Соперницы

Я убежден, что в домах высшей знати никто не знает всех семейных перипетий лучше слуг, да и в жилищах людей попроще дело обстоит так же. Поскольку я обыкновенно добр к лакеям, конюхам, камердинерам и прочим, они охотно поверяют мне секреты своих господ; таким образом, я располагаю богатейшими сведениями почти о каждой влиятельной особе Стеклянного города, и, приди мне такая фантазия, мог бы явить читателю сцены убийства, воровства, лжесвидетельства и лицемерия, не имеющие параллелей в анналах других городов.

Есть и те, кто не так глубоко погряз в трясине порока, однако и они запятнаны мелкими грешками: ложью, скаредностью, пресмыкательством, двурушничеством, клеветой и тому подобным. Из этого-то круга людей я и выберу несколько примеров, оставив прочих на будущее, когда без сомнения смогу ознакомить читающую публику с другими занимательными подробностями из моей неистощимой копилки.

Как принято говорить, я вполне осознаю, что мои разоблачения произведут определенную сенсацию в среде тех, кого они касаются; однако взгляды и действия этих людей заботят меня не больше, чем кривляния моей обезьянки, а их злопыхательства я рассматриваю как дуновения зефира, жарким летним днем овевающего скалу посреди моря. Итак, я приступаю к теме моего нынешнего сочинения.

Глава 1

Как-то теплым солнечным вечером в августе 1829 года я отдыхал в одной из апельсиновых рощ, коих так много в зеленой долине, обрамляющей великий Вавилон[18]. Разомлев от жары, я лениво срывал золотистые плоды с нависшей надо мной ветки и, бросая их в прохладный искусственный ручеек, наблюдал, как они плывут по хрустальной воде и пропадают в густых зарослях чуть дальше по течению. Трингия лежала у моих ног, погруженная в сладкую дрему: наверняка ей снилось, что она в родимом Чили срывает тяжелые гроздья дикого винограда или вместе с мохнатыми сородичами носится под сенью джунглей, где в вечный сумрак не проникает и единый солнечный луч.

Жарясь на летнем африканском солнце, я, словно утка в грозу[19], то и дело поглядывал на небо, безупречной голубизной затмевающее самые чистые сапфиры Голконды, в надежде на облачко, пусть даже несущее в себе тропический ливень. Внезапно я услышал, что кто-то вошел в рощу, и тут же заметил приближающегося джентльмена в ливрее. Подойдя, он приподнял шляпу и бесцеремонно адресовался ко мне следующим образом:

– Какого вы мнения о сегодняшнем дне, милорд? Я так чувствую, что на этой жаре скоро обращусь в пепел.

– На мой взгляд, – произнес я, не желая с ним соглашаться, – день сегодня умеренно прохладный. Как видите, мне пришлось удалиться в эту рощицу, чтобы хоть немного согреться.

– Странно, – хохотнул он, – я пришел сюда с прямо противоположной целью: укрыть голову от палящих солнечных лучей.

Дерзость такого обхождения настолько меня раздосадовала, что я чуть было не велел докучному собеседнику убираться восвояси, но затем, решив, что смогу позабавиться, пригласил его сесть на некотором удалении от меня. То был камердинер знаменитого литератора капитана Д***[20]; как-то я пожалел его в бедственном положении, и теперь он полагал возможным держаться со мною запанибрата. Впрочем, малый он был не злой, а, напротив, добродушный и даже по-своему неглупый, и потому временами оказывался мне весьма полезен.

Я спросил, как поживает его хозяин.

– Неплохо, – ответил мой знакомец и робко добавил: – Если вашей милости угодно, я расскажу о двух-трех мелких происшествиях с моим хозяином, которые развлекут вас на полчаса.

Я согласился. Ниже изложено то, что он мне сообщил: не дословно, а общая суть, облеченная в выражения, наиболее, на мой вкус, подходящие.

Глава 2

Дело было в прошлом мае, утром. Я стоял за деревом в аллее перед сельской усадьбой моего хозяина, когда на дороге показался быстро скачущий всадник. Он приближался, и скоро я узнал лейтенанта Б***, главного городского библиотекаря. Я вышел из укрытия и отвесил поклон. Лейтенант спросил, дома ли капитан Д***. Я ответил утвердительно, а тут как раз появился и мой хозяин. Они пожали друг другу руки, внешне выказывая удовольствие от встречи, однако в сощуренном глазе библиотекаря (а глаз у него всего один) мне почудился некий недобрый умысел.

Они прошли в дом, велев мне накрыть коня попоной. Я так и сделал, а затем принялся водить его по аллее. Чуть позже лейтенант Б*** и мой хозяин показались вновь. При звуке их шагов я перебрался через изгородь и лег на землю, желая подслушать разговор, поскольку не мог взять в толк, зачем лейтенанту к нам приезжать – прежде за ним такого не водилось. Беседовали они очень тихо, и я сумел разобрать лишь последние слова хозяина: «На площади в двенадцать ночи? Отлично. До скорого». После этого он вернулся в дом, а лейтенант Б*** во весь опор поскакал прочь.

В восемь часов вечера капитан Д*** послал за мной. Я нашел его в библиотеке. Он велел спешно готовиться к отъезду в Стеклянный город, где ему нынче в полночь надо присутствовать на похоронах. Я подумал, что честных людей в такое время не хоронят, и преисполнился любопытства. Через полчаса сборы были закончены. Мы выехали и добрались до города еще до одиннадцати. Хозяин вылез из экипажа перед гостиницей «Амулет» и здесь оставил всех слуг, за исключением меня, мне же велел сопровождать его дальше.

Мы долго петляли узкими темными улочками, пока не вышли на широкую площадь, обрамленную ветхими домами, из которых лишь один выглядел жилым. В верхнем окне этого дома горел свет. Мы вошли и по разрушенной лестнице поднялись на низкий чердак. Здесь – вот тебе на! – стоял библиотекарь в плаще и в маске. Он что-то шепнул моему хозяину на ухо и протянул такие же плащ и маску, которые капитан немедленно надел.

Затем мой хозяин произнес тихо:

– Я боюсь идти через Большую площадь.

– Однако ее не миновать, – ответил лейтенант Б***. – Другого пути к кладбищу нет.

Затем оба быстро спустились по лестнице, я – за ними.

На выходе из дома нас встретили шестеро в масках – среди них я узнал по походке сержанта Д*** и сержанта Б*** – книгопродавца и стряпчего. Они с большим трудом несли очень длинный, широкий и по виду тяжелый гроб. Пристроившись за ними в качестве плакальщиков, мы медленно двинулись к Большой площади и довольно скоро до нее добрались. Здесь, весело переговариваясь и смеясь, стояли человек тридцать дворян и генералов: меж ними я легко различил вашего отца, милорд, герцога Веллингтона. Никто из них не обратил внимания на похоронную процессию, тихо крадущуюся в тени высоких домов, и только ваш батюшка, не прерывая разговора с высоким уродливым человеком в мундире (чье имя, как я впоследствии выяснил, генерал Бобадил), пристально оглядел каждого из нас по очереди, а затем остановил взор на Д***. Тот сжался и задрожал, но герцог быстро отвел взгляд, и мы продолжили путь. Не знаю, сколько улиц миновала процессия, прежде чем оказаться перед домом на Чарлз-роу. Здесь сержант Б*** позвонил в колокольчик, и вышел его отец, великий политический писатель. Он присоединился к нам, и я услышал его слова, обращенные к библиотекарю: «Маграсс принял взятку». Засим вновь наступило молчание.