Сомнительные ценности

ГЛАВА 10

В дорогих столичных ресторанах их именуют «лангустами», и порция, состоящая из трех-четырех штук с кружочками лимона и несколькими листиками салата, обходится в двузначную сумму, но здесь, на островах, местные жители называют их просто «креветками» и, усевшись вокруг кухонных столов, поедают килограммами. В тот день у отца Донни был отличный улов, так что вечером, когда Шина отварила огромную кастрюлю креветок, а Катриона с Андро, перешучиваясь, почистили их, все уселись за стол и начали смаковать их с различными соусами, приготовленными Шиной, — чесночным, томатным, лимонным и острым, из ямайского перца. Кроме этого, на стол поставили хрустящий черный хлеб, свежее масло и огромное блюдо с овощами — морковью, цветной капустой, сельдереем, огурцами и сладким перцем.

— А французы еще считают свою кухню лучшей в мире, — фыркнул Андро, с энтузиазмом расправляясь с очередной креветкой. — Я категорически утверждаю, что в жизни не ел ничего более вкусного, чем это.

Шина просияла от удовольствия, но скромно покачала головой:

— Это самая простая пища. Никакой фантазии, никаких изысканных ухищрений. Я всегда твержу Донни, что кооператив должен послать его на гастрономические курсы. Правда, Донни? — Она ласково улыбнулась зятю.

Мария упросила свекровь посидеть с детьми, благодаря чему они с мужем смогли поучаствовать в пиршестве и послушать театрально-кинематографические истории Андро.

Донни Макдональд, по прозвищу «Щетинка», младший из трех сыновей, был милым розовощеким молодым человеком с приятными манерами, который, в отличие от своего отца и братьев, никогда не выходил в море, а предпочел более скромную карьеру продавца. Женившись на Марии, он ни на минуту не переставал радоваться своему счастью. Еще подростком он начал упорно преследовать эту легкомысленную ветреницу, и в конце концов завоевал ее то ли благодаря своей преданности и настойчивости, то ли потому, что они зашли слишком далеко, обнимаясь на сеновале, и она забеременела. К несчастью, тот ребенок умер, но заключенный столь поспешно брак оказался счастливым для обоих супругов. Несмотря на то что Донни никогда не хватал звезд с неба, Шина очень любила своего верного, степенного, невозмутимого и нечестолюбивого зятя, хотя иногда дразнила его за те самые качества, которые относила к числу его достоинств.

— Да, это правда, — подтвердил Донни. — Но большинство членов правления не отличат пармскую ветчину от вареного сердца, и никогда в рот не возьмут незнакомой пищи. Впрочем, с этим вином у меня получилось неплохо. — Он приподнял стакан и втянул аромат прозрачной желтовато-зеленой жидкости. — Я не в силах запомнить, как это называется, но вкус приятный.

— «Ньерстейнер», — любезно подсказал Андро. — Для меня было приятным сюрпризом обнаружить его среди ваших запасов, Донни. Там, откуда я родом, можно почитать за счастье, если в местной лавке найдется бутылка «Бристоль-Крем».

Донни выглядел польщенным.

— Во всяком случае, под креветки оно идет просто отлично, — слегка порозовев, заметил он.

— А откуда вы, Андро? — робко спросила Мария, которую внешность и манеры молодого актера, а также его умение вести беседу повергли в состояние трепетного благоговения.

— О-о, это крошечное местечко неподалеку от Форт-Вильяма, — неопределенно ответил Андро. — Вряд ли вам интересно услышать о нем.

— Нет-нет, мы хотим послушать ваши рассказы о Джиле Манро и других знаменитостях, с которыми вы вместе играли. Приходилось вам встречаться с Кеннетом Брано? Это мой любимец! Прошлой зимой я специально ездила в Портри, чтобы посмотреть его в «Генрихе V». Он выглядит совсем как Джемми до того, как с ним случилось несчастье!

Джемми прикрыл салфеткой изуродованную половину своего лица и продекламировал: «Еще раз в бой! Вперед! В пролом, в атаку! Еще раз, наши верные друзья! Еще вперед — или завалим стену телами наших мертвых англичан!» Мне всегда нравилась эта цитата — особенно упоминание о мертвых англичанах. — Он ухмыльнулся. — Это во мне говорит кельтская кровь.

Андро удовлетворенно рассмеялся и повернулся к Шине:

— Я понимаю, что вы подразумеваете, говоря, что они похожи.

Шина с любовью посмотрела на мужа.

— Несколько лет и несколько шрамов — вот и вся разница, — мягко произнесла она.

— Ну-ну, не смущай меня, — улыбнулся Джемми. — Мне-то, во всяком случае, больше нравится Эмма Томпсон, чем Кеннет Брано.

— Ну, она сейчас завоевывает славу на телеэкране, — заметил Андро. — Я слышал о ней множество историй.

И Андро начал рассказывать их, одну за другой, оплетая своих слушателей словами, как искусно сотканной паутиной. Катриона, вслед за своими родителями, почувствовала, как и ее постепенно захватывает и окутывает его колдовское очарование. Электричество было выключено, горели только свечи, создавая интимный полумрак, и четко вылепленное лицо Андро поочередно выражало все тончайшие нюансы характеров и чувств, пока он рассказывал свои истории: смешные и печальные, добрые и скандальные, иногда откровенно пикантные, но все пронизанные притягательной силой сцены и экрана — мира, так хорошо знакомого ему и такого бесконечно далекого для всех остальных.

Катриона чувствовала, что расположение, которое она всегда испытывала к актеру, усилилось и превратилось в тайное влечение, которое крепло еще больше оттого, что она видела, насколько им очарованы ее родители. Хэмиш казался чужим и далеким, ее роман с ним — досадным, ошибочным эпизодом, который она с удовольствием похоронила бы в прошлом, если бы мысль о нем постоянно не маячила на задворках ее сознания. Скоро ей придется встретиться с Хэмишем и расставить точки над «i» в их отношениях. Это не та проблема, решение которой можно позволить себе отложить на неопределенный срок. Однако это потом, а сейчас рядом Андро — обаятельный, располагающий к себе и при том неженатый…

В эту ночь, лежа в своей узкой кровати, она ощущала его присутствие в доме. Желая ей доброй ночи, он лишь слегка коснулся ее ладони, но нежное прикосновение его пальцев и волнующий, пронизывающий взгляд темно-карих глаз подействовали на нее, как нажатие на спусковой крючок. Несмотря на разделявшую их стену, каждый нерв в ее теле трепетал от сознания его близости. Он притягивал и манил ее, как сияющий в темноте маяк.

— Расскажи мне об этом постигшем Виг бедствии, — попросил Андро, когда они на следующее утро шли по узкой дороге, вьющейся между светло-коричневыми полями и темным скалистым берегом. Весенний день сиял золотом и сапфирами, чистое синее небо отражалось в спокойной воде залива, солнце лило лучи на пожелтевшую зимнюю траву. — О котором в школе ставят спектакль.

— Я сделаю еще лучше, — сказала Катриона. — Я покажу тебе место, где все это происходило. Это вон там. — Она показала направление. — В устье реки стоял большой дом, окруженная парком усадьба, где хозяин, богатый землевладелец, принимал друзей и устраивал охоту.

— Полагаю, это не вызывало восторга у местных фермеров, — предположил Андро.

— Нет, конечно. Лендлорда звали майор Фрейзер, он скупил большую часть земель Троттернишского полуострова и немедленно согнал с земли сотни фермеров, намереваясь разводить здесь овец и устроить охотничий заповедник. Начались митинги протеста, которые он назвал бунтом, фермеры перестали вносить арендную плату, а их за это причисляли к безнадежным должникам.

— Мне кажется, я догадываюсь, на чьей ты стороне, — улыбнулся Андро.

— Один из моих предков был брошен в тюрьму за участие в демонстрациях! — с жаром воскликнула Катриона.

— Ну, так как же насчет наводнения? — напомнил ей Андро, останавливаясь, чтобы полюбоваться стекающими между скал прозрачными струями. — Ты назвала это рекой, но, по-моему, это не более чем ручей. Едва ли такой мог вызвать наводнение!

— И тем не менее это так. Тогда здесь произошел настоящий потоп. На острове иногда бывают ужасные многодневные ливни, но тот был из ряда вон выходящим даже для Ская. За один день выпало 140 миллиметров осадков! Это было тринадцатого октября, в пятницу.

— Зловещая дата, — со смаком прокомментировал Андро. — Я слышу колокола судьбы! В дело вступили роковые силы!

— На самом деле это была сила многих тонн воды, которые стекали по склонам холмов и наполняли ущелье. — Она показала на крутой обрыв, различимый сквозь ряд сикомор. — Когда наконец оно переполнилось, естественную дамбу прорвало, и вниз устремились потоки воды, камней и громадных валунов. Основной удар пришелся прямо на усадьбу.

— Где, я надеюсь, как раз в это время презренный лендлорд принимал своих мерзких друзей, — с восторгом прокричал захваченный рассказом Андро.

— История об этом умалчивает, — продолжала Катриона. — Но настоящее светопреставление началось позже, когда вода размыла кладбище, и по реке поплыли вымытые из могил гробы. Легенда гласит, что полуразложившийся труп одного из выселенных арендаторов был обнаружен в рабочем кабинете майора Фрейзера.

— Какая чудесная легенда! — с воодушевлением заявил Андро. — Представляю, с каким удовольствием дети участвуют в спектакле! — Он взглянул в просвет между деревьями, но там не оказалось никаких следов старинного здания. — А что случилось с домом?

— Он был разрушен, и фермеры растащили камни, чтобы использовать их для восстановления своих домов. Майор Фрейзер бежал, как будто дьявол наступал ему на пятки, и вскоре умер где-то в Лондоне.

— Какая поучительная история, — восхитился Андро. — Вполне стоит голливудских фильмов ужасов. «Ночной кошмар Вига»! Кстати, куда мы направляемся?

Оставив позади место катастрофы, они начали подниматься по дороге, которая вилась вдоль берега, петляя между холмами.

— Я хочу взглянуть на разрушенную ферму, которую мечтают купить Мария и Донни, — объяснила Катриона. — Она находится над ущельем Конана, в маленькой закрытой долине. На карте она значится как Шедер, но мы называем ее Долина Фей.

— Почему? Там водятся маленькие человечки?

— Это не очень населенное место, но его считанные обитатели ничуть не меньше ростом, чем остальные жители острова. — Катриона отбросила с шеи повлажневшие от пота волосы. Начавшее припекать солнце светило прямо в спины. — Ф-фу! С трудом верится, что еще даже не наступил апрель. Нам повезло с погодой. Здесь очень редко дует восточный ветер, но он всегда означает, что небо будет ясным.

— Надеюсь, ты не забыла захватить какого-нибудь питья? — спросил Андро, поправляя лямки маленького рюкзака с провизией, которой их снабдила Шина.

— Там несколько банок пива и бутылка воды. Если хочешь, можешь глотнуть прямо сейчас, — ответила Катриона, стягивая жакет и обвязывая его вокруг талии. Блузки и свитера вполне достаточно, чтобы не замерзнуть на узкой, защищенной от ветра дороге.

На холмах по обе стороны дороги в изобилии начали распускаться дикие цветы. Желтые, белые, голубые и фиолетовые пятна просвечивали сквозь густые ветви боярышника. Возле первой обитаемой фермы путников встретила стая гогочущих гусей. Дом был добротный, ухоженный, с выбеленными стенами и крытой железом крышей. Группка высоких лиственниц, ветви которых уже по-весеннему ярко зазеленели, защищала его от ветра. Гуси, судя по всему, были настроены вполне доброжелательно.

— Это напоминает мне одну из картин Джеймса Гатсри, — мечтательно протянул Андро.

— А кто это — Джеймс Гатсри? — спросила Катриона.

— Один из группы художников, которые называли себя «Парни из Глазго». Изображая деревенские пейзажи, они не стеснялись рисовать все, как есть — пыль, грязь, навоз. Брезгливые викторианские критики презрительно именовали это направление «искусство подворья», но теперь картины «Парней» оцениваются пятизначными суммами. Не могу вспомнить, где я видел эту картину? Может быть, на вернисаже у «Вентворс»?

— Ты часто бываешь на аукционах «Вентворс»?

— На вернисажах, а не на аукционах. Я не могу позволить себе покупать то, что мне нравится.

Они продолжали медленно идти вперед.

— У меня есть подруга, которая работает у «Вентворс», — вдруг сказала Катриона. — Сейчас она ждет ребенка.

Андро удивленно взглянул на нее, но ничего не сказал, и несколько минут оба хранили молчание.

— Сама не знаю, почему я тебе об этом сказала, — в конце концов с удивлением произнесла Катриона.

— Может быть потому, что это для тебя важно? — предположил Андро. — Вы с ней очень близки?

— Да, очень. И если честно, то знаю, почему об этом заговорила. Потому что завидую ей. Это ужасно, да?

— Зависть движет людьми так же, как и честолюбие. Именно ревность и зависть к брату заставили меня стать актером. Я должен был совершить что-то дикое и неожиданное — такое, на что он был не способен. А ты завидуешь Марии из-за того, что у нее есть дети?

— Нет, — ответила Катриона и тут же нахмурилась, обдумывая, почему она так сказала. — Я не завидовала Марии, потому что считала: у нее есть дети, но зато у меня есть моя карьера, — медленно произнесла она. — Но у этой моей подруги тоже блестящая карьера.

— И теперь ты хочешь, чтобы у тебя, как и у нее, было и то и другое?

Катриона искоса взглянула на него, но лицо Андро было в тени, и она не смогла прочесть его мысли.

— В этой долине, должно быть, таится воспоминание о каких-то горьких и страшных событиях, — сказала она, резко меняя тему. — По вечерам здесь иногда слышатся чьи-то рыдания.

— Феи?

— Нет, души тех фермеров, которых согнали с родной земли. — Она показала на усеянное камнями поле. — Посмотри, вот там когда-то стоял дом. Землевладелец вышвырнул оттуда людей, велел снести крышу и позволил овцам бродить между стен. Не уверена, что я согласилась бы здесь жить. Наверно, там полно привидений.

— Да, здесь чувствуется какая-то таинственность, — согласился Андро.

Дорога круто повернула, и им предстало необычное зрелище: ровные ряды покатых невысоких холмиков, голые склоны которых были истоптаны стадами овец. Даже при ярком солнечном свете в них было что-то пугающее, особенно на фоне нескольких полуразрушенных фермерских домиков, беспорядочно разбросанных вокруг грязноватого маленького озера.

— Как интересно! Какие странные холмы! — воскликнул Андро. — Я никогда не видел ничего подобного.

— Когда-то здесь жили люди, — с горечью произнесла Катриона. — Деревня была полна смеха и детских голосов, каждый из этих холмиков имел свое имя. Повсюду бродили куры, гуси, коровы, а вовсе не эти противные овцы. Озеро было живым и чистым, на нем обитали дикие утки и шотландские куропатки. Наверно, здесь была грязь, вонь и антисанитария, но здесь била ключом жизнь, здесь рождались и умирали люди. Как на той картине, о которой ты говорил. — Она подошла к одному из заброшенных домов. — По-моему, это и есть тот самый, который облюбовали Донни с Марией.

— Не знаю, что из этого может выйти, — с сомнением произнес Андро, вслед за Катрионой пробираясь внутрь развалин, которые когда-то были двухкомнатным домом. — Тут почти ничего не сохранилось.

Земляной пол порос травой, одна стена сохранилась в более или менее пристойном виде, но остальные заросли мхом и лишайником. Вплотную к стенам подступали разросшиеся деревья, просовывавшие в окна и двери покрытые полураспустившимися почками ветви.

— Какие странные деревья, — заметил Андро, растирая почку пальцами. — Ты не знаешь, что это?

— Это орешник. Когда я была маленькой, осенью мы всей семьей приходили сюда собирать орехи. Наверно, бывшие владельцы дома специально их разводили, чтобы как-то дополнить и разнообразить свое скудное меню.

— Кстати, о еде, — сказал Андро, сбрасывая с плеч рюкзак на ровный плоский камень, — мой желудок уже настойчиво о себе напоминает. Не подойдет ли это место для нашего пикника?

— Именно это я и имела в виду, — улыбнулась Катриона, выбирая наиболее сухое место на земляном полу. — Думаю, лучше всего здесь, в углу. Если хорошо укрыться от ветра, то на солнышке совсем тепло. — Она прислонилась к стене. — Отлично. Здесь нас не видно с дороги, хотя, впрочем, это неважно — наверно, мы первые, кто пришел сюда впервые за несколько недель. Где-то в рюкзаке должна быть подстилка.

Андро начал вытаскивать из рюкзака вещи, в том числе синюю подстилку из непромокаемой плотной ткани.

— Точно такую же я получил в награду, когда кончил школу, — заметил он, разворачивая ее.

— А я-то думала, ты получил золотую медаль, — фыркнула Катриона, берясь за второй конец подстилки, чтобы помочь ему.

Они уселись рядышком. С Андро Катрионе было так легко, как никогда не было с Хэмишем. Она чувствовала себя счастливой и расслабленной. Никакого чувства вины или непонятной благодарности, только теплое солнце, вкусные еда и питье. Катриона дернула за кольцо и протянула Андро открытую банку с пивом:

— Оно чересчур теплое, но все-таки жидкое.

Андро залпом выпил большую часть.

— Ф-фу! Немножко притушил огонь, — сказал он, отдуваясь. — Если не ошибаюсь, я видел там пирог с бараниной? Пироги с бараниной — это моя слабость.

Катриона достала из пластмассовой коробки пироги, дала один ему и взяла себе второй. Они одновременно вонзили зубы в корочку и, улыбаясь друг другу, начали жевать.

— А у тебя нос в масле, — некоторое время спустя, с наслаждением глотая последний кусок, заметил Андро.

— Спасибо, — беззаботно ответила она, потягиваясь на солнышке. — Посмотри, вон там в углу расцвели примулы. Странно, как это ветер их не погубил.

— А они в защищенном месте, — объяснил Андро, — действительно, их там несколько штук.

— «Весна пришла, и все цветет, и птичка на крыле»… — мечтательно процитировала известный стишок Катриона.

— Все это чушь, наоборот: крыло на птице — вот! — весело продолжил он.

— Я никогда не слышала такого варианта. Это ты сам придумал? — спросила Катриона, щурясь от яркого солнца.

Он засмеялся и мотнул головой. Глаза Катрионы были полузакрыты, пышные разлохматившиеся рыжие волосы сверкали на солнце золотыми искрами. Она казалась излучающей сияние, влекущей, опьяняющей. Потянувшись к ней, Андро коснулся ее губ своими — раз, другой, третий. Прикосновение его языка к ее полураскрытым губам огнем опалило Катриону. Она без сопротивления позволила этому огню проникнуть внутрь и разжечь там ровное и сильное пламя страсти. Ей не хотелось ни деклараций о колдовстве, ни экстравагантных жестов и криков экстаза, нет, ей нужна была нежность и страсть, простая, не сковывающая, незапрещенная, не требующая никаких уверток или отговорок.

Как только Андро появился на ферме, девушка сразу почувствовала, что между ними что-то возникло. Катриона не спрашивала себя, как это было в случае с Хэмишем, разумно ли она поступает. На этот раз все произошло иначе. Тогда — настойчивая поспешность, необузданный напор с обеих сторон. Стрелка сексуального барометра при первом же соприкосновении их губ мгновенно скакнула до высшей отметки. Но с Андро первые поцелуи казались нежной увертюрой к симфонии. Не зря он был актером, художником, способным уловить мельчайшие нюансы чувств и настроений. Он никуда не торопился. Долгие, долгие минуты прошли, пока его руки дотронулись до ее волос, погрузились в их сверкающую глубину и наконец сомкнулись у нее на затылке, заставив ее плоть напрячься. Катриона затрепетала от головы до пят. Она ответила робким прикосновением к его спине, ощутив сквозь одежду силу и твердость мышц его гибкой спины.

— У твоих губ вкус пирога, — прошептал Андро, отстраняясь и глядя на нее дразнящими темно-карими глазами.

— Ты же сказал, что любишь пирог с бараниной, — выдохнула Катриона.

— Да, это верно, — пробормотал он, наклоняясь, чтобы поцеловать то местечко на шее, откуда, казалось, выходил ее голос. — А как ты смотришь на то, чтобы заняться любовью? Прямо здесь, в Долине Фей?

Прямолинейность вопроса ошеломила ее. Она не ожидала, что он спросит об этом, ей казалось все само собой разумеющимся. Более того, она считала, что они уже начали путь. Не получив немедленного ответа, Андро перевел взгляд с ее лица на небо и нависший над ними шатер ветвей с набухшими почками.

— Это будет восхитительно, разве нет? Здесь, на весеннем солнышке, рядом с распускающейся примулой, под пение птиц. Ты согласна, что такой случай нельзя упускать?

— Да, — мягко ответила она. — Да, я согласна.

— Чудесно! — возликовал он и, рассмеявшись, заключил ее в объятия и поцеловал. — Это будет потрясающе — вот увидишь!

Физически они как нельзя лучше подходили друг другу — оба высокие, стройные, гибкие. Их длинные ноги и тела соединились легко и грациозно. Они переходили от одной позиции к другой, как танцоры в каком-то удивительном горизонтальном па-де-де, исполненном на полу развалившегося дома, который, конечно, видал немало слияний мужчин и женщин в те времена, когда был обитаем. Но те неуклюжие совокупления совершались в темноте, тайком, под прикрытием провонявших потом одеял, в доме, полном людей и животных. Это же ничего не сковывало — свободно льющаяся мелодия двух красивых тел под поцелуями ласкового солнца, исполненная на лоне пробуждающейся весенней природы.

То, что последовало за увертюрой, можно было сравнить только с опьяняющим праздничным концертом. На два последующие дня Троттернишский полуостров превратился в их любовное гнездышко. Ветер по-прежнему дул с востока, солнце сияло, и они неутомимо искали и находили для своих любовных занятий все новые и новые укромные местечки. Воспользовавшись машиной Андро, они забирались в самые отдаленные уголки, добрались даже до развалин Дантулмского замка на северной оконечности полуострова, где когда-то в XVI веке Макдональды наголову разбили Маклеодов, но в ХХ-м под его сводами Стюарт и Линдсей торжествовали иную победу. Наконец, в последний день они забрались на Квирейн, живописную террасу базальтовых скал, превращенных ветром и дождями в необычные остроконечные шпили, между которыми притаились уютные зеленые полянки. Обступавшие их со всех сторон высокие скалы создавали таинственную и торжественную, как в церкви, гулкую тишину. Однако они не стали совершать богослужение в этом тайном храме, и между скал раздавались не гимны и псалмы, а вздохи и стоны восторга, когда они находили новые, все более искусные, утонченные, восхитительные способы, чтобы довести друг друга до трепетного и головокружительного оргазма.

Но, несмотря на то что любовники с неустанной жаждой и рвением исследовали свои тела, их умы и души оставались закрытыми друг от друга. Перед отъездом с острова Катриона с некоторым стыдом осознала, что знает о взглядах и чувствах Андро немногим больше, чем в тот первый, насыщенный алкогольными парами вечер в Глендоране. Она знала, как нужно целовать Андро, чтобы заставить его стонать от наслаждения, знала, какими ласками она может довести его до небывалых высот экстаза, но не знала, верит ли он в Бога и каковы его понятия о любви и жизни, о добре и зле. Если столь серьезные материи каким-то образом вдруг вторгались в их одержимые занятия любовью, Андро умело уходил от ответа и отвлекал ее внимание, причем делал это настолько искусно, что порой Катриона не замечала его маневров.

Все эти три волшебных дня она пребывала в состоянии абсурдного, бездумного, фантастического счастья. Катриона была околдована, очарована, она слепо наслаждалась своим блаженством, веря, что оно поможет ей навеки стереть из памяти мысли о Хэмише. Ей следовало бы понимать, что это рай для дураков, но, как и многие другие, потерявшие голову в водовороте наслаждения, она об этом не задумывалась.

В тот последний день на Квирейне, когда тени скал начали удлиняться и вдруг стало холодно, они помогли друг другу одеться и начали собираться домой.

— Ты увидишься с Хэмишем Мелвиллом, когда вернешься в Эдинбург? — неожиданно спросил Андро, натягивая кожаную куртку.

Вопрос застал Катриону врасплох.

— Я… я не знаю, — промямлила она. — Зачем?

— Просто я подумал, что у вас с ним могут быть какие-то незавершенные дела. — Он помог ей надеть пальто, обнял за плечи, и они начали спускаться к машине. — Ведь он твой друг?

— Да. Думаю, что да, — неохотно признала Катриона, не желавшая продолжать этот разговор из опасения, что тень Хэмиша разрушит волшебство последних дней. Сегодня четверг. Она должна позвонить ему относительно завтрашнего предполагаемого свидания.

— Когда мы вернемся, я хочу познакомить тебя со своей приятельницей, — продолжал Андро. — Она — мой партнер по кинокомпании.

— A-а, голос из автоответчика, — стараясь говорить как можно ровнее, кивнула Катриона.

Она вдруг почувствовала, как земля у нее под ногами предательски дрогнула.

— Ага, Изабель. Думаю, она тебе понравится.

— Что ж, отлично, значит, я с ней познакомлюсь, — пожала плечами Катриона. — Или на это есть какие-то особые причины?

Андро беззаботно рассмеялся.

— Нет. Да и какие могут быть причины? Просто если ты придешь ко мне в гости, ты так или иначе с ней встретишься.

— Ты меня приглашаешь?

— Еще чего! Лучше держись подальше! — Наклонившись, он мимолетно поцеловал ее в губы.

— Неисправим! — со счастливым вздохом пробормотала Катриона.

— Что у тебя с Андро, Кэт? — к ужасу дочери, ровным голосом спросил ее Джемми, когда они вышли на поле за домом, чтобы загнать на ночь овец. Их было десять, и все они должны со дня на день начать ягниться.

Катриона метнула на отца встревоженный взгляд.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, со страхом ожидая ответа.

— Ну, вы бродите с отсутствующим видом, как парочка идиотов или лунатиков, а я-то считал, что ты еще не вполне разделалась со своим женатым мужчиной. Ты уж как-нибудь приведи в порядок свои дела, Кэт, прежде чем прыгать из огня да в полымя. — Джемми говорил отрывисто, смущаясь того, что вынужден касаться столь деликатных материй, но, движимый заботой о дочери, которая была его тайной любимицей, не мог молчать.

— Папочка, не волнуйся. С Андро все о’кей. Он не женат, и он такой хороший. Он ведь тебе нравится?

— Да, в общем-то он мне нравится. Забавный и приятный парень, ничего не скажешь. Но ведь он актер… — Джемми произнес это слово скривившись, как будто оно означало нечто непристойное.

— Ну и что в этом такого ужасного? — возмутилась Катриона. — Актеры — такие же люди, как и все остальные. Они живут, дышат, едят, спят — и любят.

— Да, они все это делают, — согласился ее отец, — но не так, как другие. Андро напоминает мне одного матроса с нашего корабля. Он был общим любимцем: пел, плясал, рассказывал смешные истории. Когда мы были в море, ребята целыми часами, бывало, слушали его разинув рты. Но в каждом порту у него была своя девушка, которая встречала и провожала его.

— Ну? И чем же Андро его напоминает? — ядовито поинтересовалась Катриона, уязвленная словами отца.

— Он тоже перекати-поле. Я в этом уверен. — Джемми оперся на свой пастушеский посох и уткнулся подбородком в сложенные руки. В перламутровых лучах заходящего солнца его покрытое шрамами лицо выглядело уродливее, чем когда-либо.

— Послушай, папа, я понимаю, что тобой движет только забота обо мне. Но ведь мы с Андро знакомы совсем недавно. Никто пока что не может сказать, серьезно это или нет.

— Мне кажется, что здесь, на острове, гораздо легче строить отношения, — задумчиво продолжал Джемми, как будто и не слыша ее реплики. — Здесь точно знаешь, с кем имеешь дело, знаешь, кто у кого мать, и отец, и все остальные родственники. А ты ничего не знаешь о семье Андро.

— Нет, знаю! — горячо возразила Катриона. — Я знаю, что они родом из Глендорана, что у него есть брат и что он не очень ладит с отцом.

— Почему, хотелось бы знать? — осведомился Джемми.

— Ну, уж этого я не знаю. Но ведь это не преступление, правда? Не каждый может наладить отношения с родителями.

— Не понимаю почему. Сдается мне, что если человек не может поладить с собственным отцом, здесь что-то не так.

— С ним или с отцом? — укоризненно взглянула на него Катриона.

Джемми устало покачал головой.

— Я не хочу спорить с тобой, Кэт. Мы всегда отлично понимали друг друга, так что не притворяйся, что сейчас меня не понимаешь. Я только хотел сказать, что, по-моему, ты немножко поспешила с Андро, особенно учитывая того, другого. Как говорили у нас на корабле, почисти палубу, прежде чем загружать новый груз.

Катриона почувствовала, как ее охватил прилив нежности к отцу. Пусть его взгляды не очень-то широки и чересчур прямолинейны, пусть его ум в чем-то ограничен, но в доброте и здравомыслии ему никак не откажешь. Она знала, как нелегко ему смириться с тем, что он смолоду стал инвалидом, однако никто никогда не слышал, чтобы он жаловался на судьбу. Джемми Стюарт по натуре борец, и она любила его.

— Как бы я хотела, чтобы вокруг было побольше таких заботливых боцманов, как ты, отец, — сказала Катриона, обнимая его. — Не волнуйся, я скоро вычищу свою палубу.

Джемми кашлянул, чтобы скрыть подступивший к горлу комок. Он ткнул посохом в направлении одной из тяжело и шумно двигавшихся овец.

— Не удивлюсь, если она разродится еще до утра. Хорошо бы они все успели, пока держится хорошая погода.

— Надеюсь, Андро любит яблочные клецки? — заметила Шина, когда они с Катрионой возвращались из гостиницы «Ферри-Инн». Поскольку наутро Андро должен был уехать, они всей компанией посидели в баре, и теперь женщины спешили домой, чтобы накрыть стол к прощальному ужину.

— Ты приготовила яблочные клецки? — изумилась Катриона.

Приготовление традиционного праздничного блюда из фруктов, теста и нутряного жира требовало нескольких часов, поэтому обычно его готовили только на Рождество или по особо торжественным случаям.

— Мамочка, признайся, может быть, ты немножко влюблена в Андро? Подумать только — яблочные клецки!

Шина покраснела, но упорно отрицала сердечную склонность к Андро:

— Дурочка, это же я для тебя старалась. Тебе нужно как следует питаться, а завтра ты уезжаешь.

— Прошу прощения, — растроганно проговорила Катриона. — Обещаю отдать им должное.

Несколько минут они шли в молчании, глядя, как заходящее солнце окрасило морскую гладь в оранжевый цвет.

— Я все думаю насчет Марии и Донни, — наконец задумчиво произнесла Катриона.

— Ты имеешь в виду эту ферму в Шедере? — заинтересованно спросила Шина. — Как ты считаешь, сможет Донни заново ее отстроить? И стоит ли это делать? Это какое-то роковое место. Иногда я удивляюсь, что они собираются там жить.

Катриона улыбнулась, вспомнив свое первое мрачное впечатление от Долины Фей и то, по каким причинам впоследствии изменила мнение об этом месте. После того как они с Андро впервые соединились в том полуразрушенном доме, ей показалось, будто поколения тех, кто когда-то там жил и любил, приняли их в свой магический круг. Долина будто бы ожила для нее.

— Я думаю, мама, настало время, чтобы дети снова играли вокруг озера. И у меня есть идея, как помочь Донни и Марии купить ферму, — сказала она.

— Ты уверена? — с сомнением произнесла Шина. — Но ведь они обращались, куда только можно было: в строительные фирмы, в страховые компании, даже в банки. Уж наверно, твой банк не согласится предоставить им ссуду? Ведь он имеет дело только с богатыми людьми?

— Может быть, они не дадут денег Донни и Марии, но дадут мне, — заявила Катриона. — Я могу взять ссуду на год или на восемнадцать месяцев, тогда у них появится возможность выполнить работы, а потом они получат ссуду в строительной компании и вернут мне долг. Что ты об этом думаешь?

— Это было бы чудесно, дорогая, если бы все получилось так, как ты задумала, — неуверенно согласилась Шина. — А то я уж начала подумывать, не отдать ли нам с отцом ферму детям, а самим перебраться на квартиру в Портри или еще куда-нибудь.

— О нет, мамочка, вы не должны этого делать! Этот дом — наш дом. Я не могу представить тебя и папу где-нибудь в другом месте. — Катриона выглядела удрученной. — Иногда там, в городе, мне удается держаться только благодаря тому, что я представляю вас в нашем доме, здесь, на острове, которому вы принадлежите всей душой.

— И которому, может быть, принадлежишь и ты, Катриона? — мягко предположила Шина. — Может быть, тебе не следует отдавать деньги Марии? Ты можешь купить дом для себя.

— Нет, он должен достаться Донни, Марии и их детям. Шедеру нужны дети. А я все равно должна жить в Эдинбурге и не хочу иметь второй дом, когда многие люди не имеют ни одного.

— А кроме того, в Эдинбурге живет Андро, не так ли? — пряча улыбку, сказала Шина. — Теперь я начинаю понимать притягательность большого города.

Катриона подобрала камешек и с размаху швырнула его как можно дальше. Он с плеском разбил гладкую зеленоватую поверхность, оставив на ней широкие расходящиеся круги.

— Город иногда может быть очень вероломным, — угрюмо заметила она. — Люди там считают, что за деньги они могут купить все. Я не могла бы оставаться там, если бы не знала, что есть лучшая жизнь.

— И где же лучше? — спросила Шина.

Катриона обвела взглядом берег, вбирая в себя всю его широкую панораму, от вершины Рю Айдриджилл, горделиво вздымающейся на севере, вдоль темного полукруга береговой линии, разрезанной поперек молом, вдоль ряда белых домиков, уютно разместившихся на склонах среди обнесенных заборами зеленеющих полей, выше, туда, где на крутом темном холме белело устремленное вверх здание церкви, и еще дальше, туда, где вдали, на западной оконечности залива синела гора Рю Хорахан. На горизонте виднелись неясные очертания островов, которые в этот закатный миг казались пурпурными. Было очень тихо, если не считать редких криков чаек и мерного плеска набегающих на скалы волн.

Отвернувшись от этой умиротворяющей картины, Катриона торжественно ответила:

— Здесь. В этом я уверена.