Советско-германская война, называемая обычно на Западе «войной на германском Восточном фронте», продолжалась с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года, чуть меньше четырех лет. После окончания войны советские и российские военные теоретики и историки в целях исследования и анализа разделили этот длительный конфликт на три четко разделяющихся периода в соответствии с общим ходом войны и стратегическим характером военных операций.[2] Каждый период войны они свою очередь подразделили на ряд отдельных кампаний, каждая из которых протекала в течение одного или нескольких времен года.
Согласно этой схеме, первый период войны продолжался с начала Гитлером немецкой операции «Барбаросса» — с 22 июня 1941 года. Он продолжался до 18 ноября 1942 года, точной даты окончания немецкой операции «Блау» — наступления вермахта до Сталинграда. Этот период, продлившийся чуть меньше 18 месяцев, охватывал два наиболее знаменитых и эффектных стратегических наступления: операцию «Барбаросса» в 1941 году и операцию «Блау» в 1942 году. Хотя Красная Армии в декабре 1941 года сумела остановить наступление вермахт на Ленинград, Москву и Ростов, пусть даже путем колоссальных усилий и ценой огромных людских и материальных потерь, и смогла организовать зимой 1941/1942 года собственное стратегическое наступление, стратегическая инициатива весь этот первый период войны оставалась преимущественно в руках немцев. Тактическое и оперативное искусство вермахта намного превосходило тактическое и оперативное мастерство Красной армии, а тяготы непрерывных боев, огромные размеры театра военных действий и суровость климата еще не сильно притупили германскую военную мощь.
В течение первого периода войны практически полное уничтожение советской довоенной армии и прежней структуры вооруженных сил вынудило советское военное руководство создать для своей Красной Армии более простую и более хрупкую структуру войск. Тем временем оно обучало своих военных руководителей и разрабатывало более зрелую войсковую структуру, которая сможет действенно соперничать см более опытным противником.
Несмотря на выпавшие на долю Красной Армии невзгоды, зимой 1941/42 года она добилась победы под Москвой. Эта победа знаменовала один из первых поворотных пунктов войны. Московское контрнаступление Красной Армии в декабре 1941 года и ее последующее зимнее наступление в январе и феврале 1942 года означали провал операции «Барбаросса» и гарантировали, что Германия больше не может выиграть войну, добившись первоначально запланированных Гитлером целей.
Второй период войны продолжался с начала Сталинградского контрнаступления Красной Армии 19 ноября 1942 года вплоть до успешного прорыва Красной армией немецкой обороны на Днепре и ее вторжения в Белоруссию и на Правобережную Украину в октябре-декабре 1943 года. Это был переходный период, во время которого стратегическая инициатива неуклонно и безвозвратно переходила в руки Красной Армии. Он стал наиболее важной частью войны, обеспечив конечный ее исход. В течение этого периода, пребывая в почти непрерывных боях, Красная Армия переродилась в современную армию, способную эффективно сразиться с силами вермахта и в конечном итоге разгромить их.
Зимняя кампания Красной Армии 1942/43 года началась с массированного наступления сразу на нескольких фронтах — под Ржевом (операция «Марс») и под Сталинградом (операция «Уран») в середине ноября 1942 года. Оно закончилось с капитуляцией в Сталинграде в начале февраля 1943 года немецкой 6-й армии и последующим массовым наступлением Красной Армии в феврале и марте 1943 года практически по всему германскому Восточному фронту-от Балтийского до Черного моря. Хотя Красная Армия не вполне добилась амбициозных целей, поставленных перед ней Сталиным, ее зимняя кампания 1942/43 года представляла собой второй и наиболее решающий поворотный пункт войны. Далее оставалось лишь определить масштабы и условия поражения Германии.
Кульминацией этого периода стал третий поворотный пункт войны — советская победа в Курской битве. После победы Красной армии под Курском стало ясно, что поражение немцев будет как неизбежным, так и полным; неопределенными пока оставались только его сроки и цена. В ходе последующей летне-осенней кампании 1943 года Красная Армия повела успешное стратегическое наступление сразу на нескольких фронтах, одновременно атаковав немцев в полосе от Витебска до Черного моря. К концу декабря 1943 года это наступление вывело советские войска к Днепру и далее — в Белоруссию и на Украину.
В течение третьего периода войны, который продолжался с 1 января 1944 года по май 1945 года, Советский Союз практически постоянно сохранял стратегическую инициативу. Военные кампании этого периода представляли собой почти непрерывную цепь стратегических наступательных операций Красной Армии, перемежаемых лишь короткими паузами, во время которых советская военная машина пополнялась необходимыми для продолжения ее наступления людьми и вооружением. Этот период характеризовался неуклонным и неизменным упадком немецкой военной силы и удачи. Красная Армия окончательно перестроилась, овладев всеми необходимыми для войны оперативными и тактическими приемами.
После Курска началось почти непрерывное паление силы и боевой эффективности немецких армий на Востоке. Хотя периодические впрыскивания новых призывников и боевой техники давали терпящим поражение немцам средства для произведения локальных контратак и контрударов, это противодействие с каждым разом становилось все более слабым и менее эффективными — как по причине растущего мастерства, боевой подготовки и опыта советских войск, так и из-за все большего снижения боевой подготовки и эффективности немецких войск.
В течение этого периода войны, стратегические наступательные возможности Красной Армии достигли беспрецедентной степени изощренности. Она могла предпринимать одновременные либо следующие без перерывов друг за другом наступления по всему фронту от Баренцева до Черного моря. Во время зимней кампании 1944 года Красная Армия одновременно провела успешные наступательные операции в Ленинградской области, в Белоруссии, на Украине и в Крыму. Хотя Белорусская наступательная операция запнулась, не достигнув своих целей, войска Красной Армии очистили от обороняющихся немцев большую часть Ленинградской области, запад Украины до границ с Польшей и Румынией, а также Крымский полуостров.
В летне-осенней кампании 1944 года Красная Армия провела успешные и драматические наступательные операции против немецких групп армий, пытавшихся удержать Белоруссию, южную Польшу, Румынию, Прибалтику, а позже — Венгрию и Балканы. К началу декабря 1944 года это наступление охватило весь фронт от Балтийского моря до Будапешта и Белграда, выведя войска Красной Армии в Восточную Пруссию, Польшу и вглубь бассейна Дуная.
В ходе последующей зимней кампании 1945 года Красная Армия вдребезги разбила немецкие войска в Восточной Пруссии, Польше, западной Венгрии и восточной Австрии, достигнув реки Одер всего в 36 милях от Берлина и Дуная у Вены. Свои успехи в этот третий и последний период войны Красная Армия увенчала в апреле и мае 1945 года, проведя параллельные наступления на Берлин и Прагу. Эти сражения чуть меньше чем за четыре года покончили с гитлеровским «тысячелетним» Третьим Рейхом.
В качестве кульминации своей победы над нацистской Германией и по просьбе Соединенных Штатов Красная Армия летом 1945 года перебросила почти миллион солдат на Дальний Восток, где в ходе короткого, но решительного наступления в августе 1945 года уничтожила японскую Квантунскую армию в Маньчжурии, помогая ускорить конец войны на Тихом океане.
В конце июня 1941 года гитлеровский вермахт вторгся в Советский Союз силами свыше 3 миллионов человек, сокрушил войска Красной Армии в приграничных районах и неудержимо устремился к Ленинграду, Москве и Киеву, оставив позади себя растерзанные ошметки советских войск и вынудив Сталина в октябре эвакуировать в Куйбышев основную часть советского правительства. Соединенные Штаты тем временем пребывали в состоянии мира, лишь в октябре Конгресс большинством в один голос возобновил всеобщий призыв на военную службу.
Численность армии США достигала в то время 1,5 миллиона человек. 5,5-миллионная Красная Армия потеряла к 1 октября по меньшей мере 2,8 миллиона бойцов, а к 31 декабря — еще 1,6 миллиона. За этот период Красная Армия поставила под ружье силы, эквивалентные 821 дивизии (483 стрелковые, 73 танковых, 31 механизированная и 101 кавалерийская, а также 266 стрелковых, танковых и лыжных бригад) — при этом понеся потери, эквивалентные в общей сложности 229 дивизиям.
В ноябре вермахт начал свое последнее наступление на Москву. К этому времени Соединенные Штаты распространили на Советский Союз кредит в 1 миллиард долларов по ленд-лизу, а англичане выиграли первую фазу воздушной битвы за Англию и провели ограниченное наступление в Северной Африке.
Война идет не в вакууме, и в этом отношении советско-германская война не была исключением. Когда Германия 22 июня 1941 года вторглась в Советский Союз, в остальной Европе война бушевала уже почти два года. После июня 1940 года Великобритания, армии которой были выбиты гитлеровским вермахтом из континентальной Европы, боролась с натиском гитлеровских военно-воздушных сил и почти два года подвергалась почти постоянной угрозе вторжения, защищенная только своим «крепостным рвом» — проливом Ла-Манш. Конфликт бушевал также на периферии Европы, от ледяных фьордов Норвегии до бескрайних песков северной Африки. Жалкие остатки демократической Европы усиленно пытались сдержать приливную волну нацистского тоталитаризма. А за их спиной стояли Соединенные Штаты, защищенные громадными океанскими просторами и преданные своей освященной временем, но заметно слабеющей вере в надежность и безопасность блистательной изоляции.
С 22 июня 1941 года и до 7 декабря того же года Советский Союз сражался, имея в качестве стратегического военного партнера только ослабленную Англию. В течение этого периода Красная Армия противостояла основной массе гитлеровского вермахта, и Советский Союз подвергся страшному разорению, оставляемому после себя германской армией. Только 7 декабря внезапное и стремительное нападение японцев на Перл-Харбор пробудило спящего американского великана от его изоляционистского сна.
С этого момента начало складываться то, что станет известно как Великий Союз. Складывался он поначалу медленно, подобно нежеланному фиктивному браку между смертельными врагами Гитлера, и лишь позже — как энергичный и активный союз военного времени, поставивший своей задачей уничтожение нацистской Германии, а затем и имперской Японии.
Большинство историй советско-германской войны, основанных как на немецких, так и на советских источниках, хотя и содержат разные оценки значения или цены конкретных битв и операций, сходятся в отношении общей хронологии военных действий.[3] Эта хронология основывается на относительно доступных военных архивах вермахта, воспоминаниях ветеранов вермахта и на отчетах, написанных после окончания войны советскими и российскими военными историками и мемуаристами. Хотя такое понимание войны продержалось свыше 50 лет, оно отличается прискорбной неполнотой. По самым разнообразным политическим и военным причинам советская (и российская) историография допускала в общедоступных описаниях войны огромные пробелы. Пробелы эти имели целью либо защиту репутации тех или иных политических или военных руководителей, либо были следствием тяги к засекречиванию всего и вся, а также обуславливались стремлением придать больше ценности уникальному военному опыту, который многие русские — а до них советские — люди считали национальным сокровищем, заслуживающим всемерного отстаивания.
В результате традиционный советский взгляд на войну игнорирует порядка 40 процентов военного опыта Красной Армии времен Второй мировой войны. По этому любое исследование действий Красной Армии должно начаться с выделения как традиционных, так и забытых аспектов этой войны — по крайней мере, в отношении военных действий.
История изображает вермахт в ходе операции «Барбаросса» как практически неудержимую военную машину, сметающую все на своем пути: четыре следующих одно за другим наступления, достигших кульминации в конце ноября и начале декабря драматической, но неудачной попыткой немецкой группы армий «Центр» взять Москву. Эти четыре последовательные стадии включали в себя приграничные бои в конце июня — начале июля 1941 года, битвы за Лугу, Смоленск и Умань в июле и августе 1941 года, битвы за Ленинград и Киев в сентябре, а также немецкое наступление на Тихвин, Москву и Ростов с октября по начало декабря 1941 года.
Вдребезги разбив в конце июня и начале июля приграничную оборону Красной Армии в ходе первой стадии операции «Барбаросса», вермахт стремительно наступал на северо-западном, западном и юго-западном стратегических направлениях, вынуждая Красную Армию вести длительную стратегическую оборону. Немецкие группы армий «Север» и «Центр» преодолели передовую оборону Северо-Западного и Западного фронтов Красной Армии, окружили к западу от Минска большую часть 3-й, 4-й и 10-й армий, и устремились на восток через Западную Двину и Днепр, где проходила вторая стратегическая оборонительная линия Красной Армии.[4] Как только две эти группы армий преодолели указанные речные преграды, они устремились к Ленинграду и важному стратегическому пункту — городу Смоленску. На юге же группа армий «Юг» наступала в направлении на Киев, столкнувшись с более упорным сопротивлением, оказываемым Юго-Западным фронтом Красной Армии. Одновременно другие немецкие и румынские войска вторглись в Молдавию, прорвали оборону Южного фронта и угрожали советскому черноморскому порту Одессе.
В ходе второй стадии операции «Барбаросса», которая развернулась в июле-августе, группа армий «Север» взяла Ригу и Псков и двинулась на север к Луге и Новгороду, сметая в сторону Северо-Западный фронт Красной Армии и вынуждая Северный фронт спешно возводить оборонительные рубежи на южных подступах к Ленинграду. В то же время группа армий «Центр» начала затянувшуюся на месяц борьбу за город Смоленск, в ходе которой она практически окружила в Смоленской области 16-ю, 19-ю и 20-ю армии Западного фронта, одновременно отбивая все более сильные и отчаянные контратаки Красной Армии, стремящейся деблокировать свои изолированные вокруг города войска. На юге группа армий «Юг» рвалась на восток, к Киеву, окружила и уничтожила в районе Умани 6-ю и 12-ю армии Юго-Западного фронта и блокировала советские войска в Одессе. Эта стадия решительного немецкого наступления закончилась в конце августа, когда Гитлер решил временно приостановить прямые атаки на Ленинград и Москву и вместо этого ликвидировать советские войска, упрямо защищающие Киев и Центральную Украину.
На третьей стадии «Барбароссы», которая происходила в конце августа и в сентябре, группа армий «Север» осадила, но не сумела взять Ленинград, в то время как группы армий «Центр» и «Юг» совместно атаковали и окружили основные силы Юго-Западного фронта Красной Армии, державшего оборону в Киевской области. В ходе этого сражения войска вермахта окружили и уничтожили в Киеве и к востоку от него 5-ю, 21-ю, 26-ю и 37-ю армии Юго-Западного фронта, доведя общий «улов» ликвидированных на Украине советских войск до страшной цифры свыше 1 миллиона человек.
В начале октября вермахт начал четвертую стадию операции «Барбаросса» — наступление на Москву (операция «Тайфун»). В то время как группы армий «Север» и «Юг» продолжали свои наступления на Ленинград на севере и на Харьков и Донбасс на юге, группа армий «Центр» развернула согласованное наступление для захвата Москвы. Оно возглавлялось тремя из четырех танковых групп вермахта. Немецкие войска прорвали оборону Красной Армии, наголову разбив Западный, Резервный и Брянский фронты Красной Армии, и быстро окружили и уничтожили 16-ю, 19-ю, 20-ю, 24-ю и 32-ю армии вокруг Вязьмы и 50-ю, 3-ю, и 13-ю армии к северу и к югу от Брянска. После короткой задержки, вызванной ухудшающейся погодой и резко возрастающим сопротивлением Красной Армии, операция «Тайфун» достигла в середине ноября своей кульминации, когда группа армий «Центр» попыталась взять обороняющие Москву войска Красной Армии в клещи одновременными ударами танковых войск с севера и юга.
Однако в начале декабря общее ослабляющее воздействие времени, пространства, истощения сил, отчаянного сопротивления Красной Армии и просто военных неудач не позволило вермахту триумфально завершить шестимесячную кампанию, состоявшую из почти непрерывных побед. Ослабленный многими месяцами тяжелых боев на театре военных действий, которого он никогда по-настоящему не понимал, хваленый вермахт в конце концов уступил нажиму своих многочисленных врагов-суровому климату, чуждой местности и ожесточенно сопротивляющемуся противнику. Заранее сосредоточив свои резервные армии, Ставка (советское Верховное Командование) в начале декабря остановила немецкий рывок к Москве, когда немцы уже могли разглядеть шпили кремлевских башен, и неожиданно начала собственное контрнаступление, которым нанесла беспрецедентное поражение гитлеровскому вермахту. Одновременно другие войска Красной Армии нанесли противнику ответные удары на севере и на юге. Наступления Красной Армии на Тихвин (восточнее Ленинграда) и на Ростов на юге отбросили немцев назад, лишив Гитлера победы на всех трех главных стратегических направлениях, ведущих вглубь Советского Союза.
Изложенный здесь традиционный взгляд на военные действия во время летне-осенней кампании 1941 года включает в себя следующие главные операции:
• Приграничное сражение (с 22 июня по начало июля 1941 года)
• Немецкое наступление на Ленинград (июль-сентябрь 1941 года)
• Смоленское сражение (июль-сентябрь 1941 года)
• Окружения под Уманью и Киевом (август-сентябрь 1941 года)
• Немецкая операция «Тайфун» и окружение советских войск под Вязьмой и Брянском (с 30 сентября по 5 ноября 1941 года)
• Немецкое наступление на Москву (с 7 ноября по 4 декабря 1941 года)
• Немецкое наступление на Тихвин (с 16 октября по 18 ноября 1941 года)
• Немецкое наступление на Харьков, Крым и Ростов (с 18 октября по 16 ноября 1941 года)
• Советский контрудар на Ростов (с 17 ноября по 2 декабря 1941 года)
• Советский контрудар на Тихвин (ноябрь-декабрь 1941 года)
Выпущенные недавно в свет новые архивные материалы указывают, что с того самого дня как началась операция «Барбаросса», Сталин и Ставка последовательно и постоянно пытались остановить и даже отбросить назад немецкий джаггернаут.[5] Начиная с конца июня и далее в июле, августе и сентябре они приказывали Красной Армии провести серию операций в виде контратак, контрударов и, в одном случае, самого настоящего контрнаступления, представлявших собой хоть и неуклюжие, но упорные попытки привести в исполнение имевшийся у Красной Армии государственный план обороны 1941 года. Однако крайне изменчивая боевая обстановка и стремительное немецкое наступление привели к тому, что все эти наступательные операции выглядели нескоординированными. В результате немцы не смогли увидеть в них то, чем они являлись на самом деле. Подробное изучение недавно выпущенных в свет документов, включая приказы Ставки и фронтов, ясно указывают, что Ставка пыталась скоординировать эти операции, согласовывая их по во времени проведения, начальным и конечным целям.[6]
Эти «забытые битвы» или частично скрытые военные операции в ходе летне-осенней кампании 1941 года включают в себя следующие:
• Советские контрудары под Келме, Расейняем, Гродно и Дубно (конец июня 1941 года)
• Советские контрудары под Сольцами, Лепелем, Бобруйском и Киевом (июль 1941 года)
• Советские контрудары пода Старой Руссой, Смоленском и Киевом (август 1941 года)
• Советское наступление на Смоленск, Ельню и Рославль (сентябрь 1941 года)
Первые контратаки и контрудары, проведенные Красной Армией в приграничном регионе в конце июня 1941 года, были плохо скоординированными и обычно бесплодными попытками командующих тремя действующими фронтами Красной Армии привести в исполнения имеющиеся у них предвоенные планы, требовавшие реагировать на любое нападение вероятного противника энергично и наступательно. В Литве 3-й и 12-й механизированные корпуса Северо-Западного фронта нанесли в Келме и Расейняе удар по группе армий «Север», в Белоруссии 6-й, 11-й и 14-й механизированные корпуса Западного фронта контратаковали группу армий «Центр» около Гродно и Бреста, а на Украине 6-й, 8-й, 9-й, 15-й, 19-й и 22-й механизированные корпуса предприняли массированные контрудары по группе армий «Юг» около Бродов и Дубно.
Плохо скоординированные и еще хуже поддержанные другими родами войск, эти атаки оказывались совершенно бесплодными и зачастую самоубийственными, в конечном итоге приведи к уничтожению большей части механизированных и танковых войск Красной Армии и потере свыше 10 000 танков. Лишь массированные атаки на юге, проведенные под личным надзором генерала армии Г. К. Жукова, начальника Генерального штаба Красной Армии, произвели ощутимое воздействие на наступление немцев.[7]
В июле Красная Армия предприняла еще одну серию мощных контрударов в трех критических областях. Все они были скоординированы по времени. Первый из них состоялся на севере: две ударные группы Северо-Западного фронта 14 июля неподалеку от Сольцев к юго-западу от озера Ильмень нанесли удар по 8-й танковой дивизии[8] — авангарду LVI моторизованного корпуса группы армий «Север», примерно на неделю задержав немецкое наступление на Ленинград.[9] В центре начиная с 6 июля Западный и Центральный фронты осуществили множественные безуспешные контрудары с целью сдержать войска группы армий «Центр» на рубеже реки Днепр. В число этих бесплодных атак входило впечатляющее поражение 5-го и 7-го механизированных корпусов Западного фронта под Лепелем, известное, но слабое «наступление Тимошенко» против второй танковой группы Гудериана на реке Сож и провалившийся контрудар около Бобруйска. Тем не менее в целом эти атаки задержали наступление группы армий «Центр» на Смоленск.[10] На юге множественные контратаки Юго-Западного фронта замедлили, но не сумели остановить наступление группы армий «Юг» на Киев.[11]
Ничуть не обескураженная своими июльскими неудачами, Красная Армия продолжала в августе наносить ответные удары по наступающим немцам. На севере северная 48-я и 11-я, 34-я и 27-я армии яростно атаковали 12 августа около Старой Руссы X армейский корпус группы армий «Север», вновь на неделю задержав наступление немцев на Ленинград.[12] В центре Западный фронт силами специально созданных ударных групп атаковал восточнее Смоленска группу армий «Центр» для спасения своих войск, окруженных возле этого города.[13] Наконец, менее масштабные контратаки Красной Армии западнее Киева быстро провалились не достигнув никаких положительных результатов.[14]
Хотя все эти атаки Красной Армии закончились провалом, их ярость убедила Гитлера задержать свое наступление на Москву и заняться «более легкими» и более выгодными целями в районе Киева.
В августе Западный, Резервный и Брянский фронты предприняли массированное контрнаступление в районе Смоленска, Ельни и Рославля с целью помешать группе армий «Центр» продолжить наступление на Москву и Киев. Несмотря на локальную победу Резервного фронта под Ельней, усилия Западного и Брянского фронтов привели только к кровавому провалу.[15] Этот провал ослабил оборону Красной Армии на московском направлении и отразился в ее катастрофических поражениях под Вязьмой и Брянском в начале октября.
Затем последовало впечатляющее наступление вермахта иа Москву — операция «Тайфун». На начальной стадии этой операции в конце октября Северо-Западный фронт использовал близ города Калинин специальную оперативную группу (возглавленную Н. Ф. Ватутиным, начальником штаба фронта) с целью остановить наступление немецкой 9-й армии в направлении жизненно важной железнодорожной линии Ленинград-Москва и в конечном итоге помешать этой армии принять участие в финальном натиске вермахта на Москву.[16]
Таким образом, стратегическая оборона Красной Армии в 1941 году была далеко не столь случайной, импровизированной и пассивной, как считалось прежде, а наступление вермахта — далеко не столь гладким и неудержимым. В то же время эти «забытые битвы» объясняют, почему в конечном итоге вермахт в начале декабря потерпел поражение у ворот Москвы.
Советское военное и политическое руководство и Красная Армия потерпели в июне-июле 1941 года на западных границах Советского Союза поражения потрясающих масштабов. В августе-сентябре за ними последовали катастрофические поражения на Украине и под Киевом, и равно сокрушительные катастрофы в октябре под Вязьмой и Брянском. К ноябрю победоносные немецкие войска уже находились на подступах к Ленинграду, Москве и Ростову, растянувшись на огромном фронте от Балтийского до Черного моря.
Столкнувшись лицом к лицу с этими пугающими реалиями, советское руководство должно было либо научиться успешно вести войну с более опытным вермахтом, либо просто погибнуть. В данном случае нужда, то есть самое выживание Красной Армии и Советского государства, стала матерью изобретательности.
Сталин и его недавно созданная Ставка хорошо понимали масштабы обрушившейся на них катастрофы и чувствовали смертельную опасность гитлеровской операции «Барбаросса» для выживания Советского Союза. Поэтому и Сталин, и Ставка с самых первых дней войны усиленно старались предотвратить катастрофу. Несмотря на огромные трудности, они приказывали Красной Армии действовать наступательно, и старались скоординировать эти наступательные действия по времени, месту и целям. Однако они серьезно переоценивали боевые возможности Красной Армии и изначально недооценивали возможности вермахта. Вследствие этого Ставка ставила перед своими войсками совершенно нереалистичные задачи — с предсказуемо катастрофическими результатами.
Это положение осложнялось еще и тем, что у командного состава Красной Армии, особенно у ее старших офицеров, но также и у младших офицеров, сержантско-старшинского состава и рядовых солдат не было опыта, необходимого для эффективного противостояния лучше руководимому и более искусному в тактическом и оперативном отношении вермахту. Непонимание Ставкой этой реальности вплоть до последних месяцев 1942 года неизбежно приводило к повторяющимся срывам и провалам оборонительных и наступательных действий Красной Армии-даже во время ее частично успешного наступления зимой 1941/42 года, когда ей не удалось выполнить чрезмерно амбициозные задачи Ставки, поставившей целью уничтожение группы армий «Центр» у ворот Москвы. Ситуация еще более осложнялась тем, что инфраструктура тылового материально-технического обеспечения оказалась совершенно не отвечающей требованиям современной мобильной войны — как в первые шесть месяцев боевых действий, так и большую часть 1942 года.
Осенне-летняя кампания 1941 года стала причиной многочисленных споров относительно разумного объяснения тех или иных ключевых стратегических и оперативных решений Гитлера и Сталина и их ключевых военных советников, принятых в самые критические моменты в ходе кампании, а также действенности и последствиям этих решений. Эти дебаты включают в себя как исторические «что, если бы?», так и совершенно различные интерпретации происходившего и его причин.
В число прочих «что, если бы?» входят:
«Что, если бы Гитлер начал операцию „Барбаросса" в мае 1941 года, а не в конце июня?»
«Что, если бы Гитлер приказал вермахту продолжить наступление на Москву не в октябре 1941 года, а в конце августа или в начале сентября 1941 года?»
«Что, если бы Сталин приказал Красной Армии отойти от границы еще до начала немцами „Барбароссы"?»
Ответы на все эти вопросы по самой своей природе являются лишь предположениями, догадками и полетом воображения относительно последствий иных решений Гитлера или Сталина. Поэтому они не являются объективно доказуемыми и остаются за пределами настоящего исследования.
С другой стороны, расходящиеся интерпретации отражают вполне закономерные споры по поводу обоснованности или эффективности конкретных решений в тех или иных реальных событиях. В их число входят такие вопросы, как:
«Собирался ли Советский Союз начать летом 1941 года превентивную войну против Германии?»
«Приказывал ли Сталин атаковать Берлин в феврале 1945 года, а если нет, то почему?»
Поскольку эти споры относятся к действительным историческим событиям, то их решение напрямую зависит от весомости исторических доказательств. Хотя личные мотивы принимавших эти решения ключевых лиц зачастую трудно — а то и вообще невозможно — разобрать, сами перечисленные вопросы остаются существенной частью истории войны.
Как и остальная война, летне-осенняя кампания 1941 года породила длительные дебаты по широкому кругу важных вопросов, включая нижеследующие.
Миф о превентивной войне Сталина. 15 мая 1941 года Г. К. Жуков, начальник Генерального штаба Красной армии, направил своему начальству записку о возможном превентивном нападении на войска вермахта, которые тогда сосредотачивались в восточной Польше. Хотя на документе с этим предложением стоят инициалы наркома обороны Советского Союза, маршала Советского Союза С. К. Тимошенко, нет никаких свидетельств того, что Сталин читал этот документ и предпринял какие-то действия на основании написанного. Тем не менее одно лишь наличие этой записки вкупе с другими отрывочными свидетельствами подготовки к войне обеспечило основу для появившихся в последнее время утверждений о том, что Сталин и в самом деле собирался в начале июля 1941 года начать превентивную войну против Германии — но просто не смог этого сделать, поскольку Гитлер нанес удар первым.[17]
Все существующие архивные источники опровергают это спорное утверждение.[18] Как показывают последующие события, летом 1941 года Красная Армия была не в состоянии вести никакой войны — ни наступательной, ни, как показал ход реальных боев, оборонительной. Более того, хотя предложение Жукова, безусловно, имело место, оно лишь отражало нормальное планирование на случай чрезвычайных обстоятельств, входившее в круг обычных задач Генерального штаба. И наконец, хотя на оригинальном предложении стоят инициалы Тимошенко, на нем нет ни инициалов Сталина, ни обычных помет на полях — таким образом, давая основания предполагать, что Сталин, скорее всего, никогда его не видел.
Выбор времени операции «Барбаросса». Гитлер начал операцию «Барбаросса» 22 июня 1941 года — после того, как примерно на два месяца отложил вторжение в Советский Союз, чтобы вермахт смог завоевать Югославию и Грецию. Многие историки утверждают, что эта задержка оказалась для операции «Барбаросса» роковой. Если бы Германия вторглась в Советский Союз в апреле, а не в июле, доказывают они, то Москва и Ленинград пали бы, и Гитлер достиг бы поставленных целей, в особенности захвата Москвы и Ленинграда.
Это утверждение тоже неверно.[19] Гитлер нанес свой отвлекающий удар в направлении Балкан в такое время года, когда распутица (время раскисших от дождей дорог) не позволяла вести на западе Советского Союза наступательные действия любых масштабов, особенно мобильные танковые операции. Более того, войска, задействованные Гитлером на Балканах, были лишь небольшой частью всех его предназначенных для «Барбароссы» сил вторжения, и они вернулись с Балкан в хорошем состоянии, вполне в срок для выполнения своей задачи в плане «Барбаросса».
Из приведенной выше посылки логически вытекает тезис, что вермахт воевал бы лучше, если бы Гитлер отсрочил «Барбароссу» до лета 1942 года. Это тоже крайне маловероятно, так как сталинская программа реформирования, реорганизации и перевооружения Красной Армии, оказавшаяся прискорбно незавершенной к моменту удара немцев в июне 1941 года, к лету 1942 года была бы полностью завершена. Хотя в 1942 году вермахт все равно превосходил бы Красную Армию в тактическом и оперативном мастерстве, последняя имела бы в своем распоряжении более крупные и более грозные механизированные войска, оснащенные бронетанковой техникой, превосходящей немецкую. Более того, к этому времени решение Гитлера вторгнуться в Советский Союз взвалило бы на Германию обременительную задачу вести войну на два фронта как против Соединенных Штатов (и Великобритании), так и Советского Союза.
Поворот Гудериана на юг (Киевское окружение). В августе 1941 года сопротивление Красной Армии вермахту к востоку от Смоленска стало более ожесточенным, и в сентябре Гитлер временно отменил прямой рывок к Москве, повернув половину танковых войск группы армий «Центр» (2-ю танковую группу Гудериана) на юг с целью окружить и уничтожить советский Юго-Западный фронт, который оборонял Киев. Благодаря повороту Гудериана на юг вермахт в сентябре уничтожил восточнее Киева весь Юго-западный фронт, нанеся Красной Армии потери в 600 000 человек — в то время как войска советских Западного, Резервного и Брянского фронтов, развернутые к западу от Москвы, проводили бесплодное и дорогостоящее наступление против немецких войск в районе Смоленска.
Проведя отвлекающий удар на Киев, Гитлер в начале октября начал операцию «Тайфун» — но лишь для того, чтобы увидеть, как его наступление запнулось в начале декабря у самых ворот Москвы. Некоторые историки утверждают, что начни Гитлер операцию «Тайфун» в начале сентября, а не в начале октября, то вермахт избежал бы ужасных погодных условий, достиг бы Москвы и взял ее до наступления зимы.
Этот довод тоже не выдерживает подробного анализа.[20] Запусти Гитлер операцию «Тайфун» в начале сентября, группе армий «Центр» пришлось бы прорывать глубокую советскую оборону, занятую войсками, которые не растратили понапрасну свои силы в бесплодных атаках на немецкую оборону к востоку от Смоленска. Более того, группа армий «Центр» начала бы наступление на Москву в то время, как более чем 600-тысячная советская группировка угрожали бы с юга постоянно растягивающемуся правому флангу немцев. Наконец, по самым оптимистическим расчетам немцы могли бы достигнуть ворот Москвы лишь после середины октября, как раз к началу сезона дождей.
Ставка спасла Москву, задействовав десять резервных армий, которые приняли участие в ноябрьской обороне города, в декабрьских контрударах и в январском контрнаступлении 1942 года. Эти армии вступили бы в бой независимо от того, когда именно Гитлер начал бы операцию «Тайфун». Хотя они в конечном итоге остановили и обратили вспять наступление вермахта у самой Москвы, даже без существенной помощи со стороны войск на немецких флангах, эти армии также имелись бы в наличии и могли сделать то же самое, атакуй немцы Москву на месяц раньше-но на этот раз им помогли бы более чем 600 000 солдат Юго-Западного фронта, развернутых вдоль чрезмерно растянутого правого фланга группы армий «Центр».
Что, если б Москва пала осенью 1941 года? Довод, что Гитлер, взяв Москву, выиграл бы войну, логически вытекающий из описанных выше аргументов, тоже является предметом серьезных сомнений. Если бы легионы Гитлера действительно дошли до Москвы и попытались взять ее, то Сталин, вероятно, поручил бы одной или нескольким из своих резервных армий сражаться и погибнуть, защищая столицу.[21] Хотя немцы вполне могли бы захватить большую часть города, после этого они оказались бы лицом к лицу с той же прискорбной дилеммой, с которой столкнулась годом позже 6-я армия в Сталинграде. В случае захвата Москвы вермахту светила еще более зловещая перспектива: зимовать в Москве с присущей такой зимовке опасностью повторить судьбу армии Наполеона в 1812 году.
7 декабря 1941 года Соединенные Штаты после внезапного нападения Японии на Перл-Харбор потеряли основную часть своего флота и 8 декабря объявили войну Японской империи. Германия объявила войну Соединенным Штатам 11 декабря.
Численность армии США к этому моменту, в четырех армиях и 37 дивизиях (в том числе пяти бронетанковых и двух кавалерийских), достигала 1 643 477 человек. Советский же Союз всего за шесть месяцев войны потерял почти 5 миллионов бойцов — практически всю свою довоенную армию, а также территорию, эквивалентную по меркам Соединенных Штатов всему региону от атлантического побережья до Спригфилда (штат Иллинойс). Тем не менее Советский Союз выжил и, во время битвы за Москву нанес гитлеровскому вермахту первое поражение, какое тому когда-либо довелось испытать. Численность Красной Армии достигала 4,2 миллионов человек в 43 армиях.
В январе 1942 года немецкий Африканский корпус начал наступление в направлении Египта силами трех немецких и семи итальянских дивизий против семи английских дивизий. В январе-феврале 1942 года девять фронтов (групп армий) Красной Армии, имея в своем составе 37 армий и свыше 350 дивизий, вдребезги разбили немецкую оборону на фронте протяженностью в 600 миль (от Старой Руссы до Белгорода) и отогнали немецкие войска на 80-120 миль, прежде чем немцы смогли в марте стабилизировать свой оборонительный фронт.
Драматические события декабря 1941 года, особенно внезапное нападение Японской империи на позиции США и Великобритании в Тихоокеанском регионе, разбудили спящего исполина. Последующие волны объявлений войны преобразили европейский конфликт в истинно глобальный. Однако, несмотря на такое масштабное расширение мирового конфликта, советско-германская война оставалась главным его центром в смысле задействованных в ней сухопутных войск, масштабов и ожесточенности боев, человеческой и материальной стоимости сражений. В то время как Соединенные Штаты отбивали решительные попытки японцев распространить свою военную мощь на весь Тихий океан, а Великобритания кое-как цеплялась за свои уменьшающиеся территории в Северной Африке, Красная Армия вела на германском Восточном фронте почти непрерывные бои с более чем 80 процентами всей боевой мощи вермахта.
В то время как вермахт проводил операцию «Тайфун», Ставка лихорадочно собирала и развертывала для противодействия натиску немцев свежие резервы.[22] Напрягая все наличные ресурсы, в ноябре-декабре она выставила на поле десять дополнительных армий, шесть из которых (10-ю, 26-ю, 39-ю, 1-ю ударную, 60-ю и 61-ю) тут же задействовала в боях в Московской области или в прилегающих к ней районах в ходе своей ноябрьской обороны, декабрьского контрудара и контрнаступления в январе 1942 года. Хотя эти свежие армии были лишь бледными тенями того, чем должны были являться по советской военной теории, их присутствие стало подтверждением афоризма о переходе количества в качество.
Эти спешно собранные резервы были особенно ценными с учетом того истощения сил, которое испытал вермахт во время своего последнего рывка к Москве. К 1 ноября он потерял 20 процентов своих задействованных сил (686 000 человек), до двух третей из полутора миллионов автомашин и 65 процентов своих танков. Германское Верховное командование сухопутных сил (ОКХ) считало свои 136 дивизий эквивалентными 83 дивизиям полного состава. Тылы были напряжены до грани надлома, и как показал успех контрнаступления Красной Армии, немцы оказались явно не подготовлены к боям в зимних условиях. В этот критический момент Красная Армия, к огромному удивлению немцев, 5 декабря нанесла первый из будущей длинной серии контрударов, которые в конечном итоге переросли в полноценное контрнаступление.
В действительности контрнаступление декабря 1941 года, закончившееся в начале января 1942 года, состояло из серии следующих одна за другой (а затем и одновременно) операций с участием множества армий, совокупное воздействие которых должно было отогнать немецкие войска от непосредственных подступов к Москве.
В ходе этой начальной фазы контрнаступления правое крыло и центр возглавляемого Жуковым Западного фронта, в авангарде которого находились новая 1-я ударная армия и кавалерийский корпус генерал-майора Л. М. Доватора, отбросила 3-ю и 4-ю танковые группы группы армий «Центр» с северных окраин Москвы на запад через Клин до района Волоколамска. Вскоре после этого Калининский фронт генерал-полковника И. С. Конева добавил к нанесенному немцам ущербу оскорбление, взяв Калинин и продвинувшись до северных окраин Ржева. На юге левое крыло Западного фронта, включавшее в себя новую 10-ю армию и кавалерийский корпус под командованием генерал-майора П. А. Белова, заставило 2-ю танковую армию Гудериана в беспорядке откатиться на запад от Тулы.
Впоследствии Западный и Юго-Западный фронты, включавшие в себя новую 61-ю армию, почти окружили около Калуги основные части 4-й армии группы «Центр», отколов эту армию от 2-й танковой армии глубоким прорывом мимо Мосальска и Сухиннчей и отбросив войска немецкой 2-й общевойсковой армии налог к Орлу. Свирепые и безжалостные атаки Красной Армии подвергли тяжелому испытанию стойкость вермахта и заставили Гитлера издать приказ «ни шагу назад» — который, вероятно, не дал отступлению немцев перерасти в полное бегство.
Захваченный вспышкой оптимизма, порожденного внезапным и неожиданным успехом своих войск, Сталин в начале января 1942 года приказал Красной Армии начать генеральное наступление по всему фронту — от Ленинграда до Черного моря. Вторая стадия Московского контрнаступления Красной Армии, начавшаяся 8 января, состояла из нескольких четко выраженных фронтовых наступательных операций, общая цель которых состояла в полном уничтожении немецкой группы армий «Центр». Спешно организованные советские контрудары под Москвой сменились мощным давлением на обороняющиеся немецкие войска, пытавшиеся восстановить утраченное равновесие. К этому времени войска Красной Армии достигли подступов к Витебску, Смоленску, Вязьме, Брянску и Орлу, прорубив огромные бреши в обороне вермахта к западу от Москвы.
В то время как Калининский и Западный фронты атаковали группу армий «Центр» западнее Москвы, другие фронты Красной Армии вели крупные наступления к юго-востоку от Ленинграда и к югу от Харькова на Украине, сумев прорвать оборону вермахта и углубиться в его тылы. Однако, хотя наступающие советские войска и захватили огромную полосу открытой сельской местности вдоль всего фронта, немцы прочно удерживали города, поселки и главные дороги.
К концу февраля фронт представлял собой лоскутное одеяло из перемежающихся советских и немецких группировок; ни одна из сторон не имела сил одолеть другую. Фактически советское наступление уже выдохлось, и несмотря ни на какие увещевания, мольбы и угрозы Сталина, ему так и не удалось вновь разжечь пламя наступательного порыва.
Хотя локальные контрудары в непосредственной близости от Москвы переросли в самое настоящее контрнаступление, а потом и в общее стратегическое наступление, которое стало пиком зимней кампании Красной Армии, к концу апреля 1942 года как Московское наступление, так и вся зимняя кампания окончательно выдохлись при полнейшем истощении сил обеих сторон.
Таким образом, традиционный взгляд на зимнюю кампанию 1941/42 года включает в себя следующие главные операции:
• Советское контрнаступление под Москвой (с 5 декабря 1941 года по 7 января 1942 года)
• Советское наступление под Москвой (битва за Москву) (с 8 января по 20 апреля 1942 года)
• Советское наступление на Тихвин (с 10 ноября по 30 декабря 1941 года)
• Советское наступление на Демянск (с 7 января по 25 февраля 1942 года)
• Советское наступление на Торопец и Холм (с 9 января по 6 февраля 1942 года)
• Советское наступление на Барвенково н Лозовую (18-31 января 1942 года)
• Советское наступление под Керчью и Феодосией (с 25 декабря 1941 года по 2 января 1942 года)
В исторических анналах зимней кампании Красной Армии 1941/1942 годов зияют огромные пробелы, самый вопиющий из которых состоит в почти полном отсутствии надежных отчетов об интенсивных боях, происходивших на крайних северном и южном флангах Московского контрнаступления Красной Армии, в районах к юго-востоку от Ленинграда и в Крыму. Эти операции, которые одинаково обошли вниманием как советские, так и немецкие историки, включали в себя три крупных провалившихся наступления Красной Армии на южном фланге битвы за Москву, два частично удавшихся советских наступления далее к северу и еще одно провалившееся наступление в Крыму. В число этих «забытых сражений» или частично игнорируемых операций зимней кампании 1941/42 года входят следующие:
• Советское Ленинградско-Новгородское (Любаньское) наступление (с 7 января по 30 апреля 1942 года)
• Советское наступление на Демянск (с 1 марта по 30 апреля 1942 года)
• Советское наступление на Ржев и Вязьму (с 15 февраля по 1 марта 1942 года)
• Советское наступление на Орел и Волхов (с 7 января по 18 февраля 1942 года)
• Советское наступление на Волхов (с 24 марта по 3 апреля 1942 года)
• Советское наступление на Обоянь н Курск (3-26 января 1942 года)
• Советское наступление в Крыму (с 27 февраля по 15 апреля 1942 года)
Хотя о наступлении Красной Армии под Москвой в январе 1942 года было написано много, несколько крупных наступательных операций, проведенных Красной Армией на флангах Московского наступления, окружены глухим молчанием. Например, в начале января 1942 года 10-я армия и кавалерийская группа Белова, действующие на левом фланге возглавляемого Жуковым Западного фронта, в ходе создания огромного разрыва между оборонительными порядками 4-й и 2-й танковой армий групп «Центр» прорвались на запад на подступы к Кирову. В то же самое время на правом фланге Западного фронта 4-я ударная, 29-я и 39-я армии возглавляемого Коневым Калининского фронта наступали от Ржева на юг к Вязьме — в глубокий тыл группы армий «Центр». Эти симметричные советские удары угрожали охватить с флангов, окружить и уничтожить все войска группы армий «Центр», действующие восточнее Смоленска.
В начале февраля 1942 года Сталин ухватился за возможность увенчать свои победы под Москвой одной масштабной операцией по окружению группы армий «Центр». Он приказал кавалерии Белова и 50-й армии развернуться на север к Вязьме и соединиться с наступающими с севера войсками Калининского фронта и десантными войсками, выброшенными на парашютах в районе Вязьмы. Одновременно он приказал 10-й армии перерезать коммуникации между немецкими 4-й и 2-й танковой армиями.
Атакующим войскам Красной Армии не удалось сомкнуть клещи у Вязьмы, в итоге сражение вылилось в многомесячную бесплодную борьбу, в ходе которой обе стороны то наступали, то отступали. Однако наступление 10-й армии на Киров создало еще одну новую возможность для наступления, изолировав 2-ю танковую и 2-ю общевойсковую армии группы «Центр» в образовавшемся возле городов Белев и Волхов огромном выступе, который блокировал любое последующее продвижение Красной Армии к Курску и Белгороду. Понимая, что ликвидация этого выступа жизненно важна для конечного успеха Московского наступления, Ставка приказала Брянскому и Юго-Западному фронтам провести две параллельные операции, нацеленные на стирание с карты этого досаждающего немецкого выступа. Однако так называемые наступления на Обоянь — Курск и на Волхов не сумели достигнуть своих целей и с тех пор буквально исчезли из анналов войны.[23]
В тот же период Сталин приказал Ленинградскому и Волховскому фронтам снять осаду с Ленинграда, проведя концентрические атаки через Неву и Волхов против 18-й армии группы армий «Север». Хотя 2-я ударная армия и 13-й кавалерийский корпус Волховского фронта сумели прорвать немецкую оборону, они вскоре оказались изолированы в глубоком немецком тылу-только для того, чтобы быть уничтоженными немецкими контрударами между маем и июнем 1942 года.[24] Эта операция тоже свыше 40 лет пребывала в безвестности — главным образом из-за того, что она обернулась позорным провалом, но также и потому, что последним командующим 2-й ударной армией был печально известный генерал-лейтенант А. А. Власов, который сдался немцам, а позже создал Русскую Освободительную Армию (РОА), пытавшуюся до конца войны сражаться на стороне немцев.
Схожим образом безуспешное наступление Красной Армии зимой 1941/42 года против войск группы армий «Север» в районе Демянска и наступление Крымского фронта с целью деблокирования осажденного Севастополя тоже закончились провалом и исчезли со страниц истории.[25]
Хотя поразительные и беспримерные победы Красной Армии над перенапрягшимся вермахтом зимой 1941/42 года под Москвой, Тихвином, Барвенково, Ростовом и в Крыму стали головокружительными и вдохновляющими, они вышли еще и скоротечными. ОКХ успешно остановило советское контрнаступление, а летом 1942 года начало массированную и амбициозную наступательную операцию под кодовым обозначением «Блау». Тем не менее победа Красной Армии под Москвой воскресила советское военное счастье, и боевой дух советского населения воспарил до небес. С другой стороны, эта победа также подлила масла в огонь непомерного оптимизма со стороны Ставки — что в конечном итоге внесло немалый вклад в будущие советские военные неудачи. Советам не только не удалось зимой 1941/42 года достичь своих стратегических целей (в первую очередь — уничтожения немецкой группы армий «Центр»), но они еще и драматически «зарвались» весной.
В настоящее время более чем очевидно, что спланированные Сталиным, Жуковым и другими членами Ставки наступления Красной Армии в ходе зимней кампании 1941/42 года были не менее чем всесторонне скоординированной попыткой обвалить оборону вермахта на Всем протяжении советско-германского фронта. Не менее очевидно и то, что эти стратегические наступления ставили перед собой чрезмерно амбициозные задачи по сравнению с реальными возможностями Красной Армии. Как часто бывает в начальный период любой войны, немногие из советских игроков понимали реальные возможности своих войск — и, что еще важнее, возможности войск противника. Если в Ставке их вообще кто-то понимал.
На первой стадии советского контрнаступления в начале декабря 1941 года стратегические горизонты Сталина и Ставки ограничивались воспоминаниями о катастрофическом летнем опыте Красной Армии. В декабре 1941 года Сталин пытался добиться успеха у Тихвина, Ростова и в непосредственной близости от Москвы, где немецкая угроза была наиболее острой. Однако к середине декабря достигнутые Красной армией в этих областях впечатляющие успехи побудили Ставку развить это наступление до предельно возможных масштабов. Побуждаемая Сталиным еще с 17 декабря, Ставка приказывала проводить амбициозные атаки практически по всему советско-германскому фронту, используя все стратегические и оперативные резервы Красной Армии. Наступательное рвение старшего руководства Красной Армии никак не умерялось соображениями о том, какой будет человеческая цена этих усилий.
Однако наступления эти, что вполне предсказуемо, сильно не достигли своих стратегических целей. Как только немецкое Верховное командование сухопутных сил оправилось от шока первоначальных неудач, оно хладнокровно парировало удары Ставки — и к концу апреля 1942 года остановило амбициозное наступление Сталина, нанеся по ходу дела массовые и тяжкие потери Красной Армии.
Зимняя кампания 1941/42 года тоже оставила после себя наследие в виде горячих исторических споров, в том числе дебатов по военной стратегии Сталина и о том, до какой степени Московская битва представляет собой поворотный пункт в конечном ходе войны.
Сталинская стратегия «широкого фронта». Послевоенные советские и российские критические работы о сталинском управлении Московской битвой, включая работы, написанные военными из его ближайшего окружения, резко критикуют использование диктатором для разгрома вермахта стратегии «широкого фронта». Эта стратегия, утверждают они, распылила ограниченные силы Красной Армии требованием вести наступательные операции по многим направлениям — тем самым гарантируя, что ни одно из наступлений не сможет достичь своих конечных целей. Те же критики, в особенности Жуков, доказывают, что лишь после весны 1942 года Сталин наконец-то начал внимать советам своих советников и отбросил стратегию «широкого фронта», сменив ее на более избирательный подход. Впоследствии, утверждают они, Сталин и Ставка тщательно выбирали ключевые наступательные направления, сосредотачивали все силы на этих осях и подбирая атакующие войска под стать порученным им задачам.
Однако недавно вышедшие в свет материалы и более подробное изучение характера военных операций явно опровергают эти утверждения как минимум в двух отношениях. Во-первых^ хотя Сталин и в самом деле зимой 1941/42 года принял на вооружение наступательную стратегию «широкого фронта», его ключевые советники (включая Жукова) молчаливо поощряли ее применение, соглашаясь со Сталиным, что наилучшим способом обрушить немецкую оборону на каком-то конкретном участке фронта будет оказывать максимальное давление на как можно большем числе участков.[26] Во-вторых, Сталин и Ставка вовсе не отбросили эту стратегию после весны 1942 года, скорее наоборот — придерживались ее в 1942-м, 1943-м и в начале 1944 года по тем же причинам, по каким прибегли к ней в 1941 году.[27] Только летом 1944 года была принята политика проведения поэтапных и последовательных наступательных операций. И даже на столь позднем этапе войны, как январь 1945 года, Красная Армия вновь использовала стратегию «широкого фронта», хотя и в меньших масштабах, в ходе своего стратегического наступления в Восточной Пруссии, центральной Польше и позже в западной Венгрии и Австрии.
Московская битва как поворотный пункт. Среди историков много лет бушевали споры по поводу поворотных пунктов в советско-германской войне, конкретнее-когда же именно военное счастье повернулось лицом к Красной Армии и почему так произошло. Эти споры подняли на поверхность трех ведущих кандидатов на честь быть названными «поворотными пунктами»: Московскую, Сталинградскую и Курскую битвы; в более недавние времена появился еще и четвертый — поворот Гудериана на юг к Киеву. Две из этих битв произошли в первый период войны, во время которого вермахт всегда сохранял стратегическую инициативу, за исключением пятимесячного периода с декабря 1941 года по апрель 1942 года, когда Красная армия провела свое зимнее наступление. Поэтому российские историки склонны выделять Сталинградскую битву как по определению наиболее важный поворотный пункт в войне, поскольку эта битва безвозвратно лишила немцев стратегической инициативы.
В ретроспективе Московская битва представляет собой лишь один из трех поворотных пунктов войны, но ни в коем случае не самый решающий. Под Москвой Красная Армия нанесла вермахту беспримерное поражение и помешала Гитлеру достичь целей операции «Барбаросса». Проще говоря, после Московской битвы Германия больше не могла разгромить Советский Союз или выиграть войну на условиях, первоначально поставленных Гитлером.[28]
Наконец, поворот Гудериана на юг и последующая задержка гитлеровского наступления для захвата Москвы не могут квалифицироваться как критический «поворотный пункт». Фактически эта операция лишь увеличила шансы вермахта на победу над Красной Армией под Москвой, ликвидировав мощный Юго-Западный фронт Красной Армии как ключевого игрока в осеннем периоде кампании 1941 года. Именно она поставила Западный, Резервный и Брянский фронты в ситуацию, ведущую к их октябрьскому поражению. Более того, в то время мало кто из фигур в высшем стратегическом руководстве вермахта — если вообще хоть кто-то из этого руководства — либо выступал тогда против «поворота» Гудериана, либо предвидел последующее поражение под Москвой.[29]
В июне 1942 года английская армия по-прежнему неудержимо отступала в Северной Африке, бушевала битва за Атлантику, а Соединенные Штаты обратили вспять японское наступление в битве у атолла Мидуэй. Армия США насчитывала 520 000 развернутых вне территории страны военнослужащих (60 процентов на Тихом океане и 40 процентов в Карибском море). 28 июня Гитлер начал операцию «Блау», бросив примерно 2 миллиона солдат на Сталинград и Кавказ и разнеся вдребезги оборону Красной Армии в южной России, насчитывавшую приблизительно 1,8 миллиона солдат.
В сентябре 1942 года английские войска остановили немецкое наступление в Северной Африке и подготовили контрнаступление силами десяти дивизий. Численность войск США в Европе достигла 170 000 солдат. К сентябрю 1942 года немецкие войска в России продвинулись на глубину, эквивалентную по американским понятиям всему региону от атлантического побережья до Топики (штат Канзас), подойдя к Сталинграду.и предгорьям Кавказских гор. На этом в конце октября немецкое наступление остановилось для подготовки уничтожения советских войск в Сталинграде.
Во второй половине 1942 года Вторая мировая война приняла более глобальный характер — главным образом из-за улучшения положения США на Тихоокеанском театре, постепенного усиления США и Великобритании в Северной Африке и разгоревшегося сражение за контроль над жизненно важными судоходными линиями в Атлантике. Тем не менее основная масса гитлеровского вермахта все-таки оставалась задействованной на Восточном фронте — в борьбе, которую все лидеры воюющих стран, как союзников, так и Оси, одинаково считали решающей для конечного исхода войны. Даже на Тихоокеанском театре основная масса японской армии сосредоточилась на оккупации огромного района материкового Китая, в то время как все еще мощная Квантунская армия в Маньчжурии настороженно следила за войсками Красной Армии на Дальнем Востоке.
В то время как легионы Гитлера устремились в свое второе крупное стратегическое наступление на Сталинград (операция «Блау»), английские войска продолжали цепляться за слабые позиции в Египте, отчаянно сопротивляясь танкам знаменитого Африканского корпуса Эрвина Роммеля, а Соединенные Штаты пытались остановить японскую военную машину в бассейне Тихого океана. При разгоревшейся битве за Атлантику, когда над пуповиной снабжения, связывающей Великобританию с американским «арсеналом демократии», нависла смертельная угроза, нацистская Германия пребывала на вершине своего военного счастья. Надежда западных союзников когда-либо вернуться на европейский континент оставалась всего лишь мечтой. Самое большее, чего смогли добиться западные союзники к осени — это произвести высадку американской армии на побережье Северной Африки.
После затухания в конце апреля 1942 года первого зимнего наступления Красной Армии на советско-германском фронте наступил период относительного затишья, во время которого обе стороны реорганизовывали, переоснащали и пополняли свои войска и искали способы вновь захватить стратегическую инициативу.[30] Горя желанием завладеть целями, которые ему так и не удалось взять предыдущей зимой, Сталин потребовал от Красной Армии возобновить в конце весны или в начале лета 1942 года всеобщее наступление. Однако другие члены Ставки после длительных споров убедили диктатора, что летом Гитлер наверняка снова начнет свое наступление на Москву для достижения самой важной цели операции «Барбаросса».
Хотя Сталин в конечном итоге разрешил начать летнюю кампанию с преднамеренной стратегической обороны на московском направлении, он также распорядился провести весной два наступления: первое в районе Харькова, а второе в Крыму. Оба имели своей целью срыв ожидаемого немецкого наступления на Москву, а по возможности — перехват стратегической инициативы.[31]
Гитлера тоже не обескуражили зимние неудачи вермахта. Уверенный, что его войска все еще могут достичь многие из первоначальных целей операции «Барбаросса», Гитлер и ОКХ спланировали новое наступление, которому предназначалось стереть печальные воспоминания и осуществить самые амбициозные стратегические цели Третьего Рейха. 5 апреля 1942 года Гитлер издал директиву фюрера № 41, приказывая вермахту провести операцию «Блау» — массированное наступление, имеющее целью захват к середине лета Сталинграда и богатых нефтью районов Кавказа; вслед за этим предполагалось взять штурмом Ленинград. В конечном итоге вермахт начал «Блау» 28 июня — лишь после того, как расстроил два параллельных наступления Сталина в южной России.
Первая операция с целью срыва летнего наступления немцев началась 12 мая 1942 года, когда Юго-Западный фронт маршала С. К. Тимошенко нанес удар по обороне группы армий «Юг» к северу и к югу от Харькова. Однако наступление Тимошенко вполне предсказуемо захлебнулось после ограниченного продвижения. Менее чем через неделю после этого собранные для проведения операции «Блау» немецкие танковые войска контратаковали и сокрушили наступающие силы Тимошенко, русские потеряли убитыми и пленными свыше 270 000 солдат. За несколько дней до того одиннадцатая армия немецкого генерала Эриха фон Манштейна, действовавшая в Крыму, дополнила нанесенный Советам ущерб, отразив слабое советское наступление, начатое никуда не годными войсками Крымского фронта, а затем сбросила остатки этого фронта в море; при этом погибло или попало в плен еще 150 000 солдат Красной Армии.[32]
Хотя два закончившихся катастрофой сталинских наступления и задержали начало операции «Блау», они также резко ослабили Красную Армию в южной России и предопределили еще большие ее неудачи после начала немецкого наступления.
28 июня силы немецких 4-й танковой, 2-й и 6-й общевойсковых армий, а также сопровождавшая их 2-я венгерская армия, входившие в армейскую группу Вейхса, нанесли удар на левом фланге группы армий «Юг», сокрушив оборону Брянского и Юго-Западного фронтов на 280-мильном фронте от Курской области до реки Северный Донец. Стремительно прорвавшись к Воронежу на реке Дон, группа «Вейхс» затем развернулась на юг и двинулась вдоль южного берега Дона. 7 июля на правом фланге группы армий «Юг» к этому наступлению присоединились немецкие 1-я танковая и 17-я армии вместе с 3-й и 4-й румынскими армиями. Они атаковали в восточном направлении на 170-мильном фронте, а затем круто развернулись на юг и двинулись по открытой степи к Ростову.
За две недели наступление вермахта полностью уничтожило оборону Красной Армии в южной России. Ставка отчаянно пыталась исправить причиненный ущерб и хотя бы притормозить неуклонное продвижение немецкой военной машины. Чтобы обеспечить более эффективное управление немецкими войсками на столь огромном театре, ОКХ в начале июля преобразовало группу армий «Юг» в группы армий «А» и «Б».
Признав наконец, что немецкое летнее наступление началось в южной России, Сталин через неделю после начала операции «Блау» изменил свою стратегию. Он приказал Юго-Западному и Южному фронтам отвести свои сильно потрепанные войска на восток-к Дону, Сталинграду и Ростову. Затем он велел Ставке ввести в действие десять новых резервных армий и организовать контрудары и контрнаступления там и тогда, где это будет эффективнее — но любой ценой остановить наступление немцев и их союзников.
В июле и августе группы армий «А» и «Б» продолжали свое драматическое наступление на восток к реке Дон и за нее к Сталинграду, а также через Ростов в район Кавказа. После взятия 6 июля Воронежа 2-я армия группы армий «Б» заняла позиции по Дону, а ее 4-я танковая и 6-я армии повернули на юг через Миллерово на Калач-на-Дону, по ходу дела окружив и сильно потрепав советские 9-ю, 28-ю и 38-ю армии. Южнее 1-я танковая и 17-я армии группы «А» очистили от советских войск Ворошиловградскую область и, не встречая сильного сопротивления, двинулись на юг к Ростову-на-Дону. 24 июля авангард группы армий «Б» достиг Калача-на-Дону, расположенного менее чем в 50 милях к западу от Сталинграда. Одновременно войска группы армий «А» захватили Ростов и приготовились форсировать Дон и наступать на Кавказ.
Тут Гитлер изменил свой наступательный план с целью извлечь выгоду из достигнутого крупного успеха его войск. Вместо того, чтобы атаковать Сталинград 6-й общевойсковой и 4-й танковой армиями группы армий «Б», он приказал последней сместить ось своего наступления на юг, к реке Дон восточнее Ростова, и отрезать пути отступления силам Красной Армии, прежде чем те смогут отойти за реку. Это ставило 6-ю армию перед трудной задачей форсировать Дон и наступать на Сталинград в одиночку. Лишенное поддержки танковых войск, наступление 6-й армии в конце июля и начале августа 1942 года значительно замедлилось, столкнувшись с решительным сопротивлением Красной Армии и беспрестанными контратаками.
Раздраженный медленным продвижением 6-й армии, Гитлер в середине августа вновь изменил планы, приказав 4-й танковой армии вернуться в прежнюю полосу и наступать на Сталинград с юго-запада. Когда две немецкие армии приблизились к городу, носящему имя Сталина, сопротивление Красной Армии значительно усилилось. Силы немецких армий, с боями продвинувшихся до пригородов Сталинграда, были на исходе. 23 августа XIV танковый корпус 6-й немецкой армии наконец-то прорубил севернее Сталинграда узкий коридор к берегу Волги. Через три дня войска 4-й танковой армии южнее Сталинграда подошли к Волге на дистанцию артиллерийского огня. Так начались двухмесячные отчаянные бои за обладание собственно Сталинградом, в ходе которых немецкие войска, преодолевая фанатичное сопротивление Красной Армии, оказались на грани полного истощения своих сил.
В то время как немецкие войска начали драматическую битву за Сталинград, наступающая группа армий «А» углубилась в область Кавказа, оставив в резерве группы армий «Б» только румынские 3-ю и 4-ю армии да итальянскую 8-ю армию. Так как и 6-я, и 4-я танковая армии окончательно завязли в тяжелых боях за Сталинград, группе армий «Б» пришлось в конце августа и сентябре задействовать для защиты своих флангов к северу и югу от Сталинграда эти три союзные армии.
В то время как войска Оси продвигались к Сталинграду, Сталин приказал Красной Армии отходить на восток, задерживая наступающих немцев и выигрывая время для сбора свежих стратегических резервов, способных начать контрнаступление. В соответствии с этим приказом Брянский и Юго-Западный фронты отошли с позиций западнее Воронежа на юг вдоль реки Дон, где вновь заняли оборону. Южный фронт отступил через Ростов на Северный Кавказ, где был переименован в Северо-Кавказский фронт и получил задачу защищать богатые нефтью районы Кавказа. Затем Ставка сформировала Воронежский, Сталинградский и Юго-Восточный фронты для обороны воронежского участка фронта, а также северных и южных подступов к Сталинграду. В ходе ожесточенных боев в развалинах Сталинграда и в его знаменитом заводском районе Сталин задействовал ровно столько войск, сколько требовалось для поддержания накала битвы и связывания боем немецких войск, пока Ставка готовила свое решающее контрнаступление.
Когда Красная Армия спешно отходила к Дону и Волге, к Сталинграду и на Кавказ, Ставка организовала локальные контратаки для изматывания наступающих войск вермахта и «конфигурирования» немецкого стратегического прорыва. Эти контратаки состоялись в начале июля близ Воронежа, в конце июля — вдоль Дона неподалеку от Калача, а впоследствии на подступах к Сталинграду и в самом городе. В июле и августе Сталин задействовал первую из своих десяти резервных армий для остановки немецкого наступления вдоль Дона, но сохранял контроль над остальными для применения их в будущем контрнаступлении.
Пока на юге с начала июля по сентябрь разворачивалась операция «Блау», Ставка приказала войскам Красной Армии в Ленинградской области и западнее Москвы провести наступления с ограниченными целями на Синявино и Ржев с целью сковать немецкие войска и помешать ОКХ перебросить подкрепления на юг.
Согласно данной версии событий, летне-осенняя кампания включает в себя следующие крупные военные операции:
• Советское харьковское наступление (12-29 мая 1942 года)
• Разгром советских войск в Крыму (8-19 мая 1942 года)
• Немецкая операция «Блау»: наступление к Сталинграду и Кавказу (28 июня — 3 сентября 1942 года)
• Советское наступление на Синявино (19 августа — 10 октября 1942 года)
• Советское наступление на Ржев-Сычевку (3 сентября — 18 ноября 1942 года)
• Сталинградская битва (3 сентября — 18 ноября 1942 года)
Существующие описания военных операций в ходе летне-осенней кампании 1942 года отличаются прискорбной неполнотой в нескольких важных аспектах. Во-первых, в то время, когда вермахт проводил операцию «Блау», Красная Армия реагировала куда более наступательно, чем считалось ранее. Вместо того, чтобы уступить стратегическую инициативу немцам, Красная Армия начала боевые действия в мае 1942 года, проводя крупные наступления под Харьковом и в Крыму. Даже после провала этих наступлений и начала немцами операции «Блау» Красная Армия яростно давала вермахту сдачи, когда тот наступал на Сталинград.
Во-вторых, та Красная армия, которую Ставка использовала весной и летом 1942 года, обладала куда большими возможностями, чем ее потрепанная предшественница предыдущего года. К этому времени Красная Армия добилась собственных заметных побед и пребывала в самом разгаре программы крупной реорганизации, предназначенной придать ей способность успешно сражаться с войсками вермахта как летом, так и зимой.
Всего шесть месяцев назад взяв верх над вермахтом под Москвой и на нескольких других участках фронта, Сталин в 1942 году не испытывал желания уступать немцам инициативу, а затем месяц за месяцем ждать подходящего момента для начала крупного контрнаступления. Поэтому Сталин начал летнюю кампанию с собственных крупных наступлений, а когда те провалились, настаивал на том, чтобы Красная Армия противодействовала наступлению вермахта, когда и где только возможно. Вследствие этого бои на пути к Сталинграду и на всех прочих участках фронта летом и ранней осенью были намного более ожесточенными, чем зафиксировала история.
В июле и августе 1942 года Красная Армия осуществила множество контратак и нанесла множество контрударов по войскам вермахта, наступающим на Сталинград, а также по немецкой обороне на прочих участках советско-германского фронта. Затененные драматическим немецким наступлением, эти «забытые битвы» включают в себя три крупных наступления около Воронежа, одно из которых проводилось в сочетании с крупным контрударом к западу от Сталинграда, а также наступления на северо-западном и центральном участках фронта — под Синявино, Демянском, Ржевом, Жиздрой и Волховом. Однако существующие русские описания обращали внимание только на две из этих операций: на Синявинское наступление Ленинградского и Волховского фронтов против оборонительных позиций группы армий «Север» в августе и сентябре 1942 года и на наступление Западного и Калининского фронтов против группы армий «Центр» на Ржевском выступе в июле-августе 1942 года.
В число этих «забытых битв» или оставшихся в тени операций летне-осенней кампании 1942 года входят следующие:
• Уничтожение немцами советской 2-й ударной армии в районе Мясного Бора (2-27 июля 1942 года)
• Частичное уничтожение немцами окруженной группы Белова (операция «Ганновер») (24 мая — 21 июня 1942 года)
• Уничтожение немцами советской 39-й армии к юго-западу от Ржева (2-27 июля 1942 года)
• Советская оборона Донбасса (7-24 июля 1942 года)
• Советское контрнаступление в направлении Воронежа и Дона (4-26 июля 1942 года)
• Советский контрудар в направлении Жиздры и Волхова (5-14 июля 1942 года)
• Советское наступление под Демянском (17-24 июля 1942 года)
• 1 -е советское наступление на Ржев и Сычевку (30 июля — 23 августа 1942 года)
• 2-е советское наступление на Синявино (19 августа — 15 октября 1942 года)
• Советское наступление под Демянском (19-21 августа 1942 года)
• Советское наступление на Волхов (23-29 августа 1942 года)
• Советский контрудар под Воронежем (12-15 августа 1942 года)
• Советский контрудар под Воронежем (15-28 сентября 1942 года)
• Советское наступление под Демянском (15-16 сентября 1942 года)
Существующие в российской историографии описания боев Красной Армии при отступлении из Донбасса остаются неадекватными. Вопреки утверждениям русских, немецким войскам удалось окружить и сильно проредить основную массу пяти отступающих советских армий (28-ю, 38-ю, 57-ю, 9-ю и 24-ю).[33] Оборона Красной Армии на Сталинградском направлении, в особенности контрудары 1-й и 4-й танковых армий, о которых в большинстве советских историй войны упоминается лишь вкратце, требуют более подробного анализа-в особенности потому, что эти атаки танковых армий явно были увязаны с июльским контрударом 5-й танковой армии под Воронежем. Наконец, серия тщательнейшим образом спланированных операций 6-й немецкой армии в ходе наступления от Дона к Волге тоже требует более подробного анализа.
В июле, августе и сентябре 1942 года Красная Армия нанесла в Воронежской области крупномасштабные контрудары для срыва операции «Блау».[34] Российские источники скупо описывают злополучное наступление новой 5-й танковой армии Брянского фронта к западу от Воронежа в начале июля, преуменьшая силу, продолжительность и амбициозные замыслы данного наступления. В конечном итоге эти контрудары продолжались несколько недель, и в них оказались втянуты целых семь танковых корпусов, имеющих в своем составе до 1500 танков. Более того, Ставка скоординировала атаку 5-й танковой армии к западу от Воронежа с крупными контрударами 1-й и 4-й танковых армий Сталинградского фронта вдоль подступов к Дону западнее Сталинграда.
Кроме того, Красная Армия согласовала по времени операции под Воронежем и Сталинградом с начатыми тогда же наступлениями в районах Демянска, Ржева, Жиздры и Волхова.32 Например, Западный и Брянский фронты задействовали в своих июльских и августовских наступлениях у Жиздры и Волхова несколько танковых корпусов и, позже, новую 3-ю танковую армию.[35] С другой стороны, наступления в августе и сентябре Западного и Калининского фронтов под Ржевом, проходящие под общим руководством Жукова и добившиеся умеренного успеха, стали практически генеральной репетицией еще большего контрнаступления в том же районе, осуществленного позже в том же году (операция «Марс»).
Хотя второе наступление Ленинградского и Волховского фронтов на Синявино в августе и сентябре 1942 года закончилось катастрофическим провалом, оно помешало немецким войскам взять Ленинград и сковало немецкую 11-ю армию, которая могла бы найти себе лучшее применение на каком-нибудь ином участке советско-германского фронта.[36] В итоге 2-я ударная армия, которую немцы уничтожили в Мясном Бору, была уничтожена еще раз в сентябре под Синявино.[37]
Летне-осенняя кампания 1942 года была очень важной для Красной Армии вообще и для Ставки в особенности. В апреле и мае 1942 года Сталин и его Ставка сделали оптимистический вывод, что они могут пожать плоды зимних побед, проведя серию наступлений с целью упредить возобновление немцами наступательных действий. Однако надежды Ставки были разбиты, когда предвкушаемый успех быстро превратился в два разгрома под Харьковом и в Крыму. В этих катастрофах явно была виновата сама Ставка; хотя она уже почти целый год набиралась боевого опыта, ей не удалось адекватно оценить ни собственные возможности, ни возможности вермахта.
И даже после этих катастроф на протяжении всей операции «Блау» Ставка, как свидетельствовали тяжелые бои вокруг Воронежа, Жиздры и Волхова, по-прежнему пребывала в убеждении, что войска Красной Армии в состоянии либо сдержать, либо отразить немецкое наступление. Когда же эти контрнаступления провалились, то, полагая, что ОКХ наверняка сократило численность своих войск на других участках фронта, чтобы собрать столь массированные силы в южной России, Ставка упрямо настаивала на проведении Красной Армией новых скоординированных контрударов по всему фронту. Численное превосходство Красной Армии в этих наступлениях указывало на ожидание Ставкой успеха. Только в конце августа Сталин полностью осознал, что Красная Армия сможет добиться победы только организовав массированные стратегические контрнаступления на самых критических участках фронта.
Историков, как мотыльков к свету, притягивают драматические бои в Сталинграде. Вполне естественно, что они сосредоточили свое внимание в первую очередь на наиболее ярких операциях летне-осенней кампании — на впечатляющих поражения Красной Армии в мае 1942 года, на равно головокружительном (хотя в ретроспективе чересчур неосторожном) рывке вермахта к Сталинграду и Кавказу, а также на ожесточенных и безжалостных боях в самом Сталинграде. Все прочее выглядит просто периферийным. Однако, как столь часто бывает, кажущееся второстепенным на деле являлось весьма значительным. Фигурально выражаясь, нанесенные вермахту этими «забытыми битвами» тысячи порезов существенно ослабили германскую армию ив итоге привели к катастрофическому поражению, которое она потерпит в Сталинграде под конец того же года.
Две параллельные катастрофы, испытанные Красной Армией в мае 1942 года под Харьковом и в Крыму, а также последующие поражения Красной Армии на начальных этапах операции
«Блау» отрезвляюще подействовали на Сталина и Ставку. Эти неудачи как минимум указывали, что получение Красной Армией военного опыта еще далеко не завершено, ее войска и структура все еще остаются неадекватными для успешного состязания с вермахтом, поэтому необходимо иное планирование боевых действий. Когда оборона Красной Армии рухнула под ударами танковых клиньев наступающих немцев, Сталин начал прислушиваться к своим советникам в Ставке и ускорил программу превращения Красной Армии в современную мобильную боевую силу. Эта программа реформ еще более ускорилась, когда немецкие войска продвигались к Дону в районе Воронежа, а затем последовательно устремились к Сталинграду и на Кавказ.
Вдобавок к боевому испытанию новых видов воинских соединений, в том числе вновь созданных новых танковых и механизированных корпусов и только что сформированных танковых армий, Ставка и Генеральный штаб в ходе этих боев отточили оперативное и тактическое мастерство своих войск — одновременно не переставая все это время готовить резервы, необходимые для проведения осенью новой волны контрударов и контрнаступлений.
Когда в ноябре 1942 года эти контрнаступления наконец воплотились в реальность, Красная Армия продемонстрировала всему миру и вермахту, что она и в самом деле научилась вести современную мобильную войну. Тем не менее проблемы, с которыми Красная Армия столкнулась в 1942 году, даже во время своих успешных контрнаступлений в конце того же года, ясно указывали, что обучение это далеко не завершено. Прежде чем Красная Армия сможет добиться окончательной победы, ей потребуется новый опыт и дальнейшая подготовка.
Драма, связанная с операцией «Блау» и последующей кровавой битвой в Сталинграде, породила немало споров на обеих сторонах. К числу наиболее горячо обсуждаемых тем, связанных с этой кампанией, относятся вопросы об ответственности за поражения Красной Армии под Харьковом и в Крыму, о разумности стратегии Гитлера в операции «Блау» и о воздействии немецкого отвлекающего удара 11-й армии Манштейна по Ленинграду на исход Сталинградской битвы.
Кто несет ответственность за тяжелые военные поражения Красной Армии в мае 1942 года? Со времен окончания войны российские историки усиленно пытались определить: кто же отвечает за поражения Красной Армии под Харьковом и в Крыму, которые привели к таким катастрофическим потерям Красной Армии и вымостили дорогу успешному началу Гитлером операции «Блау»?[38] Весной 1942 года Сталин и его главные военные советники обсуждали, какую стратегическую установку следует дать Красной Армии на лето. Хотя Сталин настаивал на продолжении наступления, Жуков, Василевский и другие, ссылаясь на ограниченные возможности и опыт Красной Армии, особенно в отношении проведения летних наступательных операций, побуждали Сталина прибегнуть к стратегической обороне на Московском направлении, где они ожидали летнего наступления вермахта. Лишь после того, как Красная Армия разгромит наступающих немцев, доказывали они, советские войска смогут возобновить успешные наступательные действия.
Сталин принял рекомендации своих советников, но с оговорками. Уступая собственным желаниям и желаниям командующих войсками в южной России, он приказал Красной Армии провести два неудачных наступления, направленные на срыв немецких планов. Поэтому основная ответственность за майские поражения Красной Армии ложится в первую очередь на Сталина и Тимошенко, командующего Юго-Западным направлением, которое спланировало и провело эти провалившиеся наступления. Кроме них, вину за фиаско под Харьковом разделяют Никита Хрущев и генерал И. X. Баграмян — комиссар и начальник штаба у Тимошенко, а также генерал Р. Я. Малиновский, командующий Южным фронтом, и его начальник штаба, генерал А. И. Антонов.
Стратегия Гитлера в операции «Блау». Учитывая катастрофические результаты операции «Блау» и то воздействие, какое она оказала на немецкие военные усилия, историки давно сомневаются, насколько разумным было проведение Гитлером этой операции — особенно его решение наступать на Сталинград и Кавказ одновременно. Некоторые утверждают, что Гитлеру вместо рывка к Сталинграду и Кавказу следовало приказать вермахту возобновить в 1942 году наступление с целью захвата Москвы.[39]
Эта критика принятого Гитлером стратегического решения вполне закономерна. Как и в 1941 году, в 1942-м он поставил перед вермахтом задачи, выходящие далеко за пределы его возможностей. Гитлеровская жажда экономических приобретений, а конкретнее, его желание завоевать богатый нефтью район Кавказа, побудили фюрера чересчур растянуть свои силы, задействовав в операции единственную группу армий (группа «Юг»). Объединение, по определению способное эффективно действовать лишь на одном стратегическом направлений, вынуждено было проводить операции в регионе, охватывающем два отчетливо разных направления — Сталинградское и Кавказское.
Хотя Гитлер искусственно разделил группу армий «Юг» на группы армий «Б» и «А» для сохранения впечатления, что на обоих направлениях действуют адекватные силы, ни та, ни другая группа армий была не в состоянии выполнить свою задачу, и обе в конечном итоге потерпели поражение. У Гитлера не осталось иного выбора, кроме как отвести неадекватно подготовленным и плохо вооруженным 3-й и 4-й румынским, 8-й итальянской и 2-й венгерской армиям крупные участки фронта, где все они стали жертвами последующего наступления Красной Армии.
Довод, что гитлеровский вермахт мог летом и осенью 1942 года захватить Москву, равно смехотворен по различным причинам. Во-первых, атакуй вермахт Москву, он полез бы прямо на оборонительные порядки Красной Армии, где Ставка как раз и ожидала наступления! Оборона Красной Армии на Московском направлении была глубоко эшелонированной, хорошо укрепленной и поддерживалась основной массой ее оперативных и тактических резервов. Более того, для организации наступления на Москву вермахту пришлось бы сократить свои войска на других участках фронта, улучшив тем самым шансы Красной Армии на успех ее наступательных операций в южной России и в других местах.[40] Проще говоря, наступление вермахта на Москву в 1942 году, по всей вероятности, привело бы к повторению его печального опыта 1941 года.
Воздействие отвлекающего удара под Ленинградом. Гитлер планировал после захвата в конце лета 1942 года Сталинграда использовать 11-ю армию фон Манштейна, которая до того была занята захватом Крымского полуострова и уничтожением войск Красной Армии в осажденном Севастополе, для захвата Ленинграда. Некоторые историки утверждают, будто решение Гитлера использовать 11-ю армию под Ленинградом лишило вермахт в южной России большого резерва, в котором немцы здесь больше всего нуждались. В то же время другие исследователи настаивают, что в провале штурма Ленинграда следует винить именно Манштейна.[41]
Хотя первое утверждение на самом деле вполне законно, второе совершенно необоснованно. Надо отдать должное Гитлеру — он отправил армию Манштейна в район Ленинграда только после того, как пришел к убеждению, что немецкие войска дойдут до Сталинграда и возьмут его. Он исходил из следующей предпосылки: когда в руках немцев окажутся Сталинград и большая часть Кавказа, придет время и для захвата Ленинграда. Данная посылка оказалась неверной — в основном потому, что немецкая разведка в значительной мере недооценила советское сопротивление в Сталинграде и численность стратегических резервов Ставки.
В отношении же второго утверждения следует отметить: немцы не смогли взять Ленинград потому, что Ставка устроила здесь для упреждения немецкой атаки собственную наступательную операцию. Проведенное в августе 1942 года массированное наступление Ленинградского и Волховского фронтов на оборонительные порядки группы армий «Север» под Синявино застало немцев врасплох и чуть не привело к прорыву блокады.[42] Только задействовав свежие силы 11-й армии Манштейна, группе армий «Север» удалось отбить 2-е Синявинское наступление Красной Армии и второй раз за один год уничтожить 2-ю ударную армию. Это сражение настолько обескровило армию Манштейна, что та лишилась возможности организовать последующее наступление для взятия Ленинграда.
Первый период войны закончился в ноябре 1942 года, когда некогда грозная 6-я армия вермахта, испытывавшая невероятное истощение сил и полностью измотанная, дралась в развалинах города, названного в честь Сталина. Операция «Блау», а вместе с ней и большие надежды Гитлера и ОКХ на достижение в 1942 году решающей победы, тоже рухнули на берегах Волги и рассыпалась в прах. Воспользовавшись явными слабостями войск Оси и усиленно сосредотачивая свои стратегические резервы, Ставка заботливо готовила два новых наступления Красной Армии — наступления беспрецедентной силы и величины. Эти наступления, которые она начала под Ржевом к западу от Москвы, а также севернее и южнее Сталинграда, очень быстро передали стратегическую инициативу в руки Красной Армии и ознаменовали собой начало совершенно нового этапа войны.
С октября по декабрь 1942 года 10 английских дивизий, включая три танковые с 480 танками, разбили в битве при Эль-Аламейне девять немецких и итальянских дивизий (включая три танковые), нанеся немцам потери в 60 000 бойцов. Одновременно в Марокко и Алжире в ходе операции «Торч» высадилось четыре-пять дивизий союзников (107 000 бойцов).
В тот же период семь советских армий, насчитывающих в своем составе 83 дивизии, 817 000 бойцов и 2352 танка, атаковали под Ржевом 23 дивизии немецкой 9-й армии (операция «Марс»), потеряв в этом провалившемся наступлении почти 250 000 бойцов, в том числе почти 100 000 убитыми, и лишившись примерно 1700 танков.[43]
С ноября 1942 года по начало февраля 1943 года советские армии, насчитывавшие 1 143 000 бойцов, свыше 160 дивизий и 3500 танков, уничтожили или сильно потрепали под Сталинградом и на Дону пять армий Оси — в том числе две немецкие армии, насчитывающие в целом более 50 дивизий. Погибло и было захвачено в плен свыше 600 000 солдат стран Оси.
На 1 января 1943 года численность армии США достигла 5,4 миллионов человек в 73 дивизиях, из них до миллиона человек и девять дивизий — в Европе.
С января по март 1943 года 20 дивизий союзников, насчитывающих почти 300 000 человек, оттеснили в Тунис на фронте в Северной Африке 15 немецких и итальянских дивизий численностью примерно в 275 000 человек, в то время как 13 фронтов Красной Армии — 44 армии, свыше 4,5 миллионов бойцов в более чем 250 дивизиях — вели массированное наступление на 1000-мильном фронте, прежде чем были остановлены немецкими контрударами.
С точки зрения всемирной вооруженной борьбы к концу 1942 года военное счастье на огромных просторах Тихоокеанского театра военных действий, в Юго-Восточной Азии и Китае, на Средиземноморском ТВД и в Атлантическом океане Повернулось лицом к союзникам.' Американские войска на Тихоокеанском ТВД принялись за тяжелую и длительную задачу — перескакивая от острова к острову, пробивать себе дорогу сквозь созданный японцами в 1942 года периметр защиты «Азиатской сферы сопроцветания». Оборона союзников в мягком подбрюшье Юго-Восточной Азии упрочилась, а военные действия в континентальном Китае постепенно выродились в позиционый пат. В Северной Африке чаша весов склонилась на сторону союзников, когда английские войска разбили Африканский корпус фельдмаршала Эрвина Роммеля в египетской пустыне у Эль-Аламейна, а затем с боем проложили себе дорогу в Тунис. На Атлантическом театре военных действий силы союзников тоже смогли разорвать мертвую хватку немцев, сжимавшую морские коммуникации, дав возможность жизненно важному потоку поставляемой по ленд-лизу техники и припасов свободнее течь из американского «арсенала демократии» к союзникам США.
Однако, несмотря на эти успехи союзников, основную тяжесть боев на суше по-прежнему несла на себе Красная Армия. Именно она окружила и уничтожила в Сталинграде войска вермахта и начала долгий и тяжелый процесс изгнания войск Оси из Советского Союза.
Контрнаступление Красной Армии под Сталинградом и последующая зимняя кампания 1942-1943 годов стала критическими моментами в советско-германской войне. У Сталинграда Красная Армия во второй раз за время войны сумела остановить крупное наступление войск Оси и провести собственное успешное контрнаступление. Впервые за всю войну обретшие силу танковые и механизированные войска Красной Армии сумели прорваться глубоко в тыл противника, окружить и впоследствии уничтожить целые армии врага. Так Сталинград стал одним из поворотных пунктов войны. Годом раньше поражение немцев под Москвой означало, что операция «Барбаросса» провалилась, и Германия больше не может надеяться выиграть войну на первоначальных условиях Гитлера. Победа Красной Армии в 1942 году под Сталинградом доказала, что Германия не может выиграть войну вообще ни на каких условиях. Еще позже, летом 1943 года, масштабная Курская битва подтвердит, что Германия и в самом деле проиграет войну. После Курска осталось решить лишь один вопрос: сколько времени потребуется для достижения победы и какой ценой она будет достигнута.
Осеннее контрнаступление и последующая зимняя кампания Красной Армии охватывают период с середины ноября 1942 года до конца марта 1943 года. Он начался 19 ноября 1942 года с операции «Уран» — Сталинградского контрнаступления, в то время, когда основная масса немецких 6-й и 4-й танковой армий группы армий «Б» была все еще скована борьбой за город.[44] За несколько дней подвижные силы Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов наголову разгромили румынские 3-ю и 4-ю армии, занимавшие оборонительные позиции к северу и к югу от города, проникли глубоко в тыл противника и соединились к западу от Сталинграда, окружив 300 000 немецких и румынских войск в печально знаменитом Сталинградском котле.
В то время как Донской и Сталинградский фронты готовились сжать кольцо, охватившее окруженную 6-ю армию, Гитлер назначил фон Манштейна командующим группой армий «Б» (вскоре переименованной в группу армий «Дон») и приказал ему восстановить прежнее положение в южной России, а конкретнее — деблокировать окруженные в Сталинграде немецкие войска, пока ОКХ отводило с Кавказа чрезмерно растянутые войска группы армий «А». Манштейн планировал провести в середине декабря две деблокирующих операции для спасения окруженных в Сталинграде войск: прорыв LVII танкового корпуса на северо-восток из района Котельниковского и наступление XXXXVIII танкового корпуса на восток с рубежа реки Чир. Однако первая операция завязла в тяжелых зимних боях, а вторую упредило наступление Красной Армии вдоль реки Чир. После длительной и ужасной осады остатки немецкой 6-й немецкой армии капитулировали в Сталинграде 2 февраля 1943 года.
В большинстве исторических трудов о Сталинградской битве утверждается, что попытки Манштейна деблокировать окруженные немецкие войска провалились по двум причинам. Во-первых, Юго-Западный фронт и левый фланг Воронежского фронта, атаковав в середине декабря через Дон 8-ю итальянскую армию, начали массированное контрнаступление под кодовым названием «Малый Сатурн». Это наступление уничтожило итальянскую армию и упредило попытку XXXXVIII танкового корпуса деблокировать окруженные под Сталинградом войска. Во-вторых, упорная оборона Красной Армии и контрудар в середине декабря, нанесенный авангардом мощной 2-й гвардейской армии, сначала остановили, а затем отбросили прорывающиеся к Сталинграду войска LVII танкового корпуса, сумевшие приблизиться к своей цели на расстояние 35 миль. Некоторые историки утверждают, что именно отказ командования 6-н армии идти на прорыв обрек попытку деблокирования на провал; другие заявляют, что суровые зимние условия сделали деблокирование попросту невозможным.
Коль скоро две немецких попытки деблокирования провалились, Донской фронт в начале января 1943 года плотно обложил немецкую 6-ю армию в Сталинграде, а Юго-Западный и Сталинградский фронты отбросили немецкие войска от излучины реки Дон к Миллерово и Ростову. Одновременно 13 января 1943 года Юго-Западный и Воронежский фронты начали наступление на Острогожск и Россошь против 2-й венгерской армии и итальянского Альпийского корпуса, которые держали оборону по берегу Дона далее к северу. Они окружили и разгромили две армии союзников Германии, проделав огромную брешь в обороне войск Оси и создав угрозу флангу немецкой 2-й армии, оборонявшей район Воронежа. Прежде чем немцы смогли восстановить рухнувший фронт, 24 января 1943 года Брянский и Воронежский фронты начали наступление в районе Воронеж-Касторная, в ходе которого разгромили и почти окружили к западу от Воронежа 2-ю армию группы армий «Б», вынудив ее в беспорядке отступить на запад к Курску и Белгороду. В то же время Юго-Западный фронт отбросил немецкие войска на запад к реке Северный Донец и Ворошиловграду, а войска Южного (бывшего Сталинградского) фронта 14 февраля захватили Ростов и 18 февраля вышли к реке Миус.[45]
Развивая эти успехи, Ставка в конце января приказала Юго-Западному и Воронежскому фронтам начать новые наступления на Харьков, Курск и Донбасс.[46] Форсировав в начале февраля Северный Донец, войска Юго-Западного фронта 14 февраля взяли Ворошиловград и уже 18 февраля вышли к Запорожью на Днепре (Донбасская операция). Одновременно Воронежский фронт освободил 8 и 9 февраля Курск и Белгород, а 16 февраля — Харьков.
Пребывавшая в оптимистическом состоянии и убежденная, что немцы вот-вот покинут Донбасс, Ставка ставила своим войскам все более дальние цели, хотя силы Красной Армии уже были явно ослаблены, их коммуникации чрезмерно растянулись, войска оторвались от своих тылов.
Осаждаемый со всех сторон атаками Красной Армии, Манштейн сотворил чудо, сохранившее военное счастье немцев в этом данном регионе. 20 февраля, использовав отступившие с Кавказа войска и свежие резервы, прибывшие с Запада, он ударил по флангам развивающих успех частей Юго-Западного фронта, когда те приблизились к Днепру. За считанные дни все наступление Красной Армии захлебнулось, и ее войска в беспорядке откатились к реке Северный Донец. Практически без паузы войска Манштейна в начале марта продолжили наступление, нанеся удар и поражение чрезмерно растянутому Воронежскому фронту. 16 и 18 марта они снова захватили Харьков и Белгород, угрожая связности советских передовых позиций в районе Курска.
Сорвав амбициозное зимнее наступление Красной Армии, контрудар Манштейна вызвал полнейшее замешательство в Ставке. Чтобы предупредить дальнейшие поражения, Сталин и Ставка перебросили в области Курска и Белгорода свежие войска. Вкупе с ухудшающейся весенней погодой эти войска вынудили Манштейна отсрочить дальнейшие наступательные действия.
В течение этого же периода немцы были вынуждены оставить ненадежные и уязвимые позиции в выступах у Демянска и Ржева, создав более прямой и пригодный для обороны фронт. Наследием интенсивных боев этой кампании стала знаменитая Курская дуга, выступавшая глубоко на запад, вдаваясь в немецкую оборону на центральном участке советско-германского фронта.
Таким образом, описанный выше традиционный взгляд на зимнюю кампанию 1942-43 годов включает в нее следующие крупные операции:
• Советское наступление под Сталинградом (операция «Уран» — с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года)
• Советская операция «Малый Сатурн» (16-30 декабря 1942 года)
• Советское наступление на Ростов (с 1 января по 18 февраля 1943 года)
• Советское наступление в районе Краснодара и Новороссийска (с 11 января по 24 мая 1943 года)
• 3-е советское наступление на Синявино (операция «Искра» — 12-30 января 1943 года)
• Советское наступление в направлении Острогожска и Россоши (13-27 января 1943 года)
• Советское наступление под Воронежем и Касторной (с 24 января по 5 февраля 1943 года)
• Советское наступление в Донбассе (на Ворошиловград) (с 29 января по 19 февраля 1943 года)
• Советское наступление на Харьков (2-23 февраля 1943 года)
• Контрудар Манштейна в Донбассе (с 20 февраля по 6 марта 1943 года)
• Контрудар Манштейна на Харьков (5-23 марта 1943 года)
• Советское наступление на Демянск (с 15 февраля по 1 марта 1943 года)
• Советское наступление под Ржевом и Вязьмой (со 2 марта по 1 апреля 1943 года)
Существующие описания военных операций в ходе зимней кампании 1942-1943 годов совершенно не замечают три крупных стратегических наступления Красной Армии, резко преуменьшают масштаб четвертого наступления, чрезмерно выпячивают достижения Красной Армии в районе Демянска и Ржева и искажают стратегический замысел как Сталина, так и Ставки в конце зимы 1943 года.
Согласно указаниям Сталина, Красная Армия нанесла немцам в середине ноября 1942 года удар практически на всех основных участках советско-германского фронта. В дополнение к проведению под Сталинградом операции «Уран» Калининский и Западный фронты Красной Армии под общим руководством Жукова и в тесном взаимодействии с наступлениями соседних фронтов с двух сторон начали операцию «Марс» против оборонительных порядков группы армий «Центр» в Ржевско-Вяземском выступе.
24 ноября 3-я ударная армия Калининского фронта начала наступление у Великих Лук, атаковав оборонительные порядки 3-й танковой армии группы армий «Центр», а на следующий день 41-я, 22-я, 39-я, 20-я и 29-я армии Калининского и Западного фронтов навалились на оборону 9-й немецкой армии по всей периферии Ржевского выступа, который и немцы, и русские воспринимали как «кинжал, направленный на Москву». Завершая эту цепь наступательных действий, Северо-Западный фронт атаковал оборону 16-й армии группы «Север» вокруг печально знаменитого Демянского выступа.
После того, как наступление Жукова на западном направлении в середине декабря провалилось, Ставка переключила внимание на юг, где она пыталась развить успех Красной Армии у Сталинграда. Поощренная ходом наступления армии в конце декабря — начале января к югу от Дона и к востоку от Ростова, Ставка приказала Красной Армии предпринять в конце января — начале февраля, одновременно на северо-западном, западном и юго-западном центральных направлениях, новые наступательные операции, а конкретно — операцию «Полярная звезда», Орловско-Брянско-Смоленскую операцию и Донбасско-Мелитопольскую операцию.
Решение Ставки вести эти три массированные наступления указывало, что она стремилась никак не менее чем к полному разгрому в начале весны всех трех немецких групп армий и к наступлению Красной Армии на широком фронте до восточных границ Прибалтики и Белоруссии, на рубеж Днепра и к Черному морю. Эти три стратегических наступления прямо или косвенно вовлекали в свою орбиту войска практически всех действующих фронтов Красной Армии от Балтийского до Черного моря.
В число «забытых битв» или частично игнорируемых операций зимней кампании 1942-1943 годов входят следующие крупные операции:
• Операция «Марс» — 2-е советское наступление на Ржев и Сычевку (с 25 ноября по 20 декабря 1942 года).
• 1-е советское наступление в Донбассе (на Ворошиловград и Мариуполь) (с 19 января по 23 февраля 1943 года).
• Советское наступление на Орел, Брянск и Смоленск (с 5 февраля по 28 марта 1943 года).
• Советская операция «Полярная звезда» (с 15 февраля по 19 марта 1943 года).
Все эти четыре наступления отличались грандиозностью масштабов и амбициозностью целей. Второе наступление на Ржев и Сычевку под кодовым названием операция «Марс» являлось для Ставки «двойником» контрнаступления под Сталинградом — операции «Уран». Западный и Калининский фронты вели это наступление под личным руководством Жукова с 25 ноября по 20 декабря 1942 года, в тесном взаимодействий с операциями Северо-Западного и Калининского фронтов у Демянска и Великих Лук. Стратегическая цель данного наступления заключалась в уничтожении немецкой 9-й армии, захвате Ржевско-Вяземского выступа и, по возможности, разгроме группы армий «Центр» со взятием Смоленска в ходе последующей операции (которая, вероятно, получила бы кодовое название «Юпитер» или «Нептун»). Ставка рассчитывала, что если даже наступление потерпит неудачу, то оно по крайней мере помешает вермахту перебросить войска на юг. Хотя операция «Марс» после трех недель интенсивных боев провалилась, она сковала резервы немецкой группы армий «Центр» и серьезно ослабила.9-ю армию — причем до такой степени, что Гитлер через несколько месяцев разрешил группе армий «Центр» очистить Ржевский выступ.[47] История почти полностью забыла это наступление, в первую очередь ради сохранения высокой репутации Жукова.[48]
Брянский, Западный и недавно образованный Центральный фронты в феврале-марте 1943 года провели наступление в направлении на Орел-Брянск-Смоленск,[49] пытаясь обрушить немецкую оборону в центральной России и отбросить немецкие войска за Днепр.[50] Хотя Центральный фронт под командованием Рокоссовского и прорвался на запад до самой Десны, это наступление захлебнулось в начале марта 1943 года, когда трем фронтам не удалось проломить мощную немецкую оборону вокруг Орла. Это массированное наступление потерпело неудачу в основном из-за недостаточно быстрой переброски требовавшихся войск на север, в район к западу от Курска, неадекватного материально-технического обеспечения, плохой координации действий, ухудшения погодных условий и успеха контрударов Манштейна в Донбассе и под Харьковом, которые вынудили Ставку направить крупные резервы на юг. Когда наступление захлебнулось, новая линия фронта Красной Армии образовала северный и западный края знаменитого Курского выступа.
Северо-Западный, Ленинградский и Волховский фронты провели в феврале 1943 года операцию «Полярная звезда» с целью снять блокаду Ленинграда, освободить весь юг Ленинградской области и, возможно начать освобождение Прибалтики. Операция «Полярная звезда» тоже планировалась и проводилась под руководством Жукова в качестве продолжения операции «Искра» — январского наступления, прорвавшего блокаду Ленинграда. Ее задачей ставилось прорвать оборону группы армий «Север» в районе Старой Руссы, ликвидировать Демянский выступ немцев и, используя в качестве ударной силы танковую армию, развивать наступление до Нарвы и Пскова с целью окружить и уничтожить войска группы армий «Север» к югу от Ленинграда.[51]
В то время как Северо-Западный фронт, избегая дальнейших дорогостоящих операций в непосредственной близости от Ленинграда, осуществлял главный удар из района Старой Руссы, Ленинградский и Волховский фронты поддерживали его, ведя собственные менее масштабные наступления в Ленинградской области.[52]
Операция «Полярная звезда» не увенчалась успехом, потому что немцы буквально накануне наступления покинули Демянский выступ — и, что еще важнее, Ставка лишила Жукова его 1-й танковой армий, которая была переброшена на юг для отражения контрудара Манштейна. Несмотря на эту неудачу Жукова, операция «Полярная звезда» стала генеральной репетицией для наступления в январе 1944 года, которое в конечном итоге привело к полному снятию блокады Ленинграда.
В дополнение к этим трем «забытым» крупным наступательным операциям до сих пор игнорируется ряд критических аспектов четвертого, относительно известного наступления. Известно, что Юго-Западный фронт в феврале 1943 года провел неудачную Донбасскую наступательную операцию. Однако в действительности в этом наступлении принял участие и Южный фронт, потеряв в ходе него два подвижных корпуса,[53] которые прорвались к немцам глубоко в тыл лишь для того, чтобы понеся существенные потери, с трудом вырваться обратно.[54] И наконец, бои связанные с отходом немцев из Демянского и Ржевского выступов, ожесточенность которых российские историки преувеличили, тоже требуют дальнейшего подробного изучения и анализа.[55]
В отношении конечного воздействия на исход войны зимняя кампания 1942-1943 годов, украшенная впечатляющей победой Красной Армии под Сталинградом, стала одной из важнейших. Поражение немцев и потеря под Сталинградом 6-й армии вкупе с уничтожением еще трех других армий Оси стало решающим поворотным пунктом войны. После этого Гитлер не мог больше надеяться выиграть войну ни на каких условиях. После Сталинграда Красная Армия начала свое неуклонное продвижение на запад, которое закончилось в апреле 1945 года у рейхстага.
Менее очевидно, что поражение вермахта под Сталинградом бросило вызов присущему немцам ощущению если не национального, то морального превосходства над своими славянскими противниками. В этом качестве оно сразу же отрицательно сказалось на боевом духе немцев. Хотя немецкие офицеры и солдаты продолжали сражаться стойко и эффективно, их души все больше и больше разъедало предчувствие грядущей гибели.
Изменчивое военное счастье Красной Армии в ходе последующего зимнего наступления еще раз продемонстрировало, что Ставка и командование многих фронтов все еще неверно оценивали сравнительные возможности Красной Армии и вермахта.[56] Это объясняет, почему головокружительное наступление Красной Армии в Донбасс, к Днепру и Десне закончилось унизительными и стоившими немалых потерь отступлениями, сократившими успех Советов примерно на треть. Как наглядно продемонстрировали контрудары Манштейна, даже тяжело раненый вермахт оставался смертельно опасным и эффективным противником.
И наконец, во время зимней кампании 1942-1943 годов Сталин и Ставка продемонстрировали тот стратегический и оперативный «почерк», который сохранится у них до конца войны. Наиболее важной особенностью этого почерка была склонность подвергать испытанию пределы оперативных возможностей Красной Армии в ходе практически всех стратегических наступательных операций. После победы Красной Армии под Сталинградом, Ставка до конца 1943 года и в 1944 году то и дело сознательно ставила перед Красной Армией стратегические задачи, которые явно выходили за пределы ее возможностей. Делала она это, во-первых, с целью испытать прочность вермахта, а во-вторых — чтобы определить реальные наступательные возможности тех или иных войсковых объединений Красной Армии с определенными силами и в определенном регионе. Хотя такая практика приводила к необыкновенно высоким потерям Красной Армии в людях и технике, она позволяла Ставке определять границы возможностей войск в будущих крупномасштабных наступательных операциях.
Эту особенность Ставка впервые продемонстрировала в феврале 1943 года, когда пыталась разгромить или уничтожить все три действующие на Востоке немецкие группы армий, проводя одновременно наступления в направлениях на Донбасс, Харьков, Орел-Брянск-Смоленск и операцию «Полярная звезда». Более того, Ставка последовательно добивалась той же стратегической цели летом и осенью 1943 года и зимой 1944 года, когда потребовала от Красной Армии провести одновременные наступательные операции на многих стратегических направлениях — наступления, подвергшие испытанию выносливость как Красной Армии, гак и вермахта.
Потрясающие масштабы немецкого поражения под Сталинградом и его влияние на последующий ход войны породили жаркие споры среди тех, кто пытался анализировать ход войны с немецкой точки зрения. В равной мере беспримерная победа Красной Армии под Сталинградом, контрастирующая с провалом амбициозного зимнего наступления Ставки в феврале-марте 1943 года, породила схожие споры и на российской стороне. Больше всего из вопросов, связанных с зимней кампанией 1942-1943 годов, исследователей волнуют следующие: в чем состоял стратегический замысел Сталина, когда планировалось ноябрьское контрнаступление Красной Армии, было ли неизбежным уничтожение в Сталинграде немецкой 6-й армии, каков был настоящий масштаб зимнего наступления Ставки, каково было значение «ответного хода» Манштейна и до какой степени Сталинградская битва представляла собой поворотный пункт в ходе войны.
Стратегия Сталина. Стратегия Сталина и Ставки зимой 1942-1943 годов вызвала немало дебатов. Во-первых, большинство историков утверждают, что начиная с ноября 1942 года Сталин и его ключевые военные советники оставили стратегию «широкого фронта», которую применяли предыдущей зимой, а вместо этого на протяжении всей кампании тщательно сосредотачивали наступательные усилия Красной Армии на юго-западном направлении. Потому эти историки классифицируют все прочие наступательные действия как носящие просто отвлекающий характер.[57]
Во-вторых, историки не согласны между собой в отношении стратегического замысла Сталина зимой 1942-1943 годов. Некоторые утверждают, что развитие Сталинградского наступления было непреднамеренным, и Красная Армия просто воспользовалась преимуществом ухудшения положения немцев на юге — в то время как другие заявляют, что Ставка с самого начала намеревалась направить войска Красной Армии из района Кременчуга на юг к Черному морю до рубежа реки Днепр.
Хотя первое утверждение относительно сталинской «стратегии широкого фронта» неверно, прочие интерпретации его стратегии Сталина также не полностью отражают подробности стратегического замысла на время зимней кампании. Архивные свидетельства доказывают, что Сталин с ноября 1942 года и до лета 1944 года придерживался стратегии проведения одновременных крупномасштабных операций на нескольких стратегических направлениях. Поэтому в ноябре 1942 года Красная Армия начала на западном и юго-западном направлениях одновременные операции «Марс» и «Уран», а в феврале 1943 года провела операцию «Полярная звезда» и наступления на северо-западном, западном, юго-западном и южном направлениях на Орел-Брянск-Смоленск, Харьков, Донбасс, Ростов и Краснодар — то есть практически по всему советско-германскому фронту. Все вместе эти наступления ставили целью отбросить к концу зимней кампании войска вермахта к Нарве, Пскову, Витебску, Днепру и Черному морю.
Та же схема осталась в силе и осенью 1943 года, когда Сталин распорядился провести одновременные стратегические наступления в Белоруссии и на Украине, и зимой 1944 года, когда Красная Армия предприняла стратегические наступления в Ленинградской области, на Украине и в Северной Румынии, в то время как другие фронты Красной Армии проводили упорные атаки на немецкие оборонительные порядки в восточной Белоруссии.[58] Эта схема действий продержалась до лета 1944 года, когда Сталин начал свои ошеломляющие стратегические наступления, ведя их одно за другим по разным стратегическим направлениям — но и в этом случае каждое последующее наступление начиналось, когда предыдущее наступление еще шло полным ходом.[59]
Деблокирование немецкой 6-й армии. Трагическая судьба немецких 6-й и 4-й танковой армий под Сталинградом породила длительные и жаркие дебаты — в частности, о значимости немецких попыток деблокировать свои окруженные войска и их шансах на успех. Многие историки утверждают, что окруженных немцев можно было спасти, разреши Гитлер генералу Паулюсу, командующему 6-й армией, отступить от Сталинграда — или если бы Паулюс по собственной воле решил вырваться из окружения до того, как его армия оказалась уничтожена. Оба эти утверждения неверны.
Поручив Манштейну командование новой группой армий «Дон», Гитлер поручил ему организовать две попытки деблокирования: первую — силами XXXXVIII танкового корпуса с запада, вторую — силами LVII танкового корпуса с юго-запада. Однако Ставка, предвидя эти действия,, приказала Юго-Западному и Воронежскому фронтам провести в середине декабря наступление против немецких и итальянских войск, держащих оборону по рекам Чир и Дон.[60]
После нескольких безуспешных ударов вдоль реки Чир, проведенных в начале декабря, два фронта Красной Армии, форсировав Дон, начали в середине декабря 1942 года операцию «Малый Сатурн». Это наступление уничтожило 8-ю итальянскую армию, отвлекло XXXXVIII немецкий танковый корпус от его попыток деблокировать окруженные в Сталинграде армии и сокрушило оборону войск Оси по реке Дон к северо-западу от Сталинграда.
Вскоре после этого Ставка использовала свою мощную 2-ю гвардейскую армию для разгрома второй немецкой деблокирующей группировки — LVII танкового корпуса на реке Аксай к юго-востоку от Сталинграда. Вкупе со слабостью окруженной армии Паулюса использование этих мощных резервов в так называемом Котельниковском сражении гарантировало поражение второй немецкой попытки деблокировать окруженную группировку и привело к последующему драматическому наступлению Красной Армии к Ростову-на-Дону.
Воздействие февральского контрудара фон Манштейна. Историков справедливо завораживал успех и нереализованный потенциал контрударов Манштейна в Донбассе и под Харьковом в феврале и марте 1943 года. Некоторые из них считают, что этот контрудар вернул немцам успех в южной России и восстановил стабильность на германском Восточном фронте в то время, когда катастрофическое поражение под Сталинградом могло вызвать крах всей обороны вермахта. Однако при этом они утверждают, что разреши Гитлер Манштейну продолжить свой контрудар в марте и апреле, немцы не потерпели бы в июле 1943 года поражение под Курском. Хотя в целом историки сильно недооценивают масштаб и важность победы Манштейна, данное утверждение страдает серьезными изъянами.
Контрудары Манштейна вкупе с умелыми действиями немцев на других участках фронта не только покончили с надеждами Красной Армии на победу в южной России, но и серьезно расстроили амбициозные планы стратегического наступления Красной Армии на северо-западном и западном направлениях. Его успешные контрудары, оттянув значительные силы Красной Армии с других стратегических направлений, предотвратили развал всего германского Восточного фронта. Поэтому в смысле своего масштаба, эффекта и значимости контрудар Манштейна был равен широкомасштабному стратегическому наступлению.[61] Для выполнения задач, поставленных перед Красной Армией Ставкой в феврале 1943 года, ей потребуется еще одна крупная кампания и шесть месяцев тяжелых боев.[62]
Контрнаступление Манштейна до конца использовало весь потенциал немецких войск. Ввиду ухудшающихся погодных условий, связанных с весенней распутицей (сезон дождей), сильные подкрепления, переброшенные Ставкой в район Курска с других стратегических направлений, сделали дальнейшие наступательные действия немцев рискованными, если не бесполезными. Продолжение наступления, вероятно, привело бы к новым поражениям, сводящим на нет многое (если не все) из достигнутого Манштейном в его успешном февральском и мартовском контрнаступлении.
Сталинградская битва как поворотный пункт. Сталинградская битва и в самом деле стала наиболее важным поворотным пунктом в советско-германской войне, так как успешное контрнаступление Красной Армии и последующее зимнее наступление ясно показали, что Германия больше не сможет выиграть войну ни на каких условиях.
Этот факт подчеркивался мрачной реальностью того, что в Сталинграде и в ходе последующих наступлений Красная армия добилась беспримерного успеха, сумев окружить и уничтожить основную массу немецких 6-й общевойсковой и 4-й танковой армий, а также уничтожить или нанести тяжелое поражение 2-й немецкой, 3-й и 4-й румынским, 8-й итальянской и 2-й венгерской армиям. В будущем страны Оси более не смогут ни заменить эти армии, ни провести без них успешных наступлений.
В июле-августе 1943 года 160 000 солдат американских и английских войск высадились в Сицилии, разгромили 60 000 оборонявших ее немцев и вышли непосредственно к Южной Италии. В то же самое время советские войска численностью 2,5 миллиона человек разбили под Курском немецкую группировку численностью свыше 1 миллиона человек. Затем 6-миллионная Красная армия начала общее наступление против 2,5 миллионов немцев, обороняющихся на фронте протяженностью свыше 1500 миль.[63] Это наступление продолжалось до линии реки Днепр.
В октябре-ноябре 1943 года 11 дивизий союзников отбросили в Италии девять немецких дивизий от реки Вольтурно до Кассино, тогда как шесть фронтов Красной Армии, имея в своем составе 37 армий — свыше 4 миллионов бойцов в 300 дивизиях, — атаковали немецкие оборонительные порядки на участке фронта в 770 миль в Белоруссии, у Киева и в низовьях Днепра, в четырех местах прорвав немецкий «Восточный вал».
На 1 декабря 1943 года действующая армия США имела 1,4 миллиона, в Европе находилось 17 американских дивизий. Красная Армия на этот момент насчитывала 6,2 миллиона человек и более 500 дивизий.
Хотя западные союзники Сталина и не сумели открыть на западном побережье Европы настоящий второй фронт, гитлеровскому вермахту пришлось бороться с ними на Сицилии и отражать вторжение в южную Италию, а также учитывать угрозу обороне на побережье Франции и на Балканах. Летом и осенью 1943 года вермахту впервые за всю войну пришлось перебрасывать войска с Восточного фронта для предупреждения угроз, вырисовывающихся на Западе. И что еще хуже — свержение в августе 1943 года Муссолини привело к выходу Италии из оси Берлин-Рим.
В Тихоокеанском регионе американские войска добились господства на море и прорывали японский оборонительный периметр. После победы в битве за Атлантику направляемый из Соединенных Штатов поток необходимой европейским союзникам боевой техники и военных припасов превратился в настоящий потоп, значительно превосходя возможности немецкой оборонной промышленности.
И тем не менее в конце этого года германский Восточный фронт все еще оставался решающим театром военных действий. Ввиду продолжающихся успехов наступлений Красной Армии германское Верховное командование вновь и вновь бросало сюда свои стратегические резервы.
До этого времени операции на советско-германском фронте следовали ясной схеме смены стратегических успехов в соответствии со сменой времен года: вермахт неизменно побеждал летом, Красная Армия добивалась успехов только зимой. Хотя летом 1941 и 1942 года в ходе операций «Барбаросса» и «Блау» вермахт продемонстрировал свою наступательную мощь, в кульминационный момент каждого из этих наступлений он спотыкался, столкнувшись с непредвиденным сопротивлением Красной Армии, трудностями российской погоды, истощением сил и ухудшением тылового обеспечения.
Равным образом Красная Армия зимой 1941/42 и 1942/43 годов сумела остановить оба немецких наступления в нескольких шагах от достижения целей, начать собственные эффективные контрнаступления, а затем развернуть их до массированных зимних кампаний, каждый раз ставивших немецкую стратегическую оборону на грань краха. Однако в обоих случаях немецкая оборона хотя и гнулась, но не ломалась. В результате немцы оказались в состоянии помешать Сталину достичь своих стратегических целей, использовав большей частью неосторожность самой советской Ставки, мастерство и стойкость собственных войск и препятствующую действиям противника весеннюю оттепель.
К лету 1943 года опыт двух лет войны, казалось, наглядно продемонстрировал, что лето «принадлежит» вермахту, а зима — Красной Армии. Хотя это предсказание дальнейшей патовой ситуации раздражало обе стороны, все же куда большую озабоченность оно вызывало у немцев — ведь те вели войну по всему миру на все возрастающем числе континентальных и океанских театров военных действий. Германия не только завязла на огромных просторах России, но еще и постепенно проигрывала подводную войну в Атлантике, противостояла воздушному наступлению союзников на собственную метрополию, без особых успехов вела сухопутную кампанию в Северной Африке и укрепляла оборону французского и норвежского побережья от надвигающейся угрозы «второго фронта».
Таким образом, к лету 1943 года военные успехи вермахта, так же, как и судьба всего гитлеровского рейха, зависели от достижения решающей победы на Востоке — победы, которая истощила бы силы Красной Армии и вынудила Сталина пойти на переговоры о сепаратном мире на любых возможных условиях. Гитлер решил добиться этой победы, начав свое третье за войну крупное стратегическое наступление — операцию «Цитадель» против войск Красной Армии, сосредоточенных на так называемой Курской дуге.[64]
Сталин и Ставка тоже столкнулись летом 1943 года с серьезными, но все же менее обескураживающими вызовами. Хотя Красная Армия минувшей зимой нанесла беспримерные поражения войскам Оси, вермахт все же сумел стабилизировать фронт. Поэтому Ставка не могла разгромить вермахт и изгнать его с русской земли, если Красная Армия не сможет разбить его летом так же, как била зимой.
Ставка решила начать свою летне-осеннюю кампанию с преднамеренной обороны на Курской дуге — против которой, как она предполагала, вермахт и начнет свое наступление. Отразив этот удар, Ставка планировала начать серию собственных контрнаступлений — сначала под Курском, а затем и на более отдаленных флангах Курской дуги. Как и в случае с ее наступлением в минувшем феврале, Ставка собиралась наступать до реки Днепр, а возможно, направить усилия Красной Армии в Белоруссию и на Украину.[65]
Летне-осенняя кампания 1943 года делится натри явно выраженные стадии: собственно Курская битва, наступления Красной Армии на флангах Курской дуги с последующим броском к Днепру и борьба Красной Армии за захват плацдармов за Днепром.
В ходе первой стадии, которая началась 5 июля, Центральный, Воронежский и Степной фронты Красной Армии сорвали операцию «Цитадель», отразив наступление 9-й немецкой армии группы армий «Центр», 4-й танковой армии группы армий «Юг» и оперативной группы «Кемпф» на фланги Курского выступа. 12 июля, еще до окончания «Цитадели», Западный, Брянский и Центральный фронты начали операцию «Кутузов», атаковав и разгромив в Орловском выступе вторую танковую армию группы армий «Центр». Примерно через две недели — еще до того, как стихли бои под Орлом-Воронежский и Степной фронты начали операцию «Румянцев», атаковав и разгромив 4-ю танковую армию и оперативную группу «Кемпф» из группы армий «Юг» на южном фасе Курской дуги и захватив'к 23 августа Белгород и Харьков.[66]
В стороне от Курской дуги Калининский и Западный фронты 7 августа начали операцию «Суворов», отбросив на запад 3-ю танковую и 4-ю армии группы армий «Центр». Они освободили Спас-Деменск, Ельню, Рославль и к 2 октября вышли на восточную границу Белоруссии. Южнее 17 августа начал наступление Брянский фронт, разгромив 9-ю армию группы армий «Центр» и выбив ее из Брянска. Еще южнее Юго-Западный и Южный фронты атаковали и разгромили группу армий «Юг», выбив ее войска из Донбасса и к 22 сентября выйдя на окраины Запорожья и Мелитополя. На самом южном фланге Северо-Кавказский фронт вытеснил немецкие войска с Таманского полуострова.
Коль скоро Красная Армия достигла в ходе второй стадии летней кампаний всех наступательных целей в Курской, Орловской и Смоленской областях, Ставка отдала распоряжение продолжить наступление на юг и юго-запад по осям Курск-Киев и Курск-Кременчуг вплоть до Днепра. 26 августа Центральный, Воронежский и Степной фронты начали множество наступлений, известных под общим названием Черниговско-Полтавская операция. В ходе нее они к 30 сентября оттеснили 2-ю, 4-ю танковую и 8-ю армии группы «Юг» к Днепру на широком фронте от района севернее Киева и вплоть до Днепропетровска на юге. Вскоре после этого войска Красной Армии захватили небольшие, но критически важные плацдармы за Днепром к югу от Гомеля в восточной Белоруссии, около Чернобыля и Лютежа к северу от Киева, у Букрина южнее Киева и к югу от Кременчуга в Центральной Украине.
Во второй половине октября Белорусский (бывший Центральный) и 1-й Украинский (бывший Воронежский) фронты закрепились на плацдармах за Днепром южнее Гомеля, севернее и южнее Киева. Тем временем 2-й и 3-й Украинские (бывшие Степной и Юго-Западный) фронты очистили от немецких войск восточный берег Днепра, взяли Днепропетровск и Запорожье и также захватили плацдармы на южном берегу реки. Одновременно 4-й Украинский (бывший Южный) фронт занял Мелитополь и район между Днепром и подступами к Крыму, загнал немецкие войска на плацдарм на восточном берегу Днепра напротив Никополя и изолировал в Крыму немецкую 17-ю армию.
Третья стадия кампании началась в первых числах ноября, когда 1-й, 2-й и 3-й Украинские фронты атаковали немцев со своих плацдармов за Днепром. 1-й Украинский фронт нанес 3 ноября удар с Лютежского плацдарма к северу от Киева, выбил войска 4-й танковой армии группы армий «Юг» из Киева, Фастова и Житомира и захватил стратегической величины плацдарм к западу от украинской столицы. С 13 ноября по 23 декабря фронт защищал этот плацдарм от организованных Манштейном яростных немецких контрударов.
В тот же период 2-й и 3-й Украинские фронты атаковали немцев за Днепром к югу от Кременчуга и у Днепропетровска, но не сумели достичь конечной цели наступления — занять Кривой Рог, район которого обороняли 8-я и 1-я танковая армии группы армий «Юг». В следующие два месяца эти фронты сумели расширить свой плацдарм, в первую очередь на запад, в то время как 4-й Украинский фронт блокировал части новой немецкой 6-й армии на Никопольском плацдарме на восточном берегу Днепра.
Наконец, в самом конце декабря 1943 года 1-й Украинский фронт, получив подкрепления, захватил Житомир и двинулся в наступление на Бердичев и Винницу против 4-й танковой армии группы армий «Юг». Это наступление продолжилось уже в следующем, 1944 году.
В большинстве описаний войны утверждается, что Ставка предпочла на всю осень 1943 года отдать приоритет операциям 1-го, 2-го и 3-го Украинских фронтов на Украине, а не распылять силы Красной Армии по многим наступлениям на множестве стратегических направлений, как она поступала во время предыдущих кампаний. Эти описания относят все операции Красной Армии на других направлениях, в том числе наступления под Невелем и Гомелем в октябре, под Невелем и Речицей в ноябре и в районе Городка и западнее Речицы в декабре, к второстепенным и вспомогательным.[67]
Таким образом, традиционный взгляд на летне-осеннюю кампанию 1943 года включает в нее следующие военные операции:
• Немецкая операция «Цитадель» (Курская битва) (5-23 июля 1943 года).
• Советское наступление на Орловском направлении (операция «Кутузов») (с 12 июля по 18 августа 1943 года).
• Советское наступление на Белгород и Харьков (операция «Румянцев») (3-23 августа 1943 года). '
• Советское наступление на Смоленском направлении (операция «Суворов») (с 7 августа по 2 октября 1943 года).
• Советское наступление на Брянском направлении (с 1 сентября по 3 октября 1943 года).
• Советское наступление на Чернигов и Полтаву (выход Красной Армии к Днепру) (с 26 августа по 30 сентября 1943 года).
• Советское наступление в Донбассе (с 13 августа по 22 сентября)
• Советское наступление на Мелитопольском направлении (с 26 сентября по 5 ноября 1943 года).
• Советское наступление на Новороссийск и Тамань (с 10 сентября по 9 октября 1943 года).
• Советское наступление в направлении Невель-Городок (с 6 октября по 31 декабря 1943 года).
• Советское наступление на Гомель и Речицу (10-30 ноября 1943 года)
• Советское наступление на Киев (3-13 ноября 1943 года)
• Советское наступление на Нижнем Днепре (с 26 сентября по 20 декабря 1943 года).
• Контрудар Манштейна на Киев (с 13 ноября по 22 декабря 1943 года)
• Советское наступление на Житомир и Бердичев (с 24 декабря 1943 года по 14 января 1944 года).
Существующие описания летне-осенней кампании 1943 года очень подробно освещают Курскую битву и форсирование с боем Днепра, однако все же оставляют ряд зияющих пробелов. Хотя упомянутые выше масштабные и знаменитые сражения затеняют все прочие боевые действия данного периода, Красная Армия все же проводила и на других участках фронта крупные операции, имевшие потенциально огромное значение. Тем не менее советские историки регулярно и сознательно принижали значимость этих операций или вовсе игнорировали их — либо по политическим, либо по военным причинам. Их немецкие визави также не обращали на эти операции серьезного внимания, ослепленные своими потрясающими поражениями на других участках фронта.
Большинство этих забытых битв опять-таки произошло, когда Ставка под конец успешных наступательных операций подвергала испытанию пределы оперативных возможностей Красной Армии. После того, как действующие фронты выполняли поставленные перед ними первоначальные стратегические задачи, Ставка стандартно ставила перед ними новые задачи с целью проверить на прочность или — при удаче — разгромить новые оборонительные порядки немцев. В ретроспективе большинство этих задач видятся чрезмерно амбициозными и далеко выходящими за пределы возможностей фронтов. Однако, если быть справедливым по отношению к Ставке, то следует признать: избыточный оптимизм, демонстрируемый при формулировании тех новых задач, был следствием совершенно здравой (хотя и не обязательной) практики пытаться развить каждый стратегический успех до максимально возможного предела.
Вопреки настойчивым утверждениям послевоенных советских историков, что Сталин и его Ставка сосредоточили все усилия на юго-западном направлении (на Украине), на самом деле советское командование вновь требовало от Красной Армии вести стратегические наступления на многих направлениях и на широком фронте. Поэтому Красная Армия на каждой стадии кампании начинала крупные наступления на западном, юго-западном и южном направлениях, а также операции меньшего значения на северо-западном и Кавказском направлениях.
В число «забытых битв» или частично игнорируемых операций летне-осенней кампании 1943 года входят следующие:
• Советское наступление на Тамани (с 4 апреля по 10 мая и с 26 мая по 22 августа 1943 года).
• 2-е советское наступление на Донбасс в направлении Изюм-Барвенково и на реке Миус (с 17 июля по 2 августа 1943 года).
• 6-е советское наступление на Синявино (15-18 сентября 1943 года).
• 1-е советское наступление в Белоруссии на Витебск, Оршу, Гомель и Бобруйск (с 3 октября по 31 декабря 1943 года).
• 1-е советское наступление на Киев под Чернобылем, Горностайполем, Лютежем и Букрином (1-24 октября 1943 года).
• Советское наступление в направлении под Кривым Рогом и Никополем (Кривой Рог, Александрия, Знаменка, Апостолово и Никополь) (с 14 ноября по 31 декабря 1943 года.)
Первые три из этих «забытых битв» были либо составными частями, либо продолжениями более крупных и хорошо известных наступательных операций Красной Армии. Например, наступление Северо-Кавказского фронта на Тамань являлось продолжением куда лучше известной Краснодарской наступательной операции, проведенной с 9 февраля по 24 мая 1943 года с целью очистки Северного Кавказа от немецких войск. Проходившее некоторое время под руководством Жукова, наступление на.Тамань, длившееся с начала апреля по август 1943 года, включало в себя затяжную серию безуспешных атак укреплений немецкой семнадцатой армии вокруг станицы Крымская и села Молдаванское, на которых и держался этот последний плацдарм Гитлера на Таманском полуострове.[68]
2-е наступление на Донбасс произошло в контексте Курской битвы, когда Юго-Западный и Южный фронты совместно атаковали оборонительные порядки немецкой группы армий «Юг» на реках Северный Донец и Миус. Хотя мотивы этого наступления остаются неясными, оно, вероятно проводилось с целью развалить немецкую оборону в Донбассе и отвлечь внимание немцев и жизненно важные танковые резервы от района Курска. Российские историки старательно проигнорировали эти операции,[69] предпочитая вместо этого подробно освещать их версии, проведенные уже в августе 1943 года.[70] Наконец, 6-е наступление Ленинградского фронта в середине сентября на Синявино было жестокой, кровопролитной, но в конечном итоге успешной попыткой преодолеть оборону группы армий «Север» на Синявинских высотах — которые Советам вот уже два года никак не удавалось взять. Хотя атакующие войска и захватили высоты, российские историки старательно игнорировали эти стоившие больших потерь бои, так же, как и многие из предыдущих попыток захватить эти высоты.[71]
Наиболее драматическая из «забытых битв» в этой кампании началась в первых числах октября, когда Калининский (1-й Прибалтийский), Западный, Брянский и Центральный (Белорусский) фронты начали наступление с целью расширить уже существующие или захватить новые плацдармы за Днепром к северу и к югу от Киева, а Степной (2-й Украинский), Юго-Западный (3-й Украинский) и Южный (4-й Украинский) фронты усиленно пытались выбить немецкие войска из излучины Днепра от Кременчуга до Никополя.
Во время 1-го наступления в Белоруссии, которое началось в первых числах октября и продолжалось, не ослабевая, до конца года, Калининский (1-й Прибалтийский), Западный, Брянский и Центральный (Белорусский) фронты стремились прорвать оборону группы армий «Центр» в восточной Белоруссии и взять Невель, Витебск, Оршу, Бобруйск и Минск. За три месяца тяжелых и стоивших больших потерь боев Калининский фронт захватил Невель, вогнав клин между группами армий «Север» и «Центр», Калининский и Западный фронты вышли на подступы к Витебску и Орше, а Центральный фронт взял Гомель и Речицу в южной Белоруссии.[72] Однако дальше ни один из этих фронтов продвинуться не смог. Существующие исторические труды описывают отдельные фрагменты этого массированного наступления — такие, как Невельская и Гомельско-Речицкая операции, но старательно игнорируют полный масштаб и амбициозные цели данного наступления.
Те же исторические сочинения также стандартно игнорируют жестокую борьбу Центрального и Воронежского (1-го Украинского) фронтов за овладение в октябре 1943 года стратегическими плацдармами за Днепром к северу и к югу от Киева. За три недели кровопролитных, но бесплодных боев 38-й, 60-й, 40-й, 3-й гвардейской танковой, 27-й и 47-й армиям Воронежского фронта, совместно с 13-й и 60-й армиями Центрального фронта так и не удалось опрокинуть войска четвертой танковой и восьмой армий Группы армий «Юг», которые блокировали плацдармы Красной Армии в районах Чернобыля, Горностайполя, Лютежа и Великого Букрина.[73] В данном случае впечатляющая победа Воронежского фронта в ноябре под Киевом стерла эти наступления из памяти и истории.[74]
Наконец, в ноябре-декабре 1943 года 2-й, 3-й и 4-й Украинские фронты провели столь же разочаровывающее наступление в направлении на Кривой Рог и Никополь с целью очистить район нижнего Днепра от сил 1-й танковой и 17-й армий[75] группы армий «Юг». Хотя эти три фронта неоднократно пытались вновь вдохнуть жизнь в свои наступления и в ходе атак серьезно потеснили на нескольких участках немецкую оборону, как Кривой Рог, так и Никополь оставались в руках немцев до начала 1944 года.[76]
Важная победа Красной Армии под Курском и последующее продвижение на запад вплоть до Днепра закрепили предшествующий триумф у Сталинграда и покончили с любыми немецкими иллюзиями относительно исхода войны. После Курска Германия не могла даже претендовать на удержание на Востоке стратегической инициативы-как доказательства данного обстоятельства, Красная Армия продолжала наступать до самого конца войны. Если Сталинград предопределил, что Германия проиграет войну, то Курск доказал всему миру, что война закончится полным уничтожением Третьего Рейха. Осталось лишь решить вопрос: сколько на это понадобится времени и какова будет цена победы.
Как и зимняя кампания 1942-1943 годов, борьба на советско-германском фронте в летне-осеннюю кампанию была намного более сложной, чем описывает история. Начиная с середины лета 1943 года практически каждой крупной победе Красной Армии предшествовала, сопровождала ее или следовала за ней какая-то значительная неудача на поле боя. Так как эти «забытые битвы» произошли в контексте впечатляющих побед Красной Армии, то русским было относительно легко скрыть эти битвы, а немцам — не заметить их.
Точно так же, как операция «Уран» заслонила собой провал и ноябре 1942 года операции «Марс», в июле 1943 года победа Красной Армии под Курском затмила поражение в Донбассе и на Таманском полуострове, а осенью ноябрьская победа Красной Армии у Киева скрыла ее неудачу под Киевом в октябре и поражения у Кривого Рога и Никополя в ноябре и декабре. Драматические победы осенью 1943 года на Днепре и в ходе операции «Багратион» летом 1944 года оставили в тени безуспешное наступление армии против группы армий «Центр» в Белоруссии осенью 1943 года и, позже, зимой 1944 года. Фактически данная схема будет действовать весь 1944 год и до конца войны в 1945 году.[77]
Все лето и осень 1943-го и первую половину 1944 года Ставка организовывала и проводила крупные наступления практически по всем стратегическим направлениям, оказывая тем самым огромное давление на вермахт по всему фронту. С начала августа и вплоть до декабря 1943 года все фронты Красной Армии от района Великих Лук до Черного моря атаковали противника, а Ленинградский и Волховский фронты соединились в ходе январского наступления 1944 года. Хотя эти беспрестанные атаки и не привели к поражению и уничтожению целых армий Оси, как привели у Сталинграда в конце 1942 и в начале 1943 года, эта «тысяча порезов» серьезно ослабила войска вермахта, предопределив те катастрофические поражения, которые обрушатся на них в 1944 году.
В ходе летне-осенней кампании Красная Армия наконец-то завершила долгое, суровое и стоившее немалых жертв обучение ведению современной войны, которое она начала в июне 1941 года. Теперь она стала вполне современной мобильной боевой силой. Хотя это обучение продолжится и в 1944, и в 1945 годах, под Курском советские войска показали себя способными успешно соперничать с самой совершенной армией Европы.
Политически летне-осенняя кампания тоже была крайне важна. Продемонстрировав, что Советский Союз вполне сможет разгромить гитлеровскую Германию, победа Красной Армии под Курском оказала глубокое политическое воздействие на другие страны. Повышая важность Советского Союза в лагере союзников, она также предоставила ему ключевую роль в определении будущего политического устройства послевоенной Европы — и несомненно, ускорила решение союзников открыть в Западной Европе второй фронт. Не случайно вскоре после завершения летне-осенней кампании, Сталин перенес центр тяжести наступательных операций Красной Армии на Украину, а после занятия этого региона попытался в апреле-мае 1944 года вторгнуться в Румынию и на Балканы.
Поражение немцев под Курском и наступление Красной Армии до Днепра в ходе летне-осенней кампании 1943 года оставило после себя наследие в виде больших исторических споров. Наиболее спорными вопросами остаются разумность решения Гитлера начать операцию «Цитадель», стратегия Сталина в этой битве и то, до какой степени Курск представляет собой поворотный пункт войны.
Время, разумность и возможности гитлеровской операции «Цитадель». Многие историки сомневаются в разумности решения Гитлера вообще проводить операцию «Цитадель». Другие же утверждают, что ему следовало начать наступление сразу вслед за мартовским контрнаступлением Манштейна. Третьи критикуют решение прекратить наступление до того, как был исчерпан весь его потенциал.[78]
Во-первых, в ретроспективе видится, что внушительная сила полевых войск и стратегических резервов Красной Армии летом 1943 года, ее мощная оборона на Курской дуге и предсказуемость немецкого наступления на Курск сами по себе гарантировали Красной Армии победу под Курском. Однако в контексте операций «Барбаросса» и «Блау» у Гитлера и его генералов имелись все основания ожидать под Курском успеха — поскольку летние месяцы традиционно «принадлежали» вермахту, и Красной Армии раньше никогда не удавалось сдержать согласованное наступление противника даже в оперативных пределах до того, как оно достигнет стратегической глубины. Эта мрачная реальность вполне объясняет, почему Сталин и Ставка начали Курскую битву с преднамеренной обороны.
Во-вторых, начинать операцию «Цитадель» в марте или в апреле 1943 года было бы со стороны Гитлера весьма опрометчиво, так как вермахту требовалось время на восполнение ущерба, нанесенного ему во время зимнего наступления Красной Армии. Немцы Должны были завершить сосредоточение войск и техники, необходимых для достижения победы в ходе операции «Цитадель». Более того, советская Ставка уже в марте-апреле 1943 года сосредоточила в Курской и Воронежской областях внушительные силы из своих стратегических резервов, включая девять свежих армий. Эта группировка вполне могла пресечь возобновленное немецкое наступление.[79]
В-третьих, у Гитлера не было иного выбора, кроме как прекратить 14 июля операцию «Цитадель». К этому времени атакующие войска вермахта были сильно ослаблены двумя неделями интенсивных боев, а сильно превосходящие войска Красной Армии уже крушили немецкую оборону под Орлом и на реках Северный Донец и Миус. Эти два наступления Красной Армии угрожали обрушить немецкие оборонительные порядки на флангах Курской дуги, в то же время они оттягивали на себя из-под Курска крупные немецкие силы. И, что еще хуже для немцев, в тот самый момент, когда танковые клинья Манштейна столкнулись с 5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой армиями Воронежского фронта на печально знаменитом поле боя под Прохоровкой, в битву готовились вступить еще неведомые немцам свежие 27-я и 53-я армии и 4-й гвардейский танковый и 1-й механизированный корпуса.[80]
Сталинская стратегия «широкого фронта». Как и в случае с зимней кампанией 1942-1943 годов, утверждения, будто Сталин стремился наносить главные удары на узком фронте, не соответствуют действительности. После Курской битвы, а особенно во время последующего наступления Красной Армии к Днепру, Ставка подвергла оборону вермахта беспощадному давлению на всем протяжении фронта от Великих Лук до Черного моря. Ко времени завершения кампании девять фронтов Красной Армии, насчитывавшие в своем составе почти 6 миллионов солдат, вели активные наступательные действия.
Однако во время этой кампании Ставка часто начинала Отдельные операции последовательно, друг за другом — с целью заставить немцев обеспокоиться и помешать своевременно перебрасывать оперативные резервы с одного участка фронта на другой.[81]
Курск как поворотный пункт. Хотя Сталинградская битва была наиболее значительным поворотным пунктом войны, Курская битва тоже стала таким пунктом в нескольких важных отношениях. Во-первых, эта битва предоставила вермахту его последнюю возможность добиться хоть какого-то стратегического успеха. А во-вторых, исход битвы окончательно доказал, что война завершится полным поражением Германии.[82] После Курска победа Красной Армии стала неизбежной.
За первые два с половиной года войны политическое и военное руководство Советского Союза, а также рядовой и командный состав Красной Армии прошел мучительную, стоившую больших жертв, но в конечном итоге конструктивную школу современной войны. Процесс «обучения» охватывал практически все аспекты войны и военных действий, включая стратегическое руководство войной, организацию действий на оперативном и тактическом уровнях, создание оптимальной структуры войск, позволяющей выжить и победить в мобильной войне, а также организацию тыла для поддержания и материально-технического обеспечения боевых действий высокой интенсивности.
Несмотря на пугающий хаос и неразбериху, вызванные каскадом катастрофических поражений, Сталин всего через несколько дней после начала военных действий восстановил душевное равновесие и принялся создавать орган стратегического командования и структуру управления — Ставку, которая со временем окажется способна эффективно руководить военными усилиями.
В то же время неспособность командующих фронтами Красной Армии действенно планировать стратегические операции и руководить ими побудила Ставку назначать старших офицеров для координации действий множества фронтов, действующих на определенных стратегических направлениях. Однако из-за отсутствия адекватных штатов, необходимой власти и способных командных кадров эти новые штабы тоже оказались неэффективными. В результате Ставка начала в 1942 года использовать для координации крупных оборонительных и наступательных операций собственных специальных представителей — практика, которую она со все большей эффективностью использовала вплоть до конца войны.
Гитлеровская операция «Барбаросса» не только уничтожила войсковую структуру Красной Армии в начальный период войны, но и продемонстрировала, насколько плохо была подготовлена Красная Армия к ведению современных мобильных действий. Через считанные недели после начала войны вермахт превратил неуклюжие общевойсковые армии и стрелковые корпуса, неповоротливые механизированные корпуса, танковые и механизированные дивизии, давно ставшие анахронизмом корпуса тяжелой кавалерии и тяжелые противотанковые бригады Красной Армии во всего лишь выгоревшие остовы прежних структур. Через шесть месяцев от этих войск остались одни воспоминания.
Таким образом, за первые шесть месяцев войны наступающий вермахт либо уничтожил, либо захватил в плен основную массу первоначальных войск Красной Армии военного времени. К концу 1941 года боевые потери и распоряжения Ставки преобразовали некогда мощную Красную Армию в набор небольших стрелковых армий, состоящих из стрелковых дивизий и бригад сокращенного штата, слабых танковых бригад и хрупких кавалерийских дивизий. Однако в бою эти структуры были эффективней, чем их неповоротливые предшественники, и с большей легкостью управлялись неопытными командирами. Эти новые войска послужили для обучения нового поколения боевых командиров Красной Армии — но обучения, обошедшегося дорогой ценой и большой кровью.
Подвергнув жестокому испытанию войсковую структуру Красной Армии в первые месяцы войны, вермахт также отчетливо выявил ее многочисленные недостатки, не оставив Ставке никакого иного выбора, кроме реформирования советских вооруженных сил в самый разгар боев, иначе им грозила бы гибель. Такое широкомасштабное поражение Красной Армии в ходе операции «Барбаросса» само по себе вынудило Ставку и ее Генеральный штаб произвести масштабные перемены во множестве взаимосвязанных аспектов ведения военных действий и создать структуру войск, необходимую для успешного продолжения войны. Поскольку Советский Союз и его Красная Армия могли выжить только с помощью реформ, у Ставки и Генерального штаба не было иного выбора, кроме восполнения ущерба, нанесенного войсками вермахта. Весной 1942 года, имея на вооружении опыт, полученный в ходе первых двух кампаний за время войны, Ставка начала выковывать новую Красную Армию, способную более успешно соперничать с вермахтом.
Реформу структуры Красной Армии Ставка начала в апреле 1942 года, создав 15 новых танковых корпусов численностью с немецкую танковую дивизию каждый,[83] которые должны были находиться в распоряжении командующих фронтами и армиями, осуществляя оперативные маневры и развивая тактический успех в оперативный.
Хотя в мае 1942 года под Харьковом и в последующих летних боях танковые корпуса понесли большие потери, они оказались достаточно эффективными для того, чтобы в конце лета Ставка выставила на поле восемь новых механизированных корпусов. Эти формирования должны были послужить «испытательными стендами» для отработки технологии ведения мобильной войны.
После того как вермахт начал летом 1942 года операцию «Блау», Ставка выставила на поле четыре новых танковых армии, которым надлежало помериться силами со знаменитыми немецкими моторизованными (то есть танковыми) корпусами. Представлявшие собой достаточно курьезную смесь танковых, кавалерийских и пехотных частей,[84] обладая весьма скромной огневой мощью и недостаточным тыловым обеспечением, эти танковые армии первого поколения тем не менее дали опыт, необходимый для создания в дальнейшем более крупных и более эффективных бронетанковых и механизированных объединений. Ставка широко использовала эти армии в 1942 году — сначала в конце июля и в августе у Жиздры, Воронежа и на подступах к Сталинграду, а позже и более эффективно — во время контрнаступлении под Сталинградом в ноябре и при неудачном наступлении на Орел, Брянск и Смоленск в феврале-марте 1943 года.
В 1942 и 1943 годах структура войск Красной Армии достигла зрелости и в других отношениях. Например, в конце 1942 года Ставка начала формировать в полевых армиях новые стрелковые корпуса и расширять структуры огневой и тыловой поддержки своих полевых армий. Ставка не только выставила на поле совершенно новые и более крупные артиллерийские и противотанковые подразделения вместе с подразделениями самоходной артиллерии, но и сформировала в своих танковых и механизированных соединениях более зрелую структуру ремонтных, инженерных и тыловых служб. В конце 1942 года были созданы воздушные армии для поддержки действующих фронтов. Словом, в разгар боев и ценой огромных жертв Ставка к лету 1943 года выковала и выставила в поле новую Красную Армию — испытанную и закаленную в настоящих боях.
Не пренебрегали Ставка и Генеральный штаб и созданием новых средств ведения войны. Несмотря на разрушительное воздействие довоенных чисток среди советских военных конструкторов и в конструкторских бюро, после начала войны Народный Комиссариат Обороны использовал накопленный еще до войны потенциал для создания и производства в огромных количествах внушительного набора новых видов вооружений. В их число входили средние танки новой модели Т-34 и тяжелые машины танков KB, противотанковые орудия, полевая и реактивная артиллерия, новые модели боевых самолетов. И, что еще важнее с военной точки зрения, за первые два с половиной года войны Ставке и Генеральному штабу удалось выявить и подготовить новых командиров Красной Армии, способных более эффективно соперничать со своими более опытными и умелыми немецкими противниками — не только в плане стратегического руководства войной, но и на оперативном и тактическом уровнях.
Как минимум в стратегическом плане задачу Ставки в 1941 и 1942 годах явно облегчила врожденная привычка немцев чрезмерно перенапрягать силы. Например, в ходе операции «Барбаросса» попытка Гитлера достичь слишком многого слишком малыми силами и его погоня за плохо определенными стратегическими целями большей частью свели на нет неблагоприятное воздействие плохого стратегического руководства Красной Армией и катастрофическую оперативную и тактическую неподготовленность ее командиров, обусловив немецкое поражение под Москвой. Во время операции «Блау» на следующий год поражение вермахта оказалось еще более дорогостоящим, поскольку немецкое руководство продемонстрировало те же недостатки, какие проявило в 1941 году — в то время как руководство Красной Армии заметно улучшило свой стратегический и оперативный уровень. Результатом стали Сталинградская битва и последующая потеря державами Оси пяти армий.
Вызов, с которым Ставка столкнулась в 1943 году, совершенно не походил на тот, с которым она сталкивалась за два предыдущих года. К этому времени Ставка осознала, что если Красная Армия хочет достичь конечной победы над вермахтом, то ей потребуется более эффективно вести войну на всех уровнях. Красной Армии требовалось совершить беспримерный подвиг, сначала сдержав наступление вермахта, достигшее уже почти стратегической глубины, а затем нанеся немцам поражение собственным наступлением в самый разгар лета. В середине лета 1943 года Красная Армия наконец-то добилась этого под Курском.
Красная Армия смогла преобразоваться в современную боевую силу в первую очередь потому, что умела учиться на своем опыте. Пройдя через испытания первых 18 месяцев войны, Генеральный штаб учредил официальные структуры на уровне фронтов, а позже и более высокого командования, для сбора, обработки и анализа всех аспектов боевого опыта. Затем он в ноябре 1942 года перевел весь этот процесс в формально-официальные рамки, сформировав при своем Военно-историческом управлении Отдел по изучению опыта войны, а еще позднее подняв его до статуса самостоятельного управления.
Вместе с академиями Генерального штаба имени Ворошилова и имени Фрунзе эти органы по изучению военного опыта оказали заметное влияние на внедрение нововведений, выпуская сборники боевых материалов, содержащие описания конкретных случаев и весьма откровенные их оценки, а со временем — подробные исследования всех аспектов прошедших военных операций Они стали зерном, из которого вырастали конкретные директивы, приказы и инструкции, призванные исправить многочисленные недостатки Красной Армии.[85]
К середине 1943 года и немцы, и русские в равной мере поняли, что поведение Красной Армии на поле боя оправдывает усилия Генерального штаба по использованию военного опыта. Несмотря на страшные поражения, испытанные Красной Армией в 1941 и 1942 годах, к концу 1942 года и в 1943 году она завершила это мучительное обучение, чтобы нанести под Сталинградом и Курском поражение самой профессиональной и опытной армии в мире. К середине 1943 года, когда за плечами у Красной Армии уже были победы под Москвой, Сталинградом и Курском, мало кто из советского руководства сомневался в конечном итоге войны. Победа была гарантирована — но никто не мог сказать, ни сколько еще потребуется до нее идти, ни какую цену придется заплатить Красной Армии.
Громадный масштаб, большая продолжительность и головокружительная сложность военных действий на советско-германском фронте, в сочетании с беспримерным накалом и жестокостью боев, раздвинули пределы советского военного искусства и стратегии. Они также подвергли суровому испытанию стратегическое руководство Советского Союза, особенно Государственный Комитет Обороны (ГКО) и Ставку (Верховного Командования). В обоих этих организациях доминировал советский диктатор И. В. Сталин.
Сражаясь за выживание своего государства и его Красной Армии против внезапного вторжения самой мощной военной державы Европы, Сталин в первые 18 месяцев войны сделал своей первоочередной задачей мобилизацию ресурсов государства для отражения нападения гитлеровского вермахта. В то же самое время он трудился, выковывая международный союз против нацистской Германии — особенно после того, как в декабре 1941 года в войну вступили Соединенные Штаты. Когда этот союз был создан, Сталин настойчиво давил на своих союзников, требуя открытия второго фронта на европейском континенте.
После отбрасывания в декабре 1941 года вермахта от ворот Москвы и разгрома его в 1942 году под Сталинградом сталинская Красная Армия следующие три с лишним месяца безудержно атаковала противника, стремясь добиться гарантии, что чаша весов военного счастья останется склоненной на сторону Красной Армии. Хотя вермахту и удалось зимой 1942-1943 годов сдержать наступление Красной Армии и даже организовать летом 1943 года еще одно собственное стратегическое наступление, победа Красной Армии в июле 1943 года под Курском предопределила неизбежное крушение вермахта и в конечном счете нацистской Германии.
Когда Красная Армия во второй половине 1943 года начала новые массированные наступления, Сталин уже более тесно координировал эти операции с операциями союзных войск, проводимых на западноевропейском и средиземноморском театрах военных действий. Он продолжал беспрестанно побуждать союзников открыть второй фронт на европейском континенте. Однако к этому времени Сталин уже был убежден, что Красная Армия способна разгромить нацистскую Германию как с помощью союзников, так и без нее.
По советскому определению военная стратегия охватывала широкий спектр задач. К примеру, до войны она включала в себя планирование мобилизации, формирования и стратегического развертывания вооруженных сил, организацию противовоздушной обороны страны и подготовку театров военных действий. После начала войны стратегия обуславливала общее использование войск и вооружений, планирование и проведение военных кампаний и стратегических операций, обеспечение вооруженных сил стратегическим руководством, создание стратегических группировок войск, мобилизацию, обучение и использование стратегических резервов, определение наиболее эффективных средств и форм ведения военных действий в зависимости от обстановки, организация стратегического сотрудничества родов войск и действенное использование военных и экономических возможностей государства для достижения победы над врагом.[86]
После того, как Гитлер начал операцию «Барбаросса», военная стратегия Сталина в последующие 18 месяцев была по необходимости оборонительной в своей основе и нацеленной лишь на вырывание стратегической инициативы из рук вермахта:
«В 1-й период войны, когда стратегической инициативой владел противник, военная стратегия решала задачи организации активной стратегической обороны, основными способами ведения которой было изматывание противника упорным сопротивлением на заранее создаваемых и естественных рубежах, срыв его замыслов решительными контрударами, проведение частых наступательных операций (армейских и фронтовых). При этом стратегическая оборона в 1941 году организовывалась, как правило, вынужденно, в ходе активных наступательных операций противника, в 1942 году — заблаговременно, а в 1943 году — преднамеренно с целью изматывания противника и перехода в контрнаступление… Крупным достижением советской военной стратегии в 1-м и 2-м периодах войны явилось осуществление стратегического контрнаступления под Москвой с перерастанием его в общее наступление советских войск зимой 1941-1942 гг.».[87]
Однако и после этого стратегия Сталина оставалась наступательной по своему характеру.
«Во 2-м периоде войны советская армия захватила и окончательно закрепила за собой стратегическую инициативу. Все последующее развитие советской военной стратегии было связано с главным видом стратегических действий — стратегическим наступлением».[88]
Вызов, с которым столкнулся Советский Союз с началом войны, заставили Сталина сосредоточить стратегическое руководство войной в ограниченном числе командных органов, наиболее важными из которых были Государственный Комитет Обороны, Ставка, Народный Комиссариат Обороны и Генеральный штаб Красной Армии, а также несколько менее заметных органов управления (подробнее см. главу 10). Самой тяжелой задачей, с какой столкнулись эти органы, было создание системы военного руководства, способной эффективно координировать действия нескольких фронтов Красной Армии в стратегических оборонительных операциях. Хотя довоенная советская военная теория представляла себе отдельные фронты ведущими оборонительные и наступательные действия на отдельных стратегических направлениях, проводимая немцами операция «Барбаросса» доказала, что действовать так они не могли.
Поэтому сразу после начала войны Ставка начала экспериментировать с новыми командными структурами, способными координировать действия нескольких фронтов — ив обороне летом-осенью 1941 года, и в наступлении зимой 1941-1942 годов. Когда эти командные органы оказались неэффективными, Ставка начиная с осени 1942 года начала использовать для управления операциями групп из нескольких действующих фронтов институт собственных «представителей» — систему стратегического управления, продержавшуюся до конца войны.
В рамках этой системы командования Ставка спускала свои стратегические решения действующим фронтам и флотам посредством директив, конкретизирующих, какое именно командование будет проводить операцию, когда, где, как и какими силами.[89] Управления Генерального штаба и НКО, служба военных сообщений Красной Армии (ВС) и начальники родов войск (бронетанковых, артиллерийских, инженерных и т.д.) обеспечивали эти директивы исходными данными. Перед каждой операцией командующие фронтами и даже армиями могли поставить под вопрос принятые решения и предложить альтернативный план действий. После того, как Ставка издавала окончательные оперативные директивы, пока шли запланированные операции, она выпускала частные и предварительные приказы, дающие действующим фронтам дополнительные задачи по требованиям обстановки.[90]
В первый период войны Ставка обычно направляла оперативные директивы напрямую главным командованиям, фронтам, а иной раз даже армиям, вызывая их командующих в Москву. Однако во второй период войны она все чаще спускала эти директивы через представителей, которым поручала координировать планирование и ведение крупных наступательных или оборонительных операций, осуществляемых группами фронтов.
Хотя большинство этих директив Ставка инициировала сама, обычно после консультаций со своими представителями и командующими фронтами, командующие могли самостоятельно подготовить предложения будущих операций. В таких случаях командующие фронтами, посовещавшись с военными советами фронтов (состоящих из командующего его начальника штаба и комиссара), направляли свои письменные предложения в Ставку и своим представителям Ставки, если им придавались такие. Затем Ставка изучала предложение, вносила поправки и либо одобряла его, либо нет, а если одобряла, то издавала соответствующую оперативную директиву.
До осени 1942 года Ставка планировала только конкретные операции, большинство которых носило оборонительный или контрнаступательный характер, и не подготовила планов нескольких последовательных операций или кампаний.[91] Однако осенью 1942 года впервые за время войны она создала единый общий план кампании, включавший в себя широкие и четко определенные цели и требовавший от участвующих в его осуществлении фронтов вести практически одновременные наступления в районах Великих Лук, Ржева и Сталинграда с последующими наступлениями на Вязьму и Ростов, а также включавший как минимум предварительный план первых этапов последующей зимней кампании.[92]
После успеха наступлений Красной Армии в Сталинградской области Ставка в январе и начале февраля 1943 года составила поэтапный и еще более сложный план кампании. Этот план требовал от фронтов Красной Армии провести наступления на нескольких направлениях, охватывающих две трети советско-германского фронта, достигнув к концу марта восточной границы Прибалтики и линии Днепра до Черного моря. Однако на более поздних этапах данной кампании Ставка позволила своим атакующим фронтам чрезмерно растянуться, и кампания провалилась, столкнувшись с умелым немецким сопротивлением. Но в этом была и своя положительная сторона: неудачи, испытанные Ставкой в этой кампании, побудили ее весной и летом 1943 года подходить к стратегическому планированию намного осторожней и осмотрительней.
Подготовленный Ставкой план кампании на лето и осень 1943 года хотя и носил по существу наступательный характер, требовал от действующих фронтов начать ее с обороны — прежде всего в Курской области, где Ставка ожидала нападения вермахта. Вдобавок к подробному планированию этой обороны Ставка также спланировала последующее наступательные операции в Курской области и примыкающих к ней районах; в случае успеха этих первоначальных наступлений предполагалось развернуть действия на еще более широком фронте. От участвующих в операциях фронтов требовалось выйти в район Витебска, форсировав реки Днепр и Сож.
Однако когда войска Красной Армии в начале октября достигли этих целей, Ставка вновь перенапрягла свои силы, приказав им взять Минск и Винницу. Хотя эти последующие наступления провалились, в данном случае планирование Ставкой кампании продемонстрировало вполне оправданное намерение использовать успехи Красной Армии в самой полной степени, какая только возможна — практика, которой Ставка будет придерживаться до конца войны.
При планировании и проведении операций в 1941 и 1942 годах Ставка усвоила, что для достижения успеха в стратегических оборонительных или наступательных операциях требуется в первую очередь организовать эффективное стратегическое взаимодействие[93] между действующими фронтами, стратегическими резервами и другими войсками поддержки:
«Ставка и Генеральный штаб организовывали стратегическое взаимодействие между группами Советских Вооруженных Сил, действующих на разных стратегических направлениях на основе задачи, направления и вариантов действий, а главные командования стратегических направлений и представители Ставки ВГК организовывали оперативно-стратегическое взаимодействие между частями оперативно-стратегических соединений и крупными соединениями [различных] видов вооруженных сил в рамках отдельной стратегической операции».[94]
В 1941 и 1942 годах Ставка оказалась не в состоянии организовать эффективное стратегическое взаимодействие на начальных этапах проводимых немцами операций «Барбаросса» и «Блау», так как при обоих этих наступлениях вермахт добился внезапности и захватил стратегическую инициативу. Однако впоследствии ей удавалось предпринимать совместные действия нескольких фронтов с целью помешать немцам осуществить свои наступательные планы. Например, сразу после начала этих наступлений Ставка проводила атаки на флангах продвигающихся немцев, чтобы отвлечь противника и помешать ему перебросить подкрепления иа направление главного удара.[95] Она также организовывала контратаки, контрудары и, в некоторых случаях, даже контрнаступления с целью разгромить, расстроить или просто ослабить наступающие войска вермахта.[96] Вдобавок, перебрасывая части ВВС со вспомогательных участков фронта для усиления обороны на критических стратегических направлениях во время обороны Ленинграда, Москвы, Одессы и Севастополя, Ставка включала в состав наземной обороны местные войска противовоздушной обороны (МПВО) и силы флота, требуя от них действовать по сухопутным целям.
Хотя Ставке и не удалось организовать эффективное взаимодействие между ее действующими фронтами во время стратегических наступлений, устроенных ею в ходе зимней кампании 1941-1942 годов, она добилась этого в куда большей степени в ходе своей частично успешной зимней кампании 1942-1943 годов. Например, во время этой кампании Ставка координировала в ноябре 1942 года наступательные действия 5 фронтов, в январе 1943 года — 8 фронтов, а в феврале-Марте 1943 года — 11 фронтов в наступлениях, которые в конечном итоге охватили весь советско-германский фронт.[97]
На начальных этапах летне-осенней кампании 1943 года Ставка впервые за время войны организовала взаимодействие между своими действующими фронтами, задействовав их сначала в «группах фронтов» для ведения оборонительных действий, а позже и в наступательных операциях на нескольких стратегических направлениях.[98] Вдобавок до и во время этих операций Ставка впервые за время войны провела в сочетании с наземными операциями крупномасштабные воздушные операции дальнебомбардировочной и фронтовой авиации с целью расстроить немецкие коммуникации и ослабить и так уже клонящуюся к упадку силу немецких ВВС.[99] Кроме того, Ставка начала в тылу у противника крупномасштабные партизанские операции-также с целью расстроить сообщения и помешать свободному перемещению резервов врага.[100]
Наконец, на более поздних этапах летне-осенней кампании 1943 года Ставка организовала взаимодействие трех групп фронтов, имеющих задачу наступать до Днепра и далее, а конкретно- трех фронтов, наступающих на Белоруссию, еще двух-на Украине в районе Киева и Винницы, и трех — под Кривым Рогом.[101] Эти координируемые Ставкой воздушно-наземные наступления привели к важным стратегическим приобретениям, но что еще важнее — они вымостили дорогу к более крупномасштабным и еще лучше скоординированным операциям в 1944 и 1945 годах.
Основные трудности, с которыми столкнулась Ставка в первые два периода войны при попытках действенно управлять войсками и координировать их операции, проистекали из достижения вермахтом внезапности, огромной сложности военных операций, неопытности и необученнасти многих солдат и офицеров и нехватки необходимого вооружения. Но они также отражали влияние личности Сталина на принятие стратегических решений и неопытность других членов Ставки.[102]
Перед войной Сталин в ходе чисток выбил самых опытных и наделенных воображением офицеров, расстроив тем самым преемственность в советской военной теории, уничтожив накануне войны ее самые положительные аспекты и извратив ее военную стратегию.[103] Когда же началась война, во время всего первого ее периода позиция и мнение Сталина доминировали при принятии любых стратегических решений. Основанные на взглядах и предубеждениях, суждения Сталина часто заслоняли собой объективную реальность. Хотя участие Сталина в стратегическом планировании, с одной стороны, вносило в него определенное единство замысла, оно же, с другой стороны нагнетало страх на Генеральный штаб и высшее военное руководство.
Требования Сталина, чтобы Красная Армия упорно держалась за непригодные для обороны позиции, и его вмешательство в принятие стратегических решений возлагают на него прямую ответственность за катастрофы под Уманью, Киевом, Вязьмой и все прочие, случившееся в 1941 году.[104] Его влияние лишало Ставку инициативы и ограничивало ее стратегические горизонты, вынуждая составлять планы не загодя, а реагируя на единственный императив — восстановление стабильности фронта. В то же время упорство Сталина и его настойчивость в создании резервов, скудное выделение их на нужды фронтов в конечном итоге стратегически усилили Красную Армию. В результате ее упорное сопротивление в битвах за Ленинград, Москву и Ростов и та энергия, самопожертвование и решимость, которую войска проявили в ходе последующей зимней кампании, тоже отразили железную волю Сталина. Невзирая на стратегические просчеты Сталина, в декабре 1941 года сильно потрепанная Красная Армия сражалась с яростью и отчаянием, зеркально отражавшими решимость и безжалостность ее вождя.
Ошибочные суждения Сталина внесли свой вклад и в катастрофические поражения Красной Армии в мае 1942 года под Харьковом и в Крыму, и в каскад поражений, испытанных ею на пути к Сталинграду летом и ранней осенью 1942 года:
«Главной причиной неудачи летней кампании 1942 года было ошибочное решение Верховного Главнокомандования „добавить" к стратегической оборонительной операции многочисленные отдельные наступательные операции на всех фронтах. Это распыление сил и преждевременное расходование стратегических резервов определенно обрекло план Сталина на провал».[105]
Осенью 1942 года под Сталинградом Сталин повторил свой положительный вклад в боевую отдачу войск, внесенный в предыдущем году — но только потому, что начал внимать советам своих наиболее доверенных военных советников, таких, как Жуков, Василевский, Антонов и Воронов. После этого Сталин продолжал следовать рекомендациям своих советников до самого конца 1942 года и весь 1943 год, хотя и сохраняя жесткий контроль над всеми своими политическими и военными подчиненными. Как и на более раннем этапе войны, он, когда считал необходимым, принимал суровые дисциплинарные меры к тем, кого подозревал в нелояльности — и при этом зачастую путал боевые неудачи или явную непригодность к должности со стороны полевых командиров с прямой изменой.[106]
Чтобы гарантировать надежность своих командиров, Сталин использовал созданную им в начале войны для поддержания благонадежности армии и дисциплины в ней обременительную систему комиссаров, а также часто сопровождал свои руководящие указания прямым запугиванием. Хотя в конце 1942 года Сталин и отменил институт военных комиссаров, вплоть до конца войны он продолжал требовать, чтобы на высших командных уровнях приказы командующих утверждали члены Военного совета (в действительности те же комиссары).[107] На более низких уровнях командования для присмотра за надежностью командиров использовались замполиты. Сталин прибегал к расследованию, произвольным арестам и даже казни тех командующих и других старших офицеров, которые не смогли или не сумели выполнить его приказы.[108]
Сталин и в самом деле привел Красную Армию к победе — но в конечном счете его безжалостная решимость обусловила и ее громадные людские потери.
В стратегическом плане наиболее серьезный вызов, с которым столкнулись Ставка и Красная Армия в первые 30 месяцев войны, заключался в необходимости организовать и проводить эффективные стратегические оборонительные операции с целью затормозить, остановить и в конечном итоге отбросить вспять войска вермахта в ходе операций «Барбаросса», «Блау» и «Цитадель» в летние месяцы 1941, 1942 и 1943 годов. Вдобавок к планированию и координации этих операций Ставке приходилось организовывать строительство стратегических оборонительных рубежей на подступах к таким ключевым пунктам, как Киев, Ленинград, Москва, а позже Сталинград и Курск. Она формировала и выставляла в поле стратегические резервы, планировала и координировала контрудары и контрнаступления с целью возвращения Красной Армии стратегической инициативы. Причем в первые два года войны ей приходилось вести эти оборонительные действия на огромных расстояниях, противостоя кажущимся неудержимыми войскам вермахта, после катастрофических потерь территории, промышленных предприятий, сельскохозяйственных угодий, живой силы и боевой техники.
В 1941 году Красная Армия вела оборонительные бои в ходе осуществляемой немцами операции «Барбаросса» на фронте протяженностью более 2500 километров, простирающемся от Баренцева до Черного моря и на глубину 50-950 километров — от западных границ Советского Союза до подступов к Мурманску, Ленинграду и Ростову. Наиболее интенсивные из этих действий происходили в полосе между Балтийским и Черным морями почти в 1200 километров шириной. Красная Армия начала обороняться, имея в действующих фронтах и армиях 20 механизированных корпусов и 103 дивизии, еще 5 механизированных корпусов и 42 дивизий находились в ее собственных резервах (РГК). В этих войсках имелось более 17 000 танков. За пять с лишним месяцев оборонительных боев Ставка выделила в качестве подкреплений обороняющимся войскам 291 дивизию и 94 отдельных бригады. С учетом потерь численность обороняющихся войск на 1 декабря 1941 года увеличилась до 274 дивизий в действующих фронтах и армиях и до 57 — в резерве, называемом теперь РВГК.
Прежде чем остановить в начале декабря 1941 года, казалось бы, неудержимую немецкую военную машину, Ставка организовала и скоординировала, пусть зачастую и очень плохо, от одной до трех отдельных, особых и идущих последовательно стратегических оборонительных операций, перемежающихся с локальными контратаками, контрударами или контрнаступлениями на каждом из трех главных стратегических направлений, проходящих через коренные земли Советского Союза. На этом огромном пространстве Красная Армия провела в 1941 году 11 отдельных стратегических оборонительных операций, продлившихся от 20 до 100 дней на фронте шириной в 300-1100 километров и на глубину от 50 до 600 километров (см. таблицу 3.1).[109]
В 1942 году Красная Армия осуществляла стратегическую оборону в ходе немецкой операции «Блау» на глубину от 150 до почти 800 километров и на фронте шириной от 600 до 2100 километров, простирающемся от Воронежской области через Сталинград до Кавказских гор. Начала она обороняться, имея в своем распоряжении 11 танковых корпусов, 111 дивизий и 62 танковые бригады в действующих фронтах, 38 дивизий в резерве ВГК, атакже примерно 5000 танков. В ходе длившейся почти пять месяцев обороны Ставка передала действующим фронтам в качестве подкреплений 11 танковых и механизированных корпусов, два кавалерийских корпуса, 72 стрелковые дивизии и 38 танковых бригад. С учетом потерь численность обороняющихся войск в действующих фронтах на 1 декабря 1942 года увеличилась до девяти танковых, трех механизированных и шести кавалерийских корпусов, 203 стрелковых дивизий и 60 танковых бригад, а также четырех танковых и двух механизированных корпусов, восьми стрелковых дивизий и одной танковой бригады в резерве ВГК.[110]
Прежде чем остановить в середине ноября 1942 года наступление вермахта, Ставка вела как позиционные, так и маневренные оборонительные бои — сначала на Воронежском и Сталинградском стратегических направлениях, а позднее еще и на Кавказском направлении, в то же время находясь в обороне или осуществляя местные контратаки либо полномасштабные контрудары на всем остальном советско-германском фронте. Стратегическая оборона Ставки включала в себя три отдельные оборонительные операции длительностью от 50 до 125 дней, проведенные на фронтах шириной от 250 до 1000 километров от 150 до 800 километров в глубину (см. таблицу 3.2).
В отличие от 1941 и 1942 годов, в 1943 году Ставка только дважды требовала от Красной Армии вести оборонительные операции — сперва в феврале-марте, когда ее вынудило к этому контрнаступление вермахта, а второй раз в июле, когда эта оборонительная операция внесла существенный вклад в достижение общих наступательных целей Ставки. Первую из этих стратегических оборонительных операций Ставка провела в феврале-марте 1943 года на фронте в 500 километров шириной и от 50 до 210 километров глубиной в районе Донбасса, Харькова, Севска и Курска областях для сохранения приобретений, достигнутых Красной Армией в ходе зимнего наступления 1942/43 года от скоординированного контрнаступления вермахта. Вторую она провела в июле на фронте в 550 километров шириной и от 10 до 35 километров глубиной в районе Курска в качестве преднамеренной стратегической обороны, предназначенной сдержать мощь ожидаемого наступления немцев перед тем, как начать собственное общее стратегическое наступление.
Стратегическая оборона Ставки в феврале-марте 1943 года включала в себя три оборонительные операции фронтового уровня длительностью от 10 до 22 дней на участках фронта протяженностью от 200 до 300 километров и на 50-210 километров в глубину. Стратегическая оборона Ставки в июле включала в себя только одну стратегическую оборонительную операцию (под Курском), проведенную двумя фронтами и частью сил третьего (см. таблицу З.З).[111] Таким образом, стратегические оборонительные операции, проведенные Ставкой в 1942 и 1943 годах, были намного более сложными и в силу этого намного более эффективными, нежели проводимые ею в 1941 году (см. таблицу 3.4).
В ходе стратегических оборонительных операций, организованных Ставкой в 1941, 1942 и 1943 годах, Красная Армия использовала сочетание позиционной и маневренной техники обороны, ведя последовательные бои на заранее намеченных глубоко эшелонированных оборонительных рубежах, когда только возможно нанося многочисленные контратаки и контрудары, а в нескольких случаях — самые настоящие контрнаступления.[112]
Пространственные измерения этих оборонительных операций со временем значительно снизились — в основном из-за уменьшения наступательной мощи вермахта, в то время как мощность, прочность и эффективность стратегической обороны
Красной Армии за первые 30 месяцев войны значительно возросли. Например, на начальных этапах операции «Барбаросса» наступление вермахта охватывало практически весь фронт, но дальше всего оно продвинулось на северо-западном, западном и южном направлениях, которые выводили к Ленинграду, Москве и Ростову. Хотя Ставка первоначально вела стратегическую оборону на этих направлениях силами Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов, к которым позднее добавились силы Южного фронта, с июля по октябрь она развернула на этих направлениях Центральный, Резервный и Брянский фронты, имея к началу декабря восемь действующих фронтов: Ленинградский, Северо-Западный, Калининский, Западный, Брянский, Юго-Западный, Южный и Закавказский.
Когда вермахт в конце июня и в июле 1942 года начал операцию «Блау», поначалу немецкое командование ограничило свои наступательные операции южным направлением, которое считало единственным. Однако в реальности немецкие войска уже к июлю действовали на двух стратегических осях, первая из них протянулась к Воронежу, а вторая — к Сталинграду. К ноябрю глубоко в Кавказский регион вытянулась и третья стратегическая ось.
Первоначально Ставка противодействовала наступлению вермахта силами Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов, но когда наступление развернулось вширь, в конце лета — начале осени она перетасовала и переименовала несколько своих фронтов. В итоге к середине ноября оборону на Воронежском, Сталинградском и Кавказском направлениях осуществляло шесть фронтов: Брянский, Воронежский, Сталинградский (Юго-Западный), Сталинградский, Южный и Северо-Кавказский.
Когда войска вермахта предприняли в феврале-марте 1943 года действия, равнозначные полноценному контрнаступлению с целью остановить зимнее наступление Красной Армии на центральном, юго-западном и южном направлениях, Ставка перешла на первых двух направлениях к стратегической обороне силами пяти полных фронтов — Брянского, Центрального, Воронежского и Юго-Западного.[113]
И наконец, когда вермахт начал в июле 1943 года на центральном направлении (по оси Курск-Воронеж) операцию «Цитадель», Ставка организовала стратегическую оборону силами Центрального и Воронежского фронтов, поддерживаемых Степным военным округом (фронтом), а позже развернула контрнаступление по тем же направлениям силами четырех фронтов (Брянского, Центрального, Воронежского и Степного) и частью еще двух фронтов (Западного и Юго-Западного).
Верные советской довоенной военной теории, Ставка и Генеральный штаб стремились летом 1941, 1942 и 1943 годов вести стратегическую оборону глубоко эшелонированными войсками, прикрываясь мощными оборонительными рубежами, созданными на большую глубину и подкрепленными мощными стратегическими резервами. Например, в 1941 году оборонительный план Генерального штаба (ОП-41) представлял войска Красной Армии ведущими активную оборону, чтобы «предотвратить как наземное, так и воздушное вторжение на территорию округа», а в случае нападения противника «быть готовыми при благоприятных условиях нанести решающие удары по противнику в соответствии с приказами Верховного Командования» (то есть будущей Ставки).[114]
В результате в июне 1941 года Красная Армия оборонялась силами Северного, Северо-Западного, Западного, Юго-Западного и Южного фронтов первого стратегического эшелона, расположенного в приграничных военных округах и поддерживаемого Фронтом резервных армий, разворачивавшимся на рубеже Днепра во втором стратегическом эшелоне, и стратегическим резервом из дополнительных мобилизованных армий, занявшим оборону в стратегической глубине. Передовые фронты опирались на два оборонительных рубежа, состоящие из укрепрайонов вдоль границы 1941 года и вдоль границы 1939 года, а мощные механизированные войска этих фронтов были готовы проводить контратаки и начинать контрудары. Частично мобилизованный еще до начала войны Фронт резервных армий второго эшелона, который тоже имел в своем составе механизированные войска, должен был помешать противнику форсировать Днепр и, взаимодействуя с передовыми фронтами, наносить мощные контрудары для отражения любых вторгшихся войск.
Однако внезапное нападение вермахта захватило Красную Армию врасплох и совершенно спутало оборонительные планы Генерального штаба РККА. Наступающие гораздо быстрее, чем это казалось возможным, силы вермахта помешали передовым фронтам занять своими войсками оборонительные позиции, преодолели заранее подготовленную оборону и вынудили плохо обученные, плохо подготовленные и плохо оснащенные советские механизированные силы преждевременно начать контратаку. В итоге эти силы были почти полностью уничтожены.
Действия немцев совершенно расстроили заранее подготовленную мобилизацию Красной Армии, в результате их мощное наступление за поразительно короткий срок в 7-10 дней смогло разгромить первый стратегический эшелон Красной Армии и ее мощные механизированные войска. В следующие 15-20 дней вермахт нанес поражение армиям второго стратегического эшелона, тем самым вынудив Ставку лихорадочно собирать силы и полагаться на импровизированные оборонительные сооружения, занятые спешно мобилизованными армиями, развернутыми на лишь частично подготовленных оборонительных рубежах далеко в тылу.
Позже, с середины июля по сентябрь, Ставка попыталась держать стратегическую оборону в глубине силами первого стратегического эшелона состоящего из семи фронтов (Северного [Ленинградского], Северо-Западного, Западного, Брянского, Центрального, Юго-Западного и Южного). Эти фронты были поддержаны вторым стратегическим эшелоном из Резервного фронта и многочисленных небольших армий неполной численности, укомплектованных в основном плохо обученными резервистами и призывниками, которые она развернула рядами одну за другой на слабых полевых укреплениях, оседлавших жизненно-важные Ленинградское, Московское и Киевское направления.
Однако когда вермахт в июле-августе устремился на восток, он относительно легко прорвал оборону фронтов первого эшелона и последующие рады армий второго эшелона Красной Армии, окружив по ходу дела огромные группировки Красной Армии под Смоленском и Уманью. Продолжив наступление в конце августа и сентябре, немцы разгромили советскую оборону на подступах к Ленинграду и Киеву, осадили первый, окружили и уничтожили весь Юго-Западный фронт около второго.
Головокружительное немецкое наступление на Ленинград и Киев в сентябре и на Москву и Ростов в ноябре совершенно расстроило стратегическую оборону Красной Армии, вынуждая Ставку одновременно воссоздавать разгромленные армии первого эшелона, возводить новые стратегические оборонительные рубежи на подступах к этим пунктам и вокруг них, а также формировать новые стратегические резервы, чтобы остановить немецкое наступление.
В этот период Ставка отчаянно пыталась восстановить жизнеспособность стратегической обороны, отводя войска на отдых и пополнение, несмотря на идущие военные действия. Действующие соединения перегруппировывались между фронтами, с Дальнего Востока перебрасывались оставшиеся там хорошо обученные войска, набирались свежие резервные армии во внутренних военных округах.[115] Так, после потери Смоленска и Киева Ставка пыталась в конце сентября оборонять Москву силами армий Западного и Брянского фронтов в первом оборонительном эшелоне и войсками Резервного фронта во втором эшелоне. Эти силы состояли из недавно мобилизованных войск, занявших незаконченный строительством Можайский оборонительный рубеж. Однако, несмотря на внешнюю солидность обороны, созданной Ставкой к западу от Москвы, и построение ее в два эшелона, она имела в глубину менее 80 километров.
Ситуацию под Москвой и положение на прочих участках советско-германского фронта в конечном итоге спасла способность Ставки набрать и выставить на поле боя новые стратегические резервы — в данном случае целых 11 резервных армий, созданных с октября по декабрь 1941 года. В сочетании с истощением сил вермахта и суровой зимней погодой эти резервы дали Ставке возможность отстоять Москву и Ростов и даже Организовать в декабре 1941 года собственные контрнаступления под Москвой и в других местах.
В 1942 году Ставка также попыталась создать глубоко эшелонированную стратегическую оборону, несмотря на ошибочный вывод, что летом вермахт возобновит наступление на Москву. Эта оборона, которая охватывала весь фронт, состояла из первого стратегического эшелона скомпонованного из девяти передовых фронтов (Ленинградского, Волховского, Северо-Западного, Калининского, Западного, Брянского, Юго-Западного, Южного и Кавказского), протяженных оборонительных рубежей, защищающих Ленинград, Москву и подступы к Воронежу, Сталинграду и Ростову, а также внушительного набора из десяти развернутых резервных армий и по меньшей мере одной танковой армии. Последние ставка сформировала в мае-июне 1942 года чтобы составить как второй стратегический эшелон, так и потенциальный резерв Ставки.
Однако, как и в 1941 году, внезапное и стремительное наступление немцев в ходе операции «Блау» началось до того, как Ставка успела окончательно возвести свою стратегическую оборону. Немцы нанесли жестокое поражение армиям Юго-Западного и Южного фронтов в первом стратегическом эшелоне, преодолели частично подготовленные оборонительные рубежи и вынудили Ставку создавать совершенно новую оборонительную конфигурацию для своих войск, обороняющихся на Воронежском, Сталинградском и Кавказском направлениях. В конечном итоге Ставка сформировала новый первый стратегический эшелон на рубеже Дона и Волги и на Кавказе. Этот эшелон состоял из шести фронтов (Брянского, Воронежского, Юго-Западного, Сталинградского, Юго-Восточного и Северо-Кавказского) и с некоторыми изменениями, произведенными уже осенью, держал стратегическую оборону, а в середине ноября начал контрнаступление под Сталинградом.
Когда контрнаступление вермахта в феврале-марте 1943 года вынудило советские войска перейти к обороне в районе Севска, под Харьковом и в Донбассе, у Ставки не оставалось иного выбора, кроме как обороняться силами Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, развернутых единственным эшелоном. Нанеся ответный удар, контратакующие немецкие войска уничтожили значительную часть развивающих успех войск Воронежского и Юго-Западного фронтов и заставили остальные в беспорядке отступить.[116] Однако в марте-апреле Ставка передала в подкрепление этим фронтам 21-ю, 62-ю, 64-ю общевойсковые и 1-ю танковую армию, которые она перебросила с других участков фронта. Одновременно Ставка создала аналог нового второго стратегического эшелона, развернув на расположенных глубже в тылу стратегических позициях по верховьям Дона 63-ю, 24-ю и 66-ю армии. Впоследствии, в конце марта и в апреле, она сформировала новую глубоко эшелонированную стратегическую оборону с Брянским (Орловским), Центральным, Курским (на короткий период) и Воронежским фронтами в первом стратегическом эшелоне, и новым Резервным фронтом — во втором.[117]
Накопив двухлетний опыт ведения стратегической обороны, Ставка летом 1943 года стремилась проводить стратегические оборонительные операции, координируя действия групп фронтов в рамках общего оборонительного плана:
«[Стратегическая оборонительная операция]-это совокупность оборонительных операций крупных соединений, подчиненных фронтам, и операций и боевых действий крупных соединений, подчиненных руководству дальнебомбардировочной авиации, ПВО страны и флотов, проводимых в соответствии с единой концепцией для достижения стратегических целей».[118]
Хотя летом 1943 года войска Красной Армии уже численно превосходили войска вермахта и были в состоянии в любое время захватить стратегическую инициативу, Ставка осмотрительно решила начать летнюю кампанию с преднамеренной стратегической обороны и лишь затем провести собственное стратегическое наступление. Она не только возвела мощную и глубоко эшелонированную оборону в Курской области, где ожидала нового наступления Гитлера, но сделала это также по всему фронту, от Москвы до Черного моря.
Свою стратегическую оборону в июле 1943 года Ставка начала силами 12 фронтов (Северного, Ленинградского, Волховского, Северо-Западного, Калининского, Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Юго-Западного, Южного и Северо-Кавказского), развернутых в первом стратегическом эшелоне по всему советско-германскому фронту. Кроме того, она развернула шесть армий Степного военного округа во втором стратегическом эшелоне на Курском и Воронежском направлениях, а еще четыре армии оставила в стратегическом резерве. Ставка приказала фронтам, составляющим первый стратегический эшелон, подготовить глубоко эшелонированную оборону, возвести развитые оборонительные позиции, сформировать собственные резервы и решительно оборонять отведенные им участки. Кроме того, Ставка сформировала в районе Курска два эшелона фронтов и подготовила многочисленные оборонительные пояса и рубежи, простирающиеся в глубину далеко на восток — от переднего края до реки Дон.
И наконец, после того, как фронты первого эшелона разобьют ожидаемое наступление вермахта, Ставка планировала использовать мощный Степной военный округ, действующий теперь как самостоятельный фронт, а также резервные армии других фронтов первого эшелона, для организации множества стратегических контрнаступлений и наступлений — сперва в Курской области, а позже и по всему фронту.
Впервые за время войны организованная Ставкой оборонительная операция протекала именно так, как было запланировано. Примерно через неделю после того, как вермахт начал операцию «Цитадель», Ставка смогла сначала затормозить, а затем остановить наступление вермахта. После этого 12 июля и 5 августа советское командование начало собственные наступательные операции. За какие-то несколько недель Ставка превратила первоначальную стратегическую оборону в самое мощное стратегическое наступление, какое она. когда-либо проводила за время войны.
За первые 30 месяцев войны размах и масштаб стратегических оборонительных операций Красной Армии значительно возросли. Осуществляемые Ставкой планирование, координация и управление этими операциями стали более эффективными, конкретные оборонительные приемы, используемые действующими фронтами, также значительно улучшились. Наиболее очевидно эти улучшения проявились в прочности стратегических оборонительных рубежей Красной Армии и в наступательном характере действий фронтов или групп фронтов при проведении своих оборонительных операций.
Прочность создаваемой Ставкой стратегической обороны зависела в первую очередь от эффективности оперативных соединений действующих фронтов и от того, насколько хорошо они организовались для боя. Кроме того, важную роль играла прочность оборонительных рубежей и позиций, а также надежность позиционной обороны, осуществляемой действующими фронтами. Учитывая возможности танковых войск вермахта, прочность обороны в немалой степени зависела от способности обороняющихся войск могли противостоять смертельной угрозе немецких танков.
Оборонительные оперативные соединения. Нехватка как войск, так и вооружения в первые шесть месяцев войны вынуждала действующие фронты Красной Армии выстраивать оперативные соединения в обороне, в один эшелон при совершенно незначительных резервах. Однако в конце 1941 года НКО сформировал и выставил на поле свежие войсковые соединения и объединения, после чего советские фронты получили возможность создавать вторые эшелоны уровня целых армий — хотя обычно они использовали эти армии только в наступательных целях.
Летом 1942 года действующие фронты вновь оборонялись армиями в один эшелон — на этот раз потому, что Ставка потратила имевшиеся у нее резервы на проведение в мае неудачных наступательных операций. Кроме того, стремительное наступление вермахта в конце июня и в июле лишило Ставку времени на придание передовым действующим фронтам любой из своих десяти резервных армий для использования их в обороне в качестве вторых эшелонов.
Это положение резко изменилось летом 1943 года, когда в распоряжении советского командования появились более крупные резервы. Поэтому в ходе стратегической обороны в июле 1943 года под Курском и на других участках фронта действующие фронты Красной Армии могли располагать свои армии в обороне, в зависимости от обстоятельств, в одном или в двух эшелонах. Кроме того, фронты получили возможность выставить на поле более многочисленные и мощные танковые и противотанковые резервы, а также сосредотачивать для поддержки своей обороны более мощные артиллерийские группировки. После Курской битвы вермахт крайне редко вынуждал Красную Армию прибегать к подготовленной обороне, но когда такое все же случалось, советские фронты, как правило, готовили для обороны сложные и сильно эшелонированные структуры, опиравшиеся на хорошо подготовленные оборонительные позиции с сильными фронтовыми резервами позади.[119]
Стратегические оборонительные рубежи и позиционная оборона. Прочность стратегической обороны Красной Армии в первые 30 месяцев войны также напрямую зависела от качества возведенных Ставкой или ее действующими фронтами стратегических оборонительных рубежей, а также от эффективности позиционной обороны, проводимой ее действующими фронтами. В целом за 1941 год и начало 1942 года качество оборонительных сооружений заметно улучшились — в основном благодаря тому, что НКО увеличил численность вспомогательных инженерно-саперных войск, придаваемых действующим фронтам и армиям. Кроме того, были сформированы целые саперные армии для возведения в тылу оборонительных рубежей, которые занимались оперативными и стратегическими резервами до и во время каждой оборонительной операции.
Уже в первые несколько недель войны темп наступления вермахта заметно замедлился, когда он столкнулся с укрепрайонами Юго-Западного фронта у Равы-Русской, Перемышля, Новгород-Волынского и Коростеня. Поэтому в последующие четыре месяца Ставка приказала построить пять крупных и несколько меньших оборонительных рубежей, защищающих подступы к Ленинграду, Москве, Сталинграду и Ростову (см. таблицу 3.5).[120]
После того, как войска вермахта в конце июня разгромили передовую оборону Красной Армии, Ставка приказала возвести в 200 километрах восточнее старых границ новый стратегический оборонительный рубеж с целью преградить путь немецкому наступлению на северо-западном и западном направлениях. Были созданы и другие оборонительные рубежи на юго-западном направлении для защиты Киева и Одессы, на подступах к Крыму и Донбассу, на пути к Сталинграду и, позднее, на подступах к Кавказу (см. главу 9).[121] В конечном итоге, мобилизовав гражданское население, Ставка к концу 1941 года создала сложные тыловые оборонительные рубежи и полевые укрепления, во многих местах простирающиеся на глубину 200-400 километров.
Несмотря на победу Красной Армии под Москвой в конце 1941 — начале 1942 года, Ставка продолжала строить новые оборонительные рубежи. Новая оборонительная система, построенная в начале 1942 года саперными армиями и гражданскими рабочими, укрепила оборону Москвы, прикрыла подступы к реке Дон, Сталинграду и Кавказу.[122] В целом Ставка возвела в 1942 году оборонительные рубежи и укрепления на глубине до 600 километров от западных границ Советского Союза.
Несмотря на все успехи, эти громадные усилия в области строительства тоже сталкивались с массой трудностей: во-первых, с острой нехваткой опытных инженерных кадров, техники и материалов для своевременного возведения укреплений; во-вторых, с отсутствием войск для занятия их. В результате немецкие войска очень часто преодолевали эти укрепления до полного завершения их строительства. Например,
«…из 291 стрелковой дивизии и 66 стрелковых бригад, отправленных Ставкой ВГК действующим армиям летом 1941 года, лишь 66 дивизий (22,6 процента) и 4 бригады (6 процентов) были использованы для своевременного занятия тыловых оборонительных рубежей».[123]
В дополнение к сооружению и использованию в стратегических оборонительных операциях укрепленных рубежей и позиций
Ставка требовала от действующих фронтов целенаправленного ведения позиционной обороны — как в открытом поле, так и при обороне таких ключевых населенных пунктов, как Смоленск, Ленинград, Киев, Москва и Ростов в 1941 году и Сталинград в 1942 году. Хотя возможности действующих фронтов вести позиционную оборону за первые 30 месяцев войны значительно улучшились, частые требования Сталина защищать непригодные для обороны позиции приводили к стратегическим катастрофам и к неоправданным потерям как в ходе операции «Барбаросса», так и в ходе операции «Блау». Например, в ходе операции «Барбаросса» это случилось в начале июля во время обороны Могилева и Днепровского рубежа, в конце июля — во время обороны Смоленска и в сентябре — во время обороны Киева. В ходе операции «Блау» это вновь произошло в июле 1942 года, когда войска Красной Армии под давлением неудержимой военной машины вермахта отходили к Сталинграду. Эти катастрофические неудачи позиционной обороны зачастую приводили к окружению и уничтожению массивных скоплений советских войск. Хотя ликвидация этих очагов сопротивления задерживала или иным образом временно нарушала темпы дальнейшего наступления вермахта, она еще более ослабляла способность Ставки вести стратегическую оборону.[124]
Противотанковая оборона. Громадный ущерб, нанесенный летом и осенью 1941 года танковыми дивизиями, танковыми (моторизованными) корпусами и танковыми группами (армиями) вермахта стратегической обороне Красной Армии, лишний раз подчеркнул жизненную необходимость противотанковой обороны для прочности стратегической обороны, возводимой Ставкой и ее действующими фронтами в последующие летние периоды 1942 и 1943 годов. НКО признал важность стратегической противотанковой обороны еще до войны, тогда же были сформированы первые большие противотанковые бригады, которые должны были взаимодействовать с механизированными корпусами как при оборонительных, так и при наступательных действиях.
После того, как вермахт в первые же несколько недель войны уничтожил эти противотанковые бригады, Ставка и командующие фронтами лихорадочно трудились над улучшением противотанковой обороны. Однако нехватка противотанкового вооружения, склонность полевых командиров применять их не концентрированно, а вразброс, а также неэффективность крупнокалиберной артиллерии и авиации против немецких танков вынуждали действующие фронты все больше полагаться в борьбе против немецких танков на собственные танковые силы. Даже в 1942 — начале 1943 года, несмотря на многочисленные инструкции НКО о том, что танки должны использоваться в первую очередь против вражеской пехоты, командующие фронтами стремились полагаться в противотанковой обороне в первую очередь именно на них.
Однако в то же время, сначала на тактическом, а затем и на оперативном уровне, действующие фронты Красной Армии начали мало-помалу применять как противотанковую, так и иную артиллерию в качестве самостоятельного противотанкового оружия и организовывать взаимодействие этих видов оружия с пехотой для создания все более сложной и действенной противотанковой обороны. Если в первые шесть месяцев войны количество противотанковых пушек, имеющихся у командующих фронтами, в среднем составляло менее пяти стволов на километр фронта — слишком мало, чтобы сводить их в отдельные структуры армейского, а тем более фронтового уровня,-то в 1942 году положение изменилось к лучшему.
К лету 1942 года резкое увеличение количества доступного противотанкового вооружения наконец позволило командующим армиями начать создавать противотанковые опорные пункты и противотанковые районы, глубоко эшелонированные по осям возможного наступления танковых соединений вермахта. Дальнейшее увеличение во второй половине 1942 года количества выставленных на поле противотанковых пушек дало командующим армиями возможность формировать и применять в подчиненных им стрелковых корпусах и дивизиях противотанковые резервы, повышая таким образом плотность, мобильность и эффективность своей противотанковой обороны.
Основываясь на опыте 1941-1942 годов, действующие фронты Красной Армии летом 1943 года смогли наконец возвести внушительную противотанковую оборону, простирающуюся на всю глубину первого оборонительного пояса. Состоящая из густой сети прикрывающих друг друга ротных противотанковых опорных пунктов и батальонных противотанковых районов, защищаемых пехотой и плотной завесой массированного огня артиллерии, эта противотанковая оборона стала в 1943 году надежным оперативным и стратегическим средством в арсенале прочих оборонительных приемов Красной Армии и оставалась им до конца войны.
Динамизм. Наконец, эффективность стратегических оборонительных операций Красной Армии на протяжении всей войны в значительной степени зависела от того, насколько Ставка и ее фронты проявляли то, что русские называют «активностью» — термином, который лучше всего определяется как «динамизм». Это понятие описывает степень, в которой командование войсками использует в ходе обороны энергичные наступательные действия -контратаки, контрудары и контрнаступления. Хотя классическая история констатирует, что Ставка в 1941, 1942 и 1943 годах завершала свои стратегические оборонительные операции успешными контрнаступлениями под Москвой, Сталинградом и Курском, она в общем-то игнорирует активное сопротивление Красной Армии наступлениям вермахта в ходе операций «Барбаросса» и «Блау» — главным образом потому, что это сопротивление зачастую бывало плохо организованным, бесплодным и стоило больших потерь в людях.[125] Однако суммарное воздействие этих многочисленных «булавочных уколов» на немецкую шкуру в конечном итоге подвергло эрозии наступательную мощь вермахта и внесло значительный вклад в те поражения, которые он в конце концов потерпел в сентябре 1941 года под Ленинградом, в декабре 1941 года — под Москвой и Ростовом, а в ноябре 1942 года — под Сталинградом.
Действующие фронты Красной Армии с самых первых дней операции «Барбаросса» активно реагировали на вторжение вермахта и продолжали оказывать ожесточенное сопротивление на протяжении всего немецкого наступления. Однако история проигнорировала это сопротивление — частично потому, что оно было плохо организовано, скоординировано и проведено, но главным образом потому, что оно обычно не достигало успеха и приводило к тяжелым потерям Красной Армии.
Как и требовалось согласно стратегическому оборонительному плану Генерального штаба, пока вермахт проводил операцию «Барбаросса», действующие фронты Красной Армии осуществляли многочисленные контратаки, контрудары и, по крайней мере в одном случае, полнокровное контрнаступление. Кроме того, Ставка чаще всего сама давала распоряжения об осуществлении таких операций и пыталась координировать их по месту и времени проведения. Наиболее важные из них — контрудары около Кельме, Расейняя, Гродно, Дубно, Бродов в конце июня, у Сольцев, Лепеля, Бобруйска и Коростеня в начале июля, у Старой Руссы в августе и под Калинином в октябре, а также контрнаступления под Смоленском в конце июля — начале августа, под Смоленском, Ельней и к западу от Брянска в конце августа — начале сентября (см. главу I).[126]
Хотя все эти контрудары и контрнаступления закончились неудачей, многие из них оказали значительное воздействие на ход и исход операции «Барбаросса». Например, контрудар механизированных войск в районе Дубно и Броды в конце июня значительно затормозил наступление немецкой группы армий «Юг» на Киев. Равным образом контрудары Северо-Западного фронта у Сольцев в июле и у Старой Руссы в августе почти на две недели задержали наступление группы армий «Север» на Ленинград. А позже контрнаступления Западного, Резервного и Брянского фронтов в июле-августе под Смоленском внесли свой вклад в решение Гитлера задержать наступление на Москву, проведя наступление для взятия Киева-решение, внесшее значительный вклад в последующее поражение вермахта у ворот Москвы:
«Впервые за время Второй мировой войны [под Смоленском] немецко-фашистские войска вынуждены были остановить наступление на главном направлении и перейти к обороне. Важным результатом Смоленской операции был выигрыш времени для укрепления восстановленной стратегической обороны на Московском направлении, для подготовки обороны столицы и для последующего разгрома гитлеровцев под Москвой».[127]
Столь же активно Ставка и ее действующие фронты сопротивляясь наступающим войскам вермахта на протяжении всей операции «Блау». В этом случае руководство Ставки и фронтов организовало и нанесло и крупный контрудар по наступающим немцам уже примерно через неделю после начала немецкого наступления и продолжало наносить контрудары, доходящие в некоторых случаях по масштабам до контрнаступлений, на протяжении всей немецкой операции. Более того, в 1942 году Ставка организовывала, проводила и координировала эти операции намного эффективней, чем это получалось у нее в 1941-м.
В число наиболее важных активных действий на Сталинградском направлении входили крупные танковые контрудары в июле у Воронежа и на реке Дон, один из которых по масштабам и намеченным целям приближался к полнокровному контрнаступлению, в августе-сентябре — под Воронежем, в июле-августе — на Дону у Серафимовича и Клетской, и в августе-сентябре-октябре — непосредственно под Сталинградом (см. главу 2).[128]
Кроме того, когда развернулась операция «Блау», Ставка организовала наступления по всему советско-германскому фронту с целью отвлечь внимание и резервы немцев от Сталинградского и Кавказского направлений. В их число входили наступления в июле под Демянском, Жиздрой и Волховом, в августе — под Синявино, Демянском, Ржевом, Сычевкой, Гжатском, Вязьмой и Волховом, и в сентябре — опять под Демянском.
Хотя все контрудары и контрнаступления, организованные Ставкой на Сталинградском направлении, либо потерпели неудачу, либо достигли лишь ограниченных целей, как они, так и наступления на других направлениях внесли значительный вклад в ход и исход операции «Блау». Контрнаступления, организованные Ставкой под Сталинградом с июля по октябрь, постепенно истощили силу немецкой 6-й армии и воспрепятствовали ее попыткам окончательно взять сам Сталинград. Кроме того, успешный захват Красной Армией в августе плацдармов на реке Дон, которые немцам так и не удалось отбить, обеспечил ее идеальным исходным пунктом для последующего ноябрьского наступления. Наконец, многочисленные наступления, организованные Ставкой на других участках советско-германского фронта, помешали немцам перебросить подкрепления своим войскам в Сталинграде в то время, когда такие подкрепления были жизненно необходимы.
Самая активная и действенная стратегическая оборона, какую организовала и координировала Ставка вместе с руководством действующих фронтов в первые 30 месяцев войны, имела место в июле 1943 года при отражении немецкого наступления под Курском — операции «Цитадель». Хотя пространственные ограничения этой обороны не давали возможности проведения длительных оборонительных операций на больших пространствах и в течение продолжительного времени, оборона Курска была активной в нескольких важных отношениях. Во-первых и в главных, впервые за время войны Ставка спланировала свою оборону лишь как прелюдию к собственному крупному стратегическому наступлению. Поэтому даже при планировании оборонительного этапа Ставка давала фронтам задачи с прицелом на их роли в последующем наступлении.
Кроме того, во время оборонительного этапа Курской операции Ставка приказала действующим фронтам маневрировать своими тактическими и оперативными резервами, проводить контратаки и наносить контрудары так, чтобы сделать оборону более динамичной — тогда как сама Ставка в то же время маневрировала своими стратегическими резервами для повышения эффективности обороны. В число наиболее важных из этих действий входили тактические контратаки по всему оборонительному фронту Красной Армии во время первоначального броска вермахта, скоординированные контрудары по острию или по флангам немецкого наступления в фазе его развития и крупный контрудар резервов Ставки под Прохоровкой в кульминационной фазе обороны. Наконец во время этого же кульминационного боя под Прохоровкой, Ставка начала общее контрнаступление двух фронтов против войск вермахта, обороняющих Орловский выступ.[129]
Словом, после двух лет жестокого и зачастую дорого обходившегося опыта организации и ведения стратегической обороны и стратегических оборонительных операций, Ставка и ее действующие фронты постепенно развили методы активной обороны, которые будут успешно применяться советским командованием вплоть до конца войны.
Согласно определению послевоенных советских теоретиков, стратегическая наступательная операция состоит из «системы наступательных операций, объединенных единым замыслом и проводимых для достижения военно-политических целей кампании».[130] Однако, хотя советская военная теория в целом приписывает это определение периоду еще до 1941 года, потребовалось свыше 18 месяцев непрерывных боев, прежде чем Ставка и ее действующие фронты смогли провести успешные стратегические наступательные операции, соответствующие этому определению. Хотя в декабре 1941 года под Москвой и в ноябре 1942 года под Ржевом и Сталинградом они наконец провели стратегические наступления, попадающие под данное определение, сделали они это в обоих случаях только после того, как остановили решительное наступление вермахта.
Лишь после проведения частично успешных стратегических наступлений и полнокровных наступательных кампаний, после побед под Москвой и Сталинградом советское командование организовало стратегическое наступление под Курском. Распространившись вширь и охватив почти весь советско-германский фронт, оно стало практической моделью для последующих стратегических наступательных операций Красной Армии вплоть до самого конца войны.
Но в этом обширном списке успешных стратегических наступлений Красной Армии затерялись и другие, которые Ставка пыталась осуществить как во время проведения немцами операций «Барбаросса» и «Блау», так и в ходе своей летне-осенней кампании 1943 года. Например, в первый период войны в число таких операций входили провалившееся стратегическое наступление июля-августа 1941 года в районе Смоленска, неудачное наступление в июле 1942 года под Воронежем и на подступах к Сталинграду и, наконец, стратегический спутник Сталинградского наступления-неудачное 2-е наступление в ноябре 1942 года на Ржев и Сычевку. Во втором периоде войны в число таких операций входили не приведшая к успеху операция «Полярная звезда» в феврале 1943 года, впечатляющее, но неудачное наступление на Орел-Брянск-Смоленск в феврале-марте 1943 года, забытое наступление в Белоруссии с октября по декабрь 1943 года, провалившееся наступление с целью взятия Киева в октябре 1943 года и повторяющиеся безуспешные наступления с целью захвата Таманского полуострова с апреля по июнь 1943 года.
Во время проводимой немцами операции «Барбаросса» и последующей зимней кампании 1941-1942 годов: Ставка провела или попыталась провести семь отчетливо различимых стратегических наступательных операций, многие из которых начинались как контрудары. Она вела эти операции на участках шириной от 50 до 550 километров, и в ходе этих наступлений войска Красной Армии углублялись на расстояние от 50 до 250 километров в немецкую оборону, прежде чем эти наступления захлебывались (см. таблицу 3.6).
После проведения в июле и августе 1941 года первых двух не достигших успеха стратегических наступлений в районе Смоленска, Ставка провела в конце 1941 года — начале 1942 года пять наступательных операций, сперва успешно у Тихвина, Ростова и Москвы силами трех фронтов (Ленинградского, Южного и Западного), а позже-одновременно примерно на половине всего советско-германского фронта силами девяти фронтов (Ленинградского, Волховского, Северо-Западного, Калининского, Западного, Брянского, Юго-Западного, Южного и Крымского). В конечном итоге эти стратегические наступления охватили почти 2000 километров — примерно половину 4000-километрового советско-германского фронта.
Все эти наступления не оправдали ожиданий Ставки — частично потому что та проявила чрезмерную амбициозность и ставила перед своими действующими фронтами нереальные задачи, частично потому, что ее фронты были лишены адекватной воздушной, танковой, артиллерийской и прочей поддержки. Ход и исход этих стратегических наступлений достаточно ясно дал понять Ставке, что ей надо еще долго учиться искусству возможного.
Как и в случае с оборонительными операциями, в конце 1942 года и в 1943 году спланированные и координируемые Ставкой и проводимые ее действующими фронтами стратегические наступательные операции резко возросли в размахе, масштабах и сложности. В результате они также достигли куда больших успехов. За этот период Ставка провела в Целом 20 стратегических наступательных операций — восемь в ходе зимней кампании 1942-1943 годов и еще 12 в ходе летне-осенней кампании 1943 года. Во время зимней кампании она проводила наступления на участках шириной от 45 до 850 километров на глубину от 5 до 600 километров, а во время летне-осенней кампании — на участках шириной от 200 до 400 километров и на глубину от 4 до 300 километров (см. таблицу 3.7).
Первые две наступательные операции зимней кампании 1942-1943 годов под Ржевом и Сталинградом Ставка провела в ноябре 1942 года силами пяти фронтов (Калининского, Западного, Юго-Западного, Донского и Сталинградского) и 18 армий на фронте общей протяженностью в 1200 километров и на глубину от 10 до 200 километров. После, с января по начало марта 1943 года, Ставка организовала еще шесть стратегических наступательных операций силами в целом 11 фронтов (Ленинградского, Волховского, Северо-Западного, Калининского, Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Юго-Западного, Южного и Северо-Кавказского) и свыше 60 армий, действующих на фронте общей протяженностью примерно в 3000 километров, или около 50 процентов советско-германского фронта, на глубину от 5 до 600 километров.
Наступательные операции летней кампании 1943 года Ставка начала с проведения двух стратегических наступательных операций на фланге Курской дуги силами полных четырех фронтов (Брянского, Центрального, Воронежского и.Степного) и частями двух других фронтов (Западного и Юго-Западного) — 24 армии, атаковавшие на фронте общей протяженностью в 700-800 километров на глубину в 140-150 километров. В оставшиеся летние месяцы и осенью она провела еще две стратегических наступательных операции, которые в конечном итоге вовлекли в свою орбиту 10 фронтов (Калининский [1-й Прибалтийский], Западный, Брянский, Центральный [Белорусский], Воронежский [1-й Украинский], Степной [2-й Украинский], Юго-Западный [3-й Украинский], Южный [4-й Украинский] и Северо-Кавказский) — 40 общевойсковых и 5 танковых армий, действовавших на 1800-километровом фронте на глубину от 150 до 300 километров. Хотя Красная Армия не добилась полного осуществления всех амбициозных задач, поставленных перед ней Ставкой во время зимней кампании 1942-1943 годов в летне-осенней кампании 1943 года, она все-таки достигла большинства поставленных перед ней целей.
В течение первых 30 месяцев войны стратегические наступательные операции Ставки делались все более успешными — отчасти потому, что Ставка планировала и координировала эти операции более эффективно, а отчасти из-за того, что численность Красной Армии постоянно возрастала, а рядовой и командный состав приобрел опыт ведения маневренной войны высокой интенсивности (см. таблицы 3.8 и 3.9).
Хотя (за исключением наступлений, организованных во время проводимой немцами операции «Барбаросса») размах и масштаб стратегических наступательных операций Красной Армии в первые 30 месяцев войны постоянно возрастал, стратегические цели Ставки в этих операциях оставались поразительно постоянными — и как минимум до лета 1943 года чрезмерно амбициозными. Планируя свои стратегические наступательные операции, Ставка стандартно выбирала в качестве точки приложения своих военных усилий те группировки войск вермахта, уничтожение которых привело бы к «коренному изменению военно-политических условий на театре военных действий, на стратегическом направлении или на всем стратегическом фронте».[131]
Например, в период проведения немцами операции «Барбаросса» Ставка провела в июле и августе контрнаступления в районе Смоленска с целью разгромить и уничтожить значительную часть войск вермахта, действующих на западном стратегическом направлении, чтобы тем самым остановить их продвижение к Москве и вынудить вермахт задержать наступление в целом. Наступление Ставки в декабре под Москвой, которое началось со скромного контрудара, в конечном итоге поставило своей целью отбросить немецкие войска от ближних подступов к Москве.
Сорвав своим контрнаступлением под Москвой операцию «Барбаросса», Ставка стремилась всеми наступлениями, какие она спланировала и провела, нанести максимальный урон войскам вермахта и по ходу дела сокрушить, развалить немалую часть его обороны на одном или нескольких стратегических направлениях. Например, стратегические цели Ставки во время ее наступления на Ржев-Вязьму и в последующей зимней кампании 1941-1942 годов состояли, во-первых и главных, в уничтожении немецкой группы армий «Центр» и освобождении Смоленска, а во-вторых, в снятии осады с Ленинграда и в отбрасывании войск группы армий «Юг» из Донбасса, от Харькова и из Крыма до рубежа реки Днепр.
Равным образом, когда немецкая операция «Блау» находилась в конце ноября 1942 года уже на ущербе, первоначальными стратегическими целями Ставки во втором наступлении на Ржев-Сычевку и под Сталинградом были разгром и уничтожение крупных частей групп армий «Центр», «А» и «Б», действовавших на Западном, Сталинградском и Кавказском направлениях, отбрасывание их войск от Москвы, Сталинграда и Кавказа, взятие Смоленска и Ростова.
После успеха Сталинградского наступления Ставка во время последующей зимней кампании драматически резко расширила свои стратегические цели. Сперва, в январе 1943 года, она стремилась разгромить группы армий «Б», «Дон» и «А» в южной России и отбросить их войска обратно к Днепру, и одновременно снять осаду с Ленинграда. Затем в феврале она расширила свои цели, включив в их осуществление практически все действующие фронты и попытавшись развалить оборону вермахта на северо-западном, западном и юго-западном направлениях, отбросив его войска к восточным границами Прибалтики и Белоруссии и к рубежу реки Днепр.
В ходе же стратегического наступления летом 1943 года Ставка провела внушительную серию следующих одна за другой и одновременных стратегических операций, стремясь достичь тех целей, которые никак не давались ей в феврале-марте 1943 года. После проведения стратегической оборонительной операции на Курской дуге она провела стратегические наступательные операции против войск вермахта, обороняющихся на флангах Курской дуги, с целью взятия Орла и Харькова. Затем в августе-сентябре Ставка расширила свои операции, охватив ими весь регион от Великих Лук до Черного моря. Теперь она начала множество стратегических наступлений с целью развала обороны групп армий «Центр» и «Юг», изгнания их войск из всего региона к востоку от Днепра, взятия Витебска, Могилева и рубежа реки Днепр, захвата плацдармов за Днепром. После того, как эти операции были в конце сентября — начале октября успешно завершены, Ставка приказала атакующим фронтам вторгнуться в восточную Белоруссию, центральную и восточную Украину[132] — и взять Минск, Киев, Винницу и Кривой Рог — задачи, которые действующие фронты выполнили лишь частично.
Таким образом, цели, которые Ставка ставила перед своими действующими фронтами в ходе всех стратегических наступательных операций, спланированных и проведенных ею с января 1942 по июль 1943 года, отличались примечательным постоянством — в каждом случае в их число входило занятие Смоленской области и вытеснение войск вермахта с территорий к востоку от Днепра. Однако эти цели, оставаясь постоянными на протяжении большей части данного периода, были нереалистичными. Попросту говоря, Ставка вплоть до сентября 1943 года не достигла задач, поставленных ею перед действующими фронтами еще в январе 1942 года по двум основным причинам. Во-первых, до этого времени она была не способна спланировать такие сложные и затратные операции; во-вторых, ее действующие фронты были недостаточно сильны чтобы успешно провести их.
На завершающих этапах летне-осенней кампании 1943 года и после, зимой 1943-1944 годов, Ставка продолжала ставить перед действующими фронтами цели, которые явно выходили за рамки их возможностей. Однако теперь она, как правило, просто испытывала пределы сопротивления вермахта, основываясь на посылке, что под неослабевающим давлением оборона вермахта может в какой-то момент полностью рухнуть.
Как в первые 30 месяцев войны, так и позже успех проведенных Красной Армией стратегических наступательных операций напрямую зависел от того, насколько эффективно Ставка вместе с действующими фронтами и группами фронтов планировала эти наступления. В это планирование входили такие жизненно важные элементы, как создание благоприятных условий для проведения наступлений, адекватный расчет соотношения сил, правильный выбор направления главного удара, своевременная передислокация, концентрация и использование атакующих войск и стратегических резервов, выбор наиболее выгодного времени для наступления, обеспечение секретности — и, по возможности, достижение внезапности. Как показывают результаты советских стратегических наступлений, в течение описываемого периода планирование Ставкой и фронтами наступлений становилось все более эффективным по всем из вышеперечисленных пунктов.
Выбор времени и места. На протяжении первых 30 месяцев войны то, когда, где, в меньшей степени — как и какими силами Ставка проводила стратегические наступления, диктовалось действиями немцев, а конкретнее — характером и ходом наступательных операций вермахта. Например, в июле и августе 1941 года Ставка провела спешно организованные наступления под Смоленском силами случайно оказавшихся под рукой войск в отчаянной попытке остановить продвижение вермахта к Москве. То же самое она сделала и в ноябре 1941 года, когда организовала и провела более успешные, но тоже спланированные второпях наступления на Тихвин и Ростов — для защиты Ленинграда и дальних подступов к Сталинграду. И наконец, свое наступление под Москвой Ставка начала как всего лишь отчаянный контрудар с целью помешать немцам окружить город. Когда же эта операция увенчалась успехом, Ставка воспользовалась поражением немцев, сперва развив контрудар в полноценное наступление, а затем и в масштабную зимнюю кампанию.
Точно так же наступательная активность вермахта, по крайней мере частично, диктовала место и время проведения советских стратегических наступательных операций в конце 1942 года. Поскольку вермахт вел операцию «Блау» только на Сталинградском и Кавказском направлениях и по-прежнему занимал позиции, угрожающие Москве, Ставка организовала два стратегических наступления для разгрома войск Оси в этих двух регионах. Однако в конечном итоге время проведения обоих наступлений диктовалось положением в Сталинграде и вокруг него. Но в отличие от 1941 года, осенью 1942-го у Ставки было время более тщательно спланировать свое наступление, перебросить, сосредоточить и развернуть атакующие войска, а также составить планы дальнейших наступлений в развитие успеха-и, по крайней мере вчерне, последующей зимней кампании. И все же, когда успешно развернулась зимняя кампания, Ставка начала стремиться к более амбициозным целям и чересчур уверилась в своих силах, принявшись составлять планы последующих наступательных операций намного более торопливо и менее тщательно. Это в немалой степени объясняет, почему немцам в феврале и марте 1943 года удалось сдержать эти наступления.
Стратегические наступательные операции, проведенные Ставкой во время летне-осенней кампании 1943 года, в корне отличались от проведенных ею за предыдущие два года. Во-первых, тут она смогла воспользоваться существовавшим с апреля по июнь оперативным затишьем на советско-германском фронте и спланировать свои наступления намного тщательнее, чем раньше. Кроме того, Красная Армия в 1943 году уже была намного сильней, чем в 1941 и 1942 годах. Достижения советской разведки позволили Ставке определить, когда и где пройдет затеянная вермахтом операция «Цитадель», задолго до того, как та действительно началась.
В результате, хотя Ставка и планировала свои операции, основываясь на ожидаемом времени наступления немцев, первоначальные удары она распланировала весьма подробно, а несколько последующих наступлений — лишь в общих чертах. Кроме того, она имела возможность осуществить стратегическую переброску войск, сосредоточив и развернув значительную их часть на исходных позициях еще до того, как вермахт начал свое летнее наступление. В результате советскому командованию удалось практически без «швов» преобразовать свою стратегическую оборону сперва в стратегическое наступление, а позже — в наступательную кампанию.
После победы под Курском Ставка получила возможность практически до конца войны организовывать собственные многочисленные стратегические наступления во времена и в местах, выбранных ею самой.
Конфигурация и координация войск. Когда вермахт во время операции «Барбаросса» захватил и удерживал стратегическую инициативу, у потрепанной Красной Армии не имелось ни войск, ни оснащения, требовавшихся для ведения стратегических наступательных операций в масштабах, рекомендованных довоенной военной теорией. Поэтому, когда она организовала в июле и августе наступление под Смоленском, Ставка развернула армии и подчиненные им дивизии трех атакующих фронтов (Западного, Резервного и Брянского) в неглубокое одноэшелонное оперативное построение — без всякого второго эшелона и с ничтожным резервом. Такая конфигурация хотя и доводила силу первого удара до максимума, однако не обеспечивала никакой возможности усиления наступления в процессе его развития. И что еще хуже, взаимодействие как внутри атакующих фронтов, так и между ними было в лучшем случае слабым, а единственными маневренными войсками, доступными фронтам, являлись небольшие кавалерийские группы, которые Западный фронт использовал для проведения глубокого рейда в немецкий тыл с целью расстройства коммуникаций противника.[133]
Во время наступления под Москвой положение если и отличалось, то незначительно. Серьезное ухудшение обстановки вынудило Ставку начать операцию, проведя несколько ограниченных контратак к северу от Москвы силами небольшой части ее стратегических резервов (1-й ударной армией). Когда эти первоначальные удары оказались успешными, Ставка развернула их сперва в несколько контрударов Западного фронта к северу и к югу от Москвы, и наконец — в полноценное наступление Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов на еще более широком фронте. В конечном итоге советское командование приказало всем действующим фронтам присоединиться к этому наступлению, в итоге обернувшемуся полнокровной зимней наступательной кампанией, охватившей более половины всего советско-германского фронта.
Развитие зимней кампании из контратак местного значения в общее наступление проходило настолько бессистемно, что Ставке ни разу не удалось эффективно скоординировать действия наступающих войск. Все ее фронты атаковали, построив армии и дивизии в один эшелон при весьма ограниченных резервах, как это делалось ранее под Смоленском. Ставка тоже использовала обновленные кавалерийские корпуса для рейдов глубоко в немецкий тыл — на этот раз в сочетании с крупномасштабными воздушными десантами в составе воздушно-десантных бригад и корпусов. Однако атакующие фронты не могли долго выдержать столь высоких темпов н наступательных операций, и в конце февраля все эти глубокие наступления выдохлись. Вновь вдохнуть в них жизнь не удалось уже никакими силами.
Возросшая численность и сила Красной Армии, а также более адекватные сроки для подготовки операций и планов дали возможность Ставке планировать и координировать в ноябре 1942 года и в ходе последующей зимней кампании 1942-1943 годов более сложные и эффективные стратегические наступательные операции. В ноябре и декабре она одновременно организовывала наступления в районах. Ржева и Сталинграда, а ее представители координировали действия в группах фронтов, ведущих наступления в каждой области.[134] Хотя эти представители все еще развертывали атакующие фронты одноэшелонными соединениями, они вдобавок обеспечивали более мощные резервы и использовали многочисленные подвижные группы[135] (состоящие в основном из действующих отдельно или в сочетании друг с другом танковых, механизированных и кавалерийских корпусов) для проведения оперативных маневров в глубине немецкой обороны.[136]
Однако во время остальной зимней кампании 1942-1943 годов все более поджимающие сроки заставили Ставку планировать и проводить свои последующие стратегические наступления в большой спешке и с менее эффективной координацией. Воронежский, Юго-Западный и Сталинградский фронты начали эти наступления одноэшелонными соединениями с небольшими резервами, но в январе Ставка придала им в подкрепление 3-ю танковую армию и Брянский фронт, который начал новое наступление у них на правом фланге. Кроме того, в январе Ленинградский и Волховский фронты провели наступление с целью разорвать железную хватку немцев на горле Ленинграда. Затем, в феврале, Ставка приказала Западному и Брянскому фронтам присоединиться к наступлению, атаковав немецкие оборонительные позиции на Орловском выступе. Впервые за время войны она сформировала новый фронт (Центральный) и направила его для наступления на Брянск и Смоленск. В то же самое время Ставка приказала Ленинградскому, Волховскому и Северо-Западному фронтам провести операцию «Полярная звезда» для снятия осады с Ленинграда и наступления до восточной границы Прибалтики.[137]
Хотя Ставка спланировала свое расширенное февральское наступление в спешке и продолжала выстраивать атакующие фронты, как правило, одноэшелонными соединениями, у нее впервые за время войны появилась возможность формировать в составе атакующих фронтов намного более сильные вторые эшелоны или подвижные группы.[138] Однако плохая разведка и координация,, сильное истощение войск и умелое и решительное сопротивление немцев расстроили все эти амбициозные наступления.
Стратегические наступления, которые Ставка и ее представители планировали, координировали и проводили в летне-осеннюю кампанию 1943 года, были по любым меркам намного лучше спланированы, организованы и проведены — и потому привели к существенно большим успехам, нежели предыдущие советские наступления. Хотя Ставка продолжала выстраивать атакующие фронты одноэшелонными соединениями, после серии наступательных операций групп фронтов против сил вермахта, обороняющих Орел и Харьков, советское командование организовало наступления других групп фронтов на Смоленск, не дожидаясь окончания предыдущих операций. В конечном итоге к концу августа — началу сентября в общем советском наступлении участвовали все фронты, действующие в полосе от Витебской области до Черного моря.
Хотя представители Ставки организовывали координацию действия групп фронтов на протяжении всех этих операций, в них применялись все те же стандартные приемы: глубокие операции отдельных танковых армий, отдельных танковых, механизированных и кавалерийских корпусов или же их групп, усиленные вторые эшелоны и фронтовые резервы, состоящие из нескольких армий и служащие для усиления войск фронтов в ходе операции. В результате эти наступления оказались Намного более успешными, став настоящими образцами для тех наступательных операций, которые Ставка будет проводить на последующих этапах войны.[139]
Стратегическая внезапность и маскировка. Как во время «Барбароссы», так и во время операции «Блау» вермахт достиг стратегической внезапности, захватил и удерживал стратегическую инициативу, тем самым парализуя инициативу Красной Армии. Он нанес советским войскам тяжелые потери на начальном этапе каждой кампании и задал ход и характер большей части последующих этапов. Однако в ходе обеих кампаний Красной Армии время от времени также удавалось добиться элемента внезапности. Во время операции «Барбаросса» такое обычно выходило случайно, но в ходе операции «Блау» это все чаще происходило в полном соответствии с замыслом советского командования.
Например, во время катастрофических поражений в ходе операции «Барбаросса» Красная Армия уже в конце июня внезапно удивила вермахт яростью своих танковых контрударов на Украине, упорным сопротивлением и сильными контрударами в июле и августе в Прибалтике и под Смоленском, успешными контрнаступлениями на Тихвин и Ростов, а также решительной обороной в конце октября и в ноябре 1941 года на подступах к Москве. Во многих случаях эти действия стали неожиданностью для немцев и оказывались достаточно масштабными, чтобы побудить Гитлера существенно изменить свои планы. И наконец наступление, организованное Ставкой под Москвой как раз в то время, когда по оценкам немецкой разведки Красная Армия уменьшилась до «нескольких последних батальонов», захватило вермахт врасплох своей внезапностью и заставило его отступить чуть ли не в панике.[140]
На протяжении всей операции «Блау» сильное сопротивление Красной Армии тоже во многих случаях оказывалось для немцев внезапным. В число таких «сюрпризов» входили, например, контрудары в июле под Воронежем и на Дону, захват советскими войсками в августе плацдарма на правом берегу Дона, упорная оборона собственно Сталинграда и неоднократные контрудары, нанесенные вермахту в районе Сталинграда в течение сентября-ноября. Хотя многие из этих операций закончились неудачей, внезапность, которой русским удавалось достичь, зачастую вынуждала Гитлера серьезно менять свои планы. Наконец, в ноябре 1942 года под Сталинградом и в меньшей степени под Ржевом, Ставке удалось добиться стратегической внезапности при крупных наступлениях — а добившись ее, ввергнуть противника в ступор и нанести большой урон вермахту и войскам других стран Оси.
Но, что важнее всего, Ставка даже во время проводимых немцами операций «Барбаросса» и «Блау» добивалась стратегической внезапности при сборе массированных стратегических резервов, которые немецкая разведка так и не обнаружила. Советское командование смогло использовать эти резервы для укрепления стратегической обороны и проведения стратегических наступлений до того, как немцы узнали об их существовании.
С конца 1942 года и в 1943 году Ставка все чаще применяла действенную стратегическую маскировку с целью создания более благоприятных условий для своих стратегических наступательных операций. Она успешно проделала это перед наступлением под Сталинградом в ноябре 1942 года, скрытно перебросив и сосредоточив свои ударные силы и сохранив в тайне большую часть приготовлений к наступлению. Она столь же эффективно проделала это перед наступлением в июле и августе во время Курской битвы, скрытно перебросив и накопив массированные стратегические резервы и введя в заблуждение немецкое командование относительно времени, места и силы своих ударов, частично путем сокрытия своих войск, а частично — проведением отвлекающих операций и имитаций наступления.
Итак, Ставка и Красная Армия добились значительной степени внезапности во время стратегических наступлений как под Сталинградом, так и под Курском.[141] После этого Ставка во время развития генерального наступления осенью 1943 года в нескольких случаях прибегала к маскировке для достижения внезапности. Наиболее известен подобный случай в ноябре 1943 года, когда советские войска захватили стратегический плацдарм за Днепром под Киевом.
Как и в случае со стратегическими оборонительными операциями, приемы, применяемые Ставкой и ее Действующими фронтами для проведения стратегических наступательных операций, в ходе войны тоже постепенно делались гораздо более зрелыми и по истечении первых 30 месяцев боевых действий стали гораздо эффективнее и смертоноснее. Наиболее важные изменения касались организации Ставкой структуры действующих фронтов для проведения тех или иных наступлений, распределения времени и последовательности ударов, а также уровня координации действий фронтов и групп фронтов.
Организация. На протяжении большей части операции «Барбаросса» требования довоенной теории, а также общая слабость Красной Армии вынуждали Ставку проводить стратегические наступательные операции силами отдельных фронтов, действующих в относительной изоляции, даже когда они атаковали на смежных направлениях — как это было во время наступлений в июле и августе в Смоленской области, под Тихвином и Ростовом в ноябре и под Москвой в декабре.
Опыт этих наступлений убедил Ставку проводить будущие стратегические наступления силами нескольких фронтов, действующих в тесном сотрудничестве, так как «во время кампаний крупномасштабные военно-политические цели были достигнуты войсками нескольких фронтов во взаимодействии с другими родами вооруженных сил».[142] Впоследствии Ставка использовала для проведения всех стратегических наступательных, операций силы нескольких фронтов, действия которых, как правило, координировались ее представителями.
Например, в ноябре и декабре 1942 года Ставка провела свои стратегические наступления под Ржевом и Сталинградом силами двух групп фронтов, действующих под общим контролем ее представителей. Она продолжала этот процесс на протяжении всей последующей зимней кампании. Однако в феврале и марте, когда войска Красной Армии устали и чрезмерно растянулись, эта координация начала ослабевать и стала менее действенной. В результате зимнее стратегическое наступление в конечном итоге захлебнулось, не достигнув всех намеченных целей.
Стратегические наступательные операции, организованные Ставкой во время летне-осенней кампании 1943 года, были еще более эффективными, чем все операции в предыдущих кампаниях. По меньшей мере частично это объяснялось тем, что Ставка теперь оперировала исключительно группами фронтов, действия которых координировались ее представителями. За немногими исключениями, в оставшиеся месяцы 1943 года и вплоть до самого конца войны Ставка применяла для проведения всех стратегических наступательных операций тесно координируемые группы фронтов.
Время и последовательность проведения операций. На протяжении всего летнего этапа проводимой немцами операции «Барбаросса» сократившаяся численность Красной Армии не позволяла Ставке проводить больше одного стратегического наступления за один раз. Позже, во время последующих стадий операции «Барбаросса», Ставка впервые смогла организовать в ноябре несколько стратегических наступлений, когда приказала своим фронтам отбить Тихвин и Ростов. Однако в данных случаях ее побудила к этому скорее стратегическая необходимость и наличие некоторых стратегических резервов, чем какой-то всеохватывающий стратегический замысел.
Еще позже, в январе-феврале 1942 года, Ставка наконец оказалась в состоянии спланировать и провести стратегические наступления одновременно на нескольких стратегических направлениях — хотя в этих случаях она тоже поступила так по необходимости и оказалась не в состоянии дать этим операциям успешное развитие, организовав последующие наступления для достижения еще более значительных стратегических целей.
Впервые за время войны Ставка смогла спланировать и провести как одновременные, так и следующие одно за другим наступления осенью 1942 года, когда составила планы ноябрьских наступлений под Ржевом и Сталинградом. В данном случае, в придачу к двум первоначальным одновременным операциям под кодовыми названиями операции «Марс» и «Уран», она также весьма подробно распланировала два последующих наступления и вчерне составила планы последующих кампаний.
Хотя операция «Марс» потерпела неудачу, успешные действия в районе Сталинграда позволили Ставке сперва спланировать и провести успешные наступления на юго-западном и южном направлениях для использования победы под Сталинградом, а позднее — провести одновременные стратегические наступления на северо-западном и западном стратегических направлениях, которые в конечном итоге охватили большую часть советско-германского фронта. Однако, вкупе с непредвиденно сильным сопротивлением немцев, неспособность Ставки скоординировать действия и пополнить ряды своих атакующих фронтов для компенсации потерь, понесенных ими в ходе этих наступлений, не позволили развить далее зимнее наступление и достичь всех намеченных целей.
Летом 1943 года, впервые за время войны, Ставка оказалась способна организовать и провести как одновременные, так и последовательные стратегические наступательные операции. Свое стратегическое наступление она начала в середине июля и начале августа 1943 года со следующих одно за другим, а в конечном итоге — одновременных стратегических наступлений силами фронтов, действующих в районе Орла и Харькова, а в начале и в конце августа расширила масштабы этих операций, проводя новые наступления силами фронтов в районах Смоленска и Донбасса. Наконец, в начале и в конце сентября Ставка приказала всем своим фронтам, действующим на участке от Смоленской области до побережья Черного моря, сперва провести одновременные операции по преследованию противника до восточной границы Белоруссии и линии Днепра, а позже-следующие друг за другом наступления с целью захвата стратегических плацдармов в Белоруссии и за Днепром.
Хотя продвижение Красной Армии на более поздних этапах данных наступлений и запнулось, вместе взятые, эти наступления очистили от немецких войск обширный регион к востоку от Белоруссии и реки Днепр и обеспечили создание жизненно важных плацдармов для дальнейших наступлений зимой 1943-1944 годов. И что еще важнее они вымостили путь для проведения Ставкой еще более сокрушительных одновременных и последовательных наступлений на протяжении всего остального периода войны.
Формы и методы. Форма стратегических наступлений Ставки, то есть манера их проведения, оставалась на протяжении первых 30 месяцев войны примечательно единообразной. Однако применяемые для проведения этих наступлений методы значительно изменились — особенно в отношении сосредоточения _ атакующих войск и использования маневра в ходе фаз прорыва и развития успеха. В целом, за некоторыми исключениями, Ставка проводила свои наступления по как можно более простой схеме, полагаясь на фронтальные атаки большого числа сосредоточенных для прорыва немецкой обороны сил и на простые маневры подвижных войск по заранее предписанным направлениям для развития наступления в этих прорывах на оперативную глубину. За исключением действий под Сталинградом в ноябре 1942 года, она избегала проведения операций по охвату или окружению, которые требовали от подвижных войск проведения сложных и скоординированных оперативных маневров на большую глубину.
Например, в ходе проводимой немцами операции «Барбаросса» Ставка не располагали ни временем, ни войсками, необходимыми для создания полноценных ударных групп, способных провести операции по прорыву обороны противника, а ее подвижные войска были слишком слабы для проведения маневра на хоть сколько-нибудь значительную глубину. Поэтому она обычно располагала свои атакующие силы в линейном построении с минимальным сосредоточением войск, используя для проведения главных атак ударные группы, сформированные йз случайно подвернувшихся под руку частей, численностью в несколько стрелковых дивизий или бригад, иногда поддержанных отдельными недоукомплектованными танковыми дивизиями, бригадами или батальонами. Наконец, Ставка использовала слабые и хрупкие кавалерийские дивизии, кавалерийские корпуса или усиленные кавалерийские группы либо для поддержки операций по прорыву обороны, либо для развития наступления в этих прорывах.[143]
Во время стратегических наступательных операций, проведенных в ноябре-декабре 1942 года и в последующей зимней кампании 1942-1943 годов, атакующие советские фронты более эффективно сосредотачивали свои войска во время прорывов и проводили более широкие операции по развитию успеха. Кроме использования в первом эшелоне атаки танковых армий, фронты проводили операции по прорыву вражеской обороны силами ударных групп, состоящих из нескольких стрелковых дивизий и бригад, усиленных танковыми бригадами поддержки пехоты, а иногда — ставя на острие удара танковые и механизированные бригады из состава танковых армий или других подвижных группировок, причем эти ударные группы сосредотачивались «а все более узких участках, отведенных для главного удара. Кроме того, командование фронтов использовало одиночные танковые, механизированные или кавалерийские корпуса (а в ряде случаев — их группы) и даже целые танковые армии как для завершения операций по прорыву обороны, так и в качестве авангарда в последующих операциях при развитии наступления.
Хотя Ставка намеренно спланировала и провела в ноябре 1942 года операции по окружению противника как под Сталинградом, так и при последующих наступлениях в декабре на Среднем Дону, реках Чир и Аксай, в ходе этих наступлений ее действующие фронты столкнулись с трудностями при координации и поддержке глубокого маневра силами нескольких танковых, механизированных и кавалерийских корпусов, развивающих наступление на нескольких отдельных направлениях. Поэтому в январе 1943 года Ставка прекратила проводить операции по окружению и вместо этого вернулась к более линейным формам атаки. В то же самое время она начала соединять свои подвижные корпуса в группы (такие, как группа Попова) для улучшения их способности проводить глубокие операции. Несмотря на эти улучшения, Ставка продолжала использовать танковые армии в авангарде главных ударов своих фронтов, а группы из подвижных корпусов — для развития наступлений фронтов. Однако потери, которые несли при этом танковые армии во время операций по прорыву обороны вкупе с общим истощением сил подвижных соединений и объединений снижали их численность и боевую силу, ограничивая глубину, на которую они могли проводить операции, а в итоге — подставляли их под разгром по частям контратакующими немецкими войсками.[144]
Несмотря на резкое увеличение численности Красной Армии и усложнение ее войсковой структуры, в которую теперь входили намного более грозные мобильные силы из пяти мощных танковых армий и многочисленных танковых, механизированных и кавалерийских корпусов, при проведении стратегического наступления летом и осенью 1943 года Ставка избегала крупномасштабных и сложны?, операций по охвату и окружению противника. Вместо этого она продолжала организовывать простые и линейные операции прорыва, а также по существу линейные, хотя и более глубокие, операции по развитию наступлений.
Самой обычной формой наступательных операций, используемой атакующими фронтами летом и осенью 1943 года, был так называемый глубокий рассекающий удар.[145] Для такой формы наступления требовалось использование стрелковых дивизий, поддержанных танковыми и саперными частями. Эти силы сосредотачивались на все более узких участках главного удара и обычно находились под управлением стрелковых корпусов. Они осуществляли прорыв тактической обороны вермахта посредством хорошо организованных и в высшей степени сложных фронтальных атак, поддерживаемых все более массированными артиллерийским огнем и ударами с воздуха. После этого фронтам и подчиненным им армиям полагалось использовать для распространения успешных тактических прорывов в оперативную глубину вражеской обороны танковые армии, отдельные танковые и механизированные корпуса либо эти же соединения, вкупе с кавалерийскими корпусами организованные в конно-механизированные группы.[146]
Хотя Ставка и требовала от командования фронтов использовать ценные танковые армии и отдельные подвижные корпуса только для развития наступления, возросшая прочность обороны вермахта чаще всего вынуждала атакующие фронты использовать передовые бригады своих танковых армий и отдельные подвижные корпуса для завершения операций прорыва. Такое преждевременное введение танковых войск в бой обычно гарантировало успешный прорыв, но при этом значительно ограничивало масштаб и успех последующих операций для развития наступления.
Такая форма наступательных действий характеризовалась неспособностью атакующих фронтов Ставки окружить летом и осенью 1943 года любые сколь-нибудь значительные силы вермахта. В ходе большинства советских наступлений этого периода вермахт, подтянув оперативные резервы, в итоге сдерживал развивающие наступления мобильные войска Красной Армии, прежде чем те прорывались на оперативную глубину.
Более того, такая форма наступления оказалась намного менее действенной во время стратегических наступлений, проводимых группами фронтов, не располагающих в качестве усиления танковыми армиями — например, во время таких операций, как Смоленское наступление Калининского и Западного фронтов в августе или наступление Калининского (1-го Прибалтийского), Западного и Центрального (Белорусского) фронтов в Белоруссии с октября по декабрь 1943 года. В этих случаях наступление развивалось отчетливо видимыми стадиями, длящимися недели и даже месяцы и приводящими к намного менее глубокому продвижению.[147]
Проводя во время стратегических наступательных операций конца лета и осени 1943 года мощные атаки группами фронтов на нескольких стратегических направлениях и на широком фронте, Ставка имела возможность подвергать и так уже слабеющую оборону вермахта максимальному давлению, добиваться нескольких прорывов одновременно и раскалывать эту оборону. А развивая многочисленные наступления по параллельным или сходящимся направлениям в оперативную глубину обороны вермахта, атакующие советские фронты изолировали отдельные обороняющиеся группы противника друг от друга и вынуждали все немецкие войска начинать стратегическое отступление от одного рубежа к другому — вплоть до рек Сож и Днепр.
Хотя это стратегическое наступление и в самом деле было как впечатляющим, так и успешным, в конечном итоге в начале октября инерция наступления Красной Армии сошла на нет. Поэтому Ставке потребовался почти месяц на сосредоточение достаточных сил для захвата на западных берегах этих рек плацдармов стратегического масштаба.
Самым важным фактором успешного проведения как стратегических оборонительных, так и стратегических наступательных операций Ставки в первые 30 месяцев войны была ее способность собрать, выставить на поле и эффективно использовать стратегические резервы. Эти резервы сыграли огромную роль в стратегических оборонительных операциях, которые советское командование проводило с целью сперва затормозить, а потом остановить продвижения вермахта во время операций «Барбаросса», «Блау» и «Цитадель». Они также оказались крайне важны, когда Ставка организовала стратегические наступления зимой 1941-1942 и 1942-1943 годов, а также летом и осенью 1943 года. Резервы выполняли такие жизненно важные функции, как пополнение действующих фронтов, занятие новых оборонительных рубежей, ликвидация прорывов вермахта. Кроме того, они составили изрядную часть тех войск, силами которых Ставка и ее действующие фронты наносили контрудары, проводили контрнаступления и наступления.
Численность Резерва Главного Командования (РГК), как его называли, когда началась война, или Резерва Верховного Главнокомандования (РВГК), как его переименовали в августе 1941 года, постоянно менялась. В любой конкретный момент он имел разную численность, максимальная составляла восемь армий, 47 стрелковых дивизий и 7 стрелковых бригад. В первые шесть месяцев войны численность РВГК колебалась следующим образом: от 7 армий (47 стрелковых дивизий) на 1 июля до 8 армий (44 стрелковые дивизии и 7 стрелковых бригад) на 1 декабря. Минимальную численность РВГК имел в августе-октябре: ни одной армии и даже стрелковой дивизии на 1 августа, четыре-пять стрелковых дивизий в сентябре и октябре.[148]
В течение этого периода Ставка выделила действующим фронтам из своих стратегических резервов в целом 291 стрелковую дивизию и 94 стрелковые бригады, в том числе 150 стрелковых дивизий и 44 стрелковые бригады — фронтам, действующим на западном направлении, и 141 стрелковую дивизию и 50 стрелковых бригад фронтам, действующим на северо-западном и юго-западном направлениях.[149] Из этих дивизий и бригад 85 процентов были новыми соединениями, спешно организованными и зачастую сильно недоукомплектованными, набранными в стратегическом тылу и обладавшими лишь ограниченной боеспособностью, а 15 процентов — отведенными в тыл с действующих фронтов для реорганизации и пополнения.
В 1941 году Ставка в период с июля по ноябрь использовала свои стратегические резервы для сдерживания немецкого наступления и проведения контрнаступлений на Тихвин, Ростов и под Москвой в ноябре и декабре, а также во время последующей зимней кампании. Хотя основную массу этих резервов она использовала для усиления оборонительных и наступательных возможностей фронтов, действующих на наиболее критических стратегических направлениях, она также применяла некоторые резервы на направлениях менее приоритетных, где они участвовали более чем в 40 наступательных операциях местного значения или контратаках с целью сковать войска вермахта и не дать им перебросить подкрепления на более критические направления.
Например, в конце июня и в июле Ставка использовала свои первые 14 резервных армий в составе примерно 60 стрелковых дивизий с целью укрепить Западный и Северный фронты и для формирования Резервного и Закавказского фронтов.[150] Большинство этих армий приняло участие в наступлении в районе Смоленска в августе и начале сентября. После того как наступление на Смоленск потерпело неудачу, Ставка с сентября по декабрь сформировала в стратегическом резерве еще 12 армий и выделила их действующим фронтам — сначала для того, чтобы остановить в ноябре наступление вермахта, затем-для проведения в ноябре и декабре собственных наступлений в районе Ленинграда, Москвы и Ростова, а позднее — на всем фронте в ходе последующей зимней кампании.[151] Искусно проделав это, Ставка почти удвоила численность войск Западного фронта, доведя ее с 30 стрелковых и трех кавалерийских дивизий, одной стрелковой и трех танковых бригад на 1 октября до 50 стрелковых и 16 кавалерийских дивизий, 16 стрелковых и 22 танковых бригад на 5 декабря.[152]
После значительного уменьшения численности ее стратегических резервов в ходе зимней кампании 1941-1942 годов Ставка с мая по июль 1942 года быстро увеличила их для укрепления стратегической обороны и создания новых структур, которые она могла бы использовать в будущих стратегических наступательных операциях.[153] На протяжении последующих шести месяцев ее резервы в каждый конкретный момент насчитывали от 2 до 11 армий, от 2 до 11 танковых, механизированных и кавалерийских корпусов, от 8 до 65 стрелковых или кавалерийских дивизий и от 2 до 28 стрелковых, мотострелковых, танковых или воздушно-десантных бригад.
В течение этого периода численность резервов колебалась в диапазоне от пика на 1 июля (11 армий, 6 танковых и кавалерийских корпусов, 65 стрелковых или кавалерийских дивизий и 28 бригад разного рода войск) до самой малой численности на 1 сентября (4 армии, 3 танковых корпуса, 18 стрелковых дивизий и 24 бригады). В число резервов Ставки в этот период входили десять резервных армий (с 1-й по 10-ю), семь из которых были сформированы к 1 июня и еще три — к 1 июля, а также одна танковая армия (3-я). В целом резервные соединения, сформированные Ставкой в 1942 году, были намного лучше организованы, обучены и оснащены, чем набранные и выставленные на поле в 1941 году.
Как ив 1941 году, Ставка в мае 1942 года использовала эти резервы для проведения безуспешных наступлений под Харьковом и в Крыму, для укрепления своей стратегической обороны и организации контратак и контрударов по наступающим войскам вермахта во время проведения ими в конце лета и начале осени операции «Блау», и наконец — в стратегических наступлениях, организованных ею в ноябре и декабре под Ржевом и Сталинградом, а также во время последующей зимней кампании.
За лето и осень 1942 года через РВГК прошло в общей сложности 189 стрелковых дивизий, 30 танковых и механизированных корпусов, 78 стрелковых бригад и 159 отдельных танковых бригад. Из этого общего числа Ставка выделила 72 стрелковые дивизии, 11 танковых и механизированных корпусов, два кавалерийских корпуса, 38 танковых бригад плюс 100 артиллерийских и десять авиационных полков в качестве подкреплений фронтам, действующим на Сталинградском направлении, и силы примерно такой же численности — в подкрепление фронтам на северо-западном и западном направлениях. В свою очередь, фронты, действующие в районе Сталинграда, использовали из этих сил 25 стрелковых дивизий, три танковых и три механизированных корпуса для усиления своих ударных групп в авангарде Сталинградского наступления.[154]
Таким образом, стратегические резервы, направляемые Ставкой действующим фронтам в первый период войны, не только повышали прочность и глубину стратегической обороны Красной Армии, но и в конечном итоге обеспечили ей численное превосходство, необходимое для успешного перехода в наступление в декабре 1941 и в ноябре 1942 года:
«Своевременное и умелое введение в бой стратегических резервов Ставки ВГК в летне-осенних кампаниях 1941 и 1942 гг. было одним из наиболее важных факторов в достижении целей стратегической обороны в первый период войны. Во время этих кампаний стратегические резервы не только измотали и обескровили ударные группы противника и остановили его наступление, но и гарантировали, что советские войска смогут успешно перейти в контрнаступление и развернуть общее наступление».[155]
Хотя РВГК сыграл жизненно важную роль в организованной Ставкой в июле 1943 года стратегической обороне под Курском, еще более важное значение он имел в стратегических наступлениях, проведенных в том же году до и после победы под Курском. Например, готовя проведение зимней кампании 1942-1943 годов, Ставка отвела с действующих фронтов на пополнение в тыл одну танковую армию (5-ю), десять танковых корпусов и 71 стрелковую дивизию, одновременно начав формирование пяти новых армий. В результате к началу кампании у нее уже имелось в резерве пять общевойсковых армий, одна танковая армия (3-я), восемь танковых и два механизированных корпуса.[156] Еще позже, готовя летне-осеннюю кампанию 1943 года, Ставка к началу июля увеличила РВГК, включив в него восемь общевойсковых армий (4-ю и 5-ю гвардейские, 11-ю, 27-ю, 47-ю, 52-ю, 53-ю и 68-ю), две танковые армии (3-ю и 5-ю гвардейские) и одну воздушную армию (5-ю). Пять из этих общевойсковых армий, а также танковая и воздушная армии, плюс шесть танковых и механизированных корпусов и три кавалерийских корпуса пошли на формирование нового резервного фронта, который в апреле стал Степным военным округом, находящимся под прямым управлением Ставки, а 9 июля — Степным фронтом.[157]
На протяжении того года Ставка сформировала в своих стратегических резервах пять новых армий, шесть корпусов, 64 стрелковые или кавалерийские дивизии и 55 отдельных бригад различных видов войск, а также переформировала и пополнила после отвода в тыл с действующих фронтов еще 31 армию, 44 корпуса, 204 дивизии и 50 отдельных бригад.[158] В этот период РВГК имел в своем составе от 2 до 12 общевойсковых армий, танковую или воздушную армию, от 2 до 26 стрелковых, танковых, механизированных или кавалерийских корпусов, от 12 до 78 стрелковых и кавалерийских дивизий (или укрепленных районов) и от 9 до 30 стрелковых, мотострелковых, танковых или воздушно-десантных бригад. В этот период численность резервов Ставки колебалась в диапазоне от максимума на 1 июля (12 армий, 25-26 стрелковых, танковых, механизированных или кавалерийских корпусов, 78 стрелковых и кавалерийских дивизий и укрепленных районов и 10-22 бригады разных родов войск) до минимума на 1 января (две армии, два танковых корпуса, 18 стрелковых дивизий и 9 бригад).[159]
В отличие от 1941 и 1942 годов, когда Ставка в тылу создавала с нуля основную массу своих стратегических резервов прежде чем использовать их в стратегических наступлениях, в 1943 году численное превосходство Красной Армии над вермахтом и захват ею стратегической инициативы под Сталинградом и Курском позволили советскому командованию отводить многие соединения на отдых и пополнение в тыл прямо из действующих фронтов, ведущих наступательные операции, собирать эти соединения в резерве ВГК, а потом вновь направлять их действующим фронтам для проведения последующих наступательных операций. В результате 70 процентов стратегических резервов Ставки в этот период состояли из соединений, отведенных в тыл из действующих фронтов, и только 30 процентов — из недавно сформированных войск.
Поскольку большинство из выведенных в тыл соединений сохраняли прежнюю организационную структуру и имели в своем составе ядро обученных и обладающих боевым опытом ветеранов (в среднем по 3000 на стрелковую дивизию), они оказывались более эффективными, когда их снова вводили в бой.[160] А это, в свою очередь, сокращало время подготовки, необходимое для организации новых стратегических наступлений, и позволяло Ставке подкреплять уже ведущиеся наступления Красной Армии.
Но еще важнее то, что качество стратегических резервных соединений, находящихся в 1943 году под прямым управлением Ставки, особенно наземных подвижных и воздушных, почти удвоилось по сравнению с 1941 и 1942 годами. Ставка по большей части использовала эти резервы либо для проведения стратегических оборонительных или наступательных операций все более крупных масштабов, либо для усиления уже идущих стратегических наступлений. Например во время стратегической обороны под Курском Ставка использовала соединения РВГК для создания глубоко эшелонированной стратегической обороны, для предоставления подкреплений обороняющимся фронтам во время наступления вермахта и для создания ударных групп с целью проведения их силами собственных контрнаступлений и наступлений. Впоследствии, уже осенью, она использовала резервы в первую очередь для усиления фронтов, наступающих к Днепру и за него.[161]
В целом достигнутые Красной Армией в июле 1943 года поразительные успехи в обороне под Курском и ее успешные наступления все возрастающей глубины в конце лета и осенью 1943 года являлись прямым результатом умелого использования Ставкой своих увеличившихся стратегических резервов.
Советские военные теоретики рассматривали оперативный уровень войны как важное связующее звено между тактикой и стратегией. Поэтому они считали, что лишь «оперативное искусство» может превратить тактические успехи в стратегические победы. В рамках этого определения способность Красной
Армии успешно обороняться во время проведения немцами операций «Барбаросса», «Блау» и «Цитадель», а после этого проводить собственные стратегические наступления напрямую зависела от способности действующих фронтов и армий проводить эффективные оборонительные и наступательные операции на оперативном уровне.[162]
Самый лучший из многих способов проанализировать эффективность операций фронтов и армий Красной Армии — это изучить их размах и масштаб, а также приемы, применяемые при проведении этих операций командующими фронтами и армиями, особенно применение ими оперативного маневра. Совершенно очевидно, что командующие фронтами и армиями прошли в 1941 и 1942 годах суровую школу ведения как оборонительных, так и наступательных операций-ив конечном итоге смогли использовать этот опыт, чтобы в 1943 году действовать намного эффективней.
Оборонительные операции. Во время летне-осенних кампаний 1941 и 1942 годов оборонительные операции против войск вермахта, проводящих операции «Барбаросса» и «Блау», действующие фронты Красной Армии вели под руководством Ставки или Главного командования, в то время как армии делали это под руководством либо Ставки, либо фронтового управления. Поскольку все эти операции были «вынужденными» в том смысле, что представляли собой реагирование на наступления вермахта, и поскольку все они являлись составной частью руководимой Ставкой стратегической обороны, то по размаху и масштабам они могли до полной неразличимости сливаться со всеохватывающими стратегическими оборонительными операциями. Фактически только операции, независимо организованные командованием фронтов и армий, носили наступательный характер.[163]
В целом оборона фронтов и армий в первые месяцы войны была слабой и оставалась такой большую часть 1941 года. В 1942 году она стала прочнее, что проявилось в нескольких важных моментах. Например, летом и осенью 1941 года фронты и армии в общем проводили оборонительные операции на фронте шириной соответственно в 300-500 километров и 70-120 километров. Глубина этих операций варьировалась в зависимости от глубины продвижения вермахта и, как правило, определялась либо дальностью отхода, либо глубиной, на какую были уничтожены соответствующие фронт или армия.[164]
С другой стороны, возросшая численность и сила Красной Армии летом 1942 года позволила ее фронтам и армиям проводить оборонительные операции на несколько уменьшенном фронте в 250-450 и 50-90 километров соответственно. В 1942 году глубина этих оборонительных операций вновь простиралась до глубины стратегического отступления или же до той глубины, на какую бывала уничтожена соответствующая армия — хотя такая жестокая судьба постигла в этом году уже меньшее число армий.[165]
Когда же в 1943 году Красная Армия стала еще сильнее, а у ее фронтов и армий появилась возможность заранее планировать стратегические оборонительные операции, фронты и армии смогли сосредотачивать свои силы на все более узких участках, таким образом повысив прочность и гибкость своей обороны. Явным исключением из этого правила стала оборона, проводимая в феврале-марте 1943 года Центральным, Воронежским и Юго-Западным фронтами-так как в данном случае три атакующих фронта вынудило перейти к обороне внезапное и мощное контрнаступление вермахта в Донбассе и контрудары западнее Курска. Поэтому три фронта, проводившие эти оборонительные операции, вели их на широких участках фронта, как вели их другие фронты в 1941 и 1942 годах, и силами тех войск, какие оказались под рукой или подкреплений предоставленных Ставкой.
Однако в июле 1943 года под Курском возросшее время для составления планов дало возможность участвующим в стратегической обороне фронтам и армиям провести хорошо подготовленные оборонительные операции на намного более узких участках, чем раньше. Во время обороны Курского плацдарма фронты и армии защищали участки в 250-300 километров и
40-70 километров соответственно, находились в обороне лишь считанные дни и отошли на значительно меньшую глубину. Поэтому оборона Красной Армии под Курском послужила образцом для последующих оборонительных операций, проводимых фронтами и армиями на дальнейших этапах войны.
Наступательные операции. Весь 1941 год и большую часть 1942 года советские фронты и армии проводили оборонительные операции либо в контексте стратегических наступательных операций, организованных Ставкой силами одного нескольких фронтов (таких, как наступление на Смоленск в августе и наступление под Москвой в январе-апреле 1942 года), либо отдельно по указанию Ставки (наступление Северного фронта на Сольцы в августе,[166] наступление Волховского фронта на Любань в январе 1942 года и наступление Южного фронта в направлении Барвенково и Лозовой в январе 1942 года). Большинство наступлений, проведенных фронтами и армиями летом и осенью 1941 года, носили случайный характер — но со временем, когда Красная Армия увеличилась в численности, а командующие фронтами и армиями приобрели больший боевой опыт, они стали намного более сложными и эффективными.
Во время тех немногих наступлений, которые Красная Армия провела летом 1941 года, ее фронты и армии наступали в полосе соответственно от 90 до 250 километров для фронтов и от 20 до 50 километров для армий, и продвигались на глубину до 50 километров.[167] А во время крупномасштабного наступления под Москвой с декабря 1941 года по апрель 1942 года атакующие войска наступали на полосе 300-400 километров для фронта и от 20 до 80 километров для армии, имея конечную.цель на глубине соответственно в 120-250 и 30-35 километров, до которых им полагалось добраться за шесть-восемь дней.[168] Хотя достичь этих целей им не удалось, все же советские войска добились беспримерного продвижения вперед, прежде чем немцы остановили их наступление.[169]
Поскольку во время первой зимней кампании фронты и армии имели склонность распылять свои атакующие войска на широком фронте, ослабляя тем самым силу и воздействие своих ударов, Ставка в начале января приказала командующим всех уров-. ней сосредотачивать войска на более узких участках главного удара, образуя ударные группы.[170] После этого фронты должны были наносить главные удары на участках прорыва шириной в 30 километров, а армии — на участках прорыва шириной в 15 километров. Это повысило оперативную плотность артиллерии на участках главного удара фронтов и армий с семи до 12 орудий и минометов на километр фронта в 1941 году и до 45-65 орудий и минометов на километр фронта в 1942 году.[171]
Во время наступления Красной Армии в конце 1942 года и в зимней кампании 1942-1943 годов фронты и армии наступали в полосах соответственно 250-350 и 50-80 километров при армейских участках прорыва в 12-14 километров и с ближайшими целями на глубине соответственно в 20-28 километров для армии и 100-140 километров для фронта. Однако неоднородный опыт Красной Армии во время этой зимней кампании побудил Ставку в ходе летнего наступления 1943 года организовывать более плотное сосредоточение войск. Поэтому во время наступлений в середине и в конце 1943 года фронты и армии атаковали в полосах соответственно 150-200 и 35 километров, организуя прорывы на участках шириной от 25 до 30 километров для фронтов и от 6 до 12 километров для армий. В результате участки прорыва стрелковых дивизий уменьшились до 2,5-3 километров шириной, а оперативная плотность артиллерии и бронетанковой техники, поддерживающих прорыв (главный удар), повысилась до 150-80 орудий и минометов и от 3 до 40 танков на километр фронта.[172]
При такой конфигурации сил Ставки ближайшие цели армиям ставились на глубину в 12-15 километров, а фронтам на 80-100 километров в глубине обороны противника. Однако лишь немногим фронтам и армиям удалось достичь подобных результатов раньше середины 1944 года.
Оборонительные операции. Проводя оборонительные операции летом и осенью в 1941 и 1942 годах, действующие фронты (имевшие в своем составе по четыре-шесть армий) и армии (в составе четырех-пяти стрелковых дивизий) вели оборону неглубокими оперативными соединениями в один эшелон при крайне небольших резервах.[173] К примеру, фронты обычно оборонялись силами трех-пяти армий в первом эшелоне с одной-двумя стрелковыми дивизиями в резерве на участках шириной 300-500 километров и 30-35 километров глубиной, а армии оборонялись силами трех-четырех стрелковых дивизий в первом эшелоне, на участках в 70-120 километров шириной и глубиной в 13-24 километра, имея до одной стрелковой дивизии в резерве. Такая оборона часто бывала фрагментарной, обороняющиеся соединения нередко сражались изолированно друг от друга, а резервы редко могли маневрировать по фронту и в глубину.
Однако летом 1942 года возросшая доступность имеющихся в наличии войск дала возможность фронтам и армиям создавать более прочные и более глубокие оборонительные оперативные соединения. Например, фронты (имевшие в своем составе четыре-шесть армий, один-два танковых или механизированных корпуса и один-два кавалерийских корпуса) развертывались в два эшелона с тремя-пятью армиями в первом эшелоне и одной армией и несколькими подвижными корпусами во втором эшелоне или в резерве. Одновременно ширина фронта обороняющихся соединений сократилась до 250-450 километров, тогда как глубина их обороны существенно возросла и составляла теперь от 50 до 150 километров.
В рамках фронтов армии (в составе четырех-шести стрелковых дивизий или бригад и одной-двух танковых бригад) обороняли участки шириной от 50 до 90 километров. Они также строились в два эшелона, имея три-четыре дивизии или бригады в первом эшелоне и одну-две дивизии (бригады) во втором эшелоне на глубине примерно 15-25 километров. Кроме того, армии впервые смогли создавать поддерживающие группы полевой и зенитной артиллерии и мощные артиллерийские и противотанковые резервы. В результате оперативная плотность артиллерии в обороняющихся армиях возросла до 15-25 орудий и минометов на километр фронта.
Когда Красная Армия к концу осени 1942 года укрепила свою оборону, ее фронты увеличили глубину обороны до 40-50 километров, а в некоторых случаях (когда у них появлялась возможность построить в тылу оборонительный рубеж) — до 75-150 километров. В то же время армии обычно развертывали оборонительное построение в один эшелон глубиной в 12-15 километров; если у них возникала возможность организовать второй оборонительный рубеж, глубина обороны увеличивалась до 25 километров. В то же время армии повышали устойчивость своих первых оборонительных поясов, создавая в них все большее число батальонных участков обороны.[174] В зависимости от того, оборонялись ли они на главном или вспомогательном направлении, оперативная плотность артиллерии и бронетехники в этих армиях возросла до 15-27 орудий и минометов, а также шести-семи танков на километр фронта.
Когда в 1943 году Красная Армия отточила свои оборонительные приемы, ей удалось еще больше сократить участки обороны фронтов и армий и увеличить их глубину, тем самым резко повысив насыщенность обороны людьми и вооружением, а также ее общую устойчивость. Летом 1943 года фронты, имевшие в своем составе от четырех до девяти армий (иногда-еще одну танковую армию) и до пяти танковых или механизированных корпусов, обороняли участки в 250-300 километров шириной и 120-150 километров глубиной силами от трех до шести армий в первом эшелоне и со стрелковым корпусом и несколькими подвижными корпусами в резерве. Армии этих фронтов, имея в своем составе два-три стрелковых корпуса, от 3 до 12 стрелковых дивизий или бригад и до семи бригад или полков танков или самоходной артиллерии, обороняли участки шириной от 40 до 70 километров и глубиной в 30-40 километров, имея в первом эшелоне (два оборонительных пояса) до двух стрелковых корпусов (от трех до шести стрелковых дивизий или бригад) и несколько танковых бригад или полков. Второй эшелон армии обычно состоял из одного стрелкового корпуса (от трех до шести стрелковых дивизий или бригад), в резерве на третьем (тыловом) оборонительном армейском поясе находились одна-две стрелковых дивизий и нескольких бригад или полков танков либо самоходной артиллерии.
Оборонительная операция Центрального и Воронежского фронтов под Курском в июле 1943 года послужила образцом как стратегической, так и оперативной обороны и оставалась стандартом для фронтовых и армейских оборонительных операций Красной Армии до самого конца войны.[175] С точки зрения прочности к лету 1943 года оборонительные зоны фронтов были в три-шесть раз глубже, а оборонительные зоны армий — вдвое глубже, чем в 1941 и 1942 годах. Это дало оперативную плотность артиллерии, танков и самоходных орудий от 30 до 80 стволов и от 7 до 27 танков и самоходных орудий на километр оборонительного фронта.[176]
Ведя оборонительные действия, командующие фронтами обычно использовали для отражения немецких танковых ударов построенные в два эшелона танковые армии и свои резервные танковые и механизированные корпуса. Кроме того, армии и стрелковые корпуса создавали и применяли самые разнообразные артиллерийские и зенитные группы, противотанковые резервы для разгрома тактических прорывов и подвижные отряды заграждения для затруднения маневров противника на поле боя. И наконец при Спешной организации обороны в идущей на спад длительной наступательной операции командующие фронтами обычно развертывали свои стрелковые и танковые армии одноэшелонными соединениями, а танковые армии ставили в оборону на главном направлении вражеского наступления.[177]
Наступательные операции. Проводя наступательные операции в 1941 году, советские фронты и армии наносили главные удары на чрезмерно широких участках с неоформленными границами и полагались в развитии наступления на стрелковые войска или слабые кавалерийские дивизии и группы, а позже — на усиленные бронетехникой кавалерийские корпуса. Фронты, имевшие в своем составе три-шесть армий (но на Западном фронте в декабре 1941 и январе 1942 года было уже девять-десять армий) обычно развертывали большинство своих атакующих армий одноэшелонным оперативным соединением на фронте в 300-400 километров и глубиной От 10 до 30 километров, с двумя-тремя стрелковыми и одной-двумя танковыми дивизиями или бригадами в резерве. В тот же период армии (имевшие в своем составе от 3 до 10 дивизий или бригад, один кавалерийский корпус и до восьми танковых дивизий или бригад) развертывали большую часть своих войск в единственный эшелон на фронте в 50-80 километров и 12-16 километров в глубину с небольшими резервами и кавалерийским корпусом для развития наступления из второго эшелона. Эти армии сосредотачивали свои главные удары на одном-двух участках прорыва шириной до 15-20 километров.
Когда Красная Армия весной и летом 1942 года увеличилась в количественном отношении, фронты и армии продолжали атаковать соединениями в один эшелон, но при большей численности резервов, создавая для поддержки операций по прорыву разные виды артиллерийских групп, а также танковые, противотанковые и инженерно-саперные резервы. Кроме того, весной фронты начали использовать подвижные группы, состоящие из одного или более танковых корпусов и до начала атаки находящиеся во втором эшелоне. Эти группы использовались в качестве таранных клиньев, атакуя в первых эшелонах.[178] В результате ширина участков наступления фронтов и армий снизилась соответственно до 250-350 километров и 50-80 километров, а глубина возросла до 30-40 и 15-20 километров.[179]
С ноября 1942 года и весь 1943 год Ставка организовывай все большее число наступательных операций на постоянно расширяющемся фронте. В этот период советские фронты и армии уже использовали более глубоко эшелонированные наступательные соединения, состоящие из специально созданных ударных групп для прорыва передовой обороны вермахта, усиленны) артиллерийскими и танковыми частями, а также подвижных групп для развития наступления на оперативную глубину немецкой обороны. На уровне армии такие группы состояли из танковых или механизированных корпусов, на уровне фронта-из одной-двух танковых армий, иногда усиленных кавалерийским корпусом. Вследствие этого масштаб, сложность, темп наступления и глубина наступательных операций Красной Армии в этот период постоянно возрастали одновременно с ростом мастерства командующих фронтами и армиями Красной Армии.
Например, во время наступательных операций зимой 1942-1943 годов фронты обычно развертывались более прочными одноэшелонными соединениями, часто с танковой армией на направлении главного удара, имея в резерве одну-две стрелковых дивизии. Операции по развитию наступлений велись одним-двумя танковыми, механизированными или кавалерийскими корпусами, иногда по отдельности, иногда в виде единых конно-механизированных групп.[180] Атакующие общевойсковые армии в этих фронтах обычно разворачивались в двухэшелонные построения стрелковых корпусов или дивизий, поддерживаемых армейскими подвижными группами, состоящими обычно из одного отдельного танкового, механизированного или кавалерийского корпуса.
Когда летом 1943 года вермахт существенно улучшил свою оперативную оборону, сделав ее глубже и прочнее, советские фронты и армии соответственно изменили свои оперативные соединения, теперь стандартно развертывая войска двумя эшелонами армий на уровне фронтов, стрелковых корпусов и дивизий — на уровне армий. Эти наступательные группировки поддерживались подвижными группами, развернутыми во втором эшелоне или в резерве.
Свои атакующие войска фронты разворачивали на весьма различающихся по ширине участках от 150 до 250 километров и глубиной в 20-25 километров, а подчиненные им армии — на участках в 40-55 километров шириной и до 25 километров глубиной. Подвижные группы состояли из придаваемой каждому фронту одной танковой армии, а каждой армии — танкового и механизированного корпуса. Эти группы наступали вслед за осуществляющими прорывы войсками первого эшелона на направлении главного удара фронтов и армий; обычно их головные бригады использовались для помощи при прорыве обороны противника. Кроме того, армии использовали разнообразные артиллерийские и зенитные группы, подвижные отряды заграждения, а также общевойсковые, противотанковые и танковые резервы.[181]
Среди многих оперативных приемов, на которые полагалась Красная Армия для успешного проведения наступательных и оборонительных операций, наиболее важные были связаны с ее способностью применять оперативный маневр, развертыванием войск и использованием противотанковых, артиллерийских и авиационных сил, а также применением оперативной маскировки для достижения внезапности, особенно при наступательных операциях.
Оперативный маневр. Точно так же, как стратегическая победа может быть достигнута только путем проведения эффективных операций, оперативный успех зависит от эффективного применения оперативного маневра силами подвижных войск, особенно крупных танковых, механизированных или кавалерийских соединений.
Хотя немцы и не называли этот род действий «оперативным маневром», именно применение вермахтом глубоких мобильных операций силами танковых групп (армий) танковых (моторизованных) корпусов принесло ему успех в ходе операций «Барбаросса» и «Блау». Хотя Красная Армия в 1941 и в начале 1942 года не могла тягаться с противником по мобильности, необходимой для проведения успешного оперативного маневра, весной и летом 1942 года она все же начала интенсивную программу создания подвижных войск, которые смогли бы это сделать.
После проведения летом и осенью 1942 года оперативного маневра, приведшего лишь к минимальному успеху, Красная
Армия добилась первой крупной победы, применив подвижные войска в ноябре 1942 года под Сталинградом. После Сталинградской битвы и до конца войны все победы, одержанные Красной Армией, в тактическом и оперативном плане обуславливались способностью ее подвижных войск проводить эффективный оперативный маневр — как при наступлении, так и в обороне. Стало правилом, что там, где проходили ее танковые армии, следовала и пехота, а когда они спотыкались, спотыкалась и Красная Армия.
Оборонительный оперативный маневр требовал в первую очередь переброски до и во время оборонительных операций крупных мобильных сил, особенно резервов, чтобы те смогли блокировать атаки танков вермахта и осуществить собственные контратаки и контрудары. В 1941 и 1942 годах советские фронты и армии, как правило, плохо проводили оборонительный оперативный маневр.
Например, за первую неделю проводимой немцами операции «Барбаросса» все три обороняющихся фронта Красной Армии пытались остановить и отбросить войска вермахта, осуществляя оперативный маневр механизированными корпусами. Однако во всех этих случаях плохое управление войсками вкупе с недостатками материально-технического обеспечения, парализующими действия этих войск, привело к почти немедленному разгрому и полному уничтожению участвовавших в контрударах механизированных корпусов.[182] Это уничтожение механизированных сил Красной Армии в первые же несколько недель войны наряду с отсутствием в войсковой структуре Красной Армии крупных мобильных сил не позволили советским фронтам и армиям осуществлять какие-либо оборонительные оперативные маневры на протяжении всего остального времени проведения немцами операции «Барбаросса».
После создания весной и ранним летом 1942 года ядра новых подвижных войск Красная Армия вновь попыталась осуществить оборонительный оперативный маневр с целью разгромить войска вермахта в первые же несколько недель проведения ими операции «Блау». И точно так же, как и в конце июня 1941 -го, в начале июля 1942 года обороняющиеся в Южной России фронты Красной Армии попытались применить свои новые танковые армии и танковые корпуса в контрнаступлениях, осуществлявшихся по единому общему плану. Но вновь плохое управление войсками расстроило оперативный маневр и в итоге привело к разгрому, уничтожению или тяжелым потерям подвижных войск.[183]
Первый и единственный раз за первые 30 месяцев войны, когда Красная Армия эффективно осуществила оборонительный оперативный маневр произошел, когда она вела в июле 1943 года стратегическую оборону под Курском.[184] В этом случае обороняющие Курский выступ фронты эффективно маневрировали своими армиями и отдельными танковыми корпусами с целью, во-первых, своими танковыми армиями в ходе по существу позиционной обороны направить в нужное русло, затормозить и в конечном итоге блокировать прорывы танков вермахта, а во-вторых — широкими маневрами отдельных танковых корпусов бить по флангам развивающихся прорывов. Кульминацией обороны стал маневр введенной из резерва Ставки танковой армией, использованной для удара по острию самого опасного прорыва (под Прохоровкой) и полной его остановки.[185]
Наконец, в конце осени 1943 года советские фронты и армии часто осуществляли эффективный оборонительный маневр танковыми армиями и танковыми (механизированными) корпусами для отражения контратак и контрударов, осуществляемых войсками вермахта после успешных наступлений Красной Армии. Это имело место в октябре 1943 года севернее Кривого Рога и в ноябре-декабре к западу от Киева.[186]
Основываясь на успешном применении оборонительного оперативного маневра в середине и конце 1943 года, фронты и армии впоследствии стандартно вводили во все свои оборонительные операции запланированный маневр подвижными войсками и возможность незапланированного маневра во время оборонительных действий, которые приходилось вести по окончании успешных наступательных операций.
После того, как механизированные корпуса Красной Армии были уничтожены вермахтом на начальном этапе операции «Барбаросса», советские войска практически потеряли способность осуществлять оперативный наступательный маневр — даже во время Московского наступления и последующей зимней кампании. В этот период фронты и армии стандартно использовали в качестве авангарда при операциях преследования разбитого противника и для развития наступления в глубину кавалерийские корпуса и дивизии, временами подкрепленные танковыми бригадами, а также воздушно-десантные корпуса и бригады. Однако из-за ограниченной огневой мощи этих войск и их слабого материально-техническое обеспечения пополнение этих сил в ходе наступления делалось весьма затруднительным, если не невозможным, и они не могли поддержать операции на сколько-нибудь значительную глубину. Кроме того, Ставка и командование фронтов не могли координировать эти глубокие операции со следующей за авангардом пехотой, поэтому они неизбежно проваливались.
В отличие от 1941 года, созданные весной и летом 1942 года новые танковые армии смешанного состава, а также отдельные танковые и механизированные корпуса были куда более способны осуществлять наступательный оперативный маневр, чем их предшественники. Поэтому весной 1942 года по указанию Ставки фронты и армии начали использовать новые танковые соединения для создания подвижных групп, в задачу которых входило развитие прорыва на оперативную глубину обороны вермахта. Однако первоначально состав этих новых танковых соединений был несбалансированным и не соответствовал поставленным задачам. Танковые корпуса не имели достаточного количества моторизованной пехоты, а танковые армии состояли из странной смеси пехотных, кавалерийских и механизированных сил. Действия последних с трудом удавалось скоординировать с действиями других родов войск, и они были крайне уязвимы, когда отрывались от поддерживающей их пехоты и артиллерии. И что еще хуже, как показали поражения в мае под Харьковом, в июле — под Воронежем и на Дону и в августе — под Жиздрой, командующие этими подвижными войсками не умели должным образом применять их.[187]
16 октября, проанализировав причины этих и других неудач подвижных войск за все лето, НКО издал Приказ № 325, который анализировал неудачи подвижных групп весной и летом 1942 года и давал указание командирам танковых и механизированных корпусов использовать свои корпуса целиком в «мощных атаках и контратаках», запрещая «использование этих ценных оперативных соединений по частям».[188]
В результате этого и других приказов так называемая подвижная группа[189] стала во второй период войны наиболее важным компонентом в оперативных соединениях фронтов и армий — как в смысле частоты использования, так и по ее оперативной эффективности. Главные задачи этих групп состояли в проведении оперативного маневра для содействия операциям по прорыву обороны противника, а если прорыв завершался успехом, они должны были развивать наступление глубоко в тыл противника и заниматься преследованием неприятеля.[190] Начиная от Сталинграда в ноябре 1942 года и до самого конца войны фронты и армии обычно применяли танковые армии, а также танковые или механизированные корпуса (по одиночке либо сведенные в группы) в качестве подвижных групп для расширения масштаба, размаха и продолжительности наступательных операций.
Наиболее важными из таких групп на уровне фронтов в конце 1942 года и в 1943 году были танковые армии смешанного состава, которые советское командование впервые ввело в бой летом 1942 года, экспериментируя с ними с ноября 1942 года и всю зиму 1942-1943 годов, а также танковые армии нового образца, выставленные на поле боя в начале и в середине 1943 года. В тот же период армии применяли в качестве своих подвижных групп отдельные танковые и механизированные корпуса. С ноября 1942 года по март 1943 года фронты и армии широко экспериментировали с этими танковыми армиями и различными комбинациями танковых и механизированных корпусов, стремясь обеспечить возможность проведения непрерывных операций для развития зимнего наступления глубоко в оперативный тыл противника.
Например, во время своего наступления под Сталинградом Юго-Западный фронт использовал в качестве подвижной группы 5-ю танковую армию, развернув ее в первом эшелоне для прорыва румынской обороны к северу от города и последующего глубокого развития наступления. Во время того же наступления Сталинградский фронт использовал в качестве своей подвижной группы несколько танковых и механизированных корпусов — они осуществили прорыв румынской обороны к югу от города и развивали наступление до соединения с 5-й танковой армией. Однако в данном случае, хотя подвижные группы успешно окружили немецкую 6-ю армию, понесенные ими тяжелые потери не позволили им и дальше развивать свое наступление.
Во время последующей зимней кампании 1942-1943 годов некоторые наступающие фронты продолжали использовать свои танковые армии в качестве подвижных групп, действующих в первом эшелоне; другие фронты и армии применяли свои танковые и механизированные корпуса либо в одиночку, либо объединяя их в подвижные группы для развития наступления из второго эшелона.[191] Однако неэффективное управление этими подвижными объединениями и трудности материально-технического обеспечения в сочетании с плохой погодой и действенным немецким сопротивлением снижали эффективность оперативного маневра, и в результате указанные наступления так и не достигли поставленных перед ними целей.
Хотя применение Красной Армией зимой 1942-1943 годов оперативного маневра привело лишь к ограниченным и зачастую мимолетным успехам, опыт, приобретенный в ходе этой кампании Ставкой, ее фронтами и армиями, создал прочную основу для проведения оперативного маневра летом и осенью 1943 года. К июлю этого года НКО уже имел войска, способные к проведению оперативного маневра, а фронты и армии разработали намного более эффективные оперативные и тактические приемы его организации. После этого наступательный оперативный маневр на уровне фронтов и армий силами подвижных групп стал наиболее эффективным инструментом проведения успешных наступательных операций.
Практически во всех крупных наступательных операциях, проведенных после июля 1943 года, советские фронты и армии сосредотачивали свои подвижные группы (танковые армии в случае фронтов и отдельные танковые или механизированные корпуса в случае армий) на исходных позициях для атаки всего за несколько часов до начала наступления и задействовали подвижные группы в бою под конец первого дня наступления — либо для завершения тактического прорыва, либо для распространения этого прорыва на оперативную глубину.[192]
В конце лета и осенью 1943 года подвижные группы фронтов, армий и даже, в некоторых случаях, стрелковых корпусов, применяли оперативный маневр с еще большей эффективностью. В дополнение к проведению все более глубоких операций, во время развития наступлений фронты и армии зачастую перебрасывали подчиненные им соединения и части с одной оси на другую для смены направления своего наступления на более благоприятное или для разгрома контратак и контрударов противника. И вдобавок советскому командованию все лучше удавалось скрыть эти маневры от пытливых глаз немецкой разведки.
Наиболее важным и эффективным боевым приемом, разработанным фронтами и армиями в 1943 году для успешного проведения оперативного и тактического маневра, было создание и использование передовых отрядов[193] в авангарде наступления как подвижных групп, так и стрелковых корпусов первого эшелона. Начиная с июля 1943 года подвижные группы фронтов и армий и стрелковые корпуса первого эшелона атакующих общевойсковых армий создавали и использовали такие отряды для повышения темпа операции прорыва, развития наступления и преследования отступающего противника. Передовой отряд обычно формировался на основе отдельной танковой бригады, усиленной другими подразделениями; такие отряды шли в авангарде наступления, но в отрыве от остальных сил, имея задачу разрушать оборону вермахта, захватывать ключевые пункты на местности, такие, как переправы через реки и перекрестки дорог, тем самым способствуя общему продвижению на как можно большую глубину.[194]
Хотя независимый характер действий передовых отрядов зачастую делал их уязвимыми для контратак и контрударов вермахта, а иногда приводил к их полному уничтожению, в конечном итоге они стали незаменимым инструментом при проведении эффективного наступательного оперативного маневра.
Противотанковые операции. На протяжении всей войны Ставка, НКО и Генеральный штаб постоянно улучшали противотанковые возможности Красной Армии. Особенно быстро это происходило в 1943 году — хотя бы потому, что советское командование столкнулось в этот период с резким усилением танковых войск вермахта. В 1941 году и в начале 1942 года противотанковая оборона Красной Армии оказалась совершенно недейственной — в значительной мере из-за уничтожения противотанковых бригад в первые же недели войны, общей нехватки противотанкового вооружения и склонности командующих использовать имевшееся подобное вооружение, распыляя его поровну между всеми участками. В результате советские командиры, начиная с осени 1941 года, вынуждены были использовать для борьбы с немецкими танковыми силами и для укрепления своей противотанковой обороны полевую и зенитную артиллерию, зачастую выводя ее на прямую наводку.[195]
Хотя до середины 1942 года противотанковая артиллерия оставалась немногочисленной, разрешая фронтам и армиям выставлять на поле менее двух-пяти орудий на километр фронта, в конце 1941 года и в первой половине 1942 года они начали создавать на вероятных направлениях наступления немецких танков эшелонированные в глубину обороны противотанковые опорные пункты и районы. Кроме того, летом и осенью 1942 года фронты и армии были уже в состоянии повысить плотность и мобильность своей противотанковой обороны, подчиняя противотанковые части командованию нижестоящего эшелона, чтобы оно могло создавать собственные противотанковые резервы.
После негативного опыта противотанковой обороны во время немецких операций «Барбаросса» и Блау» с ноября 1942 года природа противотанковой обороны советских фронтов и армий резко изменилась. В первую очередь увеличилось количество противотанкового вооружения, улучшилась его интеграция в оперативные структуры фронтов и армий, повысилось умение его применять у командующих на всех уровнях. Однако во время зимней кампании 1942-1943 годов плотность противотанковых частей и вооружений во фронтах и армиях, продолжавшая оставаться невысокой, позволила вермахту остановить наступления Красной Армии и вынудить ее войска отступать. С июля 1943 года и до его конца общее увеличение противотанковых войск и вооружений в составе действующих фронтов и армий дало им возможность организовать намного более прочную оборону перед лицом танковых атак вермахта и улучшило устойчивость советских наступательных операций.[196]
Начиная с середины 1943 года обороняющиеся фронты и армии смогли значительно повысить прочность своих оборонительных порядков и сделать их прорыв куда более трудным благодаря значительно возросшему числу противотанковых опорных пунктов и районов в оборонительных рубежах армий и стрелковых корпусов первого эшелона, а также возросшему числу противотанковых резервов и подвижных отрядов заграждения. В результате оперативная плотность противотанкового вооружения на главных оборонительных участках фронтов и армий возросла до 20-25 противотанковых орудий на километр фронта, увеличившись по сравнению с серединой 1942 года в 4-10 раз.[197] Кроме того, широкое и все более изощренное применение при противотанковой обороне мощного (85 мм и выше) артиллерийского вооружения и даже ракетных установок («катюш»), широкое использование инженерных противотанковых препятствий и более гибкое маневрирование противотанковыми силами тоже повысили устойчивость и эффективность противотанковой обороны Красной Армии.
Наконец, включение в состав фронтов и армий все большего числа отдельных противотанковых полков улучшило их противотанковые возможности во время наступательных операции. Характерно, что начиная с середины 1943 года и до самого конца войны эти противотанковые силы нанесли танковым войскам вермахта более тяжелые потери, чем численно возросшие танковые войска Красной Армии.[198]
Артиллерийская и воздушная поддержка. Поскольку на начальных этапах операции «Барбаросса» вермахт уничтожил значительную часть артиллерии и военно-воздушные силы Красной Армии, артиллерийская и воздушная поддержка фронтов и армий все лето и осень 1941 года была в лучшем случае разрозненной и по существу неэффективной. Например, во время наступательных операций оперативная плотность артиллерийской поддержки на участках главных атак составляла лишь от 20 до 80 орудий и минометов на километр фронта. И что еще хуже, относительно мало мобильная артиллерия не могла поспеть за наступающими танками и даже за пехотой, вынуждая последнюю продвигаться вглубь вражеской обороны без огневой поддержки.
В январе 1942 года Ставка начала исправлять это положение, издав директиву, устанавливающую понятие артиллерийского наступления. Согласно этой директиве фронтам и армиям полагалось сосредотачивать для поддержки главной атаки все свои артиллерийские ресурсы и обеспечивать ей постоянную артиллерийскую поддержку на всем протяжении наступления.[199] Обеспечивая запланированный и управляемый центром огонь по требованию всей наличной артиллерии фронтов на всем протяжении их наступлений, эта концепция в то же время требовала разделять негибкие и плохо реагирующие на изменения обстановки армейские артиллерийские группы на несколько более подвижных и намного лучше реагирующие на обстановку оперативных артгрупп для поддержки наступающих войск на всех этапах операции.
После внедрения новой концепции массированная фронтовая, армейская, корпусная и дивизионная артиллерия смогла организовывать хорошо скоординированный и распределенный по времени огонь в поддержку своих частей, используя такие методы, как огневой вал — сосредоточение огня, сопровождающее атакующую пехоту и танки во время прорыва тактической обороны, а в ряде случаев и при последующем развитии наступления на оперативную глубину. В результате описанных мер оперативная плотность поддерживающей артиллерии в 1943 году резко усилилась, составив несколько сотен орудий и минометов на километр фронта. В то же время продолжительность артиллерийской подготовки и глубина ее опустошительного воздействия увеличилась с 80-90 минут и 2,5-5 километров в 1941 и 1942 годах до 140-175 минут и 10-15 километров в середине 1943 года.[200] И наконец, в 1943 году НКО начал придавать своим танковым армиям, танковым, механизированным и кавалерийским корпусам самоходную артиллерию, а также противотанковую артиллерию на механической тяге, реактивные установки, отдельные подразделения противотанковой артиллерии с целью обеспечить их артиллерийской поддержкой в ходе операций по развитию наступления.
В первый год войны военно-воздушные силы (ВВС) Красной Армии использовали 60 процентов своей боевой авиации децентрализованно, под армейским командованием. Ввиду огромных потерь самолетов в начальный период войны, фронты и армии редко сосредотачивали свою авиацию в одном месте, обычно распыляя ее по всему фронту для поддержки отдельных акций. Естественно, что это приводило к неадекватной воздушной поддержке решающих операций — как оборонительных, так и наступательных.
Для исправления этой проблемы Ставка осенью 1942 года в дополнение к недавно сформированным новым воздушным армиям фронтового подчинения ввела концепцию «воздушного наступления». Впервые примененное в ноябрьских наступлениях под Ржевом и Сталинградом, воздушное наступление требовало централизованного и сосредоточенного применения всей авиации, подчиненной действующим фронтам. Как и в случае с артиллерийским наступлением, воздушное наступление предписывало распределять по времени воздушную поддержку атакующих наземных войск путем проведения все более сложных воздушных прорывов и операций развития наступления.
К концу 1943 года, чтобы обеспечить координацию воздушной поддержки наземных сил при глубоком оперативном наступлении, воздушные армии фронтов также выделяли из своего состава отдельные авиационные соединения, имеющие задачу поддерживать конкретные танковые армии и конно-механизированные группы в ходе операций в глубине вражеской обороны.
Все эти перемены в оперативном применении артиллерии и военно-воздушных сил преобразовали первую в наиболее действенную и страшную силу поддержки наступлений на их первом этапе, а вторую — в эффективное средство, с помощью которого фронты и армии постоянно увеличивали оперативную глубину своих наступательных операций.
Оперативная маскировка и внезапность. Во многих операциях 1941 и 1942 годов советские войска пытались для достижения внезапности осуществлять оперативную маскировку;[201] однако, за несколькими примечательными исключениями, большинство этих попыток оказалось безуспешно.[202] После такого удручающего начала стала ясна важность достижения оперативной внезапности путем применения активной и пассивной маскировки, поскольку фронтам и армиям раз за разом приходилось прорывать более прочную и глубокую оборону вермахта.
Начиная с наступлений в ноябре 1942 года под Ржевом и Сталинградом советские войска проводили планирование наступательных операций под покровом драконовских мер обеспечения секретности. В то же время они гораздо более широко и эффективно использовали ложные атаки и демонстрации, стандартно применяя как активную, так и пассивную маскировку для достижения внезапности в отношении времени, места и формы своих атак. В сочетании с более основательным изучением советским командованием немецких оперативных методов эти меры дали фронтам и армиям возможность быстрее преодолевать оборону вермахта, при этом сократив их потери, а со временем дали наступающим фронтам возможность предвосхищать или парировать неизбежные контратаки и контрудары вермахта.
Наилучшие примеры успешного использования Советами оперативной маскировки для достижения внезапности имели место в августе 1943 года перед наступлением Воронежского и Степного фронтов на Белгород-Харьков и во время наступления 1-го Украинского фронта на Киев в ноябре 1943 года. Кроме того, Ставка и ее действующие фронты в нескольких случаях намеренно проводили полнокровные наступления отвлекающего характера с целью отвлечь внимание вермахта и его оперативные резервы и другие войска от своих настоящих целей.[203]
Согласно советскому определению, «тактика — это шаги, из которых собираются оперативные прыжки; стратегия указывает путь».[204] Это соотношение между стратегией, оперативным искусством и тактикой утверждает, что как в наступлении, так и в обороне успех операций фронтов и армий зависит от эффективности тактики, применяемой подчиненными им корпусами, дивизиями, бригадами и полками.
Когда началась война, тактика Красной Армии страдала во многом теми же проблемами, что и ее оперативное искусство. Лишь часть корпусов и дивизий первой линии были полностью или почти полностью укомплектованы личным составом, в большинстве же дивизий имелось от 7 до 11 тысяч бойцов вместо 14 тысяч по штату. Во многих дивизиях, особенно второй линии, имелось лишь по 5-6 тысяч бойцов. Все корпуса и дивизии страдали от недоукомплектованности специальных частей и подразделений, многие из офицеров и солдат были плохо обучены, а современного тяжелого вооружения не хватало. И что еще хуже — дивизии второй линии, получившие личный состав по мобилизации, страдали от острой нехватки вооружения и обученных кадров. Хаотическая мобилизация, развернувшаяся после начала войны, лишь усугубила эти трудности.
При ведении боевых действий стрелковые корпуса и дивизии развертывались в негибкие линейные боевые построения и вели свои действия чаще всего стереотипно, мало прибегая к маневру или импровизации. В обороне стрелковые корпуса располагались в один эшелон на фронте, по теории составлявшем всего 25 километров, на практике же — от 20 до 60 километров. В глубину оборона корпусов должна была составлять 15-20 километров, фактически же колебалась от 20 до 40 километров. В первом эшелоне корпус имел две-три стрелковых дивизии, в резерве — один стрелковый полк. Теоретически стрелковым дивизиям полагалось развертываться для боя в два полковых эшелона на фронте в 8-12 километров шириной и 5-8 километров глубиной. Однако на практике им пришлось образовывать боевые порядки в один эшелон на фронте в 14-20 километров шириной и лишь 3-5 километров глубиной, оставляя лишь небольшой резерв численностью в батальон. Резервы корпусов и дивизий были не только малы, но и недостаточно мобильны для проведения эффективных контратак, а артиллерийские группы поддержки пехоты в корпусах и дивизиях, если такие вообще имелись, оказались слишком слабы, чтобы обеспечить пехоту адекватной артиллерийской поддержкой.
В результате тактическая плотность пехоты и поддерживающей ее артиллерии в среднем составляла от 1/2 до 2/3 стрелкового батальона и 3 орудия и миномета на километр фронта. Этого явно не хватало для ведения эффективной обороны. И что еще хуже, оборона стрелковых дивизий обычно состояла из независимых батальонных оборонительных районов, обладавших лишь слабой противотанковой и инженерно-саперной поддержкой.[205]
Возросшая численность Красной Армии в конце 1941 года и в 1942 году улучшила оборонительные возможности стрелковых дивизий. Например, к концу 1941 года увеличившаяся инженерно-саперная поддержка позволила командирам дивизий сооружать линии окопов и возводить более сложные оборонительные позиции с большим числом взаимосвязанных батальонных оборонительных районов. Дальнейшее увеличение количества живой силы и вооружения в начале 1942 года позволило стрелковым дивизиям увеличить плотность батальонных оборонительных районов в полках первого эшелона, создавать новые батальонные оборонительные районы во вторых эшелонах передовых полков, а в некоторых случаях даже формировать небольшие танковые и противотанковые резервы и сильные артиллерийские группы. К концу 1943 года дивизии уже имели возможность создавать полностью подготовленные вторые и третьи оборонительные позиции.
Несмотря на эти улучшения, на протяжении большей части 1942 года оборонительные порядки стрелковых дивизий оставались относительно неглубокими. Дивизии обыкновенно держали оборону на фронте шириной в 12-14 километров и глубиной в 4-6 километров, с двумя полками в первом эшелоне, одним — во втором.эшелоне и учебными батальонами в резерве. При развертывании в такой конфигурации тактическая плотность пехоты и артиллерии в обороне дивизии за 1942 год повысилась до одного стрелкового батальона и 20 орудий и минометов на километр фронта, что было явно недостаточно.[206] Таким образом, хотя такая оборона и содержала в себе до трех оборонительных позиций, образующих один рудиментарный оборонительный пояс, артиллерийская и противотанковая поддержка, как показал успех летних наступлений вермахта, оставалась крайне слабой.
На протяжении всей зимней кампании 1942-1943 годов прочность обороны советской стрелковой дивизии продолжала улучшаться. В то время как фронт ее обороны несколько расширился (до 16-20 километров), глубина этой обороны возросла до 5-7 километров. Дивизия уже имела в полках первого эшелона большее число укрепленных пунктов, более сильные полковые и дивизионные резервы, а в дополнение к существующим группам артиллерийской поддержки пехоты использовала дивизионные группы дальнобойной артиллерии, поддерживающие полки первого эшелона.
Наиболее важные улучшения в области тактической обороны Красной Армии произошли летом 1943 года. С одной стороны, это произошло из-за массового возвращения в ее структуру стрелковых корпусов, а с другой — благодаря увеличению численности личного состава и количества вооружения. За лето 1943 года оборона стрелковых корпусов и стрелковых дивизий из серии зачастую не связанных между собой окопов, батальонных и противотанковых опорных пунктов превратилась в густую и глубоко эшелонированную сеть, опирающуюся на сложную систему окопов и поддерживающих друг друга опорных пунктов. Все это обеспечивало обороняющейся пехоте намного лучшую защиту и позволяло проводить скрытный маневр войсками и вооружением вдоль фронта и в глубину. В результате, хотя ширина участков обороны стрелковых корпусов и стрелковых дивизий не снизилась, огневая насыщенность, глубина и прочность их зон обороны значительно увеличились.
Во время Курской битвы летом и осенью 1943 года стрелковые корпуса располагались в двухэшелонном построении, занимая участки фронта шириной от 15 до 30 километров и глубиной в 14-20 километров, с двумя стрелковыми дивизиями в первом эшелоне и одной во втором эшелоне, развернутой на втором оборонительном рубеже. Стрелковые дивизии этих корпусов обороняли участки фронта шириной от 8 до 15 километров на самых опасных направлениях и до 25 километров на второстепенных направлениях с глубиной обороны от 5-6 километров под Курском до 6-8 километров в прочих местах. Дивизии стандартно образовывали боевое построение в один или два эшелона: либо все три стрелковых полка в первой линии, либо два полка в первом эшелоне и один — во втором. Стрелковые полки, в свою очередь, обычно оборонялись в двухэшелонном боевом построении. Кроме того, стрелковые корпуса и дивизии, как правило, создавали для поддержки своих обороняющихся войск различные виды артиллерийских групп, противотанковые опорные пункты или противотанковые районы, артиллерийские противотанковые резервы и подвижные отряды заграждения.[207]
И что еще важнее-стрелковые корпуса и дивизии повышали прочность и эффективность своей обороны, более действенно используя свои противотанковые и танковые ресурсы. Например, вдобавок к организации по всей глубине обороны большого числа все более мощных противотанковых опорных пунктов и районов, они создавали собственные танковые резервы из своих отдельных танковых бригад и полков, а также из полков самоходных орудий. Эти резервы использовались для усиления дивизий и полков первого эшелона, либо развертываясь в качестве неподвижных или подвижных огневых точек, либо проводя контратаки и нанося контрудары.
Таким образом, во второй половине 1943 года тактическая оборона Красной Армии стала намного более прочной и мобильной. Командующие к этому времени научились включать в свою оборону все рода войск и виды вооруженных сил и делать ее более активной, используя как стрелковые, так и подвижные части для проведения более частых контратак и контрударов в поддержку своих передовых обороняющихся корпусов, дивизий и полков. В результате если в 1941 и 1942 годах держащие оборону стрелковые корпуса и дивизии не могли остановить атакующие войска вермахта иначе чем на оперативной и даже стратегической глубине, то летом 1943 года они зачастую сдерживали эти атаки на тактической глубине.
Суровые боевые реалии, с которыми столкнулись в 1941 году советские стрелковые корпуса и дивизии, вынудили их резко отойти от наступательной техники, требуемой в довоенных тактических уставах. Эти уставы требовали — по крайней мере теоретически, — чтобы стрелковые корпуса армейской ударной группировки развертывались одноэшелонным боевым построением, имея по 8-12 километров фронта на одну стрелковую дивизию, и наступали на глубину до 20 километров. Стрелковые дивизии должны были проводить свои атаки в двухэшелонном боевом построении на фронте шириной в 3,5-4,5 километра, с двумя полками в первом эшелоне и одном — во втором, и наносить удар на глубину до 8 километров.
Однако на протяжении всего 1941 и большей части 1942 года, после того, как наступление вермахта в ходе операции «Барбаросса» привело к жестокому разгрому войск Красной Армии, вынудив ее расформировать свои стрелковые корпуса, советские стрелковые дивизии пытались вести наступательные действия в двухэшелонном построении. Например, во время зимней кампании 1941-1942 годов стрелковые дивизии создавали двухэшелонные наступательные боевые порядки на участках в 5-6 (а в отдельных случаях и до 10) километров шириной, имея два полка впереди и один в тылу. От них требовалось продвижение на глубину от 5 до 12 километров — а в отдельных случаях и на 20 километров. Когда в начале 1942 года оборона вермахта усилилась, советские стрелковые дивизии сузили свои участки атаки до 3-4 километров и добивались продвижения на 5-7 километров за несколько дней. В результате тактическая плотность войск и вооружения при наступлении возросла с одного-двух стрелковых батальонов, 20-30 орудий и минометов и 2-3 танков на километр фронта во время зимней кампании 1941-1942 годов до двух-четырех батальонов, 30-40 орудий и минометов и 10-14 танков на километр фронта летом 1943 года.[208]
Артиллерийская поддержка атакующих пехотных дивизий в этот период тоже улучшилась, поскольку появилась возможность создавать все больше артиллерийских групп поддержки пехоты[209] (ПП), а в некоторых случаях и артиллерийских групп дальнего действия[210] (ДД). К этому времени дивизионная артиллерия обычно сначала принимала участие в запланированной армией централизованной артиллерийской подготовке, а после этого децентрализовывала свои действия, выделяя изолированные артиллерийские батареи для поддержки каждого из их атакующих стрелковых батальонов.
Однако, поскольку эти дивизии по-прежнему атаковали двумя полками впереди и одним в тылу, а их полки строились точно так же (два батальона в первом эшелоне и один — во втором), то непосредственное участие в атаке могли принять только 8 из 27 стрелковых рот дивизии. Учитывая слабость большинства стрелковых дивизий, такие боевые построения оказывались слабыми и крайне уязвимыми для артиллерийских и воздушных ударов вермахта.
Но что еще хуже — танковая поддержка атакующих стрелковых дивизий, стрелковых полков и стрелковых батальонов оставалась крайне слабой и плохо скоординированной, а в результате зачастую приводила к тяжелым потерям в танках. По этой причине наступательные операции, проводившиеся стрелковыми дивизиями до осени 1942 года были, как правило, безуспешными.
В октябре 1942 года НКО наконец начал исправлять это положение, издавая приказы, меняющие тактические наступательные боевые построения и требующие применения при наступательных операциях танков. Например, приказ НКО № 306 от 8 октября требовал от командиров всех уровней от стрелковых рот до стрелковых дивизий включительно развертывать свои войска во время наступательных операций одноэшелонными боевыми построениями, создавая и используя тактические резервы, состоящие из одной девятой общей численности задействованных войск.[211] Этот приказ, по существу, требовал от дивизий использовать для осуществления тактических прорывов более 80 процентов их боевой мощи. Во-вторых, приказ НКО № 325 от 16 октября требовал от командующих армиями, корпусами и дивизиями использовать свои отдельные танковые бригады, полки и батальоны для поддержки атакующих стрелковых войск не частями, а полностью, но только после надлежащей разведки и в тесном взаимодействии с соответствующими командующими пехотой, артиллерией и авиацией.[212]
В соответствии с положениями приказа № 306, введенными в действие, когда Красная Армия начала в ноябре 1942 года наступления под Ржевом и Сталинградом, стрелковые дивизии проводили свои атаки в одноэшелонных атакующих порядках на участках шириной в 4-5 километров тремя полками в ряд. Стрелковые полки этих дивизий тоже атаковали одноэшелонно на участках в 1,5-2 километра шириной с тремя стрелковыми батальонами в ряд; стрелковые батальоны атаковали на участках шириной в 500-700 метров. Такая конфигурация атаки обрушивала на противника 16 или больше рот вместо предыдущих восьми из 27 рот стрелковой дивизии. Поэтому, хотя участки наступления теперь были в полтора раз шире, чем в начале войны, построенные в один эшелон порядки позволяли дивизиям сосредотачивать в своих атаках практически всю свою боевую мощь, а не две трети ее.[213]
Выпущенные НКО в 1942 году полевые уставы требовали от стрелковых дивизий, поддержанных артиллерией и подкрепленных танками из приданных стрелковым дивизиям танковых бригад или полков, наступать для достижения ближайших целей на глубину в 4-5 километров, а для выполнения дальнейших задач (так называемых «задач на день») — еще на 10-12 километров. Это означало, что стрелковым дивизиям полагалось за один день прорвать всю тактическую глубину обороны противника. Однако, поскольку такие результаты оказались совершенно нереалистичными, особенно для дивизий, развернутых неглубокими атакующими порядками, то в реальных боях за зиму 1942 года лишь немногим стрелковым дивизиям удалось выполнить поставленные перед ними задачи.
Весной и летом 1943 года, когда оборона вермахта стала прочней и глубже, Ставка и Генеральный штаб принялись решительно исправлять существующие недостатки в наступательной тактике Красной Армии. Во-первых, были уменьшены даваемые корпусам и дивизиям задачи с целью сделать их более реалистичными; во-вторых, достигнуто увеличение «пробивной силы» наступления путем углубления наступательных боевых порядков для лучшей поддержки наступательной операции. Например, в июле задачи стрелковых дивизий в наступлении были уменьшены до глубины 3-4 километров в качестве ближайшей цели и 12-15 километров в качестве дневной «задачи на день». В то же время стрелковым корпусам, дивизиям и полкам было приказано атаковать в двухэшелонных боевых порядках, с двумя стрелковыми дивизиями, полками и батальонами в первом эшелоне и, соответственно, одной дивизией (полком, батальоном) — во втором. Хотя ширина участков атаки стрелкового корпуса и стрелковой дивизии сократилась соответственно до 4-10 и 2-3 километров, глубина их боевых порядков повысилась соответственно до 4-5 километров и 6-10 километров. Вполне естественно, что такое новое боевое построение также повысило тактическую плотность атакующих войск и поддерживающих их вооружений.[214]
Начиная с июля 1943-го и до конца этого года стрелковые корпуса и дивизии систематически применяли перед наступательными операциями разведку боем.[215] Кроме того, теперь во время наступления советские войска более эффективно применяли тактический маневр, особенно своими передовыми отрядами, и более действенно использовали свою артиллерию и танки, нежели в предшествующий период войны. Например, за несколько дней до каждого наступления стрелковые дивизии первого эшелона стандартно производили разведку боем силами так называемых «усиленных батальонов», которые поддерживались стрелковыми батальонами из всех полков первого эшелона. Целью этих действий было уточнение расположения войск и вооружений на передовых позициях немецкой обороны, а также определение намерений противника — собираются ли немцы всерьез удерживать эти позиции. Последнее требовалось для того, чтобы избежать напрасной артиллерийской подготовки по слабо обороняемым или оставленным позициям. Вдобавок стрелковые корпуса и даже стрелковые дивизии начали применять в авангарде наступления, особенно в ходе операций по преследованию отступающего противника, небольшие передовые отряды, состоящие из усиленных стрелковых батальонов на грузовиках.
Свои постоянные и приданные артиллерию, танки и самоходные орудия стрелковые корпуса и дивизии тоже теперь применяли куда более изощренно, чем прежде. Хотя стрелковые корпуса по-прежнему использовали группы дальнобойной артиллерии для огня дальнего действия, а стрелковые дивизии по-прежнему использовали поддерживающие пехоту артиллерийские группы для поддержки своих стрелковых полков первого эшелона, в конце 1943 года дивизии уже начали напрямую подчинять артиллерийские группы поддержки пехоты командирам стрелковых полков. Летом этого года армии, стрелковые корпуса и стрелковые дивизии начали выделять больше танков и самоходных орудий для поддержки стрелковых полков первого эшелона, атакующих на направлении главного удара.[216] Схожим образом и НКО в 1943 году удвоил количество подразделений инженерно-саперной поддержки в составе стрелковых дивизий. Эти подразделения занимались улучшением исходных позиций стрелковых дивизий, расчисткой заграждений, снятием мин и минных полей перед немецкими оборонительными позициями и в их глубине.
НКО также улучшил и управление этим возрастающим набором тактических сил, выделяя командирам на всех уровнях больше радиостанций, в некоторых случаях установленных на автомашинах. Теперь командиры могли снабдить радиостанциями свои стационарные и мобильные командные посты, что сразу улучшило управление войсками. Кроме того, танковые, механизированные и кавалерийские корпуса, действовавшие в отрыве от своих фронтов и армий, использовали для управления своими частями и подразделениями и поддержания связи с вышестоящим командованием снабженные рациями оперативные группы штабных офицеров. Наконец, перед наступательными операциями большинство командиров, от командующих фронтами до полкового уровня, собирали всех командиров подчиненных им структур, предназначенных для участия в конкретной операции, на своем командном пункте, чтобы лично обеспечить координацию их действий.
Улучшившееся управление, усилившаяся огневая поддержка и более действенные тактические приемы теперь позволяли стрелковым дивизиям самостоятельно преодолевать первые две линии оборонительных позиций вермахта. Однако все, еще недостаточная поддержка пехоты танками и малая действенность артиллерийского огня на больших дистанциях оставляли третью неприятельскую оборонительную линию нетронутой. Потому корпусам и дивизиям для прорыва третьей линии первого пояса немецкой обороны приходилось полагаться на отдельные танковые, механизированные, а иногда и кавалерийские корпуса, составлявшие армейские подвижные группы. В результате после 1943 года возникла необходимость дальнейших улучшений наступательной тактики на уровне стрелковых корпусов и стрелковых дивизий.
За первые 18 месяцев войны непобедимый до сей поры гитлеровский вермахт нанес серьезный ущерб советскому государству и катастрофические поражения его Красной Армии, продвинувшись в Советский Союз на глубину, эквивалентную расстоянию между атлантическим побережьем и рекой Миссисипи в Северной Америке. Германские вооруженные силы захватили около 30 процентов европейской территории Советского Союза с ее огромным населением и богатой промышленной и сельскохозяйственной базой. Они нанесли Красной Армии потери в 12 миллионов человек — в том числе свыше 6 миллионов убитыми, пропавшими без вести и попавшими в плен. В 1941 году в ходе немецкой операции «Барбаросса» Красная Армия и Военно-Морской Флот потеряли более 3 миллионов человек — приблизительно две трети своей численности мирного времени и треть полной численности по мобилизации. В 1942 году во время проводимой немцами операции «Блау» потери составили еще 3,2 миллиона человек или примерно треть численности Красной Армии.
В 1941 и 1942 годах Красной Армии пришлось совершить изумительный подвиг, остановив два мощных наступления вермахта, в авангарде которых шли мощные, хорошо обученные, опытные, закаленные в боях и пока не знавшие ни одного поражения танковые и моторизованные войска. Но ей пришлось сделать это, бросив в бой огромные силы, которые зачастую численно превосходили противника, но при этом отличались по большей части слабым руководством, плохой подготовкой и оснащением и не имели эффективных механизированных соединений.
Этот вызов вынудил Ставку, НКО и Генеральный штаб практически с нуля создать для Красной Армии совершенно новую структуру, мобилизовать, обучить и оснастить войска для ее укомплектования личным составом и подготовить командный состав, способный действенно руководить этой новой армией. И все это — в разгар страшной борьбы за само свое существование. Понятно, что для столь выдающихся свершений потребовалось немало времени и крови.
Низкая боевая эффективность Красной Армии и ее командного состава в 1941 году и в течение большей части 1942 года наглядно продемонстрировала, какие именно перемены должны произойти, если советское командование хочет одолеть вермахт. Сколь бы жестокими не были стратегические, оперативные и тактические поражения, понесенные Красной Армией за первые полтора года войны, в двух важных отношениях они оказались необходимыми предпосылками превращения Красной Армии в действительно современную боевую силу. Во-первых, они подвергли проверке, обучению и «прополке» командный состав армии, сделали его более эффективным; во-вторых, они подтолкнули советское военное руководство к изменениям военной структуры и доктрины, необходимым армии для победы над вермахтом. Те командующие фронтами, армиями, корпусами и дивизиями, кто выжил в бурном водовороте первых 18 месяцев войны, в итоге овладели военным опытом, необходимым для достижения победы. Именно они привели Красную Армию к победе в последние 30 месяцев войны
В то время как Красная Армия первые полтора года войны обучалась ведению современной воны, Ставка, НКО и Генеральный штаб использовали пережитые катастрофы для реформирования органов управления войсками, вдохнув новую жизнь в их структуру, разрабатывая и внедряя новые оперативные и тактические приемы, необходимые для более эффективных действий на всех командных уровнях. В то же самое время конструкторские бюро усиленно разрабатывали новые виды вооружений, а советская промышленность, полностью переведенная на военные рельсы, напрягала все жилы, стремясь снабдить армии современным оружием в достаточном количестве. Лишь та Красная Армия могла успешно действовать против менее многочисленного, но намного лучше руководимого, обученного и снаряженного вермахта.
В результате начиная с первых месяцев 1942 года и на протяжении всей первой половины 1943 года Ставка, НКО и Генеральный штаб, действуя совместно и поэтапно, сумели создать и выставить на поле совершенно новую Красную Армию, обладающую намного большими возможностями, командный состав которой прошел обучение и жесткий отбор в самых тяжелых условиях. Эта армия уже была оснащена достаточным (и все более возраставшим) количеством современного оружия, по эффективности ничуть не уступавшим, а порой и превосходившим то, каким снабжала вермахт немецкая промышленность. В этом отношении особенно важна оказалась доставка союзниками военных припасов по программе ленд-лиза.
Постепенно выходя из ступора 1941 года, с обновленный командным составом, лучше обученными солдатами и значительно большим количеством современного оружия, эта новая Красная Армия записала на свой счет выдающиеся победы под Сталинградом и Курском и в итоге склонила чашу весов войны в пользу военных усилий Советского Союза.
1943 год оказался решающим для советских военных усилий Захватив под Сталинградом и Курском стратегическую инициативу, Красная Армия уже никогда больше не утратит ее. И ни Сталин, ни Ставка, ни Генеральный штаб никогда не проявят со мнений в своей часто провозглашаемой цели достижения полной победы над нацистской Германией. На фоне достижений советской стратегии к лету 1943 года конечная советская победа была как указывали многие факторы, неизбежной.
Во-первых, успешная преднамеренная оборона Красной Армии под Курском и равно успешные массированные стратегические наступления, проведенные на протяжении лета и осени 1943 года, доказали, что ее командный состав на всех уровня; от фронта до дивизии научился эффективно действовать как в обороне, так и в наступлении, при ведении как статических, так и мобильных операций. Победы Красной Армии во второй половине 1943 года гарантировали, что, за немногими исключениями, она будет и дальше уверенно наступать до самого конца войны.
Во-вторых, хотя следующие одна за другой стратегические наступательные операции, которые Красная Армия проводила по настоянию Ставки в конце 1942 года и весь 1943 год, не всегда достигали всех намеченных целей, они подготовили сцену для еще более масштабных стратегических наступлений Красной Армии в 1944 и 1945 годах. Кроме того, проводимые как одновременно, так и одно за другим, эти стратегические наступления оказывались все более эффективными и смертоносными для вермахта. И в-третьих, в конце 1942 года и в 1943 году Ставка и Генеральный штаб разработали, а действующие фронты, армии, корпуса и дивизии Красной Армии испытали и внедрили внушительный набор новых оперативных и тактических приемов, необходимых для проведения все более успешных стратегических наступательных операций в 1943, 1944 и 1945 годах. Если так можно выразиться, свое начальное, среднее и университетское образование Красная Армия получила в 1941, 1942 и 1943 годах, обучаясь военной науке у вермахта. В 1944 и 1945 годах она вела войну на уровне выпускника университета.
Хотя боевая отдача Красной Армии постоянно повышалась (причем на протяжении лета и осени 1943 года-драматически резко) и будет продолжать повышаться все последующее время, однако она все еще испытывала определенные проблемы, которые не удастся полностью решить до самого конца войны. Наиболее серьезная из этих проблем относилась к определенным «дурным привычкам», сложившимся у некоторых представителей старшего командного состава за первый период войны, от которых они оказались не в состоянии избавиться до самого ее окончания.
Наихудшей из этих дурных привычек была склонность некоторых командиров, особенно представителей Ставки и командующих фронтами и армиями, без нужды расходовать ценную живую силу и технику, особенно в ходе фронтальных атак при операциях по прорыву обороны противника. Причем в ряде случаев такие атаки могли проводиться неоднократно, уже после того, как стало очевидным, что успешный прорыв невозможен, и даже в тех случаях, когда успех могли принести другие методы прорыва обороны, стоящие гораздо меньших потерь. Избалованные представлением, будто Советский Союз может и дальше ставить в строй кажущиеся нескончаемыми ряды свежей живой силы, как ставил их в первый период войны, многие командующие старшего звена демонстрировали наплевательское отношение к боевым потерям.
Хотя Ставка зачастую приказывала действующим фронтам сократить свои потери, те оставались высокими до конца войны — по крайней мере отчасти потому, что Сталин, другие члены Ставки и многие командующие фронтами относились к боевым неудачам и потерпевшим их командирам с презрением, а то и похуже.[217] И данное явление не ограничивалось высшими командными уровнями. Например, один бывший полковой командир Красной Армии, когда его спросили о потерях, которые нес его стрелковый полк во время операций по прорыву вражеской обороны, проведенных с 1941 по 1945 год, ответил: «Мы теряли почти 50 процентов своих бойцов, безотносительно к периоду войны».[218]
Громкая слава многих высших командиров Красной Армии, заслуженная благодаря успешным операциям, проведенным в первый и второй период войны, а также высокое положение, которое многие из них занимали в послевоенном Советском Союзе, защитили их от критики за допущенные ими тяжелые потери. Поэтому не приходится удивляться, что многие русские сегодня по-прежнему считают некоторых маршалов и генералов Красной Армии «кровавыми», а других «человечными».[219]
Еще одна, несколько легче объяснимая проблема, заключалась в очевидном отсутствии гибкости и инициативы со стороны ее командного состава — на уровне армий, а особенно на уровне корпусов и ниже. Однако эта проблема была прямым следствием того, как фронты и армии организовывали операции по прорыву вражеской обороны. Для успешного проведения операции прорыва требовалось, чтобы атакующие войска на всех командных уровнях выполняли свои задачи точно и строго по плану, словно зубчатые колесики в гигантском механизме. Любое отклонение какого-то отдельного корпуса, дивизии, полка или даже батальона от намеченных ему целей могло сорвать всю операцию. Поэтому командующие фронтами и армиями не поощряли «чрезмерной» инициативы своих подчиненных, чтобы те не расстроили общий план наступления.[220] В результате на протяжении всей войны советские стрелковые войска и поддерживающие их виды вооружений, составлявшие свыше 80 процентов Красной Армии, действовали как массивный паровой каток, проламывающий себе путь сквозь оборону вермахта, не считаясь с ценой в человеческих жизнях. Самые высокие потери возникали в тех случаях, когда этот паровой каток запинался, но они были высоки даже тогда, когда он успешно выполнял свою смертоносную задачу.
Хотя такое стереотипное восприятие Красной Армии времен войны отчасти верно, оно оставляет без внимания совершение иную часть армии, особенности которой начали постепенно проявляться после мая 1942 года, став особенно ярко заметным? летом 1943 года и в последующий период войны. Мы имеем в виду подвижные войска Красной Армии. Этот новый элемент который включал в себя танковые армии, танковые, механизированные и кавалерийские корпуса и отдельные танковые бригады, составлял к середине 1943 года примерно 20 процентов советской войсковой структуры. Именно он внес наибольший вклад в успех наступательных операций Красной Армии с июля 1943 года и до конца войны.
Советские танковые войска резко отличались от приведенного выше стереотипа. Для достижения своих оперативных и стратегических побед Красная Армия нуждалась в подвижных соединениях, чтобы гибко использовать их наступательную мощь для завершения прорывов, развития наступлений, проведения глубоких рейдов и операций преследования. Как показали впечатляющие победы Красной Армии в 1944 и 1945 годах, при проведении этих сложных операций командующие подвижными войсками демонстрировали высокую степень гибкости и личной инициативы.
Еще одной серьезной проблемой Красной Армии вплоть до конца войны было поддержание политической благонадежности и дисциплины среди ее солдат и офицеров. Хотя ГКО отменил в 1943 году[221] систему комиссаров, он по прежнему сохранял строжайший контроль над военными путем продолжения печально знаменитых довоенных чисток офицерского корпуса и во время войны, хотя более скрытно и не в таких масштабах. Это происходило благодаря использованию замполитов на всех уровнях командования и созданию сурового, а зачастую и допускающего произвол и жестокость, осуществляемого НКВД режима обеспечения безопасности, призванного пресекать любое проявление нелояльности со стороны солдат и офицеров.
Наряду со строгим политическим контролем Красная Армия продолжала применять драконовские методы, гарантирующие поддержание дисциплины в рядах армии и надежную боевую отдачу ее солдат. В число этих методов входило создание и использование штрафных частей численностью от взвода и даже до корпуса,[222] использование для предотвращения дезертирства заградотрядов, контроль за проведением и проступками солдат и офицеров со стороны контрразведывательного органа под названием СМЕРШ («Смерть шпионам»), который одинаково вселял страх в сердца и советских командиров, и солдат.
В сочетании с явной ненавистью солдат к немецким захватчикам и апеллированием к скрытому русскому национализму, традиционной любви солдат к Родине[223] и их надеждам на лучшее послевоенное будущее, эти меры гарантировали, что солдаты Красной Армии и дальше будут сражаться, невзирая на потери. Конечно в то же время эти суровые дисциплинарные меры также увеличивали риск того, что в какой-то момент Красная Армия может просто-напросто развалиться, как развалилась в 1918 году ее предшественница, царская армия. Существовала даже теоретическая опасность того, что высший командный состав в ответ на угрозы и запугивание совершит государственный переворот. Однако тот факт, что не произошло ни развала армии, ни государственного переворота, убедительно свидетельствует о безжалостной эффективности сталинского режима.
Источник: «Итоги дискуссии о стратегических операциях Великой Отечественной войны 1941-45 (т.»//Военно-исторический журнал, № 10 (октябрь 1987), 14-16.
Источник: «Итоги дискуссии о стратегических операциях Великой Отечественной войны 1941-45 (т.»//Военно-исторический журнал, № 10 (октябрь 1987), 17.
* Советские (российские) источники не считают, что Донбасская, Харьковская и Севско-Курская оборонительные операции вместе составляют спланированную Ставкой полнокровную стратегическую оборонительную операцию.
Источники: «Итоги дискуссии о стратегических операциях Великой Отечественной войны 1941-45 гг.» // Военно-исторический журнал, № 10 (октябрь 1987), 17-20; David М. Glantz, The Soviet-German War 1941-1945: Myths and Realities: A Survey Essay (Carlisle, PA: Self-published, 2001); and David M. Glantz, Forgotten BatHes of the German-Soviet War (1941 -1945), volume IV, The Winter Campaign (19 November 1942 — 21 March 1943) (Carlisle, PA: Self-published, 1999).
Источник: Р. А. Савушкин (ред.). Развитие Советских вооруженных сил и военного искусства в Великой Отечественной войне 1941-1945. Москва: Военно-политическая академия имени Ленина, 1988, 111.
Источник:«Боевой опыт укрепленных районов (YP)», // Сборник материалов по изучению опыта войны, № 3, ноябрь-декабрь 1942 г. (М.: Воениздат, 1942), 122-132.
Источник: «Итоги дискуссии о стратегических операциях Великой Отечественной войны 1941-45 гг.» // Ваенно-исторический журнал, № 10 (октябрь 1987), 14-16.
* В ходе Гомельско-Речицкой наступательной операции (10-30 ноября) советские войска продвинулись на расстояние до 130 км. В ходе Городокской операции (13-31 декабря) продвижение составило до 60 км, при этом были окружены части четырех немецких дивизий (87-й, 211-й, 252-й пд, 2-й апд). Кроме того, в списке не упомянута Невельская операция Калининского фронта (6-10 октября) с продвижением на 25-30 км. (Прим. ред.)
Источники: «Итоги дискуссии о стратегических операциях Великой Отечественной войны 1941-45 гг.»//Военно-исторический журнал, № 10 (октябрь 1987), 17-20; David М. Glantz, The Soviet-German War 1941-1945; Myths and Realities: A Survey Essay (Carlisle, PA: Self-published, 2001); и David M. Glantz, Forgotten Battles of the German-Soviet War (1941-1954), volume V: The Summer-Fall Campaign (1 July — 31 December 1943) (Carlisle, PA: Self-published, 2000).
* Смоленская наступательная операция в августе-сентябре 1941 года, проведенная Западным, Резервным и Брянским фронтами. (Прим. авт.)
** Включено в таблицу для сравнения. (Прим. авт.)
*** Включает в себя кав. див. и стрелк. бр., подсчитанные на основе приравнивания двух бригад одной дивизии. (Прим. авт.)
Источники: Р. А. Савушкин (ред.]. Развитие Советских вооруженных сил и военного искусства в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Москва: Военно-политическая академия имени Ленина, 1988, 65; David М. Glantz, The Battle for Smalensk, 7 июля — сентября 1941 (Carlisle, PA; Self-published, 2001).
* Цифры в скобках взяты из ранее носившей гриф секретности книги под ред. Б. М. Шапошникова «Разгром немецких войск под Москвой», части 1, 2, 3 (Москва: Воениздат, 1943). (Прим. авт.) Приведенные в указанной работе цифры приводят боевую численность войск (для вермахта — оценочную) и относятся лишь к Западному фронту. Всего Западный фронт на 5 декабря 1941 года имел в своем составе 748 700 человек. В германской армии боевая численность войск по штату составляла около 40% от общей, в Красной армии — порядка 70%; в ходе активных действий боевая численность падала гораздо быстрее общей. (Прим. ред.)
Источники: Р.А. Савушкин (ред.). Развитие Советских вооруженных сил и военного искусства в Великой Отечественной войне 1941 -1945 гг. Москва: Военно-политическая академия имени Ленина, 1988, 65; В. В. Гуркин, «Людские потери Советских вооруженных сил в 1941 -1945: Новые аспекты» // Военно-исторический журнал, № 2 (март-апрель 1999), 6; David М. Glantz, Zhukov's Greatest Defeat: The Red Army's Epic Disosterin Operation Mars, 1942 (Lawrence: University Press of Kansas, 1999).
* Показанная численность относится к первому этапу наступательной операции. (Прим. авт.)
** Верхняя цифра указывает официальную численность для операции «Марс», без связанного с ней наступления на Великие Луки. (Прим. авт.)
*** Включает в себя румынские и итальянские войска, а также около 600 000 немецких солдат. (Прим. авт.)
По штату германской армии численность пехотной дивизии составляла около 16 тысяч человек. При этом в дивизиях находилось примерно две трети от общей численности армии, то есть на одну дивизию приходилось около 24 тысяч. В Красной армии штатная численность дивизии к началу войны составляла 14 тысяч, но численность большинства дивизий колебалась от 8 до 12 тысяч человек; при этом в дивизиях находилось три четверти общего состава войск, то есть на одну дивизию приходилось от 11 до 16 тысяч человек. В ходе боевых действий эти цифры постоянно снижались, особенно сильно «проседая» после напряженных боев и выправляясь в периоды затишья.
На основе приведенных автором таблиц мы можем определить численность личного состава, приходящегося на одну дивизию противоборствующих сторон в разных операциях войны (танковые и механизированные корпуса приравниваются к стрелковым дивизиям, в танковой армии считается по три корпуса):
Как мы видим, численность немецких войск в Ржевско-Сычевской операции автором неоправданно занижена, а советских войск в Смоленской операции (с учетом понесенных до этого потерь) — судя по всему, несколько завышена. Можно также подозревать занижение численности немецких войск и в битве под Курском-достаточно указать, что на тот же момент, согласно Б. Мюллер-Гиллебранту, общая численность вермахта (без Люфтваффе и войск СС) на Востоке составляла 3 115 000 человек в 168 дивизиях — то есть по 18 542 человека на дивизию!
Трудно поверить, что укомплектованность войск на направлении генерального наступления была ниже, чем в целом по фронту. Характерно, что численность танковых дивизий СС, принявших участие в наступлении на южном фасе, составляла 22-23 тысячи человек.
К этому можно добавить, что на 10 июля 1943 года войска трех советских фронтов, участвовавших в Курской битве (Центральный, Воронежский и Степной) имели в своем составе 1 500 000 человек в 117 стрелковых дивизиях и 17 танковых и механизированных корпусах[224] — с учетом двух стрелковых бригад это — будет 136 счетных дивизий и 11 320 человек на дивизию. Указанная автором цифра (2 226 000) включает в себя Брянский фронт и часть сил Западного фронта; при этом противостоящие им немецкие войска, не участвовавшие в наступлении под Курском, автор нигде не учел.