Соперницы

Глава 1

Прошло уже более трех месяцев с тех пор, как умерла Матильда. За все это время Гарри провел лишь четыре выходных в поместье, и два раза из них его сопровождала миссис Тэлбот; визиты Джона тоже сократились, лишь Дэн приезжал каждую неделю.

Что касается Кэти, она оставалась в Манчестере на протяжении пяти недель, прежде чем посетить поместье. А через неделю вновь вернулась в Манчестер, где, как она пояснила мисс Бригмор, у нее появились новые интересы. Одно из занятий, несомненно, было бы одобрено бывшей наставницей, поскольку имело непосредственное отношение к образованию. Кэти сказала, что она учит девочек и женщин писать свои имена и адреса, поскольку считает унизительным, когда человек ставит под документом «крестик».

Смерть Матильды произвела на многих сильное впечатление. Реакция же Кэти оставалась для мисс Бригмор загадкой. Но еще большей загадкой был тот факт, что Матильда — особа низкого происхождения, необразованная и некультурная, — с такой силой воздействовала сейчас на умы и души людей, заставляя их полностью переменить свою жизнь. То, что сама мисс Бригмор попала под это воздействие, она не признавала, однако спрашивала себя: так ли необходимо образование для того, чтобы быть счастливым?

Мисс Бригмор на протяжении всех этих трудных недель, когда она одна управляла поместьем, радовало лишь одно — Барбара старалась помочь, ее характер стал ровнее и несколько раз им удалось вполне дружелюбно поговорить.

Однажды, когда приемная дочь вернулась к деликатной теме происхождения Майкла, мисс Бригмор сочла нужным рассказать ей, как все было на самом деле, чтобы она смогла относиться к Констанции с большим пониманием. Действительно, Майкл был сыном не Дональда, а его брата Мэтью Радлета. Констанция и Мэтью обнаружили, что любят друг друга, когда им пришлось скрываться от бури в старом разрушенном доме у оврага.

Барбара сидела, завороженная рассказом, изредка прерывая его жестами, чтобы выяснить ускользающие от нее детали. Она не совсем поняла, был ли Майкл рожден в развалинах того дома, но мисс Бригмор не стала разъяснять, что Майкл был всего лишь зачат там.

— Ты не должна никогда, никогда говорить об этом, — с такими словами закончила рассказ мисс Бригмор. — Обещай мне, Барбара, обещай сейчас же, что ни при каких обстоятельствах не будешь об этом говорить. Ты узнала правду случайно, и должна хранить тайну.

— Значит, Майкл совсем не приходится Молленам родней? — вместо обещания спросила Барбара. Если муж тети Констанции не был его отцом, тогда Томас Моллен не являлся дедушкой Майкла. Раз мой отец был братом Томаса, значит, мы даже не дальние родственники по отцовской линии, а всего лишь троюродные брат и сестра по материнской линии?

Мисс Бригмор ответила не сразу. Она наклонилась, чтобы завязать шнурок и лишь потом медленно проговорила:

— Да, вы не родня друг другу. — Ей пришлось отказаться от этого последнего довода в свою пользу, уступив в одном из боев маленькой личной войны и, глубоко вздохнув, она повторила: — Я еще раз прошу тебя, Барбара, обещай хранить эту тайну.

Барбара дала обещание, и с тех пор жизнь в коттедже текла гладко.

Но отношение к Барбаре самого Майкла временами озадачивало мисс Бригмор. Хотя он всегда был рад видеть девушку, встречались ли они на ферме или в коттедже, казалось, Майкл просто потакал ее прихотям, и вся его привязанность была показной. И все же иногда, наблюдая за молодыми людьми во время прогулки, и не слыша, о чем они беседуют, мисс Бригмор чувствовала, что их тяга друг к другу — результат лишь близости душ, и ничего иного. Но особую надежду на отсутствие у Майкла всяких чувств к Барбаре, кроме братских, давало то обстоятельство, что ему исполнилось уже двадцать, и пожелай Майкл заговорить о женитьбе, уже давно бы сделал это.

А Джон? Мисс Бригмор разочаровалась в Джоне. Зря она связывала с ним свои надежды, видя его неизменно нежное отношение к Барбаре. Со дня смерти матери Джон почти не появлялся дома. Но, может быть, дела заставляют его оставаться в Манчестере, а вовсе не недавняя тяжелая утрата. В любом случае, при подобных обстоятельствах было бы неприлично суетиться вокруг Барбары, а он всегда суетился при их встречах. И все же, уделял ли он ей больше внимания, чем остальным? На этот вопрос ответить очень трудно, потому что все уделяли Барбаре особое внимание — ее внешность и ее глухота, казалось, притягивали мужчин. Всех, кроме Дэна.

Но Дэна и сама мисс Бригмор никогда не могла понять, он даже ребенком был не похож на остальных. Дэн рос упрямым, задиристым мальчишкой. С возрастом характер ничуть не изменился, и его отцу было это слишком хорошо известно. Мисс Бригмор все больше и больше раздражало присутствие Дэна, когда тот приезжал в поместье. Он приобрел привычку втягивать ее в споры о классовых отношениях и условиях жизни в обществе... Дэн все допытывался, почему на железной дороге существует дискриминация: кто-то путешествует «первым» классом, кто-то «вторым», а большинство должно довольствоваться «третьим». Некоторые купе не подходят даже для перевозки скота. Ему самому приходилось по дороге из Манчестера трястись восемь часов на жестких деревянных сиденьях, да еще в жутком холоде. И почему один человек должен приподнимать шляпу и обращаться к другому «сэр» лишь из-за того, что кто-то приехал в экипаже, а кто-то выдвигал для него подножку или придерживал под уздцы его лошадь? Все в обществе устроено неправильно, и богатство распределено тоже несправедливо.

Мисс Бригмор считала, что если Дэн не придержит язык, то окажется в большой беде, и весьма скоро. Но мысленно оглядываясь назад, она вспоминала, что когда-то находила юношу интересным собеседником благодаря его живому, пытливому уму. И все же мысли надо держать под контролем, особенно когда радикальные идеи имеют на них такое воздействие.

С тех пор, как умерла Матильда, мисс Бригмор подумывала, что с радостью перестала бы общаться с семьей Беншемов, вернулась в коттедж и поживала бы себе тихо и спокойно. Но эту мысль всегда отгоняла другая: поступить так — значит, проявить черную неблагодарность. В любом случае, это было бы невозможно из-за договоренности с Гарри Беншемом, который при всей своей щедрости вытянул из нее обещание помочь управлять в поместье до тех пор, пока в этом будет необходимость.

Неожиданный приезд кого-то из членов семьи стал уже привычным явлением. Поэтому воскресным утром в конце сентября, когда мисс Бригмор вошла в дом, то совсем не удивилась, увидев спускавшуюся по лестнице Кэти. Она тепло поздоровалась с девушкой, забыв даже поблагодарить Армстронга, который помог ей снять накидку.

— Должно быть, вы приехали очень поздно? — спросила мисс Бригмор, поспешив навстречу Кэти. — Я вчера не уходила до семи вечера.

— А мы явились около девяти. Как вы себя чувствуете?

Они направлялись к столовой.

— Очень хорошо, а вы?

— О, прекрасно.

Мисс Бригмор, поглядев на девушку, признала, что вид у нее действительно цветущий. Щеки румяные, цвет лица свежий, яркие глаза, блестящие волосы, не убранные в прическу. Она такая же, как всегда, только поведение изменилось. В нем чувствовался какой-то скрытый вызов, словно они поссорились, а теперь из вежливости делают вид, будто ничего не произошло.

— Отец с вами приехал?

— Нет.

Они вошли в столовую, где Брукс в этот момент ставил на буфет большое накрытое блюдо. Повернувшись к ним, он поздоровался:

— Доброе утро, мисс Кэти... Доброе утро, мисс.

Последнее приветствие предназначалось для мисс Бригмор, и она вежливо ответила:

— Доброе утро, Брукс.

Кэти оставила слова дворецкого без ответа, что, по мнению Бриджи, характеризовало девушку не с лучшей стороны, но зато вполне гармонировало с ее новой манерой поведения.

— Не хотите ли позавтракать, мисс?

— Нет, спасибо, Брукс. — Мисс Бригмор опустилась в большое кресло во главе стола, а Кэти села справа от нее.

— Мальчики тоже приехали?

— Нет, не приехали, знаете ли, суббота — рабочий день. — Это прозвучало так, словно Кэти подчеркивала, что большинству людей приходится работать по субботам, и мисс Бригмор пора бы знать об этом.

— Вы путешествовали не в одиночку?

Мисс Бригмор с полуоткрытым ртом ждала ответа. Но Кэти не торопилась, поскольку сейчас Брукс как раз ставил перед ней тарелку, на которой располагались два ломтика поджаренного бекона, яйцо и почки.

— Этого достаточно, мисс Кэти? — поинтересовался он.

— Да, вполне, спасибо, Брукс, как раз то, чего мне хотелось.

Дворецкий вернулся к буфету и поднял накрытое блюдо.

— Но вы ведь не ехали одна? — снова спросила мисс Бригмор.

— Нет, Бриджи, я ехала не одна, а с Вилли.

Дворецкий направился к выходу, и мисс Бригмор, дождавшись, пока за ним закроется дверь, произнесла:

— В самом деле!

— Да, Бриджи, в самом деле, я действительно ехала вместе с Вилли. — Кэти проглотила кусок бекона, затем искоса взглянула на собеседницу: — Ужасно, правда? Я провела восемь часов в обществе сына дворецкого, нет, почти десять.

Мисс Бригмор проглотила комок в горле и, наконец, сухо проговорила:

— Не знаю, что вы пытаетесь доказать, Кэти, но могу сказать вам только одно — если вы сами не смущаетесь, то ставите в затруднительное положение других, и Брукса в том числе.

— Брукса? — Кэти расхохоталась. — Я смущаю Брукса тем, что путешествую с его сыном? Вы не знаете Брукса, Бриджи, и никогда не знали.

Мисс Бригмор отодвинулась к спинке кресла и, напряженно выпрямившись, несколько секунд молча взирала на Кэти.

— Я начинаю думать, что не знаю вас и никогда не знала.

— Вполне может быть. — Это было произнесено ровным, обычным тоном. А затем тон переменился, словно порыв холодного ветра распахнул окно. Голос Кэти зазвучал грубо и резко, как у простолюдинки. — Вы всю жизнь прожили в коконе, Бриджи, как и те, кто жил до нас в этом доме, вы наполовину мертвы, потому что не знаете, что происходит в мире. Меня и всю семью спасло то, что мы родились в Манчестере, и неразрывные нити — неплохая игра слов, правда? — наши хлопчатобумажные нити привязали нас к этому городу. Вас вот шокировала моя поездка вместе с сыном дворецкого, но вы бы нисколько не возражали, если бы на его месте оказался мистер Пэт Ферье, верно? До смерти мамы я провела с ним целый день, и никто не поседел по этому поводу, но с Вилли, которого я знаю всю жизнь — это считается неподобающим поведением...

Ее тирада закончилась так же неожиданно, как и началась. Сразу переменившись, Кэти схватила мисс Бригмор за руку и теперь уже мягким тоном проговорила:

— Ой, простите, простите, Бриджи. Пожалуйста, не сердитесь. Я... я так многим вам обязана, мы все обязаны. Просто дело в том, что... — она покачала головой из стороны в сторону. — Как будто существуют два разных мира — в этом доме... и в манчестерском. Там всего четверо слуг и там уютнее. Не могу объяснить, отчего.

Наступила тишина. Мисс Бригмор смотрела прямо перед собой. Наконец Кэти прервала возникшую паузу и тихим голосом сбивчиво заговорила:

— До того, как умерла мама, у меня иногда бывало такое состояние — я думала, что несчастна, а потом... потом уверяла себя: это не так, ведь у меня есть все для счастья, и тогда снова начинала смеяться и восхищалась нарядами, лошадьми. И, наконец, когда мистер Пэт Ферье стал уделять мне внимание, не только в этом году, но еще в прошлом — я сказала себе, что это как раз то, чего я хотела. Однако после маминой смерти все переменилось, как будто бы опустился занавес, спектакль закончился, и мне надо было вернуться со сцены в реальную жизнь. Я... я знаю, что ужасно с вами обращалась в последнее время. Как мне еще объяснить?..

— Не стоит, Кэти. — Глубокая обида прозвучала в голосе мисс Бригмор, когда она поднималась с места.

— Но я должна! — воскликнула Кэти, схватив ее за руку. — Я должна. Вы как бы олицетворяете другую, вторую половину меня, облагороженную. Да, да, во мне это есть — и вкус к изящной жизни, к хорошим книгам, искусству, ко всему, к чему должна стремиться молодая леди, что ей необходимо. Но, Бриджи, вам пришлось заниматься очень неблагодарным трудом — нашим воспитанием. Мы уже сформировались к тому времени, и даже тогда рядом всегда были мама и папа, и они указывали нам, откуда наши корни. Разве вы не понимаете, Бриджи? Знаете, Дэн только недавно сказал, что Джонни — единственный, с кем вы преуспели. Джон ведет себя, как джентльмен, и ощущает себя настоящим джентльменом, он одинаков со всеми и в любой компании. А я — нет, и Дэнни тоже. Но... но мы не обвиняем вас и любим ничуть не меньше, просто вы не знаете окружающего мира, не подозреваете, сколько в нем грубости и хаоса. Вы стараетесь не замечать этого, как не замечают что-то неприятное, да, Бриджи, это так.

Мисс Бригмор медленно освободилась от рук Кэти, потом сложила руки на груди и спокойно проговорила:

— У вас, да и не только у вас, сложилось ошибочное впечатление, что только бедные страдают. И сердца разбиваются только у тех, кто голоден или холоден, или кому негде жить. Позвольте мне сказать вам, что у бедняков есть огромное преимущество перед теми, кто богаче — они могут громко закричать, когда им больно, они могут найти утешение в слезах, могут рыдать, переживая тяжелую утрату, а, встречая насмешку, могут в ответ показать язык — да так зачастую и поступают. И некоторые представители сильного пола из высших слоев общества позволяют себе выплескивать чувства, но дамы — очень редко, а уж... — тут она сделала длинную паузу, — гувернантки — никогда. — С этими словами мисс Бригмор вышла из комнаты.

Повернувшись к столу, Кэти отпихнула завтрак в сторону, и, закрыв лицо руками, пробормотала:

— Ох, Бриджи, будь ты проклята! Будь ты проклята!

Когда мисс Бригмор принимала утренний доклад новой домоправительницы, то была очень встревожена, хотя и не подавала виду.

Миссис Кенли оказалась трудолюбивой, здравомыслящей женщиной, которая медленно, но верно выигрывала войну против Брукса. Миссис Кенли оправдывала доверие и, как сказала бы Мэри, она знала, сколько будет дважды два. Для себя домоправительница решила, что мисс Бригмор — единственная особа в доме, занимающая более высокое, чем она, положение (включая и членов семьи), и соответственно, пользующаяся заслуженным уважением со стороны миссис Кенли. Весь остальной персонал дома называл такую лояльность «подхалимством к Генеральше»; но все равно большинство было довольно, что новая домоправительница положила конец попыткам старого Брукса нагреть руки — много лет он считал это своей привилегией.

Сегодня мисс Бригмор довела до сведения миссис Кенли, что не останется ни на ленч, ни на обед, и завтра тоже будет отсутствовать, но ее можно ожидать в понедельник утром. И она надеется, что миссис Кенли должным образом позаботится о мисс Беншем. Домоправительница заверяла, что мисс Бригмор будет полностью удовлетворена, вернувшись в понедельник, и пожелала ей хорошо отдохнуть. Они распрощались, и миссис Кенли вышла, шурша своей черной юбкой из альпаки.

Оставшись в библиотеке одна, Бриджи минуту сидела в кресле, потом встала и поднялась в детскую, где пробыла около часа, а затем спустилась снова вниз, взяла шляпку и накидку и покинула дом. Ее уход выглядел неспешным, как она и рассчитывала.

Мисс Бригмор знала: Кэти, обнаружив, что она отправилась в свой коттедж, не оставив никакого устного послания, пройдет в детскую и будет искать письмо. И она его найдет — точнее записку, где сказано следующее: что при сложившихся обстоятельствах мисс Бригмор полагает, что Кэти вполне способна сама о себе позаботиться и ей не требуется компаньонка на выходные.

Мисс Бригмор считала свой поступок правильным. Она энергично шагала по дороге к коттеджу, думая о том, что короткий разговор, даже, скорее, монолог за завтраком свел на нет ее почти пятнадцатилетний труд. Конечно, ей хорошо заплатили — учитывая всю доброту и терпимость по отношению к Барбаре, надо признать, более чем хорошо. Но деньгами всего не измеришь, существуют такие вещи, как лояльность и уважение, а в них ей отказали.

Почему, спрашивала она себя, вся ее жизнь состоит из неудачных попыток? Если не считать личных желаний, то она почти не получала удовлетворения от тех, на кого работала всю жизнь.

— У-у! Вы неважно выглядите, — первое, что сказала ей Мэри. Потом служанка добавила: — Вы сегодня рано.

— Голова болит, — объяснила мисс Бригмор, — я отпросилась. Можно мне чашку чаю покрепче?

— Да, конечно, сию минуту. Но если вы спросите меня, то вам требуется нечто большее, чем просто чашка чаю. Я уже сто раз повторяла, вам надо как следует отдохнуть.

— Как они уехали, спокойно? — проигнорировав пожелания Мэри, спросила мисс Бригмор.

— Да, но не сказать, чтобы без спора.

— Спора, по поводу чего?

— Ну, Майкл говорил, что не может задерживаться так долго, он пообещал вернуться к двум часам, что-то вроде этого. Вы же знаете, она ожидала, что он отвезет ее в Эллендейл! Ну, не волнуйтесь за нее, пойдите присядьте, ноги положите повыше, а я принесу вам чай.

Мисс Бригмор поднялась наверх и сняла верхнюю одежду, потом опустилась на табурет перед трюмо и стала задумчиво разглядывать себя в зеркале. Мэри была права: ей требовалась перемена, требовался отдых, она уже не так молода, почти шестьдесят. Конечно, никто не даст ей ее возраст. Несколько седых полос удалось вполне успешно подкрасить холодным чаем, и теперь их почти не отличишь от остальных, темно-русых. Кожа лица чистая, и хотя щеки частично потеряли округлость, морщин совсем мало, только в уголках глаз, и две вертикальные линии над верхней губой. Более того, фигура у нее по-прежнему стройная и подтянутая. Нет, никто не догадается, что ей под шестьдесят. Она может сойти за пятидесятилетнюю или даже более молодую женщину... Правда, это только внешне. В душе же мисс Бригмор ощущала в данный момент свой истинный возраст, а еще — одиночество, жуткое одиночество... Такой острой тоски она не испытывала с того дня, как в кабинете Томаса прогремел выстрел и, вбежав, она нашла его лежащим на столе. Вот тогда Бриджи осознала, что значит быть одной, поскольку никто не понимал ее так, как Томас, никто не знал настоящую Анну Бригмор. Только ночью в его объятьях она была Анной, днем же оставалась мисс Бригмор, даже для Томаса, они еще шутили по этому поводу. Но теперь она была мисс Бригмор для всех; мисс Бригмор, Бриджи, Генеральша — и особа, которая жила в коконе. Такие уничижительные слова можно было простить, поскольку они прозвучали из уст молодой девушки, но все равно больно ранили и заставляли отгораживаться ото всех.

Она выпила чай, но не последовала совету Мэри приподнять ноги повыше. Вместо этого, призвав на помощь годы строгой самодисциплины, решила почитать, но что-нибудь легкое, развлекательное. И все же, когда Бриджи подошла к книжному шкафу, то заколебалась, выбирая между «Ярмаркой тщеславия», которую уже читала до этого по меньшей мере раз шесть, и «Мэри Бартон» миссис Гаскелл. Потом все же вернулась к «Ярмарке тщеславия» (меньше всего ей хотелось бы читать сегодня утром о проблемах в жизни рабочих с манчестерских фабрик). В тот самый момент, когда она отказалась окунуться в социальный вопрос, представитель этих самых «рабочих с манчестерских фабрик» постучал в двери коттеджа.

Мэри вошла в комнату почти на цыпочках и доложила о госте. При этом понизила голос, словно он был очень важной персоной.

— Это молодой Брукс, Вилли, сын старого Брукса, говорит, что хочет вас видеть.

Мисс Бригмор склонила голову набок, будто задумавшись.

— Проведи его, Мэри.

Молодому Бруксу было двадцать четыре года, но слово «молодой» ему все же не очень подходило: он выглядел зрелым мужчиной с каменным, надменным лицом. Для работника фабрики Вилли был довольно высок, хотя скудное питание и большая нагрузка в детском возрасте не дают достигнуть положенного роста. Его голубые глаза были так глубоко посажены, что казались черными. Рот широкий, с полными губами, но лицо худое, из тех, что позже превращаются в изможденное. Каштановые волосы молодого человека лежали волной. Свою шляпу он держал в опущенной руке, а не перед грудью, как положено человеку в его положении. Но в каком он положении? Это она скоро узнает.

— Доброе утро, мисс Бригмор, — произнес он.

— Доброе утро, Вилли, — ответила она вежливым тоном, каким обычно разговаривала с домашними слугами, не жестко, но и безо всякой фамильярности. Сесть не предложила. — Чем могу быть полезна?

— Дайте мне ключ от сейфа.

Эти слова и тон, каким они были произнесены, на мгновение привели ее в замешательство. Но вскоре она превратилась в прежнюю мисс Бригмор.

— По чьему требованию вы обращаетесь ко мне за ключами?

— Мистера Беншема.

Они внимательно посмотрели друг на друга.

— Я не получала от мистера Беншема письма с указанием выдать вам ключи от сейфа.

— Послушайте. — Вилли несколько секунд кусал губы, изучающе глядя на ковер. Потом перевел взгляд на мисс Бригмор и продолжил: — Мистеру Беншему требуется один документ из сейфа и, поскольку я собирался навестить отца, он сказал, что, дескать, сам не поедет, и вы дадите мне ключ.

— Мистер Беншем обычно информирует меня в письменном виде, когда желает, чтобы выполнили какие-либо его указания.

— Ну, а на этот раз не счел нужным проинформировать, он занятой человек.

— Что это за важный документ, который не может подождать, пока мистер Беншем приедет сам? — Она посмотрела, как возмущенно вздымалась его грудь под жилетом из толстого твида.

— Это акт, — ответил Вилли.

— Насколько я понимаю, у мистера Беншема есть банк. Он хранит все акты там.

Вилли замотал, уставившись на мисс Бригмор и облизывая нижнюю губу.

— Ну, очевидно, вы не все знаете, мисс Бригмор. Хозяин — мистер Беншем сказал мне, что в сейфе хранится акт с именами Поллард и Беншем на конверте, который лежит в левом углу. Должно быть, хозяин забыл уведомить вас об этом.

— Оставьте свой сарказм при себе, мистер Брукс.

— Взаимно, мисс Бригмор. А вы оставьте при себе ваши подозрения и вашу снисходительность.

Вот до чего уже доходит! Она была, мягко говоря, изумлена.

— Я не принадлежу к числу слуг в поместье, мисс Бригмор, прошу вас иметь это в виду. Я помощник управляющего в фирме «Беншем и сыновья». Имею положение, хотите вы это признавать или нет, и более того, работал и добивался этого положения с шестилетнего возраста. Вскоре я стану управляющим фабрики под руководством мистера Джона. Я ни перед кем не преклоняю колени, мисс, ни перед кем.

Ужасный человек, невозможный, и все же ей казалось, будто она слушает Гарри Беншема, когда он был в таком же возрасте.

— И пока я здесь, — продолжал Вилли, — воспользуюсь возможностью сказать вам, что хотя и езжу в поезде с Кэти, это не означает, что я оскорбляю ее достоинство, или если она сидит рядом со мной, то ее честь задета. Могу сразу же пояснить вам: Кэти мне очень дорога, и всегда была дорога, потому что собираюсь когда-нибудь жениться на ней.

Мисс Бригмор не упала в обморок (как можно было ожидать) после того, как услышала о грядущей судьбе молодой леди, которую она готовила занять место хозяйки в семье, принадлежащей к, по меньшей мере, верхушке среднего класса. Вместо этого пожилая дама почувствовала, как в ней нарастает гнев при мысли обо всех усилиях, затраченных впустую, обо всей работе, проделанной только для того, чтобы ею воспользовался этот человек.

— А вы осведомили мисс Беншем о ваших намерениях? — Ее слова напоминали сосульки — они были такими же ледяными и колкими.

— Не так подробно, но она знает, откуда ветер дует, не дурочка. И недавно это доказала, когда дала от ворот поворот этому денежному фонтану, что вы для нее припасли.

— Вы переходите все границы, мистер Брукс.

— Может быть, но это единственный способ добиться чего-то от вас и вам подобных. Вы поживаете себе спокойно в сторонке, уютно отгородившись от всего мира и никогда не назовете черное черным. — Уже более мягким тоном, и снова опустив взгляд вниз, он продолжал: — Наверное, это не ваша вина: вы такая, как есть, и не моя, что я родился в нищете. Дело не в том, виноват ли кто или не виноват, но мы должны изменять то, что нам не нравится. Конечно, вам не о чем жалеть в этой жизни, поэтому вы и остаетесь самой собой. Я и сам не очень меняюсь, но все же решительно настроен изменить место и условия, при которых мне приходится жить, если вы понимаете, о чем я.

Мисс Бригмор прекрасно понимала, о чем он, и задавала себе вопрос: неужели все они в Манчестере такие — неотесанные, грубые, наглые индивидуалисты? Может, из-за него Кэти так переменилась? Нет, Бриджи с болью осознавала, что Кэти сделана из того же теста, что и этот человек, представляющий другую, по словам Кэти, сторону.

— Мистер Беншем в курсе ваших намерений? — все еще ледяным тоном поинтересовалась мисс Бригмор.

— Пока нет, но я собираюсь сказать ему, как только вернусь. Это избавит вас от труда сообщить ему новость.

— И вы заранее уверены, что он вас одобрит.

— Ну, можно сказать, почти уверен. Мистер Беншем меня ценит, зная, что я могу управлять фабрикой с завязанными глазами, но не только за это. Ему нравится, что я пробивной, такой же, как он сам.

Ну что можно было ответить человеку, который так выставляет напоказ далеко не лучшие черты своего характера, словно гордится ими, да так оно и есть. Ох, как же она устала от всего этого, как измотали ее бесполезные попытки изменить людей, чей характер уже закален во всех житейских бурях.

И снова они в упор смотрели друг на друга. Потом, отвернувшись, мисс Бригмор скованно произнесла:

— Будьте добры подождать, пока я захвачу свою накидку.

— В этом нет необходимости, просто дайте мне ключ, а я принесу его обратно или оставлю на столе.

— Мистер Беншем доверил ключи мне, поэтому я открою сейф и позволю вам взять документ, который ему требуется, — медленно ответила женщина, глядя Вилли прямо в лицо.

Затем отвернулась и вышла из комнаты.

— Вот что значит многолетняя дрессировка!

Услышав эти слова, произнесенные со смехом ей вслед, мисс Бригмор едва удержалась от негодующего ответа.

Выходные закончились, Кэти и этот индивидуалист (как теперь мисс Бригмор называла Брукса-младшего) утром отправились вместе в Манчестер. Прощаясь, девушка на мгновение превратилась в прежнюю Кэти и мягко проговорила:

— Ох, Бриджи, постарайтесь нас понять. Я бы ни за что и никогда в жизни не стала обижать вас. Вам не придется краснеть за меня, поскольку половина моей души не сможет забыть, что я мисс Беншем.

И все-таки прощание мало успокоило встревоженные чувства мисс Бригмор. Остаток утра она провела, выполняя свои обычные обязанности, большинство из которых взвалила на себя сама. Все шло своим чередом. Только в выражении лица Брукса-старшего появилось нечто раздражающее ее. Он не улыбался, а когда обращался к мисс Бригмор, ей казалось, что она читает его мысли, выраженные почему-то словами Мэри: «Ну что, мисс, получили сюрпризик на эти выходные?».

Брукс у нее всегда вызывал, мягко говоря, негодование. Однако теперь хотя бы одно обстоятельство облегчало ситуацию — ему исполнилось шестьдесят шесть, и он не слишком крепко держался на ногах, значит, есть возможность вскоре его уволить. Но это, конечно, не ее забота. Если та ужасная женщина станет хозяйкой дома (а все к этому и идет), уже два человека будут контролировать ситуацию, и это перестанет касаться ее лично, поэтому незачем беспокоиться. Но до того момента она намерена поставить Брукса на место, и дать ему понять о своих намерениях.

Так что после обеда мисс Бригмор позаботилась о подготовке необходимой почвы — послала за миссис Кенли и сказала ей, что тушеный карп не был приготовлен должным образом. Во-первых, не хватало соли, во-вторых, когда она заказывала его в последний раз, то особо просила подать к карпу соус из айвы, а не из петрушки. После этого гувернантка попросила миссис Кенли сделать замечание повару и проследить, чтобы подобная ошибка больше не повторялась.

При обычных обстоятельствах мисс Бригмор не стала бы проявлять такую придирчивость, но сейчас она хотела обострить отношения с Бруксом и вынудить его самого пойти на конфронтацию. Он, без сомнения, взъярится, когда узнает, что она обратилась к домоправительнице через его голову, поскольку считал незыблемым свое главенствующее положение во всем, что связано с кухней. Весь день она ожидала, как он явится, а Брукс пришел только за тем, чтобы самым вежливым тоном доложить:

— Мистер Патрик Ферье, мисс.

Женщина была слегка огорошена. Надо было собраться с мыслями, чтобы отвлечься от мелких дел и суеты домашнего хозяйства и подготовиться ответить на вопросы, с которыми, как она предчувствовала, пришел к ней Пэт Ферье.

— Как я рада вас видеть! — она протянула ему руку, и он склонился над ней.

— И я вас тоже. Надеюсь, вы в добром здравии?

— Да, спасибо, при такой чудесной погоде навряд ли может быть иначе.

— Действительно, так необычно для Англии, особенно для этой ее части.

— Садитесь, пожалуйста.

Когда они сели, мисс Бригмор, слегка наклонившись к нему, с улыбкой произнесла:

— Мне казалось, что вы вернулись во Францию. — На самом деле ей так не казалось, и она удивилась: зачем это надо было говорить.

— О, кто-то слишком торопит события, предсказывая, что я запланировал на будущее... В семье все здоровы?

— Да, насколько мне известно.

Мистер Ферье слегка пригладил свои небольшие усы, каждый волосок которых выглядел так, словно его старательно посадили отдельно от других и тщательно ухаживали. Покрой одежды мистера Ферье также был безукоризненным. Полы его длинного сюртука, свисавшие по обе стороны кресла, как кринолин, идеально гармонировали по цвету с коричневой мягкой кожей сапог.

В его тонком лице проглядывала какая-то аскетичность, но в глазах поблескивал веселый огонек, особенно заметный теперь, когда он, глядя на мисс Бригмор, сказал:

— Я был счастлив узнать, что Кэти вернулась домой.

— Боюсь, ее визит оказался очень коротким, этим утром она вернулась в Манчестер.

Пэт подвигал подбородком, взгляд из-под полу-прикрытых век, переместился в сторону высокого окна, словно он вдруг заметил кого-то. Когда он вновь посмотрел на мисс Бригмор, веселый огонек в них исчез. Так же как и Вилли Брукс, он молча смотрел на нее почти целую минуту, но, в отличие от прежних ощущений, она испытывала глубокую симпатию к собеседнику. Женщине было неизвестно, какую жизнь он ведет за границей, знала только, что Пэт очень любил свою первую жену и потерял ее в самом начале брака. Должно быть, Кэти для него была шансом вернуть то короткое счастье. В этот момент мисс Бригмор не связывала его в мыслях с Констанцией.

— Бриджи — могу я вас так называть?

— Конечно, Пэт, конечно, можете.

— Могу я также задать вам очень прямой вопрос?

Она смотрела на него, не моргая, потом ответила:

— Да, да, разумеется.

— И ожидать такого же прямого ответа? — произнес он очень тихо.

Она снова выдержала паузу и помолчала.

— Да, если... если я сочту его целесообразным.

— Только это?

— Пожалуйста, задавайте вопрос.

Кожа его бриджей для верховой езды слегка скрипнула, когда он подвинулся на шелковом расшитом сиденье стула.

— Кэти меня избегает?

Целесообразность. Это слово применимо в разных случаях. Сейчас мисс Бригмор может уйти от ответа или тактично солгать: дескать, ей ничего неизвестно о намерениях Кэти, Но вместо этого она коротко проговорила:

— Полагаю, что так.

Ферье слегка покивал головой, прежде чем спросить:

— Вы можете объяснить причину?

— Не совсем; кроме того, что после смерти матери ее отношение к жизни полностью переменилось, она считает всё это... — тут мисс Бригмор обвела рукой гостиную. — И то, для чего существует поместье, слишком большим контрастом по сравнению с жизнью, которую вынуждены вести некоторые люди. Я... я полагаю, с уходом матери Кэти приняла слишком близко к сердцу желание вернуться к своим корням, к истокам.

— Она же не станет жить при таких же условиях? — Лицо Пэта Ферье сморщилось от непонимания.

— Нет, нет, — покачала головой мисс Бригмор. — Но она занялась тем, что обычно называют благотворительностью.

— Ну, не стоит критиковать ее. Но я не вижу, почему изменение отношения к этому вопросу заставляет ее избегать меня. Вы не знаете, может, возникло что-нибудь еще, какой-то новый интерес?

— Да, возможно, новый интерес, — уловив намек в его голосе, ответила она.

— О... — произнес Пэт, задумчиво разглаживая усы. — А вы не считаете, что она могла бы объяснить мне все? Мы ведь с ней крепко подружились, знаете ли.

— Насколько я поняла, этот новый интерес появился у нее совсем недавно. Кэти очень молода и все видит в черно-белом цвете, без оттенков, для нее существует только хорошее или плохое.

— Ну что ж... — Пэт поднялся, оправил сюртук и добавил: — Не буду вас задерживать, у меня у самого много дел перед отъездом.

— Значит, вы все-таки уезжаете?

— Да, да, ваша догадка оказалась верна.

Глядя на него, Бриджи поняла: ее догадка оставалась всего лишь догадкой, и намерение внезапно уехать он вынашивал, пребывая в состоянии неопределенности, как дополнительную защиту от разочарования.

— Вы давно виделись с Констанцией? — провожая его через холл, спросила мисс Бригмор.

— Нет, мы встретились в Хексеме около двух недель назад, она там делала покупки, и мы вместе выпили чаю.

На террасе они на минуту задержались, глядя на сад, залитый последними лучами заходящего солнца. Мистер Ферье помахал груму, чтобы тот подвел лошадь с подъездной дорожки к дому.

— Констанция очень хорошо к вам относится, Пэт, — мягко промолвила мисс Бригмор. — Думаю, вы об этом знаете. — Произнося эти слова, она не смотрела на него и лишь услышала, как он вздохнул.

— Мы с Констанцией понимаем друг друга, Бриджи, всегда понимали. Когда-то я испытывал к ней юношескую страсть, с ее замужеством это чувство угасло. Я полагаю, оно угасло бы в любом случае, поскольку первая любовь основывается на чистом идеализме и всегда недостаточно сильна, чтобы продлиться всю жизнь и выдержать брачные узы. Да, мы с Констанцией понимаем друг друга.

Мисс Бригмор печально подумала, как слепы некоторые мужчины, особенно высоконравственные. Томас никогда не был слеп, он всегда шел навстречу пожеланиям женщины, но Томас никогда и не обладал высокой нравственностью.

Пэт вновь склонился к ее руке и проговорил:

— Когда в следующий раз увидите Констанцию, передайте ей от меня самые наилучшие пожелания, хорошо? До свидания, Бриджи. И... и спасибо вам за вашу искренность, вы мне очень помогли.

Она ничего не ответила. Только смотрела, как он сбегает по ступенькам, все еще молодой человек, с легкой поступью. Манера говорить, держаться — все в нем было достойно восхищения любой разумной девушки. Но разве девушки бывают разумными?

Через несколько секунд Пэт уже вскочил в седло и, сделав прощальный жест рукой, пустил лошадь рысью.

Мисс Бригмор, наблюдая, как он исчезает в конце длинной аллеи, повторила его слова: «Мы с Констанцией понимаем друг друга». Бедная Констанция. Она не подумала: «Бедный Пэт, второй раз лишается взаимной любви», потому что такой мужчина, как он, найдет утешение, если очень этого захочет. Не подумала она и «бедная Кэти», поскольку, как это ни трудно было признать, новая Кэти обретет гораздо большее счастье с сыном Брукса, чем став миссис Ферье, или даже леди Ферье. Оставалась только Констанция, и мисс Бригмор снова подумала: «Бедная Констанция».

Глава 2

Дэн прибыл в поместье неожиданно, в середине недели, но появляться в любое время было для него обычным делом: очевидно, отсутствие Дэна на фабрике никоим образом не сказывалось на работе предприятия. Поскольку слуг не предупредили о приезде, на вокзале его не ожидала карета, и он доехал в повозке возничего.

— Мисс Бригмор здесь? — поинтересовался он у Брукса.

— Нет, сегодня ее нет, мистер Дэн. Недавно заходила мисс Барбара предупредить, что мисс Бригмор простудилась и не выходит на улицу.

— А-а. — Дэн прошел через холл к лестнице, потом повернулся и отдал распоряжение: — Пришли в мою комнату выпивку, ладно? Виски. А я пока помоюсь.

Будучи отнюдь не идеальным дворецким, Брукс сделал удивленное лицо. Он не знал, что мистер Дэн пьет виски, может, бокал вина во время обеда, но и этим он не увлекался. Когда через несколько минут Брукс передавал поднос Армстронгу, то таинственно произнес:

— Я сделал двойное виски, судя по его виду, ему это требуется. Осунулся-то как, тяжелая работа не для него.

Снова спустившись вниз, Дэн заказал обед.

— Что-нибудь легкое, — сказал он, — поем с подноса, у огня, и тот час же.

Поведение молодого хозяина раздражало Брукса. Казалось, что те шесть месяцев, которые мистер Дэн провел на фабрике, не только заставили его похудеть и побледнеть, но и изменили его манеры; в нем появилась какая-то суровость. Брукс сказал бы, что мальчик стал мужчиной, и даже в большей степени, чем мистер Джон, а ведь тот был на год старше. Дворецкий не одобрял подобные перемены, ведь когда-то отношение мистера Дэна к слугам было почти дружеским, а теперь стало начальственным.

Брукс бы сильно удивился, если бы сумел прочитать мысли Дэна, ставя поднос перед ним на маленький столик.

Самому Дэну сейчас было трудно поверить в то, что когда-то его симпатии полностью принадлежали слугам, поскольку он видел в них бедных, несчастных неудачников. Но, проведя в Манчестере шесть месяцев, он теперь не только ужасался условиям работы на фабрике отца (по тем временам они считались хорошими), но и был шокирован тем, что увидел на других предприятиях, отсталых и несовременных. Все это выводило его из себя, вызывало бессильный гнев, потому что Дэн не мог ничего изменить. Более того и не собирался этого делать — после годичного испытательного срока он уедет как можно дальше, сбежит, чтобы не видеть всей этой грязи, нищеты, убожества. Снова и снова за прошедшие месяцы Дэн задавал себе вопрос: почему он не предпринимает никаких усилий, и отвечал — все они будут бесплодны, у него не хватает решимости. Дэн знал: в глубине души есть слабая струнка; откуда она взялась у отпрыска таких людей, как Гарри и Матильда Беншем — непонятно. Ему было известно лишь одно: вид босых, одетых в одни лишь рубахи женщин, работающих сутки напролет, словно пчелы в переполненных жарких ульях, вызывал боль в его сердце, и единственным лекарством от такой боли оставалась красота.

И все же, когда Дэн заговаривал с работницами, большинство из них начинали смеяться и шутить с ним, особенно прядильщицы.

Дэн на первых порах тоже ходил из пригородного дома до фабрики бедными кварталами, стараясь разобраться во всем, своими глазами увидеть жизнь рабочих. Вначале он идеалистически отказался от кареты, но через неделю, намучившись пробираться по узким улочкам сквозь вонь, помои и экскременты, сдался, и весь его пыл угас.

Тогда он принялся атаковать отца, расписывая эти жуткие условия и обвиняя его в том, что их рабочим тоже приходится страдать в таком окружении.

— Посади свинью за стол, она и ноги на стол, — едко ответил Гарри.

Со временем Дэн все больше убеждался в правоте отца. Они были абсолютно безалаберные, эти ирландцы, и все же странно, что кроме вони, они распространяли вокруг особый аромат жизнелюбия. Как он скоро выяснил, рабочие не признавали сословий, и не видели никаких барьеров между людьми. Через пару дней после появления Дэна на фабрике, они уже обращались к нему так, словно знали его всю жизнь.

— Ух ты! Вы здорово сегодня выглядите, мистер Дэн. Какой славный на вас костюмчик, и ткань — такую только раньше умели делать. Это твид, верно? Ниточка к ниточке, и на вас как здорово смотрится. Господи Иисусе! Ну вы же такой симпатичный парень, это точно.

Что можно было на это ответить? И что сделать?

Вот сейчас он мог сказать Бруксу, что тому слишком легко живется, им всем здесь слишком легко живется. Но разве сам Дэн не хотел бы устроить такую же жизнь каждому рабочему с фабрики? Слуг в доме насчитывалось семеро, все из Манчестера, его отец сделал для них хотя бы это.

Ох... Дэн откинулся в кресле, не прикоснувшись к еде. Сегодня среда, у него есть время до следующего понедельника, чтобы надышаться свежим воздухом, налюбоваться бесконечной грядой холмов и повидать Барбару.

— О, привет, мистер Дэн! — воскликнула Мэри. — Вы что, свалились с неба?

— Да, Мэри, как раз в эту самую минуту, — рассмеялся Дэн, глядя на розовое круглое лицо Мэри. — Я второй из падших ангелов, собирался было присоединиться к Люциферу, но решил заскочить к вам.

— Ах вы! Мистер Дэн. — Мэри шлепнула его по спине, как делала, когда он был мальчишкой. Потом сообщила: — Мисс в постели. Она простыла, и я не разрешила ей вставать. Вы идите в гостиную, а я скажу мисс Барбаре, что вы здесь.

Проходя через холл, Дэн взглянул на лестницу, по которой с трудом поднималась Мэри — нога беспокоила ее все больше. Потом он увидел, что она остановилась. Дэн поднял голову — на площадке стояла Барбара. Секунду она глядела на него, а в следующий миг уже спешила навстречу, улыбаясь, словно была рада встрече. Он схватил протянутую руку и молча смотрел на девушку.

— Ты почему приехал? Что-то случилось? Еще только среда, — проговорила она высоким голосом.

— Правда? А я и не знал, никогда не считаю дней, — признался Дэн.

— Ой. — Барбара покачала головой, продолжая улыбаться. — Ну и как ты добрался? Они знали, что ты приедешь? Бриджи ничего не говорила.

— Я прибыл в повозке возницы, никто не знал о моем приезде, даже Бриджи.

Они были уже в гостиной, и когда сели напротив друг друга на небольшой кушетке, он быстро спросил на пальцах:

— Ты тут очень скучала?

— Скучала? — повторила она вопрос.

— Да, скучала, — так же вслух произнес Дэн.

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Ну... — он пожал плечами. — ...Я так подумал, потому что ты была рада меня видеть. Женщины на фабрике говорят: «Лучше в компании с дьяволом, чем наедине с самим собой».

Улыбка исчезла с ее лица, она вздернула подбородок и крепко сжала губы.

— Все тот же прежний Дэн.

— Да, — улыбнулся он, — все тот же прежний Дэн, невозможный, раздражающий, всегда говорящий не то, что надо. Ну, а как Бриджи? Надеюсь, не очень больна?

— Нет. — Барбара потрясла головой. — Обычная простуда и... она устала. Я уже стала волноваться — она какая-то безразличная, сама на себя не похожа, ну, ты понимаешь? — Барбара, встряхнувшись, вытянула шею и слегка склонила голову набок, очень похоже изобразив Бриджи.

— Да, понимаю, — рассмеялся Дэн.

— Но что тебя заставило приехать, я имею в виду в середине недели? Как на фабрике обходятся без тебя?

— А, эта фабрика, — поморщился Дэн. — Она закрыта, пока я не вернусь, все сидят без работы, но, собственно, какое мне дело? Пусть голодают. — Он помахал рукой в воздухе, и Барбара, подхватив шутку, тоже взмахнула рукой и повторила:

— Да, пусть голодают.

Оба рассмеялись.

— Ты привык уже там? — спросила девушка.

— Нет.

— Почему?

— Очень долго объяснять. Приезжай на фабрику, посмотри, и тогда поймешь. Да, вот что тебе надо сделать. — Кивая, он повторил на языке жестов: — Приехать на фабрику и посмотреть, это тебе поможет.

— Не слишком-то тебе это помогло, ты здорово похудел.

— Да. — Его лицо приняло страдальческое выражение. — Я знаю, что усыхаю все больше, сейчас я, пожалуй, на целых три дюйма ниже тебя ростом.

— Да. — Барбара переняла его манеру поддразнивать и голосом матроны заявила: — Пожалуй, это так. И все же когда я увидела тебя у подножья лестницы, мне показалось, что ты слегка подрос. Вероятно, ошиблась.

— Без сомнения.

Они опять подначивали друг друга, но теперь уже по-дружески.

— Но скажи все-таки, — настаивала Барбара, — почему ты приехал посреди недели?

— О! — Дэн драматически взмахнул рукой. — Папа решил, что будет разумно избавиться от меня на время. Видишь ли, — понизив голос, он доверительно наклонился к ней, — я влюбился в одну из работниц, красавицу. — Тут Дэн изобразил, как обнимает кого-то. — Волосы у нее, как вороново крыло и сверкающие черные глаза. Очень, очень привлекательная. Отец решил, что я хочу сбежать с ней, и поэтому разлучил нас.

Барбара с упреком посмотрела на него, потом, прикрыв глаза, отвернулась, а когда снова взглянула на Дэна, он торжественно проговорил:

— Это действительно так.

В этом на самом деле была доля правды. Гарри Беншем разлучил сына с молодой Мэри Мак-Брайд, от которой Дэна тошнило. В буквальном смысле слова. Был обеденный перерыв. Направляясь из фабрики в контору, Дэн пересекал двор и увидел, как девчонка поскользнулась, перебегая густую лужу возле туалетов. Ее обед вывалился из платка, и ломти хлеба упали прямо в грязь. Он задержался на секунду, собираясь ей помочь, но та, ловко удержавшись на ногах, подняла хлеб, вытерла его о юбку и откусила кусок.

Дэн успел позавтракать задолго до этого зрелища, поэтому в тот раз отделался лишь тошнотой. Но на следующий день, стоя рядом с отцом, опять заметил эту девчонку. Пробегая между станками, она остановилась, почесала голову, вынула что-то из волос, и, внимательно рассмотрев, раздавила ногтем о бок станка. Дэн зажал рукой рот. Всего лишь пятнадцать минут назад он вернулся из клуба, где весьма плотно пообедал, и вид девчонки, избавляющейся таким образом от насекомых, подействовал на его желудок, как сильная качка.

— Господи помилуй, что с тобой?! — вскричал Гарри, с беспокойством глядя на сына. — Парень, да тебя же сейчас вывернет! И это из-за того, что увидел, как она бьет вшей? Ты разве не знал, что у них у всех в головах кишмя кишит?

Нет, этого Дэн не знал. Он знал, что от некоторых из них тошнотворно пахнет, он знал, что их жизнь была омерзительной, а выражения, которые они употребляли, еще более мерзкими. Но в тот момент он вспомнил только, что эта девчонка вчера ела, и это оказалось для него уже слишком.

Когда немного погодя отец пришел в контору, то, печально глядя на сына, сказал:

— Послушай-ка, парень, вижу, ты все чахнешь. Я собирался написать Бриджи, предупредить насчет выходных, но вместо этого давай-ка ты передашь ей новости. Завтра с утра пораньше и убирайся.

Дэн не возражал, пусть будет передышка. И как он говорил сам себе, единственным противоядием для него является красота. Сейчас он вовсю наслаждался ею. С каждой встречей Барбара становилась все прекраснее. Однажды, когда какой-нибудь мужчина скажет ей, что она красива, Барбара не сможет оценить этого: какими бы выразительными не были беззвучные слова и жесты, они, к сожалению, не передают интонацию.

В процессе разговора Дэн почувствовал, что пора отказаться от шутливого тона.

— На самом деле я приехал предупредить Бриджи, что вечером в пятницу прибудет семья в полном составе, и плюс еще один гость.

— И Кэти тоже?

— Да, и Кэти.

— А кто этот гость?

— А-а, это секрет, и я его не выдам.

— Не глупи.

— Это не глупость. Мне было велено заранее ничего не говорить о госте, пока они все не приедут.

— Это кто-то из тех, кто был здесь раньше? — Барбара выглядела заинтригованной.

— Ага, ты меня пытаешься поймать. Не могу ничего ответить.

Она снова, но уже безотчетно, скопировала манеру говорить мисс Бригмор.

— Ты совершенно несносен, когда ведешь себя, как раньше. Почему ты упомянул о госте, если не собирался рассказать мне, кто это?

— Потому что мне было приказано попросить Бриджи, чтобы она проследила, как миссис Кенли приготовит комнату.

— Для мужчины или женщины?

— Не имеет значения, главное, чтобы комната была жилая, крыша не протекала, на постели были простыни, а в камине горел огонь.

Минуту Барбара с негодованием смотрела на него, потом, изменив выражение лица, спросила:

— А этот... гость важная особа, то есть с ним или с ней, что-нибудь связано, какое-нибудь событие?

— Да, да, с ним или с ней что-то связано, какое-то событие.

— Ох, Дэнни. — Девушка дважды мотнула головой. — Никто в мире не способен так раздражать меня, как ты. Я... я была так рада тебя видеть, я ни с кем не виделась почти две недели, а ты...

— Что же случилось с белокурым фермером?

— Белокурый фермер, как ты его называешь, очень занят, они заканчивают сбор урожая и готовятся к зиме.

— У них был праздник урожая в этом году?

— Нет, не было. — Лицо Барбары оставалось спокойным, Дэн не мог понять, что оно выражает.

— Но у них всегда бывает праздник урожая.

— Не всегда. Очевидно, тетя Констанция в этот раз не настроена развлекаться.

— А-а.

— Теперь ты доволен?

— Нет. Ты по-прежнему часто туда ездишь?

— Да, навещаю их.

— Как часто?

— Глупый вопрос! Как только могу.

Глядя ей прямо в лицо, Дэн говорил сам себе, что не стоит задавать следующий вопрос, но все же задал его:

— Когда ты собираешься замуж?

— Замуж? Кто сказал, что я собираюсь замуж?

— Ну... а разве нет? Время идет, знаешь ли. В этом месяце тебе исполняется девятнадцать, и, как выразилась бы Мэри, — он кивнул на дверь, — вы уже много лет занимаетесь ухаживанием.

Барбара в ярости вскочила на ноги и высоким, резким голосом прокричала:

— Ты... ты невозможен, Дэнни Беншем! И всегда таким был. Ты бестактный, неотесанный...

— Ну, ну перестань. — Он поднялся, а затем резко схватил ее за плечи, когда она попыталась уйти. И, крепко сжимая их, выговорил: — Это совсем неоскорбительно — поинтересоваться, не собираешься ли ты замуж после многих лет безумной любви к парню. Он не делал тебе предложение? — Барбара попыталась освободиться, но все еще удерживая ее, он повторил: — Делал?

Когда губы девушки слегка задрожали, Дэн понизил голос, и, не так тщательно выговаривая слова, сказал:

— Ну, если нет, то сейчас самое время, ты не считаешь?

Дэн видел, как напряглась ее шея, и как она глотнула воздух, прежде чем ответила:

— Это не твоего ума дело!

— Да, действительно не моего... Слушай, а Бриджи по-прежнему не отпускает тебя туда одну?

Уголки ее губ опустились, и она слегка покачала головой. Дэн убрал руки с плеч Барбары и заговорил знаками.

— Я бы не прочь проехаться, давай завтра отправимся туда?

Барбаре удалось скрыть радость в голосе, но глаза ее все равно сияли, когда она ответила ехидно-вежливым тоном:

— Спасибо, мистер Беншем, я не возражаю против вашей компании, но пока не могу сказать, доставит ли мне это удовольствие. А теперь не хотите ли на минутку подняться наверх и навестить Бриджи?

Дэн не сразу последовал за ней, а только после того, как услышал ее шаги на лестнице, и пошел на звук ее голоса.

— С ними приезжает гость, кто-то очень таинственный, — говорила Барбара мисс Бригмор. — Дэн не сказал мне, кто это.

— Добрый день, Бриджи, — входя, поприветствовал Дэн.

— Здравствуй, Дэн.

— Как жаль, что вы заболели.

— О, я не совсем больна, это все Мэри, она слишком меня опекает. Садись, пожалуйста. Барбара сказала мне, что на выходные приезжает вся семья, и... у вас будет какой-то неожиданный гость.

— Да, можно так выразиться, неожиданный гость.

— Звучит очень таинственно. Почему ты не можешь сказать, кого нам ожидать?

— Потому что отец хочет сказать сам... Фу ты, вот я и проговорился, что гостем будет дама.

Мисс Бригмор сохраняла на лице тощую улыбку. Глядя на Дэна, ей было совсем не трудно догадаться, что это будет дама.

— Ожидается какое-то событие? — спросила Бриджи.

— Да, но не слишком пышное при теперешних обстоятельствах.

Обида кольнула сердце Бриджи. Почему же он сам ей не сказал? Ведь Гарри уже должен был знать, как намерен поступить, когда приезжал сюда две недели назад. Наверное, устыдился, что так быстро утешился после Матильды. Она обещала покойной, что попытается предотвратить это самое событие, но что она может сделать? Миссис Тэлбот — такая женщина, которая пробьет себе дорогу и через каменную стену. Во время своего последнего визита Джон проговорился, что эта дама уже почти прибрала к рукам управление домом в Манчестере. «Всегда тут как тут, — сказал он и добавил, совсем как отец: — У нее добрые намерения, у нашей тетушки Флорри».

Миссис Тэлбот, — вот эта таинственная гостья. А событие — их с Гарри помолвка.

Мисс Бригмор думала, как это бесчестно, какое это неуважение к памяти покойной, такого бы никогда не произошло в высшем обществе. Матильда говорила, что едва ее тело успеет остыть в могиле, как эта женщина займется Гарри. К сожалению ее слова сбылись: прошло ведь всего шесть месяцев после смерти Матильды. Ну что ж, две вещи известны наверняка. Во-первых, помолвка поставит крест на дальнейших планах мисс Бригмор. А во-вторых, несмотря на то, что она стольким обязана мистеру Гарри Беншему, никакая благодарность с ее стороны и никакие убеждения с его не заставят Бриджи попытаться сделать шелковый кошелечек из этой бесформенной тупой кошелки.

Внутренний голос принялся укорять мисс Бригмор за то, что она опустилась до уровня Мэри в подборе выражений. Для описания миссис Тэлбот больше подошли бы слова «претенциозная и невежественная».

— Мне передать Бруксу какие-то распоряжения, чтобы вам не пришлось беспокоиться?

— Нет, нет. — Она резко покачала головой. — Завтра я приду, и, как обычно, займусь приготовлениями с миссис Кенли. А сегодня вечером составлю меню.

— Тебе пару дней нельзя вставать.

— Я в полном порядке, — ответила мисс Бригмор, посмотрев на Барбару. — Мне вообще не стоило оставаться в постели. — Потом повернулась к Дэну. — Ты будешь дома завтра к обеду?

— Ну, я думал поехать покататься и спросил Барбару, не хочет ли она со мной, если, конечно, вы ее отпустите.

— Да, разумеется, — отвечая Дэну, мисс Бригмор смотрела на Барбару, — очень хорошо. Вы можете отправиться в Хексем за покупками, мне нужна шерсть и иголки для вышивания.

— Дэнни сказал, что он хотел бы поехать на ферму. — Голос Барбары прозвучал безжизненно, хотя выражение лица не изменилось.

— А-а. — Мисс Бригмор похлопала глазами и слегка повернулась к Дэну, но так, чтобы Барбара продолжала видеть ее лицо. — Боюсь, это не совсем удобно из-за свадьбы.

— Что? Что ты сказала?

— Свадьба, дорогая. — Теперь Бриджи обращалась непосредственно к Барбаре: — Лили Уэйт выходит за Билла Твигга.

Тело Барбары сразу расслабилось, а руки, сжимавшие спинку кровати, разжались.

— А, Лили Уэйт. Я не знала, — произнесла она, слабо улыбнувшись.

— Я тоже, Мэри рассказала мне об этом совсем недавно. Очевидно, заходил Джим Уэйт и объяснил, отчего они все так заняты. Констанция устраивает для молодых праздничный завтрак в амбаре.

Барбара смотрела на наставницу, мысленно повторяя: «праздничный завтрак в амбаре». Она видела Майкла больше недели назад, в прошлое воскресенье. Он, должно быть, уже знал о свадьбе, но не упомянул о ней. Праздничный завтрак в амбаре... там будут танцы. Сара Уэйт будет танцевать, сначала в деревянных башмаках, а потом станцует вальс. Она станет вальсировать с Майклом... Барбара почувствовала, как прежняя ярость нарастает в ней, но сдержала ее. Она должна подавить ревность.

Майкл чудесно с ней обращался, когда они виделись в последний раз. Они катались верхом по вересковым равнинам, потом сидели на каменной арке над сараем, и он вел ее за руку по ступенькам и, когда она поскользнулась, прижал на секунду к себе, и они рассмеялись, глядя друг другу в лицо. Это был прекрасный день. До сих пор счастье переполняло ее. Но сейчас она пережила буквально шок, когда Бриджи произнесла: «свадьба на ферме». И это после того, как Дэн спрашивал ее, собирается ли она замуж. Барбара и сама постоянно задавала себе тот же вопрос: когда она выйдет замуж? Майклу пора уже заговорить об этом, иначе она сама скоро решится: невыносимо больше терпеть неопределенность. Он хотел ее так же сильно, как и она его, она знала об этом, знала наверняка. В глубине души Барбара была уверена в его желании. И только один человек не позволял ему признаться в своей любви — его мать.

Майкл не мог ни сознавать, что мать не любит Барбару, и поэтому разрывался между двумя привязанностями. Конечно, тетя Констанция сделала для сына многое, обеспечила его всем, за исключением самого для него сейчас главного. В этой игре козыри были у Барбары, потому что эта потребность, рано или поздно, приведет Майкла к ней, и тысяча матерей и тетушек не удержат его.

Она не заметила, как в комнату вошла Мэри, пока та не прошла мимо и поставила на тумбочку мисс Бригмор поднос, а потом обратилась к девушке:

— Я вам накрыла внизу, идите, пока не остыло.

— Тебе надо было попросить меня, я бы сама все принесла, — примирительным тоном произнесла Барбара, глядя на распухшую ногу служанки.

— Ну, хватит охать, идите лучше попейте чаю, — ответила Мэри. — И вы, мистер Дэн. — Она выпихнула их из комнаты, словно детей, потом вернулась к кровати, налила чашку чаю мисс Бригмор, и, передавая ей, спросила: — Так зачем же он приехал?

— Просто чтобы предупредить, что на выходные приезжает вся семья, а с ними гостья.

— Гостья? Кто бы это мог быть?

— Не знаю, Мэри. — Мисс Бригмор и служанка обменялись взглядами. — Но предполагаю, что это будущая миссис Беншем.

— Ну, ну, — покачала головой Мэри, — если бы он мчался от могилы галопом, и то скорее бы не получилось, верно? Неуважительное отношение, вот как бы я это назвала. Это та женщина, миссис Тэлбот, которая вас тогда рассердила?

— Да, Мэри, миссис Тэлбот, по крайней мере, я так думаю.

— Ну, во всяком случае, одно точно, и вас это должно радовать — в ее возрасте уже поздно обзаводиться детишками. Да вы и не стали бы их воспитывать, уже с вас хватит. Не в вашем возрасте этим заниматься... Вот, пейте чай, а я пойду присмотрю за нашей парочкой.

Мисс Бригмор, казалось, не могла дышать до тех пор, пока за Мэри не закрылась дверь. Не в вашем возрасте! Нет, не все еще позади. В душе по-прежнему бушуют эмоции, причиняя ей боль. Вот почему она так негодует из-за этой женщины, этой Тэлбот. Томас перевернулся бы в гробу при мысли, что подобное существо станет хозяйкой поместья... Но она же не считала, что он перевернулся в гробу, когда хозяйкой стала Матильда. О, Матильда была другой... Да и вообще, причем здесь Томас, это дело мистера Гарри Беншема, это его выбор. У него отсутствует вкус. Это, конечно, не новость. Принимая Тэлбот, он просто следует своим законам. Можно ли его винить за это?

Можно.

Глава 3

Большие, обитые железом двери были распахнуты настежь. Мисс Бригмор немного посторонилась в коридоре, давая дорогу Бруксу и Армстронгу, которые спешили навстречу подъезжавшей карете.

Когда дверца кареты открылась, и ступеньки были опущены, первым вышел Гарри Беншем. Он не повернулся и не стал никому помогать выбраться из экипажа, а вместо этого раскинул руки и набрал полную грудь воздуха. Потом поднялся на террасу и вошел в дом.

— Ну, вот и мы! Эх! Какой воздух, я, наверное, захвачу его с собой в бутылке. Ты как? Дай-ка я на тебя посмотрю. — К смущению мисс Бригмор, он положил руку на плечо и развернул ее к свету, так, что ей пришлось на минуту отвлечься от наблюдения за каретой. — Что-то ты бледная, ты вообще ешь хоть что-нибудь? С таким воздухом да здоровой пищей ты должна уже быть круглой, как бочонок.

— Мое здоровье в порядке, благодарю вас. А ваше?

— Мое? — он повернулся, чтобы Эмерсону было удобнее снимать с него пальто. — О моем здоровье можно и не спрашивать, от болезни я ни за что не помру, скорее уж меня придется пристрелить. Знаешь, какое лучшее лекарство от любой болезни? — он наклонился к мисс Бригмор. — Не бойся заболеть, и не обращай внимания, если уже заболел, вот что я скажу... Как хорошо возвращаться сюда. — Гарри оглядел холл, потом повернулся к двери, в которую как раз входили Кэти, и с ней незнакомая молодая женщина.

Где же миссис Тэлбот, ведь не может быть, чтобы она сидела сзади? Миссис Тэлбот всегда располагалась впереди. И кто эта особа?

— Здравствуйте, Бриджи. — Подошедшая Кэти поцеловала мисс Бригмор в щеку.

Наставница собиралась поздороваться в ответ, но ее прервал Гарри Беншем.

— Эй, парень, — прокричал он появившемуся в холле Дэну. — Давай, представляй гостью, это твое дело.

— Здравствуйте, Бриджи. — Джон наклонился к ней, целуя в щеку, потом, притянув незнакомку за руку, сказал: — Позвольте вам представить мисс Дженни Пирсон. Мисс Бригмор, Дженни.

Молодая леди протянула руку, и мисс Бригмор пожала ее. Так вот в чем секрет: не в том, что мистер Беншем собирается жениться на этой Тэлбот, а в том, что Джон представляет свою будущую жену. Все надежды, угасшие за последнее время, но за которые мисс Бригмор продолжала упрямо цепляться, пошли сейчас на дно. Барбара в образе хозяйки поместья — этой мечте уже не суждено было сбыться.

Это несправедливо. Многие годы Джон демонстрировал явную привязанность к Барбаре, в то же время не обнаруживая интереса к какой-нибудь другой женщине... Но чем это можно доказать, если последние шесть месяцев он почти все время проводил в Манчестере? Имя Пирсон звучало знакомо. Да, да, конечно: она, кажется, дочь такого же владельца фабрики. Мисс Бригмор вспомнила, когда впервые услышала это имя — много лет назад, во время разговора о забастовке. Тогда она впервые увидела Вилли Брукса в библиотеке.

Но эта девушка — такая некрасивая, конечно, хорошо одета, и со вкусом, но очень некрасивая, и все же он выбрал ее, а не Барбару. А причину, как поняла мисс Бригмор, не надо далеко искать. Как и его отец, Джон «женится на фабрике» в данном случае на более крупной и богатой. С женщинами всегда связаны какие-то ценности...

— Как поживаете?

— Спасибо, хорошо, а вы? Я так много слышала о вас, мисс Бригмор, очень приятно, что мне удалось наконец с вами познакомиться.

Ну что ж, она образована, это уже что-то, и голос приятный, можно сказать, музыкальный, а теперь, когда улыбается, уже не выглядит такой некрасивой. Вполне возможно, что она добра.

— Пошли, пошли, чего мы здесь застряли? — кричал Гарри через весь холл, — Кэти, ты проводи Дженни в ее комнату. Кстати. — Обернувшись, он посмотрел на мисс Бригмор. — А где наш Дэн? И где Барбара, раз уж на то пошло?

— Они... они оба в детской...

— Что? В их-то возрасте? — закинув голову, он расхохотался. Потом, заметив выражение лица мисс Бригмор, помахал ей рукой и продолжал: — Ну ладно, ладно, неудачная шутка, но что они там делают?

Поколебавшись, мисс Бригмор ответила:

— Дэн делает набросок с Барбары, чтобы потом попытаться нарисовать ее портрет.

— Нарисовать ее портрет! Ну и ну! Да, как ты нашла верное слово — «попытаться», потому что если ему это удастся так же, как работа на фабрике, то... А! Незачем задерживаться. Зайди на минутку. — Он кивнул мисс Бригмор. — Я хочу переговорить с тобой, пока не поднялся к себе. А ты, Кэти, — обратился он к дочери, которая вместе с мисс Пирсон поднималась по лестнице, — когда стряхнешь с себя пыль, проводи Дженни в детскую и представь ее Барбаре. И покончим с этим. — Завершив тираду, Гарри повернулся и направился в библиотеку.

Мисс Бригмор через секунду последовала за ним. Проходя мимо Джона, она остановилась, и, глядя ему прямо в лицо, сказала:

— Знакомство хоть и короткое, но я одобряю твой выбор, Джон.

Его лицо вспыхнуло, и нельзя было точно сказать, от смущения или от гордости.

— Спасибо, Бриджи, спасибо, — тепло поблагодарил Джон.

Мисс Бригмор вошла в библиотеку, тихо притворила за собой дверь и направилась к другому концу комнаты, где, как обычно, спиной к камину стоял Гарри. Она подумала, что всю жизнь постоянно приходит сюда, к этому человеку, и, всякий раз невольно напрягается, словно ожидая удара, который он непременно нанесет ее чувствам. И сегодня внутренняя подготовка не оказалась бесполезной, поскольку первое, что он произнес, было:

— Я только что сказал Кэти, чтобы она сообщила новости Барбаре. Но твоя-то воспримет это спокойно, поскольку нацелилась на кого-то другого. Это ты ведь ошарашена, верно? Считала, что Джон имеет на Барбару виды? По правде говоря, ты вроде как и почву для этого подготовила.

— В самом деле, мистер Беншем! — с гневом воскликнула Бриджи. Ее лицо и вся фигура выражали негодование. — Вы меня оскорбляете. Вы...

— Ну, Бриджи, ты же меня знаешь — я что думаю, то и говорю. Будем честными. Давай, женщина, начистоту — ты надеялась сделать из них парочку. И знаешь, — я тоже. Вначале меня немного смущала ее глухота, но потом я подумал: она ему нравится, и он ее понимает, и жалеет, а недостаток более чем восполняется ее внешностью: она выглядит как аристократка до кончиков ногтей. Но за последний год я убедился, что с его стороны это была просто симпатия, не более того, Барбара вызывает к себе такое чувство, ты же знаешь, ей все симпатизируют. — Гарри молча смотрел на мисс Бригмор, и когда она не предприняла никакой попытки заговорить, шлепнул себя пониже пояса, при этом раздался такой звук, словно он шлепнул по крупу лошади. Потом извиняющимся тоном продолжил: — Заметь, я не говорю, что мне не понравилось, когда он выбрал Дженни, и по многим причинам, далеко не возвышенным. Она единственный ребенок и унаследует фабрику. С Джоном, как и со мной когда-то, помнишь, я тебе рассказывал, та же история, но с одной лишь разницей — он берет Дженни по любви, и это правильно. И знаешь ли, когда сын впервые заговорил со мной об этом, я подумал о тебе, о том, что ты будешь разочарована.

Бриджи закрыла глаза, а когда открыла, Гарри стоял напротив и пытался взять ее за локоть.

— Ну-ну, присядь. Что ты все стоишь.

В самом деле! К чему придерживаться правил? — Мисс Бригмор позволила, чтобы ее провели к кушетке и усадили, как послушного ребенка.

Гарри, ухмыляясь, стоял рядом, потом резко отвернулся и предложил:

— Давай выпьем, а то я совсем высох от жажды. — Он дернул за кисть шнура и через минуту, когда появился Брукс, приказал: — Принеси нам выпить, Брукс. В графине.

— Пожалуйста, ничего крепкого для меня. — Ее голос едва шелестел.

— Да-да, — согласился Гарри и распорядился: — Поставь на поднос вино, портвейн.

— Да, сэр.

— Как ты с ним сейчас справляешься? — Гарри мотнул головой в сторону дверей.

— Справляюсь с кем? — мисс Бригмор вздернула подбородок.

— С Бруксом, конечно, ты знаешь, о чем я, не разыгрывай дурочку. Тебе это никогда не удавалось. В общем, я тут думал о нем недавно. Он сдает, скоро я отправлю его на пенсию. И, кстати, скажу тебе еще кое-что. Это не станет для тебя шоком, потому что, насколько я понял, он тебя затравил в твоей же собственной берлоге.

— Затравил меня в моей... что вы имеете в виду?

— Я о Вилли. Ты ведь поняла, верно? Вот смотри... — Гарри подошел к кушетке, сел на противоположный от Бриджи край, и положил голову на спинку. — Не могу сказать, что я был так уж счастлив, услышав его предложение, но не потому, что имею что-нибудь против него, он славный парень, наш Вилли, но в то же время для Кэти мне бы хотелось чего-нибудь более шикарного. Я считал, что она этого достойна, и уверен: что у них бы все вышло с этим Ферье, если бы не смерть Матильды. Но произошло такое, и наша Кэти изменилась. Она пыталась мне объяснить, но я не из тех, кто разбирается во всех этих переплетениях чувств. Она теперь говорит, что хотела бы прожить жизнь, как мать, делать то, к чему та в глубине души стремилась — помогать людям, облегчать их быт, работу. Ну ладно, это все хорошо, и достойно уважения, но я привел и свои доводы, рассказал, что происходит в городе. Я напомнил Кэти, что последние несколько лет у нас существует «Образовательная программа», и многие наши молодые девчонки умеют читать. Сказал ей, что в Манчестере книжных магазинов — пруд пруди. Но как у всех реформаторов, у Кэти одна идея — будто люди сидят в грязи и только ждут, когда она придет и отмоет их, в смысле образования. Знаешь, они с Дэнни — та еще парочка, с одной лишь разницей, что она везде лезет и все старается переделать, а он поворачивается и убегает. Думают они одинаково, чувствуют тоже, и все же именно она, женщина, — действует. Вот это мне трудно переварить, понимаешь... — Гарри наклонился к ней и погрозил пальцем. — Не одна ты беспокоишься, я тоже хлебнул за эти последние месяцы. Во всяком случае, я решил, что у Вилли намерения более благородные, чем у некоторых джентльменов, поскольку он объявил, что не станет говорить Кэти ничего до тех пор, пока не пройдет год после смерти Матильды. К этому времени он также надеется занять более высокое положение. — Гарри рассмеялся глухим рокочущим смехом, идущим откуда-то из живота. — Так он мне и сказал. Да, знаешь, Вилли очень похож на меня в молодости, все, что он говорит, и что делает — ну вылитый я. Поэтому он мне и нравится. Тебе это понятно? — мягко спросил Гарри.

— Да, да, это понятно, — ответила Бриджи.

— Все эти заботы заставили меня позабыть о своих печалях, — произнес он, глядя на огонь камина. — Странно, но иногда я не видел Матильду по две-три недели, однако знал, что она здесь, и ждет меня, и как только я появлюсь у дверей, она скажет: «А, явился, дружок. Ну, как дела?». И тогда я пойму, что теперь нахожусь дома, потому что только женщина делает дом домом, а не мебель и прочая утварь. — Гарри скользнул взглядом от одного края камина к другому и продолжил: — Кажется, я говорил тебе, что здесь мне нравится больше, чем в моем доме в Манчестере, да, намного больше, но все же там теперь стало уютнее, когда появились Кэти, Дэн, Джон. Да еще и Флорри. Ха! — он дернул подбородком. — Флорри... Она всегда там, и ее так много, что даже когда ее нет, я чувствую ее присутствие. Ты понимаешь, о чем я? — он повернул голову, и посмотрел на мисс Бригмор.

— Да, я понимаю, о чем вы, — скованно промолвила она.

Гарри снова наклонился к ней и шутливым тоном поинтересовался:

— Вот еще одна особа, к которой ты не пылаешь любовью, верно?

— Пожалуй, так можно сказать; я не нахожу ее компанию подходящей.

— Ага! — Гарри покачал головой и снова громко рассмеялся. — Вот что называется выражаться прилично. Так мило сказано, но ты же всегда произносишь только приличные и достойные вещи, в этом заключается твоя работа, верно? А, вот и выпивка. — После того, как Брукс поставил поднос на столик, Гарри налил бокал портвейна даме, а себе большую порцию виски. Он передал ей вино и поднялся, держа в руке свой стакан. — За лучшее взаимопонимание, идет?

Мисс Бригмор ничего не ответила, но слегка наклонила голову.

Беншем снова сел, а его следующие слова едва не заставили ее подскочить с кушетки.

— Знаешь, Бриджи, трудно, даже невозможно поверить, что ты была почти что замужем — пребывать в положении любовницы более десяти лет — это то же самое... О Господи! Не захлебнись! — он взял из ее руки бокал. — Я не сказал ничего неуместного. Просто имел в виду, то есть я не собирался тебя оскорблять, хотел лишь сказать... Фу ты! — Последнее восклицание относилось к тому, что дверь отворилась и вошел Джон.

Мисс Бригмор поднялась с кушетки. Не глядя на Гарри, она пошла к выходу, закрывая рукой рот и пытаясь удержаться от кашля. Когда она проходила мимо Джона, тот недоуменно взглянул на отца.

— Это вино, попало не в то горло, — пояснил Гарри. — Ну, я пойду переоденусь. — Однако не сдвинулся с места и проговорил: — Многое можно рассказать о таких, как Флорри Тэлбот. Попомни мои слова, парень.

Эти слова заставили Джона удивиться еще больше, а мисс Бригмор — вздернуть подбородок и раскашляться.

Поднявшись на «детский» этаж, Бриджи, не останавливаясь, направилась в свою комнату. Она даже не взглянула в сторону классной комнаты, откуда доносились не приличествующие леди взрывы смеха. Она услышала и смех Барбары, но это напомнило ей замечание Гарри, что на девушку новости Джона никак не подействуют. Зайдя в свою комнату, мисс Бригмор облокотилась на дверь и обхватила ладонями горло. Он посмел сказать ей такое. Невозможно поверить... Почти замужем, любовница! Она никогда не была любовницей Томаса, она была его женой, настоящей женой. Законы! Что знают эти законы о человеческих взаимоотношениях? Опершись о дверь, женщина закрыла лицо локтем и заплакала, как не плакала уже давно.

Внезапно дверь распахнулась, и мисс Бригмор отшатнулась. Почти ослепшими от слез глазами она разглядела взволнованное лицо Барбары.

— Что... что случилось, Бриджи? — Барбара обняла ее, и, отведя к креслу, усадила, а сама опустилась на колени. — Бриджи, Бриджи, что случилось? — потом села на корточки, и быстро заговорила на пальцах: — Ой, Бриджи, не принимай это так близко к сердцу, Джон не был создан для меня, а я — для Джона. Ты должна была давно понять это, Бриджи, дорогая. — Барбара встала, взяла в ладони мокрое лицо мисс Бригмор и, умоляюще глядя в глаза женщине, которая всю жизнь была ей матерью, проговорила: — В этом нет смысла, Бриджи, для меня существует только один человек навсегда и это Майкл. Никто другой мне не нужен. Я закончу свои дни, как и ты, старой де... — ее пальцы замерли, и она смущенно промолвила: — Извини, я не это имела в виду, ты... ты не можешь быть старой девой. И если я проживу так, как ты, то сочту это за честь. Но знаю, мне никогда не стать такой, как ты, я слишком эгоистична, слишком своевольна. И еще знаю, что буду совсем другой, как только... как только выйду за Майкла. Он сделает меня другой, хорошей. Не думаю, что ты поймешь, как... как он мне нужен, но я... действительно очень сильно в нем нуждаюсь. Ты не знаешь, что я чувствую... потому что не переживала...

— Замолчи! Замолчи!

— Но, Бриджи.

— Замолчи, девочка! Не говори больше ничего.

Это было уж чересчур. За последние несколько дней ей говорили, что она слишком стара, чтобы испытывать какие-то чувства. Несколько минут назад ей напомнили, что в народе таких, как она, называют шлюхами. А теперь еще Барбара пытается объяснить ей: раз ее наставница никогда не была замужем, значит, не может понять, что такое зов плоти. Но и после всего этого она оставалась мисс Бригмор.

— Оставь меня пока, — сказала она, — я умоюсь и переоденусь. Увидимся внизу скоро.

— Не сердись на меня, Бриджи.

— Я не сержусь, дорогая.

— Но ты очень разочарована.

— Разочарована, да, но не очень. — Она не стала добавлять, что не эта причина ее расстройства.

— Она... она вполне приятная девушка и думаю, очень подходит Джону.

— Да... да, конечно, ты говоришь все правильно.

— Ты же знаешь, что я не стала бы тебя обижать нарочно, правда, Бриджи?

— Да, да, дорогая, знаю.

В эту минуту Барбара была вполне искренна, потому что прежнее чувство любви заполнило ее, стоило ей увидеть горько плачущую Бриджи. Она никогда бы не подумала, что старушка так расклеится, и все из-за того, что Джон не выбрал ее подопечную. Сама Барбара вздохнула с облегчением, узнав, что препятствие в виде Джона исчезло с дороги. Конечно, он не был таким уж большим препятствием. Она всегда знала — Джон уделяет ей внимание от доброты душевной, и ему нетрудно быть с ней любезным, поскольку она красивая.

Барбара была рада, что знает о своей красоте — все-таки это небольшая компенсация за ту гору молчания, что выросла в ее душе. Она кричала, вопила, ненавидя эту гору, а гора отвечала ей жужжанием в ушах, или стучала, словно молотком, изнутри черепа.

* * *

Выходные прошли чудесно, по крайней мере, для некоторых членов семьи. Как Джон объяснил мисс Бригмор, они с Дженни не могут формально обручиться, пока не прошел год со дня смерти матери, и Дженни это прекрасно понимает. Но когда свадьба состоится, ее отец настаивает на пышном празднестве. Джон еще добавил, что, наверное, они поженятся через год, значит, через восемнадцать месяцев. А что она об этом думает? Мисс Бригмор сочла, что это отвечает всем правилам приличия.

С Кэти они больше не общались наедине, поскольку девушка, казалось, избегала оставаться с мисс Бригмор вдвоем. И мистер Беншем не предпринимал никаких попыток возобновить разговор, так милосердно прерванный Джоном. Перед отъездом Гарри принялся ворчливо жаловаться на то, что им предстоит долгое и утомительное путешествие.

— У нас у всех башка не в порядке, — произнес он в своей неподражаемой манере, — ехать в такую даль, чтобы день погостить. Я избавлюсь от этого дома, вот что я сделаю, избавлюсь, и всё.

Когда он произносил это, рядом находились только Дэн и мисс Бригмор, а потом она услышала, как Гарри отвечал на какое-то замечание о будущем:

— Ну, я ведь тебя предупреждал, верно? Во всяком случае, Флорри никогда не будет чувствовать себя здесь, как дома, ей удобнее в сорок седьмом.

Все члены семьи за выходные не раз упоминали сорок седьмой, словно называли номер родного дома, и выросли они не здесь, а там.

Нет, для мисс Бригмор совсем не будет неожиданностью, когда он скажет, что собрался продать поместье. Пусть бы он принял решение уже завтра, потому что она устала от всего этого, устала от всех них. За два дня они вытянули из нее все соки, и ей осталось лишь удалиться в коттедж и усыхать там от старости. Мэри, в конце концов, оказалась права.

Глава 4

Сара Уэйт накрыла деревянную тарелку со свежесбитым маслом муслиновой салфеткой и понесла ее из молочной на кухню. Когда она вошла, Констанция повернулась от длинной узкой полки, опоясывающей стену напротив очага, и проговорила:

— Мы просто должны избавиться хоть от чего-то, не то нам будет плохо. Дэйзи только что унесла домой, сколько смогла поднять, а я сказала, что знаю кое-кого, кто не станет возражать против свиной ножки или остатков пирога с телятиной.

— Лили и Билл.

— Заметь, это ты их назвала, — улыбнулась Констанция, поглядев через плечо. — Готовка никогда не была одной из ее сильных сторон, верно?

— Нет, не была, хотя ма ей часто показывала, что к чему. Но как она сказала Лили в самое утро перед свадьбой: «Ты теперь сама себе хозяйка, и могу с тобой поделиться секретом — единственное, чего не любят мужчины, так это жареную воду».

Обе рассмеялись, и Констанция принесла из кладовой огромный кусок ветчины и половину большого пирога с телятиной, последнего из той дюжины, что украшала свадебный стол Лили Уэйт в предыдущую субботу. Потом она заметила:

— Я положу еще один из рисовых батонов, — сказала Констанция. — Скажешь Лили, что она может похвастаться, будто испекла его сама.

Они снова прыснули со смеху. Сара села на деревянный стул, оперлась локтями на край стола и мечтательно проговорила:

— Какая чудесная была свадьба, правда? Знаете, мэм, я все еще танцую.

Ни она, ни Констанция не смогли бы точно сказать, означало ли ее «Мэм» сокращение от «мадам», или было почти как «мам». Конечно, Сара называла «папой» и «мамой» Гарри и Дэйзи Уэйтов (на самом деле приходящимися ей дядей и тетей), так что если бы Констанцию спросили, она бы пояснила: дескать, это обычное обращение служанки к своей госпоже. И все же их отношения скорее напоминали родственные — матери с дочерью.

— Удивительно, как ты еще стоишь на ногах — ведь ты не пропустила ни одного танца, — с улыбкой заметила Констанция.

— Да, ни одного. — Круглое лицо Сары озарилось при воспоминании, глаза заблестели, а губы приоткрылись, и она восторженно произнесла: — Я могла бы танцевать и танцевать. Представьте, как было бы здорово не останавливаться часов до пяти утра и совсем не ложиться спать, пока не рассветет. Чудесная была свадьба. Как сказал папа, Лили уж очень долго ждала, чтобы окрутить Билла, но даже папа, пожалуй, решил, что дело того стоило, раз вы им устроили такой праздник. Папа говорил, что даже на ярмарке в Хексеме обсуждали свадьбу; он встретил там мистера Рэнделла, а тот спрашивает: «Я слышал, что вы в Вулфбере праздновали, плясали так, что земля ходуном ходила вместе с невестой и женихом до самого рассвета?». Забавно, как люди все преувеличивают, мы ведь отправили их домой в повозке еще до двенадцати, правда?

— Да, задолго до двенадцати. Но такие уж люди, обожают посудачить, особенно на ярмарках.

— А вы любили танцевать, когда были молодой, мэм?

Должно быть, Саре в ее семнадцать она кажется старой. А что касается танцев, таких возможностей было немного. Впервые она по-настоящему танцевала на этой самой ферме, в амбаре, на празднике урожая, когда Боб Армстронг кружил ее на неровном полу и смеялся, а его красноречивые взгляды говорили, как она желанна. Констанция уже была тогда молодой вдовой, опьяненной свободой. Если бы не вдовство, то незамедлительно вышла бы за него замуж. Да, да, вышла бы тотчас же. И другой мужчина, с которым она танцевала, встречал ее взгляд и говорил о том, что она все еще желанна. Его объятия не были такими крепкими, как у Боба, он обращался с ней, как джентльмен, и это нравилось Констанции еще больше. К тому времени, устав от одиночества и свободы, она страстно желала принадлежать кому-то, но было уже слишком поздно. Ей следовало бы знать, что мужчины средних лет хватаются за уходящую юность, чтобы возродить былую мужскую силу. И что женщины ее возраста считаются уже старыми и должны быть готовы к тому, что их отвергнут. И все же в этом случае был отвергнут партнер по танцам. Иначе зачем бы ему тогда снова покидать страну?

Констанция знала, что никогда больше не увидит Пэта Ферье, и знала также, что горечь, которой он наполнил ее сердце, останется с ней до самой смерти.

В прошлую субботу она опять танцевала, но в основном с Майклом (когда тот не отплясывал с Сарой). Но даже это не доставляло Констанции удовольствия; за улыбкой она пыталась скрыть сердечную боль. А веселье все продолжалось, и, наблюдая за бесчисленными кадрилями, польками и танцами в деревянных башмаках, Констанция думала, каким будет следующий праздник. Может, свадьба Майкла? А кто же станет невестой? Но женщина не могла ни представить ее лица, ни назвать имени.

Боязнь, что это окажется Барбара, поутихла в последний год. Майкл стал реже видеться с девушкой, и хотя всегда был рад, когда она приезжала, его визиты в коттедж сделались короче, а перерывы между ними — длиннее. Иногда Констанции казалось, что сын более чем привязан к Саре, но опять-таки, они ведь выросли рядом, как брат и сестра, и Майкл относился к ней почти как к Барбаре.

Констанция не исключала также, что сын мог заинтересоваться кем-либо в Хексеме, — ведь навестил же он Маккалленов дважды за последнее время. Мистер Маккаллен был учителем английского в школе Майкла, и сына впервые пригласили в дом на обед, когда он еще учился. У учителя было три дочери и сын — ровесник Майкла. Но Констанция не думала, что Майкл ходит туда, чтобы повидать Джеймса, потому что недавно он получил письмо из Хексема. Передавая сыну письмо, она улыбнулась и хотела пошутить насчет запаха духов, исходящего от конверта, то озадаченное выражение его лица заставило Констанцию удержаться от фамильярности.

Потом была еще мисс Энн Ханнетсон. Однако тут уж совсем трудно было представить, чтобы Майкл увлекся столь ученой особой. Даже в самом обычном разговоре она стремилась подавить собеседника своей эрудицией, необходимой, по ее мнению, чтобы держать книжный магазин. Сама Констанция, приезжая в Хексем, часто наведывалась в магазин мисс Ханнетсон, и Майкл тоже выражал желание пойти с матерью. Но все равно эту особу можно было не принимать в расчет, потому что даже в свои двадцать с небольшим она уже слишком походила на Бриджи.

Констанция не могла выяснить, что же думает сам Майкл, поскольку за последний год он стал, как бы это назвать? Скрытным? По крайней мере, не таким откровенным. Он больше не делился своими мыслями и не обсуждал с ней Барбару. Раньше, после посещений Барбары, сын мог сказать: «Сегодня Мадам не в духе», или: «На этот раз Мадам хорошо себя вела». А теперь сразу же отправлялся на прогулку, лишь бы подальше от дома и от нее.

Между ними выросла стена, и Констанция не знала, как пробиться к сыну. Она не понимала, что было причиной отчуждения, кроме того, что ее сын в двадцать лет стал мужчиной.

— Пока я здесь, может, отнести горячего чаю Майклу и дяде Джиму, — предложила Сара. — А то там наверху морозно.

— Нет, не стоит беспокоиться, они скоро вернутся. С овцами не произошло ничего страшного, так что им не придется нести их вниз.

— Что же тогда случилось с овцами?

— А, одна из них запуталась ногой в проволоке, а у второй загноилась ранка: эти овцы ничего не соображают. Нет, не совсем, конечно. У них достаточно ума, чтобы не замерзнуть в такую погоду, которая нас всех превратила бы в лед.

— Да, папа говорит, что они спасаются тем, что ложатся спать все вместе. — Сара весело рассмеялась. — Я помню, как в прошлом году шесть штук нашли под снегом, — голова к голове, и хвост к хвосту, словно их действительно положили в кровать, это те ягнятки, которых мы вырастили в конюшне. Вот бедняжки! — она печально склонила голову набок. — Непонятно, что с ними случилось, почему они свалились в овраг. Я потом думала о них несколько дней, и особенно по ночам, когда были сильные морозы, потому что в такое время овцы как раз и не жалеют своих детенышей, выпихивают их. Странно, правда?

— Тебе не стоит расстраиваться из-за овец или других каких-нибудь животных на ферме. — Констанция уже давно совершенно спокойно относилась ко всем этим вещам. Вначале ей было трудно побороть сентиментальность, но она справилась, как справлялась и с другими слабыми сторонами своей натуры. — Ну, вот и все остатки, складывай их в корзину, — распорядилась женщина. — Но вначале пойди надень накидку, сама говоришь, что там холодно.

Через несколько минут Сара вышла со двора, неся корзину со съестным. На ней была зеленая суконная накидка с капюшоном, которую она сама сшила прошлой зимой, а ткань ей подарила на Рождество Констанция. Девушка шла, размахивая корзиной и иногда подпрыгивая, как ребенок.

Пройдя какое-то расстояние от фермы по дороге, Сара поднялась по откосу, пересекла небольшую рощицу и направилась по тропинке, пролегающей по гребню холма. Налево от нее был крутой обрыв футов в двадцать глубиной, а под ним — полоска земли, нечто вроде поляны, образующей узкий проход между холмами.

Этот обрыв и площадка под ним были известны как Мусорная Яма: землю здесь покрывал слой щебня и там, и сям торчали большие валуны. И еще когда-то это место было выбрано для свалки старого и ненужного фермерского инструмента.

Тропинка вела к коттеджу, занятому сейчас Лили и Билли Твиггами, и заканчивалась у грубо сколоченной калитки в заборе, сложенном из камня.

Сара перелезла через забор (никто никогда не открывал калитку, даже мужчины), и пошла по полю, которое расстилалось по склону холма. Она поднималась все выше, и когда добралась до его верхушки, остановилась на минуту и посмотрела по сторонам. С высокого неба лился ясный белый свет. Ей казалось, что она видит всю землю — от края до края. Затем какое-то движение привлекло ее внимание, и она перевела взгляд вниз, на дорогу. Там девушка заметила маленькую фигурку ее отца, который вел двух лошадей, Честера и Нелли. Даже с такого расстояния Сара видела, что все они шагают в ногу, и разглядела, как колышутся лошадиные гривы.

О, это был прекрасный день, морозный, ясный, Саре хотелось бежать, лететь. Она часто думала, а что ощущают птицы в полете? Внезапно девушка спрыгнула с верхушки холма и по крутому склону понеслась вниз. Оказавшись у подножья, она все продолжала бежать, словно ручеек, не сворачивая, пока не достигла забора. Она остановилась, чтобы отдышаться, и посмотрела в корзинку: салфетка сползла, с пирога слетела корка. Ох! Что это с ней произошло? Она ведь могла растерять все по дороге. Сара опустила корзинку на землю, и, поставив локти поверх забора, уставилась вдаль, туда, где из трубы коттеджа Лили клубился дым. Девушка ощущала такую легкость, такое счастье в душе, ей казалось, что она все еще танцует, танцует, не останавливаясь, с самого воскресного утра. Почему она испытывает такие чувства? Ответ заставил ее опустить голову и опереться лбом о руки. Так она стояла несколько минут, потом, выпрямившись, подхватила корзинку и пошла вдоль забора. Затем выбралась на узкую тропинку и направилась к коттеджу Лили.

Джим Уэйт и Майкл стояли в это время на дальнем склоне.

— Ты видел? — спросил Джим. — Это наша Сара спускалась с холма. Что это она, пыталась взлететь? Так недолго и шею сломать.

— Ей это не грозит. — Майкл мотнул головой в сторону Сары. — Она ступает так же уверенно, как горная козочка.

— Да уж, после такого трюка и я в это поверю. Она легко сбежала с Головного холма. Там всегда надо быть осторожным, а уж теперь, когда на его северном склоне все еще лежит иней, особенно.

— Но она же добралась до подножья благополучно. Вон идет к Лили.

Они еще минуту постояли, наблюдая за фигуркой вдалеке.

— Ну что ж, — произнес, наконец, Джим, — думаю, мы все сделали. Возвращаемся домой?

— Да, Джим, но я, пожалуй, пойду верхней дорогой, чтобы убедиться, что их там нет. Если они переберутся через гарь, то могут дойти до свинцового рудника, как уже бывало раньше.

— Ага, но не думаю, чтобы они туда забрели. Хотя как знать, с этими овцами лучше лишний раз проверить. Ну, я пойду нижней дорогой, пока.

Майкл не сразу покинул склон. Он подумал, что, может, ему удастся еще раз увидеть Сару, когда она будет обходить коттедж с другой стороны. Теперь она занимала его мысли. Только вчера вечером Майкл спрашивал себя, как он относится к ней на самом деле. Ему всегда нравилось общество девушки, он скучал, когда ее не оказывалось рядом. Ему было с ней легко и спокойно, ее лицо всегда сияло, а смех звучал весело. Только ли братские чувства питал он к ней? А к Барбаре? Боже! Он и сам не знал... Нет, в его возрасте он должен это знать. В отличие от Сары, Барбара производила на него прямо противоположное впечатление. С Сарой он ни о чем не волновался, может быть, потому что девушка думала только о ферме и кухне. С Барбарой же сама жизнь превращалась в одну большую проблему.

Он пытался завести другие знакомства. Была еще Беатрис Маккаллен; Беатрис хорошенькая и интересная собеседница, но он ничего к ней не испытывает. Надо перестать с ней встречаться, потому что это нечестно по отношению к Беатрис. А еще мисс Ханнетсон. Да, мисс Ханнетсон производила на Майкла впечатление, ему нравилось с ней беседовать. Она расширила его кругозор, советовала, что читать. Благодаря мисс Ханнетсон он смог упорядочить свои мысли и переоценить многие ценности. Однажды она порекомендовала ему одно из эссе Аддисона. Оно произвело на Майкла такое впечатление, что он переписал для себя отрывок и так много раз перечитывал его, что знал почти наизусть. Как стихи, звучали в его душе слова:

Когда я вижу могилы великих,

Чувство зависти исчезает без следа;

Когда я читаю эпитафии прекрасным,

Бурные эмоции покидают душу;

Когда я встречаюсь с горем родителей над могильной плитой,

Мое сердце переполняется состраданием;

А когда я вижу родительские могилы, то думаю, как тщетно горевать

По тем, за кем мы следовать должны;

Когда я вижу королей, лежащих бок о бок

С теми, кто их свергал,

Или ученых мужей, противников в науке,

покоящихся ныне рядом,

Или святых, что разделяли мир

В своих завоеваньях или спорах, —

С печальным удивленьем сознаю,

Как мелки все раздоры, споры, битвы,

Что человечество ведет.

Читая даты на могильных камнях,

У тех, что умерли вчера,

Или шестьсот и больше лет назад,

Я думаю, какой великий день нас ждет,

Когда мы станем современниками все,

И вместе явимся пред Богом.

Чем больше Майкл повторял эти слова, тем чаще осознавал, что именно в них заключается главная правда, в них было объяснение всему, всем его спутанным мыслям и исканиям, особенно в последний год.

Он был фермером и навсегда им останется. Но не желал быть тупым фермером и намеревался собирать знания так же, как собирал урожай. Иногда Майкл думал, что было ошибкой со стороны матери послать его учиться в Манчестер. Лучше, если бы он вместе с Джимом и другими мальчиками с окружающих ферм посещал местную школу, где обучение не пробудило бы в нем глубинных мыслей и ощущения, что есть другая жизнь, и главной заботой в жизни осталось бы для него фермерское хозяйство.

А разве сейчас не так? Разве его главная забота не о ферме, не о людях, живущих здесь? Майкл резко повернулся и направился к каменному забору, окружавшему поле. При этом он думал: к чему волноваться, ведь, как сказал Аддисон, однажды мы все станем современниками. И тут же возразил сам себе: это все хорошо, но до такого дня надо продолжать жить, что возвращало его снова: к Барбаре, к Саре, и... к матери.

Майкл быстро спускался по склону холма, ноги его скользили, и он едва удерживался от падения. Дойдя до подножья холма, юноша пошел вдоль забора, пока не достиг калитки. Взглянув поверх, он увидел выходящую из коттеджа Сару и остановился, поджидая ее.

Она прошла немного вниз по распаханному склону, прежде чем заметила Майкла. И сразу же побежала навстречу, а он рассмеялся, когда она, очутившись рядом, сделала вид, будто пытается открыть калитку. Сара даже не запыхалась от бега. Правда, ее лицо в форме сердечка порозовело, зеленый капюшон свалился с головы, а каштановые волосы спутались, словно их растрепал ветер или чья-то рука.

— Ты сломаешь себе шею, — смеясь, проговорил Майкл. — Ты что, не можешь ходить спокойно?

— Нет.

— Полагаю, вам не приходило в голову, мисс Уэйт, — произнес он отеческим тоном, — что юные леди на семнадцатом году жизни не бегают, поскольку ведут себя благопристойно, по крайней мере, должны так себя вести.

— Да, сэр.

— Ты не хочешь быть юной леди?

— Нет, сэр, — подыгрывая ему, Сара притворялась маленькой девочкой.

— Почему?

— Потому что... потому что я не создана для этого.

— Обезьяна! Давай, перелезай.

Она взобралась по перекладинам, а он подхватил ее под мышки, и собирался уже снять, как остановился и снова поставил на перекладину, а потом, глядя в лицо, сказал:

— А теперь серьезно. Если бы ты потеряла равновесие на «Голове», ты бы сломала себе шею, я не смеюсь.

— Нет, мис... тер... Майкл.

Он тряхнул ее, и она засмеялась, склонившись к нему. Майкл начал медленно опускать ее на землю, но потом удержал на секунду в руках, словно измеряя вес девушки.

— Ох! Ты скоро превратишься в толстую старуху. В тебе, должно быть, не меньше двенадцати стоунов.

— Тринадцать.

Лицо Майкла было совсем рядом с ее лицом, но неуклонно приближалось, как вдруг раздался крик:

— Мистер Майкл! Мистер Майкл! Подойдите на минуту!

Майкл обернулся и увидел на поле Джима Уэйта, который тыкал пальцем в землю.

— Что там?

— Идите посмотрите, совсем плохо.

— О Господи! — Майкл поглядел на Сару, потом слегка подтолкнул ее по направлению к тропинке. — Иди домой. Не знаю, что он там нашел, но не хочу, чтобы тебя стошнило. Ты же знаешь, какая ты.

— Я не буду, не буду...

— Иди, иди. — Майкл сделал вид, будто хочет погнаться за ней.

Сара со смехом побежала от него. Она все еще продолжала смеяться, когда, оказавшись у Мусорной Ямы, увидела фигуру, приближающуюся к ней со стороны рощицы...

Мисс Бригмор и Барбара находились на ферме уже минут двадцать. Барбара достаточно долго проявляла терпение, даже выпила чашку чаю в гостиной, прежде чем поинтересовалась, где Майкл. Констанция объяснила, что он на холмах, отправился посмотреть больных овец.

— Ну, я тогда пойду прогуляюсь в том направлении, — сказала Барбара. — Мы не можем здесь долго задерживаться — Бриджи хочет вернуться, пока не стемнело.

Тот факт, что девушка сообщила, будто их визит будет коротким, удержал Констанцию от возражений.

Как и Сара до этого, Барбара пошла коротким путем через рощу, и, выходя из-за деревьев, увидела две фигуры у калитки. Сара сидела на верхней перекладине, а Майкл обхватил ее руками. Она видела, что они разговаривают, сблизив лица. Она видела, как он начал опускать ее на землю, и как потом они замерли, глядя друг на друга. И хотя Барбара не могла слышать голоса, она поняла — что-то нарушило их любовный транс...

При виде этих двоих в душе Барбары пробудилось невыносимое чувство: пламя ревности и ненависти пожирало ее; то, что копилось годами, белым жаром заполнило мозг. Она испытывала единственное желание — рвать, раздирать, вколачивать каблуки в лицо приближающейся девушки. Ее охватили такие сильные эмоции, что лицо Сары расплывалось перед глазами. Потом из горла вырвались слова. Она понимала, что кричит, но не знала, как громко и ужасно звучал ее голос:

— Ты! Ты! Ты хочешь украсть его, грязная, мерзкая тварь!

— Нет, нет... — Прочитала Барбара по дрожащим от страха губам Сары.

— Да! Да! — она приближалась, а Сара отступала. — Ты низкая, гадкая тварь! — С этими словами ее скрюченные пальцы, словно когти, потянулись к горлу Сары, но та в последний момент отшатнулась. Тогда Барбара ухватила ее за накидку и принялась трясти из стороны в сторону, и девушка в ужасе закричала:

— Майкл! Майкл! — Ее вопль закончился долгим «О-о-о-о», когда эти жуткие руки отшвырнули ее прочь и Сара почувствовала, что падает назад.

Словно зверь, у которого отняли добычу, Барбара стояла на гребне холма и смотрела, как фигурка в зеленом скатывается по склону до самого дна. Она не слышала душераздирающий крик Сары, когда ее тело упало среди ржавых металлических обломков. Она не видела двух мужчин, бегущих к ней. До тех пор, пока те не остановились рядом и не поглядели вниз, она не подозревала об их присутствии. Взгляд, которым они наградили Барбару, стер кровавую пелену с ее глаз, и она отшатнулась, а мужчины спрыгнули вниз и исчезли из вида.

Пот катился по ее лицу, и она вся была мокрая. Барбара спустилась в рощу, оперлась о ствол дерева и принялась ждать. Казалось, прошла целая вечность (а минуло лишь пять минут), пока они, с трудом взбираясь, не появились на гребне, неся бесчувственное тело.

Они не знали о присутствии Барбары. А она не отошла от дерева, только повернула голову, провожая их взглядом. Мужчины двигались боком, переплетя руки. Голова Сары безжизненно свисала между их плечами, а ноги болтались над соединенными руками. Край ее зеленой накидки, волочившийся по земле, был покрыт темно-коричневыми потеками, а белый передник стал ярко-алым.

Барбара жалобно застонала, словно ребенок, зовущий мать.

— Бриджи. Ох, Бриджи! — повторяла она снова и снова.

Что же она наделала? Неужели убила Сару? Что ж, если так, то ей не жаль... Нет, жаль, жаль. Но он почти поцеловал ее, она сама вынуждала его, подставляя лицо. Пусть она умрет. Нет! Нет! Не надо. Боже мой! Господи! Что с ней произошло? Бриджи. Ох, Бриджи!..

Барбара оторвалась от дерева и принялась ходить по рощице, снова и снова описывая круги, как будто пыталась найти дорогу в темном лесу.

Почему Бриджи не приходит? Почему? Она хотела почувствовать ее обнимающие руки, увидеть, как она говорит, что все понимает; она хотела, чтобы хоть кто-нибудь понял. Девушка доковыляла до края рощицы рядом с дорогой, и там на утоптанной тропе, идущей с фермы, увидела Джима Уэйта, понукавшего лошадь.

Он почти проехал мимо, когда какое-то движение Барбары заставило его повернуть голову, и резко натянуть поводья. Джим слез с седла и стал подниматься по склону, не сводя с Барбары глаз.

Когда он медленно подошел, его лицо странным образом выражало то же чувство, которое она испытывала несколько минут назад: ярость и безумие. Этот человек не имел ничего общего с тем Джимом Уэйтом, которого она знала с детства и никогда не любила.

— Ты... убийца... ты... сука! — Его большой рот с медленно двигающимися губами напоминал пещеру. — Я... сам... хочу... убить... тебя!

Большая рука метнулась перед ее глазами, и когда он нанес удар, в голове у Барбары словно раздался взрыв. Она упала под дерево, и все звуки мира вдруг пронзили ее. Девушка услышала голос — то, чего не слышала уже много лет, но это был ужасный рев, словно глас какого-то грозного бога. Она слышала, как птицы издавали какие-то скрипучие звуки, как стонали ветви деревьев, а воздух будто дышал сам по себе. Та гора вечного молчания, что выросла внутри нее, заполнялась невыразимым адским шумом. Барбаре хотелось бежать от него прочь, укрыться снова в тишине, спрятаться от того, о чем она так долго мечтала, и что сейчас причиняло ей почти физическую боль.

Она прижалась к дереву, откинув голову, и не сводя взгляда с губ Джима Уэйта. Слова, которые он произносил, воздействовали на нее с двойной силой, потому что она слышала и «видела» их одновременно.

— Ты жестокая гадина, и всегда такой была, как все из вашего выводка. На тебе тоже есть отметина Молленов. Богом клянусь, есть! У мужчин она белая и широкая, ее всем видно, а у тебя темная и спрятанная. Ты щепка, отлетевшая от старой колоды, вот ты кто. Одна из ублюдков старого Томаса Моллена, и по-моему худшая из всех. Ты родилась от насилия. Слышишь меня? Ты родилась от насилия! — Его рот открывался так широко, что, казалось, на лице, кроме рта, ничего больше не было. — Говорят, ты об этом ничего не знаешь, ну что ж, я тебе говорю. Слышишь? Ты родилась от насилия. Он изнасиловал твою мать, которую растил, как свою дочь. Мерзкий, грязный, жирный старый ублюдок. А та, которая тебя вырастила, не лучше шлюхи, потому что была его любовницей много лет, и воровала в поместье, чтобы содержать его, да, да, серебро, драгоценности, и другое. Ее надо было посадить. Да, уж ты из «хорошей» семьи, и мы-то об этом знаем. Твой дядя... Нет, он не был тебе дядей, он был твой брат, тот, который сбежал, после того, как чуть не убил одного из судебных приставов — они прибыли в «Высокие Берега», когда старый Моллен разорился. Он еще пытался разделаться с моим отцом. А теперь ты, как наследница, напала на нашу Сару. — Джим снова поднял руку и ударил Барбару.

Ее голова дернулась, стукнувшись о ствол дерева, и на секунду она перестала видеть. Шум ветра, треск веток и крики птиц по-прежнему не утихали.

— Ты поняла это, гадина? — кричал Джим. — Поняла? А теперь слушай дальше. Если она умрет, я приду и убью тебя. Обещаю. Я приду и этими самыми руками убью тебя. — Схватив Барбару за плечи, он тряс ее изо всех сил, а когда отпустил, она медленно сползла на землю.

Ее глаза были широко раскрыты, челюсть отвисла, лицо покрылось мертвенной бледностью, кроме пылающих щек. Она видела, как Джим пошел к откосу, на какое-то время исчез из вида, и снова появился рядом с лошадью. Когда он уже собирался вскочить в седло, послышался мужской голос.

— Эй, Джим. Подожди! Подожди минуту.

Барбара никогда раньше не слышала этого голоса, но поняла, что он принадлежит Майклу. Не моргая, она смотрела перед собой, пока не увидела, как он появился. Майкл о чем-то быстро заговорил с Джимом, и через секунду они оба посмотрели в ее направлении. Потом Джим сел верхом и ускакал галопом. Барбара услышала глухой стук копыт.

Когда Майкл так же исчез из поля зрения, девушка решила, что он вернулся на дорогу, но как только, шатаясь, поднялась на ноги, чтобы позвать его, Майкл появился на гребне холма.

Ухватившись руками за дерево, чтобы не упасть, глотая воздух, она смотрела, как он приближается. Майкл остановился в двух ярдах, и Барбара сразу же увидела, что он, как и Джим Уэйт, переменился. Казалось, в его лице не осталось ни одной знакомой черты — настолько исказилось оно от ярости. Побагровевшая кожа резко контрастировала с растрепанной копной соломенных волос, что делало его заметно старше.

Барбара видела, как он скрипнул зубами, прежде чем заговорил, с преувеличенной отчетливостью произнося слова.

— Ты это сделала в конце концов. Ты всегда хотела, всегда хотела причинить ей боль. Ты! — Майкл словно выплюнул это слово, и медленно качал головой, пока затихало эхо от него.

Она слышала его голос, но он не нравился ей. Не этим голосом она наделяла своего Майкла, не этот голос шептал ей по ночам, как она прекрасна, как любима, обожаема, желанна.

— Ты жестокая. Мама всегда говорила, что в тебе есть такая черта, и она была права во всем. Я, должно быть, сошел с ума, если думал о тебе хорошо. А теперь слушай меня, и внимательно. Читай по губам, поскольку то, что я собираюсь сказать, сказал бы тебе в любом случае. Я собираюсь жениться на Саре, слышишь? Я собираюсь жениться на Саре, если... если она останется жить. Если нет, я буду ненавидеть и проклинать тебя до самой своей смерти. Я буду все равно проклинать тебя, потому что десять к одному: ты оставила ее калекой. Это бы тебе понравилось, верно, если бы ты узнала, что она калека? Ты с ненавистью смотрела, как она танцует. Ты! Я... я не понимаю, как получилось, что мы родня? Не смей со мной заговаривать.

— Пожалуйста, пожалуйста, Майкл, выслушай меня.

— Я никогда не хочу больше слушать тебя, видеть тебя, разговаривать с тобой, никогда!

Он склонился к ней, а потом рывком отшатнулся, и тогда боль у нее в голове и шум, бьющий, словно по оголенным нервам, был заглушён новой вспышкой ярости. Она обожгла Барбару, словно молния.

— Кто ты такой, чтобы гордиться своим происхождением! — закричала она Майклу. — И не волнуйся больше, что мы родня, потому что мы чужие! Он не был твоим отцом, сын Моллена не был твоим отцом.

Майкл остановился на самом верху, полуобернувшись глядя на нее.

Барбара все еще держалась за дерево, но теперь всем телом стремилась вперед, выкрикивая:

— Ты такой же, как я, знай об этом. Мы оба ублюдки. А твоя мать не лучше шлюхи, потому что никто, кроме шлюхи, не отправится с братом мужа в грязный разрушенный сарай у оврага — вот где ты был зачат. Ну, как вам нравится такая правда, мистер Майкл Радлет?

Несколько секунд он не двигался. Их взгляды, встретившись, пылали, словно угли. Потом Майкл медленно отвернулся и начал спускаться по откосу.

Барбара опять сползла на землю, придавленная тяжелой яростью, которая все еще бушевала в ее душе. Странные звуки, смешиваясь, бились в голове. Она хотела, чтобы это прекратилось, она хотела тишины, только тишины. Внезапно ее тело согнулось, она закрыла лицо руками, и стала качаться из стороны в сторону. Окружающая ее какофония ужасала, Барбара не могла определить, к чему относится тот или иной звук.

Ее молчащий мир исчез, когда Джим Уэйт ударил ее. Бриджи говорила, что такое может случиться, что однажды она снова будет слышать, но этот день пришел слишком поздно. Ее жизнь закончилась, ей больше незачем жить...

Звук колес двуколки, едущей по неровной дороге, раздался в ее ушах раздирающим скрипом. Когда показалась мисс Бригмор, Барбара не поднялась и не подошла, а только смотрела, как наставница подняла руку и царственным жестом подозвала ее.

Прошло не меньше минуты, пока Барбара с трудом поднялась и медленно, как пьяная, взобралась по склону, сползла на дорогу и подошла к двуколке сзади. Занимая свое место, она не смотрела на мисс Бригмор, а та — на нее.

За все время поездки они не обменялись ни словом, потому что мисс Бригмор ни разу не повернула головы к Барбаре. Спустя некоторое время Бриджи в отчаянии пробормотала, разговаривая сама с собой:

— Ох, девочка, ты не только причинила боль этому ребенку, почти что лишив ее ноги, но еще и намеренно нанесла боль многим людям. Что с тобой? Что живет в твоей душе? В чем я ошиблась? Это, должно быть, моя вина, потому что Томас был не таким уж плохим, а его мать и вовсе безобидным человеком.

Ее слова звучали в ушах Барбары набатным колоколом, оглашающим приговор.

Томас, толстый мужчина с большим животом, чей портрет занимал все свободное пространство над камином в коттедже, был ее отцом. Сегодня тщательно скрываемая правда вырвалась на волю. Этот ужасный толстый дядька изнасиловал ее мать, хотя растил ее, как собственного ребенка. А вот Бриджи говорит, что он не был таким уж плохим. И эта чопорная ханжа была любовницей, содержанкой ее отца, а вовсе не экономкой, как она всегда считала. Она спала в его постели, в постели этого толстопузого и щекастого... Он был ее отцом! Неудивительно, что Бриджи боялась, как бы она не узнала. Ее тошнит. Ее тошнит, ее сейчас вырвет.

Разве теперь непонятно, откуда в ней злоба? Разве непонятно, откуда ярость? Стоит ли ее обвинять за то, что она сделала? А Джим Уэйт еще сказал, что ее брат, — значит, у нее был брат, может, сводный, — так вот, он чуть не убил двоих человек. Отметина Молленов... Вот что они имели в виду, когда говорили об отметине Молленов. Зло. То зло, что таилось в их душе. И она тоже Моллен! Но разве в этом есть ее вина?

Вопрос звучал сейчас в голове Барбары так же громко, как скрип повозки, топот лошадиных копыт, свист ветра, пронизывающего ветра, который продувал насквозь. Ветер состоял из голосов, они летели над долиной и кричали ей, как Джим Уэйт, как Майкл: «Ты дрянь, мерзкая дрянь, и убийца, вот кто ты есть!.. Я собираюсь жениться на ней... Я никогда не хочу тебя больше видеть. Я буду ненавидеть тебя всю жизнь...»

Они проезжали мимо дома, где Майкл был зачат, грязного домишки с дырявой крышей. Майкл сам как-то привел ее сюда. Они подъехали верхом к проему без дверей, и он показал ей, где спят бродяжки. Ха! Ха! Ха! Барбара громко смеялась в душе. Это было смешно, смешно. Он был зачат на этом грязном полу, а его отец с матерью оказались не лучше бродяжек. Тетя Констанция была бродяжка, уличная девка; а он, кто он такой, чтобы отталкивать Барбару? Он бросил ее, когда на нее обрушилась вся тяжесть мира, из-за него ее сердце сгорело дотла, так что она не может больше ничего чувствовать. Но Майкл будет чувствовать, будет, и каждый раз, как посмотрит на свою мать, станет испытывать к ней ненависть. О, как Барбара надеялась, что он возненавидит ее, и тетя Констанция закончит жизнь в несчастье.

Вой ветра становился все громче и громче, он шумел у нее в ушах, когда Бриджи остановила двуколку перед воротами коттеджа. Но еще до того, как лошадь ступила последний раз, Барбара спрыгнула с сиденья и побежала.

— Барбара! Барбара! — звала ее Бриджи. — Вернись. Не будь глупой, вернись. Пожалуйста! Пожалуйста! Барбара. Ты слышишь?

Наставница, должно быть, забыла, что она глухая. Барбара была еще в состоянии понять, как неуместны слова Бриджи.

Опускались сумерки, и Барбара бежала, вперед и вперед, стремясь приблизить тот момент, когда не сможет ничего больше чувствовать.

Глава 5

— Так, послушай, парень, что тебе надо понять: фабрика работает шесть дней в неделю, и ты не можешь отправляться на увеселительные прогулки во все выходные. Я уже был достаточно терпелив, тут ты не станешь возражать. Мне бы и самому хотелось бы уезжать каждый раз...

— Тогда почему не уезжаешь? Тебя ничто не держит.

— Ничто не держит! — Брови Гарри сдвинулись домиком. Он широко раскинул руки, показывая, что за стенами конторы находится фабрика, которая без него не обойдется.

— Тогда для чего здесь Рингтон?.. А Вилли? Вилли ждет не дождется, когда сможет заправлять здесь всем в одиночку.

— А, вот что ты думаешь о Вилли?

— Да. Ему не хватает рабочего дня, он перерабатывает, задерживается здесь по двенадцать часов, и заставил бы всех так делать, если бы имел возможность. О, я раскусил Вилли — в нем две стороны, и ты это тоже поймешь.

— Интересно, интересно, получается так, что все эти годы я был слеп, и что не разбираюсь в людях.

— Ты не знаешь Вилли. Во всяком случае, есть еще наш Джон. Как ты думаешь, чем он занят, если не фабрикой... и всеми делами на ней?

— Джону приходится проводить почти все время в конторе, как и мне. И вообще, дело не в этом, а в том, что ты находишься здесь, чтобы понять, как все устроено. А если рабочие увидят, что ты сбегаешь развлекаться каждую пятницу, то они совсем распустятся.

— Ой, папа, кто может распуститься, когда здесь ты? На меня вообще никто не обращает внимания. Как сказал вчера Маккларк: «Вы здесь, мистер Дэн, только для ровного счета».

— Маккларку лучше бы заткнуться. Если он не будет осторожнее, то лишится зарплаты и всего прочего, может, хоть тогда просохнет малость. Я бы давно уже не давал ему денег, если бы не его семья в тринадцать человек. А, ладно, — отмахнулся он от Дэна, — убирайся.

— Да нет, пожалуй, не стоит.

— Убирайся, я тебе сказал. Боже Всемогущий! Я не желаю три вечера подряд и все воскресенье лицезреть твою физиономию.

— А тетя Флорри придет в воскресенье?

— Да, наверное. Почему ты спрашиваешь?

— Ну, значит, тебе не придется лицезреть мою физиономию.

— Послушай-ка, парень, твоя тетя Флорри желает только...

— Да-да, я знаю, я все это уже слышал, она желает нам только добра. Но она действует мне на нервы. И почему ты ее поощряешь?

— Поощряю? Что ты имеешь в виду?

— Только это. Скажи мне кое-что. У тебя... что, есть какие-то идеи насчет нее?

— Черт побери! За кого ты себя принимаешь, парень, чтобы задавать мне такие вопросы? Знаешь, это не твое дело, какие у меня насчет нее идеи, тебя это никак не касается.

— Ты же не будешь, правда? — голос Дэна теперь был тихим и серьезным.

— Не буду что? О чем ты, черт возьми?

— Ты знаешь, о чем.

— Ну хорошо, знаю. И полагаю, что я уже достаточно стар, чтобы подумать о своих удовольствиях, когда будет прилично поговорить о таких вещах. А теперь отправляйся с глаз моих долой, и если собрался ехать, то поспеши, и так уже прибудешь туда поздно ночью. И кстати, — Гарри остановил сына, который направился к дверям, — вы с Генеральшей вдвоем можете почесать языки на эту тему, потому что она фыркает всякий раз, когда видит твою тетю Флорри. Вот-вот, можешь поболтать с ней и пожаловаться, как ты обеспокоен тем, что у меня есть идеи насчет тети. И передай, кстати, Бриджи привет от меня. Послушай еще минуту. — Он снова задержал Дэна. — Привези с фермы масла и сыра. То, что мы сейчас едим, и близко к корове не лежало. Скажи Бриджи, что если никто из нас не приезжает на выходные, пусть пересылает сюда продукты. Непонятно, почему они должны откармливать своих котов сливками от щедрот моей земли, а мы все тут — питаться магазинной дрянью. Я, должно быть, спятил много лет назад. Да, парень, и до сих пор не вылечился, раз еще не продал это чертово поместье. Скажи мне, почему?

— Чтобы я мог ездить туда на выходные.

На это Гарри ничего не ответил, только откинулся назад в кресле, а затем спокойно проговорил:

— Знаешь, думаю, если бы сейчас позволил тебе жить по-своему, то лишь сберег бы деньги. Но я сказал — один год, и ты сказал — один год, значит, так и будет. Иди, отправляйся, пока я не передумал. — Голос его затих, он придвинул к себе какие-то документы, потом посмотрел на Дэна, который все еще стоял у двери, и прорычал: — Убирайся! Не то передумаю.

— Почему бы тебе не поехать тоже? Я подожду до завтрашнего утра, если ты соберешься. Тебе не зачем оставаться...

— Слушай, парень, не вижу ничего хорошего в том, чтобы нестись на поезд, сломя голову, потом провести целых восемь часов в дороге, только чтобы глотнуть свежего воздуха, поесть, поспать, и снова тот же путь.

— Тебе же понравились прошлые выходные.

— Ты так считаешь? Сообщаю тебе, чтобы ты знал — нет, не понравились. Я ужасно провел выходные. Раз в три-четыре недели для меня вполне достаточно. И там нет никакого беспорядка. Если обо всем заботится Генеральша, значит, дела идут, как по писаному. — Поджав губы, Гарри покачал головой, потом продолжил: — Удачно я ее нашел. Я часто думаю, что если бы она работала здесь, то половины персонала не потребовалось бы. Кстати, парень, наверное, мне надо было задуматься и спросить об этом раньше — тебя-то что туда так тянет? Что заставляет тебя пускаться в такое дальнее путешествие на столь короткий срок?

— Давай считать, что все из-за воздуха, папа. — Дэн кивнул отцу, улыбнулся и вышел.

— Воздуха? Кто же ему там нужен, как воздух? — воскликнул Гарри, хлопнув по столу.

Задолго до того, как он доехал до места, Дэн решил, что отец был прав. Зачем так долго и утомительно ехать поездом, а потом еще трястись от станции в повозке или экипаже. И все для чего? Да, для чего?

В полной темноте он шагал по дороге от станции к группке домов и единственным маяком был тусклый свет в окошках. В дверь Бена Таггерта пришлось стучать трижды, причем, в третий раз Дэн колотил изо всей силы, чтобы заглушить шум голосов, доносящийся изнутри. Дверь открыл мальчик лет десяти.

— Чего надо? — спросил он, вглядываясь в незнакомца.

— Отец дома?

— Нет. — Мальчик повернул голову и прокричал: — Ма! Тут человеку нужен папа.

Подошедшую к дверям женщину обступали дети всех возрастов, и по округлости ее живота можно было догадаться, что она скоро собирается увеличить их число.

— Бена нет, мистер, — ответила она.

— Когда он вернется?

— Не знаю, не могу сказать.

— Но сегодня ночью вернется?

— Не могу сказать, мистер, со всей этой суматохой. Он приехал около пяти, а потом снова ушел, помогать в поисках. — Она повернулась к одному из детей и приказала: — Принеси лампу! — И когда лампа была принесена, женщина подняла ее повыше и со смехом воскликнула: — А! Это вы, мистер, из «Высоких Берегов». Значит, он ушел и сейчас работает для ваших.

— Он что, повез гостей? — помолчав, спросил Дэн.

— Нет, нет, он ищет девушку, она вчера заблудилась где-то на холмах. Все поместье, и вся ферма, и многие другие ищут ее. Вы, наверное, ее знаете — это девушка Молленов. Бен ее знает с тех пор, как она была совсем крошкой, а до этого знал ее мать, много раз возил их покататься...

— Барбара... — Дэн недоверчиво повторил имя, потом переспросил: — Потерялась прошлой ночью? Но как?

— Не могу сказать, знаю только, что она ушла, и все ее ищут в холмах, и когда Бен проезжал там сегодня утром, то видел ужасную суматоху. Его попросили смотреть по дороге, он смотрел, но сказал, что не заметил ее, и как только вернулся вечером, то снова отправился на поиски. Бен говорит, что-то там не так. Он что-то услышал в Вулфбере. Там побывала девушка Молленов и случилась какая-то ссора. Я ничего не поняла. Бен проглотил свой чай и побежал. Обычно муж мне все рассказывает, но тут сказал только: «Что-то у них случилось». Какая-то беда в Вулфбере. Вы можете зайти и подождать, если хотите.

Нет, нет. Тряся головой, Дэн попытался собраться с мыслями. Барбара исчезла, а в Вулфбере беда. Какая беда? Неужели она в отчаянии сделала что-нибудь Майклу? И куда она подевалась прошлой ночью?

— Не знаете, где я могу взять лошадь?

— Лошадь? — женщина произнесла это слово так, словно никогда прежде не слыхала о лошади. — Лошадь, — повторила она, — в такое время?

— У Большого Неда есть лошадь в кузнице, ее заберут только послезавтра, — вступил в разговор мальчик, который открывал дверь. — Он может одолжить ее вам, мистер. Лошадь не его, но он может вам ее одолжить.

— А где кузница?

Дети захихикали над таким невежеством мистера, потом несколько человек хором прокричали:

— Да это рядом, за утлом!

— Зажги фонарь и проводи джентльмена к Большому Неду, — распорядилась мать, обращаясь к самому высокому мальчику, который пошел в комнату и через минуту вернулся с коптилкой.

Дэн поблагодарил женщину, и дети так же хором ответили ему:

— Пока, мистер! Пока, мистер!

Оглянувшись, он посмотрел на сгрудившихся вокруг матери ребятишек, похожих при слабом свете на чертенят, и по-доброму проговорил:

— Пока, пока.

Кузнец собирался уже ложиться спать.

— Лошадь в это время суток! — воскликнул он. — Не знаю, не знаю, она не моя.

— А чья... чья же? — допытывался Дэн.

— Джима Шеллбрэнка.

— А, у него ферма по дороге к Эллендейлу. Я немного его знаю, и уверен, что он не стал бы возражать. Я ему хорошо за это заплачу. В любом случае, верну лошадь завтра.

— Говорите, вы из поместья?

— Да.

— Они не приводят сюда лошадей, чтобы подковать?

— Нет, полагаю, что нет.

— Не приводят.

— Думаю, это потому, что есть кузница поближе.

— И моя не так уж далеко.

Дэн вынул из кошелька полсоверена. Монета сияла, как маленькая луна, и кузнец, глядя на нее, произнес:

— Ну хорошо, хорошо. Вам придется подождать, пока я одену куртку и прочее, ночка-то холодная, а... а к утру станет еще хуже. Мороз, а снега нет.

Минут через пятнадцать лошадь была оседлана, Дэн сел верхом, и мальчик проводил его со двора кузнеца до немощеной дороги. Здесь Дэн снова сунул руку в карман и вынул монету, которую отдал мальчишке, а тот с открытым ртом взял ее, и, уставившись на деньги, пробормотал:

— Но... это же целый золотой соверен, а... я ничего такого не сделал.

— Ты добыл мне лошадь. И можешь вот еще чем помочь: одолжи мне фонарь, я верну его завтра.

— Да, да, сэр, с удовольствием.

Мальчишка передал ему фонарь, и Дэн, взяв поводья в одну руку, другой прижал коптилку к передней луке седла. Он кивнул юному проводнику и взялся за поводья.

Из темноты донесся голос мальчишки:

— Я ваш слуга, мистер. В любое время, любое дело, я ваш слуга.

— Хорошо, — отозвался Дэн, поднимая фонарь повыше над головой лошади, пока не выбрался с неровной тропинки на широкую дорогу.

Он знал, что ему удалось добраться без особых происшествий в основном благодаря везению, потому что коптилка оказала сомнительную помощь и ему, и лошади. Незакрепленная свеча несколько раз чуть не потухла, и только инстинкт и сообразительность животного спасла Дэна от падений.

Когда он спешился на пустой дорожке перед домом, вокруг никого не было видно, даже возле конюшни. Дэн накинул поводья на столбик, взбежал по ступенькам, и, повернув ручку двери, обнаружил, что она не заперта. Это было необычно, потому что его родители, люди городского происхождения, никогда не отправлялись спать, не заперев двери на засов, и настаивали, чтобы этот обычай соблюдался в поместье.

Войдя в дом, Дэн по-прежнему никого не обнаружил, но догадавшись, где может находиться Брукс, если еще не спит, он направился в комнату для слуг. Когда Дэн рывком распахнул двери, три перепуганных лица повернулись к нему — миссис Кенли, Брукса и Армстронга.

— Что случилось, о чем все говорят? Это правда? — безо всякого вступления спросил он.

— Ой! Мистер Дэн, мы вас не ждали. — Миссис Кенли поднялась первой, за ней последовал Брукс.

— Мистер Дэн, — сказал дворецкий, — мы не думали, что вы получите письмо до завтрашнего утра.

— Письмо! Никакого письма мы не получали. Но... но скажите мне, что же все-таки случилось?

Слуги обменялись взглядами. Потом Брукс, приняв спорное решение выступить главой дома в отсутствие хозяина и Генеральши, сказал:

— Если вы пройдете со мной, мистер Дэн, я вам изложу все подробности, какие знаю.

— Вы не хотели бы поесть, сэр? — спросила миссис Кенли.

— Да, пожалуйста, миссис Кенли, но только перекусить. Больше всего мне хочется выпить чего-нибудь горячего.

Пропустив Дэна перед собой в гостиную, Брукс закрыл двери.

— Что произошло? — с нетерпением потребовал ответа Дэн. — Что все это значит? Говорят, будто потерялась мисс Барбара.

— Да, сэр, она потерялась. Исчезла вчера вечером. Они приехали, когда стемнело, а она сбежала из двуколки в сторону оврагов. Так... так говорит мисс Бригмор.

Дэн пытался проглотить комок в горле и чувствовал, как его руки, онемевшие от холода, внезапно покрылись липким потом.

— И с тех пор никто ее не видел? — наконец спросил он.

— Никаких ее следов. Все слуги по очереди весь день прочесывали холмы и местность вокруг. Но я говорил, что она не могла бы забрести слишком далеко, она бы просто с ног свалилась.

— Они... искали в реке? — стараясь быть спокойным, спросил Дэн.

— Она пошла не в этом направлении, так сказала мисс Бригмор. Она уверена: мисс отправилась в сторону холмов. Что касается меня, то я уверен, если так и случилось, и если она не нашла какое-то убежище, то нет смысла больше искать ее. Провести ночь там, наверху, и это ей, у которой одни косточки, она наверняка не...

— Ладно, ладно. — Дэн медленно подошел к огню, потом снова повернулся к Бруксу и спросил: — Где сейчас мисс Бригмор?

— В последний раз я видел ее в пять часов. Миссис Кенли пыталась уговорить ее прилечь, потому что та просто с ног валилась, но мисс Бригмор решила не оставаться, отправилась домой; она словно помешалась. Тяжелое выдалось время, вот что я скажу...

Дверь распахнулась, и вошел Армстронг с подносом. Он опустил его на стол возле камина и принялся расставлять посуду.

— Да не копайся там, — резко произнес Дэн. — Скажи лучше, есть кто-нибудь в конюшне?

— Да, мистер Дэн, там Ховард, но все остальные еще в поисках, но они могут вернуться в любую минуту, потому что нет смысла...

— Скажи Ховарду, пусть приготовит мне двуколку, — прервал его Дэн, — нет, я передумал, просто лошадь. И пусть зажжет фонарь. Да, кстати, совсем забыл — я оставил на дорожке лошадь. Скажи ему, чтобы позаботился о ней, ее надо завтра вернуть на ферму Шеллбрэнка. Я передам с ней записку. Скажи ему, чтобы напомнил мне.

После того, как слуги вышли из комнаты, Дэн постоял, ухватившись за каминную доску и крепко прикусив нижнюю губу. Через минуту он повернулся, налил себе чашку черного кофе, которую выпил почти одним глотком, подхватил кусок холодного пирога, и, жуя на ходу, поспешил из комнаты. Он бегом пересек холл и направился вверх по лестнице в свою комнату, чтобы переодеться в одежду, подходящую для ночного путешествия.

Двери ему открыла Мэри. Ее лицо было уставшим от недосыпания и распухшим от слез. Вглядевшись в Дэна, она воскликнула:

— Ох! Мистер Дэн, мистер Дэн. Как же я рада вас видеть! Ох, как рада! Входите, входите! Она в гостиной. Сделайте что-нибудь, ладно? Заставьте ее отдохнуть. Ох! Мистер Дэн, надо же было, чтобы с ней случилось такое. Неужели это никогда не кончится?

Мэри все продолжала говорить, пока он пересекал холл и открывал дверь гостиной. Когда Дэн увидел перед камином Бриджи, утонувшую в большом кресле с кожаной спинкой, то едва мог сдержать стон — такой отчаявшейся она выглядела, такой несчастной.

— Дэн. — Бриджи с трудом выпрямилась. — Дэн. Ты уже слышал?

— Да, да, немного.

— Моя Барбара умерла, Дэн...

Он проглотил комок в пересохшем горле и спросил:

— Они... они ее нашли?

— Нет, нет, но если бы она была жива, то вернулась бы.

— А, может быть, она споткнулась и упала, и... лежит где-нибудь в лощине, или глубоком овраге.

Глядя ему прямо в глаза, мисс Бригмор повторила:

— Или в глубоком овраге, Дэн, всю ночь и на морозе. То, что она сделала, ужасно, но... но она не заслужила такое. Бедная, бедная Барбара, она не заслужила такое.

— Что она сделала? — тихо спросил он.

— Она... столкнула Сару с холма, в тот ров, куда они выбрасывают старые инструменты. Она не знала, что произойдет. Сара очень повредила ногу. — Голова Бриджи медленно затряслась, и, как будто признаваясь в преступлении, она проговорила: — Не просто повредила — сломала, мышцы оказались порваны, очень глубокие раны. — Она закрыла глаза, словно не хотела видеть эту картину, а затем закончила: — И... и ее ударил Джим.

— Ударил? Барбару? — Дэн сморщился.

— По его собственным словам, он ударил ее, и... и если Барбара поняла хотя бы четверть того, что он ей наговорил, уже тогда часть ее души умерла. А остальное добил Майкл, потому что был так же разъярен, как, вероятно, и она, когда смотрел мне в лицо и повторял все то, что рассказал Джим Уэйт. А потом еще добавил: «Никогда больше сюда не приходите, слышите?». Это Майкл сказал мне, Дэн. «Никогда больше здесь не появляйтесь, и более того, — продолжал он, — я объяснил Барбаре, что не желаю ее больше видеть никогда, и если что-то случится с Сарой, я буду ненавидеть Барбару до конца своих дней. Я сказал ей, что женюсь на Саре. Все кончено, все интриги, планы, всему конец». Да, все кончено, Дэн. Когда Барбара садилась в двуколку на дороге, я поняла, что все кончено. Ее душа уже была мертва, единственное, что еще оставалось — это убить ее тело, и...

— Перестаньте, Бриджи. — В голосе Дэна прозвучали те же нотки, как в разговоре с Бруксом, когда он требовал, чтобы дворецкий прекратил свое бессвязное бормотание. — Пока ее не нашли, всегда остается надежда. Так, скажите мне, скажите точно, куда она побежала.

— Она взобралась по откосу сразу у дороги, которая ведет к оврагам, и оттуда могла пойти или прямо в сторону Эллендейла, или налево, к Каттону.

— Она не смогла бы дойти так далеко. И ей пришлось бы пересечь речку.

— Там есть брод и мостики.

— Она бы не нашла их, говорят, было уже почти темно.

— Значит, она в реке.

— Если бы она утонула в реке здесь, ее бы уже давно нашли. В Южном Тайне, может быть, и нет, потому что он образует затоны, но не здесь.

— Да, здесь тоже, Дэн, там есть...

— Прекратите! Бога ради, прекратите, Бриджи! Я удивляюсь вам — нельзя сдаваться. — Он потер лоб. — Они смотрели в ямах... я имею в виду свинцовые выработки?

— Не знаю. Скорее всего, да. Но Барбара не пошла бы туда, ни за что не пошла бы снова в том направлении. Он сказал, что никогда не хочет больше ее видеть...

— Бриджи. — Теперь его голос звучал ласково. — Вам надо отдохнуть, лечь в кровать хотя бы на несколько часов. Послушайте, я... я ухожу. Понимаю, что немного смогу сделать, пока не рассвело, и все равно пойду, но только если вы пообещаете мне лечь в постель.

Она снова откинулась в кресле, и задумчиво посмотрела на юношу.

— Странно, почему именно Уэйты всегда выступали для Молленов в роли демона Зла. Отец Джима, Гарри Уэйт, послужил причиной разорения Томаса. Если бы он не подслушал о наказании молодого хозяина, Томас никогда бы не разорился, и ему не пришлось бы провести последние дни в этом доме, и... Барбара никогда бы не появилась на свет. А теперь Джим Уэйт убил Барбару.

— Не говорите так, Бриджи. — Повернувшись, Дэн прокричал: — Мэри! Мэри! — и когда служанка мелкими шажками вбежала в комнату, сказал: — Бриджи собирается прилечь на пару часиков.

Мисс Бригмор покачала головой:

— Я... я здесь отдохну, и посплю здесь.

— Если так, то я тоже останусь здесь, и никуда не пойду.

Они посмотрели друг на друга.

— Ладно, — согласилась она, — скоро прилягу.

— Идите сейчас. Поднимитесь с ней, Мэри.

— Да, да, поднимусь, конечно. Если она не пойдет, то к нашим заботам прибавится еще одна.

— Я подожду, пока вы не вернетесь и не скажете мне, что она в постели.

Мисс Бригмор медленно поднялась. Она поглядела на Дэна, но больше ничего не сказала, и, не покачнувшись, вышла из комнаты. Однако ее походка напоминала шаги механической куклы.

Почти через десять минут Мэри снова появилась в гостиной со словами:

— Ну, она в кровати, но не могу обещать, что заснет.

— Заснет, раз легла.

— Ох, мистер Дэн, ну разве это не ужасно? Вы когда-нибудь слышали о таком? Знаете, в рассказах старых бабок все-таки что-то есть! Есть-есть, и это опять подтвердилось. Они всегда говорили, что Моллены прокляты и приносят другим смерть и несчастья, и вот вам доказательство — бедная девочка, Сара, теперь калека на всю жизнь. Мисс еще об этом не знает.

— Что ты имеешь в виду?

— Бен Таггерт рассказал мне, когда возвращался. Он заскочил на минутку, узнать, не нашли ли мисс, и говорит: «Будет Божьим благословением, если ее найдут мертвой, потому что иначе ей придется отвечать за последнее злодеяние». Он сказал, что Саре отрезали ногу. Когда ее привезли в больницу, то ничего не могли поделать, такой разбитой и размозженной была нога, торчали куски мяса, словно ее терзал дикий зверь. «Сегодня черный день для всех них, — сказал Бен, — потому что она была славная девчушка». Да, она, как звездочка, сияла в доме Уэйтов. Она приходилась племянницей Гарри Уэйту, но для них она была как дочь, и Джим Уэйт просто обожал ее. Заботился о ней, как отец, а не двоюродный брат. Бен сказал, что на ферме как будто чума случилась, и это понятно, правда, такая славная девчушка, и теперь с одной ногой... Ох! Мисс Барбара. Но я вовсе не удивлена, мистер Дэн, совсем не удивлена, она была своенравным ребенком и стала своенравной женщиной. Это все из-за мистера Майкла, знаете ли. Неестественные чувства она к нему испытывала, потому что, между нами говоря... — Мэри наклонилась к Дэну. — Ни к чему бы это не привело, ведь они только-только узнали, что не брат и сестра. Неестественно это, правда? Вся жизнь у нее пошла кувырком. Да, чего я только не повидала в свое время, и в этом самом доме. Это я нашла ее мать, после того, как хозяин сделал с ней свое дело, и я же укладывала его в гроб, когда он застрелился. Да, да, я многое могу порассказать. А некоторые еще говорят, что это темная сторона вещей и ничего не происходит... Вы куда, мистер Дэн?

— Пойду попробую отыскать ее, Мэри.

— Но вы можете и сами заблудиться, мистер Дэн, и ночь такая морозная, иней на земле, для лошади опасно. Нам не надо другой какой беды.

— Думаю, тебе не стоит беспокоиться обо мне или о лошади.

Мэри проводила его до дверей, и когда он отворил их, спокойно проговорила:

— Было бы лучше, мистер Дэн, если бы вы решили, как и она, что Барбары больше нет. Сегодня холодно, но в прошлую ночь было еще хуже. Такой мороз прикончил бы и медведя, если бы тому пришлось спать снаружи.

— Посмотрим, Мэри.

Больше ничего не было сказано, и Дэн, обойдя коттедж, направился через двор к старой конюшне, где он в укрытии оставил лошадь. Потом, взобравшись верхом, исчез в темноте.

Отъехав от коттеджа всего на несколько ярдов, Дэн остановился и спросил себя: куда дальше? Перед ним лежала дорога, ведущая к холмам, а налево змеилась тропинка, в конце которой находились ворота, где в старину взимали пошлину за проезд. За воротами открывались два пути, оба вели к подножью холмов. Там были пещеры, и заброшенная свинцовая шахта. Дэн помнил, как исследовал ее много лет назад, и еще там, кажется, был какой-то старый дом.

Он повернул лошадь на заросшую тропинку. Дважды лошадь останавливалась, не желая идти дальше, пока Дэн не вонзал шпоры ей в бока. Когда она остановилась в третий раз, то при слабом свете фонаря Дэн увидел, что добрался до ворот заставы.

Неуклюже (поскольку уже замерз), слезая с лошади, он вспомнил слова Мэри: «Такой мороз прикончил бы и медведя, если бы тому пришлось спать снаружи». Дэн знал, что это действительно так, и для Барбары не оставалось шанса выжить в такую холодную ночь на открытых холмах.

Распахнув разбитые ворота, он провел через них лошадь, потом снова сел в седло и поехал по правой дороге. Через полмили добрался до останков совсем уже разрушенного дома. Снова сойдя с лошади, Дэн провел ее в сомнительное укрытие в виде сломанного амбара, привязал к подпорке и накрыл попоной, которую отвязал от седла. Затем взял фонарь и повернулся, чтобы уйти, но тут животное испуганно заржало. Вернувшись, он погладил лошадь, стараясь ее успокоить.

— Все в порядке, в порядке, я недолго.

Он не видел ничего за пределами круга света от фонаря, но помнил, что вокруг этого места раскинулось множество мелких холмов, прижатых друг к другу. Когда Дэн попытался взобраться по первому склону, то поскользнулся и упал на колени, едва успев подхватить фонарь, чтобы тот не погас. Поднявшись на ноги, он постоял немного, ругая себя за глупость. Что он хочет здесь найти? Но через минуту снова взбирался, и так с трудом добрался, наконец, до верха. А потом сделал то, что позже расценил, как весьма странный поступок — поставил фонарь, приложил руки ко рту и позвал:

— Барбара! Барбара!

Направо от него послышался топоток, как от испуганной зверюшки, а потом откуда-то снизу донесся слабый писк — другой зверек, не успевший убежать, прощался с жизнью.

Дэн посмотрел на догорающий фонарь — ему все же придется спуститься, иначе велик шанс заблудиться.

Лошадь снова заржала, но на этот раз приветствуя его. Когда Дэн выехал на дорогу возле коттеджа, он увидел, что окна не светятся, и решил, что Бриджи наконец заснула. Тогда он направился в поместье. В доме он не заметил никаких признаков жизни, кроме слабого света в боковых окнах. Он прошел на конюшню, где тоже было пусто и тихо. Ему захотелось завыть и разбудить всех, но вместо этого Дэн расседлал лошадь, обтер ее, поставил в стойло, проверив, есть ли у нее корм, а потом вернулся в дом.

Главный вход был не заперт, а коридор освещался всего одним канделябром, все остальные свечи потушили. И снова ему захотелось завыть, но трезвый смысл подсказал — все поступили разумно, отправились спать, чтобы встретить новый день. Он должен сделать то же самое.

Дэн не став раздеваться (только сбросил верхнюю куртку и сапоги), улегся на кровать, накрывшись пуховым одеялом, и уставился в потолок. Налетел ветер, его порывы ударяли по фронтону дома, но стены оказались такими крепкими, а рамы на окнах — такими прочными, что пламя единственной свечи в комнате даже не задрожало.

Может быть, она не там, может быть, нашла где-то убежище, или даже добралась до города... Это в кромешной-то тьме, и в ее состоянии? Скорее, случилось так, как говорит Бриджи. Нет! Нет! Дэн перевернулся в кровати и зарылся лицом в подушки.

Если это произошло, его собственная жизнь бессмысленна. Барбара мертва, а он ни разу не сказал ей, что любит ее. Пусть бы она рассмеялась ему в лицо, но он должен был открыться ей и сказать: «Барбара, я люблю тебя всю свою жизнь, по крайней мере, с того первого раза, когда увидел тебя, стоящую рядом с Бриджи, в детской, такую важную, такую уверенную в себе, маленькую Мадам. Ты говорила и вела себя так, как никто другой, и из-за того, что я был ненамного старше тебя, ты обращалась со мной пренебрежительно, как с грязью на своих башмаках. Тогда ты стала для меня целью в жизни, чем-то, что надо завоевать; но единственное, что мне удалось, — это научиться скрывать от тебя свои чувства и прятать их за шутками и сарказмом».

Сморщив лицо и уткнувшись в подушку, Дэн в отчаянии бормотал:

— О, Барбара, Барбара, не умирай, не умирай. Если бы ты вышла за Майкла, я бы уехал. Я уехал бы в любом случае, но тогда ты осталась бы у меня в памяти — красивая, но изувеченная и измученная своим недостатком. Но если бы ты даже ослепла, это не имело бы для моей любви никакого значения. Как часто я хотел сказать тебе это, взять тебя за руки, и, глядя тебе в глаза, проговорить: «Слепую и глухую, я буду все равно любить тебя. Но только не немую. Мне надо слышать твой голос, надтреснутый, запинающийся, неестественно высокий. Да, я всегда должен слышать твой голос. Не умирай, Барбара, не умирай. Ради Бога! Не умирай...»

— О, простите, сэр, я... я не знала, что вы вернулись. Мне сказали, что вас нет, вот я и принесла грелку для кровати. — Служанка стояла у изножья кровати и протягивала ему грелку.

— Который час? — пробормотал Дэн, приподнимаясь.

— Уже больше шести, сэр.

— Шесть, шесть часов? — он отбросил одеяло и опустил ноги на пол. — Принеси горячей воды и кофе, ладно? — приказал Дэн служанке. — Сначала воду, а кофе оставь внизу.

— Да, сэр, да, сэр. Мне... оставить грелку?

— Нет, забери ее. Да, кстати. — Он задержал ее, когда она уже собиралась выйти. — Передай, чтобы в конюшне сейчас же седлали для меня Полковника.

Когда он пересекал двор, часы над конюшней пробили семь раз. Мальчишка Ноулз, помощник конюха, все еще заспанный, вел оседланного коня.

— Доброе утро, сэр, — сказал он, — свежо, правда? Я привязал сзади одеяло, как вы любите.

— Спасибо, Ноулз. Кстати... ты не слышал ничего нового?

— Нет, сэр. Я и сам принимал участие в поисках вместе с мистером Стилом допоздна. Люди Моргана объединились с теми, из Каттона, они спустили собак, но все равно не могли ничего найти в темноте, хотя у нас у всех были фонари. Констебли из Хексема снова будут искать, как только рассветет, они сказали, что еще денек потратят, однако надежды мало.

«Замолчи, мальчишка, замолчи!» — мысленно кричал Дэн, а вслух он произнес:

— Я поеду в направлении Стаддона и до Синдерхоула; доберусь до пустоши Бленчленд. Если кто-то вернется, передай им, куда я отправился. Бесполезно всем искать в одном месте. И приведи Бесс.

— Да, сэр, да, я передам им... Но Бесс, сэр, у нее нет нюха, никогда не было, а теперь еще она стареет.

— Может, ты и прав, Ноулз, но я все равно возьму ее.

— Как скажете, сэр.

Быстро светало, и с первого взгляда казалось, что прошел легкий снег, так побелела земля от инея. На полях трава смерзлась в жесткие клочковатые пучки, а там, где не ходила скотина, каждая травинка стояла отдельно, словно футляром покрытая белым инеем.

Воздух обжег Дэну горло, он закашлялся, выпуская клубы пара. Послав лошадь рысью, взобрался по склону оврага, пересек ручей и поле, расположенное на покатом откосе, и так добрался до заставы более коротким путем.

Дэн не сразу слез с лошади, а стал оглядываться, спрашивая себя: почему он снова приехал сюда. Если Барбара была намерена убежать, то ей удалось бы добраться гораздо дальше этого места. Он попусту терял время. И чего ожидал от Бесс, когда земля, как железо? Дэн посмотрел на собаку. Юный Ноулз не соврал — у нее не было нюха и она старела. Собака глядела на него, махая хвостом. Дэн кивнул, они словно бы обменялись словами. Затем он прошел через разбитые ворота и направился по тропинке, которая вела к разрушенной ферме.

Покинув пределы фермы, юноша принялся взбираться наверх, удивляясь, как это прошлой ночью ему удалось не сломать себе шею. Остановившись, он подозвал собаку и огляделся. Он был здесь много лет назад еще ребенком. Все они тогда были детьми, и носились по холмам, перекликаясь друг с другом — Джон, Кэти, Барбара и он. У него были короткие ноги, поэтому не поспевал за остальными, и они над ним смеялись, когда, споткнувшись, он съехал по склону. А когда порвал штаны об острую щебенку и расцарапался до крови; девчонкам сразу стало жаль его.

Сколько же лет назад это было? Много, очень много. А вдруг Барбара вспомнила их детские игры и пришла сюда, в эту темную дыру? Дэн видел сейчас их всех, стоящих под кирпичной аркой, что вела в шахту, подталкивающих друг друга, потому что каждый заставлял другого идти первым, а потом Джон сказал: «Нам надо возвращаться, а то Бриджи рассердится».

Дэн тогда еще подумал, что Джон просто испугался зайти внутрь, потому и сказал так.

— Пойдем, Бесс, пойдем. — Подзывая собаку, он поспешил вперед, поднимаясь на следующий холм, а за ним еще на один, пока не добрался до холма их детства. Он стоял отдельно от своих каменных собратьев, словно отрезанный от них, изолированный за свое уродство.

Спотыкаясь на каждом шагу, Дэн боком спустился с холма, потом, задыхаясь, взобрался до середины крутого склона, пока не обнаружил узкую (не шире козьей) каменистую тропинку. Идя по ней, юноша вышел на другую сторону холма, и как раз напротив него оказался вход в шахту. Может быть, это вовсе не та шахта, здесь, наверное, много таких. Но стоя перед входом, Дэн ощутил странное чувство, как будто бы только вчера был здесь с остальными...

Прошлой ночью он снова и снова мысленно обшаривал эти холмы, и все же, проснувшись утром, собирался в противоположном направлении. Пока не выехал на дорогу, а потом, казалось, что не он, а лошадь решила по-другому.

Дэн, как и Джон тогда, много лет назад, боялся из-за темноты войти внутрь. Бесс нюхала землю. Он увидел, как она повела носом в сторону небольшой лужицы внутри шахты недалеко от входа. А когда собака, пробегая, влезла в нее лапой, Дэн удивился — вода в лужице не замерзла, и рябь заблестела, словно была подернута маслом.

— Ко мне! Ко мне, Бесс! Бесс! — громко позвал он, когда собака исчезла из поля зрения. Заглядывая в пролом, Дэн мог видеть лишь на четыре-пять ярдов, но Бесс убежала дальше. Он услышал собачье сопение и снова позвал: — Бесс! Бесс! — Неизвестно было, насколько глубоко уходит выработка, и там могли быть ответвления или провалы. Дэн опять закричал: — Ко мне! Бесс! Ко мне!

Собака примчалась опрометью, уселась у ног, поглядела на него и пролаяла два раза. А когда Дэн наклонился к ней и спросил: «Что там?» — повернулась и снова скрылась в темноте. Слышалось только ее сопение.

Дэн медленно двинулся вперед, потом резко остановился: на полу у каменной стены что-то лежало. В полутьме он мог лишь различить какую-то фигуру. Бесс принялась обнюхивать ее, а Дэн, шагнув вперед, оступился на камне и чуть было не упал. Стоя на коленях, он ощупывал распростертое тело, потом, задохнувшись, закричал:

— Барбара! Барбара!

Она лежала лицом к стене, скрестив руки на груди и сжав ладони под подбородком. Колени были поджаты так, что почти касалась локтей.

— Барбара! О, Барбара! Слава Богу! — бормотал Дэн, перевернув девушку. Но когда попытался распрямить ее, то подумал, что рано благодарить Бога: тело застыло и не разгибалось. Он быстро встал и попытался поднять ее, но не смог, тогда, продев руки ей подмышки, медленно потащил к выходу.

При свете дня Дэн внимательно рассмотрел ее. Та часть лица, что не была покрыта грязью, имела восковой цвет смерти. Верх одежды оказался сухим, но юбка — тяжелой от воды, а низ накидки, платья и ботинки покрывал толстый слой мокрой грязи. Значит, Барбара где-то переходила речку, потому что дороги повсюду сухие, промерзшие. Дэн торопливо развел ей руки, расстегнул накидку и платье, и засунул руку под корсаж. Никакого биения не чувствовалось. Он лихорадочно расстегнул все пуговицы, которые были на виду, и просунул ладонь под батистовое белье, ощутив голое тело. Все равно ничего. Тогда Дэн прижался ухом к ее груди, и ему показалось, что послышался слабый стук. Порывшись в кармане куртки, он вытащил фляжку и, открутив серебряный колпачок, наполнил его до краев. Потом прислонил Барбару к своим коленям, закинул ей голову и осторожно принялся вливать жидкость в полуоткрытый рот.

Когда колпачок наполовину опустел, бренди стал выливаться из угла ее рта. Дэн лихорадочно гладил ей пальцами горло, беспрестанно умоляя:

— Барбара, ну давай, глотай. Барбара, Бога ради, давай же!

Нет, не может быть слишком поздно, не может. Зачем ему тогда довелось придти сюда, если уже поздно? Нет, нет. О Боже! Заставь ее проглотить.

Как будто в ответ на его молитву, Барбара сделала глотательное движение, и он чуть не рассмеялся от радости. Она еще раз глотнула бренди, и еще, а потом закашлялась. Это был тихий, слабый звук, а потом девушка глубоко вздохнула и вздрогнула — сначала задрожали ноги, потом руки, и наконец, ее всю сильно затрясло.

Тесно прижав Барбару к себе, Дэн немного покачал ее, потом, положив на землю, сдернул с себя куртку и укутал девушку. И снова обнял, тихо разговаривая с ней, прекрасно понимая, что она ничего не слышит.

— Все в порядке, любовь моя, все в порядке, все кончилось, ты скоро будешь дома и согреешься. Моя дорогая, милая, как тебя довели до такого. Мне все равно, что ты сделала, и с кем, это мне не важно. О, Барбара, Барбара...

Когда ее глаза медленно открылись, он посмотрел в них и произнес:

— С тобой все в порядке, не о чем беспокоиться, ты скоро будешь дома. Как... как ты думаешь, ты сможешь подняться на ноги?

Не было никакого признака того, что Барбара поняла его — лицо девушки ничего не выражало и по-прежнему было смертельно бледным. Обхватив одной рукой плечи Барбары, Дэн попытался приподнять ее, но тело висло мертвым грузом; окоченение сменилось безвольной дрожащей тяжестью. Дэн торопил ее, старательно выговаривая слова:

— Попытайся, Барбара, попытайся встать. Ну давай же, давай.

Но ее тело не шевелилось, а глаза смотрели безжизненно. Он снова положил ее и окинул взглядом холмы и долину. Потом поглядел на Бесс и покачал головой. Надо было внимательнее отнестись к словам Ноулза; все, для чего годилась собака, так это вилять хвостом и лизать твое лицо. Если бы он взял Рори, то мог бы сейчас дать ему свою шляпу, а тот убежал бы и мгновенно привел бы с собой кого-нибудь. Вот что получается, когда из-за детских воспоминаний становишься сентиментальным и непрактичным.

Но нет никакого смысла читать мораль собаке, надо как-то спустить Барбару вниз. Но как? Он не может нести ее на руках. С минутной горечью Дэн подумал, что если бы был сложен, как белокурый фермер, то запросто справился бы с этим. Тащить же Барбару до ровного места немыслимо. Надо или отправляться за помощью, или попытаться привлечь чье-нибудь внимание.

Он задержал на Барбаре взгляд, прежде чем повернулся и побежал к холму. Взобравшись на самую вершину, поднес ладони рупором ко рту и закричал что было силы:

— Помо.... гите! Помо... гите! Кто-нибудь... Помо... гите!

Дэн замолчал на несколько секунд, прежде чем повторить свой зов. Потом снова подождал. Когда он уже решил было выбраться на ровное место и доскакать до домика, то увидел далеко внизу, в долине, две фигуры. Они появились из-за каменного забора, остановились и посмотрели вверх. Теперь он снова закричал и стал махать им.

Через несколько минут, глядя, как они приближаются через долину, Дэн услышал голос:

— Эй, там.... Что случилось?

— Помогите! — закричал и замахал он, указывая направо от себя.

На секунду ему показалось, что эти двое решили вернуться той дорогой, откуда пришли. И они на самом деле скрылись из виду, но потом появились снова, на этот раз гораздо ближе, и стали подниматься по склону. Со знанием дела срезав угол у подножья холмов, появились наконец под самым холмом, на дорожке, заросшей папоротником. Одного из них Дэн узнал — это был работник с фермы, а второго, широкоплечего молодого взъерошенного парня, раньше не встречал.

— Вы нашли ее, сэр? — прокричал работник с фермы.

— Да. Она здесь, быстрее! — Дэн поспешил вперед, и к тому времени, как они его догнали, стоял на коленях возле Барбары и приподнимал ее голову с земли.

— О Боже! В каком она состоянии... — глядя на нее, проговорил работник. — Она жива, хозяин?

— Да, да, но... ей очень плохо, и она сильно замерзла, нам надо спустить ее как можно скорее. Я... я буду нести ее за плечи, если вы поддержите ноги.

— Так будет неудобно.

Дэн повернулся и посмотрел вверх, в лицо нависшего над ним парня.

— Вот если бы нести ее на двери, — продолжал тот, — а иначе мы ее только растрясем. Разрешите, я понесу один.

— Это, и правда, лучше всего, хозяин, — поддержал работник с фермы. — Барни очень сильный, он чемпион окрестностей по борьбе, ему ничего не стоит снести ее.

— Конечно, — согласился Дэн, поднявшись на ноги. — Неважно, каким способом мы спустим ее вниз, главное, чтобы побыстрее.

Не без зависти он наблюдал за парнем, который, наклонившись, одну руку продел под колени безвольного тела, а другой обхватил плечи. Затем легко, словно ребенка, поднял Барбару и, уверенно ступая, пошел впереди них. Теперь он следовал по тропинке, огибавшей холм и спускавшейся на ровное место. Бесс, тявкая, носилась туда-сюда, как будто все это было игрой.

Когда они дошли до поляны, парень остановился и перехватил свою ношу поудобнее.

— Куда теперь? — спросил он.

— В коттедж, к мисс Бригмор. Знаешь, где это?

— Да, знаю.

— Я... только захвачу лошадь.

Ни молодой силач, ни работник не стали дожидаться Дэна, поэтому ему пришлось пустить лошадь рысью, чтобы догнать их. Недалеко от коттеджа он галопом понесся вперед, спрыгнул с лошади, бегом пересек двор и без всяких церемоний ворвался на кухню.

— Боже мой! Что случилось? — испуганно закричала Мэри.

— Я... я нашел ее! — он задыхался, словно бежал всю дорогу.

— Ой! Нет, не может быть! Это правда, Дэн?

— Да, да. Где Бриджи?

— Она спит, заснула уже перед самым рассветом, и я тоже. Я... сама только что встала. Но слава тебе, Господи! Я скажу ей. — Мэри выбежала из кухни с криками: — Мисс! Мисс! Идите сюда! Она здесь! Здесь!

Дэн снова выскочил во двор, показывая подошедшим мужчинам, куда следует идти. Рыжий парень с Барбарой на руках прошел на кухню, а Дэн, пятясь перед ним, открывал двери в холл, в гостиную, затем указал на кушетку, куда силач и опустил совершенно бесчувственное тело.

Парень выпрямился, постоял секунду, глядя на девушку, затем отвернулся и, сказав: «Ну, дело сделано», вышел из комнаты.

Как раз в то время мисс Бригмор бежала вниз по ступеням. Широко раскрытыми глазами она посмотрела на незнакомых мужчин, а потом кинулась в гостиную, к кушетке, где, обняв Барбару, громко застонала. Мэри стояла рядом, заломив руки.

Дэн у дверей смотрел на них. В эту минуту его помощь была не нужна и, вспомнив о спасателях, по крайней мере, о том парне, которому надо заплатить, поспешил назад на кухню. Когда Дэн подходил к двери, они уже выходили, и рыжий парень, улыбаясь, говорил:

— Эджи помрет со смеху, когда узнает, что это я принес девчонку Молленов с холмов. «Барни Мурхед, — скажет она, — надо же, никто иной, как ты». Да уж, Эджи посмеется от души, это точно. Увидев, что Дэн протягивает ему деньги, парень замотал головой. — О, нет, не надо, сэр, это было удовольствие, а я не хочу платы за удовольствия. Не каждое утро мне выпадает нести на руках молодую леди по горам, по холмам. Это я сам должен был бы заплатить за такое. До свиданья, сэр. — Тут он повернулся и, не торопясь, удалился.

Работник с фермы одобрительно поглядел на спину товарища, потом перевел взгляд на молодого хозяина, и сказал, словно заступаясь за парня:

— Он очень сильный, наш Барни, сэр, но еще он очень ценит свою независимость, так всегда бывает у тех, кто борется. Он не хотел никого обидеть.

— Он и не обидел. Как вас зовут?

— Кузине, сэр. Я... я с вашей фермы.

— Да, да, я вас видел, я вас знаю. Спасибо, Кузине, спасибо. Может... может быть, вы сумеете передать что-нибудь... этому... как вы сказали его зовут?

— Мурхед, сэр, Барни Мурхед. Но нет, сэр. — Он издал короткий сухой смешок. — Не я, сэр, только не я, чтобы передавать что-нибудь Барни. Радон сказал, что ничего не хочет, значит, всё на этом, такой уж наш Барни. Я рад, что она нашлась, сэр. Заскочу в поместье и передам им, чтобы они отозвали своих людей назад, а то некоторые уже давно на поисках. Я и сам искал, когда наткнулся на Барни. Нам повезло, что так случилось.

— Да, действительно. Спасибо, Кузине.

— Не за что, сэр. До свидания.

— До свидания.

Дэн вернулся на кухню, постоял минуту у стола, потом глубоко вздохнул, и медленно направился в гостиную. Не успел он войти, как к нему подошла мисс Бригмор.

— О, Дэн! Слава Богу. Но она очень, очень плоха. Надо поскорее вызвать доктора.

— Знаю, я позабочусь об этом.

— Как мне благодарить тебя? — она сжала его руки.

— Вылечите ее.

— Да, да, с Божьей помощью мы ее вылечим. Но... она так холодна, ее тело, словно кусок льда. Где ты нашел ее?

— Не так далеко отсюда, в старой свинцовой шахте, как раз... внутри. Но я не мог снести ее вниз. Этот... этот парень нес ее. Надо бы нам как следует его отблагодарить. Если бы Барбара осталась там дольше, то наверняка бы погибла.

— А кто... кто он? Я никогда его раньше не видела.

— Он сказал, что его зовут Мурхед, Барни Мурхед.

«Мурхед... Мурхед», — повторила про себя Бриджи. В округе была только одна женщина по фамилии Мурхед, она жила недалеко от Стаддона. Это та ужасная, кошмарная женщина, Эджи Мурхед, что помогала приводить в порядок поместье до того, как его заняли Беншемы. Та женщина, с которой Томас встречался на дороге, и которую выбрал для удовлетворения своих потребностей. Он так и считал, что был с ней, когда в бурю, в темноте сарая насиловал мать Барбары; и это привело к тому, что она потеряла желание жить, и после рождения дочери намеренно свела счеты с жизнью.

В определенном смысле мисс Бригмор тоже потеряла свою жизнь, потому что с того момента, как она приняла на руки малютку, все ее помыслы и действия были направлены на благо Барбары.

В жизни случаются странные вещи, очень странные вещи — ведь именно один из незаконных отпрысков Эджи Мурхед принял участие в спасении Барбары. Мисс Бригмор вдруг показалось, что кто-то где-то смеется над словом «незаконный». Может быть, это она сама, потому что сошла с ума, и это вовсе не удивительно. Но хватит все о себе, да о себе — ее дитя вернулось. О! Ее дитя вернулось!

Она почти толкала Дэна к дверям, повторяя:

— Поезжай, поезжай сам, и привези доктора, ладно?

— Да, да, я сделаю это, Бриджи, сейчас же.

Когда он выходил из гостиной, она буквально подбежала к нему и снова схватила за руки.

— О, Дэн, я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты нашел ее, и все потому, что не терял надежды, верил. Но ты выглядишь таким усталым, ты в порядке, сможешь ехать?

— Да, да, я в порядке, Бриджи.

Ничего больше не сказав, Дэн вышел, а она посмотрела ему вслед и подумала: «А мне он никогда не нравился».

Глава 6

— Значит, ты собираешься уезжать? — Джон печально посмотрел на Дэна.

— Да.

— А если она не примет тебя?

— Ну... — Дэн помолчал. — Я все равно уеду, я просто должен. Но, наверное, вернусь раньше, чем предполагал.

— Она знает о твоих чувствах?

— Нет. Нет, не думаю. Она видит во мне только доброту и внимание, я единственный, кроме Бриджи и Мэри, кто был рядом с ней за последние недели. Когда я спросил, не хочет ли она повидаться с Кэти, она взволновалась.

— Как ты об этом догадался, раз она не говорит?

— Ну, что-то такое было в ее лице.

— Она не пытается разговаривать жестами?

— Нет, просто лежит.

— Но понимает, что происходит?

— Я не знаю точно, но в ее взгляде такая проницательность, словно она говорит глазами.

— Папа знает о твоих чувствах к ней?

— От меня — нет, но... судя по тому, как он относится, например, позволил мне оставаться там первые две недели, и потом отсылал пораньше в пятницу, наверное, догадывается. С другой стороны, может быть, просто хочет от меня избавиться, потому что мое отсутствие — гораздо лучше для фабрики, чем мое присутствие.

— Чепуха! У тебя прекрасно получается, ты очень хорошо руководишь вторым цехом. Они тебя любят, причем все, а среди них достаточно «тяжелых случаев».

Дэн мягко рассмеялся.

— Ты бы переменил свое мнение, если бы мне пришлось остаться. Тогда бы я, скорее всего, присоединился к Кэти, и тебе пришлось бы сражаться уже с парой агитаторов. Знаешь, будет забавно, если она когда-нибудь выйдет за Вилли. Он постепенно отходит от рабочих к руководящему составу, копирует начальственный тон и манеру держаться. А она, наоборот, защищает бедняков — более высокая зарплата, сокращение рабочего дня, вода в домах, туалеты, занятия в школе для всех детей. Ух! Представляю, какие между ними будут пролетать молнии, если они сблизятся.

— А, не знаю. — Джон покачал головой. — Думаю, они хорошо друг другу подходят. Но могу тебе признаться, как бы мне ни нравился Вилли, я бы хотел, чтобы Кэти выбрала кого-нибудь другого. Хотя Дженни не будет возражать против такого положения вещей, но у старого Пирсона вся щетина встает дыбом, когда он слышит об этом, и, без сомнения, предстоит большой семейный совет.

— Без сомнения, — повторил со смехом Дэн.

Когда он направился к двери через загроможденную мебелью гостиную, Джон сказал ему вслед:

— Если мы утром не увидимся, то передай от меня привет Бриджи, и ... скажи Барбаре, что я о ней думаю.

— Да, да, хорошо, Джон, — пообещал Дэн, обернувшись у входа.

В это время со стороны холла донесся голос отца:

— Зайди на минутку, парень. — Гарри подзывал его, стоя у двери комнаты, которую называл своим кабинетом. — Я только что подумал. Поеду-ка я завтра с тобой, — сообщил он сыну.

— О! Здорово.

— Да, да. Заходи, — пригласил отец и прошел в комнату.

Дэн последовал за ним и остановился у длинного, уродливо украшенного резьбой стола, на котором царил полный беспорядок, а Гарри тяжело опустился в стоящее за ним кожаное кресло. Не дождавшись, пока отец заговорит, Дэн спросил:

— Что-нибудь не так?

— Нет, нет. — Гарри принялся раскладывать перед собой какие-то бумаги, потом откинулся назад и сказал: — Ничего, что нельзя было бы исправить. Это насчет дома, поместья, я не знаю, стоит ли дальше содержать его. Брукс и миссис Кенли, кажется, ведут там свою личную войну, тем более что Бриджи сейчас занята и нет третейского судьи, который уравнял бы счет между ними. А, судя по тому, как складываются дела, похоже, что она теперь будет всегда занята. Я хотел спросить тебя, — Гарри медленно наклонил голову, — и хотел услышать честный ответ, как ты думаешь, к Барбаре когда-нибудь вернутся чувства?

— Она не теряла чувства, папа.

— Ну, что-то ведь она потеряла, парень; если Барбара не откроет рот или не заговорит жестами, как раньше, я думаю, что Бриджи придется возиться с ней до конца жизни.

— Нет, нет.

— Ты говоришь так, будто знаешь кое-что еще. Она разговаривает с тобой?

— Нет.

Они уставились друг на друга, не отводя глаз, потом Гарри спокойно произнес:

— Знаешь, меня удивило, когда я обнаружил, что у тебя какие-то идеи насчет нее. Можно сказать, ты меня ошарашил. Я-то считал, что тебе нравится ездить туда из-за свежего воздуха и ради смены обстановки, потому что твой нос не выдерживает пошлой вони тут вокруг. А потом, парень, я совершенно серьезно решил, что ты спятил. Как ты мог даже думать о ней, когда, насколько я понял, у нее абсолютно другие намерения. И еще вот что — если я правильно помню, вы двое никогда не ладили, только подначивали друг друга, когда встречались. А теперь мне приходится полностью менять свое мнение. Правильно?

— Да, да, ты прав, папа.

— Ну, и что ты собираешься предпринять?

— Попытаюсь убедить ее выйти за меня замуж.

— Ой, парень, парень! — Гарри сдвинулся на самый край кресла, оперся локтями о стол, и опустил голову на руки. — Ты попусту стараешься, с какой стороны не возьми. Во-первых, если она была настолько без ума от молодого фермера, что чуть не убила девчонку, на которую он посмотрел, то навряд ли так легко его забудет. Ты подумал об этом?

— Я об этом подумал.

Гарри снова поднял голову и, сгорбившись, посмотрел на сына, а когда продолжил, в его голосе прозвучали добрые нотки.

— И кроме того, она в таком трансе. И как я понял из слов доктора Карра, да, — резко сказал Гарри, — говорил с ним об этом. Он объяснил ее состояние, как предохранительное приспособление на ткацком станке, поставленное для того, чтобы никто не мог залезть слишком глубоко, и еще он сказал, что такое с ней может продлиться годы. А потом еще глухота. Парень, ты хорошо обо всем подумал, ведь собираешься взвалить на себя непосильную ношу, как на это ни смотри?

— Я буду рад принять эту ношу, если только представится такая возможность.

— Ну, ладно, тебе виднее. Означает ли это, что ты поселишься здесь?

— Нет. — Ответ прозвучал резко и однозначно.

— Нет? — удивленно переспросил Гарри. — Так что же ты собираешься делать? Ведь в любом случае надо поддерживать тот стиль, к которому она привыкла, и содержать ее в таких условиях, в каких она выросла. Бриджи привила ей манеры, дала образование, а я лично заплатил за этот, так сказать, «гарнир». И совсем не жалел об этом, потому что был очень благодарен Бриджи за то, что она сделала для всех вас, в особенности для Кэти. Но сейчас, — коротко рассмеялся он, — кажется, что все усилия Бриджи в этой области пропали даром, потому что с нашей Кэти не сладишь. Боже мой, революционерка в собственном доме! Никогда не думал, что доживу до такого дня. Но это совсем другая история, и мы позаботимся об этом позже. В настоящий момент мы говорим о тебе и... о Барбаре. Ты сказал, что не хочешь здесь оставаться, так не объяснишь ли мне, что намерен делать?

Дэн на шаг отошел от края стола. Он повернул голову и посмотрел на книжный шкаф с застекленными дверцами, книг в нем было мало, зато виднелись пачки гроссбухов и бумаг. Юноша сильно потер подбородок, прежде чем снова взглянуть на отца.

— Ну-у... я собирался поговорить с тобой об этом, но... попозже. Хотел попросить тебя, если возможно, выделить мою часть наследства, которая должна составить... — Закрыв глаза, Дэн потряс головой, потом быстро добавил: — Не то, чтобы должен, ты мне ничего не должен, и без того уже был очень щедр со мной, но... я думаю, что потом ты все равно будешь делить все между нами троими. Вот я и решил, что, может быть, ты сейчас выделишь мне ту долю, которую я бы так или иначе получил позже, или хотя бы ее часть, чтобы я смог путешествовать с... — он замолчал.

Гарри не сводил с сына глаз, но голос его прозвучал спокойно:

— Ну, продолжай.

— С Барбарой, если она примет меня.

— И... как велика твоя доля по твоим подсчетам?

— Я... я не имею понятия.

— Но у тебя же есть в уме какая-то сумма?

— Ну, я думал, три или четыре тысячи.

— Три или четыре тысячи. — Гарри поджал губы, прикусил их на мгновение, потом повторил, все еще спокойно: — Три или четыре тысячи, вот как. И если ты их получишь, на сколько, по-твоему, тебе их хватит, чтобы поездить по свету?

— Так, как я их буду расходовать, то надолго, я... я не ищу шикарной жизни. Просто хотел бы посмотреть мир, узнать новое, подумать обо всем. — Дэн снова потряс головой, потом вздернул подбородок. — Я... не могу все толком объяснить, и говорю не то, что надо. Знаю лишь, что во мне есть эта потребность — уехать. Отправится ли Барбара со мной, или нет, но я должен уехать.

Гарри, уронив голову, проговорил низким голосом:

— Мне очень печально слышать, парень, что ты так стремишься сбежать, как будто мы тут все заразные.

— О, нет, нет, папа. Ты меня неправильно понял, совсем не так. Я... ну, как бы сказать? Я... очень люблю и тебя, и Джона, и Кэти. Мы одна семья, и мы всегда были счастливы вместе. Ну как мне объяснить тебе, чего я хочу?

— И не пытайся, парень, не пытайся; но если для тебя так важно уехать, то не о чем больше говорить. Ты меня знаешь, я никого против воли не удерживаю. Но вот еще что спрошу — а ты не думал, если она выйдет за тебя и не захочет уехать? А потом еще есть одна особа, которая была ей и матерью, и отцом, к кому она была привязана все эти годы, захочет ли Барбара оставить ее? И, с другой стороны, ты забираешь из коттеджа Барбару и что остается Бриджи? Абсолютно ничего. Она построила всю свою жизнь вокруг этой девчонки, ела, дышала и спала ради нее. Я вспоминаю, как Барбара была крошкой, Бриджи, словно мать, держала ее на руках. Ты об этом подумал?

— Нет, но сейчас, когда ты сказал об этом... я буду очень переживать за Бриджи. Но это не остановит меня от того, чтобы забрать Барбару, если она сама захочет.

— Ну что ж, тогда решено. — Гарри шлепнул ладонями по столу. — Я так понимаю, все, что тебе осталось сделать — это убедить девчонку вернуться к жизни, потом поухаживать за ней, как говорят, потом жениться и отправляться... Сколько времени это займет, как думаешь?

— Не знаю.

— А если она не примет тебя, все равно уедешь?

— Да, все равно.

— Ну что ж, — произнес Гарри, поднимаясь, — теперь мы знаем, что к чему, по крайней мере, ты знаешь, а я по-прежнему остаюсь с этим чертовым домом и его чертовыми проблемами. — Его голос звучал теперь громче. — И мне не к кому обратиться за советом, кроме самого себя. Так вот, существует ли какая-нибудь причина, по которой мне надо продолжать содержать этот дом? Джон не видит. Как только он устроится, то отправится жить в поместье Пирсона, на свою половину, потому что Дженни не хочет бросать старого Уолтера одного. Забавно, Джон уедет, ты уедешь, интересно, будет ли Кэти настаивать, чтобы привести сюда Вилли, потому что она наверняка решит, будто мне одиноко. Ну, если захочет привести, то я ей скажу — не беспокойся. Мне, конечно, нравится Вилли, я ничего против него не имею, но когда ухожу с фабрики, то ухожу, а не забираю ее с собой в кровать. Для Вилли же фабрика стала какой-то манией... Не так давно ты что-то говорил по этому поводу, если не ошибаюсь. Не то, чтобы это было плохо, но всему свое место. Вот что хочу сказать — я не вынесу этих двоих в своем доме: постоянно то профсоюзы, то политика, то условия жизни в трущобах, и бедняки — на завтрак, на обед и ужин. Нет уж, лучше я закончу свои дни в одиночестве. Но только не сидя в поместье, только не там.

На лице Дэна появилась слабая улыбка.

— Тетя Флорри старается изо всех сил.

Гарри искоса посмотрел на сына, потом ответил:

— Да-да, не думай, что я не заметил. Но решил, что ты не представляешь ее в роли мачехи.

— Не представляю.

— Ну, твое мнение мало что меняет, у тебя теперь своя жизнь. Хотя из нас двоих мое будущее кажется более незамысловатым. И вообще, парень, давай-ка отправляться в кровать, если мы хотим завтра встать с петухами.

Дэн замер на минуту, глядя на отца.

— Спасибо, папа, спасибо за все, — тихо произнес он. — И... я бы хотел, чтобы ты знал — я всегда очень ценил все, что ты для меня делал.

Гарри покивал головой и чуть смущенно улыбнулся.

— Это кое-что значит: не каждый сын благодарит отца за то, что тот его вырастил. Но по правде говоря, я был только кормильцем, стоял, так сказать, в стороне, позволяя другим заниматься вашим воспитанием, в то время как ваша мама, и, конечно, не забудем Бриджи, сделали основное дело. Ох, Бриджи... — Гарри, положив руку на плечо Дэна, повел его к двери и через холл. — Чудно, как эта женщина оказалась той осью, вокруг которой мы все крутились много лет, правда? Бриджи то, Бриджи се, понравится ли это Бриджи? Одобрит ли это Бриджи? А другой такой накрахмаленной и несгибаемой стервы свет не видывал, ни на дюйм не уступит, верно? И до сих пор такая.

Глядя друг на друга, они рассмеялись.

— Знаешь, — продолжал Гарри, — я только один раз видел, как она потеряла контроль над собой, и это случилось, когда она решила, что я ее оскорбил. Но... я всего лишь к чему-то подводил разговор и тут вошел Джон, вот и все. Я потом сам подумал, что, должно быть, немного бестактно все это изложил, сказав ей, дескать, никто бы не догадался, что она десять лет была любовницей человека. Но я так выразился в положительном смысле, и...

Дэн, открыв рот, остановился у подножья лестницы.

— Ты... ты сказал ей это, папа? — прошептал он. — Не может быть!

— Да, сказал. — Гарри отвел взгляд. — Думаю, говорить в таком ключе было действительно уж слишком, но я же объяснил, что просто вел разговор совсем к другому. А потом об этом и так все знают, и она знает. Правда, правда. Бриджи была любовницей старого хозяина. Всем известно. Я услышал об этом еще до того, как впервые увидел ее, а когда познакомился с ней, то не мог в это поверить. Она была вся из себя леди до кончиков ногтей, я даже не представлял себе, как это она вообще раздевается и ложится спать.

— Ой! Папа. — Дэн едва сдерживал смех. Но потом не удержался и прыснул, повторяя: — Ой, папа!

Гарри засмеялся вместе с сыном.

— Фу! Забавно, правда, как подумаешь об этом. Я в глубине души все та же деревенщина неотесанная. Правильно говорят — горбатого могила исправит.

Хохоча во все горло, они вместе поднялись наверх и, когда каждый отправился в свою спальню, все еще продолжали смеяться.

Глава 7

Дэн опустился на край кровати и посмотрел на Барбару, полулежащую на подушках. Ее щеки впали, лицо было бледным, она выглядела на все тридцать. Руки свободно лежали поверх одеяла, и каждый палец был выпрямлен.

— Ты не хочешь увидеть отца, он внизу, с Бриджи?

Она закрыла глаза, что означало «нет», а когда подняла веки, губы у нее задрожали.

— Хорошо, хорошо, — быстро проговорил Дэн. И после паузы продолжил: — Это была ужасная поездка, холодина, но мне повезло больше, чем папе, потому что меня стиснуло между двумя толстыми тетками. — Он показал руками, какой ширины были тетки. — Было так жутко холодно, что я почти обнимал одну из них, ту, у которой оказалась грелка.

Лицо Барбары не озарилось даже тенью усмешки, но она не сводила с него глаз.

— Но я бы проехал и через всю Ирландию, — говорил ей Дэн, — лишь бы сбежать из Манчестера и с фабрики, и из дома номер сорок семь. — Дэн криво усмехнулся. — Я вспоминаю времена, когда было весело обедать всем вместе, но только не теперь, с Кэти. О-ё-ёй! Наша Кэти! Ты бы, Барбара, не поверила, как она изменилась. Единственное, что я могу сказать в ее защиту, это то, что она обучила меня социальной истории, так я ее наслушался. Сколько же она, должно быть, прочитала за этот год! И знаешь, Кэти заставила и меня читать, только для того, чтобы я мог поспорить с ней. Я слегка устал слушать, как восхваляют профсоюзы. А их так много: Объединенный союз инженеров, Объединенный союз столяров и плотников, сообщества кирпичников, металлургов, мотальщиц и прях, и я еще забыл упомянуть об ассоциации кровяной колбасы, горохового супа и рисового пудинга. — Дэн рассмеялся, заглядывая ей в лицо, она не отводила взгляда. Потом он мягко спросил: — Тебе хоть немного лучше, Барбара?

Было ли слабое движение ее головы, или ему только показалось это? Снова повисла пауза. Дэн внимательно взглянул на девушку, потом откинулся назад и в прежнем шутливом тоне продолжал:

— Послушать, как наша Кэти рассуждает о профсоюзах, так можно решить, что их члены воспитывались в монастыре — такие они все хорошие, честные, несгибаемые борцы со своими злыми хозяевами. И всякий раз за обедом Кэти ведет одни и те же разговоры — с ума можно сойти! — Дэн внезапно умолк, потом, очень тихо проговорил: — Ты устала, тебе не хочется больше слушать всю эту чепуху. — А когда она быстро заморгала в ответ, сказал: — Ну что ж, в конце концов, наша Кэти нашла, чему посвятить жизнь.

Но он понял, что больше не в состоянии болтать о Кэти и ее социалистических идеях, потому что сейчас ощущал лишь одно, болезненное, сжигающее желание — опустить голову на плечо к Барбаре, на грудь, обнять ее, прижаться губами к этому неподвижному рту, сначала нежно, а потом неистово, со всей силы, чтобы заставить его ожить. Он взял руку девушки и сжал между своими ладонями, погладил тонкие, худые пальцы и снова посмотрел ей в лицо.

— Опять снег. Помнишь, когда мы брали санки и шли кататься с холмов? Помнишь, как один раз я угодил головой в сугроб, так, что только ноги торчали, и никто не поспешил меня оттуда выдернуть, потому что вы все хохотали до упаду? Я мог бы умереть. — Он медленно покачал головой. — А вы продолжали бы смеяться. Помнишь?

Ее веки не дрогнули, а он наклонился ближе и тихо промолвил:

— О! Барбара.

Звук открывающейся двери заставил его выпрямиться. Вошла Мэри с чайным подносом. Когда Дэн повернулся к ней, она вскричала:

— Опять вы сидите на постели, мистер Дэн! Я же говорила вам, что от этого портится матрас, говорила.

— Я куплю вам новый, Мэри.

— Похоже, скоро придется.

— Я думал, что вы уехали.

— Ну, а я уже вернулась, минут пятнадцать назад. Ну и ну! Такой холод. Заморозил бы даже пингвина, особенно если бы он сидел в этой повозке. Я говорила Бену, тебе бы надо накрыть ее чем-то, и положить одеяла. К тому времени, как надо было сходить, я уже не знала, есть у меня ноги или нет. А в городе не протолкнешься. — Продолжая болтать, она разлила чай, потом поднесла чашку к губам Барбары: — Вот, милая, как раз, какой ты любишь. — И когда девушка отпила чуть-чуть, добавила: — Вот умница, хорошая девочка. — Затем обратилась к Дэну: — Если вы хотите спуститься, мистер Дэн, то я останусь здесь, посижу.

— Нет, спасибо, Мэри, я тоже могу остаться и посидеть. Вы же принесли лишнюю чашку, я вижу.

— Да уж. Зная, что вы никогда не отказываетесь от чая, я подготовилась. — Налив еще две чашки, она взяла свою и села в плетеное кресло у изголовья кровати, почти на одном уровне с Барбарой.

Дэн снова занял свое место на краю постели и шутливо заявил, обращаясь к Барбаре:

— Она может заварить чай, в этом ей не откажешь, даже если не умеет больше ничего другого.

— Действительно хороший чай! — согласилась Мэри. — И снова повторю вам, мистер Дэн, не положено сидеть на кровати. Хотя, какое это имеет значение. Я сегодня говорила себе — какое все имеет значение. Да, в городе было ужасно, мистер Дэн. Я ничего не сказала мисс об этом, но ох-ох-о! Я себя ужасно чувствую.

Дэн глянул в сторону Мэри и по тону ее голоса понял: то, что она сейчас скажет, не предназначено для Барбары.

— Я видела Сару, — сообщила Мэри, понизив голос и отвернув лицо от Барбары, — просто-таки столкнулась с ней. Она там была, с костылем. Ох! Прямо удар — увидеть ее такой. Я знала, что она потеряла ногу, но видеть это своими глазами — совсем другое дело. И Майкл был с ней, и они выглядели вполне счастливыми. Но... они меня просто убили, мистер Дэн, и знаете чем? Они прошли мимо, как будто не знают меня. Я могла бы дотронуться до них, так близко они были, но они прошли, словно раньше никогда в жизни меня не встречали. Я была так сильно задета — эх! Даже немного поплакала, когда снова села в повозку. Бен Таггерт сказал, что они поженились в прошлую субботу и...

Дэна как будто взрывом сбросило с кровати. Чашка, вращаясь, вылетела из его рук, чай Барбары плеснул ему в лицо и на шею. А потом она издала вопль, который чуть было не заставил его убрать руки с обожженного места и заткнуть поскорее уши. В следующую секунду Дэн уже боролся с ней, пытаясь удержать. К крикам Барбары добавились крики Мэри, отчего, казалось, дрожали стены.

В комнату вбежали Гарри, мисс Бригмор и бросились на помощь. Вопли Барбары внезапно стихли, и все они оказались лежащими кучей на кровати, и каждый, не меняя своей странной позы, с тревогой смотрел на бесчувственное тело девушки, думая, что теперь-то она наверняка умерла.

— Ну-ну, давайте, приподнимите ее, подложите подушки, — громко скомандовал Гарри. — Все в порядке, она просто потеряла сознание, а сердце бьется. Из-за чего это она? — Он с обвиняющим видом посмотрел на Дэна, который с другого края кровати, все еще пытаясь отдышаться, ответил:

— Я, я знаю столько же, сколько и ты.

Усадив Барбару поудобнее в подушках и прикрыв ее простынями, мисс Бригмор перевела взгляд с Дэна на Мэри.

— Что... что ее так расстроило? — тихо спросила она.

— Я не знаю, — повторил Дэн.

— Ты... ты не говорил с ней о чем-нибудь... особенном?

— Нет, я просто сидел на кровати, вот так, смотрел на нее, и на ... Мэри, она сидела вон там. Она... рассказывала мне... — юноша замолчал, и они с Мэри уставились друг на друга. Потом Дэн недоверчиво покачал головой. — Но она не могла! Она не могла услышать оттуда.

— Услышать что? — голос мисс Бригмор зазвенел, когда она стала напротив служанки.

Мэри, вызывающе махнув головой, ответила:

— Она не могла услышать, я была на одном уровне с ней, даже немного позади, вот так. — Служанка продемонстрировала, где сидела во время своего рассказа. — Вдобавок я отвернулась.

Мисс Бригмор не сводила с нее напряженного взгляда.

— О чем вы говорили? — медленно произнесла она.

Мэри вздернула подбородок. На ее лице было написано неповиновение, и она не отвечала до тех пор, пока мисс Бригмор не повторила свой вопрос.

— Я... я просто сказала, — запинаясь, начала Мэри, — что видела их, его и Сару в городе, и... и она шла с костылем, и... — ее голос совсем упал, — я повторила то, что говорил мне Бен Таггерт — что они поженились неделю назад. — Мэри снова посмотрела на мисс Бригмор. — Она не могла прочитать по моим губам, потому что не видела меня, и я говорила тихо, совсем тихо. Я... должна была с кем-нибудь поделиться, вам я сказать не могла, поэтому и рассказала мистеру Дэну, так как была расстроена. Они меня просто убили — сделали вид, словно не знают меня. Конечно, я расстроилась.

Мисс Бригмор, не шевелясь, смотрела на Мэри. Через минуту она повернулась и поглядела на белое лицо, похожее на маску, которое утопало в подушках. Потом перевела взгляд на Дэна и спокойно спросила:

— Как ты думаешь, она могла прочитать у Мэри по губам?

— Нет, определенно нет, во всяком случае, не с кровати. Она поняла бы о чем мы говорили, если бы могла слышать...

Теперь мисс Бригмор посмотрела на Гарри, который только что отвернулся от кровати, и спросила:

— А вы что думаете?

— Ну... — он сильно потер подбородок, прежде чем ответить. — Как я понял, у нее случился припадок из-за того, что она услышала слова Мэри. А она могла это сделать, только если к ней вернулся слух. Похоже, что, потеряв одно чувство, Барбара обрела другое. Может, это кажется притянутым за уши, но так я вижу в настоящий момент всю ситуацию. Нам надо посмотреть, какую линию поведения изберет Барбара, когда придет в себя. Глядите, она шевелится...

Барбара действительно пошевелилась, пытаясь выбраться наружу из-под окружавших ее пластов темноты. Когда она хватала ее, темнота просачивалась сквозь пальцы, как туман, а когда вдыхала, — забивала ей горло, словно комок шерсти, и давила, давила, как будто на Барбару накидывали одеяло за одеялом. Она поняла, что больше не может бороться, и тогда в ее сознании забрезжил свет. Он становился все сильнее, подобно рассвету, пробивающемуся сквозь занавеси на окнах. И чем больше она к нему приближалась, тем ярче он становился. Но теперь ее сковал страх и отчаянно захотелось снова скрыться в темноте, из которой она выплывала, и в голове зазвучал голос: «Нам надо посмотреть, какую линию поведения изберет Барбара, когда придет в себя».

Она слышала абсолютно все, что было сказано в этой комнате, с тех пор, как очнулась тогда, давно, давно. Когда она попыталась сказать им, что слышит, и больше нет необходимости объясняться жестами, то обнаружила, что не может говорить. Но какая разница? Она все равно умерла.

Когда Барбара выпрыгнула из двуколки, она убежала в сумерки, навстречу смерти. Добравшись до реки, хотела лечь в воду, чтобы побыстрее наступил конец. Но упав ничком, она попала на камень, и вода просто обтекала ее. Поднявшись, девушка пошла к середине реки и почувствовала, как грязь засасывает ее. Несмотря на то, что твердил ее разум, тело принялось сопротивляться.

После этого она уже не бежала, а шла, спотыкаясь и падая, снова поднимаясь, и опять падая, взбираясь на холмы. Уже почти совсем стемнело, когда Барбара дошла до шахт, и, забравшись в свое убежище, легла и начала умирать. Но смерть все не являлась, так же, как и сон, и она продрожала почти всю ночь.

Когда Барбара проснулась, дневной свет лился через вход в пещеру, и ей было жарко и хотелось пить, больше всего на свете ей хотелось пить. Она снова то засыпала, то просыпалась, и когда ее глаза открылись в последний раз, вокруг царила ужасающая темнота, и кто-то вдалеке звал ее. Голос едва доносился: «Бар... бара! Бар... бара!». Она ответила: «Я иду», закрывая глаза и понимая, что это уже навсегда.

После этого воспоминания были смутными и путаными. Какой-то мужчина держал ее на руках, как держал бы любовник, но это был не Майкл. Потом она спала, казалось, целую вечность, а когда проснулась, то поняла: ее желание в какой-то мере исполнилось, и она умерла, потому что не хотела больше ни двигаться, ни говорить. Она не двигалась и не говорила, а просто лежала многие столетия и слушала, а слушая, понимала, что все переменились. Ни один из них не остался таким, каким был раньше — ни Бриджи, ни Мэри, ни Дэн. Особенно Дэн, он изменился больше всех — он стал влюбленным. Если бы она не умерла, то рассмеялась бы над этим абсурдом, но в ней не осталось места для веселья, потому что мертвые не смеются.

И все же столетия проходили, и она обнаружила, что может слушать Дэна без раздражения. Его голос был не таким напряженным, как у Бриджи, и не таким стрекочущим, как у Мэри, и это был голос не надоедливого паренька, а мужчины, голос глубокий, добрый и теплый. Это был большой голос, намного больше своего владельца, и все же он нежно касался ее барабанных перепонок. Она слушала, как он рассказывал о Кэти и ее интересах... А потом... потом Мэри принялась болтать о Саре, у которой теперь одна нога, и она ходит с костылем. Барбара уже мысленно вопила, когда услышала слова: «Бен Таггерт сказал, что они поженились в прошлую субботу». В этот момент сам факт женитьбы Майкла на Саре не так много значил для нее, потому что она знала: ему придется это сделать, чтобы некоторым образом расплатиться за ее собственный поступок, за то зло, что она причинила Саре. И сквозь вопли в ее голове все продолжал звучать голос Джима Уэйта, выкрикивающего: «Ты — ведьма! Ты — гадина! Ты ненавидела ее всю свою жизнь».

Да, она знала, что была ведьмой и незаконнорожденной, и ненавидела Сару всю жизнь. И все же теперь в ней не осталось ненависти, даже для тети Констанции. Пустота в ее жизни, возникшая из-за глухоты, теперь поглотилась еще большей пустотой, потому что она не испытывала никаких чувств. Барбара не могла ненавидеть, не могла любить, эти эмоции принадлежали к другой жизни. А в ее теперешнем существовании, для которого не надо было даже вставать с кровати, она ощущала, что рождается заново, появляется на свет из темного мира. И мысли у нее теперь были другие, но они совсем не помогали ей выживать, поскольку постоянно крутились вокруг того, что она плохая. Раз она из семейства Молленов, значит, плохая, и причинит меньше горя, если останется навсегда в этом неполноценном мире.

Сейчас лица вплывали и выплывали из ее поля зрения, а руки прикасались к ней, и она их отталкивала. Ей не нравилось, когда ее трогали. Все ее тело горело, она иссохла, она снова была в пещере на холме.

— Воды. Воды, — выдохнула Барбара.

— Да, дорогая. Да, вот она. — Мисс Бригмор поддержала ей голову, пока девушка жадно глотала воду. — Теперь тебе лучше?

— Да.

— Хочешь попить чего-нибудь еще? — отвернувшись, спросила мисс Бригмор.

— Нет.

— Барбара, дорогая моя, ты слышишь?

Девушка посмотрела в вытянувшееся от удивления лицо мисс Бригмор, но ничего не ответила.

— Ты слышала, ты слышала, что я говорила. Ответь мне, Барбара, скажи, что можешь слышать.

— Я могу слышать. — Слова прозвучали ровно, безжизненно.

Мисс Бригмор быстро повернулась, поискав глазами, куда бы присесть, и Дэн подвинул ей стул, как оказалось, вовремя, потому что она держалась явно из последних сил. Ее туго застегнутый корсаж вздымался, и пуговицы чуть не выскакивали из петель. Все лицо Бриджи светилось от любви и восхищения, когда она смотрела на свое чудесное дитя. Потом она перевела взгляд на Гарри.

Он улыбнулся и ободряюще кивнул ей, и, повернувшись к Дэну, сказал:

— Пошли, парень.

Дэн задержался на секунду, глядя на Барбару, потом последовал за отцом. Мэри, утирая передником слезы, вышла вместе с ними.

Мисс Бригмор осталась наедине со своим ребенком, со своей дочерью, любимой Барбарой. Наклонившись, она кончиками пальцев нежно погладила руки девушки, сжимавшие теперь одеяло, но когда они дернулись, она тоже вздрогнула, словно ужаленная. Радость покинула ее лицо.

— О! Барбара. Дорогая, что случилось? — пробормотала мисс Бригмор. — Что с тобой?

Что с ней? Ей надо заглушить слова, которые бьются в мозгу, перепрыгивая из прошлого в настоящее, и вопят: «Это ты виновата, ты виновата во всем, что случилось. Ты жила в грехе с этим человеком столько лет, с этим толстяком, которому я прихожусь дочерью. И... и сколько я себя помню, ты всегда внушала мне мысль, что я не такая, как все, что я особенная, необычная. Хотя ты должна была рассказать мне правду и позволить начать жизнь, стоя твердо на земле, а не витая в облаках. Я теперь понимаю, что единственная причина, по которой ты ходила учить детей в поместье — это твое желание ввести меня в их круг. Я была спасением в твоей загубленной жизни, ты превратила меня в дорогую куклу, не подходящую для обычной жизни. Если бы во мне осталась хоть капля ненависти, я бы возненавидела тебя, Бриджи. Единственное, что я хочу тебе сказать сейчас — не трогай меня. Не подходи ко мне, потому что если я должна жить, то мне надо научиться жить».

Глубоко вздохнув, Барбара удержала рвущиеся наружу слова.

— Я собираюсь встать, — медленно проговорила она.

— Да, да, дорогая, конечно. — Мисс Бригмор торопливо поднялась со стула и подошла, чтобы отвернуть одеяло на постели Барбары.

— Нет, — остановила ее девушка, — я не хочу больше, чтобы мне помогали, я собираюсь встать сама.

— Ты не можешь подняться сама, дорогая. — Голос мисс Бригмор дрожал. — Ты слишком слаба, ты провела в постели несколько месяцев, ты упадешь.

— Я собираюсь встать сама, Бриджи. Я... я немного посижу в кресле. Ты... ты бы не оставила меня одну?

Ржавая коса, которая изувечила ногу Сары, должно быть, не причинила ей такую боль, какую слова Барбары — мисс Бригмор. Как отравленные стрелы, они проникли сквозь безукоризненный фасад и глубоко впились в одинокое существо, живущее за этим фасадом. Ничто в прожитой жизни не могло ранить ее так, как теперешнее отношение к ней Барбары.

Ни крушение тихой семейной жизни, вызванное разорением и заключением в тюрьму ее отца, что привело и к смерти матери. Ни унизительные первые попытки работы гувернанткой. Ни тот факт, что Томас не женился на ней, хотя она отдала ему все, что имела. Ни шок, вызванный его насилием над матерью Барбары, и шок от его самоубийства. Ни последний удар вечной разлуки с Констанцией — ничто из этого не заставляло ее испытывать такие чувства, как сейчас.

Девятнадцать лет своей жизни Бриджи посвятила этой девушке. Барбара стала для нее ребенком, которого она так и не родила. Она была матерью, нянькой, учительницей для нее. Сколько времени изводила себя, пытаясь найти средство, чтобы вылечить Барбару от глухоты. Она приняла предложение обучать детей в поместье только для того, чтобы у Барбары были преимущества, которыми она не могла ее обеспечить, живя в коттедже. Она позволяла ей все, кроме одного — любить Майкла, и с этим она старалась бороться, как только было возможно, так же, как и Констанция. Но теперь ей одной нести за это вину.

Ничего не видя перед собой, мисс Бригмор повернулась и вышла из комнаты, а в своей спальне она упала на колени перед кроватью и спросила Господа: «За что? За что?»

Глава 8

Рождество Беншемы провели в поместье, в компании с мисс Пирсон и миссис Флорри Тэлбот. Гарри надеялся, что мисс Бриджи с Барбарой присоединятся к ним. Когда его приглашение было вежливо отклонено, он явился в коттедж и попытался их переубедить, но безрезультатно. Потеряв всякое терпение, Гарри со скандалом покинул их, повторяя, что жизнь в чертовой изоляции никому не принесет ничего хорошего, и что они видят его в последний раз.

Когда пришли все остальные члены семьи, чтобы вручить подарки и поздравить всех с Рождеством, Барбара удалилась; единственный из Беншемов, с кем она продолжала общаться, был Дэн...

Январь выдался тяжелым. По дорогам невозможно было проехать, повсюду намело сугробы высотой футов в двенадцать. Овцы гибли от холода, а когда в конце месяца случилась неожиданная оттепель, запряженная повозка Бена Таггерта завязла во рву. Потребовалось десять человек, чтобы вытащить ее. После случившегося лошадь уже больше ни на что не годилась, и Бену пришлось, скрепя сердце, отправить ее на живодерню. Он и сам после этого уже не был таким, как прежде.

Когда снова ударили морозы, дороги стали еще более опасными, чем под толщей снега: ни человек, ни животное не могли удержаться на ногах. Поезда по-прежнему ходили, хотя и не по расписанию, но никакой экипаж не отправлялся из поместья до станции. А уж пройти это расстояние пешком рискнул бы только сумасшедший.

Поэтому когда такой сумасшедший, занесенный снегом настолько, что казался привидением, открыл обитую дверь и прошел через вестибюль в освещенный лампой холл, две служанки, медленно спускавшиеся по лестнице, прекратили хихикать, завопили в унисон и снова побежали наверх.

Слуг-мужчин нигде не было видно, и Дэн медленно направился через холл к гостиной. Он и не пытался расстегнуть пальто: пальцы в перчатках настолько окоченели, что Дэн их не чувствовал. Распахнув дверь гостиной, он встретил почти такую же, как у служанок, реакцию, только без визга. Брукс, Армстронг и Эмерсон быстро подобрали вытянутые ноги в одних носках и вскочили с кушетки, на которой до этого, развалясь, сидели перед огнем.

— Вот это да! Мистер Дэн! Откуда вы?

— Из Манчестера, — холодно произнес Дэн. Он переводил взгляд с одного слуги на другого, потом намеренно задержался на столе возле кушетки, где красовались два графина и три пивных бокала, на три четверти заполненных виски. — Все ясно, — сказал он мрачно. — Когда кота нет, мыши пляшут. И как еще пляшут! Вы не делаете ничего наполовину, верно? — он снова посмотрел на бокалы. — Я понимаю, гостиная была в вашем полном распоряжении.

— Да, сэр. — Армстронг бочком выбирался из-за кушетки. — Мы... мы только что присели, буквально на минутку.

Эмерсон молча следовал за ним, хлопая глазами на красном от жары и виски лице, и вдруг подпрыгнул, когда Дэн рявкнул:

— Не ври мне! — Дэн рванул пуговицы на пальто, а когда Армстронг попытался придти к нему на помощь, отпихнул слугу: — Поди прочь! — рявкнул он, а потом добавил: — Неудивительно, что отец хочет закрыть этот дом. Самое время. Где миссис Кенли? — обратился Дэн к Бруксу.

В отличие от своих друзей, тот с угрюмым спокойствием ответил:

— В постели, уже целую неделю, говорит, что простыла.

— Ну, если она так говорит, я склонен ей верить. Убирайся.

Брукс собрался было уже уходить, потом повернулся и исподлобья взглянул на Дэна.

— Ваш отец не стал бы так волноваться из-за... — проворчал он.

— Тут ты ошибаешься, он волнуется уже давно, из-за многих вещей, в частности, по поводу счетов за спиртное. — Дэн указал на графин. — И позволь тебе заметить, он не обвиняет в этом миссис Кенли. Отец однажды очень помог тебе, когда привел сюда, он также помог твоему сыну, и чем же ты отплатил ему за доброту? Ты годами наживался за его счет. Ты хуже всех, Брукс. Иди, убирайся. И первое, что ты сделаешь утром — это проследишь, чтобы ступеньки на крыльце были очищены от снега, и подъездная дорожка тоже.

Не успела за дворецким еще закрыться дверь, как Дэн снова крикнул:

— Брукс!

Брукс появился только через несколько секунд.

— Принеси мне чистый стакан, — приказал Дэн. Затем наклонился и почти вплотную приник к огню. Пар поднимался от его лица и волос, все тело заныло, возвращаясь к жизни. Дэн уже сидел на кушетке, стягивая сапоги, когда Армстронг поставил стакан возле графина, потом молча собрал три бокала, наполненные виски, водрузил их на поднос и вышел.

Дэн сделал большой глоток, и когда спиртное тонкой струйкой огня ворвалось в его тело, он прилег, подставив босые ступни поближе к языкам пламени. Второй стакан виски не только окончательно прогнал озноб, но и сделал его добрее. Может быть, он слишком уж на них набросился, но все равно слуги не имели права тут находиться, у них есть своя, вполне удобная комната. И вообще, дело не в правах, дело в дисциплине и в благодарности со стороны Брукса. Он не обвиняет Армстронга или Эмерсона, за то, что они воспользовались ситуацией, потому что они не были так облагодетельствованы отцом, как Брукс и Вилли. Дэну никогда не нравился дворецкий. Возможно, он когда-то хорошо работал на фабрике, но, похоже, только для того, чтобы заслужить благосклонность отца. Дэн подозревал также, что многие годы Брукс заботился только о своей выгоде. Он был из тех рабочих, которые позорят свой класс, людей типа «у-тебя-это-есть — Дай-и-мне-тоже».

Осушив третий стакан, Дэн захотел оказаться на много миль отсюда. Он скоро будет далеко, говорил он сам себе, да, далеко не только от Манчестера, но и от этого места, которое похоже на ставший явью бред сумасшедшего — с его нависающими над головой холмами и горами, с бушующими речками, с вечным снегом и льдом. Эта местность угнетала, она заставляла стремиться к теплу и солнцу с такой же страстью, как стремятся к любимой женщине.

Страсть к женщине заставила его рисковать жизнью, преодолевая долгий путь от станции до поместья. Он не встретил по дороге ни души, не видел ни зверя, ни птицы. Он мог бы поскользнуться и упасть, и остаться лежать, пока назавтра не обнаружили бы замерзшее тело. Он сошел с ума, и ради чего? Все эти недели, все месяцы разговоров не сделали их ближе ни на дюйм. Единственное, в чем изменилось ее отношение к нему, так это в том, что Барбара больше не спорила с ним, и не пыталась опровергнуть любое его высказывание. По правде говоря, она очень внимательно выслушивала все, что он говорил, но это было так, как будто она прислушивалась к бестелесному голосу. А голос теперь не мог набраться храбрости и сказать: «Барбара, ты выйдешь за меня?», потому что Дэн знал заранее, каким будет ответ. Он говорил себе — дело в том, что она никогда не выйдет замуж, потому что еще не вернулась к жизни.

Ну что ж, он принял решение. Принял ли? Или это его отец принял решение за него?

— Уезжай, парень, — сказал ему отец, — ты изматываешь себя. Деньги готовы, возьмешь, когда понадобятся. Я собираюсь выделить тебе пять тысяч, но не всю сумму, и это даже не вся твоя доля. Будет еще немного, когда дело дойдет до дележки. Но скажу тебе, парень, что это случится не сразу, я пока что не собираюсь отдавать концы. Прослежу, чтобы в банке на твое имя были положены две тысячи, когда понадобится еще, пошлешь весточку, это мне подскажет, где ты есть.

Вспоминая эту сцену, Дэн подумал, что момент тогда выдался очень эмоциональный. У него было почти девичье желание положить голову отцу на плечо, обнять его, выразив таким образом переполнявшие его чувства, но все, что он смог сделать — это выдавить из себя:

— Очень великодушно с твоей стороны, папа, можешь быть уверен, что я их не промотаю.

И теперь единственное, что оставалось, это завтра придти туда, и сказать им, сказать ей, а потом можно собирать вещи. Но у него мало вещей, он собирается путешествовать налегке. На следующей неделе в это время он уже будет во Франции или дальше. Подумать только, во Франции или даже дальше.

Но мысль об этом не доставила Дэну радости.

Сбив снег с сапог о стену, Дэн постучал в дверь и вошел на кухню. Мэри повернулась от плиты, а мисс Бригмор от полки, и обе вскрикнули, почти как те служанки.

— Ой! В такую погоду вы еще не являлись, мистер Дэн, — заявила Мэри.

— Ну и ну! Дэн, Дэн, мы совсем тебя не ждали, — эхом отозвалась мисс Бригмор. — Как тебе удалось добраться?

Дэн рассмеялся в ответ, снимая перчатки и теплое пальто.

— Ух! Мистер Дэн, — принимая у него вещи, промолвила служанка.

— Еще не придумана такая погода, Мэри, которая могла бы помешать мне увидеть вас, — с вымученной шутливостью прошептал Дэн.

— Ах вы, мистер Дэн! — она замахнулась на него его же шляпой, потом поспешила из кухни со словами: — Вы, должно быть, унюхали похлебку, вот в чем все дело.

— Что... Что-нибудь случилось, Дэн? — мисс Бригмор подошла поближе к Дэну, который стоял, грея руки над открытым огнем, полыхающим в печи.

Он повернул голову и секунду посмотрел на нее, прежде чем ответить.

— Нет, ничего не случилось. Я... я просто подумал, что надо повидаться, перед тем, как я уеду совсем. Я не мог уехать, не попрощавшись с вами.

— Уехать, куда?

— Из дома... отсюда... из Манчестера, с фабрики... из Англии...

— Ты уезжаешь из Англии, Дэн?

Он собирался ответить, но повернулся и посмотрел на дверь (Мэри оставила ее распахнутой настежь). Дэну показалось, что кто-то собирался войти, однако никто не появился.

— Ну, знаете, я... я всегда собирался, на фабрике я был всего лишь на год, на испытательный срок. Но я всегда знал, что не смогу там постоянно работать. Просто хотел угодить отцу. Он... такой добрый, щедрый.

— Ох, Дэн. — Мисс Бригмор повернулась к нему спиной. — Мы... будем скучать по тебе. Барбара, Барбара будет скучать, ты... единственный, кого она видит, по правде говоря, ты единственный, кого она, кажется, хочет видеть.

— Это потому, что она сидит дома, — заметил Дэн. — Когда будет хорошая погода, начнет выходить, гулять.

Мисс Бригмор снова обратила к нему лицо.

— Навряд ли, Дэн, — медленно произнесла она. — Барбара переменилась. Знаешь, в глубине души я бы... хотела, чтобы она осталась глухой, потому что она восприняла возвращение слуха как новое несчастье.

— Нет, нет, вы не должны так думать. Это чудесно, что Барбара снова слышит. Ну, не грустите. — Он подошел к ней ближе. — Вы и сами осунулись. Как вы себя чувствуете?

— Я в порядке, Дэн. — Она потрясла головой и поморгала, а потом немного дрожащим голосом промолвила: — Я собиралась разливать суп, мы обычно едим его утром, он согревает лучше, чем чай. Проходи в гостиную. — И тут же остановила его. — Знаешь, я передумала, не буду пока спешить, лучше тебе сказать ей все сейчас.

— Да, да, хорошо, скажу. — Дэн вышел из кухни, пересек холл, и остановился на мгновенье, прежде чем постучал в двери, а затем вошел в комнату. Барбара стояла у окна. Она тут же повернулась, глядя на него, и Дэн в который раз отметил какая она высокая. Со времени болезни девушка, казалось, еще выросла, может, такое впечатление складывалось из-за того, что она похудела.

— Ты что, разве не удивлена? Всё остальные, увидев меня, были ошарашены. Две служанки чуть не грохнулись с лестницы, когда я прошлой ночью пришел, или, вернее сказать, ввалился в дом. А сейчас Мэри чуть не свалилась в огонь, а Бриджи пролила суп, а ты ведешь себя так, словно ожидала меня.

— Я ожидала. Я... я слышала, что ты говорил на кухне.

— О! — Дэн почтительно склонил голову. — Так вот в чем дело. Впрочем, я и не думал, что мне удастся удивить тебя, ты знаешь меня слишком хорошо, все мои поступки, слова...

— Не шути, Дэн. — Она медленно подошла к нему и повторила: — Не шути.

— Почему? Почему я не должен шутить? Шутка — это часть моей натуры.

— Потому что... потому что ты пришел сказать мне, что уезжаешь. Я слышала, как ты разговаривал с Бриджи.

— Ну что ж, значит, с этим покончено, верно?

— Дэн. — Барбара подошла еще ближе.

— Что такое?

— Дэн. — Она схватила его за руку.

— Ну-ну, не надо так волноваться. Садись. Что случилось?

Когда он осторожно усадил ее на диван, Барбара сжала руки и, наклонив голову, сильно прижала их к груди, как будто хотела протолкнуть их вглубь тела, а потом что-то прошептала.

— Что ты сказала? — Дэн приблизился к ней.

Она повторила свои слова, и Дэн внезапно вздернул ее подбородок так, что их лица оказались на одном уровне, и теперь сам прошептал:

— Ты понимаешь, что ты только что сказала?

Она кивнула.

— Ты сказала: «Возьми меня с собой». Ты хочешь поехать со мной? Барбара. Барбара! — но больше не шептал, а говорил все громче и громче, потом взглянул на дверь и, понизив голос, спросил: — Ты... ты это на самом деле?

— Да, да, Дэн. Пожалуйста, возьми меня с собой, увези отсюда. Я... я собиралась уехать в любом случае, хотела уехать, но... боюсь сама.

— Есть только одна возможность для тебя — уехать со мной, — произнес он с помрачневшим лицом. — Барбара, ты понимаешь это?

Не мигая, она посмотрела ему в глаза и ответила:

— Понимаю.

— Ты выйдешь за меня?

— Да, Дэн.

— О! Барбара. — Он притянул ее руки к своей груди, поцеловал белые костяшки пальцев и севшим голосом проговорил: — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

— Да, да, знаю, — едва кивнув, пробормотала она.

— С какого времени?

— С тех пор... как ты начал навещать меня.

— А до этого не знала? — печально улыбнулся Дэн.

— Как... откуда? Мы, кажется, постоянно ссорились.

— Я любил тебя всю свою жизнь, можешь ты в это поверить? С самого первого раза, когда увидел тебя в детской. Помню, как Кэти выскочила из детской со слезами: «Девчонка Молленов меня ударила!», и потом я увидел тебя, стоящую ровно, словно ивовый прутик... Что случилось? Не наклоняй голову.

— Я... я ненавижу эту фамилию, меня зовут Фаррингтон.

— Хорошо, хорошо, милая, — успокаивающе проговорил Дэн, — но теперь тебя недолго будут звать Фаррингтон. Я... я не могу в это поверить, не могу поверить, что ты хочешь выйти за меня замуж. Но... — он грустно покачал головой. — Это ведь не так, это только для того, чтобы скрыться? Но... не волнуйся, — быстро, сбивчиво заговорил Дэн. — Не важно по какой причине. Не меня любишь, я знаю, и не жду этого, пока, во всяком случае...

Когда Барбара подняла голову и посмотрела ему в глаза, он шутливо добавил:

— Но я из тех, кто никогда не теряет надежды. — А потом изменившимся голосом, серьезно спросил: — Но я ведь тебе немного нравлюсь, правда?

— Мне... ты мне стал очень нравиться, Дэн.

— Спасибо, спасибо, Барбара. Пока этого достаточно.

— Когда... когда мы сможем уехать?

Немного удивленный ее спешкой, он ответил:

— Как только ты будешь готова. Но... ты не подумала о Бриджи, как она к этому отнесется, как будет себя чувствовать?

— Да, да, подумала, я очень много думала об этом, но должна сказать и могу сказать только тебе — именно от Бриджи я и должна уехать.

— От Бриджи?

— Да, от Бриджи. Не могу этого объяснить. Я знаю, что так неправильно, понимаю в душе, что не должна обвинять ее во всем, что случилось, и все же обвиняю. Не могу удержаться от обвинений.

— Ох, Барбара, ты не должна так думать, только не Бриджи, она... она посвятила тебе всю свою жизнь.

— В этом-то все и дело, Дэн. — Барбара отвернулась. — Она отдала мне всю жизнь, и бремя ее самоотверженности лежит на мне, и... я вижу, как с годами оно становится все тяжелее и тяжелее, пока она опекает меня и превращает в копию самой себя, в мисс Моллен, в старую деву мисс Моллен.

— Барбара, милая, дорогая. — Повинуясь импульсу, Дэн обнял ее, но когда прижал к себе крепче, почувствовал, что ее тело не отзывается, и замер.

— Дай мне время, Дэн, дай мне время, — глядя ему прямо в глаза, мягко сказала девушка.

— Сколько пожелаешь, милая, — ответил он так же мягко. Дэн не знал, что другой мужчина, сводный брат Барбары, говорил те же самые слова ее тете Констанции, в этой же комнате, больше двадцати лет назад.

— Ты... ты скажешь ей сам?

— Ты хочешь, чтобы это сделал я?

— Пожалуйста.

— Хорошо. — Он разжал объятия, резко повернулся и вышел.

Секунду Барбара постояла, глядя на дверь, потом быстро подошла к окну, и, сжав руку в кулак, сильно прикусила костяшки пальцев. Она завороженно смотрела на бесконечный белый ковер, покрывающий сад, склоны и холмы вдали, и ощущала такой же холод и пустоту внутри себя. Но теперь она хотела растопить это криком в душе: «Я полюблю его! Я научусь любить его! Это возможно».

Барбара повернулась, когда открылась дверь, и вошла мисс Бригмор, но ни одна из них не двинулась навстречу другой. А когда мисс Бригмор заговорила, ее голос был таким тихим и отдаленным, что Барбара представила, будто на минуту снова потеряла слух.

— Ты не можешь, не можешь этого сделать.

— Могу, могу, Бриджи, и сделаю.

— Ты хочешь сказать, что по собственному желанию уедешь... в другую страну?

— Да, я именно это хочу сказать.

Они обе сейчас говорили так невнятно, словно не только боялись расслышать слов друг друга, но опасались и своих собственных.

— Это значит, что ты оставишь меня, оставишь здесь одну?

— Я... я бы все равно тебя оставила, если бы вышла до этого замуж.

— Тогда все было бы по-другому, ты была бы поблизости.

—Да.

Мисс Бригмор вздрогнула, потому что короткое слово прозвучало, как крик.

— Да, — повторила Барбара, — в поместье или за холмами. Ты бы, в конце концов, не так уж возражала, верно, пока я поблизости от тебя? А потом появились бы новые дети, которых ты принялась бы воспитывать по своему методу, не имеющему ничего общего с жизнью. Это доказано, доказано всеми, к кому ты прикасалась. Тетя Констанция — при всей моей ненависти, я понимала, что ее судьба не сложилась прежде всего из-за незнания жизни. Потом моя мама, другая Барбара, что случилось с ней? Что с ней случилось, а? И это все из-за человека, которому ты была любовницей. — Барбара указала на портрет, висящий над камином. — Мне хочется искромсать это, а ты угождала ему во всем. Если бы ты не позволила той женщине придти в сарай, мою маму не изнасиловали бы, и меня бы здесь не было. Ты воспитывала своих учеников в доме, полном греха, и сама же удивлялась и негодовала, когда совершался грех. Ты до сих пор сохранила способность удивляться и негодовать, после всего, что случилось. Даже Кэти восстала... — Барбара уже почти кричала.

Когда мисс Бригмор прислонилась к двери, она открылась, и вошел Дэн. Секунду он в упор глядел на Барбару. Потом его внимание привлекла Бриджи, которую прижало к стене дверью, и она уже начала сползать на пол, но Дэн подхватил ее, и, поддерживая, проводил до дивана.

— Принесите немного бренди, — приказал он вошедшей в комнату Мэри.

Служанка поспешила прочь, а Дэн опять взглянул на Барбару. Лицо его было неподвижным, а взгляд жестким, даже обвиняющим.

— Я... мне очень жаль, — почти проскулила девушка. — Я... не хотела этого говорить, просто...

— Тогда не надо было говорить.

— Я... я знаю. — Ее ноги подкосились, и она резко опустилась в кресло.

— Все в порядке, в порядке, — пробормотала мисс Бригмор, поднося руку к голове.

Но когда она попыталась выпрямиться, Дэн осторожно удержал ее.

— Посидите спокойно, — посоветовал он.

— Я... лучше пойду к себе, — промолвила она слабым голосом.

— Сейчас пойдете, Мэри несет вам выпить. А, вот и она. — Дэн взял стакан из руки Мэри, но когда хотел поднести его к губам мисс Бригмор, та отклонила его помощь и сама отпила бренди.

— Я... прости, Бриджи, — не поднимаясь с кресла, промолвила Барбара.

— Все в порядке, дорогая, — взглянув на нее, ответила женщина.

Барбара стремительно бросилась к дивану, опустилась на колени перед мисс Бригмор. Она обнимала ее, и, сотрясаясь от рыданий, восклицала:

— Не в порядке, совсем не в порядке. Я злая, плохая, а ты была так добра ко мне всю жизнь. Я совсем не это имела в виду, что сказала, но... не могу я остаться, Бриджи, не могу, иначе умру. И это не из-за тебя, а из-за... — Она умоляюще посмотрела в побелевшее лицо мисс Бригмор, а потом медленно и более спокойно договорила: — Из-за всех вокруг. Я никогда... не смогу поехать в город, в Эллендейл, или в Хексем, куда угодно, даже пройти по дороге, на меня будут указывать пальцем: «Вон идет девчонка Молленов, из-за которой Сара Уэйт потеряла ногу». И... и еще я знаю, что если бы было так, как хочет Джим Уэйт, то меня затравили бы, отдали под суд. Я... я не могу этого вынести, Бриджи.

Ни Бриджи, ни Дэн, ни даже Мэри не стали ей возражать, потому что знали — то, что она говорит, — правда, хоть они и не признавали это открыто. Мисс Бригмор опустила руку на блестящие черные волосы девушки и ласково погладила их, потом перевела взгляд на Дэна, сидевшего рядом, и спросила:

— Когда вы поедете?

— Теперь... мы уже не спешим.

— Вы не должны менять свои планы, чем скорее, тем лучше.

— Нет, мы не будем торопиться. Какое значение имеют неделя — две? И... и мы поженимся здесь, Бриджи. — Он опустил глаза и встретился со взглядом Барбары.

Она все еще стояла на коленях, обнимая Бриджи. Девушка открыла было рот, чтобы возразить, однако промолчала. Что-то в лице Дэна заставило ее передумать и не протестовать, и каким-то уголком сознания Барбара поняла: этот мужчина, настолько ниже ее ростом, и так сильно, по его словам, влюбленный в нее, окажется вовсе не таким уступчивым, как она предполагала. Когда она смотрела на него, ей на секунду показалось, что видит лицо его отца. Барбара опустила голову.

— Ну что ж, решено, — сказал Дэн. — А теперь, Бриджи, постарайтесь больше не волноваться, все устроится.

— Да, да, Дэн, все устроится. А теперь извините меня... ты не против, дорогая? — Она осторожно высвободилась из рук Барбары, и с прежним достоинством поднялась с дивана. Медленно вышла из комнаты, направилась по лестнице в свою спальню и только теперь закрыла лицо руками, бормоча сквозь пальцы: — О! Боже. О Боже, помоги мне пережить это.

Бриджи села в кресло у изголовья кровати, сложила руки на коленях, и, глядя прямо перед собой, представила себе годы, которые ожидают ее впереди. Они с Мэри останутся вдвоем в этом коттедже, отрезанные и от фермы за холмами, и от поместья. Гарри Беншем серьезно подумывал о продаже дома, а если так, она там больше не появится. Вот и останется наедине с Мэри, которая, конечно, родная душа, но в плане интеллекта так же безнадежна, как безводная пустыня. И все же ей придется рассчитывать только на компанию Мэри до тех пор, пока одна из них не умрет. Такое будущее заставило Бриджи крепко зажмуриться.

За что, за какие деяния ей было все это отмеряно, вопрошала она Господа. Неужели это плата за то удовольствие, которое она получала с Томасом? Если так, то цена слишком высока. Жизнь — это какой-то сумасшедший дом. В ней нет ни объяснений, ни логики. Ты появляешься на свет, окружение формирует твои мысли, потом уже они диктуют поступки и устанавливают твои принципы, по которым ты и живешь. За исключением того случая, когда ты нарушаешь законы общества и отдаешься мужчине, не будучи связанной с ним священными узами брака.

Но рассматривая свою жизнь в соответствии с идеалами справедливости, Бриджи решила, что заплатила за такую свободу, потому что потеряла свое доброе имя и стала публично известна, как любовница Моллена. Однажды на рынке о ней со смехом сказали, дескать, вон — одна из ночных работниц Моллена: мисс Бригмор слышала это своими собственными ушами. Так вот, говоря о справедливости, разве она не достаточно заплатила за свой единственный проступок?

Но она не признает обвинений, только что брошенных ей Барбарой; как будто из-за ее воспитания на ней лежит ответственность за то, что произошло с Констанцией, и с другой Барбарой, и даже с Кэти с ее радикальными идеями. Но прежде всего Бриджи отрицала свою вину за то, что случилось с самой Барбарой, поскольку со дня ее рождения думала лишь о том, чтобы направлять воспитанницу по верному пути.

Она вспомнила те мучительные дни, когда ездила через холмы умолять Дональда Радлета не забирать у нее девочку, которая приходилась ему сводной сестрой. Пустота в ее душе в тот день, когда она смотрела, как он собирается сам забрать ребенка, была сродни той пустоте, что она ощущала сейчас. Его смерть в овраге — его убийство — спасло Барбару от дьявольских рук, а мисс Бригмор — от ужасного одиночества. Теперь, почти через двадцать лет, именно Барбара обрекает ее на одиночество, и неизвестно, сможет ли она его пережить. Но, надо держаться так, как будто сможет, хотя бы до того, как Барбара выйдет замуж и уедет.

Дэн — добрый человек, и хотя он невысок ростом, однако все равно очень похож на отца. В нем есть целеустремленность, может быть, не такая, как в Гарри, но все равно есть. Она подумала, понимает ли он, что делает, беря в жены Барбару, девушку, в которой не осталось ни капли любви. Никто, пережив такое наваждение, как ее любовь к Майклу, и пройдя все муки последних месяцев, не смог бы выжать даже из самых дальних тайников души ничего похожего на любовь.

Жалость огромной волной затопила сердце мисс Бригмор, жалость не только к себе, но и к Дэну, Барбаре, Констанции, Майклу и к Саре, да, и к Саре тоже. Что же такое есть в Молленах, если все они должны в какой-то момент своей жизни причинить кому-либо зло? Странные истории о злодеяниях Молленов за последние сто и более лет до сих пор передавались из уст в уста.

Во время ее пребывания в поместье законный сын Томаса, Дик, чуть не убил судебного пристава на кухне, и если бы тот не помешал ему, наверняка убил бы Уэйта. Она сама, лично, собирала деньги для залога Дика, вынося из дома ценности, при помощи Мэри Пил и детей. И что же он сделал, когда был выпущен под залог? Сбежал во Францию, и она больше ничего не слышала о нем до самой его смерти, последовавшей через короткое время после ухода Томаса. Тогда в дом явился адвокат с заявлением, что две тысячи фунтов Дик оставил не ей, потому что она не была законной женой. Деньги были отправлены дочери Томаса, Бесси, бывшей замужем за итальянским графом. Мисс Бригмор отстраненно подумала, не рассказать ли Барбаре до отъезда о Бесси, может, она будет себя лучше чувствовать за границей, если узнает, что у нее есть родственница среди аристократии.

Поговаривали, что злые черты Молленов проявляются, когда среди черных волос на голове есть белая прядь. У Дика Моллена была эта отметина, так же, как у незаконного сына Томаса Дональда Радлета, и Дональд был жесток по самой своей сути. И все же, хотя такой знак имел и Томас, он сам не был злым, если не считать его необузданных желаний, но многие другие в его положении в то время вели себя так же.

У Барбары не было никакой видимой отметины, означавшей ее явную принадлежность к клану Молленов, и все же что-то такое было в глубине ее души. Бриджи всегда знала об этом и опасалась этого и того, к чему это могло бы привести. Ее страх не был необоснованным.

Существуют два вида жестокости — физическая и умственная, и Барбара в состоянии воспользоваться любым из них. Мисс Бригмор где-то прочла: тем, кого мы любим, доставляем наибольшие страдания. Она не согласилась с этим высказыванием; никто, кроме умалишенного, не станет медленно убивать сам себя, а когда заставляешь страдать тех, кого любишь больше всего — ты именно себя медленно убиваешь.

Через всю комнату она бросила взгляд на свое отражение в большом зеркале и увидела средних лет, — нет, надо быть правдивой, — старую, степенную, чопорно одетую гувернантку.

Бриджи ощутила огромное желание, самое сильное желание в своей жизни — умереть в эту секунду. Умереть до того, как ее дитя покинет ее, до того, как пустота дома и пустота в ее душе сведут ее с ума.

Глава 9

Возлюбленные прихожане, мы собрались здесь перед лицом Господа нашего и его паствы...

Паствы почти не было, кроме четырех человек, стоящих перед алтарем. Холод и темнота в церкви словно служили напоминанием о грядущем могильном холоде.

Барбара, дрожа всем телом под прекрасной меховой накидкой (которая входила в число свадебных подарков Гарри), без изумления, но настороженно воспринимала все происходящее и вовсе не ощущала себя, как во сне. Голос старого священника звучал тонко и пронзительно, вонзая ей в мозг каждое слово, словно стальную проволоку.

...не для поступка предумышленного, или безрассудного, безответственного, не для плотских утех, как поступают твари бессмысленные; но благопристойно, непорочно и осмысленно, в трезвом уме и страхе Божьем.

В страхе Божьем. Боялась ли она Бога? Она должна была бояться — Бриджи воспитывала ее в страхе Божьем. Но саму себя Барбара боялась больше.

Что было предопределено дабы противостоять греху и не допустить блуда...

Не грешит ли она сейчас больше, чем если бы заставила Майкла любить ее, любить без венчанья? И она могла бы это сделать, могла бы, могла. Ее внутренний голос заглушал голос священника.

Я вопрошаю вас обоих, как спросится с вас в судный день, когда раскроются все тайны всех сердец, что если кто-нибудь из вас знает о каком-либо препятствии, из-за которого вы не можете быть соединены узами священного брака...

Да, да, она знала о таком препятствии. В ней не было любви к человеку, стоящему рядом. И он об этом знал, но все же ответит согласием на слова священника.

Будешь ли ты любить ее, утешать, почитать и хранить верность, в болезни и здравии, и, оставив всех остальных, одной ее держаться до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

— Буду.

Берешь ли ты этого мужчину в венчанные супруги свои, дабы жить вместе по законам Божьим в священных узах брака? Будешь ли ты подчиняться ему, служить, любить и почитать его, хранить ему верность, в болезни и здравии до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

— ...Буду.

Кто отдает эту женщину в жены этому мужчине?

Гарри сделал шаг к Барбаре, коснулся ее руки и что-то пробормотал.

Дэн держал ее за руку. Он повторял за священником, их слова переплетались у нее в голове. Любить и заботиться до тех пор, пока смерть не разлучит нас.

Я, Барбара, беру тебя, Дэниел, в законные венчанные мужья, чтобы владеть и беречь с этого дня и впредь...

Он надевал ей на палец кольцо.

Этим кольцом я с тобой обручаюсь, телом своим тебя освящаю, и всеми моими благами земными одаряю...

Все закончилось. Они стояли на коленях радом, но она опять была в черной пещере, и все ее тело дрожало, ожидая прихода смерти.

Они шли по неровным каменным плитам по направлению к ризнице. Дэн крепко держал ее за руку и смотрел на нее. Она тоже взглянула на него. Он не улыбался, но в его глазах светилось нечто, что она могла назвать только удивлением, и в эту минуту Барбара стала молиться: «Господи, позволь мне полюбить его, он заслуживает того, чтобы быть любимым...».

Все закончилось. Они снова были в экипаже, и Гарри, намереваясь нарушить торжественность момента (сам для себя он называл эту свадьбу самым печальным зрелищем, намного печальнее, чем любые похороны, на которых ему довелось присутствовать), громко хлопнул в ладоши и сказал:

— Ну и церковь, я еще никогда в жизни так не замерзал. Как это несчастные бедолаги выдерживают там всю службу от начала и до конца? И поп тоже — выглядел так, словно его много лет не размораживали.

— Тебе придется пожертвовать деньги на печь и уголь, папа, — криво усмехнулся Дэн, глядя на отца из другого угла кареты, где он сидел рядом с Барбарой.

— Что! Мне пожертвовать на печь и уголь, ты говоришь? Ни за что в жизни, парень. Насколько я знаю этих ребят, они первым делом позаботятся об огне в своем собственном камине и о горячительной подливке к кашице на ночь. Знаю я, куда отправится мой уголь.

— Непохоже, чтобы он когда-нибудь в своей жизни грелся у огня.

— Ну, грелся или нет, ты меня не заставишь пожертвовать на печку. Вот если бы ты позаботился обо всем заранее, а не рвался под венец, как бычок на волю, и если бы мог предполагать, что меня ожидает этим утром, тогда бы я распорядился насчет двух печек. Во всяком случае, дело сделано, верно, подружка? — он наклонился вперед и положил руку Барбаре на колено.

— Да, да, мистер Беншем... — тихо ответила она.

— Слушай, давай заканчивай с этим и побыстрее. Хватит уже величать меня «мистером Беншемом», можешь звать меня Гарри или папой, как остальные, выбирай сама. А вот эта. — Он повернул голову и посмотрел на мисс Бригмор. — Она скорее отправится на виселицу, чем назовет меня Гарри, верно?

Мисс Бригмор поглядела в глаза Гарри Беншема. Она понимала, зачем он все это говорит, но не могла помочь ему даже простой улыбкой. И благодарно вздохнула, когда он снова переключил внимание на Дэна и Барбару.

— Так о чем это я?.. Да! Хорошо бы, если бы они пошевелились. — Гарри выглянул из окошка кареты, потом добавил: — Но я лучше не стану его торопить, не то мы окажемся в сугробе. Эх! Везет же вам, — покивал он молодоженам, — отправляетесь погреться на солнышке. Хотел бы я поехать с вами. Никогда не думал, что мне так осточертеет север, но, парень, эти зимы меня просто выматывают. Знаешь, когда вы устроитесь где-нибудь, пошли мне открытку. Напиши там только «Светит солнце, свободная кровать», и я явлюсь, как пуля из ружья.

— Мы так и сделаем, — кивнул Дэн отцу. Он тоже понимал, чего пытается добиться Гарри, и благодарность к нему все накапливалась в его сердце, накапливалась, не находя выхода.

Внезапно Гарри откинулся назад, прижавшись спиной к кожаной обивке кареты, и глубоко вздохнул. Он устал почти до изнеможения. То, как он пытался говорить правильные вещи, стараясь, чтобы все происходящее выглядело обычным, и как не мог изменить выражение лица Бриджи, было гораздо тяжелее, чем самый тяжкий труд. Да, он никогда в жизни не видел такого несчастного женского лица, какое было у нее за последние дни. Гарри искренне надеялся, что его новая невестка проявит больше заботы о своем муже, если он будет в ней нуждаться, чем о женщине, воспитавшей ее и посвятившей ей всю свою жизнь.

В этой девчонке что-то было не так. Все твердили об отметине Молленов, и Гарри уже подумывал, что это не просто рыночные сплетни и бабушкины сказки. Она, конечно, красавица, в этом нет никакого сомнения. Но, по его мнению, мужчине требуется нечто большее, чем только красота. Ему нужна теплота, а в ней ее было ровно столько, что если Дэн сумеет согреть хотя бы руки, ему здорово повезет.

Да уж, похоже, Дэна ждет нечто, но это его собственная жизнь. Ты растишь сыновей и дочерей, а что ты о них знаешь? Только подумать: Дэн любил эту девчонку всю жизнь, а он, отец, не имел об этом ни малейшего представления до последнего времени. А еще Кэти — она унаследовала от матери душевную теплоту, однако, она вымораживает ее, тушит, заваливая кучей дел; а теперь еще твердит, что хочет замуж за Вилли. Странно, но чем больше Гарри думает об этом союзе, тем больше он против. Ему почему-то кажется, что их брак имеет еще меньше шансов устоять, чем у Дэна с Барбарой. А, к черту! Ему надо подумать о себе, и он как раз и собирается этим заняться. Матильда говорила ему: «Не волнуйся насчет меня, парень, не носи постоянно черное. Доставь себе немного удовольствия, но только выбери правильно, ты меня понимаешь?».

Да, он понимает, что она имела в виду. В Матильде было то, чего ему так и не удалось достичь. Он в некотором смысле был слеп, неграмотен и слеп. Ну что ж, он положит этому конец, и очень скоро.

Свадебный завтрак был накрыт в коттедже; мисс Бригмор выстояла, несмотря на протесты Гарри. Блюда оказались простыми, почти будничными, хотя Мэри старалась изо всех сил. Так же как сейчас Гарри и Дэн старались поддержать разговор. Даже Барбара была вынуждена помогать им, чтобы противостоять замкнутости мисс Бригмор.

Когда завтрак закончился, и было выпито за здоровье всех присутствующих, они прошли в гостиную, где Гарри, вытащив из жилетного кармашка тяжелые золотые часы, сказал:

— Ну что ж, не хочу никого торопить, но если вы собираетесь успеть на поезд, вам лишний час не помешает, так что пора бы вам двигаться в путь.

— Все... все уже готово, мне надо только одеться, извините меня. — Барбара буквально выбежала из комнаты.

Дэн и Гарри остались, глядя на мисс Бригмор, которая стояла, держась обеими руками за спинку дивана.

Подойдя к мисс Бригмор, Дэн ласково положил руки ей на плечи.

— Постарайтесь не волноваться, Бриджи, я... я позабочусь о ней. И я обещаю вам, что если... я хочу сказать, что когда мы осядем где-нибудь, я вам напишу и устрою все для вашего приезда.

Она не могла отвечать, а только смотрела на него, и в душе молилась, чтобы ей не отказали ноги.

— Пойдите, поговорите с ней. — Дэн осторожно развернул ее и подтолкнул к дверям.

Бриджи покачала головой, потому что все слова уже были сказаны, и больше она бы не выдержала.

— Вы не поедете с нами на вокзал? — спокойно спросил Дэн.

И вновь она покачала головой.

— Оставь ее. Оставь ее в покое, парень, — посоветовал Гарри, резко махнув головой.

Когда из холла раздались громкие рыдания Мэри, они все вышли, и Дэн придержал дверь для мисс Бригмор. Мэри и Барбара обнимали друг друга. И плакали. Только Барбара — беззвучно.

Затем Дэн, выйдя вперед, взял Мэри за руку и повел ее за собой на кухню, а Гарри следовав за ними, так что на минуту мисс Бригмор осталась наедине со своим дорогим ребенком. Ее девочка была теперь замужней женщиной и уходила из ее жизни, чтобы никогда больше не вернуться.

— Бриджи. О! Бриджи, милая. Прости... прости меня за все, что я сделала.

Они крепко обнялись.

— Я... я никогда не прощу себя за все те беды, что принесла тебе. А ты... ты меня простишь? Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты меня прощаешь. И... я согласна с Дэном, ты должна навестить нас. Бриджи, Бриджи, поговори со мной, скажи что-нибудь.

Теперь они стояли, держась только за руки, но мисс Бригмор ничего не говорила — она просто не могла вымолвить ни слова. В последний раз она взяла в ладони любимое лицо, наклонившись, поцеловала Барбару, потом повернула ее и ласково подтолкнула к дверям, перед тем, как торопливо вернуться в гостиную.

Когда мужчины снова вошли в холл, то обнаружили там лишь Барбару, которая сотрясалась от рыданий.

Через несколько минут они уже были в карете. Возчик положил в сетку для вещей два саквояжа — это и был весь багаж, который они брали с собой. Барбара не подняла головы, чтобы в последний раз взглянуть на коттедж, и Гарри не выглянул из окошка, только Дэн помахал на прощание Мэри, одиноко стоявшей у ворот.

Мэри смотрела вслед карете до тех пор, пока та не исчезла за поворотом. Дрожа от холода, она пошла по тропинке к входной двери.

— Ох! Она уехала, — приговаривала Мэри сквозь слезы. — Просто не верится. Боже Всемогущий! Что же будет с нашей мисс? — Когда она закрывала дверь, то услышала странный звук. Сбросив пальто, Мэри поспешила в гостиную, и, распахнув дверь, на мгновение застыла, глядя на фигуру мисс Бригмор.

Та сидела на полу у дивана, зарывшись лицом в подушку, а руки ее то сжимались, то разжимались на обивке, словно она месила тесто.

— О! Мисс, мисс. — Мэри упала на пол рядом с хозяйкой, и, обняв ее, воскликнула: — Не принимайте это так близко к сердцу, не надо. Давайте присядем. Я принесу вам выпить, ну же, ну, подружка. — Она была так взволнована, что даже не извинилась за фамильярность. Прошло некоторое время, пока ей удалось уговорить мисс Бригмор подняться с пола, а потом, усадив на диван и укутав ей плечи шалью, Мэри сказала: — Ну вот, просто посидите так немного, а я принесу вам попить чего-нибудь горяченького. И добавлю туда спиртного. Это как раз то, что вам сейчас требуется, немного спиртного.

Слезы все еще катились по лицу Бриджи, и, не пытаясь утереть их, она сидела, уставясь в огонь. Через некоторое время она подняла глаза на портрет Томаса. Доброжелательный, как всегда, он улыбался ей.

Цепочка от часов пересекала его тучную фигуру, и ее блеск, казалось, отражался в глазах Моллена. Он как будто говорил: «Ну. Ну, жизнь еще не закончилась. Твоя жизнь совсем неплохо устроена, гораздо лучше, чем было вначале, и уж, конечно, намного лучше, чем когда тебе приходилось заботиться обо мне. Разве у тебя нет своего собственного дома, и трех тысяч фунтов в банке, и такого друга, как Гарри Беншем?».

Такой друг, как Гарри Беншем? Гарри Беншем скоро последует за своим сыном и Барбарой. Как и они, он исчезнет из ее жизни, может, будет появляться иногда, чтобы поздравить с праздниками. Бриджи снова взглянула в глаза Томаса, казавшиеся на портрете живыми, и на мгновение в ее мозгу вспыхнула мысль: «Как бы я хотела вернуть все назад, и никогда не появляться в «Высоких Берегах». Тогда я не увидела бы тебя, и моя жизнь принадлежала бы мне одной, и я не посвящала бы ее тому или другому, чтобы они потом швыряли мне ее назад, пустую, бессмысленную...». Но мягкий взгляд Томаса отмел эту мысль, а выражение его лица, казалось, изменилось, стало печальнее, и она услышала голос, донесшийся сквозь годы: «Я любил тебя так, как не любил никого другого; довольствуйся этим».

Но разве можно жить одними воспоминаниями и довольствоваться этим? Ну что ж, ей, видно, придется. Придется собрать все оставшиеся силы и встретить то, что предлагает ей жизнь — мисс Бригмор, мисс Бригмор навсегда.

Глава 10

Она легла в кровать, и сон пришел к ней очень быстро. Дали себя знать усталость и большое количества виски, потому что Мэри этим вечером добавила ей в горячее молоко столько спиртного, что молоко стало холодным.

В девять часов утра служанка вошла в спальню с завтраком на подносе. Поставив его на столик, она отдернула шторы, потом, склонившись над кроватью, осторожно потрясла мисс Бригмор за плечо:

— Вставайте, мисс, и поешьте.

— Что! — Мисс Бригмор повернулась на спину, открыла глаза и поморгала спросонья. Затем глянула в сторону окна и пробормотала: — Я... я проспала, который час?

— Почти полдесятого.

— Полдесятого! — Она села, облокотившись о подушки, застегнула верхнюю пуговку ночной рубашки, разгладила одеяло и сказала: — Все еще холодно...

— Да, и, похоже, что будет холоднее, ночью выпало снега на три дюйма, и он продолжает идти. Вот, закутайтесь. — Мэри взяла со стула шерстяную шаль и укрыла плечи мисс Бригмор, а после этого, поставив ей на колени поднос с завтраком, сказала: — А теперь ешьте, и не говорите, что вам не хочется. Я очень много думала после вчерашнего и придумала вот что: нам надо продолжать жить.

Мисс Бригмор внимательно посмотрела на служанку.

— Да, Мэри, ты абсолютно права, нам надо продолжать жить. Но... но пусть все будет по-прежнему, не надо менять наши каждодневные правила, я буду завтракать в столовой в полдевятого каждое утро, как обычно. Но... все равно, спасибо.

Мэри поморщилась и быстро отвернулась от кровати.

— О! Мисс, — промолвила она и, выходя из комнаты, повторила: — О! Мисс.

Мисс Бригмор даже видеть не могла то, что лежало перед ней на подносе — бекон, поджаренный хлеб, и пудинг. Выпив лишь чай, она аккуратно завернула завтрак в салфетку и спрятала в ящик, чтобы позже выбросить. Но прежде позаботилась о том, чтобы нож и вилка выглядели так, словно ими пользовались. Через полчаса, одетая и подтянутая, как всегда, она отнесла поднос вниз.

— Ну вот! Так-то лучше, — глядя на нее, улыбнулась Мэри. — Можно начинать день, когда в животе что-то есть. Я так понимаю. Огонь горит вовсю, и если вы собираетесь проверить счета, сегодня ведь пятница, то не сидите в кабинете, а приносите все книги в гостиную и устраивайтесь поудобнее.

— Спасибо, Мэри, — поблагодарила Бриджи и собралась уже выйти.

— Но вы же не сказали, что хотите на обед, — напомнила Мэри. — Я могу сделать мясной пудинг, все-таки горячее блюдо или предпочитаете холодный пирог и всякие остатки от вчерашнего.

— Думаю, мы доедим остатки, Мэри.

— Ну хорошо, как хотите, хотя было бы лучше для вас съесть пудинг. Ладно, пусть будет по-вашему.

Мисс Бригмор прошла через холл в гостиную. День начался, как обычно, кроме того, что ей принесли завтрак в кровать. Но теперь все будет по-прежнему, хотя она сделает, как предложила Мэри, и перенесет свои книги из кабинета в гостиную.

Все подготовив, она придвинула к себе книгу по ведению домашнего хозяйства, взяла ручку, но тут голова ее поникла. Снова одиночество и никакая рутина не облегчает этого чувства, рутина скрывает только внешние проявления. А внутри — пустота, такая же холодная и огромная, как склоны за окном и как густо падающий снег. Пройдут года, не заполняя эту пустоту, а разъедая ее еще больше, пока от человека не останется ничего, кроме оболочки.

Слезы заполнили глаза Бриджи, но она резко вздернула голову и приготовилась писать, все время повторяя себе, что должна продолжать действовать в соответствии со своими собственными правилами — сохранять самообладание, при любых обстоятельствах сохранять. Но ее правила принесли мало пользы, не так ли? Немногим более недели назад ее любимая Барбара отказалась проявить самообладание и высказала ей все, что думала. Она стояла как раз там. Мисс Бригмор посмотрела в сторону окна, потом закрыла глаза, резко повторяя себе: «Ну все, хватит». А потом склонилась над книгой счетов.

В одиннадцать часов торопливо вошла Мэри с тарелкой супа.

— Ну вот, хорошо, что вы хоть немного можете посидеть спокойно, — обрадовалась служанка.

— Ты... ты ничего лишнего не добавила в суп, Мэри?

— Нет, нет. — Женщина помотала головой. — Я бы не стала заправлять его спиртным, как можно? — Улыбнувшись, она подошла к угольному ведерку, и когда подняла его, чтобы подбросить в огонь немного угля, мисс Бригмор остановила ее.

— Все в порядке, огонь пока горит хорошо. Я присмотрю и добавлю, когда надо.

— Ну, не позволяйте ему совсем потухнуть.

С этим указанием Мэри вышла, и мисс Бригмор снова осталась одна. Она посмотрела на суп. Ей не хотелось есть, но от него никак нельзя было избавиться, разве что открыть окно. А это немыслимо. Она принялась медленно прихлебывать и съела примерно четвертую часть, когда услышала глухой стук в стену, а потом кто-то стал колотить в дверь. Бриджи отставила тарелку, прислушиваясь. Через некоторое время из холла донесся голос Гарри Беншема.

— Нет, я не останусь, и пальто снимать не буду, — заявил он.

Дверь гостиной отворилась, и мисс Бригмор медленно поднялась с дивана.

— Ну и денек! — вместо приветствия воскликнул Гарри. — Собаку и то не выгонишь. Давай, одевайся.

— Зачем?

— Затем, что ты едешь назад со мной, нечего сидеть здесь, кукситься.

— Я... и не собиралась кукситься, я в полном порядке, и...

— Так, слушай, я промерз до костей и пошел на преступление, когда выгонял лошадей из теплого стойла, так что не хочу, чтобы они окочурились от холода. И вот еще что. — Он подошел поближе и заглянул ей в лицо. — Мне одиноко. Иногда мое собственное общество меня не устраивает, и, похоже, что до станции мне не добраться несколько дней, наши вчера просто чудом смогли. Да уж! Ничего себе была поездка! Не знаю, как мы добрались назад, уже почти в десять часов. Так что давай, окажи мне услугу, и перекусим вместе. И захвати Мэри. Я ей скажу.

Прежде чем она успела что-либо произнести, Беншем отвернулся, открыл дверь и прокричал:

— Мэри! Эй, Мэри!

Служанка выглянула из кухни.

— Одевайся, поедешь в поместье с нами, — распорядился Гарри.

— Ой! Ой! Правда? Как хорошо, как хорошо, мистер Беншем. Я быстренько.

— С этой никаких проблем, — сказал он и снова стал рядом с мисс Бригмор. — Пойдем, — мягко произнес Гарри, — ну ради меня. — Он видел, как ее голова склонилась набок, как она прикусила губу, а потом медленно прошла мимо него, опустив глаза, и покинула комнату. Повернувшись к огню, Гарри отогнул полы пальто, чтобы тепло достигло поясницы, и произнес вслух: — Ага! Ага! Ну вот, теперь отправляемся!

Через час карета остановилась в ста ярдах от ворот поместья. Гарри, открыв окошко, впустил внутрь клуб ледяного пара.

— Ну, что еще там? — прокричал он.

— Тут скат, сэр, они не могут подняться, колеса все время идут юзом.

— Проклятье! Что, надо помочь подтолкнуть?

— Я... я думаю, это навряд ли поможет, сэр, нас только трое, а нужны шестеро или больше. Заднее колесо, кажется, попало в канаву.

— Ну что, пройдем остаток пешком? — Гарри повернулся к мисс Бригмор. — Как только свернем с дороги, будет полегче, вчера они очищали подъездную аллею.

— Да, да, конечно, мы пройдемся, — с готовностью согласилась мисс Бригмор, но, продвигаясь по глубокой колее, которая была почти полностью засыпана выпавшим ночью снегом, она не смогла бы сделать ни шагу, не опираясь о руку Гарри. А он, шагая по глубокому снегу, то и дело оступался, и несколько раз валился на нее, так что они оба едва не теряли равновесия. Позади них шагала Мэри, которой помогал второй кучер.

Когда они наконец добрались до аллеи, где было всего три-четыре дюйма снега, Гарри продолжал поддерживать мисс Бригмор. И вел ее под руку до тех пор, пока они не вошли в вестибюль. Подтолкнув ее с Мэри к холлу, Беншем скомандовал:

— А теперь освобождайтесь от своих мокрых башмаков и чулок, вы обе, и опустите ноги в горячую воду. Я прослежу, чтобы ее подали наверх еще раньше, чем вы туда подниметесь. Брукс, позаботься об этом, ладно? Принесите несколько посудин с горячей водой в комнату мисс Бригмор. И побыстрее! — потом, отвечая на какой-то вопрос Брукса, он прокричал через весь холл: — Нет, нет, мне не надо, еще не было такого снега, который промочил бы эти сапоги. — Он поднимался по лестнице следом за мисс Бригмор и Мэри, и когда женщины собирались свернуть в галерею, сказал: — Как только будете готовы, внизу вас будет ждать кое-что горяченькое. Не задерживайтесь.

Мисс Бригмор, дойдя до гостиной на «детском» этаже, уже едва переводила дух. Прогулка по глубокому снегу совершенно ее вымотала. Должно быть, она устала сверх всякой меры, потому что в обычной ситуации проделанный путь так бы ее не утомил. Снимая верхнюю одежду, она отказалась от помощи Мэри.

— Тебе самой надо раздеться, у тебя, кажется, совсем промокли ноги.

Мэри была на два года моложе, но мисс Бригмор всегда обращалась с ней так, будто служанка была намного старше ее самой.

В комнату вошли горничные с большими медными тазами с горячей водой, и Бриджи поблагодарила их.

— Как вы только решились выйти в такой день, мисс! — заметила одна из служанок.

— Да, погода действительно разбушевалась, — ответила мисс Бригмор.

— Тут, когда хозяин уехал, некоторые поспорили, что карета не доберется до вашего коттеджа, не говоря уже о том, что привезет сюда вас, — говорила служанка, наливая воду. — Но они проспорили, как я и знала. Ведь если хозяин решил что-то сделать, он так и сделает. Такой же и мистер Дэн, они одинаковые...

Они поспорили, что карета не доберется до ее коттеджа, и что хозяину не удастся привезти ее сюда. От слуг невозможно ничего скрыть, им заметны малейшие изменения в настроении хозяев. Без сомнения, им гораздо больше, чем ей, известно о намерениях Гарри Беншема по отношению к поместью. И все же в глубине души Бриджи была уверена: он уже решил оставить этот дом, а то, что сегодня привез их сюда, каким бы заботливым этот поступок не казался, доказывал лишь одно — Гарри невыносимо жить здесь в одиночестве. Такой человек, как он, привыкший к шуму и суете, наверняка, терпеть не может уединения. Значит, он вскоре вернется в Манчестер, к обществу миссис Тэлбот, которая, без сомнения, соответствует всем его требованиям. Мисс Бригмор обещала Матильде, что сделает все от нее зависящее, чтобы предотвратить такой союз, но как она это может реально сделать? Тем более с таким человеком, как мистер Беншем! Потому что если уж он решил так поступить, то сам черт... Ну что такое! Высказывания Мэри привязываются накрепко, особенно когда у тебя плохое настроение или не владеешь собой.

— Спасибо, Мэри, я сама позабочусь о своих ногах, а ты займись своими. Но если тебе не трудно достать мне домашние тапочки из комода, и пару серых чулок со второй полки, то буду очень благодарна. Как хорошо, что я не убрала их прочь.

Через десять минут мисс Бригмор уже выглядела обычно (лишь щеки ее были бледными). Она пригладила волосы по обеим сторонам прямого пробора и заправила за ухо непокорный локон у виска.

— Когда будешь готова, спускайся в комнату к миссис Кенли, — сказала она Мэри. — Я договорюсь о том, чтобы ты провела день вместе с ней. Ты не останешься здесь одна.

— Не беспокойтесь обо мне, я сама о себе позабочусь. Я спущусь попозже, а вы согревайтесь и перекусите, в общем, отдыхайте.

— Да, да, конечно, Мэри.

Бриджи спустилась с «детского» этажа, но прежде чем пересечь лестничную площадку, заколебалась: стоит ли направиться по главной лестнице в кабинет и вызвать туда миссис Кенли, или пройти по галерее к задней лестнице и тогда уже спуститься прямо к комнате домоправительницы. Она решила именно так и поступить, поскольку миссис Кенли оценит это по достоинству. Миссис Кенли — хорошая домоправительница и знает свое место, но полезно иногда и подчеркнуть ее положение вот таким небольшим жестом. Ей будет жаль расставаться с этой женщиной. С того дня, как она выбрала ее из числа претенденток, между ними существовало взаимное уважение, и сама мисс Бригмор немного тщеславно надеялась, что куда бы ни обратилась миссис Кенли после того, как оставит свой нынешний пост, она станет вспоминать ее с благодарностью.

Бриджи медленно направилась по галерее, пока не дошла до конца. Она любила это место. Много лет назад оно казалось ей очень романтичным, теперь бы она назвала его величественным. Глубоко утопленные, расположенные близко друг от друга окна, и под каждым — сиденье с подушкой. Когда ей было двадцать четыре, то сравнивала их с местами для влюбленных, но тогда она была молодой и глупой. Нет, не глупой. Она никогда не была глупой и терпеть не могла глупых женщин.

Мисс Бригмор отворила дальнюю дверь галереи, пересекла небольшую площадку, откуда вел проход направо, к лестничному пролету, спускавшемуся в широкий коридор. В него выходили двери гостиной домоправительницы, столовой для персонала, служебного холла, кладовой дворецкого и погребов, дверь на кухню, а в самом конце — дверь в оружейную.

Ступеньки к проходу изгибались спиралью, и пока мисс Бригмор еще не свернула, ее было не видно из коридора. Как раз оттуда раздавался разгневанный голос Гарри.

Она остановилась и на мгновение застыла, решая, продолжать ли ей спускаться или вернуться назад тем же путем. Но, услышав, что говорит Гарри, так и осталась стоять.

— Послушай, Брукс! Хватит уже с меня. Ты давно этого добивался, но теперь пришел конец. Я не буду уменьшать тебе пенсию, потому что я не такой человек, который изменяет своему слову, но как только прекратится снегопад, можешь убираться назад в Манчестер. Ты годами обирал меня, а в последнее время совсем обнаглел, решив, что мы скоро породнимся. Так вот, насчет Вилли еще пока ничего неизвестно, и не скоро выяснится. И если бы он уже был членом семьи, я повторил бы тебе то же самое, это тебя, черт побери, не касается. Я хозяин в этом доме, и когда отдаю приказание, то хочу, чтобы оно исполнялось, так же, как на фабрике. И если я сказал, что надо отнести горячую воду в комнату Лили Росситер, то так и должно быть сделано, безо всяких оговорок и чертовых инсинуаций.

Мисс Бригмор, вовсе не удивилась, услышав, как мистер Беншем употребил слово «чертовых», но то, что он сказал «инсинуаций», определенно ее шокировало. Как она уже давно предполагала, Гарри знал гораздо больше того, что говорил. Ему нравилось изображать грубого, невежественного типа. А следующие его слова и вовсе изумили ее.

— Ты с ней никогда не находил общего языка. Потому что ты и такие, как ты, не понимают, что такое высший класс, даже когда он под самым вашим носом, вы его чуете, только если от него разит деньгами. Ну что ж, я собираюсь кое-что сказать, и тут у тебя привилегия, поскольку ты первый, кому я это говорю. Если будет по-моему, то она останется здесь на всю жизнь. А теперь можешь набить этим свою трубку и раскурить, и дать другим понюхать. И не думаю, что кто-то будет возражать против этого, кроме тебя, а я с самого начала знал, что было ошибкой привезти тебя сюда, ты не создан для этой работы. Скажу тебе больше: ни разу за все эти годы тебе не удалось провести меня. Тебе, возможно, придется понести расходы вначале, но многие из тех, кто продолжал работать, живут еще хуже тебя. Из-за того, что мы вместе носились по улицам, когда были ребятишками, ты решил, что можешь использовать меня, и старался изо всех сил, но я-то тебя раскусил. А те твои высказывания, что я услышал несколько минут назад, только подтвердили, что все это время я был прав в своих подозрениях. Ну, ну, и не пытайся ничего говорить, Брукс, потому что я не стану слушать. Как я уже сказал, едва очистятся дороги — возвращайся, откуда явился. Ты не будешь бедствовать, за этим прослежу я или Вилли, если не зазнается и не решит от тебя отказаться. И учти, я говорю все это, чтобы тебе было над чем подумать.

Мисс Бригмор тихо вернулась на лестничную площадку, потом снова вошла в галерею. Остановившись у одного из высоких окон, опустилась на бархатное сиденье. Она останется здесь навсегда, он назначал ее ответственной, собирался, в конце концов, сохранить поместье, и позволить ей управлять им. Он ни разу не упомянул миссис Тэлбот. Похоже, и не собирался жениться. Ей стало легче на сердце. О, какой же он добрый, да, да, это так. Без сомнения, им двигала жалость, ведь он знал, как одиноко ей стало, когда уехала Барбара. Гарри очень добрый, она всегда могла доказать это, а теперь узнала еще, что он способен сочувствовать.

Бриджи выглянула в окно, и занесенные снегом окрестности не показались ей сейчас унылыми и заброшенными. Что же такое сказал о ней Брукс, что заставило хозяина вступиться? Наверняка кто-нибудь о ее прошлой жизни, потому что в ней не осталось ничего тайного.

Когда мисс Бригмор услышала какой-то шорох за дальней дверью, она быстро встала, разгладила платье, и степенно двинулась по галерее. Армстронг уже отворял ей двери, торопливо отойдя в сторону и придерживая створки.

— Спасибо, Армстронг, — слегка наклонив голову, произнесла Бриджи.

Эмерсон, направляющийся через холл, увидел, как она спускалась по лестнице, и, быстро подойдя к дверям гостиной, отворил их для нее.

Слуги всегда были с ней вежливы, но сейчас появилось почти незаметное изменение, ведущее к большим переменам. Усмехнувшись про себя, мисс Бригмор подумала, что слухи среди персонала разносятся просто-таки с быстротой молнии.

— А! Вот и ты, — радостно воскликнул Гарри. — Согрелась?

— Да, спасибо.

— Иди, садись и выпей немного горячего пунша, может, это вернет твоим щекам цвет, а то ты белая, как простыня.

Она расположилась в углу кушетки напротив жарко пылающего огня.

Перед тем, как передать ей с подноса дымящуюся кружку, Гарри ногой пододвинул табурет.

— Положи ноги повыше, можешь устраиваться поудобнее, похоже, ты здесь застрянешь на несколько дней. — Он тоже опустился на кушетку на расстоянии протянутой руки от мисс Бригмор. Выпив горячее подслащенное виски с водой, откинулся на спинку и со вздохом изрек:

— А! Вот так-то лучше. Ты как?

— Ну, и не растягивай его на целый обед, пей залпом. Кстати, насчет обеда — я поговорил с миссис Кенли, она решила, что ты захочешь начать с супа из зайчатины, говорит, тебе он нравится, а потом какая-то выпечка. Для себя я выбрал седло барашка, по-моему, нет ничего лучше седла барашка и с морковью. Потом она предложила миндальный пудинг. Я не любитель пудинга, как ты знаешь, по мне лучше сыр. Ну что, так подойдет?

— Да. Да, конечно.

— Я решил, пообедаем пораньше, скажем, в два. Знаешь, я привык обедать около полудня, обычай такой. Никогда не мог обедать в три, потому что в пять мне нравится попить чайку, а когда я говорю — чай, то имею в виду не просто выпить чашечку, а как мы здесь привыкли — с полным столом. С оладьями, о, да! Поджаристые оладушки зимой, ничто с ними не сравнится, и «бабушкин» хлеб. Я не очень-то люблю эти ваши пирожные, но хлеб — с пряностями или тмином, любой — это да! А если в три часа объешься, то ни для чего не остается места до самого ужина, верно?

— Да, действительно.

Беншем отодвинулся к краю кушетки, глядя на нее в упор, а потом мягко повторил:

— Действительно.

Она смотрела на него, хлопая глазами.

— Мисс Бригмор, как вы думаете, мы можем хотя бы на один день отказаться от правильного поведения, ну, хотя бы попытаться?

— Вы надо мной смеетесь, мистер Беншем.

— Нет, подружка, я не смеюсь над тобой, — слегка наклонившись к ней, тихим голосом проговорил Гарри. — Я хочу у тебя кое-что спросить. Знаешь, мы ведь знакомы уже давным-давно, целую жизнь, можно сказать, и ты ни разу не отбросила чопорность, во всяком случае, при мне. Ты это знаешь? Никогда не была для меня Бриджи. Ты была Бриджи для детей, и полагаю, вела себя как Бриджи, но со мной — исключительно как мисс Бригмор, и ничто не могло тебя изменить. Я подшучивал над тобой, пытался даже задирать, но, что бы я ни делал, ты не менялась. Матильда, бывало, говорила мне, что с ней ты не такая накрахмаленная, так почему же ты не обращаешься так же со мной?

— Из-за разницы наших положений, — ответила мисс Бригмор, коротко вздохнув.

— К черту эту разницу! А, не буду извиняться за то, что чертыхаюсь. Ты еще не раз это услышишь, пока я договорю. И вообще, ты должна была к такому привыкнуть. И снова повторяю — к черту разницу в положениях! Я не был Томасом Молленом... Ну-ну-ну. — Он неожиданно схватил ее за руки. — Не надо так напрягаться из-за того, что я упомянул его имя, поскольку я не собираюсь ни на кого клеветать. Я так понял, что этот малый чаще выступал жертвой, чем грешником, я бы сказал, слишком он разбрасывался. Но если он и провел время весело, то заплатил за это сполна. И мне жалко любого, кто разорился, а я таких повидал. Сам боялся этого когда-то. Так что подумай — если я могу говорить о Матильде, то ты, конечно, вытерпишь, когда говорят о нем, потому что он был, некоторым образом, твоим мужем. Но... — Гарри поднял руку и строго погрозил ей пальцем, и с таким же строгим лицом сказал: — Я собираюсь кое-что тебе разъяснить, и уже давно хотел это сделать. Ты однажды решила, будто я тебя оскорбил, не так ли, из-за того, что я сказал, дескать, не могу понять, как это ты была его любовницей? Ну ты же не дала мне тогда договорить. Я вовсе не собирался тебя оскорблять. Узнав тебя поближе, я понял: ты не из тех, кто с легкостью отдается любому, и это совсем не твоя вина, что ты не стала ему женой. Он был вдовцом, и почему он не дал тебе свою фамилию, непонятно. Но это так, и это твое дело, а я не собираюсь совать свой нос ни теперь, ни потом. Но что я хотел тогда сказать, и что я намерен сказать сейчас. Я не прошу тебя стать моей любовницей, я прошу тебя стать моей женой.

У него совсем сел голос. Он взял ее за руку и посмотрел в глаза, но Бриджи молчала.

— Ты, может быть, об этом не знаешь, но я давно к тебе неравнодушен, еще до того, как потерял Матильду. Она об этом знала. По крайней мере, догадывалась. Видишь ли, я не встречал в жизни никого, похожего на тебя. Да, я общался со всякими «шишками» в Манчестере и с их женами тоже, и когда я говорю — с «шишками», то не преувеличиваю, я имею в виду мэра и выше. Ну и что же представляют из себя их жены? Если они красивые, то пустоголовые, а некоторые и вовсе — не лучше разодетых и разукрашенных шлюх. Я купил это поместье только для того, чтобы показать им, на что способен; и когда только поселился, намеревался приглашать их сюда. Я действительно два раза собирал гостей, но это не сработало. Матильда, как ты знаешь, не была создана для этого, и они смотрели на нее сверху вниз. Боже мой! Вот соплячье!

И вот тогда я подумал — ну что ж, воспитаю своих детей так, чтобы никто не стал смотреть на них сверху вниз. В этот момент ты и появилась в доме, и знаешь, именно с того времени у меня появился другой взгляд на жизнь, то есть я хочу сказать, что я увидел, как можно жить по-другому. Но знал, что для меня уже было слишком поздно меняться, время ушло. Я вырос в тяжелых условиях. А потом — кто меня окружал в Манчестере? Те, что думают только о деньгах. Неплохая вещь, конечно, я не хочу сказать, что презираю деньги, но я понял: всему свое место, и они ценятся только тогда, когда ты можешь с их помощью осчастливить себя и своих близких. Я хотел поговорить обо всем этом. Хотел, чтобы мне объяснили многое, и поспорить обо всем, и, конечно, все бы отрицал, как я умею, но в душе бы со всем соглашался. И я хотел говорить именно с тобой. Но тебе ничего этого не было нужно, и я — тоже. Знаешь, ты иногда смотрела на меня так, словно мне цена — медный грош. А порой вообще не замечала, и меня это выводило из себя. Очень вероятно, что из-за этого я и поворачивался к тебе своей худшей стороной. Помнишь, я, бывало, говорил: ослабь свой корсет? А когда ты выходила из комнаты, я был готов пнуть сам себя. О, мисс Бригмор, — кивнул он ей, не сдержав улыбки, — ты заставила меня крепко подумать. Во всяком случае, я высказался. И еще одно. Ты можешь решить, что мне не следует так говорить, ведь пока не прошел год со смерти Матильды. Но Матильда поняла бы все сразу, и возникни такой вопрос, она сказала бы: «Не тяни с этим, парень, есть только одно, против чего я буду возражав, это позволить Флорри вонзить в тебя свои клыки». Она ненавидела Флорри. И ты тоже, верно? — Гарри наклонился к ней поближе.

— О, мистер Беншем.

— А! Ради Бога, подружка, оставь это. — Он протянул к ней руку, — меня зовут Гарри. Неужели ты не можешь называть меня просто Гарри? Слушай-ка, я вижу, что напугал тебя, мы больше не будем пока продолжать, пообедаем, да? А потом сыграем в карты, я люблю карты. Есть еще кое-что, что я люблю, спорим, что ты удивишься, когда узнаешь, — я люблю, когда мне читают. Знаешь, когда я, бывало, сидел в спальне с газетой, а ты в это время читала Матильде, то я только притворялся, а на самом деле слушал тебя. У меня никогда не было времени почитать, я в жизни не прочел ни одной книги, и не потому, что не хочу, или мне не нравится. Звучит так, словно я впадаю в детство, верно? Но нет, я думаю, есть много таких парней, как я, которые, оглядываясь назад, сожалеют, что не учились. Но еще не слишком поздно, а? Не слишком?

Он ждал, а Бриджи, наклонив голову и закрыв глаза рукой, срывающимся голосом пробормотала:

— Нет, нет, еще не... слишком поздно.

Гарри порывисто обнял ее.

— Ну, ну, подружка. Не плачь. Прости. Это, должно быть, явилось для тебя шоком. Но все равно, позволь я тебе скажу вот что. — Он набрался смелости и погладил ее по волосам. — Если ты не представляешь, как можешь стать миссис Беншем, я все равно хочу, чтобы ты управляла этим домом и постоянно жила здесь. А Мэри пусть остается в коттедже. Ты мне окажешь огромную услугу, потому что я не могу приезжать сюда и есть в одиночестве, сидеть в этой казарме наедине с самим собой — это просто сводит меня с ума. Я мог бы продать дом. И если ты меня отвергнешь, так и поступлю, продам его. Хотя в душе понимаю, что ничего не выйдет. Я вроде как потеряю престиж, а ты знаешь, люди моего положения цепляются за престиж изо всех сил. Те, кто добились всего своими силами, должны иметь что-то напоказ, иначе для чего они старались? Ну, успокойся. Прости, прости, что заставил тебя разнюниться. Ты ведь никогда прежде не слыхала этого слова, верно? — Он слегка отодвинулся, и, взяв ее за подбородок, приподнял залитое слезами лицо. — Моя бабушка приехала с северо-востока, со стороны Шилдса. Она всегда так говорила: «Ну-ка перестань нюнить, не то щас как врежу»... Мне никак тебя не рассмешить.

Мисс Бригмор торопливо отыскала в кармане своего серого шерстяного платья носовой платок, потом промокнула глаза и тихонько высморкалась. Затем она посмотрела на мужчину, сидящего напротив. Его лицо было морщинистым, волосы седыми, а глаза — прозрачно-голубыми. Его тело было поджарым, а лицо и руки — худыми. Он выглядел намного моложе Томаса и являл собой полную ему противоположность. Томас принадлежал к джентльменам, а этот мужчина был неотесан, но не груб, между этими двумя понятиями есть разница. Вдобавок, высказал определенное стремление к культуре. И все же она понимала — никому, и ей в том числе, не удастся придать Гарри хоть какой-то лоск, не в его возрасте. Но, возможно, она сумеет удовлетворить его духовные запросы, так же как он поможет ей заполнить пустоту в жизни.

Но Бриджи все еще не могла понять всей важности его предложения. Он попросил ее выйти за него замуж... выйти за него замуж. Она больше не будет мисс Бригмор, она станет миссис Беншем и хозяйкой этого дома. Все было похоже на сон. Она пришла в этот дом гувернанткой тридцать шесть лет назад, и занималась с детьми шесть лет до того, как разорился Томас. Но ни разу за все эти годы ее не пригласили к столу. И потом она никогда не садилась обедать без приглашения Беншема. На протяжении десяти лет, которые она провела в коттедже с Томасом, она не получала ни пенни зарплаты, и бесчисленное количество раз притворялась, будто потеряла аппетит, чтобы Томасу и девочкам досталось больше. Она пережила унижения и лишения, когда верой и правдой служила Молленам, и что же получила в награду?

И вот этот человек предлагает ей стать хозяйкой поместья. Удивляет ли ее это? Да, да. Конечно, удивляет. Бриджи знала о своих положительных качествах, но никогда не была тщеславной, и ни за что бы не смогла представить себе, что все эти годы занимала мысли мистера Беншема. К этому надо еще привыкнуть, и она привыкнет, и конечно, отблагодарит за ту честь, что он ей оказывает. Да, да, обязательно, сейчас и скажет.

— Вы оказываете мне большую честь...

— Ну, ну, Бриджи, — оборвал он ее, — не надо всей этой вежливой словесной шелухи, не сейчас. Если хочешь ответить мне, просто скажи — да, или нет, вот и все.

Она быстро заморгала, потом опять тихо высморкалась, и произнесла:

— Я имею честь принять ваше предложение, мистер Беншем.

Лицо Гарри расслабилось, рот растянулся в широкой улыбке. Он приложил руку ко лбу, потом закрыл глаза. Его плечи затряслись, и он расхохотался.

— А! Ну, подружка, это предел. Слушай. — Он снова сжимал ее руки. — Повторяй за мной: Гарри, я беру тебя.

Ее подбородок слегка опустился, глаза на секунду закрылись, легкая улыбка заиграла на губах, и тихо, почти шепотом, Бриджи повторила:

— Гарри, я беру тебя.

— Вот! Вот! — Его голос больше не был тихим, это был рык, а в следующую минуту крепкие объятия чуть не задушили мисс Бригмор. Потом она ощутила его губы на своих губах. Поцелуй был крепким и теплым, таким теплым, что, казалось, растопил ее тело и душу, заполнив пустоту внутри. Удивляясь самой себе и удивляя его, она расслабилась, обнимая Гарри за шею.

— У нас еще есть несколько славных лет, подружка, — сказал он, разжав объятия. — И ты удивишься, узнав, как я жду, что ты чему-нибудь выучишь меня.

Глядя ему в лицо мягким нежным взглядом, Бриджи не стала исправлять его и говорить: «Я не могу тебя выучить, могу только научить, это тебе придется выучить многое». Но вместо этого, улыбаясь и глазами, и губами, ответила:

— Я с восторгом выучу тебя... мистер Беншем.

После этого он снова обнял ее и крепко прижал к себе.

— Скоро ты у меня станешь миссис Беншем, вот увидишь, Анна Бригмор! Так и будет.