, в век высоких скоростей, искусственных интеллектов и мгновенной передачи информации, древний способ печати на бумаге оказывается единственно надёжным… хоть при этом и имеются некоторые неудобства.

— Вроде закупки бумаги и сокрытия энергозатрат на печать… — задумчиво добавила Гвел.

— Именно! — подтвердила Чеин, отметив про себя сообразительность мужчины. — Приходится печатать в разных местах и небольшими тиражами.

— Так поэтому облава? Ворóны нашли типографию?

Чеин молча кивнула.

Скрипнула железная дверь: из бара вышли двое — обе андрогины — и, тихо переговариваясь, стали взбираться по ступеням; одна поддерживала другую, очевидно принявшую бóльшую дозу алкоголя, под локоть и что-то бормотала подруге на ухо, на что та отвечала пьяным хихиканьем, повторяя что-то неразборчиво-матерное.

Парочка прошла мимо и вскоре свернула за угол. Гвел проводила их взглядом и, повернувшись к Чеин, сказала:

— Думаю, будет лучше, если сегодня ты останешься у нас… У тебя ведь нет на сегодня планов?

— Нет, — ответила Чеин и быстро поправилась: — Нет планов. Я согласна.

— Вот и замечательно! Ну, что, — Гвел посмотрела на подруг, — идемте уже?..

Свернув за угол, они направились к тому самому дому, куда Чеин являлась дважды в декаду. Именно в этом доме и была типография «Солнца для всех!».

У подъезда, к которому они подошли, и у подъезда напротив никого не было; тускло светили лампы у входов, едва доставая до середины проезда. В грязи у ступеней перед небольшой накрытой бетонным козырьком площадкой Чеин увидела множество следов обуви и колёс машин; на грязных ступенях она заметила несколько алых капель. Кровь.

Войдя внутрь подъезда, они вызвали лифт и поднялись на двадцатый этаж.

На этаже, сразу за лифтовым холлом, начинался длинный коридор с серыми стенами и белым когда-то потолком, ведущий к ещё одному холлу с не работавшими лифтами и запасной лестницей. Коридор неравномерно освещали несколько висевших под потолком ламп; двери в квартиры располагались ассиметрично. Подруги прошли почти до конца коридора и остановились у предпоследней перед выходом в запасной холл двери с номером «20/13». Лампа у двери соседней квартиры непрерывно моргала, подобно стробоскопу, создавая эффект древнего кино. Дальше в холле освещения не было вовсе, отчего у Чеин возникло неприятное чувство, будто там, сразу за углом, кто-то притаился и выжидает, чтобы напасть на зазевавшуюся в коридоре жертву. Она опустила руку в карман плаща и инстинктивно сжала устройство-гибрид, готовое в любой момент превратиться в надёжный клинок.

Раздался щелчок — это Гвел отперла дверь ключом. Гвел вошла первой, за ней — Чеин и остальные. Квартира — пеналообразное помещение четыре на восемь метров, с отгороженными пластиковыми перегородками туалетом и душевой кабинкой — выглядела скромно и без излишеств. Из мебели — пара шкафов и низкий, не предполагавший такого дополнения, как стулья, стол; техника: холодильник, домашний терминал и интерактивный экран на голой стене; ложе — квадратный — три на три метра — матрас в дальнем конце помещения, рядом с затянутым плотной тканью окном.

— Вот так и живём, — улыбнулась Риб, принимая плащ Чеин.

— Аренда, наверно, немаленькая?

— Пол зарплаты — каждую декаду, — пожала Риб плечами.

— С каждой, — добавила Гвел, подавая гостье стакан с фруктовой водой.

— Нехило…

— Можно было бы принять ещё одну семью из двух-трёх человек, — сказала Джам со смущённой улыбкой, — но мы решили, что лучше уж так… Хоть дома чувствовать себя людьми и жить без стеснения… Всех денег всё равно не заработать. — Она посмотрела на подруг. — Верно же говорю?

— Да, Джами, — подтвердила Гвел.

— Так и есть, милая, — сказала Риб.

Снова улыбнувшись, Джам прошла к душевой кабинке и лёгким движением скинула с себя грубый комбинезон, обнажив крепкое от ежедневного труда, красивое тело, и скользнула за пластиковую дверцу.

Следом за Джам душ приняла Риб. Она была моложе Джам, её фигура была более тонкой, а груди более крупными, что, в сочетании с волнистыми цвета стали волосами, достававшими ей до середины лопаток, делало её исключительно привлекательной.

Потом одежду сняла Гвел… Чеин было приятно смотреть на развитую мускулатуру мужчины. Роскошная грива огненно-рыжих волос, которую Гвел до того держала перетянутой на затылке эластичной лентой, опала на широкие мускулистые плечи. Мускулатура Гвел впечатляла. Но ещё большее впечатление на Чеин произвёл внушительных размеров член мужчины…

Последней в кабинку зашла сама Чеин. Она не без удовольствия ощутила на себе взгляды троих любовниц, когда сняла узкие тёмно-синие брюки, подчёркивавшие стройность её по-женски красивых ног и свободную голубую блузу, тонкая ткань которой выгодно подчёркивала красоту миниатюрных холмиков, выступавших вперёд заострёнными навершиями. Встав перед подругами обнажённой, Чеин без стеснения обернулась вокруг, тем самым дав себя лучше рассмотреть, и, одарив каждую многозначительной улыбкой, вошла в кабинку.

Той ночью у Чеин и её новых подруг и любовниц было всё, и им было хорошо вместе. Все они на время смогли забыть о царивших где-то далеко, за пределами небольшой комнаты, в которой они со страстью отдавались друг другу снова и снова, тьме, холоде, грязи и изнуряющей, тяжёлой работе, о полиции и жандармах, о проклятой Завесе и скрывающихся за ней небожителях, о солнце, которое, вроде бы, всё ещё продолжало светить и согревать их мир, не давая ему окончательно замёрзнуть, покрывшись льдом. В ту ночь во всём мире были только они — Джами, Гвел, Риб и Чеин, и холоду в нём не было места.

Базис: пропаганда правящего класса

Итак, мы имеем государство как аппарат легального насилия, посредством которого один класс — класс имущих, класс нанимающих, класс эксплуатирующих — навязывает свою волю другому классу — классу наёмных работников. Одним из элементов активного навязывания воли подавляющего класса классу подавляемому является пропаганда.

Классу буржуазии выгодны матриотические настроения в «низах» общества; выгодно, чтобы те, кому фактически ничего не принадлежит в стране их проживания, были лояльны правящей власти. Государственная пропаганда говорит им: будьте матриотичны! ваше государство священно! гордитесь своей принадлежностью к нему! будьте сознательными гражданами «вашего» государства! будьте законопослушны, подчиняйтесь! И одурманенные обыватели проникаются, и почитают, и гордятся, и блюдут, и поддерживают…

Но, что же с теми, кто не блюдёт и не поддерживает? Из них пропаганда делает внутренних врагов и диссидентов; их объявляют предателями государства; их преследуют; их арестовывают и осуждают, ибо они опасны. Опасны для власти и для правящего класса.

Исса Иблисс, «Базис»

Глава пятнадцатая. Элвин Шейл

— Ну, как там?.. — рослая мужчина с бритой головой бросила взгляд в сторону ряда железных шкафчиков, в одном из которых была дверь в заброшенный тоннель. — Без приключений добрались? Никого, это… не потеряли? — участливо поинтересовалась она и тут же, как бы оправдываясь, поспешила добавить: — Цог не сказала, сколько вас будет…

— Всё в порядке, Малк, — мягко ответила мужчине Альва. — Дошли без проблем.

Они находились в одном из оборотных тупиков станции «Второй Пищекомбинат Семьи Глитай». В двадцати метрах дальше по тоннелю из-за плавного поворота, словно голова гигантской железной змеи, выглядывал головной вагон поезда, ожидавшего здесь часа-пик, а рельсы заканчивались совсем рядом, всего в паре метрах от шкафчика с потайной дверью, где из бетонного пола вырастала массивная металлическая конструкция с мощным резиновым отбойником на стальных пружинах — тупиковый упор для аварийной остановки поезда. Все трое, умытые, с чистыми, пахнущими дешёвым мылом руками, сидели на обшарпанной лавке, уютно пристроенной меж двух заваленных инструментами и какими-то деталями верстаков. В руках у них было по исходившей ароматным паром кружке, а перед ними, прямо на бетонном полу стоял большой термос с горячим чаем. Рядом, потирая широкие мозолистые ладони, топталась Малк, то и дело поглядывая на изгвазданную «ворóнью» форму Альвы Аввар.

Пятнадцать минут назад, когда все они по очереди — сначала Элвин, за ней — Трилти и уже после — Альва — вылезли из шкафчика, мужчина от удивления сначала выронила ключ, которым перед тем отперла потайную дверь, а после быстро схватилась за другой ключ, размером с кувалду, какими, по-видимому, пользовались при обслуживании и ремонте ходовых частей поездов.

— Прошу вас, сестра, не волнуйтесь! — поспешила тогда успокоить мужчину Трил Тэббиш. Она сделала несколько коротких шагов к той и представилась: — Я — Трилти из «Солнца для всех»… Возможно, вам знакомо моё имя, — скромно добавила она, и мужчина молча кивнула ей в ответ. — Это… из-за меня, — продолжила тогда женщина, — этим двум сёстрам пришлось рисковать.

— Понятно, — пробасила мужчина. — Но почему одна из ваших сестёр в вороньей форме?

— Потому, что она и есть ворона. Альва — наш агент в жандармерии…

— Была, — вставила тогда Альва.

— Да. Была, — поправилась Трилти. — Чтобы вытащить меня из неприятностей, ей пришлось раскрыться и бежать вместе со мной и с Элвин… — она полуобернулась к стоявшей немного позади неё Шейл и коротко кивнула той.

Всё-таки, хорошо, — решила тогда Элвин, — что по её внешнему виду нельзя было заключить, что она из Комитета. А то, кто знает, не пустила бы тогда эта суровая детина в ход свой гаечный ключ, который она, даже после объяснений Трилти, ещё некоторое время продолжала вертеть в натруженных ручищах.

(К слову сказать, после двухчасового хождения по подземельям Элвин мало походила на человека из Комитета. Лицо и руки её были много грязнее, чем у женщин, а некогда солидный плащ превратился из тёмно-синего в грязно-неопределенный и выглядел более чем убого. Так что, вряд ли можно было заподозрить в Элвин Шейл агента КБК. Она выглядела как настоящая бездомная бродяжка.)

Минуту поразмыслив, детина всё-таки вернула орудие труда на ближайший верстак и, пожав могучими плечами, сказала:

— Надо бы Цог, конечно, предупреждать о таком… Вы уж не обижайтесь на меня… — сказала она, обращаясь к Альве.

— Да, без проблем! — развела руками девушка.

Накалившаяся поначалу обстановка быстро остывала.

— Я — Малк, — представилась мужчина, окинув взглядом гостей: начиная с Альвы и остановившись на Трилти, лишь мельком мазнув выпуклыми серыми зрачками по Элвин. Ростом Малк была на полголовы выше Элвин — примерно двести двадцать сантиметров — и заметно шире в плечах; выглядела лет на пять моложе Трилти; лицо её было некрасивым и… добрым? Скорее доброжелательным. У Элвин это лицо почти сразу стало вызывать смешанные и противоречивые чувства.

— Приятно познакомиться, Малк! — ответила за всех Трилти.

Ещё в катакомбах Элвин отметила то, как легко Трилти из ведомой и опекаемой превращалась в представителя и лидера, когда это было нужно — не ей лично, а группе, коллективу, пусть и маленькому — и как также легко снова отступала назад, на второй план. Замечательное качество, многое говорившее о Трилти как о человеке.

— Вы наверно уже поняли, что я тут работаю… — мужчина, как бы в качестве удостоверения, сделала неопределенный жест промасленными руками, выставляя вперёд ладони. Трилти и Альва обе кивнули, почти синхронно, также синхронно улыбнувшись труженице. Элвин поспешила поддержать сестёр, но улыбаться не стала, сохранив на лице нейтральное выражение. — Сразу хочу сказать, — продолжила Малк, — что здесь, в этом тоннеле, я главная, и пока вы здесь, вы в безопасности. Все, кто здесь работают — наши люди. Но наверху, на станции вам в таком виде лучше не показываться… Шакалы вас сразу загребут как бродяг. А к тебе, сестрёнка, — добавила она для Альвы, — ещё и с вопросами приставать начнут.

— Да уж, это точно… — обречённо согласилась девушка. — Нужно позвонить кое-кому… Нам привезут одежду.

— Насчёт этого не волнуйся, — грубое, даже некрасивое лицо мужчины расцвело обаятельнейшей улыбкой. — Кое-кто и так скоро будет здесь.

— Кто же? Цог?

— Ага.

Наблюдая украдкой за Альвой, Элвин отметила, как та едва заметно расслабила плечи; осанка девушки стала чуть мягче, а на лице отразилось облегчение.

— В общем, вон там… — продолжала тем временем Малк (она указала взглядом в сторону кабины поезда, где в отбрасываемой вагоном тени Элвин не сразу рассмотрела дверь) — …уборная, если кому надо умыться или что-то ещё… И это… чаю хотите? После подземелий — то, что надо!

Чай согрел и утолил жажду. Элвин выпила уже две кружки и налила ещё; Альва сжимала свою в ладонях, время от времени делая маленькие глотки; Трилти допила чай и поставила пустую кружку на верстак рядом с Альвой, сидевшей, как и Элвин, с краю лавки, по левую руку от Трилти.

— Ты уж это… правда, извини, сестрёнка, что я на тебя так… — ещё раз извинилась перед Альвой Малк, видимо решив, что та на неё в обиде за недоразумение с гаечным ключом, — но эта твоя форма…

— Да ладно тебе! — улыбнулась девушка. — Как же ещё реагировать на это — (она окинула быстрым взглядом свою форму) — мразотное одеяние? Мне и самой противно. Представь, каково мне было носить её два с лишним года?

— Да уж… — покачала головой мужчина. — Я, если честно, не думала, что у вас, иблиссиан, есть свои люди среди воронья…

— И не только среди воронья! — с усмешкой вставила Элвин, громко перед тем отхлебнув из кружки. Малк ей одновременно и нравилась, и не нравилась; вызывала уважение, как человек труда, как представительница класса рабочих, ведь именно этот класс учение Иссы Иблисс объявляло главной движущей силой самой истории; раздражала же тем, что, как и Элвин, Малк была мужчиной… и явно симпатизировала Альве Аввар. Если к начальнице Альвы, лейтенанту с труднозапоминаемым именем, Элвин с самого начала испытывала неприязнь, потому что та была явной служакой и к тому же могла оказаться соперницей («А вдруг они с Альвой любовницы, и я изначально в пролете?» — думала она во время операции), то за внутреннее раздражение к Малк Элвин в глубине души было даже стыдно. Тем не менее, чувство ревности возобладало в ней, и она встряла между безобидно болтавшими Альвой и воображаемой соперницей.

— О чём это ты, сестра? — дружелюбно поинтересовалась Малк.

— Эл хочет сказать, — не дав ответить Шейл, словно почувствовав раздражение молодой мужчины и желая взять под контроль ситуацию, вмешалась Трилти, — что она из Комитета… — Женщина посмотрела в упор на Элвин и продолжила: — Перед вами целый инспектор и первый лейтенант… Только вы её так, пожалуйста, не называйте! — Трилти заговорщицки улыбнулась и своей улыбкой совершенно обезоружила Элвин.

Элвин вдруг почувствовала себя совершенно глупо, и ей захотелось извиниться перед всеми.

— Ну, охренеть!.. — Малк удручённо почесала выбритый затылок. — Что, серьёзно?

— Ага, — ответила ей Элвин на манер самой Малк, уже совершенно беззлобно. — Вот, могу даже пушку показать… — (она расстегнула пальто и отвела левый борт, показав кобуру с девятимиллиметровым «Ветераном») — …и удостоверение тоже есть.

Малк взглянула на пистолет, — такое оружие нельзя было купить на чёрном рынке; «Ветераны» стояли на вооружении исключительно спецслужб, — затем перевела взгляд на Трилти:

— Серьёзная у вас свита!

— Да уж… — с улыбкой согласилась женщина. — Та ещё свита! — с весёлыми нотками в голосе добавила она, после чего с благодарностью посмотрела сначала на Альву, потом на Элвин и серьёзно закончила: — Если бы не эти сёстры, сидеть бы мне прямо сейчас в каком-нибудь кабинете с кафельными стенами…

В этот момент со стороны ряда шкафчиков раздался глухой не-то звон, не-то треск. Элвин показалось, что она где-то уже слышала подобный звук. Малк бросила взгляд на висевшие на стене над одним из верстаков часы:

— Наверно Цог звонит… Щас… — она подошла к одному из шкафчиков и открыла дверцу.

Элвин тут же вспомнила, где именно такое слышала: в старинных фильмах! На полке внутри шкафчика оказался древний проводной телефон с дисковым номеронабирателем. Мужчина сняла трубку с архаичного аппарата и приложила одним концом к уху:

— Да… Ага… Да, уже здесь… Да, со мной… Трое… Да… Скажи Кирсте, пусть захватит что-нибудь из верхней одежды… Ну… — (она смерила взглядом каждую из гостей) — …твою подругу надо бы переодеть полностью… Ещё что-то на… — (Малк не стала называть имени Трилти) — женщину… Да. Пусть Кирста как на себя подберёт… приличное… и что-то мужское, чуть поменьше моего… Ага. Хорошо, ждём!

Малк положила трубку на специальные держатели сверху телефона и закрыла шкаф.

— Всё в порядке! — объявила она, обращаясь сразу ко всем. — Минут через тридцать Цог и моя подруга Кирста будут здесь. Переоденем вас и выведем наверх.

Через сорок минут пришли знакомая Альвы и подруга Малк.

Вначале в тоннеле за поворотом что-то звякнуло, — Элвин показалось, что ударили молотком по рельсу, — а потом из-за второго вагона метропоезда (дальше тоннель плавно уходил вправо) появились двое. За плечом у каждой было по увесистой сумке.

Альва не уточняла пол своей знакомой, но, почему-то, имя Цог казалось Элвин принадлежавшим андрогину или мужчине, но Цог оказалась молодой женщиной лет двадцати. Внешность её была приятной и располагающей, даже привлекательной. Невысокого роста — около ста семидесяти сантиметров — рыжеволосая и кареглазая; густые волнистые волосы Цог были ровно подрезаны чуть ниже уровня подбородка. Из-под расстёгнутого нараспашку зелёного дождевика с чёрным капюшоном, откинутым на спину, виднелось короткое бордовое платье из плотной материи. На ногах Цог — слегка полноватых, но стройных и довольно изящных — высокие серые сапоги и чёрные чулки.

Не доходя до тупика тоннеля, где находились беглянки, Цог радостно воскликнула:

— Ну, наконец! Аль, как же здорово, что у тебя всё получилось! — она перешла на быстрый шаг и сходу обняла Альву.

— Всё благодаря тебе и твоим сёстрам! — улыбнувшись, ответила ей девушка. — Знакомьтесь! Это Трилти! — она указала взглядом на вставшую с лавки женщину.

— О! Мне знакомо это имя… Не та ли это Трил… — Цог приподняла бровь.

— Да-да, это именно она, — подтвердила Альва. — А это — Элвин, — представила она Шейл. — Её имя тебе вряд ли знакомо, но, если бы не Эл, вряд ли бы у меня получилось всё сделать по плану…

— Привет, Эл! — по-простому приветствовала Элвин Цог.

— Привет, Цог! — ответила ей с улыбкой Элвин.

Элвин Цог сразу понравилась. Девушка держалась со всеми одинаково свободно и доброжелательно.

— А это — Кирста! — представила Цог немного отставшую от неё спутницу. — Знакомьтесь!

Кирста оказалась андрогином. Брюнетка, высокая и худощавая. Несмотря на то, что лицо её нельзя было назвать красивым, она походила больше на женщину, чем на андрогина. Элвин решила, что это из-за причёски. У Кирсты были длинные, достававшие до середины плеча волосы. Одета она была в плащ-дождевик тёмно-оранжевого цвета с глубоким капюшоном; под плащом — жёлтое платье, более длинное чем у Цог, на ногах — чёрные ботинки. На вид Кирсте можно было дать лет шестнадцать. Выглядела она серьёзной и умной, и произвела на Элвин приятное впечатление (заодно успокоив её иррациональную ревность: теперь внимание Малк к Альве не угрожало её планам).

Как и обещала Малк, подруги принесли им одежду, и вскоре все трое приняли вполне приличный для людных мест внешний вид. Трилти достался элегантный плащ из гардероба Кирсты с широкими вертикальными полосами голубого и синего цветов; плащ был немного длинноват, в остальном же подошел почти идеально. Одежду для Альвы Цог, по-видимому, купила, так как сама она была заметно ниже ростом, а одежда Кирсты, наоборот, была ей велика. Во всяком случае, Элвин новый гардероб Альвы показался ни разу не ношенным: сменив воронью форму на удобные серые брюки, бежевый свитер с высоким горлом и фиолетовый дождевик с неизменным капюшоном, девушка преобразилась настолько, что Элвин уже не могла заставить себя перестать на неё открыто таращиться.

— Что, не очень смотрится? — спросила Альва, не-то шутя, не-то действительно решив, будто что-то не так.

— Нет… Что ты! Очень даже хорошо! — спешно заверила Элвин девушку. — Ты выглядишь… восхитительно! — добавила она и тут же мысленно себя обругала за подвернувшееся на язык пафосное, аристократическое словечко. — В смысле: классно, здорово! — спешно исправилась она, вызвав тем в больших красивых глазах Альвы задорные искорки.

Самой Эл достался немного великоватый гибрид дождевика с тулупом на лохматой подстёжке из искусственного меха. Огненно-красный «тулуп» с плеча Малк сидел на ней свободно, но не как мешок на вешалке, — пусть Элвин и уступала Малк в габаритах, тем не менее, сложена она была крепко и обладала фигурой, какую трудно испортить даже мешком.

Переодевшись и избавившись от старой одежды (Малк собрала её в узел и вынесла через шкафчик в заброшенный тоннель), Элвин и Альва оставили оружие и коммуникаторы при себе. Забранный у бывшей начальницы пистолет Альва в знак благодарности вручила Цог, а Элвин отдала Малк и Кирсте часть имевшихся у неё наличных денег (вначале те стали отказываться, но Элвин заявила, что желает оказать сестринскую помощь их коммуне и только после этого деньги были приняты). Напоследок Малк достала ещё пару кружек и разлила на всех оставшееся содержимое термоса. Пока пили чай, Трилти с Альвой проделали ряд простых манипуляций со своими непростыми коммами, превратив их в совершенно «новые», не опознаваемые ком-сетями в качестве прежних, устройства (с коммуникатором Эл Альва пообещала разобраться позже, а пока посоветовала его не включать) и после все вместе отправились на станцию «Второй Пищекомбинат Семьи Глитай».

Глава шестнадцатая. Сёстры

— И всё-таки, почему ты мне помогаешь? Неужели я единственная, кто может справиться с делом, на которое ты собираешься меня подписать?

— Хм… — Сарранг пожала узкими плечами. — Нет, конечно.

— Тогда почему? — настойчиво повторила вопрос Вэйнз.

Они с Дафф сидели в тёплом и просторном салоне машины Сарранг, катившей на автопилоте по ночной магистрали Тира. В машине также находились триумвиры Сарранг — бесполая по имени Дивин и совсем юная мужчина по имени Азаль, выглядевшая едва ли не женственнее самой Сарранг. Отфильтрованный свежий воздух в салоне приятно пах незнакомыми Вэйнз цветами.

После того как Сарранг отвезла их в квартиру на самой окраине города, где они смогли помыться и переодеться, система вентиляции салона окончательно расправилась с запахом канализации (слегка пованивали только пустовавшие теперь кресла, на которых раньше сидели Вэйнз и Дафф).

— Видишь ли, Вэйнз, — помолчав, ответила женщина. — Ещё тогда, в клубе, я навела кое-какие справки насчёт тебя и поняла, что ты — та самая, кто мне нужна…

— Ничего не понимаю…

— Сейчас поймёшь, — улыбнувшись, Сарранг переглянулась с триумвирами. Те почти не разговаривали с Вэйнз и её подругой, но держались дружелюбно, без важничанья. — Как я уже говорила, — продолжала женщина, — мне нужен надёжный человек, никак не связанный с Хóзрой… Хочешь знать почему?

Вэйнз молча кивнула.

— Хóзра пляшет под дудку властей.

— Работает на шакалов, ты хочешь сказать?

— Бери выше.

— На ворон?

— Ещё выше, Вэйнз! — Сарранг сделала рукой неопределённый жест. — Хóзра — человек Комитета!

Вэйнз присвистнула.

— Я тебе больше скажу, подруга! Не только Хóзра, но и другие, такие как она, главы кланов — все они — ставленницы КБК! И их подручные…

— Кроме тебя, конечно… — добавила Вэйнз, и тут же поняла, насколько двусмысленно прозвучало сказанное. — Это не подъёбка, — поспешила она исправиться.

— Кроме меня, — подтвердила Сарранг, кивнув, — и ещё нескольких человек, в ком я уверена.

— То есть, — задумчиво начала Вэйнз, — все темные дела в городе…

— Именно! Все трафики! Наркота, оружие, контрафакт… — быстро перечислила женщина. — Все под крылом у комитетских!

Повисла короткая пауза. Вэйнз обдумывала услышанное. Новости были те ещё, но она, всё же, никак не могла понять, чего именно от неё хотели.

— Итак, — продолжила через минуту Сарранг, — я навела кое-какие справки о тебе… Уж извини… — она изящным жестом развела ладони. — Ты безработная… перебиваешься от «дела» к «делу», но при этом, ты сама по себе… Ни с кем из авторитетных не сближаешься, тюремные связи не поддерживаешь. Это важно, — подчеркнула Сарранг и продолжила: — Живёшь с рабочей, — она перевела взгляд на Дафф, — вынужденной за жалкие гроши чистить дерьмо за этим городом… На пару снимаете дерьмовенькую квартирку в рабочем квартале… Всё говорит о том, что вы с Дафф — не из тех сознательных граждан, кого нормальные люди называют «лоялками». Это также важно. — Говоря, Сарранг протянула руку к низкому, отделанному тёмно-зелёным бархатом возвышению посреди салона, на котором лежала пачка с сигаретами, и извлекла из пачки ароматную наркотическую палочку. Дивин поднесла ей зажжённую зажигалку. — Спасибо, милая! — поблагодарила она триумвира, потом кивнула на сигареты и предложила гостям: — Попробуйте! Хорошая штука! — Вэйнз и Дафф взяли по одной и закурили. — Так вот, — женщина вернулась к теме разговора, — всё это: и то, что ты не лоялка, и то, что не связана с людьми из кланов — очень хорошо. Кроме того, у тебя есть определённые полезные таланты… — она улыбнулась, поморщив некрасивый короткий носик на некрасивом лице. — Ты умеешь воровать… и это — не менее важная деталь твоего образа.

— Не такие уж мои таланты… — выпустив облачко сладкого дыма вверх, где в потолке салона была аккуратная решетка вентиляции, сказала Вэйнз и закинула ногу на ногу.

В квартире, куда их перед этим отвезла Сарранг, оказался приличный гардероб с вещами разных размеров и для разных полов. Вэйнз выбрала облегающие бирюзовые брюки и на несколько полутонов светлее такой же облегающий свитер, накинув сверху тонкий бежевый плащ из термоматериала. В этой новой одежде фигура Вэйнз выглядела не менее эффектно, чем фигура Сарранг, и та это сразу отметила, как и её триумвиры (Вэйнз периодически ловила на своих ногах взгляды обеих, и это было приятно). Вэйнз заметно преобразилась. Вот только проклятый шрам… шрам оставался на месте и вносил отвратительную дисгармонию в образ. Шрам выглядел чужеродно, как нечто неприличное, как дерьмо или блевотина поверх произведения искусства.

— Не скромничай, — певучим голосом прощебетала женщина и тоже закинула ногу за ногу, демонстрируя точёные крепкие икры и острые колени; на Сарранг были жёлтые чулки и короткие чёрные шортики. — Твои навыки нам очень пригодятся.

— «Нам»? — Вэйнз повела бровью.

— Нам, — медленно кивнула Сарранг. — Сёстрам, — добавила она, глядя в глаза Вэйнз.

— Вот как… — задумчиво произнесла андрогин, затягиваясь сигаретой. — Так вы — из этих… иблиссиане?

Сарранг ещё раз кивнула, но ничего не сказала.

— Мы стараемся держать руку на пульсе всех ведомств и организаций в этом прогнившем государстве, — прозвучал грудной баритон Дивин, молчавшей с начала разговора. Вэйнз и Дафф одновременно посмотрели на бесполую. — Включая мафию, — добавила та.

Бесполая была примерно того же возраста, что и Сарранг — около тридцати лет. Выглядела она, как и другие бесполые, которых доводилось встречать Вэйнз, как женщина. Лицом была симпатичнее своего триумвира, фигурой же, наоборот, уступала ей, так как была невысокого роста и слегка полновата.

— Ты говоришь так, будто мафия — это ещё одна госструктура, — заметила Вэйнз.

— Именно так. Очень хорошо сказано: госструктура.

Услышанное заставило Вэйнз задуматься. Со слов бесполой получалось нечто абсурдное: государство содержит полицию, чтобы бороться с мафией, которой оно, государство, само и управляет! «Глупость какая-то!» — подумала Вэйнз, а вслух сказала:

— Выходит, что власть борется сама с собой?

Дивин улыбнулась.

— Власть? — она протянула руку к Сарранг, аккуратно взяла у неё из пальцев сигарету, затянулась и вернула триумвиру, обменявшись при этом с ней ласковыми взглядами. — А кого ты называешь «властью», Вэйнз?

Вопрос показался Вэйнз нелепым: будто бесполая вдруг захотела над ней посмеяться и специально стала задавать явно дурацкие вопросы.

— Правительство… — пожала она плечами.

— Ты это серьезно? Веришь в то, что Правительство — это настоящая власть? Веришь в то, что сраная «Декларация независимости Конфедерации» действует, и нами не правит шайка небесных богачей, называемая Декархионом?

— А разве нет?

— Правительство, — сказала бесполая, — лишь инструмент в руках тех, кто владеет крупной собственностью — корпорациями, холдингами, компаниями… — перечислила она, перебирая в воздухе пальцами. — Правительство — выделенные из класса этих собственников менеджеры. Причём, менеджеры эти подбираются из числа не самых богатых — из нижней прослойки буржуазии — тех, кто там — (её указательный палец с аккуратно обточенным и выкрашенным в алый цвет ноготком устремился вверх, — жест, понятный всем на Поверхности, подразумевающий: Небо) — не имеют значительной собственности и, следовательно, не обладают значительной властью. Эти люди — пешки, лакеи знатных небесных Семей и их верхушки — Декархиона. Их обязанность и прямая задача заключается лишь в том, чтобы сохранить существующий веками порядок вещей, сохранить собственность богатых и не допустить организации бедных в единую силу. Для этого им нужны средства пропаганды, полиция, жандармерия, мафия… Все эти институты государства работают на то, чтобы вносить неразбериху и путаницу, оглуплять, низводить до скотского состояния, запугивать и полировать всё это мерзким матриотизмом… Страх — вот их главное оружие! Люди боятся потерять работу и потому готовы терпеть сверхэксплуатацию, потому боятся собираться в профсоюзы… в настоящие профсоюзы, а не в существующие официально и полностью подконтрольные властям кружки штрейкбрехеров… чтобы сообща бороться за справедливость; боятся нищеты, боятся оказаться выброшенными на улицу; боятся доносов и оттого многие сами спешат доносить первыми, стремясь показать себя лояльными власти; боятся оказаться в жандармских застенках, боятся полиции и преступников на улицах; боятся войны…

Дивин замолчала. Она опустила руки на колени и разгладила пальцами складки цветастой юбки, потом посмотрела на Вэйнз, на Дафф, которая всё это время внимательно её слушала, и закончила:

— Главная цель любого правительства, любого государства, будь то Каат, Кфар, Великий Север или Конфедерация — расколоть, раздробить на как можно большее количество осколков то абсолютное большинство, которое представляет из себя класс рабочих, превратить этот класс в толпу. Так что, да, мафиозные кланы здесь тоже выполняют назначенную им роль. Они вовлекают и деклассируют одних, запугивают других, оправдывают существование полиции.

Дивин замолчала.

— А что же жандармы? — спросила тогда Дафф, обращаясь к бесполой.

— А они нужны для того, чтобы подавлять тех, кто, вопреки всеобщему страху, сумели организоваться, осознали свою общность и силу…

— …и ещё, — прозвучал тихий, мелодичный щебет Сарранг, прервав грудной баритон её триумвира, — чтобы подавлять нас, прилагающих постоянные усилия к тому, чтобы вы… я имею в виду таких как ты, Дафф — простых тружениц, — объяснила женщина (Дафф понимающе кивнула) — …чтобы вы перестали бояться, чтобы открыли, наконец, глаза и поняли, что происходит… чтобы осознали себя как единое… как общность.

Сарранг убрала ногу с ноги и, потянувшись к возвышению, затушила сигарету в стоявшей на возвышении бронзовой чаше.

В салоне машины, рассчитанном на восьмерых пассажиров, было просторно: одно место в передней части салона, рядом с триумвирами, и два — в задней, рядом с Вэйнз и Дафф, оставались незанятыми. Для управления такой моделью в черте города и в картографированной местности за его пределами не требовалось непосредственного участия водителя, и водительское место в отделённой от салона прозрачной перегородкой кабине пустовало, а за маршрутом следования присматривала Азаль через небольшой планшет-терминал. Азаль не принимала участия в разговоре, всецело погрузившись в экран терминала, где, параллельно с управлением машиной, вела оживлённую переписку. Автомобиль ехал со скоростью около пятидесяти километров в час, сложная система подвески компенсировала все попадавшиеся на дороге изъяны, в салоне было спокойно (если зажмурить глаза, можно с легкостью представить, что находишься не в наземном колёсном транспорте, а где-нибудь на корабле посреди океана или во флаере).

Смяв окурок в чаше, Сарранг откинулась на спинку кресла, вытянув ноги и скрестив лодыжки. Она посмотрела на Вэйнз.

— Я говорила с хирургом… — перешла Сарранг к теме, о которой Вэйнз старалась не думать всё то время, что находилась в обществе её и её триумвиров.

Вэйнз не хотела выдавать своих чувств, стыдилась их. Она боялась показаться жалкой в глазах людей, выручивших её и её возлюбленную и, в буквальном смысле, отмывших обеих от дерьма; боялась дать им повод думать о ней как о человеке, сломленном ужасным увечьем и опустившемся на самое дно, но не забывшем прежнее беззаботное времяпровождение удачливой воровки и красавицы, и оттого глубоко несчастном.

— Хирург — наша сестра и она охотно поможет сестре… — Сарранг сделала паузу, давая Вэйнз обдумать услышанное, после чего задала вопрос: — Так ты с нами, Вэйнз?

— Да, — услышала Вэйнз собственный голос.

Женщина улыбнулась и перевела взгляд на Дафф.

— А что скажешь ты?

— Я с вами, — твёрдо ответила мужчина. — За то, что вы обещаете сделать для моей Вэйнз… — (она протянула руку и коснулась предплечья любимой) — …я буду должна вам. Вы можете на меня рассчитывать.

— Ну, что ж, — сказала бодрым голосом Сарранг, побарабанив красивыми длинными пальцами по коленке. — С настоящего момента считайте себя кандидатами на принятие в нашу организацию, а меня и моих триумвиров — вашими временными координаторами и старшими сёстрами. Солнце для всех, сёстры!

— Солнце для всех! — ответили в один голос Вэйнз и Дафф.

Вскоре машина съехала с магистрали на второстепенную улицу и, снизив скорость, мягко покатила по ровному и чистому асфальту среди выкрашенных в яркие цвета невысоких зданий в три и пять этажей.

— Мы почти на месте, — сказала Сарранг, заметив как заозирались по сторонам Вэйнз и Дафф.

— Чистенький квартальчик… — неприязненно заметила Вэйнз.

— Здесь живут, в основном, средней руки буржуа и служащие, — равнодушно произнесла женщина. — Среди них тоже есть наши сёстры…

— Внедриться в мелкобуржуазную среду непросто, но это крайне полезно для нашего дела, — добавила Дивин, глядя на Дафф. Вэйнз при этом продолжала смотреть в окно, не оборачиваясь к бесполой. Дафф понимающе кивнула Дивин, и та продолжила: — У организации везде есть свои люди.

— Что, и в полиции? — спросила мужчина.

— И в полиции, — подтвердила бесполая.

Дафф молча кивнула и положила ладонь поверх ладони Вэйнз.

Они проехали мимо станции метро — залитого светом одноэтажного здания из разноцветного стекла. Возле метро, как и на крытых тротуарах вдоль домов, было многолюдно. Вэйнз видела хорошо одетых людей с довольными жизнью, уверенными лицами; одни — направлялись в сторону станции, другие — выходили из неё, держась парами и небольшими группками, оживлённо беседуя, или сосредоточенно вглядываясь в экраны коммуникаторов. По улице, соблюдая действующие в этом районе скоростные ограничения, неспешно проезжали дорогие автомобили; в паре мест Вэйнз заметила чисто вымытые машины полиции и топтавшихся рядом опрятных констеблей. Прохожие здесь не обращали внимания на полицию, безбоязненно проходя мимо, а полицейские не приставали к прохожим, чтобы обобрать, как поступали их коллеги в районах попроще.

— Хм, удивительно… — глядя в окно, тихо произнесла Дафф. Вэйнз повернулась к ней. Сарранг и триумвиры тоже посмотрели на мужчину. — Не припомню, — объяснила она, — чтобы встречала в подземке — (Дафф кивнула себе за плечо, где осталась станция) — таких вот господ, да ещё в таких количествах…

— Ничего удивительного, — заговорила тогда Азаль, не отвлекаясь от своего планшета-терминала. — Это станция Второго Внутреннего Кольца… Тебе часто приходится по нему ездить?

— Нет, — подумав, пожала плечами Дафф.

— Вот потому и не встречала, — сказала мужчина, взглянув мельком на Дафф и снова уткнувшись в терминал. — Этой публике нечего делать в рабочих кварталах. Они хорошо прикормлены режимом, всем довольны и живут беззаботно. В их мирке нет Дафф, чистящей канализацию, нет нищих работяг, нет безработных… — Азаль усмехнулась и пробежалась пальцами по экрану.

— Эта прослойка общества, — снова заговорила Дивин, — буфер между богатыми и бедными, имущими и неимущими… здесь, на Поверхности… Они, конечно, предпочитают называть себя «средним классом», но это вовсе не так. Обслуга, даже хорошо оплачиваемая, остаётся обслугой, как бы ей не хотелось причислить себя к классу господ.

— Сформированное пропагандой господ сознание, — добавила Сарранг, глядя на Дафф, — не позволяет этим людям признать очевидное: то, что от обычных рабочих они отличаются лишь тем, что работают в чистых офисах и за бóльшую плату.

Машина замедлила ход и остановилась у высоких ворот между лимонного цвета трёхэтажных домов.

— Ну, вот мы и приехали, — заключила женщина и перевела взгляд на Вэйнз: — Здесь живёт Гэл Тат, наша сестра. Она — известный в городе пластический хирург. В своё время Гэл помогла мне с проблемой более серьёзной, чем твоя… — Сарранг мягко улыбнулась, не став уточнять, какую именно проблему она имела в виду. — Так что, можешь не сомневаться, она всё исправит.

Вэйнз молча кивнула и поспешно отвела взгляд в сторону окна. Происходящее казалось ей невероятным, каким-то сюрреализмом, неправдоподобным сном. А может она просто крепко обдолбалась чем-то, — каким-нибудь тяжёлым наркотиком, из запрещённых, — и теперь лежит и ловит глюки в их с Дафф съёмной норе на липких от пота простынях? Рядом храпит Дафф, облапив её своими крепкими от ежедневной тяжёлой работы ручищами? Нет. Она бы не стала принимать подобную дрянь… Впрочем, Дафф здесь, рядом с ней, держит её за руку, внушая чувство покоя, а напротив сидят Сарранг и её триумвиры, вытащившие их из дерьма, и это не сон и не глюк. Всё это взаправду, по-настоящему.

Створки ворот раздвинулись в стороны, автомобиль снова тронулся и медленно въехал во внутренний двор ярко-жёлтого дома, где их уже встречали двое в лёгких домашних платьях.

— А вот и сама Гэл! — сказала Сарранг, когда машина встала на парковку.

— Которая? — спросила Вэйнз.

— Та, что постарше. Вторая — это её приёмная дочь, Сэт.

Базис: прогресс при социализме

Развитие науки и технологий в обществе, ставшем на путь социальных преобразований, приведёт к стиранию граней и различий между участниками производственного процесса. Исчезнут различия между деятельностью интеллектуальной, творческой и физическим трудом; сотрутся острые углы непонимания между более и менее образованными; повысится мобильность и коммуникативность. Исчезнут и вытекающие из сегодняшнего разделения труда экономические различия между людьми. В конечном итоге, исчезнет и само понятие «труд» (в сегодняшнем его понимании), на смену которому придёт «творчество» (деятельность, сегодня доступная лишь немногим).

Исса Иблисс, «Базис»

Глава семнадцатая. Чеин Ренн

Чеин совсем не выспалась той ночью. Джам, Риб и Гвел — её новые подруги и любовницы пребывали в схожем с Чеин состоянии приятного изнеможения.

Они уснули уже под утро на измятой постели, сплетясь телами, обнявшись, уткнувшись друг в друга влажными от пота лицами. Мышцы Чеин приятно ныли, в голове стоял лёгкий шум. Чеин была довольна прошедшей ночью.

В своих сексуальных предпочтениях большинство бесполых были универсальны. Чеин не была исключением: ей нравились и андрогины и женщины и мужчины и другие бесполые. Но, всё-таки, прошедшей ночью она не раз ловила себя на мысли о том, что, окажись она в постели только с Джам и Риб, без Гвел, она бы не испытала того исчерпывающе полного удовлетворения, которое ей довелось испытать от близости с мужчиной…

Тело Чеин, на первый взгляд более женственное, нежели у андрогинов, тем не менее, имело одно значительное отличие от тела обычной женщины. Собственно, это главное отличие и служило причиной того, что её пол определялся как бесполость. У Чеин не было ни влагалища, ни пениса; только прикрытый аккуратной кожной складкой маленький холмик над мочеиспускательным каналом — гомолог женского или андрогинного клитора и мужского или андрогинного полового члена. Стимуляция клитора бесполой давала тот же эффект, что и стимуляция клитора женщины или андрогина или стимуляция головки пениса андрогина или мужчины. Но полноценное соитие, какое принято считать естественным, с бесполой было невозможно.

…Чеин старалась отдавать равное предпочтение каждой из трёх любовниц, но Гвел — единственная мужчина в постели — чаще выбирала именно её… (при этом Джам и Риб, похоже, нисколько не обижались на подругу за её пристрастность). Несколько раз женщины отдавались Гвел, но бóльшую часть времени мужчина соединялась именно с ней: Чеин отдавалась Гвел лёжа на животе, томно скребя под собой ложе от удовольствия; на спине, широко разведя в стороны длинные стройные ноги, или закидывая их на плечи мужчине; стоя на коленях; садилась на вздыбленную и скользкую от актов любви плоть Гвел верхом… Это было противоестественное соитие, недопустимое для андрогинов, женщин и мужчин, но иное бесполым недоступно.

Потом они лежали в расслаблении, курили лёгкую дурь и болтали о пустяках. Кто-то из триумвиров приносил из служившего маленькой кухонькой и одновременно столовой угла квартиры бутерброды и горячий чай, они подкреплялись, набирались сил и всё снова повторялось…

Утром Чеин проснулась от прикосновения. Открыв глаза, она увидела лицо Джам. Женщина улыбнулась и поцеловала её грудь. Чеин было приятно, и она охотно ответила Джам взаимностью — они стали ласкать друг друга… а потом проснулись Риб и Гвел…

Гвел отправилась в душ первой, после чего взялась за приготовление завтрака; за ней пошли Риб и Джам, присоединившиеся после к мужчине. Чеин вошла в кабинку последней и несколько минут стояла под хлеставшим её горячим ливнем, пока вода не смыла с её тела все следы прошедшей ночи. Когда она вышла, раскрасневшаяся и свежая, завтрак уже был готов. Джам накинула на неё легкий домашний халат и помогла обтереть волосы пушистым полотенцем, после чего Гвел пригласила её к столу.

Завтракали полуфабрикатами быстрого приготовления, бутербродами и дешёвым кофе. Говорили мало, но Чеин не чувствовала при этом никакой неловкости. Наоборот, ей казалось, что она знает этих людей уже давно, ей было приятно находиться рядом с ними, а им — Чеин это чувствовала — с ней.

Вышли все вместе, предварительно обменявшись контактами для связи.

— Может, придешь сегодня вечером? — от имени всех троих предложила тогда Джам.

— Я не уверена, что смогу… — ответила Чеин. — Но я хочу прийти… правда хочу… — она улыбнулась женщине, взяв её за руку.

Гвел тогда без слов шагнула к Чеин, и нежно обняла её.

Триумвиры проводили Чеин через квартал до перекрёстка, где их пути расходились, — Чеин направлялась к метро, а триумвиры — в противоположную сторону, к проходной завода, — там они попрощались. Чеин по очереди обнялась и поцеловалась с каждой и, развернувшись, накинула на голову капюшон и перешла улицу.

Она ни разу не обернулась, даже когда прошла приличное расстояние. Ей казалось, будто кто-то из её новых подруг может заметить слёзы, наполнявшие её глаза и стекавшие тонкими струйками по холодным щекам. Глупая мысль, понимала Чеин, но ничего не могла с собой поделать. Ей было грустно и одиноко. Чеин понимала: она была лишь гостьей, не более; влюблённость Джам скоро пройдёт, да и самой ей быстро надоедали отношения… — именно поэтому Чеин была одинока. Она не испытывала недостатка в сексе, но все её связи заканчивались одинаково — они ей надоедали. С юных лет, главным для неё было и оставалось её участие в подготовке грядущей революции. Это было главным. Остальное… остальное было ничем иным, как удовлетворением потребностей… в еде, сне, сексе… Остальное было лишь необходимостью, но никак не смыслом её существования.

Дойдя до станции с лаконичным, как и у большинства станций подземки Тира, названием «42/18», — где число «42» обозначало номер станции, а «18» — номер линии метро, — Чеин спустилась по эскалатору вниз — в типовой длинный пеналообразный зал с низкими потолком и узким перроном. Через минуту она села в подошедший поезд в сторону центра.

Вышла Чеин на станции «Солнечная поляна» Второго Внутреннего Кольца, через полчаса. Соблюдая обычную осторожность, Чеин прогулялась по району, блуждая по тихим улочкам и переулкам. Район был из тех, что населяли горожане побогаче, — она и сама жила в таком, только западнее башни. На дорогах и тротуарах здесь не было ям, невысокие дома регулярно ремонтировались и были выкрашены в яркие, тёплые цвета — оранжевый, жёлтый, сочный зелёный… Чистые улицы ярко освещались фонарями, витрины на первых этажах домов выглядели празднично. Через каждую сотню метров попадались кафе и чайные, в которых в этот час было немноголюдно. За тщательно вымытыми до идеальной прозрачности окнами в уютных креслах за столиками сидели чисто одетые, довольные жизнью люди, мельком поглядывавшие на Чеин и часто с интересом задерживавшие на ней взгляды. Чеин не выглядела случайно оказавшейся в этом престижном районе, — она была такая же, как они: шла уверенно, лишь изредка снисходя до ответных взглядов.

Убедившись, что за ней нет слежки (внимание любопытных бездельниц не в счёт, — к ним Чеин привыкла; её беспокоили другие взгляды — профессионально-безразличные взгляды переодетых ворон), Чеин вышла по узенькому переулку на улицу с ярко-жёлтыми домами и направилась к тому, где жила Гэл.

— О, Чеин! Здравствуй, сестра! — миловидная слегка полноватая молодая женщина встретила Чеин у двери квартиры, занимавшей весь второй этаж одноподъездного дома.

— Здравствуй, Сэт, — поздоровалась с женщиной Чеин.

— Мама сейчас занята… — быстро продолжала та, — у неё операция. Ты проходи… — Сэт отступила немного в сторону, пропуская её в прихожую и, закрыла дверь, как только Чеин вошла. — Раздевайся… — она принялась помогать Чеин с плащом. — У нас здесь гости, но ты не волнуйся… идём! — Сэт схватила Чеин за руку и потянула за собой по коридору.

— Подожди, — упёрлась было Чеин, — а кто?..

— И-и-идём!

— Слушай, может, объяснишь хоть? — на ходу попросила Чеин. Она всё же уступила и последовала за Сэт. — Я, если честно, хотела бы сейчас побыть немного одна… — добавила она, в надежде на то, что женщина передумает тащить её к людям, с которыми, как Чеин поняла, она не была знакома.

— Эй! — Сэт уставилась на Чеин большими карими глазами. — Здесь Трил…

— Что?! — Чеин остановилась, её глаза округлились, стали почти такими же большими, как у подруги. — Как?!

— Так! — передразнила её Сэт. — И не одна она! Идём, говорю же тебе!

Чеин не дала Сэт договорить и сама потащила её за собой в направлении гостиной.

Она буквально влетела в просторную, служившую гостиной, комнату и первое лицо, на которое наткнулся её взгляд, оказалось ей знакомо…

…У Чеин была хорошая память на лица; она сразу узнала вчерашнюю мужчину из тёмного проезда. Мужчина сидела на одном из диванов, держа в руке кружку с горячим кофе. Рядом с ней сидела не знакомая Чеин женщина с копной густых огненно-рыжих волос, некрасивая лицом, но в остальном вполне привлекательная. Рука женщины касалась предплечья мужчины, она что-то говорила ей, как будто желая ободрить, успокоить.

Когда Чеин и Сэт вошли, обе они, и мужчина из проезда и рыжая женщина, подняли на неё глаза.

— Ты! — Чеин задохнулась от гнева.

Мужчина уставилась на неё, приоткрыв рот и не зная, что сказать: она тоже узнала Чеин.

— Ты, блядь, кто такая?! — выпалила Чеин.

— Я… — начала, как бы оправдываясь, мужчина.

— Это Дафф, Чеин, — послышался слева успокаивающий голос Трил.

Чеин в замешательстве повернулась на голос. Она и не заметила сидевшую на другом диване сестру. Рядом с ней были её триумвиры — мужчины Джабби и Джолл. Трил встала и шагнула ей навстречу. Чеин окончательно запуталась, не зная уже возмущаться ей или радоваться. Она быстро бросилась к Трил и крепко обняла сестру.

— Трилти! Тебе удалось уйти!

— Удалось, — улыбнулась женщина, продолжая держать Чеин за плечи после объятий. — Благодаря тебе и нашим сёстрам… — она посмотрела за плечо Чеин. Чеин обернулась, чтобы проследить за её взглядом, и увидела молодую женщину, даже скорее девушку — совсем юную — и такую же юную мужчину, сидевших справа от входа в гостиную на угловом диване. Пара улыбнулась ей, когда их взгляды встретились. — Это Альва и Элвин, — представила Трил молодых людей. — Так вы знакомы с Дафф? — вернулась она к началу разговора.

— Да… — смутившись, ответила Чеин. — Мы знакомы. Она и ещё одна… андрогин, её подруга, пытались ограбить меня вчера, как раз перед тем, как я тебе позвонила, чтобы предупредить…

Чеин вкратце рассказала о случившемся прошлым вечером, после чего взгляды присутствующих устремились на Дафф. Мужчина, побледнев, поставила кружку на столик рядом с диваном и, встав, опустила глаза в пол.

— Простите, Чеин… — сказала она. — Мы… я и Вэйнз… не такие… Вэйнз совсем не такая… она никогда бы… В общем, простите!

— Да уж… — вступила в разговор некрасивая рыжая женщина; она тоже встала, чтобы подойти к Дафф, и Чеин не могла не отметить её безупречное телосложение. — Девчонок можно понять, — сказала рыжая. — Они, в самом прямом смысле слова, побывали в дерьме… я имею в виду городскую канализацию… вот Вэйнз сдуру и решила одолжить твой плащ. — Рыжая усмехнулась. — Но, похоже, у неё не очень вышло, а!

Чеин достала из кармана коммуникатор-гибрид и, повертев перед собой устройство, сказала:

— Если бы не ворóны, я пустила бы в ход вот это… — она нажала кнопку, и гибрид выкинул лезвие. — Знаешь, что это?

— Конечно! — некрасивое лицо рыжей расцвело очаровательной улыбкой. — У меня тоже такой есть… — Она запустила руку в маленькую поясную сумочку и извлекла точно такой же гибрид. — Вот… — Рыжая показала Чеин комм, выпустив и убрав обратно ультрапластиковый клинок и вернув устройство назад в сумочку.

Чеин тоже спрятала лезвие и убрала гибрид в карман платья.

— Я могла бы их покалечить…

— Но не покалечила же! — пожала узкими плечами рыжая.

— Нет, — сердито сказала Чеин.

— Вот и хорошо, — снова улыбнулась рыжая. — Не хватало ещё, чтобы сёстры друг друга резали…

— Ну, что, разобрались? — подала голос молчавшая всё время перепалки Сэт. — Чеин, проходи уже, располагайся… — она кивнула на диван, довольно длинный, человек на пять, где перед тем сидели Дафф и рыжая. — Ты голодна?

— Нет, спасибо, я завтракала… разве что… — Чеин бросила взгляд на стоявшую в углу гостиной кофе-машину.

— Да-да, конечно, — сказала Сэт. — Будь как дома… И, кажется, я не представила тебе Сарранг… — она повернулась к некрасивой рыжей и улыбнулась ей. — Сарранг, знакомься, это Чеин.

— Будем знакомы, — рыжая шагнула к Чеин и быстро обняла её, — сестра…

— Будем, — ответила ей Чеин. — Солнце для всех, сестра!

— Солнце для всех!

Ретроспектива. Шрам

Это произошло девять лет назад. Вэйнз тогда жила в Энпрáйе. Дела у неё шли неплохо: Вэйнз снимала небольшую уютную квартиру недалеко от башни, у неё были деньги, связи… она жила так, как ей хотелось и исключительно за свой счёт. (Среди её тогдашних любовниц были богатые и со средним достатком, были и такие, кто жили совсем уж скромно, но Вэйнз не интересовали деньги тех, с кем она ложилась в постель.) Вэйнз часто бывала в престижных клубах, дорогих ресторанах, посещала театры. Несколько раз даже отправлялась в туры по небесным островам и своими глазами видела солнце. Средства на такую жизнь Вэйнз добывала сама, способом, который среди «приличных людей» принято считать постыдным, но Вэйнз плевать хотела на мнение «приличных людей» и с увлечением занималась делом, в котором была настоящей профи — воровала.

К тридцати семи годам (столько Вэйнз было тогда) она стала известной в узких кругах преступного мира столицы специалисткой по вскрытию сейфов и всего того, что имеет замок. Вэйнз легко проникала туда, куда другие проникнуть не могли, и забирала то, что хотела забрать. На её счету были обворованные офисы, квартиры богатых горожан и даже несколько банков. При этом, Вэйнз ни разу не попадалась на серьёзных делах (если не считать таковыми несколько карманных краж по молодости).

Вэйнз была красива. Высокая и стройная, с миловидным овальным лицом, настолько безупречным в пропорциях, словно оно было воплощением замысла талантливого скульптора, тонко чувствовавшего гармонию форм. Большие миндалевидные глаза тёмно-фиолетового цвета смотрели выразительно и невинно, а изящные тонкие губы, способные без слов выразить больше, чем иным удается посредством речи, придавали лицу Вэйнз тот особый шарм и ту убедительность, что часто заставляют жертв очаровательных мошенниц забывать об элементарной осторожности. Длинные иссиня-белые волосы, заплетённые в две толстые тугие косы и спускавшиеся вперед на невысокую, как у большинства андрогинов грудь, резко контрастировали с сильно смуглой, почти чёрной кожей. Она была безупречна, и потому с юных лет её жизнь была полна внимания со стороны всех полов; Вэйнз никогда не была одинока.

Всё у Вэйнз складывалось хорошо, пока её не угораздило связаться с Алтан Базилл Хайяллой — известным в Энпрáйе криминальным авторитетом…

Хайялла была андрогином, но походила больше на мужчину, нежели на андрогина или, тем более, на женщину. Ярко выраженная мужественная внешность Алтан и стала причиной того, что Вэйнз, всегда предпочитавшая мужчин, стала с ней встречаться.

Их роман завязался, когда Хайялле понадобились услуги профессиональной воровки, и её люди вышли на Вэйнз через общих знакомых. Вэйнз пригласили в штаб-квартиру клана, где Хайялла в деловой обстановке изложила ей суть дела… Они договорились о цене и деталях, обменялись рукопожатиями и разошлись, после чего Вэйнз приступила к привычной работе.

Вэйнз выполнила контракт и получила от Хайяллы причитавшуюся ей плату. Но, когда дело было сделано, Алтан предложила ей снова встретиться…

Позже Вэйнз часто вспоминала момент, когда она могла отказаться. Вряд ли её отказ повлёк бы за собой серьёзные неприятности. Самое большее, что ей тогда грозило — потерять клиента в будущем, но это — не такая уж проблема, в сравнении с тем, чем впоследствии обернулось её согласие.

Хайялла была самим очарованием. Неожиданно для Вэйнз, она оказалась большой ценительницей искусств и вообще весьма утончённой натурой: разбиралась в музыке и живописи, истории и естественных науках, владела несколькими музыкальными инструментами и прекрасно танцевала. И, кроме прочего, Алтан была умелой любовницей.

Вэйнз увлеклась Хайяллой, а та, в свою очередь, увлеклась Вэйнз.

Но увлечение тем и отличается от более глубоких чувств (в основе которых обычно лежит нечто большее, чем секс), что оно, подобно праздничному фейерверку, быстро вспыхивает, ярко горит разноцветными огнями, но недолго. Зрители, ещё несколько секунд назад восхищавшиеся красочными вспышками, на мгновение слепнут и даже не могут в точности определить, куда упало то, что осталось от прогоревших эрзац-звёздочек, а когда в глазах проясняется, они снова видят окружающий серый мир, в котором от фейерверка не осталось и следа.

К тому времени, когда Вэйнз окончательно поняла, что больше ничего не испытывает к Алтан, их связь длилась около года. Разобравшись с собственными чувствами, она сообщила об этом любовнице, решив, что поступает честно. Она сказала, что не видит смысла в продолжении отношений и предложила расстаться, на что Хайялла после долгого молчания, ответила: «нет».

Они разговаривали, сидя за столиком в ресторане, вокруг были люди, и Вэйнз встала и вышла на улицу, где села в первое попавшееся такси. Её не преследовали.

Она поехала к себе, чтобы забрать необходимые вещи и документы, — Вэйнз хорошо представляла, что за человек Хайялла, и потому решила на некоторое время исчезнуть. Она решила, что для неё будет лучше, если она переедет в другой район, — Энпрáйя — мегаполис с семидесятимиллионным населением, в таком городе легко потеряться. Алтан перебесится, найдёт себе новую пассию и забудет про неё — так думала Вэйнз.

Придётся, конечно, сменить фамилию… — это обойдётся ей в приличную сумму, но у Вэйнз имелись средства на такой случай. «А впрочем, — говорила она себе тогда, — почему бы вообще не убраться из этого муравейника? Почему бы не начать все заново — новую жизнь? Уехать, скажем, в какой-нибудь Аммóрк или Авальтáк или в Тир, купить там скромное жилище — (её сбережений для этого вполне хватало) — и просто жить… Устроиться на легальную работу и ни в коем случае не связываться с местной мафией!» — Так размышляла Вэйнз, глядя в окно такси на проносившиеся мимо залитые светом фонарей улицы столицы.

Машина подъехала к дому. Расплатившись с водителем, Вэйнз попросила её не уезжать, сказав, что спустится через десять минут, и выдала авансом несколько пластиковых монет. Войдя в подъезд и вызвав лифт, Вэйнз поднялась на пятый — самый верхний этаж, где располагалась её квартира. Когда двери лифта открылись, в кабину шагнули громилы Хайяллы…

…Вэйнз умела постоять за себя; она запросто могла сломать противнице челюсть или руку и Хайялла это знала, потому и прислала за ней четырёх здоровенных бандиток. Две громилы вошли внутрь лифта, другие две стояли снаружи, у каждой на руке был кастет. Одна из вошедших — здоровенная мужчина — опустила увесистую лапу ей на плечо и сообщила:

— Не рыпайся, Вэйнз. Босс приказала нам тебя отмудохать, — она поднесла к лицу Вэйнз кулак с кастетом и повертела, — если станешь сопротивляться.

— Спокойно выходишь и идешь, открываешь дверь… — пробасила вторая громила — тоже мужчина. — Мы у тебя подождём босса… Ты же не возражаешь? — с глумливыми нотками поинтересовалась громила. — Вот и хорошо! — тупая гангстерская морда расплылась в идиотской улыбке.

Бандитки вошли вместе с ней в квартиру. Вэйнз усадили посреди единственной комнаты, предварительно отобрав сумочку, комм и элегантный клинок из ультрапластика, с которым Вэйнз никогда не расставалась. Через тридцать минут появилась Хайялла.

— Ну, что же, Вэйнз… — деланно произнесла тогда Хайялла, едва войдя в комнату. — Кажется, мы не договорили… — мужественно красивое лицо андрогина изобразило маску нарочитого сожаления.

— Я тебе сказала всё, что намеревалась сказать, — ответила Вэйнз.

— Да-да… конечно, я тебя услышала, — понимающе покивала головой Хайялла и принялась расхаживать туда-сюда по комнате. Она прошла вперёд, назад, обратно, потом резко остановилась и зло посмотрела на Вэйнз. — Но! — она подняла вверх указательный палец, — кажется, ты не поняла, дорогуша… Здесь я решаю!

Последние слова были сказаны с такой хладнокровной яростью, что присутствовавшие в комнате громилы сделались бледны и неподвижны как статуи. На Вэйнз ярость бывшей любовницы не произвела столь сильного впечатления (память недавней близости мешала в полной мере воспринимать эту ярость в свой адрес), однако, она точно знала, что перед ней крайне жестокий и опасный человек. Хайялла была самовлюбленна, цинична, болезненно обидчива и ревнива. За год, что они были вместе, Вэйнз узнала о ней много такого, от чего другая на её месте пришла бы в ужас. Но Вэйнз не была сентиментальна. То, что представительницы одних преступных кланов время от времени убивали представительниц других преступных кланов, не было для Вэйнз новостью. Она с самого начала хорошо понимала, что за маской очаровательного пафоса Алтан Базилл Хайяллы скрывалось хищное, крайне агрессивное существо, сумевшее подавить и подчинить себе стаю других таких же, не менее агрессивных существ — целый клан — и стать во главе этой стаи. Впрочем, отсутствие сентиментальности не делало Вэйнз подобной Хайялле, и истории совершаемых последней злодейств не могли не повлиять на её решение расстаться. Одно дело — неистово трахаться с очаровательной в своей брутальности мафиози, и совсем другое — любить человека, способного приказать подчинённым головорезам сбросить другого человека живьем в шахту или — предварительно связав и примотав к ногам строительный блок — в канализационный отстойник.

— Алтан, — спокойно сказала Вэйнз, — ты хочешь, чтобы я тебя обманывала? Ты действительно этого хочешь?

Она сидела на ложе — том самом, на котором ещё недавно они страстно отдавались друг другу — и смотрела на остановившуюся посреди комнаты Хайяллу снизу вверх. С момента её появления, громилы стояли по стойке «смирно» — две у входа, одна — у дальнего угла комнаты, служившего кухней и столовой, и четвёртая, старшая — в шаге за спиной босса.

— Оставьте нас! — скомандовала Хайялла громилам. — Живо! Ждите за дверью!

Все четверо безоговорочно подчинились и через минуту они с Вэйнз остались одни.

— Почему? — спросила тогда её Хайялла.

Вэйнз пожала плечами.

— Потому что я тебя не люблю.

Хайялла горько улыбнулась в ответ и… ударила Вэйнз ногой в лицо…

…Удар пришёлся в правую скулу. В глазах у Вэйнз потемнело, и она почувствовала, как заваливается в бок, падает на постель, теряя сознание. Но тут же последовал ещё один удар, приведший е обратно в чувства, и ещё один, и ещё…

…Хайялла методично и со знанием дела избивала её несколько минут к ряду, нанося удары руками и ногами. Била в основном по лицу и рукам, когда Вэйнз инстинктивно закрывала ими лицо, с расчётом не покалечить. За всё это время Хайялла не проронила ни слова, её лицо не выражало никаких эмоций, лишь появился слабый румянец на щеках и несколько капель пота скатились по широкому лбу. Глаза её были безразличны к происходившему, как глаза глубоководной хищной рыбы, пожирающей настигнутую жертву.

Вэйнз умела постоять за себя… но против Хайяллы, бывшей вдвое больше её и состоявшей сплошь из мускулатуры, у неё не было никаких шансов. Хайялла была быстра и сильна — настоящая машина для истязаний и убийств, которую откровенно боялись даже самые отмороженные и безбашенные представительницы преступного мира Энпрáйи. Теперь и Вэйнз представилась возможность окончательно убедиться на собственном опыте в том, что вся пафосная утончённость и изысканность манер бывшей любовницы были не более чем искусной маскировкой, за которой скрывалось жестокое и хладнокровное чудовище.

Когда Хайялла закончила, лицо Вэйнз представляло один большой синяк; правый глаз полностью заплыл, а левый смотрел сквозь узкую щёлку; нос слегка распух, но не был сломан; все зубы были на месте, но при этом некоторые ощутимо шатались; пунцовые гематомы и ссадины покрывали уши, часть шеи и руки Вэйнз.

— Ну, что, как ты? Хорошо себя чувствуешь? — участливо поинтересовалась Хайялла, как будто не она только что превратила лицо Вэйнз в отбивную. — Ничего не болит?

— Пошла ты… — онемевшими губами произнесла Вэйнз, переворачиваясь на бок. — С-сука…

Она сплюнула на постель заполнившую её рот смесь из слюны и крови.

— Ну-ну-ну… Как грубо, милая… — Хайялла с осуждением покачала головой. — Это же такая мелочь!..

— Мелочь?! — Вэйнз с ненавистью посмотрела на Хайяллу единственным глазом.

— Угу, — кивнула та в ответ. — Ты, — назидательно продолжила андрогин после театрально затянутой паузы, — оскорбила меня, Вэйнз… мою любовь… предала меня… — она сделала рукой неопределенный жест, скорчив при этом скорбную мину. — Ты же не думаешь, что уже расплатилась за свое вероломство?

— Я ничего тебе не должна.

— Разве? — Хайялла удивлённо заломила бровь и, наконец, перестала кривляться: — А я вот так не считаю! — прорычала она, шагнув к лежавшей на окровавленном ложе Вэйнз. В руке её блеснуло лезвие ножа — того самого принадлежавшего Вэйнз клинка из ультрапластика, который у неё отняли громилы. Свободной рукой Хайялла грубо схватила Вэйнз за левую косу так, что послышался хруст выдираемых с корнем волос, и рывком приблизила её лицо к клинку…

Глава восемнадцатая. Утро нового дня

Вэйнз проснулась от яркого света. В комнате, где она находилась, вдруг стало слишком светло, послышались чьи-то шаги, и через некоторое время (с ощущением времени творилась какая-то ерунда) что-то коснулось лица Вэйнз… точнее, того, что было у неё на лице.

Она открыла глаза и увидела склонившуюся над ней женщину.

На вид женщина была лет на пятнадцать или двадцать старше её самой. Лицо красивое, но — если внимательно присмотреться — уже начинающее увядать; кожа лица — светло-кофейного цвета — значительно светлее чем у самой Вэйнз, — глаза — голубые с вкраплениями серого, пепельно-стальные волосы стянуты назад к затылку. На женщине розовато-белый костюм с короткими, до середины утончённого предплечья рукавами и треугольным вырезом на шее. Она — врач. «Гэл Тат…» — вспомнила Вэйнз имя «женщины», бывшей на самом деле бесполой. Мысли ещё путались: Вэйнз не могла вспомнить при каких обстоятельствах она оказалась здесь, но главное она помнила…

— Гэл… — с трудом разлепив губы, произнесла она. — Как…

— Всё хорошо, Вэйнз, — произнесла низким, грудным баритоном бесполая и тепло, как-то по-матерински, улыбнулась. — Пришлось повозиться с твоим рубцом… точнее с мышцами лица… но дело сделано. Через декаду снимем регенерационную маску, и сама увидишь.

— Спа… спас… — попыталась произнести Вэйнз. Губы не желали подчиняться.

— Это скоро пройдёт, — упокоила её Гэл. — Пришлось полностью парализовать мимические мышцы, чтобы соединить рассечения… — Тёплая ладонь бесполой легла на лоб Вэйнз; при этом пальцами другой руки Гэл принялась ощупывать её губы и не прикрытую маской правую щеку. — Травма была глубокая, — продолжала бесполая, что-то деловито разглядывая на лице Вэйнз. — В одном месте лезвие даже задело кость… Что это было? Ультрапластик?

— Д-да.

— Гм… — Гэл закончила осматривать лицо Вэйнз и посмотрела ей в глаза. — Что ж, тебе повезло… Ещё бы немного и лезвие задело мозг…

— Он-на н-не х-тела мня уб-биват-ть… — с трудом выговорила Вэйнз и замолчала.

Гэл понимающе кивнула, но не стала расспрашивать о том, кто такая эта «она» и почему нанесла ей столь жестокое увечье.

— Отдыхай, — бесполая слегка пожала запястье Вэйнз и, протянув руку к небольшому пульту на тумбе рядом с кроватью, что-то нажала на нём. Пульт мелодично пиликнул, и Вэйнз почти сразу почувствовала непреодолимую слабость и желание поскорее уснуть. — Спи, — мягко сказала Гэл, и её лицо медленно растворилось в окутавшей Вэйнз темноте.

Когда она снова открыла глаза, рядом была Дафф. Мужчина сидела на стуле рядом с кроватью с закрытыми глазами и дышала глубоко и ровно. Дафф спала.

Вэйнз чувствовала, что больше не сможет уснуть. Да и ко всему ей сильно хотелось пи́сать — мочевой пузырь был переполнен и напрочь отказывался потерпеть ещё немного. Нужно вставать…

Она протянула руку к Дафф и нежно коснулась кончиками пальцев массивного, покрытого жёсткими кучерявыми волосками предплечья. Мужчина тут же открыла глаза.

— Как ты, любовь моя?

— Доктор сказала, всё хорошо, — попыталась улыбнуться Вэйнз и поняла, что это ей удалось только наполовину (закрытая маской левая сторона лица была словно парализована). — Как долго я спала?

— Почти девятнадцать часов, — ответила Дафф. — Сейчас вечер, начало двадцать первого часа.

— Мне бы…

— …в туалет?

— Ага, — подтвердила она и снова улыбнулась отошедшей от наркоза половиной лица.

— Погоди, я схожу за Сэт. Нужно отключить капельницу…

Через пятнадцать минут Вэйнз в домашнем халате и тапочках сидела в столовой и осторожно проглатывала мягкую кашеобразную пищу, запивая её соком через соломинку, — строгое требование Гэл: «не напрягать жевательные мышцы». Рядом были Дафф и приёмная дочь Гэл — Сэт.

Сэт — молодая, не то что бы красивая, скорее миловидная женщина, возрастом около двадцати лет — понравилась Вэйнз и Дафф с первой минуты их знакомства своей простотой и теплотой в общении. Прошлым вечером, когда Сарранг с триумвирами доставили их к Гэл Тат, с самой Гэл они поговорили всего пару минут: бесполая оказалась крайне занята прибывшими из какой-то переделки немногим раньше сёстрами, ожидавшими её в другой комнате, и потому перепоручила Вэйнз дочери. Втроём они допоздна просидели в маленькой гостевой комнатке, разговаривая о простых и понятных вещах и о приключившемся с ними минувшим днём и о многом другом, что волновало Вэйнз и её возлюбленную.

От Сэт они узнали, что её приемная мать, Гэл — одна из координаторов иблиссиан и бóльшую часть свободного от официальной работы времени занята согласованием действий ячеек революционного подполья Тира.

Поначалу Вэйнз решила, что Сэт была при матери кем-то вроде помощницы или секретаря, но та сама сообщила, что является боевым курьером. На наивный вопрос Дафф: не требуют ли правила конспирации скрывать такие подробности от малознакомых людей, Сэт ответила, что раз их привела Сарранг, то на неё ляжет и ответственность, в случае если окажется, что она привела шпионок. «Мы не можем рисковать», — сказала женщина без малейшего намёка на запугивание. «Если в организацию пробирается шпионка властей или кто-то из сестёр оказывается предательницей, — (она приподняла один из рукавов просторного халата, в который была одета, показав наруч с клинком из ультрапластика), — мы таких убиваем». В тот момент Вэйнз ясно поняла, что перед ними вовсе не добродушная очаровательная простушка, как показалось ей вначале, а уверенная в себе и способная в любой момент превратиться в опасную противницу твёрдая, как скрываемый под её одеждой клинок, личность. При этом Вэйнз не почувствовала ни малейшего намёка на обычно сопровождающую таких личностей, ощутимую физически, словно разреженность воздуха или настораживающий запах, угрозу. Напротив, при всей своей внутренней силе, Сэт продолжала казаться ей человеком мягким, рядом с которым всегда тепло и уютно.

За время их разговора с Сэт, Вэйнз и Дафф узнали много для себя нового о вещах, казавшихся им до того «незначительными» или «очевидными». Сэт простыми словами объяснила им цели организации иблиссиан и суть учения Иссы Иблисс, доступно, на понятных примерах, показала необходимость революционной борьбы, долго и терпеливо отвечала на последовавшие затем вопросы Дафф. Они легли за полночь, выпив за время разговора больше литра ароматного крепкого кофе, а рано утром в дверь комнаты постучалась Гэл Тат и сообщила Вэйнз, что через десять минут она должна быть готова к операции…

— Совершенно ничего не чувствую под этой штукой… — сказала Вэйнз, имея в виду облепившее половину её лица серебристое устройство с множеством зелёных и красных индикаторов и небольшим округлым экраном, отображавшим шкалы и кривые графики.

— Это нормально, — сказала Сэт. — Регенерационная маска следит за тем, чтобы твои мимические мышцы оставались неподвижны. Это нужно для того, чтобы исключить возможность повреждения наращиваемых тканей вследствие их естественных сокращений. Это временное неудобство. Постепенно маска вернёт чувствительность и даже начнёт принудительно активировать обновлённые мышечные ткани, чтобы они правильно работали… У тебя будет замечательная улыбка, Вэйнз.

— Я думала, что мне просто уберут шрам…

— Этого недостаточно, — пробаритонила позади Вэйнз вошедшая в столовую Гэл Тат. Все трое обернулись. — Рубец был слишком глубоким, — продолжала она. — Полностью перерезаны мышцы лица… Просто убрав шрам, мы бы ничего не добились.

Вэйнз хорошо понимала, о чём говорила Гэл. Всякий раз, в течение последних восьми лет, когда она улыбалась, улыбалась только правая сторона её лица; на левой же стороне отвратительный келоидный рубец, подёргиваемый неправильно и не везде сросшимися мимическими мышцами, мерзко изгибался, превращая улыбку в хищную гримасу. Вэйнз много репетировала перед зеркалом, пыталась научиться улыбаться одной только правой стороной лица, дабы гадкий шрам оставался неподвижным, но не много преуспела в этом: любая мимическая активность на её лице выглядела откровенно жутко, и потому она со временем приучила себя вовсе не реагировать мимикой на происходящее вокруг, сохраняя на лице мину нейтрального безразличия.

— Тебе по-прежнему пришлось бы изображать оживший манекен, чтобы не пугать окружающих, — добавила Гэл, как будто прочитав мысли Вэйнз.

В ответ Вэйнз вдруг захотелось сказать Гэл слова благодарности, сказать что-то приличное случаю, но она не смогла подобрать нужных слов. Всё, что приходило ей на ум казалось неуместной банальностью и фальшивкой. Она было построила в уме короткую фразу и уже разомкнула губы, чтобы произнести задуманное, но быстро поняла, что и это будет не то. Тогда она сомкнула губы и неожиданно для себя самой расплакалась. Крупные мутные капли выступили в уголках её глаз и медленно покатились по щекам. При этом одна капля скрылась под маской, тут же отреагировавшей коротким звуковым сигналом.

— Э, так дело не пойдет, сестрица… — Гэл подошла к Вэйнз и, взяв со стола салфетку, быстро промокнула выступившие у неё слезы. — Не надо заставлять нервничать нашу машинку, — делано сердитым баритоном добавила она, при этом тепло улыбнувшись. — Договорились? — Гэл достала новую салфетку и вручила Вэйнз.

Шмыгнув носом, Вэйнз согласно кивнула.

Сидевшая рядом Дафф опустила широкую тёплую ладонь на выпроставшееся из-под бежевого халата колено Вэйнз; грубые пальцы успокаивающе-нежно погладили тёмную кожу.

— Кстати, Дафф, — обратилась Гэл к мужчине, — ты ещё не говорила Вэйнз о Чеин?

— Нет, — покачала головой Дафф. — Думала отложить до завтра…

— О ком это, Даффи? — шмыгнув ещё раз носом, спросила Вэйнз. — Что за Чеин?

— Так зовут нашу вчерашнюю знакомую, — успокаивающе сказала ей Дафф. — Ты главное не волнуйся… Она на нас не в обиде…

Базис: конец частной собственности

Ко времени, когда частнособственнические отношения окончательно исчезнут, исчезнут и те человеческие качества, что веками неизменно передаются из поколения в поколение: накопительство, хищничество, мещанская «домовитость», пиетет к частной собственности…

Это неизбежно отразится на отношениях между людьми. Формы семьи; взаимоотношения полов; отношения между родителями и детьми; отношения между представителями разных поколений… — всё это изменится.

В конечном итоге изменится и то, что сегодня принято называть термином «государство». Государство перестанет быть тем, чем оно является сегодня, ещё раньше, до того, с начала социальных преобразований. Когда же окончательно будут упразднены остатки зла, именуемого «частной собственностью», государство станет ненужным — сольются воедино пути научных социалистов и анархистов — наступит новое время — время подлинной свободы.

Исса Иблисс, «Базис»