Солнечный ожог

Глава третья

Шон притащился в номер через десять минут после того, как я оставила его в вестибюле, и примостился на краешке моей кровати, расставив ноги и ритмично похлопывая себя ладонями по внешней стороне бедер. Взгляд его был колюч, рот расслаблен. Целую минуту он молчал, даже не глядя на меня. Наконец сказал:

– Может, нам не стоит смываться так быстро. – Вздернув подбородок, он резко втянул воздух. – Может, стоит разыграть эту карту до конца.

Мне сдавило грудь, и я откашлялась. Я не открывала занавески, и в комнате было жарко и душно; десятки мух тихо кружили у меня над головой. Я слишком долго пролежала в этой постели. Горничная поменяла белье, но ощущение больничной палаты не прошло. Я чувствовала, как стены давят на меня.

Когда я не ответила, он начал говорить о своем «плане» так, как будто мы уже все обсудили. Когда мы выйдем в море на надувной моторной лодке, мы упомянем о своем желании взять в аренду яхту и сплавать на Корсику. Найдем в порту какую-нибудь красавицу и покажем ее Лулу. А когда у нее потекут слюнки, скажем ей, что нам не хватает несколько сотен баксов – пять, десять, как думаешь? Она ищет предлог, чтобы отказаться от той поварской работы, ее надо просто немного подтолкнуть.

Одно Шон вбил мне в голову крепко – как важно все планировать. Любой проект, будь то «антикварная» мебель в Джайпуре, «настоящие» бриллианты в Дели, курсы по снижению веса в Барселоне – все должно быть тщательно продумано заранее. Афера с «Пикассо» была спланирована пошагово. Мы узнали об объекте, Джейми Николсе, от нашего источника в Мадриде, и сначала отправились вслед за ним в Ниццу, а потом в Сент-Сесиль, где несколько дней подмазывали его. Когда мы упомянули о произведении искусства на стене бара – пропавшей женщине-козе, стоившей вчетверо дороже, чем за нее просят, – нам уже было известно о его доходе. Как мы и предполагали, Николс в итоге скрылся вместе с произведением, предварительно выложив за него указанную сумму (в обмен на процент с продажи). Нам стало известно о скандале в Итоне, когда он выдал реферат друга за свой собственный. Мы знали о его неудачной попытке получить степень по истории искусств и о том, что он пойдет на все, чтобы самоутвердиться перед своим отцом, ублюдком и тираном. Николс не был жертвой в классическом понимании. Мы составили его психологический портрет и сочли подходящим объектом для достижения своей цели.

Порой нас действительно ловили с поличным. Владелец пустующего здания в Марракеше, которое мы приспособили под магазин, явился на место преступления за несколько дней до того, как мы собирались продать бизнес. В тот раз Шон, сохраняя хладнокровие, надел накрахмаленную белую рубашку, втайне встретился с настоящим владельцем и договорился о сделке. А недавно у нас возникли некоторые разногласия из-за Николса. Шон хотел, чтобы я с ним переспала, и повел себя довольно гадко, когда я отказалась. Также были сложности с Сирилом Дютруа – владельцем бара с «произведением Пикассо». Под конец он начал жадничать, потребовав увеличить его долю, составлявшую пятьдесят процентов. Этот конфликт разгорелся в те два дня, когда я болела. Но Шон всегда умел собираться перед лицом кризиса и справился с Дютруа. Он расписал ему перспективы партнерства и таким образом уговорил его принять изначальные условия сделки. Важнее всего было сохранять спокойствие, проявлять гибкость и не поддаваться порыву.

– Это требует более тщательной подготовки, – сказала я. – Мы ничего о ней не знаем. Мне не нравится, что она остановилась в нашем отеле.

Он пожал плечами:

– Иногда приходится полагаться на удачу.

– Слишком рискованно. Вдруг она проверит свою карточку и увидит, сколько вчера заплатила? А если она превысила кредитный лимит и ей позвонят из банка?

– У нее карточка банка… «Каутс», – медленно сказал он, словно смакуя роскошь, заключенную в последнем слове.

Я сидела, прислонившись к изголовью; оно слегка чиркнуло по стене, когда я подалась вперед.

– Ее друзья… Она может спросить их о тебе. Могла уже это сделать.

– Она не станет. У нее детокс, она отдыхает от соцсетей. А если и спросит, это не имеет значения. Она у меня в руках. – Он вытянул ладонь и сжал ее, для наглядности. – Она поверит любому моему слову.

Его голосу не хватало убедительности. Над верхней губой выступили бисеринки пота. В полумраке он казался старше – глаза воспалены, щеки обвисли. Я подумала: «Мужчина средних лет западает на женщин младше его. Знакомая история. Неужели и он туда же? Только не это. Только не Шон».

Я сказала:

– Мы и так уже слишком долго здесь торчим.

– Что значит «слишком долго»?

– Что, если Николс придет поквитаться с нами?

– Не придет.

Бежевое покрывало было сделано из плотной атласной ткани. Шон провел рукой по декоративному завитку.

Он был прав – чувство собственной неполноценности и проблемы с отцом заставят его сделать что угодно, чтобы похоронить в памяти унижение от того, что он потратил шестьдесят тысяч евро на бесполезный клочок бумаги. Если лучшая афера – это когда человек не подозревает, что стал жертвой мошенничества, то на втором месте находится та афера, при которой жертва испытывает слишком сильный стыд или унижение, чтобы предпринимать какие-то действия.

Но как еще я могла отговорить Шона?

– Но может.

Неожиданным резким движением Шон поднялся с кровати. Я отшатнулась, испугавшись, что зашла слишком далеко, но он лишь сказал:

– Не думай, что ты умнее меня. Это не так.

Открыв межкомнатную дверь, он скрылся в своей комнате. Через несколько секунд я последовала за ним, как собака, и встала, привалившись к стене. Он сел на корточки перед гардеробом и покрутил диск на сейфе. Слишком быстро. Как всегда. Достал обувную коробку, раскрыл лежащий в ней синий пластиковый пакет и положил туда стопку банкнот, которую брал с собой на непредвиденные расходы.

– Остальное у тебя? – спросил он.

Кивнув, я сходила за рюкзаком. Он стоял надо мной, пока я, скрючившись, доставала оттуда разную мелочовку, в том числе поддельные удостоверения личности и пластиковые пакетики с дешевыми индийскими браслетами. Коробка была заполнена доверху, и пара пакетиков выпали из нее на ковер, когда я попыталась ее закрыть. Я поняла, что его недовольство мной еще не утихло, потому что он неодобрительно цокнул языком и отвернулся, словно моя предсказуемая неуклюжесть так сильно его раздражала, что даже смотреть было невыносимо.

– Может, я все же выпью с ней, – сказал Шон, подходя к окну и отодвигая в сторону белую пластиковую шторку. Под окнами газовала машина, и он, сощурившись, вглядывался в происходящее внизу. – Посмотрю, что да как.

– Ладно, – максимально небрежным тоном ответила я, стараясь скрыть беспокойство. У меня засосало под ложечкой. Иногда он специально пытался сбить меня с толку. Я не понимала, что происходит.

Я шарила рукой на дне рюкзака. Шон смотрел в окно. Я не спешила, а он все не поворачивался. Я остановилась, и в комнате внезапно воцарилась тишина. Он пошевелил ногой – просто переносил вес с одной ноги на другую, – прижимаясь к стеклу лбом то под одним, то под другим углом, чтобы обеспечить себе лучший обзор.

«Влезь в шкуру жертвы, – учил меня Шон. – Подберись к ней так близко, чтобы она утратила бдительность».

Иногда он говорил мне, что создал меня «по собственному образу и подобию».

У меня ушло пять секунд на то, чтобы переложить пакет с деньгами из обувной коробки в рюкзак. Просто кратковременная мера, сказала я себе. Небольшая страховка на то время, пока мы возимся с этой девчонкой.