Сотрудник отдела невидимок

1

Несмотря на поздний час, мало кто спал в болгарском городке Албена. Светились окна домишек, прилепившихся к горному склону, полыхали электричеством высотные отели на побережье, сияли витрины, переливались огни вывесок. По улицам гуляли нарядные курортники, излучавшие довольство и дружелюбие. Сладко пахло розами и парфюмерией, тянуло горьковатым дымком жаровен, обдавало соленой морской свежестью. И, конечно же, повсюду звучала музыка, чудесная музыка, заставляющая сердца биться в такт ностальгическим ритмам. В уличных кафе и ресторанах музыканты играли вживую, как встарь: на настоящих гитарах, барабанах и электроорганах, без обмана и фальши. Из одного конца Албены долетали звуки бессмертной «Yesterday», в другом краю самозабвенно пели «Love Me Tender», а между ними вклинивалась щемящая мелодия «Lady Jane». Казалось, Пол Маккартни, покойный Элвис Пресли и Мик Джаггер соревнуются в мелодичности, стремясь превзойти друг друга, как в ту давнюю пору, когда все они были молоды, неотразимы и боготворимы.

Туристы из разных стран с удовольствием внимали музыке. Пока пожилые предавались лирическим воспоминаниям, молодые пары со снисходительной улыбкой посматривали на них, не веря, что однажды состарятся тоже. Те, кому не танцевалось и не сиделось за столиками кафе, чинно прохаживались по центральной улице, протянувшейся между горным хребтом и гладью моря.

Широкая полоса песчаного пляжа была пустынна. Ночью сюда забредали лишь самые романтические влюбленные, да и те стремились оставаться невидимыми, отыскивая затененные, укромные уголки, недоступные посторонним взорам. Как бы покровительствуя уединившимся парам, луна прикрылась облачной кисеей. Мириады ярких звезд были не в силах заменить ее своим далеким мерцанием. Музыкальные пассажи, смех, обрывки разговоров и гудки автомобилей, доносимые бризом, звучали тихо и ненавязчиво. Стоило приблизиться к морю, как цивилизация оставалась за границами восприятия, не желая вторгаться в отношения мужчин и женщин. Это обостряло чувства. Ночью каждый мог ощутить себя Адамом или Евой. Достаточно избавиться от одежды – и наслаждайся райской атмосферой. Вплоть до грехопадения.

Подумав об этом, Гюнтер Кауффман проглотил обильную слюну, постаравшись сделать это бесшумно. Ах, только бы не спугнуть Цветанку, только бы не спугнуть! Сбросив босоножки, она стояла по колено в море, обдумывая предложение искупаться. Гюнтер надеялся, что решение будет положительным, несмотря на то что он не удосужился снять обручальное кольцо. Целый день он водил девушку по магазинам, а вечером пригласил в кегельбан и угостил роскошным ужином из пяти блюд, так что теперь ждал вознаграждения за свои старания. Цветанка же не спешила порадовать своего сорокалетнего кавалера.

– Вода холодноватая, – капризно сказала она.

– Разве? – удивился Гюнтер. – А по-моему, в самый раз. Ну что, окунемся?

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему?

– Потому что я без купальника, – ответила Цветанка.

«В том-то и дело, что без купальника, – подумал Гюнтер, глотая новую порцию слюны. – Иначе какой был смысл приводить тебя сюда?»

– Мы можем плавать в десяти метрах друг от друга, – предложил он голосом детсадовского воспитателя, убеждающего заупрямившегося ребенка. – На пляже темно и пусто. Не бойся.

– Вот именно, что темно и пусто, – пробормотала Цветанка. – Как раз это меня и пугает. Вода черная, как деготь. А вдруг там кто-нибудь сидит и поджидает?

– Кто? – Гюнтер пренебрежительно расхохотался.

– Не знаю. Какое-нибудь чудовище.

– В Черном море не бывает чудовищ.

– Откуда ты знаешь?

– Общеизвестный факт, – с достоинством ответил Гюнтер. – Самые крупные обитатели здешних вод – дельфины. Они добрые и ласковые.

Цветанка улыбнулась. Худенькая, смуглая, черноволосая, она почти сливалась с ночным мраком. Зато ее белоснежные шорты и тенниска резко выделялись на черном фоне. Зубы у Цветанки тоже были белые. Гюнтеру показалось, что они сверкают, как флюоресцентные.

– Почти такие же добрые и ласковые, как я, – уточнил он.

– И такие же хитрые? – прищурилась Цветанка.

Судя по верхней одежде, белье она тоже носила белое. Скорее всего, одни только невесомые трусики на тонких тесемках, исчезающие между ягодицами. Такие держатся на бедрах едва-едва. Как в той известной сказке: «Дерни за веревочку, и дверь откроется».

Гюнтер осторожно сглотнул и состроил обиженную мину.

– В чем заключается моя хитрость? – спросил он.

– Ты специально привел меня на пляж, чтобы заманить купаться голышом.

Это было произнесено обличающим тоном. Теперь Гюнтер обиделся по-настоящему, как любой человек, услышавший о себе нелицеприятную правду.

– Жаль, что ты обо мне такого плохого мнения, – сказал он. – Очень жаль. По-моему, я не заслужил подобного отношения. Перед тобой находится цивилизованный европеец, а не какой-то там дикарь. Мы, немцы, придерживаемся высоких моральных принципов.

Звезды замигали в вышине, словно стремясь получше рассмотреть человека, произнесшего эту напыщенную тираду. Его потомки устраивали Крестовые походы, разжигали инквизиторские костры и сооружали лагеря смерти, а он как ни в чем не бывало взял да и сделался высокоморальным. Неужели такое возможно? Выходит, господь не напрасно населил Землю этими маленькими двуногими особями? Приятная неожиданность. Воодушевляющая.

Цветанка полюбовалась звездами, поболтала ногой в воде и решила, что пора нарушить затянувшееся молчание.

– Не сердись, – попросила она.

– Никто не сердится. – Гюнтер расстегнул пеструю рубаху с пальмами, снял и бросил ее на песок. – Я привык считаться с мнением других людей. Жаль, что не все они уважают мое мнение.

– Уважают, – сказала Цветанка.

– Кто, хотел бы я знать?

– Например, твоя жена. И не надо делать удивленные глаза. У тебя обручальное кольцо на пальце.

– Ах это… – Гюнтер посмотрел на свою волосатую руку с такой миной, словно она существовала отдельно от него. – Я и перстень ношу. – Он пошевелил пальцами. – Люблю украшения.

– Я тоже, – пробормотала Цветанка.

Намек? Ну нет, решил Гюнтер, дорогих подарков в виде авансов ты от меня не дождешься, хитрая девка. За удовольствия надо платить, но необязательно вперед.

Он скинул сандалии и сделал несколько энергичных приседаний, вытянув руки перед собой.

– Пойдешь плавать один? – недоверчиво поинтересовалась Цветанка.

– Почему нет? – Гюнтер занялся наклонами из стороны в сторону. – Ты ведь не хочешь составить мне компанию.

– Это неприлично.

– Плавать?

– Плавать без… – Цветанка сделала многозначительную паузу. – Плавать без ничего, совсем без ничего, – закончила она, выходя из моря.

– Что ж, никто тебя силком в воду не тащит. Подожди меня на берегу, а я все-таки окунусь. Такая духота сегодня. – Гюнтер демонстративно провел тыльной стороной ладони по лбу. – Уф-ф… Необходимо освежиться.

Он говорил по-немецки, но болгарская девушка отлично его понимала. Почти все жители курортного городка Албена владели иностранными языками, поскольку с детства привыкали общаться с туристами. Цветанка или Цветелена, как церемонно представилась она при знакомстве, работала в рецепции отеля «Звезда», а потому свободно изъяснялась на немецком, французском и русском языках.

2

Не являясь лингвистом, Гюнтер больше интересовался другими достоинствами спутницы. Например, ее аккуратной упругой попкой и острыми грудками, натягивающими ткань тенниски. «Private property» было написано на ней, что в переводе означало «Частная собственность». Гюнтер не возражал против такой формулировки. Частная так частная, собственность так собственность. Ведь он хотел вступить в права владения лишь временно. Долгосрочная аренда прелестей Цветелены не входила в его планы. Порезвиться с ней до утра – другое дело. Чтобы было чем похвастаться перед друзьями за кружкой пива на гамбургской Гроссе-Фрейхейт. Болгарских шлюх там не попадалось. Болгары только-только осваивались в Евросоюзе.

– Отвернись, пожалуйста, – попросил Гюнтер, прежде чем стащить шорты.

– Пожалуйста! – Передернув плечами, Цветанка отошла на несколько шагов и остановилась спиной к спутнику.

Это означало, что время и деньги потрачены даром. Вот что значит метать бисер перед свиньями. Раздражаясь все сильнее, Гюнтер избавился от одежды и направился в море, хотя, по правде говоря, терпеть не мог холодную воду. Не любил ее почти так же сильно, как холодных, неприступных женщин. Однако чем старше становился Гюнтер, тем больше таковых появлялось вокруг. Если так пойдет дальше, то к его шестидесятилетию мир окажется заселенным одними только целомудренными девицами строгих правил. Родители в шутку называли Гюнтера «порождением лета любви и сексуальной революции», но шестидесятые годы давно отгремели, а новый век грозил аукнуться сексуальной контрреволюцией, будь она неладна.

– Не вода, а парное молоко! – крикнул Гюнтер, обернувшись. – Ты уверена, что не хочешь искупаться?

– Какое-какое молоко? – переспросила Цветанка. Все-таки ее словарный запас был скудноват.

– Теплое, – пояснил Гюнтер, с отвращением погружаясь по волосатые плечи.

«Доплыву до буйка – и сразу обратно, – решил он. – Неразумно оставлять вещи под присмотром малознакомой болгарской дикарки. Сегодня она стоит за стойкой отеля, а завтра исчезнет в неизвестном направлении. С кредитными карточками одного из своих постояльцев. Пусть это будет кто угодно, только не я».

Гюнтер обернулся в сторону берега и захлопал глазами, словно это могло рассеять ночной мрак.

– Эй, Цветанка, ты где? – тревожно прокричал он. – Не соскучилась в одиночестве?

В ответ гробовое молчание. Лишь неразборчивый гомон доносится с набережной, да шелестит море, вылизывая песок до стеклянного блеска тысячами волнистых языков. И еще голосит в отдалении неугомонный подражатель Тома Джонса, выводя бесконечное: «Лайла, лай, дилайла». Какого черта?

Разглядев смутное белое пятно на песке, Гюнтер перевел дух, болтая ногами, чтобы держаться на поверхности. Напрасно запаниковал. Никуда Цветанка не делась, сидит на пляже, сторожит одежду. Гюнтер уже намеревался вторично окликнуть ее, чтобы еще раз предложить искупаться, когда внезапное прикосновение к бедру заставило его захлебнуться.

– Гырл! – втянул он в себя воздух вперемешку с водой.

– Сюрприз, сюрприз! – звонко захохотала девушка, выныривая рядом. – Не ожидал? Здорово я тебя напугала?

– Ничуть, – фыркнул Гюнтер, стараясь не подавать виду, как сильно он перетрусил.

– Признайся, ты думал, что я осталась на берегу, – не унималась Цветанка.

– Я видел, как ты раздевалась и входила в воду.

– Этого не может быть!

– Я видел, – упрямо гнул свое Гюнтер, желая отквитаться за розыгрыш.

– Врешь! – с неожиданной яростью прошипела Цветанка.

Еще одно неосторожное слово – и она повернет обратно. Только последний идиот допустит это.

– Ты хорошо плаваешь, – сменил тему Гюнтер. – Лучше всех девушек, которых я знаю.

Цветанке понравилось услышанное.

– Я плаваю, как русалка, – подтвердила она, – а ныряю на тридцать метров в длину и на десять – в глубину. Меня один парень научил. Давно.

Какому сорокалетнему мужчине приятно слушать истории про парней своих молодых подружек?

– Я тоже неплохо плаваю, – заявил Гюнтер. – У меня собственный плавательный бассейн.

– Маленький, наверное, – предположила Цветанка.

Это прозвучало почти оскорбительно. Как будто девушка намекала на особенности анатомического строения своего кавалера.

– Стандартный, – возразил он. – Для разминок вполне достаточно.

– И часто ты разминаешься?

– Регулярно, – заверил ее Гюнтер, самодовольно усмехаясь.

– Давай наперегонки? – предложила Цветанка. Мокрые волосы облепили ее голову, как черный блестящий шлем, из-под которого задорно сверкали белки глаз.

Гюнтер подумал, что рискованно отдаляться от одежды, брошенной на пляже, но возбуждение от близости нагой девушки заставило забыть об осторожности. Он не мог видеть ее во весь рост и все же догадывался, что Цветанка плещется в воде без ничего… совсем без ничего, как она выразилась недавно. Так оно и есть. Не в мокрых же трусиках ей продолжать прогулку. Следовательно, трусики остались на берегу, и теперь только от Гюнтера зависит, как долго пробудут они отдельно от своей хозяйки. Уж он постарается. Вложенные средства должны окупаться, иначе какой смысл тратить деньги и время?

– Вызов принят, давай устроим состязание, – согласился Гюнтер. – Но с одним условием.

– С каким? – поинтересовалась Цветанка.

О святая наивность! И это спрашивает девушка, плещущаяся рядом с мужчиной в чем мать родила?

Гюнтер усмехнулся.

– Проигравший выполняет желание победителя, – заявил он.

Откинув пряди мокрых волос, Цветанка посмотрела ему в глаза:

– Любое?

– Конечно, любое, – подтвердил Гюнтер, давно загадавший желание.

Против ожидания, Цветанка не воспротивилась.

– Плывем вперед, пока один из нас не отстанет на десять метров, – азартно воскликнула она.

– Как же мы станем измерять метры?

Подобно большинству соотечественников, Гюнтер во всем любил точность. Цветанка свободно обходилась приблизительными цифрами.

– Определим на глаз, – сказала она, слегка задыхаясь от необходимости находиться в постоянном движении.

– Как?

– Зрительно. – Два мокрых растопыренных пальца девушки указали на ее сверкающие глаза.

– Но каждый из нас видит и оценивает по-своему, – рассудительно заметил Гюнтер, пыхтя, как морж.

– Это плохо?

– Это нормально, но…

– Как-нибудь разберемся, – беспечно отмахнулась Цветанка.

Гюнтер машинально зажмурился, оберегая глаза от веера брызг, сорвавшихся с руки девушки.

– Условия весьма расплывчаты, – сказал он.

– Других не будет. Готов?

– Готов.

– На счет «три», – скомандовала Цветанка, разворачиваясь лицом к открытому морю. – Айн…

– Лучше бы нам плыть вдоль берега, – заколебался Гюнтер, подавленный величием беспросветной черной дали, в которой смешались небо и море.

Его реплика осталась без ответной реакции.

– Цвай, – продолжала отсчет Цветанка.

– Тут неглубоко, – сказал Гюнтер, – но все же не стоит пренебрегать элементарными правилами безопасности. Я…

– Драй! – крикнула девушка и, не слушая возражений, устремилась вперед, по-лягушачьи рассекая воду руками и ногами.

3

«Брасс, – определил Гюнтер. – Разве возможно набрать хорошую скорость, плывя брассом?»

Заранее торжествуя победу, он устремился за Цветанкой, демонстрируя вполне профессиональный стиль. Немец плыл размашистым кролем, рассчитывая обойти болгарскую соперницу за несколько мощных гребков. Его руки мелькали, подобно лопастям водяной мельницы, взбивая пену, искрящуюся в свете звезд.

«Для начала возьму ее прямо на мелководье, – размышлял Гюнтер, – там, где ей придется заботиться не о соблюдении приличий, а о том, чтобы не захлебнуться. Проделаю это быстро и решительно – пусть знает свое место. А уж потом можно будет поощрительно потрепать Цветанку по щеке и отвести ее в отель, прихватив по дороге бутылочку доброго болгарского вина. Там будет другой секс: обстоятельный, неторопливый. Добыча никуда не денется. Победитель получает все».

Открыв глаза, Гюнтер с изумлением обнаружил, что Цветанка по-прежнему лидирует, опережая его на полметра. Ее необычный стиль сочетал в себе технику размеренного брасса и неистового баттерфляя. Выпрыгивая из воды по плечи, девушка вновь погружалась с головой, не проявляя ни малейших признаков усталости. Молотящий руками по поверхности Гюнтер пока что не отставал, но и не добивался преимущества, хотя они преодолели добрую стометровку.

Охваченный желанием добиться своего во что бы то ни стало, немец ускорил темп. Он больше не наблюдал за Цветанкой, не смотрел по сторонам и тем более не оглядывался назад, позабыв обо всем на свете. Он не видел, как щуплый цыганский мальчишка аккуратно собрал оставленную на пляже одежду, уложил ее в пакет и помчался хвастаться удачей соплеменникам. Он не замечал, что постепенно обгоняет Цветанку, и не задумывался о том, как опасно выбиваться из сил вдали от берега. Он просто плыл. Его единственным желанием было получить вожделенный приз, а остальное не имело значения.

Звезды равнодушно следили за происходящим с небес. Их не увлекали банальные человеческие комедии и трагедии. Если они и знали, чем завершится сегодняшнее приключение Гюнтера Кауффмана и Цветелены Момчевой, то держали это при себе. Пусть забавляются своими глупыми играми. Что значит их судьба для мироздания? Однажды люди рождаются, однажды умирают, вот и все их предназначение, вне зависимости от морали, принципов, вероисповедания и прочей чепухи. Рождение и смерть. События, происходящие между этими двумя датами, слишком малозначительны и скоротечны, чтобы уделять им внимание.

Ничто не вечно под луной. Ничто не ново под небесами.

4

Соревнование завершилось убедительной победой Гюнтера, однако полукилометровый заплыв стоил ему больших усилий. Распластавшись на воде гигантской бледной медузой, он пропыхтел:

– Ты меня совсем измотала, но теперь мой черед.

– Хочешь еще поплавать наперегонки? – предположила Цветанка, притворяясь, что не поняла прозрачный намек.

Она тоже отдыхала на спине, колыхаясь на бескрайней морской колыбели. Ее черные волосы струились вокруг запрокинутого к небу лица, делая девушку похожей на изображения Медузы горгоны.

– Существуют другие способы доказать превосходство сильного пола над слабым, – пробормотал Гюнтер, безуспешно пытаясь определить размер девичьей груди.

– Мужчины не способны побеждать женщин, – самоуверенно заявила Цветанка.

– Вот как? Разве я тебя не обогнал?

– Чепуха. Я сама позволила тебе вырваться вперед.

Гюнтер едва не поперхнулся от такой наглости.

– Что ты сказала? – возмутился он, принимая вертикальную позу поплавка.

– Я сказала, что умышленно поддалась тебе, – невозмутимо пояснила Цветанка.

– А, понимаю. – Гюнтер повеселел. – Ты хочешь, чтобы инициатива исходила от меня, да? Чтобы я назвал желание?

– Оно было известно мне с первой секунды знакомства.

– И ты готова его исполнить? – заволновался Гюнтер, беспорядочно шевеля руками и ногами.

– Не сегодня, – заявила Цветанка, переворачиваясь со спины на живот.

– Погоди. Но ведь мы условились!

– О чем?

– Как о чем? Проигравший выполняет желание победителя. Любое.

– Я не отказываюсь, – хмыкнула Цветанка, медленно уплывая в открытое море.

– Значит, сейчас мы обнимемся, и для начала ты меня поцелуешь, а потом…

Гюнтер не успел договорить. Издевательский смех резанул его по ушам.

– Непременно, – расхохоталась Цветанка. – Но не этой ночью. Мы ведь не устанавливали сроки, верно?

– Не понял.

– Раздача призов переносится на неопределенное будущее.

– Это нечестно!

Казалось, вода вот-вот закипит вокруг распалившегося Гюнтера. Цветанка опять засмеялась. Ей нравилось дразнить пожилых иностранцев, полагающих, что бедные болгарские девушки готовы падать под них пачками, мечтая быть осчастливленными каким-нибудь конопатым берлинцем, носатым парижанином или плешивым москвичом. Подобные купания в потемках являлись для Цветанки своего рода компенсацией, средством для преодоления комплекса неполноценности.

Она специально подстраивала так, чтобы очутиться с очередным ухажером на ночном пляже. Почти каждый предлагал окунуться, и Цветанка, разыграв колебание, соглашалась. Днем она никогда бы не отважилась искупаться на глазах у посторонних. Ни в купальнике, ни без него. Ее грудь и живот были покрыты ужасными шрамами, при виде которых мужчины остолбеневали, едва скрывая отвращение. Последствия ожогов, полученных во время пожара. Дом Момчевых сгорел дотла. Заодно с надеждами на счастливое замужество. Сверстницы Цветанки носили короткие легкомысленные маечки и сережки в пупах, а она была вынуждена ходить в закрытых платьях, блузках, теннисках. И купаться со случайными знакомыми по ночам, украдкой, вместо того чтобы наслаждаться настоящей любовью на брачном ложе, как делают это все нормальные люди.

5

При мысли о собственном уродстве настроение Цветанки резко испортилось. Дополнительной причиной для нервозности служили месячные, уже заканчивающиеся, но все еще порождающие неприятные ощущения.

– Может быть, мы переспим с тобой на следующей неделе, – пообещала Цветанка Гюнтеру, отлично зная, что это невозможно. Ни на следующей неделе, ни в будущем году, ни с пожилым немцем, ни с кем-либо другим. Огонь отнял у девушки право на простое человеческое счастье. «Лучше бы я сгорела синим пламенем», – привычно подумала она.

– Но послезавтра я уезжаю, – буркнул Гюнтер, следуя параллельным курсом.

Цветанка сердито мотнула мокрой гривой волос:

– Твое дело. Я не навязываюсь.

– Хочешь, я дам тебе денег? – спросил Гюнтер после непродолжительной паузы.

– Прекрати! – прикрикнула Цветанка. – Я тебе не проститутка.

Она умышленно не спешила возвращаться на берег, где чувствовала себя не так уверенно, как в воде. Плавая, как рыба, Цветанка рассчитывала хорошенько измотать немца, чтобы, проделав обратный путь, он был способен лишь растянуться на песке, не мечтая ни о чем, кроме передышки. Гюнтер начал понимать коварство этой тактики.

– Погоди!

Он потянулся к Цветанке, как тянется капризный ребенок к игрушке. Она плеснула в него пригоршней воды:

– Отстань!

– Погоди, ну погоди, – лихорадочно тараторил Гюнтер. – Хотя бы один поцелуй…

– Нет!

– А я говорю: да!

Попытавшись поймать Цветанку за плечо, Гюнтер получил локтем по носу, охнул и поспешно задрал голову, предотвращая кровотечение. При этом он двигал ногами, как будто крутил педали невидимого велосипеда, а руками имитировал движения отсутствующих крыльев. Ему было горько и обидно. Разве он заслужил такое обращение? И разве болгарка не принадлежит ему по праву? Что за дикий, некультурный народ! Варвары, настоящие варвары, без стыда и совести! Мало дед Гюнтера перестрелял славян во время войны, ох, мало!

Его гневные мысли были прерваны шумным всплеском, сопровождающимся пронзительным возгласом:

– А!

И тишина.

Опустив взгляд, Гюнтер обнаружил, что там, где только что плыла девушка, тяжело расходятся круги и ажурная пена. На мгновение из моря высунулась бледная пятерня с растопыренными пальцами, но тут же исчезла, породив новую серию концентрических кругов на воде. «Хлюп!» – донеслось до ушей Гюнтера.

– Цветанка! – окликнул он. – Прекрати эти дурацкие шутки!

Девушка не появилась. Только водяной пузырь вздулся на том месте, где только что была рука. Да расплывчатая тень промелькнула у самой поверхности.

«Все дурачится, – сердито подумал Гюнтер. – Расквасила мне нос, а сама ныряет как ни в чем не бывало. Погнаться за ней? Нет, нельзя. Еще обвинят в сексуальном домогательстве и упрячут в тюрьму. От этих болгар можно чего угодно ожидать. Всего, кроме благодарности».

Внезапно ему стало не по себе. Он представил себе, как Цветанка, зловеще оскалившись, плавает вокруг него под водой, примеряясь, за какую ногу тяпнуть. А что, если не за ногу? А что, если у нее бешенство? Или она маньячка, привыкшая топить ни в чем не повинных иностранцев?

– Покажись, Цветанка! – крикнул Гюнтер почему-то не своим, а чужим, высоким бабьим голосом. – Выныривай, слышишь? Хватит изображать из себя русалку!

Ох-х… Прикосновение к бедру заставило его повернуться волчком вокруг оси. Чувствуя, как чужие руки ловят его за щиколотки, он бешено заработал ногами и ударил пяткой во что-то твердое. Не помогло. Его схватили и потащили вниз.

Глотнув солено-горькой воды, Гюнтер протестующе замычал. Окутанный облаком пузырей, он снова лягнулся и пробкой выскочил на поверхность. Оказывается, подумал он, былой кавалер научил Цветанку не только плавать наперегонки, но и топить соперников. Идиотская манера заигрывать с солидными сорокалетними мужчинами! И кто только додумался пускать этих первобытных славян в цивилизованное европейское общество? Сидели бы в своих пещерах и молились усопшим коммунистическим вождям.

Отхаркиваясь, Гюнтер поплыл в сторону далеких электрических огней, расплывающихся перед залитыми водой глазами. Это было ошибкой. Сообразив, что огней чересчур мало, немец повернул обратно. Ему стало жутко. Только что он едва не поплыл на проблески в иллюминаторах какого-то корабля, приняв их за светящиеся окна домов на берегу. Это могло стоить Гюнтеру жизни, поскольку он начал выбиваться из сил. Пугало его также затянувшееся погружение Цветанки. Если эта дура утонула, то предстоят нелегкие объяснения с болгарской полицией.

Не утонула?!

6

Резкий рывок за лодыжку – и все повторилось сначала: барахтанье, удушье, отчаяние, дрыганье свободной ногой. Но вырваться не удавалось. Теряя сознание, Гюнтер извернулся, нащупал чужую пятерню и принялся выкручивать ненавистные пальцы, отдирая их от себя, словно щупальца осьминога. Внезапная боль пронзила его собственную ладонь. Решив, что Цветанка тяпнула его зубами, он принялся на ощупь искать ее лицо, намереваясь ткнуть спятившую болгарку в глаза или хорошенько дернуть ее за волосы.

Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что имеет дело не с девушкой, а с человекоподобным существом, лицо которого твердое, гладкое и совершенно плоское, голова напоминает резиновый мяч, а мяч этот снабжен гибким гофрированным отростком, напоминающим хобот.

Аквалангист?

Догадка, промелькнувшая в голове, исчезла без следа во вспышке боли, пронзившей Гюнтера. Как только он взялся за шланг, по правому запястью полоснули чем-то острым. Саданув локтем в стеклянную маску, он поспешил вынырнуть и в панике заработал руками.

Левая ладонь горела, как в огне, разъедаемая соленой водой, а правая рука словно онемела, утратив чувствительность. Загребать ею как следует не удавалось, пальцы отчего-то не встречали сопротивления воды, но Гюнтер не терял время на осмотр увечья.

– Спасите, – булькнул он, слабея с каждым движением. – Помогите!

Звезды плясали перед глазами, мешаясь со своими отражениями и береговыми огнями. Левая рука, несмотря на колотую рану, сохраняла подвижность, тогда как правая рука казалась омертвевшей, как после неудобного лежания на боку. Взмахивая ею все медленней, все тяжелее, Гюнтер испытывал странное безразличие, пришедшее на смену страху. Было жаль себя, одинокого и несчастного. Далеко же они заплыли с Цветанкой. Слишком далеко. Албена не приближалась, словно заколдованная. А море было бесконечным, ни конца ни краю.

– Помоги…

Захлебнувшись, Гюнтер ахнул и неуклюже попытался плыть задом наперед, в обратном направлении. Черная тень, устремившаяся немцу наперерез, легко настигла его, вынырнула по плечи, взмахнула блестящим клинком. Перед расширившимися от ужаса глазами Гюнтера выросла овальная маска, омываемая струями сбегающей воды. Аквалангист ударил его ножом в шею, нырнул, вспорол беззащитный живот. Инстинктивно схватившись за рану под подбородком, Гюнтер понял, отчего было так трудно грести правой рукой. Она превратилась в обрубок, фонтанирующий кровью, такой же обжигающей, как та, что лилась из горла. Вода вокруг стремительно нагревалась. «И впрямь как парное молоко», – тупо подумал Гюнтер, умирающий в пятистах метрах от берега.

Было слышно, как в уличных кафе продолжают веселиться и танцевать под музыку. Где-то хором затянули «Подмосковные вечера», где-то откликнулись мелодией «Путники в ночи», где-то надрывался гнусавый саксофон, а где-то пускали трескучие петарды. Беззаботная курортная жизнь продолжалась. Она шумела и бурлила совсем близко. Вот и все, сказал себе Гюнтер. Затерялся в ночи, как болгарская девушка Цветанка.

Мысли вспыхивали и гасли во мраке, подобно огненным цветкам далеких фейерверков. Пш-шт… плоф-фф!.. Пш-шт… плоф-фф!..

Плыть больше не получалось, держаться на поверхности – тоже. Гюнтера опять потащили вниз, но все, на что он оказался способен, это шепнуть прощальное:

– О, майн г-г…

Вода ворвалась в легкие, распирая грудь, выдавливая глаза из орбит. Гюнтер успел подумать, что в Черном море действительно водятся чудовища, однако не те, которыми пугают телезрителей и читателей бульварной прессы. Эти чудовища называются людьми. Одно из них увлекало немца в морскую пучину.

Звезды, оставшиеся по ту сторону прозрачной толщи воды, вспыхнули и остекленели перед выпученными глазами Гюнтера. Унося с собой их застывшее фотографическое изображение, он погрузился в непроглядный мрак, туда, где ему было суждено остаться навеки, прикованным к обрезку рельса.