Спартак

ПРЕДИСЛОВИЕ

Спартаку повезло в истории. Забылись многие политики, игравшие довольно крупную роль в истории, их имена и деятельность исследуют лишь специалисты-историки, тщательно сопоставляя различные документальные материалы, а вот имя и основные вехи жизни Спартака известны сейчас почти каждому школьнику, каждому грамотному человеку.

Почему так произошло? Почему имя и дела Спартака ярким метеором промелькнули в истории и оставили в ней неизгладимый след, а, например, имена таких крупных римских политиков, как Лутаций Катулл, Эмилий Лепид, Квинт Серторий, Гней Помпей, известны только специалистам? Почему забылись имена таких вождей восставших сицилийских рабов, как Эвн и Клеон, как Сальвий и Афинион, хотя и первое восстание рабов в Сицилии (138–132 до н. э.), и второе сицилийское восстание (104–101 дон. э.) были продолжительными (даже более продолжительными, чем спартаковское восстание) и собирали под свои знамена не меньшее количество восставших, чем спартаковская армия?

Почему? Мы бы сделали ошибку, если бы удивительную судьбу Спартака в мировой истории приписали только его выдающимся личным качествам, его полководческому и организаторскому таланту, его культурному кругозору, гуманности и благородству, бесстрашию и одухотворенности высокими идеалами борьбы за свободу человеческой личности. Бесспорно, всеми этими качествами Спартак обладал, и это обстоятельство делает его личность одной из самых привлекательных в мировой истории. Но дело не только в этом. Великая личность раскрывается во всей своей полноте, проявляет заложенные в ней качества лишь в определенной исторической обстановке, в конкретных исторических условиях.

Общая историческая ситуация в Риме последнего века до нашей эры оказалась именно такой, когда сложились условия для столь мощного революционного взрыва, как восстание италийских рабов 74–71 годов до н. э., а во главе его оказался выдающийся вождь. Таким вождем и стал Спартак. Иначе говоря, Спартак был не снизошедшим свыше героем, а плоть от плоти своей эпохи, своего класса, класса италийских (в широком, то есть средиземноморском смысле) рабов, так сказать, сыном своего времени.

Вот почему, чтобы понять феномен Спартака, особенности его незаурядной личности, величие его дел и его историческое значение, необходимо знание исторических особенностей того времени, на котором развертывалась героическая деятельность этого замечательного исторического деятеля.

Итак, что же представляло собой римское общество конца II — первой четверти I века до н. э.? Почему именно в это время созрели условия и для вспышки грандиозного рабского восстания, и для появления его выдающихся представителей, достойно возглавивших это крупнейшее революционное движение своего времени?

Римское общество конца II — первой четверти I века до н. э. — это прежде всего бурно развивающееся общество; рабовладельческие отношения в Риме приближались к своему апогею, своей вершине. Особенно заметным было экономическое развитие, создание сложной и относительно производительной экономики, основанной на рабстве. Это предполагало прежде всего развитие главной ветви античного хозяйства — сельскохозяйственного производства. Именно во II–I веках до н. э. в римском сельском хозяйстве формируется новая структура, предполагающая преимущественное развитие интенсивных отраслей: оливководства, виноградарства, выращивания плодовых деревьев и овощей. Больших успехов достигает хлебопашество. Традиционное скотоводство трансформируется в высокодоходное стойловое животноводство, предполагающее постоянную кормовую базу, рациональные методы откорма скота, его селекцию и получение больших доходов. Выделяется такая ветвь животноводства, как птицеводство, превращающееся в высокодоходную отрасль. Осваиваются новые земли, ранее считавшиеся неудобными, корчуются леса, вырубаются кустарники, осушаются болота, расширяется сельскохозяйственная площадь.

II–I века до н. э. — время бурного развития городов и городской жизни, расширение и благоустройство существующих городов, возникновение новых из племенных центров и поселков. Резко возрастает численность городского населения, которое пополняется за счет уходящего из сельской местности разоряющегося крестьянства, за счет прибывающего из провинций разного люда, и в первую очередь свозимых в Италию многочисленных рабов. Резко возрастающее городское население, естественно, теряет связи с земледелием, активно включается в ремесленное производство, торговые и другие коммерческие операции, а то и просто превращается в не занятое трудом население, античный люмпен-пролетариат. Этот люд нужно было кормить, и потому возникает большая потребность в решении продовольственной проблемы. Требуется значительно большее количество продовольствия, чем это было раньше. Эти возрастающие потребности могло удовлетворить лишь динамичное сельское хозяйство — прежде всего самой Италии, но также и продовольствие, выкачиваемое римлянами из завоеванных провинций.

Бурная урбанизация Италии вела к созданию благоприятных условий для успехов ремесленного производства в городах и интенсивных торговых и всяких других коммерческих операций, естественным средоточием которых были прежде всего города. Основой хозяйственного развития римского общества было прежде всего широкое внедрение рабского труда в римскую экономику и возможность вложения различных материальных средств, выкачиваемых завоевателями-римлянами из провинций. В книге В. А. Лескова хорошо показаны методы управления провинциями со стороны римских наместников на примере Сицилии. Наместник этой богатой и развитой в хозяйственном отношении провинции Гай Веррес, пользуясь своей бесконтрольной властью, беззастенчиво вымогал, попросту занимался неприкрытым грабежом, начиная с продовольствия и кончая предметами греческого искусства. По сведениям Цицерона, Веррес за три года своего правления награбил огромную добычу — в 40 (!) миллионов сестерций. Эти награбленные ценности, толпы рабов, захваченных во время войн, порабощенных за долги, по большей части переправлялись в Италию, вкладывались в организацию поместий в сельской местности и рабовладельческих мастерских в городах.

Подъем римской экономики, увеличение продуктивности рабовладельческих вилл и ремесленных мастерских было возможно только за счет более изощренной, более умелой организации рабского труда, более многообразной ее эксплуатации, за счет более обильного пота и крови беспощадно эксплуатируемых невольников. Увеличение нормы и степени эксплуатации рабов, естественно, было источником большого социального напряжения, питало непримиримое противоречие между рабами и их владельцами. Только на фоне такого коренного противоречия возможны были проявления конкретных вспышек классовой борьбы, высшим из которых было спартаковское восстание.

Однако острые классовые противоречия, большое социальное напряжение в римском обществе создавали лишь основу для открытых классовых конфликтов. Для того чтобы на этой основе мог развиться открытый классовый конфликт и воплотиться в конкретное вооруженное восстание, необходимы были и другие факторы, в частности характер взаимоотношений других классов римского общества и состояние политической власти, того аппарата насилия, который обеспечивает господствующему классу, в данном случае рабовладельцам, возможность их паразитического существования.

Опять-таки и здесь положение было благоприятным для возникновения мощного революционного взрыва. Римское общество II–I веков до н. э. было наполнено социальными конфликтами внутри свободного населения. Эти конфликты дополнили и расширяли основное классовое противоречие между классами рабов и рабовладельцев. Прежде всего следует отметить, что свободное население римского общества не было однородным, оно делилось на разные классы и социальные прослойки. Классу римских господ, землевладельцев, коммерсантов, собственников мастерских, кораблей противостоял класс мелких производителей, бедных земледельцев, ремесленников, торговцев, не применяющих рабской силы и живущих трудом собственных рук. Этот класс мелких производителей страдал от произвола высших классов и ненавидел их, хотя характер этих противоречий был иной, чем у рабов как таковых. Разоряющиеся земледельцы, ремесленники-бедняки, с трудом сводящие концы с концами, арендаторы, батраки, влачащие жалкое существование мелкие торговцы требовали более прочных условий своего существования, гарантированного участка земли, экономического порядка, протекции государства. Линия противоречий: господствующий класс — мелкие свободные производители отчетливо прослеживается в последние столетия Римской республики. Она, в свою очередь, осложняла общую социальную обстановку Рима конца II — первой четверти I века до н. э.

Развитие рабовладельческих хозяйств наносило определенный ущерб существованию мелкого производства, делало его нестабильным, и это в целом питало недовольство малоимущих свободных людей. В таких условиях часть недовольных условиями своего существования свободных мелких производителей могла использовать революционное движение рабов в своих целях, часть даже принять участие в самом движении, о чем сообщают наши источники. Тем не менее было бы неправильно полагать, что на почве обостряющихся социальных противоречий конца II — начала I века до н. э. создавались условия для своего рода союза римских рабов и свободной бедноты, римского плебса. Подобная точка зрения была высказана в 30-х годах прошлого века в советской историографии (в частности, ее развивал крупный советский ученый А. В. Мишулин, автор известной монографии «Спартаковское восстание»). Однако исследования советских специалистов более позднего времени показали, что линии борьбы рабов с рабовладельцами и разоряющегося римского плебса за свои права мало пересекались друг с другом, и каких-либо серьезных оснований для совместного объединения этих линий классовой борьбы в Риме не было.

Да и общая ситуация среди римской правящей элиты в целом была достаточно сложной. Правящий класс не был единым и монолитным: он был расколот на разные социальные слои. Нобилитет, всадничество, местная верхушка италийских городов, провинциальные богачи при едином отношении к развитию рабовладельческих отношений имели разные интересы, которые не совпадали друг с другом, имели разные социально-политические программы дальнейшего развития и за осуществление этих программ вели ожесточенную политическую борьбу, перераставшую зачастую в кровопролитные вооруженные столкновения.

Эта внутриполитическая борьба разных фракций господствующего класса ослабляла в целом силу и мощь республиканского государственного аппарата, создавала слабые места, через которые могло прорваться недовольство угнетенных классов. Более того, отдельные политические группировки правящего класса пытались использовать растущее недовольство основных слоев производителей, в том числе и рабов, в своих узкокорыстных целях. Тем самым они создавали благоприятные условия не только для созревания, но и вспышек такого недовольства, проявления социального напряжения в виде вооруженного восстания.

В предлагаемой читателю книге В. А. Лескова этот момент показан достаточно убедительно и подробно. Конечно, сказанное никоим образом нельзя понять как создание своего рода, хотя бы даже временного, альянса между отдельными политическими группировками римской аристократии и восставшими рабами, между отдельными римскими политическими деятелями, будь то Эмилий Лепид, Каталина или Серторий, и, например, Спартаком. Здесь позиции сторон были жестко непримиримы и абсолютно ясны. Речь могла идти лишь об использовании осложнившейся ситуации в результате вспыхнувшего восстания в интересах той или иной аристократической группировки, не более.

И еще один немаловажный момент общей социальной обстановки в Риме накануне восстания Спартака: о характере взаимоотношений между Римом и превращенными в римские провинции эллинистическими государствами или отдельными странами, между римской аристократией и провинциальным населением. Эти отношения были достаточно острыми и еще более накаляли общую напряженную социальную обстановку. Римляне рассматривали свои провинции как доходные поместья римского народа, то есть области, предназначенные, так сказать, по своему юридическому положению быть объектом неприкрытой эксплуатации. И эта эксплуатация осуществлялась в самых циничных формах: в виде колоссального налогового обложения, официальных многочисленных поборов и реквизиций, сбором средств для содержания наместника, его аппарата и вооруженного контингента, состоящего при нем, в форме полуофициального ограбления компаниями римских коммерсантов-откупщиков, свирепого долгового права и т. п. Обираемое римскими должностными и частными лицами провинциальное население, включая провинциальную знать, выражало глубокое недовольство террористическими методами римского управления. Провинциальная знать в целом поддерживала римскую власть как основу стабильного социально-политического порядка, но добивалась смягчения жестоких методов управления, требовала допуска к делам своей провинции и государства в целом, в то время как низы провинциального населения выступали против власти римских завоевателей, за свободу своей страны, за отделение ее от римского государства.

Положение в провинциях было очень сложным, и Римскому государству приходилось выступать против постоянных вспышек провинциального сепаратизма, держать в провинциях сильные армейские части. Недовольством провинциального населения пытались воспользоваться правители соседних с римскими провинциями государств. Так, царь небольшого Понтийского царства энергичный Митридат VI Евпатор попытался использовать слабость римской власти в восточных провинциях, недовольство ее деспотическими методами и путем военных действий свергнуть римское господство в Малой Азии, создать собственное обширное государственное образование. К тому же Митридат, желая ослабить своего противника — Римскую республику, — проводил демагогическую политику поддержки народных движений в провинциях, предоставлял рабам свободу в захваченных им городах, использовал эскадры средиземноморских пиратов, действующих на римских коммуникациях, установил контакты с римской оппозицией, ведущей вооруженную борьбу в Испании против римского сената, во главе с Серторием. Не исключено (во всяком случае, это вполне укладывается в русло общей политики Митридата, не пренебрегавшего поддержкой любого врага Рима), что Митридат мог связаться со Спартаком и другими руководителями восстания для известной координации своих действий против римской армии Лициния Лукулла, действующего в Малой Азии. Все это очень возможно, хотя в распоряжении науки отсутствуют ныне данные, прямо подтверждающие это положение. Тем не менее автор данной работы, используя косвенные свидетельства, в определенной степени прав, допуская такое сотрудничество между предводителем восставших рабов и восточным царем.

Как бы там ни было, положение в римских провинциях было еще одним источником социальной напряженности в Римском государстве. Вообще оно составляло часть того общего социально-политического фона, на котором развернулось спартаковское движение.

Итак, 70-е годы были временем большой напряженности в классовых и социальных отношениях в римском обществе, временем обострения разных линий классовой и социальной борьбы. Таков был социальный фон восстания. Конкретно разные линии социально-политических противоречий реализовались в напряженной борьбе римского плебса за отмену сулланской олигархии, восстановление полномочий народного собрания и прав народных трибунов, решение долгового вопроса, возвращение к дешевым ценам на продаваемый хлеб, что нашло свое выражение в движении Эмилия Лепила. В Испании остатки марианцев во главе с Серторием сумели завоевать расположение провинциалов своей либеральной политикой, так резко контрастирующей с террористическими методами управления, поощряемыми сенатом, создали сильную армию и представляли большую угрозу для власти римского сената. Наконец, во второй половине 70-х годов понтийский царь Митридат вновь попытался использовать социальную напряженность и ненависть провинциального населения к Риму в восточных провинциях. После тщательной подготовки он начал решающую войну за свои интересы. Еще одна римская армия вынуждена была воевать на Балканах с фракийцами, опустошавшими северные границы провинции Македонии. Нам мало известно о таких периодах римской истории, когда основные римские армии были заняты тяжелыми войнами в провинциях, при общей накаленной социальной обстановке в центре государства — в Италии, при взаимной грызне среди разных групп римской аристократии. Сложилась благоприятная общая обстановка для того, чтобы недовольство рабов своим тяжелейшим положением, накопившаяся ненависть получили благоприятную историческую возможность для своего проявления в форме вооруженного восстания.

Восстание 74–71 годов до н. э. получило вполне единодушную оценку у всех специалистов как рабское восстание, восстание италийских рабов, хотя некоторые источники упоминают об участии в восстании и некоторых категорий свободных людей. Однако последних, бесспорно, было ничтожное меньшинство, и это никак не меняет общего характера восстания как сугубо рабского. Насколько нам известны исторические источники, спартаковское восстание имело наиболее ярко выраженный классовый характер по составу своих основных участников. Среди восставших бойцов в 74–71 годах до н. э. было меньше представителей других классов из свободных или зависимых людей (не рабского статута), чем, например, в 1-м или 2-м Сицилийском восстании, не говоря о каких-либо других восстаниях в странах Древнего Востока или Древней Греции. Иначе говоря, спартаковское восстание лучше, чем какое-либо другое, отражает особенности классового антагонизма рабов против рабовладельцев, его, так сказать, сильные и слабые стороны, его организаторские возможности, взаимоотношения с другими социальными слоями и государством, его военные потенции, его программные установки и его историческое значение.

Восстание италийских рабов некоторые наши источники и вслед за ними некоторые современные историки называют гладиаторской войной. Вряд ли следует признать такое определение точным и отражающим существо спартаковского революционного взрыва. Спартаковское движение было восстанием всех категорий италийских рабов, а не только гладиаторов. Верно, что восстание началось с заговора в одной из гладиаторских школ города Капуи, что сам Спартак, его ближайшее окружение — Крикс, Эномай, Ганник, Каст и другие были гладиаторами. По всей вероятности, высший и средний командный состав в повстанческих легионах состоял из бывших гладиаторов — мужественных, хорошо тренированных, знакомых с военным делом, бесстрашных людей. Однако все имеющиеся в нашем распоряжении данные о комплектовании спартаковских отрядов свидетельствуют о том, что рабы разных профессий, и прежде всего сельские рабы (движение повстанцев шло главным образом по сельской местности), составляли основной контингент повстанческой армии. Здесь были и пастухи-рабы со скотоводческих пастбищ Лукании и Апулии, которые составили знаменитую рабскую кавалерию, не раз опрокидывавшую римские легионы. В рядах повстанцев находились и городские рабы, особенно полезны были рабы-ремесленники, работающие над производством оружия, которого повстанцам всегда не хватало.

В научной литературе о спартаковском восстании большое внимание уделялось вопросу о племенном составе повстанцев. Высказывались предположения о том, что спартаковская армия состояла, так сказать, из отдельных корпусов германцев, галлов, самнитов, фракийцев. Эти предположения были, видимо, навеяны различным племенным происхождением руководителей восстания (из них один был фракиец Спартак, другой — германец Эномай, третий — самнит Крикс и т. д.), а также условными обозначениями разных групп гладиаторов, которым обычно произвольно давали вооружение и название: «фракиец», «самнит», «галл» ит. п. Бесспорно, громадное большинство рабов в Италии начала I века до н. э. были доставлены сюда из разных стран Средиземноморья, в том числе из Галлии, Германии, Фракии, Испании, Африки, Малой Азии, Греции, Македонии и других стран, и национальный элемент играл немаловажную роль в быту, поведении, религиозных верованиях италийских рабов.

Но вряд ли правомерно подчеркивать только этот аспект. За долгие годы пребывания в рабстве различия в происхождении сглаживались, рождались устойчивые элементы новой, так сказать, рабской психологии, поведения и культуры рабского класса в целом. Во всяком случае, в нашем распоряжении нет надежных данных, которые могли бы подтвердить гипотезу о существовании особых корпусов повстанческой армии, которые формировались бы по племенному признаку. Более вероятно другое предположение: что спартаковские легионы и конница формировались по существу военных нужд, по степени вооруженности, выучки бойцов, тактическим данным, хотя нельзя исключать целиком и племенной признак комплектования. Во всяком случае, на современном этапе исследования нельзя преувеличивать племенное деление спартаковской армии вплоть до того, что возводить к ним программные или иные разногласия в движении в целом.

Вопрос о программе восстания — один из самых интригующих и самых спорных вопросов спартаковского восстания. В исторической литературе существуют самые разные точки зрения на этот счет: от приписывания Спартаку сознательных и продуманных планов построения чуть ли не бесклассового справедливого общества до нехитрого плана вывода рабов германского, галльского или фракийского происхождения из пределов Италии на свою первоначальную родину. В распоряжении ученых слишком мало данных, чтобы ответить на этот вопрос исчерпывающе и вполне достоверно. Тем не менее даже без предположительного ответа — в порядке гипотезы — обойтись невозможно. Естественно, дается свой ответ и в предлагаемой вниманию читателей книге. Сущность этой программы автор видит в том, чтобы сокрушить Римское рабовладельческое государство. Для этого Спартак и его ближайшее окружение пытались использовать все оппозиционные римскому сенату силы, включая армию Сертория, марианское движение в Италии, военную мощь Митридата VI, средиземноморских пиратов. Уничтожение Римского государства должно было быть дополнено если не полной отменой, то, во всяком случае, сильным смягчением рабства и созданием нового общественного порядка в духе «заветов предков».

Конечно, такое авторское понимание программы восставших уязвимо. Но как одно из предположений, имея в виду большую неясность вопроса, оно имеет право на существование. Во всяком случае, не приходится отрицать наличие социальных моментов в спартаковской программе, хотя бы в форме фантастически-религиозных (вроде мечты о государстве Солнца и обществе гелиополитов, как это было в народном восстании Аристоника в Пергамском царстве в 132–129 годах до н. э.). Неправомерно (нет фактов!) сводить программу восставших к элементарному выводу в места первоначального обитания и самороспуску повстанческих легионов.

Таковы некоторые, так сказать, общие особенности спартаковского восстания — так, как они понимаются в современной историографии и как они представлены в настоящей книге.

На фоне всех вышеуказанных событий становится понятной деятельность главного действующего лица — фракийца Спартака и самого восстания италийских рабов. История, исторический процесс не абстрактны. История не безлика. Она делается конкретными людьми, наделенными волей, умом, страстями. Великая эпоха рождает и великие личности. Как было сказано, последнее столетие Римской республики было необычной эпохой римской истории, когда традиционный порядок полисного типа, который мы называем Римской республикой, пережил серьезный кризис, показывал свою историческую обреченность перед лицом развивающегося классического рабства, усложнившейся социальной структуры римского общества. На смену традиционным полисным порядкам шел новый — рождалась империя. Любопытно, что именно на этом разломе римской истории мы сталкиваемся с особой насыщенностью исторического процесса важными событиями, с таким обилием крупных политических и культурных деятелей, которых принято называть великими, какого не рождала римская история за предшествующие несколько сотен лет: братья Гракхи, Марий и Сулла, Помпей, Катилина, Цезарь, Цицерон, Лукреций, Катулл, Варрон и многие другие.

В их ряду достойное место занимает и вождь революционного движения италийских рабов фракиец Спартак. Читатель, наверное, обратил внимание, как часто мы называем революционное движение 74–71 годов до н. э. восстанием Спартака, спартаковской войной. И это, конечно, не случайно. Такое крупное историческое событие, как восстание италийских рабов, носит на себе неизгладимый отпечаток личности его вождя Спартака, также как лучшие качества вождя объясняются особенностями и характером рабского восстания. К. Маркс очень тонко отметил центральную особенность личности Спартака, назвав его «истинным представителем античного пролетариата», понимая под последним основной производящий класс римского общества — рабов. Этим объясняются особенности личности Спартака, которая как бы вобрала в себя и дала полное проявление лучших сторон римского рабского класса. Общим местом всей античной идеологии, глубоко рабовладельческой, была презрительно-пренебрежительная характеристика рабов как нелюдей, полулюдей, лишенных элементарных основ морали, нравственности и культуры. Раб по своей природе не человек, он близок к животным, он лишен добродетели, чувства долга, чести, он груб, недоступен тонким движениям человеческой души, лжив, коварен, жесток.

Личность Спартака многогранна, и в предлагаемой книге как раз много внимания уделено именно личности Спартака, и притом в процессе многоплановой деятельности Спартака, так сказать, в жизни, а не в статике. Хотелось бы подчеркнуть несколько моментов и разъяснить некоторые черты его личности, которые, может быть, вызовут сомнение. Одно из таких сомнений может вызвать характеристика Спартака как хорошо образованного, культурного человека. Казалось бы, это особенность, совершенно не свойственная если не персонально Спартаку, родившемуся, видимо, в достаточно культурной фракийской семье, то римскому рабу как таковому. Здесь необходимо некоторое разъяснение. Дело в том, что представлять себе римского раба I века до н. э. как забитую, жалкую, невежественную личность, тупо выполняющую свою работу, как домашнее животное, было бы неверно. В условиях римского классического рабства, когда рабский труд овладел производством и глубоко проник во все поры римского общества, рабовладельцы были вынуждены дать части своих рабов возможность быть грамотными, сведущими в некоторых вопросах, например правовой компетенции, чтобы умело вести дела своего хозяина. В Риме именно в I веке до н. э. выделился из общей массы слой, занятый интеллектуальной работой, — своего рода рабская интеллигенция, которая обслуживала паразитирующих римских рабовладельцев. Рабы — философы, архитекторы, скульпторы, писатели, библиотекари, писцы, редакторы — были в каждом аристократическом доме.

В этом отношении Спартак, получивший в молодости неплохое образование, видимо, знал литературу и философию, был не чужд прогрессивным течениям эллинистической философии, мог слушать философов и ораторов в Риме и Капуе. Он, конечно, знал учение стоиков о природном равенстве людей и рабстве как институте, противоречащем человеческой природе. Видимо, знал он и о некоторых утопических проектах переустройства общества, которые стали распространяться в период эллинизма, в частности, учение Аристоника и Блоссия, друга Тиберия Гракха, о создании государства Солнца и справедливом обществе гелиополитов.

Как всякий культурный человек, Спартак был воплощением человеческого благородства. Враги Спартака, немало от него претерпевшие, и выразители их чувств, римские писатели, почти единодушно (редчайший случай в наших источниках) отмечают благородство, великодушие, храбрость — лучшие человеческие качества у Спартака. Спартак не объявлял себя царем, как Евн или Сальвий в Сицилии. Он был чужд корыстолюбия и накопления богатств, был бесстрашен и осмотрителен, умерен и справедлив. Он показал себя заботливым командиром и верным товарищем. Именно эти качества следует особо отметить как проявления лучших сторон рабов-тружеников, которым представители рабовладельческой идеологии отказывали даже в обычных человеческих качествах.

И еще один немаловажный аспект личности Спартака — его полководческое искусство. Римские авторы очень высоко оценивают военное искусство Спартака, которого иногда сравнивали с одним из самых талантливых полководцев древности — Ганнибалом. Фронтон, авторитетный оратор и преподаватель в Риме (II век н. э.), называет Спартака самым выдающимся полководцем из всех. Такие оценки в устах противников, конечно, заслуживают самого пристального внимания. И дело не только в общих оценках (хотя они базировались на громадной литературе, не дошедшей до нас!). Анализ военных действий и методов формирования повстанческой армии показывает несомненный полководческий талант Спартака. Из случайно сбежавшихся, не обученных военной дисциплине (нередко не признававших ее!) разношерстных контингентов, не имея денег, какой-либо базы для производства вооружения, создать боеспособную армию, вооружить ее и наносить тяжелые поражения знаменитой римской легионной пехоте мог только выдающийся полководец и организатор.

Спартак сформировал свою армию по принципу римской военной организации как самой лучшей для того времени. Но гениальность Спартака состояла еще и в том, что зорким взглядом он видел недостатки римской военной организации и внес в нее ряд усовершенствований. В частности, Спартак усилил роль кавалерии, увеличил значение легковооруженных частей, избавил армию от громоздких обозов, что сделало повстанческую армию более маневренной, способной к быстрым и неожиданным перемещениям, что не раз приводило спартаковцев к победам над более громоздкой легионной организацией. На высоком уровне была разведка повстанцев. Через два десятилетия именно Цезарь начал реформирование римской армии в этом же направлении. Не исключено, что Цезарь здесь использовал опыт рабского вождя, который выступал некоторым образом как предшественник Цезаря, как реформатор вооруженных сил.

Спартак показал себя великолепным тактиком, умело сочетающим нападение и оборону, военные ловушки и сокрушительные атаки. Он показал образцы умелого маневрирования. Оказавшись зажатым между двумя консульскими армиями в Пицене и попав в критическое положение, Спартак благодаря быстроте действий и введению в заблуждение своих противников сначала всей мощью сокрушает одного консула, затем другого. Он блестяще решил сложную задачу прорыва мощных оборонительных сооружений Красса в Брутии. В последнем сражении около Брундизия он повторяет маневр Александра Македонского при Иссе (333 год до н. э.).

Спартак, как настоящий полководец, понимал важность дисциплины и высокого морального духа рядовых воинов, доверия и близости между полководцем и рядовым воином. Вся его деятельность показывает, что он добился своих целей: он был близок своим воинам, и они, несмотря на отдельные эксцессы, соблюдали воинскую дисциплину в течение всех военных кампаний.

Предводителю такого сложного движения, каким было восстание рабов 74–71 годов до н. э., неизбежно приходилось решать не только военные, но и политические вопросы: отношение к различным политическим силам в Италии, в самом Риме, и в провинциях, с Митридатом, с пиратами, с населением завоеванных городов и деревень Италии. Нам очень плохо известна эта сторона деятельности Спартака. Здесь мы вступаем в область догадок. Но, насколько позволяют судить наши источники (например, сам маршрут движения повстанческой армии, отсутствие жалоб местных жителей на притеснения), Спартак умело решал и эти сложные проблемы.

Автор настоящей книги склоняется к мысли о наличии контактов Спартака — явных и тайных — с различными представителями римского политического мира до восстания и во время восстания. Представляется, однако, более справедливой точка зрения, распространенная в научной литературе, о практической невозможности таких сношений или по крайней мере о их минимальности. Отказ Красса вести переговоры со Спартаком характеризует в целом сугубо отрицательное отношение римской аристократии всех оттенков, включая оппозиционные круги, к переговорам с предводителем восставших рабов. Конфликт был слишком глубок, чтобы об этом могли забыть как римские аристократы всех политических оттенков, так и сами предводители восставших рабов.

Подводя некоторый итог характеристике личности Спартака, можно сослаться на чеканные формулировки К. Маркса: «Великий, генерал… благородный характер, истинный представитель античного пролетариата». Нужно сказать, что в настоящей книге характеристика именно личности Спартака, его культурного кругозора, его человеческих качеств, его полководческого и политического талантов дана более обстоятельно и полно, чем в каком-либо другом труде, посвященном Спартаку.

И последний вопрос: каково историческое значение, с одной стороны, революционного движения 74–71 годов до н. э., с другой — личности предводителя, гениального Спартака? Восстание италийских рабов второй половины 70-х годов I века до н. э. было порождено глубинными процессами развития рабовладельческого общества, отражало основное классовое противоречие этого общества. Это восстание показало, что его острота стала такой, что потребовала со стороны правящего класса новых мер по обеспечению социального порядка. Это восстание показало, что традиционный государственный аппарат Римской республики слишком слаб, раздроблен, неэффективен, чтобы успешно осуществлять основную функцию по подавлению недовольства основного класса-антагониста. Эти новые задачи по укреплению социального порядка и рабовладельческого государства были возложены историей на рождающуюся Римскую империю. Вот почему спартаковское движение может рассматриваться как один из важнейших факторов в сложной эволюции римского общества, от полисных республиканских структур к общественно-политическим порядкам средиземноморской Римской империи.

Героическая личность вождя этого революционного движения Спартака навсегда вошла в историю. Она вошла в римскую, а затем и мировую историю прежде всего как личность руководителя и организатора такого яркого исторического события, как революционное движение италийских рабов. Личность Спартака оказалась уникальной. В ней воплотились лучшие качества италийских рабов как основного производящего класса. Спартак как носитель этих качеств столь контрастировал с традиционной характеристикой рабов, что его личность не могла не остаться в памяти как своего рода неповторимое явление.

Среди великих деятелей этого переломного этапа римской истории Спартак — безотносительно к тому, чьи классовые интересы он выражал, — предстает выдающимся полководцем и политиком, и это всегда привлекало внимание не только друзей, но и врагов.

В глазах же римских рабов Спартак стал героем, благоговейно почитаемым бесчисленными поколениями, пришедшими на смену повстанцам 74–71 годов до н. э., как символ их чаяний и надежд на избавление от их рабской доли, как концентрация их лучших человеческих и интеллектуальных качеств, как образец беспредельной преданности идеалам труда, гуманности и благородства. Это отношение к Спартаку после гибели Римского рабовладельческого государства было воспринято представителями прогрессивных политических направлений, народных движений. Имя Спартака стало символом борьбы за человеческую честь, свободу и лучшие стороны человеческой личности вообще и тем самым было органически включено в ткань современной цивилизации.