Свобода и рабство режиссера

Фантазия, творческое воображение режиссера, его специфическое сочинительство непрерывного оперного действия абсолютно реальны и материальны, так как основаны на скурпулезном анализе музыкальной драматургии оперы. При этом режиссер должен быть рабом произведении, которое он взялся ставить, в том смысле, чтобы совершенно верить ему, не подправлять его, но стремиться к полному освоению его концепции. Вместе с тем в рамках этого рабства режиссер свободен в поисках тех образов, которые в сопоставлении с музыкой, по его мнению, наилучшим образом раскроют драматургическую суть произведения.

Здесь рождается природа оперной театральности, которую вы, смотря спектакль, оцениваете. Чтобы вернее оценивать, надо знать, как это делается.

Вспомним теперь, как мы отнеслись — несколько выше — к тенденции иллюстрации действием музыки. Иллюстрации музыки действием подобна попыткам построить роскошный замок, не имея никаких строительных материалов. Это будет воздушный замок, замок мечты. Повторим, не боясь элементарности: музыка действует на чувство, действие на зрение, оперный образ — синтез того, что мы чувствуем и видим.

Но чтоб почувствовать жалость к человеку, совсем не обязательно увидеть его скорбный вид и слезы на глазах. Напротив, известно, что мы не любим жалеть человека, который сам себя чрезмерно жалеет, который афиширует свое горе, бесконечно жалуется. А вот человека, скрывающего от других свою печаль, мы будем искренне и охотнее жалеть.

Сочетание глубоко затаившегося чувства и внешней сдержанности или даже его маскировка вызывает сопереживания разной природы и границ. Это первое. Второе заключается в том, что играющий на сцене актер не в силах сознательно вызвать в себе чувство, точно соответствующее тому, что выражено в музыке. Это противоестественно. (Вообще чувство по заказу не появляется!) Музыка в первую очередь — искусство чувств, театр — искусство действия. Если актер на сцене будет выражать чувства под влиянием музыки, получится фальшь.

Загрузка...