Сошествие Ангелов

Глава 18

Они превратили его в гиганта.

Даже много времени спустя, после того как он вроде бы привык к проведенным изменениям, Захариэль не уставал удивляться преобразованиям своего тела. Это всегда проявлялось в каких-то мелочах — то он замечал размах своих рук, то бурление псионической энергии в теле, то прислушивался к ритму биения обновленной крови в груди. Все эти детали снова и снова напоминали ему, насколько изменился его организм.

Совсем недавно он был человеком. Он был мужчиной, рожденным женщиной. И, подобно всем остальным людям, мирился с физическими ограничениями. Его мускулы были недостаточно сильными, органы чувств — далекими от совершенства, а кости — хрупкими. Срок жизни человека не превышал пятидесяти или шестидесяти лет, а в большинстве случаев был намного короче.

На Калибане людям грозило немало опасностей. Даже в простейший порез могла попасть опасная инфекция, и тогда царапина превращалась в смертельную рану. Он был всего лишь человеком, а это означало, что причиной гибели могли стать тысячи различных обстоятельств.

Все изменилось с приходом Империума. В тот день, когда Захариэль был посвящен в рыцари Ордена, его перерождение было чисто символическим. После появления Империума перерождение стало реальным.

Он стал совершенно другим. И мысли, и тело претерпели изменения и теперь сильно отличались от человеческих. Благодаря чудесам имперской науки и применению генного семени, он был преобразован и воссоздан в более совершенной форме.

Брат Исрафаэль познакомил его с либрариумом Легиона, где Захариэль узнал о варпе, о его опасностях и силах, которыми могут пользоваться одаренные особыми способностями. Он узнал, что и сам принадлежит к такого рода исключениям, что его таланты отличаются от возможностей обычных представителей людской расы и теперь его долг — использовать свой дар на благо Империума.

Он предпринял первые шаги по пути к грандиозным достижениям, но его успехи в новой области оказались значительно слабее, чем проявление загадочной силы в бою против чудовища из Эндриаго.

Несмотря на то что его способности ставили Захариэля в особое положение в Легионе, в первую очередь он был воином, обязанным завоевывать авторитет в горниле битв.

Он больше не был обычным человеком и не стал просто исключительным воином.

Империум дал ему возможность стать чем-то большим.

Его усовершенствовали для битвы. Он стал божеством сражений, одним из Астартес.

Он стал космодесантником, Темным Ангелом.

Он служил Великому Крестовому Походу.

Захариэль понимал, что является лишь ничтожной шестеренкой в грандиозном механизме великих замыслов, незначительным статистом в колоссальной драме человеческой истории, но такие подробности его не огорчали, ведь Империум преследовал благородные цели преобразования Галактики, и он стал частью военной силы, которая воплощала мечты о лучшем будущем.

То было время оптимизма и высоких идеалов, век открытий, частью которого Захариэль ощущал себя.

Первые дни — великие дни.

Впоследствии он станет вспоминать их как самое счастливое время в своей жизни. У него появилась цель. Он выполнял особую миссию. Он стал инструментом воли Императора и готовился принять участие в сражениях на благо всего человечества.

И он не был одинок в своей борьбе. Ему не пришлось выполнять великую миссию в одиночестве. Все время, пока шли преобразования, рядом с ним оставался Немиэль. Летописцы, описывающие их отлет с Калибана, говорили об их общей фортуне, и Захариэль не мог с ними не согласиться, поскольку казалось, что они с Немиэлем были предназначены судьбой, чтобы плечом к плечу противостоять всем жизненным испытаниям.

С самых первых дней жизни в родном мире они были связаны братскими узами — еще до того, как стали Ангелами. И процесс превращения в Астартес только укрепил эту связь. Временами могло показаться, что одна душа по превратности рождения расщепилась на два отдельных тела.

Захариэль и Немиэль по-прежнему в совершенстве дополняли друг друга, словно фрагменты одной головоломки. Захариэль, несмотря ни на что, оставался идеалистом, а Немиэль — впечатлительным прагматиком.

После той ночи, когда под Круглым Залом состоялось собрание мятежников, ни один из них не заговаривал об этом случае. Оба понимали, что любое упоминание разбередит былую рану и откроет плотину взаимных обвинений, закрыть которую будет уже невозможно. В их дружбе этот инцидент оставался болезненной занозой, хотя воспоминания Захариэля о том дне были достаточно туманными и постепенно сглаживались в памяти.

Они стали представителями первого поколения Астартес, набранного на Калибане. Точнее говоря, они были одними из первых, кто стал носить на плече новую эмблему Легиона — крылатый меч, и первыми стали называть себя Темными Ангелами.

Впоследствии это обстоятельство определит отличие между ними и их товарищами по оружию. Старшие воины происходили с Терры и помнили то время, когда Первый Легион Императора еще не носил нынешнего названия, а те, кто пришел после Захариэля и Немиэля, не знали ничего другого.

Но в те времена им казалось, что впереди встает заря золотого века.

Их жизнь освещала перспектива сражаться рядом со Львом и Лютером. Став Темными Ангелами, они отдавали все свои силы новой службе в составе Двадцать Второго ордена под командованием магистра Хадариэля. Они служили Легиону и Империуму в полную силу своих возможностей.

Калибан остался в прошлом, и, хотя они любили родной мир и надеялись когда-нибудь снова его увидеть, он превращался в воспоминание. Настоящим для них была новая жизнь и Великий Крестовый Поход.

Первая кампания вызвала у всех немало волнений. Ведь это был их первый шанс донести свет Великого Крестового Похода до дальних уголков Галактики, первая возможность доказать свою преданность и верность Императору.

Двадцать Второму ордену Темных Ангелов предстояло встретиться с Четвертой Имперской экспедиционной флотилией на высокой орбите мира, обозначенного в каталогах Великого Крестового Похода под номером Четыре-Три.

Хотя обитатели планеты, составлявшие развитое человеческое общество, сумевшее сохранить в неприкосновенности культуру и технологии, называли свой мир по-другому.

Они дали ему имя Сарош.

— Это и есть наша цель?! — воскликнул Немиэль. — Из-за нее мы пересекли десяток звездных систем? Выглядит не слишком впечатляюще.

— Ты должен бы знать, что для нас не имеет значения, как выглядит мир, — возразил Захариэль. — Помнишь, как мы проходили подготовку на Геликоне-четыре? Мне кажется, эти миры тебя тоже не очень-то впечатлили, пока не началась стрельба.

— Это другое дело, — пожал плечами Немиэль. — Тогда нам по крайней мере выпал шанс увидеть настоящие боевые действия. И это были новые миры. А ты читал сводки донесений? Нам придется несколько месяцев ждать в полном безделье, пока какие-то чиновники будут решать, стоит ли объявлять планету приведенной к Согласию. Захариэль, мы же Темные Ангелы, а не сторожевые псы. Мы способны на большее.

Они стояли у иллюминатора обзорной палубы ударного крейсера «Ярость Калибана». Через окно Захариэль мог видеть планету Сарош, значительно увеличенную благодаря хитроумным приспособлениям, встроенным в прозрачное вещество.

Если Немиэль разглядывал голубой шар нового мира с плохо скрываемым отвращением, Захариэль созерцал его красоту не без удовольствия. Он любовался просторами бирюзовых океанов и огромными материками, еще недавно скрытыми слоями меняющихся облаков.

На фоне непроницаемо-темного космоса и в окружении мерцающих звезд планета казалась похожей на круглый отполированный драгоценный камень, лежащий на черном бархате среди россыпи крошечных бриллиантов. Захариэль в своей жизни в составе Великого Крестового Похода видел с орбиты не так уж много миров, но Сарош был среди них самым поразительным.

— Я читал сводки, — сказал он. — Согласно донесениям, обширные области планеты покрыты лесами. И мне это нравится. Я бы не прочь посетить мир, хоть немного напоминающий Калибан и снова оказаться в лесу.

— Эта встреча может быть испорчена смертельно опасными хищниками, не говоря уж о ядовитых растениях и грибах, — фыркнул Немиэль. — Кроме того, мы не так давно покинули дом, чтобы предаваться ностальгии. Но ты не слушал, когда я говорил о нашей предполагаемой миссии. Суть в том, что задание не принесет нам никакой славы. Можно сколько угодно называть эту группу Четвертой экспедиционной флотилией, но на самом деле это не многим больше, чем второстепенная команда внедрения. Ее оставили после того, как все сражения были закончены и потребовались группы, наблюдающие за окончательной зачисткой. Они считают, что мы еще не готовы.

— Я слышал тебя, — возразил Захариэль. — И я понимаю твое негодование, но смотрю на эту проблему с другой стороны. Не пойми меня превратно, мне не меньше твоего хочется получить приказ о десантировании в самую гущу сражения. Но ты сам об этом сказал. Мы — Темные Ангелы. Мы созданы для войны. Однако наша первая обязанность — исполнять свой долг, а долг велит нам вести наблюдение за планетой Сарош, пока она не будет окончательно приведена к Согласию.

— Долг, — саркастически бросил Немиэль и закатил глаза. — Тебе не кажется, что этот разговор был между нами и раньше? Примерно семь миллионов раз, по моим скромным подсчетам. Ладно, признаю себя побежденным. Ты прав, а я ошибался. Я согласен признать что угодно, лишь бы не выслушивать еще одну длинную речь о нашем долге. Ты можешь кого угодно заговорить до смерти на любую из тем. Я же слышал, как ты вчера вдохновлял воинов своего отделения. Мне стало их жалко.

— Это называется «риторика», — усмехнулся Захариэль, услышав привычные сетования. — Разве ты не помнишь, что говорится в «Изречениях»? «Под воинскими науками подразумевается не только техника боя, не только понимание стратегии и тактики, но и владение любыми другими искусствами, которые могут пригодиться, чтобы стать лидером во время кризиса».

— Я все помню, — проворчал Немиэль, и на его лице неожиданно появилось напряженное выражение. — Но и ты не должен забывать, что мы уже не в Ордене. Все это осталось позади. Прежние пути пройдены. Я говорю вполне серьезно. Старое время умерло в тот день, когда на Калибан ступил Император и мы узнали об истинной сущности Льва. С того момента мы стали Темными Ангелами, и пора оставить прошлое позади.

— Прошу меня извинить, благородные господа, — раздался рядом голос, не давший Захариэлю ответить. — Я надеюсь, вы простите мое вмешательство.

Захариэль и Немиэль, обернувшись, увидели появившегося рядом сенешаля. Поверх черного комбинезона на нем была серая накидка, отмеченная знаком Легиона Темных Ангелов. Сенешаль застыл, опустившись на одно колено и уважительно склонив голову.

— Магистр ордена Хадариэль шлет вам свое приветствие, — заговорил человек, как только Немиэль дал ему знак продолжать. — Он напоминает, что передача командования пройдет на борту флагманского корабля «Непобедимый разум» через два часа. Он обращает ваше внимание на необходимость присутствовать на церемонии и выражает надежду, что ваше поведение будет соответствовать лучшим традициям Легиона.

— Передай магистру ордена нашу благодарность, — ответил Немиэль. — Можешь его заверить, что мы будем присутствовать на церемонии передачи, и в соответствующих одеяниях, как того требует обычай. Мы понимаем, насколько важно оказать уважение воинам братского Легиона.

Сенешаль поднялся, отвесил еще один поклон и удалился. Немиэль, едва заметно усмехаясь, повернулся к Захариэлю.

— Тебе не кажется, что магистр ордена боится, как бы мы не поставили его в неловкое положение? — тихо произнес он, как только слуга отошел на порядочное расстояние.

— Не принимай близко к сердцу, — посоветовал Захариэль. — Ему и так нелегко. Он отличный воин, но не истинный Астартес. Даже после всех прошедших лет с этим трудно смириться, особенно при встрече с нашими братьями.

— Верно, — с кислой улыбкой ответил Немиэль. — Остается только надеяться, что Белые Шрамы оценят его усилия.

Захариэль поднял руку в предостерегающем жесте:

— Осторожнее. Помни, что на кону наша честь. Если ты скажешь что-нибудь оскорбительное в их адрес, это может плохо отразиться на Хадариэле, нашем ордене и всем Легионе.

Немиэль тряхнул головой.

— Ты слишком сильно беспокоишься. У меня нет ни малейшего намерения кого-то оскорблять, особенно воинов Белых Шрамов. Они — наши братья, и я не испытываю к ним ничего, кроме уважения. Кроме того, они правильно поступают, что покидают эти места и отправляются навстречу настоящим сражениям. Если я и был несколько раздражен, то только потому, что кто-то назначил нас сторожевыми псами вместо них.

Тремя неделями ранее магистр ордена Хадариэль собрал своих старших офицеров за широким столом на стратегической палубе «Ярости Калибана».

— Мы получили новые приказы, — сказал он. — Наши силы разделяются. Часть Легиона продолжит путь к Феонису, а остальные свернут к планете под названием Сарош и сменят там Белых Шрамов.

— Это что, срочный призыв о помощи? — спросил Дамас. Ротный мастер Дамас вечно открывал рот раньше, чем успевал подумать, вот и сейчас он высказался первым: — Неужели наши братья Астартес оторвали кусок, который оказался им не по зубам?

— Нет, — ответил Хадариэль, и его лицо, хранящее непроницаемое выражение, не выдало никаких эмоций. — По всем оценкам, ситуация на Сароше вполне мирная. Это больше похоже на перераспределение сил. Мы отбываем на Сарош, чтобы дать возможность Белым Шрамам исполнить свой долг в каком-нибудь другом районе Галактики.

Немиэль задал следующий вопрос, занимавший мысли многих присутствующих:

— Простите, магистр, но отсюда следует, что Белые Шрамы для Великого Крестового Похода важнее, чем Темные Ангелы, если нас переводят на второстепенную позицию только с той целью, чтобы позволить Белым Шрамам принять участие в настоящей войне.

Верный себе Дамас подхватил тему:

— Лев никогда бы на это не согласился!

Хадариэль хлопнул ладонью по столу, и звук прозвучал как выстрел:

— Тихо! Ты говоришь вне очереди, мастер Дамас! И демонстрируешь свой дурной нрав. Еще одна такая выходка, и я освобожу тебя от твоих обязанностей. Возможно, пара дней медитации немного исправит твой характер.

— Прошу прощения, магистр, — опомнился Дамас и склонил голову. — Я был неправ.

— То-то же. А что скажешь ты, брат Немиэль? — Взгляд Хадариэля переместился, словно луч лазера. — Я был о тебе лучшего мнения. Если мне потребуется твое мнение по какому-то вопросу, особенно в толковании приказов, я тебя непременно спрошу. Тебе все понятно?

— Понятно, магистр, — неохотно ответил Немиэль.

— Хорошо, — кивнул Хадариэль. — Как сказал Дамас, вы оба были неправы, и даже больше, чем сами себе представляете. Приказы пришли от Льва и Лютера, и, если наши лидеры требуют от нас службы в районе Сароша, нам не пристало с ними спорить.

— Это нелегкая обязанность, — сказал Шанг-Хан, старший командир Белых Шрамов. — Это задание не сулит славы и не принесет радости ни одному Астартес. Это тяжкая, но необходимая работа. Здесь не выиграть битву. По крайней мере такую битву, ради каких мы созданы. А вне сражений мы не видим перед собой цели. Мы чувствуем себя ненужными. И несовершенными.

Шанг-Хан стоял лицом к лицу со Львом на обзорной палубе «Непобедимого разума», флагманского корабля Четвертой Имперской экспедиционной флотилии. По обе стороны от них в качестве свидетелей церемонии заняли места Лютер и Белый Шрам по имени Кургис, а остальные Астартес из обоих Легионов, так же как и делегация старших офицеров, наблюдали за передачей командования с почтительного расстояния.

Захариэль вместе с Немиэлем смотрели, как торжественно проходят последние стадии церемонии и их Легион принимает на себя задачу поддержания закона и порядка на Сароше.

— Так велит нам долг, — продолжал Шанг-Хан. — Тяжесть его ложится на наши плечи, но острее всего мы чувствуем ее в душе. Брат, готов ли ты принять эту ношу?

Белый Шрам подал Льву украшенный чеканкой медный цилиндр со свернутым пергаментом внутри.

— Я принимаю ее, — ответил тот, протянул руку и взял цилиндр. — Моей жизнью и жизнью моих людей перед моим Легионом и Императором клянусь выполнять свою задачу с честью. Засвидетельствуйте эти слова.

— Клятва принята, — хором откликнулись Захариэль и один из воинов Белых Шрамов.

— Вот и хорошо, — кивнул Шанг-Хан.

Белый Шрам скрестил руки на груди в знамении аквилы, салютуя Захариэлю и магистру его ордена.

— Добро пожаловать, Лион Эль-Джонсон из Темных Ангелов. От имени Легиона Белых Шрамов приветствую тебя на Сароше.

Они называли это действо церемонией, но оно едва ли заслуживало столь громкого названия.

В ознаменование передачи командования Белыми Шрамами Темным Ангелам был вручен свиток и принесена клятва. Во всяком случае, как бы ни были скудны атрибуты обряда, сопутствующие событию, они перевешивали значимость самого перехода власти.

Четвертая флотилия была одной из самых немногочисленных во всем Великом Крестовым Походе и объединяла всего семь кораблей: флагман «Непобедимый разум», транспортники «Доблестный оплот» и «Храбрый возчик», фрегаты «Бесстрашный» и «Отважный», эсминец «Арбалет» и ударный крейсер «Быстрый наездник», который и должен быть заменен кораблем Темных Ангелов «Ярость Калибана».

Передача контроля от одного Легиона к другому прошла с соответствующей торжественностью и уважением к обычаям, но сам факт присутствия здесь контингента Астартес казался абсурдным. Строго говоря, Четвертая флотилия была все же второстепенным подразделением. В силу недостаточности огневой мощи и отсутствия надлежащей подготовки и ресурсов флотилия была не способна организовать полноценную кампанию против враждебного мира, поэтому ее обязанностью было наблюдение за приведением к Согласию миров, которые уже проявили лояльность целям Империума.

Но с Сарошем возникли проблемы.

Первый контакт с этой планетой был установлен почти год назад и население на поверхности было настроено вполне дружелюбно. Они встретили представителей Империума с распростертыми объятиями и громко декларировали свое желание принять Имперские Истины. Но двенадцать месяцев спустя не было достигнуто никакого прогресса в приведении мира к Согласию.

Не было ни открытого сопротивления, ни актов неповиновения, но каждая процедура, начинаемая имперскими представителями, чтобы ускорить приведение к Согласию, неизбежно заканчивалась полным провалом. Каждый раз выдвигались новые инициативы, и правительство Сароша обещало сделать все, что в его силах, для обеспечения успеха. Но каждый раз обещанная поддержка отсутствовала.

Правительство приносило свои самые искренние извинения. Оно выражало свое сожаление, ссылалось на недостаток понимания, вызванный различием традиций и наречий, — и каждый раз переговоры заходили в тупик. Правительство сетовало на непримиримость государственной бюрократии и напоминало о пяти тысячах лет стабильного и упорядоченного государственного строя, родившего бюрократическую систему, которая приобрела гигантские размеры и стала совершенно неповоротливой.

Конечно, в их заверениях имелась доля истины. И опытные представители Империума, осуществлявшие подобные процессы в десятках миров, только сердито качали головами, сталкиваясь с очередными проволочками бюрократического аппарата Сароша.

Проблема была еще и в том, что чиновники Сароша работали неполный день. Законы этого мира освобождали своих граждан от значительной части налогов, если они соглашались часть времени посвятить бюрократической службе.

Согласно данным последней планетарной переписи, тот или иной пост в аппарате управления государством занимали приблизительно двадцать пять процентов взрослого населения, а остальные граждане просто не смогли пройти строгий экзамен на соответствие требованиям Бюрократической Пригодности.

Исходя из сведений той же переписи, можно было сделать вывод, что в аппарате управления на Сароше трудились не менее ста восьмидесяти миллионов чиновников.

При таком количестве бюрократов, принимающих участие в процессе, имперские представители ничего не могли поделать. И согласие правительства уже не играло никакой роли, поскольку закон, чтобы вступить в силу, должен был пройти через бесконечные барьеры местных чиновников — различных составителей прошений, нотариусов, сборщиков налогов, уполномоченных по подписям, толкователей резолюций, законников, систематизаторов, согласователей и надзирателей за правомочиями.

Хуже того, система бюрократии за последние пять тысячелетий настолько усложнилась, что даже сами чиновники не представляли, как заставить ее работать. По общему мнению всех, кто так или иначе принимал участие в приведении Сароша к Согласию, за последние двенадцать месяцев не было достигнуто никакого мало-мальски заметного прогресса. Планета оставалась такой же далекой от истинного Согласия, как и в тот день, когда она была обнаружена.

В течение всего этого времени, пока имперские представители пытались пробиться сквозь заслоны бюрократии Сароша, «Быстрый наездник» стоял на высокой орбите. Он находился там с момента открытия планеты в надежде, что присутствие мощного отряда Астартес окажет влияние на умы правителей Сароша и заставит их быстрее завершить приведение к Согласию.

Вместо этого Белым Шрамам пришлось провести весь этот долгий период времени в вынужденном бездействии.

Это их совсем не устраивало. Флотское командование испытывало ужас при мысли, что Шанг-Хан на одном из еженедельных собраний пожелает узнать, сколько еще его людям бездельничать на орбите. Особое презрение командир Белых Шрамов испытывал к избранному лорду-правителю Харладу Ферсту, человеку, которому предстояло править территориями Сароша от имени Императора, когда планета будет приведена к Согласию.

Окружающие не раз слышали, как он кричал на избранного лорда-правителя:

— Если эти люди выражают свою покорность, заверяй приведение к Согласию, чтобы мы могли покинуть это место! Если они сопротивляются, скажи об этом мне, и мы заставим их пожалеть о своей глупости! Выбирай что-нибудь одно, только прими хоть какое-нибудь решение!

Лорд Ферст и его помощники так и не сделали выбора. Ловко пользуясь искусством бюрократических проволочек, они изо дня в день откладывали принятие окончательного решения под любыми предлогами. Весьма скоро их увертки вызвали у Белых Шрамов стойкое отвращение ко всем гражданским лицам, сопровождавшим флотилии Великого Крестового Похода.

Таким образом прошло двенадцать месяцев непродуктивного ожидания, пока Белые Шрамы не послали сигнал Лиону Эль-Джонсону, в котором ему и его Темным Ангелам предлагалось остаться на орбите Сароша еще на два месяца, чтобы дать возможность Белым Шрамам исполнить свой долг в другом месте.

Тем временем и лорд-правитель Ферст получил донесение, в котором ему напоминали, что присутствие Четвертой Имперской экспедиции требуется в другом районе и ее корабли не могут вечно оставаться на орбите Сароша.

В этом послании также говорилось о предельном сроке для выполнения поставленной задачи. Для решения вопроса о Согласии Сароша ему давалось два месяца. Если избранный лорд-правитель за это время не управится, он будет лишен своих полномочий, а определять судьбу Сароша будет Лион Эль-Джонсон.

Позже, когда церемония закончилась, наступил черед неизбежного официального празднования. Астартес смешались с остальными присутствующими, и началось неформальное общение и разговоры, а слуги в ливреях флотилии курсировали по залу с серебряными подносами, уставленными бокалами вина и различными закусками.

Захариэль, как обычно, неуютно чувствуя себя на подобном мероприятии, старался держаться на заднем плане. Вскоре он оказался перед громадным панорамным иллюминатором обзорной палубы и, как несколько часов назад, когда вместе с Немиэлем стоял на борту «Ярости Калибана», стал наблюдать за медленно вращающимся шаром Сароша.

Возможно, в тот момент проявилась особая специфика склада ума Темных Ангелов, но самое большое впечатление на Захариэля произвели колоссальные размеры обзорной палубы «Непобедимого разума» по сравнению с тем же отсеком «Ярости Калибана».

В силу частично сохранившихся монастырских традиций Темные Ангелы во всем тяготели к аскетической суровости. На их кораблях использовался каждый квадратный сантиметр пространства. От контрольного пункта артиллеристов, откуда велось управление главными боевыми орудиями, до тренировочных камер, где Астартес оттачивали свое мастерство, — все служило боевым целям.

Но обстановка этого корабля настолько отличалась, что больше напоминала Захариэлю интерьер роскошных дворцов знати, а не военный корабль. Он предполагал, что корабль был украшен в соответствии с могуществом и возможностями Империума, но все же, на его взгляд, обильные украшения, покрывавшие каждую пядь внутренней поверхности, были для боевого судна слишком роскошными и даже вычурными.

Конечно, на кораблях Темных Ангелов тоже имелись украшения, однако переборки и двери «Непобедимого разума» сплошь покрывала золоченая резьба. Если архитектуру представить разговором между построившим помещение мастером и людьми, его использующими, то эта обзорная палуба постоянно кричала десятками разных пронзительных голосов.

Помещение палубы было огромным, с высоким куполом вместо потолка, и напоминало храмы древнего Калибана. Напротив обзорного иллюминатора возвышалась стена, господствующая над всем залом. Представленная на ней панорама была более шестидесяти метров высотой и состояла из множества сводчатых панелей, напоминавших цветные стекла в окнах языческих святилищ.

Но внимание привлекала даже не огромная витражная стена, а изображенные на ней картины. На обзорной палубе боевого корабля, по мнению Захариэля, уместно смотрелись бы послания Империума, картины славных побед, а также посмертные портреты каждого из капитанов, управлявших судном за его двухсотлетнюю историю. Но здесь имелись еще и некоторые элементы идолопоклонства, от которого жители Калибана отказались еще в ранние века.

— Напоминает приемную куртизанки, — раздался за спиной Захариэля грубоватый голос, предлагая другой аспект толкования интерьера.

Улучшенный слух еще до того, как фраза была произнесена, уловил приближение брата Астартес. Обернувшись, Захариэль увидел перед собой Кургиса с двумя бокалами вина, казавшимися в огромных руках Белого Шрама наперстками.

— Прости, я тебя не совсем понял, брат.

— Это место… — Кургис обвел взглядом обзорную палубу. — Я хотел сказать, что согласен с тобой, брат. Слишком много блеска, слишком много золота. Все это больше похоже на покои в городском борделе Палатина, а не на военный корабль.

— Неужели мои мысли настолько прозрачны? — спросил Захариэль. — Как ты узнал, о чем я думаю? Ты случайно не один из библиариев вашего Легиона?

— Нет, — усмехнулся Кургис. — Я не псайкер. Некоторые люди имеют дар скрывать свои мысли от других, и можно хоть тысячу лет смотреть на их лица и никогда не догадаться, о чем они думают. Но ты не из их числа. Я заметил, с каким мрачным видом ты осматривал зал. И сделал вывод о твоих размышлениях.

— Твоя догадка оказалась верной, — признал Захариэль.

— Мне помогли мои собственные ощущения. Я и сам думаю об этом месте точно так же. Но хватит об этом, я принес тебе выпить. Когда братья встречаются, им не помешает принести клятву на глотке вина.

Кургис протянул ему бокал, а второй приподнял, готовясь произнести тост.

— За Темных Ангелов, — произнес он. — И за их примарха Лиона Эль-Джонсона.

— За Белых Шрамов, — ответил Захариэль. — И за примарха Джагатая-Хана!

Они осушили бокалы, и Кургис, допив вино, бросил свой в стену. Резкий звон заставил вздрогнуть некоторых из стоящих поблизости чиновников.

— Такова традиция, — пояснил Белый Шрам. — Чтобы клятва на вине обрела крепость, ты должен разбить свой бокал, так чтобы больше никто не мог на нем поклясться.

Захариэль, одобрительно кивнув, последовал его примеру и швырнул свой кубок в стену.

— Я рад нашей встрече, брат. И хотел бы с тобой поговорить, поскольку мы все вам благодарны.

— Благодарны? — удивился Захариэль. — За что?

Кургис жестом обвел нескольких воинов Легиона Белых Шрамов, находящихся в зале.

— Ты и твои братья нас освободили. Я сожалею лишь о том, что нашу прежнюю позицию займут такие благородные воины и им придется нести одинокую стражу вокруг этой отвратительной кучи мусора, называемой миром.

— Мы с радостью принимаем новое назначение, — сказал Захариэль. — Это наш долг.

— Да, долг, — вздохнул Кургис и вопросительно приподнял бровь, отчего сильнее проявились многочисленные шрамы, пересекавшие его лицо. — Но ты слишком дипломатичен, брат. Я понимаю. Я уверен, что полученные приказы были встречены хором недовольных голосов. Темные Ангелы слишком отважные и решительные воины, чтобы с радостью принять подобное назначение. Как сказал Шанг-Хан, это тяжкая ноша для любого из Астартес. Мы все воины, и лучшие воины Императора. Мы созданы для того, чтобы странствовать по Галактике и сражаться с врагами. А вместо этого приходится выполнять работу сторожевых псов.

Внезапно он замолчал и пристально взглянул в лицо Захариэля.

— Что это? — спросил Белый Шрам. — Ты улыбаешься? Я сказал что-то смешное?

Захариэль покачал головой:

— Ничего смешного. Нет, просто именно эти слова я чуть раньше слышал от своего друга. Он тоже сказал, что из нас пытаются сделать сторожевых псов.

— В самом деле? Твой друг разумный человек.

Кургис обернулся и окинул взглядом просторный зал.

— Как я понял, вы привезли с собой немало воинов? Я спрашиваю лишь потому, что удивлен видеть во главе Астартес магистра ордена.

— Нами командуют Лев и Лютер, — сказал Захариэль.

— Это мне известно, но линейным офицером назначен cap Хадариэль, не так ли?

Проследив за взглядом собеседника, Захариэль посмотрел на магистра Хадариэля, беседовавшего с Шанг-Ханом и несколькими офицерами флотилии.

Шанг и сопровождавшие его Астартес были намного выше, чем магистр ордена Темных Ангелов, и возвышались над ним почти так же, как сам Хадариэль возвышался над обычными людьми.

Захариэль заметил, что во время разговора Хадариэль много жестикулировал, словно желая показать, что ничуть не смущен физическим превосходством Белых Шрамов. Такую сцену юноша и раньше видел не один раз и был уверен, что сам Хадариэль едва ли задумывается над этим.

Как и прежде, он ощутил прилив теплых чувств по отношению к ветерану. До пришествия Императора на Калибан Хадариэля в Ордене считали одним из самых способных боевых рыцарей. Захариэль хорошо помнил, как сражался под его командованием при взятии крепости Братства Волка.

То была отличная и очень важная для истории Калибана победа, но появление сил Империума стало не слишком благоприятным для Хадариэля обстоятельством. Астартес выбрали его и пригласили присоединиться к Легиону Темных Ангелов, но вместе с тем, несмотря на оказанную честь, он был слишком стар для генной модификации.

Хадариэль и ему подобные рыцари, включая Лютера, были подвергнуты серии интенсивных хирургических и химических вмешательств, предназначенных для увеличения их силы, выносливости и усиления рефлексов. Они стали выше и мощнее, чем обычные люди, но все же не превращались в Астартес. И никогда не смогут этого сделать.

— Такому человеку, как Хадариэль, должно быть, приходится нелегко, — заметил Кургис.

— Да, — согласился Захариэль. — Но мой командир — исключительный воин. Даже не обладая преимуществами Астартес, он занимает в Легионе высокое положение.

— Лев учитывает его заслуги в прошлом?

Захариэль покачал головой:

— У Льва никогда не было фаворитов. Хадариэль стал магистром ордена только благодаря собственным заслугам. Если ему и есть о чем пожалеть, то лишь о том, что он не совсем на своем месте.

— Что ты хочешь этим сказать?

Захариэль не знал, стоит ли ему продолжать, поскольку Кургис принадлежал к другому Легиону, а Темные Ангелы дорожили своей репутацией, но все же чувствовал, что Белому Шраму можно доверять.

— С самого первого дня назначения мантия лидера слабо держалась на плечах Хадариэля. Он постоянно спорит с другими офицерами и магистрами орденов и чересчур болезненно реагирует на любые, часто воображаемые, обиды, словно убежден в пренебрежительном отношении всех окружающих.

— Я подозреваю, что это происходит из-за того, что Хадариэль не смог воспользоваться преимуществами геносемени.

— Возможно, — согласился Захариэль. — С другой стороны, его восхождение по служебной лестнице могло быть обусловлено желанием самоутверждения, а не только преданностью делу имперским идеалам.

Он не стал рассказывать о ходивших слухах насчет неоднократных внушений со стороны Льва по поводу раздражительности Хадариэля. Каковы бы ни были успехи магистра ордена, Хадариэль не мог избавиться от убеждения, что все смотрят на него сверху вниз, потому что он не стал истинным Астартес.

— Мастер Хадариэль всегда вел нас за собой, когда наш орден отправлялся на битву, — сказал Захариэль. — Он предпочитает все увидеть своими глазами.

— Мудро с его стороны, — кивнул Кургис.

Кургис перевел взгляд в окно, за которым виднелся Сарош, и несколько секунд молча смотрел на планету, словно взвешивая свои следующие слова.

— Не доверяй им, — наконец произнес Белый Шрам.

— Кому?

— Людям Сароша, — пояснил Кургис. Не отводя взгляда от окна, он указал на шар планеты. — Ты еще не встречался с ними, брат, и я подумал, что должен тебя предостеречь. Не доверяй им и никогда не поворачивайся к ним спиной.

— Но я считал, что они вполне миролюбивы. Согласно донесениям, население с самого начала встретило вас с радостью.

— Да, так оно и было, — подтвердил Кургис. — И все же я бы не стал им доверять и тебе не советую, если у тебя есть голова на плечах. И донесениям тоже не стоит верить. Во всех документах слишком сильно чувствуется влияние избранного лорда-правителя Ферста и его приятелей.

Он быстро повернулся и бросил короткий сердитый взгляд на седовласого, увешанного множеством медалей сановника, стоявшего недалеко от двери в окружении целой толпы спутников.

— Это и есть избранный лорд-правитель Ферст? — спросил Захариэль.

— В свое время он был великим полководцем, — пожал плечами Кургис. — По крайней мере так говорят. Иногда такое случается. Человек становится большим начальником, и вскоре его статус становится для него самым важным в жизни. Он перестает замечать любого, кто не пытается ему льстить и поддакивать, и со временем начинает слышать только то, что хочет услышать.

— И так произошло на Сароше?

— Несомненно, — сердито поджал губы Кургис. — Если бы Ферст сохранил способность соображать, он бы спросил себя, в чем причина такой медлительности сарошанцев. Если они действительно хотят стать частью Империума, как клянутся, можно было бы подумать, что они готовы сдвинуть с места звезды, лишь бы выполнить наши требования. А вместо этого получаются сплошные проволочки и несогласования. Их даже нельзя упрекнуть, эти сарошанцы всегда безупречно вежливы. Едва в процессе приведения к Согласию намечается очередная проблема, они в отчаянии начинают размахивать руками и рыдают, словно женщины, оплакивающие гибель главы рода. Послушать их, так все дело только в невезении и неблагоприятном стечении обстоятельств. Вот почему я не склонен им доверять. Или они намеренно затягивают процесс приведения к Согласию, или это самые неудачливые люди на свете. Не знаю, как ты, брат, а я не верю в судьбу. Ни в плохую, ни в хорошую.

— Я с тобой согласен, — сказал Захариэль. Он окинул взглядом всех собравшихся на обзорной палубе, но не обнаружил ни одного незнакомого мундира. — Но на этом собрании я не вижу ни одного сарошанца.

— Ты увидишь их завтра, — заверил его Кургис. — На завтра запланировано празднество. Сарошанцы хотят отметить ваше прибытие в их мир точно так же, как год назад отмечали наше появление. Будет торжественный пир, представления и все такое. Праздник пройдет и на борту «Непобедимого разума», и внизу, на поверхности Сароша. Я уверен, будет… очень весело. Не сомневаюсь, что вы услышите много обещаний от правителей планеты. Например, что приведение к Согласию не за горами. Они поклянутся работать день и ночь, чтобы выполнить поставленные Империумом задачи. Они будут льстиво заверять в своей приверженности курсу Империума и говорить о том, как счастливы, что вы спасли их от невежества. Не верь им, брат. Я всегда считал, что о человеке надо судить по его поступкам, а не по словам. Но пока, согласно этому правилу, сарошанцы не заслуживают ни малейшего доверия.

— А ты не догадываешься об их мотивах? — спросил Захариэль. — Как считаешь, сарошанцы затягивают процесс приведения к Согласию по какой-то определенной причине?

— Я не знаю. В моем родном мире есть одна поговорка: «Если человек идет по волчьим следам, рано или поздно он встретится с волком». Но я ничем не могу подтвердить свои подозрения, брат. Я только думаю, что должен по-дружески тебя предостеречь. Остерегайся этих людей. Не доверяй им. Белые Шрамы скоро покинут это место. Шанг-Хан уже приказал готовиться к выходу в космос, к новому месту назначения. Через четыре часа «Быстрый наездник» покинет эту систему. — Кургис улыбнулся, хотя в его улыбке не было и намека на веселье. — А потом вы останетесь одни.

Глава 19

— Что представляют собой твои Ангелы? — спросил ее Дусан из-под неподвижной золотой маски, закрывающей все лицо. — Послушать их итераторов, так Темные Ангелы — самые отважные и воинственные. Они странствуют среди звезд и сеют разрушение. Надо ли нам их бояться?

— Вам нечего бояться, — ответила Рианна Сорель, проклиная в душе болтунов с Калибана и их склонность к преувеличениям.

Она едва удержалась, чтобы не нахмуриться, но вовремя вспомнила, что Дусан может видеть ее лицо, хотя сам скрывается за маской.

— Да, Темные Ангелы воюют против врагов Императора, но людей Сароша это не касается. Вы — часть Империума. Вы — наши братья.

— Звучит обнадеживающе, — кивнул Дусан. Развернувшись, он взмахом руки указал на город. — Мы приложили немало усилий, чтобы подготовиться к их прибытию и встретить гостей подобающим образом. Если они пришли разрушить наш город, это было бы огромной трагедией. Ведь он так красив, не правда ли? Он достоин твоего собирателя образов?

— Более чем достоин, — ответила она, поднимая пиктограф, висевший на ремне через плечо. — С твоего позволения я хотела бы сделать несколько пиктов, пока не изменилось освещение. Позже, когда я буду писать отчет, они мне очень помогут.

— Как пожелаешь.

Они стояли на балконе, под которым простирался Шалоул — планетарная столица Сароша. Рианна прибыла к Сарошу почти двенадцать месяцев назад, но в первое время ей редко позволяли спускаться на поверхность планеты. Несмотря на дружелюбное поведение обитателей Сароша и очевидное сходство их общества с культурой Терры, этот мир еще не был официально приведен к Согласию. Было очевидно, что имперские военные чины неохотно допускают на Сарош гражданских лиц, более того, как подозревала Рианна, значительное влияние на них оказывали руководители Астартес, в результате чего почти все прошения о посещении планеты были отклонены. Она не имела представления, была ли такая ситуация общей для всего Крестового Похода, но Астартес Четвертой флотилии всячески старались пресечь любые попытки запечатлеть состояние общества в мирах доимперского периода.

Рианна была композитором. Она слышала, что народные песни Сароша характеризуются незабываемыми мелодиями, исполняемыми на нескольких типах музыкальных инструментах, уникальных для этого мира, но вся информация поступала к ней из вторых рук, только из бесед с солдатами Имперской Армии, часто посещавшими планету.

До сих пор ей еще не приходилось слышать музыку Сароша, но Рианна уже лелеяла мысль о создании симфонии, в которой местные напевы соединились бы с помпезной музыкой Империума, которая в данный момент пользовалась большой популярностью. Но до тех пор, пока она сама не услышит эти мелодии, невозможно определить, насколько реален ее план.

А пока, в поисках вдохновения, она занялась съемкой города.

Дусан прав, Шалоул великолепен.

Солнце уже садилось, и в ответ на сгущавшиеся сумерки город самым прекрасным образом начинал сиять по мере зажигания ярких светящихся шаров. В отличие от других городов, Шалоул не обладал общей осветительной системой. Вместо этого по приказу отцов города каждый житель при выходе из дома обязан был иметь при себе три парящих в воздухе шара-фонаря, освещавших путь.

Мужчина, женщина или ребенок, любой житель Шалоула, выходил на улицу только в сопровождении трех ярких огней, висящих над головами. Сейчас, когда тысячи людей направлялись в закусочные, бары или просто совершали вечерние прогулки, с балкона, где стояла Рианна, зрелище производило ошеломляющее впечатление.

Казалось, весь город был населен далекими танцующими огоньками, как будто внизу слегка колыхалось целое море спустившихся с неба звезд. Это было очень необычно, но на этом чудеса не заканчивались.

В противоположность многим городам, виденным Рианной на Терре или в других районах Галактики, Шалоул не казался тесным. Это был город открытых горизонтов.

И он не был грязным. С первого же мгновения знакомства с Шалоулом Рианна поняла, как легко здесь жить. Город изобиловал широкими бульварами и открытыми площадями, парками и зелеными газонами, красивыми статуями и великолепными дворцами.

Рианна была знакома с городами-ульями, с теснотой и убожеством скученной жизни, когда все живущие постоянно ощущают давящее присутствие своих соседей. В Шалоуле не было ничего подобного.

Из всех, что она успела повидать, это место казалось самым приятным и располагающим к спокойствию.

Сарошанцы утверждали, что уже более тысячи лет не знали войн, и архитектура их городов в полной мере подтверждала это заявление. По периметру города не было никакой стены, не было видно и других оборонительных сооружений.

В тех редких случаях, когда Рианне удавалось получить разрешение посетить город, она не испытывала и намека на смутное беспокойство или хоть какую-то угрозу, обычно ощущаемую в первое время в чужих городах.

Улицы Сароша дышали спокойствием и безопасностью.

Возможно, Астартес противились всем попыткам увековечить образ местного общества как раз из-за этой гармонии и упорядоченности. Даже с первого взгляда становилось очевидно, что Шалоул — превосходное место для жизни. То же самое можно было сказать и об остальной территории Сароша. Вероятно, Астартес опасались неизбежных сравнений между прошлым и настоящим, которые могли возникнуть после приведения планеты к Согласию и установления законов Империума.

Рианна удивилась своим странным мыслям. Она была такой же подданной Империума, как и Астартес, и все-таки сомневалась в целесообразности их миссии. Люди Сароша казались вполне довольными своей жизнью. Какое право имперцы имели ее изменять?

Она решила, что на ее мысли влияет город. Это место очаровывало. И дело не только в архитектуре и парящих фонарях. Очарование ощущалось абсолютно во всем. По обе стороны от балкона стены были укрыты вьющимися растениями с пышной темно-зеленой листвой и яркими пурпурными цветами. Они источали пьянящий аромат, который распространялся в ночном воздухе и, казалось, обладал успокаивающим действием. Легко было представить, что это место и есть рай.

— Ты удовлетворена? — спросил ее Дусан.

— Удовлетворена?

Он показал на пиктограф в ее руках.

— Ты перестала работать на своей машине. Ты получила все, что хотела?

— Да, — кивнула Рианна. — Но эта машина записывает не только изображения. Она может записать и звуки. Я надеялась услышать несколько примеров вашей музыки.

— Моей музыки?

Лицо Дусана под маской увидеть было невозможно, но вопросительные нотки в его голосе были такими же очевидными, как и его слабое знакомство с грамматическими нормами готика.

— Это какая-то метафора? Я ведь не музыкант.

— Я имела в виду музыку вашего народа, — объяснила Рианна. — Мне говорили, что она особенная. Надеюсь, я что-нибудь услышу.

— На сегодняшнем торжестве будут музыканты, — заверил ее Дусан. — В честь прибытия Темных Ангелов наши правители организовали всепланетное празднество. Уверен, когда мы посетим торжество, ты услышишь музыку, достойную записи. Это известие тебя радует?

— Да, я рада, — ответила Рианна.

Она уже заметила некоторую напряженность в разговоре сарошанцев, еще не совсем освоившихся с тонкостями недавно изученного наречия. В некоторых других мирах, как только объявлялось, что местное население обязано выучить готик и использовать его в качестве государственного языка, часто возникала враждебная реакция.

На Сароше, напротив, государственный язык Империума встретил самый теплый прием. Рианна уже видела в Шалоуле несколько дорожных знаков, написанных на готике, и, как говорили, ученые уже приступили к переводу на официальный язык Империума самых известных литературных трудов.

Этот факт еще раз подтверждал добрую волю народа Сароша, проявленную с момента появления на орбите имперских кораблей. И Рианна снова поразилась несуразности возникшей ситуации. Несмотря на добродушный прием, оказанный жителями Сароша силам Империума, их планете до сих пор отказывали в официальном подтверждении Согласия.

Рианне были известны распространившиеся по флотилии слухи о чудовищной бюрократии Сароша, но она считала, что имперская бюрократия ничуть не лучше. Сарошанцы снова и снова демонстрировали свою добрую волю и миролюбивые намерения и всячески подтверждали свое желание стать частью человеческого братства.

Как же можно было им не доверять?

Кургис настаивал, что сарошанцам нельзя доверять. И уже после неполного дня, проведенного на орбите Сароша, Захариэль и сам почувствовал, что Белый Шрам дал ему дельный совет насчет обитателей этой планеты.

У него не было никаких доказательств в подтверждение этой догадки. Всего лишь инстинктивное ощущение, предчувствие, рожденное его растущим псионическим потенциалом.

Если бы Захариэля попросили высказать свое мнение о Сароше, он бы не нашел ничего, что оправдывало бы его сомнения. Обычно он был более доверчив. Он был благородным человеком, но одним из его недостатков, из-за которого он частенько попадал в ловушки, была вера в благородство всех окружающих.

Немиэль обладал более подозрительным складом характера и всегда пытался разузнать о мотивах других людей. Захариэль принимал всех такими, какими он их видел. Как истинный воин, он питал отвращение к лицемерию и двусмысленности. И все же, не имея ничего, что оправдывало бы его реакцию, он с первой же встречи отнесся к сарошанцам с недоверием.

Возможно, причиной тому были их маски.

Постоянное ношение масок являлось для взрослых и детей Сароша нормой общественного поведения. За исключением самых интимных и личных моментов жизни, сарошанцы всегда скрывали лица — не только на публике, но и в собственных домах. Захариэль слышал о многих необычных традициях в заново открытых мирах, но привычка сарошанцев постоянно носить маски казалась ему самой удивительной.

Эти личины были твердыми и украшались золотом. Они полностью закрывали лицо, оставляя открытыми лишь уши и волосы, и каждая маска обладала привлекательными чертами стилизованного лица, одинакового и для мужчин, и для женщин. Они напоминали Захариэлю принятые в некоторых мирах посмертные глиняные слепки, снятые с голов только что усопших людей.

Подобные изображения всегда оставляли в его душе ощущение какой-то пустоты. Они повторяли размеры и очертания лица, но после смерти не могли передать истинную сущность человека, с которого снимался слепок. В них недоставало жизни, выразительности, мелких деталей, что превращало посмертные маски почти в карикатуры.

Те же самые чувства вызывали маски сарошанцев. Захариэль был уверен, что поэт смог бы отыскать стихотворные метафоры и объяснить, что те скрываются за своими масками от жизни, но сам он видел только существующий в обществе обычай всеобщей скрытности.

Захариэль не был поэтом, но и он понимал, что лицо — это важный элемент человеческого общения; оно тысячами мимолетных изменений выдавало настроение и чувства своего владельца. А в общении с сарошанцами представителям Империума было отказано в источнике важной информации и приходилось иметь дело с пустыми, постоянно улыбавшимися фасадами.

Нет ничего удивительного, что в процессе приведения к Согласию возникли трудности.

Кроме того, источником сомнений стало уголовное делопроизводство Сароша, вернее, его полное отсутствие.

И на этот факт внимание Захариэля обратил Кургис.

— У них нет тюрем, — сказал Белый Шрам на праздновании передачи командования. — Одна из наших наблюдателей заметила это, исследуя результаты съемок Шалоула с воздуха. Она проверила карты всех других поселений и обнаружила то же самое: никаких тюрем, ничего похожего на места содержания заключенных.

— Не во всех мирах преступников держат в тюрьмах, — заметил Захариэль.

— Верно, — кивнул Кургис. — Мы и сами так поступали на Хогорисе. В прошлом, еще до прихода Империума, мы следовали простому закону. Это был суровый обычай, обусловленный местными обстоятельствами. Человек, совершивший преступление, мог быть до смерти забит камнями. Или ему подрезали сухожилия, или оставляли умирать в пустыне, без воды, пищи и оружия. Если кто-то убивал другого человека, он становился рабом и служил семье погибшего на протяжении нескольких лет, пока не отработает долг крови. Но сарошанцы считают себя цивилизованной нацией. Насколько я знаю, простейшее правосудие не применяется в развитом обществе. Люди обычно усложняют процесс.

— А никто не спрашивал у них объяснений по этому поводу?

— По словам сарошанцев, преступления в этом мире случаются крайне редко. А когда правонарушения все же совершаются, виновных обязывают работать дополнительные часы на бюрократической службе.

— Даже убийц? — нахмурился Захариэль. — Это ни на что не похоже.

— Есть еще кое-что. В процессе приведения к Согласию логисты нашей флотилии запросили на Сароше данные переписи за последнее десятилетие. Я плохо запоминаю цифры, брат, но кое-что из доклада логистов командованию осталось в памяти. Основываясь на уровне рождаемости и количестве смертей, указанных в сведениях, было установлено, что число жителей на Сароше должно быть больше, чем указано. Когда мы задали вопрос, правители Сароша стали клясться, что в перепись вкралась ошибка.

— А о какой цифре шла речь? — спросил его Захариэль.

— О восьми процентах, — ответил Кургис. — Знаю, на первый взгляд может показаться, что это не так уж и много, но, если подсчеты верны, это означает, что на Сароше за последние десять лет пропало не меньше семидесяти миллионов человек.

Ночь выдалась великолепной. Она шла по улицам и бульварам Шалоула и любовалась прекрасными и непривычными видами. Празднество, о котором говорил Дусан, было в полном разгаре. Толпы людей в масках заполнили улицы, по проезжей части ритмично двигались ослепительно-яркие процессии танцоров в диковинных костюмах, с воздушными змеями и развевающимися бумажными лентами.

Рианна увидела жонглеров и клоунов в раскрашенных масках, акробатов и фокусников, шутов и мимов, встретила карликов и великанов, шпагоглотателей и укротителей огня, а кроме всего этого, она услышала музыку.

Странные звуки донеслись из карнавальной толпы. Песни сарошанцев оказались красивыми и сложными. В них беспрестанно менялась тональность, от сложного рисунка гармонии мелодия переходила к явному диссонансу, выражая попеременно то печаль, то бурную радость.

Рианна услышала звучания, о существовании которых даже не подозревала, словно эта необычная музыка загадочным образом расширила диапазон ее слуха. И в основе музыки, почти незаметные, звучали изумительные ритмичные вариации, каких она никогда не встречала.

Прислушиваясь к звукам Сароша, Рианна впервые в жизни поняла, насколько великолепной и совершенной может быть музыка. Она всю свою жизнь училась законам композиции, но ничего из написанного ею и отдаленно не могло сравниться с изумительными звуками, огласившими улицы города.

Дусан шел рядом с ней, придерживал за локоть и направлял в толпе. Еще днем, перед самой высадкой, Рианна узнала, что сарошанцы приставили к каждому из них персонального проводника, чтобы гости не заблудились. Она подозревала, что Дусан намеревался также выполнять и роль охранника — он не отходил от нее ни на шаг и ограждал от мелких неприятностей.

В самом начале, когда они только встретились, Рианна спросила его, чем он занимается, и Дусан ответил, что он профессиональный толкователь. Насколько она поняла, его профессией являлось толкование различных документов. Из-за непомерно разросшегося чиновничьего аппарата правители Сароша нередко и сами бесповоротно запутывались, разбирая донесения десятков и сотен чиновников, у каждого из которых имелось собственное мнение по поводу законов и уставов.

Подобные ситуации иногда вызывали затяжные дискуссии, продолжавшиеся по двадцать лет и более, так что и сами участники споров нередко забывали, какой вопрос вызвал столь упорные разногласия.

В таких случаях приглашали профессионального толкователя, который исследовал все материалы диспутов и давал объяснения спорящим сторонам, пока они снова не улавливали суть дела.

Эта система могла показаться очень странной, зато у Рианны никогда еще не было столь приятного эскорта. В первые месяцы присутствия имперцев, в тех редких случаях, когда она получала разрешение на посещение поверхности, Рианне приходилось ходить в сопровождении половины отделения солдат Имперской Армии, шагавших за ней следом, словно надоедливые сердитые тени.

Это раздражало само по себе, не говоря уж о том, как трудно было установить контакт с местными жителями, когда у тебя за спиной маячит отряд вооруженных людей.

К счастью, в последние несколько месяцев по настоянию избранного лорда-правителя Ферста командование флотилии установило менее жесткий порядок. Пусть планета Сарош и не была на сто процентов приведенной к Согласию, ее признали достаточно безопасной, чтобы разрешить имперским представителям посещать поверхность без вооруженного эскорта.

В то же время, надеясь навести мосты между местным населением и подданными Империума, командование армии и флота разрешило своим воинам спускаться в увольнение на поверхность Сароша.

— Пойдем сюда, — сказал Дусан.

В какой-то момент поздним вечером он стал настойчиво направлять ее на определенные улицы, словно стремился к какой-то цели. Пальцы Дусана крепче сжимали ее локоть, но Рианна этого почти не замечала. Опьяненная музыкой и ароматом пурпурных цветов, она некоторое время позволяла себя вести.

— А куда мы идем? — наконец спросила Рианна, смутно осознавая, что ее речь становится неразборчивой.

— Здесь есть место, где музыка будет еще лучше, — ответил Дусан из-под маски. — Надо пройти еще немного.

Он ускорил шаг, и Рианне приходилось торопиться, чтобы поспеть за проводником. Она оглянулась вокруг и вдруг поняла, что просторные бульвары сменились путаницей узких извилистых улочек.

Стало темно. Летающие фонари, еще недавно парящие над их головами, остались позади, на каком-то из перекрестков. Они оказались одни на улице, освещенной только неярким сиянием серебристого серпика луны.

Несмотря на темноту, Дусан не замедлял шага. Казалось, он точно знал, куда направляется.

— Дусан? Мне здесь не нравится. — Рианна обнаружила, что с трудом ворочает странно онемевшим языком. — Я хочу вернуться.

Он ничего не отвечал. Уже не пытаясь что-либо объяснить, Дусан буквально тащил ее за собой, и Рианна ощущала, как тело постепенно перестает ее слушаться. Она поняла, что Дусан каким-то образом сумел ее отравить. От сильного запаха цветов стало трудно дышать.

Цветы. Возможно, их аромат всему виной. Женщина спотыкалась и с трудом переставляла ноги, о борьбе с Дусаном не могло быть и речи.

— Дусан… — Собственный голос слышался откуда-то издалека. — Почему?

— Прости. Иначе было нельзя. Мелахимы объявили вас нечистым народом. Нельзя допустить, чтобы ваши лживые ангелы нас осквернили. Ты будешь нашим оружием против них, и, боюсь, тебе будет больно. Это может показаться жестокостью, знаю, но будь уверена, ты послужишь высокой цели.

Они свернули за угол и оказались во дворе. Рианна увидела впереди ручную тележку, с каких во время праздников обычно продавались бутылочки с напитками. Рядом с тележкой виднелись две фигуры в мешковатых костюмах, украшенных бантами и лентами.

Завидев их, Дусан разжал пальцы, и Рианна беспомощно рухнула на каменный пол. Она услышала, как Дусан бросил несколько резких приказов на местном наречии, а потом обе фигуры направились к ней.

В их движениях отчетливо чувствовалось нечто странное, даже просторные костюмы не могли скрыть неправильной походки. Оба существа шли как-то боком, а их руки и ноги сгибались под необычным углом.

Их вид наводил на мысли о рептилиях.

Эти существа казались Рианне нереальными. Чем ближе они подходили, тем больше она убеждалась, что перед ней не люди. Но тело оказалось окончательно парализованным, и она могла только смотреть, как странные фигуры остановились по обе стороны от нее. Два наряженных клоунами существа одновременно нагнулись, чтобы ее поднять, и в этот момент маска на мгновение соскользнула с головы одного из них.

Она увидела его истинное лицо.

Несмотря на паралич, Рианна испустила вопль.

Глава 20

— Не хочу казаться легкомысленным там, где речь идет о возможной человеческой трагедии, — заговорил Немиэль, — но помнишь, ты говорил о предполагаемом исчезновении семидесяти миллионов людей на Сароше?

— Помню.

— Так вот, мне кажется, я знаю, что с ними случилось. Глядя на это, я бы сказал, что их съели лидеры нации.

Он обратился к Захариэлю по закрытому каналу, соединявшему только два вокса, так что никто больше не мог слышать их разговора. Захариэль, со своей стороны, был даже рад, что надел шлем. Если бы не это, чиновники и функционеры, наводнившие палубу, могли бы заметить его неожиданную улыбку.

Встреча проходила на пусковой палубе «Непобедимого разума». Только что прибывшая делегация представителей правительства Сароша высаживалась из шаттла, а Лев приказал приветствовать их с соответствующей торжественностью. Возглавлять почетную стражу для делегации Сароша был выбран Захариэль, а вместе с ним назначен Немиэль и избранные бойцы из лучших отделений других рот.

Это было серьезное задание, по крайней мере с точки зрения командующего Легионом.

Захариэль всегда чувствовал себя крайне неловко в присутствии высокопоставленных лиц, но преданность долгу требовала принять назначение без всяких отговорок. И он приготовился провести церемонию с подобающей серьезностью, если бы не голос брата, тайно нашептывающий ему на ухо шутливую клевету на гостей и предположения относительно их важности.

— Ты только взгляни на него, — продолжал Немиэль, обращаясь исключительно к Захариэлю. — Он почти такой же высокий, как Астартес, а какой огромный живот! По мне, так люди спокойно могут называть своего лорда его широкоблагородием.

Против слов Немиэля трудно было что-то возразить. Его высокоблагородие лорд-экзальтер — так полностью звучал его титул — был непомерно толст. Захариэль предположил, что его рост приближается к двум метрам, но из-за огромного живота правитель был больше похож на шар с руками и ногами, а не на человека.

Такое телосложение тем более казалось необычным, что все остальные жители Сароша, которых Захариэлю довелось видеть, отличались худощавостью и стройностью. Если бы не их неприятная привычка всегда носить маски, он мог бы назвать сарошанцев вполне симпатичными людьми.

За исключением экстравагантных золотых масок сарошанцы придерживались умеренности и в одежде. Мужчины и женщины носили одинаковые сандалии и простые свободные одеяния, скрепленные металлическими пряжками на плече и поясом на талии. Из того, что успел узнать Захариэль, они следовали тому же принципу и в повседневной жизни и вели мирное, спокойное существование, избегая войн и любых проявлений жестокости.

Согласно донесениям имперских наблюдателей, некоторое проявление эмоций наблюдалось только во время регулярных празднеств вроде того, что проводилось в этот день на поверхности планеты в честь прибытия Имперской флотилии Темных Ангелов.

Во время таких карнавалов допускались некоторые отклонения от принятых общественных норм, в том числе буйное веселье, чему немало радовались военные, отпущенные в это время в город.

Как всякий Астартес, Захариэль ничуть не переживал по этому поводу, но он знал, что офицеры, вынужденные остаться ради встречи делегации, вместо того чтобы отправиться на праздник, испытывали глубочайшее разочарование.

Захариэль выстроил своих людей в две шеренги лицом к лицу, оставив широкий проход для его высокоблагородия лорда-экзальтера и его свиты. Лев предлагал послать за делегацией Сароша одну из «Грозовых птиц» Темных Ангелов, но его высокоблагородие настоял на том, чтобы воспользоваться собственным шаттлом с огромными двигателями, который не без труда преодолел силу гравитации планеты и только что прошел сквозь барьер защитного поля, предотвращавшего выброс атмосферы корабля в открытый космос.

Захариэль даже не пытался заранее представить себе, как должен выглядеть верховный политический лидер Сароша, но образ рыхлого, грузного существа, появившегося из шаттла, точно не мог бы прийти ему в голову. Детство и юность Захариэля прошли в довольно суровых условиях Калибана, и потому он ни разу не встречал тучного человека до тех пор, пока не покинул родной мир и не посетил общины людей на других планетах.

Что было еще удивительнее, его высокоблагородие лорд-экзальтер в отличие от своих соплеменников не носил маску. Его лицо оставалось открытым, демонстрируя залитые потом, расплывшиеся черты человека старше среднего возраста с лягушачьей шеей. Кроме того, он явно не был способен на более быстрый шаг, чем церемониальная поступь.

На лбу правителя Сароша имелся нанесенный синей краской символ — круг, в основании которого развернулись два крыла разного размера. По обе стороны его, словно какого-то варвара, сопровождали молодые женщины с корзинами пурпурных цветов. Женщины усыпали цветами дорогу правителя, и под тяжелыми шагами лепестки превращались в ароматную жижу.

— Гости на борту! — крикнул Захариэль, включив общую вокс-связь, когда его высокоблагородие лорд-экзальтер ступил в промежуток между двумя шеренгами Астартес. — Почетный караул, отдать честь!

Темные Ангелы по его команде единым движением скрестили руки на груди в знамении аквилы.

— Мы приветствуем вас, Ангелы Империума, — произнес лорд-экзальтер, помахивая на ходу пухлой рукой. — Слава Императору и всем его начинаниям. Добро пожаловать на Сарош.

— А я приветствую вас на борту флагманского корабля «Непобедимый разум», — ответил Лев, сделав шаг навстречу правителю.

Рядом с ним, как всегда, шел Лютер, выглядевший не более довольным этой церемонией, чем сам Захариэль.

Примарх Темных Ангелов явился на встречу в парадных доспехах, в свежеотутюженном стихаре, на котором красовался символ Легиона, вышитый алой нитью.

— Я — Лион Эль-Джонсон, командующий Первым Легионом Темных Ангелов.

— Командующий Легионом? — повторил правитель и вопросительно приподнял подкрашенную бровь. — Значит, ты — автарх? Эти Ангелы служат тебе?

— Они служат Императору, — поправил его Лев. — Но если ты спрашиваешь, кто ими командует, то это я.

— Я рад нашей встрече, повелитель Ангелов. Мы должны многое обсудить. Мои люди с нетерпением ждут… законопослушания, так, кажется, вы это называете. Слишком много времени было потрачено впустую, потеряно из-за общественных различий и недопонимания. Сегодня можно начать новую страницу в наших отношениях. А где же остальные лидеры твоего флота? Я надеялся обратиться ко всем сразу и рассказать, насколько полно Сарош подготовлен к тому, чтобы предпринять последние шаги к воссоединению с Империумом.

— Заверяю тебя, они будут рады это услышать, — ответил Лев и повернулся, чтобы увести его высокоблагородие лорда-экзальтера с пусковой палубы. — Прошу следовать за мной и принять участие в приеме, где мы можем встретиться со всеми командирами флотилии. Там ты сможешь свободно высказать свои мысли и просветить нас относительно дальнейших перспектив.

— Просветить? Это означает «принести свет»? — улыбнулся толстяк. — Да, это хорошее слово. Вам надо многое узнать о моих людях. Надеюсь, я донесу свет до каждого из вас.

На пусковой палубе всегда было многолюдно, но после ухода Льва и его высокоблагородия лорда-экзальтера со свитой могло показаться, что огромное помещение опустело.

Как только гости ушли, рабочие бригады и сервиторы, составлявшие постоянный персонал пусковой палубы, вернулись к своим повседневным обязанностям, прерванным из-за прибытия делегации Сароша и церемонии встречи.

Корабельная команда, дождавшись ухода пришельцев, стремилась наверстать упущенное время и удостовериться, что все малые суда заправлены топливом, готовы к запуску и находятся в отличном состоянии.

Захариэль тоже задержался на пусковой палубе, тогда как Немиэль и остальные воины последовали за примархом и членами делегации в зал, где должна была решаться судьба Сароша.

Независимо от исхода переговоров, Темным Ангелам вскоре предстояла высадка на поверхность планеты, и Захариэль, зная об этом, решил остаться и закончить приготовления к десантированию.

Высадка на поверхность любой планеты всегда таила в себе опасность, и Астартес еще до встречи с противником, если бы до этого дошло на Сароше, надо было предусмотреть миллион разных мелочей. Вскоре Захариэль с головой ушел в работу, проверяя и подготавливая вооружение и броню, так что он не услышал приближающихся шагов, пока над головой не послышались слова.

— Ждать уже недолго, — раздался дружелюбный голос. Захариэль, обернувшись, увидел рядом массивную фигуру Лютера, еще одетого в церемониальные черные с золотом доспехи. — Я имел в виду десант, — пояснил он.

— Я тоже так думаю, — ответил Захариэль. — И поэтому решил подготовиться к старту.

Лютер кивнул, а Захариэль почувствовал, что его командир хотел бы сказать что-то еще, но не знает, как перейти к беспокоящему его вопросу. Наконец Лютер похлопал его по плечу:

— Пойдем посмотрим на шаттл, что доставил сюда сарошанцев.

Захариэль оглянулся на довольно ветхий аппарат, но корабль, привезший отвратительно толстого пассажира, не вызвал у него никакого интереса.

— Выглядит не слишком привлекательно, не так ли? — заметил Лютер, пересекая пусковую палубу.

Захариэль последовал за заместителем Льва.

— Механикумы, по-видимому, наблюдали за ним, пока шаттл приближался. Они сказали, что это устаревшая конструкция, известная на Терре еще до начала объединительных войн, после чего утратили всякий интерес, — сказал Захариэль.

— А, им совершенно чужда романтика истории, Захариэль, — сказал Лютер, обходя вокруг изрядно потрепанного корабля с огромными двигателями и выпуклой рубкой. — Ты же понимаешь, ему не одна тысяча лет. Сколько же поколений механикумов трудились, чтобы сохранить его в рабочем состоянии!

— Тогда ему место в музее, — предположил Захариэль, а Лютер тем временем нагнулся, заглянул под крыло и внимательно осмотрел нижнюю часть судна.

— Возможно, — согласился он. — Это последняя функционирующая реликвия ранней эпохи. Единственный корабль на Сароше, еще способный совершать путешествия в безвоздушном пространстве.

— Так зачем надо было им пользоваться? — спросил Захариэль. — Почему они не приняли предложенную Львом «Грозовую птицу»?

— Кто знает? — произнес Лютер и нахмурился, явно обнаружив нечто интересное. — Возможно, сарошанцы так заботились о нем, поскольку предвидели, что корабль может понадобиться в будущем.

— Для чего?

Лютер пролез под днищем шаттла на другую сторону, а когда выпрямился, Захариэль увидел, что заместитель командира Легиона сильно побледнел. Его лицо стало пепельно-серым, и Лютер смотрел на челнок с непонятным Захариэлю выражением.

— Что-то случилось? — спросил Захариэль.

— Мм? — протянул Лютер и взглянул на высокие арочные двери, через которые вышел Лев, уводя за собой делегацию Сароша. — А, Захариэль. Извини, я немного отвлекся.

— Все в порядке? — снова спросил Захариэль. — Ты плохо выглядишь, мой лорд.

— Все хорошо, Захариэль, — заверил Лютер. — А теперь иди, догоняй своих боевых братьев. Не стоит слишком долго оставаться вдали от них, если скоро, может, придется отправиться в бой. Знаешь, это плохая примета.

— Но я еще не все здесь закончил, — возразил Захариэль.

— Не важно, — настаивал Лютер. — Иди. Оставайся со своей ротой и не возвращайся, пока я тебя не позову. Ты меня понял?

— Да, мой лорд, — ответил Захариэль, хотя, по правде говоря, он никак не мог объяснить внезапной перемены в настроении Лютера.

Он направился к выходу с пусковой палубы, оставив заместителя командующего Легионом, пристально разглядывавшего прилетевший с Сароша шаттл.

— У вас существует обычай выбирать в командование людей небольшого роста? — весело спросил его высокоблагородие лорд-экзальтер, вместе со своей свитой остановившийся у огромного иллюминатора обзорной палубы. — Я так спросил, потому что человек, которого вы все называете магистром ордена, не так высок, как люди, состоящие у него в подчинении. И то же самое я заметил, знакомясь с другими людьми, представленными как лидеры флотилии.

Правитель указал на армейских офицеров, капитанов кораблей и других имперских представителей, собравшихся на эту встречу.

— И все они меньше, чем ваши ангелы, — продолжал он с самым простодушным и бесхитростным выражением. — Это такая традиция — посылать в бой только тех, кто рожден гигантами, а людей меньшего роста назначать офицерами?

— Дело вовсе не в традициях, — дипломатично ответил Лев, тогда как стоявший рядом магистр ордена Хадариэль сердито нахмурился. — Не все из нас рождены гигантами. Темные Ангелы принадлежат к братству Астартес. Мы стали такими в результате научных работ Императора. Для усиления физических способностей в наших организмах проведены некоторые изменения.

— А, так вы изменены, — медленно кивнул его высокоблагородие лорд-экзальтер. — Вы искусственно выращены. Теперь я понимаю. А как же ты, cap Хадариэль? Ты выше обычных людей, но не настолько, чтобы сравняться со своими воинами. Пожалуйста, скажи, почему так вышло?

— Мне не повезло, — ответил магистр. — К тому времени, когда я был избран, я был уже слишком стар, чтобы воспользоваться преимуществами геносемени. Вместо этого мое тело подверглось хирургическим изменениям и физическое состояние было улучшено.

Немиэль вместе с остальными воинами почетного караула стоял в другом конце зала, но достаточно близко, чтобы усиленный слух уловил суть разговора. Выбранная правителем Сароша тема заставила его поморщиться.

Конечно, его высокоблагородие лорд-экзальтер не мог знать, насколько сильно магистр ордена переживает тот факт, что ему не вживлены прогеноиды. Лидер сарошанцев наверняка непреднамеренно затронул эту тему, но она могла вызвать резкий ответ и несколько подпортить отношения между сторонами.

К чести Хадариэля, он удержался от любых высказываний и не дал повода заподозрить, насколько сильно его оскорбили слова гостя. Но Лев, все же опасаясь с его стороны эмоционального взрыва, решил переменить тему:

— Ты упомянул термин «искусственно выращенные». А в вашем обществе используются методы генетических изменений?

— Да, но я пришел сюда ради обсуждения более важных вопросов.

Правитель Сароша взмахнул рукой, словно отметая несущественную тему, и повернулся к обзорному окну. Выглянув наружу, он распростер руки, словно обнимая видневшийся внизу голубой шар Сароша.

— Не правда ли, этот мир прекрасен? Мне еще никогда не доводилось смотреть на него с такого расстояния. Конечно, в наших исторических книгах сохранились снимки планеты, сделанные с орбиты, но шаттл не поднимался над поверхностью уже более ста лет до сегодняшнего дня. Даже если бы я приказал подняться в космос, иллюминаторы в челноке едва ли больше моей ладони. Если бы не Империум, я бы никогда не увидел столь величественной картины. Благодарю вас за это. Когда я смотрю со стороны на знакомый с детства мир, вижу его океаны и континенты, передо мной открываются новые грандиозные перспективы.

— И это только начало, ваше высокоблагородие, — произнес избранный лорд-правитель Ферст. Он, вероятно, ощутил возникшую напряженность и шагнул вперед, поближе ко Льву. — Невозможно представить, какие чудеса мы будем творить в этом мире, когда он будет приведен к Согласию.

— Ах да. Согласие, — поморщился толстяк. — Очень интересный выбор слова. Термин означает процесс приведения планеты в соответствие с требованиями или предложениями Империума. А еще он означает уступки, гибкость, послушание. А если мы не проявим послушания, что тогда? Вы натравите на нас своих Ангелов, лорд-правитель? Уничтожите нас, если мы не выполним ваши пожелания?

— Ну, я… — Ферст откровенно смутился. — Как бы это сказать…

— Решение будет принимать не лорд-правитель, — прервал его Лев. — Решение остается за мной. Твой вопрос подразумевает существование каких-то сомнений, лорд-экзальтер. Но ты должен понимать, что целью нашего Крестового Похода является воссоединение утративших связи островков человечества. Нам бы не хотелось применять силу для приведения твоего мира к Согласию, но опыт подсказывает, что в некоторых случаях это необходимо. Иногда в силу своего невежества или потому, что их контролирует неподобающее правительство, люди вновь открытого мира пытаются оказать сопротивление. Но это не имеет никакого значения. Мы пришли вас спасти. Хотите вы этого спасения или нет, результат не зависит от вашего желания.

— А что вы скажете о нашем правительстве? — спросил его высокоблагородие лорд-экзальтер. Представитель Сароша отвел взгляд от иллюминатора и повернулся лицом ко Льву и имперскому командованию. — Как вы оцениваете правительство Сароша? Вы находите его подобающим?

— Решение еще только предстоит принять, — сказал Лев. — Должен сказать, мне нравится такой откровенный разговор. Как я слышал, ваш народ отличается склонностью к некоторого рода… неопределенности.

— Да, мы до сих пор не определились, — признал его высокоблагородие лорд-экзальтер, стойко выдерживая взгляд Льва. — Но теперь поняли, что настало время сделать окончательный выбор. Как я понимаю, Империум не поклоняется никаким богам. Более того, это запрещено. Это правда?

— Правда, — ответил Лев, несколько озадаченный столь резким поворотом в разговоре. — Но я не вижу, как это может влиять на наши проблемы. Мне говорили, что жители Сароша разделяют нашу точку зрения на религию. У вас нет ни священников, ни мест поклонения.

— А вот здесь вы ошибаетесь, — возразил лорд-экзальтер. — Наши храмы находятся в тайных убежищах, в лесах и пещерах, где посланники наших богов разговаривают с избранными представителями, Возвышенными. Мы более тысячи лет следуем их указаниям и в результате построили совершенное общество.

— И я узнаю об этом только сейчас? — раздраженно бросил Лев, поворачиваясь к избранному лорду-правителю и другим представителям Империума, но те были изумлены ничуть не меньше.

Лев снова обратился к лорду-экзальтеру:

— Вы скрыли это от нас?

— Да, скрыли, — подтвердил его высокоблагородие. — В этом нам помог тот факт, что вероисповедание для нашего народа — очень личное дело. Когда на нашей планете появились первые разведчики Империума, они не увидели в нашем мире никаких признаков религиозности, никаких грандиозных соборов или монастырей. Наши священные места остаются скрытыми, но только потому, что так приказали мелахимы.

— Мелахимы? — ошеломленно повторил Лев.

— Это наши боги. Они обращаются к Возвышенным, поскольку только те способны слышать божественные голоса. Но боги говорят лишь тогда, когда Возвышенные покидают цивилизацию и удаляются в глушь. Боги говорят Возвышенным, что должно быть сделано, и затем их слова доносятся до остальных членов нашего общества. Таким методом мы узнаем волю богов.

— Какая глупость! — воскликнул не на шутку рассердившийся Лев. — Вы же рациональные люди технологически развитого общества. Вы должны были видеть, насколько неразумны подобные суеверия.

— Вы слишком рано показали свое истинное лицо, — продолжал лорд-экзальтер. — Когда появились ваши разведчики, они с важным видом рассказывали, как разрушили власть религии и объявили ее детским суеверием. С того самого момента мы поняли, что вы — носители зла. Ни одно общество не может быть признано справедливым, если оно не признает верховенства божественной силы. Мирские истины лживы. Как только мы услышали, что Император объявил всех богов ложными, мы тотчас поняли его сущность. Он — лживый демон, воплощение обмана, посланник темных сил, сбивающий человечество с пути истинного.

Захариэль шагал по корабельным коридорам к временной казарме своего отделения и перебирал в уме все, что надо было сделать перед возвращением на «Ярость Калибана» и десантом на поверхность Сароша. Он ни на минуту не сомневался, что высадки войск на планету ждать осталось недолго, и предостережения Кургиса о том, что сарошанцам нельзя доверять, постоянно звучали в его ушах.

Внезапно он снова вспомнил странное выражение лица Лютера, когда тот вылез из-под шаттла сарошанцев, и стал гадать, что мог увидеть заместитель командующего Легионом, чтобы так…

Что?

Нервничать?

Захариэль, не замедляя шаг, опять вызвал в памяти бледное и растерянное лицо Лютера. Что же могло смутить такого героического воина, как Лютер? Чем больше он вглядывался в мысленный образ, чем пристальнее всматривался в его глаза, тем дальше проникало его сознание.

Он увидел в нем боль и печаль долгих лет, прожитых в тени другого человека.

Природные чувства Захариэля, усиленные тренировками под руководством брата-библиария Исрафаэля, помогли понять смысл переживаний, владевших Лютером.

Не доверяй им… И не поворачивайся к ним спиной.

Захариэль резко остановился от внезапного сильного приступа тошноты. Он ведь был Астартес и никогда не страдал от каких-либо болезней, поскольку улучшенный метаболизм автоматически компенсировал все отклонения, способные вызвать неприятные ощущения.

Однако в данном случае дело было не в физических отклонениях. Приступ вызвало сильное и внезапное предчувствие близкой угрозы.

Что еще хуже, он был абсолютно уверен, что об этой угрозе догадывается не он один, но только он намерен ее предотвратить.

На пусковой палубе было совсем тихо, что само по себе казалось необычным.

Захариэль шагнул через порог противовзрывной двери и огляделся в поисках постоянного персонала — техников, механикумов и грузчиков, обычно наполнявших помещение громкими голосами.

Но единственными звуками были легкий скрип, свист гидравлики и постоянный гул двигателей, и Захариэль тотчас понял, что его подозрения не были беспочвенными.

Что-то определенно пошло не так, как следовало.

Он пересек пусковую палубу и обошел вокруг шаттла сарошанцев, пытаясь найти в нем нечто необычное. Как он уже раньше сказал Лютеру, перед ним была устаревшая и почти забытая модель с громоздкими для такого маленького корабля двигателями.

Он заглянул под одно из крыльев, даже встал на четвереньки, надеясь увидеть то, что так взволновало Лютера.

Снизу от шаттла пахло машинным маслом и гидравлической жидкостью, пластины металла были привинчены довольно грубо, рабочие явно не заботились ни о красоте, ни о качестве. Поначалу Захариэль не обнаружил ничего необычного и решил забраться дальше, под самое днище.

Он нагнул голову, чтобы не стукнуться об отвисшую пластину, и…

Обернувшись, он внимательно осмотрел металлическую полосу. Крепления покрывал слой ржавчины.

Захариэль покачал головой. Просто чудо, что шаттл пробился сквозь атмосферу, но вряд ли можно ожидать, что он сумеет вернуться.

Продолжая осматривать днище, он вдруг понял, что необычно в этом шаттле. По крайней мере частично. Корабль не был предназначен для космических полетов, поскольку в днище не имелось тепловых щитов. Это было обычное воздушное судно, построенное для передвижения в пределах атмосферного слоя, чем и объяснялся увеличенный объем двигателей — вероятно, их переделывали, чтобы шаттл смог дотянуть до орбиты.

Любой, кто решился бы спускаться на поверхность без тепловых щитов, не дожил бы до приземления. При вхождении в плотные слои атмосферы корабль должен был обратиться в пылающий факел, и выделяемое тепло испепелило бы каждого, кто находился внутри, а затем и сам шаттл мог расплавиться, прежде чем рухнуть на землю.

Люди, прилетевшие на этом корабле, явно не собирались возвращаться на поверхность планеты.

Значит, их миссия должна закончиться здесь.

Захариэль выбрался из-под шаттла и ужаснулся: они приняли на борт врагов, притворившихся друзьями. Он снова взглянул на старинный корабль, впервые увидев в нем вражеское транспортное средство.

— Но чего они надеялись добиться? — тихо спросил он себя.

Горстка сарошанцев, высадившихся на борт «Непобедимого разума», едва ли могла справиться с одним Темным Ангелом, а на корабле их было достаточно много.

Так с какой же целью они предприняли свой визит?

Захариэль опять двинулся вокруг шаттла, постукивая кулаком по исцарапанному фюзеляжу, тихо урчавшим двигателям и выпуклой передней секции. Дойдя до крайней передней точки, он снова удивился странной форме носовой части. Ее контур никак нельзя было назвать удачным решением для любого судна, предназначенного для полетов в атмосфере.

Захариэль не был авиаинженером, но он достаточно учился, чтобы понимать влияние очертаний носа и крыльев воздушного корабля на его подъемную силу, а такая тяжелая передняя секция явно противоречила здравому смыслу.

Внимательный осмотр носовой части подсказал, что корабль был надстроен, поскольку краска и структура материала здесь заметно отличались от остального корпуса. Захариэль сделал шаг назад, окинул взглядом корабль и сразу понял, что к первоначальному варианту сверху и спереди была добавлена целая секция.

Захариэль ухватился за крышку одного из лючков и потянул. Как он и опасался, крышка оказалась приваренной, но Захариэль уже был уверен, что внутри скрыто нечто ужасное. Он сделал глубокий вдох, уцепился покрепче и дернул изо всех сил.

Металл прогнулся и треснул, но даже сварка не устояла перед мощью одного из лучших воинов Императора, и крышка в конце концов выскочила из гнезда. Захариэль отшвырнул вырванную пластину и через образовавшееся отверстие заглянул внутрь передней секции.

Он увидел множество толстых металлических брусков, установленных вокруг центрального стержня приблизительно метровой толщины. Стержень был закреплен массивными опорами из того же металла, а рядом мигало огоньками какое-то устройство.

— Это своего рода оружие, — произнес кто-то рядом с ним. — Я думаю, атомная боеголовка.

Захариэль рывком развернулся и уже был готов нанести удар кулаком. Рядом стоял Лютер, на его лице застыло выражение боли и грусти.

— Атомная боеголовка? — переспросил Захариэль.

— Да, — ответил Лютер, подошел ближе и заглянул в образовавшуюся пробоину. — Полагаю, что весь этот корабль — одна гигантская ракета.

— Ты знал об этом? — спросил Захариэль. — Почему ты ничего не сказал?

Лютер отвернулся, его плечи уныло опустились, словно он признал свое поражение. Затем он вновь взглянул на Захариэля, и тот поразился, увидев на глазах командующего слезы.

— Я почти решился, Захариэль, — произнес Лютер. — Я хотел сказать, но потом подумал, что все может стать моим: Легион, командование, Калибан. Все стало бы моим, и я больше не должен был бы делиться с тем, чья тень падает на все мои деяния.

— Лев? — воскликнул Захариэль. — Его подвиги велики, но и твои тоже!

— Может быть, они были бы великими, но в другой эпохе, — возразил Лютер. — Только если бы я не жил в одном отрезке времени с таким человеком, как Лев. Только в этом случае слава выводящего Калибан из тьмы была бы моей, но вместо этого вся она досталась моему брату. Ты не можешь себе представить, как грустно быть самым выдающимся человеком своей эпохи, а потом в один момент лишиться всего.

Захариэль видел, что Лютер не в силах сдержать поток слов. Преграда благородства и самообладания сдерживали эти чувства более десяти лет, но дамба рухнула, и истинные переживания Лютера хлынули наружу.

— Я никогда не подозревал об этом, — сказал Захариэль, и его рука опустилась на эфес меча. — И никто об этом не догадывался.

— Я и сам многого не понимал, — признался Лютер. — До того момента, когда увидел шаттл. Мне бы не пришлось даже пальцем пошевелить. Надо было просто уйти, и все, чего я жаждал, стало бы моим.

— Так почему же ты вернулся?

— Я приказал всем покинуть пусковую палубу и вышел сам, — рассказал Лютер, прикрыв глаза рукой. — Но не прошел и десяти шагов, как понял, что не смогу так поступить.

— И ты вернулся, чтобы предотвратить это? — с огромным облегчением спросил Захариэль.

— Да, — кивнул Лютер. — Так что можешь не хвататься за свой меч. Я понял, что служить столь великому воину, как Лев, большая честь и я — счастливейший из людей, поскольку могу назвать его братом.

Захариэль повернулся к шаттлу и содержащемуся в нем смертельно опасному грузу.

— И как же мы его обезвредим?

— Ах, — вздохнул Лютер, — вот этого-то я и не знаю.

— Ты зашел слишком далеко, — бросил Лев и потянулся за парадным мечом, висевшим у него на боку.

— Нет, это вы зашли слишком далеко, — возразил лорд-экзальтер. — Вы все мерзавцы, все до единого, — выпалил он с такой решимостью, что затряслись толстые щеки. — И единственная причина, по которой я терплю ваше общество, это возможность высказать мнение моего народа.

Ваш Империум — выдумка злобных людей, — продолжал он. — Ваши слова — сплошная ложь. Вы трусливы и бесчестны, а ваши ангелы… Ваши ангелы еще хуже, они произошли от скверных зверей. Это ложные ангелы, омерзительные и нечистые.

— Хватит! — взревел Лев.

Командующий Темных Ангелов пришел в ярость, его пальцы так сильно стиснули эфес оружия, что побелели суставы.

— Именем Императора…

— Я плюю на твоего Императора! — крикнул толстяк, и все собравшиеся чиновники Империума от такого оскорбления затаили дыхание. — И я плюю на Лиона Эль-Джонсона!

Его высокоблагородие лорд-экзальтер поднял руки, скрестил три пальца правой руки с пятью пальцами левой и прикоснулся ими к символу, начертанному на его лбу.

— Вы не люди, вы не достойны быть лидерами. Вы…

Ему не дали закончить.

Лев рывком обнажил сверкающий меч и, прервав речь лорда-экзальтера, рассек тело толстяка от плеча до самых бедер.

Захариэль все еще смотрел на загадочное устройство в передней секции шаттла, как вдруг огоньки замигали чаще и в центре сферы возникло пульсирующее красноватое сияние. Двигатели пробудились к жизни, и их гудение стало намного громче.

— Проклятие! — воскликнул Лютер.

Глава 21

Мигание огоньков становилось все чаще, и в центре устройства возник второй источник красного света. Сфера начала распространять пронзительный гул, который не только отдавался в ушах, но и ощущался в костях и постепенно усиливался, так что заглушал даже рев двигателей, набиравших обороты.

И двигатели, и устройство внутри раскалились так, что Захариэль и Лютер были вынуждены отступить от шаттла, а сам корабль внезапно приподнялся над палубой, вероятно приведенный в движение автоматической системой управления.

— Как же мы его остановим?! — крикнул Захариэль, стараясь заглушить рев двигателей.

— Я не знаю, — ответил Лютер и показал на устройство внутренней корабельной связи, установленное на стене. — Но мы должны предупредить Льва!

Захариэль понимающе кивнул, и Лютер снова попытался подобраться к шаттлу сквозь ревущие струи перегретого воздуха, извергаемого двигателями, и непереносимую завесу жара, исходящего от устройства.

Палубные системы безопасности отреагировали на быстро растущую температуру и уровень радиации, и в помещении вспыхнули тревожные огни и раздался вой сирен.

— Я не могу к нему подойти! — закричал Лютер.

Захариэль разбил предохранительный щиток на стене и нажал кнопку «Общая тревога», посылая предупреждение по всему кораблю.

— На первой пусковой палубе находится вражеское судно! — крикнул Захариэль, стараясь преодолеть вой сирен и все возрастающий рев двигателей.

У него на глазах шаттл выбросил облако раскаленных газов и взлетел над полом. Захариэль услышал крик боли — Лютер, шатаясь, отступил от… ракеты, по-другому этот аппарат уже нельзя было назвать.

— Повторите! — потребовал голос с вокс-станции. — Вражеское судно?

— Да! — заорал Захариэль. — Корабль сарошанцев! Это какая-то ракета или бомба!

К нему подошел Лютер, от опаляющего жара его доспехи обгорели и местами даже оплавились. Захариэль следил за поднявшейся ракетой; ее нос разворачивался на какой-то невидимый маяк… невидимый маяк в самом сердце корабля.

В ответ на тревожный вызов противовзрывные двери на палубу распахнулись и в помещение ворвалась команда противопожарной службы. Техники с оранжевыми ранцами мгновенно отреагировали на интенсивный источник повышенной температуры и нацелили свои установки вверх.

От непереносимого жара у Захариэля уже появились волдыри, он понимал, что до того, как двигатели вражеской ракеты зальют палубу убийственной плазмой и бросят боеголовку вглубь корабля, у них остаются считаные секунды.

В это мгновение он понял, что надо сделать.

Он оставил Лютера у вокс-станции, а сам побежал вдоль стены к панели управления пусковой палубой, стараясь не обращать внимания на боль, хотя волосы на голове уже обгорели. На поверхности доспехов начала пузыриться краска, контакты механизмов оплавились, каждый шаг давался с огромным трудом.

Захариэль с мрачной решимостью двигался вперед, сознавая, что у него есть единственный шанс спасти корабль и всех, кто находится на борту.

Доспехи словно налились свинцом, и он едва передвигал ноги, но, несмотря на боль от ожогов, все-таки добрался до вмонтированной в стену панели управления.

Он еще успел оглянуться через плечо и увидел, что нос ракеты развернут в направлении жизненно важных систем корабля, и как раз туда, где проходят переговоры Льва с лордом-экзальтером Сароша.

Наконец Захариэль дотянулся до контрольной панели, ударом кулака разбил плексигласовый щиток и рывком опустил рычаг, запирающий противовзрывные двери всей пусковой палубы. Массивные пластины дверей с глухим ворчанием начали закрываться, но едва они опустились до половины, Захариэль нажал кнопку генератора защитного поля.

К общему шуму на палубе добавился вой сирен, еще более громкий и пронзительный, чем остальные звуки. Из динамиков раздался оглушительный голос: «Внимание! Защитное поле слабеет! Внимание! Защитное поле слабеет!»

Захариэль снова нажал кнопку выключения генератора и не отпускал ее, надеясь ускорить процесс. Аварийные команды в панике бросились к закрывающимся дверям.

«Внимание! Защитное поле слабеет! Внимание! Защитное поле слабеет!»

— Да знаю я! — крикнул Захариэль. — Выключай скорее, ради Льва!

Словно в ответ на его просьбу, мерцающее сияние, окружавшее генераторы по всему периметру входного шлюза, исчезло и звезды проявились более отчетливо.

Воздух с пусковой палубы неистовым ураганом устремился в открывшееся отверстие, унося с собой все, что не было прочно закреплено.

Резкий порыв подхватил Астартес, словно сухие листья, и потащил к зияющему шлюзу.

Захариэль вцепился в поручни, идущие вдоль края пусковой палубы, и изо всех сил сопротивлялся мощному потоку воздуха. Ящики, коробки с инструментами, связки обмундирования, подхваченные вихрем декомпрессии, вылетали из шлюза и по спирали уносились в бездну.

За мгновение до того, как вцепиться в поручни, он успел активировать магнитные подошвы, и теперь его прижимала к палубе вся тяжесть доспехов. Топливные шланги развевались, словно огромные змеи, а оторвавшиеся кабели рассыпали быстро уносящиеся облака искр.

Шаттл сарошанцев вместе с его смертельным грузом тоже был подхвачен ураганом, декомпрессионный поток обрушился на него и вытолкнул из корабля в тот самый момент, когда двигатели заработали на полную мощность. Лишенный управления шаттл описал широкий виток и вывалился из шлюза.

Рабочие спасательной команды и аварийные техники, не успевшие выскочить с палубы, тоже были мгновенно вытолкнуты в бездну, их крики потонули в реве вытекающего воздуха, а исковерканные и замерзшие тела разлетелись вокруг корабля.

Захариэль смотрел, как шаттл сарошанцев медленно удаляется от «Непобедимого разума», и внезапно чуть не ослеп, когда скрытая в нем боеголовка взорвалась.

Снаружи, на фоне равнодушной и холодной тьмы могло показаться, что боевой крейсер выстрелил миниатюрным солнцем. В одну тысячную долю секунды ослепительно-белый шар вспыхнул у самого корпуса, раскалился до предела и бесследно исчез.

Несмотря на то что корабль мог выдерживать вражеский артиллерийский обстрел, многие иллюминаторы на корме не выдержали силы взрыва и лопнули, а осколки закаленного стекла унеслись в бездну сверкающими алмазами.

Взрывная волна прокатилась по всему кораблю, и лишь автоматические системы контроля предотвратили его полное разрушение. В ответ на внезапную декомпрессию герметичные створки перегородили все помещения.

Корабль задрожал, словно схваченный мощной рукой левиафана, повреждения вызвали новую серию завываний тревожных сигналов. Захариэль ощутил ударную волну каждой косточкой своего тела.

Наконец ужасная вибрация прекратилась, и он в изнеможении рухнул на палубу, застонав от мучительной боли, причиняемой ожогами. Захариэль пролежал так несколько минут и почти не слышал, как над ним раздаются крики спасателей и продолжают завывать сирены.

— Брат, ты ранен?

Захариэль повернул голову и улыбнулся, увидев, что Лютер остался в живых.

— Я думал, ты погиб! — крикнул Лютер, перекрывая оглушительный вой.

— Доспехи меня спасли, — ответил Захариэль.

— Тебе здорово повезло, парень.

— Что? Повезло? Как ты можешь такое говорить? — спросил Захариэль, и его голос стал слегка неразборчивым под действием обезболивающих препаратов из системы жизнеобеспечения доспехов.

— Оглянись вокруг, — вздохнул Лютер. — Эти мерзавцы с Сароша почти сумели уничтожить и корабль, и все командование флотилии, но ты их остановил.

Но Захариэль видел только безжизненные тела, усеявшие палубу, и чувствовал, как в нем при виде подобной жестокости разгорается гнев, который, впрочем, был подавлен так же быстро, как и появился. Моральная подготовка Астартес предусматривала жесткий контроль над эмоциями, обеспечивая оптимальный выбор и эффективность действий в любых обстоятельствах.

Ярость была бы оправдана на поле боя, но сейчас надлежало сохранить ясную голову. С помощью Лютера он поднялся на ноги и прислонился к стене, жадно вдыхая прохладный восстановленный воздух.

Лютер переключил стенное вокс-устройство на капитанский мостик «Непобедимого разума».

— Говорит Темный Ангел Лютер, — передал он. — На пусковой палубе много раненых. Прошу немедленно прислать бригады медиков! Капитанский мостик, вы меня слышите?

— Это капитанский мостик. Слышим. Мы вас поняли, — раздался безликий, потрескивающий помехами голос. — Мы получили донесения о повреждениях кормовой части вашего уровня. Аппараты наблюдения показывают, что обстановка контролируется.

— Все правильно, капитанский мостик, — подтвердил Лютер. — Повреждения нанесены делегацией сарошанцев, прибывшей на борт полчаса назад. Челнок на пусковой палубе был начинен… атомной боеголовкой. Все сарошанцы, еще оставшиеся на борту, должны быть немедленно арестованы. Угроза жизни устранена.

Лютер окинул взглядом разрушения и прошептал Захариэлю:

— Примерно минуту назад мы начали войну против Сароша.

Из вокс-устройства, настроенного на капитанский мостик, послышался другой голос, и Захариэль тотчас узнал Льва:

— Я объявляю военный совет для всех командиров и заместителей на борту «Непобедимого разума». Сбор через полчаса. Все поняли?

— Я понял, мой лорд, — ответил Лютер, и они с Захариэлем обменялись тревожными взглядами.

Атака на «Непобедимый разум» была только началом.

По всей флотилии, во всех городах и землях Сароша граждане Империума внезапно подверглись нападению людей, еще недавно провозглашавших своих гостей героями. Они пришли на Сарош избавить его жителей от невежества, сохранившегося со времен Древней Ночи. Они принесли с собой свет Империума и его чудеса.

Но сарошанцы отвергли Империум и проповедуемые им идеи. Они отвергли все с неописуемой жестокостью и предпочли ужас кровопролития. Они совершили ужасные преступления, прибегнув к повсеместному террору.

В момент начала восстания в увольнении на поверхности планеты по поводу проходящего праздника находились больше тысячи служащих Имперской Армии и флотилии.

Некоторые из них были убиты сразу, но большинство стали жертвами похищения. Они исчезли среди ночи, не оставив следа или каких-либо свидетельств, указывающих на личность похитителей или место заточения.

Ситуация прояснилась еще больше, когда обнаружилось, какая судьба постигла имперские учреждения, уже переведенные на Сарош. В течение двенадцати месяцев, еще до полного приведения Сароша к Согласию, с флотилии на поверхность перебрались десятки разных организаций.

Как и можно было ожидать, избранный лорд-правитель Ферст устроил себе резиденцию в одном из дворцов административной части столицы Сароша Шалоуле. Поблизости, в ожидании неизбежного разрастания силовых структур, разместились десятки посреднических контор. Но в момент взрыва шаттла разъяренная толпа атаковала и резиденцию правителя, и все имперские заведения. Нападавшие быстро расправились с немногочисленными солдатами Имперской Армии, стоявшими на страже, всех обитателей выволокли на улицы, где кровожадные мятежники забили их до смерти ножами и топорами.

Исковерканные и обезглавленные тела были преданы огню, поскольку восставшие подожгли занимаемые Империумом дома и побросали туда останки.

Лишь нескольким гражданам Империума удалось избежать убийства и похищения. Позже, когда эти свидетели рассказывали о своих злоключениях, выяснилось, что все население планеты внезапно охватила жажда крови и разрушений, и этот взрыв эмоций стал такой же трагической неожиданностью, как и взрыв шаттла, едва не уничтоживший «Непобедимый разум».

Оставшиеся в живых рассказывали, что первобытная жестокость проявилась в людях Сароша без всякого предупреждения. Только что они вели себя со своим обычным обаянием, а в следующий момент набрасывались на гостей с потрясающей и невиданной яростью.

И в то же самое время нельзя было сказать, что взрывы жестокости возникали стихийно или бесконтрольно. Согласно рапортам выживших очевидцев, все было совсем наоборот. В поведении восставших наблюдались ужасающая целеустремленность и спокойствие.

Сарошанцы все прекрасно организовали, как будто каждый из мятежников заранее тайно согласился на отведенную ему роль и точно знал время для выполнения своих задач.

Что еще страшнее — и многие деятели Империума находили это обстоятельство особенно тревожным, — время всех операций было согласовано с удивительной механистичностью. Никто никогда не обнаружил средств связи между заговорщиками Шалоула и их сообщниками в различных районах планеты, и все же они могли с точностью до секунды координировать свои действия.

Даже когда провалилась первая часть плана, оставшиеся агенты смогли быстро приспособиться к новым обстоятельствам, несмотря на очевидное отсутствие средств общения с единомышленниками.

Это оставалось неразрешимой загадкой, но внимание командования Темных Ангелов пока было приковано к другим проблемам.

— Прошу помощи! Это «Быстрый наездник»! Корпус разрушен, мы теряем атмосферу. Требуются транспорт со всеми доступными ремонтными бригадами и медицинская помощь с кораблей флотилии. Нам нужна помощь!

— «Ярость Калибана» вызывает флагман! Требуем немедленно дать информацию о состоянии наших командиров. Конец связи.

— Докладывает «Храбрый возчик». Атака бунтовщиков отбита, ситуация под контролем.

— «Арбалет», говорит «Непобедимый разум». Немедленно снимайтесь с якорной стоянки и переходите на позицию «Бета», иначе вы будете расстреляны как вражеское судно. Это последнее предупреждение!

Капитанская рубка «Непобедимого разума» буквально гудела. Захариэль, едва войдя в помещение вслед за Лютером, тотчас уловил витавшую в воздухе напряженность.

Десятки офицеров и рядовых беспокойно ерзали на своих местах, передавали приказы и вели переговоры по разным каналам вокс-связи со всеми кораблями флотилии. В хоре беспрестанно звучавших голосов отчетливо слышалась мрачная решимость.

Именно этого Захариэль и ожидал от командиров в случае, когда ситуация еще не до конца определилась и исход битвы неясен. Это были голоса людей, беспрекословно выполнявших свой долг, несмотря на опасение, что война в любой момент может прервать их работу, а может, и жизнь.

Это были голоса воинов, находящихся на грани паники.

Но все звуки затихли, когда послышался крик часового: «Командир на капитанском мостике!»

Захариэль поднял голову. Через другую дверь на мостик вошел Лев, его лицо пылало яростью, а в руке поблескивал окровавленный меч. Захариэль никогда не видел командующего Первым Легионом в таком гневе, и при мысли о характере предстоящей войны у него все внутри сжалось.

Следом за Львом вошел Немиэль, и его лицо в точности отражало чувства Льва. Оба прошли прямиком к капитану флотилии, который разговаривал с корабельным астропатом. Захариэль и Лютер, превозмогая боль, направились к старшим офицерам.

Капитан флотилии повернулся навстречу подошедшему Льву и коротко отсалютовал.

— Капитан Стений, — без предисловий обратился к нему Лев, — доложить обстановку. Мне необходимы все данные.

Капитан жестом указал на стоящую рядом с ним слепую женщину:

— Это госпожа Аргента, старший астропат корабля. Я счастлив видеть тебя, лорд Эль-Джонсон. Я надеюсь…

— Быстрее, капитан Стений, — прервал его Лев с оттенком раздражения в голосе.

— Да, конечно, — сказал Стений, поклонился и повернулся к сервитору, оперировавшему у ближайшего пульта. — Поднять жалюзи.

Послышался щелчок, затем негромкое жужжание, и массивные жалюзи, защищавшие выпуклые стекла капитанской рубки, скользнули вверх и спрятались в углублениях, открыв вид на космос.

— Мы из предосторожности опустили их, — пояснил Стений. — Из-за атаки на наш корабль, а потом и на «Храбрый возчик» я решил, что лучше привести корабль в боевую готовность. К счастью, самое страшное уже позади.

— Атака на «Храбрый возчик»?! — воскликнул Лютер. — Что за атака?

Лев обернулся на голос брата и прищурился, заметив, что и он, и Захариэль ранены. Он ничего не сказал по поводу их состояния, явно намереваясь расспросить позже.

Захариэль через передний иллюминатор выглянул в космос и ужаснулся при виде парящих в холодной бездне тел. Мимо окон капитанской рубки в ужасном параде проплывали сотни погибших.

— Мятежники предприняли три попытки нападения на корабли флотилии, — доложил Стений. — В каждом случае это были небольшие группы, не более полудюжины человек, на своих кораблях. В основном атаки были подавлены до того, как противники сумели нанести значительные повреждения, но в «Арбалет» успели выпустить торпедный залп. А потом обстреляли «Храбрый возчик» и пробили корпус. Тела за бортом и есть пострадавшие с транспортника. Как только началась стрельба, я отдал по флотилии приказ увеличить дистанцию между судами. Часть тел с «Храброго возчика», должно быть, подхватило инерционными струями наших двигателей, поэтому они и дрейфуют вокруг «Непобедимого разума».

— Каковы повреждения на «Храбром возчике»? — спросил Лев.

— Пробоина в корпусе, — отрапортовал капитан Стений. — Большая часть тел — это солдаты Армии, их выбросило за борт в результате декомпрессии. — Он пожал плечами. — Могло быть и хуже. Я послал туда шаттл с дополнительной бригадой ремонтников. Из первых донесений ясно, что все не так плохо, чтобы возникла угроза жизнеспособности в космосе, но корабль будет полностью управляемым только через несколько дней.

— Значит, эта ситуация под контролем?

— По большей части да, — ответил капитан. — Однако, по словам госпожи Аргенты, это не худшая из наших проблем.

Военный совет состоялся в просторной каюте «Непобедимого разума», где старшие офицеры Темных Ангелов собрались, чтобы выслушать госпожу Аргенту. Перед началом совета Лев и Лютер недолго поговорили в углу, откуда их никто не мог услышать, но напряженность разговора была очевидна всякому, кто их видел.

Брат-библиарий Исрафаэль пришел в сопровождении одного из механикумов, чье лицо, как обычно, скрывалось под капюшоном, и нескольких сервиторов. Атмосфера в каюте дышала напряжением, и Захариэль явно ощущал желание каждого из собравшихся немедленно нанести ответный удар по Сарошу.

Захариэль и Немиэль уселись за стол, и каждый пытался осознать события последних часов, когда брат восстал против брата, а их недавние союзники взяли в руки оружие и обрушили свой гнев на граждан Империума. В первоначальных предположениях говорилось, что мятежники находились под действием наркотика и решились на открытое предательство под влиянием средства, полученного из растений, вьющихся по стенам всех зданий столичного города.

Но эту каплю информации предстояло обсудить позже, поскольку на севере, в пыльных просторах пустыни континентального Сароша, зарождалась еще более грозная опасность.

Лев, сохраняя непроницаемое выражение лица, резко отвернулся от Лютера и занял свое место во главе стола. Лютер тоже сел за стол, но его чувства Захариэлю прочесть было намного проще. Заместитель командующего явно испытывал отчаяние и боль.

— У нас не так много времени, — сердито заметил Лев, и все разговоры мгновенно прекратились, а лица собравшихся повернулись в его сторону.

— Госпожа Аргента, — добавил Лев, — говори.

Астропат сделала нерешительный шаг вперед, словно ей было не под силу долгое время переносить общество могущественного примарха.

— Вы ведь слышали, что во время своего выпада против Империума лорд-экзальтер Сароша упоминал существ, которых он назвал мелахимами. Так вот, как я полагаю, сарошанцы обозначают этим именем определенный вид тварей-ксеносов, обитающих в варпе.

— Какую же опасность они могут представлять для нас? — спросил Немиэль. — Ведь они заключены в варпе.

— В нормальных условиях так и должно бы быть, — сказала астропат, обратив свой невидящий взгляд в сторону брата Захариэля. — Но астропатический хор обнаружил в северной пустыне значительно возросший потенциал псионической энергии, свидетельствующий о существенных разрывах в ткани варпа.

— И чем это может быть обусловлено? — спросил Лев.

— Мы не знаем.

— Высказывай свои предположения, — потребовал Лев.

— Возможно, обитатели планеты обладают способностью фокусировать энергию варпа, но как им это удается, нам неизвестно, мой лорд.

— С какой целью они это делают?

— Существует мнение, что при наличии достаточно сильной воли посредством потока энергии возможно вызвать в реальный мир существ, обитающих в Эмпирее.

— И ты думаешь, что именно это здесь и происходит?

— Если только это вообще возможно, — вставил Захариэль.

Лев метнул в его сторону сердитый взгляд, потрясший юношу до глубины души.

— В данный момент придется считаться с любыми предположениями. Вероломство и хитрость сарошанцев безграничны. С этого момента мы не можем никому доверять, и готовиться надо к самому худшему.

Лев снова переключил свое внимание на астропата, и Захариэль, освободившись от враждебности во взгляде примарха, ощутил волну облегчения.

— Госпожа Аргента, — обратился Лев к астропату, — если сарошанцы в самом деле сумеют привлечь на свою сторону порождения варпа, чем это может нам грозить?

— Если они добьются успеха, это будет худший из врагов, с каким вам когда-либо приходилось сражаться.

— А почему бы просто не разбомбить это место с орбиты? — спросил Лев. — Тогда бы мы избавились от большей части угроз.

— Но только не от этой, мой лорд, — сказала Аргента. — Поток энергии уже приведен в действие, и любая атака, нацеленная на его прерывание, обречена на провал.

— Тогда как же нам с ними бороться?

В ответ на вопрос примарха вперед выступил брат-библиарий Исрафаэль.

— Я попробую ответить, мой лорд. После кровавых сражений нашего Легиона на полях Периссуса я занялся разработкой методов борьбы против подобных созданий. Это было еще до вашего присоединения, мой лорд.

Лев нахмурился, и Захариэль невольно вспомнил, насколько он не любит напоминаний, что Легион возник задолго до того, как он стал командиром.

— Продолжай, — бросил Лев. — Как можно победить эту растущую силу?

— При помощи электропсионических пульсаций, — ответил Исрафаэль. — Конечно, трудно определить точно, каким будет их взаимодействие с потоком энергии, но я уверен, что они разрушат возникшее псионическое поле и…

— Помедленнее, пожалуйста, Исрафаэль, — сказал Лев и поднял ладонь, словно отгораживаясь от потока слов. — Я уверен, ты знаешь, о чем говоришь, но не забывай, что мы — воины. Если хочешь, чтобы тебя поняли, начни сначала и объясни все простыми словами.

— Да, конечно, я буду говорить просто, — согласился Исрафаэль, и Захариэль в душе посочувствовал библиарию, испытавшему на себе раскаленный от гнева взгляд примарха. — Я уверен, что детонация электропсионического пульсационного оружия где-нибудь поблизости может нейтрализовать действие растущего потока энергии.

— А что представляет собой «электропсионическое оружие», о котором ты толкуешь? — спросил Лев.

— Это просто модифицированная циклоническая боеголовка, — пояснил Исрафаэль. — При помощи механикумов мы можем удалить взрывчатку обычной боеголовки и заменить ее генератором электропсионических пульсаций, который будет производить потоки энергии, враждебной существам имматериального мира. А что до разрушения накопленной энергии, так надо будет просто взорвать устройство как можно ближе к ее источнику.

— Понимаю, — кивнул Лев. — Какой будет форма этого устройства? Вероятно, что-то вроде бомбы, но можно ли ее просто сбросить с шаттла?

— Нет, — ответил Исрафаэль. — Выработка пульсаций должна направляться кем-то, кто обучен обращаться с псионическим полем.

— Другими словами, ты должен быть поблизости до самого момента взрыва?

— Верно, — подтвердил Исрафаэль. — И не только я, но и все братья, способные сражаться и обладающие псионическим потенциалом.

Лев кивнул:

— Немедленно начинай работать над этим оружием. Сколько тебе потребуется времени?

— Самое большее — несколько часов, — заверил его Исрафаэль.

— Хорошо, — сказал Лев. — Приступай сейчас же.

Глава 22

Темные Ангелы из отделения Захариэля собрались у аппарели «Грозовой птицы», чтобы выслушать последние наставления сара Хадариэля перед первым сражением на поверхности Сароша.

«Грозовые птицы», стоящие на пусковой палубе левого борта, были готовы в любой момент вылететь к видневшейся внизу планете, и все присутствующие с нетерпением ожидали начала атаки. Возглавлял высадку десанта сам Лев, и Захариэль, несмотря на боль, причиняемую незажившими ожогами, полученными во время нападения на «Непобедимый разум», принимал участие в операции, поскольку прошел необходимое для библиария обучение.

Немиэля назначили руководить одним из отделений Льва, и, несмотря на лихорадочное возбуждение, овладевшее перед битвой каждым воином, Захариэль не мог не ощутить укола ревности из-за включения брата в группу примарха. Лютер не принимал участия в миссии, и его отсутствие сильно удивило Захариэля, но он увидел, как помрачнело лицо Льва, когда Хадариэль упомянул имя его заместителя, и желание выяснять причину его отсутствия мгновенно пропало.

— Похоже, нам предстоит опасная вылазка, — сказал Аттиас, и Захариэль был рад услышать знакомый дружеский голос.

Аттиас стал прекрасным Астартес и надежным боевым братом.

— Мы всегда сталкиваемся с опасностью, — процитировал Элиат одно из учений Легиона.

Он тоже с честью преодолел все испытания Астартес и теперь был одним из лучших тяжеловооруженных воинов Легиона.

— Мы же Астартес. Мы — Темные Ангелы. Нам не грозит смерть от старости. Смерть или слава! Верность и честь!

— Верность и честь, — повторил Аттиас. — Понимаешь, я совсем не против опасности, я только хотел знать, основана ли наша стратегия только на действии экспериментального устройства. А если бомба не сработает, что тогда? Если нас ждет разочарование, мне бы не хотелось иметь в запасе только внешность Элиата.

Собравшиеся вокруг воины дружно рассмеялись. Даже сам Элиат, чье широкое, плоское лицо и плотное телосложение давно служили мишенью для дружеских шуток.

— Лучше уж моя внешность, чем твое искусство фехтования, — парировал он. — Можно лишь надеяться, что противника отвлечет свист твоего меча, пока ты раз за разом промахиваешься.

— Мы — Темные Ангелы, — заговорил Хадариэль, и смех прекратился. — Мы — Первый Легион, воины Императора. Ты спрашивал, доверимся ли мы знаниям механикумов и мудрости брата-библиария? А я спрошу: как же им не доверять? Разве наука не освещает путь всего Империума? Разве наука не лежит в основе наших главных принципов? Разве это не краеугольный камень, на котором построен фундамент общества будущего? Да, мы доверимся нашей науке. Мы доверим ей свои жизни, как вверяем себя и все человечество управлению Императора, возлюбленного всеми.

— Прости, магистр, — пристыженно сказал Аттиас. — Я не хотел никого обидеть.

— Здесь нет никакой обиды, — ответил Хадариэль. — Ты задал вопрос, а в этом нет вреда. Если настанет время, когда Темные Ангелы предпочтут избегать вопросов, значит, мы утратили свои души.

Захариэль, слушая магистра ордена, всматривался в лица окружавших его людей. Некоторые были ему знакомы еще по Калибану, и братские и воинские узы, их связывающие, были крепкими, как керамит. Вернее, еще крепче, поскольку керамит можно было рассечь соответствующим оружием, но верность братьям, как считал Захариэль, разрушить было невозможно.

— Магистр ордена прав, — сказал Захариэль, вспомнив давно услышанные слова. — Мы, Астартес, созданы, чтобы служить человечеству. Мы — Темные Ангелы и на полях сражений следуем руководству Льва. А он говорит, что выигрыш в битве определяется способностью быстро адаптироваться к изменяющимся условиям. Побеждает тот, кто быстрее извлечет пользу из сложившейся ситуации. Мы получили мощное оружие, чтобы разбить противника, и было бы глупо им не воспользоваться.

— Значит, мы им воспользуемся, — сказал Элиат. — Я надеюсь, ты простишь мою смелость, но я знаю тебя достаточно давно, чтобы предположить, что в твоей голове уже созрел план. Изобретение — это только часть того, что нам необходимо. Нам нужен еще и план, чтобы им воспользоваться. У тебя он есть?

— План есть, — согласился Хадариэль.

Пока он излагал свой план действий, Захариэль снова обвел взглядом лица воинов и на каждом увидел выражение непоколебимой решимости.

Сарошанцы обречены, просто они еще не знают об этом.

Время приближалось к полудню, и палящее солнце достигло зенита.

Для коренных жителей Сароша это было самое спокойное время дня, обычно проводимое в дремоте в тени своих жилищ, пока не спадет самая сильная жара. Но недавно прибывший на планету военный контингент армии Империума, не говоря уже об Астартес, не следовал местным обычаям.

Четыре штурмкатера с воем и ревом пронеслись низко над пустыней, направляясь к своей цели — небольшому селению из сборных построек, определенных с орбиты как горнодобывающая база Один-Зета-Пять.

Захариэль сидел у дрожащего фюзеляжа ведущего штурмкатера, рвущегося сквозь атмосферу планеты навстречу битве. Вокруг с оружием в руках расположились Темные Ангелы, готовые сурово отомстить за нападение на их корабли и гибель товарищей. Эта война была начата сарошанцами, но Темные Ангелы твердо решили довести ее до конца.

— Лев обращается ко всем участникам десанта, — предупредил по воксу их командир.

Несмотря на недавно проявленную примархом суровость, звук его голоса, как и раньше, завораживал Захариэля.

— Цель миссии подтверждена, это горнодобывающая база Один-Зета-Пять. Действуйте по принятому плану операции.

Все группы стали подтверждать свою готовность, и по каналу связи раздался целый хор голосов.

«Грозовые птицы» представляли собой оборудованные тяжелой броней десантные корабли, предназначенные для доставки отделений Астартес в самое пекло сражений. Все суда сверкали черной краской и согласно геральдике Легиона были украшены эмблемами в виде крылатого меча, повернутого острием вниз.

— Мы готовы, мой лорд, — произнес Хадариэль, и Захариэль услышал в голосе магистра ордена оттенок нетерпения.

Это чувство разделяли и все остальные воины.

Напротив Захариэля сидел Элиат; кресло штурмкатера казалось слишком тесным для его широких плеч и массивного корпуса. Этот воин, даже по меркам Астартес, представлял собой внушительное зрелище. Заметив взгляд Захариэля, Элиат кивнул.

— Теперь уже скоро, — произнес он. Его друг еще не надел шлем, и ему приходилось кричать, чтобы быть услышанным в грохоте двигателей. — Пришло время дать сдачи, верно?

— Да, точно, — ответил Захариэль.

— Магистр, а как будет осуществляться высадка? — спросил Аттиас.

— Чтобы спуститься, мы воспользуемся прыжковыми ранцами, — ответил Хадариэль. — Нам приказано всей группой покинуть корабль на высоте пятисот метров. Приземление намечено в открытой местности к северу от базы. Оттуда начнется поочередная зачистка зданий, пока мы не встретимся со Львом и его людьми, идущими с южной стороны. Вряд ли стоит ожидать ответных действий противника, но мы должны их предусмотреть.

Все Астартес внимательно слушали слова своего командира. Захариэль, сидевший в самом начале кабины, был поражен почти благоговейным вниманием со стороны воинов своей роты.

— Помните, наш долг — как можно скорее подавить любое сопротивление и доставить к цели брата-библиария и его груз, — продолжал Хадариэль. — Как только мы покинем борт штурмкатера, пилоты поднимут корабль на безопасную высоту и будут готовы забрать нас, когда поступит сигнал к возвращению. А сейчас всем надеть шлемы и включить очистительные фильтры. Один-Зета-Пять признана токсично опасной местностью.

Захариэль едва сдерживал волнение в преддверии боя. Он давно научился преодолевать любые страхи, но наряду с бесстрашием каждый Астартес испытывал перед сражением лихорадочное нетерпение.

Физические усовершенствования тел превратили их в супервоинов, так что Темные Ангелы были намерены не просто победить врагов Империума, а уничтожить их без следа.

Встреча с опасностью была для них нормой жизни, более того, Астартес радовались новым испытаниям и без сражений могли почувствовать себя ненужными.

— А теперь давайте проясним один аспект, — сказал Хадариэль. — Перед нами стоит задача уничтожения, а не подавления. Нам не нужны пленные, так что будем продолжать бой до тех пор, пока на Один-Зета-Пять не останется никого из живых.

Сразу после этих слов из вокса послышалась прерывистая трель, и в кабине замигал красный свет. Хадариэль по-волчьи оскалился.

— Вот и сигнал, — сказал он. — Мы приближаемся к цели. Надеть шлемы и активировать фильтры. И хорошей охоты всем вам.

В предвкушении боевых действий сердце Захариэля забилось чаще.

— Если в течение ближайших пяти минут не начнется сражение, я буду разочарован, — сказал он Элиату и Аттиасу.

Момент десантирования приближался с каждым мгновением, и он ощущал, как обострились все его чувства.

Элиат кивнул в ответ на его слова и огласил кабину боевым кличем Темных Ангелов:

— За Льва! За Лютера! За Калибан!

— За Льва! За Лютера! За Калибан! — хором повторили все Астартес, и от их скандирования вздрогнули даже металлические переборки.

По сигналу Хадариэля все поднялись с мест и выстроились у десантного люка, ожидая начала высадки.

Пилоты сбросили скорость для десантирования воинов, и стены «Грозовой птицы» мелко задрожали. Затем открылась крышка люка, а красный свет, заливавший кабину, сменился зеленым.

Из вокса донесся непрерывный звон — сигнал к прыжку.

Захариэль первым шагнул с аппарели, и вокруг него засвистел воздух. На мгновение возникло ощущение невесомости, но затем сила гравитации увлекла к земле, и он активировал механизм прыжкового ранца. Рядом летели Аттиас, Элиат, Хадариэль и все остальные воины. Сопла ранцев выбрасывали огненные струи раскаленных газов; Астартес с пятисотметровой высоты спускались к объекту Один-Зета-Пять на крыльях пламени.

Захариэль на секунду пожалел о том, что рядом с ним нет Немиэля, но пыльная поверхность уже неслась навстречу, и он выбросил из головы все посторонние мысли.

Пришло время войны, время полета Темных Ангелов.

Спускавшихся Ангелов не встретили ни огонь противовоздушных батарей, ни оборонительные укрепления с вооруженными защитниками. Никакого противодействия десанту не было, и Захариэль был благодарен и за эту небольшую милость, вспомнив учебные прыжки, когда для придания «правдоподобности» операции использовалось настоящее оружие.

Они благополучно приземлились в зарослях низкого кустарника. Как только ноги коснулись земли, воины рассыпались веером и двинулись в направлении Один-Зета-Пять, держа оружие наготове и не поднимая забрала шлемов. Над горнодобывающей базой повисла странная тишина, но обостренные чувства Захариэля едва уловимым гулом где-то на грани восприятия предупреждали о псионическом присутствии.

С западной стороны от комплекса построек высились крутые скалы, а с трех других сторон простиралась пустыня. В центре комплекса, над входом в шахту, стоял огромный барабан кабельной лебедки, предназначенный для подъема и спуска шахтеров по шахтному стволу, уходящему под землю под углом сорок пять градусов, а также для вывоза на поверхность добытой руды. Вокруг беспорядочно располагались сборные домики и бараки, используемые рабочими для ночевок.

По всей территории виднелись колесные тачки для транспортировки руды, некоторые были перевернуты, а их содержимое рассыпалось по земле. Захариэль и его люди, направляясь от окраины поселка к административному корпусу поблизости от входа в шахту, обнаружили, что все хижины и бараки пусты. Единственными звуками были настороженные отрывистые переговоры между отделениями на вокс-канале, а над всей остальной местностью нависла полная тишина.

— Здесь что-то есть, — услышал Захариэль голос Хадариэля. — Я это чувствую.

— Согласен, — подтвердил Захариэль. — Мы должны бы услышать крики каких-нибудь животных, но вокруг все тихо. Местную фауну что-то сильно напугало.

Переговоры велись на одном канале, так что Захариэль мог слышать, как Хадариэль связывается с отделениями по другую сторону от станции.

— Хадариэль вызывает Льва. Есть какие-нибудь признаки противника?

— Пока ничего, — последовал короткий ответ. — Но я замечаю его следы.

На песке виднелась кровь.

Местами она забрызгала землю мелкими каплями, а кое-где пролилась целыми лужицами и впиталась в почву, уже начиная разлагаться под жарким полуденным солнцем.

И повсюду по пути Захариэль замечал брошенные предметы.

На песке валялись разряженные автоматы, лазерные пушки, разбитые узлы связи и мотки запальных шнуров для детонаторов. Захариэль поднял голову — на высоте в несколько тысяч метров кружили штурмкатера.

Внезапно донесся тревожный омерзительный запах, словно вонь скотобойни смешалась с насыщенными испарениями гниющих фруктов.

Он попытался предупредить товарищей, но было уже поздно.

Металлические листы ближайшего к Аттиасу сборного домика неожиданно рассыпались под натиском массивного тела, и какое-то огромное существо бросилось в атаку. Захариэль успел отметить блеск чешуи, глаза с вертикальными зрачками и широко открытую зубастую пасть.

Существо выстрелило в лицо Аттиаса тягучей жидкостью, и его шлем, словно под действием сильной кислоты, зашипел и стал расползаться. Потом чудовище прыгнуло на ошеломленного воина, тонкие гибкие конечности обвили его тело, и силовые доспехи в одно мгновение были разорваны острыми когтями, как будто состояли из тонкой фольги.

Верхние конечности не отпускали несчастного Аттиаса, а только плотнее прижались к нему, из мускульных складок высунулись еще когти и с отвратительными щелчками прокалывали остатки доспехов и впивались в тело.

Наконец Аттиас упал, орошая песок своей кровью, а чудовище, благодаря странно гибким конечностям, с неимоверной скоростью понеслось прочь по неровной поверхности пустыни. Вслед ему загрохотали болтеры, снаряды разрывались, попадая в строения комплекса, но ни один так и не достиг цели.

Захариэль проводил взглядом исчезавшее вдали существо. В его движениях определенно было что-то неправильное, колени и остальные суставы чудовища изгибались под странными углами.

Он подавил крик ярости и бросился к упавшему товарищу. Шлем Аттиаса еще дымился, запах почерневшего металла и опаленной кожи настолько усилился, что проникал даже сквозь фильтрующую систему доспехов. Аттиас корчился от боли, и Захариэль попытался убрать с его головы остатки шлема. Застежки под действием едкой жидкости сильно деформировались, так что Захариэлю ничего не оставалось, как оторвать их, а затем резко сдернуть шлем с головы боевого брата.

Исковерканный шлем выскочил из креплений ворота, но вместе с ним с лица лохмотьями сорвались целые лоскуты кожи, и Аттиас закричал от боли.

— Отойди! — крикнул подбежавший апотекарий Легиона и оттолкнул Захариэля в сторону.

Апотекарий не мешкая приступил к работе, используя малейший шанс сохранить Аттиасу жизнь, в ход пошли шипящие трубки, иглы и разбрызгиватели из его нартециума.

Захариэль, увидев кровавое месиво, оставшееся на месте лица друга, отшатнулся.

— Оставь, пусть о нем позаботится апотекарий, — окликнул его Хадариэль. — У нас есть своя работа.

К Захариэлю подошел Элиат.

— Клянусь Львом, я никогда такого не видел.

Тот кивнул и похлопал ладонью по тяжелому болтеру Элиата.

— Держи оружие наготове, брат. Эти создания слишком быстро передвигаются.

— А что это было? — спросил Элиат. — Я считал, что мир заселен человеческой расой.

— В этом и была наша ошибка, — сказал Захариэль.

Очередные залпы болтеров и разговоры на вокс-канале прогнали шок, вызванный ранением Аттиаса.

— Вступили в контакт с противником, — доложил один из сержантов другого отделения. — Существа похожи на рептилий. Появляются неведомо откуда. Передвигаются очень быстро, но я уверен, одного мы ранили. Один воин погиб. Двигаемся дальше.

— Все понял, — откликнулся Лев. — Рапорт принят. Всем подразделениям продолжать движение к центру комплекса.

Странные рептилии предприняли еще две атаки, и каждый раз действовали с неимоверной жестокостью и невиданной скоростью. Каждое нападение заканчивалось кровопролитием, но на этот раз воины оставались в строю, хотя многим пришлось расстаться с частями доспехов, поскольку слюна чудовищ, попадая в цель, без труда разъедала броню.

Астартес уже углубились в поселок, болтеры беспрестанно грохотали, но воины сохраняли строй, и во время движения одно отделение всегда прикрывало соседей.

Чем ближе они подходили к намеченной цели, тем чаще происходили атаки чудовищ, и Захариэль уже заметил, что перед входом в шахту поблескивала чешуей целая толпа огромных рептилий.

От вида столь отвратительных созданий перехватывало горло, их анатомия так сильно отличалась от всего, что он видел до сих пор, что было невозможно отнести эти существа к какому-либо классу. В каждой их конечности было по несколько суставов, и все они изгибались и вращались в различных направлениях. Тела чудовищ тоже выглядели гибкими, чешуя переливалась разными цветами, но казалась полупрозрачной и какой-то призрачной, как будто монстры были не совсем… реальными.

— Что же это такое? — снова спросил Элиат.

— Нечистые твари-ксеносы, — ответил Хадариэль.

Оружейная стрельба звучала уже с трех сторон, и вскоре Захариэль увидел, как из-за высокого, покрытого ржавчиной сооружения появился Лев. Мощь примарха, яростно сверкавшего глазами в пылу сражения и ведущего за собой Темных Ангелов, в который раз поразила его.

С появлением Лиона Эль-Джонсона ксеносы испустили ужасный пронзительный крик, но был ли он вызван страхом или яростью, Захариэль не мог определить.

Чудовища кипящей лавиной сверкающей чешуи ринулись вперед, и Темные Ангелы шагнули им навстречу.

Болтерные очереди разрывали воздух, снаряды с отвратительным чавканьем взрывались в телах врагов. Раненые существа падали на песок, превращаясь в лужицы стеклянистой смердящей жижи.

Враги сошлись, и засверкали столкнувшиеся мечи и когти. Захариэль оказался перед визжащим чудовищем с продолговатой головой и яркими мерцающими глазами с вертикальными зрачками. Раздалось грозное шипение, монстр с такой силой бросился на Захариэля, что первый же удар едва не стоил ему головы.

Он отскочил назад и выстрелил противнику в живот, но болт, не успев взорваться, пролетел насквозь. Раненое чудовище замахнулось когтями и выплюнуло струю густой кислотной слюны. Захариэль сумел уклониться от шипящей кислоты, но когти впились ему в грудь.

Захариэль вскрикнул; когти, казалось, без труда пронзили доспехи и вонзились в грудные мышцы. Внезапная боль накатила леденящей волной, он даже задохнулся от неожиданности.

В момент удара вспомнился непреодолимый холод, сковавший его душу в лесах Эндриаго перед встречей с Хранителями во Тьме. Это существо оказалось столь же неестественным, как и то, что стерегли Хранители, и в тот же момент он совершенно отчетливо понял, что перед ним не просто ксенос, а нечто гораздо более опасное.

Захариэль бросил болтер и выхватил меч, изготовленный из клыка зверя из Эндриаго. Монстр снова бросился в атаку. Захариэль полоснул мечом по когтистым лапам, шагнул вперед и нанес ему удар в грудь. Острое лезвие пронзило непрочное туловище, словно истекающее влагой облако.

При всей своей ловкости и свирепости, полупризрачные чудовища не могли противостоять стоицизму закаленных в боях Темных Ангелов. Астартес постепенно сужали круг и уничтожали противников без всякого милосердия.

Захариэль увидел, как Лев, словно одержимый невообразимой яростью, пробивает путь сквозь толпу монстров. Его сверкающий меч без устали разил врагов и с каждым ударом обращал в желеобразные лужицы десятки их.

Немиэль бился рядом со Львом, и, хоть его мастерство нельзя было сравнить с высочайшим искусством примарха, решимости у него было никак не меньше. Брат Захариэля был прекрасным воином и даже рядом со Львом выглядел настоящим героем.

Битва закончилась, едва успев начаться, и вскоре под ударами Астартес полегли последние чудовища. Темные Ангелы восстановили строй, и на смену грохоту болтерной стрельбы и реву цепных мечей пришла тишина.

— Обеспечить безопасность! — приказал Лев, как только пал последний монстр. — Я хочу, чтобы штурмкатер брата-библиария Исрафаэля с его оружием приземлился через две минуты.

— Куда теперь? — спросил магистр ордена Хадариэль.

Лев показал на зияющее входное отверстие шахты, видневшееся на фоне крутых скал.

— Под землю, — сказал он. — Враг скрывается где-то внизу.

Рианне Сорель не раз приходилось испытывать страх, но ужас, охвативший ее после похищения на улице Шалоула, ни с чем нельзя было сравнить.

Когда закончилось усыпляющее действие аромата цветов, она очнулась связанной и с повязкой на глазах. Кроме того, ее в какой-то повозке увозили в неизвестном направлении по пышущей жаром пустыне.

За всю поездку ее похитители не сказали ни слова, так что их мотивы оставались для нее тайной, зато, несмотря на все протесты, ее поили и кормили. Какую бы цель ни преследовало это похищение, ее явно хотели доставить живой и здоровой.

Течение времени можно было определить лишь сменой дневной жары на ночную прохладу и тишину. Рианна слышала только шаги вокруг повозки, в которой лежала, скрип колес, легкий шелест ветерка и шорох песка.

Несмотря на все тревоги, она уснула, а проснулась оттого, что несколько неизвестных вытаскивали ее из повозки. Она всхлипнула, вспомнив прикосновения загадочных существ в масках во время праздничного карнавала, но на этот раз ее несли, по всей видимости, люди, поскольку от них пахло потом и слышалось вполне человеческое ворчание.

Пока Рианну вытаскивали из повозки, ее повязка немного сползла, и она успела заметить несколько сборных домиков вроде тех, что применяются для ночевок на рудниках или в удаленных хозяйствах. Кроме того, до ее слуха доносился странный звук, который можно было бы принять за шаги, если бы не его беспорядочный ритм, снова наводящий на мысли о загадочных существах.

Затем ее окутал прохладный душный мрак, из чего можно было заключить, что они спустились под землю. Воздух оставлял во рту странный металлический привкус и был сильно наэлектризован, отчего волосы и до сих пор оставшиеся на ней украшения начали потрескивать.

Металлический привкус во рту становился все сильнее, отвратительный запах наполнил ноздри, и она закашлялась в платок, прикрывающий рот. Похитители уносили ее все глубже и глубже под землю, и Рианна, опасаясь увидеть какие-нибудь ужасы, даже не пыталась определить, где находится, и держала глаза плотно закрытыми.

Потом последовало еще несколько переходов, и каждый раз ее бережно передавали из одних рук в другие, пока наконец не прислонили спиной к прохладной поверхности, похожей на ощупь на гладкую каменную плиту.

Она осталась стоять, прижавшись спиной к стене, а вокруг раздавался ужасающе медленный гулкий стук, как будто она оказалась в грудной клетке гигантского животного. Рианне развязали руки, но тотчас приковали их к стене при помощи металлических браслетов со скользящими защелками.

Кто-то прикоснулся к ее лицу, и Рианна невольно вздрогнула.

Она почувствовала, как с головы сняли повязку, открыла глаза и заморгала от непривычного света.

Перед ней стоял человек в багряном одеянии и в ничего не выражающей и незнакомой золотой маске на лице.

— Дусан? — произнесла она, доверяясь скорее надежде, чем реальному знанию.

— Да, — ответил человек в маске. — Ты говоришь со мной.

При звуке знакомого голоса в этой кошмарной ситуации она чуть не разрыдалась.

— Прошу тебя, — закричала она, — скажи, что ты делаешь? Отпусти меня, пожалуйста.

— Нет, это невозможно, — ответил Дусан. — Ты должна стать мелахимом, сосудом для древних существ, обитающих по ту сторону пелены. Это принесет нам победу над нечестивцами.

— О чем ты говоришь? Это какая-то бессмыслица.

— Только для тебя, — возразил Дусан. — Вы все безбожники, а это — богоугодное дело.

— Какие боги?! — воскликнула Рианна. — Пожалуйста, отпусти меня. Я обещаю, что ничего никому не скажу.

— Твои слова лживы, — бесстрастно констатировал Дусан. — Как и слова всех твоих соплеменников.

— Нет! — крикнула Рианна. — Я клянусь!

— Теперь это уже не важно. Большинство твоих людей уже мертвы, а когда ты примешь мелахима, следом за ними отправятся и остальные. Как я уже говорил, тебе будет больно, и за это прошу меня простить.

— Что ты собираешься со мной сделать?

Хоть Рианна и не могла видеть его лица, почему-то была твердо уверена, что Дусан улыбается под своей неподвижной маской.

— Мы собираемся осквернить тебя, — сказал он и указал рукой наверх. — Твоя нечистая плоть станет обиталищем для одного из наших ангелов.

Рианна проследила за его жестом и едва не лишилась сознания — она увидела ангела сарошанцев.

Глава 23

Темнота в шахте не препятствовала Темным Ангелам, поскольку система доспехов легко компенсировала недостаток света в подземелье под скалами. Каждый шаг уводил их все глубже под поверхность планеты и приближал миг отмщения за гибель товарищей от рук сарошанцев.

Наличие потока псионической энергии Захариэль ощущал в металлическом привкусе и неприятном запахе гниения. Посмотрев на брата-библиария Исрафаэля, он понял, что тот тоже чувствует отвратительное присутствие сил варпа.

«Грозовая птица» Исрафаэля коснулась земли спустя всего несколько мгновений после приказа Льва, и команда сервиторов под управлением механикумов вынесла из корабля модифицированное оружие.

Захариэль тотчас вспомнил, как впервые увидел подобное устройство — бомбу, заложенную в шаттле сарошанцев. Оружие представляло собой овальный цилиндр, плотно укрепленный цепями и зажимами на небольшой тележке. От цилиндра отходило множество проводов и медных трубок, и теперь Захариэль понял, почему новейшую бомбу нельзя было просто сбросить с воздуха.

Лев возглавил отряд, воины без лишних слов выстроились за ним, и Ангелы начали спуск в подземелье.

Идти было довольно легко, и Захариэль пытался представить себе, чем занимались сарошанцы в глубинах своего мира. Госпожа Аргента говорила о существах, вызванных из Эмпирея и обретших материальную форму, и хотя подобные вещи могли показаться порождениями кошмаров или бредом лунатиков и сумасшедших, недавние встречи на поверхности изменили суждения Захариэля.

Если уж это возможно, какие еще существа могут таиться в глубинах варпа? Какие неведомые человечеству силы могут противостоять людям?

Тропа спускалась все ниже под землю, и Темные Ангелы, погруженные в собственные мысли, хранили молчание. Захариэля беспокоил непреодолимый разрыв, произошедший между Лютером и Львом. До сих пор два этих воина казались неразлучными, а сегодня Лев шел в сражение без своего брата.

Захариэль, опасаясь возможных ужасных для всех последствий огласки, никому не обмолвился о словах Лютера, произнесенных перед взрывом бомбы сарошанцев, но сознавал, что Лев мог узнать об их разговоре, поскольку от внимания примарха мало что могло ускользнуть.

Вскоре Лев поднял руку, приказывая остановиться, и Захариэль выбросил из головы мрачные мысли. Лев понюхал воздух и кивнул.

— Кровь, — произнес он. — Много крови.

Темные Ангелы двинулись вперед с большей осторожностью, выставив перед собой болтеры и держа пальцы на спусковых крючках. Немного погодя и Захариэль ощутил запах, о котором говорил примарх, а через несколько шагов его уже подташнивало от густого застарелого зловония запекшейся и гниющей крови. Впереди появилось слабое свечение, проход стал постепенно расширяться, пока не вывел в огромную пещеру, затянутую миазмами насыщенных паров.

Лишь вблизи Захариэль понял, что это не дым и не пар, а летучие потоки потусторонней энергии, видимые только ему и Исрафаэлю. Остальные Темные Ангелы, казалось, не замечали парящих облачков и завитков, похожих на дым, но насыщенных не влагой, а страхами и страданиями. Лев, вероятно, тоже видел их, поскольку его взгляд следил за перемещением сгустков боли и ярости, паривших в воздухе.

Темные Ангелы вошли в пещеру, и загадка пропавшей части населения Сароша перестала быть тайной.

Обширное пространство тянулось далеко влево и вправо, но узкие светящиеся ленты, свисающие с потолка, давали достаточно света, чтобы все увидеть. Над громадной впадиной тянулись стальные мостки, а внизу все было заполнено телами, миллионами мертвых тел.

Дна пещеры не было видно, так что невозможно было определить, сколько здесь убитых людей, но Захариэль вспомнил, что Кургис из Легиона Белых Шрамов говорил о семидесяти миллионах пропавших жителей Сароша. Неужели все они свалены здесь?

Казалось, невозможно даже вообразить подобное количество, но доказательства лежали прямо перед глазами.

— Великий Трон! — воскликнул Лев. — Как…

— Пропавшие люди, — подсказал Немиэль. — Захариэль, сколько…

Захариэль ощутил, как его эмоции вырвались из-под контроля и подавили все другие мысли. Астартес обучали управлять чувствами в боевой ситуации, но концентрация ужаса, исходившего из бесконечной могилы, оказалась сильнее.

— Успокойся, Захариэль, — сказал подошедший к нему Исрафаэль. — Вспомни свои тренировки. Эти эмоции не должны затрагивать твой разум, постарайся от них отгородиться.

Захариэль кивнул и попытался сконцентрировать волю, а затем стал шептать мантры, которым за годы трансформации в Астартес научил его Исрафаэль. Ужас постепенно рассеялся, и на смену ему пришло ощущение яростной правоты.

— Двигаемся дальше, — приказал Лев и шагнул к ближайшему мостику через впадину.

Его шаги по металлическим плитам отозвались в пещере громким эхом, и Темные Ангелы дружно последовали за своим примархом.

Захариэль старался не смотреть на океан мертвых тел, но до конца отгородиться от мучительного ощущения их смерти так и не смог. Что бы ни случилось дальше, какие бы кары ни обрушили Темные Ангелы на головы сарошанцев, их все равно будет недостаточно.

То, что она увидела наверху, было столь ужасным и столь неестественным, что из самой глубины души Рианны вырвался отчаянный вопль. Вся крыша пещеры была занята каким-то существом из полупрозрачной слизи, и по краям этой желеобразной поверхности сверкали миллионы немигающих глаз.

Существо, словно огромный паразит, занимало всю плоскость потолка в несколько сотен метров диаметром, казалось, оно постоянно дрожит и переливается, все время меняя очертания. Полужидкие извивающиеся щупальца свисали с колоссального аморфного тела, и существо наполняло воздух бессмысленным шипением, завыванием и жужжанием.

Внутри отвратительной туши мерцали звезды и далекие огни давно погибших галактик, словно куски пищи, проглоченные много веков назад и до сих пор не переваренные. При виде столь омерзительного существа, столь чуждого и неестественного создания, Рианна, с трудом удерживая сознание, начала задыхаться.

— Что?.. Что? — прошептала она, не в силах собраться с мыслями и подобрать нужные слова.

— Это и есть мелахим, — выдохнул Дусан полным благоговейного восторга голосом. — Это потусторонний ангел, он осквернит твою плоть и будет носить ее, как плащ, чтобы сойти к нам.

Рианна разрыдалась, а когда влага по щекам стекла на ее губы, она поняла, что плачет кровавыми слезами.

— Нет, прошу вас, не надо, — умоляла она. — Вы не можете…

Дусан кивнул:

— Твой запас слов слишком беден. Мы можем. И сделаем это.

— Пожалуйста, остановитесь, — плакала Рианна. — Вы не должны так поступать.

Дусан склонил голову набок, как будто обдумывал ее слова.

— Ах, — вздохнул он и махнул рукой стоящим неподалеку людям в масках. — Ты опять не поняла. Процесс уже начался.

Мостки над сброшенными телами закончились, дальше путь лежал в узкий тоннель, и Захариэль ощутил, что эхо страданий мертвых начинает угасать. Оно не исчезло совсем и билось в стенки его черепа, но становилось слабее. В первый момент он обрадовался этому, но вскоре понял, что одни эмоции просто вытесняются другими, более мощными, более настойчивыми.

Как будто по его голове кто-то ударил молотом.

Ослепительная боль пронзила мозг, словно в ухо вонзился раскаленный прут, и Захариэль упал на одно колено.

Брат Исрафаэль пошатнулся от псионической атаки, но остался на ногах, поскольку от основного удара его защитил подавляющий эмоции механизм, вмонтированный в шлем.

— Мой лорд! — прохрипел Исрафаэль. — Процесс начался… Это существо из варпа… Оно пытается полностью перейти в реальный мир.

— Ты уверен? — спросил Лев.

— Уверен, — кивнул Исрафаэль. — Верно, Захариэль?

— Действие началось, — сквозь сжатые зубы ответил тот.

— Значит, нельзя терять ни секунды, — бросил Лев, повернулся и ускорил шаг.

Захариэль поднялся, опираясь на стену тоннеля. Против этой силы, заполнившей все пространство вокруг, его мантры были уже бессильны.

Немиэль протянул ему руку.

— Брат, обопрись на меня, — предложил он.

Захариэль с благодарностью принял помощь.

— Совсем как в старые времена, да?

Немиэль усмехнулся, но в его улыбке таилось смущение. Захариэль прислонился к стене и тряхнул головой, стараясь избавиться от овладевшего им ужасного ощущения.

Лев уже успел уйти вперед, и Захариэль поспешно заковылял следом, чтобы не отстать. Каждый шаг причинял ему боль, поскольку ожоги и раны, полученные на пусковой палубе, еще не зажили, несмотря на ускоренный метаболизм Астартес. Но самую сильную боль причиняла чуждая псионическая энергия, она просачивалась прямо в поры его кожи, и доспехи не могли от нее защитить.

Темные Ангелы уходили все глубже в подземелье, и звук продолжал нарастать. Захариэлю оставалось только надеяться, что прибор брата Исрафаэля сможет разрушить его источник. Он оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что сервиторы с тележкой поспевают за Астартес.

Сервиторы обладали усеченным мозгом, так что они не ощущали проникающей в душу боли этого места, и в этом Захариэль мог им только позавидовать. Электропсионический пульсатор поблескивал в слабом свете, а Захариэль, чувствуя в нем громадный потенциал, не мог удержаться от дрожи.

Впереди послышались звуки голосов и какой-то непонятный вибрирующий звук, от которого волны озноба странным образом прокатывались по всему телу.

Пещеру впереди них заливал безжизненный тусклый свет, который, подобно слизи, просачивался и в тоннель, по которому спускались Темные Ангелы. Лев первым шагнул в огромный зал, за ним по пятам вошел Немиэль.

Брат Исрафаэль старался не отставать от примарха, и остальные воины сразу же присоединились к своим боевым братьям.

Зал встретил Захариэля волной отвращения, хотя источник ощущения был не в нем. Волна ненависти исходила из закутанных в плащи людей, окруживших вертикально стоящую плиту из темного камня с прожилками. К плите была привязана непрерывно кричащая женщина, а люди в масках и плащах нараспев читали перед ней молитвы.

Захариэль проследил за взглядом пленницы сарошанцев и почувствовал непреодолимый ужас. В этой отдаленной, залитой слабым сиянием пещере глубоко под поверхностью мира обитал источник чудовищного зла.

Его тело было похоже на гигантскую медузу и, как и тело обитателя морских глубин, казалось почти прозрачным, непрочным, дрожащим и мерцающим изнутри разноцветными огоньками. По краям омерзительной туши поблескивали миллионы глаз, и Захариэль, едва взглянув в них, ощутил ненасытный голод чудовища так же отчетливо, как сверлящую боль в своей груди. Один край существа стал понемногу исчезать, но, вместо того чтобы радоваться, Захариэль понял, что процесс перехода в реальный мир близится к завершению.

Пока все Темные Ангелы, включая Захариэля, замерли, пораженные ужасной картиной, Лев продолжал двигаться. Выстрелы из его пистолета уложили двух жрецов в масках, а потом в руке сверкнул обнаженный меч.

Действия примарха вывели из оцепенения Темных Ангелов, и они с оглушительным боевым кличем ринулись в атаку.

В слабом мертвенном сиянии нависающего над пещерой монстра сверкнули выстрелы и лезвия мечей, но каждая смерть человека в маске вызывала у Захариэля ощущение злобной радости, разливавшейся в воздухе.

Люди в масках не предпринимали никаких попыток защититься, и агонизирующий взгляд прикованной к каменной плите женщины внезапно подсказал Захариэлю причину их пассивности.

Ее лицо искажал бессловесный вопль, глаза казались пустыми и остекленевшими, словно наполнились черной краской, а на взгляд Захариэля оттуда ответила некая потусторонняя сила.

Захариэль поднял пистолет. И в тот самый момент, когда существо с потолка пещеры стало переливаться в ее тело, сознание женщины на долю секунды вырвалось на поверхность, и между ней и Захариэлем вспыхнуло такое полное взаимопонимание, какого он ни разу не испытывал прежде и не испытает никогда больше.

Она просто сказала: «Да».

Захариэль кивнул и спустил курок.

Три снаряда очередью вылетели из дула его пистолета и в мгновение ока пересекли пространство между ним и женщиной. Они пробили ее кожу и мышцы и с той же легкостью разрушили кости.

Реагирующие на массу заряды отозвались на увеличение плотности — произошла детонация.

Захариэль увидел, как три снаряда взорвали женщину изнутри: грудная клетка лопнула, живот раскрылся алым цветком, а череп исчез, превратившись в конфетти окровавленных осколков и частиц мозга.

Пещера огласилась ужасным воплем бескрайнего разочарования. Существо, которое было старше, чем само время, обманулось в своих ожиданиях, и его крик прокатился одновременно по всем мирам.

Но подобное создание не могло не дать выхода своей злобе.

Обрывки плоти разорванного тела женщины еще разлетались по пещере, когда раздался громогласный треск, и каждый кусочек замер в воздухе против всех законов гравитации и человеческой природы.

Существо на потолке пещеры почти совсем исчезло из виду, остались лишь едва заметные очертания огромного тела, а люди в масках уже погибли под выстрелами Астартес, но останки взорванной плоти так и остались висеть там, где остановились.

— Что происходит? — сердито спросил Лев. — Захариэль, что ты сделал?

— То, что необходимо было сделать, — ответил он, почти позабыв о субординации из-за телесной боли и мучительного сожаления, терзавшего душу.

— И что теперь?! — воскликнул Немиэль, с отвращением глядя на окровавленные останки.

— Чудовище еще не побеждено! — вскричал Исрафаэль и бросился к тележке с новейшим оружием. — Темные Ангелы, готовьтесь к бою!

— Библиарий, для всех нас будет лучше, если эта штука сработает, — предупредил его Лев.

— Она сработает, — пообещал Исрафаэль. — Только дайте мне немного времени!

Только Исрафаэль успел договорить, как останки тела женщины с шипением исчезли, оставив после себя яркие светящиеся дыры. Из них хлынули странные разноцветные мутные лучи, и Захариэль уже понял, что по ту сторону барьера этими лучами управляет неизмеримое и абсолютное зло.

Внезапно из световых пятен высунулось великое множество отростков, и они, извиваясь, словно змеи, устремились к Астартес.

Три таких щупальца метнулось в сторону Захариэля. Одним взмахом меча он рассек сразу все, а другой рукой выпустил из пистолета залп в пустое пространство, откуда появились щупальца.

Он услышал визг, совершенно не похожий на человеческий, как будто раздался крик великого зверя с Калибана. Подобное сходство ужаснуло Захариэля.

Сражение продолжалось только несколько секунд, а враг уже значительно превосходил Астартес по численности. Темные Ангелы сомкнулись в круг вместе со своим примархом, но количество атакующих щупалец возрастало с невероятной скоростью.

Каждое из них было в два или три раза толще человеческой руки, вытягивалось на несколько метров, а его мощи вполне хватало, чтобы сокрушить пластины брони силовых доспехов четвертого поколения. Некоторые отростки заканчивались костяными когтями, изогнутыми и острыми, словно лезвие косы, другие как будто предназначались для захвата и удушения жертвы или имели втягивающиеся когти.

Щупальца парили в воздухе и, казалось, не были ни к чему прикреплены, только толстый конец каждого из них исчезал в яркой световой точке, словно все они принадлежали далекому невидимому существу, не считавшему нужным проявляться целиком.

— Мы как будто сражаемся с призраками! — крикнул Захариэль.

— Ага, — ответил Немиэль, рассекая очередное щупальце. — Но эти призраки способны убивать.

Словно в доказательство его слов отростки обвили одного из воинов, сбили его с ног и потащили к светящемуся отверстию, откуда появлялись щупальца. Боевой брат шагнул вперед, чтобы спасти своего товарища, но и сам попал под удар мощных когтей.

Хуже всего было неравное положение сражающихся сторон. Противник имел возможность атаковать и убивать Астартес, а они не могли ответить в той же мере. Захариэль обрубил все тянувшиеся к нему щупальца и снова прицелился из болт-пистолета в ту точку, откуда они появлялись.

Но насколько удачной была выбранная им тактика, он не мог знать. Неизвестно, причиняло ли отсечение отростков какой-либо ущерб управляющему ими существу, или они служили расходным материалом вроде человеческих волос?

В общем грохоте сражения выделялось стаккато тяжелого болтера Элиата. Там, где взрывались его болты, разлетались какие-то брызги, возможно крови, но, как бы много щупалец ни падало под ударами Астартес, на их месте неизменно появлялись новые.

Время от времени из-за сияющих дыр в воздухе до Захариэля доносились какие-то крики, но были ли они выражением боли или боевым триумфальным кличем, тоже оставалось тайной.

В пылу сражения ему вспомнились услышанные в детстве сказки о волшебных чудовищах, таких как демоны и дьяволы.

И сейчас он сражался с невидимыми чудовищами. Нетрудно было представить, что эти существа, находящиеся за гранью понимания для человеческого разума, явились из первобытных глубин, чтобы наказать человека за его грехи.

— Исрафаэль! — взревел Лев. — Что бы ты там ни делал, тебе лучше поторопиться!

— Еще один момент! — крикнул в ответ библиарий.

— А больше мы и не можем тебе дать!

— Мы будем держаться, — закричал Немиэль, — пока не закончится Великий Крестовый Поход!

В его голосе звенела настоящая отвага, но Захариэль знал, что Лев прав и у них оставалось лишь несколько мгновений. Жертвами нападения щупалец пали еще два воина, и грубая арифметика боя подсказывала, что остальные долго не продержатся.

Извивающиеся щупальца неустанно атаковали Темных Ангелов, не давая им времени ни на передышку, ни на размышления.

Захариэль заметил, как щупальце взвилось вверх и нацелилось на брата Исрафаэля. Он дотянулся до него мечом и сумел отсечь кончик отростка, заставив остальную часть убраться обратно в дыру. Но, едва оно скрылось, на его месте появилось несколько других.

Захариэлю вспомнилась давно прочитанная легенда древней Терры, где говорилось о существе, называемом гидрой. Взамен одной отрубленной головы у него отрастало сразу две новых.

В легенде древний герой одержал победу только после того, как стал прижигать огнем обрубки шей до того, как на них вырастали новые головы. Захариэлю оставалось только пожалеть, что таким обычным способом нельзя воздействовать на их ужасного противника.

— Захариэль! — окликнул его брат Исрафаэль. — Пора!

Он обернулся на крик и увидел, что тот нажимает кнопку активации пускового устройства своего оружия.

Устройство разразилось басовитым гудением, и из боеголовки бесконечно расширяющимся ореолом вырвалась титаническая волна псионической энергии. От колоссального разряда Темные Ангелы попадали на пол, а Захариэль ощутил, как сила его разума объединяется с железной волей брата Исрафаэля.

Захариэль заранее знал, что должен делать, и теперь напряг всю волю до последней капли, овладел потоком электропсионической мощи и направил ее на достижение своей цели, используя силу пульсатора, как механикум использует плазменный резак. Он мгновенно ощутил, как крепнет и нарастает в нем могучая сила, и тогда обратил бушевавшую в его венах силу наружу. Его глаза вспыхнули ослепительным огнем, и стоило ему взглянуть на светящиеся прорехи в воздухе, из которых появлялись щупальца, как они мгновенно закрывались.

Пещера огласилась пронзительными воплями, но Захариэль и брат Исрафаэль, окруженные сиянием миллионов солнц, подчиненным их воле, распространяли ослепительно-белый свет. Они, словно легендарные огнеборцы, окатывали потоками только что приобретенной силы своих товарищей, уничтожали извивающиеся щупальца и наглухо запечатывали разрывы границы реальности, откуда они появлялись.

Спустя несколько мгновений, показавшихся Захариэлю целой вечностью, в пещере снова стало тихо, ангел Сароша исчез, сражение было закончено.

Энергия пульсатора иссякла, и Захариэль, совершенно обессилевший, со стоном упал на пол. Так он неподвижно лежал, пока после яростной схватки не восстановилось дыхание и не улеглось волнение, вызванное мощным потоком энергии.

Затем он поднял голову и слабо улыбнулся брату Исрафаэлю.

— Все кончено? — спросил Лев.

Брат Исрафаэль кивнул:

— Все кончено, мой лорд.

Темные Ангелы подобрали тела погибших братьев и по узким переходам, через пещеру мертвых, а потом по тоннелю шахты отправились в обратный путь к поверхности планеты.

Полдень уже сменился ночью, и стало прохладнее. Приятный ветерок ласкал обнаженную кожу, поскольку все сняли свои шлемы, и натруженные легкие жадно вбирали свежий воздух.

Вскоре приземлившиеся «Грозовые птицы» забрали с планеты Астартес, а на их месте оставили отряды Имперской Армии, предназначенные для охраны тоннелей под комплексом Один-Зета-Пять, хотя теперь, после устранения ангела Сароша, никто больше не ожидал проявления враждебных сил.

Захариэль бесконечно устал, все тело болело от старых и новых ран, но мысли были ясными и отчетливыми, мучительное эхо жертв и прикосновение злобного существа с другой стороны реальности не оставили никаких следов.

За всю дорогу к поверхности Лев не произнес ни слова, он был погружен в свои думы и даже не похвалил воинов.

Уже на борту Захариэля охватило странное ощущение скованности, распространившееся по спине, и он обернулся, чтобы установить источник беспокойства.

На него в упор смотрел Лион Эль-Джонсон.