Созвездие спящих детей

Я никак не пойму смысла этого слова — «свекровь»,

не могу разобрать — кто золовка, кто деверь, кто шурин…

Тихо льётся мука, словно тёплая белая кровь,

вижу: бабушкин лоб почему-то сегодня нахмурен.

Месит бабушка тесто, какие-то шепчет слова,

и святая вода выливается в белую миску…

А за длинным столом примостилась соседка-вдова:

как всегда, по слогам поминальную пишет записку.

То стрекочет сверчок, то собачий доносится лай,

вспоминает вдова, как пришла похоронка на мужа,

а с иконы на нас молча смотрит святой Николай,

на просторах России лютует январская стужа.

Здесь над белой мукою невидимый ангел летал,

сердце бедных детей защищая от смерти и мрака,

здесь когда-то мой дед у святого Матфея читал

родословье Христа: «Авраам же роди Исаака…»

Я не помню его, умер он до великой войны,

знаю: бабушка Библию в старый упрятала китель.

Ну, а я до сих пор всё томлюсь ощущеньем вины,

потому что не знала Твое родословье, Спаситель.

Не могла прочитать я и собственной книги родства.

Умер проклятый век — а теперь уже сделалось поздно.

В палисаднике вновь шелестит молодая листва,

но на лике Святителя брови сдвигаются грозно.

Я в помянник пишу: Параскева, Димитрий, Иван —

и коснеет рука, вспоминая о Божией каре…

Тихо бабушка Марфа садится ко мне на диван.

Помнишь ты, дорогая, кто Зару родил от Фамари?