Соучастие постфактум

Моему другу Джону Фаркухарсону

I. Старые башмаки

– Это должно быть довольно легко, – сказал себе инспектор Хед, идя по следу старых башмаков от входа в усадьбу Вестингборо. – Но это не так, – заметил он двадцать минут спустя.

Возле дома след незначительно терялся среди отпечатков автомобильных шин и других следов как мужчин, так и женщин – накануне покойный Эдвард Энсор Картер устроил вечеринку, и, уходя, его гости наследили. Это было между часом и двумя ночи. Но поскольку след старых башмаков накладывался поверх прочих (как приближаясь к дому, так и отдаляясь от него), остальные следы не составляли для инспектора Хеда большой проблемы. Он выделил нужный ему след и следовал по нему, проходя через газон, через дыру в лавровой изгороди, а затем через три сотни ярдов луга, отделявшего сад усадьбы от дороги. Границей между лугом и дорогой служила семифутовая кирпичная стена, вершина которой была покрыта битым стеклом. Но эта мера предосторожности от злоумышленников сводилась на нет благодаря пролому в стене, где была сделана калитка-вертушка. Пролом сделал сам Картер после того, как купил усадьбу у предыдущего владельца – тот был мизантропом-отшельником и тосковал по средневековым временам, когда можно было ставить ловушки на непрошеных визитеров или палить по ним из ружей.

Между калиткой и домом не было проложено постоянной тропинки, но вытоптанная трава указывала на то, что этим путем часто пользуются. Даже сейчас, когда землю покрывал снег, на тропе было вино два следа от старых башмаков: одна цепочка вела к дому, вторая – от него. И в этих следах было что-то странное, заключил Хед: иногда носки смотрели строго вперед, иногда же они сворачивали внутрь до такой степени, словно их носил ковбой. Но затем они отклонялись друг от друга на угол в сорок пять градусов. В такой походке не было никакой последовательности.

След старых башмаков пропал, но лишь на время. Хед был убежден – медленное и тщательное расследование проявит все лучше, чем поспешное. Прежде чем пройти за лавровую изгородь, инспектор подал знак констеблю, все еще сидевшему за рулем большой полицейской машины. Когда тот вышел на лужайку, Хед жестом указал ему, чтобы тот обошел лавровую изгородь, а затем, когда тот оказался в пределах слышимости, дал ему знак остановиться. Таким образом на газоне не образовалось путаницы из новых следов – здесь не было ничего, кроме двух цепочек, состоящих из следов обладателя старых башмаков и следов собственно Хеда – немного в стороне.

– Джеффриз, присмотри за тем, чтобы никто не ходил по этой лужайке, – распорядился Хед. – И скажи Уильямсу… хотя нет, лучше сержанту Уэллсу – пусть он пойдет по дороге от парадной двери до калитки, но пусть не испортит никакие следы между калиткой и дорогой.

– Хорошо, сэр, – ответил Джеффриз.

– И скажи ему, чтобы он останавливал всех, кто попытается пройти через калитку или хотя бы просто приблизиться к ней, – добавил Хед.

– Хорошо, сэр.

– Это все, спасибо.

Инспектор остановился, пронаблюдал за тем, как констебль поспешил передать сержанту его приказ, и подождал, пока Уэллс не вышел из дома. Инспектор казался добродушным человеком сорока с лишним лет, из-под фетровой шляпы которого выбивались седые волосы. Ни его манера держать себя, ни одежда никак не выдавали его профессию. Длинные темные ресницы придавали его взгляду сонный вид, а его легкие и медленные движения никак не давали повода заподозрить, что он физически силен и очень бдителен. Однажды он в одиночку задержал вора-форточника – впоследствии тот описывал его как гром и молнию, замаскированные под мягкую диванную подушку. Это сравнение описывало физическую силу, но вполне подходило и к складу ума инспектора.

Сейчас же, прежде, чем пройти в дыру в лавровой изгороди, он пересчитал обе цепочки из следов старых башмаков и выяснил, что, пересекая газон по направлению к дому, следы оставили сорок три отпечатка, а возвращаясь – всего сорок. Это было естественно: идя к цели, человек в старых башмаках был осторожен, а отступая – спешил и делал более широкие шаги. Затем Хед пересчитал собственные шаги и насчитал тридцать семь отпечатков.

Но, как он знал, его походка не была естественной, ведь он все время следил за цепочкой из следов, и потому мог сделать большее или меньшее число шагов, чем при обычной ходьбе. Он протиснулся через брешь в изгороди, стараясь не затоптать следы, а затем вновь отступил в сторону и, двигаясь параллельно цепочке следов, проследовал к калитке, считая при этом следы. Их оказалось двести тридцать три. Затем, поскольку Уэллс все еще не появился на своем посту у калитки, Хед вернулся, ступая в собственные следы – их было двести пятнадцать.

Таким образом разница между длиной его шагов и следами человека в башмаках оставалась все той же, и поскольку рост инспектора составлял шесть футов,[1] и на тридцать семь его шагов приходилось сорок шагов другого человека, то каков же был рост обладателя башмаков? Возвращаясь к калитке, где теперь его ждал Уэллс, инспектор снова наступал на свои следы и думал о том, что у него нет алгоритма для решения данной задачи. Некоторые мужчины ростом в пять футов и девять дюймов делали такие же шаги, как и он – это скорее зависело от длины ног, особенностей и физического состояния. Но инспектор мог спокойно предположить, что человек в старых башмаках был ниже его.

Так он подошел к калитке и сделал еще одно наблюдение о двух цепочках следов.

– Сэр, что-то не так? – поинтересовался Уэллс.

– Оставайтесь там, где стоите, – попросил инспектор. – Оттуда, с дороги, видны следы человека, обутого в башмаки, которые даже бродяге было бы не жалко выбросить. С того места, где вы находитесь, он шагнул в калитку, прошел через нее и направился в усадьбу – это произошло после того, как ночью выпал снег. Также вы можете увидеть, как следы тех же самых башмаков возвращаются и доходят до калитки – со стороны усадьбы. И тут они обрываются. Он что, ухватился за аэроплан? Я не верю, что убийца мистера Картера мог улететь как ангел.

– Будь я проклят! – озадаченно воскликнул Уэллс.

– Жаль это слышать, – возразил Хед, смотря через калитку. – Не подходите ближе и не потревожьте снег! Уэллс, сбегайте к машине и принесите камеру, а я посторожу здесь, чтобы никто ничего не затоптал. Я хочу немедленно все сфотографировать.

Сержант отправился выполнять поручение, а Хед облокотился о калитку и осмотрелся по сторонам. У стены рос большой ясень, и практически горизонтально над калиткой висела его ветвь, но даже самый ловкий человек не смог бы подпрыгнуть и ухватиться за нее – она была на высоте добрых четырнадцати футов[2] от земли. Но даже если бы он смог ухватиться и подтянуться на ней, то ему все равно пришлось бы спускаться где-то в пределах видимости от того места, где стоял Хед. А следов нигде не было. Канатоходец не смог бы закрепить свою веревку на битом стекле, покрывавшем стену, которая к тому же наверху была не плоской, а угловатой – как крыша дома. Перегнувшись через калитку, Хед убедился в том, что нигде возле дерева не было следов, а также в том, что рядом не находилось ничего такого, что помогло бы передвигаться, не касаясь земли. Нет, следы от дома доходили до калитки и здесь заканчивались. Следы, ведущие к дому, шли со стороны дороги (с того места, где стоял Уэллс) – судя по направлению, пешеход пришел из Вестингборо. И Хед знал: через полмили он потеряет след – молочник и прочие утренние труженики совершенно затоптали их.

Инспектор опустился на колени у последних следов. Он не боялся намочить колени и запачкать одежду. Правый и левый след находились рядом друг с другом – словно человек в башмаках остановился, а затем испарился в пространстве. У следов не было совершенно никакого продолжения, и тот, кто их оставил, никак не мог перепрыгнуть через ворота, оставив двенадцать или четырнадцать футов нетронутого снега (позднее Хед высчитал, что расстояние до ближайшего следа от колеса на дороге составляло четырнадцать футов и шесть дюймов). Но даже в таком случае след от башмака остался бы виден поверх отпечатка колеса; но глядя через калитку, Хед видел, что не было ни такого следа, ни вообще признаков того, что человек в башмаках направился в ту сторону (если не считать того, что он пришел именно оттуда).

По отпечаткам видно – башмаки были тяжелыми, из тех, что носят сельскохозяйственные рабочие, но они были изношены до той степени, что любой уважающий себя человек выбросил бы их. Каблуки были с железными набивками, но половина металла на правой пятке то ли износилась, то ли вовсе отломалась: отпечаток гвоздя, державшего набивку, отчетливо виднелся на снегу, тогда как две трети гвоздей на подошве отсутствовали. Кожа подошвы совершенно износилась в середине и у внешнего края. Башмак должен был пропускать воду, так что даже бродяга вряд ли стал бы надевать его в такой день, как этот.

Левый башмак был немного лучше. Набивка на пятке сохранилась целой, хотя по краям явно истрепалась, а на подошве осталось всего с полдюжины гвоздей. Стоя на коленях, Хед изучил этот отпечаток и пришел к выводу, что подошва этого башмака частично отошла и, вероятно, «просила каши». Это могло объяснять странную походку человека, оставившего следы. А может, причина была в чем-то другом.

Закончив осмотр, Хед поднялся на ноги и отряхнул снег с колен. Посмотрев на часы, он увидел, что уже половина восьмого. Свинцовое небо угрожало насыпать еще больше снега, а то и дождя – уже выпавший снег начинал подтаивать, так что с изучением следов нужно было закончить как можно быстрее. Инспектор взглянул на ясень и, поддавшись шальной мысли, снял пальто, а также шляпу и повесил их на калитку, а затем влез на нее сам и прыгнул, пытаясь ухватиться за ветку над головой. Ему не хватило добрых двух футов.

– Не так, – сказал он себе и вновь надел пальто и шляпу.

Вернулся Уэллс с камерой. Он остановился, ожидая указаний.

– Сначала общая фотография с этого места, – распорядился Хед. – На всякий случай сделай два снимка, причем с длительной экспозицией. Затем пойдем и сфотографируем вблизи каждый отпечаток между дорогой и калиткой, а для той пары следов внутри сделаем еще один крупный план. Интересно, можем ли мы как-нибудь сделать слепок?

– Не в снегу, сэр, – покачал головой Уэллс. – Тут не поможет ни гипс, ни глина, ни что-либо еще.

– Значит, обо всей этой истории нам расскажут только ваши фотоснимки. Я же тем временем поднимусь на это дерево. У того парня не было крыльев.

Оставив подчиненного делать фотографии, инспектор снова снял шляпу и принялся атаковать ствол ясеня; испортив пальто, он наконец-то ухватился за нижнюю ветку. Подтянувшись на ней, он смог взобраться повыше и поискать улики на дереве. То, что он увидел, заставило его удовлетворенно вздохнуть, но когда он взглянул на дорогу, то выругался.

Налипший на голые ветви снег был стерт в тех местах, которые находились прямо над калиткой. Подобным образом снег был стерт и с другой ветки – той, что висела над дорогой. Это показывало, что человек в башмаках каким-то образом поднялся вверх с места, на котором осталась последняя пара следов, а затем опустился на дорогу с другой, более высокой ветки.

Но, заключил Хед, его, должно быть, ждала машина или что-то подобное. Ведь нигде на дороге не было следов башмаков, а стало быть, и никаких признаков того, что их владелец спустился на дорогу. Но если предположить, что убийство заняло полчаса, то след от стоявшей на месте машины должен отличаться от следов движущихся колес. Возможно, соучастник медленно ехал по дороге – так, чтобы человек в сапогах смог спрыгнуть с дерева в машину?

Так или иначе, но Хед отложил рассмотрение этого вопроса на будущее, а пешеход, очевидно, не опустился с дерева на ноги. Спрыгнул ли он или спустился с помощью веревки, но нигде в окрестностях не было следов старых башмаков, и крайне маловероятно, чтобы убийца оставил машину посреди дороги без присмотра на то время, пока сам он будет совершать преступление. После снегопада появилось четыре набора следов от колес, и все они были в середине дороги. Более того, Хед мог сопоставить все эти четыре набора следов – он знал, что накануне вечером, еще до того, как выпал снег, гости Картера приехали в усадьбу на четырех машинах. И все они возвращались обратно после того, как выпал снег. Это доказывало, что человек в башмаках не продолжил свой путь на машине – если только кто-то из гостей Картера не был соучастником преступления.

– Это был последний кадр на второй катушке пленки, сэр, – где-то внизу сказал Уэллс. – Всего их двенадцать. Этого хватит?

– Придется довольствоваться этим, – немного раздраженно ответил Хед. – Я выяснил: он взобрался на это дерево с помощью веревки. Вот след на ветке – там, где он перекинул веревку.

– Умно сделано – перекинуть ее в полной тьме, – заметил Уэллс.

– Глупые преступники давно перевелись, – ответил Хед.

– Сэр, если он здесь поднялся, то ему нужно было потом снова спускаться.

– Судя по отсутствию следов, он этого не делал, – возразил Хед. – Нет, он расправил крылья и упорхнул, не касаясь земли. Кто же, черт возьми, был на этой тропинке? Судя по всему, их было двое. Нет, не уходите. Я спускаюсь вниз.

Инспектор спрыгнул во двор и вышел через калитку на дорогу, все еще стараясь не затоптать следы, несмотря на то, что Уэллс запечатлел их на камеру.

– Я сделал десятки снимков, – заметил Уэллс. – Мой шаг как раз такой же длины, и это было несложно. Хотя его шаги немного шире.

Хед кивнул, подтверждая, что он услышал сказанное, и задумчиво взглянул на дорогу. Затем он поднял глаза на ветку вяза, висевшую над дорогой, и покачал головой, вернувшись к разговору с сержантом.

– Должно же быть объяснение, – пробормотал инспектор.

– Думаю, вы до него додумаетесь, сэр, – понадеялся сержант.

– Проблема, – с ноткой раздражения в голосе заявил инспектор. – Икс (для удобства назовем его Икс), предположительно пришел из Вестингборо или, по крайней мере, с того направления, вошел в усадьбу через эту калитку и прошел в дом. Все это было после того, как выпал снег. То есть после часа ночи. В доме он совершил убийство (опять же, предположительно), а затем вернулся обратно к этой калитке. При помощи переброшенной через ветку веревки (наверху я видел след от веревки) он взобрался на дерево, и, судя по отсутствию следов, он больше не спускался вниз. Следовательно, он все еще должен оставаться на дереве. Но его там нет.

– Сэр, а если он ушел по верхушке стены? – предположил Уэллс.

– Снег на ней не потревожен по обе стороны от дерева – настолько далеко, насколько я мог видеть, – отметил Хед.

Сержант изумленно обвел взглядом дорогу – он пытался найти еще хоть одну цепочку следов, и если бы таковая была, он бы ее увидел, ведь если не считать следов от колес, снег был нетронут. Он указал на ступеньки напротив калитки-вертушки. Они вели на дорожку к городу, проходившую мимо церковного двора в Вестингборо.

– Там два набора следов от ног и еще от велосипеда, – заметил он. – Если они имеют какое-то отношение к этому (хотя у того парня ботинки поменьше), то я знаю, кто это. Поттер, рабочий из гаража Парнхэма, он живет в коттедже за усадьбой и ходит на работу каждый день к половине седьмого. Это его следы.

– Вызовем Поттера на допрос, – решил Хед. – Может быть, он что-то расскажет. Второй след – женский, от спортивных туфель с широкими и плоскими каблуками. Вот здесь она встала с велосипеда, – инспектор подошел к следу шин через дорогу от калитки. – Она подкатила велосипед к ступенькам и перенесла его. Далее, судя по всему, она катила его по дорожке, не садясь на него, так как на асфальте лежал снег, и было еще темно. Следы Поттера накладываются на ее следы. Здесь она сошла с велосипеда и перетащила его через ступеньки. Затем она… да, Поттер оставил нам достаточно, чтобы мы смогли увидеть, что она делала. Встала и покатила велосипед по дорожке. Я не пойму… – в недоумении инспектор не окончил фразу.

– Какое она может иметь отношение к человеку, обутому в башмаки, на которые не взглянул бы и бродяга?

– М-да. Уэллс, сейчас я вернусь в дом, а вы следите за тем, чтобы никто не подходил ни к следам ног, ни к следам колес у ступенек. Не дайте их затоптать. Измерьте следы этой женщины, если это вообще женские следы. Ясно, что это мог быть и небольшой мужчина. Я принесу еще одну катушку пленки, и вы сможете сделать еще с полдюжины снимков и этих следов, особенно в том месте, где он или она спрыгнула с велосипеда и принялась катить его по ступенькам, а потом и по дорожке. Один подробный снимок, показывающий следы ног возле следа от колеса, когда велосипедистка катит свой транспорт, а остальное – на ваше усмотрение. Высчитайте среднюю длину ее шага, а затем пройдите через калитку и посчитайте среднюю длину шагов человека в старых башмаках. Насчет следов Поттера не беспокойтесь. Мы вскоре проверим его.

– Так точно, сэр. Вы думаете, что женщина?..

– Возможно, она соучаствовала. До или после убийства. Это был чертовски умный трюк с веревкой и веткой: таким образом тот человек не оставил никаких лишних следов. Также это было очень находчиво, ведь Икс не мог знать заранее, что прошлой ночью выпадет снег. Это убийство было хорошо просчитано и спланировано до последней детали, так что нам противостоит умный, очень умный противник. Это дело пока что меня вовсе не радует.

– Сэр, может оказаться, что все было просто, – промолвил Уэллс и безнадежно покачал головой. – Эй! Мне остановить его?

– Нет.

Большой шестиколесный грузовик молочника, направлявшийся в Вестингборо, шел прямо на них. После того, как он проехал мимо, Хед посмотрел на оставленный им след, а затем на ворота усадьбы, откуда и появился грузовик.

– Еще не доехав до сюда, он нанес весь ущерб, на который только способен, – пояснил Хед, – а если Икс ушел этим путем, то грузовик никак не мог угрожать следам на ступеньках. Я пройду по дороге и принесу вам катушку пленки, как только дойду до машины. Следите, чтобы никто не испортил следы у ступенек.

II. В усадьбе

Парадная дверь усадьбы была открыта, и когда Хед подошел к ней с дороги, он увидел внутри констебля Уильямса, стоявшего на посту у места, где было найдено тело убитого – в трех-четырех шагах от дверного проема. Но войдя внутрь, Хед увидел, что тело передвинули: Уильямс охранял два четких отпечатка старых башмаков – тех самых, по следу которых шел Хед. На полированном паркете они были видны очень четко – как на фотографии. Таинственный Икс оставил и другие следы, но эти два отпечатка были самыми лучшими, и они остались как раз возле того места, где было обнаружено тело. Очевидно, суперинтендант Уодден решил сохранить их. Входя, Хед бросил на констебля вопросительный взгляд.

– Там, сэр, – сказал Уильямс, указывая на дверной проем по левую сторону холла. – Все там.

Хед велел ему отправить Джеффриза с еще одной катушкой пленки к сержанту у калитки, после чего проследовал в указанную комнату. Это была длинная комната с низким потолком и не менее чем тремя окнами, выходившими на фасад. Посреди комнаты стоял длинный и массивный стол из красного дерева. На нем все еще стояло девять пустых бутылок из-под шампанского, два графина (один пустой, а второй был на четверть наполнен виски), несколько пустых сифонов и дюжина стаканов и бокалов. На полу, между столом и окном, у двери лежала неподвижная фигура, покрытая простыней. Также в комнате было три живых человека: двое сидели, и один стоял. Когда Хед вошел, они взглянули на него.

Ближе всех к нему сидел суперинтендант Уодден. Он был слишком тучен, складки его шеи слоились над воротником туго застегнутого мундира, а резкий взгляд серых глаз из-под густых бровей придавал ему свирепый вид. Но внешность обманчива: он был самым добрым человеком из всех, когда-либо надевавших униформу. За ним сидел Беннет – врач, осматривавший тело и выглядевший довольно печально. В комнате было холодно, а захламленный стол создавал удручающее впечатление. Беннет уже заканчивал свою работу и хотел уйти.

– Хед, я ждал, пока вы не вернетесь, – сказал Уодден. – Джонс, – обернулся он к констеблю, – сходи и посмотри, есть ли здесь какой-нибудь обогреватель – в этой комнате холодно, как на северном полюсе. Понимаете, Хед, в мае я должен уйти на покой, и если к тому времени это дело не завершится, то я хочу, чтобы вы были в курсе всего. Итак, мы только что перенесли тело сюда, а что вы нашли снаружи?

– Некий человек взобрался на дерево и, видимо, упорхнул, – ответил Хед. – То есть нет следов того, как он спустился с него.

Уодден вынул из кармана наручники и протянул их инспектору:

– Арестуй его. Раз он не спускался, значит, он все еще на дереве.

– В том-то и проблема. Его там нет, – ответил инспектор Хед.

– Это ваше дело. Я слишком стар, чтобы лазить по деревьям.

– Уэллс на месте, он делает фотографии. А что у вас? Вижу, вы перенесли тело.

– Д-да, доктор закончил с ним. Мы решили, что сначала он был застрелен в дверном проеме, пуля прошла через плечо навылет, заодно отметив время убийства. Потом Картер упал на пол, стрелок вошел, встал перед ним, приложил пистолет к правому глазу жертвы и нажал на курок еще раз. Посмотрите, от глаза ничего не осталось.

Хед подошел к телу на полу и снял простынь с лица. Убитый был человеком средних лет с почти полностью поседевшими волосами. Глазница выглядела тошнотворно, так что Хед тут же вернул простыню на место и вновь обернулся к суперинтенданту. Как раз в это время вернулся Джонс с горящим керосиноввым обогревателем.

– Так-то лучше, – отреагировал Уодден. – Поставь его здесь, между мной и доктором. Хед, какие-то вопросы?

– Что вы имели в виду, говоря о том, что первый выстрел отметил время убийства?

– Пуля прошла навылет и попала в часы на каминной полке в дальней части холла – они остановились в две минуты пятого, – ответил Уодден. – То есть если они шли. Я никого не спрашивал, дожидаясь, когда вы вернетесь.

– Это говорит о применении автоматического пистолета, – заметил Хед. – Ударной силы револьвера на это бы не хватило.

– Мы проверим реестр оружия, – пообещал Уодден. – В Вестингборо не может быть много владельцев подобного оружия.

– Кто-то мог слышать выстрелы, – предположил Хед.

– Здесь четверо слуг и шофер, – заметил Уодден. – Джонс, приведи Арабеллу Канн. Хед, это она нашла тело.

Они подождали, пока констебль не привел к ним в комнату полную напуганную женщину средних лет. Уодден кивнул ей и жестом пригласил присесть на стул, выдвинутый Джонсом.

– Присаживайтесь, мисс Канн, – сказал он. – Обещаю, мы вас не съедим. Мы только хотим узнать обо всем, что вы можете рассказать насчет этого дела.

– Я всего лишь нашла хозяина, сэр, – неуверенно промямлила служанка. – И сразу же позвонила в полицию. Больше я ничего не знаю.

– О, да, конечно, – подбодрил ее Уодден. – Но вы даже не догадываетесь, что вы что-то знаете. Давайте немного вернемся – к вчерашней вечеринке. Что это было – светский ужин или попойка?

– У нас был ужин на шестерых, сэр: пятеро гостей и хозяин, сэр. То есть остальные подошли после половины одиннадцатого…

– Один момент. Сначала, кто эти пятеро?

– Сэр, здесь были мистер и миссис Квэйд, мистер Поллен и его молодая леди, мисс Хэрдер и молодой мистер Денхэм.

– Хорошо. Они пришли на ужин. А кто пришел после?

– Мисс Перри – она дает уроки танцев, и ее сестра, мисс Этель Перри. Мистер Фрэнк Мортимер привез их в своей машине.

– А потом отвез назад? – предположил Уодден.

– Не знаю, сэр, – покачала головой служанка. – Хозяин вызвал меня около полуночи, и, когда я принесла еще несколько сифонов с содовой, он сказал, что мы можем отправляться спать. Я спросила, потребуется ли ему Адамс (это наш шофер), и хозяин ответил, что нет – он также может отправляться спать. Хозяин сказал, что гости и сами управятся, так что в нас не было нужды.

– И вы все пятеро отправились спать?

– Насколько я знаю, сэр. Я знаю, что все мы поднялись к себе.

– На второй этаж?

– Нет, сэр, еще выше – на самый верх. Все мы спим там. Адамс был рад этому, ведь Минни (это его жена) стало плохо. Она поднялась около половины десятого.

– Насколько я понимаю, Минни – кухарка?

– Да, сэр.

– Теперь, мисс Канн, перейдем к часам на каминной полке в задней части холла. Они показывали точное время?

– Очень точное, сэр. Отклонялись не более, чем на минуту или две.

– Так было и вчера вечером?

– Они шли очень точно, сэр – я услышала сигнал по радио и посмотрела на них.

– Полагаю, вы заводите их каждый вечер?

– Нет, сэр. У них восьмидневный завод, и в прошлый раз я заводила их в субботу, а сегодня – только вторник.

– Как раз для нас, Хед, – взглянув на инспектора, заметил Уодден. – Картер получил первую пулю точно в две минуты пятого. Доктор, насколько это соответствует вашим наблюдениям?

– Я определил время смерти между половиной четвертого и половиной пятого, – ответил Беннет. – Я еще потребуюсь на расследовании?

– Нет. Я позвоню и сообщу вам время дознания. Сегодня.

– Тогда я покидаю вас, – доктор встал и вышел.

– Итак, мисс Канн, – задумчиво продолжил Уодден, – услы­шав выстрелы, вы ничего не предприняли? Мистер Картер был застрелен в четыре утра, а ваш звонок поступил только в пять сорок.

– Я не думала, что это были выстрелы, сэр, – пояснила служанка. – Понимаете, сэр, мистер Денем держит один из тех спортивных автомобилей, грохот которых напоминает выстрелы. Они раздались, когда он отъезжал – я встала и выглянула в окно. Я услышала смех у парадной двери и то, как хозяин сказал мистеру Денхэму (он называл его Денни), чтобы тот ни в кого не целился этой машиной. Так что когда я услы­шала еще два хлопка внизу, я решила, что мистер Денхэм за чем-нибудь вернулся, и не придала этому внимания.

– Полагаю, все остальные подумали о том же самом?

– Минни, то есть миссис Адамс, сказала, что да – она обратила на это еще меньше внимания, чем я. Остальные говорят, что ничего не слышали.

– Двумя этажами выше – не слышали. Ну, мисс Канн, как вы ладили с мистером Картером? Он был хорошим хозяином?

– Сэр, он никогда не беспокоил нас и вообще не обращал на нас никакого внимания, пока мы выполняли свою работу. То есть на меня он внимания не обращал.

– Ясно, – медленно и задумчиво сказал Хед. – Мисс Канн, а какое место в доме вы занимаете? Как вы представились, горничной?

– Старшей горничной, сэр. Хетти – младшая, а Филлис при­служивает за столом. Далее Минни, о ней я уже говорила, она – кухарка.

– Хед, у вас есть еще вопросы? – выпалил Уодден, когда наступила тишина.

– Пока нет. Возможно, они появятся на дознании, – ответил инспектор.

– Тогда, мисс Канн, мы больше не будем вас беспокоить, – сказал Уодден, – разве что попросим приготовить горячий кофе. И еще, можете позвать Филлис, то есть мисс Тейлор – я бы хотел поговорить с ней, если она придет сюда.

– Думаю, что кофе уже готов, сэр.

– Прекрасно! Тогда попросите мисс Тейлор заглянуть к нам – на пару слов.

Джонс проводил горничную, но тут же вернулся с другой служанкой. И Уодден, и Хед окинули ее оценивающим взглядом. Вместо униформы на ней была темно-серая блузка и черная юбка – обе отлично скроенные, да и обувь с чулками были выше всякой критики. На щеках остались следы от слез, а симпатичное и пикантное лицо было до того бледным, что этого не могли скрыть и румяна, впрочем, в то утро она красилась в спешке. Войдя и бросив взгляд на покрытую простыней фигуру, она пошатнулась и едва не упала, но Хед схватил ее за руку и усадил в кресло, на котором ранее сидела Арабелла. Уодден дал ей время перевести дух.

– Мисс Тейлор, насколько я полагаю? – наконец, спросил он.

Она молча кивнула и еще сильнее сжала носовой платок в руках. Уодден сочувственно кивнул.

– Полагаю, вчера вечером вы прислуживали, мисс Тейлор? – спросил он. – Мистеру Картеру и его гостям за столом?

– Д-да, – девушка снова кивнула и всхлипнула.

– Сколько времени вы служите здесь?

– Че… четыре месяца. С сентября.

– Вы знаете этот район, вы долго прожили в нем?

– Я… я приехала из Лондона, – дрожащим голосом ответила она.

– Вас нанял сам мистер Картер, так?

Девушка снова кивнула, не дав устного ответа.

– Какое жалование вам платил мистер Картер?

– Ш-шестьдесят фунтов в год, – служанка казалась удивленной такому вопросу, но ответила она быстро.

– Хм! Где вы служили до того, как поступить сюда?

– Нигде, – на лице девушки снова проступило удивленное выражение.

– То есть это было ваше первое рабочее место?

– Первое в услужении, – подтвердила она.

– Ясно. А чем вы занимались раньше?

– Я была… я пела в «Квадрариан» – в ревю.

– Мисс Тейлор, вы слышали выстрелы, которые убили мистера Картера в четыре утра? – внезапно спросил полицейский, склонившись над девушкой. Та лишь покачала головой:

– Я спала.

– У вас есть собственная комната?

– Да.

– Первая из комнат на чердаке, не так ли?

Девушка бросила испуганный взгляд, и стоявший у нее за спиной Хед беззвучно кивнул, одобряя хитрость своего начальника.

– Да, но на верхнем этаже, – ответила служанка.

– Во сколько вы легли спать? – спросил Уодден.

– Думаю, около часа ночи.

– В вашей комнате и в одиночестве?

– Да. Конечно, я была в своей комнате, и, конечно, я была одна.

– Мисс Тейлор, мои вопросы не подразумевают никакого «конечно». Все, что вы скажете здесь, останется в этих четырех стенах, но если я буду допрашивать вас на сегодняшнем дознании, то это будет совсем иначе. Я не обвиняю вас в какой-либо связи со смертью мистера Картера, но я хочу знать как можно больше – это поможет мне найти убийцу; и хотя мои вопросы могут вам казаться глупыми, у меня есть причина их задавать. Вы прекрасно знаете, что горничные, прислуживающие за столом, нигде в округе не получают по шестьдесят фунтов в год. Итак, продолжим. Вы видели мистера Картера так же часто, как и все остальные домашние, и даже чаще?

– Думаю, да.

– Когда вы в последний раз видели его живым?

– Около половины двенадцатого прошлой ночи.

– И после этого вы больше не видели и не слышали его?

– Я… нет, – перед тем, как дать отрицательный ответ, девушка замешкалась.

– О! Этого недостаточно. Во сколько он поднялся к вам в комнату, мисс Тейлор? Не лгите, я все равно узнаю. Во сколько это было?

– Он… он постучал ко мне в дверь, когда все разошлись, – тихо ответила девушка, потупив глаза.

– И вы встали и впустили его?

– Нет! – служанка взглянула на полицейского. – Я велела ему идти к черту!

– Судя по всему, он… хотя, неважно. И часто он поднимался к вам после того, как все уходили на боковую?

– В последнее время – нет, – ответила Филлис, снова уткнувшись взглядом в пол.

– Вы впервые не позволили ему войти?

Девушка попыталась поднять глаза, но неудачно.

– Да, – прошептала она. – И теперь… ну, он же мертв! Он мертв!

Ей пришлось взять себя в руки – вошла Арабелла с тремя чашками кофе на подносе. Полицейские взяли их – каждый по чашке, и к тому времени, когда Уодден отпил кофе и отложил чашку, Филлис пришла в себя.

– Почему этой ночью вы не впустили его? – спокойно допытывался Уодден.

– Он крутил муры с этой мисс Перри, с этой распрекрасной Этель. Войдя, я застала их. После этого я не хотела, чтобы он приходил ко мне.

– Хорошенькое дело, хорошенькое дело! – громко пробормотал Уодден. – Мисс Тейлор, теперь я хочу знать, известна ли вам любая причина, по которой мистер Картер спустился к парадной двери в четыре утра? Конечно, кто-то мог позвонить в дверь или кинуть камушек в его окно, но не знаете ли вы, из-за чего (или из-за кого) он спустился?

– Да, знаю, – ответила девушка. Теперь она говорила с большей готовностью. – Вчера днем он был в гостиной, а я принесла ему чай, и тут зазвонил телефон. Я слышала, как он ответил: «Да, в четыре часа. Я спущусь сам, раз такая секретность». Я точно помню – он сказал, что сам спустится.

– В четыре часа утра?

– Нет, просто в четыре часа. Я думала, что он собирается в Вестингборо к четырем часам следующего дня – я и не думала об этом, пока вы не спросили, почему он вышел к двери. Конечно, это оно! Он имел в виду, что спустится в четыре утра – к собственному убийству.

– Он не знал, что все так окончится, – вставил Уодден. – Слышали ли вы голос в трубке – каков он был?

– Неразборчив. Просто шум.

– Был ли он пискляв или же грохотал?

– Неразборчив. И не пискляв, и не грохотал. Обычный гул, по которому не сказать, кто говорил в трубку, даже не понять, мужчина это или женщина.

– А в какое время раздался звонок?

– Эдди, то есть мистер Картер, пил чай всегда в половине пятого, а телефон зазвонил сразу после того, как я принесла чай.

– Сразу же? То есть, вы не ворковали перед тем, как раздался звонок?

– За последние два месяца мы не так-то часто «ворковали», – угрюмо ответила девушка. – Я настроилась уйти, если ничего не изменится, и практически потеряла надежду.

– Вы хорошо ладите с другими слугами? – спросил Уодден.

– Нет! Я ненавижу большинство из них.

– Итак, мисс Тейлор, вы предоставили нам важную информацию, и свидетельство о телефонном звонке всплывет на дознании, но сейчас я не вижу нужды раскрывать вашу связь с покойным. Большое спасибо, более я вас не задерживаю. Хед, как вы думаете, мы сможем узнать еще что-нибудь о телефонном звонке?

– Я посмотрю, что еще можно предпринять, – заверил его инспектор.

– Ах! – широко зевнул Уодден. – Конечно, все мы знали, кем он был, но это ничего не меняет – произошло мерзкое убийство. Ну, теперь следует увидеть остальных слуг: младшую горничную Хетти Фрейзер и Адамса с его женой Минни. Хотя я не думаю, что от них мы узнаем что-нибудь новое. Затем мы сможем перейти к вашей грани этой истории – к тому парню, что влез на дерево и упорхнул оттуда. Джонс, направь к нам этого шофера, а малышке Арабелле скажи, что ее кофе так хорош, что я бы хотел добавки, если ей не сложно ее организовать.

Когда констебль вышел, суперинтендант взглянул на Хеда.

– Хед, я нутром чувствую – вы не доберетесь до конца этого дела ни сегодня, ни завтра. Чтобы не попасть впросак, вам придется задействовать всю свою смекалку. Иначе окажетесь как кот, застрявший на дереве.

– Утром я уже был на одном, – печально ответил Хед. – Только посмотрите на мой костюм!

III. След смыт

IV. Покойный мистер Эдвард Картер

Отправляясь на задание, Хед включил дворники – утренний монотонный дождь превратился в холодную морось. Теперь он был в двухместной легковушке, а не в той большой машине, на которой они с Уодденом ездили в усадьбу Вестингборо. Так что сейчас он сам сидел за рулем машины, которой он пользовался для того, чтобы ездить в деревенские участки полиции. Сначала он отправился в заведение Квэйда – оно находилось дальше всего от усадьбы.

Выйдя из машины, он увидел четверых конюхов, выгуливавших лошадей во дворе. Также он увидел самого Квэйда – тот прекратил присматривать за конюхами, когда Хед приблизился к нему. В памяти инспектора всплыло, как Борроу описывал молодого человека. Хед кивнул в знак приветствия – Квэйд был человеком панибратского толка, и ему хорошо подходило подобное приветствие.

– Доброе утро, инспектор. Хотите проверить, превышают ли мои клячи ограничение скорости?

– Доброе утро, мистер Квэйд. Нет, я прибыл, чтобы пригласить вас на дознание насчет смерти мистера Картера. Оно пройдет в усадьбе Вестингборо и начнется в три часа дня. Мистер Картер был застрелен – в четыре утра.

– Пресвятые небеса! Инспектор, вы шутите!

Будь у инспектора какие-либо подозрения против Квэйда, они бы развеялись от того, как тот воспринял известия. Но у Хеда не было подозрений.

– Вовсе нет, – ответил он. – Картер был убит.

– В четыре часа? А мы только в три покинули его. То есть около трех. Я имел в виду нас с женой.

– Знаю. Поэтому нам и потребуется ваше свидетельство. Я ничего не знаю о ваших планах, но и вы, и миссис Квэйд обязаны присутствовать. Должен ли я увидеться с ней и сказать это ей лично, или я могу переложить это на вас?

– Я… О, переложите это на меня! Я передам ей. В три часа, в усадьбе. Но кто… кто это был? Вы задержали его?

Инспектор покачал головой.

– Вы сможете услышать об этом на дознании, – уклончиво ответил он. – Вы ушли из усадьбы в три часа или около того. Вы были последним из присутствовавших на вечеринке?

– Нет. Многие из нас ушли вместе – сперва я с женой, а за нами и остальные. Во всяком случае, мне так показалось. Я знаю, что следом за мной по Мэггс-лейн следовал Хью Денхэм.

– Один, в собственной машине?

– Да. Складной верх его автомобиля остался нераскрытым, и ему пришлось стряхивать снег с водительского сиденья – когда мы приехали на ужин, снег еще не шел.

– И никто и не подумал посмотреть, не идет ли снег, – предположил Хед.

– Ну, инспектор, говоря по правде, знай я, как все пройдет, я бы не стал брать с собой жену. Не то, чтобы ей было не весело, но… раз уж вы сказали, что он мертв, то мне лучше не говорить ничего лишнего. Я не думаю…

– С другой стороны, – мягко заверил его Хед, – чем больше вы скажете, тем больше поможете нам. Мы должны найти убийцу.

– Да, понимаю. Ну, я встречал его только на охоте, и на лошади он сидел, как тюфяк на бочонке, если так можно говорить о покойном. На прошлой неделе он пригласил меня и мою жену, сказав, что у него будет и Хью Денхэм. Это заставило нас принять приглашение. Я подумал, что Денхэм… ну, знаете, что-то вроде гарантии. Миссис Квэйд подумала так же. Это был хороший ужин, шампанское текло ручьем, но все было в порядке. Думаю, Фред Поллен набрался как раз в меру, а мисс Хэрдер отпустила несколько слов, которые я не хотел бы услышать от жены, но в целом все прошло нормально. Затем, после ужина, мистер Мортимер… вы же знаете его?

– Я его видел. Но никогда не говорил с ним.

– Ну, он пришел с девушками Перри. Картер велел принести еще один ящик шампанского (еще один ящик!) и сказал что-то насчет того, чтобы прокутить всю ночь. К этому времени я был… ну, то, что вы могли бы назвать «немного навеселе», но миссис Квэйд и мистер Денхэм были в полном порядке. Я хотел уйти около полуночи, но не смог отыскать Картера. Он куда-то ушел с молодой мисс Перри, а когда они вернулись, она выглядела немного растрепанной. К этому времени я и позабыл, что хотел. Кто-то запустил граммофон – из тех, что сами меняют пластинки, и мы принялись танцевать в холле – знаете, там паркет, и они свернули и убрали ковер. До трех никто из нас не уходил. Но все внезапно окончилось – думаю, Картер захотел спровадить нас.

– Вы слышали, чтобы он говорил о какой-либо встрече утром? Не важно, в какое именно время? – спросил Хед.

– Нет, – покачал головой Квэйд. – После ужина я практически не говорил с ним, разве только попрощался в самом конце. Он был так занят Этель Перри, что ему было не до нас.

– Это была хорошая парочка? – предположил Хед.

– Практически то, что янки называют «обжиманиями», – ответил Квэйд. – Картер приударил за Этель Перри, уведя ее от остальных гостей, и я видел, как мисс Хэрдер села на колени к молодому Поллену, а Мортимер и вторая мисс Перри опробовали несколько па танца, который вам не увидеть на сцене. Честно сказать, когда мы вернулись домой, у меня волосы на голове встали дыбом.

– Полагаю, миссис Квэйд все это не развлекло? – сочувственно вставил Хед. – То есть она все это не одобрила?

– Вы хорошо сформулировали! – согласился с ним Квэйд.

– И все вы покинули дом около трех?

– Насколько я могу судить, где-то около того. Как я уже говорил, Денхэм ехал за нами в своем Бугатти – когда он его завел, тот загрохотал, как пулемет. Мортимер уже был в пальто, девушки Перри надевали свои пелерины, и когда мы отъезжали, я видел Поллена с мисс Хэрдер в его машине. Это было около трех часов.

– Ах! Мистер Квэйд, спасибо, что рассказали все это. Не забывайте: в три часа, в усадьбе. А теперь мне пора идти.

Инспектор вернулся в Вестингборо и остановился у делового квартала на углу Маркет-стрит и Лондон-роуд. На первом этаже здания он разыскал дверь с латунной табличкой, гласившей, что данный офис занимает «Хью Денхэм, член Королевского института британских архитекторов». Худощавый престарелый клерк уточнил имя инспектора и в ответ на просьбу увидеться с мистером Денхэмом провел его в хорошо обставленную приемную.

Когда Хед вошел, высокий и стройный человек, которому было немного за тридцать, отвлекся от чертежной доски и вопросительно взглянул на прибывшего.

– Инспектор, я что-то натворил? Чем я могу помочь? Присядете? – он указал на стул.

Хед не обратил внимания на его приглашение.

– Мистер Денхэм, я хочу, чтобы вы рассказали, что не так с выхлопной трубой вашего Бугатти.

– А! Сорок шиллингов штрафа за неправильно установленный глушитель выхлопа? Если надо, значит надо. Но заверяю вас, что с завтрашнего дня все будет в порядке. Я пролил немного воды на выпускной коллектор, когда тот был раскален докрасна, вот он и треснул, но этим утром сам Парнхэм сказал мне, что заказал новый коллектор, и завтра он установит его. Посему я сдаюсь на милость суда. Присядьте и возьмите сигаретку.

Денхэм раскрыл портсигар. Хед взял сигарету и сел. Денхэм прислонился к стойке с чертежной доской и закурил сам.

– А вы тем временем грохочете, словно стреляете из пистолета, – заметил Хед, приняв задумчивый вид.

– Виноват и признаю, что это – правонарушение. Но я же должен пользоваться машиной, – улыбнулся Денхэм. – Неужели это непростительно?

– Если бы не этот шум, мы могли бы быть ближе к поимке того человека, который в четыре утра убил мистера Картера.

– Что? – Денхэм уронил сигарету и едва не подпрыгнул.

– Слуги услышали выстрел, но приняли его за шум вашей машины, – невозмутимо продолжал Хед. – Поэтому они не предприняли никаких действий и не пытались узнать, кто стрелял.

– Вы имеете в виду, что Картер мертв? – ахнул Денхэм.

– Совершенно мертв, – заверил его Хед. – Застрелен в четыре утра.

– Но… но я же прошлой ночью был в усадьбе! И не покидал ее вплоть до раннего утра. Я… инспектор, вы же пришли сюда не потому, что думаете, будто я… – он испуганно замолк, глядя на сидевшего перед ним человека.

– Будь это так, – ответил Хед, – я бы пришел сюда не один, а на вас сейчас были бы наручники. Но нет. Вы покинули усадьбу около трех часов, а Картер был убит в четыре – пока не волнуйтесь об этом. Сначала уехали мистер и миссис Квэйд, а вы последовали за ними. В вашей машине были только вы?

– Да, если не считать кучи снега. Уходя в усадьбу, я оставил верх машины раскрытым. Так что для того, чтобы потом сесть в нее, мне пришлось выбросить из нее часть снега.

– И вы установили крышу?

– Нет. К тому времени снег больше не шел. Так что автомобиль был с открытым верхом. Этим утром я отвез его к Парнхэму – для установки нового коллектора, и заодно велел почистить и высушить машину. Мне пришлось сидеть на своем сложенном пальто.

– Вы знаете о калитке-вертушке в стене на Мэггс-лейн? Напротив дорожки к мосту через Айдлборн?

– Да. В чем дело?

– Проезжая мимо этой калитки, вы кого-нибудь или что-нибудь видели?

– Никого и ничего. Вообще. А что?

– Вы там хоть притормозили?

– Нет, – покачал головой Денхэм. – Я двигался за автомобилем Квэйда, а за мной шел еще один – полагаю, Поллена. Все мы выехали в одно и то же время. Но ведь Картер был убит…

– Вы узнаете обо всем на дознании. Оно пройдет в усадьбе сегодня – в три часа дня, – прервал его Хед. – Я здесь для того, чтобы известить вас о необходимости присутствовать на дознании. Вчерашняя вечеринка, какого она была рода?

Денхэм замешкал. Затем он взглянул опрашивающему его инспектору прямо в глаза и покачал головой.

– Я не хотел туда идти. Не знаю, известно ли вам, что Картер нанял меня как архитектора для постройки нового крыла госпиталя Вестингборо. Он сделал все возможное, чтобы я принял его приглашение. С тех пор как он поселился в усадьбе, он пытается наладить контакт с жителями Вестингборо. Но одна только эта вечеринка показывает: у него это не выйдет, даже если он потратит на попытки тысячу лет.

– На что она была похожа? – с интересом спросил Хед.

– Он настоящий повеса! Но вы только что сказали, что он мертв. Значит, я не должен так о нем отзываться.

– Мистер Денхэм, я хочу, чтобы вы рассказали как можно больше – так вы поможете нам найти убийцу.

– И вы не представляете, кто бы это мог быть?

Хед ответил не сразу. Но он был совершенно уверен в невиновности собеседника. И все, что тот хочет услышать, все равно будет сказано на дознании. А если он скажет это сейчас, то возможно, что Денхэм чем-то поможет.

– Думаю, – наконец, ответил он, – что это был молодой человек с ростом в пять футов и от восьми до десяти дюймов (понимаете, не настолько высокий, как вы), он шел по Маркет-стрит вскоре после того, как вы покинули усадьбу. Одет он был как для верховой езды, а в руках нес пару башмаков и веревку. Полагаю, что он шел отсюда к перекрестку Маркет-стрит и Мэггс-лейн.

Денхэм молчал, смотря в пол.

– Почему отсюда? – наконец, спросил он.

– Я имел в виду, что он шел по Маркет-стрит, – ответил Хед. – Я не хотел сказать, что он шел именно из вашего офиса, это с тем же успехом мог быть и гараж Парнхэма, или отель герцога Йоркского. Около половины четвертого или чуть позже он прошел по Маркет-стрит, направляясь к усадьбе.

Денхэм отвернулся и уставился в окно. Еще несколько секунд он что-то в нем высматривал. Хед подметил, что его манеры полностью изменились. Внезапно он обернулся к своему гостю.

– Инспектор, что я могу рассказать вам?

– Видели ли вы этого молодого человека или кого-либо еще, возвращаясь из усадьбы? – спокойно спросил Хед.

– По дороге я не видел ни души, если не считать полицейского на Маркет-стрит и чету Квэйдов в машине, ехавшей передо мной, – чистосердечно ответил Денхэм.

Хед задумался над ответом. Очевидно, что он был правдивым, но в то же время инспектору казалось, что Денхэм чего-то недоговаривает. В то же время он чувствовал: дальнейшие расспросы лишь насторожат Денхэма. Вопросы можно задать и на дознании – там Денхэм будет под присягой, а он был человеком того типа, что серьезно относится к обету говорить правду и только правду.

– Значит, вы невысокого мнения о прошедшей вечеринке?

– Вполне! Квэйд нализался, – теперь Денхэм говорил с легкостью, – а бедняжка миссис Квэйд практически обратилась ко мне за защитой. Конечно, не от ее мужа, а от общего буйства. И все эти амуры! Поллен и Бетти Хэрдер в открытую обжимались, а этот Мортимер и Лилиан Перри – танцевали на паркете в холле, и, думаю, это было мне уроком за то, что я принял приглашение. Если хотите, считайте меня снобом. Я не имею ничего против веселья, но все происходившее напоминало мне дурной ночной клуб в худшем смысле – безнравственном смысле, если вы понимаете, о чем я.

– О, понимаю. Как и то, что вы превышаете скорость, водя Бугатти, а в новогоднюю ночь надели пижаму на статую с площади. Довольно живой сноб. Вы сказали, что по пути домой следом за вами ехал Поллен?

– До конца Мэггс-лейн. Там он свернул налево, а я – направо, следуя за Квэйдом по Маркет-стрит. Как вы знаете, на ней живут Квэйды, а Хэрдеры – по соседству с ними.

– Да, я знаю, – Хед поднялся на ноги. – Пойду, извещу его о дознании. Мистер Денхэм, в три часа, в усадьбе. Можете считать это официальным уведомлением о необходимости присутствовать.

– Я приду, – пообещал Денхэм. – Но это так трудно постичь. Совсем только что я оставил его…

По дороге к дому Поллена (тот жил на окраине) Хед размышлял над последним разговором. Денхэм о чем-то недоговаривал. Хед был уверен: в описании молодого человека Денхэм кого-то узнал, но хотел оставить свое знание при себе. Возможно, на дознании удастся заставить его что-то рассказать.

Хед был уверен: порядочный и энергичный молодой человек, всеобщий любимец поселка, с хорошими связями и достойной профессией не был ни убийцей, ни соучастником. Перебирая в уме всех, с кем Денхэм мог быть знаком, инспектор не мог подобрать никого, подходившего на роль молодого человека в жокейском костюме, несшего что-то в руках в половине четвертого утра. В Вестингборо было не так уж много молодых людей подобного типажа, которых к тому же что-то могло связывать с Хью Денхэмом. Но то, как изменились манеры последнего, указывало – он что-то знает…

Хед затормозил у ворот Полленов и пошел по тропинке к претенциозно выглядевшему дому с лепным портиком. Все это относит его обитателей к тем, кто не возражает ассоциироваться с такими, как Картер, размышлял инспектор. Вероятно, молодой Поллен был рад приглашению на вечеринку, и очевидно, что она ему понравилась.

– Да, мистер Фред в своей студии, – проинформировала Хеда служанка в униформе. Она отступила в сторону, пропуская его в дом. – Если вы подождете, я сообщу ему.

Инспектор ждал среди коллекции безделушек, которыми мать Фреда заполнила крохотный холл. Сам Фред был сыном подрядчика, сколотившего состояние на строительстве лачуг для рабочего класса. Теперь Фред учился на юриста, но ужасно медленно, занимаясь этим уже более четырех лет.

Спустя некоторое время Хед проследовал за служанкой в студию. Фред Поллен стоял в халате перед камином. На столе была пустая чашка в тарелке, а Фред хоть и умылся, но не побрился и не причесался. Выглядит он совсем неважно, заключил Хед.

– Доброе утро, инспектор. Присаживайтесь, если хотите. Что случилось?

– Так вы не слышали, что произошло этим утром? – спросил Хед.

– Я только что проснулся, – ответил Фред. – Проявите милосердие. У меня была трудная ночь, я так вымотался…

– Я лишь хочу известить вас о необходимости посетить дознание по делу мистера Эдварда Картера – оно начнется сегодня, в три часа дня, в усадьбе.

Фред проковылял к креслу у камина и плюхнулся в него.

– Мертв? – выдохнул он. – Картер мертв?

– Мертв, – подтвердил Хед, неподвижно застыв у стола.

– Но… но он был жив, когда я уходил от него, а это было всего три часа назад!

– А теперь он мертв, – настоял Хед. – Мистер Поллен, я хочу знать о том времени, когда вы уезжали из усадьбы – кто ехал в машине, за которой следовали вы?

– В машине… дайте подумать. Тот конюх… хотя, нет. Он и его чопорная женушка выехали первыми. А, знаю, это был открытый автомобиль! Денхэм в своем Бугатти. Но вы сказали, что Картер мертв?

– Вы держались близко к Бугатти? – Хед вернулся к своей теме.

– Я бы сказал, что да! Бетти, то есть мисс Хэрдер, она умоляла меня притормозить, так как боялась, что я врежусь в него. В том переулке не разъехаться. Я ехал прямо за ним до самого угла. Но что насчет Картера, как он?..

– А за вами следовала какая-либо машина? – перебил его Хед.

– Так, дайте подумать! Да, машина Фрэнка Мортимера с девушками Перри – мисс Перри и ее младшей сестрой. Но что с Картером? Инспектор, к чему все это? Я никак не могу понять.

– Поймете на дознании, в три часа дня. Имейте в виду, вы обязаны присутствовать. Вы уверены, что Мортимер следовал за вами, пока вы ехали по переулку?

– Уверен! Мое заднее окно не занавешено, и его фары постоянно попадали мне на ветровое стекло – до самого угла. Мы двигались вереницей. Но…

– Мистер Поллен, спасибо, это все. Не забудьте: сегодня вы обязаны присутствовать на дознании. Доброго утра.

Инспектор покинул ошарашенного юношу, сидевшего в кресле с раскрытым ртом. Хед вышел из дома, чувствуя гнев и отвращение. Фред Поллен был никчемным транжирой, проедавшим деньги отца, пока старик не умер. Затем то ли с помощью Бетти Хэрдер, то ли без нее, то ли с кем-то еще из невостребованных невест Вестингборо Фред продолжал растрачивать запасы Полленов.

Открывая дверь автомобиля, Хед задумался над своим следующим ходом. В конце концов он решил, что не хочет ехать к Бетти Хэрдер: она была так же бестолкова, как и Фред Поллен; и если Уодден полагает, что она нужна на дознании, то у него хватит времени, чтобы известить ее обычным способом. То же относится и к сестрам Перри, хотя Хед и сам может заглянуть к ним после того, как опросит мистера Фрэнка Мортимера.

Инспектор тщательно спланировал серию визитов; и от Квэйда, Денхэма и даже немного от Поллена он получил общее представление о вечеринке, а также о том, как гости уезжали из усадьбы. Денхэм подтвердил показания Квэйда о последовательности, в которой гости покидали усадьбу, а из слов Поллена было видно, что у Денхэма не было возможности сделать остановку возле калитки-вертушки. Мортимер уехал последним, видимо, с сестрами Перри.

Кроме того, свидетельства Квэйда, Денхэма и Поллена было легко проверить. Хед в какой-то степени знал всех их, Денхэма меньше всех, так как он принадлежал к иным, более высоким кругам, в то время как к двум остальным можно было подойти практически на равных, если учитывать, какое положение в Вестингборо занимал Хед. Инспектор расследовал дело Форреста,[4] которое здесь еще помнили, так что в глазах местного населения Хед был не просто полицейским – его уважали, что ставило его на один уровень с тренером скаковых лошадей, и гораздо выше непутевого сына подрядчика.

Теперь инспектор возвращался в Вестингборо, чтобы опро­сить Фрэнка Мортимера, от которого он намеревался узнать больше, чем от прочих. Этот человек наверняка сможет рассказать о прежней жизни Картера, тогда как трое уже опрошенных знали о ней не больше, чем сам Хед. Инспектор был уверен: он должен обратиться к этой прежней жизни, чтобы найти того, кто застрелил Картера в предрассветные часы.

V. Эдди Энсор

Сворачивая вправо с Маркет-стрит (главной дороги Вестингборо), начинается Лондон-роуд, которая спустя треть мили пересекает реку Айдлборн – городской поселок в этом месте становится деревенским. И на «городской» стороне от моста находится белокаменный дом, окруженный полуакром садов, спускающихся к берегу реки. У этого дома два фасада и окна-эркера; между ним и дорогой растет могучий древний кедр, а в саду есть и другие деревья, в частности, плакучий ясень, ветви которого свисают до земли и летом образовывают что-то вроде беседки. Дом и сад выглядели аккуратно и ухоженно – вполне подобающе для резиденции сибарита со вкусом.

Ночной снег растаял, и к прибытию инспектора Хеда его остатки смыло утренним дождем. Полицейский вышел из машины и прошел к парадной двери «Керкмэнхерста» – согласно латунной табличке на воротах, дом назывался именно так. Инспектор позвонил в дверь. Вышла угрюмая женщина, сообщившая инспектору, что мистер Мортимер не только дома, но и ждет его визита. Она провела Хеда в комнату, две трети стен которой занимали фотографии с автографами. По-видимому, на них изображались разнообразные актеры театров и мюзик-холлов. Ирвинг, Дан Лено, Маргарет Купер и Сикевалли были легко узнаваемы; Хед прошел к весело пылающему камину и остановился, задумавшись, сколько же фотографий составляют эту коллекцию. Тут дверь раскрылась, и в комнату вошел низенький толстяк в черной визитке и брюках в полоску. Монокль на широкой черной ленте свисал ему на живот. Его яркие глазки-бусинки пристально взирали на Хеда с невыразительно-бледного лица. Толстяк на мгновение задержался в дверях, проформы ради отвешивая инспектору поклон.

Затем он вошел в комнату.

– Доброе утро, доброе утро. Полагаю, вы пришли увидеться со мной. Не присядете?

– Спасибо, – Хед уселся в кресло у камина. – Мистер Мортимер, я пришел сообщить вам, что вы должны присутствовать на дознании по делу мистера Эдварда Картера, который был убит сегодня – в четыре часа утра, всего лишь через час после того, как вы покинули его.

– Ах, обо всем этом я уже знаю. Думаю, от молочника. Мистер Хед, возьмете сигару или сигарету?

– Нет, спасибо. Вы не против ответить на несколько вопросов?

– Ничуть, ничуть. Всегда рад услужить, если только могу. Так вы сказали – убийство. Не является ли это… так сказать, скоропалительной версией?

– Возможно, – согласился Хед, – ведь у нас все еще нет вердикта. Но факты вполне убедительны.

– Ну-ну! В самом расцвете сил… – он произнес это пародийно-напыщенно, после чего выдвинул стул и немедленно сел перед камином так, чтобы Хед оказался по правую руку от него. – И о чем вы бы хотели расспросить меня, мистер Хед?

– Для начала мне кажется, что вы должны быть одним из трех человек, которые последними видели мистера Картера живым. Конечно, не считая того, кто застрелил его.

– Но я могу быть и тем, кто застрелил его, – делая это удивительное заявление, Мортимер впился в собеседника своими глазками-бусинками. При этом он казался очень серьезным.

– Это возможно, – согласился Хед, – но я считаю это маловероятным.

– Да-да, я придерживаюсь того же мнения, – заметил Мортимер, переведя глаза на пламя в камине. – Мне выпала честь сопровождать двух леди, и они наверняка возражали бы против подобного развития событий. Так что с тех пор, как я усадил дам в машину и вернулся на порог, чтобы пожать руку мистеру Картеру (то есть покойному мистеру Картеру), полагаю, я стал последним, кто видел его живым. Конечно, за исключением того, кто застрелил его.

– Значит, к этому времени вся остальная компания уже разошлась?

– Скорее, расходилась. Мы сыграли в «паровозик» на выездной дороге и в переулке, затем Поллен свернул вправо, тогда как все остальные поехали через поселок. Мистер Хед, мой ответ удовлетворил вас? Я очень хочу быть полезен.

– Спасибо, ваш ответ вполне удовлетворил меня. Вы видели, как мистер Картер закрыл дверь перед тем, как вы уехали?

– Нет. Он стоял на пороге, ожидая, когда мы уедем. Совсем один. Около полуночи я слышал, как он сказал слугам, что они могут идти спать, так что он там остался совсем один.

– С вами в машине были мисс Перри и ее сестра?

– Да, Лилиан и Этель. Очаровательные девушки – очень очаровательные.

– И все четыре машины проехали по переулку – одна за одной?

– Да, вереницей. «Паровозиком», как я уже сказал.

– Все вы ехали с одной и той же скоростью?

– Да, полагаю, около двадцати миль в час. То есть как только мы выехали из ворот усадьбы и до угла. В этот час можно не опасаться, что на дороге будет кто-то еще.

– Мистер Мортимер, хорошие ли у вас фары?

– На редкость! Я мог видеть затылок Квэйда – через заднее окно его автомобиля. А он ехал первым. У него маленький салон, как вы, вероятно, знаете.

– Вы видели затылок Квэйда, хотя между вами было еще две машины? – удивился Хед.

– Переулок идет под уклон, – пояснил Мортимер. – У Поллена низкая машина, а перед ним ехал кабриолет. И мои фары светили очень хорошо.

– Должно быть. Вы видели кого-нибудь еще на дороге? Или на обочине – пешехода, велосипедиста или кого угодно?

– Никого. Всю дорогу – никого. Я высадил Лилиан и Этель, то есть, как вы поняли, сестер Перри у их двери на Треерн-роуд и отправился сюда, поставил машину в гараж, и, выпив виски с содовой, пошел спать. Кстати, я могу предложить вам виски с содовой?

– Нет, спасибо, – ответил инспектор. В трех предыдущих беседах он чувствовал, что понимает, когда за словами его собеседников крылось что-то недосказанное. Но с этим невозмутимым низеньким человеком все было иначе: говорит ли Мортимер честно или же уклоняется от прямого ответа?

– Никогда не пьете на службе, так?

– Вчера вечером вы не слышали, чтобы Картер упомянул о каких-либо планах на утро? – спросил Хед, проигнорировав вопрос о том, почему он отказывается выпить.

– Молодой человек… то есть, прошу прощения, мистер Хед. Честно говоря, это была совсем не та встреча, на которой кто-либо мог о чем-то упомянуть. Мы развлекались вовсю. И Эдди, то есть Картер, был очень занят с дамами, в частности, с одной из них. Должен признаться, что сам я был очень занят с другой.

– Значит вы ничего не слышали о том, что у него было запланировано на это утро?

– Заверяю, совсем ничего. Совсем ничего.

– Мистер Мортимер, кем и чем был Эдвард Картер? Понимаете, мы не интересуемся людьми его положения, пока у нас нет на то причин. Как я понимаю, он был как-то связан с театром, но кем он был и чем занимался?

Мортимер мрачно уставился в камин.

– Будь он все еще жив, я бы отказался отвечать на этот вопрос, – наконец, ответил он. – Это противоречило бы его желаниям. Но я понял вашу мысль: его былая карьера может таить в себе ключ к личности его убийцы, так что можете выслушать все, о чем я только смогу рассказать. Эдвард Энсор Картер (таково его полное имя) был Эдди Энсором.

– Я не в курсе, – признался Хед. – Кто такой Эдди Энсор?

– Черт! Вы не знаете этого?

– Может, я и слышал это имя, но оно мне ни о чем не говорит.

Поразившись такому невежеству, толстячок глубоко вздохнул и снова уставился в камин.

– Некоторые говорят, что Чарльз Кокрейн является величайшим шоуменом и продюсером, которого только знает мир, – сказал он немного спустя. – Возможно, они правы, но Эдди Энсор был недалеко от него, пока не решил бросить все это и стать сельским джентльменом. Бросить все, отвернуться прочь и полностью отмежеваться от былой жизни. Эдди Энсор, да. Он начинал как простой театральный агент, подыскивая работу для девушек из хора, и вдруг однажды он вложил все свои деньги в сценарий «Зеленой мыши». Он поставил ее, выступив продюсером. Как вы можете знать, пьесу показывали два года, и он сделал на ней шестьдесят тысяч фунтов – чистыми деньгами, не считая того, что ему пришлось занять. Вот с чего он начинал на самом деле.

– Когда это было? – спросил Хед.

– Девять… одиннадцать лет. Девять лет назад «Зеленую мышь» перестали ставить в Уэст-Энде, но театральное турне продолжилось в других местах. Ах, если у кого и был талант, то это у Эдди!

– А затем?

– Затем? Успех за успехом. Я слышал, как он говорил, что у него провалились всего две пьесы. И он находил людей. Он нашел комика Гарри Кварца и превратил его в звезду. В третьесортном цирке он раскопал то удивительное трио: Ниту, Квиту и Питера, – и привел их к успеху. В Вене он нашел Зелу Патриски, самую блестящую актрису из когда-либо выступавших на английской сцене – она свела с ума половину Лондона. Он находил… Черт! Эдди был чудесен. И тот фарс, «Храпящая свинья» – он стал для него еще одной золотой жилой. Он купил «Квадрариан», и обанкротившийся мюзик-холл стал самой популярной эстрадой города, и как же он подобрал людей! Когда Эдди Энсор собирал труппу, получалось не просто представление – это просто космос. Как у него был наметан глаз!

– Но он завел и врагов, – после паузы предположил Хед.

– По этой части приходится быть жестким. Тут ничего не поделаешь. Прояви слабость – и пропадешь. Могу сказать, что в общем Эдди был добр к девушкам, если те ему нравились, хотя и тут могли быть исключения. Он не был святым, иначе он не добился бы того, чего добился, но если у него и была слабость, то она неизменно была молодой и хорошенькой.

– Вы можете вспомнить каких-либо особенных врагов? – спросил Хед, проигнорировав все панегирики покойному.

Глядя в камин, Мортимер покачал головой:

– Я также подумал об этом, но не могу никого припом­нить. То есть никого кто мог бы пойти на убийство. А ведь я очень хорошо знал его.

– Вы упомянули, что он купил «Квадрариан»?

– И поддерживал его, доведя дела до отличного состояния. Сохранив интерес к делу – теперь это «Квадрариан ЛТД». Это единственное заведение, к которому он сохранил интерес после того, как отошел от дел.

– А что заставило его отойти? – поинтересовался Хед.

– Ах! Я хорошо его знал. Это было года три назад, может, чуть больше. Я был у него в кабинете «Квадрариана», и он сказал мне: «Фрэнк, старина, я уже достаточно заработал. Мне всегда нравились лошади, и я собираюсь порвать с былой жизнью, превратившись в деревенского джентльмена, пока я еще достаточно молод для того, чтобы следовать за сворой гончих и сводить с ума девушек». Это было совершенно неожиданно – насколько я знаю, я был первым, при ком он упомянул свои планы. Я знал, что усадьба выставлена на продажу, и что здесь хорошее место для охоты, но сам я не езжу верхом, вот я и сказал ему, что лучшего варианта ему не подобрать. В течение месяца он купил усадьбу и четырех гунтеров.[5] Невил потом купил одного из них – а тот убил его первую жену. Рассказав о сделке на дознании после ее гибели, он испортил шансы Картера попасть в элиту Вестингборо. Картер не предупредил его о нраве лошади. Кстати, Невил не из тех, кто может застрелить, кроме того, он снова женился и, насколько я понимаю, стал счастливее, чем когда-либо. Но Картер прибыл сюда, чтобы осесть в деревне, избавившись от репутации Эдди Энсора. Не то, чтобы он делал из этого большой секрет, но он не хотел, чтобы в Вестингборо знали его в таком свете, и, насколько мне известно, об этом они и не узнали. Вы не знали.

– Поскольку до сих пор у меня не было причин наводить справки, – указал Хед.

– Возможно, их у вас нет и сейчас, – предположил Мортимер. – Я знаю лишь о том, что Картер был застрелен после того, как я покинул его в три часа утра. Прошлой ночью нас было восемь гостей – это мог быть любой из нас или кто-то из слуг, или кто угодно. И я все еще не могу думать о нем как о покойнике. Он был так энергичен, так наполнен жизнью. Как вы могли бы сказать, задор бил в нем фонтаном.

– А вы – в какой ипостаси вы были знакомы с ним? – продолжал Хед.

– Я? Вы ведь слышали обо мне? Фрэнк Мортимер, величайший декоратор века. Сам Эдди говорил мне, что что мои декорации для «Храпящей свиньи» вложили в ее успех не меньше, чем музыка – он честно признавал это. Парень, и не говори, что никогда не слышал обо Мне!

– Боюсь, что подробности театральной жизни для меня в новинку, – признался Хед. – Ранее у меня не было причин ознакомиться с этой сферой.

– Вот она – слава! – сокрушенно заметил Мортимер. – Но меня все еще помнят, о, да – меня все еще помнят, хотя прошло уже пять лет с тех пор, как я удалился к тихой жизни в этих краях. Но нельзя сказать, что я насовсем ушел из профессии. Я упоминал, что у Эдди остался интерес к деятельности «Квадрариана», так вот – он назвал меня единственным из ныне здравствующих художников, способных создать декорации для следующего ревю – оно называется «Весенний огонь». И это шоу просто вау, просто вау!

Мортимер внезапно встал и взглянул на Хеда.

– Что еще я могу рассказать? Только спросите.

– Думаю, что сейчас – ничего, – ответил Хед, также подымаясь на ноги. – Возможно, позднее я захочу расспросить вас подробнее.

– Парень, то есть мистер Хед, я всегда к вашим услугам. Знаете, я следил за тем, как вы вели дело Форреста в прошлом году, и, читая о нем, я сказал себе: «В своем деле он так же гениален, как и я – в своем», – а это лучшая похвала от Фрэнка Мортимера. Для человека вроде вас будет легко разобраться с таким простым делом, как это. Вам нужно лишь отсеять лишние возможности да проанализировать вероятности, и дело раскрыто! Что может быть проще?

– Точно, – Хед вынул портсигар из кармана, протянул его Мортимеру, и когда тот покачал головой, инспектор взял сигарету себе и прикурил ее. Мортимер впервые с начала разговора улыбнулся.

– Так как вы не приняли сигарету от меня, я заключаю, что меня вы еще не отсеяли, – заметил он.

– Мистер Мортимер, вы умны, – ответил Хед.

– Я гениален – могу сказать, что величайше гениален. И всегда к вашим услугам, всегда к вашим услугам. Распоряжайтесь мной в любое время.

– Например, сегодня, в три часа дня, в усадьбе.

– Да, на дознании. Я должен быть там – и обязательно буду. Мистер Хед, можете положиться на меня. Всегда к вашим услугам.

Он проводил инспектора к двери, поклонился на прощанье и проследил за тем, как тот идет по дорожке к машине у ворот. Он все еще смотрел на инспектора, когда тот развернул машину, отправившись внутрь поселка. Но проехав немного по Лондон-роуд, он свернул на Треерн-роуд, решив сначала опросить сестер Перри и лишь затем вернуться к суперинтенданту Уоддену. Хед пришел к выводу, что виновник преступления стрелял скорее в Эдди Энсора, чем в Эдварда Картера, а значит для того, чтобы найти разгадку исчезающих следов, нужно заняться прошлым покойного. Тем не менее кто-то из сестер Перри может дать полезную информацию. Попробовать стоило.

Они жили в двухэтажном доме на две семьи в сотне ярдов от дороги. С ними жил престарелый и практически выживший из ума отец. Старшая сестра, Лилиан, давала уроки фортепиано и танцев. Младшая, Этель, недавно закончила четырехлетние курсы обучения на медсестру в лондонском госпитале и вернулась домой, чтобы завести связи среди частных сиделок Вестингборо. Когда инспектор позвонил в дверь, ему открыла сама Лилиан. Ей было около тридцати, ее рост был средним, волосы – светлыми, а красота – суровой: ее губы были слишком тонки, чтобы считаться привлекательными.

– Мисс Перри, доброе утро, – поздоровался Хед. – Я пришел узнать, что вы с сестрой сможете рассказать о вашем вчерашнем визите в усадьбу.

– Ох, мы никак не связаны со смертью мистера Картера! – воскликнула Лилиан. – И вы не сможете увидеть мою сестру. Она слишком расстроена.

Инспектор пристально посмотрел на нее.

– Даже если и так, думаю, вам лучше позволить мне войти на слово-другое.

Она отступила, и Хед вошел за ней в коридор, уходивший от двери к лестнице. Он заметил, что у стены стояли два женских велосипеда, а Этель, которую он не мог увидеть, была медсестрой! Но время, в которое Борроу заметил медсестру на велосипеде, не позволяло связать Перри с этой ночной путницей. Но все же…

– Не возражаете пройти сюда? – Лилиан Перри распахнула дверь в комнату справа и провела его в большую комнату. Из мебели здесь было лишь потрепанное пианино да четыре тростниковых стула, прислоненных к стене. – Знаю, здесь очень неуютно, но доступна только эта комната.

Там было по-настоящему неуютно. Хед взглянул на женщину.

– Мисс Перри, я всего лишь хочу узнать, говорили ли вы с мистером Картером, пока были в усадьбе, – сказал он.

– Если не считать дежурных фраз, то практически нет, – ответила Лилиан после паузы, во время которой она обдумала вопрос.

– Вы не слышали, чтобы он упоминал о какой-либо встрече, назначенной на сегодня, или о каких-либо его планах на сегодняшний день?

– Нет, – на этот раз она ответила, не мешкая.

– Как вы познакомились с мистером Картером?

– Он пришел на уроки танго, – все так же легко ответила она.

– Уроки танго? И когда он впервые пришел на них?

– Около месяца назад.

– Ясно. А давно ли ваша сестра закончила обучение и вернулась из Лондона?

– Почти два месяца. Это было в конце ноября.

– Мисс Перри, спасибо. Думаю, это все, что я хотел узнать от вас. А теперь не сообщите ли вы вашей сестре, что я хочу ее увидеть?

– Но это совершенно невозможно, как я уже говорила вам, – возразила Лилиан. – Мистер Хед, сегодня вы не сможете ее увидеть.

– Если она в постели, то я увижу ее там, – инспектор был непреклонен. – Мисс Перри, вы должны понимать: я намереваюсь увидеться с ней, и своего я добьюсь.

Лилиан попыталась ответить ему взглядом, но не смогла. Ее лицо побледнело, а губы казались еще тоньше, чем обычно.

– Я спрошу у нее, если вы подождете здесь, – наконец, сказала она.

Согласно часам Хеда, он прождал шесть минут. Затем двери пустой и холодной комнаты распахнулись, и вошла Этель Перри. Она была выше старшей сестры, и так же хорошо накрашена, как и последняя. Но на этом сходство оканчивалось. У нее были полные, красные и соблазнительные губы, красивые, блестящие золотистые волосы и темно-синие глаза на эталонно красивом лице, выражение которого обычно передавало почти детскую невинность и чистоту. Но когда она испуганно смотрела на Хеда, ее глаза заволокли слезы, а красные губы дрожали. Девушка неестественно побледнела.

– Сожалею, что вынужден побеспокоить вас, мисс Перри, – твердо начал Хед. – Вам известно о том, что произошло после того, как сегодня рано утром вы покинули усадьбу.

Она склонила голову, бессловесно выражая согласие. Когда она подняла взгляд, ее пальцы нервно теребили друг друга.

– Но я хочу спросить вас о том, что происходило до того, как вы ушли, – продолжил инспектор. – На случай, если вы знаете что-либо, что поможет разыскать того, кто стрелял в мистера Картера. В течение вечера вы долгое время были возле него.

Последняя фраза прозвучала почти вопросительно. Девушка зарделась и опустила взгляд куда-то на пол; она так и не ответила.

– Также я хотел бы знать, о чем вы говорили, – не дождавшись ответа, продолжил Хед.

Девушка все так же молчала. Румянец исчез с ее щек почти так же быстро, как и появился.

– Мисс Перри, о чем вы говорили? – настаивал инспектор.

– О… о многом, – прошептала Этель.

– Например?

– Мистер… мистер Картер пообещал мне роль в новом представлении, – нервно и нерешительно ответила девушка. – Я… он… Ох, я не могу!

– Но вы должны, – инспектор был непоколебим. – Он пообещал вам роль в новом представлении – это был «Весенний огонь», который вскоре начнется в «Квадрариане». А взамен?..

– Нет! О, нет! – жалобно выкрикнула Этель.

Но инспектор не чувствовал сострадания.

– У меня есть показания девушки по имени Филлис Тейлор, которая вошла в гостиную усадьбы, когда вы были там с мистером Картером. Мисс Перри, вы хотите рассказать эту историю публично, на дознании?

– Ой, смилуйтесь! – выдохнула она, утратив всякое самообладание. – Я так хочу попасть на сцену – уход за больными – это не мое! И он пообещал мне роль – он сказал, что может все устроить, показал письма. Я не хотела ничего плохого, а теперь этот шанс упущен, а вы… вы уничтожите меня!

– Нет, я не сделаю этого, если вы возьмете себя в руки и дадите связные ответы на все вопросы, – холодно возразил Хед. – Вы говорили о роли в представлении. О чем-нибудь еще?

– Он… он амурничал со мной, – призналась девушка.

– На этот счет, как я уже говорил вам, у меня есть показания. Если я буду удовлетворен вашими ответами, эти показания не станут обнародованы, и ваша связь с покойным, какой бы характер она ни носила, останется в секрете. Вы говорили о роли, и он приударил за вами. Что-нибудь еще?

– О… о том, как высокомерны здешние люди, и о том, как бы ему хотелось убить мистера Невила – из-за той лошади. Скотина Невил, так он назвал его. И… и обо всем, что он сделал для Вестингборо с тех пор, как поселился здесь: о новом крыле больницы, о том, что он жертвовал на восстановление церкви и прочем.

– Да. Что-то еще? Подумайте. Было что-нибудь еще?

– Думаю, он был опечален. Говорил, что иногда ему хочется сбежать от своей прошлой жизни, но он не может.

– Вот об этом я и хочу узнать побольше, – сказал Хед. – Постарайтесь вспомнить каждое слово, которое он сказал на эту тему. Пока что не думайте об остальном.

– Он сказал… как же это было? Да, он сказал, что хочет, чтобы старые призраки не преследовали его, и он хотел бы, чтобы у него не было совести.

– Та, что была у него, кажется, была достаточно растяжимой, – иронично прокомментировал Хед. – Скажите, была ли ясна из его слов природа «призрака»: мужчина это или женщина, или какой-нибудь другой признак?

– Нет. Он сказал об этом как раз перед тем, как мы вернулись к остальным гостям. Казалось, что больше он не хочет думать об этом.

– Как и большинство из нас. Мисс Перри, не можете ли припомнить, не упоминал ли он какое-либо имя? Говорил ли он о ком-нибудь прямо, как о мистере Невиле?

– Да. О каком-то Питере. Словно он размышлял вслух, а не говорил со мной. Питер… имя звучало как-то по-испански. «Тот бедняга, молодой Питер… Вески» Да, Вески – Питер Вески.

– Как по мне, это звучит, скорее, как итальянское, а не испанское имя, – заметил Хед. – Можете припомнить, что он говорил об этом Питере Вески?

– Ничего. Всего лишь одна фраза, и, сказав ее, он взглянул на меня так, словно задумался – а услышала ли я его? Похоже, что он произнес ее неумышленно, не желая, чтобы я услышала. Ох, мистер Хед, я рассказала вам все, что смогла! Вы же не дадите… не дадите людям узнать… – она была не в силах окончить фразу.

– Да, думаю, что могу пообещать вам это. Я не хочу обличать покойника, кем бы он ни был. Он не упоминал никаких других имен? Хорошо подумайте – это важно.

– Нет, никаких, я совершенно уверена. И больше ничего о Питере.

– Питер Вески, – задумчиво повторил инспектор. – Мисс Перри, вы не слышали, чтобы мистер Картер упоминал о каких-либо назначенных на сегодня встречах или мероприятиях, или еще о чем-нибудь в таком роде?

– Он сказал лишь, что ему придется встать так рано, что не стоит ложиться спать. Но я уверена: он не сказал, почему, как и о том, с кем он встретится.

– Не говорил ли он, например, что у него назначена встреча с Питером Вески?

– Нет, ни с кем, я уверена. Не в моем присутствии.

– И насколько я понимаю, вы чаще находились в пределах слышимости, чем вне их, – едко заметил Хед. – Мисс Перри, я думаю, что и вам, и вашей сестре нужно присутствовать на дознании в усадьбе – сегодня в три часа дня. Если мы сможем этого избежать, то не станем вызывать для дачи показания никого из вас.

– О, мы должны прийти, я должна прийти?

– Да, вы должны. Обе. Да, скажите мне еще вот что: выходя из дома, надеваете ли вы униформу медсестры или же предпочитаете обычную верхнюю одежду?

Девушка задержала взгляд на инспекторе, вероятно, пытаясь понять, почему он задает такой вопрос.

– Только… только когда работаю, – наконец, ответила она.

– А сейчас у вас есть работа?

– С тех пор, как я вернулась домой, она была у меня всего раз, – печально ответила она. – Она закончилась на прошлой неделе.

– И с тех пор вы не надевали униформу?

– Нет. А прошлой ночью… я надеялась, что мне больше не придется носить ее.

– Значит, вы не носили ее ни ночью, ни ранним утром?

– Отчего бы? Я была у мистера Картера. Что вы?.. – она запнулась от тревоги и страха.

– Мисс Перри, это все. Насколько позволит мне долг, я постараюсь соблюдать конфиденциальность, особенно касатель­но ваших отношений с мистером Картером. Теперь я пойду дальше. У меня выдался довольно загруженный день.

VI. Неизвестный или неизвестные

VII. Реакции

Как заметил Хед, искать старые башмаки было бы пустой тратой времени. Но каждый полицейский в Вестингборо и окружающих районах получил увеличенную фотографию, на которой были запечатлены следы пары башмаков в снегу у калитки-вертушки. Уодден и не надеялся на то, что это даст результат, но все же он не упускал ни единого шанса.

Вечером во вторник после того, как сообщение успело распространиться, состоялось ежемесячное собрание бойскаутов. Начальником отряда был энергичный молодой человек, и в течение следующих двух дней скауты осмотрели все мусорные баки, канавы и подлески. В результате до конца недели в полицию принесли сто восемьдесят девять пар старых башмаков, и каждая из них была снабжена ярлычком с указанием, где именно была сделана находка. Никогда прежде полиция не видела такого урожая из старой обуви, и Уодден пылал яростью, ведь он понимал тщетность этих поисков. Среди трофеев была даже пара старинных штиблетов на резинке и дамская туфля из золотой парчи. Скауты тщательно трудились.

Сестра-хозяйка из госпиталя по собственной инициативе составила для суперинтенданта подробный отчет о том, где находились все подопечные ей медсестры, за исключением двух – они были в отпуске. Копию отчета она отправила и в «Смотритель». Уодден швырнул свой экземпляр в камин, выругавшись еще сильнее, чем после потока старых башмаков.

После того как дознание окончилось, Хью Денхэм вернулся на Треерн-роуд в своем Бугатти. Он вместе со своей сестрой Аделой жил в маленьком уютном домике чуть дальше от трассы, чем сестры Перри со своим отцом. Денхэм поставил машину в гараж, вошел в дом и переоделся к ужину. Его настроение было не самым лучшим – после всех пыток, которым его подверг коронер. Он заметил, что Хед внимательно наблюдал за допросом, что-то записав на листе бумаги и протянув его коронеру. Денхэм понимал, что это увидели все присутствовавшие. Следовательно, он может стать темой для разговоров – столь же интригующей, как и само убийство. Может быть, он даже окажется подозреваемым в соучастии.

– Маргерит разберется, – сказал он себе, поправляя перед зеркалом галстук.

Он спустился в гостиную, где к его компании тут же присоединилась его сестра. Она была худой и высокой женщиной (или девушкой?) с каштановыми волосами. Ее привлекательность совсем не бросалась в глаза, пока она не начинала говорить – здесь она проявляла необычайное остроумие, что делало ее удачной находкой для любого мероприятия. Хью кивнул ей и перевел взгляд на часы.

– Полагаю, они придут, – сказал он.

– А почему они могут не прийти? – удивилась сестра.

– Ну, после сегодняшнего дня я стал парией.

Она какое-то время молчала.

– Как бы мне хотелось, чтобы прошлой ночью ты никуда не ходил, – наконец, ответила она. – Ты знаешь, что я всегда была против этого.

– Любой дурак может сказать: «Ну, я же говорил!», – сердито ответил Хью.

Любое замечание, которым она могла бы парировать брата, было перебито: пришел Роберт Ли, преуспевающий молодой фермер, о помолвке с которым Адела объявила три недели назад, на Новый Год. Он пожал Хью руку, сперва поприветствовав невесту.

– Ну и ну, Денхэм, – сердечно сказал он, – до меня донеслись слухи о весьма неприятном деле, и, кажется, вы были одним из участников той ночной вечеринки.

– Мне бы не хотелось обсуждать это, – холодно ответил Денхэм, – но, раз уж вы спросили, то да, я был на вечеринке.

Наступило напряженное молчание. Спустя минуту Адела обернулась и посмотрела на часы.

– Надеюсь, Маргерит не опоздает, – сказала она. – Боб, это очень небольшой ужин, я назначила его на семь пятнадцать, чтобы у нас было время добраться до ратуши. Я хотела приехать туда пораньше – чтобы все смогли полюбоваться моим платьем, пока мы будем идти на свои места.

– Но, дорогая, мы же собираемся на концерт, а не на парад мод! – улыбнувшись, возразил Ли.

– Глупышка Боб! Любой женщине приятно видеть, как другие завидуют ей, и ты все еще не сказал мне, что тебе нравится это платье.

– Мисс Уэст, мадам, – объявила появившаяся в дверях служанка.

Денхэм слегка обернулся к двери. Адела подошла и поцеловала новоприбывшую.

– Дорогая, я просто ненавижу тебя, – сказала она. – Я надеялась произвести впечатление по прибытии на концерт, но сейчас я понимаю, что чувствуют утки, видя, как взлетает лебедь.

Маргерит Уэст рассмеялась, протягивая руку Денхэму.

– Разве это не худшая лесть в мире? – спросила она.

Хью покачал головой, глядя в ее черные и выразительные глаза. Охватившая его апатия сменилась вспышкой интереса к жизни – из этого становилось ясно, как он относился к девушке.

– Сравнение с лебедем – удачно, – заявил он.

Ли безмолвно одобрил этот комментарий. Совершенство формы ее горла и шеи достигались при помощи черного вечернего платья; Маргерит была стройна и грациозна, и несмотря на то, что она была не выше Аделы, но казалось, что она возвышается над ней. В свете лампы ее черные волосы отсвечивали красным оттенком; ярко-красные губы не нуждались в помаде, а ее большие и мягкие черные глаза контрастировали с почти бесцветным лицом, но бледность смотрелась естественной, и несмотря на нее девушка излучала силу и здоровье. Несмотря на ее английское имя было легко увидеть, что в ней течет не только английская кровь.

– Денхэм прав, – сказал Ли, когда девушка пожала его руку. – Думаю, мы с ним этой ночью позавидуем.

Денхэм в это время занимался приготовлением коктейлей и нахмурился от столь явной лести. Он молча раздал стаканы.

– Это будет очень впечатляющий концерт? – беря у него стакан, спросила Маргерит Уэст.

– Мы не знаем, – ответил он. – Но мы обязаны пойти, поскольку Адела заставила меня купить билеты.

– Хью, как ты можешь? – возразила Адела. – Я не говорила…

– Мадам, стол накрыт, – перебила ее появившаяся в дверях служанка.

– На чем поедем? – спросил Ли чуть позже, уже усевшись за столом. – Мой экипаж у дома, и мы вчетвером в нем легко поместимся. Или вы предпочитаете воспользоваться своей ужасной машиной, Денхэм?

– Нет, – вставила Адела. – Вечер такой прекрасный, а туда – пять минут пешего хода, ленивые вы сибариты.

– Мистер Денхэм, вы сказали, что обязаны пойти туда? – спросила Маргерит. – Вы думаете, вечер будет скучным?

– Даже если и так, то меня бы утешило то, что вы в нашей компании, – ответил он. – Но это не так. Ирма и Хайде Карсон – местные таланты, они устраивают концерт ради благотворительности, и поселок должен поддержать их усилия, купив билеты и, по сути, оплатив все.

– Хью, ты захватил женскую привилегию на ехидство, – упрекнула его Адела. – Маргерит, Хью забыл тебе сказать, что Ирма Карсон обладает прекрасным контральто, а Хайде получила золотую медаль за игру на скрипке.

– Хайде и Ирма – их настоящие имена?

– Да, – вставил Ли. – Ирма была моей детской любовью, пока она не врезала мне по носу. Сейчас же она в теле как у оперной певицы, а вот Хайде – одни кости.

– Боб, ты ужасен, – вставила Адела. – Это совсем не тот вопрос, который стоит обсуждать с девушками.

– Ну, по сравнению с тобой... «Твой образ запечатлен в моем сердце», – как сказал бы мистер Гаппи,[8] а остальное – тщета. И артисты вроде этих двух могут не беспокоиться о своей внешности.

– Это слишком нарочитый комплимент моей начитанности, – язвительно ответила девушка. – Маргерит, ты ведь не возражаешь против прогулки?

– Ни капли. Это очень короткое расстояние.

Говоря, она смотрела на Денхэма, и, судя по ее взгляду, она не стала бы возражать, если бы прогулка была длиннее. Отвечая на ее взгляд, Денхэм улыбнулся, словно он разделял ее мнение.

– Мисс Уэст, вы не хотите вернуться в Италию? – внезапно спросил Ли, прерывая наступившую тишину. – У нас одной ночью снег, а спустя сутки – практически весенний вечер, но на утро может разыграться метель.

– Я вполне довольна, что нахожусь здесь, – ответила она. – Помните, я – настолько же англичанка, как и итальянка, и за два года пребывания здесь я привыкла к климату. Другие дни компенсируют непогоду.

– Удивительно, что вы говорите по-английски настолько хорошо, – заметил Ли. – Если учесть, что практически всю жизни вы провели в Италии.

– Только с десяти лет. До того я жила в Англии, и в каждом итальянском городе есть английское сообщество. То есть во всех известных мне городах. Отправьтесь во Флоренцию или Таормину, или даже в Вентимилью – вам нигде не укрыться от английской речи.

– И вы не хотите вернуться? – настаивал Ли.

– С чего бы, если люди здесь так милы со мной? С тех пор, как мы с Аделой познакомились, я нахожу все новых и новых друзей, так что я вполне счастлива здесь.

Позднее, по пути в ратушу, они с Денхэмом шли позади помолвленной пары, и Маргерит мягко взяла спутника за руку.

– Откуда это молчание и подавленность? – спросила она. – Сегодня вы не похожи на себя. Что случилось?

– Разве вы не слышали о том, что произошло на дознании?

– Нет. Я живу в маленьком домике с единственной служанкой, и меня не интересуют местные сплетни.

– Вы знаете, что прошлой ночью Картер был убит?

– Думаю, что в Вестингборо нет никого, кто не слышал бы об этом. Но какое это имеет отношение к вашей подавленности? Вы ведь не дружили с ним?

– Нет, не дружил, но прошлой ночью я был у него на ужине. Лучше бы я никогда не получал этого приглашения. А теперь создается впечатление, что я должен был увидеть человека, который совершил убийство, но поскольку я настаиваю, что по дороге домой я никого не видел, это скажется против меня.

– Что за человек совершил убийство?

– Говорят, это был юноша в бриджах и сапогах для верховой езды, он шел по Маркет-стрит к Мэггс-лейн вскоре после того, как я уехал от Картера вместе с остальными его гостями. Юноша со свертком под мышкой, но по дороге домой я не видел никого такого, так я им и сказал. И теперь я чувствую себя подозреваемым. Но вы ведь не подозреваете меня, не так ли? Если да, то это совсем плохо.

– Не бойтесь, – мягко ответила девушка.

Как и предсказывала Адела, за пять минут они дошли до ратуши, где подтвердились опасения Денхэма относительно того, как его встретят. Обычно старая миссис Хэддон радостно приветствовала его (у нее было три незамужних дочери), но теперь она с деланным интересом погрузилась в изучение программки, едва заметив появление Денхэма со спутниками. Всегда дружелюбный майор Фенвик на этот раз сидел, уставившись прямо перед собой. Большинство относилось к Денхэму так же, как и эти двое. Допрос коронера создал впечатление, будто Денхэм что-то знает, и скрывает от публики. Конечно, были и люди, которые кивали и улыбались Денхэму, но в их приветствиях он видел то ли сострадание, то ли любопытство, и это жалило его больнее, нежели явные нападки.

– Мистер Денхэм, – шепнула Маргерит, – еще секундочку не садитесь. Это может ничего не значить, но я хочу сделать это.

Он обернулся к ней, и аудитория на сиденьях позади него смогла увидеть его профиль. Пока Денхэм стоял, Маргерит снова положила ладонь на его руку.

– Теперь можете сесть, – улыбнулась она ему.

– Ну и ну! – сказал себе майор Фенвик, – это было галантно, и мне стало стыдно за себя.

Миссис Хэддон могла бы заскрежетать зубами, если бы они у нее не были вставными. Немногие из присутствовавших в ратуше не смогли понять значение поступка Маргерит: он заявлял о ее вере в Денхэма и ее презрении к их тайным подозрениям. А поскольку Маргерит Уэст считалась самой красивой девушкой в Вестингборо и до сих пор никак не выделяла Хью Денхэма из толпы своих поклонников, этот публичный жест вызвал у многих мужчин желание оказаться на месте Денхэма, и теперь они задавались вопросом: а не осудили ли они его преждевременно и несправедливо?

Сам Денхэм сиял от счастья.

– Теперь мне все равно, кто и о чем думает, – шепнул он спутнице.

Они сидели на концерте и воздавали музыкантам аплодисментами, хотя Денхэм вряд ли понимал, играют ли сестры Карсон Шумана, Шопена, Сузу или Эла Джолсона. Денхэм был осчастливлен, и пережитое ранее испытание превратилось для него в нечто далекое и незначительное. Маргерит не стала бы столь открыто заявлять о своей вере в него, если бы он для нее ничего не значил, а сам Денхэм более всего на свете хотел добиться ее любви, но до сих пор не говорил с ней об этом.

После концерта он вышел с Маргерит в туманную мглу ночи. Два или три человека остановились, чтобы пожать ему руку – вероятно, на них повлияло то, как Маргерит проявила свою уверенность в Денхэме, ибо это были люди примерно ее возраста. Из-за этих задержек пара сильно отстала от Аделы и Ли. Денхэм взял Маргерит за руку.

– Нам нет нужды догонять их, – заметил он.

– Как хочешь, – ответила девушка.

Но оказалось, что ушедшая вперед пара ждала их на перекрестке Маркет-стрит и Лондон-роуд, и Денхэм что-то пробурчал насчет бестактности Аделы. У нее был собственный кавалер, так почему же она не понимала, что Хью сейчас не нужен никто, кроме Маргерит?

– Маргерит, я хотела спросить тебя, не зайдешь ли на минуту-другую? – спросила Адела.

– Дорогая, спасибо, но, я думаю, нет, – ответила Маргерит. – Мы можем увидеться завтра днем?

– Конечно! Приходи на чай, и тогда мы сможем спокойно обсудить сегодняшний концерт. Доброй ночи, дорогая.

И она ушла вместе с Ли. Дойдя до конца Треерн-роуд, Адела обернулась и увидела, что вторая пара осталась за пределами слышимости.

– Боб, если бы я была мужчиной, я бы опасалась ее, – заметила она. – Временами она так ужасно прелестна.

– Дорогая, я тебя не понимаю, – ответил Ли.

– Я имею в виду… Ох, хорошо! Возможно, для него это самое лучшее. То есть если она и впрямь хочет заполучить его. После того, как мы поженимся, я уже не буду присматривать за его домом и стоять между ним и полчищем потенциальных жен, так что если Маргерит действительно позаботится о нем, то это принесет ему счастье.

– Но кто она? То есть откуда?

– Маргерит Уэст – дочь англичанина и итальянки, вот и все, что я о ней знаю, да и все знают не больше моего. На удивление обаятельна, но мне нет нужды говорить тебе об этом – за два года с тех пор, как она приехала сюда, она побывала всюду. Дружбу женщин она завоевывает так же легко, как и мужчин.

– Приехала из Италии, так? – задумчиво переспросил Ли.

– Из Таормины, это на Сицилии. У нее там была вилла, и на ней останавливались Харрисоны, и миссис Харрисон пригласила ее к ним, когда та приедет в Англию. Тогда продавался домик на Пэнлин-авеню. Маргерит купила его и переехала в него после двухнедельного пребывания в гостях у Харрисонов. Конечно, она познакомилась с их друзьями, начав с них. И она украла мою кухарку – так я с ней и познакомилась. Я была так благодарна.

– За кражу кухарки? – удивился Ли.

– Я боялась, что должна выплачивать ей пенсию или вроде того. Ну, знаешь старую миссис Пеннифезер. Она работала у нас с тех пор, когда я была ребенком. Она больше не делала того, чего я от нее хотела, стала плохо соображать, оглохла и вообще – доставляла много проблем. Затем она увидела возможность перейти к Маргерит и воспользовалась ей – это удобное для нее место. Маленький дом, угождать нужно только одной хозяйке… судя по тому, что Маргерит рассказывала мне, ей там хорошо живется. Если в доме нет мужчин, то работы меньше в три раза.

– По части домашних хлопот?

– Женщины не ходят в грязных туфлях по гостиной и не пачкают мебель масляными банками и гаечными ключами. Бедняжка миссис Пеннифезер чуть не плакала над небрежностью Хью. Понимаешь, у нас всего двое слуг, так что она была довольно загружена прочими делами помимо готовки.

– Ты рассказала мне все, что знаешь о мисс Уэст?

– Все, что я знаю? О чем ты, Боб?

– Ну, если о ней известно лишь то, что когда-то у нее была вилла в Таормине, то жители Вестингборо выдали ей больший кредит доверия, чем обычно.

– Финансово она, очевидно, ни от кого не зависит, во всех отношениях она приятна, да и Харрисоны повлияли. Поскольку она гостила у них, и они вступались за нее, у Вестингборо не появлялось ни вопросов, ни сомнений.

– Странно, – заметил Ли. – Я бы сказал – чертовски странно.

– Но почему?

– Странно, что такой старый хрыч, как Харрисон, да его старуха-жена столь влиятельны в здешнем обществе лишь потому, что у них есть усадьба.

– Миссис Харрисон довольно мила, если познакомиться с ней поближе, – сурово ответила Адела, остановившись у входа в свой дом и оглянувшись на дорогу. – Боб, – добавила она каким-то другим тоном, – они еще не дошли даже до угла.

VIII. «Ни к чему»

IX. В Лондоне

Когда некоему обывателю случайно показали инспектора Теренса Бирна, он заметил: «А выглядит, скорее, как поэт, а не как полицейский», и это описание было вполне уместно. Услы­шав рассказ Хеда о том, как нашли тело Картера, и о следах ста­рых башмаков, он меланхолично рассмотрел набросок, сде­ланный Хедом – тот изобразил план усадьбы и окрестностей, чтобы проиллюстрировать рассказ о следах.

В одной руке он держал изучаемый план, а второй шарил по столу, за которым сидели двое полицейских (кстати, как раз во время их совещания в ратуше Вестингборо проходил концерт). В конце концов Хед потянулся к стакану, который искала эта рука, и протянул его так, чтобы Бирн схватил его.

– Ты не можешь гнаться сразу за двумя зайцами, – осуждающе сказал он.

– Не говори банальностей, Джерри, – ответил Бирн. – К тому же ты – худший художник в мире. Следы, еще следы… что это такое? А, ясно. От велосипеда. Идут от Лондон-роуд. Ты не проследил, откуда они начались?

– Если бы! Картер был застрелен в четыре. Звонок в полицию поступил в пять сорок, плюс время на дорогу, да и по пути надо было подобрать доктора. К этому времени Лондон-роуд превратилась в месиво. Грузовики, фермерские тележки, велосипеды, пешеходы… надо было осмотреть ее пораньше.

– Глупо с вашей стороны, – заметил Бирн. – Подозреваю, что по той же причине вы не проследили за началом следа старых башмаков – со стороны Маркет-стрит?

– До шести утра на Маркет-стрит смог бы продержаться разве что след от слона, – подтвердил Хед. – Помимо прочего, этим путем идут многие рабочие красильни Невила. Так что у нас есть только Мэггс-лейн и дорожка, и, конечно, след башмаков в усадьбу и обратно.

– Ясно. Как было обнаружено тело?

– Из-за того, что кухарке нездоровилось, старшая горничная в усадьбе, Арабелла Канн, спустилась, чтобы разжечь огонь на кухне и т. д. Это было около половины шестого. Она увидела тело и позвонила нам.

– Слуги под подозрением?

– Нет, их было легко отсеять. В том смысле, что пока не пойман тот парень, все остальные не находятся под подозрением. Также было легко отсеять всю компанию, которая была в усадьбе до трех часов ночи. Они вполне подтверждают показания о передвижениях друг друга.

– А что ты говорил насчет того парня, Денхэма?

– Мне показалось, что он кого-то или что-то видел, но на дознании он поклялся в обратном. Мы допрашивали его до посинения.

– Кто угодно может поклясться, – немного насмешливо заметил Бирн.

– Да, но Денхэм – человек чести, – возразил Хед. – Я не могу представить, чтобы он солгал в этом или чем-то другом.

– Хм-м! А этот образец совершенства женат?

– Нет, насколько я знаю, навряд ли. Он живет с сестрой.

– Ищи женщину, Джерри, ищи женщину. Временами даже человек чести может гордиться тем, что пошел на обман ради женщины. Теперь дай мне взглянуть на фотографии, которые ты принес, а также сделать еще один глоток. Полицейский достоин выпивки, уж если его кузен из деревни заставляет его работать сверхурочно. То же, что и раньше, и не разбавляй.

Хед вынул увеличенные фотографии из саквояжа и положил их на стол. Затем он взял два стакана и пошел к бару «Капитанской каюты» – именно там он разыскал Бирна после того, как не смог застать его на работе. Когда он вернулся с вновь наполненными стаканами, Бирн сосредоточенно изучал один из снимков.

– Твое решение подходит, – заметил Бирн. – Я бы сказал, что скорее это был маленький мужчина, нежели женщина. Смотри. Видишь: здесь три следа возле ступенек, в них ступили дважды. Посмотри на этот край и на носок. Джерри, он не спешился с велосипеда в этом месте. Это произошло ближе к ступенькам. А во второй раз, когда он спрыгнул с дерева, он проделал это так ловко, что кажется, будто эти следы оставлены в то время, когда он встал с велосипеда, но на самом деле ему оставалось пройти след-в-след лишь три шага.

– Очевидно. Да, вижу. Две головы лучше одной.

– Удачно, Джерри. А удача необходима, если иметь дело с подобным человеком.

– Да, я отдаю должное его способностям, – согласился Хед.

– Насколько я понимаю, старые башмаки и веревка были частью первоначального плана, но не велосипед, – задумчиво заметил Бирн. – Он бы прошел в усадьбу и обратно в башмаках, взобрался бы на дерево, а потом спустился бы на землю в собственных ботинках или туфлях. Но выпавший снег расстроил планы, и он между полуночью и четырьмя часами пересмотрел свои планы, сделав свой побег невидимым. Чертовки дерзкое преступление, Джерри, и очень ловко спланированное. Но, как мне кажется, решение твоей проблемы довольно простое. Кто обладал достаточным влиянием на Картера, чтобы заставить его спуститься и открыть дверь своего дома в четыре утра? Ответь на этот вопрос, и ордер на арест у тебя в кармане.

– Я для того и пришел к тебе, чтобы ты помог найти ответ, – заметил Хед.

– Ты как обычно слишком оптимистичен, – буркнул Бирн. – Разве у меня недостаточно собственной работы, чтобы заниматься еще и твоей?

– Ты помог мне в деле Форреста, – напомнил Хед, – а благодарность – это «живое напоминание о грядущих одолжениях». Все, что я хочу на этот раз – это разобраться с прошлым Картера, а заодно выяснить, какое к нему имеет отношение некто по имени Питер Вески.

– Питер Вески, – задумчиво повторил Бирн. – Кажется, я уже слышал это имя, только не могу припомнить где. Каким образом этот Питер связан с делом?

– Только тем, что Картер крутил амуры с одной девушкой… – начал Хед.

– Это само собой, – прервал его Бирн. – Судя по тому, что я слышал о нем, он постоянно этим занимался. В его жизни была череда таких девушек.

– Та девушка на допросе рассказала мне, что Картер упоминал это имя. «Тот бедняга, молодой Питер Вески», – так он сказал. Казалось, что в тот момент он размышлял о своих прошлых прегрешениях и ненароком произнес эту фразу вслух – без намерения, чтобы она ее услышала. Это может ничего не значить, но мне кажется, что здесь стоит покопаться – вдруг Питер сможет пролить свет на нашу загадку или расскажет о каких-либо тайнах Картера на театральном поприще.

– Не знаю, – засомневался Бирн. – Что у нас со временем?

– Всего половина десятого, – ответил Хед, взглянув на часы.

– Ты уже нашел, где остановиться на ночь?

– «Гранд-Палас». Я знаю, что это в центре.

– Деревенские кузены всегда направляются в «Гранд-Палас», – Бирн допил стакан. – Упакуй эту картинную галерею в свой баул. И почему ты не мог взять с собой приличный чемоданчик, чтобы мне не было стыдно за тебя? Пойдем в «Квадрариан» и посмотрим, удастся ли нам застать Джимми Уидса. Тебе нужен как раз он.

– Никогда о нем не слышал, – собирая фотографии, признался Хед.

– Да? Тебе нужно многое узнать. Джимми – тамошний режиссер, и если бы он записал хотя бы половину своих воспоминаний, то его бы так активно обвиняли в диффамации, что все адвокаты страны оказались бы завалены работой на несколько лет. Со мной он заговорит. Ты уже поел?

– В вагоне-ресторане. А что?

– Никогда не говори с Джимми Уидсом на пустой желудок, вот что. У него большие запасы мягкого виски, а оно коварно. Пошли.

И они пошли. Короткая прогулка привела их к сверкающему фасаду театра «Квадрариан», где Бирн проигнорировал вход в кричаще-яркий вестибюль, вместо этого войдя в неприметную боковую дверь, за которой находился недлинный и пустой коридор. Они с Хедом поднялись по угловой лестнице к полуостекленной двери. Бирн постучал в нее, и хриплый голос пригласил их войти. Бирн ступил в хорошо меблированный офис, напоминавший комнату Мортимера из Вестингборо – здесь стены были так же увешаны фотографиями с автографами героев сцены.

Крупный мужчина средних лет поднялся со стоявшего у камина кресла и протянул руку для рукопожатия.

– Бирн, ради всего святого! – воскликнул он. Богатый и глубокий тон его голоса напомнил Хеду праздничные церемонии. – Когда я услышал о печальной кончине Эдди, то подумал, что кто-то из ваших вскоре придет ко мне.

– И вот мы здесь, – заявил Бирн. – А это – мой кузен, который служит инспектором в Вестингборо. Я сказал ему, что вы сумеете предоставить информацию, которая может оказаться полезной. Джерри, это мистер Джимми Уидс, и если ты сможешь остаться трезв, то ты умнее меня.

– Какая честь! – заметил Уидс, пожимая руку Хеду. – Я никогда не думал, что повстречаюсь с человеком, раскрывшим дело Форреста. Мистер Хед, присаживайтесь и подождите, пока я достаю бутылку. Надеюсь, вы не трезвенник?

– Только временами, мистер Уидс, – заверил его Хед.

– Ага! Благородно. И, как я понимаю, вам нужны подробности о жизни нашего покойного шефа? Могу заметить, мы можем еще раз вспомнить слова прославленного драматурга, словно мы стоим над трупом жестоко убиенного человека. Поистине, как говорил Макбет, это кровавый замысел!

Говоря, он вынимал из шкафа бутылку и стаканы. Затем он протянул гостям поднос, на котором стояли три стакана и сифон с содовой.

– Как вы догадываетесь, я имел в виду его смерть, а не жизнь, – добавил он. – Количество содовой я оставил на ваше усмотрение.

– Но как всегда почти не оставил места для нее, – заметил Бирн.

– Мистер Хед, не обращайте внимания на эту иронию, – садясь на свое место, посоветовал Уидс. – Скажите, чем я могу помочь? Я буду вдвойне рад знакомству с вами, если информация, которую я могу предоставить, поможет предать преступника в руки правосудия. Могу вам сказать, что я пристально слежу за криминальной хроникой.

– Вы знаете мистера Фрэнка Мортимера, который работает актером? – начал Хед.

– Фрэнки? Знаю ли я его? – удивился Уидс. – Но вы явно не можете подозревать Фрэнки! Временами он сильно ссорился с Эдди, но Фрэнки не хладнокровный убийца! О, нет, мистер Хед! Я никак не могу с этим согласиться!

– Этим утром я долго говорил с ним, – улыбнулся Хед, – и получил от него хорошее представление о личности Картера. Если позабыть эпитеты, которыми он вознаградил покойного, то не останется сомнений, что у него были довольно свободные нравы.

– Верно, прекрасный пол был его слабостью, – осторожно согласился Уидс. – Но, мистер Хед, позвольте заметить, что вы не должны судить лиц нашей профессии по консервативным стандартам. Заставьте нас жить согласно условностям, и мы умрем, словно нас никогда и не было. Наши слабости перерастают в страсть, и да простите меня, если я перефразирую: «Любовью жизнь окружена».[9] Окружена и наполнена.

Уидс излагал свою речь, восторгаясь собственными фразами, затем сделал глоток и взглянул на Хеда, словно ожидая, что инспектор его одернет. Тот кивнул.

– Насколько я понимаю, мистер Картер очень часто «бывал окружен».

– Он смаковал любовь, – согласился Уидс. – О да, он собирал нектар со многих цветов. И кто теперь его осудит?

– Я не осуждаю его, а ищу убийцу, – заметил Хед. – Кто-то из тех, кого он смаковал, мог стать его врагом, и если вы сможете рассказать…

– Мистер Хед, – перебил его Уидс, – нам понадобится назначить еще одну встречу, чтобы я смог пересказать все, что знаю об этой стороне жизни нашего покойного Эдди. Сегодня же я смогу лишь слегка затронуть ее края. Он более десяти лет провел здесь.

– И все это время возился с ульем?

– С ульем??? – не понял Уидс.

– Смакуя нектар, как вы это обозначили, – пояснил Хед, и на лице Бирна расплылась улыбка.

– А, верно! Да, определенно. Да. У гениев свои прерогативы, а кто может отрицать, что Эдди был гением? Таких, как он, мы больше не увидим. Все его слабости будут похоронены вместе с ним.

– Да, но похороны еще не прошли, – заметил Хед, – так что у нас есть время, по крайней мере, до них. А теперь, мистер Уидс, не знаете, были ли у покойного какие-либо дела с человеком по имени Питер Вески?

– О да – трио Вески! Он открыл их. И… но ведь… и все же… Возможно ли это? Питер Вески!

– Вы расскажете все о связи между ними, настолько подробно, насколько только сможете?

– Подробно! – Уидс на какое-то время задумался, театрально приложив руку ко лбу. Затем он встал, взял большой альбом с тумбочки и принялся листать массивные страницы. В конце концов он подошел к Хеду и положил раскрытый альбом ему на колени. – Вот они! Питер посередине.

Это был большой старинный фотоснимок трех человек, в одинаковых коротких штанах и, вне сомнения, с такими осиными талиями и пышными рукавами они могли бы быть пажами времен Тюдоров. У все троих были пышные прически и большие темные глаза – парни так сильно походили друг на друга, что было ясно: фотограф старался сделать так, чтобы их было не различить, и если бы их рассматривали по отдельности, было бы трудно понять, кто есть кто. Вероятно, грим усиливал сходство, но оно было бы заметно и без него.

– По-видимому, братья, – заметил Хед.

– Вернее, брат и две сестры, – поправил Уидс. – Трио Вески. Слева – Нита, то есть Анита. Посередине – Питер. А справа – Кита. Эдди нашел их, раскрутил их, а в конце – разрушил их. Может быть, посередине как раз виновник его гибели – Питер Вески. Я не знаю, но это возможно. Нита, Кита и Питер в свое время были прекрасной командой, от их выступлений захватывало дух. Увы, выступлений больше нет!

– Каковы они были? – рутинно спросил Хед.

– Чего там только не было! – запричитал Уидс. – Аплодисменты продолжались и продолжались, пока они не выходили на бис!

– И что же они делали, чтобы заслужить такую реакцию зрителей?

– Чтобы оценить их представление, их нужно было видеть и слышать, – ответил Уидс. – Расскажу лишь об одной детали. Кита выходила из-за кулис в маленькой металлической шапочке. На шапочке был небольшой цилиндр в шесть дюймов длиной. На этом цилиндре был коврик, а на нем лежала Нита – она балансировала на нем, лежа на спине и придерживаясь горизонтального положения, напевая при этом одну из тех озорных песенок, исполнение которых вызывало овацию. В дальней части сцены стоял Питер с мотком веревки. При появлении сестер он начинал размахивать веревкой – так, как это делают ковбои. Он бросал ее и сбивал концом веревки цилиндр, так что Нита на своем коврике падала на голову Киты, но продолжала при этом петь! И это лишь часть выступления.

– Я ищу человека, который хорошо управляется с веревкой, – задумчиво заметил Хед. – Что еще они могли делать? Была ли в номере стрельба?

– Верно! Модифицированный вариант Вильгельма Телля. Кита, раскачивалась на трапеции головой вниз – раскачивалась, а не просто висела, при этом ведя огонь по стеклянным шарам на голове Ниты и отстреливая кончик сигары, которую Питер сжимал в зубах. Конечно, сигара была «с секретом», но стрельба по стеклянным шарам была настоящей.

– Стрелок, меткий до такой степени, мне и не нужен, – заметил Хед. – Какие еще у них были особенности? Пока что они выглядят достаточно безобидными.

– Они были блестящи, это нужно было видеть. И слышать, как они поют. Гармонично и без аккомпанемента, причем будучи вверх ногами все трое пели так же хорошо, как и стоя на ногах. Они были такими же находчивыми, как и Грок[10] – я слышал, как весь зал рыдал от смеха, а затем я видел всю эту толпу с открытыми ртами и округленными глазами. Шоу? Эти трое были бесподобным шоу!

– И как вы сказали, Картер раскопал их?

– Вскоре после Пола Беллерби. И это заставило меня вспом­нить… я еще сомневался, есть ли какая-то связь между тем, как Эдди обошелся с Полом и его смертью. Я подумал об этом, когда читал газету. Я действительно должен рассказать вам об этой истории.

– И в чем она заключалась? – покорно спросил Хед.

– У Пола был удивительный голос – он мог петь и йодль, и самые низкие ноты. Эдди нанял его за двадцать фунтов в неделю. Это было выгодной сделкой. Но у того начались проблемы с горлом, он полностью потерял голос и потратил все до единого пенни в попытках вернуть его, но заболевание прогрессировало до тех пор, пока Пол не потерял всякую надежду выздороветь. Он умирал в лазарете работного дома, и его жена пришла к Эдди, надеясь получить помощь – его кабинет был как раз напротив моего, и когда она пришла, я был здесь. Эдди даже не стал ждать, когда она заговорит. «Миссис Беллерби, – сказал он, – я могу купить для своего шоу сколько угодно сентиментальщины. Если мне захочется получить ее бесплатно, я дам вам знать. А теперь убирайтесь отсюда, пока вас не вышвырнули!». Я сам слышал это – Эдди мог быть очень жестким. И сегодня я подумал, не могла ли та женщина после смерти Пола выйти замуж за кого-то, кто мог бы легко завестись, пойти и убить Эдди.

– Своим рассказом вы оправдываете убийство, кто бы его ни совершил, – заметил Хед. – Я буду помнить и о миссис Беллерби, но сейчас я хочу узнать больше о Вески. Если у вас есть время. Оно у вас есть? Кажется, я очень подробно вас расспрашиваю, мистер Уидс.

– Мистер Хед, не стоит волноваться – это честь для меня. Позвольте вновь наполнить ваш стакан и ваш, Бирн. Я расскажу все, что смогу.

– Как вы сказали, Картер нашел это трио. Начнем с начала – как и где он нашел их?

– Он ездил на север – думаю, в Сандерленд,[11] и он всегда высматривал всевозможные таланты, – ответил Уидс, стоя у шкафчика, где он вновь возился с бутылкой. – Там был цирк, он назывался «Гигантский цирк Алдени», и в одном из его номеров выступало трио Вески. Это было второразрядное шоу, а Алдени на самом деле был англичанином по фамилии Олден и являлся дядей нашей троицы. Наши артисты тогда были очень молоды – почти что дети. Очевидно, всю жизнь они провели с дядей. Впрочем, тот позаботился об их образовании – это было видно по их речи. Их родители умерли, когда дети были еще младенцами, и Олден взял на себя заботу о детях. И еще один момент – все они родились в один день. Тройняшки.

– У кого-то из них есть физические недостатки?

– Нет, отнюдь, – удивленно ответил Уидс. – Они были прекрасно физически сложены – любой из них мог поднять двух остальных.

– Просто у тройняшек часто бывают какие-то проблемы со здоровьем, – пояснил Хед. – Так что не обращайте внимания и продолжайте рассказ.

– Эдди увидел их возможности. Конечно, тогда они были совсем не такими блестящими, какими они стали после работы на Эдди – он развил их способности и сделал их звездами. Алдени понимал, что дни его цирка сочтены, и когда Эдди ска­зал, что готов нанять всех троих за двадцать фунтов в неделю, Алдени с готовностью отпустил их. Позже он скончался и оставил им небольшую сумму – они потратили ее на страховку: каждый из них получил бы десять тысяч фунтов, если бы кто-то из них умер. Они понимали, что в случае гибели только кого-то одного их номеру пришел бы конец. Эдди раскрутил их, и они продлили контракт уже за сто фунтов в неделю. Он понимал, что они стоят намного выше, так что его устраивала эта сумма.

Уидс сделал паузу и отпил из стакана.

– Надеюсь, я не переборщил с содовой ни для кого из вас, – заметил он. – На этот раз я рискнул смешать сам.

– Получилось отлично, – заверил его Хед, а Бирн удовлетворенно кивнул. – Сто фунтов в неделю на всех троих?

– Верно. Их это вполне устраивало. Они не смешались ни с одной театральной труппой, вместо этого арендовав маленькой домик в Твикенхэме – в один воскресный день я приезжал туда, чтобы увидеться с ними. Домик назывался «Штокрозой», и его сад опускался к реке. Сад еще сыграет свою роль. Они жили там вместе и вполне счастливо; у них был небольшой седан, полагаю, им занимался Питер. В свободное от работы время они наслаждались пасторальной простотой, эдакой современной Аркадией.[12]

– Без пристрастия к напыщенности, – предположил Хед.

– Вернее, к веселой жизни, – поправил его Уидс. – Но эстетично, вполне эстетично. В них была частица иностранной крови, и, увидев тонкие руки и ноги Питера, его черные глаза и темные волосы, вы вполне могли поверить, что его отец был испанским вельможей, или что его мать была страстной андалусской дамой. Не то, чтобы это было заметно по их речи – у них не было и намека на иностранный акцент. Обе девушки были более чем симпатичны. По этому фото вам не понять, как они выглядели на самом деле – их волосы здесь взъерошены, а макияж нанесен так, чтобы они как можно сильнее походили на Питера. Я всегда думал, что Кита симпатичнее, но Эдди склонялся к Ните – он стремился к ней, как змей в Эдем.

– С этого и начинается история, – предположил Хед.

– Вернее, заканчивается комедия, и начинается трагедия, – поправил Уидс. – Я не видел ее подробностей, но могу я вам сказать – если Эдди чего-то хотел, то он получал это, и я не знаю ни одного исключения из этого правила. Третий контракт с Вески был подписан с задержкой, по нему они получали полторы сотни в неделю на протяжении года. Менее чем через три месяца после подписания Анита вышла через сад к реке, стоял туман. На дознании выяснилось, что с намеченного пути она не сбилась. Я говорил, что все трое были пылкими и импульсивными? Они могли быть неистовы. Я видел, как они вели себя вместе, и как свирепо они защищали друг друга.

– Был вынесен вердикт о суициде? – спросил Хед.

– Верно. В нем говорилось о расстройстве рассудка – из сострадания к ее брату и сестре. И они получили страховку – в полисе оговаривалось, что в течении первых двенадцати месяцев не может произойти самоубийства, но насчет последующего периода ничего не говорилось, а прошло уже более года. Полагаю, с той жизнью, которую они вели, они немало сэкономили. Конечно, все окончилось, ведь Кита и Питер больше не могли выступать с шоу, а Эдди заявил, что своей смертью Нита разорвала контракт, поэтому он отказывается выплачивать…

– На самом деле он-то и был причиной ее смерти?

– Верно. Эдди был жестким человеком, когда дело касалось личных взаимоотношений. Он всегда говорил, что должен быть таким, чтобы жить и процветать. Я считаю, что юридически он был прав, хотя Кита и Питер никогда и не оспаривали это. Он нанял троих человек, а когда их осталось только двое, контракт стал недействителен. По крайней мере так он говорил, и я знаю, что в контракте не было оговорки о непредвиденных обстоятельствах.

– Давно ли все это произошло? – поинтересовался Хед.

– За пару месяцев до того, как Эдди забросил дела и переехал жить в деревню. Думаю, это в какой-то степени было причиной того, что он отошел от дел. Для себя я всегда объяснял это именно так.

– Но если Питер Вески хотел отомстить за смерть сестры, то не стал бы ждать более трех лет, – усомнился Хед.

– Погодите, я еще не закончил свой рассказ, – возразил Уидс. – Да, Томми, – бросил он заглянувшему в дверь человеку, – этим вечером переложи все на Сэмюэльсона. Как видишь, я занят. Мистер Хед, на чем я остановился? А, да, вспомнил! После смерти Ниты прошло около месяца, и за это время мы не видели никого из оставшихся двоих. И вдруг одним днем звонок Эдди адски задребезжал. Как раз шел дневной спектакль, и трое из нас бросились по лестнице, а затем в кабинет Эдди – там он стоял над Питером Вески. Питер лежал на полу, у стола Эдди, рядом валялся стилет (не толще шпильки), а по всему его жилету (это была его обычная одежда) были разбрызганы красные и черные чернила. Питер пришел к Эдди со стилетом, но поскольку Эдди был сильным и проворным человеком, он просто взял со стола малахитовую чернильницу и врезал ею в грудь Питера. Прямо по ребрам, а это была массивная чернильница – три ребра сломалось, и, как я слышал, одна из сломанных костей поранила его легкое или что-то еще. Мы втроем пытались что-то с этим сделать, когда меня оттолкнули, как пушинку (а ведь я вешу пятнадцать стоунов!) – Кита взяла брата на руки и легко пошла с ним к двери, словно он был младенцем. Питер был совсем без сознания. В дверях Кита обернулась и взглянула на Эдди. «Ты получил отсрочку, но не улизнул», – заявила она и ушла.

– Унося брата, – добавил Хед.

– Неся его всю дорогу – по лестнице, а затем и до машины. Никто из нас больше не видел никого из них. Эдди не стал подымать шум или предпринимать какие-либо действия, Вески поступили так же. Они покинули «Штокрозу», и, как я слышал, Кита увезла Питера за границу – в Алжир или куда-то еще, где она не чувствовала опасности. Я не уверен, куда именно они ездили, но вполне вероятно, что она выхаживала его, пока он не выздоровел, а это заняло немало времени. Выздоровев, он вернулся в Англию. Возможно, ради памяти покойной сестры Питер не стал ничего предпринимать против Эдди, но это лишь предположение. Но если вам нужно выбирать между змеей и затаившем на вас злобу испанцем, то убейте испанца – иначе он все равно доберется до вас. Ну, а змея не настроена лично против вас.

– Но Картер заводил и других врагов, – сказал Хед после паузы на размышление. – Вы рассказали мне об этом случае, и признаю – он дает возможность. Но разве ни у кого больше не было причин ненавидеть Картера?

– Верно! Мистер Хед, уже довольно поздно, но если хотите, то завтра вечером можете прийти снова, и тогда я расскажу вам еще больше. Но он не смог бы завести такого же опасного врага, как Питер Вески – никто так не предрасположен к ненависти и желанию отомстить, как испанцы и прочие южане. Естественно, поскольку я столь тесно связан с «Квадрарианом» и Эдди, я очень заинтересован и взволнован – с тех пор, как я прочитал об убийстве, и до того, как пришли известия о дознании, я перебирал в своем уме всех, кто мог бы его совершить. Питера Вески я разместил в начале списка, миссис Беллерби – второй, остальные же остались неопределенными. Вы можете думать иначе, но будь я на вашем месте, то отыскал бы Питера и хотя бы выяснил его алиби. Вернее, пока у вас нет особой причины подозревать кого-либо, с кем Эдди мог бы поссориться после того, как ушел на покой и поселился в ваших краях.

– Я подумаю об этом, – пообещал Хед, вставая на ноги. – И я очень благодарен за все, что вы рассказали мне, мистер Уидс, и за ваше предложение рассказать мне еще больше. Боюсь, мы беспардонно растратили ваше время.

– Не стоит, не стоит. Считаю за честь встречу с таким известным представителем полиции, как вы. Я в любое время рад предоставить себя к вашим услугам. Доброй ночи, сэр, доброй ночи. Доброй ночи, Бирн. Не забудьте о том маленьком деле, насчет которого я звонил сегодня днем.

– Дело практически сделано, – ответил Бирн. – Надеюсь, что завтра смогу принести новости о нем.

– Большое спасибо. Доброй ночи, мистер Хед!

X. Поиски Питера

XI. Результаты ошибки

XII. Итальянский антиквариат

XIII. Опросы и допросы

– Упс! – хмыкнул Хед, откладывая телеграмму, которую передал ему Уодден; сообщение было зашифрованным, и Уодден перевел его на человеческий язык.

Связавшись с Балеарским консульством, тут же сообщу результат каблограммой.

– Очень результативно. А каков шифр, на случай, если в следующий раз мне будет нужно быстро и самостоятельно расшифровать послание?

– Бентли, – сказал Уодден. – Книга в сейфе.

– Хорошо. Шеф, какие великие деяния запланированы на сегодня? Я не понимаю, как нам подступиться к делу Картера, пока мы не исключим Питера Вески или же, напротив, не установим его причастность.

– Заняться чем-то другим вы не сможете – больше никаких дел нет, – заметил Уодден. – Малые сессии[18] будут в следующий вторник, у нас только те двое пьяниц: дело о жестоком обращении с детьми да Пенли, ощипавший уток миссис Платтс. Я подумываю о том, чтобы вызвать вас в качестве эксперта, готового присягнуть, что это были именно утиные перья, а не, скажем, страусиные.

– Плохо дело, шеф – страуса я никогда не ощипывал. Если этим утром я вам не нужен, то я хочу еще раз обойти свидетелей по делу Картера. Не хочу его бросать, и вдруг удастся на что-то выйти.

– Хорошо, дерзайте. Но никогда не признавайтесь, что не разбираетесь в чем-то, даже если это всего лишь утиные перья. Стоит сказать слово, и несведущая толпа поверит вам. А теперь отправляйтесь восвояси, а потом сообщите результат.

Выходя из участка, Хед задержался и обвел взглядом Маркет-стрит. У входа в «Герцога Йоркского» он увидел лондонского журналиста, прибывшего освещать дело об убийстве в усадьбе – тот остался в поселке, питая надежды на развитие событий. Инспектор пошел другой дорогой, неторопливо удаляясь от центра поселка, к месту, где улица становилась проселочной дорогой с редкими строениями по обочинам.

Дойдя до конца дорожки, Хед замер. Где-то поблизости убийца Картера остановился, чтобы надеть старые башмаки перед тем, как идти к калитке-вертушке. Всевозможная обувь продолжала прибывать в полицейский участок, но Хед знал, что не стоит питать надежды, будто нужная пара попадет к ним – тот, кто придумал такое преступление, не стал бы допускать ошибки, оставляя башмаки там, где их смогут найти энергичные скауты или кто-то еще. После недолгих раздумий Хед медленно прогулялся по переулку, представляя, как убийца шел через тьму, дошел до калитки, вошел через нее, подошел к усадьбе… Картер открыл для него дверь – открыл дверь собственной смерти!

Затем – обратно. Назад к калитке: Хед снова остановился и поднял взгляд на ясень, одна из ветвей которого простиралась над калиткой, а другая – над дорогой. Да, должно быть, убийца очень хорошо управляется с веревкой, если может с первого раза перекинуть веревку через ветку в темноте – если бы первая попытка была неудачной, то на снегу остался бы след. Но Хед знал: на снегу не было отпечатков ни веревки, ни ног. Последние прекращались у калитки.

Расположение и форма дерева, вероятно, подали убийце мысль, когда тот впервые осматривал место будущего преступления. Если бы не выпал снег, то он оставил бы следы на мягкой почве тропинки в усадьбу, а у калитки они бы прекратились – вдали от жесткого щебня дороги. Веревка была бы использована тем же самым образом – она была частью первоначального плана. А вот велосипед, использованный для скрытия следов, был добавлен после того, как выпал снег. Его было не так уж много, так что оставленный велосипедом след был не настолько глубоким, и вполне можно было подумать, что кто-то просто катил велосипед, идя рядом с ним. Будь снега чуть больше, и обман стал бы заметен.

Ловко, просто и аккуратно – следы ног возле отпечатка колеса могли принадлежать как небольшому мужчине, так и женщине. Хед основательно изучил фотографии, но не мог определить пол убийцы. У Питера Вески были аккуратные маленькие руки и ноги, Питер Вески умело обращался с веревкой – очень умело. Но Хед все еще сомневался в виновности Питера. Тот слишком хорошо подходил по всем параметрам и, на взгляд Хеда, был слишком очевидным подозреваемым. Он уже пытался убить Картера, он хотел ему отомстить, и его темперамент подходил для реализации данного преступления так же хорошо, как и физические способности. Был ли он убийцей Картера? Если нет, то кто?

Задумавшись над гостями вечеринки накануне убийства, Хед мысленно исключил чету Квэйд из возможных подозреваемых. Даже если не думать о мотиве, одно только расстояние до их дома (на другом конце Вестингборо) вычеркивало их из списка: ни Квэйд, ни его жена не успели бы проехать круг на велосипеде, а потом совершить убийство. Или даже сделать что-то одно из этого. Затем Хед вычеркнул Фреда Поллена и Бетти Хэрдер – это просто нелепо, они просто развлекались, а они любили делать это, особенно за чужой счет. Итак, остались Денхэм, Мортимер и сестры Перри. Денхэм что-то знал, Хед был в этом убежден. Точно так же он был почти убежден, что Мортимер также что-то знает: он внушал доверие и хорошо владел собой, но когда Хед опрашивал его, он слишком уж хорошо владел собой, словно готовясь предоставить инспектору тщательно отобранные крупицы информации и тем самым заслужить доверие. С первого взгляда было видно, что он не годится для метания веревок и лазания по деревьям – он был слишком корпулентным и малоподвижным человеком. Но он что-то знал.

Далее сестры Перри. Этель была медсестрой, а Хед чувствовал: замеченная Борроу личность в униформе медсестры как-то связана с преступлением. Это могла быть женщина или маленький мужчина, но если верно последнее предположение, то при чем тут Этель? Могла ли она одолжить свои форму и чепчик, и если да, то кому?

Лилиан. Далее он подумал о ней. Она могла нечаянно сказать Мортимеру что-то такое, что заставило его насторожиться, когда Хед пришел опрашивать его. Например, о том, что ее сестра кому-то одолжила форму и чепец. Или о чем угодно! Возможно, ее следует расспросить более тщательно, нежели Мортимера.

На дознании не говорилось о возможной связи преступления и следов велосипеда, как не пояснялся и явно бесплодный призыв полиции к велосипедистам и медсестрам, но естественно, что в поселке немедленно увязали его с убийством, и редактор «Смотрителя» сделал это темой статьи. Конечно, общественность знала, что следы убийцы шли от калитки и обратно. И теперь, взглянув за калитку, Хед мог увидеть, что земля истоптана журналистами и ротозеями.

Пока инспектор стоял в раздумьях, к нему подошел человек, которого он ранее видел у входа в «Герцога Йоркского». Он радостно поздоровался:

– Доброе утро, мистер Хед.

– Вовсе не доброе, – ответил тот. – Во всяком случае, пока.

– Не возражаете, если я пройду в усадьбу и поговорю с Арабеллой Канн? – спросил журналист. – Я должен кое-что передать.

– Возражаю, причем активно, – ответил Хед. – Пока я не продвинусь в расследовании, я возражаю против того, чтобы связанных с делом лиц расспрашивали посторонние, будь то вы или кто угодно еще. Как вы знаете, это повлияет на их мнение и усложнит мою работу.

– Хорошо, я не буду беспокоить ее, – разочарованно пообещал журналист. – Но не можете ли вы сказать мне что-нибудь о деле? А то я здесь лишь время теряю, а так и нагоняй от начальства получить недолго.

– Вы можете сообщить, что у нас есть многообещающая линия расследования, и мы надеемся, что в течение нескольких дней она разовьется, – сказал Хед. – Я знаю, вашему редактору это покажется пустяком, но это максимум, что я могу сказать, пока сам не узнаю больше.

– Пустяк? – довольно повторил журналист. – Когда завтра утром вы раскроете газету и увидите, что я сделаю из него, вы обнаружите, что столько наговорили! Колонки на полторы!

– Ну, доброго вам утра, мистер Симпсон, – попрощался Хед. – Я иду внутрь.

Он прошел через ворота и направился в усадьбу. Кстати, вот что он прочел на следующее утро в одной из газет:

Инспектор Хед, имя которого хорошо знакомо нашим читателям, дал интервью нашему специальному корреспонденту на месте преступления. Он сообщил, что расследование при­ближается к установлению личности убийцы, но в интересах закона мы вынуждены умолчать о том, в каком именно направлении развивается деятельность полиции Вестингборо. В течение ближайших дней можно ожидать стремительного развития событий, и можно с уверенностью предполагать, что убийство в усадьбе…

И так далее, и тому подобное – на полторы колонки и даже чуть больше – настолько этот журналист сумел растянуть простую фразу Хеда. Ведь это место на странице было зарезервировано для освещения дела об убийстве, и его нужно было заполнить. Подзаголовок, набранный полужирным шрифтом, помог заполнить пространство, также помогло и описание зимнего пейзажа; в следующем выпуске можно было ожидать сообщения, что для холодного времени года воцарилась необычайно мягкая погода, и очередного предсказания скорого раскрытия дела.

Но все это в будущем, а пока Хед шел по дорожке, пересекая лужайку и направляясь к усадьбе. Окна, выходившие на фасад, были закрыты шторами, и дом выглядел непривычно уныло – похороны Картера были назначены именно на этот день. Наследник – высокий и, судя по внешнему виду, недоедающий священник нонконформистской церкви по имени Септимус Снуд. Радовался он наследству или нет, но приличия явно намеревался соблюдать. Будучи дальним родственником и единственным из объявившихся наследников (хотя в завещании, помимо него, было упомянуто еще два человека), он обосновался в усадьбе, взяв на себя руководство происходящим. Помимо прочего всем слугам и конюхам он дал возможность выбора между уведомлением об увольнении через месяц либо немедленном получении зарплаты за этот период. Он намеревался как можно быстрее продать все на аукционе, так как был единственным душеприказчиком.

Хед заметил местное такси у входа в дом. Когда инспектор подошел к газону, появились таксист и девушка – они несли боль­шой баул. Водитель поставил баул у своего сиденья и вернулся в дом (за очередной порцией багажа?), и пока девушка ожидала его на пороге, Хед узнал в ней Филлис Тейлор. На ней был отличный макияж и лисий мех.

– Доброе утро, мисс Тейлор, – поздоровался Хед. – Я решил, что было бы хорошо еще раз взглянуть здесь на все, а также взять ваш будущий адрес – на случай, если нам потребуется связаться с вами.

– Но кто сказал вам, что я сегодня уезжаю? – испуганно спросила девушка.

– О, у нас есть свои методы все узнавать, – ответил инспектор. Он и не знал о том, что она уезжает, но не собирался в этом признаваться.

– Полагаю, от кого-то из этой кошачьей стаи, – предположила Филлис, красноречиво взмахнув в сторону дома. – Ну, если это так, то мне все равно, что обо мне говорят эти самодовольные сплетницы.

– Я думал, что вы останетесь до похорон, – предположил Хед, оставив предыдущую тему разговора без развития.

– Я бы так и сделала, если бы не этот хитрый болван, которому так нужны деньги Эдди, – объявила она. – С чего это он решил, что перед завтраком мы обязаны молиться? Я не потерплю ничего подобного ни от него, ни от кого бы то ни было еще!

Таксист вынырнул из дома с чемоданом в руках.

– Это все, мисс? – спросил он. – Маленький я поставлю внутрь.

– Тогда и этот вместе с ним, – ответила девушка. – Да, их много. Ну, мистер Хед, желаю вам доброго утра и надеюсь, что вы поймаете того человека.

– А еще вы дадите мне адрес, по которому вас следует искать, если это потребуется, – несколько категорично потребовал он. – Вот карандаш и бумага.

Филлис Тейлор положила бумагу на сумку и написала адрес. Взяв его, Хед присмотрелся к буквам.

– Боу-роуд, так? Эта миссис Мерримен – ваша родственница?

– Это моя замужняя сестра, раз уж вам нужно знать обо всем на свете, – огрызнулась девушка.

– Пока вы будете в пути, я успею проверить это, – ответил инспектор.

– Я… я ошиблась, – сконфузилась Филлис. – Там должно быть «Коннаут Рентс, Боу-роуд, четырнадцать». А не просто «Боу-роуд, четырнадцать».

– Из-за подобных ошибок люди иногда оказываются под подозрением, – заметил Хед. – Юная леди, я буду следить за вашим путешествием, и пока вы едете, я наведу справки о миссис Мерримен. Вы уверены, что не ошиблись насчет Коннаут Рентс?

– Готова поклясться! Дом номер четырнадцать.

– Если это не так, – предупредил Хед, – то вы будете арестованы, как только выйдете из поезда, или чуть позже. Хорошо, можете идти, но не думайте, что окажетесь вне досягаемости.

Хед отвернулся от девушки и увидел, что преподобный Септимус стоит в дверях усадьбы, степенно кивая ему. Инспектор направился к нему, кивая в знак приветствия.

– Мистер Снуд, позвольте воспользоваться вашим телефоном? – спросил он.

– Ну конечно, инспектор. Я боюсь… – здесь он кивнул в сторону такси, – этой дщери вавилонской.

– Да-а, – протянул Хед, – так она и до висячих садов дойдет, если продолжит в том же темпе.

– Именно такая женщина спускала на веревке соглядатаев со стен иерихонских, – мрачно продолжил Септимус. – Мой покойный кузен был человеком со множеством пороков, как ни печально говорить об этом.

– Надо же! – Хед взглянул на удалявшееся такси. – Спускала на веревке! Если бы вы только знали, это же почти в яблочко! Только не о ней… Я войду и позвоню, если не возражаете.

Войдя в гостиную, он позвонил Уоддену и сообщил ему об «ошибке» с адресом Филлис. Судя по раздавшемуся в ответ звуку, Уодден шумно выдохнул в трубку перед тем, как заговорить:

– Отлично, Хед, отлично! Я немедленно уточню насчет этой миссис Мерримен – на случай, если девушка все еще пытается обвести нас. Если это так, то у нас еще хватит времени на то, чтобы задержать ее при выходе с поезда. Ну, продолжайте свое дело. Вполне вероятно, что Филлис хотела просто отделаться от нас, чтобы мы не смогли вызвать ее как свидетеля.

Хед повесил трубку и и прошел в столовую. Гроб стоял на подставке возле стола, а в углу за дверью чинно тикали старинные часы. Преподобный Септимус прошествовал за инспектором в комнату и посмотрел на гроб.

– Печально, что он устремился в вечность из пучины своих грехов. Не покаявшись и не придавая значения гневу грядущему. Поспешая к…

– Меня беспокоит лишь тот, кто заставил его поспешать, – нетерпеливо вставил Хед. – Ненавижу тратить время на пересуды о ком бы то ни было вместо того, чтобы выполнять свою работу. Вы уже просмотрели его бумаги, как просил суперинтендант Уодден?

– Я осмотрел все доступные документы, – чопорно ответил Септимус. – Кажется, что они состоят из счетов местных торговцев, переписки в связи с крылом, которое он даровал местному госпиталю, и тому подобного. И… некоторых чрезмерно любвеобильных посланий от различных женщин, с которыми он имел… хм… очень близкие отношения. Но в то же время несерьезные, в этом я уверен. Легкомыслие и невоздержанность – не более.

– Вам стоит отсортировать все такое от чисто деловой переписки и передать нам, – предложил Хед. – Я прослежу, чтобы наш сержант Уэллс вернулся сюда после похорон, и вы сможете передать ему всю корреспонденцию, не относящуюся к обычной деловой переписке. Около четырех тридцати, сэр. Вас это устроит?

– Не слишком ли много вы на себя берете, инспектор, обращаясь с такой просьбой? – недовольно спросил Септимус.

– Это не просьба, а приказ, – резко парировал Хед. Самодовольство священника раздражало его. – Более того, я ожидаю, что он будет исполнен, вы ведь – душеприказчик.

– О, хорошо, инспектор, будет сделано. Все документы будут переданы вам. Надеюсь, впоследствии они будут мне возвращены.

– Мы вернем все, что не потребуется в качестве улик, – заверил его Хед. – Это все, спасибо. Хотя нет, еще один момент. Уволилась только та девушка?

– Остальные слуги останутся еще на месяц. А двое конюхов останутся до тех пор, пока лошади не будут проданы.

– Хорошо. Сейчас мне не нужно увидеться ни с кем из них. Доброго утра, мистер Снуд. А теперь мне пора идти дальше.

Хед вышел и медленно прогулялся к воротам. Он чувствовал: усадьба больше ни о чем ему не скажет. Если не считать корреспонденцию, которую Септимус пообещал предоставить, больше ничто в усадьбе не могло указать на личность убийцы Картера. Возможно, сообщения из консульств в Испании смогут вывести его на след Питера Вески и его сестры. Хед помнил, что она сказала Картеру на прощание, забирая брата. Возможно, она была соучастницей Питера, может, даже ее вина была не меньше, чем у него. И, как он говорил Уоддену, эта пара сейчас может находиться в Вестингборо. Возможно, Денхэм знает что-то о них, а Этель Перри могла одолжить кому-то из них униформу. Но последнее крайне маловероятно: тот, кто спланировал преступление, слишком умен, чтобы посвящать в подробности такую девушку, как Этель Перри. Да, Хед подозревал ее, но главным образом из-за того, что чувствовал: в деле замешана женщина. Женский ум скрывался за униформой медсестры, а последняя была у Этель Перри.

Проблема личности убийцы казалась инспектору далекой от решения, пока он шел пол Лондон-роуд, пересек мост через Айдлборн, прошел мимо белого дома Мортимера и, сделав круг, вернулся на Маркет-стрит. Там он свернул в деловой квартал, вошел в офис Денхэма и попросил Джослина сообщить мистеру Денхэму, что он хочет побеседовать с ним несколько минут.

Выйдя из кабинета, Джослин доложил, что мистер Денхэм сожалеет, но он слишком загружен. Услышав это, Хед придвинул к себе стул и сел на него.

– Скажите мистеру Денхэму, что я подожду до тех пор, когда он сможет поговорить со мной.

Джослин ушел с этим сообщением, и до Хеда донесся громкий и, по-видимому, возбужденный голос Денхэма. Джослин быстро вышел.

– Мистер Хед, войдете? – холодно пригласил он.

Хед вошел и увидел, что Денхэм стоит спиной к камину, сунув руки в карманы. Он пристально взглянул на инспектора.

– Ну, что вам надо? Пришли арестовать меня? – выпалил он.

– Будь это так, я бы пришел не один, – спокойно ответил Хед. – Я здесь по двум причинам. Во-первых, потому что с точки зрения закона соучастник так же виновен, как и основной преступник – даже если его вклад в преступление невелик. Не стоит забывать об этом, и ваше поведение, мистер Денхэм, побудило меня напомнить вам об этом.

– Сперва найдите основного преступника, – презрительно ответил Денхэм. – Если вы вместо этого хотите подвергнуть меня допросу третьей степени – дерзайте. Но постарайтесь побыстрее. Иногда мне нужно работать, не стоит забывать об этом.

– Постараюсь покороче, – спокойно ответил Хед. – Вторая причина, по которой я снова пришел к вам, это спросить: когда вы в последний раз видели Питера Вески?

Сказав это, Хед внимательно наблюдал за Денхэмом и увидел, что названное имя ни о чем ему не говорило. Все, что он заметил, это лишь проблеск интереса, но совершенно бесстрастного.

– Я не знаю, кто это, – наконец, медленно ответил Денхэм. Кажется, интерес пересилил его неприязнь. – Питер Вески… А, теперь я вспомнил! Мужчина из трио Вески – Нита, Кита и Питер. Ну, инспектор, в последний раз я видел Питера на сцене «Квадрариана» – три… нет, должно быть, даже четыре года назад. Однажды вечером я видел выступление всего трио, и с тех пор я не видел никого из них. Вам достаточно такого ответа, или вы будете измываться надо мной, как это делал коронер на дознании?

– Ваш ответ достаточно хорош, – спокойно ответил Хед.

– Тогда, получив его, вы оставите меня в покое? Вы говорили, что вы здесь по двум причинам, и это вторая из них. Может быть, теперь вы займетесь поисками того, кто убил Картера? – съязвил Денхэм. – Насколько я понимаю, вы вряд ли сможете арестовать соучастника прежде, чем вычислите основного виновника. Сначала ведь нужно арестовать самого убийцу, не так ли?

– Необязательно, если соучастие было явным, – возразил Хед.

– Ну, я не знаю, кто убил Картера, а моя деятельность ограничена работой и досугом, а убийство ни к чему из этого не относится, – сказал Денхэм. – Уходя, вам не нужно хлопать дверью – на ней есть пружина, и она закроется самостоятельно, как только вы отпустите ручку. Извините, что потратил впустую так много вашего времени, инспектор.

Он поднял руку и принялся изучать собственные ногти, словно они особенно интересовали его. Хед, не отвечая, вышел, позволив дверям самостоятельно закрыться.

XIV. Кондор‑хилл

– Хью, отчего ты сегодня так угрюм? – спросила Адела, закончив ланч и сев рядом с братом. На лице последнего все еще оставался хмурый взгляд, которым он проводил уходившего из офиса инспектора Хеда.

– Из-за всякого, – отвечая, он встал и, подойдя к камину, закурил. Он все еще хмурился.

– Но я не понимаю, почему, – задумалась Адела. – Кем бы ни был убийца Картера, его поймают, и проблемы сразу же развеются, ведь окажется, что ты не имеешь к этому никакого отношения. Лишь дураки могут думать, что за теми расспросами на дознании что-то скрывается.

– Дураков много, – мрачно заметил Хью Денхэм.

– Но зачем беспокоиться? – настаивала Адела. – У тебя есть Маргерит, она такая милая, а мы, девушки, не так уж часто говорим о других представительницах нашего пола, что они красивее нас. И она по-настоящему любит тебя.

– А ты любишь Боба Ли? – резко спросил Денхэм.

– Если нет, то почему, по-твоему, я собираюсь выходить за него? Папа оставил мне достаточно денег, чтобы я смогла прожить незамужней. Конечно, я люблю его!

– Своеобразно прагматичным образом, – заметил Хью.

– Это лишь то, что ты знаешь, – мечтательно улыбнулась она. – Мы собираемся завести двоих детей – надеюсь, это будут мальчик и девочка. Ни Боб, ни я не хотим заводить больше – тогда наследство раздробится на слишком много частей. Хью, вечером тебя ждать к ужину?

– Нет, – уверенно ответил Денхэм. – Я уеду с Маргерит – мы договорились поужинать в Карден-Армс, по ту сторону от Кондор-Хилл.

– О, я знаю, где находится Карден-Армс, – еще раз мечтательно улыбнулась Адела. – Но это напомнило мне… Утром, совершая покупки, я встретила Вер Лэнгтон, и она рассказала мне, что ее отец сегодня возьмет ее в Карден.

– Ну, нам они не помешают, – заметил Денхэм.

– Они собираются посмотреть на гунтера, которого он купит ей, конечно, если тот ей понравится, – продолжила Адела, следуя своей линии разговора. – Мне хотелось… и все еще хочется, чтобы Маргерит не настаивала на отсрочке официального объявления вашей помолвки.

– Какая тебе разница? – раздраженно спросил Денхэм. – У нее есть на это стоящая причина, и она объяснила ее мне.

– Дорогой мой младенец, сейчас любая причина, которую назовет Маргерит, покажется тебе стоящей, – отметила Адела. – А для меня это имеет значение, особенно после встречи с Вер. Помнишь ту неделю, что мы провели в Лондоне? Это было четыре года назад.

– Сегодня мне уже напоминали об этом, – ответил Денхэм, вспомнив вопрос Хеда о трио Вески.

– Да? Жизнь полна совпадения, не так ли? Но вот что я подумала. Вспомни, Вер и ее сестра также были там, хотя теперь ты, наверное, предпочитаешь забыть, что постоянно составлял компанию Вер, тогда как мне постоянно приходилось развлекать Мэри. Еще полгода назад я надеялась, что ты сойдешься с Вер.

– И какое это имеет отношение к желанию Маргерит не распространяться о нашей помолвке?

– Простое, неразумный ты младенец. Вер любит тебя так же сильно, как и раньше. Она – милая девушка, она могла бы стать идеальной женой для тебя, если бы не появилась Маргерит. Вер будет питать надежды на это, пока не узнает, что вопрос уже решен. И ты заслужил ее упреки, Хью. Еще год назад вы с ней были очень близки. Как помнишь, мы часто ходили к Лэнгтонам, а сегодня утром Вер спросила меня, отчего мы больше не приходим к ним. Мне пришлось чуть ли не оттолкнуть ее, когда она предложила провести вечер вместе.

Какое-то время Денхэм стоял молча. И правда, было время, когда они с Вер Лэнгтон были близкими друзьями, и он знал, что они стали бы более, чем просто друзьями, если бы в Вестингборо не появилась Маргерит. Так что он почувствовал справедливость в полуупреке Аделы.

– Я не видел Вер уже три месяца, – наконец, сказал он.

– Она не из тех, кто быстро забывает. Но, возможно, мне не стоило говорить об этом сейчас. Вер – упущенная возможность, а Маргерит – реализовавшаяся. И у тебя есть все основания гордиться ею. Скажи ей, что хочешь гордиться ею, пусть все знают об этом. Убеди ее согласиться на огласку. Определившийся мужчина – совсем не то, что свободный, и как только Вер узнает о помолвке, она перестанет думать о тебе. Или перестанет надеяться, что в конечном счете привет к тому же результату.

Денхэм потушил сигарету о пепельницу.

– Маргерит говорит, что через неделю-другую мы дадим людям знать. Возможно, я передам ей что-то из нашего разговора.

– Сомневаюсь, – возразила Адела. – Едва оказавшись вместе, вы прекратите думать обо всем, кроме вас самих. Исходя из собственного опыта, я не могу винить вас. Если тебе удастся хоть на пару минут спуститься с небес на землю, то передай ей привет от меня. Хотя я не очень-то на это надеюсь.

Она вышла из комнаты, а немного позже Денхэм вернулся в свой офис – взглянуть на запрошенные им сметы строителей касательно угла дома Перри, а также сообщить Джослину, что офис останется на нем с трех часов и до закрытия, так как его, Денхэма, в это время не будет на месте. По пути в офис он размышлял над словами Аделы. Он признавал, что когда-то был почти влюблен в Вер Лэнгтон, или даже и в самом деле был влюблен в нее, хотя нынешнюю страсть, которой он пылал к Маргерит, было никак не сравнить с теми чувствами. Но было же время, когда Вер казалась ему очень желанной, он давал ей понять, что должен быть вместе с ней, и если выпадала возможность, он составлял ей пару, а Адела (которая, как и всякая женщина, в глубине души была сводницей) старалась создавать для них такие возможности. Даже после того, как появилась Маргерит, их дружба с Вер какое-то время продолжалась, и он не дал ей ни намека на то, что их взаимоотношения обречены на перемены. Он должен был… но как ему нужно было поступить? И что он мог сделать? Напрямую ни о чем не говорилось, просто течение несло их вместе (и она это явно приветствовала), а затем то же течение жизни стало нести их порознь. Тем не менее он осознавал, что Вер имеет полное право почувствовать негодование, услышав о его помолвке – ведь притяжение между мужчиной и женщиной выражается не только в словах, а она давала ему понять, что едва он выразит свои чувства в словах, как тут же получит соответствующий ответ. И он знал: если бы не появилась Маргерит, он произнес бы эти слова, ведь около года назад он был очень близок к этому.

Однако его печаль была недолгой. На рабочем столе его дожидались две или три запрошенные им сметы, и к тому времени, когда он закончил с ними и отдал Джослину распоряжения, ему приходилось поторапливаться, чтобы не опоздать на встречу с Маргерит. Он увидел ее машину: маленькую легковушку, ожидавшую у ворот. Когда он подходил к двери, ее открыла Маргерит, уже облачившаяся в костюм для вождения. Но она отступила в коридор, и Денхэм вошел вслед за ней и обнял, чтобы поцеловать ее.

– Дорогая, ты выглядишь прелестней, чем когда-либо! – сказал он.

– Ах, но ты смотришь на меха и шляпку, а вовсе не на меня, – упрекнула его Маргерит. – А я все та же.

– Маргерит, не глупи. Какие еще меха?

– Соболь. Ты не знал, что это соболь? А у соболя ценный мех. Хью, дорогой, я подумала, что нам нужно выехать немедленно и не задерживаться на чай у меня. Иначе пока мы доедем до Кондор-Хилл, совсем стемнеет. Мы можем поехать в Карден-Армс и выпить чаю там, затем поехать через Крейвенский лес и вернуться в отель на ужин. В такой день, как этот, в машине не будет холодно.

– Как хочешь, дорогая. Я в любом случае с тобой.

Они прошли в машину, и Маргерит села за руль. Был солнечный день, предвещавший наступление весны. Денхэм присвистнул, когда они свернули на Треерн-роуд – его «Бугатти» легко брал углы на приличной скорости, но эта машина могла сворачивала под прямым углом с ловкостью борзой собаки.

– Поворачивает так легко, как будто у нее всего два колеса, – заметил Денхэм, когда Маргерит бросила на него вопросительный взгляд. – Продолжай в том же духе!

Девушка рассмеялась и с той же удалью свернула на Лондон-роуд. Затем, нажав на газ, она пронеслась по мосту через Айдлборн и далее, миновав поворот на Мэггс-лейн, они выехали на прямой участок дороги протяженностью в три мили. Денхэм посмотрел на спидометр и увидел, что скорость достигла почти шестидесяти миль в час и все еще увеличивалась.

– Хорошее соотношение мощность-вес, – заметил он. – Если не возражаешь, то временами я хотел бы садиться за руль, чтобы почувствовать, каково это.

– Руль и все остальное покажутся тебе настолько легкими, что ты и не заметишь, что ведешь машину, – ответила Маргерит. – Конечно, ты можешь сесть за руль, когда захочешь. Хочешь поменяться местами сейчас? – она сбавила скорость и взглянула на Хью.

– Нет, продолжай, – ответил тот. – Мне и в качестве пассажира вполне хорошо, а я вряд ли сказал бы такое большинству женщин-водителей.

Она снова нажала на газ. Еще около восьми миль они ехали параллельно течению Айдлборна, двигаясь по дну впадины. Затем последовал небольшой подъем на протяжении трех миль, после чего дорога круто ушла вверх – они добрались до гребня ряда холмов вокруг Айдлборна.

Маленькая машина подымалась на холм, лишь слегка снизив скорость. Денхэм наблюдал за спидометром, ожидая, что скорость упадет хотя бы до сорока или до тридцати миль в час, а может быть даже настолько сильно, что придется переключить передачу. Маргерит заметила напряженное выражение его лица и весело рассмеялась.

– Тебе не верится? Но это так.

– Удивительный двигатель. Десять лошадиных сил, говоришь?

– Да, но от скаковых лошадей. Как видишь, скорость все еще сорок три мили в час: мы успели достаточно разогнаться. Если бы мне пришлось притормозить у подножия холма, то, скорее всего, потребовалось бы переключить передачу. Но сейчас мы, даже добравшись до вершины, сохраним скорость около сорока миль в час.

– Остановимся на этой стороне холма и посмотрим назад, – предложил Денхэм.

Маргерит съехала на обочину и остановила машину за четверть мили до вершины холма. Когда они оглянулись, были отчетливо видны крыши домов Вестингборо, а линия реки бледной нитью убегала вдаль, превращаясь в тусклую дымку, покрытую ветвями голых деревьев. Из синей мглы проступали очертания дальней гряды холмов, за рекой возвышались таинственные очертания: церковные башни искажались и выглядели, словно волшебные зубчатые стены; деревья смешивались с крышами домов, образовывая гигантские замки, и над всем этим парила великая тишина.

– Я так рада, что еще не лето, – внезапно сказала Маргерит.

– Мне бы захотелось врезаться в фургон с мороженым, – заметил Денхэм. – Вид на Карден удачнее с крутого склона, но я думаю, что здесь более очаровательное место.

– Мне так приятно любоваться им вместе с тобой, – мягко сказала Маргерит.

– И ты возле меня – так очаровательно, – Денхэм взял ее за руку. – Что бы я делал, если бы не нашел тебя, Маргерит?

– Я не хотела, чтобы ты узнал о моей любви к тебе, – ответила она. – А теперь, впервые в жизни, я понимаю, что такое настоящее счастье. Но время движется к закату; продолжим путь и переместимся на ту сторону – посмотреть на Карден?

Хью кивнул, и Маргерит завела машину. За хребтом, на месте, где начинался склон, на обочине стоял усеянный красными светоотражателями знак «Опасность» – даже в ночи он был хорошо заметен в свете автомобильных фар. Сразу за ним дорога резко сворачивала влево, где она спускалась вниз. Белое ограждение вдоль внешнего края дороги также было усеяно красными светоотражателями, а за ним начинался обрыв в двести футов высотой. Внизу росли сосны, и в летнее время орды мотоциклистов прислоняли своих «коней» к ограждению и, сев на краю обрыва, смотрели на верхушки деревьев под ними. Но сегодня перед Денхэмом и Маргерит расстилалась знаменитая панорама.

У знака «Опасность» дорога расширялась на полсотни футов, что становилась в четыре или пять раз шире, чем обычно. Бетонное расширение на обочине образовывало площадку, на которой летом, по воскресеньям и праздникам, могло парковаться по полсотни автомобилей. Вот к ней и подъехала Маргерит. Никаких других людей или транспорта в поле зрения не было.

– Для чая еще рано, – заметила она. – Может, выйдем ненадолго и полюбуемся пейзажем?

Денхэм, не отвечая, протянул руку и открыл ей дверь. Затем он вышел сам и присоединился к Маргерит, оперевшись об ограждение.

– Если оно не выдержит, то к тому времени, когда мы окажемся внизу, мы, вероятно, будем совсем плохи.

– Мертвы. Но к чему думать об этом? Перила достаточно надежны. А эти забавные кружки из красного стекла напоминают крупные рубины.

– Ночью сходство сильнее. Знак здесь для того, чтобы предупреждать водителей о повороте.

– Знаю. Хью, ты в самом деле пытаешься учить меня или говоришь это потому, что не знаешь, что сказать?

– Нет. Это для того, чтобы ты заговорила – мне так нравится, как звучит твой голос. Это делает нашу любовь реальней, а когда ты не со мной, это чудо кажется таким далеким.

– Дорогой, ты устанешь от моего голоса, если… – она внезапно запнулась и, отвернувшись в другую сторону, уставилась на сосны.

– Дорогая, никогда! Но если… если что?

– Неважно. Смотри – кто-то едет. Седан, и за рулем женщина. А мы не в машине.

Денхэм посмотрел вниз.

– Это Лэнгтон и его дочь Вер, – сказал он. – Адела говорила, что они сегодня собираются в Карден. Я думаю… Маргерит, нам лучше остаться здесь. Если мы попытаемся вернуться в машину, это может выглядеть, как будто мы прячемся от них.

Маргерит не ответила. Они стояли у ограждения, и Денхэм мысленно молился чтобы Лэнгтоны продолжили свой путь. Но их седан подъехал к ограждению и остановился в нескольких футах от машины Маргерит. Из нее выглянул веселый и румяный Лэнгтон.

– Как дела, мисс Уэст? – добродушно спросил он, открывая дверь. – Хэлло, Денхэм! Отсюда, как я вижу, открывается поразительный обзор. – Лэнгтон вышел из машины. Он был высоким человеком средних лет, но все еще энергичным и бодрым. – Вер рассказала, что утром она повстречала Аделу – она уже год или два не встречала никого из вас. Мисс Уэст, вы, кажется, также хорошо скрывались после охотничьего бала. А это потеря для Вестингборо.

Маргерит пожала ему руку, не ответив ничем, кроме улыбки. Денхэм невнятно пробормотал что-то о том, что в последнее время он был чертовски загружен. Затем к ним присоединилась Вер Лэнгтон, выбравшаяся с водительского сиденья в седане. Она не смогла удержать себя в машине, увидев Денхэма со своей явной соперницей.

Контраст между двумя девушками можно сравнить с разницей между английской розой и, скажем, с цветущей магнолией. Вер, с каштановыми волосами и голубыми глазами, обладала аристократичной фигурой и чертами лица и определенно была дочерью своей страны, на ее фоне Маргерит казалась еще более смуглой и более иностранной. Они поприветствовали друг друга с прохладным дружелюбием, и даже Лэнгтон заметил напряжение, возникшее при их встрече.

– Поразительный обзор, – повторил он, пытаясь загладить неловкую паузу. – Он мне никогда не надоедает – проезжая по этой дороге, я всегда останавливаюсь полюбоваться. Сегодня я купил нового гунтера для Вер, и мы как раз ехали домой.

– А мы – из дома, – ответил Денхэм, бросая на Вер взгляд, который мог быть воспринят и как вызов, и как приглашение высказаться насчет его выбора. Но она не заметила его.

– Это в какой-то степени напоминает мне Малверн,[19] – продолжил Лэнгтон и обратился к Маргерит: – А вам так не кажется?

– Боюсь, что не очень хорошо знаю Малверн, – ответила она.

Они еще немного поговорили. Или пытались говорить, но не нашли ни одной темы, которая помогла бы растопить холодное отношение девушек друг к другу. Веселое дружелюбие сохранялось лишь у Лэнгтона, и Денхэм пытался ему подыгрывать, но безуспешно: присутствие Маргерит мешало ему показать, насколько высоко он ценит то, что отношение Лэнгтона не изменилось, несмотря на сплетни, распространившиеся после дознания по делу Картера. Наконец, Лэнгтон собрался уходить.

– Вер, нам нужно домой, – сказал он. – Денхэм, я был рад снова увидеться с вами после столь долгого перерыва. Вы знаете, где мы живем.

Денхэм впервые улыбнулся:

– Виноват, но я все равно ценю ваше напоминание.

– Как-нибудь приходите вместе с мисс Уэст, если, конечно, вы, мисс Уэст, примите такое неформальное приглашение. И вытащите Аделу из ее раковины – скажите ей, что мы все еще живы и проживаем не на краю света.

Что-то в его словах на мгновение обеспокоило Денхэма. Он не смог бы объяснить это чувство, да и продолжалось оно не долго – до тех пор, пока он не взглянул на Маргерит и не осознал контраст между ней и Вер. Затем, пока Лэнгтон отвернулся, чтобы пожать руку Маргерит, Вер на короткое время обернулась к Денхэму, и тот увидел ее совершенно хладнокровно и сдержанной – облаченной во всеоружие против мужчины, которого она желала, но потеряла.

– Хью, передашь Аделе привет от меня? Такое совпадение – встретить вас обоих в один и тот же день после того, как мы так долго не виделись.

Денхэм понимал, что Маргерит может слышать ее. Тон ее голоса ничем не отличался от того, как она обычно говорила. Разве что она слегка выделила его имя, словно подчеркивая их дружбу. Или ту дружбу, что когда-то была между ними. И она протянула руку – как ему показалось, в присутствии Маргерит это был совершенно необязательный жест.

– И, как говорит папа, мы живем не на краю света, – добавила она, отвечая на его невнятное бормотание. – Передай это Аделе.

Она прошла к машине и заняла сиденье водителя. Когда Лэнгтон сел возле нее, она с явно избыточной энергией нажала на газ. Взглянув мимо отца, она увидела лица Денхэма и Маргерит, и, возможно, ей показалось, что на лице Денхэма она видит облегчение. Автомобиль с рывком двинулся прочь.

– Сцепление… коробка передач… – вырвалось у Лэнгтона. – Вер, Вер, как ты стала водить? Ремонт так дорог…

– Да, – согласилась его дочь и переключилась на вторую скорость. – Папа, извини, я не понимала, что делаю.

– Я и понятия о нем не имел, то есть о Денхэме, – заметил Лэнгтон.

– Хью или любой другой мужчина… одного взгляда на нее хватит, чтобы понять: ей достаточно лишь поманить пальцем, – съязвила Вер.

– Я видел ее на охотничьем балу, и она казалась довольно популярной. Иностранка, как легко заметить, хотя в ее речи нет никакого акцента. Но лицо явно не английское.

Вер бросила взгляд на зеркало заднего вида и заметила крошечное отражение Денхэма и Маргерит, стоявших у белого ограждения.

– Когда речь идет об экономике, часто говорят, что в некоторых областях местная продукция никогда не сможет конкурировать с импортной, – кисло заметила Вер.

Лэнгтон не ответил. Он знал, что Денхэм и Вер были очень дружны, и был бы рад, если бы их дружба стала еще ближе – фактически, он на это надеялся. Неожиданная встреча удивила его так же сильно, как и Вер, и сейчас он сожалел, что попросил ее остановиться вместо того, чтобы продолжить путь. То, что Вер была подавлена, было заметно скорее по ее тону, чем по ее словам, но со временем она справится.

– Пап, прикури мне сигарету, – внезапно попросила она. – Просто не терпится опробовать новую лошадь.

XV. Снова башмаки

XVI. Не так умно

XVII. Пшол! Пшол!

XVIII. Питер Вески не в счет

Хорас Мэрвуд, главный застройщик Вестингборо, судя по всему был бы возмущен, если бы услышал, что его называют «окольным путем». Но именно эти слова применил инспектор Хед, описывая сего достойного человека. Рассказывая Уоддену о том, что интерес Денхэма к Этель Перри оказался чисто деловым (дом Перри мог обрушиться, и его требовалось отремонтировать), Хед признался, что получил эту информацию окольным путем.

А Мэрвуд, презиравший хижины и прочие строения, которые он продавал своим клиентам, и был тем самым «окольным путем».

Таким образом Хед почти (но не до конца) отверг возможность соучастия Денхэма и Этель Перри в убийстве Картера, которое он мысленно уже начинал называть «загадкой Картера». Затем он, вместе с остальными, увидел, как Денхэм везет Вер Лэнгтон в машине Маргерит Уэст. Поскольку в то время о фатальном происшествии с Лэнгтоном не было известно, Денхэм подумал, что даже в их тихом районе есть аналоги мормонов. Прежде чем отправляться домой на ланч, Хед заглянул к Уоддену, и по выражению лица суперинтенданта он решил, что пришелся не ко времени со своими проблемами.

– Хед, я надеялся, что вы заскочите, – сообщил сурово взглянувший на него Уодден. – Мне звонил старший констебль, и я удручен. Мне требуется настоящее утешение.

– Этот товар поставляется на заказ, шеф, сейчас на складе его нет, – ответил Хед. – Скорее всего (но не наверняка) те башмаки на участок забросил мужчина. У женщины бы не хватило сил на такой бросок. То есть у среднестатистической женщины.

– И это все, что вы узнали? – угрюмо спросил Уодден.

– Пока что да, – подтвердил Хед. – Я хочу услышать, что Барселона и Валенсия скажут о Питере Вески, а затем я пойду и еще раз поговорю с Мортимером – может, я заманю его в ловушку, и он проболтается о чем-то еще. Я чувствую, у него есть о чем проболтаться.

– Мне тоже есть, что сказать, – уныло заявил Уодден. – Пришла телеграмма из Испании, но сначала я передам вам слова старшего констебля. Он предлагает обратиться в Скотленд-Ярд – говорит, что сами мы ничего не добьемся.

– Тогда пусть обращается в Скотленд-Ярд, – кисло ответил Хед. – Я не в восторге от этого проклятого дела, и если он не желает подождать наших результатов…

– Ну, расслабьтесь и не обвиняйте меня. Он хотел узнать, что у нас есть, и я рассказал ему об этом. Он сказал, что ваше решение загадки следов интересное, но не бесспорное. Тогда я рассказал ему о линии Вески, но он усомнился, ведь у нас в поселке нет ни одного даго, соответствующего нашему невнятному описанию Питера – телеграмма тогда еще не пришла, кстати, я закончил расшифровывать ее только сейчас. Старшему констеблю я сказал, что у вас есть еще пара многообещающих линий (я подумал о девушках Перри и Денхэме), но он ответил, что он не газетчик, и пустой болтовней его не пронять. Затем он сказал, что у нас простое дело. Нам известен калибр оружия, из которого убит Картер, и мы знаем, что оно автоматическое. У нас были следы, и мы оказались на месте преступления всего через два часа после убийства, но за три дня мы ничего не добились.

– Вы не велели ему идти к чертям?

– Я подумал о своей пенсии и взял себя в руки, – признался Уодден. – Хед, просто сегодня он съел на завтрак что-то не то, к тому же переборщив с вустерским соусом. Он сказал, что если до завтра у нас не будет ничего определенного, то ему придется подумать о привлечении Скотленд-Ярда – может, у человека оттуда больше мозгов, чем у нас. Он был просто невыносим.

– Прошел всего лишь день после похорон Картера, – заметил Хед.

– Именно так – зимой трупы долго хранятся. Но я уже вижу трудности, с которыми столкнется этот человек. Те следы были оставлены там, чтобы все выглядело просто, по крайней мере, на первый взгляд. Человек подошел к двери, выстрелил и ушел – все выглядит так, словно мы должны были сообразить, что к чему раньше. Но мы не сообразили. И что?

– А что с телеграммой? – спросил в ответ Хед.

– Это вторая заморочка для вас. Как я уже говорил, я расшифровал телеграмму. Из Валенсии. Хед, Питер Вески умер на Ибице два с половиной года назад, так что можете поставить крест на этой версии. И он, и его сестра Кита были британскими подданными, и после его смерти и похорон Кита уехала в Валенсию. Ее дальнейший след утерян.

– Британские подданные... проклятье! – вырвалось у Хеда. – Да, имеет смысл вызвать человека из Ярда – мои мозги никуда не годятся. Шеф, мы могли уже давно получить фотографии Вески без грима – для этого нужно было всего-то обратиться в паспортный стол! А мне и в голову не пришло!

– Как и мне. Конечно, мы могли.

– Итак, Кита пропала из поля зрения около двух с половиной лет назад, – размышлял Хед. – Шеф, дайте взглянуть на телеграмму.

Уодден протянул ему бумагу и подождал, пока Хед внимательно изучал ее, качая головой. Наконец, тот положил ее на стол.

– Значит, он так и не оправился, – задумчиво сказал Хед.

– Он умер, если вы об этом, – подтвердил Уодден. – Но в чем дело?

– Уидс говорил, что Картер швырнул в него каменную чернильницу, которая сломала ребра и поранила легкое, так что Ките пришлось относить его к машине, – пояснил Хед. – По словам агента по недвижимости из Твикенхэма, съезжая, она перенесла брата из дома в машину, а судя по телеграмме, спустя четыре месяца он умер на Ибице. Причиной смерти стала болезнь легких либо кровоизлияние в легкие. Чернильница Картера вогнала сломанное ребро в легкое и проколола его, а может и еще что. В любом случае, он не пошел на поправку, а умер.

– История понятна, как и то, к чему она вела, – заметил Уодден.

– К дурным намерениям. Питер обвинял Картера в смерти Ниты и попытался убить его при помощи стилета. Но вместо того, чтобы убить Картера, Питер сам оказался в нокауте, что в конечном итоге привело к его смерти. И вы считаете, что Кита оставила все, как есть, Кита, сказавшая Картеру, что он получил отсрочку, но не улизнул. Шеф, тройняшки не забывают, а из них только она осталась в живых. Акробатка, узнавшая от брата о том, как метать веревки, и привыкшая стрелять из пистолета со сцены.

– Родство по крови. Родственница. Очень близкая.

– Одна из тройняшек, всегда бывших вместе с первого часа существования. Единственная, оставшаяся в живых, при этом понимавшая, что во всем виноват Картер. К тому же ее чувство потери было намного сильнее, чем у обычной сестры. Добавьте к этому ее южную кровь и сопутствующую ей жажду мести. Шеф, я не говорю, что она убила Картера, но я чувствую, что теперь, когда мы разобрались с Питером Вески, мы как никогда приблизились к завершению дела. До сих пор развитие дела не радовало меня.

– А я все еще не понимаю, что теперь смогло обрадовать вас, – возразил Уодден. – Питер Вески исключен, и на место подозреваемого некого поставить, разве что Киту.

– Ничего существенного, но можно назвать это инстинктом. Будь я американцем, наверное, я сказал бы, что у меня чутье. Если за дело возьмется Скотленд-Ярд, то так тому и быть: прошло всего три дня, и я уверен, что они смогут сделать не больше, чем я. И это напоминает о том, что мне нужно съездить в Лондон и выяснить, смогу ли я получить паспортное фото Киты, ведь в живых осталась только она.

– И проку от этого, учитывая качество среднестатистической паспортной фотографии? – усомнился Уодден. – Прошло уже четыре года, и, вероятно, из-за вспышки она походила на козу. Почему бы просто не позвонить им и не запросить фото почтой?

– Дело в том, что я собираюсь попытаться раздобыть ее фотографию еще одним способом, – пояснил Хед. – Во-первых, в прошлый раз я слишком торопился, а во-вторых, тогда я сосредоточился на Питере, а не на ней.

– Вы собираетесь в путь уже сегодня? Если так, то вы опаздываете.

– Нет, я поеду завтра. Сначала я хочу узнать, как Денхэм связан с мисс Уэст. Он вел ее машину, а она тоже темная лошадка, если хорошенько подумать. Не то, чтобы она когда-либо имела отношение к кому-то вроде Картера – она не того типажа, как и мисс Лэнгтон. Но когда я неожиданно увидел, как Денхэм везет мисс Лэнгтон в машине мисс Уэст… Я хочу прояснить этот момент…

– Погодите немного, – прозвенел звонок, и Уодден потянулся к телефону. Он поднес трубку к уху: – Да, у телефона Уодден, – ответил он. – Кто говорит?

Хед заметил удивление на лице суперинтенданта.

– Да, куда его принесли? – спросил Уодден после того, как выслушал длинный монолог на том конце линии. – «Капля росы», хорошо, я выеду. Это… это ужасно! Майор Фенвик, я очень сожалею. Говорите, просто происшествие?

Уодден выслушал остаток речи, повесил трубку и скорбно взглянул на Хеда.

– Нет, сегодня вам лучше ничего не предпринимать, – сказал он. – Этим утром мистер Лэнгтон был убит на охоте. Тело перенесли в «Каплю росы», гостиницу Марты Маллинз. Конечно, мы должны провести дознание. Хед, в Вестингборо становится жарко: и Картер, и Лэнгтон за одну неделю. Причем последний был хорошим человеком – таких мы не должны терять.

– И это связано с автомобилем, – заметил Хед. – Он просто взял какую-нибудь машину, чтобы отвезти мисс Лэнгтон домой. Черт, плохо дело, шеф! Надеюсь, что вы не захотите задействовать меня в этом деле, ведь вы собираетесь туда сами. Но мне не нужно упускать это дело из виду, если я хочу, чтобы Скотленд-Ярд не вмешивался. А ведь только этим утром Лэнгтон говорил со мной…

Хед умолк, задумавшись над внезапностью новой трагедии. Лэнгтон нравился всем, кто знал его, и если смерть Картера можно было рассматривать как происшествие, то новая трагедия воспринималась полицейскими как личное дело и утрата для города и их самих. Уодден поднялся с места.

– Возьму машину и поеду, – сказал он. – А вы продолжайте работу: действуйте на свое усмотрение. Я вернусь через час. Господи! Именно Лэнгтон! Тогда как всякие бездари продолжают жить!

Он надел форменную фуражку, застегнул воротник мундира и с трудом влез в пальто, которое Хед подал ему.

– Не беспокойтесь об этом, я за всем присмотрю, – заявил он. – Просто возьмите карт-бланш, можно сказать Картер-бланш, и подчиняйтесь инстинкту – он приведет вас к убийце. Я верю в вас и очень не хочу увидеть человека из Ярда. Действуйте.

Уодден расстегнул воротник.

– Я – не живой скелет, и мне кажется, что этот воротник сел. Как бы то ни было, он может побыть расстегнутым, пока я не доберусь на место действия. Вернусь к ланчу.

Он вышел. Хед также вскоре вышел, до угла с Лондон-роуд он дошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Денхэм возвращается из дома Лэнгтонов на машине Маргерит. Хед поднял руку, когда Денхэм заметил его, и тот остановился.

– Мистер Денхэм, я только что узнал новости. Я имею в виду, о смерти мистера Лэнгтона. Я так понял, было ничего не поделать? Но я слышал только расплывчатый рассказ. Вы знаете, как это случилось?

– Он упал с лошади и тут же умер, – ответил Денхэм. – Это все, что вам надо?

В его вопросе была заметна горькая неприязнь. Хед отступил от машины и бросил на него пристальный взгляд.

– Почти все, мистер Денхэм, – резко ответил он. – Перед тем, как отправиться на встречу, он говорил со мной, и я знаю, что вы потеряли доброго друга. В Вестингборо нет ни одного человека, который не посчитал бы его смерть своей личной утратой. Извините, что я остановил вас.

Инспектор развернулся и продолжил свой путь по Лондон-роуд, прежде чем Денхэм успел ему ответить. Вскоре Денхэм обогнал его, и теперь он знал, что Хед по-дружески остановил его, чтобы справиться о произошедшем, а он ответил, словно хам. Конечно, такое отношение было следствием того, что он сам утаивал сведения на дознании. Если бы он сказал правду и признался, что видел юношу в жокейских сапогах на Пэнлин-авеню (юношу, который не входил в дом Маргерит!), то у полиции не было бы подозрений против него, и сейчас у него бы не было такой неприязни к инспектору. Он впервые позволил себе уклониться от истины в серьезном вопросе, и последствия этого оказались далеко не приятными – он прекрасно знал, что подозрения Хеда против него имеют основание, и ненавидел себя за это еще сильнее, чем Хеда.

Он оставил машину у подъезда к дому Маргерит и подошел к двери. Только после третьего звонка до миссис Пеннифезер наконец-то дошло, что кто-то стоит у двери. Она поспешила к ней и покачала головой:

– Мисс Уэст нет дома, сэр, – выпалила она прежде, чем он успел хоть что-то сказать.

– Она еще не вернулась?

– Пардон, сэр? – служанка поднесла руку к уху.

– Она еще не вернулась домой? – раздраженно повторил он.

– Я не расслышала вас, сэр. Ее нет.

Денхэм придвинулся к ней и сложил руки в рупор:

– Я спросил, она еще не вернулась? – прокричал он.

– Нет, сэр. О, нет, сэр! Она отправилась на охоту, сэр. Извиняюсь, сэр, мой слух уже не тот. Оставите ей сообщение?

Он покачал головой. Маргерит увидит машину и поймет, что он был здесь, да и в любом случае они ведь договорились встретиться во второй половине дня. А сообщение, переданное через эту женщину, тут же станет известно всем соседям – до нее ведь нужно докричаться. Определенно, слух миссис Пеннифезер ухудшился. Он покачал головой и сказал: «Нет».

– Я скажу ей, что вы приходили, сэр, – пообещала миссис Пеннифезер.

Денхэм вернулся к себе домой, и Адела встретила его в прихожей.

– Хью, я видела тебя в машине Маргерит, – сказала она. – Там ведь ничего не случилось? Все в порядке? Ты вернулся назад как…

– С ней все в порядке, – ответил Денхэм. – Вероятно, она едет к Парбери на лошади, которую она взяла у них напрокат. Адела, в самом начале охоты Лэнгтон упал с лошади и сломал себе шею.

– Мистер Лэнгтон? – практически прошептала она. – Хью, Вер была там?

– Она видела это, – кивнул он. – Я отвез ее домой на машине Маргерит. Потому я и возвращался с ней.

– Вер? Ой, Хью, что же она будет делать? Они так много значили друг для друга! Я… но мы не можем ничего сделать. Ты отвез ее домой?

Хью кивнул:

– Маргерит настояла, чтобы я взял ее машину и отвез ее. Она была… Адела, она просто чудесна. Не думала о себе. Забыла обо всем, чтобы помочь Вер.

– Хью, сейчас я не могу думать о Маргерит. Бедняжка Вер, как и ее мать – и никто не может чем-то помочь им! Только вчера она приглашала меня в гости, говорила, что мистер Лэнгтон так давно не видел нас, уж не забыли ли мы их…

Денхэм ушел в столовую комнату. Но теперь в его памяти вертелся беззащитный тон Вер, когда она говорила: «Однажды я уже дала ей так подумать». Забыв обо всем, кроме собственной утраты, Вер проговорилась. Но Денхэм и сам понимал, что давал ей повод считать, что в такой час, как этот, она могла бы обратиться к нему за утешением. Нет, он поступил с ней несправедливо. К несчастью, Адела только подчеркнула это, и теперь он чувствовал, что не стоит больше заговаривать о Вер.

Если бы Маргерит позволила объявить о их помолвке, или если бы она не попросила Аделу держать ее в секрете, то положение дел в отношении Вер было бы совсем иным. Он достаточно хорошо знал Вестингборо, чтобы понять: если бы Адела шепнула об этом кому-то из подруг во время утренней прогулки по магазинам, то уже к ланчу об этом знал бы весь поселок. Ему нужно убедить Маргерит в том, что, пока не возникли новые осложнения, нужно открыто заявить о их матримониальных намерениях. Не то, чтобы он предвидел еще какие-либо трудности, но его душевное состояние было столь напряжено, что казалось, будто они будут возникать на его пути вновь и вновь. Он знал, что, скажи он правду на дознании по делу Картера, то ни одна из них бы не возникла.

До ланча оставался еще почти час. Возвращаться в офис не стоило – в таком случае кто-нибудь обязательно прицепится к нему, начав расспросы о том, как умер Лэнгтон, присутствовала ли при этом Вер, и так далее – в таких случаях всегда появляется уйма вопросов, и мало кто воздерживается от них. И ему захочется выругаться, а не вежливо отвечать. С другой стороны, люди могут воспользоваться возможностью и проявить к нему сочувствие, которого ему не хватало после дознания. Денхэм еще не успел решить, как раздался телефонный звонок. Он прошел в холл и взял трубку.

– Мистер Денхэм? … Говорит суперинтендант Уодден из Вестингборо. Нам стало известно, что этим утром вы присутствовали во время гибели мистера Лэнгтона, так что мы должны потребовать вашего присутствия на дознании – как свидетеля. Мы сможем провести его не ранее, чем завтра: сегодня мы не успеем разыскать коронера. Я пытался застать вас в вашем офисе, но вас там не оказалось. Мы должны сообщить вам время и место – предположительно дознание пройдет завтра, в гостинице «Капля росы» в одиннадцать часов. Так что постарайтесь не назначать никаких других мероприятий на завтрашнее утро.

– Я очень признателен вам, суперинтендант, – сказал Денхэм, но в его голосе не было никакой признательности.

– Я просто хочу провести его как можно быстрее – ради мисс Лэнгтон, – заметил суперинтендант. – Медицинское заключение, опознание и ваши показания очевидца завершат его, и оно станет непростым испытанием для мисс Лэнгтон. На этом все, мистер Денхэм, мы уверены, что завтра утром вы будете присутствовать. До свидания.

Денхэм повесил трубку. Еще больше публичности, еще больше вопросов от этого надменного и дьявольского коронера! Вер, скорее всего, тоже будет давать показания, а сплетники Вестингборо будут наблюдать за ним и за ней и услышат, что когда она опустилась на колени у тела Лэнгтона, он первым подбежал к ней, и он же отвез ее домой. Маргерит должна согласиться на оглашение их помолвки! Эта секретность должна прекратиться.

XIX. Кое‑что из рукава Мортимера

Черноглазая потрепанная цыганка вызывающе взглянула на Хеда, когда тот продолжил свой путь после того, как Денхэм обогнал его на машине Маргерит Уэст. На цыганке была пара мужских башмаков, а явно тяжелый мешок она несла за плечами так, словно он вовсе ничего не весил. Рукав на державшей мешок руке опустился, обнажив мышцы, которых не постеснялся бы и мужчина. Но когда она прошла мимо, Хед даже не оглянулся.

– Человек из Ярда сможет арестовать и наказать ее, – говорил он себе, – а с ней и остальных.

Он знал, что в округе было достаточно цыган. Их лагерь располагался на пустыре у старой дороги в Карден. Они торговали корзинками, прищепками и прочим в Вестингборо и окрестностях, попутно избавляя заблудившихся цыплят от необходимости искать дорогу домой и упрашивая служанок позолотить ручку. Хед знал, что кто угодно из них мог иметь счеты к Картеру: любая цыганка могла оказаться Китой Вески. Человек из Скотленд-Ярда, появись он здесь, смог бы заняться ими, а он, Хед, смог бы продолжать свою линию.

Он знал, что предложение старшего констебля сильно расстроило Уоддена, хотя тот и старался не подавать вида. Они, суперинтендант и инспектор, проработали вместе долгое время, и Уодден воспринял это предложение не только как упрек в свой адрес, но он и злился на Хеда, так как чувствовал: из-за предложения обратиться в Ярд может показаться, что он потерял веру в способности собственного подчиненного. Но как он старательно подчеркивал, на самом деле он так не считал, хоть Хед и не добился ничего ощутимого за три дня, прошедшие после убийства. К тому же, несмотря на бесконечные расспросы, у него не было явной линии, если не считать Киты Вески, которая, возможно, ни разу в жизни не была в Вестингборо.

Она могла быть из тройняшек, и глубже, нежели обычный человек, воспринимать ущерб, нанесенный брату и сестре. У нее могла быть испанская кровь, и жажда мести могла быть сильнее, чем у человека без латинских корней. Но, как заметила мисс Крэйлоу из Твикенхэма, она была интеллигентной и образованной личностью, так что у нее было достаточно здравого смысла, чтобы понять: совершение такого преступления неизбежно приведет к ее аресту, так как ее брат открыто напал на Картера, а сама она сказала об отсрочке. Было в крайней степени маловероятно, что она подвергла бы собственную жизнь опасности даже ради мщения соблазнителю своей сестры, которого она считала еще и виновным в гибели брата. И все же, у Хеда не было других подозреваемых, и если это не она убила Картера, то кто?

Хед был должен признать: у старшего констебля были свои причины. На месте преступления остался четкий след, калибр и тип орудия преступления не подлежали сомнению, но Хед знал, что он никогда не найдет оружие – преступник наверняка избавился от него, а река вполне подходила для того, чтобы «спрятать» в ней оружие. Убийца оказался на виду всего раз или два, а велосипедист в униформе медсестры был сообщником, если только Хед правильно интерпретировал следы на снегу. Наверняка велосипедист и человек в старых башмаках были одним человеком. Всего через два часа после смерти Картера полиция была на месте преступления. Были найдены даже старые башмаки, как и место, куда они были заброшены.

Тем не менее Хед признавал, что он все еще не может сказать, было ли убийство совершено мужчиной или женщиной. Он думал о двух мужчинах, которые, по его мнению, могли знать что-то, связанное с преступлением, но у него не было оснований инкриминировать им эти знания. Денхэма он предупредил об опасности скрывать важную информацию, но безрезультатно. Строго говоря, он знал, что не имеет права давать такое предупреждение; это было практически равносильно выдвижению обвинения, а служебные правила воспрещали ему прибегать к таким средствам для достижения своих целей – он был окружен сверхгуманными указами, защищавшими преступников от широкой общественности и препятствующими полиции защищать законопослушных граждан от беззакония. Он превысил свои полномочия уже во время второй беседы с Денхэмом, и теперь он собирался снова нарушить инструкции.

Он, как и любой успешный представитель отрасли, где идет соревнование мозгов, был психологом и в определенной мере зависел от интуиции и способностей противника, и теперь собирался выяснить, можно ли что-то узнать от мистера Фрэнка Мортимера, проживающего в белом доме у реки. Как раз недалеко от того места, где были выброшены старые башмаки. Да и река совсем близко, а ведь в нее после убийства вполне мог быть выброшен пистолет. Поведение Мортимера словно указывало на то, что он что-то знает: он был слишком многословен и слишком охотно делился ничего не значащей информацией. Хед чувствовал, что еще один разговор с ним может привести к результату – если он будет сопровождаться предупреждением вроде того, которым пренебрег Денхэм.

Итак, инспектор позвонил в дверь «Керкмэнхерста» и через секунду был препровожден в комнату, в которой он двумя днями ранее опрашивал Мортимера. Среди фотографий на стене он успел найти снимок трио Вески, а также разобрал подпись. В ней говорилось: «Это просто вау, Фрэнки! Да хранит тебя Бог. Джимми». Инспектор понял, что этот снимок сюда попал от Уидса и был простой копией фотографии из его офиса. Затем он обернулся и оказался лицом к лицу с Мортимером, который дружелюбно указал на стул, приглашая инспектора присесть.

– Доброе утро, мистер Хед! – поприветствовал его Мортимер. – Присядете? Что я могу сделать для вас на этот раз? Я еще толком не проснулся – на самом деле я только позавтракал. Я так рад вас видеть, садитесь, этот стул вполне, вполне удобен. Теперь я к вашим услугам.

Мортимер присел и сам, теребя в руках монокль, висевший на конце шелковой ленты. Он пристально смотрел на Хеда, словно надеясь таким образом узнать причину, которая привела того в его дом. Хед, устроившись на стуле по ту сторону от пылающего камина, почувствовал, что ему будет трудно справиться с этим человеком. Мортимер скажет ему лишь то, что намеревался рассказать, но не больше. Он уже был насторожен, что проявлялось как в его манерах, так и в словах. И он что-то знал.

– Мистер Мортимер, я хочу просто поговорить об убийстве Картера, – непринужденно объявил Хед. – Кстати, я не уверен, знаете ли вы, что этим утром на охоте погиб мистер Лэнгтон?

– Еще одно убийство? – вырвалось у испуганного Мортимера. – Неужели! Такой популярный человек, и на охоте…

– Нет, не убийство, – прервал его Хед. – Несчастный случай: он упал и сломал себе шею. Всего лишь несчастный случай. Я просто поделился новостями.

– Ужасно! Ужасно! – запричитал Мортимер. – Лично его я не знал, но я понимаю, что это большая утрата для Вестингборо. В расцвете жизни…

На этот раз он не завершил цитату, а взглянул на посетителя, словно указывая, что от повторного визита инспектора он ожидал чего-то большего. Он словно излучал настороженность.

– Но, конечно, это не имеет никакого отношения к тому, что я здесь, – задумчиво продолжил Хед. – Мистер Мортимер, после того, как я виделся с вами в предыдущий раз, я успел съездить в Лондон и, помимо прочего, поговорить с мистером Уидсом из театра «Квадрариан». Насколько я понял, он там оформитель сцены.

– А! Старина Джимми! Он – один из лучших, мистер Хед. Вы узнали что-нибудь, что может вам помочь?

– Я узнал довольно много чего, может, оно поможет, а может, и нет. Во-первых, знаете ли вы что-нибудь о миссис Беллерби? Она была среди тех людей, о которых он упоминал. Мне интересно, знаете ли вы ее.

– Нора Беллерби… о, да! Конечно, конечно. Вдова бедняги Пола. Снова вышла замуж… дайте подумать… да, она за Тедом Хэллораном, кинопродюсером, думаю, теперь они живут в Харлоу. В любом случае Тед – один из подававших надежды, так что она удачно вышла замуж.

– Уидс рассказывал вам о последнем разговоре Картера с ней? – спросил Хед, внимательно наблюдая за собеседником.

– Нет! – покачал головой Мортимер. – Все, что происходит у них в офисе, не для посторонних. А я для них – посторонний. Джимми – преданный человек, и он никогда никому не выдавал личных дел Эдди.

«То ли присутствие Бирна, то ли желание поспособствовать аресту убийцы Картера, но Уидс нарушил свои правила», – подумал Хед. В любом случае, Джимми не выказал никакого нежелания сообщить все, что он знал о Картере и личных делах последнего, несмотря на панегирики своей преданности.

– Ясно. И еще один момент, мистер Мортимер, – Хед постарался произнести это как можно незначительней. – Полагаю, вы слышали о трио Вески, когда ими руководил Картер, или как это у вас называется? Я считаю, что он ими руководил, так как он платил им по контракту.

– Я слышал о них, старина… то есть, мистер Хед, – воодушевленно ответил Мортимер. – Мне они нравились, а Эдди был в восторге. Самые удивительные в мире! Волнующие, уморительные, неподражаемые – заверяю, нельзя подобрать одно-единственное слово, чтобы описать их. Но любое из них можно было написать на афише огромными буквами, понимая, что после представления публика согласится с оценкой. Это было не просто развлечение, это было представление. Могу так сказать!

– Они были настолько хороши? – задумчиво спросил Хед.

– И даже больше! Мне до сих пор мучительно вспоминать тот день, когда шоу закрылось. Не знаю, известно ли вам, что Нита совершила самоубийство в Твикенхэме, оставив брата и сестру в подвешенном состоянии? Это было ужасное преступление против искусства – ведь эти трое были художниками! Настоящими художниками! А ее смерть разбила шоу вдребезги – без нее оставшиеся двое пропали.

– Очень неосмотрительно с ее стороны, – заметил Хед, внимательно глядя на Мортимера. За его оживлением что-то скрывалось, инспектор в этом был уверен.

– Неосмотрительно? Преступно неосмотрительно! Разрушить представление вроде этого – я никогда не слышал ни о чем подобном!

– Вы случайно не знаете, из-за чего она совершила самоубийство? – поинтересовался Хед.

– Не имею представления. Ходили слухи о ее любви к Эдди, но в то время он ухлестывал за Мэй Блюменберг, помните Мэй? Около двух лет назад она вышла за лорда Гримбери, беззубого старого черта со стеклянным глазом. Эдди бегал за ней, когда Нита утопилась, так что лишь небеса знают, отчего она это сделала. Но она сделала это – уничтожив шоу, и двое оставшихся артистов так и не вернулись на сцену. Они просто испарились.

– У вас есть какие-либо мысли насчет того, куда они могли испариться?

– Ни капли, старина. Ничуть, ничуть. Насколько я знаю, Эдди разорвал контракт. Ходили разговоры о том, что это может вызвать проблемы, но Питер и Кита ничего не предприняли. И я слышал, что у Питера были проблемы с легкими, так что в любом случае ему пришлось бы уехать из страны. У них были накопления, и они не проматывали заработанное, подобно многим артистам, так что, вероятно, они могли себе позволить паузу, пока Питер не поправится, и они не придумают новое представление. Не то, чтобы я ожидал увидеть их в каком-то выдающемся шоу. Нита отлично пела, ее голос на удивление интриговал, и на этом держалась половина представления. Черт возьми, времена этого трио кончены! Я больше не видел ничего подобного.

– Из всей тройки главной звездой была Нита?

– Несомненно. Не-сом-нен-но! Она была заправилой, голосом и мотором, причем очень привлекательным. Без нее оставшиеся двое были не просто оставшимися, они были опустошены. Фактически разгромлены!

– Понятно. Мистер Мортимер, а вне сцены вы их встречали?

– Трио Вески? – переспросил Мортимер, словно его спросили о том, встречал ли он когда-либо короля. – Ниту я как-то раз встретил в офисе у Эдди, но я никогда не видел ни Питера, ни Киты вне сцены. Когда я пришел к Эдди, она случайно оказалась там, и я видел ее всего несколько минут.

– И как же она выглядела? – спокойно спросил Хед.

– Как? Ну, смуглой, как испанка. Совсем не такой, как на сцене. Не знаю, как описать ее. Большие глаза с мягким взглядом… А, знаю! Типичная привлекательная испанка. Чарующий голос, смугла и прекрасна, что немного бросалось в глаза. Кастаньеты… нет, гитара. Такого типажа, и не думаю, что смогу сказать больше. Страсть в каждой черте.

– А Питера и Киту вне сцены вы никогда не видели? – допытывался Хед. – Это может быть важно, вы их не видели?

– А, вы напомнили мне! Как-то ночью я выходил из офиса Джимми – было около полуночи. Публика как раз начала рукоплескать – вы бы не расслышали собственных мыслей за всеми этими овациями! Они собирались отъезжать: Кита была за рулем, Питер сидел возле нее, а Нита – сзади, в одиночестве. Пока они только собирались уезжать, и я подошел к машине, чтобы поздравить их. Нита пожала мне руку через боковое окно, или как там оно называется? В тот момент я видел всех троих без грима. Нита была чудесной малышкой. На ней и держалось трио.

– А Питер? – невзначай спросил Хед.

– Выглядел как обычный южанин. Как иностранец, если не считать его правильную речь. По тому, как они говорили, вы могли бы подумать, что в них нет ни капли иностранной крови – вы могли не заметить семейного сходства, но, судя по речи, они были настоящими англичанами. Питер выглядел как славный парень.

– А вторая сестра, Кита? – выпытывал Хед, чувствовавший, что Мортимеру становилось не по себе, когда тот отвечал на вопросы о трио Вески.

– Она была очень похожа на Ниту. То есть без грима. Вы могли бы подумать, что они двойняшки, и, насколько я знаю, так оно и могло быть. Очаровательная девушка, во всяком случае внешне. Не сказала ни слова, только улыбалась. Прежде я ее не встречал, как вы знаете.

– Но, возможно, вы встречали ее в последствии?

– С того дня и до сих пор я не встречал Киту Вески, – Мортимер ответил уверенно, словно он ожидал этого вопроса. – Той ночью я видел всю тройку вместе. И, насколько я знаю, с тех пор я не видел никого из троих.

– Что значит «насколько я знаю»?

– Я хотел сказать, что больше не видел никого из трио Вески. Что я еще мог иметь в виду?

Хед чувствовал, что Мортимер ждет следующего вопроса и пытается своим ответом заранее ответить на него. Инспектор имел дело с очень умным человеком, из тех, кому есть что скрывать и кто собирается скрыть это.

– Так вы не видели никого из Вески после той ночи? – допытывался Хед, внимательно смотря на Мортимера.

– Нет, – после заметной паузы последовал ответ.

Пауза была слишком длинной, так что Хед не мог удовлетвориться ответом. Но если он не хотел обвинить собеседника во лжи, ему приходилось принимать сказанное. Очевидно, что во время этих расспросов Мортимер чувствовал себя не очень хорошо, и его дискомфорт все увеличивался.

– Вы знаете, что после того, как его сестра совершила самоубийство, Питер Вески грозился убить Картера? – наконец, спросил он.

– Угрожал? Отчего? С чего бы?

Удивление этому вопросу, судя по всему, было подлинным. Но все же Мортимер вновь затеребил монокль.

– Из-за смерти сестры, – пояснил Хед.

– Ну, для меня это новость. Я помню, как Джимми говорил мне, что они могут поднять бучу после того, как Эдди разорвал контракт, но не более.

– Вы не знаете, что Питер со стилетом набросился на Картера в офисе последнего, но Картер уложил его, сломав ему ребро?

– Господи, нет! Это что, правда?

– Так мне рассказал Уидс, когда я пришел к нему. Вот еще один момент, мистер Мортимер. Помните убийство Гаттериджа?

– Боюсь, что нет. Почему… здесь есть какая-то связь?

– Лишь косвенная. Двое мужчин, Браун и Кеннеди, были казнены за убийство констебля Гаттериджа, который был застрелен так же жестоко, как и Картер. Но, конечно, стрелял в него только один из них.

– Боюсь, что я не вижу связи, – сказал Мортимер.

– Тогда возьмем другое дело, его вы должны помнить. Дело Томпсон-Байуотерс. Было очевидно, что само убийство совершил Байуотерс, а Эдит Томпсон не была виновна. То есть невиновна в том, что касается непосредственно убийства. И все же ее повесили – как и Байуотерса.

– Верно. Но где же связь?

– Дело в том, что Томпсон была признана соучастницей и потому считалась такой же виновной, как и Байуотерс. Она пыталась скрыть информацию о преступлении.

Мортимер нахмурился, задумчиво глядя в огонь.

– Я все еще не понимаю. Вы считаете, что Питер Вески был соучастником в убийстве? – спросил он после длинной паузы, в течение которой Хед пристально наблюдал за ним. – Если нет, то я не вижу связи между этими делами.

– Мистер Мортимер, не слишком ли вы упрямитесь? – резко спросил Хед, теряя терпения от всех этих уверток.

Мортимер поднял глаза, окинув Хеда холодным взглядом.

– Думаю, вы забываетесь, мистер Хед. Я всецело предоставил себя в ваше распоряжение, но у вас появились какие-то смутные сомнения, так что у меня даже появилось впечатление, будто вы подозреваете меня! Меня! Так что, боюсь, в сложившихся обстоятельствах бесполезно продолжать нашу дискуссию.

– Мистер Мортимер, я полностью согласен с вами, – с этими словами Хед поднялся с места, почувствовав желание схватить этого коротышку за плечи и трясти до тех пор, пока тот не расскажет все, что скрывал, чем бы оно ни оказалось. – Так что мне остается лишь пожелать вам доброго утра.

Попрощавшись таким образом, он вышел из дома. Оглянувшись, выйдя на дорогу, Хед заметил, что Мортимер стоит у окна. Инспектору показалось, что его обычно бесстрастное лицо стало тревожным – вероятно, подействовало предупреждение об опасности оказаться соучастником. Хоть беседа и не принесла немедленного результата, но потраченное на нее время не было израсходовано впустую: ради собственной безопасности Мортимер еще мог признаться, что что-то знал, а Хед теперь был уверен, что тот скрывает нечто, имеющее отношение к смерти Картера.

Заглянув в участок, он выяснил, что Уодден еще не вернулся из Малого Вестингборо. Затем он позвонил в Лондон, но оказалось, что инспектора Бирна нет на месте, и до вечера его не ждут. Тогда он сел и написал довольно длинную телеграмму, в которой заявил, что Вески являются британскими подданными, а значит, должны быть доступны их паспортные фотографии. Сможет ли Бирн помочь ему, связавшись с паспортным столом и раздобыв те фотографии? Телеграмму он подписал как «Джерри», надеясь, что кузен Терри приложит для него все усилия. А если сам он отправится в Лондон на вечернем поезде, то сможет вернуться со снимками либо на последнем поезде, либо на одном из утренних. Возможно, так он успеет пролить на дело достаточно света, чтобы предотвратить обращение в Скотленд-Ярд.

– Но почему такие разные люди, как Денхэм и Мортимер, скрывают информацию? – недоумевал Хед. – Единственная связь между этими двумя заключалась в том, что они присутствовали на вечеринке в ночь смерти Картера. Скрывают ли они один и тот же факт или то, что знает Денхэм, отличается от того, что известно Мортимеру? И почему оба хранят тайну?

Домой на ланч инспектор Хед пришел озадаченным и раздраженным. Казалось, не миновать привлечения Скотленд-Ярда, если только паспортные фотографии не дадут ключа к разгадке.

XX. Тем временем

Садясь за ланч с сестрой, Денхэм выглянул в окно и увидел, что машина Маргерит все еще стоит у ее ворот на Пэнлин-авеню. Поскольку небеса просветлели и больше не грозили разразиться дождем, у Маргерит не было причин ставить машину в гараж, особенно если она собиралась воспользоваться ей. Но поскольку Денхэм собирался провести с ней остаток дня и вечер, то она навряд ли стала бы куда-то выезжать. Значит, рассудил он, Маргерит еще не вернулась домой, иначе она бы убрала автомобиль.

Заметив его взгляд, Адела также выглянула в окно.

– Хью, Маргерит ушла домой, если тебе это интересно, – заметила она. – Я видела, как она свернула с авеню около получаса назад.

– Отвела лошадь обратно в конюшню, а затем вернулась домой, – предположил Денхэм. – С ее стороны было очень благородно настоять на том, чтобы я взял ее машину и отвез Вер домой. Даже сама Вер сказала об этом.

– Не представляю, что еще она могла поделать, – с сомнением заметила Адела. – Один момент, Хью. Ты должен уговорить ее объявить о вашей помолвке. То, как ты отвез Вер домой, создало неверное впечатление. И это не может не отразиться на Маргерит.

– В любом случае, Вер все знает.

– Знает или нет, но ты должен сделать помолвку достоянием общественности, – настаивала Адела. – Это сразу изменит ваш статус.

– Я уже настроился на это, – нахмурившись, парировал Хью, – и сегодня скажу ей. Так что тебе нет необходимости беспокоиться об этом. Если я попрошу, она согласится.

– Вер знает, – задумчиво пробормотала Адела. – Интересно…

– Разве мы не можем поговорить о чем-нибудь еще? – воскликнув это, Денхэм отодвинул стул от стола и нахмурился еще сильнее.

– Я собиралась сказать: «Интересно, должна ли я сходить и повидать Вер», – спокойно продолжила Адела. – Вполне возможно, она не хочет никого видеть, но, с другой стороны, она может быть рада увидеться со мной. Хью, я готова говорить и на другие темы, помимо твоих дел; могу тебе сказать, что теперь они кажутся мне слишком незначительными по сравнению с трагедией бедняжки Вер и ее матери. Твое будущее кажется вполне обустроенным. А их – унылым.

– Теперь скажи мне, что я чертовски эгоистичен, и покончим на этом, – огрызнулся Хью.

– Поскольку ты и сам понимаешь это, я не понимаю, зачем мне говорить тебе об этом, – спокойно ответила Адела. – Вместо этого я скажу, что ты невыносимо раздражителен, и если с Маргерит ты будешь говорить так же, как со мной, то ваша помолвка долго не продлится. Кажется, ты поменялся к худшему после того, как сходил на тот ужин в усадьбе.

– Адела, прости, – холодно извинился Денхэм, вставая из-за стола. – Со своей стороны хочу заметить, что ты не упускаешь возможности упрекнуть меня за присутствие на том ужине, хотя ты прекрасно знаешь, почему я принял то приглашение. А что касается продолжительности нашей помолвки, то мы с Аделой уладим этот вопрос без посторонней помощи. Полагаю, то, что сегодня она приглашена к нам на ужин, остается в силе?

– Я жду ее к ужину. Это твой дом, и ты имеешь право приглашать кого угодно. А у меня скоро будет свой дом.

Ничего не ответив, Денхэм вышел из комнаты, и Адела услы­шала его шаги по лестнице – он направлялся в свою комнату. Поразмыслив минуту или около того, Адела встала из-за стола.

– Так вот как это у него, – сказала она сама себе. – Но если Боб когда-нибудь начнет вести себя так же, то я с него шкуру спущу!

На какое-то время она занялась домашними делами, и, убрав со стола, она поставила на него цветы, готовясь к ужину. Затем, все еще размышляя о том, стоит ли идти к Лэнгтонам, она позвонила им, и, отвечая на ее предложение, Вер спросила, может ли она прийти к ним завтра? Затем Адела взяла книгу и устроилась у камина в гостиной – когда Хью остынет, то сможет спуститься и извиниться перед ней, сама же она не собиралась искать его.

Ровно в половине четвертого Адела услышала, как хлопнула входная дверь, и, подняв глаза от книги, она увидела, что Хью вышел на Пэнлин-авеню и направился к калитке Маргерит. Выглядел он бодро и щеголевато. Адела улыбнулась и вернулась к чтению. Вероятно, к тому времени, когда он вернется с Маргерит, он будет уже готов зарыть топор войны; Адела же решила, что его нужно не просто закопать, а похоронить.

Еще до того, как Денхэм успел позвонить, Маргерит открыла ему дверь и провела его в гостиную. Выглядела она очень серьезной, а после того, как он закрыл за собой дверь, она не сделала ни шага ему навстречу.

– Маргерит, что с тобой? – удивленно спросил Хью. – Что-то случилось? Ты выглядишь, как если бы… совсем не так, как всегда.

– Конечно. Я еще не пришла в себя после утреннего происшествия, Хью. Ужасная и внезапная смерть мистера Лэнгтона, к тому же на глазах его дочери. Она… я рада, что ты оказался там и отвез ее домой.

От Хью не ускользнуло то, как она выделила слово «ты». Через секунду-другую он подошел к Маргерит и, положив руки ей на плечи, взглянул в ее глаза.

– Маргерит, ты знаешь, как я люблю тебя?

– Да, знаю. Вот уже три дня как я знаю это.

– Дорогая, в чем дело? Из-за чего ты так изменилась?

– Это утро. Шок. Отчасти из-за этого, а также из-за прошлой ночи – после того, как ты ушел…

– И что же тогда произошло? – взволнованно перебил ее Денхэм.

Она покачала головой.

– Ничего, ничего не произошло. Я пришла сюда, и… – она сделала продолжительную паузу, – и… ты понимаешь, что из-за стресса можно потерять рассудок и почувствовать, что значение имеет только что-то одно? И это «что-то» нужно схватить и не отпускать?..

Она снова запнулась, и Денхэм недоуменно уставился на нее.

– Схватить и не отпускать, – повторил он, будто эти слова ничего не обозначали.

– Брось, – улыбнулась Маргерит. – Конечно, ты не можешь понять. Хью, дорогой, – она положила свои руки на его плечи, – я дрожу и боюсь, но только не с тобой! Когда ты сжимаешь меня так, как сжимаешь сейчас, исчезают все страхи и вопросы. Но затем, когда я вновь остаюсь одна, как прошлой ночью, когда я сидела здесь и писала… – Она положила голову ему на плечо. – Если бы я могла передохнуть! Если бы только я могла отдохнуть…

Она отпрянула от Хью, когда дверь распахнулась. Вошла миссис Пеннифезер с чайным подносом, и Маргерит вновь казалась совершенно спокойной, в то время как старуха разложила столик, на который она поставила поднос. Озадаченный и взволнованный, Денхэм перешел на коврик у камина, ожидая, пока миссис Пеннифезер не покинет комнату.

– Дорогая, ты сказала так много, но одновременно с этим так мало, что мне не терпится узнать недосказанное, – сказал Хью, когда они вновь остались наедине. – Я знаю, здесь что-то не так. Есть что-то, чем ты должна поделиться со мной.

Маргерит медленно подошла к нему, задержавшись у дивана.

– Нет, – сказала она. – На самом деле после того, как ты пришел со мной с того концерта, нет никакой разницы, но кажется, что с той ночи прошла целая вечность. У меня такое впечатление, что даже с тех пор, как ты отвез домой Вер Лэнгтон, прошло очень много времени.

– То есть… дело в том, что я ее отвез?

– Нет. Это меньшее, что ты мог для нее сделать.

– Она просила передать тебе, что она очень благодарна.

– Она может быть благодарна более или менее, – загадочно заметила Маргерит. – У меня все еще перед глазами тот момент, когда я пыталась не дать ей оглянуться, и когда она ушла с тобой.

– Но… думаю, мы могли бы оставить эту тему. Мы ничего не можем сделать – ничего для нее. А ты…

В его последних словах прозвучал упрек. Маргерит так отдалилась от него, а он ожидал, что она встретит его совсем иначе. Он чувствовал, что нынешнюю Маргерит он совсем не знает.

– Я разочаровываю тебя, – сказав это, Маргерит пододвинула столик ближе к дивану и устроилась за ним. Денхэму показалось, что она отгородилась от него столиком. – Хью, дорогой, садись – выпьем чаю. Посидим так, словно мы вместе так долго, что ты уже привык ко мне. Просто дай мне время – время, пока мое настроение не изменится.

Но Денхэм обошел диван и склонился над Маргерит, положив руку ей на плечо. Она же, подняв глаза, схватила его лицо и притянула к себе, страстно ответив на его поцелуй.

– Дорогой, если бы ты знал, как я ужасно люблю тебя!

– Думаю, что знаю, Маргерит! – ответил Хью.

– Теперь иди, сядь и позволь мне напоить тебя чаем, а все оставшееся время мы проведем вместе… – командуя, она улыбнулась, и спустя мгновение Денхэм подчинился приказу, вернувшись на коврик у камина и подтянув кресло. Он сел напротив Маргерит и печально покачал головой.

– Это первый раз, когда на диване только ты одна, – заметил он.

– Но вскоре мы будем на нем вдвоем, – пообещала она.

Денхэм взял чашку, которую невеста протянула ему, и задумчиво размешал чай.

– Маргерит, один момент, – внезапно начал он. – Я хочу… я хочу, чтобы ты разрешила объявить о помолвке.

– Скоро, – ответила она. – Но пока еще нет.

– Но зачем откладывать?

– Я пока что не хочу, чтобы о ней стало известно.

– Но… но… Адела и Ли знают. А этим утром, когда Лэнгтоны догнали меня, Вер сказала, что она догадывается. Какой смысл откладывать объявление?

– И все же я хочу отложить его, – резко сказала Маргерит.

– Дорогая, какая тебе разница? А для меня разница есть: если мы не дадим людям знать, то это поставит меня в… Я хочу открыто гордиться тобой, дорогая, пусть все знают, что ты моя, а я – твой. И Адела предложила, что мы можем пожениться разом с ней и Ли – после того, как она переедет к нему, я останусь один. Так что чем скорее мы объявим о помолвке… ты видишь разницу? Я не хочу ждать ни одного дня больше необходимого, дорогая, и чем скорее мы…

Он внезапно прервался, так как по легким покачиваниям головы Маргерит было ясно: она не согласна. Денхэм снова почувствовал недоумение и обиду.

– Нет, – ответила его невеста. – Пока нет. У меня есть причина.

– Но в чем она? Если только... ты не уверена?

Маргерит улыбнулась, а Хью почувствовал себя по-детски нетерпеливым. Что-то в ее улыбке возмутило его.

– Разве я не доказала тебе свою уверенность? – ответила она вопросом. – Я уверена, что с тех пор, как я призналась, что люблю тебя, ты стал значить для меня больше, чем всё остальное, больше, чем сама я или мое будущее. По этой причине я и откладываю.

– Но я не понимаю, – возразил Денхэм. – Конечно, твое будущее – также и мое, дорогая, и ты знаешь, что ничто не изменит меня. Ты значишь для меня так же много, как и я для тебя. Маргерит, дорогая, все это такие мелочи. А я спрашиваю тебя: почему ты отказываешься?

Пока она сидела и подбирала слова для ответа, раздался звонок, а затем и стук в дверь. Маргерит поднялась.

– Я выйду, – сказала она. – Миссис Пеннифезер не услышит до тех пор, пока не позвонят три или четыре раза. Наверное, это почтальон.

– Позволь выйти с тобой, – предложил Денхэм.

– Нет, дорогой, оставайся здесь. Я посмотрю, кто это.

Она вышла. Хью тут же услышал ее голос в холле и звук закрывающейся двери. Затем, глядя в окно, он увидел молодого человека. Тот вышел из калитки, сел на велосипед и поехал в сторону Треерн-роуд. Маргерит вернулась в комнату, в руках у нее было открытое письмо, и Денхэм заметил, что конверт был без марки – оно было отправлено через посыльного, а не почтой.

Маргерит стояла в дверном проеме и смотрела отрешенным взглядом. Хью шагнул к ней, но она жестом остановила его.

– Это… я думаю… – начала было она, но так и не закончила мысль. Пройдя к столику у окна, она положила письмо. Теперь она стояла спиной к Денхэму, словно пребывая в нерешительности.

– Хью, я должна ненадолго выйти, – наконец, сказала она, обернувшись к нему. – Это… это связано с тем, о чем мы говорили. Я должна выйти, останешься здесь ненадолго?

– Но я не понимаю, – возразил он. – Что все это значит?

– Ничего. Ничего, что ты бы смог… Ох, дорогой мой! – она подошла к нему и обняла его. – Доверь мне все исправить. Я должна уйти, ненадолго.

– Маргерит, я уверен, что-то здесь не так! Твои глаза говорят это – у тебя не получается обмануть меня. В чем дело, дорогая?

– Ни в чем. Нет ничего, в чем ты смог бы помочь. Хью, я должна выйти, взять машину и оставить тебя здесь – ненадолго. Доверься мне и ни о чем не спрашивай. Просто поверь мне.

Она умоляюще взглянула на него. Он покорно склонил голову, а затем поцеловал невесту.

– Конечно, я верю тебе, дорогая, хотя я ничего не понимаю.

– Знаю. Времени так мало, что я не успеваю даже надеть пальто и шляпу. Не стоит. Подождешь здесь? Я должна быть одна.

– Хорошо, – неуверенно ответил Денхэм. – Я подожду тебя, Маргерит.

– Спасибо, дорогой! – теперь она говорила более спокойно; напряжение уже не так чувствовалось. – Это такая мелочь, что не стоит суетиться, но я чувствую, что должна пойти. Хотя… одну минуту, дорогой.

Денхэм увидел, что она снова прошла к столику, вынула из ящика объемный конверт и поместила его поверх только что полученного письма. Затем она вернулась к Денхэму.

– Хью, я совсем ненадолго. Выйди со мной к калитке. Я знаю, ты озадачен и, возможно, немного сердишься на эту секретность, но скоро я снова буду с тобой.

– И, вероятно, объяснишь все это, – улыбнувшись, предположил он.

– И объясню все это, – пообещала она. – А теперь я пойду. Только один поцелуй, дорогой, а затем… но это ненадолго.

Ради этого «только одного поцелуя» она прильнула к нему с такой страстью, о которой Хью и не подозревал. Затем, высвободившись из его объятий, Маргерит пошла к выходу, а Денхэм вместе с ней. Он открыл для нее дверь. Они вышли на улицу, и Хью открыл и придержал для нее дверь машины.

– Дорогая, ты уверена, что я не могу поехать с тобой?

– Я должна быть одна.

Несколько секунд она нерешительно смотрела на него. Затем села в машину. Из нее она сказала:

– Хью, дорогой, пока меня не будет… ты, наверное, видел письма на столике? Одно из них я вынула из ящика.

– Да. Ты хочешь, чтобы я отправил их для тебя?

– Нет, – покачала головой она. – Думаю, до того, как я вернусь, у тебя будет время прочесть. Я написала его для тебя – после того, как мы вчера вернулись из поездки. Прочтешь его, пока я буду отсутствовать?

– Маргерит, что все это значит? – чуть ли не сердито спросил Денхэм.

– Письмо все объяснит, – с легкой улыбкой ответила она. – А сейчас, прежде чем я уеду, подари мне еще один поцелуй. И помни – я ненадолго. Дорогой, без вопросов!

Он подошел поближе к автомобилю, склонился над ним и поцеловал Маргерит, как она и просила. Как только он выпрямился, его невеста завела двигатель.

– Я бы предпочел, чтобы ты позволила мне поехать с тобой.

– Но это совершенно невозможно, – ответила Маргерит, снова улыбнувшись. – Когда я вернусь, узнаешь почему. Это ненадолго, дорогой. Прощай.

Автомобиль практически рванул с места. Денхэм пронаблюдал за тем, как Маргерит, больше не оглядываясь на него, свернула на Треерн-роуд. На перекрестке с Лондон-роуд она повернула под практически прямым углом, как и в тот раз, когда Хью сидел на пассажирском сиденье. Теперь, стоя на обочине, он прислушивался. Шум двигателя все удалялся, пока не стал неслышимым. Затем Денхэм вернулся в дом, он был озадачен, немного зол и испуган.

Если она собиралась уехать совсем ненадолго, то почему она сказала ему «Прощай»?

XXI. До хребта и еще дальше

XXII. Возвращение

Под письмом, которое Маргерит оставила Денхэму, тот увидел еще одно – то, которое она получила. В углу листа он заметил обратный адрес: «Керкмэнхерст, Лондон-роуд, Вестингборо», – и первые слова: «Уважаемая мисс Уэст...». Но Денхэм отвернулся и, устроившись у камина, принялся за чтение страниц, вынутых им из конверта. Почерк был четкий и разборчивый:

Дорогой,

«Ничто ни на земле, ни на небесах, ни даже в аду не изменит моей любви к тебе и не принизит твою значимость для меня».

Это ты сказал мне прошедшим вечером, незадолго до того, как ты оставил меня здесь. Теперь я знаю, как знала и в то время, когда ты в первый раз обнял меня – это неправда.

Я не хотела, чтобы ты знал о моих чувствах к тебе. Скрывать, что ты значишь для меня больше, чем любой другой мужчина, было легко, но лишь до того момента, когда мы возвращались с концерта. А когда ты рассказал обо всем, что сделал ради сохранения моего доброго имени, и через что тебе пришлось из-за этого пройти, когда я поняла, что ты ценишь меня выше долга, я поняла, что в долгу перед тобой. Но так ли это, или это была лишь тоска по твоим объятьям? Не могу сказать, знаю лишь одно: дни с тобой были чудесными, и от того, что я знала, что все идет к концу, они казались еще чудеснее.

Не знаю, когда ты будешь читать это письмо, как и то, будешь ли ты вообще его читать. Вполне вероятно, что я смогу уйти, как и собиралась – не дав тебе знать, что я люблю тебя. Но даже если и так, то я должна каким-то образом признаться тебе. Вероятно, таким образом. Я не уверена.

Как видишь, в начале я назвала тебя «дорогой», но не «мой дорогой». Когда ты прочтешь это письмо, ты уже не будешь моим. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что ты не станешь оправдывать меня так, как я оправдываю себя – принять справедливость моих действий не в твоем характере. Я видела, как тело моей сестры принесли домой, и я знала, что причиной ее смерти был Эдвард Картер. Когда мой брат умирал, я сидела возле него, зная, что его убил Эдвард Картер. До смерти брата я успела пообещать ему, что Картер умрет от моей руки, поскольку по закону его не наказать. Я не убила Картера – я казнила его, взяв одну его жизнь за те две, что отнял он.

Говоря тебе это, я сознаю, что ты не поймешь этого. Пока я пишу эти строки, я представляю ужас в твоих глазах, когда ты будешь их читать, и я знаю: у тебя не останется любви ко мне. Отчего я так сильно люблю тебя? Я задаю себе этот вопрос, но не нахожу ответа.

Сюда я приехала более двух лет назад – чтобы найти и уничтожить человека, который убил тех, кого я любила. До этого я выяснила, что Харрисоны уехали в Таормину, так что сама я отправилась туда же, чтобы познакомиться с ними – после этого мне было легко подыскать себе жилье в Вестингборо. Один человек, Мортимер, знал меня под моим настоящим именем – Маракита Вески. Он был из окружения Картера, и я знала, что ради собственного положения здесь Картер не захотел бы раскрывать мою личность – сестры одной из его жертв. Поскольку он знал, что моя сестра мертва из-за него, а о смерти моего брата он не знал, то он все еще боялся мести со стороны моего брата. Мортимер пообещал хранить мой секрет и хранил его, даже если и догадывался, что Картера убила либо я, либо мой брат.

Я была терпелива. Если бы я отомстила слишком быстро, то могла бы сразу же оказаться под подозрением как новоприбывшая. Но я планировала сделать то, что должна: убить его, причем таким образом, чтобы ко мне не привели никакие ниточки. Сегодня днем ты сказал, что инспектор Хед найдет убийцу, но я не верю в это. Иногда, на мгновение, мне кажется, что такое возможно, но затем я вновь отметаю эту мысль. За те два года, что я прожила здесь, исчезли все возможности узнать во мне Маракиту Вески – теперь я Маргерит Уэст. Но, насколько мне известно, некоторые люди знали, что моя сестра Анита умерла из-за Картера. Но даже если бы меня узнали, это не указало бы на мою причастность к его смерти.

Сейчас мне кажется странным, что ты неосознанно помог моему плану. Из-за дефекта в твоем двигателе никто не подумал о выстрелах, а затем, когда на рассвете ты увидел меня, но не стал об этом говорить – ради моего блага, хотя на самом деле все было совсем не так, как ты думал. В старинном сундуке у меня в холле хранится одежда, бывшая тогда на мне, а также пистолет, веревка, при помощи которой я забиралась на дерево, плащ и чепец медсестры. Когда-нибудь, когда станет безопасно, я должна буду уничтожить все это.

Я рассказываю тебе все это, чтобы ты не сомневался: смерть Картера была справедливой казнью, а не убийством. Накануне я позвонила ему, и, опасаясь моего брата, он согласился открыть собственную дверь в предрассветный час – в четыре утра. Но это было не только из-за страха: он всегда мечтал о таком приключении – девушка приходит к нему одна в ночи. Он был из тех, кто может спуститься к вратам ада, лишь бы овладеть женщиной. И я рада, что отправила его за эти врата. Я не испытываю ни угрызений совести, ни страха.

Я боялась, что снег может разрушить мои планы, но потом поняла, как использовать его для усовершенствования планов. Обрывающиеся следы, и еще одни – далеко от дома Картера. Две цепочки следов ничто не связывает, и, несмотря на снег, убийца исчезает так, что его невозможно отследить. А убийство до того кровавое и жестокое, что его наверняка сочтут делом рук мужчины. Но все же его смерть не сравнить даже с одной сотой тех мучений, через которые прошел мой брат, когда он тяжело и медленно умирал. Как и с одной сотой агонии моей сестры, когда та шла к смерти. Из-за них двоих я жалею лишь о том, что не смогла заставить Картера страдать еще сильнее.

Говоря тебе это, я сознаю: до конца ты меня не поймешь и не оправдаешь меня так, как я оправдываю себя. Этого нет в твоей крови, этого нет в твоем народе, к которому я принадлежу лишь наполовину. А если я не убью твою любовь ко мне сейчас, то когда-нибудь я рожу тебе детей, но, возможно, через много лет все то, о чем я сейчас пишу, все равно как-то станет известно тебе, и тогда моя жизнь потеряет смысл. Так что я знаю: мне нужно отпустить тебя, уйти самой, а чудо этих дней должно завершиться.

Снова рассвет. Сколько еще пройдет рассветов прежде, чем я смогу заставить себя отказаться от тебя? Отослать тебя выполнять обещание, которое я взяла с тебя. Не сразу, но ты сдержишь его, а я не буду ревновать или обижаться. Живя, я буду радоваться, что ты обрел маленькое, но более надежное счастье, нежели то, которое я смогла бы тебе дать. А умерев, я окажусь настолько близко к тебе, насколько позволит Бог, и буду любить тебя так же сильно, как и сейчас.

Дорогой… все еще мой дорогой – ведь пока я пишу, ты еще не знаешь, что вскоре я найду в себе силы отказаться от тебя… я повторяю, что не чувствую ни угрызений совести, ни страха. Я сдержала обещание, послужив правосудию. Если мои действия станут известны, то мой побег от человеческого наказания уже запланирован – это будет прямой путь к Высшему Суду, которого я не боюсь.

Я пишу из-за того, что сегодня ты сказал мне, что убийцу можно найти. На случай, если это и впрямь окажется так, хоть я в это и не верю. И пока я пишу, я очень сильно чувствую твое присутствие в этой комнате. Думаю, если я оглянусь, то смогу увидеть тебя у себя за спиной, смогу обнять тебя… мне так хочется увидеть тебя, прикоснуться к тебе, дать тебе все, что ты попросишь…

Уже рассветает, и через несколько часов ты вновь придешь ко мне.

Прощай, Хью

Маргерит

Денхэм поднял глаза и почувствовал, что в комнате находится кто-то еще. Это была миссис Пеннифезер, убиравшая со стола чайные принадлежности. Он услышал звон чашек. Это ведь был звон чашек? Ничто не казалось обычным: ни то, что он видел, ни то, что он слышал, теперь не было для него реальным. Он машинально свернул прочитанное письмо, вернул его в разорванный конверт и сунул в карман. Глухая старуха закончила складывать вещи на поднос и удалилась вместе с ним, закрыв за собой дверь. Денхэм услышал щелчок. Это ведь был щелчок замка? Его мог издать и механизм пистолета – если бы кто-то взвел курок, готовясь выстрелить.

Она сказала… как же она сказала? Да, что она отлучится совсем ненадолго. Она должна вернуться к нему…

Спустя время, в течение которого он не мог ни ясно мыслить, ни чувствовать, Денхэм, наконец, поднялся на ноги, подошел к окну и выглянул. Начав двигаться, он начал и яснее мыслить, и он почувствовал, что начинает осознавать. Нет, полностью он не понял, но только начал осознавать, что она написала. Маргерит – теперь не его Маргерит…

Он вновь заметил оставленное им на столе письмо – то, в котором он прочел лишь первые строки:

Уважаемая мисс Уэст,

Сожалею, но ради собственной безопасности я вынужден нарушить обещание, данное вам два года назад, и раскрыть вашу настоящую личность. Этим утром инспектор Хед дал мне ясно понять, что каким-то образом он связал вашего брата со смертью Эдварда Картера и попытался разыскать Питера Вески.

Ни на минуту не подумайте, что я питаю подозрения против вас, или что я сделал это добровольно. Я ничего не знаю и ничего не подозреваю, я лишь вынужден защищать себя, и в письме, которое я написал инспектору Хеду, я попросил его хранить ваш секрет так же тщательно, как до этого хранил его я.

Я отправлю письмо инспектору Хеду в то же самое время, что и письмо к вам: посыльный сначала придет в ваш дом, а потом отправится к инспектору. Надеюсь, что мои действия не причинят вам никаких неудобств, и очень сожалею, что вынужден признаться.

Искренне ваш

Френсис Мортимер

Она ушла, но ненадолго. Она вернется к нему, сюда, в эту комнату…

Денхэм отвернулся от окна, подошел к дивану и взглянул на него. Больше… они больше не будут сидеть на нем вместе. Теперь она не его Маргерит.

Если бы он… Стоп! Ему нужно прояснить это. Если бы на дознании он сказал правду, то сейчас он не стоял бы здесь – ошеломленный, выбитый из колеи и не способный ни сделать что-то разумное, ни даже связно мыслить. Если бы тогда он сказал всю правду…

«Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды...».

Никчемный клятвопреступник, он лгал безо всякой причины! Он солгал под присягой! И нечего тут искать оправдания – они так же бесполезны, как и его ложь!

Кто-то позвонил в дверь. Денхэм обернулся и, глядя поверх занавесок (они закрывали только нижнюю часть окна), он увидел крышу машины, и это была не машина Маргерит. Подойдя ближе, он смог рассмотреть как машину, так и визитера, но ему не хотелось выходить к нему. Ему захотелось спрятаться, найти такое место, где его бы не увидели. Ранее он никогда не боялся смотреть в глаза другим людям, но сейчас ему хотелось спрятаться! Хью Денхэм, был ли он Хью Денхэмом, прямодушным братом Аделы и сыном Роберта Денхэма, которого все знакомые уважали за честность? И теперь Хью Денхэм захотел спрятаться?

Снова раздался звонок, к этому времени Денхэм уже вышел из комнаты. Из задней части дома он не слышал ни звука и через несколько секунд вернулся назад, оставив дверь в комнату приоткрытой и нерешительно замерев у дивана. Затем он в третий раз услышал звонок, а вместе с ним и стук, да такой сильный, что казалось, дверь вот-вот сломается. Едва двинувшись к выходу, Денхэм услышал шаги миссис Пеннифезер – она спешила в холл. Так что Денхэм снова вернулся в комнату. Миссис Пеннифезер откроет дверь.

Он услышал ее восклицание, а потом скрежещущий и резкий голос инспектора Хеда:

– Где комната мисс Уэст – ее спальня?

В холле снова раздались шаги. Миссис Пеннифезер пошла к лестнице. Хед последовал за ней, неся с собой что-то… кого-то, почти полностью скрытого плащом, из-под которого виднелось обугленное подобие человеческого тела. Не Маргерит – этот ужасный предмет не мог быть Маргерит. Ведь она говорила, что отлучится совсем ненадолго. Но все же – Хед спросил, где комната Маргерит… Там были и другие люди, но говорили они приглушенными голосами, так что до остававшегося в гостиной Денхэма доносилось только неразборчивое бормотание. После длинного промежутка времени (застывшему и неспособному ни мыслить, ни действовать Денхэму он показался длинным) с лестницы раздались шаги Хеда, спускавшегося в холл. Тот остановился перед дверью в гостиную и заглянул внутрь. Затем он вошел, и Денхэм напряженно выпрямился и взглянул в лицо инспектору.

– Вы ждете мисс Уэст? – спросил Хед.

– Да, – ответил Денхэм.

Но ответил ли он, или эти слова произнес кто-то другой? Он не понимал того, что говорил.

– Она мертва, – резко сообщил Хед.

– Мертва? – переспросил Денхэм, уставившись на собеседника.

Но вряд ли эта новость шокировала его. Находясь в определенном состоянии, человеческий рассудок больше не способен реагировать на шокирующие новости, а Денхэм уже был доведен до этого состояния. Он словно находился в оцепенении и ничего не чувствовал.

– Мистер Денхэм, – Хед шагнул к нему, и его голос был резок, как клинок, – много ли вы знаете?

– Ничего, – ответил Денхэм, собравшись с мыслями и покачав головой. Его ответ прозвучал так, словно он ожидал именно этого вопроса.

– Ничего, – Хед отступил, и после длинной паузы заговорил вновь: – Тогда, я думаю, вы нам не нужны.

Он имел в виду, что Денхэм не потребуется на дознании, но последнему показалось, что Хед сообщает ему, что не собирается арестовывать его. Он отшатнулся и оперся о спинку дивана – дивана, на котором они больше не будут сидеть вместе!

– К-как хотите, – Денхэму становилось все труднее говорить, а вот смотреть в лицо Хеду – значительно легче, чем он ожидал. И он понял, что больше не хочет спрятаться.

– Ну, я не думаю, что вы нам понадобитесь. Думаю, нам будет достаточно поездки – от Треерн-роуд и до фатального конца. Мистер Денхэм, теперь вам нет смысла ждать мисс Уэст.

– Да, – согласился Денхэм. – Смысла больше нет.

Он резко двинулся прочь – мимо инспектора, к раскрытой двери. На пороге стояли двое полицейских. Они отступили, позволяя Денхэму пройти. В одном из них тот смог узнать сержанта Уэллса, который, подобно Хеду, был «загримирован» пеплом и пятнами на одежде. И он, и его не узнанный коллега были без головных уборов, и Денхэму это показалось странным. Еще один полицейский, также с непокрытой головой, сидел в машине у ворот.

– Она мертва, – сказал себе Денхэм.