Солнце и сталь (СИ)

Нэток.

Большой черный гриф, тяжело хлопая крыльями, опустился на ветку высохшего от жары дерева, нависающего над узким ущельем. Скосив желтый глаз, падальщик с плотоядным интересом уставился на карабкающегося по каменистому склону худощавого человека с черными как смоль волосами. Изможденное тело покрывала лишь рваная набедренная повязка, почти не скрывавшая ритуальных шрамов, складывавшихся на черной коже в причудливом узоре. Но были тут и свежие шрамы, сочащиеся кровью и гноем, так что даже со столь дальнего расстояния гриф чувствовал близкую смерть беглеца.

Было видно, что человек идет из последних сил: его грудь и бока ходили ходуном, по лицу градом катился пот. Вот нога беглеца, попала в трещину в скале и он, вскрикнув, растянулся на высохшей от безжалостного солнце почве. Гриф неторопливо оттолкнулся от ветки и неспешно описывая круги над землей начала спускаться к упавшему человеку.

Оглушительный хохочущий вой разнесся над землей. Человек содрогнулся всем телом и, с явным трудом поднялся на ноги. Оглядываясь через плечо, он посмотрел на гребень большой горы и в его глазах мелькнул страх при виде безобразных фигур, будто выросших на скалах. Вот одна из них отрывисто рявкнула, и тут же обе тени стремительно помчались вниз по склону. Прихрамывая, он поспешил по дну ущелья, а жуткий хохочущий вой раздавался все ближе и ближе.

Солнце уже клонилось к закату и на небе всходили ночные светила, которые, как был уверен беглец, станут единственными свидетелями его смерти. Ну и еще ненасытные твари, следующие по ним по пятам. Агбал и Нурек уже окончили свою жизнь в их зубах - последние спутники молодого кочевника. Последние - из сорока вышедших вместе с ним в дерзкий, отчаянный набег на клан Горных Гиен, безумных воительниц, чья жестокость и извращенные обычаи считались чрезмерными даже по меркам Пустоши. Три луны назад они разорили одно из отдаленных стойбищ клана Нэтока и тот, как сын вождя, собрал самых сильных и крепких юношей стойбища, чтобы отомстить за пролитую кровь.

На алтаре Норгота, Бога Крови он принес в жертву пятерых рабов и воззвал о помощи неистовому божеству, прося его о победе.

Взамен он обещал возложить на алтарь головы не менее тридцати Гиен.

Но то ли бог оказался недоволен жертвой, то ли племя врагов оказалось сильнее - только удача отвернулась от мстителей. В безымянном ущелье, прорезавшим горы, где жили враги, Нэток и те, кто пошел за ним, угодили в засаду. Большинство пало на камнях, но восемь человек, включая и самого сына вождя попали в плен.

Правили в этом племени женщины - если так можно было бы назвать этих дьяволиц- рослых, поджарых, с вечно голодными глазами и хищной улыбкой, обнажавшей острые зубы. Немного было в Пустоши народов, где за женщиной признавали права чуть большие, чем за рабочей скотиной и народ, управляемый подобными созданиями мог быть действительно страшным в бою и еще страшнее- после него.

Мужчин этого племени редко видели в бою- низкорослые, узкоплечие коротышки, с жесткими черными волосами и мутно-зелеными глазами, шакалами они выбирались на поле боя, уволакивая в стойбище трупы для праздничного пира. Рабски покорные своим безумным правительницам, они были изощренно жестоки с пленниками, порой умиравшими дольше, чем обе Луны в ночном небе совершат свой поочередный цикл.

Нэток видел как эти худощавые дьяволы, один за другим мучили воинов его клана, сотней разных способов превращая их в изуродованные, окровавленные, глухо мычащие куски мяса, источавшие запах горелой плоти. Некоторым, впрочем, повезло еще меньше- молодых и сильных брали в любовники Гиены.

Нэток видел, как они плясали у костра, почти голые, потрясая множеством грудей - совсем как у твари, которую они считали своим первопредком.

Здесь поклонялись Сетхе Рыжеволосой, дочери Всадника-в-Желтом- неслыханное кощунство, для большинства жителей Пустоши, почитавшей Шакалоголового за мужское божество. В честь звероголовой богини свершалось бесчисленное множество кровавых обрядов и самых разнузданных оргий, апогеем которых становилось разрывание пленников на части.

Однако Нэтока ждала иная участь. По ритуальным шрамам на его теле Гиены определили, что перед ними- ценный пленник, достоянный быть принесенным в жертву урфам- огромным тварям, проживающим в горах. Ранним утром его, вместе еще с двумя пленниками отвели под конвоем в дальние и дикие ущелья, бросив там.

Позади вновь послышался протяжный вой и пленник, припадая на ушибленную ногу, устремился в сторону небольшого ущелья. Звериный инстинкт самосохранения гнал его вперед, хотя Нэток и понимал, что он не выживет тут- никто из людей не может выжить в Черных Горах, преследуемый по пятам стаей голодных тварей.

Урфы!

Огромные твари напоминали гиен- только размером с молодого льва и с редкой шерстью, совершенно не скрывавшей твердую кожу, покрытую роговыми наростами. Племя Гиен называло их своими Сестрами- потому что в стаях урфов, всем верховодили самки, бывшие больше и сильнее самцов.

Нэток вспомнил, что выкрикивала старшая жрица- сморщенная старуха, обвешанная амулетами из человеческих костей и зубов урф.

-От одной матери вышли мы! Из чрева кровавого Сетхи Рыжеволосой рождены мы!- кричала она, брызгая слюной из редкозубой пасти,- в ваших щенках рождаются заново наши старейшины и ваши Старшие рождаются у наших матерей. Придите, о Сестры и возьмите этого червя с равнины.

Стоявшие вокруг Гиены закинув головы вверх, заливались безумным лающим смехом и с вершин гор несся ответный хохот. Глядя на их желтые, светившиеся в предрассветных сумерках, глаза, на острые зубы и покрытую замысловатыми узорами кожу было и впрямь нетрудно поверить, во все эти россказни о Гиенах- и те, что бытовали о них на равнине и те, что они рассказывали о себе сами.

Безумный смех раздался чуть ли не над головой Нэтока и тот, бросив быстрый взгляд вверх, узрел огромную тварь с горящим жадным огнем глазами. Длинный хвост, покрытый костяными наростами и способный переломать ребра человека, хлестал по бокам урфы. С разных сторон послышался новый хохочущий лай, и несколько тварей устремилось вниз по склону.

С вершины огромной скалы Нэток молча созерцал обширную каменистую равнину, почти сплошь занятую руинами большого города. Множество таких развалин, свидетелей былой славы Эребии покрывали Пустошь, служа укрытием самым опасным тварям проклятой земли. Из рассыпающихся, заносимых песком руин исходила и губительная порча и страшные эпидемии и многое другое, заставлявшее обходить дальней дорогой развалины.

Но выбора у Нэтока не было - позади него уже слышался воющий хохот голодных урф, не оставляющих надежды поимки добычи. Возможно там, на улицах мертвого города, удастся сбить их со следа. Нэток уже хотел спускаться, когда взгляд его зацепился за монумент в центре города. Он присмотрелся- и страх ледяной рукой сжал его сердце.

Посреди города, среди порушенных временем дворцов и храмов возвышалась огромное здание, напоминавшее исполинский зиккурат. Вершину его венчала статуя из черного камня, изображавшая жуткого зверя, напоминающего помесь верблюда и дракона. Меж распахнутых крыльев восседал всадник сплошь закутанный в Желтое.

Никому из бесчисленных племен и кланов, населявших Пустошь не нужно было объяснять, кого может изображать такая статуя. И все они знали только один город, на главной площади которого могло стоять подобное изваяние.

Город, который должен был сгинуть в веках. Город чье название произносили только шепотом и месторасположение которого указывали в десятке мест Пустоши.

Хастуршад. Город удостоившийся принимать бога - и оказавшийся недостойным такой чести. Город-призрак. Город-склеп.

Позади Нэтока вновь послышался зловещий и, оглянувшись, он увидел бледные тени, мчащиеся по горам . Поспешно он принялся спускаться, сбивая в кровь руки и колени. Оказавшись на равнине, он помчался вперед, выглядывая среди руин что-то хоть немного похожее на укрытие. Он слышал позади вой и хохот, ему казалось, что он чувствует на затылке, жаркое дыхание и поминутно ждал, как в его шею вонзятся острые зубы. И лишь добежав до городских врат, с давно рассыпавшимся прахом деревянными створками, Нэток осмелился оглянуться.

На скале, с которой он созерцал развалины города, неподвижным изваянием застыло чудовище. Голодным алчным блеском сияли его глаза и все же урфа не тронулась с места, провожая беглеца жадным взглядом. Со стороны гор все еще слышался хохот и лай, но не одна из уродливых тварей так и не вышла на равнину.

Несколько ударов сердца Нэток мерялся взглядами с жуткой тварью, потом обернулся и шагнул на занесенную песком мостовую проклятого города.

Никто в Пустоши не знал, где в незапамятные времена возвышались башни Шада, одного из величайших городов древней Эребии. Во времена, когда великая империя распалась на множество воюющих царств, возвысился этот город, где правил могущественный король Мерхан, великий полководец и черный маг. На сотни миль вокруг множество городов и народов платило дань Мерхану, не в силах устоять перед непобедимыми его легионами. А тех, кого жестокий царь не мог сокрушить военной мощью, он истреблял колдовским искусством. Иссушающие ветры заносили песком целые армии, стаи саранчи выжирали посевы, черная плесень превращала в гниль запасы еды в осажденных городах, а вода в колодцах превращалась в кровь. Такую силу даровал своему верному слуге Великий Хастур, которому Мерхан обрекал в жертву сотни и тысячи пленников. Истекая кровью, насаженные на кол люди, стонали под стенами Шада, в то время как король пировал в своем дворце среди своих полководцев, наложниц и жрецов Старых Богов.

Множество народов объединил Мерхан под своей властью, все новые и новые племена вливались в его непобедимую армию, с помощью которой он вздумал объединить всю Эребию и взойти на Трон Черепов. Он уверовал в свое предназначение, что он избранник Темных Богов, предназначенный ими для великого дела.

Но однажды, когда Мерхан пировал в своем дворце, на пороге зала внезапно появился сгорбленный нищий в рваном желтом балахоне. Он откинул капюшон и все содрогнулись от ужаса, увидев лицо покрытое язвами проказами.

-Кто ты такой оборванец?- спросил разгневанный царь,- как ты прошел сюда?

-Я твой господин, о Царь,- шелестящим голосом произнес нищий, -спустись с трона и уступи его тому, кому он принадлежит по правы.

Разгневанный Мерхан приказал страже отрубить нищему руки и ноги, а то что останется- бросить собакам. Но едва могучие черные стражи двинулись к нищему произошло страшное: рваные одеяния обернулись желтым шелком, а с лица сползла прокаженная плоть, обнажая голый череп. Страшными словами он проклял Мерхана, обличая его в том, что он не сумел признать своего господина. И в этот же момент великая тьма спустилась на зал и в нем послышались плач и скрежет зубов. А скелет в желтом шелковом одеянии- вышел наружу и прокричал страшное слово. И с ночного неба спустился страшный скакун, который вознес всадника на крышу дворца и окаменел вместе с ним.

Таковым было первое явление в мир Всадника в Желтом- воплощения Хастура, что покарал неблагодарного Мерхана. Так рекли жрецы бога и великий ужас тогда объял Шад и множество людей бежало в панике из города.

Восстали покоренные Мерханом народы и великая империя Шада рухнула в огне и крови.

Еще два столетия оставалась Эребия раздробленной, и уже тогда Шад считался проклятым и брошенным городом.

А потом было объединение и Великая Война и Великая Катастрофа и все напрочь забыли о том, где и когда был город отныне прозываемый Хастуршадом.

Лишь безумные старики у шатров йеджудж еще рассказывали легенду и проклятом городе, давно забытым богами и людьми.

И сейчас Нэток ступил на его улицы - может первый живой человек за тысячи лет.

Две луны - большая и малая- стояли в ночном небе напротив друг друга, и их лучи, порождали причудливую игру теней на развалинах древнего города. У всех племен йаджудж были разные предания, посвященные двойному новолунию, но все они сходились на том, что это- предзнаменование, предвещающее большие перемены.

И все эти легенды сходились на том, что такие перемены редко бывали к лучшему.

С гор все еще слышался отдаленный вой и хохот - урфы все еще охотились там.

Ночь обступившая Нэтока жила своей жизнью: в воздухе бесшумно скользили темные тени, отовсюду, от развалин домов, черных провалов окон и дверей слышался какой-то шорох, писк, шипение. Нэток буквально кожей чувствовал, как со всех сторон к нему приковано множество глаз. Каждый миг он ожидал, что из развалин на него прыгнет какая-то тварь и почти желал этого, не в силах больше выдерживать мучительного напряжения, постоянного пребывания в ожидании. Однако, никто так и не преградил ему путь на прямой как стрела древней мостовой.

Казалось, сам Хастуршад не спешил действовать, внимательно рассматривая путника, впервые за долгие века забредшего к ним из внешнего мира, не знающего, куда он идет и на что рассчитывает.

Судя по всему, это была главная улица города - по обеим сторонам мостовой белели мраморные развалины некогда величественных дворцов и храмов. Странные письмена и знаки покрывали их стены, причудливые и пугающие идолы венчали храмовые колонны. Иные из идолов и символов были смутно знакомы Нэтоку и он то и дело почтительно склонял голову, шепча молитвенные формулы.

Кочевники боялись развалин древней Эребии, но и испытывали перед ними священный трепет, хорошо понимая, что именно оттуда исходит сила питающее их безумное и жестокое существование.

Но вот мостовая кончилась, и Нэток ступил на площадь где стоял дворец, который он увидел еще со скалы. Огромная черная громада словно поглощала лунный свет, так что Нэток, как не напрягал глаза, мог разглядеть только самые общие очертания, более детальное рассмотрение величественного строения у него не получалось.

Нэток бросил взгляд вверх и тут же почувствовал, как по его спине пробежали крупные мурашки: даже на такой высоте, с лицом прикрытым капюшоном демонический Всадник-В-Желтом всадник казался преисполненным противоестественного, губительного зла.

Несмотря на головокружительную высоту, зловещее изваяние, казалось, находилось рядом. Пустыннику даже померещились мерцающие из-под капюшона призрачные глаза. Нэток поспешно встал на колени и, склонив голову, зашептал молитву. Она была долгой и раболепной, посвященной Великому, Кто царит среди звезд, богу, почитание которого было единственным, что объединяло эту разноплеменные орды Пустоши.

Закончив молитву Нэток встал, и огляделся по сторонам. Только сейчас он понял, что вокруг воцарилась гнетущая, давящая тишина- еще более страшная, чем все шорохи и тени, проклятого города.

Хастуршад замер, словно лев, затаившийся за барханом, перед могучим прыжком на свою жертву.

Нэток посмотрел на место, где должен был быть вход во дворец- странно, но прочтя молитву он куда лучше видел детали колоссального строения.

Он видел огромную лестницу, поднимавшуюся к черному провалу входа. Видел валявшиеся на ступеньках черепа. И идолов, еще более страшных, чем он видел в городе.

Короткий отрывистый смешок разорвал ночную тишь и Нэток замер, словно парализованный. Тени игравшие на лестнице вдруг слились воедино и оттуда вынырнул некто в черном капюшоне. Простерлась тощая длань, маня Нэтока к себе.

Медленно, словно ступая на эшафот, кочевник шагнул в черную тень, отбрасываемую исполинским дворцом, и принялся подниматься по лестнице.

Азар Светлый Меч.

Своего настоящего имени Азар не помнил, родителей не знал, и даже какому народу принадлежит - не ведал. Он помнил только, что на родине его всегда было холодно, и шел снег, а больше - ничего.

Еще он смутно помнил, как его долго куда-то везли, потом вели пешком, на веревке. Слабые умирали в пути, падая лицом в мерзлую грязь, или садились на дорогу - отказываясь жить и бороться. Даже угроза получить смертельный удар копьем не заставляла их тронуться с места.

Слабые умерли, маленький Азар выжил.

Потом был большой дом, в котором человек с узкой бородой и быстрыми пальцами осмотрел его руки и ноги, заставил открыть рот, приказал несколько раз присесть и прыгнуть.

Быстро пролетели годы обучения. Изнурительная муштра, скудный паек, жестокие наказания за малейшую провинность.

Одни ломались, другие бунтовали, третьи впадали в отчаяние.

Азар закалился, подобно тому, как сталь закаливается в холодной воде.

Его научили владеть копьем и кривым мечом, кинжалом и луком. Он мог стрелять на скаку, он попадал острием копья в висящее на веревке кольце, он рассекал мечом туго скрученный пучок соломы.

Он забыл родную речь и имадийский стал его языком.

Он забыл родителей - его отцом стал великий король Аббас, а матерью его стала королевская гвардия.

Многие его товарищи, которых либо пленили в старшем возрасте, либо не столь жестоко муштровали, помнили свою прежнюю жизнь, тосковали о ней.

Но для Азара жизнью была служба Порогу Счастья. Он жил, ел, пил и дышал, что бы разить своими стрелами врагов короля и веры.

Азара обучили не только сражаться.

Его научили семи ритуалам Священного Пламени, он знал наизусть все Откровение Ильдерима, и не было в королевском войске солдата благочестивее и благонравнее.

Никогда он не осквернял дыхания своего ни вином, но дурманящим зельем из трубки, никогда не срывалась с уст его брань.

В молодости он и сам порой удивлялся, сколь сроднился со своей новой судьбой.

Но ответ на этот вопрос был простым.

Значит, ему было написано в Пламени стать воином Порога Счастья.

Пламя не ошибается.

Когда за проявленную в бою отвагу и принесенное к ногам королевского полководца знамя неверных, Азару предложили самому выбрать вознаграждение, он попросил не о жене и не о собственном доме, а о паломничестве в священную пустыню, туда, где на поверхность земли выходит Великий Огонь.

Еще дважды в своей жизни он совершал такие паломничества, и каждое из них наполняло душу сиянием.

Прошли двадцать пять лет его службы, но он не знал иной жизни, не видел себя вне гвардии, и добровольно завербовался еще на десять лет.

Он стал старшим офицером, получил в подчинение пять сотен лучников и был награжден имением, двумя десятками рабов и взял себе двух жен.

Так было написано в Пламени - что бы он, родившийся в заснеженном краю, в хижине, в которой дым выходил через дыру в крыше, стал теперь одним из славнейших воинов Ирама, бывал допущен на королевские советы, спал на шелках и ел с золота.

Но Азар не возгордился. Его заслуги в том не было.

Так было написано в Пламени.

С гордостью носил он свое новое имя. Оно означало - Огонь. Когда-то у него были огненно-рыжие волосы и голубые глаза. Но волосы поседели и выпали, а глаза будто выцвели под палящим Солнцем.

Прошло еще десять лет.

Азар продолжал служить, так же честно и истово.

Вот он возглавил тысячу лучников, а потом и три тысячи. Уже не офицер, полководец Порога Счастья, член королевского совета, один из самых могущественных людей в государстве.

Минуло еще десять лет.

Азар возглавлял семь тысяч воинов.

Своих сотников и десятников он знал по именам.

Он воспитывал своих людей так же сурово, как когда-то муштровали его. Семь ритуалов и долгий бег по каменистой почве. Кнут за любые провинности и чтение Откровения перед каждым приемом пищи. Тренировки с деревянными мечами, сухари, вода, сушеные фрукты и ранний сон.

За пьянство, нарушения дисциплины, за сквернословие, хулу на короля, на командира - кнут.

Ни разу в бою люди Азара не дрогнули, не повернулись к врагу спиной, ни разу не покинули строя.

Пятьдесят лет прослужил Азар Порогу Счастья.

Он своими руками бросил к ногам владык Сияющего Ирама знамена солнцепоклонников Запада и сломанные ритуальные копья чернокожих королей Юга.

Он принес трону победы над Эмиллионом и над Пелерумом.

Он привел к покорности кочующих вдоль Узкого Моря унгрийцев.

Милости сыпались на Азара неисчислимым потоком.

А он по-прежнему спал на твердом полу и семь раз в день справлял молитву Очищающему Пламени.

Единственной слабостью, которую Азар позволял себе, был крепкий кофе, сваренный из зерен, что созрели под беспощадным солнцем гор Мави.

Вечерами он сидел во дворе под платаном, в простом халате, подвернув под себя ноги, и жены по очереди подносили ему чашечки с дымящимся напитком, столь крепким, что иной слабый здоровьем человек, отведав его, мог с непривычки заболеть.

В такие часы Азар предавался размышлениям о превратностях судьбы, вознесшей его, ничтожного по рождению, столь высоко.

Мудрость и милость Пламени безграничны.

Но Пламя посылает новые испытания даже истово верующим.

Хотя старый воин был еще крепок телом и духом, его отправили в отставку.

Последние годы Азар стал тяготиться тем, что видел при дворе.

Чистота нравов времен правления грозного Аббаса уходила из Сияющего Ирама.

Все чаще имадийцы позволяли себе нарушать заповеди Пророка. Все чаще при дворе возвышались не верные слуги короны, а коварные льстецы, наушники и интриганы.

Женщины забрали непомерную власть.

Чистая кровь потомков святого Ильдерима теперь смешалась с кровью заносчивых и непокoрных зихов, коварных и жестоких эромов, трусливых и медоточивых пелеров.

При дворе теперь шла грызня различных кланов и партий, и хотя король Хайдар возвышался над ней, как и подобает истинному владыке, времена прежней простоты ушли навсегда.

Двор погрузился в роскошь и излишества, немыслимые при суровом Аббасе.

Азар стал тенью прошлого, напоминанием о минувших временах, о времени славных походов на Запад, о времени религиозного рвения и истовой преданности.

В знак особой милости об отставке Азару объявил лично принц Ильдерим, эром по матери, юнец жестокий и властолюбивый. Он же и взял на себя командование семью тысячами, которых холил и лелеял Азар.

Прямой, подобно полету стрелы, лишенный сомнений и слабостей, старый полководец был не нужен в новом времени, в новом Ираме.

Он и сам понимал, что пережил свое время, и готов был встретить смерть, что бы наконец-то пройти неопаленным сквозь Великое Пламя и возродиться для вечной жизни в Полях Праведных.

Но пока Пламя не звало его к себе.

Его жены умерли одна за другой, его дети покинули отчий дом.

Азар отказался от своего имения, вернул его в казну, раздал бедным и подарил храмам накопленное за годы беспорочной службы имущество.

В столице говорили, что Светлый Меч Трона поразило безумие, но для него эти поступки были чем-то само собой разумеющимся.

Пламя дало ему богатство, славу, власть и завидное долголетие, и ему было легко расстаться с тем, что стало не нужным.

Повязав лысую голову повязкой, означавшей паломника, Азар, прославленный военачальник Порога Счастья, повесил на бедро простой меч, последний раз помолился, глядя на сияющие купола храмов столицы и отправился на Юг, к рубежам Ирама, к рубежам человеческого мира.

Азар отправился в свой последний поход, поход против врагов человеческого рода, нечестивых иаджудж.

Он знал, что из этого похода ему не вернуться, но старик искал славной смерти, а что может больше прославить воина, чем пасть в бою с Псами Хаоса?

Азар шел не только за славной смертью.

По преданию первое явление Пламени Пророку свершилось в землях, что ныне были под властью иаджудж. Пламя в своей непостижимой мудрости позволило нечестивым осквернить собой землю, на которой Пророка посетило Откровение.

Но сам Огонь осквернен быть не может. Должно быть там, в глубине Пустоши по-прежнему ярко пылает Пламя, озаряя тьму вокруг.

Азар отправился в последнее паломничество, в паломничество к Первозданному Огню, который явился столь давно, что даже легенд не осталось на тот счет, где его искать.

По дороге к нему присоединились странные люди, искатели приключений и славы, религиозные фанатики и потерявшие смысл в жизни неудачники, общим числом человек пятьдесят.

Были среди них люди беззаконные, запятнавшие свои руки кровью многих невинных, были почти святые, были старики еще старше самого Азара, были не брившие бороды юнцы.

Люди Юга, века проведшие под страхом нападений из Пустоши, знавшие иаджудж не по легендам, а в действительности, смотрели на отряд Азара как на безумцев.

Возможно, они и были безумцами. Закаленные ветераны пограничных застав просили старого полководца одуматься и не идти на верную гибель.

Но Азар был непреклонен.

Слабые духом и телом покинули отряд, но их было мало.

Под предводительством Азара они перешли крутые горы, на вершинах которых было нечем дышать, и переплыли Отравленное море, в водах которого водились стофутовые змеи, и твари столь ужасные, что рвали этих змей на части и ступили на раскаленный песок омрачненных земель Пустоши.

Азар приказал помолиться и утопить корабль, что доставил безумцев на южный берег Отравленного Моря.

Они углубились в Пустошь.

Несколько недель отчаянных стычек, коварных засад устроенных иаджуджами и подготовленных самой природой ловушек, муки голода и жажды, испытания палящего солнца и ночной стужи, быстро уничтожили почти все крошечное воинство Азара.

Азар помолился о каждом из них. Это были славные люди, возможно, лучшие из всех.

Но погибший в праведном бою неопаленным пройдет сквозь Пламя, знал он.

Остался только он и мальчишка-эром, столь слабый духом, что ни разу не осмелился скрестить меч с иаджудж. Зато мальчишка знал наизусть все Откровение и обладал чудесным голосом.

Что привело этого блаженного в Пустошь?

Так было написано в Пламени.

Они миновали земли, в которых реки текли ядом, они прошли сквозь леса, в которых деревья пили человеческую кровь, они сражались с гиенами размером с лошадь и спасались бегством от плотоядных лошадей. Они видели кентавров и видели то, чему не было даже имени.

Наконец паломники увидели над горизонтом столб огня.

Они упали в пыль и долго молились. А потом уверенно направили своих изнуренных лошадей вперед, больше не таясь. Если им и суждено умереть сейчас от мечей иджудж, они умрут, видя пред собой Само Пламя.

Оружие врага пощадило их.

Но то, что предстало взору паломников через несколько миль, заставило их стонать от боли и отчаяния.

Пламя все так же вырывалось из разломов в земной тверди.

Какие-то строения, возведенные здесь еще во времена Пророка сохранились, хоть и были изуродованы до неузнаваемости.

Где стояли светлые храмы правоверных теперь иаджудж терзали пленников на алтарях своих нечестивых богов.

Где текли фонтаны чистой воды, теперь струилась кровь

Там, где прежде молились тысячи правоверных, теперь в стойлах стояли уродливые тощие лошади стервятников Пустоши.

Самих же стервятников было неисчислимо много.

Азар командовал армиями и умел на глаз определять чисто людей.

Но сейчас это умение не помогало. Столь большой армии еще видел мир.

Здесь были Кожелицые в масках из содранных человеческих лиц. Здесь были черные как уголь горцы-маджуджи, чьи тела покрывали сотни шрамов.

Здесь были Дети Шакала, поросшие шерстью и с острыми клыками. Здесь были похожие на ящериц племена из болот и облаченные в начищенную бронзу жители Города Рогатого Бога.

Самудийцы в белых халатах, со скрытыми ото всех лицами и обнаженные, покрытые лишь чешуей Змееголовые.

И еще сотни и сотни племен и кланов.

Лагерь был огромен, он тянулся через всю долину, насколько хватало глаз.

- Беги, мальчик мой. - еле слышно сказал Азар. - Отныне ты не имеешь права погибнуть. Вернись и расскажи обо всем, что ты здесь видел. Расскажи, что Пустошь объединяется против рода людского.

Азар легко и проворно, словно не был стариком, спешился.

- Бери моего коня тоже. Когда один устанет, скачи на другом. И помни, что сейчас ты, должно быть самый важный человек во всем мире. Скачи, и пусть будет с тобой благословение Пламени!

- А как же ты, отец?

- Мой век уже прожит. Что может быть лучше, чем умереть там, где Пророку явилось Откровение?

Сказав так, Азар снял свою повязку паломника, отстегнул ножны с мечом, разулся и как есть - босой, безоружный и с непокрытой головой стал спускаться в долину.

Долгое время его не замечали.

Не все иаджудж походили на животных или демонов. Некоторые легко могли бы пройти неузнанными через весь Сияющий Ирам.

Но потом кто-то из стервятников Пустоши опознал в нем чужака.

Азара быстро схватили и потащили куда-то. Он не сопротивлялся. Его привели к человеку, чье лицо было скрыто покрывалом. Изящные руки играли с темляком кривого меча. Человек этот восседал на подобии трона, сделанного из костей, большая часть которых, без сомнения, была человеческими.

Рядом с этим страшным троном держали колесницу, запряженную тремя быстроногими тварями, больше похожими на собак, чем не на коней. Могучего сложения воины с трудом удерживали чудовищных зверей, натягивая поводья.

Должно быть, несмотря на обманчивую изнеженность человек на троне был грозным бойцом. По обычаям иаджудж отрубленные руки врага были свидетельством проявленной отваги.

Рук, увешивавших колесницу было не счесть.

- Ты должно быть обезумел, Азар Светлый Меч. - мягким, мелодичным голосом сказал человек под покрывалом. Он говорил на имадийском столь легко, словно это был его родной язык. - Если явился ко мне один и без оружия.

- Я прожил свой век. Умереть перед Всеочищающим Пламенем не страшно для старика.

- Но мы можем ужасно пытать тебя, а вовсе не обречь быстрой смерти. - возразил человек под покрывалом.

- Я стар и едва ли выдержу долгие мучения. Да и страшнее ли те муки, которыми ты меня пугаешь, чем смерть от болезни почек или паралича? Убей же меня, князь иадуджей.

- Твоя вера защищает тебя, Азар. Все верно, Пламя благосклонно к своим поклонникам. Оно примет Азара Светлого Меча, очистит от скверны жизни и он возродится в Полях Праведных, вечно юным, и не ведающим забот. Но!... - тут в медовом голосе человека под покрывалом заструился яд. - Примет ли Пламя слава Неждана, сына кривого Мокши?

Несколько мгновений простоял тот, кто был Азаром, гордым воином Порога Счастья. А потом упал оземь раздавленным, бессильным стариком, разом лишившимся всей жизни. Потому что как только человек под покрывалом произнес забытое имя, память вернулась к нему. Он вспомнил все.

И голос отца, и лицо матери, и прозрачную прохладную воду могучего Итиля, в которой ловил он рыбу неводом, и прыжки через огонь на празднике солнцестояния.

Но он вспомнил и горящий дом, и труп отца, истыканный стрелами, и злобный смех унгрийских всадников, насиловавших его мать.

Он вспомнил всю боль, ужас, нестерпимое отчаяние, чувство невероятного унижения, вспомнил пьяный смех грузного рыжебородого Селима и тощего черноусого Халида, их жадные руки и слюнявые поцелуи на теле семилетнего отрока, которого звали Неждан.

И заплакал тот, кто за пятьдесят лет не пролил ни слезы.

Он скорчился в пыли у костяного трона, на котором восседал человек под покрывалом.

- Неждан умер пятьдесят лет назад. - сказал князь иаджуджей, поднимаясь. - Азар умер сегодня. Вставай же, Рожденный Из Боли, вставай, утри слезы..

И тот, кто был Нежданом, тот, кто был Азаром, встав на колени, поцеловал изящную руку своего нового владыки, руку, в которой, несмотря на правильность линий и нежность кожи все равно угадывалось что-то роднившее ее с шакальей лапой.

- Господин. - сказал Рожденный Из Боли. - Мой господин.

- Зови меня просто - Нэток. - ответил князь Пустоши, и откинул свое покрывало. - Мы идем на Север. Мы идем на Аль-Имад.

Сыны Солнца.

На юго-восточном берегу острова Исола Темпеста, нависает над морем грозная громадина главной резиденции Сынов Солнца - могущественного рыцарского ордена, организации, с которой вынуждены считаться все правители Запада, и которой боятся правители Востока, кроме непобедимых королей Сияющего Ирама.

Созданный некогда для борьбы с силами Хаоса за две сотни лет существования орден из скрепленного клятвой дружеского союза дюжины единомышленников превратился в огромную корпорацию, обладающую десятками крепостей, тысячами рыцарей и еще большим количеством солдат, многочисленным и хорошо оснащенным флотом. А еще бесчисленными гостиницами и больницами, меняльными домами и мастерскими, обширными сельскими угодьями и торговыми складами.

Устав Ордена довольно мягок, в отличие от других он не требует полного отрешения от мира и потому многие знатные люди состоят в его рядах, оставаясь крупными землевладельцами или магнатами.

Орден одна из главных опор Понтификата и солярный символ над его резиденциями не просто дань уважения Церкви. Никогда бы без мечей рыцарей Исола Темпеста Церковь Солнца не достигла такого сияния могущества как сейчас, когда она стала государственным культом в Империи, почти вытеснила все прочие верования из Аль-Хамбры и протянула свои руки к странам Северо-Запада.

Замок, являющийся главной резиденцией Ордена столь велик, что может вместить десять тысяч человек. Его стены считаются неприступными - некогда он выдержал осады огромным ултарским флотом и выстоял перед сухопутным вторжением, которое организовали эромские владыки Варварского Берега. Здесь расположена главная казна Ордена, о сокровищах которой ходят легенды, здесь в церемониальном зале, под крышей которого без проблем уместится целая армия, принимают свой сан великие магистры Сынов Солнца. Архив Ордена хранит многие секреты, как политики, так и потаенных наук. Самая большая библиотека Запада расположена именно здесь.

Здесь же проходят обучение новобранцы, которых Орден набирает их сирот и детей бедняков. Быть даже рядовым копейщиком Ордена несомненно лучшая участь, чем погибнуть от голода и болезней в нищих районах огромного и беспощадного к слабым города Интиллполиса.

Под защитой грозной твердыни процветают несколько сел, чьи жители снабжают рыцарей плодом своего труда. Здесь же дымятся кузни, в которых куют прославленные васканские мечи и известные своей прочностью доспехи. Здесь ткут знаменитые плащи, украшенные солярным символом, плащи, которые являются столь же важной деталью облачения рыцаря, как и пояс с мечом, которым его опоясывают во время посвящения. Плащ - символ принадлежности к грозному ордену Сынов Солнца. Благодаря этому одеянию в бою рыцари и солдаты Ордена никогда не теряют своих.

В небольшой комнате под сводом крыши старой башни, которая была первым укреплением, возведенным в этом краю Сынами Солнца, сидели два немолодых мужчины. То были нынешний великий магистр Ордена Бодуэн и его ближайший помощник, командир пехоты ордена и начальник легкой кавалерии маршал Марк.

Они были непохожими людьми и в прошлом жестоко враждовали, но сейчас, на склоне лет добившись славы и могущества, о которых в юности не смели и мечтать, теперь стали верными соратниками.

Марк происходил из тех арреалатских васканцев, что давно уже утратили связь со своей холодной и суровой родиной, некогда давшей начало Империи. Лишь только память арреалатцев о жестоком завоевании не давали пришельцам окончательно забыть о своем отличии от них. Васканцы Арреалата давно оставили веру предков, став истовыми поклонниками Солнца. Они сильно смешали свою кровь с кровью покоренного им народа, и сейчас светлую или рыжую голову на собраниях васканской знати Аррелата увидеть было трудно.

Извечная васканская воинственность осталась с ними, иначе и не могло быть в краю, находящемся на перекресте миров, их вражда со странами юго-востока была постоянной и жестокой. Но они много и переняли от своих извечных врагов.

Марк был рослый, худой, смуглолицый мужчина с коротко остриженными седыми волосами, которые некогда были черными как безлунная ночь. Это был угрюмый и фанатичный человек, для которого в мире были только Орден и враги Ордена, только Солнце и плесень Хаоса, которую Сынам Солнца должно истреблять.

Под плесенью он разумел не только темные племена, живущие в зараженных семенем Хаоса землях, но и эромов, и ултарцев, и огнепоклонников Ирама, и жителей всех прочих земель, что лежали к югу и востоку от Арреалата. В этом фанатизме было нечто восточное, говорили, в нем течет кровь фарахов.

Никогда его тонкие губы не открывались в улыбке. Седые волосы и угрюмое выражение лица заставляли его выглядеть стариком, но он был еще крепок настолько, что участвовал в турнирах наряду с молодыми рыцарями Ордена, не давая себе никакой поблажки.

Светловолосый, бородатый, грузнеющий Бодуэн на фоне соратника выглядел едва ли не мальчишкой, хотя ему тоже было около пятидесяти лет. Он тоже прожил жизнь воина и рыцаря, но в нем не было напускной суровости, которую любят на себя нагонять те, кто облечен властью. Все знали его как человека веселого, порой слишком уж легкого нрава. Говорили, ему по-прежнему, несмотря на возраст и положение, не хватает дисциплины. В молодости он был отчаянным турнирным бойцом и прославленным единоборцем, да и сейчас не утратил в полной мере своего мастерства. Бодуэн был родом из Северной Васкании, родился в семье, почитавшей старых васканских богов, в юности много странствовал, нанимаясь то в одну, то в другую армию.

Такая жизнь определила его более широкий взгляд на мир.

Десять лет назад, избирая нового магистра, Совет Ордена предпочел ловкого политика и красноречивого оратора, любимца имперского двора и жизнелюба Бодуэна фанатичному воину с Востока, бывшему коменданту крепости в Алом Море, возглавлявшему опасные рейды на южные берега. У Бодуэна тоже были в прошлом славные победы, но Марк считался истинным воином света, тогда как Бодуэн использовал военную мощь Ордена для наращивания его политического влияния в Валтии.

Сейчас два этих непохожих мужчины были погружены в задумчивое молчание. Перед Бодуэном лежало на столике письмо, которое утром пришло с кораблем из Валтии. Судя по записи, письмо проделало свой путь за месяц.

- Не понимаю, о чем тут можно спорить! Там в Пустоши поднял голову Пес Хаоса, настоящий посланник сил Тьмы. Ты же сам читал донесение. Это не очередной варварский царек, решивший разграбить приграничные города, каких огнепоклонники видели уже немало. Происходит нечто невиданное! Он объединил вокруг себя всю Пустошь! Видит Солнце Непобедимое, нет никого менее способного к единению, чем нечестивцы иаджудж. Там где три иаджуджа, там уже четыре племени. Но этот монстр объединил их в одну армию, которую ведет на север! - наконец сказал Марк.

- На Аль-Имад. - кивнул Бодуэн.

- На Аль-Имад. На человечество.

- На Аль-Имад. - повторил Бодуэн.

Марк зло пожевал губами.

- Я понимаю, что ты хочешь сказать, магистр. Аль-Имад всегда был врагом Сынов Солнца. Огнепоклонники бросили в пламя шестьдесят пленных братьев. Огнепоклонники веками напирают на южные рубежи моего родного Арреала. Огнепоклонники давно бы уже превратили Алое Море в свое собственное озеро, но этого не дают им сделать Сыны Солнца.

- Сыны Солнца и Эмиллион. - тихо сказал Бодуэн.

- Проклятье!!! - громыхнул кулаком по столу Марк. - Ты тоже попрекнешь меня водой из эмиллионского колодца?!

- Никогда. И все же ты не только напился воды из Эмиллиона, ты повел эмиллионский флот на Восток.

- Во имя веры и дела нашего Ордена!

- Не спорю с этим. Но в интересах ли Ордена и веры вступать в войну на стороне Порога Счастья, чьи воины бросают наших братьев в огонь?

- Имадийцы враги. - согласился Марк. - Враги жестокие и коварные. Но они люди. Им не чужды понятия о чести и порой милосердие стучится в их сердца. Они сожгли шестьдесят наших братьев, все верно, но я сам, вот этой рукой. - Марк поднял жилистую, перечеркнутую белесыми линиями шрамов руку. - в один день отсек столько же голов имадийских воинов. За ту кровь они заплатили своей кровью. Они враги, но они люди. Иаджудж - демоны в человеческом обличье, а у иных из них даже в облике нет ничего человеческого. Ты не бывал в Пустоши, не бывал в горах Хатег-Хла, магистр. Я там был. С тех пор я не страшусь Ада. Мы Сыны Солнца, мы восприемники славы Амадиса. Амадис сражался на Востоке, и сражался вместе с воинами Сияющего Ирама. Против нечеловеческого врага, против Псов Хаоса, как и записано в нашем уставе!

- Допустим, ты прав и в интересах Ордена и веры отправиться на Восток драться с иаджудж. Но скажи мне, что тогда случится с нашими твердынями в Валтии? В Валтии, где мы противостоим не твоим благородным огнепоклонникам, а Ултару, в котором погибают в рабстве тысячи наших единоверцев? Что случится с островами Зеленого Моря, на которых находят приют мореходы? Острова захватят эромские пираты, и выбить их оттуда снова будет втрое трудней, если вообще возможно. Мы сильны, но наши силы конечны. Все люди, которые у нас есть, уже стоят на посту. Ты хочешь драться с иаджудж и я понимаю тебя. Но что будет с политыми кровью наших братьев - и твоей, и моей в их числе, землями Ордена? Если мы все по мановению трубы снимемся с места и отправимся на Восток, то что мы найдем, когда вернемся?

- Я не предлагаю отправлять на Восток всех и каждого. Но все же большую часть сил я хочу отвести против иаджудж. Не рухнут наши крепости в Валтии! Сейчас Ултар будто затих. Да и с островами ничего не случится, пока там стоят наши корабли.

Бодуэн задумался.

- Война на Востоке - что она принесет нам?

- Победу над Псами Хаоса. Или славную смерть в битве с ними!

- Это для людей. А что для Ордена и веры?

Марк на несколько мгновений задумался.

- Мы усилим наше влияние на Востоке. Для борьбы с иаджудж мы приведем туда своих людей. Быть может, когда иаджудж будут разбиты, не все должны уйти? У нас были некогда крепости на восточном берегу, в Зихии и часть зихов склонялась к нашей вере. Зихи не любят имадийцев, не так давно из самих бросали в огонь. Если мы пойдем на восток, мы получим командорства на восточном берегу Алого Моря. И если наши проповедники не зря едят свой хлеб и мед, то зихи, хотя бы часть из них, обратятся в истинную веру. Орден получит новые земли. Солнце получит новые души. Понтификат получит новые мечи. Именно так мы и должны поступить, клянусь Солнцем и сталью!

Бодуэн посмотрел на своего маршала. Пусть фанатик - подумал великий магистр - но отлично понимает дела этого мира.

- Ты понимаешь, что я не могу единолично принять такое решение? Нужно одобрение Большого Совета.

- Ты в силах повлиять на Совет. Мое слово тоже много значит. Если мы объединим наши усилия, совет проголосует за войну с иаджудж.

- Верно. Но война уже идет.

- Я отправлюсь на Восток прямо сейчас. С малым отрядом, а в это время ты соберешь Совет. Мой пример вдохновит остальных и следом на Восток хлынет целая армия. Если ты согласен, я отплыву уже через неделю.

- Нет.

- Нет? - изумился Марк.

- Ты маршал Ордена, ты командуешь нашей пехотой, ты водил наш флот на Алом Море. Слушай, как все будет. Уже завтра герольды отправятся во все стороны для сбора Большого Совета. И ты тоже отплывешь, как только сможешь, но не на Восток. Ты отправишься в Интил. А потом в Васканию. Там нам понадобится все твое красноречие и вся твоя слава. Наши северные командорства... там есть славные рыцари, но они разленились без войны и забыли, что значит быть Сынами Солнца. Хочешь собрать армию - собирай ее. Но не в Валтии, не на островах и не в Арреалате, а в Интиле, Васкании, Лимье и Даннае. собирай не только Сынов Солнца, всех людей веры, кто готов пролить кровь за Солнце. Это потребует больше времени и много денег. Деньги у нас в изобилии. А время... на войне никогда не бывает вдосталь времени, ты знаешь это. На Восток же отправится небольшой отряд, но в нем будут лучшие из тех, кто у нас есть. Они от нашего имени заключат союз с Порогом Счастья и ввяжутся в войну с Псами Хаоса. А потом придешь ты, во главе священной армии.

- Не могу не восхититься этим планом. Но если я отправлюсь в Империю собирать армию, а ты останешься управлять делами Ордена на Зеленом Море, то кто поведет этот избранный отряд?

- Конрад де Фер.

Воцарилась тишина, потом случилось невиданное - Марк рассмеялся сухим, надтреснутым смехом.

- Конрад де Фер! - воскликнул он, отсмеявшись. - Всегда знал, что ты веселый человек, но недооценивал остроту твоих шуток. Конрад де Фер известен тем, что во время тавромахии в Аль-Хамбре сломал быку шею и тем, что граф Диего отпустил его из плена потому, что было известно, что сам Конрад отпустил под честное слово альхамбрийца, который сбежал потом. Вот и все его деяния!

- Ты недооцениваешь Конрада. Он трижды побеждал на главном турнире. Он выбил из седла двадцать семь человек, а скольких он победил в бою на мечах и посчитать невозможно. Говоришь, он сломал шею быку? Я скажу больше, в доме силы он уложил на песок Вигвара, а рыцарь Вигвар это тебе не вислозадый альхамбрийский бык! К тому же он первым взошел на стену Эсперансы после трех дней жестоких боев на осадной башне. Он не только турнирный боец.

- О, прекрасно. Турнирный боец и герой осады Эсперансы! Это все хорошо, но стоит ли поручать этому юному герою командовать хотя бы полусотней? Особенно помня о том, что в Эсперансе он из-за своего напыщенного книжного благородства положил жизни нескольких дюжин братьев? Надо было идти через подкоп, будь он проклят, а не лезть на стену под градом горящих жердей!

- Он не глуп. Думаю, из Эсперансы он извлек урок.

- Возможно. Но опыта у него нет. Он совсем недавно в нашем Ордене. Проклятье, да всего лишь два года назад он плясал в голом виде между копий в братстве, посвященном одному из старых богов! Хорош командир для закаленных Сынов Солнца! Заносчивый юнец из дома силы, который к тому же признает одну тактику - в лоб.

- Приставим к нему опытных советников. Таких легко найти среди ветеранов.

- Не проще ли одного из этих опытных людей и поставить во главе отряда?

- Конраду благоволит Арэлий.

- При всем почтении к его преосвященству, мне не кажется, что господин Арэлий так уж сведущ в военном деле. Я не возьмусь рекомендовать Арэлию клириков, зачем же он рекомендует нам военачальника?

- Арэлий не сведущ в военном деле, но он сведущ в людях. Люди любят героев. Он давно советовал мне обратить внимание на молодого де Фера. Он предлагал сделать его защитником Церкви. Люди любят героев, а Конрад может вырасти героем. Он отменный боец и он благочестив. Чего же боле? Как только я решил отправить на Восток передовой отряд, я вспомнил о нем.

- Я понимаю твой замысел. Пусть совершает на Востоке славные подвиги, пока я буду собирать воинство. - Марк усмехнулся воловиной рта и сказал на манер менестрелей. - О деяниях рыцаря этого сложены песни и поэмы, услышьте же его имя.

- Все верно. Кто больше пригодится на этой миссии, чем молодой и жаждущий славы рыцарь?

- Да будет так. - кивнул Марк.

Расставшись с Марком магистр Бодуэн некоторое время просто смотрел в окно на открывавшийся вид. Ему был виден густо поросший растительностью склон горы, вылизанные морем огромные камни и кусочек самого моря. Пейзажи Исола Темпеста наводили мысли о том, что должно быть так и выглядит Рай, из которого Пес Хаоса некогда исторг человека.

Старею и становлюсь мягкотелым - подумал великий магистр.

Но праздность его не продлилась долго.

Он позвал к себе писца и набросал речь, которую собирался произнести перед малым, а потом и Большим Советом. Все то, о чем они говорили с маршалом, но в речи будет больше патетики и упоминаний о священном характере грядущей войны с иаджудж.

Потом магистр надиктовал письмо в Аль-Имад, которое писец записал на тончайшем пергаменте особым шифром, а уже следом за ним - официальное, полное цветистых выражений и льстивых оборотов официальное письмо его божественному величеству Хайдару ибн Аббасу.

Это письмо было записано на книжном васканском и отправилось к переводчикам, которые через несколько часов переведут его на подобающий случаю высокий имадийский.

И только когда с письмами было покончено, Бодуэн велел позвать к себе Конрада де Фера.

Молодой рыцарь явился очень скоро.

Он был настоящий гигант, шести с половиной футов ростом, сложенный как прирожденный атлет. На нем была только простая туника и короткие, чуть ниже колена штаны, скорее выставлявшие напоказ, чем скрывавшие угрожающе мощное сложение. У Конрада было по-своему красивое, но суровое, мрачное лицо человека, чуждого большинству радостей жизни. Этим он напоминал Марка. Бодуэн не видел в Конраде истинного фанатизма, и знал, что он обратился к Солнцу из-за пережитых им кошмаров, связанных с Семенем Хаоса. Он был уроженцем холодного и дождливого восточного Лимье, края, куда почти не добирался ни выбитый на бронзе закон Империи, ни благотворный свет Солнца Непобедимого.

Сын жестокого края и жестокого народа, в тринадцать лет проливший первую кровь.

Его прозвали Даннайцем, и в самом деле, в его жилах текла кровь старой даннайской знати, которую васканцы оттеснили от власти и низвели едва ли не до простолюдинов. Черные волосы и резкие черты лица Конрад унаследовал от даннайских предков, богатырское сложение и светлые глаза - от васканских.

Бодуэн поприветствовал молодого рыцаря. Тот почтительно склонился. Бодуэн мало встречал молодых людей, которые столь крепко и искренне были привязаны к ритуалам и традициям. Ни капли непочтительности, ни грана свойственного молодости буйства и жадности до удовольствий.

В этом Бодуэн видел что-то еще, помимо обычной угрюмости нрава. Конрад так привержен законам и обычаям, потому что с их помощью обуздывает что-то, таящееся внутри него.

Бодуэн догадывался что это - жажда крови и убийства, то, что сделало де Фера грозным воином уже пятнадцати годам и толкнуло его в ледяные объятия Одноглазого Бога.

Не ошибся ли я, отправляя его драться с иаджудж? Не заразят ли они его Семенем Хаоса? - мелькнула мысль у великого магистра, но он отмел ее. Конрад едет не в Пустошь, а в Аль-Имад.

- Я избрал тебя для важной миссии, Конрад де Фер. Ты поедешь на Восток. Мне пришло письмо от человека, чье имя я скрою, потому что оно ничего тебе не скажет. Народы Пустоши, нечестивые иаджудж идут на Сияющий Ирам. Его величество Хайдар призвал всех владык нашего мира забыть о прошлых распрях и помочь ему в противостоянии с Псами Хаоса. Иаджудж уже уничтожили посланную им навстречу армию, и когда письмо только отправлялось к нам, перешли границы Ирама. В помощь имадийцам ты поведешь отборный отряд, который вольется в воинство Хайдара. Что скажешь ты на это?

- Это великая честь для меня. Это то, о чем я и мечтал, становясь Сыном Солнца - сражаться с Псами Хаоса.

В глазах Конрада, очень светлых в сравнении со смуглым лицом, вспыхнула столь редкая для него радость.

Он не подведет. - понял Бодуэн. Этот человек скорее погибнет, чем оступится. А если он и погибнет, то, что ж - небесные Чертога Героев примут еще одну душу.

Когда Конрад ушел, магистр позвал к себе еще одного человека и вручил ему письмо, написанное на тонком пергаменте. Человек принял его, не задавая излишних вопросов.

В несколько следующих дней приказ магистра об отправке избранного отряда на Восток был зачитан во всех командорствах на Исола Темпеста. Набрать требовалось совсем немного людей, и добровольцев получилось даже больше, чем рассчитывал Бодуэн.

Конрад вступил в новую должность.

Ему, ставшему Сыном Солнца всего два года назад, было присвоено генеральское звание. Это вызвало немало зубовного скрежета и проглоченных проклятий среди заслуженных ветеранов Ордена, но стоя в строю все хранили молчание.

После долгой молитвы в храме Солнца, где отраженный многими зеркалами и пропущенный через многие стекла свет слепил и внушал благоговейный трепет новообращенным, самый молодой генерал в истории Ордена получил свой командирский жезл - грозного вида моргенштерн, и расшитое золотом знамя, перед которым склонился.

Опытные офицеры, которых Бодуэн поставил под начало Конрада, молчали, но по их покрытым шрамами лицам легко было прочитать раздражение. Весь авторитет великого магистра не мог заставить их считать такое назначение справедливым.

Однако долг Сына Солнца - повиноваться, и меньше чем через десять дней корабли, уносящие на себе Конрада и его небольшое воинство, покинули гавань, отправляясь на Восток. Первоначально двинуться хотели через Валтию к Алому Морю, но когда корабли причалили к валтийским берегам, с Востока пришла весть, что весь юго-восточный берег Алого Моря уже во власти иаджудж и Сыны Солнца вместо этого повернули на Северо-Восток, что бы попасть в Ирам через Узкое Море. Поход их обещал быть долгим и тяжелым, но Конрад де Фер ликовал. Впереди его ждал сказочный Восток и настоящие подвиги, такие, которые, как ему казалось, остались только в песнях о временах Амадиса.

Восток.

Конрад де Фер плыл на Восток. Во главе отряда в пятьдесят копий, включавшего в себя так же две сотни арбалетчиков, примерно полсотни оруженосцев и около ста человек нестроевых, каждый из которых, в случае необходимости мог тоже взяться за меч.

Решение отправить людей на помощь имадийцам, старым врагам Империи, битвы с которыми, по легендам, сделали алой кровь одного из четырех морей, выглядело странным.

Но Конрад не привык оспаривать решения магистра.

"В час тяжелых испытаний люди должны оставить свои распри и плечом к плечу встретить врага иного рода". - говорил Арэлий.

Конрад верил своему наставнику.

Орден создавался не для войны с валтийскими царьками и не для политических игрищ в Интиллполисе. Предназначение Сынов Солнца - сражаться с порождениями Хаоса. "Враг иного рода", как это обозначалось в уставе, написанном рукой Амадиса.

Иаджудж, судя по всему, что о них было известно, и являлись этим врагом "иного рода", от рождения отмеченным печатью Хаоса.

Пять кораблей несли небольшое воинство Конрада в Аль-Имад.

Даннаец стоял на носу первого из них. Для него это было первое большое морское путешествие, и он жадно впитывал новые впечатления. Юношеская порывистость души и жадность до всего нового еще не вполне изгладились из его характера.

Со времени Альхамбрийской войны Конрад стал выглядеть мощнее, раздался в плечах и груди. Пережитые в подвалах замка де Беф ужасы оставили отпечаток на его душе. Теперь Конрад был уже не ищущим славы юношей. Это был прошедший две кровавые кампании закаленный боец. Раны на лице зажили, оставив белесые полосы шрамов. Конрад все еще был красив. Длинные черные волосы спадали на широкую шею. Усы и бороду он сбривал.

Берега Узкого Моря были крутыми, обрывистыми, но иногда среди поросших деревьями и кустарниками скал встречались песчаные отмели.

Море кишело судами, торговыми и рыболовными.

Суда Ордена шли вдоль берегов восточного Арреалата, странного мира, где смешивались десятки народов, звучало множество языков, поклонялись бесчисленным богам васканцы, лименожцы, эромы, имадийцы, валтийцы, славы, унгрийцы. Они еще не слились в один народ, но уже сформировали обычаи и образ жизни, который не походил в полной мере ни на восточный, ни на западный.

Цитадели Сынов Солнца здесь соседствовали со святилищами Священного Пламени, но рядом с храмами огнепоклонников, в Ираме нетерпимых к иноверию, здесь высились храмы, в которых приносились требы то славским идолам, то скрывающим свой истинный облик за алтарями древним богам эромов.

Васканские рыцари здесь очень быстро сменили прямой меч на кривой скимитар, а местные имадийцы забыв о предписаниях своей религии, пили вино по любому поводу и слыли отменными виноделами. Привычные к войнам между державами, которым служили, готовые в любой момент схватиться за оружие, друг с другом рыцари Империи и подданные Священного Ирама демонстрировали изысканную вежливость и куртуазное гостеприимство.

Где пролегала граница между державами, никто точно сказать не мог. Столетия войн сделали сам этот край границей.

Стремительная Кралет-Нехир, впадавшая в Узкое Море многие века была и рубежом, и предметом бесконечных раздоров.

Вот осталась на западе последняя крепость Сынов Солнца, и начались владения Сияющего Ирама.

Это был торговый край, через который тянулись караваны с Востока на Запад и с Запада на Восток, и местные власти наживались, взымая всевозможные пошлины с торговцев на суше и на море, в портах и на речных мостах.

Земля в этом жарком и обильном реками краю позволяла снимать по нескольку урожаев за сезон, пшеница и сушеные фрукты, бобы и чечевица, кофе и пряности, растущие на земле зажатой меж двух морей в изобилии текли на все рынки Арка.

Богатый край, сказочно богатый в сравнении с холодным, дождливым, угрюмым Лимье и Конрад теперь хорошо понимал, почему из-за этих земель пролилось столько крови. Перемирие здесь было всегда временным, всегда готово перетечь в очередную войну. Сколь ни была размытой и неопределенной граница, но пограничность этого края, его положение на стыке двух миров чувствовалось в раскаленном воздухе Ики-Денизин.

Путешествие протекало легко. Погода благоприятствовала Сынам Солнца. В том можно было видеть простое везение, но Конрад предпочитал считать, что это благословение Солнца. Попутный ветер надувал паруса кораблей. Воинов и их лошадей миновали болезни, за исключением морской. Шторм, несколько раз порывавшийся разметать и утопить корабли, всякий раз удавалось миновать и переждать в безопасных бухтах. Во время стоянок рыцари выгоняли на берег застоявшихся в стойлах, утомленных лошадей, что бы разогнать в них кровь. Зловоние лошадиных трюмов было пока единственным препятствием на пути миссии.

Воспользовавшись приливом, суда Ордена вошли в устье Гюрлейн-Нехир, к причалам города-крепости Беязкале. Здесь заканчивалось пограничье, заканчивались земли, лишь признающие власть божественного Хайдара, и начинались провинции Ирама.

В то же время к северным берегам Узкого Моря вышли из порта длинные, острые как пики галеры, чьи борта были обшиты листами меди - для большей скорости. Они, движимые ударами десятков весел помчались к дальним форпостам Ирама, к гарнизонам, стерегущим границы с Бурзумхеймом, к кочевым унгрийским кланам, принявшим ирамское подданство. Взять каждого второго солдата из северных гарнизонов, взывать к верноподданническим чувствам унгрийских вождей.

Страх оголить северные рубежи был забыт.

Сейчас на юге важен был каждый меч.

Не давая себе отдыха после морского перехода, Сыны Солнца уже через день выступили на юг, по прекрасно вымощенной дороге направляясь в самое сердце Ирама. Им приставили провожатых, им дали верительные грамоты с печатью сатрапа.

Между собой они шутили, что никогда ни один васканский рыцарь не ступал так далеко на земли Ирама. Еще перед отправкой на Восток Конрад получил устное указание от великого магистра как можно больше выведать о внутреннем устройстве могучей восточной державы.

Конрад внимательно смотрел по сторонам, стараясь все запоминать, не решаясь доверить увиденное бумаге.

Здесь, на севере, куда еще не докатилась война, Ирам казался страной столь богатой и могущественной, что мысль о том, будто орды дикарей из Пустоши способны нанести ему ущерб, выглядела смешной.

Рыцарей поражало здесь все.

Мощеные камнем дороги, проложенные с геометрической точностью. По обе стороны дорог росли деревья и кустарники. Они давали спасительную тень от лучей палящего солнца и оберегали дорогу от песчаных заносов.

Время от времени встречались колодцы, к каждому из которых был приставлен смотритель, оберегавший драгоценный источник влаги от засыпания песком и заиливания.

В засушливом этом краю вода была ценностью, а главным врагом всего живого - песчаные бури. Для борьбы с ними имадийцы повсюду посадили устойчивые к засухам растения, и ровные линии этих заградительных полос тянулись, насколько хватало глаз.

Через равное количество миль располагались заставы, в которых находили ночлег патрулирующие дороги стражники. Сейчас почти все воины дорожной стражи были брошены на юг, на войну, но хотя бы несколько ветеранов продолжали нести службу.

По этим же дорогам неслись гонцы королевской почтовой службы.

Имадийцы были прославленными воинами, но сейчас видно было, что трудиться они умеют не хуже, чем воевать. В больших городах вода бежала по глиняным трубам, а стоки нечистот уходили в подземные тоннели, прорубленные в каменистой почве.

Огромные машины, влекомые зачастую всего лишь парой мулов поднимали воду с немыслимой глубины. На юге бушевала война, но здесь хотя и царило напряжение, не видно было никаких признаков разрухи или разобщенности. Имадийцы гордились безопасностью, что царила даже в самых труднодоступных уголках страны.

Города Ирама сверкали позолотой куполов на храмах и сияли белизной камня, из которого были сложены несокрушимые, но казавшиеся почти воздушными в своем изяществе здания. На площадях били фонтаны, в прозрачной воде которых плавали диковинные рыбы. В сотнях миль от моря на столе всегда была свежая рыба.

Многое в имадийцах нравилось Конраду. Их благочестие, их фатализм перед лицом опасности, их безмятежность. Они жили так, словно каждого впереди ждала вечность. Начало любого дела сопровождалось краткой молитвой, смысл которой был в том, что они вручают себя на себя на волю Пламени и если Огню будет угодно, то все будет хорошо.

Они вставали рано, ложились поздно, вели странную, полуночную жизнь, укрываясь от палящего полуденного солнца. Вина, пива и иных хмельных напитков было не сыскать, но имадийцы привыкли одурманивать себя, куря кальян. Конрад попробовал трубку пару раз, но это показалось ему отвратительным, и под доброжелательные насмешки хозяев он прекратил свои попытки. Для гостей все же отыскали немного невероятной крепости анисовой водки, которую надлежало разбавлять льдом. Среди раскаленных камней Северного Ирама откуда-то находился и лед.

Конрад почти не говорил по-имадийски, но среди имадийцев часто встречались знающие васканское наречие.

Вообще образованность высокого почиталась среди подданных Сияющего Ирама, все встреченные рыцари, чиновники, купцы и богатые горожане отличались изысканностью манер, умели писать и высоко ценили красивые вещи и одеяния.

Воистину Ирам оправдывал свою славу страны богатой, благоустроенной и мудро управляемой.

Но была у этого великолепия и оборотная сторона.

Страшная жестокость имадийцев.

Процветание их страны строилось на каторжном, непосильном труде рабов, которых в Ираме было великое множество. Рабов направляли на самые тяжелые, самые опасные работы. Рабы переносили на своих спинах миллионы стоунов щебня и камня, добывали в шахтах драгоценные камни и металлы, рыли каналы и возводили поражающие воображение здания. Рабы были видны повсюду, с металлическими ошейниками, указывающими их статус, облаченные в сущее рубище, изнуренные работой и боящиеся вызвать даже тень гнева своих хозяев.

Среди них было много чернокожих, но были и славы, и пелеры, и, как ни горько было это видеть Конраду - уроженцы стран Запада, его соплеменники и единоверцы.

Конрад понимал, что, несмотря на союз перед лицом иаджуджей долгому миру между Ирамом и Интиллполисом, между Империей и Аль-Имад, между Огнем и Солнцем не бывать никогда.

Тем лучше надо узнать своих извечных врагов.

Но вот появились и первые признаки войны.

По дорогам навстречу васканцам тянулись колонны беженцев. На юг же следовали войска, пешие и конные. Конница меньше зависела от дорог, перемещалась шляхами, а пешие колонны тянулись по обсаженным деревьями дорогам многие мили. Имадийцы шли на войну с песнями, звоном литавр и визгом свирелей, развернув знамена, на которых сияли вышитые золотом протуберанцы Священного Пламени, но видно было, что среди воинов много безусых юнцов, много седых стариков, у одних не хватало вооружения, другие страдали от голода.

Хватало и ополченцев, идущих на войну с легкими охотничьими луками и дротиками, да кривыми ножами. Даже в воинственном и богатом Ираме не каждый мог позволить себе меч, щит, шлем и длинное боевое копье.

На юг гнали так же стада отощавших, шатающихся от усталости и голода коз и овец - пропитание для армии и голодающих провинций. Скот не выдерживая жажды, погибал, в степи там и здесь валялись раздувшиеся от разложения туши.

Стада еще больше замедляли движение войск.

Васканцы были временно подчинены Сарошу, странно светловолосому и голубоглазому для имадийца молодому офицеру, который кажется, очень тяготился такой честью.

Сарош рвался в бой, васканцы с их обозами и тяжелой пехотой его задерживали, к тому же он недолюбливал "свиноедов", как за глаза называл союзников.

Васканский отряд продвигался лишь немногим быстрее народного ополчения, потому что хотя Сыны Солнца и купили для обоза множество мулов, но ни тяжелые боевые кони, ни пешие воины не могли идти со скоростью легкой кавалерии.

Конрад и остальные уже истомились от долгого похода, походная пыль впиталась в каждую пору кожи, они потеряли множество лошадей и с десяток человек, сраженных какой-то болезнью и нашедших свою смерть в далеком Ираме, не дождавшись даже встречи с врагом.

Мертвых Конрад приказал сжигать, сам проводя поминальную службу по каждому не выдержавшему тягот пути.

Конрад мечтал скрестить с иаджудж меч. Он много слышал о свирепости, неустрашимости, нечувствительности к боли, которыми славились воины Пустоши. Посмотрим, что он смогут противопоставить васканскому мечу - думал Конрад.

Он жаждал битвы, горячки боя, ворваться в ряды врага, сея смерть верным четырехфутовым клинком. А впереди были только новые холмы, пыль, одуряющая жара и толпы бегущих на север людей.

Местность вокруг менялась. Становилась все менее засушливой, все чаще встречались леса, возделанные поля, в зелени утопали виллы богачей и усадьбы простых поселян. Здесь земля не столь страдала от жажды.

Сарош приободрился. По его словам до города Львиное Сердце оставалось не больше трех дней пути.

Ветер начинал доносить зловоние пожаров, которые пожирали плоды многолетних трудов.

На тридцатый день похода навстречу васканцам выехали около двух дюжин всадников.

На них были прекрасной работы, несомненно, очень дорогие доспехи и шлемы, каждый был вооружен луком, копьем и кривым мечом, щиты и плащи их были украшены изображением гарцующего коня.

Очевидно, многие из этих всадников были кровными родственниками - внешнее сходство бросалось в глаза.

Впереди ехала, держась в седле с изяществом прирожденного наездника, высока темноволосая женщина. Она тоже была при оружии. В отличие от остальных имадийских женщин, которые встречались Конраду во время похода, она не прятала ни лицо, ни даже голову под традиционным покрывалом.

А еще он подумал, что никогда не видел столь яркой и чувственной красоты. В темных глазах всадницы светились ум и насмешка.

- Приветствую вас, солнцепоклонники. - сказала она на таком правильном васканском, на каком не говорит ни один васканец. - Я Эсме, дочь божественного Хайдара, а это - она будто бы небрежно повела плечом, указывая на своих спутников. - Мои верные зихи, из рода Тукар, что сотню лет служит Сияющему Ираму охраняя особ королевского рода. Я с ними одной крови. - добавила Эсме, вглядываясь в лицо Конрада.

- Ты старший среди своих, солнцепоклонник?

Конрад спешился, преклонил колено.

- Да, госпожа. Мое имя Конрад де Фер. Мой меч и моя жизнь принадлежат вам, принцесса.

- У тебя столь много жизней, что ты готов принести одну из них в дар четырнадцатой дочери божественного Хайдара? - рассмеялась Эсме. - А впрочем. - добавила она, все так же пристально глядя в лицо Конрада. - Я ценю твою учтивость и те мечи, что ты привел. Прости мне мою насмешку, солнцепоклонник. Я провожу вас до Львиного Сердца.

Эсме на мгновение замолчала.

- Львиное Сердце еще в наших руках. Дальше на юг - сплошь иаджудж. Огонь, кровь и хаос.

Дорога начала подниматься в гору. Солнце нестерпимо палило, чахлые деревья не давали достаточно тени, спасение от солнечных лучей можно было найти только под скальными уступами. Конрад слез с коня, повел его за собой. Спешивались многие.

- Тяжелые у вас, солнцепоклонников, кони. - усмехнулась Эсме, обгоняя тяжело ступающего Даннайца на спине своего стройногого скакуна. - И должно быть очень прожорливые. Медлительные. Быстро устанут в бою.

- Все так. - кивнул Конрад, у которого не было ни сил, ни настроения спорить о чем либо.

- Тогда каков в них толк?

- Думаю, скоро тебе представится возможность это увидеть, госпожа.

- Зови меня просто по имени.

- Это необычно для меня, звать так коронованных особ.

- И много королей ты видел, Конрад де Фер?

- Достаточно, госпожа Эсме. Одного из них я чуть не взял в плен.

- Что же тебе помешало совершить столь славный подвиг?

- Он сдался другому. Принцу крови.

Эсме внимательно вглядывалась в потемневшее на солнце, угрюмое лицо огромного васканца.

- Скоро ты увидишь самого великого из владык мира. Божественного Хайдара.

- Это будет огромной честью для меня, ваше высочество.

- Просто Эсме.

- Эсме.

- Не очень-то ты разговорчив.

Эсме пришпорила своего коня и умчалась вперед.

К Конраду подъехал воин-зих. Он был высок, строен, голубые глаза и светлые волосы могли бы принадлежать уроженцу Севера, но сухие, жесткие черты лица и странно темная для светловолосого человека кожа делали его внешность необычной.

- О чем ты говорил с госпожой, чужеземец? - на том же безупречном, книжном васканском спросил он.

Коротко остриженные усы зиха нервно подергивались, крылья носа раздувались от плохо сдерживаемого гнева. Узкая, но, несомненно, сильная ладонь сжимала рукоять кривого меча.

- О лошадях. - пожал плечами Даннаец.

- О лошадях?! - возвысил голос зих.

- Ну да, о лошадях. Животные такие. На них ездят верхом, знаешь ли. Крупнее ослов, но мельче верблюдов.

Зих потянул, было, меч из ножен, Конрад схватился за боевой молот, но тут рядом с зихом возник его старший товарищ, в рыжеватой бороде которого пробивалась седина, и резко что-то выкрикнул на незнакомом Конраду языке.

Задиристый зих, чье лицо потемнело от гнева, убрал руку с меча.

- Прочь, Адиль! - уже по-васкански сказал немолодой зих.

Адиль уехал вперед.

- Прости его, солнцепоклонник. Он молод и не сдержан.

- Я тоже еще молод. Но мне хватает ума не затевать ссоры с союзниками. - угрюмо ответил Конрад. - в следующий раз с стащу этого Адиля с седла, отрублю ему голову, и заменю ее ослиной!

- И все же прости его, рыцарь. Мое имя Этхем, я глава этого отряда. Мы все из одного клана, кровные родичи. Скажи мне, что послужило причиной вашей ссоры?

- Все дело в принцессе Эсме. Он стал расспрашивать насчет того, о чем я говорил с принцессой. А мы лишь перемолвились парой слов о лошадях.

Этхем склонился с седла. Несмотря на седую бороду, двигался он легко и проворно, словно юноша.

- Послушай меня, рыцарь. Принцесса Эсме дочь божественного Хайдара, а мать ее была из нашего рода. Она приходится нам всем дальней родней, и мы, если потребуется, без сомнений отдадим за нее жизни. Но берегись принцессы Эсме.

- Почему я должен бояться ее, Этхем? Она не кажется злобной.

- Она и не злобна в настоящем смысле слова, рыцарь. Она просто считает себя выше всех прочих людей. Мы все - лишь пыль у ее прелестных ног.

- Звучит не слишком угрожающе. Многие коронованные особы так думают.

- Бойся, если она увидит в тебе что-то другое.

- Что ты имеешь в виду, Этхем? Не говори загадками.

- Я и так слишком много тебе сказал. Мои же люди изрубят меня на куски, если узнают, что я скажу тебе. Но я предостерегу тебя. Эсме - охотница на мужчин. Если ты приглянулся ей, ты погиб.

Конрад фыркнул.

- Меня не так-то просто убить. К тому же прибыл сюда на войну, а не что бы покушаться на честь королевской дочери.

- Пусть так все и остается. Я все сказал.

Конрад поблагодарил Этхема, а про себя последними словами бранился на нелепую ситуацию. За время пребывания в Ираме он не убил ни одного иаджуджа, зато нажил минимум одного врага в клане воинственных зихов.

Конрад отхлебнул немного разбавленной укусом воды. Горло спеклось от жажды. Он был вымотан и чувствовал себя не совсем здоровым. Наконец, Солнце стало умерять свой жар. Налетавший с окрестных гор ветер приносил прохладу. Воины переваливали горный хребет.

В лучах заката, Конрад и остальные Сыны Солнца увидели твердыню, о которой так много слышали.

Львиное Сердце.

Представшее им зрелище было столь величественно и прекрасно, что у васканцев поневоле перехватило дух.

Львиное Сердце - огромная крепость, чьи стены возвышались на сотню футов, а самые большие башни были не ниже, чем прославленная на всю Империю Башня Годвина в Штернбурге. Белый камень ослепительно сиял на солнце. Протяженность стен была не меньше трех миль. Конрад насчитал около пяти десятков башен и бросил считать. Над крепостными стенами высились громады королевского дворца и Храма Священного Огня. Издалека можно было поражаться только размерам строения, но приближаясь, васканцы рассмотрели роскошную и искусную отделку. От обилия серебра, золота, меди и цветного стекла можно было ослепнуть, даже несмотря на то, что Солнце уже садилось.

Зихи один за другим спешивались и кратко молились, обратив лица к Львиному Сердцу. Очевидно, для них город был не только твердыней, но и святыней.

По дороге к крепости васканцы объехали несколько небольших озер, чья правильная форма наводила мысли об искусственном их происхождении. Всюду зеленели фруктовые деревья и цвели цветы. Но все же сады выглядели брошенными, запущенными, а кое-где были вытоптаны и сожжены.

Львиное Сердце стояло на краю плоскогорья, которое обрывалось вниз на добрую сотню футов местами отвесной скалой, а местами - пологими склонами.

Склоны эти были изрыты копытами животных и ногами людей, повсюду была кровь, кое-где отрубленные части тела, над которыми гудели мухи. На несколько шагов наверху земля тоже носила на себе следы сражения.

- Это была лишь проба сил, маленькая стычка. Их пошло меньше тысячи. Вернулись не многие.

Внизу, насколько хватало глаз, протянулась во все стороны выжженная солнцем степь.

Сначала Конрад не поверил своим глазам, ему показалось, что у него от жары помутилось в голове и это какой-то обман зрения. Но все было именно тем, чем показалось.

В степи, у подножия плоскогорья раскинулся лагерь войска иаджудж.

Несмотря на расстояние, ветер доносил зловоние, которое издавали трупы людей, лошадей, слонов и верблюдов, усеявшие все подножие. Лагерь иаджудж так же смердел, как могут смердеть только сбитые на небольшом клочке земли десятки тысяч человек, большинство из которых не мылись ни разу в жизни.

Ржали лошади, ревели верблюды, блеял мелкий скот, иаджуджи, сверху казавшиеся совсем крошечными, перекрикивались друг с другом на похожем на шакалий лай наречии. Они были маленькие, тощие, уродливые, одни в грязно-белых бесформенных одеждах, другие полуголые, но вооруженные до зубов. Они пили, делили добычу, дрались между собой.

С ужасом Конрад увидел, что иаджуджи жарят на костре человеческие руки и ноги. Завидев васканцев, стервятники Пустоши принялись угрожающе вопить, угрожать оружием и показывать оскорбительные жесты, но никто из них не пробовал по-настоящему броситься в бой.

- Они людоеды... - Конрад был потрясен. - Они едят людей просто так.

Голод иаджудж не грозил, вокруг щипали чахлую траву козы и овцы.

Иаджуджей было немыслимо много. Конрад и представить не мог, что кто-то в мире способен собрать такую армию, а тем более ей управлять.

- Сколько же их? - спросил он.

-Точно сказать невозможно. - ответил Этхем. - Около двухсот тысяч.

Подавленный этим зрелищем, Конрад отъехал от обрыва.

- Почему они собрались здесь в таком количестве? Ведь такое воинство невозможно долго кормить, через несколько дней они выпью эти небольшие реки внизу и их начнет мучить жажда.

- Иаджудж действуют не так, как мы привыкли. Не как люди. Они не считаются с потерями, им наплевать на снабжение и судьбу своих раненых. Если у них кончится вода, они будут пить кровь пленных. Но они не собираются оставаться здесь долго. Через день или два вся эта орда полезет на стены Львиного Сердца. Они пьют перед боем какое-то зелье, много сильнее любого известного нашим ученым. Они пьяны, они безумны, их дух распален проповедями Нэтока. Они просто бросаются вперед и если нужно, лезут вверх по трупам своих товарищей. Иаджудж всегда были жестоки и отчаянно храбры, но Нэток превратил их в одержимых, в воющих демонов.

Конрад взглянул в глаза Этхему.

- Скажи мне, Этхем. Мы собираемся, в самом деле, отстоять Львиное Сердце, или просто будет сражаться до последнего, пока крепость не падет, и это должно задержать иаджудж, пока на Севере не соберут новую армию?

- На Севере нельзя собрать армию. Ты ведь только что оттуда, мы сняли даже дорожную стражу, призываем мальчишек и стариков. Принц Батахир сейчас в провинциях на северо-востоке, взывает к верноподданическим чувствам степных вождей и сатрапов в дальних городах.

- Полсотни васканских рыцарей, несомненно, переломят ход войны в вашу сторону!

Конрад едва удержался от того, что бы плюнуть с досады.

В мрачном расположении духа васканцы ступили в Львиное Сердце.

Их больше не восхищали размеры и роскошное убранство крепости. Она должна будет стать их общей могилой. Внизу под плато собралось самое большое войско в исторические времена. Даже легенды не говорили об армиях больше, чем в сто тысяч человек.

Можно ли назвать иаджудж людьми? Судя по тому, что Конрад видел в их лагере, они имели больше общего с тварями Хаоса.

Из Львиного Сердца одни люди бежали, а другие стремились под защиту его исполинских стен. Ворота были открыты, стража с трудом успевала впускать и выпускать вереницы народа, проводя самый простой досмотр. Хоть иаджудж и слыли одержимыми, кровожадными безумцами, они все равно могли использовать шпионов. Неподалеку от ворот стояла виселица, на которой покачивались полдюжины тел. Конрад не был так уж уверен, что стража не вздернула первых же подозрительных.

Знатные и богатые люди размещались в роскошных дворцах, среди тенистых садов, благоухающих кустов и весело журчащих фонтанов. Бедные укладывались на голом камне, в подворотнях, в конюшнях, в хлевах, под открытым небом.

Васканцам выделили казармы.

Уже в глубокой темноте, падая от усталости, они располагались на ночлег, переговариваясь между собой севшими, хриплыми голосами. Дух их был, как будто подавлен.

Утром, когда Конрад только закончил бриться, (с водой в осажденном городе пока все было нормально), к нему прибыл королевский вестник. Он быстро отвесил поклон, и на ломаном васканском пригласил Конрада, рыцаря де Фера на военный совет, который должен был состояться в полдень, во дворце божественного Хайдара.

Конрад проделал все свои обычные утренние упражнения с мечом и прежде чем отправиться предстать перед божественным владыкой Сияющего Ирама собрал офицеров.

Их было семеро, семь бывалых рыцарей, каждый из которых был старше Конрада годами и опытнее его в военных делах. Некоторые из них считали Даннайца выскочкой, который получил столь высокое назначение лишь по протекции Арэлия, недалеким силачом, амбициозным чемпионом турниров, недостаточно долго служившим Ордену.

Умелое командование Конрада во время похода и его жесткий характер заставили такие голоса сделаться тише. Молодой священник Маттео тоже был здесь. Конрад обвел глазами обветренные, исхудавшие в походе лица офицеров.

После краткой, торопливой молитвы Сыны Солнца начали свое собственное совещание.

Конрад вышел с него еще более мрачным.

В полдень он стоял у ворот дворца, между двух с невероятным искусством вырезанных из камня львов. Вообще имадийцы почитали львов (что не мешало им охотиться на этих грозных хищников). Лучшие воины сравнивались со львами. Львиные головы столь же часто встречались на знаменах и гербах имадийев, как протуберанцы Пламени. Очевидно, лев был для жителей Светоносной Империи чем-то вроде священного животного.

Плащ и тунику самого Конрада украшали солярные символы - знаки его религии. Родовой дракон де Феров был им на время забыт. Конрад не стал надевать доспехи, зная, что идет не на бой, а пытаться произвести впечатление на многомудрых мужей, лязгая доспехами в зале совета было бы глупо. Но выглядел он из-за могучего сложения и воинской выправки все равно внушительно.

Внешние пределы дворца стерегли вооруженные исполинскими скимитарами и зловеще выглядящими секирами воины, судя по всему принадлежащие к самым разным народам. Это наверняка были знаменитые воины-рабы Сияющего Порога.

Но во внутренних помещениях дворца стражу несли зихи. Конрад уже научился отличать их от прочих подданных божественного Хайдара. Несмотря на конфликт с Адилем, ему нравилось это племя.

Конрада не стали разоружать, это удивило васканца. Очевидно, право явиться с оружием пред очи великого монарха было даровано ему в знак особого уважения и расположения.

Придерживая на бедре тяжелый меч, Конрад ступил в длинный и низкий коридор, освещенный лишь неверным светом нескольких ламп. В конце же коридора было светло, словно во тьму заглядывало само Солнце.

У Конрада пересохло во рту. Он сам был человеком знатного рода и не испытывал при встрече с коронованными особами излишнего благоговения. Но сейчас он должен был предстать перед владыкой многих миллионов человек, которые считали Хайдара воплощением своего божества.

Коридор намеренно был сделан низким, даже человеку среднего роста пришлось бы наклонить голову, а огромный Конрад де Фер и вовсе шел согнувшись.

Вот он миновал дверной проем, оформленный в виде оскаленной львиной пасти, и шагнул в ослепительный свет.

Конрад де Фер, рыцарь из лименожской глубинки, двадцати двух лет от роду, стоял перед Порогом Счастья, ослепленный великолепием тронного зала, чей потолок уходил ввысь на добрые четыре десятка футов.

Перед Конрадом было последнее препятствие. Легкая, полупрозрачная стена, скованная из золота, в которой он увидел низкую дверь. Эта стена поражала воображение своим изяществом и богатством. Она сверкала в лучах солнца. Искусство имадийских кузнецов сотворило сотни и тысячи золотых языков пламени, которые были столь искусно спаяны друг с другом, что казались единым целым.

С поклоном Конрад миновал дугу золотого пламени.

Прижимая меч к бедру, Даннаец опустился на колени и склонил голову, ожидая позволения встать. Он не решался озираться вокруг, но то, что попадало в поле зрения, было столь же роскошно, как и стена золотого огня.

- Встань, рыцарь Конрад. - раздался звучный, сильный голос.

Даннаец распрямился и наконец, решился посмотреть прямо перед собой.

Трон владыки Ирама был ниже трона Императора, но стоял на еще большем возвышении. Золото и драгоценные камни в таком изобилии покрывали сандал, что дерева почти не было видно под ними.

Хайдар не сидел на нем, вытянувшись в струну, подобно Императору, а наоборот, вольготно развалился на шитых жемчугом и золотом подушках.

В облике Хайдара в самом деле было что-то львиное. Могучая грудная клетка, грива темно-рыжих волос, густая борода. Божественному правителю было лет пятьдесят, он был грузен, но от взгляда Конрада не ускользнуло обветренное, загорелое лицо и жесткие, привычные к поводьям, копью и тетиве тугого лука руки короля Ирама.

Конрад передал письмо Бодуэна некоему человеку в шелковых одеждах, который звучным голосом зачитал его Хайдару.

- Твой господин пишет, ты что, Конрад де Фер, послан от его имени, заключить союз между Сияющим Ирамом и Сынами Солнца. Так же он пишет, что ты должен присягнуть на верность нам и сражаться за нас так же, как ты сражался за Сынов Солнца. Клянешься ли ты в этом?

- Клянусь Солнцем и сталью. - ответил Васканец, становясь на колено. Второе колено он не согнул. Второе колено - только для бога.

Королевский совет.

Конрад был удивлен оказанной ему честью. Он возглавлял лишь небольшой отряд, и потому быть приглашённым на совет военачальников стало для него неожиданностью.

Уже потом Даннаец понял, что чествовали не его, а Сынов Солнца в его лице.

Приняв присягу Конрада и произнеся короткую речь на высоком имадийском, смысл которой сводился к тому, что заручась поддержкой Пламени нужно принять мудрое решение, а сражаться достойно, Хайдар покинул своих военачальников, оставив их спорить между собой.

Сидеть пришлось на полу, согласно имадийским обычаям. Давно оставив кочевой образ жизни, и живя в каменных городах имадийцы сохранили странную преданность подушкам и коврам.

От непривычного положения затекали ноги, но Конрад старался не замечать этого.

Говорили все.

Конрад знал некоторых присутствующих в лицо, о других не знал ничего.

Тут был наследный принц Ильдерим, не похожий на отца, стройный, темноволосый, красивый какой-то злой красотой юноша.

Был здесь мощного сложения человек с наголо обритой головой, чья простая одежда столь выделяла его среди роскошных одеяний остальных. Его звали Эрдоган, то был командующий воинов-рабов Порога Счастья.

Облаченные в традиционные долгополые одеяния, сидели с мрачными лицами вожди кочевых кланов, живших старинными обычаями на границе с великой степью. Сверкали медью, железом и золотом парадных доспехов командиры королевской конницы. Все десятки народов, объединенные под властью Порога Счастья, сейчас присутствовали здесь в лице своих военачальников. Конрад уже начал различать эти племена.

Спорили долго, до хрипоты, иногда переходя на крик. Ильдерим смотрел на происходящее, не скрывая отвращения и презрения.

Конрад мало что понимавший в разговорах, хранил почтительное молчание. Из тех слов, смысл которых он улавливал, Конрад догадался, что весь спор идет вокруг одной мысли. Или выходить с иаджудж в поле и постараться разгромить их наголову, развеять по долине, или продолжать удерживать рубежи, уповая на высоту плато, неприступность стен, глубину кладовых и милость Пламени.

У обоих стратегий были свои сторонники. Кто-то доказывал, что даже если, запершись в Львином Сердце, удастся пережить осаду, то подобное наводнению воинство пустынников просто хлынет дальше, обойдя крепость, но заливая кровью все вокруг.

Другие придерживались мысли, что нужно нанести шакалам удар прямо сейчас, пока войска полны сил и боевого духа, а длительная осада сломит дух войска, люди и кони ослабнут от голода и бездействия.

Сторонники осады уповали на то, что долгое противостояние вызовет голод и болезни в стане иаджудж, но сторонники большого сражения говорили, что голод и болезни грозят и Львиному Сердцу тоже.

Каждая из сторон была как будто права и стояла на своем с непоколебимой твердостью. Кончилось тем, что кочевые имадийские вожди и зихи, вспомнив какую-то давнюю войну, в которой сражались друг против друга, начали хвататься за кинжалы.

- Господа! - поднял, наконец, руку Ильдерим. - Господа полководцы. Я, присутствуя здесь от имени и по поручению моего божественного отца, да хранит его Пламя, призываю вас хранитель единство перед лицом врага, не пускаясь в пустые раздоры. Нам предстоит принять решение, от которого зависит судьба нашей державы. Я выслушаю вас, но последнее слово останется за моим отцом, и его я сообщу вам завтра.

Заговорил старый Баскурт, командир трех тысяч всадников.

- Предлагая сидеть за стенами Львиного Сердца, нас обрекают на голод, чуму и отчаяние. Тем временем иаджудж продолжат опустошать наши села и города.

- Никто не предлагает сидеть в крепости вечно! - воскликнул Эмер, командующий пешими лучниками. - Но мы должны связать и изнурить силы противника этой осадой, пока брат сиятельного принца Ильдерима не приведет с севера новую армию.

- А если Батахир не успеет собрать войско, или задержится с ним в пути? А если сатрапы северных провинций, да простят мне эти слова, перед лицом опасности станут на путь измены и или вовсе не снарядят в помощь нам войска, или дадут слишком мало людей, прикрываясь необходимостью обороны рубежей от унгрийцев и славов? - спросил Ильдерим.

Снова воцарился шум.

- Надо предложить его божественному величеству приказать явиться сюда войскам, что стоят под стенами нашей столицы. Нечего им сидеть в тылу, когда здесь потребен каждый меч.

- И сделать столицу беззащитной, если Львиное Сердце падет?

- Львиное Сердце неприступно! Оно трижды становилось на пути иаджудж!

- Иаджудж никогда не приходили столь огромной ордой. Львиное Сердце может и пасть.

Голоса перебивали друг друга.

Ильдерим снова поднял руку.

- Придется мне доложить отцу, что его полководцы не пришли к единому решению. Пусть решает он, вдохновленный Пламенем.

"Стоило устраивать такое представление, если все решает Хайдар" - решил, было Конрад, но потом подумал, что смысл в совете все равно был. Не только для того, что бы выслушать каждую из сторон, но и для того, что бы посмотреть, как себя ведут воины Порога Счастья.

Когда нашумевшись вдосталь полководцы Ирама разошлись, в просторном зале остались только Конрад, которому Ильдерим не давал позволения уйти, сам принц и Этхем.

- А что скажешь нам ты, солнцепоклонник? - спросил Ильдерим по-васкански.

Конрад, про себя уже успевший поклясться выучить имадийский, ответил.

- Я никогда не видел столь большой орды, как орда иаджудж и никогда не сражался с иаджудж. Не думаю, что мои советы могут быть ценны.

- Скромность украшает, но тогда скажи, что бы ты хотел сделать? Чего требует твое сердце?

- Моя бы воля, я принял большую битву.

- Почему? Ведь Львиное Сердце слывет неприступным, и если даже шакалы пойдут дальше на Север, чего они никогда не пытались сделать, они просто оставят у себя за спиной сильную армию, которая сможет наносить им удары в тыл.

- Потому что иаджудж могут привести еще войска, и тогда из сильной армии в тылу врага мы обратимся в пленников собственных стен. Пока дороги свободны, пока иаджудж решаются лишь на небольшие вылазки, пока люди сильны духом и телом, надо нанести удар. Такой удар, что бы они захотели убраться обратно в Пустошь.

- Слова настоящего воина. Их я тоже передам отцу. Но и я, и отец склоняемся к мысли, что надо держать осаду, не буду скрывать от тебя этого.

- Я прислан сюда служить его величеству, так, как он пожелает.

Покинув Ильдерима Конрад и Этхем отправились к краю плато, еще раз посмотреть на стан врага.

Гигантский лагерь иаджудж, протянувший настолько, насколько хватает глаз, предстал перед ними. Сегодня среди стервятников не было того яростного, но суетного движения, какое они наблюдали в первый день. Иаджудж были заняты работами.

Издалека они привезли огромные стволы деревьев, приволокли исполинские мотки канатов. Они строили какие-то сооружения. Пока было не ясно, что они хотят возвести, осадные башни, камнеметы или и то, и другое.

- Никогда прежде не слышал о таком. - сказал Этхем.

- Что именно?

-Иаджудж - разбойники, стервятники. Прежде они не только не утруждали себя такой работой, они и знать не знали, как это делается. Все дело в самудийцах, я думаю.

- Самудийцы? Кто это еще?

- Это народ, что первым стал под знамя их пророка. У них каменные города где-то в глубине Пустоши. Одни говорят, что самудийцы - потомки древних эребов, другие, что они потомки эребийских рабов, но так или иначе, они сохранили многие древние знания. Но иаджудж всегда ненавидели их и воевали с ними. Сейчас же самудийцы пришли с иаджудж. Ты легко отличишь их. Белые одежды, закутанные лица, мечи, изогнутые к острию, как клювы.

- Я считаю, надо нанести иаджудж удар, пока они не собрались с силами для штурма.

- Когда они полезут на плато, нам достаточно будет просто стоять здесь наверху, и колоть в лицо каждого, кто поднимет голову над краем.

- Во-первых, их невероятно много, а во-вторых, мне кажется, что они не зря собирают эти громадины, чем бы они ни были. Надо ударить по ним прямо сейчас. Сколько тянется плато?

- День пути в каждую сторону, потом горы. Это удобная позиция, почти идеальная для обороны.

- Неужели нигде нельзя подняться, или спуститься?

- Конечно, хватает мест, где ловкий человек, или даже хорошо обученная лошадь смогут и спуститься, и подняться. Человеку нужно будет лишь иногда хвататься руками за камни, а лошади потребуется вся осторожность. Были небольшие тропы, по которым из долины поднимались караваны или просто путники, но их завалили камнями при первом известии о приходе иаджудж. Лазутчики легко могут проникнуть в любую сторону. Но там, где пройдет один человек или дюжина, не всегда может пройти армия, ты должен это понимать.

Конрад помолчал.

- А что делают эти иаджудж? - он указал на толпу пустынников, которые крутили в руках заступы и лопаты.

- Они собрались что-то рыть. Быть может могилы, быть может отхожие места, а быть может им нужны камни. - пожал плечами Этхем.

- Этхем! - повернулся к нему Конрад. - Они будут рыть, но не отхожие места! Они будут рыть подкоп под плато!

- И что с того? Даже если они каким-то чудом сумеют прорыть подкоп под крепость, Львиное Сердце стоит на скале. И если вопреки всему они прорубят путь в подземелья, во что я не верю, они не смогут провести туда больше считанных дюжин людей.

- Да, может быть ты и прав.

- Это не первая осада, которую я вижу. Королевские пехотинцы хорошо обучены и сражаться, и работать. Если будет угроза, они почувствуют ее и выроют свой подкоп навстречу и перережут под землей всех иаджудж, а потом обрушат подкоп.

- Хорошо если так. Я хочу предложить свои услуги королю. Можешь посодействовать мне в этом?

- Это будет нелегко. Я не последний человек в Ираме, но меня трудно назвать приближенным Хайдара. Попробуй поговорить с Ильдеримом. Или... - Этхем на мгновение замешкался. - Или с Эсме.

- Ты ведь сам советовал мне держаться от нее подальше!

- Верно. Но ты сам говоришь, что тебя нелегко убить.

Эсме.

Вопреки его опасениям, Эсме не стала томить Конрада долгим ожиданием. Посланный им слуга вернулся очень скоро, сказав, что принцесса готова принять рыцаря Солнца прямо сейчас.

Войдя в ее покои, на миг Даннаец смутился и решил, что по какой-то ошибке явился слишком рано. В просторной комнате, где ноги его сразу же утонули в ковре, свет заходящего солнца плясал в разноцветном стекле витражей, золотая утварь на низком столике вторила этому танцу. Среди всей этой роскоши стояла огромная ванная для омовений, не простой деревянный чан, к каким он привык, а настоящее произведение искусства из полированной меди. В этой-то ванной и лежала на воде, плывя среди своих распущенных волос, принцесса Аль-Имада и наследница трона старой Зихии.

Конрад, кашлянув в кулак напомнил о себе. Конечно, простолюдину могли и глаза выколоть за то, что он увидит принцессу в таком виде, жестокие законы Ирама позволяли это. Но он, Конрад де Фер, не какой-нибудь пастух из Эски Ватана.

- А, это ты, северянин. - промурлыкала Эсме, опускаясь глубже в воду. На поверхности появилась ее мокрая голова. Без завитых волос и головного убора она казалась моложе и будто бы мягче, чем в парадных доспехах. Конрад сделал усилие над собой, что бы не всматриваться сквозь воду.

- Я наверное слишком рано, принцесса... то есть Эсме.

- Да нет же, как раз вовремя. Я всегда принимаю ванную в это время, когда нахожусь во дворце. Мои бездельники рабы куда-то пропали. Подашь мне полотенце?

Прежде, чем Конрад успел ответить, Эсме встала в полный рост. Воды в ванне было чуть выше колена, и она предстала перед Даннайцем во всем великолепии, которым ее наградила природа.

Конрад, понимая, что с ним ведут опасную игру, не стал ни судорожно отводить глаза и закрывать лицо руками, ни напротив жадно впиваться взором в открывшиеся ему картины. Он, стараясь делать вид, будто не происходит ничего необычного, протянул принцессе большое полотенце, в которое она нарочито-медленно завернулась.

- Теперь другое, поменьше. - сказала Эсме.

Конрад выполнил и эту просьбу. Эсме томно потянувшись, обернула полотенце вокруг головы.

- Принцесса, я не евнух. - сказал Даннаец.

- На это я и надеялась! - рассмеялась дочь божественного Хайдара.

- И я шел не для того, что бы наслаждаться лицезрением вашей красоты.

- О! Комплимент! Неуклюже, но сгодится. - от улыбки Эсме можно было ослепнуть.

- У меня, в самом деле, просьба к вам. Я хочу поговорить с королем.

- Так ты только ради этого пришел ко мне?

Эсме играла с ним. Да то там, она издевалась над ним. Проблема была в том, что Конрад не понимал, каковы ее действительные цели. Быть может, она просто смеется над ним, а быть может, за занавесками притаились вооруженные рабы, готовые изрезать на куски наглеца, посмевшего увидеть дочь Хайдара обнаженной. Он не слишком хорошо знал женщин.

Эсме приблизилась. В отличие от большинства женщин ей не приходилось вставать на цыпочки, что бы просто посмотреть ему в глаза. На губах ее играла улыбка, которая одинаково могла быть и коварной и соблазнительной, и все что угодно. Конрад едва удержался от того, что бы не попятиться назад. Близость полуобнаженной красавицы распаляла кровь.

- Значит тебе нужен только Хайдар? Я тебе не интересна?

Проклятье! Конрад сгреб принцессу в объятия. Жадные руки стиснули пышную грудь Эсме, потом скользнув вдоль спины, сжали крепкие ягодицы. Эсме была стройной, но сильной, под ухоженной шелковистой кожей перекатывались крепкие мышцы. На теле ее не было ни единого волоска, в отличие от всех его прежних любовниц-простолюдинок.

Эсме попробовала сдвинуть ноги, Конрад просунул колено между ее бедер. Полотенце упало на пол. Даннаец прижал Эсме к себе, теперь между ними была только тонкая ткань его туники и штанов, Эсме сквозь одежду стиснула рукой его восставшую плоть. Она что-то еще хотела сказать, но Конрад поцеловал ее. В ответ она больно, до крови укусила его губу и мотнула головой. Конрад запустил руку ей в волосы, притягивая Эсме обратно. Несколько мгновений было не ясно, борьба это, или все-таки ласки. Но это было и тем, и другим.

Эсме что-то шепнула на непонятном языке.

Конрад отстранился, сбрасывая поясной ремень. Эсме помогла ему стянуть тунику через голову. Она поцеловала борозду шрама на его груди. А потом опять укусила. Дернув щекой от боли, Конрад снова потянул Эсме к себе, и грубо сжал ее грудь руками. Наклонился и поцеловал, а потом тоже укусил сначала один возбужденно напряженный сосок, потом другой.

- Хватит уже. - тихо сказала Эсме и повернулась к нему спиной. В комнате не было настоящей мебели, как и подобает по имадийским обычаям. Она оперлась руками на край своей ванны и выгнула спину. Конрад еще несколько мгновений провозился со своими штанами, а потом резко вошел в нее. После долгого воздержания у него только что голова не кружилась от возбуждения. Эсме застонала, словно от боли.

Удовлетворив первое желание, Конрад потом еще дважды брал ее. Сначала резко, грубо, не вслушиваясь в стоны. И наконец, нежно, уже никуда не спеша, не прекращая ласкать ее руками и губами. Они лежали среди шелковых подушек, Эсме чуть извивалась под ним, было слышно только тяжелое дыхание любовников.

Но все проходит, прошла и вспышка страсти. Эсме приподнялась на локте и посмотрела на Конрада.

- Ты даже сейчас выглядишь мрачным, как грозовая туча. - улыбнувшись сказала она, проведя пальцем по его губам.

- Ну, я только что изнасиловал принцессу Ирама и наследницу трона Зихии. Начинаю понимать, что совершил.

Эсме засмеялась. Голос у нее был низкий для женщины, а смех показался бы грубым, не слышься в нем отзвук тех страстей, которые только что бушевали в комнате с витражами.

- Так вот значит, что это было! Я и не поняла, что меня изнасиловали!

- Увы мне, в таком случае. - ответил Конрад.

- Проклятье, да ты один из самых веселых мужчин, которых я знаю. - Эсме игриво ткнула Конрада кулаком в бок.

В руке Эсме откуда-то появился колокольчик, в который она позвонила.

Конрад еще успел прикрыть свою наготу подушкой, а Эсме так и предстала перед рабом совершенно голой. Грузный смуглолицый человек неопределенных лет принес поднос с напитками и фруктами, которые поставил на столик. По его лишенному выражения круглому лицу нельзя было прочесть ничего.

- Вот он - евнух. - сказала Эсме. И добавила, к изумлению Конрада. - Бедняга, лишен такой радости.

Любовники поцеловались.

- Ты всех просителей укладываешь в постель?

Эсме вскинула голову, как норовистая лошадь.

- Не оскорбляй меня! То, что ты побывал во мне, не дает тебе права дерзить мне! Я делаю, что хочу! Я захотела тебя, поэтому ты здесь.

Конрад промолчал. К чему злить женщину?

- И все-таки, я шел к тебе, что бы ты организовала мне аудиенцию у отца.

- Зачем?

- Я хочу предложить ему один маневр.

- О чем речь?

- Вылазка. Я хочу ударить по пустынникам в низине.

- Ты безумен ! Ты погибнешь там, а мне бы этого не хотелось.

- Я приехал сюда не для того, что бы ублажать тебя, а что бы помочь твоему отцу разгромить иаджудж.

- Сейчас ты должен добавить "но здесь я встретил тебя, моя принцесса и все стало иначе".

- Но теперь, когда я встретил тебя, моя принцесса, я все еще должен помочь твоему отцу разгромить иаджудж.

- Ты невыносим! - Эсме вновь ударила его, уже всерьез.

Конрад поднялся и стал одеваться.

- Ты что, собираешься уходить?

- Мое место в казармах, принцесса.

- Можешь остаться тут.

- Могу, но думаю, это не так поймут.

- О, не заботься о моей репутации! - Эсме потянулась к нему, игриво ловя за одежду.

- Я забочусь о своей.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

-Ты получишь свою аудиенцию, обещаю.

- И как мне тебе отблагодарить?

- На мое усмотрение. Но думаю, тебе понравится такая плата...

Принцесса вытянулась на подушках. В полутьме ее тело выглядело словно облитое лунным светом. Шелковистая кожа без единого изъяна. Кое-где остались следы его зубов. Конрад вытер тыльной стороной ладони кровь, сочившуюся из губы.

- А это уже на мое усмотрение. - сказал он, и вышел.

Эсме швырнула ему вослед подушку, и снова откинулась назад.

- О небеса... -пробормотала она, потягиваясь до хруста в мышцах.

Вылазка.

Эсме выполнила свое обещание, и на следующий день Конрад предстал перед Хайдаром. Король принял его без излишнего церемониала. Конечно же, Конрад низко поклонился, когда вошел, и все время разговора стоял, тогда, как сам король возлежал на подушках, но говорили они доверительно и присутствовали при их встрече только воины-рабы, безъязыкие и глухие к тому, что слышат в королевских покоях.

- И так, чужестранец, у тебя есть некое предложение касающееся предстоящего сражения. Что ты хочешь сделать и почему считаешь, что у тебя это получится?

- Прикажи мне ударить по иаджудж в низине, о король. Я возьму своих лучших людей, и если на то будет твоя воля, ты дашь мне под начало еще тяжеловооруженных всадников. Я проведу войска с плато под покровом ночи. Если Солнце будет благоволить нам, мы пройдем незамеченными. На следующий день я ударю иаджудж, когда они этого не будут ждать.

- Они могут ожидать вылазки.

- Я тоже думал об этом. Прикажи своим людям устроить небольшую вылазку недалеко от стен этого города. Внимание пустынников будет приковано к ней.

- Ты предлагаешь мне пожертвовать жизнями наших верных людей ради своей авантюры?

- Это война, о король. Пусть твои люди только завяжут бой и тут же отступят. Они будут нападать, а не на них. Думаю, они убьют больше стервятников, чем потеряют своих.

- Разумно звучит. Мы можем даже улучшить твой план. Мы прикажем атаковать лагерь иаджудж дважды. Это полностью отвлечет их внимание.

По мелькнувшей в рыжей бороде Хайдара улыбке видно было, что он уверен, что мысль о ложных атаках для прикрытия настоящей он и сам уже считает своей гениальной затеей.

Конрад почтительно кивнул. Умение пользоваться головами подданных наряду со своей - непременное достоинство сильных мира сего.

- Сколько у тебя людей и скольких ты намерен взять с собой?

- У меня сотня тяжелых всадников. Прошу дать еще лишь две сотни.

- Ты хочешь пойти с тремя сотнями против самой большой орды, которую видели Небеса? Клянусь Пламенем, ты отчаянно храбр!

- Благодарю за похвалу. - Конрад поклонился еще ниже. - Но моя отвага основывается и на рассчете тоже. Один конный стоит десяти пеших. Один тяжелый всадник стоит и того больше. Я хочу нанести удар, который поколеблет дух иаджудж, а вовсе не выиграть войну этой атакой.

- Что ж, согласен. Завтра мы все сделаем по-твоему. Мы прикажем Эрдогану дважды атаковать лагерь стервятников. Кого ты хочешь взять с собой?

- Того, кого прикажешь, о король.

- С тобой пойдут Этхем и его люди. Кажется, ты сдружился с Этхемом, так что сражаться плечом к плечу с ним будет для тебя приятно.

Конрад не найдя, что ответить, поклонился снова.

- Что же, ступай, храбрец, и пусть ночью Пламя освещает твой путь.

- Благодарю тебя, великий король. Клянусь Солнцем и сталью, вскоре пустынники узнают, что такое удар васканской конницы.

Отвесив последний на сегодня поклон, Конрад вышел.

Хайдар отхлебнул терпкого напитка из пиалы.

- Можешь выходить, сын. - сказал он.

Из-за небольшой ширмы выбрался принц Ильдерим. Все это время он присутвовал в комнате и все слышал.

- Что скажешь ты о том, что слышал здесь, сын?

- Считаю, что ты слишком легко согласился на условия этого чужестранца.

- Его идея показалась мне удачной.

- И все же он не должен думать, что король Сияющего Ирама по первому его слову готов принимать выгодные ему решения.

- Надо же молодому человеку дать почувствовать себя сопричастным к величию. - усмехнулся в бороду Хайдар, делая еще один глоток.

Ильдерим не нашелся, что сказать. Некоторое время он молчал, потом, наконец, выпалил.

- Он любовник Эсме! Этот чужестранец осквернил наше гостеприимство, соблазнив твою дочь и мою сестру.

- Мне кажется, Эсме не чувствует себя оскорбленной. Что же до чести семьи, то в каждой семье полезно иметь черную овцу.

- Ты слишком легко относишься к таким вещам. Этим ты подрываешь свой духовный авторитет. Ты ведь не только король, но и великий ваджи и должен блюсти заповеди Пророка!

- Лучше будет, сын мой, если ты, никогда не умевший выучить Откровение дальше второй страницы, не станешь учить меня основам нашей веры!

Ильдерим потемнел лицом от гнева.

- С тех пор, как ты приказал высечь меня за леность к учебе, я сделал большие успехи. Я больше не мальчишка, отец.

- Но ты еще и не мужчина. - сказал Хайдар и сейчас в его облике и голосе не было ничего добродушного. - Ты не смеешь указывать мне, что мне стоит делать. То, что я приблизил тебя к себе, и позволил говорить от моего имени еще не значит, что ты занял место Батахира!

Ильдерим поклонился, что бы скрыть гримасу душевной боли, которая искривила его красивое лицо.

- Ступай тоже, сын мой. И помни, что не тебе говорить о чести семьи, законе и тем паче нравственности. Проклятье, да я скорее Эсме посажу за один стол с ваджи, чем буду слушать от тебя проповеди!

Получив в спину проклятие вместо пожелания божественного света на своем пути, Ильдерим вышел из королевских покоев. Обуревавший принца гнев был столь силен, что некоторое время он почти не соображал, куда идет и что делает. Несколько придя в себя Ильдерим обнаружил, что забрел в дальние помещения дворца, предназначенные для слуг и домашнего хозяйства. Там ему повстречалась молодая служанка, бежавшая по делам с тюком грязного белья в руках. Ильдерим схватил девушку за волосы, заставил пойти за собой. Припугнув девушку и посулив денег за молчание, он быстро и грубо овладел ей, а потом велел идти дальше. Вместо обещанного золотого он дал ей всего лишь серебряную монету, но служанка была и этому рада. Не то, что бы насиловать слуг и рабов считалось чем-то недопустимым для принца крови, но эта девушка не принадлежала ему, а за покушение на собственность короля кара могла обрушиться и на него. Испуганный своим недавним проступком, Ильдерим быстро выбрался из королевского дворца и устремился к своей собственной резиденции.

Там принца ждали его верные люди. Ильдерим по матери был эромом, физический облик и язык, на котором он думал, и сам образ мысли его были эромскими, вокруг Ильдерима с самого детства вились эромы, как представители знати, так и ваджи.

Старик в ветхом халате, и зимой и летом ходивший босым и умевший закончить любой стих из Откровения, какой бы при нем не начали читать, ваджи Хассан слыл среди огнепоклонников святым. Сейчас он жил при дворе Ильдерима.