Вик нервно почесал ногтем седую поросль на щёках.

— Вот дела! Ты хоть заявил об этом?

— Заявлю, заявлю. Уже второй браслет за три месяца. Они мне там проведут ректальную стимуляцию.

— А как мы так работать-то будем?

— Да чё ты ваще привязался? На хера нам браслет? Парень вон ходит, сидит…

— Та девчонка тоже ходила.

— Да лан, живой он! — неуверенно сказал Вик. — Точно тебе говорю!

Пётр коснулся ледяного запястья парня.

— Пульс! — Вик захрипел и несколько раз кашлянул, прочищая горло. — Ты чё, врач? Это ничё не подтверждает! Может, ты там это, не поймёшь чё…

— Да чего не пойму-то?

— Не предусмотрено, блядь, должностной инструкцией таких ситуаций… — Вик вцепился в бутылку, но пить не спешил, — …ситуаций, когда два долбодятла, вроде нас, не могут понять, жив клиент или мёртв.

— Так чего делать-то? — Пётр всё ещё сжимал запястье парня. Ему показалось, что он чувствует слабую пульсацию. — Вроде жив он, не знаю. Похоже, пульс есть.

— Не повезу я его, — помотал головой Вик. — Окочурится по дороге. Короче, я группу вызываю.

Вик спрятал бутылку в карман, так и не выпив, и заковылял к водительской двери.

— Давай, — сказал Пётр и вылез из фургона.

Парень не двигался. То, что несколько минут назад влекло его в слепую тьму улицы, — упорно, вопреки сковывающему движения холоду — теперь исчезло. Как если бы сменилась программа. Было даже не видно, чтобы он дышал. Но, скорее всего, это из-за огромной дутой куртки. Да. Пётр утвердительно кивнул головой, словно разговаривал с кем-то. Из-за куртки. Куртки с люминесцентными иероглифами, которые переливались на тусклом свету.

Смотреть на парня — бледного, промёрзшего насквозь — было тяжело. Пётр отошёл в сторону. Асфальт в той части дороги, где они остановились, проседал — под тяжестью времени и собственного веса, — света единственного фонаря не хватало, и их длинный фургон проваливался в темноту. Откуда-то из пустоты доносился хриплый голос Вика. Кашель. Бессвязная ругань. Алла наверняка догадается, что Вик пьян.

Пётр закурил и тут же выплюнул сигарету. Сердце забилось тяжело и неровно. В глазах потемнело.

Надо вернуться в тепло. Дождаться группы.

Пётр уже закрывал двери, когда парень вздрогнул. Грудь его выгнулась, руки неестественно взметнулись, как у марионетки, и упали на колени. Пото́м снова. Пото́м снова. Будто кто-то пытался завести его остановившееся сердце.

Пётр замер. Из темноты доносился раздражённый голос Вика:

— Да чё я тебе говорю-то!.. Слышь, ты меня…

Парень затрясся. Ударился затылком о стенку фургона. Из глаз у него брызнула кровь — тёмная, густая.

— Вик! — заорал Пётр.

Парня били разряды тока. Мышцы у него на лице сводило судорогой, губы страшно дёргались, чуть не разрывая на щеках кожу. Кровь хлестала из закатившихся глаз.

— Опять… — прошептал Пётр.

Внезапно парень рванул вперёд, врезался головой в потолок, застыл на секунду и повалился на пол, на чёрный пластиковый мешок, сложившись, как тряпичная кукла.

— Чё тут? — прокряхтел Вик, объявившись из темноты. — Он чё, взбесился?

Вик заглянул в кузов и приоткрыл от удивления рот.

— Крови-то… — выдавил он из себя.

Пётр молчал. Вик вытащил из куртки браслет.

1.13

— Слу-ушай, — протянул Вик, отпил кофе из хлипкого стаканчика и уставился на Петра, — слушай, а это правда, что у тя пушка есть? Вот прям такая пушка!

Он собирался уже показать руками размеры пушки, но пластиковый стаканчик мешал жестикуляции.

Пётр хмыкнул.

— Тебе чего, Аллка рассказала?

— Ну-у, — Вик потёр затылок, — может быть.

— А какая разница, есть или нет?

— Чё, ответить не можешь?

— Допустим, есть.

Вик выглядел пьяным и больным, хотя Пётр не видел, чтобы после смерти парня он прикладывался к бутылке. Можно было подумать, что кофе действует на него похлеще китайского ви́ски.

Пётр отвернулся.

Из-за приоткрытой двери в диспетчерскую слышался обеспокоенный голос Аллы. Лампа на потолке потрескивала и мерцала. Болела голова.

— А зачем, — не унимался Вик, — те пушка?

— На память.

— На чё, блядь?

Вик шумно выдохнул, осушил залпом стаканчик и тут же скривился, прикрыв ладонью рот.

— Ты в порядке вообще? — спросил Пётр. — Выглядишь не очень.

— На себя посмотри! Бледный как, — Вик всё ещё тошнотворно кривился, — как ебучий мертвец!

— Ты принял что-то?

— Яду бы…

Вик повернулся к кофейному аппарату и стал водить по экрану пальцем. Напитки появлялись и исчезали — все в красивых фаянсовых чашках, с одинаковым, завивающимся в петельку, паром.

— Успокойся, — сказал Пётр, — кофе тебе не помогает. Постарайся себя в руки взять. Нам нормально надо выглядеть.

— Да я… — Вик оставил в покое аппарат. — Думаешь, блядь, одному те плохо бывает?

— Посиди. — Пётр показал на скамейку.

Вик — важно, вразвалку — подошёл к нему и ткнул его пальцем в грудь.

— А ты мне тут не указывай, блядь! Посидишь тут сам! Скоро мы вместе, блядь, — он усмехнулся, — посидим!

— Да пошёл ты!

— Чё! — Вик задиристо вскинул руки, но тут же успокоился и уставился себе под ноги.

— Садись! — рявкнул Пётр.

Вик плюхнулся рядом с ним и привалился к его плечу.

— Не, ты скажи, вот на хуя те пушка? Ты ей чё делаешь вообще? Тёток пугаешь?

— Витя, — Пётр легонько оттолкнул его, но Вик едва не грохнулся со скамейки, — лучше ты мне скажи, Витя, а где бутылка?

— Чё? Бутылка? — Вик хохотнул. — Выпить хошь, да? — Он вновь придвинулся к Петру. — Так это не вопрос, чё. Щас Аллку зарядим, она, блядь, как метнётся…

Вик взмахнул рукой.

— Ты её чего, добил втихаря? — спросил Пётр.

— Кого? Аллку? — Вик картинно вытаращил глаза. — Да ты чё, блядь, охуел што ль совсем, товарищ хороший? Аллка тётка намальная, она вот ща вискарика нам…

Хлопнула дверь — Алла закрылась. Слушать пьяные вопли Вика и правда становилось невыносимо.

— Не, ну почему ты мне не сказал, чё у тя пушка есть? — снова заныл Вик. — Аллке сказал, а я? Я чё, блядь, те не друг што ле?

Пётр вздохнул и закрыл глаза.

1.14

Краевский — за глаза его все называли Краем — устало посмотрел на Петра.

— Вы знаете… — начал Пётр.

Край — невысокий, тощий, с запавшими глазами — был похож на больного раком. В тёплом, нагревшемся от старых потолочных ламп воздухе висела пыль.

— И что вы тут устроили?

— Слушайте, — Пётр заёрзал на стуле, — я бы хотел принести извинения за своего напарника. Всё-таки ситуация…

— Да какая на хер ситуация?!

Край подошёл к окну, как будто мог видеть что-то сквозь опущенные жалюзи. Тесная комнатка, в которой он устроил себе временный кабинет, когда-то выполняла роль второй диспетчерской или регистрационной, но пото́м — видимо, из-за сокращения штата — превратилась в импровизированный склад. У стен громоздились грязные пластиковые коробки. На столе, один на другом, валялись списанные терминалы. Единственный стул, на котором сидел Пётр, поскрипывал и шатался.

— Я всё же хотел бы извиниться, — заговорил Пётр. — Вик… Дело в том, что так, наверное, сказался стресс. Могу вас уверить, что там, на месте…

— На месте? — Край обернулся. — А что на месте? В отчёте — пьяный бред! Стыдно читать!

— Ситуация и правда была нештатная. Мы постарались…

— Вижу, что постарались! Ладно, давайте ещё раз. Вик был за рулём? Он был пьян?

— Вик был за рулём, но на тот момент он был трезв, вёл себя адекватно. Именно он, кстати, этого парня и заметил. Было это примерно в два часа ночи…

— Примерно?

— В два часа, неподалёку от четвёртого кольца. Это всё указано в отчёте. По улице шёл молодой человек. Он ни на что не реагировал. Он нас как будто и не видел вовсе. Мы его остановили…

— Как?

— На самом деле я просто преградил ему дорогу, и он остановился. Я заметил, что у него шунт.

— Рентген мозга сделали?

— Нет, я увидел у него татуировку. — Пётр коснулся пальцем шеи. — Небольшой такой иероглиф. Его «рю» называют вроде. Кажется, означает идущего человека. Или входящего. Я не очень разбираюсь в этом. Но…

— Татуировка ни о чём не говорит!

— Да, согласен. Но Вик…

— Вик! Разумеется! — Край всплеснул руками. — Он же у нас главный специалист по шунтированию!

— Он сказал, что уже видел человека в таком состоянии раньше и…

Край зашёл Петру за спину и упёрся в спинку стула. Стул затрещал.

— Пётр, вы же разумный человек, у вас такой опыт работы. Я понимаю, случай нештатный. Но думаете, я приехал бы сюда, если бы речь шла о штатном случае?

— Но я…

— Ответьте, пожалуйста.

— Думаю, нет.

— Следовательно, — стул снова заскрипел, — этот ваш Виктор вряд ли мог наблюдать что-то подобное раньше.

— Я просто пересказываю, что произошло.

Край всё ещё стоял у Петра за спиной. Пётр повернулся, но Край тут же оставил в покое стул и отошёл к закрытому жалюзями окну. Казалось, он не хочет встречаться с ним взглядом.

— Так пересказывайте. — Край сцепил за спиной руки.

— Вик говорил, что с его бывшей супругой такое уже случалось. Я так понял, это бывает, если подключаешься к пиратской сети.

— Бывшей супругой? Это которая сошла с ума?

— В любом случае, — Пётр вытер вспотевшие ладони о куртку, — парень был невменяем. Мы решили его задержать, проводили в фургон…

— Каким образом? — Край блеснул глазами. — Он же был невменяем? Ни на что не реагировал?

— Вик просто, — Пётр изобразил, как обнимает кого-то за плечо, — проводил его до фургона. Парень как бы слушался.

— Скажите, — Край опять расхаживал между заваленным старой техникой столом и окном, — Вик на тот момент был уже сильно пьян?

— Вик не был пьян. Все его действия…

— Сможете это подтвердить? Официально? Скажем, — Край щёлкнул узловатыми пальцами, — на разборе внутреннего расследования?

— Да без проблем. Уверен, что наши действия в той ситуации…

— Также, полагаю, вы сможете подтвердить, что по отношению к задержанному не применялось физического насилия?

— Вы о чём? В этом же вообще никакого…

— Ответьте, пожалуйста, на вопрос.

— Насилие не применялось. — Пётр закашлялся.

Сердце молотило. Хотелось ненадолго выбраться из этой насквозь жёлтой, пропахшей пылью комнаты и промыть холодной водой лицо. Но выходить было нельзя.

— Более того, — продолжал Пётр как можно более спокойным голосом, — в этом не было абсолютно никакой необходимости. Задержанный не…

— Хорошо, хорошо! — Край махнул рукой. — Продолжайте. Итак, вы посадили его в фургон?

— Да, — кивнул Пётр. — Ситуация была не очень понятной. Дело в том, что в инструкции нет…

— Чего в инструкции нет? — Край наклонил голову. — Вы произвели задержание неизвестного, так?

— Да, произвели задержание неизвестного.

— Ключевое слово, — Край неприятно улыбнулся, и тонкую кожу на его впалых щеках прорезали глубокие морщины, — ключевое слово, — с наслаждением повторил он, — неизвестный. Что обычно делают при задержании?

Край стоял посреди комнаты, глядя на Петра.

— Что же вы? Отвечайте. Ваши варианты. Как там — по инструкции?

— Пытаются установить личность.

— Правильно! Только не пытаются, а устанавливают. Идентификационный чип же у него был, правда?

— Ситуация немного отличалась. Задержанный вёл себя очень странно. У меня возникли сомнения…

— Задержанные всегда ведут себя очень странно! — Вымученная улыбка Края напоминала судорогу лицевых мышц. — В противном случае мы бы их не задерживали!

Пётр собирался возразить, но Край остановил его взмахом руки.

— Нет, нет! Я знаю, что вы собираетесь сказать. Задержанный был невменяем. Я бы в этой ситуации предположил, что он находится, — Край сощурил глаза, — под веществами. Вы решили, что у него проблема с шунтом. Ну да бог с ним! Решили и решили. Дальнейшие ваши действия?

— С парнем что-то творилось…

Ухмыляющееся лицо Края внезапно задрожало и расплылось. Пётр потёр глаза.

— В другой ситуации, — продолжал он через внезапно начавшуюся одышку, — мы бы, конечно, установили его личность. В другой ситуации… — Пётр представил на секунду залитое кровью лицо парня. — Но я решил вначале проверить пульс. А Вик…

— Да, — закивал Край, — я в курсе. Вы произвели задержание, а пото́м не могли определиться — жив ли задержанный. Вы вообще знаете, что ваш приятель нёс диспетчеру? Говорит, не можем понять, кого задержали. Может, это труп ходячий. Скажите… — Край снова зашёл Петру за спину. — Скажите, вы любите фильмы про зомби?

— Так мы никуда не продвинемся, — вздохнул Пётр.

— Что?

— Так мы никуда не продвинемся. Я пытаюсь вам объяснить ситуацию. Мы не были уверены, что задержанного можно транспортировать. Да и фургон наш для этого не оборудован. Вы их вообще видели, эти фургоны? Ни ремней, ничего. Труповозка. А пока Вик связывался с диспетчерской, у задержанного случился приступ, и он…

— Кстати, — за спиной у Петра послышались шаги Края, — запись разговора Вика с диспетчером сохранилась. И абсолютно очевидно, что трезвый человек так разговаривать не будет.

— Может, он и глотнул там чего, — сдался Пётр. — Я за ним не слежу. Я ему не нянька.

Край подошёл к окну, приподнял двумя пальцами одну из полосок жалюзей и разочарованно качнул головой, как будто ожидал увидеть что-то, кроме темноты и зависшего над городом смога.

— А вы сами тоже капли в рот не брали, ведь так?

Пётр молчал. Край усмехнулся.

— Конечно. Вы же опытный человек, вряд ли вы бы стали пить на дежурстве. Думаю, нет смысла проводить проверку?

— Проводите, если хотите, — буркнул Пётр.

Край несколько раз кивнул, вытащил сигарету, помял её тонкими крючковатыми пальцами и неторопливо, прищурив один глаз, закурил.

— На самом деле вы правы. — Он выпустил из ноздрей дым. — Так мы никуда не продвинемся. У меня нет задачи устанавливать степень вашего опьянения. Нам этого ещё не хватало.

— А чего мы могли сделать? У паренька начался приступ, пошла кровь из глаз и — всё. Он…

— И всё, да. Вот только через несколько часов, — Край показал сигаретой на окно, — эти уроды, как их там, Чен-Сьян Электроникс, будут рвать меня на части. А по вашему отчёту следует, что человека убил шунт. Если же ещё вспомнить тот замечательный случай с мёртвой девкой, которой ваш приятель Вик спалил мозг палкой…

Край не договорил. Его лицо в клубах тяжёлого дыма вновь стало расплываться, как изображение на экране.

— Вы хотите, чтобы я переписал отчёт? — спросил Пётр.

Край облизнул губы, покосился на сигарету, на которой уже нарос слой неровного серого пепла, дунул на неё, и пепел разлетелся над столом.

— У меня нет задачи выгораживать Чен-Сьян. К сожалению, задачи выгораживать вас у меня тоже нет. Поэтому я задам вам ещё один вопрос, простой вопрос. — Край уставился на Петра тяжёлым взглядом. — В ваших же интересах сказать мне правду. Вика здесь нет.

Край медленно затянулся, выдерживая паузу.

— Виктор использовал палку?

1.15

Алла сидела в коридоре, напротив кофейного автомата. Она обнимала ладонями пластиковый стаканчик с кофе, но пара уже не было, коричневатая пенка сошла, и кофе превратился в холодную чёрную жижу, похожую на отработанное масло. Алла, судя по всему, не сделала ни глотка.

— Ты всё? — спросил Пётр.

Алла улыбнулась и кивнула.

— Давно уж. Долго тебя там промариновали. — Она сделала глоток, поморщилась и поставила стаканчик на скамейку. — Проводишь до трубы?

Они молча вышли из отделения. Хлопнула за спиной тяжёлая дверь, Пётр вздрогнул.

На улице светало.

Солнце скрывала плотная пелена облаков, и казалось, что над домами происходит химическая реакция пара, света и снега. Рваные истошно-жёлтые полосы перетекали в густо-оранжевый, а затем и в багровый, который отражался в затемнённых окнах муниципальных домов.

Со стороны восхода налетел резкий колючий ветер, и Алла подняла меховой воротник искусственной шубки. Петра холод не беспокоил. После духоты в отделении, когда в лёгких оседала свинцовая пыль, дышать на улице было приятно до головокружения.

Алле явно не терпелось о чём-то спросить. Несколько раз она резко вздыхала, но так и не решилась начать разговор. Когда здание отделения скрылось за поворотом, Пётр сказал, глядя в сторону, ни к кому обращаясь:

— Безумный день!

И Алла схватила его за плечо.

— Что теперь будет-то? Виктора сняли со всех смен! Я думала, и тебя…

— Меня тоже снимут. А вот чего дальше — неясно.

— Виктор — полный кретин! Как так можно! Когда он успел-то? Нормальные вроде приехали.

— Я и сам не знаю, когда успел. Вообще впервые его таким видел. Он приложился несколько раз, конечно, но не так уж и много выпил.

— И что теперь?

Они остановились на светофоре — по привычке, ведь машин не было. Петру захотелось сказать что-то воодушевляющее. Но он не смог придумать что.

— Не знаю. — Он покачал головой. — Они по ходу хотят всё на Вика свалить.

— Как? — Алла отпустила его руку.

— Да как-как…

Пётр, не дожидаясь, пока загорится зелёный, зашагал на другую сторону улицы. Алла заспешила за ним.

— Паренёк был жив, — сказал Пётр. — Вик по пьяни решил его палкой приложить. Непредумышленное убийство. У них всё отлично сходится. И ещё та девчонка с шунтом, которой мы мозги спалили…

— Но ведь это, — Алла догнала Петра, часто вздыхая от волнения, — не правда?

Она замолчала, ожидая ответа.

— Конечно, неправда! Я сказал, что таких показаний давать не буду. Поэтому и меня наверняка отстранят.

— Так и что теперь делать?

— А что теперь делать? — нахмурился Пётр. — Чего тут вообще можно сделать?

1.16

Киоск с переливающейся трёхцветной вывеской работал. Пётр взял бутылку подешевле и, сунув её в карман куртки, зашагал по направлению к дому, придерживая локтем, чтобы та не выпала из кармана.

За спиной послышались вопли сирены.

Пётр обернулся и увидел фургон — такой же, как у них с Виком. Фургон пронёсся по пустой дороге, нервно притормозил у перекрёстка, засвистел шинами и повернул, опасно завалившись на бок. На секунду Пётр представил, что это он сейчас сидит в том фургоне, Вик за рулём, они включили давно отказавшую сирену и несутся в отделение, чтобы доставить выжившего — единственного живого человека, которого они нашли за кольцом.

Пётр усмехнулся, поправил в кармане бутылку и — пошёл домой.

Пить он не собирался. Киоск с трёхцветной вывеской был неподалеку от трубы, и он заглянул туда по привычке, купить чего-нибудь впрок. Но дома, раздевшись — снова начали топить, — он присел на кухоньке, открыл пищевой брикет и плеснул немного водки в стакан.

— Эх, Вик… — пробормотал Пётр и посмотрел в окно, на серый замёрзший город.

Казалось, вопль полицейской сирены ещё доносится из глубины улицы, как эхо.

— Вик! — Пётр выдохнул и осушил стакан. — Ты — мудак!

И тут же подумал, что, если бы Вик не устроил пьяное представление в отделении, разговор с Краем всё равно бы состоялся.

Ничего нельзя было изменить.

Пётр налил ещё, но пить не торопился. Он принёс из гостиной дзынь и положил его рядом с бутылкой. Дзынь теперь напоминал пыточное устройство, которое используют на допросах, чтобы выбивать из задержанных показания.

— Вик, Вик… — повторил Пётр, глядя в стакан.

Он снова выпил водку залпом и откинулся на спинку стула. Китайское пойло прямиком попало в жилы и разошлось огнём по всему телу. Пётр подумал, что может сидеть на тесной кухоньке до скончания времён. Бутылка никогда не закончится, восполняясь из ничего, как в виртуальной реальности, его никто не побеспокоит, его не станут искать, когда он не придёт на смену — ведь все его смены скоро отменят. Он нужен не больше, чем те трупы, которые они запаковывают в чёрные пластиковые мешки.

Пётр надел дзынь и, уже включив его — всё мгновенно закрасилось синим, — вспомнил о кристалле. Вышел в гостиную, но нашёл только стакан с остывшей водой. Он искал кристалл и в спальне, и на кухне, и даже в маленькой комнатке, куда обычно не заходил, потому что там пахло, как в квартирах, где кто-то недавно умер.

Наконец, вернувшись на кухню, Пётр свалился на заскрипевший стул, налил водки и — вздрогнул, точно его прошил электрический разряд. Валяющийся на столе дзынь работал. Включённое забра́ло отбрасывало на гранёную бутылку неровную синюю тень. Пётр раскрыл руку и уставился на кристалл, который всё это время лежал у него в ладони. Маленький камень, похожий на окаменевшую личинку.

На сей раз Пётр нагрел воду сильнее. Микроволновка работала в режиме гриля — это показалось ему забавным, и он даже хохотнул, отпив горькой, как микстура, китайской водки. Раздался звонок. Пётр поставил стакан с горячей водой на стол, бросил в него кристалл и нацепил дзынь.

Через несколько секунд рядом с ним появилась темноволосая девушка. Синдзу стояла у плиты, повернувшись к нему спиной — так, словно собиралась приготовить что-то на ужин.

— Синдзу! — позвал Пётр.

Она обернулась и, облокотившись на варочную панель, улыбнулась Петру.

— Я тебя знаю! Я тебя знаю! Ты…

— Я — другой, я — не такой! — Пётр плеснул себе ещё водки. — Всё это уже было! Мне нужно задать тебе вопрос. Один долбаный вопрос! Ты сможешь ответить?

— Конечно!

Синдзу наклонилась к Петру. Лицо её было так близко, что он мог бы почувствовать её дыхание — если бы она дышала.

— Я люблю отвечать на вопросы!

— Тогда… — Пётр невольно отодвинулся от призрака. — Расскажи мне, что такое трёхцветная радуга.

1.17

Клуб находился внутри третьего кольца, и ехать туда на трубе нужно было с четырьмя пересадками. Пётр проснулся в полдень, принял душ и выпил стакан водки на дорожку в надежде, что это избавит его от мигрени и тошноты, однако ему стало только хуже. Он думал остаться, но спать он уже не мог, а сидеть в духоте, в компании с пустой бутылкой, было невыносимо.

До станции трубы Пётр плёлся, как зомби. Медленно переставлял ноги, точно боялся поскользнулся. Каждый шаг давался ему с трудом. Казалось, в голове сейчас что-то разорвётся, и раскалённая тёмная кровь брызнет из глаз.

Пётр сделал крюк, заглянул в магазинчик с цветной вывеской, купил банку лёгкого пива и выпил её — судорожными, быстрыми глотками, — прислонившись спиной к стене киоска. Над головой у него мерцала трёхцветная радуга.

После пива ему полегчало, но когда он спускался в трубу, то понял, что совершенно пьян.

Станция, похожая на залитый бетоном котлован, была оглушительно пуста. Пахло плесенью и мочой, половина ламп не горела. От давящего на грудь смрада кружилась голова. Пётр привалился к выщербленной колонне, где поверх грязевых разводов и трещин был намалёван красной краской кривой, разбитый припадком иероглиф.

Одно пиво. Пара глотков водки. И он не стоял на ногах.

Из чёрного туннеля потянуло горячим воздухом, бившем в лицо, как отработанный газ из дюз. Пётр побрёл к перрону, будто и правда ждал прибытия огромного корабля, который увёз бы его подземными течениями подальше от дома, от города, от всего, что он знал.

Сначала он перепутал линию, пото́м вышел не на той станции. От гулкого воя в поездах закладывало уши. Он был как после контузии. Ближе к центральным районам в вагон набились люди — холодные и бесполые, как куклы для демонстрации нарядов в стиле унисекс. Все оделись в бесформенные дутые куртки, словно в трубе запрещалось носить другую одежду. У многих были шунты — Пётр видел это по глазам, по мёртвому отсутствующему взгляду.

Когда он выбрался из трубы, начинало темнеть. Он встал под столбом с продетыми одно в другое, как в детском фокусе, неоновыми кольцами, которые подсвечивали спуск на станцию. Одно кольцо потрескивало и мигало. Пётр закурил. Ветер нёс в лицо серый снег, и Пётр отвернулся, спрятав сигарету в ладони.

Адрес клуба он нашёл быстро, но долго не мог понять, где находится вход. В итоге оказалось, что нужно зайти во двор — тёмный, как во время перебоев в энергосети, — и спуститься по лестнице в подвал. У входа Петра встретил лысеющий парень с редкой бородкой — высокий, но худой, как после болезни, — и Пётр даже не сразу сообразил, что тот работает здесь вышибалой.

— Дверью ошибся, папаша?

— «Трёхцветная радуга»? — уточнил Пётр.

— «Радуга», «Радуга». — Парень похлопал его по спине так, словно помогал прокашляться. — Только тебе, папаша, не сюда. Там рюмочная вниз по улице. Остаканишься так, что…

— Эска! — хмуро перебил его Пётр и показал удостоверение.

Парень хмыкнул, пожал плечами и отступил в сторону. Пётр прошёл в широкий бетонный зал.

— Давай! — крикнул вышибала ему в спину. — Оттянись там хорошенько, эска!

В зале было темно. С потолка свешивалось несколько круглых ламп, как на станциях в трубе, а также огромный, похожий на лучевую пушку прожектор, но заправилы, похоже, экономили электричество, и света едва хватало на то, чтобы очертить в сумраке прямоугольную площадку по центру — видимо, танцпол с затоптанным синим полом. Столики у стен тонули в темноте. Поначалу Пётр решил, что в клубе никого нет, и лишь пото́м заметил несколько одиноких фигур за барной стойкой.

— Вам чем-то помочь? — послышался женский голос.

Рядом с Петром возникла тощая официантка в тёмной обтягивающей одежде.

— Да, — сказал он, — я ищу девушку. Она…

Официантка нахмурилась и отвернулась.

— Это не ко мне! — бросила она через плечо и быстро зашагала к следующему по очереди клиенту.

Пётр подошёл к бару. Бармен, бородатый и полный, с раскрасневшимся от духоты лицом, был первым, кто походил здесь на живого человека.

— Чего налить? — Бармен улыбнулся, демонстрируя неровные, пожелтевшие от никотина зубы.

— Я ищу девушку… — снова начал Пётр.

— Вы выбрали правильное место!

Пётр раздражённо сунул бармену под нос удостоверение.

— О! — Бармен с наигранным испугом вытаращил глаза. — Какие люди! — и добавил тише, перегнувшись через стойку: — Будет рейд, да?

— Хватит кривляться! Я провожу расследование. Ищу девушку… — Пётр полез в карман за снимком, который выпросил у Аллы, — девушку, лет двадцати. Она…

— Здесь иногда бывают такие девушки.

— По нашим сведениям она часто ходила в это заведение. Блондинка, среднего роста, худощавого телосложения, красивая, соломенные волосы до плеч.

— Ага, ничего так!

Пётр лихорадочно проверял карманы.

— У неё есть шунт. И татуировка под ухом.

За стойкой захохотали.

— Ты, мужик, прикалываешься, да? — прыснул бармен. — Девушка с шунтом? Двадцать лет? Тут таких не бывает, не!

— Я провожу расследование, — Пётр опёрся о барную стойку, — и советовал бы вам…

— Не знал, что эска проводит расследования, — продолжал кривляться бармен. — Вы же только жмуриков на улицах подбираете?

— Слушай, ты!

Пётр схватил бармена за куртку, но тот лениво отпихнул его одной рукой.

Снова смех.

— Хватить паясничать! А то настоящую полицию вызовем, эскашник!

Пётр продолжал искать снимок — хотя проверил всё уже по несколько раз. Пальцы у него тряслись.

— Тебе бы глотнуть чего, — внезапно подобрел бармен. — А там, глядишь, и девушка найдётся. Так обычно и бывает.

Пётр постоял несколько секунд — руки в карманах, — и залез на стул у барной стойки.

— Водка есть? — спросил он.

— Водки нет! — радостно объявил бармен. — Тут коктейльный бар! Коктейли, понимаешь? Тебе какой — «Розовую усладу» или «Секс на пляже»? Первый налью за счёт заведения, раз уж мы с тобой успели подружиться.

— А есть чего-нибудь без розовых соплей?

— «Смерть под проводом»! Клёвый шотик. Три слоя, и все смертельные! Как по мне, ты откинешься сразу же, даже платить не придётся.

— Давай!

Пётр вздохнул и попытался унять дрожь в руках.

— Что за девушка-то? — спросил бармен, наливая в водочную рюмку что-то зелёное и густое, как сахарный сироп. — Фотка хоть есть? А то ты прям так её расписал!

— Есть… Не с собой…

Пётр вдруг осознал, что не только забыл фотографию, но и говорит всем, что ищет девушку. Ищет девушку. Которой больше нет.

За спиной послышались голоса — надтреснутый бас, гавканье вышибалы, женский смех, надрывный и звонкий. Пётр подумал, что так смеются на грани нервного срыва. Он обернулся, но не смог никого толком рассмотреть — несколько фигур, отделённых от него пустым танцполом, казались блеклыми тенями. Или призраками.

Бармен поставил перед Петром наполненную рюмку — слой синего, затем зелёного и в самом низу красного, как кровь.

— Где провод, а где смерть? — спросил Пётр.

— Тут всё вместе! Давай!

И бармен взмахнул рукой, делая вид, что осушает рюмку.

Пётр выдохнул, зажмурился и проглотил коктейль одним резким глотком. Напиток был сладким, почти приторным. Алкоголь не чувствовался.

— Ерунда! — Пётр постучал пустой рюмкой по стойке.

— А ты силён! — качнул головой бармен.

— Да какая ж это смерть? Назвали бы лучше этой, как её, «Трёхцветной радугой». Тут же как раз…

— Какой-какой радугой?

Пётр удивлённо моргнул. За спиной вновь раздались громкие хмельные голоса. Оборачиваться уже не хотелось.

Он ищет девушку. Он никого не найдёт.

— Сделать ещё? Или что другое попробуешь?

Пётр посмотрел в пустую рюмку.

— Сделай.

Бармен взял красную бутылку.

— Но за этот уже сам заплатишь. Халява кончилась.

— Заплачу́, заплачу́.

— Ты, кстати, это, нос-то не вешай. — Зелёная бутылка. — Щас тут народу привалит, обязательно найдёшь кого-нибудь!

Бармен небрежно плеснул в рюмку прозрачную синюю жидкость из последней бутылки. Два верхних слоя перемешались, образовав мутную жижу необъяснимого цвета.

— Вот, бля! Тогда этот тоже будет за наш счёт. Смотри, какой я сегодня добрый!

Пётр кивнул в знак благодарности и поднял рюмку. Пальцы всё ещё тряслись. Рюмка так и норовила выскользнуть из руки.

— Давай! Как и первую!

— А он реально не сдохнет? — послышалось из сумрака.

Пётр повернулся на голос, качнул рюмкой, пролив несколько капель себе на рукав, но никого не увидел и выпил залпом, уставившись в темноту.

— Красавчик! — Бармен разулыбался.

— А какого хера здесь так темно? — пробормотал Пётр. — На электричестве экономите?

— Это у тебя в глазах уже темнеет! — подмигнул ему бармен. — Так как? Ещё? Но за этот я точно платить не буду.

Пётр кивнул. Бармен сначала протянул ему считыватель, и лишь после того, как тот удовлетворённо пропищал, принялся колдовать над напитком. В зале постоянно появлялись новые посетители. Все смеялись и весело переругивались, наверняка выпив уже не один десяток коктейлей. Но к барной стойке пока никто не подходил.

Прожектор над танцполом заработал — стал полоумно вращаться из стороны в сторону, разглядывая посетителей. В стенах зажглись огоньки, и Пётр, оглянувшись, увидел на щербатом бетоне люминесцентные иероглифы.

— Четвёртый справа — новый! — сообщил ему бармен и поставил на стойку рюмку. — Хотя кому я говорю? Ведь правда, эска?

— Иди ты! — Пётр осушил третью рюмку.

Послышалась музыка — монотонная и ритмичная. Буханье барабанов отдавалось в груди. На танцпол вышло несколько человек — в тёмных, обтягивающих одеждах, — но никто даже не думал танцевать. Все замерли, приоткрыв рты, уставившись в потолок.

— Чего за херня такая? — прошептал Пётр.

— Тебе как, эска? Новую делать? Пока на рекорд идёшь!

— Хватит с меня этой дряни! — Пётр чуть не опрокинул на пол пустую рюмку. — Налей чего-нибудь другое.

— Чего-нибудь другое, говоришь…

Бармен на секунду задумался, всмотрелся, прищурившись, в другой конец стойки, где Пётр уже ничего не различал, и вдруг щёлкнул пальцами.

— Есть одна идейка! «Дыхание смерти»! Там без слоев, но тоже ничего так коктейльчик. Пойдёт?

— Чего-то у вас тут смерть одна.

— А сегодня тематический вечер!

— Дыхание, так дыхание. — Пётр поёрзал на стуле, продолжая наблюдать за танцующими. — Наливай!

Платёжный терминал сообщил стервозным писком об удачной транзакции. Музыка ускорилась и сразу сбилась с ритма — ударные, глухие и звонкие, встревали невпопад, перекрикивая друг друга, заглушая протяжное журчание синтезаторов. Одна из фигур на площадке покачивалась, как в трансе.

— Держи!

Бармен поставил на стойку высокий стакан с плотной густо-жёлтой жидкостью, напоминающей подслащенный белковый коктейль. Пётр подхватил стакан, принюхался и, поморщившись, кивнул в сторону одного из светящихся иероглифов.

— Я за столик.

— Уже нас бросаешь?

Бармен недовольно проследил за тем, как Пётр сползает со стула.

— Вот только давай без фокусов, хорошо, эска? Ты уж постарайся. Не забывай про мою доброту!

Пётр поплёлся к столику у стены. По пути он едва не сшиб тощую официантку в обтягивающем наряде, и та, отшатнувшись, злобно просверлила его глазами.

— Осторожнее, ты!

— Да, да, конечно, — буркнул Пётр и свалился в кресло под блестящим иероглифом.

Он пригубил коктейль — приторный и густой. Посмотрел на танцпол.

Пётр и сам не понимал, почему до сих пор торчит в клубе. Снимок он забыл. После трёхцветных коктейлей стало тяжело даже говорить. Но он сидел, тупо уставившись на танцпол, где дёргались осатанелые подростки, будто и правда всё ещё надеялся найти девушку со светлыми волосами, которая танцевала бы одними руками, изображая в воздухе закрученную тремя витками спираль.

Посетители прибывали, но в клубе, несмотря на светильники в стенах и мечущийся по всему залу прожекторный луч, было по-прежнему темно. Всё вокруг — даже неловкие движения танцующих — сковывал сумрак, который странно усиливался из-за сбивчивой музыки. Ламп в стенах едва хватало на то, чтобы осветить выведенные на обшарпанном бетоне иероглифы — порталы в иную, запрограммированную реальность. Иероглифы поблёскивали и лоснились, точно их нарисовали совсем недавно, наспех, не дав толком высохнуть перед приходом гостей. Из тьмы, ложившейся плотными кольцами между столами и танцполом, доносилось размашистое буханье ударных. Казалось, стоит провести по воздуху рукой, исполнить волшебный жест, код авторизации — и чахлые фигуры на танцполе мигом смешаются с темнотой.

Пётр отпил приторной жижи из стакана. Облизнул губы. Выпил ещё. Руки уже не тряслись, голова не болела. В клубе было тепло, на лбу даже выступил пот.

Пётр допил коктейль и стал снова вглядываться в лица людей в центре зала. Кто-то и правда пытался танцевать. Высокий парень — если, конечно, это был парень — судорожно взметнул к потолку руки, прижал их к груди, стискивая воображаемую рану, застыл на мгновение в страдальческой позе и резко, одним движением, вывернул на бок голову, как больная птица.

Пётр вдруг осознал, что у всех посетителей клуба есть шунты. Червяки в голове. Это же очевидно. Наверняка у каждого второго и кристалл с призраком в кармане. Они все украли чужие лица.

Пётр усмехнулся и вытряс последние, самые сладкие, капли из стакана себе в рот.

Здесь у всех червяки. Даже у толстого бармена с красным от духоты лицом, голос которого, протяжный и приглушённый, как слуховая галлюцинация, до сих пор доносится из темноты — даже у толстого бармена есть шунт. Что видит бармен? Какой он выбрал портал? Новый? Четвёртый справа?

Коктейли теперь пользовались спросом, и несколько человек толкались у стойки, напоминая статистов из фильма для минбана, заполняющих на заднем плане сумрачную пустоту. Пётр поднялся из-за стола и, покачнувшись — сладкое пойло било по ногам похлеще снотворного, — побрёл сквозь полосы тьма и света.

Бар сверкал и переливался развешанными под потолком бокалами, как электронное видение.

— О, эска! — обрадовался бармен. — Ты живой!

Какой-то человек у стойки — невзрачная тень, которая уже начинала распадаться, — скосил на Петра наполненные влажным блеском глаза и презрительно усмехнулся.

Пётр со стуком поставил на стойку пустой стакан.

— Ты как? Хорошо сидишь? За добавкой пришёл?

— Да, — выдавил из себя Пётр. Говорить было тяжело. — Давай ещё. Ещё один. Такой же.

— Ща сообразим! — Бармен убрал под стойку пустой стакан и достал откуда-то из темноты бутылку с густым, как масло, напитком. — Ты, может, здесь лучше приземлишься? За добавкой ходить далеко не придётся.

— Я — там! — Пётр ткнул куда-то пальцем, хотя и сам уже не соображал, где до этого был.

Иероглифы сливались в неразборчивые пятна и стекали с бетонных стен.

— Ты — там, да, — кивнул бармен. — Я понял, ты там.

Кто-то захихикал.

— Я тут вообще… — Пётр прижал руки к груди, как парень на танцполе. — Я тут единственный, кто видит, чего тут на самом деле…

Он замолчал и поморщился, словно от боли. В глазах двоилось.

— Да ты у нас вообще уникальный! Девчонку-то нашёл свою?

— Девушка, — пробормотал Пётр. — Блондинка. Среднего роста. Она…

— А брюнетка ему не подойдёт? — спросил кто-то.

Бармен рассмеялся:

— Он у нас избирательный! — и пододвинул к Петру наполненный стакан. — До столика-то хоть дойдёшь?

Пётр сделал судорожный глоток — выпить хотелось так сильно, что в горле саднило, — и тут же закашлялся.

— Поосторожнее давай! — сказал бармен. — Маленькими глоточками. «Дыхание смерти» же! Надо медленно вливать в свой организм!

Пётр мотнул головой и зашагал в темноту, сжимая в одной руке холодный стакан, а другую выставив перед собой, как незрячий. Вокруг него извивались, точно эпилептики, чьи-то тени. Одна из теней вдруг метнулась вперёд, чуть не столкнувшись с Петром, и попала в островок света. Невысокая девушка с выжженными перекисью волосами и красивым кукольным лицом. Её глаза были блеклыми и запавшими, потускнев от темноты.

— Эй ты! — крикнул Пётр.

Девушка смешалась с танцующими. Пётр пошатнулся — луч беснующегося у потолка прожектора на мгновение скользнул вниз и обжёг ему глаза. Он выронил коктейль. Стакан звонко раскололся, расплескав по бетонному полу густую жижу. Кто-то возмущённо закричал.

— Стой! Ты! — захрипел Пётр, расталкивая безликих статистов. — Вернись! Я тебя ищу!

Он схватил кого-то за плечо — костлявое и холодное, как у высушенного трупа. Его толкнули в грудь, он попятился, разжал пальцы, но сразу же попёр вперёд, на сливающегося с сумраком парня, который не давал ему пройти, прятал от него девушку с выжженными волосами.

Времени не оставалось. Глаза её уже стали чёрными, как смерть.

Очередной тычок в грудь. Петра словно били маленькие детские кулачки. Он с рёвом заехал ближайшему уродцу по лицу — по серой, ничего не выражающей маске, — но кулак его провалился в пустоту, и он сам чуть не упал на танцплощадку. Человек с серым лицом исчез. Девушка со светлыми волосами обернулась на Петра, сказала что-то одними губами и шагнула в выжигающий глаза прожекторный свет.

— Нет! — закричал Пётр. — Не надо! Ты же погибнешь, дура! Стой!

В следующую секунду его уже оттаскивали от танцплощадки. Чья-то рука вцепилась ему в воротник — крепкой, уверенной хваткой.

Пётр вырывался.

— Пустите, суки!

Его подтолкнули к стене, и он крепко приложился о бетон затылком. В ушах зазвенело. Перед глазами появилась потная физиономия вышибалы. Кто-то второй — такой же серый, как и все остальные — стискивал его плечо.

— Давай-ка домой! Тебе уже хватит, отец!

Пётр попытался высвободиться.

— Пустите, блядь!

— Угомонись!

Его потащили за руки. Через дверь, вверх по ступенькам. Сил сопротивляться уже не было. В лицо Петру ударил ветер. Его наконец отпустили, и он привалился плечом к кирпичной стене. Над головой пульсировала трёхцветная иллюминация — газовая вывеска над входом в клуб.

— Всё! — послышался за спиной чей-то голос. — Гуляй!

— Стыдно, блядь! — заголосил другой. — Стыдно отец! Так себя…

И вдруг — тишина. Как будто органы слуха отрубились. Пётр насилу отлепился от стены — его плечо уже начало примерзать к кирпичу, — сделал несколько шагов в темноту, поскользнулся и упал. В бок ему с размаху врезался какой-то камень. Он попробовал встать, упёрся рукой обо что-то склизкое и вновь растянулся на асфальте. Отдышавшись — всё тело болело, как если бы его избивали несколько часов кряду, — Пётр уселся в снегу и провёл ладонью по затылку. По пальцам стекала кровь.

Он набрал побольше воздуха в грудь и поднялся на ноги.

Его покачивало. В лицо хлестал ледяной ветер. Одежда намокла и словно пропиталась кровью. Приятную одурь от коктейлей сменила пульсирующая головная боль.

Пётр сделал несколько шагов и опять привалился к стене. На секунду ему захотелось подобрать булыжник, вернуться в клуб и проломить лысому верзиле череп. Но сил хватало лишь на то, чтобы стоять на ногах. Он вытащил из кармана смятую пачку, вытряс из неё сигарету и закурил.

— Я ещё вернусь! — бросил Пётр в закрытые двери клуба и побрёл к выходу со двора.

Он зашёл в чёрную арку и остановился. В лицо несло смрадом — блевотиной и мочой. Снег кружился в воздухе, как пепел. У стены, уткнувшись лицом в колени, сидел костлявый парень — без куртки, в одной рубашке с разорванным воротником.

— О, как! — выдохнул Пётр и остановился.

Где-то далеко, в другом квартале, послышался истошный вопль полицейской сирены. Пётр затянулся и кинул себе под ноги сигарету. Та пшикнула и погасла.

— Ты живой вообще? — Он наклонился к пареньку. — Тебя тоже эти мрази вытолкали?

Парень не шелохнулся. Пётр приподнял его голову за волосы. Парень застонал, но так и не открыл глаз. На его подбородке и разорванном воротнике желтел подсохший след от рвоты.

— Мудила! — сказал Пётр. — Ты же замёрзнешь на хер!

Он отпустил голову парня, и та безвольно упала тому на грудь. Пётр подул в окоченевшие ладони, сделал пару шагов, поскользнулся и снова чуть не упал. Он упёрся рукой в стену, решив постоять немного, чтобы отдышаться, но ноги у него стали подгибаться и, выругавшись, он уселся в снег рядом с пьяным парнем.

— Мудила. Ты же замёрзнешь на… — пробормотал Пётр и уткнулся лбом в сложенные на коленях руки.

Он падал сквозь бесконечный бетонный коридор, на стенах кривлялись китайские каракули, выведенные свежей пахучей краской, света не хватало на то, чтобы разогнать обступающие его тени, и в то же время вспышки от газовых ламп обжигали глаза. Иероглифы становились всё более вычурными и яркими, Пётр пытался рассмотреть их получше, но они тут же превращались в уродливые потёки грязи. Пото́м свет закончился, погасла последняя лампа, и его оглушила темнота.

Пётр открыл глаза. Голова кружилась так, словно он и правда падал через раскрашенный коридор. Тёплый ком поднялся по горлу. Пётр согнулся, как от удара в живот, и его вырвало — вспененной, режущей нос желчью. Он обхватывал себя руками, сдерживая рвотные спазмы.

Наконец его отпустило, он измождённо откинулся назад, ненароком стукнулся головой о стену, поморщился и пригладил волосы на затылке. Снова пошла кровь.

Хлопнула дверь. Послышались чьи-то шаги — быстрые и резкие. Девушка в коротком пальто шла к выходу со двора, засунув руки в карманы. Длинные чёрные волосы выбивались у неё из-под шапки. Пётр присмотрелся.

Нет!

Он замер, приоткрыв от удивления рот.

Призрак.

То же худое лицо, тонкие губы, большие тёмные глаза. Она прошла мимо, поскрипывая тяжёлыми бесформенными ботинками по снегу, и даже не взглянула в его сторону.

— Стой!

Пётр встал, придерживаясь за стену, но девушка только ускорила шаг.

— Подожди! Как ты здесь…

На секунду Петру почудилось, что на голове у него шлем из витой проволоки, а всё вокруг застилает густая синева.

— Да постой ты!

Девушка вышла со двора и исчезла. Пётр заковылял вслед за ней. Темнота, скопившаяся под аркой, вытолкнула его на улицу. Он стоял, прижимая руку к боку, и озирался.

Ветер теперь дул в спину, подталкивая вперёд.

Девушка не успела уйти далеко. Пётр увидел её в свете фонаря, который выхватывал из сумрака её тщедушную, разбитую холодом фигурку.

Прихрамывая, он направился за ней.

Он шёл быстро, как мог — и неумолимо отставал. Ноги заплетались. В боку кололо. Понимая, что не поспевает, Пётр обессиленно привалился к фонарному столбу.

— Стой! — прокричал он, надрывая голосовые связки. — Ты — призрак! Тебя не может здесь быть!

Девушка остановилась. Она распрямила плечи и обернулась. Их разделяло уже с полсотни метров, Пётр с трудом мог разглядеть её лицо, но ему показалось, что она улыбнулась — одними губами, как Синдзу. Пото́м повела плечами от холода, поправила пальто и шагнула в темноту.

2.1

Проснулся Пётр в поту. Он лежал в одежде поверх одеяла, сложив на груди руки, как труп. Грязные ботинки валялись на полу. Пахло кровью и рвотой.

За окном разгорался день. Свет пробивался сквозь приоткрытые шторы, ложился ровными полосами на пустые стены. Доносился сдавленный визг полицейской сирены — он преследовал Петра с тех пор, как того отстранили от службы.

Пётр сел на кровати. От собственного запаха мутило. В подушку въелось пятно от запёкшейся крови. Руки были в ссадинах и ушибах.

Все события минувшей ночи смешались в один бессмысленный кошмар. Пётр не помнил даже, как добрался до дома. По полу, через всю комнату, тянулись подсохшие следы от ботинок.

Пётр вышел в гостиную, покачиваясь, как пьяный. Он и был пьян — сна не хватило, чтобы протрезветь. Он стащил с себя грязную куртку и свитер. Теперь кожу на плечах раздирало от холода. Вся квартира промёрзла, радиатор вновь отрубили. Пётр пощёлкал кнопкой на стене, потолочная лампа так и не загорелась. В ванной шла только холодная вода. Как будто весь дом отключили от муниципальной сети, решив, что живых здесь уже не осталось.

Принимать ледяной душ он не решился. Просто подставил голову под струю воды в раковине, смыл засохшую кровь и грязь, обмотался полотенцем и вышел, прихрамывая, из ванной. В боку всё ещё кололо, но боль стихала, напоминая о себе, когда он делал резкие движения. Есть не хотелось. Пётр заставил себя проглотить половину последнего рыбного брикета — холодного и жёсткого, как перемороженный полуфабрикат. Микроволновка тоже не включалась.

Пётр сидел на кухне, перед окном, и думал о том, что начнёт твориться вечером, когда упадёт температура. Кусочки льда от рыбного брикета скрипели у него на зубах. На кухонном столе валялся дзынь. Пётр поднял его, повертел в руках, потрогал кнопки. И тут же представил Синдзу, черноволосую и худую. Как она обернулась на его крик. Как сверкнули её нечеловеческие глаза.

Кристалл по-прежнему лежал в стакане с водой. Пётр вытащил его двумя пальцами, отряхнул, положил на стол. Нагреть воду он не мог, но всё равно надел дзынь и нажал синюю кнопку на забрале.

Прошла авторизация. Синдзу, как и в прошлый раз, появилась у плиты — только теперь она смотрела ему в глаза. Пётр коснулся другой кнопки на шлеме. Рядом с головой Синдзу вспыхнули рубиновые буквы:

«Запись».

— Чья у тебя внешность?

— Ты вернулся! — Синдзу нежно улыбнулась.

— Ответь на вопрос. Пожалуйста. Всего один вопрос.

Пётр сжал кристалл в дрожащей руке, надеясь, что тепло его тела поможет призраку продержаться хотя бы минуту.

— Я люблю отвечать на вопросы!

Синдзу наклонилась к Петру — и тут же раздвоилась. Прежняя Синдзу неподвижно стояла с мёртвой улыбкой, тогда как новая копия неестественно сгорбилась, прорастая сквозь застывшее тело.

— Вот блядь! — Пётр потёр в ладонях кристалл. — Ты смоделирована? Или создана на основе живого человека? Чья у тебя внешность? Ты не выглядишь, как твоя хозяйка!

— А я — не она! — Синдзу подалась в сторону, к окну, оставляя в воздухе десятки своих отражений, как раскадровку движений. — Я — не Пан-Йон. Я — Синдзу.

— Есть ли человек с такой же внешностью, как у тебя?

Синдзу ничего не ответила. Она вздрагивала, как испорченное изображение. Половина её бедра проваливалась в кухонный стол.

2.2

Начинались сумерки.

Снимок Синдзу вышел нечётким, как фотография с потерянным фокусом. Лицо её едва проступало сквозь давящую синеву, и она действительно ничем не отличалась от бесплотного, тающего в подкрашенном сумраке призрака.

Поисковый анализатор мог не сработать. Пётр включил на пинге голографический режим, авторизовался в глобальной сети, и через секунду аналитический робот выдал результаты поиска по снимку.

Девушка на фоне синего занавеса. Привидение из какого-то фильма. Густо-синее безоблачное небо над морем — яркое и ненатуральное, как на картинах маслом.

Пётр просматривал мерцающие снимки. Пинг издал сердитый гудок. Над веером залитых синевой картинок появился мигающий красный огонёк и надпись:

«Критический сбой аккумулятора».

Пётр выругался.

Он обвёл на снимке лицо Синдзу в надежде, что это поможет анализатору, и уточнил условия поиска — только фотографии людей, никаких пейзажей. Поисковый робот задумался, пинг вновь стервозно заверещал, предупреждая о проблемах с аккумулятором, и над кухонным столом развернулась новая колода картинок.

Бессвязные фотографии из синьки, которые могли храниться на серверах десятки лет, аккуратно подрихтованные портреты из сотен резюме… Пётр нетерпеливо отбрасывал просмотренные снимки. Красный огонёк над столом раздражающе мигал.

Пётр вздрогнул и ткнул пальцем в маленькую тёмную фотографию. Фотография на секунду зарделась — точно сгорела в испорченном проявителе, — и увеличилась в размерах. Над столом появилась девушка с чёрными волосами. Она стояла, сцепив на груди руки, и надменно улыбалась в камеру. Обычный блуждающий по сети снимок. Никакой информации — ни имени, ни почтового адреса, ни даже метки системы геолокации. Только дата и время. Снимок загрузили в синьку больше года назад. Девушка стояла посреди муаровой темноты, разреженной по краям картинно угасающим светом. Значит, весь задний план стёрли перед загрузкой, заменили искусственным фоном. Кто угодно мог найти снимок и использовать его при создании призрака, если не хотел общаться с собственным двойником или с собранной в электронном конструкторе моделью.

Это тупик.

Пётр вздохнул, устало потёр лицо, но тут же резко поднял голову, ухватил голографический снимок улыбающейся девушки за край и скинул его анализатору.

Поиск по новым данным.

Пинг сердито загудел. Красный огонёк — оповещение об ошибке — истерично забился над головой Петра.

Поисковая машина думала несколько секунд. Пинг работал на последнем издыхании. Наконец перед Петром появилась очередная коллекция фотографий. И с самой первой на него смотрело пугающе знакомое лицо. Пётр потянулся к снимку.

Пинг издал протяжный гудок и отключился.

— Блядь! — Пётр ударил ладонью по столу.

Он несколько раз ткнул пальцем в экран, но пинг так и не заработал.

На улице пошёл серый снег.

Казалось, плотная пелена пыли, нависающая над старыми домами, осыпа́лась на мёртвые кварталы, как радиоактивные осадки. Ветра не было. За окном стояла тишина. Где-то вдалеке, над тёмными, размытыми в снежном тумане силуэтами пятиэтажек, прорезались длинные прожекторные лучи, метнулись в сторону, пытаясь выхватить что-то в стоящем над городом чаде, а пото́м снова погасли, упали в темноту.

Поганки.

Пётр встряхнул мёртвый пинг в руке — ничего. Несколько раз ударил пальцем по экрану — так сильно, что повидавшее виды устройство жалобно затрещало. Послышался протяжный гудок, как оповещение об ошибке, и лицевая панель пинга тускло засветилась.

«Процедура восстановления после сбоя».

Пётр ждал. Через несколько секунд на экране возник сверкающий логотип Сень-ши.

— Слава богу! — выдохнул он.

Найденный снимок остался на диске. Пётр отправил его поисковому анализатору, и тот мгновенно построил галерею картинок.

На самой первой была Синдзу.

Она сидела в невзрачном кафе и смотрела, прищурившись, в объектив — как если бы фотограф сказал ей что-то такое, чему она никак не могла поверить.

Поисковый робот выдернул снимок из какого-то шарда. «Xīngxì». Название ничего Петру не говорило. Он открыл профиль, из которого была взята фотография, но тот оказался пустым. Пользователь заполнил лишь одно поле. Сетевое имя, «MyPerennialBody».

Пётр выругался. Он собирался уже свернуть шард и вернуться к другим снимкам, как вдруг заметил иконку в виде двух шарообразных голов, корчащих карикатурные рожи. Сервис мгновенных сообщений. На лбу у Петра выступил пот.

Он закурил — руки снова затряслись — и стал надиктовывать сообщение:

— Здравствуйте! У меня есть важная…

Электронный корректор тут же заменил его слова ворохом кривляющихся смайликов.

— Что за херня! — процедил сквозь зубы Пётр.

Перед ним возникло изображение коробки без дна, из которой посыпалось цветное конфетти.

— Стоп! — Пётр взмахнул рукой. — Режим официальной переписки! Заново!

Иконки исчезли. Пинг ждал.

— Здравствуйте! — начал Пётр. — Я из полиции… Нет! — Он качнул головой. — Заново!

Появившиеся слова растаяли в воздухе. Пётр закурил.

— У меня есть важная информация. Я нашёл кристалл. В кристалле — вы. Вернее, ваш образ.

Пётр замолчал, раздумывая, стоит ли сообщать, что он работает в службе контроля. От сигаретного дыма пощипывало глаза.

— Нам нужно встретиться. Выберите любое удобное вам место и время.

Он задумался, пыхнул сигаретой.

— Отправить! — скомандовал он, и сообщение картинно взлетело к потолку.

Теперь оставалось лишь ждать. Она могла не ответить. Возможно, девушка давно отключилась от шарда, отменила подписку на сообщения. Возможно, она понятия не имела, что стала прообразом для чьего-то электронного двойника.

Пётр метнул недокуренную сигарету в раковину.

Послышалась звонкая переливчатая мелодия.

— Получ-чено н-новое сообщение! За-ачитать?

— Давай!

— Сообщение от май пер-ре…

— Открой!

Робот заткнулся, и перед Петром развернулось белое полотно с текстом:

«Ты нашёл кристалл Лизы? Что с ней?»

Пётр уже раздумывал над ответом, когда надрывно весёлый робот шарда перебил его мысли:

— Получ-чено н-новое сообщение!

— Выводи на экран!

Перед Петром возник ещё один лист с текстом:

«Ой! А ты кто?»

Отвечать что-нибудь идиотское, в стиле «я — друг» не хотелось. Скрывать, что он работает — или, по крайней мере, работал — в СК уже не имело смысла. Он активировал режим ручного набора текста и напечатал на появившейся на столе клавиатуре:

«Я работаю в полиции. Здесь не очень удобно обсуждать детали. Но нам нужна твоя помощь. Мы могли бы встретиться?»

Через несколько минут пришёл ответ:

«Что с Лизой?»

«Этот чат даже не зашифрован», — набрал Пётр, хотя понятия не имел, шифруются ли сообщения в шарде. — «Мы можем встретиться? Я всё объясню».

«Ты не хочешь говорить, что случилось с Лизой», — прочитал он ответ. — «Я не буду с тобой встречаться».

Пётр вздохнул, налил водки, выпил.

«Лиза мертва», — написал он.

Ответа он ждал долго. Тусклый экран пинга почти не давал света. К Петру вплотную подбиралась темнота.

— Получ-чено н-новое… — закрякал робот шарда.

«Давай встретимся», — прочитал Пётр. — «Через два дня».

Сообщение завершалось изображением радуги из трёх переходящих друг в друга цветов.

«Хорошо», — ответил Пётр. — «В котором часу?»

2.3

— Слушь, пойдём! Кончай уже! — заныл Вик.

Они стояли у входа в пивной бар, рядом с загаженной урной. Вик — затолкав руки в карманы, спрятав подбородок под воротник застёгнутой до горла куртки.

— Я щас себе все яйца отморожу!

— Ладно, ладно! — Пётр сбил щелчком тлеющий уголёк с сигареты и послал погасший окурок в урну. — Пойдём.

Вик распахнул настежь входную дверь, и та ударилась ручкой о стену. Человек за ближайшим столиком бросил в их сторону недовольный взгляд.

— Хватит холод-то впускать!

— Чё сказал? — взвился Вик.

Но Пётр настойчиво потянул его за плечо, к столику у стены, где их дожидались две банки порошкового пива.

— Спокойнее. Хватит к людям приставать.

— Да чё? Он сам же…

Но воинственный запал Вика быстро вышел. Он махнул рукой — дескать, хер с ним, — почесал на подбородке седеющую бороду и приложился к банке.

Бар — один из немногих на окраине, работающих, несмотря на отключения — заполняли посетители. Все столики — высокие, без стульев, как в дешёвом кафетерии — были заняты. Из напитков предлагался только порошковый «Хунхеву», да и тот втридорога. Зато в баре горел свет, работало отопление, а отделанные под кирпич стены с разномастными чёрно-белыми снимками — стиль ретро, как шутил Вик, для стариков — создавали некое подобие уюта посреди застилающей окраины города ледяной темноты.

— В следующий раз один смолить пойдёшь! — проворчал Вик.

— Чего это ты такой нежный стал?

— Да блядь! — Вик качнул головой. — Отопления нет! Уж кости лопаются! Сплошной холод! Везде! Тут вконец охереть можно! Они как нарочно со свету нас сжить хотят, суки эти!

Говорил он громко, и на них косились.

— Ладно, спокойнее. У всех так.

— Да уж! — Вик хитро, с прищуром взглянул на Петра. — А ты так и молчишь, кто тебе по куполу заехал. Куролесишь без меня?

— Ничего интересного. Упал.

— Упал? Скока ж ты выпил?

Вик опёрся локтями о столик, тот покачнулся, и банка Петра чуть не слетела на пол.

— Много, — вздохнул Пётр, подхватив пиво. — Сокращение отмечал.

— Вот ведь суки! — Вик посмотрел куда-то в сторону, в собирающийся по углам мрак. — И ничего не говорят же! Ведётся расследование. Ждите. Ждите, блядь, когда там этот, как его…

Он не договорил и допил залпом банку.

— Пойду ещё возьму.

— Давай, — кивнул Пётр.

Вик поплёлся к задёрнутой тенью стойке, проталкиваясь через обступающих столики людей. В помещении было тепло, повсюду расставили отопители, похожие на высокие напольные лампы, светящие калёным красным светом, от которого болят глаза. Но никто из посетителей не решался снять куртку.

Пётр прихлебнул пиво. «Хунхеву» был лёгким и водянистым, хмельная горечь не чувствовалась — пиво отдавало тиной, как вода из канализации. Пётр покрутил в руках аляповатую зелёную банку. Название было отпечатано жирными рубиновыми буквами, напоминающими о сообщениях в дзыне.

Вик вернулся к столику с двумя банками.

— Вот и чё теперь? — продолжил он. — Чё мы не так сделали, а?

— Мы с тобой уже обсуждали это. — Пётр устало привалился спиной к стене. — Чего мы вообще должны были сделать? Парень с шунтом откинулся. По ходу, из-за шунта. Вот они там и задёргались.

— Это ведь всё крысы эти, из Член-Сьян! — Вик сплюнул и вытер рукавом губы. — Ищут, чем жопу прикрыть. Ты знаешь, чёт мне вот совсем, блядь, не хочется, чтоб мной чью-то жопу прикрывали!

— Судя по всему, одной твоей жопой дело не обойдётся.

Вик выругался и угрюмо замолчал. Пётр потёр глаза. Ламповый отопитель бил в лицо. На лбу выступил пот, глаза разболелись от напряжённого красного света. Вик стоял, сгорбившись, как старик, и сцарапывал ногтем иероглифы на банке.

— Ты знаешь, — вдруг заговорил он, — а я ведь заходил в отделение вчера.

— И чего там?

— Да чего… — Вик оставил в покое банку. — С Аллкой поговорил. Она ж бабёнка такая, всё всегда разузнать пытается. Хлебом её не корми…

— Так и чего?

— Говорит, ещё двух мерзляков с шунтами нашли. Там неясно, конечно, чё да как. Никакой херни, вроде, как у нас с той девкой, не было. Просто два мерзляка. Оба с шунтами. Разные патрули причём.

— Нашли за кольцом, надо полагать?

— А то! Не в центре же.

— Это нам на руку, скорее всего.

Пётр отхлебнул пиво — резким, глубоким глотком, как водку, чтобы не различать вкус.

— Я вот тоже так думаю. Столько мерзляков с шунтами повалило! И всё за последние время. Совпадение, скажешь?

— Они явно так и попробуют это представить.

— Кто? Член-Сьян эта? Чё это за совпадения такие? Раньше ваще такого не было!

— Они уж чего-нибудь да придумают. А может, и наши постараются.

— Край?

— Да хотя бы. — Пётр пожал плечами. — Всё зависит от того…

— Кого они там нашли. Шпану какую или…

— В общем, нам ничего не остаётся, кроме как наслаждаться внеурочным отпуском и ждать.

— На хуй такой отпуск! — выдал Вик, как тост, и встряхнул банку с пивом.

— Да уж! — Пётр снова сощурился и прикрыл ладонью глаза. — Всё сошлось. И отключения эти. — Он взглянул на Вика. — Мне бы перекурить.

— Ох ты ж, мать твою! — Вик потёр раскрасневшееся лицо. — Сколько можно?! У тебя там моторчик ещё не охерел от такого курения?

— Пойдём! — Пётр толкнул Вика в плечо. — Мне одному скучно.

Мягкий сумрак на улице действовал успокаивающе, глаза перестали болеть, а прорезающийся сквозь одежду холод мгновенно выветрил хмель после вонючего пива. Пётр закурил. Вик стоял рядом с урной, обхватив себя за плечи и сверлил его взглядом.

— Дай мне тож тогда!

— Ты же не куришь!

— Курю — когда хочу! — заявил Вик. — А не хочу, блядь, не курю! В отличие от тебя!

Он взял сигарету, как косячок, спрятав её в ладони, и наклонился к огоньку.

— Вот так и скурвишься с тобой!

— Угу.

Вик закашлялся — всё лицо его было в дыму — и похлопал себя по груди.

— Слушай, ты извини за тот раз-то, — начал он. — Я тогда слегка так… сорвался. Сам не знаю, чё такое нашло на меня.

— А когда ты набраться-то так успел? Нормальные же вроде приехали.

— Да я таблеточку принял для храбрости. Решил, так сказать, заполировать. А оно вон как вышло.

— Чего за таблеточка такая?

— Да так.

Вик подул на сигарету, распаляя её тлеющий кончик, словно хотел, чтобы та догорела побыстрее.

— И этот человек советует мне бросить курить! — усмехнулся Пётр.

Вик вздохнул.

Из-за закрытой двери доносились приглушённые голоса. Люди в баре пьянели и говорили с надрывом, перекрикивая друг друга.

Пётр курил, вглядываясь в окружающий их мрак.

— Пойдём, а? — Вик отбросил сигарету в темноту.

Они вернулись в бар.

Вик присосался к банке с ободранным названием, глотая так судорожно и жадно, будто умирал от жажды. Пётр тоже пригубил пиво. Привкус тины оседал на нёбе. Пара банок — и он как затхлой воды наглотался. К тому же эта бурда почти не пьянила.

— Чё, водочки не хватает? — осклабился Вик, сминая пустую банку.

— Не отказался бы.

— Лан, пока ты сачкуешь, я… — и Вик открыл вторую банку.

— У меня эта пивная моча уже поперёк горла стоит, — скривился Пётр.

— Да я чё, думал пузырёк взять, вот только…

— Нет, правильно, что не взял. Сегодня разгрузочный день.

— Разгрузочный… — Вик оглянулся, от гомона в баре болела голова. — А моя бывшая… я не рассказывал, не? Ей из-за этих отключений конкретно так башню срывало! Говорит, значит, если чёт не видишь…

— То этого и нет. Ты уже раза три об этом рассказывал.

— Да? Лан тогда.

— А чего произошло-то с ней?

— В смысле?

— У неё психоз был, как я понял? А дальше как? Шунт отключили?

— А хер его знает, как там дальше! — Вик нервно почесал бороду. — Она совсем с катушек слетела. Забрали её кароч. Вот и всё.

— Так ты женат ещё официально?

— Уже нет. — Вик стиснул в руке банку, и та выплюнула из прорези сгусток мыльной пены. — Я лет пять назад навещал её — так лучше б не ходил. Она охерела окончательно. То узнавала и на шею кидалась, то ваще меня не видела. Шунт у неё тогда ещё работал, не стали отключать почему-то. Щас уже — хуй знает, как.

Пена стекала у Вика по руке.

— Щас да, ваще хуй знает. Тогда-то она тут, в четвёртом была, в четвёртом тогда отключений не было. А пото́м…

Вик вдруг прижал ладонь к груди и посмотрел влажными глазами на Петра.

— Слушь, я на самом деле и не помню, чё пото́м. Ваще не помню.

— Как это?

— Да вот так! Как отрубило на хер. Помню, лет пять назад ещё ходил к ней. А пото́м темнота. Как будто эта…

Вик покосился на смятую банку, положил её на столик и вытер о штанину руку.

— В четвёртом никакой больнички той нет уже, всё заброшенное на хер. А куда их там перевели или не перевели — хуй знает. Как будто это — просто исчезла она.

— Да как так можно-то? — Пётр уставился на Вика. — А поискать? В пинге том же?

— А чё в пинге? Смотрел я, нету там ни хера. Как будто вычистили всё на хер. Как будто ничего и не было, бля. Никакой больнички этой. Но я сам должен помнить. Самому нужно теперь…

Вик сбился и замолчал, потеряв интерес даже к пиву.

Что-то громко щёлкнуло, как огромное переводное реле. В баре мгновенно отрубился весь свет. Погасли и ламповые отопители. Кто-то завопил — визгливо и ненатурально. Пётр тут же подумал о жене Вика, которая боялась темноты, а пото́м сама в ней и сгинула.

Послышались возмущённые возгласы. Вспыхнули экраны пингов, осветив искажённые лица.

— Да какого?!

— Включите!

— Что здесь, на хер, творится?!

Петра происходящее не удивляло. Наверное, отказали генераторы. Или в очередной старой батарее вышел заряд. Он глотнул пива, которое почему-то уже не казалось таким мерзким на вкус.

— Это нам так не везёт, или чё… — подал голос Вик.

Он тоже полез в карман и вытащил потрёпанный пинг.

— Свет-то — не проблема, — сказал Пётр. — А вот стенки тут тонкие, тепло быстро выйдет.

В синих всполохах от горящих вразнобой экранов, пытавшихся перекричать друг друга, метались чьи-то бешеные тени.

— Тепло верните! Вы чё?! — заорали Петру в ухо.

Никто не отвечал. Никто не обещал, что свет и отопление сейчас включат.

— Думаю, ловить нам здесь больше нечего, — сказал Пётр.

— Согласен.

— Пошли.

Они стали проталкиваться к выходу. Пётр отпихнул кого-то локтём, и ему ударили в спину кулаком. Вика едва не сбили с ног. Вывалившись из бара, они рассмеялись.

— Они там чё, — фыркнул Вик, — так и будут торчать? Думают, им щас тепло дадут, да?

— Ладно, валим отсюда.

Они быстро зашагали вниз по улице, к трубе. Ветер дул в лицо, и Вик шёл, сгорбившись, обнимая себя за плечи.

— Чего-то я тебя не узнаю, — сказал Пётр. — С каких пор это ты мерзляком стал?

— Мерзляком, блядь! Сам-то…

— Но вроде холода ты раньше не боялся.

— Раньше! Так то раньше! А сейчас доконали!

— Кто доконал?

— Да все доконали! Ещё пару дней без тепла…

Вик закашлялся.

— Ещё пару таких дней, — сказал Пётр, — и мы все откинемся. Хотя, может, они того и добиваются.

— А то! Суки недоделанные! — Вик похлопал себя кулаком по груди. — Поганки-то у этих крыс ебучих работают бесперебойно! Это только у нас старая сеть! Старая, ебать, сеть! Так реально сдохнуть можно!

— Можно.

— Мы, кстати, это, — Вик заговорил тише, — продолжать-то будем? Есть тут ещё одно местечко. Не знаю, как оно щас, но там тоже может быть…

— Далеко?

— Да не, — Вик захлёбывался от холода, — пару станций. А чё делать-то? Тепла ж нет, хоть согреемся.

— Согреемся, ага, — сказал Пётр, пряча лицо от ветра.

2.4

Пётр проснулся на диване. Рядом с ним, на подушке, валялся дзынь. Он не помнил, как включал его — кристалл всё равно едва работал, — однако от мысли, что он, пьяный, разговаривал с призраком, у него похолодело в груди.

Пётр сел на диване и прижал ладонь ко лбу. Голова раскалывалась. Хотелось снова лечь, однако что-то настойчиво, с нервным упорством, пробивалось к нему сквозь окружающий туман, сквозь головную боль и тошноту.

В дверь стучали.

Пётр насилу заставил себя подняться с дивана. На нём была вчерашняя, пропахшая по́том одежда. На полу валялась треснувшая бутылка из-под водки.

— Кто там? — крикнул Пётр, уставившись на дверь так, словно она вот-вот могла раствориться в воздухе, как в виртуальной реальности.

Вместо ответа опять постучали. Пётр привалился плечом к двери и повторил:

— Кто там?

— Это я! — послышался женский голос. — Ты не отвечал…

Пётр открыл дверь. Женщина в вязаной шапке. Он даже не смог её сразу узнать.

Алла.

— Боже мой! — прошептала она. — С тобой всё в порядке? Ты выглядишь, как…

На ней была знакомая искусственная шубка, слишком холодная для промозглой осени. Алла зябко пожимала плечами, разглядывая Петра.

— С тобой всё в порядке? Ты на звонки не отвечал, а я слышала, что у вас на районе отопление отключили. Вот я и…

Она вздохнула. Пётр стоял, не двигаясь, придерживая непомерно тяжёлую, свинцовую дверь.

— Я не вовремя?

— Нет, нет, всё нормально. Просто тяжёлое утро. Или который там…

Пётр покосился в окно, но по тусклому серому небу было невозможно определить время суток.

Алла мялась на пороге.

— Проходи! — Пётр отступил от двери. — Извини, я немного не в себе.

— Да уж…

Алла зашла, увидела пустую бутылку на полу и качнула головой, но ничего не сказала.

— Адрес в личном деле посмотрела?

— Да. Не стоило? Просто отключения, а ты…

— Нет, чего ты. Напротив. Спасибо, что зашла.

— У тебя же тут и правда северный полюс! Б-р-р-р! Как ты вообще держишься?

Алла посмотрела на Петра. Из-за разношенной вязаной шапки он никак не мог избавиться от чувства, что в гости к нему пришла другая, лишь отдалённо похожая на Аллу женщина.

— Как-то держусь.

Пётр только что заметил в её руке пластиковый пакет. Алла пошуршала пакетом, заглянула в него, словно сама забыла, что взяла.

— Я тут чай принесла травяной. Из старых запасов. Он полезный очень. И после этого дела хорошо помогает.

Она подмигнула Петру и наконец сняла вязаную шапку. Её подкрашенные волосы с ненатуральной химической завивкой рассыпались по плечам, и в этот момент она превратилась в самую обычную Аллу, которая принимала у них с Виком чёрные жетоны.

— Электричества нет, так что чай, увы…

— Как нет?

Алла случайно зацепила ногой пустую бутылку, и та с ритмичным стуком покатилась по ламинату. Пётр подхватил её, поставил у стены.

— Я бы тебе предложил чего-нибудь выпить, но…

— Вчера же говорили, что электричество должно быть везде! Там авария какая-то на подстанции произошла, но обещали всё быстро починить. Отопление тоже скоро. Правда…

Алла резко замолчала. Можно было подумать, она намеревается пересказать статистику из новостей — количество замёрзших во время отключения.

— Да не дали ничего. — Пётр пощёлкал кнопкой на стене.

Потолочная лампа зажглась и погасла.

— Вот! — оживилась Алла. — А ты говоришь…

— Наверное, ночью… — Пётр нахмурился, дзынь лежал на диване. — Когда я спал.

— Да-да. А где тут у тебя..?

— Там. — Пётр махнул рукой в сторону кухни. — Давай я…

— Я сама. Ты сядь, посиди. На ногах не стоишь.

Пётр не стал спорить.

Алла зашла на кухню. Пётр свалился на диван, чуть не раздавив дзынь, и, чертыхнувшись, отшвырнул его на стол. Дзынь брякнулся о столешницу. Примотанная к затылку батарея немощно свесилась на проводах.

— Слушай, — послышался голос Аллы, — а тут штука эта, как её, серебристая, с клювом…

— Диспенсер? Он сломался давно.

— А как ты воду разогреваешь?

Алла вышла в гостиную, сцепив на груди руки.

— Микроволновка же работает.

— В микроволновке?

— Да. А чего?

Теперь внимание Аллы привлёк дзынь. Она быстро взглянула на него и тут же отвела глаза, как будто излишнее любопытство противоречило каким-то невнятным правилам этикета.

— Тебе помочь? — спросил Пётр.

— Не, я сама. Микроволновкой-то я уж умею пользоваться, — и Алла вновь ускакала на кухню.

Пётр расслабленно вытянул ноги и закрыл глаза. Горло едва не кровоточило от жажды, но идти на кухню не было сил. Головная боль, к счастью, затихла — по крайней мере, пока он сидел, развалившись, стараясь не двигаться. С улицы донёсся чей-то вопль. Пётр вздрогнул, но так и не поднялся.

Через пару минут появилась Алла с двумя дымящимися чашками.

— Ты выпей чая. Лучше станет.

Пётр переместился за стол и с сомнением посмотрел в свой чай.

— Как же холодно! — сказала Алла. — Как ты вообще здесь спал? Так и околеть можно!

— Не помню, как спал.

Пётр обхватил чашку с чаем, и та показалась ему лишь слегка тёплой.

— Сильно выпил вчера? Нельзя же так. Можно вообще не проснуться.

Пётр молчал.

— У тебя, кстати, радиатора-то нет электрического? Так бы включал, когда отрубают. Хоть какое-то…

— Был у меня радиатор раньше, — сказал Пётр. — Продал, когда меня пару раз вообще на хрен за перерасход отключили! Да и толку от него на такую квартиру? К тому же тепло они последнее время очень метко отключают. Аккурат со всем остальным. Чтобы, видимо, точно все передохли.

Алла покачала головой.

— Я тебе звонила, сообщения писала.

— Пинг, может, не работал, он глючит последнее время. Ты давно звонила?

Пётр пригубил чай — водянистый и горький. Он поморщился и отставил чашку.

— Пей, пей! Это же лекарство!

— Как на работе дела?

— Ещё парочку нашли с этими штуками в голове, но уже без таких приключений, как у вас с Виктором. А так — тихо. Мне, по крайней мере, не объясняют ничего. Да и кто я такая, чтобы мне объясняли? Хотела вот узнать, когда вас вернут-то, патрулей же не хватает. А они…

Алла сидела, вцепившись в остывающую чашку. Её губы были синими от холода.

— Значит, не получал сообщений-то? Ну да, не получал. Понятно.

Она собиралась сказать что-то ещё, но лишь поморщила губы.

— Говорю же, пинг глючит последнее время. А вчера я перебрал малость. Так, а чего делать-то? Холод, работы нет.

— Водка ж не согревает, Петя. Как раз напротив. Так и околеть можно!

— Не проснуться, да. Ты говорила.

— И чего, так вот целыми днями сидишь здесь?

— Почему целыми днями? Вчера с Виком встречался.

— С Виком? Вот ведь козёл такой! — всплеснула руками Алла.

— Почему?

— Мог бы и мне написать, что ты нашёлся! Я ж ему говорила, что дозвониться до тебя не могу! А тут отключения, тепла нет. И холод такой… Эх, Вик! Значит, вчера с ним водкой согревался?

— Поначалу.

Пётр сидел, уставившись в чашку.

— Понятно. А что, чай не нравится? Вкус необычный, конечно, но он полезный.

— Да мне бы воды хлебнуть. — Пётр заскрипел стулом, пытаясь подняться.

— Я принесу! — опередила его Алла.

И тут же юркнула на кухню.

— У тебя нет в бутылках? — спросила она из-за стены.

— Нет, закончилась. Просто налей из-под крана.

Вскоре Алла вернулась с наполненным до краёв стаканом воды. Пётр вдруг подумал, не тот ли это стакан, в котором он кипятил воду для кристалла.

— Вредно воду из-под крана пить. Она вон мутная вся. Может, погреть в микроволновке?

— Холодной. Мне — холодной.

Алла села рядом.

— А это ничего, что я пришла? Тут просто отключения были, а ты не отвечал, вот я и решила… Так странно, — она потёрла плечи, — кажется, в доме ещё холоднее, чем на улице. Разве может такое быть?

— Да нет! — Пётр несколькими глотками осушил стакан, встал и приложил ладонь к радиатору у окна. — Тут хоть ветра нет.

Руку обжигало холодом.

— Это да.

— Я рад, что ты пришла. — Пётр вернулся за стол. — Жаль, что я сегодня такой. Как-то не ожидал, что будут гости.

Алла кивнула, пригубила чай и показала на дзынь.

— А это что за штука такая, если не секрет? Мастерил чего?

— Это, — Пётр задумался, решая, как назвать купленное им устройство, — шлем виртуальной реальности.

— Что? — Алла вытаращила глаза. — Какой реальности? А, погоди! Это то же самое, что и шунт, просто на голову его надо надеть, и всё, да?

— И да, и нет. Шунт не заменит, конечно. В порталы заходить нельзя.

— Так это для того кристалла? О котором ты спрашивал? Расследуешь?

— Расследую — сильно сказано. Пытаюсь время убить, пока на работу не вернули. Если вернут, конечно.

— И как? — Алла коснулась скрученной в узлы проволоки пальцем, дзынь покачнулся, и криво примотанная батарея затряслась на цветных жилках. — Работает?

— Не особо. И сейчас, извини, не хотелось бы его включать. У меня и так, — Пётр посмотрел на пустое небо в окне, — не хватает чувства реальности.

— Ладно. — Алла тут же сменила тему: — Я, кстати, уверена, вас скоро вернут. Мерзляков с шунтами и без вас вон напривозили, чего тогда к вам такое внимание особое? А патрулей ведь не хватает. Не хватает патрулей же! О чём они там думают вообще?

Пётр улыбнулся. Алла зябко сутулилась, и рыжеватый мех на воротнике шубки щекотал её раскрасневшиеся щёки.

— В отделении хоть топят?

— Топят, конечно. Фургон ваш, кстати, никому так и не дали. Стоит в гараже, вас ждёт.

— Да его, наверное, и взять никто не захотел. Он же разваливается на ходу.

— Думаешь, остальные лучше?

Они замолчали. Чай остывал. Его травяная горечь уже не казалась такой отвратительной, как раньше. Пётр сделал несколько глотков и прикрыл глаза, представляя, что это варево и правда исцеляет — сердце успокаивается, проходят головная боль и тошнота.

— Если сегодня тепло не дадут, заглядывай в гости. Я в смысле, — Алла посмотрела на Петра, стискивая чашку, — погреешься хоть. У меня, правда, радиатор тоже на честном слове, но всё равно не такой дубак, как здесь. И электрический я включаю иногда. Не отрубали у меня из-за этого ничего пока.

— Хорошо. Загляну.

Вечерело. Света в комнате не хватало. Пётр поднялся, опираясь, как калека, о столешницу. Чувствовал он себя, впрочем, получше — то ли и правда подействовал целебный чай, то ли он сам потихоньку отходил от вчерашнего. Он собирался включить свет, но вместо этого подхватил со стола чашку и встал у окна.

Смотреть было не на что. Пустая неподвижная улица. Как и всегда. Вдалеке, над выщербленными стенами пятиэтажек, поднимались широкие, точно дюзы космических кораблей, трубы электростанций, которые опять чадили тяжёлым и чёрным дымом — казалось даже, что небо темнеет, потому что его затягивает отработанный газ.

— Холодный выдался год. — Алла тоже подошла к окну, стискивая чашку, стараясь впитать её уходящее тепло. — Самый холодный на моей памяти. Ведь только начало октября!

— Сейчас с каждым годом будет холоднее.

Градусник, прилепленный к стеклу с внешней стороны, показывал минус тридцать шесть. Пётр даже не был уверен, что тот работает — эта же цифра высвечивалась на нём и вчера, и неделю назад.

— С каждым годом… — Алла взволнованно вздохнула. — Что же здесь будет тогда?

Она рассматривала улицу внизу, тёмную от загаженного снега, хмурилась и вздыхала. Можно было подумать, она ищет что-то — какой-нибудь особенный знак, тайную примету, благодаря которой скоро всё станет таким же, как прежде — ищет, но не может найти.

— Через несколько лет нас всех здесь не будет, — сказала Алла. — Понаедут одни эти… Они как будто сидят там да ждут, пока мы все не передохнем. А сами-то уж они придумают, что тут да как.

— Да никому не нужен этот город, — сказал Пётр.

У окна становилось холодно. Пётр отпил из чашки стынущего чая и вернулся за стол.

— Как же не нужен? У них же эти есть, как их, климатические бомбы! Они же их тут…

— Да какие на хрен климатические бомбы? Откуда ты взяла это? Никто жить тут не будет. Зачем? Всё снесут, понаставят свои поганки. А может, и поганок даже не будет. Никому теперь не нужна эта земля.

— Это наша земля.

Алла села за стол. Пальцы у неё тряслись, как от холода, словно чашка в её руках внезапно стала ледяной.

— Пока мы здесь живём, это наша… — Она шмыгнула носом и отвернулась.

— А дочка ведь на юг уехала? — спросил Пётр. — Ты рассказывала…

— Ага. Она ж у меня умница, красавица. Там такие нужны. Ей разрешение быстро дали, даже года не прошло. Вчера вот с ней говорила…

Алла ссутулилась, обхватив себя за плечи. От окна тянуло холодом.

— Хочешь плед принесу? — предложил Пётр. — Я сейчас…

— Да не надо, я…

Когда Пётр вернулся из спальни, в гостиной уже горел свет. В последние дни он так привык к полумраку, что комната теперь казалась засвеченной, как неудавшийся снимок. Алла стояла у двери.

— Я, пожалуй, пойду. Темнеет уже, скоро такой мороз ударит, еле до дома доберусь.

— Да, быстро сейчас холодает.

— Ты не пропадай! Отвечай на звонки. Скоро, надеюсь, эта кутерьма закончится. Будете с Виком опять…

Пётр бросил плед на диван.

— Хорошо.

— Сам звони, если что.

Пётр открыл ей дверь. Алла попрощалась, коснувшись его плеча. Вышла в коридор. И вдруг остановилась.

— А что всё-таки тогда произошло? — спросила она.

— С тем парнем? Так мы…

— Нет. — Алла отвернулась. — С девушкой, которой Виктор все мозги палкой спалил. Это ведь неправда, что она…

2.5

Пётр пришёл пораньше, но в клуб не заходил. Он присел на скамейку в тени мёртвых деревьев и закурил сигарету. Во дворике было уже темно. В домах, обступающих игровую площадку, от которой остались только перекосившаяся горка да заваленная мусором песочница, не горело, как по сговору, ни одного окна. Над Петром возвышались многоэтажные глыбы темноты, переходившие в чёрное небо. Уличное освещение тоже не работало. Единственным источником света была газовая вывеска на стене дома, да и та лишь выхватывала из сумерек спуск в подвал.

Девушка опаздывала. От холода трясло. Пётр курил сигарету за сигаретой. Несколько раз он вскакивал, приметив знакомую фигуру, но быстро понимал, что обознался. Своего призрака он помнил хорошо. Куда лучше, чем самому бы хотелось.

Девушка пришла на полчаса позже. Пётр заметил её, когда она только появилась у клуба. Арка, совершенно лишённая света, была похожа на чёрную дыру, которая вытянула из дворика весь свет. Девушка мгновенно воплотилась из этой темноты — как электронный призрак. Призраком она и была.

Пётр выплюнул сигарету и зашагал к газовой вывеске, надеясь перехватить девушку у входа. Впрочем, она не спешила спускаться — стояла спиной к свету, из-за чего лицо её казалось чёрным и пустым.

— Опаздываете, — улыбнулся Пётр.

Девушка вздрогнула, придя в себя после непонятного транса, и уставилась на него испуганными глазами.

— Вы не в клубе? Но я…

Она нахмурилась. Между её бровями прорезалась тревожная морщинка.

— Стойте! — Она подняла руку. — Я вас где-то видела! Вы…

Девушка выглядела в точности, как призрак. Те же волосы, глаза, даже тонкая морщинка между бровей. Перед Петром стояла Синдзу — живая, с раскрасневшимся от волнения лицом. В груди у него похолодело.

— Я из эска! — Пётр полез в карман за удостоверением. — Мне нужно с вами поговорить. Мы могли бы найти…

— Нет! — крикнула девушка, и глаза её засверкали. — Я вас вспомнила! Это вы!

На секунду Петр представил, что кожа у неё на щеках расходится, обнажая стиснутые, как от боли, зубы.

— Это вы преследовали меня ночью! — Девушка попятилась в арку, в темноту. — Оставьте меня в покое!

— Успокойтесь! Я из эска, я хотел просто поговорить. Вы действительно видели меня несколько дней назад. Это было, — Пётр кашлянул, — недоразумение.

— Недоразумение?

— Да. Мы можем где-нибудь поговорить? Выбирайте любое место. Я…

— Любое место?

Девушка успокоилась. Она стояла напротив Петра, сцепив руки, и смотрела на него с недоверием и любопытством.

— Вообще-то я уже выбрала. «Радугу». Разве мы не там договаривались?

— Признаюсь, у меня не лучшие отношения с этим заведением. Не хотел вам сразу говорить, чтобы не напрягать. К тому же там довольно шумно. Давайте сходим куда-нибудь ещё. Какое-нибудь кафе или бар. Да хоть в трубу спустимся.

— Ага, в трубе, конечно, очень тихо! — усмехнулась девушка.

Она смерила Петра пренебрежительным взглядом и отвернулась.

— Так чего решили? — спросил он. — Мне нужно только поговорить.

— Не уверена, что хочу с вами общаться. Вы какой-то… — Девушка ещё раз посмотрела на Петра. — Не похожи вы на полицейского. И вообще…

— Тем не менее, я полицейский, — вздохнул Пётр. — Ну о чём мы спорим? Вы же согласились встретиться. Выбирайте любое людное место.

— Хорошо, — сдалась девушка, — идите за мной. Но близко не подходите! У меня шокер с собой!

Они вышли на улицу.

Девушка шагала впереди, нервной походкой, и постоянно оглядывалась. Пётр плёлся за ней следом. Спустя квартал она остановилась у заведения с мигающей коктейльной рюмкой над дверью.

— Здесь? — спросил Пётр.

Вместо ответа девушка с видимым усилием потянула за дверную ручку. Дверь скрипнула, поддалась. В лицо дохнуло прелым теплом.

— У вас пять минут! После этого я ухожу. И попробуйте только за мной пойти! Я вызову…

В баре было пусто, темно и тепло. До закрытия оставалось полчаса, и бармен, устало зевнув, посоветовал им заглянуть в «Радугу» вверх по улице.

— В «Радугу» его не пускают! — хихикнула девушка. — Мне «Электрический бриз»! — и отошла от стойки, предоставляя Петру возможность расплатиться.

Бармен с сонной медлительностью смешал тошнотворно-синий коктейль. Девушка тем временем пристроилась за столик у окна — уселась с ногами на скамейку, подтянув к подбородку колени. Пётр взял себе банку «Хунхеву», расплатился за напитки и подошёл к столику. Девушка наблюдала за ним с ленивым любопытством.

— Ваш коктейль! — Пётр поставил на стол рюмку.

— Коктейли здесь полное дерьмо! Не то, что в «Радуге»!

— Уж извините. — Пётр уселся напротив и открыл банку с пивом. — Мы в любом случае ненадолго. Пять минут, ведь так?

— Ага. — Девушка кивнула. — Время пошло.

— Меня зовут Пётр.

— Катя. Надеюсь, это не всё, что ты хотел узнать?

«Электрический бриз» в рюмке пенился, как будто в него добавили стирального порошка.

— Ты хорошо знала Лизу?

Катя вздохнула, убрала волосы с лица и посмотрела на скучающего в сумрачной тишине бармена.

— А ты как думаешь? Мы подругами были. Я догадывалась, что с ней что-то произошло.

— Она ведь сбежала из дома.

— Давно! Тебя, надеюсь, не предки её наняли? Тогда я вообще с тобой разговаривать не буду!

— Никто меня не нанимал. Я работаю в эска.

— В эска?

Катя скосила к потолку глаза, замерла на мгновение, но тут же качнула головой и сердито сдвинула брови.

— Контроль! Это же вы на «скорых» разъезжаете? Разве вам расследования дают вести?

— Никакого расследования нет. Я — в частном порядке. У меня всего пять минут, так что давай поближе к теме. Ты знаешь, почему она сбежала?

— «Скорые»… — Катя пригубила «Бриз» и облизнула губы. — А ты там за рулём обычно или вы меняетесь?

— Катерина, — Пётр наклонился к девушке, — твоя подруга погибла. Расследование сейчас вести никто не будет — не та ситуация. Я — единственный человек, который хоть в чём-то пытается разобраться. Ты хочешь мне помочь?

— А ты мне чем поможешь? И зачем тебе это надо? Я не понимаю. — Катя скинула со скамейки ноги в тяжёлых, подкованных металлом ботинках и упёрлась локтями в столешницу. — Вот реально, зачем тебе это? Скажи.

Призрак, Синдзу, мягкая улыбка которой могла мгновенно превратиться в нечеловеческий оскал из-за свихнувшегося чипа в кристалле. Пётр не мог отделаться от ощущения, что никакой девушки рядом с ним нет — он сидит и общается с пустой стеной, заказав себе два напитка.

— Я работал в следственном раньше.

Пётр отпил из зелёной банки. Дешёвое «Хунхеву» — промёрзшее до такой степени, словно его хранили в морозилке — обжигало горло. Пётр закашлялся.

— Уг-роз, — произнесла по слогам Катя и усмехнулась. — И что с того, угрозник?

— Я нашёл кристалл Лизы. Мне удалось к нему подключиться, и я поговорил с её призраком. Синдзу, так она себя называет. Так вот она…

— Что она?

— Ты в курсе, что её призрак — это твоя копия?

— Нет. — Катя уставилась на Петра. — В смысле — моя копия?

— В прямом. Вылитая ты.

— Вот как! Так ты… Вот как ты нашёл меня, да? Потому что я похожа на её призрака?

— Не просто похожа. Ты — её точная копия. Не знаю, как можно на основе живого человека сделать модель для призрака, но, думаю, тут одной фотографии недостаточно.

— Одной недостаточно. — Катя отвернулась. — Нескольких хватит. Но я не знала!

Она подняла голову, но тут же снова спрятала от Петра глаза.

— Хотя можно было догадаться, наверное. Я, правда, не думала, что она до такого дойдёт.

— Так, давай по порядку. — Пётр кашлянул, после пива в горле першило. — Почему она сбежала из дома?

— Она не сбежала, она ушла. Имела право! Что у неё там с родителями было — долгая история. Пяти минут не хватит. Да и странная она была. Я её любила, конечно, но…

Катя вновь залезла с ногами на скамейку и обняла себя за колени.

— Странная? — спросил Пётр.

— У неё это было. — Катя покрутила пальцем у виска. — Короче, она себя в зеркале не узнавала. Говорила, не она это, а кто-то другой. Как будто подменили её. Меня, конечно, кошмарило от неё иногда. Нет, так-то она нормальная была девчонка, весёлая. Мы вместе жили, снимали здесь неподалёку. Так вот и «Радугу» нашли.

— Жили внутри третьего? На какие шиши? Я себе такое жильё позволить не могу.

— А ты крути баранку, таксист! Глядишь вообще за последнее кольцо выселят!

— Не хами! — поморщился Пётр. — Я тебе вопрос задал. Как вы на жизнь зарабатывали?

— Я… — Катя провела в воздухе рукой, и кожа у неё на запястье засветилась сначала розовым, затем голубым, затем бледно-зелёным. — Я — анонимный потребитель.

— Чего?

— Чего-чего! — Катя качнула рукой, стряхивая с запястья заигравшие краски. — Анонимный потребитель. Смотрю рекламные постановки, игры там, регистрируюсь в специальных шардах.

— Оставляешь отзывы о товарах, которые не покупала?

— Нет. Я — потребитель. Потребляю контент. За это платят. И неплохо, могу сказать.

— Бред какой-то! — Пётр потёр лицо.

— Для этого вот тут кое-что надо иметь! — Катя ткнула пальцем себя в лоб. — А у тебя этого нет. Это сразу понятно.

— А у тебя-то откуда? Недешёвое это удовольствие.

— Откуда, откуда! Купила! Ты меня допрашивать теперь будешь, угрозник? Ты сам-то как призрака её увидеть смог? Или это разводка была?

— Есть способы и без шунта. Ладно. — Пётр отхлебнул пива. — Твоя подруга Лиза тоже этим анонимным потреблением занималась?

— Да.

— И жили вы, значит, вместе?

— Снимали. — Катя зевнула. — Ты уже по кругу пошёл. Кстати, время-то твоё уже всё. К тому же сейчас эта забегаловка закроется. У тебя есть ещё, что сказать, или на этом…

— Значит, жили вместе, — продолжал Пётр, — в хорошем районе. А пото́м? Она пропала? Давно? Мы, кстати, её за кольцом нашли. А ты так и не спросила, чего с ней случилось. Совсем на подругу наплевать?

— Да знаю я всё лучше тебя! — вспыхнула Катя. — Я её родителям позвонила после того, как ты мне в шарде написал. Они мне всё рассказали.

Катя уткнулась лбом в колени.

— Лиза пропала, да. Недели две назад. Она пошла куда-то, я уж не помню. Я тогда в шарде была. И — всё. После этого нигде её не было, ни в шардах, ни просто в онлайне. Домой не приходила. Я заявление писала — пыталась написать. У меня не приняли, прикинь? Типа кто я такая! Регистрации у Лизы там, где мы жили, не было. Сказали, родителям звонить. Я с теми связалась, а они — ничего. Тогда — ничего. Не знали ещё, видимо. Меня они вообще не любили. Могли бы и сообщить, когда узнали. Но до меня-то им дела нет. Конечно, какое им дело? Так, лучшая подруга всего лишь. Вот я и ждала, когда она вернётся. Ждала, блин. Пока ты не объявился.

— Понятно.

Пивная банка обжигала холодом руку.

— Эй, влюбленные! — гаркнул из темноты бармен. — Мы закрываемся! Пора вам другое гнёздышко поискать!

— Вот козёл! — фыркнула Катя.

— Так ты правда не знала, что своего призрака она с тебя списала?

— Нет. Она мне не показывала его никогда. Призраки бывают непохожими, особенно, если это… фасадом не вышел, но так чтобы прямо моя копия… Это как-то жутко!

— Олё! Господа! — надрывался бармен. — Мы до последнего клиента не работаем!

— Пойдём в «Радугу», — предложила Катя.

2.6

Они вышли в ночь, хлопнув увесистой дверью. Вывеска с изображением зелёной рюмки погасла у них за спиной. Катя теперь шла рядом, пряча кисти в рукавах лёгкого, не по погоде пальто. Пётр поражался, как она не мёрзнет при таком жгучем морозе, пока не заметил за отворотом пальто тонкую сеточку из поблёскивающих серебряных нитей. Термоодежда. Он качнул головой.

— А этот… с тобой? — неуверенно спросила Катя.

— Кто? Призрак?

— Кто же ещё?

— Нет, кристалл я с собой не взял. К тому же он повреждён. Там всё непросто.

— У тебя всё непросто! Сейчас ещё домой меня начнёшь зазывать! Пойдём, посмотришь на мой кристалл!

Катя рассмеялась.

— Не имею желания, — буркнул Пётр.

— Тогда, может, и распрощаемся здесь? Чего ты там ещё узнать хотел? Пять минут твои давно прошли. Пять раз уже. Я тебе всё рассказала, что знаю.

— Может, и распрощаемся. В «Радугу» идти у меня никакого желания нет. Не по мне местечко. Я думал, тебе самой интересно. Призрак странно себя ведёт, странные вещи говорит.

— Да-да! Кругом одни странности! Ты знаешь, — Катя впилась в Петра взглядом, — я вот думаю, ты вообще всё врёшь! И о призраке, и о…

— А как бы я тебя нашёл? Ладно. Толку от тебя, судя по всему, и правда мало. Спасибо, так сказать, за сотрудничество!

И, кивнув на прощание, Пётр зашагал вверх по улице.

— Стой! — Катя побежала за ним. — А чем тебе «Радуга»-то не угодила? Я бы ещё коктейль выпила. Не несись ты так, я так не могу! Эй!

Снег летел в лицо.

— Я вот, кстати, не понимаю, — тараторила Катя, — вы там как-то взламывать эти кристаллы можете? Как ты вообще подключился к нему?

Пётр молчал.

— Ответь! — крикнула Катя и остановилась.

Пётр обернулся. Катя стояла, часто вздыхая. Пальто расстегнулось у неё на груди. Серый снег пеплом лежал на плечах.

— Тут есть какая-нибудь дыра, вроде той, где мы были? — спросил Пётр.

— Дыра? — Между бровями у девушки прорезалась морщинка. — А, ты про это… В такой час — нет. Да и в «Радуге» тихо сейчас. Будний же день.

— Ладно. Пойдём в «Радугу».

Вышибала, встретивший их у дверей, был, к счастью, новым. Ростом с Петра, с вываливающимся из-под ремня животом и огромными лапищами, как у гориллы. Он смерил Петра пренебрежительным взглядом и преградил ему проход. Катя юркнула вперёд, просочилась в зал, точно кошка, и потянула Петра за рукав. Вышибала, нехотя, вразвалку, отошёл в тень.

— Поближе к бару! — скомандовала Катя.

— Подальше. — Пётр посмотрел на столик у стены. — Мы сюда не пить пришли.

В «Радуге» и правда было пустовато. Музыка, бухавшая где-то под потолком, напоминала чью-то кардиограмму. По танцполу слонялось несколько человек, которые, казалось, не танцевали, а искали что-то на затоптанном полу.

— По коктейльчику? — спросила Катя, устраиваясь за столик рядом со светящимся иероглифом.

— Можно и по коктейльчику. — Монотонный ритм ударных, взрывавшихся под потолком, отдавался в рёбрах. — Значит, говоришь, у неё не всё в порядке с головой было?

— Что? — не расслышала Катя. — С головой? Да, я же говорила.

Она подозвала официантку. Девушка в обтягивающей чёрной одежде мягко выплыла из темноты и застыла, уставившись на Петра покрасневшими от неизменного сумрака глазами.

— Заказывай, — сказала Катя и постучала кулачком по столешнице, как будто там стоял невидимый терминал. — Я себе уже всё заказала. Буду «Электрический бриз». Настоящий! А не как в той тошниловке.

— А мне чего-нибудь без электричества, — буркнул Пётр. — На ваш вкус.

Официантка взглянула на Катю, попыталась улыбнуться — губы её едва шевелились, как от заморозки, — и быстро юркнула в темноту.

— Короче, странная она была, — продолжала Катя. — Искала себя типа.

— Искала себя?

В уши ударила громовая перкуссия, и Пётр на несколько секунд потерял слух. Катя напротив него беззвучно шлёпала ртом. Пётр ошалело мотнул головой, пытаясь прийти в себя после контузии. Катя приподнялась на тоненьких ручках и перегнулась через стол, широко распахнув чёрные блестящие глаза, в которых отражалась темнота.

— В буквальном смысле искала себя! Смотрела на себя в зеркало и говорила — не я это! Как будто, не знаю, как будто её украли у неё самой. Я же говорю. У меня от неё иногда…

— Это из-за шунта?

— Сам ты шунт! Эта штука синпин называется.

Музыка резко затихла, стушевалась, и Катя расслабленно откинулась на спинку кресла.

— Не слышала я, чтобы такое из-за синпина. Хотя всякое бывает. То, что у неё с родителями получилось, я и сама не очень понимаю. Они ж у неё из центра вообще. Пару лет — она бы на юг уехала. А может, уже бы уехала, если б не сбежала. Даже сейчас, после всего этого, на юге не жизнь, а рай. Я была как-то. Ты был?

Пётр качнул головой.

— Бывает же! — продолжала Катя. — Я бы с такими возможностями, как у неё… Вообще не представляю, как она жила. Часто — обычная девчонка. И не скажешь ничего. А иногда такое нести начинает. Наверное, и правда перемкнуло у неё там что-то.

— А шунт не пробовали отключать?

— Отключать синпин? Ты чего? — Катя уставилась на Петра, как на умалишённого. — Его не отключают. Это всё равно, что башку открутить, когда голова болит.

— А ты представь, что у тебя посторонний предмет в голове, — усмехнулся Пётр. — Вроде опухоли. Потому голова и болит. Но опухоль вырезать можно.

— Бред какой! — скривила губы Катя.

— Ладно. — Пётр покосился на размазанный по стене иероглиф. — Это, кстати, чего такое? Тоже какой-нибудь шард?

— Именно этот? Нет, не шард. Это обои!

— Чего?

— Вот я, например, — Катя улыбнулась, — вижу, что мы сидим в красивом таком японском зале. На стенах полотна с водопадами и журавлями, а над головой — нагромождение из перекрещенных деревянных балок, и их так много, как будто они этажей на сто вверх уходят. Стол из старого шершавого дерева, — Катя провела по пластиковой столешнице ладонью, — и я его чувствую. А ты, — в глазах девушки загорелись искорки, — выглядишь как самурай с такой дурацкой причёской и с двумя мечами.

— Правда?

— Нет! — Катя рассмеялась. — Выглядишь ты ужасно! Всю атмосферу этого места, — Катя потянулась, и Пётр заметил, как у неё по рукам заскользили цветные струйки, — убиваешь.

— А эта идиотская музыка не убивает атмосферу?

— Музыка? А, ты про… Так это не музыка.

— А чего?

— Это сложно объяснить. Ты её, скорее, чувствуешь кожей или воспринимаешь на вкус. Как пирожное. Это код такой звуковой, вроде дыр. Но можно замиксовать всякого разного. Коктейли тут, кстати, часто…

— Вроде дыр? Каких дыр?

— Вот таких! — Катя показала на иероглиф.

— Понятно, — хмыкнул Пётр. — Музыка — не музыка. А чего с коктейлями? Они тоже какие-то не такие?

— Отчасти. Они могут дополнять ощущения. Или, наоборот, отменяют всё. Например, зашёл в красную дыру, а после этого выпил синий коктейль — и всё отрубилось. Несовместимое типа сочетание. А вот если правильный коктейльчик выпить…

— То чего? По мозгам даст?

— Вроде того.

— А если сначала синий коктейль выпить, а пото́м в красную дыру зайти?

— Тогда, — Катя вытаращилась на Петра так, словно хотела испугать его взглядом, — умрёшь!

— Чего?

— Да шучу я! Попробуй и узнаешь! То есть я…

Они замолчали. Катя со скучающим видом разглядывала что-то на пустых бетонных стенах — видимо, воображаемый интерьер японского зала.

— Как вы её нашли? — вдруг спросила она.

— Во время патруля.

— Во время патруля? Ночью?

— Да, чудом заметили.

— Где заметили?

— Она на улице лежала. Рядом — заброшенный дом, подъезд. Над подъездом фонарь какой-то горел. Вообще-то районы там пустуют. Это за кольцом уже. Но вот благодаря фонарю и заметили.

Катя с непониманием посмотрела на Петра.

— Фонарь?

— Фонарь в смысле фонарь. Не знаю, чего это на вашем жаргоне означает.

— Я поняла. Так она на улице лежала?

— Я только что это сказал.

— Ночью?

— Слушай, а как бы мы ещё её нашли? Смена у меня ночная. Дома́ мы не осматриваем. Вообще весь этот патруль…

— Откуда я знаю, что вы там делаете или не делаете? — Катя поджала губы. — И ты считаешь, она замёрзла?

— На самом деле — непонятно. Может, и замёрзла, хотя пальтишко-то у неё было, как у тебя, с особой подкладкой. А ещё — след от удара на голове.

— След от удара? Я не знала. Так её убили?

— Я же говорю, непонятно. Могла удариться, когда упала.

— Заключение разве не делали?

Подошла официантка и молча поставила перед ними коктейли — зелёную жижу в гранёном стакане для Петра и тошнотворно-синий «Бриз» для Кати.

— О! — обрадовалась Катя. — Наконец-то! — и тут же схватила бокал с коктейлем.

Пётр тоже отхлебнул и поморщился. Напиток был кислым и пощипывал язык.

— Так что? — спросила Катя. — Заключение не делали? Или вам всем там по фиг уже? Умерла и умерла?

— Не всё так просто. Но, скажем так, по заключению она замёрзла.

Катя покачала головой.

— Как ты кристалл взломал?

— Я не взламывал.

— Он уже был взломан, что ли?

— Нет. Я знал жест.

— Откуда?

Пётр почесал заросшую щетиной щеку.

— Мы с напарником нашли тело Лизы. На голове — след от удара. Чего там точно произошло — не знаю. Положим — упала, отрубилась и замёрзла. Даже пальтишко не спасло. Только вот дальше произошло что-то совсем странное.

— Что?

— Мы зарегистрировали факт полной смерти. После этого она поднялась, сделала несколько шагов и нарисовала такой вот символ…

Пётр изобразил в воздухе спираль. Катя несколько секунд молча смотрела на него, не двигаясь.

— Ты сумасшедший?

— Я бы и сам не поверил.

— Нет, правда! Ты совсем конченый! Она ходила после смерти, к кристаллу подключиться пыталась? А пото́м что? Снова умерла? Это какой-то бред!

Катя усиленно замотала головой.

— Она была мёртвой, — сказал Пётр, — мёртвой и осталась. Шунт её как-то поднял. Сам я такого никогда не видел. Да никто не видел, мне кажется.

— И что потом было? Ты украл у неё кристалл?

— Кристалл выпал. Я его подобрал.

Катя как-то поникла, ссутулилась, уставившись в пенящуюся жижу в своём стакане. Можно было подумать, она зависла из-за сбоев в чипе, как призрак. Вдруг глаза у неё лихорадочно забегали, точно у больных с нарушением зрения. Похожая на удары сердца музыка ускорилась и смешалась с надрывной перкуссией, от которой у Петра закололо в ушах.

— Я всё равно тебе не верю, — сказала Катя, зажмурившись.

— Чего?! — крикнул Пётр. — Я ни хрена не слышу! Музыка!

— Я тебе всё равно не верю! Это какой-то бред! Конвульсии. Бывают изредка конвульсии, когда… Но такого…

— Да ты вообще ничему не веришь! — отмахнулся Пётр. — Я только от тебя и слышу… Ты хоть понимаешь, сколько я всего нарушил сейчас, просто рассказав тебе об этом?

— Может, это из-за того, что она… — Катя замялась, — была не в себе, себя не узнавала?

— Понятия не имею, с чем это связано. Никому больше мы об этом не рассказывали. В дурку отправят! Призрак её, который твоя точная копия, несёт какую-то чушь о том, что мир нереален, а за реальным миром послал сюда, в «Трёхцветную радугу».

— В какую радугу?

— Сюда! Долбаная музыка! — Рваный ритм отдавался у Петра в висках, как надтреснутое биение сердца. — Только это последнее место, где бы я искал реальность.

— А где бы ты её искал?

Пётр промолчал. Он осмотрелся, прищуриваясь от бьющего в глаза света. Людей в центре зала стало больше, и все дёргались так, словно по полу пустили ток.

— Кристалл повреждён, с призраком поговорить толком не получается. — Голова у Петра кружилась от рваной музыки и прожекторного света. — Но я слышал, его можно перенести на другой кристалл.

— Куда перенести?

В этот момент музыка сбилась и зазвучала на несколько тонов ниже.

— На другой кристалл.

— А, ну можно, да. Но для этого нужен другой кристалл. Ты представляешь, сколько они стоят?

— У тебя кристалл есть?

— Нет. — Катя отвернулась. — Мне такое не по карману.

— А шунт по карману?

— Иди ты со своими шунтами! Слово-то какое мерзкое! Синпин!

— А червяк в голове — не мерзкое?

Катя вздохнула.

— Слушай, как вообще это можно сравнивать? Кристалл — это так, бестолковая игрушка.

— Что ж, тогда…

Пётр смахнул со лба липкий пот и вытер пальцы о штатину. Сердце молотило. Хотелось вернуться домой и свалиться в кровать.

— Это всё? — спросила Катя. — Культурный обмен закончен?

— Сейчас я даже не представляю, чего ещё мы можем сделать. Я надеялся, ты что-то знаешь.

— А что я могла знать? Имя убийцы?

— Убийцы?

— Ты же наверняка думаешь, что её кто-то убил. Вопрос — почему.

Светильники на стенах потускнели, танцпол где-то вдалеке, отделённый от столика плотными слоями густой, осязаемой темноты, погас, мгновенно стерев из реальности всех танцоров. Лицо Кати — бледное, с горящими глазами — начало рассеиваться в воздухе, превращаясь в серый шум от помех.

— Надо обдумать всё. — Пётр потёр глаза. — Ты же бываешь иногда на том шарде, где я тебя нашёл? Если что — я с тобой свяжусь. А пока…

— Погоди-ка! — Катя коснулась его руки. У неё была холодная невесомая кисть. — То место, где вы её нашли…

— За последним кольцом?

— Да. Отвези меня туда.

2.7

Они шли навстречу поднявшемуся ветру. Катя почти висела у Петра на руке. Щёки у неё раскраснелись после «электрических» коктейлей, глаза смотрели утомлённо и сонно, но говорила она без умолку, как будто боялась тишины.

— Ты знаешь, я потому и испугалась, когда тебя увидела, когда ты там у клуба появился такой, из лужи грязи выполз, мне просто последнее время постоянно кажется, что меня преследует кто-то, даже не знаю, как объяснить. Кто-то за мной следит, за каждым шагом, ходит за мной всегда. Бред, наверное?

— Это после того, как ты узнала, что Лиза погибла?

— После того, как узнала — особенно, но и до этого тоже. На самом деле уже давно.

— Я бы сказал, всё дело в этой штуке у тебя в голове.

Улица впереди была черна, фонари не горели, по тротуару не тянулось ни единой проседи снега — лишь пепел кружился во встречном ветре и оседал на одежду. Близился рассвет, но не верилось, что темнота скоро рассеется, а небо, пустое, как отключённый экран, омоет заря.

Холод иглами впивался под кожу.

— Дело совсем не в этой, как ты выражаешься, штуке. Придумал тоже, причём она тут вообще! Я не про дыры, не про то, что кто-то следит за мной в онлайне. И я не схожу с ума.

— Хорошо. Преследуют, так преследуют. Всё может быть. Ты действительно кого-то видела или это…

— В смысле кого-то видела? Я постоянно кого-то вижу. А когда думаешь, что тебя преследуют… — короче, что я объясняю, как будто ты сам не понимаешь? Это я к тому — представляешь, что было, когда ты в тот раз у клуба начал кричать? Стоял такой у столба, как из ночного кошмара выполз.

— Вот уж спасибо!

— Я подумала, у меня с мозгами что-то. Переклинило, как у Лизы. Типа это передаётся, что ли, если с человеком общаться много. Как простуда, блин. И мне пото́м реально кошмары снились. Жуткие такие, с тобой в главной роли. Вернее, ты понимаешь, с тем тобой, которого я тогда увидела. Так, наверное, и начинается паранойя. Скажешь, бред несу?

Пётр светил себе под ноги пингом — они шли в островке бледного света.

— Тут вся жизнь — долбаный бред.

— Успокоил.

— Сейчас тебе тоже кажется, что тебя преследуют?

— Сейчас я не боюсь.

Катя сильнее обхватила руку Петра. Они какое-то время молчали. Казалось, на улице и правда отрубили ток, как за последним кольцом, где всех уже давно списали со счёта. Пётр боялся поскользнуться. Подошвы ботинок скрипели на льду.

— Далеко до тебя. Меня бы тоже кошмары мучили, если бы я постоянно по такой улице ходил.

— Обычно светлее. Не знаю, что сейчас произошло. Всё как нарочно, разом и сразу. Если приду домой, а там ни света, ни тепла — как у тебя, как ты говорил, — то не знаю даже, что сделаю.

— Я знаю. Ляжешь спать.

— Ага, и околеть во сне. Как…

— А мы точно ничего не пропустили? Улица как будто через всё кольцо идёт. Может, поворот какой был?

— Я не думаю.

Катя стряхнула с плечей снежную пыль и всмотрелась в темноту, которая открывалась им навстречу.

— Всё верно. Ещё полквартала. Наверное, когда темно, дорога длиннее кажется.

— Наверное.

— И не вздумай бросить меня здесь! Обещал проводить!

— Не брошу, не бойся.

— Сейчас дойдём до перекрёстка, а там… Нет, и куда всё-таки свет делся? Как так можно? Впервые такое вижу вообще! И синпин мой почему-то ничего не показывает, как будто тоже от темноты ослеп.

Катя закатала рукав пальто, — запястье её охотно заиграло кислотными красками, — но тут же зябко поёжилась и спрятала руку.

— Но ты ведь сейчас увидела что-то? Когда сказала про полквартала?

— Ничего я не увидела, он мне рассчитал, где мы находимся — количество шагов просто. Должно быть точно. Наверное.

— Значит, шанс заблудиться ещё не потерян?

— Не заблудимся! У меня всё рассчитано! Я знаю! На следующем перекрёстке — направо. Вон его видно уже. Да. Просто странно, что такая темнота. Была бы я одна, наверняка бы уже решила…

— Что с ума сходишь?

— Ага.

— Меня больше удивляет, что мы вообще что-то видим.

— Оптимист, я смотрю.

Они дошли до перекрёстка. Пётр поскользнулся на льду, но не упал, вовремя ухватившись за фонарный столб с чёрным, заполненным копотью фонарём. Катя отпустила его руку, и на какое-то мгновение — судорожное, как резкий вздох — затерялась в темноте. В лицо Петру ударило холодом. Он посветил пингом, но тот был не в силах разогнать собравшийся мрак.

— Пойдём! Нам туда! И не падай, пожалуйста.

— Не упаду.

На новой улице посветлело — или же глаза, устав от темноты, научились видеть даже то, чего не было вовсе.

— Значит, одна теперь живёшь?

— Да. Тяжеловато в плане оплаты. Но ничего, справляюсь. Надо бы найти кого-то и комнатку сдать. У нас же две комнатки. Думаю, найду скоро. Я-то всё ждала, когда Лизка вернётся. Мало ли, что ей взбрело в голову, она такая. Но Лизка не вернётся.

— А родители?

— Что, родители? Домой меня хочешь отправить? Мать давно умерла. Не хочу об этом. Отец есть. Но такой отец — лучше уж без него.

— Понятно.

— Да что тебе понятно? Сам-то с кем живёшь?

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги