Соломоновы острова

БРИТАНСКИЙ ПРОТЕКТОРАТ

В годы, когда на Соломоновых островах процветала работорговля, шел колониальный раздел Океании.

Соломоновы острова привлекали торговцев «живым товаром» как раз потому, что пока еще являлись «ничьей землей», не имели своего европейского хозяина.

В середине 70-х годов XIX в. борьба европейских держав и США за тихоокеанские острова достигла наивысшего накала. В. И. Ленин считал, что в 1876 г. развитие западноевропейского капитализма в его домонополистической стадии завершилось^{34}.

Наступила эпоха интенсивнейшей колониальной экспансии европейских держав, а также США и Японии, и на границе XIX–XX вв. раздел мира закончился^{35}.

Большую активность в захвате тихоокеанских территорий проявила Германия, «опоздавшая» здесь, как и в других частях света, к началу колониального дележа и тем энергичнее участвовавшая в нем на стадии завершения.

Первым колониальным приобретением Германии в Океании стала северная часть острова Новая Гвинея, получившая название Земля кайзера Вильгельма, и прилегающие к ней острова, названные архипелагом Бисмарка. Это было зафиксировано в англо-германском соглашении от 25–29 апреля 1885 г. Оно подвело черту под острой трехлетней борьбой между Англией и Германией за крупнейший в Океании остров.

Раздел Новой Гвинеи предопределил последовавший за ним колониальный захват Соломоновых островов. Уже соглашение от 25–29 апреля 1885 г. зафиксировало раздел сфер влияния между Англией и Германией на этом архипелаге. Влияние Германии распространялось на острова Шуазёль, Санта-Исабель и Бугенвиль, а Великобритании — на острова Гуадалканал, Саво, Малаита, Сан-Кристобаль.

Британский администратор на Новой Гвинее В. МакГрегор еще на заре своей деятельности настаивал на аннексии Соломоновых островов. Он написал об этом в британское министерство колоний и встретил там поддержку. «Если мы так преуспели в распространении некоторой законности и определенного порядка в обществе дикарей Новой Гвинеи, — отвечало министерство, — то трудно себе представить, что мы не сможем сделать то же самое на Соломоновых островах…»^{36}

Английское правительство попыталось объяснить причину установления протектората над островами необходимостью защитить островитян от работорговцев, а работорговцев — от островитян. «Резня европейцев и туземцев, — указывалось в докладе министерства колоний за 1961–1962 гг., — не прекращалась до тех пор, пока Великобритания, стремясь сдержать разгул дикости, не узаконила в 1893 г. протекторат над южной частью Соломоновых островов»^{37}.

В 1885 г. британское правительство заявило о том, что в течение пяти лет должно быть покончено с работорговлей. Работорговцы восприняли это всерьез и в 1885–1890 гг. постарались вывезти с островов максимально большое количество людей. Особенно они усердствовали в 1890 г., забирая даже подростков из миссионерских школ, причем прикрывались разглагольствованиями об альтруистическом стремлении предоставить «последнюю возможность подрастающему поколению повидать свет»^{38}. В 1890 г. работорговля официально была прекращена, но в 1892 г. правительство Англии разрешило возобновить ее. Когда же плантаторы Квинсленда опять начали скупать людей на островах, английское правительство послало туда военные корабли, снабдив командующего эскадрой инструкцией об объявлении протектората еще над рядом островов Соломонова архипелага.

Выполняя этот приказ, капитан корабля «Кюросао» Гибсон в течение июня 1893 г. установил британский протекторат над южной группой островов, включающей Гуадалканал, Саво, Малаита, Сан-Кристобаль и Нью-Джорджия, а в июне 1897 г. капитан Поллард присоединил к ним острова Реннел и Беллона, атолл Сикаина. В августе 1898 г. в границы протектората вошли острова Санта-Крус и Тикопиа, а в октябре того же года — острова Дафф, Анита и Фатутана. По англо-германскому договору 1899 г. Великобритания получила остальные острова архипелага — Санта-Исабель, Шуазёль, Шортленд и атолл Онтонг-Джава (Лорд-Хау).

В дальнейшем Соломоновыми островами мы будем называть все острова архипелага, кроме островов Бугенвиль и Бука, отошедших к Германии, а потом включенных в подмандатную, затем подопечную территорию Новая Гвинея, находившуюся до 1975 г. под управлением Австралии.

Буржуазные юристы, раскрывая понятие «протекторат», упорно подчеркивают, что государство-протектор взваливает на себя тяжкое «бремя» заботы о народе страны, над которой протекторат объявляется, народ в обмен на эту жертву должен отказаться от независимости. «Полунезависимость государства, — отмечал дореволюционный русский юрист Ф. Ф. Мартенс, — обнаруживается в различных формах… она может вытекать из покровительства одного государства над другим, установленного обыкновенно с целью обеспечения внешней безопасности покровительствуемого народа, который обязан за это подчиниться контролю со стороны покровительствующего правительства в области дипломатических отношений»^{39}.

Уже в наше время американский юрист Ч. Хайд писал по этому поводу следующее: «Между государствами могут быть установлены такие взаимоотношения, при которых одно из них в связи с покровительством (protection), осуществляемым над ним другим государством, не может вступить в отношения с иностранным государством без согласия государства-покровителя. Значительные ограничения, установленные для государства, подчиненного такому контролю, возлагают на государство-протектор соответствующее бремя ответственности за осуществление протектората и за поведение находящегося под протекторатом государства»^{40}.

В действительности все обстоит иначе. История колониализма свидетельствует о том, что, прикрываясь формой протектората, капиталистические государства, по существу, аннексировали «покровительствуемые» страны, вводя в них обычный колониальный режим. Именно так и произошло с Соломоновыми островами.

Первый британский уполномоченный, резидент-комиссар Ч. Вудфорд прибыл на Соломоновы острова в июне 1896 г. Там уже находилось до 50 постоянных европейских резидентов, главным образом англичан, занимавшихся торговыми операциями. Скупленный у населения товар сосредоточивался на центральных станциях, а морской перевозкой его занималась австралийская фирма «Бёрнс-Филп», наладившая регулярную связь между Сиднеем и Соломоновыми островами.

С установлением протектората над островами весьма активизировались английские миссионеры. Они много сделали для укрепления британского колониального господства на Соломоновых островах. Английский ученый В. Моррель справедливо отметил, что «меланезийская миссия в большей мере, чем верховный комиссариат в западной части Тихого океана, явилась действительным архитектором британского протектората над Соломоновыми островами»^{41}.

Объявление британского протектората не принесло никаких перемен на Соломоновы острова. Оно лишь преградило путь другим империалистическим державам, стремившимся распространить свою власть на этот архипелаг.

Приобретя новое владение в Тихом океане, Великобритания почти сразу же забыла о нем.

Колониальная администрация на Соломоновых островах получала мизерные суммы на управление протекторатом. Никаких мер для улучшения положения в области здравоохранения, просвещения и т. д. не осуществлялось.

Эпидемии болезней, завозившихся европейцами, продолжали уносить тысячи жизней. Доктор С. М. Ламберт, посетивший Соломоновы острова в 1921 г., отмечал, что в ряде мест население за полтора десятка лет уменьшилось в 5–6 раз. О том же сообщал и ученый И. Хогбин, после того как побывал на атолле Онтонг-Джава (Лорд-Хау). Массовое распространение получили туберкулез и малярия. В период первой мировой войны заболевания еще более участились. В течение 1915–1916 гг. треть населения острова Сан-Кристобаль умерла от дизентерии и туберкулеза. В 1920 г. здесь на одного родившегося приходилось три умерших.

На архипелаге имелся лишь один правительственный госпиталь, открытый на Тулаги в 1910 г. Все остальные лечебные учреждения находились в руках христианских миссий. Следует сказать, что все школы также были миссионерские.

Процесс вымирания коренных жителей продолжался и в 30-х годах. Гуго Берпатцик, побывав в 1935 г. на одном из крупнейших островов — Шуазёль, писал: «Я взбирался на высокие горы, пересекал широкие реки и обширные болота, продирался сквозь непроходимые джунгли. Я прошел остров вдоль и поперек и убедился, что туземцы правы… В наши дни, действительно, нет туземцев на этом большом острове, которые исповедовали бы свою собственную религию… И более того, я не встретил ни одного туземца в глубине острова. С приходом белого человека они переселились на побережье, а там быстро вымирали. Сегодня этот большой остров населяет едва ли четыре сотни туземцев. 20–30 лет назад их было во много раз больше. Ужасно было ходить по руинам обезлюдевших деревень, повсюду встречавшихся в центральной части острова, по заброшенным садам, которые некогда покрывали весь остров»^{42}.

На островах не затихала межплеменная война, она даже все более разгоралась. Об этом свидетельствовали официальные сообщения. Так, в докладе британского министерства иностранных дел за 1915 г. указывалось, что «должно пройти несколько лет, прежде чем полный контроль над туземцами будет установлен», В докладе же за 1920 г. отмечалось: «Туземцы беспокойны и агрессивны, склонны к охоте за головами и каннибализму; и на многих больших островах, особенно Малаите и Шуазёль, идет постоянная война»^{43}.

Ч. Вудфорд пытался организовать полицейские силы в протекторате, но отсутствие средств не позволило ему это сделать в сколько-нибудь серьезных масштабах. Вообще, англичане, вторгаясь в сложившийся веками жизненный уклад островитян, и не вводили свою действенную систему управления, и не создавали новые местные органы власти.

Австралийский губернатор Новой Гвинеи Джон Губерт Муррей, посетивший Соломоновы острова в 1916 г, заметил: «Это самое странное место, которое можно себе представить… Не делается никаких попыток ни сохранить порядок, ни наказать за преступления»^{44}. Положение не изменилось и спустя полтора десятка лет.

Один из европейских исследователей архипелага в 1930 г. сообщал: «На Соломоновых островах находится около 95 тыс. туземцев и, возможно, три десятка правительственных чиновников. Почти все последние… живут вместе с семьями на Тулаги (маленьком островке с клубом, площадками для гольфа и теннисным кортом), отделенном милями от диких, покрытых джунглями островов, где живет основная масса туземного населения»^{45}.

Единственное, о чем не забывали англичане, — это о сборе налогов. Именно тогда чаще всего и вспыхивали кровавые столкновения между островитянами и представителями британской власти. Характерный случай произошел на Малаите в 1927 г.

Районный комиссар У. Р. Белл в начале октября 1927 г. отправился в подрайон Сиперанго для сбора так называемого личного налога в размере 5 шилл., которым облагались все взрослые мужчины протектората (его сопровождал чиновник администрации Лиллис и несколько десятков полицейских). Местные жители, всегда возмущавшиеся этой процедурой, на сей раз решили убить Белла, наивно полагая, что поскольку именно он олицетворяет собой власть на острове, то с его уничтожением придет конец и ненавистной власти.

Утром 4 октября более 250 коренных жителей во главе с вождем племени Басиапа пришли в селение Кванамбе, где находились Белл и его спутники, и убили их.

Британский резидент-комиссар, узнав об этом, немедленно собрал отряд волонтеров из европейцев, проживавших на Соломоновых островах. В помощь им прибыл из Сиднея крейсер «Аделаида». Крейсер бомбардировал Кванамбе, а вступившие затем туда европейцы арестовали практически все местное мужское население. Из 198 арестованных 25 умерло в период следствия, главным образом от дизентерии. Суд приговорил 6 человек, в том числе Басиану, к смерти, а 18 — к различным срокам тюремного заключения.

О событиях в Кванамбе заговорили газеты многих стран. В этих условиях британский министр колоний назначил официальное расследование инцидента. Его проводил Г. Мурхауз. Доклад, представленный Мурхаузом, свидетельствовал о многочисленных злоупотреблениях местных властей, что и вызвало столь острую реакцию коренных жителей. «Я боюсь, что в настоящее время, — писал Г. Мурхауз, — большинство туземцев смотрит на колониального чиновника лишь как на сборщика налогов или того, кто раздает наказания…»^{46}

Совершенно очевидной стала необходимость изменения системы управления протекторатом. Идею создания органов власти, пусть с самыми ограниченными функциями, из представителей коренного населения поддержали и некоторые жившие в протекторате европейцы. Священник одной из христианских миссий Рйчард Фоллоус даже призвал жителей островов Санта-Исабель, Саво и Нггела потребовать организации назначаемого совещательного совета. Его призыв нашел широкий отклик прежде всего на Санта-Исабель и породил движение, получившее название «кресло и линейка» (именно они — кресло и деревянная линейка — были символами местной власти). Однако колониальная администрация постаралась как можно быстрее ликвидировать движение, а Р. Фоллоуса выслала с Соломоновых островов.

Никаких сдвигов в системе управления протекторатом не произошло.

В 30-х годах колониальная администрация была представлена резидент-комиссаром и двумя-тремя чиновниками, непосредственно ему подчинявшимися, а также руководителями нескольких департаментов, местная администрация — двумя комиссарами и подчиненными им районными комиссарами (резидент-комиссар подчинялся верховному комиссару в западной части Тихого океана).

Верховный комиссар в западной части Тихого океана вводил местное законодательство на основании прав, данных ему британской короной.

Протекторат в это время был разделен на восемь административных районов, каждый из которых, в свою очередь, делился на ряд подрайонов (всего их насчитывалось 80). Связь между различными районами протек! о-рата была крайне плохой. Еще в 1921 г. был создан Консультативный совет, который к 1936 г. состоял из резидент-комиссара и семи назначаемых членов (не коренных жителей). В 1937 г. в колониальном управлении работали 42 европейца и 421 коренной житель.

Середина 30-х годов ознаменовалась новыми выступлениями местного населения против британской колониальной администрации. Особенно бурно развивались события на Гизо, где островитяне отказались платить личный налог. Они заявили, что колониальная администрация, взимая налоги, сама ничего не дает им, а на законные требования отвечает репрессиями. Лучше построить один-два госпиталя и школу, чем «содержать полк солдат, говорили жители»^{47}.

Но власти не нашли ничего лучшего, как арестовать и заключить в тюрьму 40 островитян.

Выступления коренных жителей начали все отчетливее приобретать политический оттенок: они требовали от британской администрации участия в Консультативном совете.

Колониальные же власти, по словам английского ученого С. Белшоу, были «повсеместно некомпетентны и ошибались». Когда движение протеста стало распространяться на другие острова — Санта-Исабель и Саво, администрация вновь применила репрессивные меры, лишь вызвавшие очередной прилив гнева у островитян накануне японского вторжения на Соломонов архипелаг^{48}.

Ярким выражением недовольства коренных жителей явилось уничтожение документов британской колониальной администрации после ее бегства из протектората перед приходом японских войск. «Невозможно представить себе ликование, — пишет С. Белшоу, — с которым были сожжены своды законов и разрушены здания после эвакуации европейского населения в 1942 г.»^{49}

Что касается экономики Соломоновых островов, то на всем протяжении истории существования протектората, вплоть до второй мировой войны, она оставалась на одном и том же уровне. Европейские плантационные хозяйства, главным образом по производству копры (ядро кокосового ореха), влачили жалкое существование. Они испытывали постоянную нехватку рабочей силы, поскольку условия труда на них были очень тяжелыми.

С годами эта проблема все более усложнялась. Если в 1928 г., по официальным данным, на плантациях работало 6016-человек, то в 1934 г. — лишь 3500. В последнем предвоенном отчете колониальных властей вообще ничего по этому поводу не говорилось.