К монастырю Севастьян подъезжает ближе к полуночи. Подходит к монастырским воротам и рукоятью обреза стучится. Вскоре за воротами раздается характерное старушечье шарканье, и в окошко выглядывает древняя монахиня.
Монахиня. Чего тебе, болезный? К свету Божьему рвешься или собак спустить?
Соловей. Давай, старая пепельница, игуменью зови. Скажи: Севастьян Григорьевич Соловьёв в совете нуждается.
Монахиня, не торопясь, удаляется. Вскоре у ворот появляется пожилая осанистая игуменья.
Игуменья. С чем пожаловал, мультик золотозубый?
Соловей (крайне доверительно). Вот тут у меня какая проблема возникла, мать-игуменья, – подельщица моя, Изабелла Юрьевна, оказывается, имеет религиозные убеждения. Что же мне с этим делать?
Игуменья. Знаю ее, хорошая баба, только путаная, но спасению подлежит. В монастырь ей надо.
Соловей. Поступок, достойный уважения. Так скажите ей.
Игуменья. Сто раз говорила, но она не хочет пока. Говорит: «Как же я Севастьяна Григорьевича одного оставлю? Он же себе сухомяткой желудок испортит!»
Соловей. Ну и чего делать?
Игуменья. Голову помой, а еще лучше – постриги патлы свои, не пионер уже.
Соловей. Поздно стиль менять, мать Устиния.
Игуменья. Ой, не смеши меня. Никогда ничего не поздно. Боишься, так и скажи.
Соловей (возмущенно). Я боюсь?!
Игуменья. Ну, не я же!
Игуменья захлопывает окошко и удаляется. Севастьян раздраженно пинает носком сапога землю и садится на мотоцикл.