Спасай и женись

11

Жора открыл глаза и сразу увидел Лизу. Она сидела в углу и смотрела на него, робко улыбаясь. Чему она улыбается, раздраженно подумал капитан Волков. И почему она все время подпрыгивает?

Почему подпрыгивает, выяснилось быстро. Потому что он тоже подпрыгивал. И все вокруг подпрыгивало, ибо они находились в закрытой наглухо «газели», которая, судя по всему, ехала по ОЧЕНЬ плохой дороге.

События прошедшего утра тоже подпрыгивали и медленно укладывались в стройную картину. Жора осторожно подвигал руками и ногами, сел, морщась от противного металлического привкуса во рту… «Черемуха семь», кто понимает, штука мерзкая, убойная, но не смертельная, слава богу. И что удобно, вырубает только того, в кого выпущена. Только вот незадача — в обычном магазине ее не купишь, нужен специальный допуск.

Факты, фактики и обломки фактов неуклонно сползались в одну ясную и стройную линию. В принципе, все хорошо, Лизка цела и невредима, только вот непонятно, почем она совершенно не выглядит испуганной…

Жора сел поудобнее и начал:

— Лизавета, ты только не пугайся и не паникуй. Твоя задача — держаться все время сзади меня…

— Да, мой генерал.

— Перестань лыбиться, я, конечно, ас, но бывает всякое…

— Жор, я должна тебе кое-что сказать…

— Лиза, давай потом, а? Вот выберемся отсюда…

— Жор, ты не волнуйся. Понимаешь, это все немножечко…

— Волынская, заткнись.

— Хорошо, хорошо, хорошо. Можно, я тебя поцелую?

— Лизка!

— Жор, ну ты представь, вдруг это наша последняя возможность накануне гибели…

Жора аж попятился. В полумраке зеленые глазищи Лизы Волынской горели, как у кошки, алое платье сползло, практически обнажив грудь, и ползла к нему Лиза Волынская на четвереньках, вполне недвусмысленно облизывая улыбающиеся губы…

Может, и к лучшему, что она даже не понимает всей степени опасности, подумал Жора, осторожно обнимая гибкое тело, прижавшееся к нему, и целуя Лизу в губы. Лишь бы Заяц не ошибся…

Она таяла от возбуждения, погибала от желания, и тонкий шелк казался шершавым брезентом, царапающим пылающую кожу. Она оседлала Волкова, прильнула к нему, торопливо рвала пуговицы его рубашки, изнемогая от желания прикоснуться к его груди, ощутить тяжесть его тела, вдохнуть его запах, ставший таким родным за эти трое суток — самых счастливых суток в ее жизни.

Опасность возбуждает — особенно когда ты точно знаешь, что все кончится хорошо.

Лиза повела плечами — и шелк соскользнул к талии. Жорка громко и прерывисто вздохнул, его ладонь накрыла Лизину грудь, заскользила ниже, по животу, и она выгнулась в бешеной судороге накатывающего оргазма…

Он еще пытался сопротивляться, когда она вцепилась в ремень брюк, но силы были неравны — с одной стороны один Жора Волков, с другой союз Лизы и Жориных первобытных инстинктов. Единственное, что Волков не позволил с собой сделать, так это раздеть себя полностью…

Они взмыли в небеса, на этот раз в ускоренном темпе, потому что опасность будоражила и подстегивала, торопила, не давала насладиться друг другом медленно, но зато дарила острое, звериное чувство насыщения. А потом руки Волкова вдруг превратились в стальные клещи, он оторвал разгоряченную Лизу от себя, торопливо привел одежду в порядок и почти грубо натянул на нее платье. Она приходила в себя медленнее, тяжело дышала, словно загнанная лошадь, смотрела на своего мужчину потемневшими от возбуждения глазами…

Машина больше не качалась. Они остановились. Лиза расслышала голоса снаружи, увидела, как напрягся Волков, как резко развернулся к дверям, в которых уже скрежетал отпираемый замок…

Надо его предупредить, а то сейчас он замочит всех Панковских каскадеров, а они этого не заслуживают, вон какую шикарную инсценировку разыграли. Лиза вцепилась в Жорину руку.

— Жор, мне надо тебе сказать, очень важно…

— В сторону! Быстро, кому сказал!

— Жор, это все невзаправду…

Свет, ударивший в лицо. И руки, схватившие сразу и за ноги, и за руки, и за плечи. Она так Жору и не выпустила, помешала ему прыгнуть, а уже через секунду смущенно хихикала, глядя, как четверо не самых мелких мужиков в камуфляже с трудом сдерживают разбушевавшегося Волкова. Сама Лиза висела в руках всего двоих и особенно не сопротивлялась. Потом возникла пауза, и Лиза решила, что пора заканчивать. Она поспешно дернулась вперед, не ожидавшие этого мужики тут же автоматически заломили ей локти назад, Лизе стало больно, и она разозлилась.

— Ну все, хватит, хватит, ребята! Отличный спектакль, я вам очень благодарна, попрошу выписать вам премиальные. Отпускайте нас. Жорочка, ты не волнуйся, это…

В этот момент Волков рванулся в очередной раз, и тогда один из державших его в темпе перетянул вперед автомат, висевший у него на плече, и долбанул Волкова прикладом в висок. Похолодевшая Лиза с ужасом увидела, как по лицу Жоры побежала кровь.

— Вы что, ненормальные?! Заканчивайте, кому говорят!

— Заткнись, сучка!

На секунду у Лизы померкло в глазах, голову мотнуло так, что она чуть не оторвалась, а потом девушка почувствовала на губах соленый привкус крови. Волков глухо зарычал и рванулся так, что державшие его не удержались и повалились вместе с ним на землю. Тут набежали еще несколько человек, и оцепеневшая от боли и ужаса Лиза увидела, что Волкова начали бить ногами и прикладами. Волков молчал, только перекатывался из стороны в сторону, прикрывая голову и живот. Лиза завопила от ужаса, снова рванулась и снова получила затрещину, а потом державший ее парень схватил девушку за волосы, сильно и больно оттянул голову назад, бросил ее на колени и заорал:

— Слышь ты, баклан, кончай бузить, а то я твою девку придушу прямо здесь!

Волков подчинился и замер. Его подняли резким рывком, сковали руки наручниками и, видимо профилактически, двинули в солнечное сплетение все тем же прикладом. Жорка только крякнул и сипло процедил:

— Ну, т-твари… коснется вас!

Лиза, дрожащая от боли и страха, завопила:

— Жорочка, миленький, я не понимаю ничего! Это же должно быть понарошку, это же не настоящее похищение, это я придумала…

И в этот момент рядом с ними затормозила примчавшаяся на огромной скорости машина, водительская дверца открылась, на утоптанную траву ступила нога в хорошем кожаном ботинке, а потом раздался тихий, слегка свистящий, почти интеллигентный — и ужасно знакомый голос:

— Увы, Лизонька, это вполне настоящее похищение, и придумала его не ты. А я.

Лиза с плачем вскинула голову и увидела…

Это было невозможно и немыслимо, это отдавало ночными кошмарами и алкогольными галлюцинациями, этого не могло быть, потому что не могло быть никогда, но…

Перед Лизой Волынской, растерзанной и окровавленной, стоял невысокий и худенький Эдик Ракитин, и его аристократический нос слегка вздернулся вверх, потому что Эдик смеялся, отчего Лизе почудилось, будто перед ней стоит большая серая крыса. Эдик подошел вплотную к Лизе, протянул бледную ручку и рванул платье у нее на груди. Потом стал медленно оглаживать ее обнаженное тело, глаза у него при этом затуманились, а в уголках губ закипела слюна. Лиза закричала, а потом заплакала, тоненько, жалобно — и в голове у Жоры Волкова взорвались сотни тонн динамита.

Плакал котенок… маленький котенок… Жора Волков шел сквозь огонь и дым, потому что надо было найти этого проклятого котенка… Маленького котенка…

Капитан Волков заговорил, и присутствующие невольно вздрогнули, потому что это был уже не совсем человеческий голос. В нем слышались хриплые низкие нотки, очень живо вызывающие в генетической памяти любого человека картину: ночь, темный лес, неясные серые тени, сужающие кольцо, и вспыхивающие там и тут зеленые огоньки горящих глаз…

— Эдик… ты ее лучше не трогай… так у тебя еще есть шанс… кончить плохо… а иначе останется только шанс… кончить очень плохо…

Эдик вздрогнул, оглянулся, приходя в себя, потом быстро шагнул к Волкову. Теперь на бледном личике отражалась только бешеная, почти неуправляемая злоба.

— Ты!! Ты еще смеешь мне угрожать? Ты, огрызок человеческий?! Дубина стоеросовая? Да я прикажу — и тебя начнут резать на ремни прямо сейчас. У нее на глазах, чтобы она увидела… увидела, как тебе отрежут яйца и то, чем ты ее трахал!

— Ты придурок, Эдик. Взбесившийся крысеныш…

Эдик вырвал у стоявшего рядом парня пистолет, наотмашь ударил Волкова рукоятью. Лиза опять закричала, но Волков только усмехнулся.

— Что, Эдик, возбуждает, верно? Сейчас ты как будто бог. Или царь. И импотенции как не бывало. Ты еще не кончил в штаны, гаденыш?

На лице Эдика заиграла мерзкая улыбочка.

— Зачем же так расточительно тратить драгоценное семя? Я лучше сейчас прикажу разложить нашу девочку на травке и воспользуюсь моментом. А потом этим моментом воспользуются и все остальные…

Волков посмотрел Эдику прямо в глаза.

— А потом ты умрешь, Эдик. И остальные — тоже. Я не шучу.

Эдик оскалился, пошел вокруг Волкова, чуть приседая от нетерпения на ходу.

— Ты грозен, солдафон. Ты действительно грозен. Только вот я не пойму, неужели ты настолько туп, чтобы поверить в собственные угрозы? Ведь ясно же, что никого ты не убьешь, потому что жить тебе осталось пару минут…

— Если кто и туп, так это ты, Эдик. Ты насмотрелся боевиков и гонишь такую пургу, что уши вянут. Мы же не в Чикаго, малыш. Мы — в ближнем Подмосковье. И ни на какие ремни ты никого резать не будешь, и Лизу ты и пальцем не тронешь, потому что — потому что ведь главный-то не ты, правда? И главный ждет твоего звонка, не так ли, Эдик? Подтверждения, что уже пора. А вот после этого звонка будешь ждать уже ты, и до тех пор, пока тебе не скомандуют «фас!», ты нас с Лизой и пальцем не тронешь. Ведь обстоятельства бывают разные, правда, Эдик?

Лиза с ужасом следила за выражением лица Эдика Ракитина. Оно менялось странно и страшно, словно кто-то невидимый месил тесто, из которого это лицо было слеплено. Судорогой подергивалось это лицо, кривились тонкие губы…

А потом Волков посмотрел на Лизу и подмигнул ей.

— Волынская, хорош реветь, у меня сегодня с собой платка нет. Сопли девушку не красят. Ладно, я думаю, для истории вполне достаточно. И для следствия тоже. Пакуем, мужики!

И тут же из-за ближайшего дерева донесся бестелесный, но очень жизнерадостный голос:

— Есть, пакуем. Вперед!

Лиза даже забыла, что платья на ней практически нет, а левый глаз норовит закрыться от удара. Картина происходящего ее совершенно очаровала.

Абсолютно пустая и полупрозрачная березовая рощица, в которой все происходило, вдруг наполнилась людьми без лиц. Они отделялись от деревьев, поднимались из-под земли, спрыгивали откуда-то сверху. Они были стремительны и благожелательны. Они ни на кого не орали матом, не били по почкам и не требовали поднять руки вверх. Они просто отобрали у остальных оружие и уложили их лицом в землю. Лиза даже не сразу поняла, что ее больше никто не держит, а когда поняла — ойкнула и прикрыла голую грудь руками.

Волков между тем невозмутимо и без всякого напряжения развел руки в стороны — и наручники лопнули с приятным звоном. Ближайший к Лизе человек без лица фыркнул:

— Во дают китайцы! Совсем совесть потеряли. То ли дело, продукция Череповецкого металлургического…

И потряс в воздухе другой парой наручников, куда менее изящных, но явно более крепких.

Тут Лиза наконец опомнилась и бросилась на стоявшего столбом Эдика. Он испуганно пискнул и прикрылся руками, а Волков шагнул вперед и аккуратно поймал Лизу на руки. Она немедленно заревела и уткнулась ему в грудь, а Волков негромко сказал:

— Заяц, подержи девушку. У меня пара претензий к Эдику…

Ближайший к ним человек без лица сдернул с головы шапочку и оказался Виктором Николаевичем Зайцевым, шофером-охранником Игоря Васильевича Волынского и по совместительству — замом Жоры Волкова по техническому обеспечению. Он аккуратно завернул Лизу в армейский бушлат, заодно лишив ее возможности махать руками, и отечески посоветовал Волкову:

— Ты только не переборщи. Ему еще по телефону разговаривать…

После этого Волков взял Эдика за шиворот и унес за машину. Оттуда донеслись странные шлепки, словно кто-то старательно шлепал очень мокрую половую тряпку, свесившуюся из ведра с поганой водой…

То, что осталось от Эдика, с удобствами разместили в машине и стали о чем-то спрашивать. Волков о чем-то переговорил с Зайцевым, а потом вернулся к Лизе. Она засопела и прижалась к нему.

— Жора… я дура.

— Я не устаю тебе это повторять, любимая.

— Жор… я хотела подстроить похищение, чтобы ты полез меня спасать, а потом бы мы… ну… я думала, иначе ты никогда…

— Волынская! Ты очень легкомысленная. Согласен, план соблазнения неплохой, но зачем было претворять его в жизнь ПОСЛЕ самого соблазнения? Кроме того, если ты заметила, я все время получаю из-за тебя по башке. Однажды это плохо кончится. Конечно, это просто кость, болеть она не может, но все-таки!

— Жора! Прости меня!

— Простил, не реви. Между прочим, это казенный бушлат, а ты им сопли вытираешь.

— Ты же платок не взял… Жор, а кто все эти люди? Ну, кроме Зайцева?

Жора ухмыльнулся.

— А это, Лизавета, те самые мужики в черных костюмах, которые вечно толкаются у тебя под ногами и мешают совершать шоппинг. Вон, кстати, Валерка идет.

Лиза ошеломленно смотрела на сияющего Валеру, двигавшегося между лежавшими на земле военнопленными с грацией балерины Большого театра. Валера явно был счастлив.

— Все в порядке, Георгий Степаныч! Все упакованы, ментов предупредили, они ждут. Запись получилась отличная.

— Молодец, Валера. Вот, Лиза, такая у нас приблизительно профессия.

— Жора! А откуда они здесь взялись? И почему… Волков!!!

Валерка бросил на Волкова быстрый взгляд, а лицо Волкова немедленно приобрело выражение полной и детской невинности. Лиза хотела гневно сбросить бушлат, но вспомнила о своей наготе и воздержалась от резких движений. Только топнула ножкой.

— Волков, я во всем этом чувствую какой-то нехороший заговор, только вот не могу уловить суть. Но когда я ее уловлю, тебе мало не покажется! Откуда здесь вся наша охрана? И кто сейчас охраняет наш дом?

Валерка фыркнул.

— Баба Шура, кто ж еще.

Лиза величественно кивнула.

— Слава богу, хоть дом будет цел. Так что, Волков? Рассказывай!

Жора взял ее за руку и осторожно поцеловал грязные пальцы.

— Расскажу, не волнуйся. Почти все — по дороге. А совсем все — дома. Только обещай в течение ближайших трех часов меня слушаться, ладно?

— Ну… ладно.

Через несколько минут роща опустела. Синюю «газель» набили пленными, люди Волкова, сам Волков и Лиза погрузились в легковушки и отбыли в неизвестном направлении. Теперь только вытоптанный пятачок травы напоминал о том, что совсем недавно здесь кипели нешуточные страсти.