Советы бывалого рыболова - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Томашевский В.Е (ч. 5)

Через некоторое время был пойман первый таймень, которого, не приставая к берегу, мы забагрили крюком прямо в воде и перевалили через борт лодки. Под паромным тросом при очередном забросе блесну взял более крупный таймень, и, чтобы справиться с ним без риска, пришлось пристать к берегу. После упорного сопротивления нам удалось забагрить его и вытащить на пляжный песок.

После такого события терпение непрошеных зрителей поистощилось, а любопытство возросло настолько, что они стали просить нас переплыть обратно и показать улов. По их просьбе тайменя взвесили в столовой. Он потянул более двенадцати килограммов.

Утром мы уложили все вещи в лодку и собрались было отчалить, как вдруг увидели черный надувной понтон, спускающийся по Быстрой прямо к нам. В громадной лодке, оснащенной двумя парами весел по бортам и кормовым рулевым веслом, находились три человека. Они с трудом причалили к берегу свою огромную посудину. Оказалось, что дно этого понтона они наполнили воздухом и спустили на воду около моста через Быструю, чтобы по ней сплавом попасть в Иркут. Где–то на перекате рыболовы пробили дно в одном из надувных отсеков, который наполнился водой. Лодка потеряла скорость, маневренность и требовала срочного ремонта.

Таким образом, мы оказались свидетелями первого ЧП, происшедшего по неопытности или самоуверенности потерпевших, решившихся плыть по малой реке на большой лодке. Хорошо еще, что они отделались только небольшим ремонтом и задержкой в самом начале пути.

Наконец и мы отчалили от берега навстречу непредсказуемым событиям. С каждым поворотом реки и пройденным километром крутые берега все упорнее сжимают нашу утлую посудину. Все больше встречается каменных исполинов по берегам и их разрушенных остатков в воде. Около каждого обломка скалы — вспененные буруны, и издали на глаз трудно определить, где безопаснее проскользнуть между ними.

На одном из перегонов облюбовали очень красивый распадок, где и остановились, чтобы сварить обед и отдохнуть от постоянного шума реки. Пока разводили костер и готовили обед, снарядили грузовую снасть на хариуса. В небольшом отбойчике, почти у самого берега, за короткое время поймали несколько рыб. Грузовая искусственная мушка, цвета яичного желтка, изготовленная на крючке шестого номера, видимо, пришлась по вкусу, так как хариусы брали ее охотно. А может, Ир–кут не очень богат кормом, и рыба брала наши приманки не от хорошей жизни? Во всяком случае, вечером надеялись сварить настоящую, наваристую уху.

Погода неожиданно испортилась. Пошел мелкий, по–настоящему осенний дождь. В узком ущелье, где небо видно только над головой, предвидеть перемену погоды трудно, поэтому нужно иметь «под рукой» запас брезента, полиэтилена, клеенки, чтобы накрыть продукты и вещи. Пришлось и самим доставать плащи и быстрым темпом плыть дальше в поисках подходящего места для ночлега.

В серой мгле дождя горы, казалось, еще больше на< висли над головой, и нам становилось все тоскливей и неуютней в лодке, набирающей скорость, несмотря на постоянную опасность роковой встречи с валуном. Наконец из–за очередного поворота реки показался большой и тихий плес. На левом берегу его, в лесной чаще, виднелось большое зимовье, около него протекала шумная речушка, а ниже ее виднелась небольшая удобная поляна. К ней мы и причалили. Быстро поставили палатку, в надежное место убрали пойманную рыбу, чтобы не соблазнять медведей и, поужинав, завалились спать.

К утру дождь прекратился. Стараясь не разбудить своих спутников, я выбрался из палатки и был поражен красотой этого места, известного под названием Большой Зубкогон. Рассветало, было тихо, свежо и наполнено той прозрачностью, какая бывает в тайге после теплого дождя. Легкий туман покрывал вершины гор, а у ног ворчал неугомонный Иркут. Пока спят мои утомившиеся рыболовы, решил сделать несколько пробных забросов выше впадения речки. Делая забросы блесны через каждые 5 — 6 метров, я прошел по берегу до верхнего переката, но поклевок не было. Вернувшись обратно к речке, присел на камень, чтобы обдумать вопрос, почему нет рыбы на таком хорошем плесе? Мои размышления прервал подошедший со стороны зимовья пожилой человек крепкого телосложения и загорелый до черноты. Он вежливо поинтересовался, кто мы такие, откуда и куда держим путь, как идут наши рыбацкие дела. Я рассказал о планах нашего путешествия, о том, что начало хорошее, около Быстрой поймали двух тайменей, а больше пока поймать не удается. Здесь тоже сколько ни мутил воду — поклевки ни одной.

— А ты, брат, опоздал, спать надо меньше, — авторитетно заявил он.

— Как опоздал? Утро только началось, и самая пора ловить на блесну. Мы всегда ловим до 7 — 8 часов утра, а потом вечером до темноты.

— На этом месте ленков да тайменей только ночью на искусственную мышку ловят.

— Мы ночью спим, утром и вечером ловим на разные блесны, а днем на искусственные мушки.

— Ну и зря! Он за ночь нажрется до отрыжки, заберется к себе в домовину, завалится за какой–либо камень и с храпом спит до вечера. А там уйдет по перекатам шарить, и ищи ветра в поле.

— Вот оно что!… Когда мы проплывали над одной ямой, — слышали какой–то храп, но не знали, что это спящие таймени храпят во все ноздри.

— Не смейся!.. Тут, брат, чтобы поймать большого тальменя, фарт нужен. Были здесь до вас трое, три дня рыбачили, пробовали и блесны и мышки, а что поймали — линчишку килушки на полторы. Вот оно и есть, что без фарту ловили.

— Может, снасти у них неважные или еще не наловчились рыбу ловить?

— Да нет!.. Парни вроде бывалые, упорные, весь этот плес обшарили.

— Наверно, в это время крупной рыбы не было.

— Но в том–то и дело, что была и сейчас есть. Перед вами еще трое на моторке сплывали, так те из–за этого тальменя ночевать даже остались. Да что толку, наверное, тоже фарту не было.

— Из–за какого тайменя? — спросил я с таким волнением, какое, наверное, испытывает охотничья собака, напавшая на след крупного зверя.

— Того самого, что в своей домовине живет, — и он показал на правый берег реки, где около отвесной скалы, уходящей прямо в воду, образовалась глубокая тихая яма с отбойным течением. Проплывая под дождем, мы не заметили или просто не обратили должного внимания на такое прекрасное место.

— Может, те рыбаки вытащили его, не сказали и уплыли.

— Куда там!.. После, как они уплыли, этот чертяка опять шумел. Грамотный. На ваши штучки–дрючки не шибко зарится.

— Сам–то ты рыбачишь?

— Есть кое–какие снасти, да время нет этим делом заниматься.

— А чем занят?

— Сторож я. Мужики в кедровнике орех добывают, а я по старости лет для такой работы не подхожу, так при базе сторожем состою.

— Ну и что? Куда она, твоя база, убежит, если на час–другой с удочкой на берег выйдешь.

— Она–то не убежит, да кони здесь, на которых орех до базы вывозят, так они–то запросто убежать могут. Да еще если «хозяин» пугнет.

— А что, балуются?

— Да подходят. Ныне урожай на орех, так шатаются по тайге. Сытые, трогать не трогают, а напугать могут.

— Ну ладно! За хорошую весть возьми харюзишек на уху. Вчера по дороге сюда поймали немного, да из–за дождя варить не стали.

— Спасибо! От хорошей рыбки кто откажется, — и он ушел, вселив в меня надежду на встречу с «буяном».

Сообщение о том, что, рядом живет, по–видимому, очень крупный таймень взволновало и брата — он стоял в стороне и слышал наш разговор. Без лишних слов мы смастерили из камня небольшой якорь, захватили спиннинг, коробку–с запасными блеснами, крюк (багорик) и отчалили от берега. Время для лова было уже позднее, но, как говорят, чем черт не шутит, пока бог спит. Чтобы не потревожить тайменя, поднялись вдоль левого берега до переката и переплыли на другую сторону. В самом начале ямы установили лодку на якорь и сделали несколько забросов. Поклевок не было. Спустились немного вниз и снова безрезультатно. Еще переместились метров на 30, и только здесь с первого заброса что–то повисло на леске без всякого удара и потяга. Через несколько секунд почувствовался такой потяг, что я, как заявил потом брат, закричал не своим голосом, чтобы он поднял якорь и плыл к левому пологому берегу.

— Что ты шумишь на весь Иркут!.. Может, попался небольшой таймешонок, если идет за лодкой, как телок на веревочке, — ворчал мой помощник и смотрел на меня так, словно я перегрелся на солнце.

— Потом будешь ухмыляться, а сейчас греби выше по яме, не спускайся к перекату да шевелись быстрее. Если мы с ним попадем на быстрину — пиши пропало.

Причалив к берегу, мы оба выскочили из лодки в воду и сразу увязли в жидком иле. Ил засасывал болотные резиновые сапоги так, что ноги выдергивались из голенищ, а сапоги оставались на месте. Наконец, помогая друг другу, мы выбрались из злополучного ила и только тут поняли — в какое положение попали. Пока мы боролись с непредвиденным препятствием, таймень успел смотать с катушки всю леску и, направляясь к тому самому перекату, от которого мы старались его отвести, «давил» с такой силой, что появилась опасность обрыва снасти. С большим трудом нам удалось развернуть его в обратную сторону и направить вверх по течению, где его легче вытянуть на пологий берег. Собираясь на ловлю этого тайменя, второпях мы забыли разбудить сына и теперь, когда шла то тихая, то бурная борьба с очень крупной рыбой, мы криком старались поднять на ноги нашего младшего рыболова, чтобы и он смог принять участие в таком интересном событии. Но наше старание было напрасным. Наконец после нелегкой борьбы красноперый красавец оказался у наших ног. Успокоив нервную дрожь в коленях, погрузили завидный трофей в лодку и поплыли к табору. Здесь нас поджидал расстроенный сын и наш новый знакомый, который дал нам точный адрес места жительства этого тайменя. Внимательно осмотрев нашу добычу, он авторитетно заявил:

— Не тот это тальмень!.. Который здесь играл, должен быть много меньше. Может, издалека показался помене. Этот чуть не вровень с тобой, разве другого зацепили, они ведь парами ходят. Еще можно попообовать, может, попадет и второй.

— Нам одного хватит. Если еще остался — пусть живет. Спасибо за этого.

— Это вам просто подфартило, вот и поймали. У тех троих не было фарта, ну они за три дня только и поймали одного ленчишку — килушки на полторы, да на моторке тоже без рыбы уплыли.

— Одного фарта мало, надобно еще немного умения иметь и снастями запастись.

— Нет, брат!.. Фарт важнее. Читал я как–то в одной книжке про двух рыбаков, тоже на Иркут приехали, нашли хорошее место. За вечер и ночь на блесны и мышки поймали более двух пудов ленков и тальменей. Люди, поди, не хуже их, годами рыбачат на этих местах, да постольку никогда не ловили. Ясно, фарт помог.

— Наверное, у них снасти были лучше, чем у рыбаков, которые постоянно здесь обитаются. Сноровки и умения больше, чем у других.

— Да что твое умение!.. В той же книжке еще вычитал про четырех рыбаков, которые тоже на Иркут приехали рыбки поймать. Трое, видать, спецы были добрые и опыт имели немалый. Снасти хорошие привезли, меняли их без счету раз и вообще умели рыбу поймать. Да только фарту с собой не прихватили. Три дня пустышку тянули. А четвертый — их товарищ тальменями никогда не занимался, больше по харюзам ударял. Перед тем, как домой ехать, уговорили–таки его попробовать на тальменя блесну покидать. Так он за полчаса, не сходя с места, таких четырех тальменей выволок, что когда их в «Москвич» погрузили — самим свободного места не осталось. Домой хоть пешком иди. Фарт он и есть фарт. Без него на реку лучше не ходить.

— Ну ладно, пусть будет по–твоему. Фарт так фарт!.. Наверное, и у меня фарта нет, чтобы увидеть своими глазами таких чародеев. Сколько лет занимаюсь рыбной ловлей, а кудесников, которые ловили бы рыбу по щучьему велению, наяву не встречал. Мастеров приукрашивать свои успехи видеть пришлось немало. Такое нагородят, что послушаешь их — уши вянут. Встречаются и такие, которые и поймали, да «не поймали»… Объясни–ка нам такое дело. Когда мы плыли сюда, остановились у одного распадка от шума отдохнуть. Жилья поблизости нет, людей тоже не видно, а кто–то раскопал участок земли и посадил ведра два картошки.

Кому это понадобилось вдали от дома огородничеством заниматься?

— Это наш егерь посадил для подкормки диких кабанов. Зима выдалась суровая да снежная. Кабанам туго пришлось, погибло много. Картошка им самое хорошее угощение, особенно когда на кедровые орехи урожая нет.

— Молодец ваш егерь, видно, любит свое дело, если так старается для диких животных.

Собеседник наш внимательно осмотрел наше рыбацкое снаряжение, лодку и сказал:

— Тронетесь вниз, будьте очень осторожны, не торопитесь, лодка у вас больно ненадежна, ненашенская. Проплыли вы только цветочки — ягодки еще впереди.

— Ангарская лодка, борта высокие, легка на ходу, очень маневренна и устойчива на воде, груза много поднимает, что еще нам надо?

— Я не о том — дюралевая, она камней боится. Небольшой удар о камень — и дыра шапкой не накроешь. Недолго на такой посудине и пузыри пустить.

— Сплывали на ней уж раз, ничего, обошлось благополучно.

— Ну, значится, и слава богу, что пронесло. На реке, брат, всякое бывает. Желаю вам счастливого пути и хорошей рыбалки.

Мы дружески простились с хорошим и доброжелательным человеком и стали собираться в путь.

Путешествуя по Иркуту, испытываешь постоянное напряжение из–за того, что приходится всматриваться в стремительно приближающиеся вспененные буруны, быстро решать, где безопаснее пройти между ними, слушать немолчный гул воды и видеть мелькание уходящих назад больших и малых препятствий. Чтобы было лучше ориентироваться на местности, одного из нашей команды определили «впередсмотрящим», но, не полагаясь на его выбор правильного пути, приходится самому постоянно смотреть через плечо и корректировать направление пути лодки. В такой сложной обстановке ни на минуту нельзя выпустить из рук весла и оглядеться по сторонам. Поэтому очень трудно определить пройденное расстояние и время нахождения в пути.

Продолжая таким образом наше путешествие, мы увидели впереди целую гряду валунов, перегораживающих реку от одного берега до другого. Гул, доносившийся до нас, говорил о том, что приближается Малый порог. Сдерживая веслами стремительный ход лодки, мы спускались к кипящему огромному котлу. Среди бесчисленного количества бурунов обнаружили небольшой проход, направили в него лодку и… ошиблись!.. Оказалось, что это не проход, а каменная плита размером с большую жилую комнату, чуть покрытая сверху водой. За многие тысячелетия водой с песком и льдом разрушило надводную часть огромного валуна, а оставшуюся часть выровняло и отшлифовало до паркетного блеска. Лобовая часть плиты задерживает воду и делит ее на два потока, которые и «кипят» по краям, создавая далеко видимые буруны. Вода, протекающая над гладкой поверхностью плиты, падает с нижней кромки, как с порога высотой 50—60 сантиметров (в зависимости от общего уровня реки). За счет разницы уровня воды перед плитой и за ее нижним краем скорость над плитой гораздо больше, чем рядом с ней. Когда мы увидели свою ошибку, было уже поздно, более быстрый поток воды затянул нас на плиту. На большой скорости лодка почти ее проскочила, но когда нос ее опустился в водоворот, образовавшийся ниже плиты, корма лодки зацепилась за камень и мы повисли в шатком положении над водой. От резкой остановки часть груза переместилась в носовую половину лодки и тянула ко дну. Наше критическое положение осложнялось еще тем, что кочковатые волны переплескивались через борта лодки и промедление могло привести к большой неприятности. Наши попытки столкнуть лодку с камня при помощи шеста успеха не имели. С гладкой поверхности плиты шест сразу же срывало бешеным потоком воды. Думали оттолкнуться от злополучной плиты ногой, но водой ее также может сорвать, и, еще не известно, чем такая затея окончится. После небольшого совета собрались в средней части лодки, чтобы уменьшить нагрузку на корму и стали раскачивать ее с борта на борт. Через некоторое время лодка сползла с камня и приняла нормальное положение. Оказавшись на плаву, пристали к берегу. Осмотрели лодку, нет ли пробоин, вычерпали воду, разместили груз на прежнее место и, успокоившись после пережитого, снова отправились в путь.

Вскоре мы увидели живописное настоящее таежное зимовье, едва заметное среди густого соснового леса. Остановились, чтобы поговорить с обитателями этого жилья. Когда подошли к нему ближе, увидели, что оно заперто на надежную деревянную задвижку. Открыв дверь, определили, что в зимовье хозяев не было много дней. Чувствовался застойный запах нежилого помещения, хотя все оставалось на месте, как и подобает в настоящем зимовье. У двери, в правом углу, стояла железная печка «буржуйка», обложенная каменными плитами. Около стены сложен запас сухих дров. Под нарами также уложены березовые и лиственничные дрова, заготовлена смолевая лучина и несколько кусков бересты. Вдоль обеих стен нары, застеленные видавшими виды ватными одеялами, увенчанные такими же подушками. Между нарами, у небольшого оконца, примостился столик, на котором разместилась разная посуда для еды. Около окна к стене прибита полочка, занятая керосиновой лампой, свечой, вставленной в граненый стакан, спичками и рыболовными снастями. На правой стене, в некотором удалении от печки, укреплена широкая, длинная полка, сплошь занятая сухарями, крупами, вермишелью, солью и еще невесть чем в банках, склянках и мешочках. На подоконнике окошка, прорубленного в левой стене, обращенной в сторону реки, лежали газеты месячной давности, пожелтевшие от солнца, всякая мелочь, без которой немыслима жизнь рыболова и охотника. На небольшом простенке на деревянных спицах висело несколько поношенных телогреек, армейский бушлат и полушубок. Венчали весь этот гардероб две меховые шапки и рукавицы. Над входом в зимовье была прибита железная подкова, символ успеха и счастья.

Мне много раз приходилось бывать в избушках, расположенных по берегам рек и в таежной глухомани. По тому, какой порядок заведен в любом из этих временных пристанищ, можно судить о характере его владельца. В зимовье, в котором мы только что побывали (пусть–простят нас великодушно хозяева), установлен образцовый порядок и какой–то домашний уют. Стол не завален черствым хлебом и немытой посудой, а чисто прибран. Пол старательно подметен. Перед входом в зимовье нет щепы, коры и прочего мусора, которого отдельные неряхи даже не замечают.

После ознакомления с зимовьем мы сели на огромное дерево, поваленное бурей. Видимо о чем–то думая, сын вдруг спросил меня:

— Папа, а почему зимовье не замкнуто? Ведь так и утащить могут, что получше, или просто напакостить.

— Видишь ли, прежде чем ответить на твой вопрос, я расскажу одну историю. Несколько лет назад на Малом море Байкала двое неосторожных рыболовов вместе с легковой автомашиной провалились под лед. Глубина на этом месте оказалась небольшая, и им удалось выбраться на лед. Берег, на котором имелось зимовье, был недалеко, но мокрая одежда на морозе при сильном ветре быстро замерзла и превращалась в ледяной панцирь, который сковывал движения, с каждым шагом идти им становилось все труднее. Когда они наконец, добрались до крутого берега, путь им преградил скользкий ледяной вал, образовавшийся от штормовых волн перед ледоставом на Байкале. На преодоление этого вала они потратили последние силы, но жажда жизни иногда делает невозможное возможным, и они, почти теряя сознание, добрались до зимовья и остались живы. Здесь они разожгли огонь в печке, переоделись в сухую одежду. Запас продуктов в зимовье и горячий чай помогли быстро восстановить силы. А теперь представь себе, что эти рыболовы приползли к спасительному зимовью, а на двери висит пудовый амбарный замок. В таком случае человек, попавший в беду, обязательно погибнет. Наверное, хозяину зимовья было бы страшно увидеть мертвого человека у своего порога, погибшего только из–за того, что, оберегая свое немудрящее добро, он запер жилье не на простую задвижку, а на замок.

— А как относятся хозяева к посетителям таких избушек? — спросил брат.

— С давних времен существует неписаный закон тайги, по которому лесные избушки не замыкаются, а запираются на разные засовы, чтобы в них не попали шкодливые звери—медведи и особенно росомахи. Обычно в них имеется запас таких вещей, которые мы только что видели в этом зимовье. Человек может воспользоваться припасами, находящимися в зимовье, употребить с минимальным уроном для хозяина и по возможности с последующим возвращением потраченного.

В последние годы все чаще бывают случаи, когда молодые люди по недомыслию или по злому умыслу пакостят в таких зимовьях, а иногда и сжигают их. Этим они наносят огромный, не только материальный, но и моральный ущерб. В большинстве своем эти зимовья и избушки являются владением штатных рыболовов и охотников–промысловиков, которые в осенне–зимний сезон живут в них и занимаются нелегким пушным промыслом, заготовкой орехов и других даров природы. Злоупотребление гостеприимством хозяина или уничтожение его жилья отражается не только на его личном благополучии, но и на государственных интересах. Нет жилья — нет возможности людям осваивать природные богатства нашего края.

— Наказывают ли громил, которые пакостят в зимовьях или совсем их сжигают? — спросил сын, наверное вспомнив, как группа таких молодчиков, забавляясь, топорами выламывала окна и двери в дачных домиках.

— Хулиганство всегда остается хулиганством. Но в тайге оно намного страшнее. Если разгромлен дачный домик, то хозяин не лишается средств к существованию. Другое дело охотник–промысловик. Осенне–зимнего охотничьего сезона он ждет целый год. Заранее запасает и завозит продукты питания, заготавливает дрова, ремонтирует и утепляет зимовье, растит и обучает молодых охотничьих собак. И вдруг узнает, что какие–то варвары забрались в зимовье, уничтожили все, что было в нем припасено, или совсем разгромили его и скрылись. За такие дела также взыскивается по всей строгости закона. Конечно, настанет время, когда с хулиганством и браконьерством покончат так же, как с оспой, коклюшем и прочими «прелестями».

— Если не замыкают двери на замок, тогда зачем такая тяжелая деревянная задвижка? Наверное, хватило бы простой вертушки.

— Голод и зверя заставляет искать, чем бы поживиться у человеческого жилья. Медведь, который по какой–либо причине не лег на зимнюю спячку в берлогу, шатается по тайге и представляет большую опасность. Бывали случаи, когда, гонимые голодом, они нападали на людей и животных, проникали в зимовья и склады геологов и учиняли настоящий погром. Даже присутствие вооруженного человека в этот момент в зимовье не останавливало их от такого набега. Да и росомаха — это самая шкодливая животина, не прочь залезть в избушку и поживиться тем, что под руки попадет.

Снова плывем по реке, зажатой с обеих сторон крутыми берегами, покрытыми густым, темным лесом, и меж отвесных скал, упирающихся своими вершинами в лазурное небо. По их уступам, поднимающимся на немыслимую высоту, растут деревья, потрепанные жестокими сибирскими ветрами. Просто удивительно, каким образом они могут держаться на голой, как стена, скале, цепляясь своими корнями за малейшие трещины.

Откуда–то снизу до нас донесся неясный гул. С каждой минутой он нарастал и наконец превратился в настоящий водопадный грохот. Это приближался Большой порог, самый опасный на нашем пути. Пришлось сделать остановку и отправиться в разведку. Сразу за порогом на небольшой поляне среди густых деревьев стоял шалаш, около которого мы увидели молодого челове ка с пегой собакой. Хозяином шалаша оказался мой знакомый, слюдянский рыболов Алексей.

После обмена приветствиями он посоветовал нам лодку через порог провести на веревке около левого берега, так как правый совершенно не проходим. Чтобы еще раз не ошибиться, мы внимательно осмотрели и продумали путь спуска лодки через бурный порог внушительной высоты.

Сплыть через этот бушующий шквал, это нагромождение огромных валунов и водоворотов нечего было и думать.

Подогнали лодку к самому порогу и начали готовить ее к спуску. Один конец капроновой веревки закрепили за носовую перекладину, второй привязали за отверстие еще одним прочным шестом и распределили рабочие места. Мне досталось держать веревку за ее среднюю часть и руководить спуском лодки. Ослабляя или натягивая концы веревки, можно поочередно приближать или отпускать дальше от берега корму или нос лодки. Мои помощники шестами отводили .лодку от валунов, спуская ее метр за метром кормой вперед. Несколько раз нам казалось, что наши усилия были напрасны. Бешеные потоки воды прижимали наш транспорт к валунам, угрожая опрокинуть его вместе с содержимым.

Наконец все вздохнули свободно. Лодка ниже порога, и теперь можно отдохнуть здесь несколько дней.

Пока разгружали свое имущество, гостеприимный хозяин сварил большой котел ухи из головы крупного тайменя, пойманного им в день нашего приезда. Рыбы у нас самих имелось немало, но мы были в гостях, а в гости со своим, как известно, ходят только встречать Новый год.

Времени у нас было достаточно, поэтому мы не торопились сражаться с тайменями, которых, по словам Алексея, под порогом было негусто. Занялись устройством жилья и приведения в порядок своего хозяйства.

Под вечер на грузовую и верховую снасть поймали с десяток хариусов — достаточно для хорошего ужина.

Весь следующий день мы провели на берегу, любуясь красотой порога, окружающего нас леса и переливами стремительно, падающей воды. Около полудня вдруг увидели быстро приближающийся большой черный понтон. Трое рыбаков, находящихся на нем, направили его по центральной струе, и он, почти утопая в огромных волнах, проскочил мимо нас, как «летучий голландец», и скрылся так же стремительно за ближайшим поворотом. Мы были удивлены тем, что он не остановился ниже порога. Если это рыболовы, то лучшего места для ловли рыбы найти трудно, а если не рыбаки, то куда они плывут на такой огромной посудине? С таким вопросом мы и обратились к Алексею.

— Это не рыбаки, а браконьеры. Сейчас настала пора добывать кедровый орех. Для этого нужно брать в лесничестве или коопзверопромхозе билет, заключать договор и сдавать государству часть добытого ореха. Оплата за сданный орех ниже, чем рыночная цена, и вот такие молодчики, чтобы обойти закон и объехать контроль, пользуются рекой.

После двухдневного отдыха решили заняться тайменями. Под вечер переплыли на правый берег реки. Условия для ловли рыбы здесь очень хорошие. За спиной высятся отвесные скалы, на берегу крупные камни, покрытые черным мхом. Ниже порога образовалась глубокая яма с водоворотами и каменными глыбами на дне. Немолчный грохот падающей воды и молчание мрачного берега, затененного громадами гор, придают особую таиственность этому красивому уголку Иркута.

При первых забросах тяжелой, колеблющейся блесны было несколько «пустых» поклевок. Брали, видимо, небольшие таймени или крупные ленки. Для них блесны слишком велики. В таком уникальном месте хотелось и тайменя поймать на удивление родными и друзьям.

Сумерки постепенно сгущались, и мы с сыном подались под самый порог. Здесь успех также не баловал нас, и мы вернулись на прежнее место. Где были поклевки, как мы считали, — некрупной рыбы, на камне стоял мой брат с довольно растеряным видом. На мои вопросы, что случилось, он молча показывал на воду. Только через несколько минут он смог рассказать о случившемся. Сразу же после нашего ухода у него взял блесну, видимо, очень крупный таймень. Не имея опыта по вываживанию такой рыбы, он пытался позвать нас на помощь, но шум воды заглушал его голос. Таймень постепенно увеличивал сопротивление и вытянул с катушки весь запас лески. Ухватившись за удилище, брат старался удержать гиганта и повернуть к берегу, но в единоборстве кто–кого победил таймень. Когда казалось, что капроновая леска толщиной 0,8 мм порвется, таймень, «отстегнулся» от блесны и ушел. Этот уход и привел в шоковое состояние незадачливого рыболова.

Разговаривая о причинах неудачи, мы посмотрели в сторону сына и увидели, что он отчаянно машет нам рукой, явно подавая сигнал о помощи. Поспешить к нему на помощь по камням, покрытым влажным и скользким мхом, дело не простое, и, когда мы прибыли на место, около ног рыболова уже лежал красавец таймень внушительных размеров. Более молодой и опытный рыболов управился с ним без нашей помощи.

При вскрытии желудка пойманного тайменя оказа» лось, что прежде, чем взять блесну, он успел заглотить семь сорожек среднего размера. Голодным назвать его нельзя. Наверное, сработал инстинкт хищника, который и заставил в глубине ямы взять рыскающую блесну.

Следующий день мы опять посвятили отдыху. Чтобы лучше познакомить своих спутников с окружающей местностью, все отправились в туристический поход в глубь прибрежной тайги. Деревья самых разных пород теснятся так, что в отдельных местах можно пройти с большим трудом. В редколесье встречаются целые плантации брусники, голубики и черники. По берегам ручья много черной и красной смородины. Небольшие кусты жимолости усыпаны горькой ягодой. Тонкие рябины увешаны яркими гроздьями. На вершинах царственно–пышных кедров фиолетовыми елочными украшениями висят шишки. Обилие корма дает возможность лесным птицам, зверюшкам и крупным животным безбедно жить целыми стайками, семействами и табунами и украшать эту малую частицу нашей великой Родины.

Пока мы путешествовали по тайге, Алексей поймал тайменя, наверное, того самого, который напугал моего брата. Удивительного в том, что тайменя поймал опытный рыболов, нет. Удивительно то, что он днем взял искусственную мышку, а не блесну. Существует твердое мнение, что искусственных мышек таймени днем не берут, поэтому рыболовы и не применяют их в дневное время. Алексей, располагая отпускным временем, подолгу живет на одном месте и, применяя разные приманки, ловит рыбу в любое время суток. После нашего ухода он решил сделать несколько забросов напротив своего шалаша. Здесь для ловли тайменя спиннинг он оснащает двумя искусственными мышками. Грузовую мышку темно–серого цвета, изготовленную из шкурки байкальской нерпы, привязывает к капроновой леске толщиной 0,9 мм. Вторую верховую мышку белого цвета, изготовленную из остриженной шкурки барсука, привязывает к отдельному поводку толщиной 0,8 мм, который надежным узлом крепится на основной леске на расстоянии 70 — 80 сантиметров от первой тяжелой мышки.

Грузовая мышка, утяжеленная свинцом, одновременно является грузилом, обеспечивающим дальний и точный заброс. Верховая мышка, закрепленная на отдельном поводке, очень подвижна в воде, поэтому больше привлекает хищную рыбу.

После очередного заброса таймень взял белую мышку и, оказав достойное сопротивление рыболову, наконец сдался, и был забагрен стальным крюком.

Обычно за крупной рыбой охотятся вдвоем. На этот раз у Алексея не оказалось надежного напарника, и он приспособился вываживать ее в одиночку. Для этого стальной крюк он закрепил на черне длиной более двух метров. Приспособление это находится на берегу в таком месте, где не прекращая борьбы с тайменем, его можно взять рукой и забагрить обессиленную рыбу.

Таким образом, мы впервые узнали, что на искусственные мышки тайменей можно ловить и днем.

Все время, пока мы находились около табора, за нами неотступно следила пегая собачка. Она не лаяла, не бросалась на нас, как обыкновенная дворняжка, но считала себя хозяйкой дома и не одобряла нашего излишнего любопытства. Когда мы по какой–то надобности оказались около кучи пихтовых веток, собачка преградила путь и рычанием дала понять, что нам здесь делать нечего. Алексей отозвал ее и объяснил, что в кустах лежит надувная резиновая лодка, которую Белка и охраняет. Действительно, когда хозяин снял пихтовые лапы, перед нами оказалась прекрасная, комуфляжной окраски резиновая лодка грузоподъемностью в пятьсот килограммов. Такая лодка мечта любого рыболова. Плавание на ней кажется безопасным даже по Иркуту, о чем мы и сказали ее хозяину. Выслушав наши хвалебные отзывы, он рассказал нам историю, случившуюся с ним на этом самом Иркуте.

— Два года назад, — начал свой рассказ Алексей, — мы вдвоем с товарищем также сплывали от Быстрой вниз по Иркуту. Плыли, как положено, с осторожностью и вниманием. В одном месте, где, казалось бы, не было опасности, я вдруг увидел огромный подводный валун. Изменить направление хода лодки было уже поздно, и я крикнул товарищу, чтобы он держался за бортовую веревку или с заднего борта лодки, спустился на ее дно. Из–за шума воды он не слышал моей команды и продолжал сидеть на кормовом борту. Через несколько секунд лодка ударилась дном о выступ валуна и проскочила его, а мой товарищ упал в воду и оказался в водовороте ниже каменной глыбы. Я, как мог, быстрее причалил к берегу. Думал, что мой молодой и сильный друг, хорошо умеющий плавать, уже выплыл на берег, но на берегу его не оказалось. Тогда я побежал к тому месту, где потерялся напарник, и вдруг увидел его метрах в тридцати от берега. Мой товарищ буквально погибал у меня на глазах. Ниже валуна образовалось сильное обратное течение, которое подносило его под струю воды, падающую с валуна. Эта струя погружала его в воду, где он донным течением уносился вниз. Вынырнув из глубины, он попадал в возвратную струю и снова оказывался около валуна. Силы его иссякали, а оказать какую–либо помощь я не мог. На такое расстояние подать жердь или бросить веревку нельзя. За короткое время нельзя резиновую лодку поднять против течения и одному оказать с нее помощь. В какой–то момент течение в водовороте изменилось так, что товарищ попал в магистральную струю и поплыл вниз. Только после этого я смог поплыть к нему и поднять в лодку. Вот так, беспечность моего друга чуть не стоила ему жизни, — закончил наш собеседник.

Настало время покинуть этот один из самых живописных уголков и продолжить путь. И снова постоянный шум воды, камни, опоясанные пенистыми бурунами, крутые повороты и быстрая смена панорамы. В особо опасных местах мы сплывали кормой лодки вперед. Так гребец, сидя за веслами, сам мог определить правильное направление и в случае нужды затормозить ход лодки. Но и такой способ сплава не избавлял нас от неприятности. Всматриваясь в дальние буруны, мы не заметили небольшой валун, скрытый водой, погруженное в воду весло в штык ударилось о препятствие и переломилось. Пришлось срочно пристать к берегу и из сухостойной ели делать новое весло. Без необходимого инструмента работа эта оказалась не из простых, а мы потратили немало времени, пока наша посудина снова оказалась в рабочем состоянии.

По особому, необычному шуму мы определили, что приближаемся к Косой Шивере. Это не порог в полном смысле слова, а двухкилометровый, круто падающий спуск бешено мчащейся воды, сплошь утыканный огромными валунами. Пройти ее самосплавом нечего было и думать, и лодку с большим трудом спустили на веревке.

Прошло немного времени, и наше внимание привлек большой кусок бересты, приколотый к стволу сосны. На его белом фоне четко виднелись крупные, черные буквы. Пристали к берегу. На бересте углем было написано следующее: «Ушли, лодка на камне, все спасены», и следовало три фамилии потерпевших аварию. Около дерева с таким необычным посланием виднелись остатки от костра, валялись обрывки веревок и сломанный горбовик. Лодки, о которой упоминалось в записке, на месте не оказалось. Только спустившись ниже на несколько километров от места аварии, мы увидели деревянную, плоскодонную лодку, лежащую на песчанном левом берегу, на довольно большом расстоянии от воды.

От удара о камень дно лодки в носовой части было проломлено до сквозной дыры, а левый борт ее оторван от носовой карги до уключины. Думаем, что она во время аварии повисла на остром камне, пробившем дно, а затем прибывшей водой была снята и унесена течением до места, где и оказалась выброшенной на берег.

Впереди, с правой стороны, показались сразу две речки—Большая и Малая Зазара. Они разделены крутым, но не широким горным хребтом, поэтому впадают в Иркут близко одна от другой. Отсюда начинаются места, наиболее посещаемые иркутскими и шелеховскими рыболовами. Расстояние от Култукского тракта до Иркута равно десяти километрам, которое преодолевается в основном пешим ходом. Однако бездорожье не останавливает настоящих рыболовов–любителей от удовольствия посидеть у костра и отведать наваристой ухи из только что пойманной рыбы. Место здесь очень живописное, рыбное, и мы решили сделать остановку.

Палатку поставили около устья Малой Зазары, рядом с большим шалашом, обитатели которого куда–то ушли, наверное, к шумному порогу промышлять тайменя. После устройства табора и небольшого отдыха, мы также отправились к порогу, чтобы в спокойной обстановке, со стороны посмотреть творение природы и попытаться поймать на ужин немного свежей рыбы.

В обратный путь шли по тропе, проторенной немного в стороне от берега. К нашему немалому удивлению, среди камней увидели переднюю медвежью лапу, отрезанную у самого запястья. Лапа распространяла запах разложения, и нам пришлось ее захоронить.

Вечером к своему шалашу возвратились его обитатели. Это были рыболовы с шелеховского алюминиевого завода. Они оказались веселыми, общительными товарищами, не один раз проводили здесь свои отпуска и к нам отнеслись, как к старым знакомым. Когда мы сообщили им о странной находке, они рассказали нам о недавних событиях, в которых им тоже пришлось принять посильное участие.

Несколько дней назад, после посещения группы туристов, на горе возник лесной пожар, который быстро распространялся в сторону Иркута. Для его тушения прибыли работники лесной и пожарной охраны, люди из притрактовой деревни и рыболовы, оказавшиеся в районе пожара. Общими усилиями пожар удалось ликвидировать, и лесник делал на лошади контрольные объезды района, пораженного огнем. Однажды он обратил внимание на большое скопление ворон, собравшихся в одном месте. При осмотре этого участка он обнаружил павшую медведицу. Видимо, спасаясь от огня, она сорвалась с отвесной скалы и убилась о камни. Чтобы определить пригодность мяса для скармливания его на зооферме — отрезали переднюю лапу. Убедившись, что сделать это уже поздно, решили погибшего зверя сжечь на месте. Лапу, наверное, утащила собака лесника, которая сопровождала его при объездах участка.

Так, небрежно брошенный окурок или непогашенная спичка причинила большой вред не только прекрасному лесу, но и животному миру.

Весь следующий день занимались знакомством с Большой и Малой Зазарой, шумным порогом и местом жительства диких кабанов, которые в таежной глухомани организовали себе грязелечебницы. Судя по количеству «ванн» (углубления овальной формы, заполненные жидкой грязью), расположенных по болотистым берегам ручья, скрытого в зарослях кедрового, елового и пихтового леса, — кабанов, видимо было немало.

Вечером собрались опять около общего костра. Мы рассказали о наших приключениях, которые пережили по пути сюда, на что наши собеседники заявили, что мы еще дешево отделались. Часто бывают дела, куда хуже наших. И они рассказали следующую историю.

— На следующий день нашего приезда сюда мы собрались к шалашу пообедать, когда увидели двух человек очень странного вида, приближающихся к нам по берегу. Оба были в рваной одежде, один обут в ботинки, другой босой. На ногах веревочками привязаны дощечки, которые хотя и не способствовали быстрой ходьбе, зато предохраняли от холодных и острых камней. Мы сразу оказали им посильную помощь, накормили, а босому парню нашли подходящую обувь, в которой обычно сами отдыхаем от резиновых болотных сапог. Оказалось, что вдвоем они поднялись на моторной лодке вверх по Иркуту, где ранее охотились на изюбра. И на этот раз они забрались в такое место, где во время гона зверь охотно идет на трубу (труба — берестяное, деревянное или металлическое приспособление в виде конической трубы, при помощи которого охотник подражает голосам взрослых изюбров), следовательно, его легче добыть, а также избежать нежелательной встречи с работниками Государственной охотничьей инспекции.

Убив взрослого рогача, они разделали его тушу и решили не мешкая сплыть по реке, пока еще ранним утром на ней мало людей. По дороге внезапно заглох мотор. Лодка, груженная мясом, стала плохо управляема и на одном из особенно быстрых перекатов с ходу ударилась о камни и перевернулась. О спасении лодки и груза нечего было и думать. С большим трудом они спаслись сами. Один из потерпевших сумел снять с ног тяжелые резиновые сапоги и только после этого смог выбраться на берег. В таком виде они и предстали перед нами. Пришлось посочувствовать им и дать немного денег на проезд до города. А что делать? Встретились настоящие браконьеры, но ведь они тоже люди, и, может быть, после этого случая армия браконьеров убавится на два человека.

— Так что ваше путешествие супротив таких плачевных концов еще самое хорошее, — заключил рассказчик и посмотрел на нашу дюралевую лодку, которая, по его мнению, при ударе о камни также повела бы себя не лучшим образом.

— Бывают и забавные случаи, — вступил в разговор второй рассказчик. — На нашем заводе работает один товарищ. Наслушавшись рассказов о чудесной рыбалке и красоте места, где мы проводили свой досуг, он постоянно упрашивал нас взять его с собой. Но мы как–то привыкли ходить втроем и просьбу его под всяким предлогом отклоняли. Однако путь от тракта до устья Зазары растолковали подробно и весь маршрут изложили на бумаге. Прошло какое–то время, и наш товарищ не только перестал напрашиваться на рыбалку, но и вообще не поминал о ней. Позднее выяснилось, что он нашел себе напарника с автомашиной и решил съездить самостоятельно. Машину они оставили около тракта под надзором лесника, а сами отправились в десятикилометровый путь пешком. Встретившись с множеством заброшенных лесовозных дорог, они сбились с пути и забрели в такие дебри, что лучше некуда. Кругом кедровник, пихтач, ельник и прочая таежная растительность, среди которой проходила узкая тропинка. Шагая позади напарника, наш товарищ вдруг увидел медведя, стоящего около муравейника. Расстояние до него было небольшое, но медведь, занятый ревизией муравейника, не слышал шагов людей и, стоя к ним спиной, их не видел, поэтому никак не реагировал. Положение создалось критическое. Шедший впереди был уже в нескольких шагах от зверя, по, глядя себе под ноги, ничего не видел. Что оставалось делать идущему вторым? Если криком предупредить об опасности — можно выдать свое присутствие и, кто знает, чем может окончиться эта встреча! Остановиться и смолчать— значит предать товарища. Ведь его невнимательный спутник сдуру может лбом упереться прямо в медведя, занятого столь ответственным делом. На счастье, идущий впереди сам увидел ничего не подозревавшего зверя и метнулся назад со скоростью хорошего спринтера. Обратную дорогу до тракта они проделали с рекордным временем, несмотря на затяжной тенигус (тенигус — по–местному некрутой подъем длиной в несколько километров).

Может быть, мирно настроенный хозяин тайги и не сделал бы нашим друзьям никакого вреда, но встреча эта отбила всякую охоту появляться в местах, где за каждым деревом и камнем притаилось неизвестное.

Всему наступает конец. Пора и нам проститься с новыми друзьями и тронуться в путь. Зазарский порог прошли на лодке вдоль левого берега реки. После него начинается относительно спокойное течение, и теперь наконец можно отпустить из рук весла и осмотреться по сторонам. Еще несколько километров пути, и начнется третья часть Иркута. После Шаманки и Мот — деревень, расположенных на его берегах, вырвавшись из горных тисков, он протекает по широкой долине, обрастая множеством проток, «Островов и населенными пунктами, расположенными на самом берегу и в некотором удалении от него. Во время наводнений, река причиняет много бед жителям прибрежных деревень и садоводам. Песок, поднятый прибылой водой, замывает кормовые и зимовальные ямы, в результате в этих местах рыба не задерживается. Этот отрезок Иркута для рыбной ловли интереса не представляет, поэтому путешествие в Мотах мы прервали и, погрузив лодку на попутную машину, отправились домой.

Итак, мы снова дома. Окончилась, как говорил один наш старый друг, очередная авантюра.

Десять дней, до краев заполненных волнующими событиями, навсегда останутся в нашей памяти, а четыре тайменя, пойманные за время этого увлекательного путешествия, покажут всем, что испытания, выпадающие на долю рыболовов, иногда окупаются с лихвой.

Проходит время, и Иркут снова манит, будоражит воспоминаниями, где трагические события иногда превращаются в смешные. Но!.. манит он не только нас. Многие люди, собираясь в поход по его стремнинам, не представляют, что их ждет впереди. Кроме всего прочего, Иркут — река горная, поэтому уровень воды в ущелье может подняться выше нормы за очень короткое время на несколько метров. Вышедший из берегов — он страшен, и случалось не один раз, когда во время наводнений людей и животных при помощи моторных лодок и вертолетов снимали с крыш затопленных домов. Знакома нам и одна семья из трех человек, чудом спасшаяся на огромном дереве от внезапно разбушевавшегося Зун–Мурина, правого притока Иркута.

Излишнюю самонадеянность и легкомыслие Иркут не прощает и строго наказывает. Рыболовам, отважным, любознательным, основательно подготовленным к очень трудному и интересному путешествию, он откроет свою неповторимую красоту и неуемную силу. Таким смельчакам мы, участники этого нескладного похода, желаем доброго пути и большой удачи.

Заключение.

Родился я в Иркутске и прожил в нем три четверти века, с ранних детских лет увлекаясь любительской рыбной ловлей, имея счастливую возможность бывать на водоемах Приангарья в далекие годы, и не оставил этого занятия в настоящее время.

Подводя итог прошедшим годам, зная положение с рыбной ловлей сегодня, я с тревогой заглядываю в будущее.

Хорошо помню наши рынки в двадцатые и тридцатые годы, когда они изобиловали самой разной (нашей, а не заморской) рыбой по доступным ценам. На прилавках красовались байкальский омуль на любой вкус, хариус, ленок, таймень в рост человека и прочая речная и озерная рыба, которая привозилась в мороженном виде на санях, в коробах, плетенных из прутьев.

Все это благополучие постепенно начало сокращаться из–за развития промышленности в городах, вырубки лесов, применения химии в сельском хозяйстве. Началось упорное наступление на природу, которое очень скоро сказалось на экологии области. От лесосплава первыми пострадали наши чистейшие воды. Теперь мало кто верит, что даже Ушаковка в те годы была столь полноводной, что по ней сплавляли строевой лес, который задерживала запань, расположенная в черте города. Оставшись полуживой от лесосплава, она успешно загрязняется стоками от пивоварских скотокомплексов. Обмелевшую и обессиленную, перед впадением в Ангару, ее окончательно добивают промышленные воды завода им, В. В. Куйбышева. Теперь у хариуса, ленка, тайменя и даже у налима и гольяна отпала всякая охота заходить в нее на нерест и на летний откорм. Пойма реки осушается, вырубается и распахивается, поэтому ранее гнездившиеся здесь дикие утки и прочая пернатая дичь покидает эти места.

Видимо, скоро наступит такое время, когда одно из красивейших мест пригорода Иркутска предстанет перед глазами человека горами гравия, захламленными берегами, распаханными лугами и грязной водой, не пригодной для питья. Когда–то ушаковская вода славилась как целебная из–за минеральных источников, которые в нее впадали.

В черте города протекает очень живописная речка Кая. Протяженность ее 40 км, она берет начало от чистейших подземных источников, а в Иркут впадает в виде сточной канавы, которая не замерзает в самые крутые сибирские морозы. Вся эта гадость через Иркут попадает в Ангару. Некогда чистая и рыбная речка укорачивает век не только рыбе, но и живому миру.

Иркут в верхнем течении еще не успели отравить ядохимикатами и промышленными отходами, но многолетний сплав леса наложил отпечаток на состояние некогда чистой и очень рыбной реки. Наконец сплав запретили, однако на реку, не успевшую восстановиться, снова навалилась напасть. Примерно на участке длиной 50—60 км от устья реки началась промышленная добыча гравийно–песчаной смеси для иркутских, шелеховских и других строительных организаций и предприятий. Забирая гравий со дня реки на глубину в несколько метров, земснаряды уничтожают все живые существа, которыми питается речная рыба. Исчезают нерестовые перекаты и плесы, а уносимый водой песок покрывает толстым слоем оставшиеся кормежные места. Существовавшие ранее глубокие зимовальные ямы замываются песком, и рыбе теперь негде пережить долгую сибирскую зиму.

Такая же участь постигла почти все остальные реки области.

У нашей красавицы Ангары судьба еще более трагична. Остальные реки сохранили какое–то подобие своего первоначального вида. Ангара же и этого лишилась. Теперь есть Иркутское водохранилище, Братское, Богучанское и т. д. Там, где она еще течет, ничего не осталось от прежней. В ее истоке из–за подъема уровня на несколько метров течение уже не имеет того стремительного бега, которое тысячелетиями обтачивало камни и устилало ими свои берега. При малой глубине, большой скорости течения, и почти постоянном уровне воды в реке было несметное количество ручейников и веснянок. Старожилы говорили, что при выходе веснянок из воды паровозы, проходящие по Круго–байкальской железной дороге, буксовали. Из–за обильного корма по всей ширине и длине Ангары обитало большое количество разной ценной рыбы и прилетной водоплавающей дичи. Несколько тысяч птиц оставались на зимовку.

После строительства Иркутской ГЭС традиционные виды корма для рыбы резко изменились, т. к. ручейники и веснянки погибли. Некогда рыбные плесы опустели. Для диких уток тоже настали тяжелые времена. Большой уровень воды и малое течение помогает в пору рекостава льду продвинуться почти вплотную к байкальскому льду. Остается очень мало чистой (от льда) воды, что лишает уток корма и обрекает их на гибель. В критические моменты человек приходит птице на помощь, и наш чудо–уголок еще продолжает жить.

Ниже плотины ГЭС Ангара течет в своих старых берегах, но условия обитания рыбы на этом участке резко изменились. Уровень воды на протяжении дня может резко меняться, что сказывается на самочувствии рыбы. По настоянию инспекции рыбоохраны на период нереста администрация ГЭС придерживается одного постоянного уровня воды в реке. Рыба, поднявшись с нижних участков реки, мечет икру и уходит обратно, а для икры наступают трудные времена. Из–за работы турбин уровень воды может понижаться и икра окажется на сухом месте или подниматься, тогда быть икре на более глубоком, непрогретом месте. При больших перепадах и молодь гибнет на берегах, куда она по большой воде заходит в поисках пищи.

Кроме этого, действующие городские очистные сооружения не выдерживают критики. О степени очистки сточных вод ниже Иркутска можно судить по проплывающим около берегов предметам. Какой уж тут чай или уха из ангарской воды, если один большой плес, расположенный немного ниже Иркутска, известен у рыболовов под таким названием, что его нельзя поместить на страницах печати. Довершают безрадостную судьбу бывшей Ангары земснаряды, которые уничтожают острова, уродуют дно русла и проток, а также нефтебазы и предприятия, расположенные вдоль берегов, рыба от их отходов приобретает запах керосина.

Река Лена берет свое начало со склонов Байкальского хребта, который отделяет ее от Байкала расстоянием около восьми километров. Отчаянные туристы–рыболовы с походным снаряжением добираются по Байкалу до мыса Покойники (метеостанция Солнечная), штурмуют перевал высотой более 800 метров и спускаются с верховьев реки на подручных средствах.

В верхней части Лена несет чистые быстрые воды по районам Иркутской области, но чем дальше удаляется от истока, тем больше принимает в себя «прелестей» современной цивилизации.

В верховье, где нет еще развитой промышленности и не очень развито сельское хозяйство, большого урона ее здоровью пока нет. Однако тревожные признаки большого недуга уже есть. Была утечка полцистерны нефти, идет постоянный смыв удобрений с полей и большая вырубка леса. В двадцати километрах от рабочего поселка Качуг, по правому берегу реки, имеются наскальные рисунки, в мировой литературе известные как «Шишкинские писаницы», которым насчитывается более пяти тысяч лет. И чуть ниже их, по левому, очень живописному берегу Лены, украшенному каменными отвесами и распадками, образуются промоины, которые с каждым годом все увеличиваются. На плоскогорье, расположенном выше скального берега и имеющем наклон в сторону реки, сплошь вырублен и раскорчеван под пашню лес. Теперь дождевая вода, не задерживаясь, устремляется в распадки, и там, где приходилось проходить наверх тропами, — образовались промоины, в которых может поместиться пятиэтажный жилой дом. Падая с высоты, ливневая вода выносит каменные глыбы, красную глину, вывороченные деревья. В результате заиливается дно реки, погибают насекомые, замываются зимовальные ямы и выносами перегораживается русло реки. Из таких мест рыба уходит искать более подходящие условия жизни.

Теперь поднят вопрос о спасении Байкала и других водоемов. Их судьбу решают в высоких инстанциях, но и нам надо правде смотреть в глаза. Мы привыкли к сибирским масштабам и не бережем малого, надеясь, что на наш век хватит. Нет! Уже не хватает. В магазинах, кроме спинки минтая, ничего нет. Рыба, пойманная на Братском водохранилище, заражена глистами.

Преступно отнеслись к Байкалу ученые и хозяйственники. Речники порвали высоковольтную линию через Ангару в ее истоке и загубили уйму рыбы, выпустили солярку в районе Ольхонских ворот, усольские химики отравили сотни тонн рыбы в Ангаре. Такие деяния наших горе–хозяев можно перечислять без конца.

Я обращаюсь к истинным рыболовам–любителям — берегите нашу природу, богатства родного края. Нужно приучить людей к порядку и самим быть хозяевами на своей земле. Не проходить мимо, когда еще не вполне сознательно посетители лесов, рек, лугов и прочих мест загрязняют воду, вырубают лес, охапками рвут цветы, черемуху, багульник, оставляют после себя такое, что после них другим на этом месте не отдохнуть.

Кто бывал на Байкале в конце зимнего рыболовного сезона, тот видел, в каком «порядке» остаются брошенные Камчатки. Чтобы как–то скрыть хлам от посторонних глаз, а не убрать в положенное место, или увезти с собой, его опускают в лунки и он постепенно устилает дно Малого моря. Один знакомый рыболов рассказывал мне, как однажды летом он с аквалангом проплыл над дном рыболовного участка «Дэбей» и пришел в ужас от увиденного.

Не лучшим образом выглядят и берега после массового посещения рыболовов и диких туристов: порубленные деревья для костров и палаток, горы мусора на фоне красоты нашей природы, посмотреть которую люди едут за десятки тысяч километров.

На своем веку я многое видел хорошего, испытывал захватывающее чувство борьбы с крупными тайменями, любовался красотами нашего края. Моему сыну удалось еще в какой–то мере, уже довольно малой, увидеть еще и настоящую Ангару, не оскверненный Байкал, нетронутые леса и кедровую тайгу, а вот внуку остается только слушать рассказы о былых временах.

Вот теперь и думается, что если при жизни одного человека произошли такие изменения в природе и если в ближайшем будущем не будет круто изменено отношение к природе, то что ждет наших внуков, правнуков и следующие поколения?! Может, им и не понадобится опыт рыболовов–любителей, который копился годами и передавался от поколения поколению?

Цветные иллюстрации.

Цветные