После исчезновения Клеопатры и Джордано пролетело четыре дня. Что же случилось с того момента, как они покинули усадьбу ученого?
События развивались самым прозаичным образом. Не успела девушка и молодой человек отойти от дома и скрыться с глаз постовых, как к ним подкатил черный автомобиль и из него выглянул худощавый мужчина привлекательной наружности и острым анализирующим взглядом.
— Какая приятная встреча! — воскликнул он радостно, обращаясь к Клеопатре как к старой знакомой. — Валерий Сергеевич рассказывал о вас — мы работаем вместе, но одно дело — слышать, и совсем другое — увидеть собственными глазами. Я просто безумно счастлив лицезреть таких знаменитых людей, как вы. Не окажете ли великую милость: посетить скромную обитель вашего друга. Моя жена и дети сгорают от любопытства увидеть вас. В честь таких особ, заверяю, будет дан пышный обед.
Сердце Клео от лести растаяло, и она, долго не думая, согласилась:
— Джордано, поедем, осчастливим друга нашего «папочки».
Молодому человеку предложение не понравилось, слишком учтивым и елейным показался тон, да и сама встреча с незнакомцем выглядела подозрительной, поэтому он воспротивился.
— Мы же собирались не в гости, а посмотреть город.
— После обеда я сам лично повожу вас по городу и покажу все местные достопримечательности, — заверил проникновенным тоном мужчина.
— Джорди, соглашайся. Это же так интересно — узнать, как живут другие. И на машине кататься приятней, чем ходить пешком, — настаивала девушка. — К тому же, я ни разу не каталась, мне только обещали. Да и до каких пор нам жить по чьей-то указке, мы вполне самостоятельные люди, что хотим, то и делаем. Или ты считаешь себя школьником?
И Джордано был вынужден согласиться.
— Петр Иванович, — представился незнакомец, как только они разместились на заднем сиденье машины. — Мы с Валерием Сергеевичем сотрудничаем давно, над одной темой работаем. Но он меня опередил. — Мужчина сделал паузу и перевел разговор на другую тему. — Жена моя очень любит гостей. Ее хлебом не корми, дай пообщаться да поболтать. Она у меня не работает, сидит дома, скучает. А дом у нас за городом. Есть, конечно, и квартира в центре, но там атмосфера — нечем дышать, поэтому мы предпочитаем обитать в загородной даче.
Рассказ Петра Ивановича был вполне обыденным. Дружеский тон, приятная улыбка — все располагало к себе и усыпляло бдительность.
Машина, миновав город, углубилась в лес и примерно около трех километров катила по грунтовой дороге, при этом Петр Иванович не переставал занимать воображение пассажиров разговором.
— Видите, какой лес вокруг — хвоя. А она очищает воздух от вредных примесей и обогащает его кислородом. К тому же, если хвоя пожелтела — следовательно, в воздухе появились отравляющие вещества. По ней можно без всяких аппаратов судить о загрязнении атмосферы.
Дорога уперлась в бетонный забор. Машина объехала его справа и остановилась у одной из панелей. Ворот в заборе не было заметно.
Петр Иванович, не выходя из машины, поднес к губам микрофон и скомандовал:
— Вера, открой.
Одна из железобетонных панелей поднялась кверху, и машина въехала внутри двора.
— Приходится от грабителей защищаться, все-таки живем в лесу, — пояснил хозяин и повел гостей в дом, больше по внешнему виду напоминающий промышленное здание, чем жилую постройку. Но Клео и Джордано, не разбирающиеся в архитектурных стилях, восприняли его с обычным любопытством новичков, незнакомых с современной жизнью, и вошли внутрь без всяких опасений.
Хозяин провел гостей по длинному коридору в комнату, напоминавшую подвальное помещение: серые стены, желтоватый потолок, посредине неопрятный длинный деревянный стол, вокруг него — старые потертые стулья. Подобная обстановка, несмотря на неискушенность молодых людей в интерьере, вызвала у них удивление. Как-никак, но телевизионные передачи и уроки ученого ориентировали их вкусы и взгляды на совершенно другую меблировку.
Клео озиралась с откровенным изумлением и, не выдержав, недоуменно воскликнула:
— Неужели вы живете в таком подвале?
Петр Иванович ничуть не смутился и подтвердил:
— Да. Присаживайтесь, дорогие гости, — он указал на стулья у торца стола. — Я сейчас приглашу мою жену. Она у меня обожает экзотику. Уют подвала ей ближе пустой роскоши, — с этими словами он скрылся в боковой двери.
Оставшись вдвоем, гости переглянулись, и Джордано, наклонившись к девушке, зашептал:
— Мне кажется, нас заманили в ловушку. Никому ничего не рассказывай, даже если будут пытать.
Клео побледнела и, широко раскрыв глаза, со страхом спросила:
— А что, и вправду будут?
— Не знаю. Но на всякий случай имей в виду.
— Да, тебе хорошо: ты уже и в тюрьме сидел в прошлой жизни, и пытки инквизиции испытал, и на костре горел, тебе ничего не страшно. А я воспитана в холе, неге, я боли боюсь, — запричитала она.
— Какое там горел, — отмахнулся Джордано. — Это по теории Валерия Сергеевича так, а что у нас в прошлом на самом деле — никому не известно. Я по ночам только и делаю, что пытаюсь вспомнить, как я горел — и бесполезно. У меня перед глазами всё больше какие-то сады, виноградники, цветы.
— И я ничего вспомнить не могу, — призналась Клео.
— Знаешь что, давай договоримся так: об изобретении Валерия Сергеевича мы ничего не знаем. Да и действительно, что можно знать о машине, которая тебя создала? Рассказывай им что-нибудь из царской жизни, морочь голову.
— Что рассказывать, — она перешла на шепот, — если я ничего не знаю?
— А ты фильм про Екатерину по телевизору смотрела, вот про нее и рассказывай.
Не успел он договорить, заскрипели старые дверные петли, и в комнату вошел не их новый знакомый и даже не его жена, а совершенно другой мужчина, лысый, толстый, с глазами навыкате и большим рыбьим ртом. Насколько первый был приятен, настолько этот отвратителен.
Мужчина сел у противоположного торца стола и, уперев колючие зрачки в гостей, попытался осклабиться в улыбке, но она не шла его лицу, как шляпа корове, и поэтому он только окончательно испортил впечатление о себе.
— Как я рад видеть лучших друзей Валерия Буцкого у себя в доме, — изрек он в следующую минуту. — Мы с ним коллеги, работаем только в разных организациях. Но так как Валерий Сергеевич опередил нас и держит свое изобретение до сих пор в тайне, а мы, ученые, народ крайне любопытный, то хотелось бы кое-что узнать о нем поподробнее, чтобы не тратить зря усилия на ненужные разработки. Поверьте, сведения о его изобретении необходимы только для экономии труда и времени сотен и сотен людей. Неизвестно, сколько времени он собирается скрывать его от общества — год, два, десять лет. Поймите нас правильно — его коллегам не хотелось бы двигаться по проторенной дороге и в итоге остаться при своих интересах. Мне известно, что вы — его непосредственные помощники и поэтому должны быть осведомлены обо всех его делах. Предупреждаю: чем быстрее вы расскажете все, что знаете, тем быстрее мы вас отпустим.
— Хочу вывести вас из заблуждения, — начал уверенно Джордано. — Мы не помощники, а плоды его изобретения.
— Плоды, — повторил незнакомец и добавил: — Перезрелые.
— Ну, может не плоды, а продукт изобретения, — поправился Бруно. — Но смысл в том, что он нас создал искусственно.
— Нечего мне мозги морочить, — грубо отрезал допрашивающий. — Это пока еще никому не под силу. Буцкой не господь Бог. Выкладывайте, что знаете. Если вспомните чертежи, плачу миллион. И баста.
— Что могут рассказать дети о трудах своих родителей, — снова в том же духе продолжил Бруно. — А мы и есть его дети. Единственное, что знаем — это то, что он сделал машину, которая создала нас. Я лично — Джордано Бруно. Вам это имя что-нибудь говорит? — Толстяк, выпучив глаза, не мигая, смотрел на итальянского философа, пытаясь уловить по мимике лица, лжет он или говорит правду. — А это египетская царица Клеопатра, — философ указал на девушку. — У вас есть их портреты, можете проверить.
Мужчина забегал взглядом с одного на другого, что-то соображая, затем нажал кнопку на углу стола, и через несколько секунд в комнате появился молодой человек с холодным непроницаемым лицом и спросил:
— Что прикажете, мистер Мэтрон?
— Разыщи портреты Бруно и царицы Клеопатры и всё о них. Сведения немедленно ко мне.
Молодой человек вышел.
— Так, хорошо. Допустим, что вы — плоды некоего изобретения и именно те личности, которых назвали. Тогда пусть царица расскажет нам, как она царствовала и чем занималась, кого любила, кому головы рубила.
— Попробуй вспомнить, когда прошло столько веков, — Клео капризно скривила губы. — Ну, как я жила? Жила богато, ела-пила на серебре и золоте. Носила одежды до пят. Слуг было полно. Но вспомнить особенно нечего, что интересного в царской жизни. Приказываешь — все у твоих ног ползают. А любила я многих, всех тоже не вспомнишь. Был у меня и Григорий Орлов, и граф Потемкин, и Александр Меньшиков… — Рыбьи глаза Мэтрона чуть не вывалились из своих орбит и, опасаясь окончательно расстаться с ними, он прервал ее возмущенным возгласом:
— Какой Меньшиков, какой Потемкин у египетской царицы! Да вы и представления не имеете о царской жизни. Клеопатра любила Юлия Цезаря, а позднее — Антонио, за которого и вышла замуж. А ты, самозванец, что расскажешь? Может, изобрел вечный двигатель или любил Екатерину вторую? — обратился он к Бруно.
— Что вы удивляетесь, — невозмутимо возразил Джордано. — Клеопатра права, мы не обязаны помнить то, что происходило четыреста или тысячу лет назад. Вы, например, помните, что было с вами месяц назад? Вряд ли. А мы — люди искусственные. Нас создали, а память не восстановили. Главное наше доказательство — наша внешность.
— Хорошо, — Мэтрон поднялся. — Это мы проверим. А пока будете сидеть здесь. На всякий случай я оставлю вам бумагу и карандаши. Если вспомните конструкцию машины, нарисуйте или начертите.
— О каких чертежах может идти речь, если мы только азбуку выучили? — Джордано смотрел на него с прежней невозмутимостью.
Мэтрон на этот раз ничего не ответил, а, бросив взгляд явно говорящий: «подождите, голубчики, я вас выведу на чистую воду», хлопнув дверью, скрылся в черноте коридора.
— Вот, влипли, — с досадой проговорила Клео. — Нет, лично я думала, что мы попали в цивилизованное общество к благородным людям. А что же получается? И тут дикари. Опять чего-то бойся, дрожи: то предательства, то преследования. Джордано, смотри — вторично сожгут на костре. Но первый раз ты погиб за идею, а сейчас за что? У тебя же в голове пусто. Ты хоть помнишь, какие слова говорил перед прошлой смертью?
— Нет. Но я могу сказать: «Друзей не предают».
— Тоже неплохо, — согласилась Клео. — Но лучше все-таки остаться здоровыми и невредимыми. Только жить начали, нам всего от роду два месяца — и на тебе! Двери здесь, кстати, хорошо закрываются? Проверь.
Джордано надавил плечом на дубовое полотно, покрутил крошечным перочинным ножичком в замочной скважине. Дверь не шелохнулась, и им ничего не оставалось, как ждать решения своей участи.
Томительно протянулся час, другой. Скуку узников развеял тот же Мэтрон. Он заявился с папкой и, важно распахнув ее, вынул два портрета, представляющих собой репродукции неизвестных художников и, разложив на столе, стал сравнивать. Он долго и тщательно сверял изображения с оригиналами, потом вынужден был признать:
— По портретам вы походите, что и говорить. Это несколько меняет дело.
— Вы нас выпустите? — обрадовалась Клео.
— Из этого заведения узники не выходят… их выносят, — пошутил Мэтрон и, довольный шуткой, захохотал. — Вы представляете для нас важный научный материал.
Он нажал кнопку. Вошел Петр Иванович, уже совершенно другой: холодный, равнодушный, без приятной улыбки, и в ожидании распоряжения замер у порога.
— Проводи их в аппаратную, — приказал Мэтрон.
Пленников в сопровождении Петра Ивановича и двух охранников повели по коридору в следующую комнату, заполненную всевозможными приборами и не понятными установками. Здесь работало трое молодых людей. Лица и глаза их были бесстрастными, застывшими, как у манекенов. На вошедших они не обратили никакого внимания, никто даже не взглянул в их сторону, пока вошедший следом Мэтрон не приказал:
— Займитесь девушкой. Поле двести сорок в гамма излучениях. Исследуйте квантовую оболочку тела. Определите, какую она несет информацию в первом режиме.
Не успел он закончить последнюю фразу, как Клео подхватили под руки, усадили в металлическое кресло, руки и ноги стиснули стальными кольцами.
— Джорди, — взмолилась она, — они меня растерзают. Помоги.
Опомнившись, Джордано попытался поднять в воздух стул, стоявший рядом, чтобы использовать его в качестве холодного оружия, но тот оказался прочно прикованным к полу. Тогда он схватил какую-то стеклянную призму и запустил ею в парня, возившегося около руки Клео. Призма ударилась о его голову, как о стену, и рассыпалась вдребезги, а он даже не пошатнулся. Двое других бросились к смутьяну, но Бруно успел отпрыгнуть и по пути сорвать со стола еще две стеклянные колбы и запустить ими в нападавших. Потом он принялся хватать всё, что попадало под руку и метать в парней. Они закрывали лица ладонями, увертывались и продолжали наступать. Ему приходилось с обезьяньим проворством прыгать то вправо, то влево, метаться из стороны в сторону, сокрушая на своем пути всё, что только было можно.
Мэтрон спокойно наблюдал за потасовкой; казалось даже, что она его забавляет.
Третий «манекен», закрепив окончательно девушку в кресле, тоже присоединился к двум напарникам, и как Бруно ни был ловок и как ни сопротивлялся, его схватили и связали, после чего Мэтрон скомандовал: — Продолжим работу, — как будто не было потасовки и погрома.
Один из парней стал убирать осколки и приводить помещение в порядок, двое других вернулись к Клео и надели ей на голову красный шлем с тянувшимися от него проводами и резиновым шлангом.
Связанный и лежащий на полу Джордано встрепенулся и вдруг напрягся, уставившись тяжелым взглядом на парня, подсоединявшего конец шланга к черному аппарату. Помощник Мэтрона застыл в полусогнутом состоянии, как будто его схватил радикулит. Вслед за ним замерли два других напарника.
Мэтрон окликнул их:
— В чем дело? Почему прекратили работу?
Но тут же и сам превратился в одеревеневшего истукана. Петр Иванович, осторожно выглядывавший во время потасовки из-за его спины, почуяв недоброе, попытался дать задний ход и надавил спиной на дверь, но так и остался прилипшим к полотну. В следующий момент Мэтрон со стеклянными неподвижными глазами и неуклюжими движениями приблизился к Клеопатре, снял с нее шлем, ударом кулака оборвал провода, освободив ее руки и ноги от стальных оков и замер неподвижно, как заводной робот, у которого кончился завод.
— Развяжи меня, — попросил снизу Джордано.
Девушка потерла запястья, на которых остался розовый след от тугих наручников и, опустившись на колени, принялась освобождать от крепких объятий веревок своего спасителя.
— Что ты с ними сделал? — спросила она, вцепившись тонкими пальцами в узел.
— В самую опасную для тебя минуту вспомнил про гипноз. С испугу у меня открылись паранормальные способности, — пояснил он. — Во мне такая сила проснулась. Теперь посмотри, что они будут вытворять.
После этих слов Мэтрон зашевелился и, подойдя к аппаратуре, принялся крушить ее кулаками, рвать провода, а когда на его пути попался стул, ухватился за него и попытался оторвать от пола. Это ему долго не удавалось, тогда к нему присоединились трое «манекенов» и Петр Иванович. Вцепившись сзади в спину шефа, они тянули стул, как репу из грядки. Какой-то мужчина в белом халате, заглянувший в комнату, увидев Мэтрона и прочих, ухватившихся друг за друга и дружно на счет «раз-два» дергающих стул, от удивления раскрыл рот и какое-то время непонимающе созерцал странную картину, после чего осторожно и вкрадчиво спросил:
— Что это вы здесь делаете?
Но в этот момент стул, наконец, оторвался от пола вместе с кусочками древесины — и все пятеро с грохотом полетели прямо на вопрошающего, сбив его с ног. Мэтрон, поднявшись первым, схватил спрашивающего за шиворот, вытащил из кучи тел и, оседлав, приказал:
— Вези.
Мужчина в белом халате окончательно растерялся и, стоя на четвереньках, неуверенным голосом попытался образумить шефа.
— Что это вы, Мэтрон? Нехорошо так с коллегой. Неудобно как-то получается, — но вскоре и он перестал контролировать себя и замер молчаливым изваянием с седоком на спине.
— Комедия окончена, — объявил Джордано. — Свяжем этих олухов и будем выбираться отсюда. Валерий Сергеевич давно нас ищет.
— Да, представляю, как беспокоится тетушка Лида, — вздохнула Клео.
Открутив провода от аппаратов, благо их было более чем достаточно, они связали загипнотизированных противников по рукам и ногам, а Мэтрона усадили в кресло, где только что сидела Клеопатра, и надели на конечности наручники.
— Спать, всем спать, — приказал Джордано, и бывшие узники направились к выходу.
Свободно выбрались во двор, но здесь получилась заминка: вокруг одинаковые серые плиты. Какая из них служит воротами? Пришлось подойти к каждой и предложить:
— Вера, открой.
Но ни одна плита не шелохнулась.
— Давай перелезем через забор, — предложила Клео, — подставим что-нибудь и вскарабкаемся.
— Видишь — наверху провода. Там ток. Убьёт. А вот где он отключается — неизвестно.
— А ты спроси у Петра Ивановича.
— Правильно. Он нам и откроет.
Клео осталась ждать во дворе, а Джордано направился в дом и минут через пять вернулся с обезволенным и послушным Петром Ивановичем.
— Найдите плиту, которая открывается, — приказал ему гипнотизёр.
Пётр Иванович беспокойно заёрзал у забора, словно что-то вспоминая, затем подошёл к одой из плит и положил на неё руку.
— Прикажите ей подняться.
— Вера, открой, — безликим голосом скомандовал он.
Плита не шелохнулась.
— Когда он говорил, у него здесь была такая круглая штучка, — Клео помахала рукой у рта, изображая микрофон.
— Садитесь в машину, — скомандовал Джордано. — Возьмите микрофон и приказывайте.
Пётр Иванович подчинился, залез в свой автомобиль, стоявшую во дворе, достал из бокового ящичка микрофон и безликим голосом безучастно повторил:
— Вера, открой.
Плита оставалась в прежнем положении.
Джордано приказывал снова и снова, Пётр Иванович покорно повторял, но ворота упорно не хотели открываться. Бруно задумался, не понимая, в чём дело. Клео волновалась. Наконец, он стукнул себя по лбу и воскликнул:
— Понял! Микрофон реагирует на определённый голос и строго конкретную интонацию, а именно — естественного живого тона у него и не получается. Об этом говорили по телевизору в передаче для юных техников.
— А ты заставь его, чтобы он постарался, — предложила Клео.
Джордано около часа бился с Петром Ивановичем, отрабатывая у него правильную естественную интонацию, но безуспешно. Тот говорил то, как в трубу, монотонно и гулко, то пищал женским фальцетом, то изображал баритон, но всё продолжало выглядеть неестественно.
— Нет, с голосом ничего не получается, — разочарованно признался Бруно.
— Тогда пусть скажет, как отключается ток в проводах, — напомнила девушка.
— Укажи, в каком месте отключается ток, идущий по забору, — приказал гипнотизёр.
— Выключатель — за пределами участка, — металлическим голосом проговорил Пётр Иванович.
— Что, что? Где выключатель? Уточни, — приказал Джордано.
— В трансформаторной будке по улице Степная, 80.
— Западня. Настоящая западня, возмутился Джордано. — Уж с моими-то способностями лет сто назад можно было выйти живым из любого положения, а здесь обхитрили.
— Надо было учиться пользоваться мобильным телефоном, — сказала Клео.
— У нас бы его отобрали. И он бы здесь не помог.
— Так что же нам навсегда оставаться в этом каменном мешке? — испугалась его спутница.
— Придётся подождать, пока не приедет кто-нибудь из города, — обнадёжил он. — Как только ворота откроются, я его загипнотизирую и мы выйдем.
Надежда утешила девушку и она, смиряясь с вынужденным затворничеством, спросила:
— А что мы есть будем? Пролетающих птичек будешь гипнотизировать?
— Раз они здесь живут, значит, должна быть и кладовая с продуктами, — заверил Бруно, и узники отправились на поиски пищи, которую вскоре и обнаружили в тёмном помещении рядом с аппаратурой. Четыре огромных магазинных холодильника оказались забиты различными продуктами и бутылками с пивом и минеральной водой.
— О-о! продуктов хватит на полгода, если есть умеренно, — обрадовался Джордано, но девушка возразила:
— Я не намерена скучать здесь так долго.