Солнышкин плывёт в Антарктиду

Каюта для Робинзона

Пароход «Даёшь!» торопился на юг, к жарким тропическим водам. Перед ним вежливо раскланивались медузы, и молодые акулки, сворачивая налево и направо, почтительно уступали ему дорогу.

Над мачтами качалось солнце, ныряло в каюты, и настроение у матроса Солнышкина было самое солнечное. Он усердно мылил стены каюты, в которой совсем недавно обитал драгоценный попугай бравого капитана Плавали-Знаем, и вокруг разлетались радужные мыльные пузыри.

Теперь попугай шатался со своим хозяином по Океанску, а Солнышкин оттирал их следы и слушал доносившуюся с палубы песенку, которую сочинил матрос Федькин:

Солнышкин окатывал переборки водой, и по ним золотистыми медузами расплывались солнечные пятна. Он представлял, как внесёт в каюту Тайн чемодан и поставит на прежнее место, как пожилая уборщица всплеснёт руками, а Марина скажет: «Молодец, Солнышкин!»

Солнышкин засмеялся от радости, и его руки забегали ещё быстрей.

Наконец он вытер пол, отжал тряпку, выставил на палубу ведро и постучал к Марине в каюту.

– Да-да, входи, Солнышкин! – отозвалась Марина. И Солнышкин улыбнулся: она узнала его стук!

Он распахнул дверь.

– Разрешите ваш чемоданчик! – попросил он, протягивая руки к Тае.

– Зачем? – удивилась Тая.

– Можете перебираться в свою каюту!

Тая всплеснула руками, Марина хотела что-то сказать. Но Солнышкин уже подхватил чемодан и, высоко подняв голову, шагал к Тайной каюте.

В коридоре торжественно посвистывал встречный ветерок.

Через несколько шагов Солнышкин вскинул голову ещё выше: с противоположного конца коридора к нему приближался его друг, старый инспектор океанского пароходства Мирон Иваныч, по прозвищу Робинзон.

– Здравствуйте, Солнышкин!

– Здравствуйте, Мирон Иваныч! – радостно кивнул Солнышкин. Но вслед за этим на его лице появилось лёгкое недоумение и на носу проступили крупные веснушки.

В руке у Робинзона тоже был чемоданчик. Под мышкой торчала свёрнутая медвежья шкура, из которой внимательно поглядывал глазок подзорной трубы. И остановился Робинзон у той же самой каюты.

– Кажется, эта каюта свободна? – спросил Робинзон. Солнышкин мигнул, не зная, что сказать. Он готовил каюту для Таи. Но не мог же он выпроводить и своего старого друга! Солнышкин покачал чемоданчиком и смущённо оглянулся.

Марина и Тая остановились. Робинзон тоже качнул чемоданчиком и усмехнулся:

– Вот так дела! Кажется, я забрёл не на своё место! Солнышкин готов был провалиться сквозь палубу. Он думал, что бы предпринять. Но сзади раздался голос Марины:

– Что вы, Мирон Иваныч! На своё! Солнышкин исподлобья посмотрел на неё.

– Но, кажется, вы тоже направляетесь в эту каюту? – учтиво поклонился Робинзон, поглядывая на чемоданчик в руке Солнышкина.

– Конечно! – сказала Марина.

– Конечно! – подтвердила Тая. – Мы пришли посмотреть, как Солнышкин приготовил для вас каюту!

– Неужели для меня? – лукаво спросил Робинзон.

– Для вас! – крикнул Солнышкин и, засмеявшись, кивнул.

– Но к чему же тогда ваш чемодан? – спросил старый инспектор.

– А увидите, – улыбнулась Тая.

– Ну что ж, тогда прошу, – пригласил Робинзон. – Прошу! – И распахнул дверь.

По переборкам струились солнечные блики. За иллюминатором перекатывались зелёные волны, а с лёгким сквознячком в каюту влетал громкий крик чаек.

– Спасибо, Солнышкин! – поблагодарил Робинзон и приподнял фуражку.

– Молодец, Солнышкин! – подхватила Марина.

А Тая вынула из своего чемоданчика белую крахмальную скатёрку.

– Вот видите, – сказала она и одним взмахом накрыла ею стол.

Солнышкину показалось, что всё вокруг наполнилось солнцем. Он готов был мыть и драить все каюты, все корабли, все флотилии на земле.

И сверху раздался крик боцмана:

– Солнышкин, ко мне!