Соловей и медянка

МЕДВЕДЬ И ОВЦА

Медведь ходил к пчёлам мёдом лакомиться, а на обратном пути ни земли, ни неба не взвидел — так его изжалили, что глаза запухли. Овца, которая заметила его беду, спросила насмешливо:

— Что с тобой, косолапый?

— Глаза заболели, — ответил медведь.

— Что же с ними случилось, косолапый? — спросила овца.

— Ох, да так просто, лесной туман одолел, — сказал медведь. — А ты кто сам-то?

— Ой-ой, старый сосед, разве ты меня больше не узнаёшь?

— Лица не разберу, а по голосу не могу признать.

Тут овца загордилась, запрыгала: нечего бояться, медведь не повредит ей. Она выпятила грудь и принялась ещё пуще насмехаться. Она громко рассмеялась и бесстыдно соврала:

— Я — волк. Всё тот же волк.

— Это хорошо, дорогой кум, а то я боялся, что ты не то овца, не то какой другой зверь поплоше, — сказал медведь. И вот сел он на пень и рассказал свою историю:

— Проклятые пчёлы обидели. Уж я брал осторожно и потихонечку — запустил в улей только две лапы, — но они всё-таки заметили, налетели тучей. Ты, кстати, не знаешь какого-нибудь хорошего лекарства?

— Знаю-знаю, но это лекарство трудно добыть, — ответила овца.

— Скажи, кум, скажи, может, найдём средство, — умолял медведь.

И овца промолвила:

— Тут же, прямо за твоей спиной, растёт большая ель. На ветвях этой ели выросли большие пучки серого мха. Если ты сам влезешь сейчас на ель, достанешь один такой пучок и приложишь его к своим больным глазам, всё сразу пройдёт.

— Да… но как же я увижу эти пучки мха, когда я даже тебя не могу разглядеть, — пожаловался медведь.

— Ну, это беда небольшая. Ты лезь, а я снизу крикну, когда настанет время срывать мох, — научила овца.

Бедный медведь подошёл с закрытыми глазами к ели, влез на неё. Вскарабкался тотчас на верхушку, туда, где было большое осиное гнездо. И так как лезть было дальше некуда, он спросил:

— Ну, дорогой кум, можно ли начинать рвать?

— Ну, рви, рви!

— Не знаю, левой рвать или правой?

— Ну, рви левой и рви правой, ты как раз уже на нужном месте! — ответила овца.

Медведь протянул разок левую, протянул разок правую лапу, нашёл осиное гнездо, сорвал его с ветки, прижал к своим глазам. Как только он раздавил гнездо, осы вылетели и принялись яростно его жалить. И носу досталось, и в уши заползли крылатые злюки, и в густую шерсть забрались, и спину нашли. Не осталось больше ничего, кроме сплошной боли от хвоста до глаз. Тут медведь заревел, как только мог:

— Кум, кум, ведь тут с меня снимут мою дорогую шубу! Я тут с жизнью расстанусь, с жизнью расстанусь!

— Шубы с тебя не снимут и с жизнью ты не расстанешься, но по заслугам получил, косолапый! — ответила овца и так над ним посмеялась, что на всём пастбище было слышно.

Понял медведь, что его обманули, спрыгнул с ели, помчался в лес. Лишь разок оглянулся, погрозил:

— Погоди-погоди, курчавая! Не бывать больше миру между нашими родами — тебя я сам прикончу, твоим ягнятам мои сыновья свернут шеи.

Так оно и вышло: где бы ни увидел медведь овцу или ягнёнка, тут же бросается на добычу. Что умещается в брюхе, съедает на месте, что остаётся, берёт на плечо, несёт в чащу, хоронит про чёрный день под сором и хворостом.