IV. На переломе

Л. Троцкий. ПОД ЗНАМЕНЕМ ПРОСТЫХ, НО ВЕЛИКИХ ЗАДАЧ

Наша партийная конференция,[112] деловое совещание руководящей партии предстоящего Съезда Советов, собралась в трудные и великие дни небывало напряженной борьбы, неслыханных тягот и лишений, но и близкой, явной, уже осязаемой победы.

Спокойное по внешности, внутренне сосредоточенное настроение царит на нашем боевом совещании. Спокойной и сосредоточенной уверенностью проникнута руководящая речь тов. Ленина, не столько подытоживающая прошлое, сколько характеризующая, объясняющая настоящее и ближайшее будущее.[113]

Три простые, элементарные, но огромные задачи назвал в заключение своего доклада тов. Ленин: голодным рабочим, работницам и детям дать хлеб; для транспорта этого хлеба, для отопления жилья, для промышленности дать уголь; преодолеть чудовищный разлив эпидемий, уничтожить грязь и заразу, истребить ее носителя – вошь.

Три простые задачи, элементарные и прозаические, по внешности своей как бы стоящие в противоречии с героическим характером революционной эпохи. Но такого противоречия на деле нет. Наоборот, именно в этих простых задачах выражается социалистический характер нашей революции.

Драматическая, полная героизма и жертв гражданская война есть только суровое историческое средство завоевать государственную власть, упрочить ее, отбросить и подавить врага.

Целью социалистической революции является поднять материальный и духовный уровень трудящихся масс, угнетенных, обездоленных, темных, никогда не высвобождавшихся из-под ярма рабства, голода, нищеты, тьмы и тяжких болезней, порождаемых голодом и тьмою.

Капиталистическая техника производила колоссальные богатства. Но вместе с богатствами она воспроизводила и воспроизводит рабство и тьму трудящихся масс. Чтобы вырваться из этого дьявольского круга, пролетариату необходимо вырвать из рук буржуазии власть и разбить путы буржуазной собственности. В этом и состоит смысл социалистической революции. Лишь после того как она совершена, после разрушения основ капиталистической эксплуатации, – а это нами достигнуто, – основные и простые задачи социализма выступают во всем своем практическом величии.

Каждое экономическое завоевание – новый пуд хлеба или куб дров – в руках рабоче-крестьянской власти означает прямое и непосредственное улучшение судьбы тружеников и тружениц. На заложенных нами государственно-советских основах каждое новое хозяйственное или культурное приобретение не поворачивается уже лицом к имущим, тылом – к угнетенным, а становится непосредственно достоянием рабочих и крестьян.

Вот почему три задачи, выраженные в словах Ленина: дать хлеб, дать топливо и убить вошь, – эти три задачи на прозаическом языке называют то, что должно составить сущность социалистического строительства в ближайшую эпоху.

Мы побеждаем на внешних фронтах. Возможности внутреннего строительства ширятся. Простые задачи – по объему, по размаху, по значению – становятся величайшими задачами истории.

Выполним ли? Хватит ли энергии, сил, уменья, настойчивости?

– Выполним! – отвечает конференция коммунистов. С героизмом гражданской войны мы сочетаем героизм упорного, точного труда в разрешении великих задач – хлеба, тепла и чистоты.

Уверенное спокойствие царит на нашем партийном совещании. Но это не спокойствие выжидательной пассивности. Это – спокойствие военного совета закаленных бойцов – после боя и перед боем.

На вопросы, поставленные историей, партия отвечает: мы можем!

Товарищи, мы можем!

«Правда» N 271, 3 декабря 1919 г.

Л. Троцкий. ИТОГИ ДВУХ ЛЕТ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

(К VII Съезду Советов[114])

VII Съезд Советов собирается в период наших величайших побед. Этот факт имеет не только военное значение, – он подводит самый точный и убедительный итог всей нашей советской системе и нашей партийной работе.

Армия есть концентрированный сколок всего общества. Все сильные и слабые стороны последнего находят в армии наиболее резкое и законченное выражение. Классовые отношения, политическое строение государства, преимущества и недочеты техники – все это в армии находит увеличенное, удесятеренное, уставно-закрепленное выражение, а на поле борьбы проверяется экзаменом побед и поражений. Вот почему война была и остается – доколе существует классовое общество – варварски жестоким, но и безапелляционным испытанием общественных и государственных режимов.

Когда в апреле прошлого года Центральный Исполнительный Комитет обсуждал основные положения строительства Красной Армии (классовый характер ее состава, правильность организации, привлечение специалистов, комиссарский институт…), – тогда советская оппозиция с уверенностью предрекала нам неудачу. «Никакой вы армии не создадите», – говорили лидеры меньшевиков и эсеров.

Но армия создалась. От беспорядочных отрядов, в которых героизм сочетался с анархией, мы перешли к построению правильной армии на основе мобилизации рабочих и крестьян, не эксплуатирующих чужого труда. За два года мы мобилизовали сотни тысяч, которые складываются в миллионы. В этой армии рабочие составляют не более одной пятой части. Коммунисты образуют руководящее ядро, включающее лучшую часть рабочих и крестьян. Советская армия является в этом отношении сосредоточенным отображением советского общества и государства. Институт комиссаров, коммунистические ячейки, дисциплина, трибуналы – все это развеялось бы прахом в нашей стране, до основ потрясенной революцией, если бы многомиллионное крестьянство, которое на четыре пятых укомплектовывает армию, не видало в рабочем классе своего старшего брата и политического руководителя. Колебаниям в крестьянской среде нет числа, и моментами они принимают острую форму (восстания, создание «зеленых» армий, и прочее и прочее). Но в последнем счете, когда вопрос ставится ребром – Советская власть или буржуазно-помещичья контрреволюция, – крестьянство в подавляющем большинстве своем выступает за Советскую власть. И это его «голосование» – с винтовкой в руке – несравненно значительнее, реальнее, неоспоримее, чем манипуляция парламентских выборов, где пробужденное революцией крестьянство вынуждено «выбирать» между десятками партий, которые вчера возникли, завтра исчезнут, а сегодня как раз достаточно сильны, для того чтобы сбить с толку мужика.

Два года гражданской войны, в огне которой выковывалась Красная Армия, были временем непреклонной проверки всех партий, всех систем и всех способов создания вооруженной силы.

Мы имели Учредительное Собрание в Сибири, Раду на Кубани и на Украине, «демократию» Грузии, ряд прибалтийских «демократий». Перед нами прошли и проходят колчаковщина, деникинщина, эксперименты Юденича, военные заговоры «Национального Центра» – все это рассыпалось и распадалось месяцем раньше или позже. Красная Армия росла и крепла, ибо в строительстве своем она отражала, воплощала и выражала волю коммунистического пролетариата, опирающегося на крестьянские миллионы.

Победы Красной Армии знаменуют с неоспоримостью, которой не поколеблют никакие софизмы, исторические преимущества пролетарской диктатуры над всеми другими режимами, которые пытались удержаться в водовороте революционной эпохи.

Красная Армия побеждает, ибо ее пушки и винтовки своим металлическим языком возвещают наступление новой эры в развитии человечества.

«Правда» N 274, 6 декабря 1919 г.

Л. Троцкий. НАШЕ ВОЕННОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО И НАШИ ФРОНТЫ

(Доклад на VII Всероссийском Съезде Советов Рабочих, Крестьянских, Красноармейских и Трудовых Казачьих Депутатов 7 декабря 1919 г.)

Основы строительства Красной Армии

Товарищи, Красная Армия получила свое правовое, законодательное основание сперва в декретах ЦИК от 22 апреля прошлого года,[115] затем особую санкцию в виде постановления V Всероссийского Съезда Советов, 10 июля прошлого года.[116] В указанных декретах и постановлениях были определены те основные линии, на которых Советская власть, Военный Комиссариат в частности, обязывались строить вооруженную силу Советской Республики. Эти постановления предписывали полное преодоление кустарничества и самодельщины в том деле, которое меньше всего мирится с кустарщиной и самодельщиной. Отсюда вытекала необходимость строить армию на началах научных, правильных, регулярных. Это было сказано вами совершенно ясно и отчетливо. Отсюда вытекала, как один из выводов, необходимость привлечь к этому строительству бывших офицеров старой царской армии, как людей, знающих военное дело больше, чем его в этот период знали представители рабочего класса, да знают еще и сейчас.[117] Вместе с тем были заложены тогда же одновременно с Красной Армией те основы, которые характеризуют все наше строительство. Это армия не «общенародная», не «общенациональная», не «демократическая» в кавычках, не армия Учредительного Собрания, это – армия трудящихся классов, которые борются за пересоздание всего общественного строя. Стало быть, в армию мы ввели классовый критерий. Из армии мы, при протестах, которые многим памятны, исключили эксплуататорские, паразитические, буржуазные, кулацкие элементы.

Армия должна отражать тот режим, который мы строим во всех областях общественной и политической жизни. Этот режим характеризуется политическим господством рабочего класса, опирающегося на широкие массы крестьянской бедноты и трудового крестьянства. Руководящая роль рабочего класса в армии была закреплена в виде института комиссаров, которых подбирали из наиболее испытанных, надежных и самоотверженных представителей рабочего класса.[118]

В области материальной организации армии преодоление партизанства означало для нас возобновление постановки на правильной основе военного хозяйства, прежде всего – возобновление военной промышленности в необходимых размерах; взятие на учет всего имущества, необходимого для целей войны; установление правильного его распределения, контроля над его расходованием. – Вот те положения, которые были установлены V Съездом Советов. Они служили руководящим указанием во всем нашем военном строительстве. Мы, после V Съезда Советов, со все большим успехом переходили к регулярному построению наших вооруженных сил.

Прежде всего мы положили основанием армии правильную мобилизацию трудовых классов народа. К этому мы перешли не сразу. Для того чтобы мобилизовать, чтобы не предоставить вопроса о военной обороне страны на произвол добровольческой стихии, нужно было иметь аппарат, пригодный для мобилизации, аппарат в виде местных военных учреждений. В первую эпоху при Народном Комиссариате по военным делам действовал Высший Военный Совет,[119] и его значение в истории нашего военного дела состояло в том, что он с необходимой энергией и последовательностью проводил организацию военных округов, губернских, уездных и тогда еще волостных военных комиссариатов. Только после создания этого аппарата мы могли приступить ко взятию населения на учет и к его фактическому привлечению в ряды наших воинских частей. Работа, которая в этой области совершалась, происходила все время под колоссальным давлением войны. В отличие от всех других стран, которые имели перед своей войной долгую эпоху так называемого вооруженного мира, в течение которой они строили и вооружали свою армию, мы нашу первую в мире рабоче-крестьянскую армию вынуждены были создавать под непосредственным давлением военных потребностей, под приставленным к горлу бандитами мирового империализма ножом. Мы создавали аппарат, при помощи аппарата одновременно строили армию и на работе этой армии проверяли и исправляли аппарат.

Сейчас у нас страна в военно-административном отношении разбита на 8 военных округов. В этих округах числится 46 губернских и 344 уездных комиссариатов. Это число сейчас довольно быстро растет. С Южного фронта требуют для украинских губерний опытных военных комиссаров; нужны кандидаты на Харьков, Полтаву и на Киев, в первую очередь.

Первые мобилизации

Первая мобилизация была серьезнейшим испытанием для нашего военного аппарата и, в известном смысле, для всей нашей советской системы. Мы нелегко решились произвести первую мобилизацию в Москве, которая охватывала летом прошлого года всего 10.000 рабочих. Для нового, советского строя создать аппарат, который мог бы и умел учесть, подсчитать, найти военнообязанных, и который был бы настолько авторитетен для призываемых, для мобилизуемых, чтобы они являлись на место и включались в части, – это, товарищи, непростое дело. Первая мобилизация в Москве городских рабочих, наиболее воспитанных в политическом смысле, разумеется, была легче всего. Она прошла удачно, что позволило нам этот опыт постепенно расширять на всю страну. В течение последнего отчетного года, от нашего последнего, VI Съезда Советов до нынешнего Съезда, мы мобилизовали очень много. Разумеется, я лишен права здесь называть цифры, но ни для кого из нас не тайна, что мы мобилизовали десятки тысяч в месяц, иногда эти десятки тысяч складывались в сотни тысяч, а эти сотни тысяч уже образуют миллионы за два года нашей гражданской борьбы. Товарищи, эти цифры имеют двойное лицо. Стало быть, миллионы рабочих и крестьян вырывались из трудовой жизни и ставились в тяжкие ненормальные условия воюющей армии. Но вместе с тем тот факт, что молодая власть революционного класса оказалась способной миллионы граждан страны поставить под ружье, показывает, что эта власть сильна и крепка опорой трудящихся масс. Армия наша состоит из крестьян и рабочих. Рабочие составляют вряд ли 15 – 18 %. Но в нашей рабоче-крестьянской армии рабочие сохраняют руководящее положение, как они сохраняют его во всей советской стране, во всех областях жизни и работы. Это дает им преимущество большей сознательности, большей сплоченности, более высокого революционного закала.

Армии наших врагов

Вы знаете, товарищи, что и наши противники, Деникин и Колчак, эти главные наши враги, начали с партизанских отрядов. Они, конечно, подходили с другого конца. В то время как мы посылали красногвардейские части из питерских и московских рабочих по всей стране расширять область пролетарской революции, Деникин и Колчак создавали ударные офицерские, юнкерские и студенческие батальоны. По нашим стопам они перешли затем на путь мобилизации крестьянских и отчасти рабочих масс. Им сперва казалось, что мобилизовать невозможно, – после распада старой царской армии и развала старых психологических связей, развала того элемента дисциплины, вне которого они не знали ничего. Когда они увидели, что мы – партия, выросшая по их представлению из каких-то глубин анархии, беспорядка, – оказались способными мобилизовать сотни тысяч и миллионы, то они решили также испробовать это за свой, разумеется, счет. Они сделали на востоке широкий опыт, и на первых порах он как будто бы дал надлежащие для них результаты. Это было впервые испробовано на армии Колчака, который при помощи своих мобилизованных армий одержал большие победы. Но дальнейшая проверка огнем и мечом дала совершенно различные результаты на нашей армии и на армии Колчака. Пока у них, у Дутова, Колчака, Деникина были партизанские отряды из наиболее квалифицированных офицерских и юнкерских элементов, до тех пор они развивали большую ударную силу по отношению к их числу, ибо, повторяю, это элемент большого опыта, высокой военной квалификации. Но когда тяжелая масса наших, построенных на мобилизации, полков, бригад, дивизий, армий вынудила их самих перейти к мобилизации крестьян, чтобы массу противопоставить массе, тут заработали законы классовой борьбы. И мобилизация превратилась у них во внутреннюю дезорганизацию, вызвала работу сил внутреннего разрушения. Чтобы это проявить, вскрыть на деле, понадобились только удары с нашей стороны.

И как ни отрадно нам сознавать непосредственную боевую силу Красных Армий, для нас еще важнее понять и определить социальную классовую почву наших побед. У нас правильная армия и там правильная армия, у нас мобилизованные массы и там мобилизованные массы, у нас, главным образом, крестьяне и там, главным образом, крестьяне. У нас руководят рабочие, а среди них – наиболее сознательные, революционеры, коммунисты, там руководят офицеры, студенты, наиболее сознательные представители буржуазных интересов. У нас развитие борьбы дает сплочение, дает закал, у них развитие борьбы дает разложение и распад. Вот где основа всего.

Коммунистическая партия и Красная Армия

Я упомянул о том, что армия, – и это есть основная мысль доклада, который я вам представляю, – является сколком, отпечатком, отражением всего нашего общественного строя. Он основан на политическом господстве рабочего класса, опирающегося на крестьянство. В рабочем классе руководящую роль играет коммунистическая партия – руководящая советская партия. И вот почему, делая доклад, как военный Комиссар, а не как представитель партии, я никак не могу обойти той роли, которую играют коммунисты в рядах нашей армии. Ответственные посты комиссаров заняты в подавляющем большинстве случаев работниками коммунистической партии. В каждом полку, в каждом батальоне, в каждой роте вы найдете коммунистическую ячейку. Наши положения, наши уставы гласят на этот счет, что коммунисты в армии не имеют никаких прав, только обязанности. Разумеется, было бы чрезвычайным оптимизмом утверждать, что все без исключения коммунисты в армии исполняют свой долг безукоризненно. Дело идет не о небольшой отобранной группе, а об очень и очень большом числе работников коммунистической партии. Я не стану его называть, но скажу, что оно выражается шестизначным числом, стало быть, никак не меньше 100.000 человек. На самом деле оно много больше, и я, в подтверждение позволяя себе сослаться на наших военных специалистов, на командный состав, в значительной части непартийный, считаю себя вправе здесь снова сказать, что без этой коммунистической закваски, без самоотвержения, без примерной доблести лучших представителей рабочего класса, армия распалась бы прахом. И не раз командующие фронтами и армиями и главнокомандующий, когда на том или другом участке фронта дело складывалось неблагоприятно, обращались к Революционному Военному Совету прямо или через посредство соответственных инстанций с просьбой, с требованием о присылке надлежащего количества коммунистов. Разумеется, товарищи, мы все очень высоко ценим тот факт, что и другие партии, которые причисляют себя к оппозиционным и таковыми являются за последнее время, мобилизовали известное количество своих работников для дела армии. Они там все принимаются, как братья. Но я должен здесь же, отнюдь не собираясь отводить много места полемике, отметить один, по-моему, поучительный и содержательный факт. В Харькове на смотру мне был представлен командный состав одного полка, где приблизительно четвертая часть состояла из меньшевиков. Я интересовался их дальнейшей судьбой. Их аттестовали, как превосходных и самоотверженных борцов, которые оказались на высоте тех тяжких положений, в каких была потом украинская армия. Но, прибавлю, когда в этом полку происходили какие-нибудь заминки, недовольства, ворчания, а на Украине такие явления приводили легко к тяжелым осложнениям, эти командиры-меньшевики приходили к комиссару полка и требовали поскорее послать туда агитатора-коммуниста с коммунистической литературой. Они были хорошие солдаты и хотели победы, и они знали, что не помогут своему полку распространением в нем декларации Мартова.[120]

Товарищи, в той тяжелой борьбе, о которой когда-нибудь поэты напишут большие хорошие книги, в этой борьбе мы несли тягчайшие жертвы – солдаты, командиры и комиссары… Но коммунисты расходовались без числа! Для коммуниста не может быть и не существует плена: коммунист, который попадает в плен, гибнет безвозвратно. Был, правда, случай, когда один из виднейших работников Московского округа, Барышников, прекрасный боевой товарищ, не успел застрелиться в момент, когда попал в когти мамонтовской коннице. Барышников был повешен. Те, которых вы из своей среды выделяете с великим ущербом для местной работы и посылаете туда не как рядовых, мобилизованных солдат, а как духовных руководителей, как людей, которые идут сражаться и учить других сражаться, бороться и умирать, – те все знают, что для них не существует возможности попасть в плен. Сколько первоклассных борцов, комиссаров, командиров пускали себе последнюю пулю в голову, когда не оставалось ничего, кроме позорного плена! За два года, товарищи, объезжая фронты, я наблюдал, как складывается новая психология или, вернее, как старая человеческая психология получает новый стальной закал. Мы когда-то с интересом относились к японской касте самураев, которые во имя национального коллектива не останавливаются никогда перед смертью. Я должен сказать, что в лице наших комиссаров, передовых бойцов-коммунистов мы получили новый коммунистический орден самураев, который – без кастовых привилегий – умеет умирать и учит других умирать за дело рабочего класса.

Политическая работа в Красной Армии

Спайка между комиссарами, передовыми рабочими, членами коммунистической ячейки и остальной массой воинской части достигается прежде всего при помощи политической работы, которой равной по размерам не знала еще ни одна армия. Эта политическая работа развернулась очень широко за последние годы, благодаря широкому притоку работников, печати и средств. Достаточно сказать, что еще в январе этого года у нас в армии не было ни одной школы грамоты, а теперь 3.800. У нас до 1 января было 32 клуба, а теперь 1.315. У нас до 1 января не было ни одной подвижной библиотеки, а теперь 2.392. У нас расходуются – правда, по нынешней плачевной валюте, – сотни миллионов рублей в год на культурно-просветительную работу в армии. Эта работа вернет в деревни, на заводы и фабрики людей, которые будут двумя и тремя головами выше тех, которые вышли из деревень, фабрик и заводов в армию.

Командный состав

Вопрос о командном составе представлял для нас огромные затруднения. Этот вопрос во все критические эпохи, во все переломные революционные периоды истории представлял огромные трудности для государственной власти, тем более у нас, где дело шло о государственности совершенно новой по классовому содержанию и по типу. Помню, как 22 апреля прошлого года, когда мне приходилось делать ЦИК доклады, определившие путь формирования Красной Армии, в том числе отстаивать необходимость привлечения военных специалистов в армию и необходимость учреждения института комиссаров, – я просил бы представителей оппозиции вспомнить об этом факте не для полемики, а для того, чтобы облегчить возможность чему-нибудь учиться друг у друга, если мы действительно хотим работать на почве советского режима, – нам говорили, мы армии не создадим, что это смехотворный проект, что мы к контрреволюционным командирам приставляем комиссаров в виде двух архангелов. С того времени прошло более чем полтора года. Вы знаете, какие тяжкие это были времена в военном отношении вообще и, в частности, в деле внутреннего строительства армии. У нас оказалось немало предателей и изменников, немало случаев перехода бывших офицеров в лагерь врага.

Возьмем историю самой блестящей в мире армии – армии Великой Французской Революции. Она складывалась путем амальгамы, как тогда говорили, из старых королевских линейных батальонов и из новых добровольческих батальонов. Из 15.000 человек королевского офицерства около половины бежало в лагерь контрреволюции и иноземного врага, другая половина вместе с новыми командирами осталась на службе революционной Франции. Возьмите гражданскую войну в Соединенных Штатах в 60-х годах прошлого столетия, – там в новой форме то же разделение командного состава. Верхи офицерства разламываются; большая часть перебегает на юг к рабовладельцам и обеспечивает первые месяцы и годы перевес южанам, пока революционная армия севера не создает себе необходимого кадра командного состава и, при его помощи, армии.

Приливы и отливы были в этом процессе и у нас, происходил сложный естественный и искусственный отбор, в котором играло роль много факторов, а прежде всего самый ход военных операций, наши неудачи и удачи, наше международное положение. Величайшее влияние имело сотрудничество наших комиссаров с командирами. Я позволю себе здесь подчеркнуть еще раз, что на многих бывших генералов, полковников и т. д. производил колоссальное впечатление тот факт, что московские и питерские рабочие, с корявыми руками, в вопросах политики и мирового развития понимают в десять раз больше, чем они, ученые военные специалисты!

Бывшие офицеры постепенно приучались с уважением относиться к своим сотрудникам-комиссарам. Они наблюдали изо дня в день, как комиссары, представители правящей партии, делегированные центром для ответственной работы, отдают себя делу целиком, не требуют для себя никаких привилегий, являются первыми туда, откуда грозит наибольшая опасность. Это нравственное влияние комиссаров не могло не привлекать лучшую часть командного состава к тому классу, который имеет тысячи и десятки тысяч таких работников для своих нужд.

Таким образом, наша армия не только механически вливала в свой состав десятки тысяч бывших кадровых офицеров, – а дело идет именно о десятках тысяч, – нет, она многие тысячи из них органически впитывала, психологически втягивала, нравственно перерабатывала и подчиняла новому духу, который господствует в нашей армии не за страх, а за совесть.

Командные курсы

Наряду с этим, товарищи, мы, на основании вашего постановления, создали очень значительное количество курсов командного состава для наиболее боевых рабочих и сознательных крестьян как из старой армии, так и из нашей Красной Армии. Не буду называть цифр, по причинам весьма понятным, скажу только, что этих курсов имеется несколько десятков. Число курсов за последний отчетный год возросло вдвое, число курсантов возросло втрое, так что армия все более пополняется в области низших командных должностей непосредственными выходцами из фабрик, заводов, деревень. Они проходят краткосрочные командные курсы; затем, после получения необходимого боевого стажа в наилучших боевых частях, наиболее способные проводятся нами через средние военные школы и становятся колонновожатыми: командирами полков, бригад и, наконец, наиболее подготовленные проводятся через нашу Красную Академию генерального штаба и через наши Артиллерийскую и Инженерную Академии.

Командиры-пролетарии

Наконец, товарищи, у нас есть известное количество ответственных командиров, которые не прошли ни старых школ, ни новых наших курсов и академии, вообще. Это нередко те коммунисты, которых мы отправляли на фронт, чтобы они присматривались к военному делу и вносили политическое сознание в среду красноармейцев. Они, благодаря личным качествам, в короткое время приобрели необходимый стаж для занятия крайне ответственных командных постов. Здесь выступал представитель Туркестанского фронта, тов. Фрунзе. Весь старый боевой стаж его состоял в том, если не ошибаюсь, что он стрелял по приставу, который расстреливал рабочих. Я не сумею вам доложить, попал ли он в пристава или нет. Он был отправлен на фронт, после того как работал окружным военным комиссаром. В настоящее время он командует армиями фронта, и, по отзыву главного командования, командует с успехом. 8-й армией, одной из лучших, командует тов. Сокольников, которого мы знали в свое время как члена ЦК партии, как прекрасного журналиста и оратора, но вполне штатского. Теперь он командует армией и, опять-таки по отзыву главнокомандующего, хорошо командует. У нас есть в качестве одного из блестящих молодых командиров бывший не то прапорщик, не то подпоручик тов. Тухачевский, который провел ряд блестящих операций в решающих действиях против Колчака. В дивизии мы найдем еще большее разнообразие. Мы найдем там немало бывших унтер-офицеров, являющихся ныне дивизионными генералами по старой терминологии. Небольшими армиями у нас командовал бывший младший нестроевой унтер-офицер, который раньше имел достаточно мирную профессию – он бывший парикмахер. В этой области, товарищи, у нас нет никакого шаблона, нет какого-либо «принципа», мы ищем хороших, верных командиров всюду, где можем, и если кое-где командует на соседних участках дивизиями бывший генерал и рядом – рабочий-металлист из бывших унтер-офицеров, и если они конкурируют друг с другом в проявлении искусства и доброй энергии, то тут нет вреда для рабоче-крестьянской революции. Измены, правда, продолжались до последнего времени. Совсем недавно наблюдалась крупнейшая измена в Петрограде, где во главе заговора стоял полковник генерального штаба Люндквист.[121] Но, товарищи, наряду с изменами и изменниками, наряду с агентами чужеземного империализма, Люндквистами, кадровые офицеры в составе Красной Армии имеют своих героев и мучеников в лице генерала Станкевича, генерала Николаева и других, имена которых нами еще не записаны ни в памяти, ни на бумаге. Мужественный генерал Николаев, повешенный Балаховичем, торжественно похоронен в Петрограде. Генерала Станкевича мы хоронили не так давно здесь, под стенами Кремля, на Красной площади. Это – старик 62 лет. Он был помощником командующего 13-й армией и во время отступления попал в плен. От него требовали перехода на сторону врага, он отказался. Ему выжгли на груди каленым железом нашу красную звезду – ее видали многие товарищи здесь, в Москве. Он, старый генерал, сам надел на себя веревку, оттолкнув палача, и умер достойно за дело рабоче-крестьянской революции.

Разумеется, случаи измены и предательства необходимо порождают подозрительность и бдительный контроль, который иногда больно ударяет по тем нашим товарищам и собратьям по военному делу, которые вышли из среды старой царской армии, в качестве бывших офицеров. Это тяжелое положение многим из нас приходилось наблюдать не раз. Но я думаю, что сейчас настал период, когда из него выход намечается все более и более. Красная Армия и советский режим доказали силу, и тот слой командиров, который колеблется, шатается, глядит, где сила, чтобы притулиться к ней, этот слой становится все меньше и меньше. Процесс, который происходит в командных верхах Красной Армии, процесс выработки не партийной, но советской идеологии, должен найти ныне открытое выражение. Должны создаться такие твердые взгляды, такая советская атмосфера в среде бывших кадровых офицеров, которая уничтожала бы всех этих тушинских воров и перелетов, – чтобы каждый кадровый офицер знал, что это есть не временная служба по вольному найму, а высокий подвиг, подвиг духа, подвиг крови, – что тем, кто носится с задней мыслью, ходит с камнем за пазухой, тем, кто поглядывает с надеждой туда, на Южный фронт, – чтобы таким лицам ни морально, ни физически не оставалось места в среде бывшего кадрового офицерства, с честью служащего ныне рабоче-крестьянской Республике и отстаивающего ее независимость, ее будущность на всех фронтах.

Новые перспективы

Во всяком случае, товарищи, в этой области, как и во многих других, мы через самые большие затруднения прошли. Тем самым открываются новые перспективы и возможности. Переработка психологии старого кадрового офицерства, создание широких командных кадров из среды рабочих и крестьян, появление целого ряда боевых командиров-самоучек из среды партийных работников, появление выдающихся командиров, как Буденный, бывший унтер-офицер старой армии, который с успехом командует очень большим кавалерийским соединением, – это образование сплоченного красного командного состава обеспечивает нам возможность постепенного перехода к единоначалию. Ибо, конечно, комбинация из командира и одного или двух комиссаров, комбинация, над которой в свое время подшучивали представители оппозиции, не является идеальной и вечной комбинацией в военном деле. Наоборот, военное дело требует в лице командира единства военного, политического и морального авторитета. Чем больше мы получаем надежного, прочного, сознательного, самоотверженного командного состава, тем больше создается почва для введения полного единоначалия, при сохранении, разумеется, всего значения за аппаратом политической работы. Это есть одна из тех задач, к разрешению которых мы в области военно-организационной должны в близком будущем приступить.

Снабжение Красной Армии

Вопросы снабжения представляли для нас громадные затруднения. Наш советский аппарат в этой области подвергался тягчайшему испытанию и выдержал его. Был период, когда наши заводы не производили ни одного патрона, ни одной винтовки, ни одного пулемета, ни одного орудия, – период, когда старый аппарат распался, а к созданию нового мы еще всерьез не приступили. Когда мы восстановили военную промышленность, производство в первый месяц дало крайне скромные результаты. Я скажу, не имея возможности назвать абсолютные цифры, что последний производственный месяц дал результаты в 10 – 15 раз больше, чем тот первый месяц, когда мы приступили к работе. И здесь можно сказать то же самое, что и по отношению к мобилизации; этот факт имеет два лица, он означает, что мы нашу истощенную страну вынуждаем работать для дела войны. Но мы вынуждены воевать. Раз мы вынуждены воевать, мы должны быть вооружены, и мы хотим быть хорошо вооружены. Мы достигли необходимых результатов. Наш аппарат оказался способным восстановить военную промышленность. Мы в этом отношении стоим сейчас вполне твердо на двух ногах. Опасность того, что мы погибнем из-за отсутствия патронов, винтовок, пулеметов и орудий, опасность, которая нам грозила 8 – 10 месяцев назад, уже не существует, она исчезла, ее нет. Этот самый факт, скажу я, отходя на шаг в сторону, свидетельствует, что аппарат, который способен в несколько месяцев наладить военную промышленность, будет способен наладить промышленность вообще, когда мы для промышленности откроем источники донецкого угля, нефти на Кавказе, как мы уже открыли источники туркестанского хлопка. Стало быть, здесь испытание военного аппарата есть испытание нашего режима вообще.

Военное снабжение сосредоточено ныне во всех этажах – в производственном, распределительном, учетном. Во главе всех военных снабжений поставлен несколько месяцев назад тов. Рыков с широкими полномочиями. Это обстоятельство – сосредоточение первостепенной важности дела в одних руках, при деятельном содействии профсоюзов и других рабочих организаций, дало, как я уже сказал, крупные производственные результаты. В области учета наличного имущества мы также достигли больших успехов: мы точно знаем, что у нас есть, чего у нас не хватает, мы знаем, сколько сапог и шинелей будет у нас в следующем месяце. Признаюсь, это было не так просто для нас в начале нашей работы – подсчитать имущество, взять его на учет, научиться маневрировать им, сообразно с потребностями и операциями наших войск. Теперь наши войска в основе обуты, одеты, накормлены, по крайней мере на наиболее для нас достижимых фронтах. Между нашими органами снабжения и ВСНХ, с одной стороны, Наркомпрода и Наркомпути, – с другой, установлены правильные отношения содружества, которое позволяет чем дальше, тем больше работать без перебоев.

Военное снабжение поставлено, однако, в трудные условия, потому что вся наша страна нуждается в снабжении: у рабочих и у крестьян нет сапог, белья и шинелей. Поэтому то там, то здесь открывается воронка, через которую военное снабжение протекает в руки гражданского населения, чаще всего через самих солдат. Конечно, это можно объяснить, но этого нельзя допустить, потому что в первую голову нужно одеть Красную Армию. Я уже не говорю о том, что обмундирование, которое вытекает из рядов армии, становится слишком часто предметом купли-продажи, преступной спекуляции на разных рынках и задворках. Здесь мы еще не достигли необходимых результатов. Мы теперь приступили к борьбе против злоупотреблений с воинским обмундированием. Я останавливаю ваше внимание на этом прозаическом вопросе, ибо он имеет для нас колоссальное значение: мы не сможем, идя далее таким же темпом, одеть и обуть нашу армию. В борьбе против хищного расходования и преступной растраты мы идем двумя путями: во-первых – более точный учет не только наверху, но и внизу, в самих воинских частях, более правильная постановка ротного и полкового хозяйства, точные арматурные списки, введение в жизнь служебной книжки солдата, в которой точно записано, что он получил. Другой путь – не ведомственный. Необходимо мобилизовать общественное мнение передовых рабочих и сознательных крестьян, начиная от волостных исполкомов и фабрично-заводских комитетов, против злоупотреблений воинским обмундированием, чтобы всем было ясно, что сейчас для нас шинель и сапоги – незаменимая составная часть наших средств против наших врагов. Только при этом условии наш центральный отдел военных заготовок, который сейчас работает несравненно лучше, чем несколько месяцев назад, окажется способным одевать и обувать Красную Армию без перерыва.

Если подвести итоги сказанному о строительстве Красной Армии, я сказал бы, что у нас нет оснований менять наши методы, линию нашей работы в деле построения Красной Армии. Нам нужно эти методы развивать, углублять, улучшать.

Воспитание командного состава

В области воспитания нашего командного состава перед нами стоит задача увеличить число курсантов и приблизить самое преподавание к новым условиям и формам нашей войны. Тут в нашем преподавании слишком еще много рутины, старины, внешней теоретичности. Между тем состав курсантов, рабочих и крестьян, требует более практической, приближенной к местности системы преподавания. В этом смысле жалобы фронтов нашли отклик в центре. Изменения производятся и будут производиться до конца.

Заботы о семьях красноармейцев

Нужно, товарищи, лучше поставить дело заботы о семьях красноармейцев на местах. Это вопрос, который имеет огромное значение и отражается на моральном состоянии солдат. Я получил в президиуме напоминание об этом от одного из делегатов. Это – вопрос огромной важности. И в этом отношении местные советские учреждения делают не все, что могут сделать.

Нужно больше забот, больше внимания к больным и раненым красноармейцам. В этом отношении наблюдаются факты, совершенно недопустимые и постыдные для рабоче-крестьянской страны. У нас слишком часто, в силу отчасти общей нашей бедности, отчасти притупленности сознания ко всякому горю, сплошь и рядом боец, который ранен и вышел из строя, совершенно исчезает с поля брани, а медицинский персонал и сестры относятся к нему далеко не всегда внимательно. Я скажу прямо, что буржуазия умела окружить своих раненых – главным образом, конечно, офицеров – гораздо большим вниманием, чем мы окружаем наших раненых и больных красноармейцев. Я прошу вас, вернувшись на места, поставить этот больной вопрос в порядок дня обсуждения местных советских учреждений. Необходимо на помощь официальным военно-санитарным учреждениям мобилизовать общественную советскую инициативу, рабочих и работниц, крестьян и крестьянок. Опыт Петрограда и Москвы показывает, что в этом отношении можно достигнуть больших результатов.

Военный транспорт

В вопросе о транспорте я упомянул, что мы установили правильные организационные отношения с ведомством путей сообщения. Народный Комиссар путей сообщения и его заместитель постановлением Совнаркома введены в Реввоенсовет Республики. Но сотрудничества на верхушке недостаточно. Наши железные дороги большую часть своих сил и средств, по условиям гражданской войны, отдают военному транспорту. Это теснейшее сотрудничество, вмененное нам в обязанность постановлением Совнаркома, должно проводиться на местах, особенно во всей нашей обширной фронтовой и прифронтовой полосе. Здесь есть много представителей армий и фронтов, и на этот вопрос первостепеннейшей важности я позволю себе обратить их внимание.

Сейчас все зависит от транспорта. Скажу прямо, у нас на Восточном фронте есть не одна дивизия, которую мы могли бы перебросить сейчас на юг, после разгрома Колчака, и добить Деникина в короткий срок. В чем затруднение? Затруднение в транспорте. Разумеется, мы его преодолеем. У ведомства продовольствия в элеваторах на складах большое количество продовольствия. Но в чем затруднение? В транспорте. А главное затруднение транспорта – в топливе. Отсюда для армии вытекают две задачи: во-первых, со строжайшим вниманием, контролем и бдительностью относиться к тому, какое употребление находят подвижные средства на фронтах. Сейчас удержание лишнего вагона, я не говорю уже о паровозе, удержание без нужды лишний час лишнего вагона есть тягчайшее преступление против интересов рабочего класса и крестьян, и вы, товарищи, делегаты фронтов и армии, на местах должны провести эту мысль в сознание всех работников военного ведомства и установить такой порядок, что если кто не проявит в этом смысле должного чувства ответственности, тот будет привлечен к тягчайшей судебной ответственности за нарушение основных продовольственных и других потребностей трудящихся масс.

В то же время никто, как военное ведомство, с его обширными силами и средствами, может и способно сейчас прийти на помощь железным дорогам в области топлива, в особенности в прифронтовой полосе, где у нас огромное количество превосходных советских работников. Если в Москве не хватает топлива, то не потому, что здесь «бюрократизм», как говорит оппозиция, а потому, что 3/4 лучших работников Москва дала на все фронты. Но на этих фронтах лучшие работники, опираясь на силы и средства военного ведомства, могут обеспечить в первую голову железные дороги фронтовой и прифронтовой полосы необходимым количеством дровяного топлива. Это делается уже сейчас, и это должно делаться с все более и более усиленной энергией.

О предстоящей демобилизации

Таковы, товарищи, практические заключения. В области перспектив у нас возникает вопрос о дальнейшей судьбе нашей Красной Армии. Когда она доведет свою борьбу до конца и мы заключим мир, тогда встанет перед нами вопрос о демобилизации. Этот вопрос сейчас может показаться слишком гадательным, чтобы на нем останавливать внимание высшего законодательного органа советской страны. Я ограничусь лишь необходимыми словами. Вопрос о демобилизации – вопрос очень сложный и ответственный, требующий большой подготовки. Мы к этому приступили, и своевременность приступа признают все, ввиду несомненного поворота в международной нашей судьбе, что мы констатируем на этом Съезде.[122]

Милиционная система

Но если говорят о заключении мира в ближайшие месяцы, то этот мир нельзя будет еще называть вечным миром. Пока остаются классовые государства, пока остаются могучие очаги империализма на Дальнем Востоке, и в Америке, и в Европе, до тех пор не исключена возможность того, что мир, который мы надеемся заключить в ближайший период, окажется только более длительной для нас передышкой до нового покушения на нас империалистических хищников Запада или Востока. Эта возможность не исключена, стало быть, дело может идти не о разоружении, а об изменении организации вооруженных сил государства. Нам нужно вернуть рабочих на заводы, крестьян в деревни, восстановить промышленность, поднять сельское хозяйство. Стало быть, нужно воина сблизить с работником, полки приблизить к фабрикам, к селам и волостям. Стало быть, нужно переходить к проведению в жизнь милиционной системы вооруженных сил Советской Республики. Сейчас даже среди наиболее консервативной части наших военных специалистов все более и более стихают возражения против милиционной системы. В самом деле, мировая война научила в этом отношении кое-чему наиболее заскорузлых педантов. В мировую войну все первоклассные милитаристические государства выступили с армией, которая оказалась ничтожной по сравнению с той вооруженной силой, какую выбросили на поле мировой войны в момент ее наивысшего развития. Вот несколько цифр: Россия имела накануне войны 1.320.000 солдат, довела число солдат во время войны до 6.860.000. Франция имела 630.000 – довела до 4.500.000. Германия имела 770.000 – довела до 5.490.000. Австро-Венгрия имела 390.000 – довела до 3.500.000. С. Штаты имели 252.000 и выставили до 1.790.000.

Другими словами, число солдат, которое сражалось во время империалистической войны, превосходило в 5 – 7 – 9 раз число тех солдат, которые входили в постоянную армию мирного времени. Это значит, что армии имели кадры постоянных войск, а затем во время войны импровизировали фактически милицию, широкую национальную армию, которая, однако, опиралась на слишком узкий фундамент этой постоянной регулярной армии. Одна национальная армия оказалась лучше, другая хуже, но, во всяком случае, сражались не те армии, которые имелись в виду военными теоретиками и генеральными штабами всех стран. Разрешение вопроса путем одного молниеносного удара не вышло. Понадобилось обратиться к основным источникам, почвенным и подпочвенным, доходить до глубочайших глубин и, стало быть, импровизировать.

Социалистические партии Второго Интернационала стояли за создание милиции в мирное время. Жорес отстаивал эту идею со свойственным его гению блеском, в виде парламентских законопроектов, в своей книге «Новая армия». Он, правда, представил себе в своем демократическом утопизме, что переход к новой армии произойдет постепенно, незаметно, путем частичных реформ, как и переход к социализму должен был, по его представлению, совершиться путем постепенной демократизации. В этом отношении он глубоко ошибался. История указала человечеству другой путь – путь жесточайших кровавых столкновений, мировой империалистической бойни и, затем, гражданской войны. Но идея милиции, т.-е. превращения армии в вооруженный народ, приближения армии к земле и фабрике, создания полковых, бригадных и дивизионных территориальных округов, где имеется командный кадр и занимается обучением военному делу рабочих и крестьян, при чем каждый рабочий и крестьянин соответственной возрастной категории принадлежит к определенному округу, стало быть, включен заранее в определенный полк, и его могут сразу поднять и поставить под ружье, – эта идея стоит перед нами, как единственная возможная перспектива нашей постоянной вооруженной силы мирного времени. На этот путь нами переводится управление Всевобуча, которому предстоит огромная работа.

Положение на фронтах

Вот, товарищи, по части строительства Красной Армии все, что я могу вам доложить. Теперь позвольте перейти к вопросу о действиях Красной Армии на наших фронтах. Вам, товарищи, здесь розданы схемы наших фронтов, изготовленные нашим полевым штабом под руководством его начальника П. П. Лебедева. На этих схемах вы найдете линию наших фронтов, как они сложились к 27 ноября.[123] Вы, может быть, потом на досуге рассмотрите карты, чтобы не затруднять на собрании друг друга. Те основные мысли, которые я вам выскажу, будут вам вполне доступны и без карты перед глазами.

За все это время, товарищи, как ни менялось наше военное положение, оно оставалось в одном отношении неизменным: мы были окружены со всех сторон. У нас есть фронты Северный, Западный, Южный и Восточный, который разбился на две части – на Восточный собственно и на Туркестанский. И только наши успехи на Восточном фронте открыли нам некоторый просвет туда, в глубины азиатского материка. Пока еще, однако, этот процесс не успел нам дать все ожидаемые нами от него результаты. Он их даст.

Но сегодня мы еще остаемся окруженными со всех сторон.

Мы занимаем центральное положение по отношению ко всем нашим фронтам. Это дает нам огромное военное преимущество и позволяет нам перебрасывать с фронта менее важного или более устойчивого резервы на фронт более важный или менее устойчивый. Это преимущество, однако, ложится большой тяжестью на наши транспортные средства, что, в свою очередь, отражается на всем хозяйственном состоянии страны. Покончить с этим положением может только наша решительная победа на юге.

Северный фронт

Начнем, товарищи, обзор наших фронтов с фронта наиболее неподвижного, наименее драматического – Северного фронта. Он сложился после захвата Архангельска англичанами путем десанта и, главным образом, путем воздушного налета. И если вспомнить тот период, как впервые наши полки – слабое подобие полков! – разбежались без боя из Архангельска, когда над ними появилась воздушная эскадрилья английских бандитов, и сопоставить с этим ту армию, какую мы имеем сейчас, ту, которая сражалась под Петроградом и отстояла Петроград, то можно сказать, что мы сделали за это время немалый шаг вперед.

Северный фронт был после падения Архангельска малоподвижным фронтом. Объясняется это тем, что он никогда не был для нас решающим. Операции там ведутся на очень ограниченном пространстве, т.-е. территориально на огромном пространстве, но непосредственные боевые действия развиваются по дефиле, вдоль ж. д. или вдоль рек. Там три важнейших направления – мурманское, архангельское железнодорожное и северо-двинское. Наши сводки, как вы знаете, не зарегистрировали там крупных военных событий. Но я пользуюсь случаем, чтобы отдать здесь должное исключительно героической работе тамошних наших солдат, командиров и комиссаров. Там самые тяжкие климатические условия. Зимой – жестокий холод, глубокий снег. Иногда по грудь в снегу приходилось на дровнях перетаскивать орудия. Осенью, весною, да и летом там глубокая грязь; тяжкие санитарные условия. Наши красные войска, обыкновенно привыкшие наступать или при долгом застое разлагаться, в этой тяжелой атмосфере на севере создали части, которые, несмотря на неподвижность фронта, отличаются превосходным упорством. И Северный фронт дал нам для других фронтов немало прекрасных полков, дал нам в частности несколько полков под Петроград, дал нам целый ряд прекрасных командиров и работников. Достаточно назвать командующего ныне Западным фронтом тов. Гиттиса, командующего ныне 6-й армией тов. Самойло.

Задача северной армии ясна и проста: очищение нашего севера. Нет сомнения, что настанет час, и он недалек, когда 6-й армии будет вручена главным командованием достаточно длинная метла, чтобы смести оттуда, с Беломорского и Мурманского побережья белогвардейские банды.

До этого момента у нас остается прочная уверенность в том, что 6-я северная армия не допустит белогвардейцев на юг, к Петрограду, на Вологду, на разрыв Северной ж. д. В лице северной армии мы имеем в тяжких и неблагоприятных условиях честного и верного часового Советской Республики.

Восточный фронт

Наш Восточный фронт представлял собою очень важный, в известные моменты, решающий фронт Советской Республики. Позвольте вас сперва познакомить с несколькими цифрами, показательными для результатов наших боев. Из этих цифр ясны будут размеры наших побед на Восточном фронте.

В общем, в результате нашей борьбы за последний отчетный год наши войска вернули Советской Республике 1.194 тысячи квадратных верст с населением в 15 миллионов 880 тысяч душ, не считая в пространственном отношении и в отношении населения Туркестана, относительно которого сведения даже с достаточной приблизительностью сейчас еще даны быть не могут. Из этого числа один Восточный фронт вернул до 27 ноября Советской Республике 1.300 тысяч квадратных верст с населением в 13 миллионов 213 тысяч душ – львиную долю всех завоеваний Красной Армии. Эти числа уже устарели, ибо за последние дни наша армия выдвинулась снова значительно вперед. Вы знаете, что главное руководство операциями на Восточном фронте принадлежало нынешнему главнокомандующему С. С. Каменеву, присутствующему здесь в ложе перед лицом VII Съезда Советов.

Там, на Восточном фронте мы начали создавать наши первые правильные армии под Казанью и Симбирском, в августе прошлого года. Мы имели сперва крупный успех, который закончился взятием Оренбурга, Уральска и Уфы. Успехи наши, с небольшими перерывами, продолжались до начала марта настоящего года, когда Колчак из глубин Сибири подвел свеже-сформированные резервы и ударил на нас тяжелой массой, отбросив наши войска назад. Все помнят эти критические недели марта и апреля, когда войска Колчака приблизились к среднему плесу Волги, были от Казани в расстоянии 70 – 80 верст, от Волги у Спасска в расстоянии 30 верст. Мировая биржа уже дисконтировала Колчака, как коронованного властителя порабощенной страны. Тут было сделано первое великое напряжение Советской власти, партии, рабочих организаций; в краткий срок были мобилизованы, созданы, построены, вооружены и обучены свежие части, влиты в армии Восточного фронта тысячи коммунистов. Наше военное строительство вообще приобрело новый темп, достигло особого напряжения, были созданы при фронтах управления формированием, которые дополняли работу Всероссийского Главного Штаба, совершавшуюся под руководством Н. О. Раттель. Наша работа в области политического воспитания армии получила удвоенное, утроенное напряжение. Это дало свои результаты под опытным оперативным руководством уже в конце апреля. С апреля мы переходим в наступление на Бузулук, Бугульму и Белебей, которое развертывается далее непрерывно в течение мая, июня, июля и августа. Мы переваливаем через Урал, переходим Тобол, отбрасывая врага за Ишим. В начале сентября Колчак делает последнее усилие и противопоставляет нам свои последние резервы. Мы отходим на сотню-две верст назад за Тобол и закрепляемся там. Наши войска приводят себя в порядок, пополняются и переходят снова в наступление, нанося Колчаку на этот раз смертельный удар. Об этом свидетельствуют факты и все сведения, которые получены оттуда. Последние сообщения, которые дал И. Н. Смирнов,[124] один из наиболее выдающихся работников наших сибирских армий, председатель Сибирского Ревкома, гласят: «Алтайская губерния захвачена повстанцами. Нами отправлен туда ревком. Томская и Енисейская губернии охвачены восстанием. Партизаны добивают Колчака. Перед армией и Сибревкомом встали на первый план организационные задачи. Зима должна пройти под знаком творческой работы».

Таким образом, в значительной мере Сибирь из рук армии переходит сейчас в руки советских учреждений, партийных, профессиональных организаций для культурного советского строительства.

Туркестанский фронт

Наши успехи на востоке привели к необходимости отделить от Восточного фронта фронт Туркестанский. После того как мы взяли, а затем и отстояли Оренбург и в районе Оренбурга разбили южную армию Колчака, так что около 45.000 человек сдалось нам в плен, – открылись ворота, или, вернее, приблизилось открытие ворот в Туркестан. Окончательное соединение войск Туркестанского фронта, т.-е. того нашего фронта, который лицом поставлен к Туркестану, с теми войсками, которые были в самом Туркестане, произошло, если не ошибаюсь, в середине сентября, в районе ст. Эмба, Оренбургско-Ташкентской ж. д., которая функционирует на всем своем протяжении. Она технически исправна, по ней прошли уже первые поезда с хлопком и отправились в Туркестан эшелоны с воинскими частями. Затруднение в том, в чем и везде, – в топливе, но у командующего Туркестанским фронтом есть надежды и виды на то, что эти затруднения будут устранены местными топливными средствами.

Туркестанский фронт открыл перед нами неисчерпаемые возможности.

Наш успех на востоке, воссоединение Туркестана с Советской Республикой подняло авторитет Советской власти на всем порабощенном и угнетенном азиатском материке. Первым посланцем из Азии было у нас чрезвычайное посольство Афганистана. Туркестан является теперь предметом великого внимания для всех сознательных элементов Азии. И там, в Туркестане, передовые элементы Азии – Афганистана, Персии, Индии, Китая, Кореи, – которые претерпевали и претерпевают колониальный и полуколониальный гнет стран, найдут новые идеи и новые средства для своего национального и социального освобождения.

Все это, однако, еще в будущем. Ближайшая же наша задача в Туркестане в военном отношении состоит в том, чтобы вполне приобщить его к Советской Республике единством организации и единством армии, и, первым делом, все партизанские части, какие там имеются, подчинить общему режиму. Об этом я скажу, однако, в общей связи, после того как закончу обзор фронтов.

Западный фронт

Западный фронт наш в своей судьбе был непосредственнее всего связан с судьбами Советской Республики. Этот фронт, после того как он остался нам, как наследие от старой империалистической войны, был изменен к нашей невыгоде, после прекращения первых Брест-Литовских переговоров. После крушения германского милитаризма мы, в лице эстонских, латышских, литовско-белорусских частей, переходим в наступление, которое в марте достигает наивысшего развития; значительная часть Эстонии, значительнейшая – Латвии, Литвы, Белоруссии подпадает под власть рабочего класса. Там создавались свои армии, но в этот момент Антанта оказалась способной своевременно вооружить и двинуть против нас буржуазно-кулацкие и идейно и материально подчиненные им крестьянские элементы стран, выделившихся в западной полосе из бывшей царской империи. В апреле эти белогвардейские армии переходят против нас в наступление. Это происходило одновременно с наступлением Колчака на востоке и жестокими нашими боями на юге. Мы не могли с достаточным успехом отражать наступление белых армий Польши, Латвии, Литвы, Эстонии. Оттуда рабочая власть постепенно отступает на запад, сдавая один пункт за другим, в том числе такие крупнейшие центры, как Вильно и Ригу. Только к началу сентября это отступление приостанавливается по линии Западной Двины от Полоцка до Двины, затем по линии Березины до Припяти. Здесь мы стоим и в настоящий момент.

На этом Западном фронте, который с сентября остается неподвижным от Пскова к югу, северная часть дает нам драматическую картину наступлений и жесточайших боев. Дело шло о Петрограде и его судьбе. Мировая буржуазия метала жребий о ризах Петрограда. Петроград дважды отстояла доблестная 7-я армия, в соединении с 15-й армией Западного фронта, при героической поддержке петроградского пролетариата, который вы удостоили награждением орденом Красного Знамени. Там были жесточайшие бои, и там передовые борцы рабочего класса щедро расходовали свой героизм, свое самопожертвование и свою жизнь в тягчайших условиях холодных дней нашей ранней зимы. Поле брани под Петроградом было подлинным полем брани, где многие из отважных, из лучших остались навсегда!

Петроград наши армии отстояли. А был момент, когда он подвергся величайшей опасности, момент, когда вопрос о Финляндии стоял очень остро. Как держали себя мы? Я мог бы сейчас на этот счет прочитать некоторые секретные приказы или части приказов, которые перестали быть секретными, потому что события, которых они касались, отошли в прошлое. Из этих приказов упомяну приказ по 7-й армии относительно карельской границы. В словах оратора от фракции меньшевиков, здесь выступавшего, слышалось благожелательное предостережение: не наступать на мелкие государства по западной границе, предоставив им внутренними силами решать свою судьбу. Мы ни в какой мере – скажу я в ответ – не собирались и не собираемся провоцировать, прямо или косвенно, какое бы то ни было из государств, которые были здесь правильно названы вассалами Антанты, – и это, несмотря на то, что они провоцировали нас не раз. В то время, товарищи, когда мы боролись у Пулковских высот за судьбу Петрограда, финляндская белая гвардия обстреливала наши части не только из пулеметов, но и из орудий, летчики обрушивали на нашу территорию динамит. С точки зрения так называемого международного права этого за глаза достаточно, как причины прямого объявления войны или прямого перехода в наступление с нашей стороны. После первого периода затруднений, во второй половине октября, мы сосредоточили в Петрограде и под Петроградом достаточно сил для отпора в направлении Карельского участка. Как же мы себя держали? Я тут же скажу и могу в любой момент подтвердить официальными документами, что наш приказ командующему 7-й армией в отношении Финляндии гласил: несмотря на провокацию, на артиллерийскую стрельбу, на отдельные бесчинства вдоль границы – избегать каких бы то ни было действий с нашей стороны, которые могли бы быть истолкованы, как наше желание, как наша попытка напасть на Финляндию. Разумеется, одновременно с этим были приняты меры, чтобы разъяснить финским рабочим наше нежелание сражаться против Финляндии, нашу полную готовность в расстоянии двух переходов от Петрограда терпеть буржуазную Финляндию. Но и финская буржуазия должна в свою очередь твердо понять, что самостоятельная независимая Финляндия в расстоянии нескольких десятков верст от Петрограда может существовать лишь при том условии, если она свои силы никогда не будет бросать на чашу весов, где разрешается судьба Петрограда. Повторяю: во второй половине борьбы мы были достаточно сильны для отпора, но мы сказали тамошнему командованию: «не отвечать на провокацию; но если Финляндия вмешается, если она перейдет через границу, если сделает попытку ударить на Петроград, – отвечать ей полностью, не ограничиваться отражением, перейти в наступление, идти до конца». Армии было приказано сделать ответственными за покушение на Петроград не только финляндскую буржуазию в целом, но каждого финского буржуа в Выборге и Гельсингфорсе в отдельности, всех их третировать, как бандитов, покушающихся на петроградский пролетариат.

В боях под Петроградом покрыл себя славой наш Балтийский флот, который, – как с полным правом говорил здесь тов. Баранов, сам моряк и член Реввоенсовета, – не только делал, что мог и что должен был делать на воде, в своей естественной стихии, но выбрасывал на сушу в критические моменты тысячи моряков, которые посылались в самые опасные места.

Если подвести итоги нашим операциям на Западном фронте, то здесь, несмотря на наши отступления на указанную мною линию, мы в общем итоге увеличили территорию Советской Республики на 40.800 кв. верст, с населением около двух миллионов душ.

В дополнение еще два слова об авантюре Юденича. Его разбитая армия, как известно, перешла на эстонскую территорию. Наши войска стоят почти по линии Наровы, которую мы считаем впредь до каких-либо изменений, которые могут быть внесены в результате мирного договора, границей между Советской Россией и Эстляндией. Здесь я позволю себе на минуту вернуться к тому, что говорил представитель меньшевиков с этой трибуны, советовавший (что вполне совпадает с нашей линией) не наступать на Эстляндию и Финляндию. Я обращаю его внимание на тот факт, что эстонское правительство, которое вместе с Юденичем наступало на нас и сражалось на нашей территории без каких бы то ни было поводов, с своей стороны включает в свой состав… эстонских меньшевиков.

Борьба наша с Юденичем имеет некоторый педагогический интерес для Финляндии, Эстляндии, Литвы, Латвии и Польши. Мы говорили открыто, что в стратегическом отношении Западный фронт является для нас второстепенным фронтом, и поэтому это не самый сильный из наших фронтов. Но мы показали на авантюре Юденича, что в тот момент, когда с этого фронта угрожает опасность жизненным центрам нашей страны, наш командный и транспортный аппарат оказывается достаточно сильным и гибким, чтобы в нужное время перебросить в нужное место нужное количество боевых дивизий. Каким бы соблазнительным ни казался наш фронт на том или другом участке для наших врагов, воспоминание о наших операциях против Юденича останется крепкой зарубкой в их сознании. Они будут помнить и иметь в виду, что мы всегда найдем, и в центре страны и на других фронтах, достаточное количество резервов, для того чтобы дать отпор всякому врагу, покушающемуся на Москву, Петроград, или Тулу, откуда бы он ни грозил – через Нарову, через Западную Двину или через Березину.

Южный фронт

Важнейшим фронтом сейчас является, и до полного разрешения задачи остается, наш Южный фронт. Здесь, на юге, наша Вандея – на Дону и в Кубани. Война на юге – самая старая гражданская война. Она была начата казацкими силами, прежде чем чехо-словаки создали опору для Учредительного Собрания и Колчака на востоке. Здесь, на юге, мы в первом походе этого года, начиная с января, нанесли жестокий, почти смертельный удар донским войскам Краснова. Наши успехи на Южном фронте длились в течение января, февраля, марта и апреля, до середины мая. В середине мая мы получили крупный толчок в грудь и стали откатываться. Этот удар был нанесен не одной донской армией, к ней присоединились добровольческая армия Деникина, северо-кавказская, кубанская и украинская. Только совокупность добровольческой, кавказской и донской армий дала перевес южной контрреволюции над нашими войсками, которые в течение первых 4-х месяцев этого года нанесли тяжелый, смертельный удар армии Краснова и подошли на 40 верст к Новочеркасску.

Украинский фронт

Южный фронт соединился естественно с Украинским фронтом. Но по происхождению Украинский фронт связан не столько с нашим Южным фронтом, сколько с Западным. Украинский фронт был нами унаследован от германского империализма. Крушение германского милитаризма означало приведение нашего Украинского фронта в динамическое состояние. Мы двинулись с севера на юг, от Курска. Успех здесь был поразительный. Ничтожные силы, совместно с партизанами, в короткий срок очистили под общим руководством тов. Антонова-Овсеенко всю Украину. В мае мы захватываем Крым, в июне – побережье Черного моря.

Этот период освобождения южной Украины совпал с моментом соединения деникинских и красновских войск воедино. Неудачи наши на Южном фронте, на донецком и царицынском направлениях, предрешали дальнейшие наши неудачи на Украинском фронте. И там и здесь враг был один. Исключительно быстрый темп наших неудач на Украине объясняется теми же причинами, что и темп наших успехов: крайней неустойчивостью украинской почвы. Многочисленная смена режимов на Украине расшатала там социальные отношения и психологию и превратила широкие круги крестьянства на продолжительный период в человеческий материал, которому крайне трудно сложиться в кристаллизованное общественное целое. Это относится, впрочем, и к несознательной части украинского рабочего класса. Добрый десяток разных режимов менялся в течение двух лет, и под этими режимами твердо стоял на ногах только украинский кулак, который не зевал при всех режимах. Режим стоит и режим падает, а украинский кулак остается на месте хозяином деревни. Этот украинский кулак прибрал к своим рукам винтовку, ибо он пока еще тверже и решительнее середняка, а тем более бедняка. Словом, элементом анархии и разрушения всех вообще основ человеческого существования на Украине является обнаглевший, видавший все режимы, какие бывают на свете, и вооруженный до зубов украинский кулак. Можно сказать с уверенностью, что никакой режим на Украине не будет существовать и твердо стоять на ногах, пока не будет разоружен украинский кулак. Это есть новая задача тех красных войск, которые вступают в Украину. Сейчас Украинский фронт целиком сливается с нашим Южным фронтом, ибо враг там и здесь один и тот же. Этот враг – Деникин, которому украинский кулак помог завладеть Украиной. Командование у нас общее, и сейчас на Украину продвигаются регулярные части нашей Красной Армии. Там, может быть, не будет легкого триумфального повстанческого шествия, ибо украинским войскам отдан приказ не занимать ни одного города, ни одного уезда, пока нет достаточных сил, чтобы этот уезд обеспечить со стороны прочной местной украинской Советской власти, а не сделать достоянием отдельных разнузданных банд. Мы будем продвигаться планомерно. Я говорю «мы», потому что, в силу соглашения между украинским ЦИК и ВЦИК в июне этого года, у нас с Украинской Республикой армия объединена, командование объединено, и это остается во всей своей силе до тех пор, пока советский украинский хозяин не скажет нам, что разрывает эту связь. Мы уверены, что этого не будет никогда. Мы продвигаемся на Украине систематично, упорно, последовательно, и судьба Украины будет разрешена одновременно с судьбой Донецкого района, с судьбой Донской области, после чего будет разрешена и судьба Северного Кавказа.

Наступление наше сейчас происходит с успехом, которым мы можем быть в общем и целом довольны. Конечно, мы не отмерили еще тех пространств, которые отмерили на востоке, где наши войска прошли на самом длинном направлении по линии птичьего полета 1.750 верст. На юге мы прошли пока что по линии птичьего полета 250 верст, считая от того пункта, какой занимал фронт, когда Деникин был севернее Орла. Последний фазис нашего наступления развернулся во второй половине октября. Мы везде продвигались с жесточайшими боями. На юго-восточной части Южного фронта мы имели успех в первый период. После того там обнаружилась заминка, которую главное командование с достаточным основанием рассматривает, как временную. Сейчас мы продвигаемся больше центром и правым флангом, но это – явление, которое определяется временным распределением сил наших и врага, комбинациями стратегии фронта. В общем, перевес сил на этом фронте на нашей стороне, инициатива в наших руках, резервы у нас есть, снабжение есть, твердое командование есть, одним словом, обеспечена полная победа над Деникиным и южной контрреволюцией.

Товарищи, так как мы сейчас на всех фронтах продвигаемся с значительной быстротой, то та карта, которую я передал, уже до известной степени относится к прошлому. Эта карта от 27 ноября, а теперь – 6 декабря. За этот период мы взяли следующие города: Остер, Козелец, Лебедин, Ахтырку, Прилуки, Лохвицу, Гадяч, Грайворон, Павловск, Новый Оскол, Хотмыжск. И как сообщили нам, хотя это официально еще неизвестно, нами взят Богодухов, так что мы находимся теперь в 40 верстах от Полтавы и в таком же расстоянии от Харькова. В промежуток от составления карты до сего дня на Юго-Восточном фронте взяты следующие города: Калач, Ст. и Нов. Криуша, станица Букановская. На Туркестанском фронте нами занято укрепление Уильское. На Восточном фронте: Атбасар, Акмолинск, Семипалатинск, Павлодар, Славгород, Каинск.

Деникин и Колчак

Деникин был, несомненно, для нас гораздо опаснее Колчака. Колчак, чем больший имел успех, чем больше продвигался на запад, тем больше удалялся от основной своей базы, от Японии и Америки, и висел на тонкой ниточке Сибирской железной дороги. Деникин же, чем больше был его успех, тем больше приближался к основной своей базе, к Англии, к черноморским портам, к Западному фронту, где по сухопутью мог установить и пытается установить связь с богатыми источниками всякого снабжения – Англией и Францией.

Белая и красная кавалерия

Кроме того, Деникин был и остается еще сейчас в известной мере богатым тем родом оружия, которое труднее всего создается – кавалерией. Если в тяжелой позиционной империалистической войне кавалерия, как бы ни оценивать ее работу, была подсобным родом оружия, то в нашей «легкой» – по быстроте отступлений и наступлений, но не по тем жертвам, которые она вызывает, – в нашей полевой маневренной войне кавалерия играет огромную, в некоторых случаях решающую роль. Кавалерия не может быть импровизирована в короткий срок, она требует специфического человеческого материала, требует тренированных лошадей и соответственного командного состава. Командный состав кавалерии составлялся либо из аристократических, по преимуществу дворянских фамилий, либо из Донской области, из Кубани, из мест прирожденной конницы. Во всех странах и почти во все эпохи конница была наиболее консервативным и привилегированным родом оружия. В гражданской войне составить конницу представляло всегда огромные затруднения для революционного класса. Армии Великой Французской Революции это далось нелегко. Тем более у нас. Если возьмете списки командиров, которые перебежали из рядов Красной Армии в ряды белой, то вы найдете там очень высокий процент кавалеристов. Перевес конницы в первую эпоху борьбы сослужил Деникину большую службу и дал возможность нанести нам ряд тяжелых ударов. Но Советская Республика сказала пролетарию, что он должен сесть на коня, приказала металлисту, текстильщику, пекарю стать кавалеристом, и он выполнил этот долг по отношению к Советской Республике.

Наряду с теми красными казаками, о которых с совершенно справедливой гордостью говорил тов. Полуян, сам красный кубанский казак, мы имеем массу кавалеристов из московских, питерских, иваново-вознесенских и иных пролетариев. Пролетарий выполнил приказ Советской Республики и сел на коня, и этот несомненный успех в области создания кавалерии свидетельствует о том, что путь, который был вами предписан, путь правильного методического строительства на тех основах военного искусства, которые явились не случайно и которые нельзя заменить по произволу, ибо они являются отражением общего технического и всякого иного развития человечества в его положительных и отрицательных чертах, – что этот путь строительства оправдал себя; именно на этом пути сочетания революционного энтузиазма с правильной, методической организацией мы обеспечили независимость и неприкосновенность границ Советской Республики.

О партизанщине

Товарищи, в связи с этим стоит задача, с которой мы встретимся в тех областях, которые силою красных армий теперь приобщаются или снова возвращаются в семью нашей федеративной Советской Республики. Я говорю об Украине, о Северном Кавказе, о Туркестане, о Сибири. Во всех этих областях имеется огромное количество повстанцев рабочих и крестьян, с винтовкою в руках, которые там боролись против контрреволюции своей или чужеземной, и с которыми мы теперь соприкасаемся непосредственно, и чем дальше, тем больше. На Украине мы уже пришли в непосредственное соприкосновение с украинскими повстанцами. В Сибири, благодаря повстанцам, целые области и губернии приобщаются к Советской России. То же самое будет на Северном Кавказе, после того как наш Юго-Восточный фронт нанесет – а это будет скоро – решающий удар правому флангу армий Деникина. Сталкиваясь с партизанами, мы должны ясно определить свою политику по отношению к ним. А в этом отношении мы, товарищи, кое-чему научились.

Партизанство имеет свою орбиту, свою определенную линию развития. Оно имеет чаще всего первоначальное ядро из наиболее самоотверженных рабочих и революционных крестьян. Вокруг него обрастают затем дальнейшие элементы, по мере того как партизанство имеет успех. И, наконец, когда успех становится ясным и несомненным, тогда прилипают искатели приключений, бандиты, охотники до легкой наживы. И в партизанстве сочетаются, таким образом, элементы героизма, анархии и бандитизма; самоотвержение – со всеми видами нравственного озверения. Чем больше партизанство застаивается, чем оно дольше удерживается в своем партизанском состоянии, тем больше оно вырождается в четничество, наподобие балканских вооруженных банд, которые режут друг друга на спине обираемого и распинаемого ими мужика.

И эта опасность теперь снова вырастает перед нами на Украине и в несколько меньшей степени на Северном Кавказе, в Сибири, в Туркестане. Мы с самого начала должны выступить в этом вопросе во всеоружии прошлого опыта.

Украина должна быть и будет самостоятельной страной – достоянием украинских рабочих и крестьян. Но отдельные группы повстанцев не являются олицетворением или воплощением воли украинских рабочих и крестьян. Украинский пролетариат и крестьянство свою волю выразят в своем советском государственном, хозяйственном и культурном творчестве, и поскольку это творчество будет развиваться в форме национальной украинской культуры, на украинском языке, разумеется, никто из нас никогда не попытается положить камень на пути развития свободной Советской Украины. Более того, именно потому, что украинский народ был угнетенным народом, придавленным империалистами-руссификаторами, среди него есть и будет еще долго чувствительность в отношении ко всяким выпадам и заявлениям, которые могут быть истолкованы как покушение на украинский язык, украинскую школу и культуру. Было бы одинаково противно и принципу и деловым соображениям текущей политики эту чувствительность прямо или косвенно задевать. Наоборот, как превосходно выразился тов. Раковский, необходимо приложить все силы, чтобы украинский язык стал языком коммунистического просвещения украинских трудящихся масс. Но этого вопроса нельзя смешивать с вопросом о партизанстве. Товарищи украинцы, вопрос о партизанстве не есть вопрос о национальной культуре или языке, это есть вопрос военной целесообразности. Нет разницы для нас между партизанами на Украине, в Сибири и на Северном Кавказе! И если мы позволим украинскому партизанству застояться, в надежде, что из него сложится украинская армия, мы во второй раз погубим Советскую Украину, – на этот раз надолго. Как же быть? В партизанских отрядах, сказали мы, есть элементы разной и даже противоположной ценности. Партизанские отряды, раз до них дошел наш основной фронт, должны оставаться в тылу для глубокого внутреннего переформирования. Из этих отрядов должна быть выкинута вон сорная трава, лучшие элементы должны быть подвергнуты необходимому обучению и дисциплинированы. И мы отдали прямой приказ армиям, когда они сталкиваются с партизанами, не принимать непосредственно в действующие части ни одного отряда, ни одного добровольца, не проведя их предварительно через запасные части, находящиеся в тылу. Если подлинный доброволец, честный рабочий или крестьянин желает бороться за дело рабочего класса, он пойдет на такую жертву, чтобы в течение месяца в запасном батальоне обучиться и в строевом, и в тактическом, и в политическом отношении тому, чему мы обучаем Красную Армию. Если же не захочет, то значит под видом добровольца идет бандит, каких немало, из тех, что вступают в армию для грабежа, насилия и разорения украинских крестьян. Такому не может быть места в наших рядах. И я не сомневаюсь, что при полном одобрении и при полной поддержке всего, что есть сознательного и честного на Украине, всех передовых рабочих и крестьян, мы будем через посредство организованной военной силы проводить в отношении партизанства твердую и непреклонную политику. Добровольцы Махно, разумеется, представляют опасность для Деникина, поскольку на Украине господствует Деникин, но, с другой стороны, они же предали Украину Деникину. И завтра, после освобождения Украины, махновцы станут смертельной опасностью для рабоче-крестьянского государства. Махновщина, товарищи, не есть явление национальной украинской культуры, нет, – это есть национальный украинский нарыв, и он должен быть разрезан раз навсегда.

Итоги

Таковы, товарищи, те соображения, которые я мог вам предложить относительно военного строительства в тылу и относительно работы красных полков на фронтах. Все позволяет думать, что предшествующая длительная подготовительная работа обеспечила нам не случайные преходящие победы, а легла залогом полной и окончательной победы на всех фронтах, и, непосредственно, на нашем главном, наиболее опасном, Южном фронте.

Стало быть, – это есть основной вывод, к которому мы вправе прийти, – стало быть, советский режим создал армию по образу и подобию своему, и эта армия научилась побеждать. Это, товарищи, немалый вывод для оценки всей нашей работы и для всего нашего дальнейшего строительства. Всякий из нас знает, что армия является не чем-то внешним по отношению к данному обществу, а отражает все его стороны – и слабые, и сильные. Почему ненавистен рабочему классу милитаризм? Потому, что при буржуазном, дворянском, классовом строе он возвышался над трудящимися массами, как увенчание их рабства; господство дворянина и капиталиста принимает в военной сфере отчетливое, яркое, отчеканенное, особенно тяжкое выражение. Экономическая зависимость крестьянина или рабочего от хозяина богача превращается в армии в отчетливую субординацию, в подчинение солдата пролетария или крестьянина дворянскому буржуазному офицеру; эта субординация является, таким образом, не только военной, но и социальной, классовой. Поскольку французская республика внешней формой и рамками демократии обманывает народные массы, постольку и в армии развита фразеология демократии, для того чтобы тем вернее закабалять французских рабочих, в виде солдат, интересам французской биржи. Везде, какую вы страну ни возьмете, какие бы формы социальных отношений там ни были, армия отражает их целиком, она переводит на свой отчетливый уставной командный язык основные черты социального и государственного режима. Стало быть, исторически верно, что война является жестоким, но верным, неподдельным экзаменом для крепости общественных организмов. Конечно, могут быть случаи, когда организм здоровый будет в войне все же разбит, потому что против него будет большая материальная сила. Но не может быть случая, товарищи, нет, не может быть случая, когда бы организм гнилой, негодный, разлагающийся, «умирающий» способен был создать крепкую, боеспособную армию. Вот вывод, к которому мы приходим.

Я снова вспоминаю и наши прения 22 апреля прошлого года в ЦИК и сегодняшнюю декларацию докладчика от оппозиционной партии, вспоминаю и соединяю их в своем сознании. Нам говорили (это был Мартов): «Вы армии не создадите, – говорили 22 апреля прошлого года, – не создадите, ибо фундамент гнил». Но мы армию создали. Сегодня Мартов нам говорит, что мы показали свою силу в военной области и в дипломатической, что мы стоим там на высоте. Я уверяю, что говорю без задней мысли и без оттенка иронии, что у меня было чувство радости, когда Мартов, говоря о нашей армии и о нашей международной борьбе, сказал «мы», ибо этим он как бы приобщил известную идейную и политическую силу к нашей работе, а силы нам нужны. Но в декларации он сказал: «Произвол, анархия, распад, умирающие советские учреждения, умирающая конституция». Я спрашиваю каждого из вас, каким образом режиму, картину которого нарисовал в декларации Мартов, режиму произвола и анархии, с умирающими советскими учреждениями, каким образом этому режиму удалось создать армию, которая, по признанию Мартова, стоит на высоте, – армию, против которой стоят не 14 врагов, как говорил Черчилль (я пытался подсчитать, сколько их, и оказалось по национальному составу 21), а один враг – международная контрреволюция, мировая буржуазия. В борьбе с ней, всемогущей, наша Красная Армия оказалась на высоте. Это признали те противники, которые полтора года назад говорили: «Вы армии не создадите», теперь они говорят: «Вы армию создали, и хорошую армию». Да и как не сказать, когда армия на пространстве 9 – 10 тысяч верст побеждает врага, мобилизованного и вооруженного мировым капиталом. Да, эту армию создали мы, – и кто мы? – рабочие и крестьяне, носители советского строя. Они создали ее. Стало быть, тот строй, который эту армию породил, питает и держит на себе, есть строй крепкий и здоровый. В нем есть ущербы, недочеты, царапины и щели. Их указать пальцем легко. Советский механизм и его конституция работают не идеально, ибо лучшие силы Московского Совета, Петроградского Совета и всех советов России борются и умирают на фронтах. Что ж, признаем, что, умирая, они нарушают иной раз такой-то параграф Советской Конституции, но утешим и их и себя тем, что они спасают Советскую Республику и революцию. Та армия, которая вами создана, есть плоть от вашей плоти и дух от вашего духа. Это наша живая и вооруженная Советская Конституция. Ибо наши солдаты сражаются и умирают под лозунгом: «Да здравствует Советская Россия! Да здравствует мировая Республика рабочего класса!».

«Известия» NN 276 – 279, 9 – 12 декабря 1919 г.

Л. Троцкий. ОТ ПОБЕД НА ФРОНТАХ К ХОЗЯЙСТВЕННЫМ ПОБЕДАМ!

(Доклад на XVI Московской Губернской Конференции РКП(б) 25 марта 1920 г.)

Товарищи! В центре нашего политического внимания и сейчас лежит наше военное положение. В начале октября, т.-е. всего несколько месяцев тому назад, наше военное положение было в высокой степени тяжелым и могло казаться даже безнадежным. Это был момент, когда деникинские войска взяли Орел и продвигались довольно быстро на Тулу, когда Юденич прорвал наш фронт у Ямбурга и продвигался на Петроград. В этот момент неустойчивости нашего фронта весь мир, и мы в том числе, с напряжением ждал развязки этих событий. Прошло всего несколько недель, и военное положение наше радикальнейшим образом изменилось в нашу пользу. Есть ли это явление случайное, чем оно объясняется в своей основе, это нам важнее всего выяснить самим себе. Для нас не тайна, что весь наш высший аппарат держится на передовом слое рабочего класса. Этот передовой слой рабочего класса в войне изнашивается быстрее, чем где бы то ни было. Это понятно, – и в других отраслях рабочий, передовой рабочий в нашу нервную, героическую, но холодную и голодную эпоху изнашивается очень быстро. Но более всего расходуем мы передовых рабочих на фронтах. Вопрос стоял для нас так: есть ли еще в рабочем классе достаточно энергии и живых сил, чтобы заполнять бреши, чтобы выдвигать из низов самого рабочего класса новые силы, приходящие на смену старым. Мы говорили себе: «старый слой, верный слой рабочего класса в большинстве состоит из старых борцов, которые воспитывались в подполье. А вот новое поколение, которое теперь приобщилось к революционной борьбе, к политической жизни, окажется ли в нем достаточно сил, чтобы вынести колоссальную работу?» На этот вопрос мы ждали ответа с надеждою и тревогою. Как раз, как вы помните, в то время когда Деникин продвигался к укрепленной Туле, а Юденич на Петроград, в Москве проводилась партийная неделя. Но еще до партийной недели наша партийная организация дала армии новые тысячи и тысячи коммунистов.

И я был в числе тех, которые в Центральном Комитете говорили: «Не нужно торопиться давать такое большое число коммунистов, ибо мы не знаем, все ли они окажут необходимую пользу: коммунист в армии только тогда хорош, когда это действительно коммунист с головы до ног, когда он себя не щадит и умеет заставлять других не щадить себя. Если же это коммунист, как говорят, липовый, примазавшийся, перекрасившийся или мало сознательный, то он может принести много вреда, потому что если он не будет выполнять свой долг, то, конечно, с не-коммуниста нельзя уже требовать этого». Так как мы старый слой, закаленный слой в большинстве случаев сняли с мест еще раньше партийными мобилизациями, то при этой третьей, четвертой или пятой по счету широкой мобилизации приходилось снимать молодой слой партийных работников, и совершенно естественным было опасение – окажется ли он на высоте. И как раз наше победоносное наступление на всех фронтах дало проверку этой новой мобилизации за счет более молодых элементов партии. В то самое время когда партийная неделя стала заполнять бреши в партии, во многих случаях с избытком и с излишком, этот факт является чрезвычайно показательным в нашем военном и политическом положении. Вывод из него очень прост. Вывод этот гласит, что к нам теперь не пойдет никто, кому не дорога партия, кому не дорога Советская Республика. В этих молодых поколениях есть неистощимый запас энергии, и они могут выполнять то дело, которое в первую очередь выполняли старые подпольные работники, ветераны революционного рабочего движения. И вместе с тем наша партийная неделя, на что указывал тов. Ленин в печати, совпала с самым тяжким моментом в истории нашей Советской Республики. Это не давало возможности карьеристам набиваться в партию; тут было ясно, что коммунистическая партия, это партия, которая мобилизует своих членов на самые опасные места и которая находится в самом тяжелом положении в военном и внутреннем отношении, что это партия, которая могла привлекать в свои ряды только цвет рабочего класса, только наиболее самоотверженных и героических рабочих. И их оказались десятки тысяч. Стало быть, товарищи, основная база наших военных успехов, фундамент, их основа, неистощима и непоколебима на очень долгий период времени.

Полтора года тому назад, когда только начиналась гражданская война, мы говорили: «Что будет, если европейский пролетариат заставит нас слишком долго ждать своей революции, не сгорит ли у нас в огне гражданской войны цвет нашего рабочего класса и потом пролетариат окажется обезглавленным?». Оказалось, что за эти два года гражданской войны в рабочем классе, во всей его толще, несмотря на все страдания, на конфликты, на вполне понятное ворчанье и ропот из-за голода и холода, происходит глубокая внутренняя работа, перевоспитание, поднятие сознания. Выдвигаются новые тысячи, которые готовы заменить старых. Это – самый драгоценный плод нашей Октябрьской революции и залог ее дальнейших успехов. Благодаря этому мы за последние недели радикальнейшим образом поправили наше военное положение на всех фронтах. На востоке оно продолжает автоматически развиваться в сторону нашего продвижения в Сибирь. Взятие Омска[125] само по себе стратегического значения не имело, а если и имело, то весьма небольшое. Но тут был подведен итог нашим огромным успехам на Восточном фронте, и вот почему завладение столицей Колчака не может не производить огромного впечатления во всей Европе и Америке. Вместе с тем в Сибири открываются для нас не столько военные, сколько организационные задачи. Там мы приступаем к работе в стране, которую только-только захватила революционная волна, которая только-только приобщается к Советской власти, если не считать первого периода, когда мы были слабы и наша организация была несовершенна. Нам приходится начинать совершенно сначала, там нет элементов недовольства против Советской власти, которые можно встретить у нас, но там нет и того навыка и умения, скромного умения, но все же умения, которое мы приобрели. И поэтому перед партией, в частности перед Центральным Комитетом ее, стоит в высшей степени важная задача, – несмотря на то, что мы отдаем столько работников на фронты, – дать работников для советского строительства в Сибири.

Этот успех на востоке открыл нам, кроме того, дорогу в Туркестан. Как вы знаете, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров отправили туда для руководства работою уполномоченную комиссию, в состав которой входят несколько товарищей, получивших партийный мандат для руководства партийной работой.[126] Небольшой отряд коммунистов с большим героизмом отстаивал там приобретения Октябрьской революции. Но в то же время он был отрезан от нашей внутренней идейной жизни и опыта, и посылка туда группы авторитетных товарищей явилась делом первейшей необходимости. Оттуда мы получили, как вы знаете, посольство из Афганистана, и это есть первый, пока очень скромный, плод наших военных успехов. – Это первое посольство на советской почве, после того как посольства всех империалистических держав покинули нас. Это первое скромное посольство является некоторым историческим, так сказать, намеком. Азия откликнулась на успехи России прежде, чем Европа, и все, что мы знаем об Азии, о внутренней жизни ее и международных отношениях, все, что мы знаем о колоссальной борьбе, которая ведется в Индии, Персии, Афганистане, Белуджистане, в Китае, в Корее против засилья империалистов европейских и азиатских, как, напр., японских, – все говорит нам, что эта борьба идет целиком навстречу могущественному влиянию советских идей, советского режима во всей Азии. Наша туркестанская делегация с самого начала становится центром внимания для всего, что есть передового и революционного в азиатских странах, и можно с уверенностью сказать, что события там работают за нас против империалистов Европы и Азии, и наша победа над Колчаком повысила там престиж Советской власти. Что касается практических результатов и результатов хозяйственных, то тут нужна еще упорная подготовительная работа, прежде всего в деле улучшения транспорта, ибо единственная железная дорога, которая соединяет нас с Туркестаном в настоящее время, имеет слишком малую провозную способность, и нужна огромная работа, чтобы повысить ее до того, чтобы обеспечить получение из Туркестана хлопка.

На Восточном фронте у нас остается еще неликвидированным наш Уральский фронт – фронт уральского казачества. Этот фронт не имеет самостоятельного значения: уральское казачество жило как составная часть фронта Колчака; сейчас оно от него отрезано, и мы там, хотя и медленно, но продвигаемся вперед. Третьего дня был взят важный казачий центр, – Лбищенск, и по донесениям оттуда есть основания полагать, что главные силы уральского казачества в течение ближайших недель или месяцев будут сломлены, и оно пойдет с нами на мировую. Такого рода симптомы наблюдаются сейчас.

О Северном фронте мне сказать нечего, потому что там военные операции развертываются в малом масштабе, и если этот фронт существует до сих пор, то только потому, что некогда вымести оттуда оставшихся белогвардейцев: мы не можем пожертвовать лишнею дивизией, чтобы совершить эту работу, после того как англичане ушли оттуда.

Южный фронт как был, так и остается важнейшим нашим фронтом. Деникин оказался несравненно серьезнее и опаснее Колчака. Но и здесь перелом произошел целиком, и, что особенно важно для нас с военной точки зрения, он произошел с того момента, как мы сумели развить и развернуть нашу собственную конницу. Значительная часть наших успехов на Южном фронте обеспечена была нашей красной конницей, которая в последних боях имела явный перевес над конницей генералов Шкуро, Миронова, Покровского, Урагая и всех других виднейших кавалеристов Деникина. Так что можно сказать, что рабочий овладел и этим искусством, и наш пролетарий прочно сидит в кавалерийском седле. Сейчас правая сторона Южного фронта от Воронежа до Днепра вполне благополучна и, более того, – преуспевает. Левая сторона от Воронежа до Волги несколько отстает. Объясняется это тем, что на левой половине Южного фронта мы имеем дело с казачеством, которое оберегает свою собственную землю. Там же, где мы имеем дело с украинской территорией, те же самые казаки сражаются с гораздо меньшей энергией. О местных формированиях из мобилизованных нечего и говорить. Но, с другой стороны, наши успехи на Украинском фронте отражаются в сильной степени на сознании донского и кубанского казачества. Кубань сейчас находится в состоянии брожения и обостренной оппозиции к Деникину. Дон в военном смысле сильно взволнован происходящими событиями, особенно в более бедной части казачества. И есть все основания надеяться, что упорство казачества будет сломлено в ближайший период, тем более, что Советская власть, т.-е. наша партия в основу отношений к казачеству кладет тот самый курс на середняка, который VIII Съездом нашей партии был предписан в отношении крестьянства вообще.[127] Нельзя рассматривать казачество, как сплошную реакционную массу, нужно выделять со всей энергией и вниманием во всех практических вопросах политику кулачества, бить по кулачеству и держать ориентацию на казака-середняка через посредство казака-бедняка. А казаков-бедняков появилось немало на Дону после двухлетней гражданской войны, которая разорила казацкие низы дотла. Эта политика дала уже результаты, и мы наблюдали их на деле, на практике нашего кавалерийского казачества, которое проявило необыкновенную стойкость. И во время мироновского мятежа именно эта часть сыграла решающую роль в подавлении его, что, в свою очередь, привело к тому, что Миронов и его группа чистосердечно покаялись и сейчас работают в наших общих рядах.

Эти успехи открывают дорогу советскому режиму на Украине. Здесь, помимо военных и организационно-политических вопросов, встают вопросы огромной важности и трудности. Разумеется, ошибок на Украине нами было сделано достаточно, но основы политики нам менять здесь не приходится. Украина как была, так и должна остаться самостоятельной частью Советской Федерации. Было время, когда и в среде наших украинских товарищей находились люди, утверждавшие, что не нужно более самостоятельности, отдельности Украины, и стоявшие, таким образом, за режим, хотя бы внешним образом похожий на русификаторский режим. Это могло бы, конечно, только оттолкнуть от нас широкие массы украинского крестьянства. Нам необходимо на Украине провести колоссальную работу классового политического расслоения, классовой организации бедноты и подавления ее врага – кулачества. Только таким путем будет достигнуто полное сближение России и Украины, но начинать его с того, чтобы надеть на Украину шапку единства сверху, прежде чем это будет подготовлено с низов путем классовой организации и классового сочетания, было бы совершенно нецелесообразно. Поэтому Украина останется, как Украинская Республика. Коммунистическая партия предписывает своим членам работать именно в этом направлении, чтобы Украина, продолжая сохранять свою самостоятельность, обеспечила вместе с тем необходимую подготовительную работу к дальнейшему, более тесному слиянию с Великороссией в целом. В мае и июне прошлого года Украинский Центральный Исполнительный Комитет вынес постановление о необходимости объединения наших военных организаций, железнодорожных организаций, Высовнархоза и почто-телеграфных организаций. Это было одобрено Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом. От этого нам не нужно, конечно, делать ни одного шага назад. По мере того как мы будем продвигаться на Украину и строить советский аппарат, эти отрасли работы в первую голову должны быть едиными с самого начала.

То, что представляет политическое значение для Украины, для средних слоев населения, скажем, для мелкобуржуазных кругов населения Украины, – с этими массами деревни мы должны считаться, – это вопрос о праве украинского языка, об украинских школах, о возможности объясняться в советских учреждениях на украинском языке. Поведение царизма по отношению к Украине воспринималось украинской интеллигенцией и украинскими буржуазными слоями, главным образом, со стороны его русификаторских тенденций. Здесь был классовый грабеж, насилие, а так как это было сопряжено и покрывалось русификаторством, то оно получило определенное идеологическое значение в глазах мелкобуржуазных украинских масс. Вот почему нам необходимо считаться в значительной степени с подозрительностью украинских мелкобуржуазных элементов. В этом отношении обязанности коммунистов на Украине будут состоять в том, чтобы устранять всякую искусственную помеху, оставшуюся от прошлого и по неряшливости создавшуюся теперь. И в то же время на обязанности коммунистов лежит глубокая работа по объединению, полному объединению низов украинского пролетариата с русским и борьбы против кулака. Что же касается деревенского кулака на Украине, то он для нас гораздо более опасен, чем русский кулак, ибо украинский кулак вооружен с ног до головы. На Украине в руках населения имеется масса оружия, и по вполне понятным причинам это оружие сосредоточивается в руках украинского кулачества, более сознательного, более сильного и богатого. Первейшим условием господства пролетариата на Украине является разоружение кулачества, извлечение оружия из деревни. Так как теперь советский режим будет на Украине устанавливаться путем продвижения туда регулярных крепких войск, то эта задача разоружения кулачества на Украине будет выполняться и будет выполнена по мере продвижения их. Это сразу создаст несравненно более благоприятные условия для господства городского пролетариата и низов крестьянской деревни. Вместе с тем необходимо в партийном отношении провести режим гораздо более твердый и строгий, чем это было в первую эпоху на Украине. В городах на Украине имеется большое число мещанского элемента, мелкобуржуазного элемента, среди которого большую роль играет еврейская мелкая буржуазия. Этот элемент мало связан с рабочим классом и еще меньше связан с крестьянской деревней. Это элемент подвижный, имеющий некоторые интеллигентские навыки, уменье читать, писать и проч. и проч. И вот в советском аппарате этот мелкобуржуазный городской элемент получает на Украине такое значение, на какое не имеет права ни по численности, ни по своей связи с рабочим классом. И несомненно, что эта мелкая буржуазия украинских городов сыграла отрицательную роль на Украине в деле утверждения советского режима, так как получилось обманчивое представление, что там создан советский аппарат, а на самом деле советские учреждения заполнил городской мещанский мелкобуржуазный элемент. Нужно брать крестьян бедняков и середняков, привлекать их к работе, учить их, воспитывать, чтобы они на своих ошибках строили там советский аппарат. Там нужно будет поставить контроль, хороший и надежный партийный фильтр, чтобы задержать этот искусственный приток городской мелкой буржуазии в ряды работников Советской власти и даже в ряды нашей партии. Мы скажем, что мелкая буржуазия городов должна свою преданность рабочему классу показать на деле. Еще есть, и некоторое время будет Украинский фронт, и всех кандидатов, желающих вступить в партию, нужно отправлять на фронт, где они получат возможность доказать свою преданность рабочему классу. На этом сыпучем песке мы пытались строить Советскую власть на Украине в первую эпоху. Здесь нужен самый решительный перелом. Под надзор городское мещанство! Не пускайте его в рабочие организации, не пускайте его в партийные организации, не пускайте его на ответственные советские посты! Берите с низов крестьян-бедняков и учите их строить Советскую власть!

Западный фронт является фронтом пассивным. Там против нас стоят мелкие государства, которые откололись от бывшей царской империи. Они сейчас являются вассалами Антанты – Англии и Франции. И в настоящий момент они отражают все колебания наших военных успехов, с одной стороны, и политику Англии, Франции и отчасти Америки – с другой. Вы все помните, как Эстляндия предложила нам мирные переговоры, и, в то время как мирная делегация наша собиралась уезжать туда (это было в начале октября), эстонские полки ударили на Петроград. Сейчас, после того как они отброшены назад и мы подходим к Нарове, они ведут переговоры о перемирии. Латвия, Польша, Финляндия ведут в основе ту же политику с уклонением в ту или другую сторону. Мы сейчас, разумеется, как и в начале октября, готовы идти с ними на всякие переговоры. Вы знаете, что тов. Литвинов выехал сейчас для переговоров, которые могут получить очень серьезное значение. В Копенгагене он встретился с английским тред-юнионистом, его фамилия О'Греди. Это английский социал-шовинист, который играет роль агента империалистического правительства, но в то же время является тред-юнионистом, руководителем рабочей организации. Стало быть, это для английского правительства наиболее подходящий человек: с одной стороны, это агент правительства, с другой стороны, как бы рабочий вождь, от слов которого можно отказаться на том основании, что он сказал это не как представитель английского правительства. Таким образом, Англия нашла надлежащее лицо. Переговоры должны касаться только вопроса о заложниках и военнопленных, т.-е. повод не первостепенной политической важности. Ясно, что, вступив на путь этих переговоров, Англия преследует какую-то цель, ибо к судьбе заложников она до сих пор спокойно относилась, а теперь вдруг начинает интересоваться этим вопросом. Вам известно заявление Ллойд-Джорджа, которое заменило заявление Черчилля.

Черчилль является представителем крайнего неистового крыла английских империалистов. Это он говорил о четырнадцати странах, которые Англия мобилизовала против нас, предсказывал за неделю или за две неизбежное падение Петрограда. Это он, после того как Юденич пошатнулся, заявил, что скоро появится новый фактор, который восстановит равновесие под Петроградом. До сих пор этот фактор остается секретом лорда Черчилля, но его выступление было чрезвычайно характерно в период нашего плохого военного положения. Теперь Черчилль как бы замолкает, и на смену его выступает хитрейшая лиса Ллойд-Джордж, который сделал два-три в высокой степени выразительных заявления, сводившихся к тому, что он, якобы, остается при старом своем мнении или убеждении, что Советскую власть нельзя подавить оружием. Как это связать со всей прошлой политикой того правительства, во главе которого стоял Ллойд-Джордж, мы спрашивать не будем, но сейчас он это свое убеждение преподнес английскому парламенту. Мало того, в последнем заявлении, которое до нас дошло, он сказал, что Деникин захватил несколько десятков тысяч квадратных верст, но до сих пор еще не сумел создать там правильную государственную власть. Это прямое, так сказать, низложение не только Колчака, но и Деникина, отказ от дальнейшего военного сотрудничества с Деникиным, отказ ставить на его карту свою ставку. Для нас заявление Ллойд-Джорджа, конечно, имеет колоссальное значение. Перелом в политике английского империализма отражается сейчас же на поведении мелких государств, которые живут на нашей западной окраине. Они, правда, не склонны к добру по отношению к нам, но сами по себе они неспособны на большое зло. Разумеется, они никогда не откажутся урвать у нас клок земли или город. Так, заводя переговоры о перемирии, они попытались налетом захватить Двинск, но были вышиблены оттуда два дня назад.

Таким образом вопрос о Западном фронте не имеет сейчас самостоятельного военного значения, но на нем отражается все наше мировое положение, на нем мы, так сказать, подводим баланс наших побед и неудач. Западный фронт является нашим окном в Европу в сторону империализма. Военное положение в высокой степени благоприятно, оно изменяется все более и более в нашу пользу, – в соответствии с этим изменяется в нашу пользу и международное положение.

Нужно, однако, сказать, что военные задачи незакончены. Мы Деникина сбиваем со всех сторон к Таганрогу, Ростову, Новороссийску. Его фронт сокращается, его силы тем самым уплотняются. Последние его резервы могут быть там применены с наибольшей выгодой для него. У него есть заранее подготовленная линия обороны, и мы там напоремся на казацкие пики и на колючую проволоку. Стало быть, для нас необходима особенная предусмотрительность, нам необходимо не ослаблять энергии нашего наступления, не позволять себе опьяняться первыми успехами. До сих пор самыми опасными в военном отношении являлись быстрые и легкие успехи, которые вели к распаду отдельных частей и даже целых армий. Наученные горьким опытом, мы должны напрячь все силы, – что психологически труднее теперь, чем в период неудач, – чтобы поддерживать компактность Южного фронта и наших южных армий.

О балансе международном я в общих чертах говорил параллельно с характеристикой нашего военного положения. Если Ллойд-Джордж говорит другим языком, чем Черчилль, то это не значит, что он серьезно и искренно собирается с нами мириться. Он только изобретает другие способы удушения Советской власти. У инквизиции была формула: «без пролития крови». Это значило задушить еретика. Но если бы попытаться стать на место Ллойд-Джорджа и за него обдумать положение, то все же трудно было бы придумать такое средство в руках английского империалиста, которое могло бы нанести смертельный удар Советской Республике. Я думаю, что в распоряжении Англии после двухлетнего опыта гражданской войны таких средств больше нет. Самое острое средство – экономическая блокада и военное наступление – ими использовано целиком; они причинили нам колоссальный вред, подорвали нашу работу, но они нас не задушили. Мы сильнее, чем два года назад. Кроме того, нарастание революционного движения в их собственных странах шло за эти два года хотя и медленнее, чем мы этого хотели бы, но с великолепною планомерностью и упорством. Как раз за последнее время произошли события, которые внешним образом отличаются друг от друга и даже противоположны друг другу, но которые по внутреннему смыслу доказывают глубокое нарастание революционного движения во всех странах запада. Произошли выборы в парламент во Франции и в Италии. Во Франции социалистическая партия оказалась в жестокой степени разбитой. У меня нет точных цифр, но она получила около половины своих мандатов в парламент. В Италии социалистическая партия получила втрое с лишним больше, чем имела в прошлом парламенте. Мы не можем здесь заниматься вопросом, нужно ли было бойкотировать эти выборы или нет. Это вопрос тактики, и тут могут быть разные точки зрения. Нам трудно судить об этом, но мы можем оценивать эти факты с точки зрения нарастания рабочей революции и коммунистического движения. И вот мы имеем перед собою французскую партию, которая с начала войны, с 4 августа 1914 года, шла все время нога в ногу с империалистами Франции и первое время даже с русским царизмом, которая давала своих министров во все министерства. Эта партия разбита на выборах совершенно и вернулась в половинном составе; все ее лидеры выбиты из парламента. Это означает самый надежный вотум недоверия социалистической партии. Кто его произнес? Французский рабочий класс. Как он его выразил? Он повернулся спиной к французскому парламенту. Наиболее характерным является то, что те мелкобуржуазные элементы, которые поддерживают социалистов-шовинистов, которые голосовали за этих социал-шовинистов, сказали: «И Клемансо и Ренодель выполняют одну в сущности работу, и чем мне голосовать за империалиста второго сорта, я лучше отдам свой голос империалисту первого сорта». И этот мелкобуржуазный слой рабочих отдал свой голос Клемансо, а революционный рабочий сказал: «Раз парламент вместе с социалистами является орудием империалистского засилья, я лучше повернусь к нему спиной и уйду на улицу». Отсюда – огромное стачечное движение во Франции, которое в некоторых случаях принимало форму уличных столкновений. Вот как погибла социалистическая партия во Франции. Обыватель сказал себе: «Чем мне брать лакеев, я возьму господина, чем мне голосовать за мелких адвокатиков, которые бегут в припрыжку за Клемансо, я подам свой голос прямо за Клемансо, за его милитаристско-реакционную партию». Что получилось в результате? Кто усилился? Усилилась реакция в парламенте и усилилась революция на улице. Стало быть, революционное положение обострилось, стало быть, пролетарская революция во Франции приблизилась, и, несмотря на то, что Клемансо у себя в парламенте чувствует себя неограниченным сатрапом, владыкой, шахом, за стенами парламента опасность для него усугубляется с каждым днем. И поэтому много, слишком много энергии нужно будет затратить на то, чтобы удержать страну в равновесии в ближайшие месяцы, и трудно будет затеять авантюру военного характера по отношению к России.

В Италии мы имели другое по форме явление, но то же по существу. Итальянская социалистическая партия была одной из немногих старых партий, оставшихся на позиции революционной борьбы против империализма с самого начала войны. Италия вступила в войну не сразу, а на девятом месяце. Итальянская социалистическая партия в этом смысле имела преимущество, она имела возможность лучше разобраться в положении, видеть, как держат себя социалисты разных стран. Итальянские социалисты до вмешательства в войну приезжали в Швейцарию, во Францию, имели там сношения с социалистами других стран. В Швейцарии встречались с тов. Лениным и группой будущих циммервальдцев. Они были лучше в идейном смысле подготовлены к вступлению в войну. И вот в то время как партия французских социал-шовинистов потеряла свой авторитет, партия итальянских социалистов утроила число своих голосов, что означает рост могущества пролетарского движения в Италии. Мы имеем и другие, не менее твердые признаки, напр., рост числа членов профессиональных союзов. Во Франции в начале войны было четыреста тысяч членов профессиональных организаций, теперь их два миллиона. В Германии было меньше трех миллионов – два с половиной, теперь, если не ошибаюсь, число их доходит до пяти, чуть ли не до шести миллионов. В Англии то же самое число членов с трех миллионов повысилось почти до шести миллионов. Что это означает? Это означает, что теперь захвачены те низы рабочего класса, которые до войны оставались вне рамок профессионального движения Германии и Великобритании. Эти массы напирают теперь с низов и вносят в рабочее движение революционную струю. Социал-империалисты, шовинисты, тред-юнионисты держатся еще на своих местах, но с низов напор становится все больше и больше; тот самый напор, который приводит к обновлению тканей профессиональных союзов и служит показателем усиленного революционного движения в рабочем классе. Все это – признаки одного и того же процесса. Может быть медленно, – мы хотели бы скорее, – но неуклонно, непрерывно, безошибочно, нарастает пролетарская революция в Европе. Вот, товарищи, обстановка, в которой мы сейчас живем, обстановка мировая. Может быть эти успехи итальянских социалистов, этот приток членов в профессиональных союзах является фактором слишком медленного нарастания рабочего движения, но в связи с нашими победами они получают огромное значение.

В рамках мировой обстановки мы должны оценивать наши внутренние беды, неудачи и страдания. Эти беды колоссальны. Вам, как стоящим близко к хозяйственной жизни этой губернии, они известны лучше, чем мне. Но, товарищи, у нас даже перед этим чудовищным и возмутительным, постыдным для нас топливным кризисом, который мы теперь переживаем, – для нас перед лицом этих фактов нет оснований опускать руки в беспомощности. На днях я читал одну из книжек Каутского «Коммунизм и терроризм», где он критикует положение Советской России и с чисто филистерской мудростью указывает на то, что мы не сумели до сих пор наладить хозяйство промышленности и проч..[128] Он собирает из мелкобуржуазных газетных сплетен всякие пустяки, отребья, ложь, клевету и подносит их под мнимо-ученым филистерским соусом. Мы на практике знаем и должны были по марксистской теории предвидеть неизбежность глубочайших кризисов в эпоху революции. Революция есть период, когда общество переходит с низшей ступени хозяйства на более высокую ступень. Но общество не переходит из одной стадии в другую, как школьники из класса в класс: поучился, поумнел немного, выдержал экзамен и шагнул повыше. Общество переходит со ступени на ступень в глубокой внутренней борьбе, и его развитие не прямое, а зигзагообразное. Буржуазный аппарат развил производительные силы во всех странах, в том числе и у нас. Этот буржуазный аппарат привел нас к империалистической бойне и подорвал таким образом наше хозяйство. Вместе с тем буржуазное общество обнаружило неспособность далее вести человечество по пути нарастания его экономической энергии, – и отсюда крах буржуазии, гражданская война, которая наносит еще больше ударов хозяйству и производству. Каким образом буржуазное общество регулировало производство? Путем конкуренции. Это – дикий, варварский способ, который приводит к бойням гражданским и внешним, но это все-таки способ. Путем конкуренции на товарном рынке распределялась рабочая сила по разным отраслям хозяйства и, – худо или хорошо, – равновесие поддерживалось. Конкуренцию мы убили. Что должно прийти на смену конкуренции? Учет и распределение по воле пролетарской диктатуры и коммунистического общества, учет и распределение необходимой рабочей силы по разным отраслям хозяйства – в организованном, общегосударственном масштабе. Умеем мы это делать? Нет еще. Аппарат конкуренции разбит, новый аппарат не налажен, но это неизбежно в период перехода. Возьмите вопрос о деньгах, о наших кредитках. Теперь нетрудно издеваться над тем, что мы печатаем их сколько угодно; они теряют свою покупательную способность с каждым днем, и цены стали произвольными. Я не знаю, сколько с меня потребуют за этот стакан: не то пять, не то пятьсот целковых. Почему? Потому что старое буржуазное значение денег уничтожено. Раньше денежная система опиралась на известную базу – золото, денежная система стояла в отношении к известной массе товара, имевшего оборот в пределах общества. Как распределяются теперь товары? Путем государственного наряда. От крестьян взято столько-то хлеба, за него крестьянину следует дать то-то и то-то. Это способ распределения, который в развернутом виде будет при коммунизме. При этом плане деньги могут быть условными расписками, контрамарками на право входа в театр, контрамарками на право получения сапог, хлеба и т. д. Это – не старое средство товарного оборота, а условные квитанции, контрамарки для правильного распределения продуктов между всеми нуждающимися в них. Пришли ли мы целиком к этому? Нет, далеко нет. Следовательно, старое значение денег разбито, а новый аппарат правильного распределения еще не налажен. Вот, товарищи, все наши беды, – и топливный кризис, в том числе, – также объясняются этим. При буржуазном строе имелась цена дров на рынке. Когда цена повышалась, это значило, что дров мало, значит был интерес у предпринимателей и подрядчиков эти дрова поставлять. Этого всего теперь нет, но у нас нет пока и предусмотрительности, точного учета, мы не рассчитываем, что нам в двадцать первом году понадобится столько дров, поэтому теперь в девятнадцатом году нужно нарядить столько-то рабочих, столько лошадей нужно поставить на возку дров. Для этого нужны точный учет, правильный аппарат, трудовая дисциплина, всеобщая трудовая повинность. Можно сказать, как говорят филистеры, педанты, тупицы, – можно сказать: да зачем же вы разрушали старый аппарат, не создавши нового? Но вся суть дела в том, что это не делается, как в мелочной лавке, когда человек торговал, нажил капитал и переходит на другую сторону в лучшее помещение. И то в таких случаях бывает, что вывешиваются объявления: «по случаю переезда в новое помещение, торговля закрывается на пять дней». И то бывает перерыв, перелом, а здесь мы имеем дело с целым организмом, который охватывает сотни миллионов душ, при чем одни хотят разрушить старый аппарат, а другие не дают разрушать. А новый нельзя строить, не разрушив старого, потому что нужно изъять власть из рук буржуазии. Буржуазии тоже пришлось пройти через тяжелую борьбу, чтоб построить свой буржуазный аппарат. Если взять Англию и посмотреть, как там земля стала из феодальной буржуазной собственностью, мы увидим, сколько было гражданских войн, сколько было виселиц на всех перекрестках, сколько десятков, сотен тысяч крестьян было повешено, сослано на галеры, на каторгу. А в хозяйственном смысле сколько зла причиняли эти войны? А Великая Французская Революция, когда феодальный строй сменялся буржуазным? – Там было невероятное истощение, невероятный упадок экономической жизни во всей стране, потому что старый феодальный аппарат был разрушен, а новый только создавался. Стало быть, общество развивается не так, что оно переходит с одной ступеньки на другую все вверх и вверх. Нет, бывает, что оно в борьбе сломает ступеньку и ногою увязнет еще ниже и потом сразу делает прыжок вверх. Тут есть, конечно, и наши ошибки, но в основе своей это все результат колоссального перелома, результат разрушения старого аппарата и создания нового аппарата в величайших муках, трудностях и борьбе. А такая революция, какую мы совершаем теперь, – революция, которая касается самых основ собственности, еще не бывала на земле. И вполне понятно, что если период перелома, период гражданской войны получает известное напряжение, страстность, ожесточенность, то от этого в свою очередь страдает хозяйственная жизнь страны. Но нет никакого сомнения в том, что если нам удастся в ближайшее время ликвидировать значительную часть наших фронтов, – а дело идет к этому, – то мы будем иметь в своем распоряжении аппарат всеобщей трудовой повинности. Я помню хорошо, когда в этой Москве в мае 1918 года мы подготовляли первую мобилизацию десяти тысяч рабочих. Мы очень колебались и совещались между собой: выйдет или не выйдет? Одни говорили: «не выйдет», другие говорили: «попробуем». Вопрос шел о том, чтобы мобилизовать десять тысяч рабочих, а теперь у нас есть аппарат, который мобилизует безошибочно миллионы рабочих и крестьян. Это есть часть нашего общего советского аппарата.

Мы ликвидируем войну, перейдем на всевобуч, и военный аппарат будет предоставлен для хозяйственных нужд страны; тот аппарат, который мобилизует армию, будет мобилизовать для труда, т.-е. будет служить для учета и распределения нашей трудовой силы между потребностями города, деревни и разных отраслей промышленности.

Стало быть, эта проклятая война, как всякая война в истории, окажет важную услугу, создавая для нас важный и достаточно точный аппарат учета и распределения. Эти победы на фронтах подготовляют другие победы в областях культурной, экономической и хозяйственной. Мы не имеем права ни на одну минуту забывать, что до сих пор трудовой рабочий народ поддерживает нас, несмотря на то, что мы не дали ему ничего. Если взять для примера, как отразилась революция на жизни работницы и ее ребенка, на жизни старика-рабочего, то мы увидим, что их жизнь стала сейчас хуже, чем была раньше. Почему? Мы с вами это понимаем, потому что являемся представителями партии, которая имеет определенную ясную программу и ясные перспективы, но широкая масса до сих пор еще не почувствовала настоящим образом, что такое советский режим. Поэтому все наши надежды обращены на то время, когда война будет ликвидирована, когда наши коммунисты, наши комиссары вернутся с фронтов, вернутся закаленными, приученными к дисциплине и более точному учету, и все это пойдет на службу организации сельского хозяйства, городской промышленности, квартир, топлива, школ и т. д. Вот когда мы до этого доживем, – а я думаю, что это близко, – тогда наша партия проявит колоссальную энергию, тогда мы и Москву, и Московскую губернию, и Россию накормим, и обогреем, и разовьем на удивление другим народам. (Аплодисменты.)

Протоколы XVI Московской Губернской Конференции РКП(б).

Загрузка...