Экспертная группа

Феритон Кейн, Нкая, 25 июня 2204 года

Я и не знал, что Джессика состояла в группе, собранной утопийцами для борьбы с Меланомой.

Она сидела на другом конце кабины рядом с Луи. Эти двое много времени проводили вместе с тех самых пор, как «Трейл-рейнджер» покинул базовый лагерь на Нкае. И у обоих имелось неизвестное никому прошлое. Не то чтобы тайное, но для создания полной хронологической таблицы на каждого из них пришлось бы изрядно покопать.

Конечно, то же самое можно было сказать о Юрии, Каллуме, да и об Алике. И даже больше того, учитывая, какие нагромождения секретности укрывали их досье. Но они были для меня прямой связью с людьми, определявшими политику, – с теми, кто что-то значил. С теми, кто, логически рассуждая, мог оказаться источником параноидальной подозрительности людей по отношению к оликсам – и феноменальных расходов, которые разные партии тратили на шпионаж за ними. Я был убежден: кто-то из них работает на невидимого и злобного врага, противостоящего всем благам, принесенным оликсами в систему Сол. Кандару тоже не стоило списывать со счетов: решение совета старейшин Утопии привлечь ее для борьбы с саботажем выглядело странным. Я думал, тут мог сыграть свою роль Каллум, однако сейчас он относился к ней с явным неодобрением. И все же столько совпадений – необычное явление; быть может, бог пытался мне что-то подсказать.

Когда Кандара закончила рассказ, Алик горестно кивнул.

– Так вот что случилось с Меланомой. А я все думал…

– Разрешите, я угадаю, – вмешался Юрий. – Ваше драгоценное Бюро так и не узнало, кто нанял Меланому для саботажа промышленных установок Брембла и научных разработок Ониско.

– Мы искали, – сказал Каллум. – Много лет. Но Меланома, какой бы ни была сукой, свое дело знала. Она почти не оставила следов – ни цифровых, ни материальных.

– Ее место не осталось пустовать, – проворчал Алик. – И до сих пор хватает тайных группировок, связанных с национальными агентствами и службами безопасности корпораций. Ее смерть ничего не изменила.

– Сразу – не многое, – поправил я. – Но в наши дни взломать файлы по нью-йоркскому щиту невозможно. А как с Бремблом и Ониско?

– Надежно защищены, – подтвердил Каллум. – Инцидент с Меланомой дал нам понять, насколько мы уязвимы. Теперь мы для управления и фильтрации важнейших сетей используем Ген 8 Тьюринги. Совет старейшин заставил Бюро проглотить свою гордыню и установить обмен данными по активистам и фанатикам с системой Сол. Мы разработали собственные процедуры безопасности.

– Так что все в выигрыше, – буркнул Алик. – Кроме тех, кого она успела погубить, пока вы ее не поймали.

– Больше она никого не погубит, – сказала Кандара. – По мне, это хороший результат.

– Но те, кто ее нанял, никуда не делись, – ответил Алик. – Убив ее, вы немного застопорили их планы, но ничего не решили.

Кандара устремила на него ледяной взгляд.

– Я ее не убивала: она покончила с собой.

– Надо было заключить сделку.

– Я ей предлагала.

– Как видно, недостаточно. В охране закона главное – равновесие. При всей ее репутации Меланома была мелкой рыбешкой. В сущности, вашим зеркальным отражением.

– Валите на хрен!

В кабине стало совершенно тихо. Пауза затягивалась.

– Мы почти на месте, – сказал я, когда передовые датчики «Рейнджера» выплеснули информацию мне на линзы. Мне меньше всего нужна была сейчас ссора: она бы непоправимо отравила атмосферу. До сих пор подозреваемые откровенничали друг с другом, и мне требовалось, чтобы так оставалось и впредь. Надо было найти объяснение паранойе, царившей по обе стороны бреши между Утопией и Универсалией. Если и имелась надежда выйти на ее источник, на чужака, так только через этих людей.

Услышав, что путь подходит к концу, все встрепенулись, переключились на наружные датчики «Рейнджера». На горизонте уже виднелось место крушения – шесть тесно стоящих геодезических куполов, связанных между собой толстыми воздуховодами. Купола были велики, но терялись на фоне надувного ангара, укрывшего чужой корабль: в этом прямоугольнике из красного и зеленого силикона уместилось бы футбольное поле, а надут он был так, что крепежная сетка грозила вот-вот лопнуть.

Гаража в куполах не предусматривалось: пустая растрата драгоценного жизненного пространства. Саттон Кастро и Би Джайн аккуратно ввели машину в трубу шлюза, торчавшего в боку одного из куполов.

Все подождали, пока защелкнутся герметичные клапаны и зашипит воздух. Наконец показалась иконка: «Давление в норме».


Начальник базы Ланкин Варрьер ждал нас по ту сторону. Он, один из лучших ликвидаторов проблем на службе «Связи», улыбался так обаятельно, что одной улыбкой мог бы удержать разлетающуюся атмосферу. А заговорил он с непринужденной властностью, которая ни у кого не оставляла сомнений, что он здесь главный, какими бы титулами ни награждали нас дома.

– Надо думать, все вы хотели бы сразу осмотреть корабль? – спросил он.

– Конечно, – ответил Юрий.

Ланкин жестом пригласил нас пройти по трубе. Здесь, как и на первой базе Эридана, царил суровый дух первопроходцев в сочетании с невероятной свободой в расходах. Проходя мимо лабораторий и жилых помещений, мы успели увидеть первоклассное оборудование в окружении самой скудной обстановки. Меня это в своем роде приободрило.

Чистое помещение было разделено на три секции, в каждой из которых пятую часть урвала техносфера корпорации. Нас одели в скафандры инопланетной среды (СИС) в выходной камере (раздевалке). За ней располагалась секция стерилизации терранской биосферы (для ликвидации земных микробов с поверхностей СИС перед посещением корабля) и, наконец, секция предотвращения ксенобиологических загрязнений, напоминавшая стенку со шкафчиками в раздевалке загородного клуба, – здесь полагалось проходить душ и облучение после выхода с корабля, чтобы чужая зараза не проникла на базу.

Мой СИС оказался не самым громоздким из скафандров, какие мне приходилось нашивать. Прежде всего в нем не требовалось антирадиационных прокладок и противоударной брони. Довольно тонким был и терморегулирующий слой. В общем, я чувствовал себя как в комбинезоне с цельным шлемом. Когда я влез в скафандр через длинное отверстие в спине, Санджи подключился к системе и застегнул это отверстие, а также соединил воротник с основанием шлема герметическими клапанами. Еще минута ушла на то, чтобы голубая ткань сжалась вокруг моего тела, выдавив излишек воздуха. Едва костюм стал облегающим, как толстая вторая кожа, свобода движений заметно увеличилась. Телеметрия показала, что все стабильно. Если я правильно истолковал показания дисплея, заряда в квантовой батарее хватило бы для месячной работы воздухоочистительного модуля.

Шлем отрезал меня от пустой болтовни, а отражающее покрытие скрыло из вида лица, но по движениям и осанке остальных я видел, что всем не терпится двинуться дальше. Они наверняка видели то же нетерпение во мне.

Мы перешли в секцию стерилизации, и за нами закрылась тройная герметичная дверь. Сопла на потолке выпустили серо-голубой газ, который засасывался в решетки на полу. Процедура заняла пять минут, после чего Ланкин Варрьер провел нас в последний шлюз.

Едва начали разбивку лагеря, техники со своими дистанционками отгребли от бортов корабля реголит, обнажив твердую породу. Очистив ее, они прямо к скале приплавили основание ангара, после чего надули оболочку. Закачали в нее чистую азотную атмосферу, которая постепенно нагрелась от забортной температуры до десяти градусов Цельсия – для удобства научной группы.

Мы протопали по мосткам в яркое сияние ламп, вделанных прямо в ткань ангара. Освещенный ими корабль был растительного густо-красного оттенка – как начавший отцветать яркий цветок. В длину корпус насчитывал около шестидесяти метров, в ширину тридцать. Но это в целом. Сам фюзеляж был, пожалуй, процентов на пятнадцать меньше и представлял собой усеченный конус с плоским брюхом. Дополнительную величину создавали выступы: зовите их крылышками или плавниками – их из разных частей корабля торчало до трехсот штук. Некоторые погнулись или обломились, как бывает при жесткой посадке. Насколько я мог судить, корабль грохнулся на левый борт, а уж потом перекатился на брюхо.

В носовой части виднелось отверстие люка – там, где три кургузых плавника вывернулись из обшивки, открыв к нему дорогу. Сам люк работал на электромеханическом приводе, обычном и для земной техники.

– Корабль потерял атмосферу, – сообщил Ланкин, – так что техникам только недавно позволили заполнить его азотом. Это удобный нейтральный, не вступающий в реакции газ. До сих пор мы не наблюдали никакого отклика со стороны устройств корабля.

– А какой была исходная атмосфера, вам известно? – спросил Луи.

– Предварительное исследование системы жизнеобеспечения указывает на кислородно-азотную смесь. Процентное отношение не такое, как на Земле, но не слишком отличается – чуть большее содержание кислорода.

– А что это за крылышки? – поинтересовался Каллум. – Они функциональны?

– В основе их материал, сходный с нашей технологией активных молекул. Физики подозревают в них проводники отрицательной энергии.

– Отрицательной энергии? Вы об экзоматерии? Червоточины?

– Да.

– Так он на гипердвигателе? – взволнованно спросило Элдлунд.

– Возможно.

– Возможно?

– Эти крылышки – всего лишь проводники, – объяснил Ланкин. – Мы считаем, что они служили для направления потока отрицательной энергии. До сих пор на борту не найдено устройств, способных производить отрицательную энергию.

– Как же он летал?

– Самая вероятная догадка, что катил по червоточине, как поезд по рельсам.

– Но что-то пошло не так, – внезапно произнес Юрий. – Он сошел с рельсов.

– По всей вероятности. Он каким-то образом выпал из червоточины в пространство-время и, видимо, не сумел вернуться. В корме у него есть ядерные камеры, которые могли служить и ракетами, и генераторами.

– Итак… он выпал из туннеля червоточины в межзвездное пространство и долетел сюда на ядерном двигателе?

– На этом здесь практически все сходятся.

– Срань господня!

– И на борту, говорите, есть люди, – сказал Луи. – Следовательно, эта чужая червоточина открывается в одну из звездных систем человечества.

– Да, – согласился Ланкин, – примерно так.

– Для создания червоточины требуется невероятная энергия, – вслух размышлял Луи. – Не хватит даже совместной выработки всех солнечных колодцев. Для получения энергии такого уровня нужна, по шкале Кардашева, цивилизация второго типа.

– И опять да.

– Ох, слезы Христовы! – прошипел Алик. – Хотите сказать, что чокнутые конспирологи были правы? И за нами шпионили долбаные зеленые человечки? Еще с тысяча девятьсот пятидесятых? И они отымели нас в задницу этими похищениями?

– О нет, – с мрачным юмором отозвался Ланкин, – они поступили много хуже.

– Какого хрена долбаного?..

– Не войти ли нам внутрь?

Мы прошли за ним внутрь. Люк вел в простую шлюзовую камеру. Техники удалили внутреннюю дверь, чтобы пропустить в проем дюжину силовых и информационных кабелей, которые тянулись по кораблю, разветвляясь на каждом перекрестке.

Санджи подкинул мне схему корабля: девяносто процентов его уже картировали. Те секции, которые еще не попали на план, были главным образом заняты крупными механизмами вроде ядерных установок и разных цистерн. Коридоры выглядели широкими трубами, вдоль них тянулись цепочки прилепленных герметиком лампочек. На человеческом корабле коридоры шли бы по длине корпуса, разветвляясь под прямыми углами. Здесь они описывали пересекающиеся круги, причем некоторые были круто наклонены, а цилиндрические помещения теснились друг к другу.

Ланкин вывел нас в центральное помещение, занимавшее всю высоту корабля. Мостки без перил делили его на три уровня. Стены переборок из гладкого тусклого металла выглядели сплошными, без выступов, дисплеев, панелей управления. Нарушали общую гладкость только решетчатые отверстия жизнеобеспечения.

Внутри возились несколько лаборантов, их инструменты торчали из переборок. Оптические кабели сплетались беспорядочной паутиной, в которой там и здесь виднелись черные защитные футляры Ген 8 Тьюрингов с выступающими ребрами охладителей.

Ланкин по веревочному трапу взобрался на средние мостки.

– Мы называем это рубкой, – сказал он, – потому что, кажется, данная штука тут всем заправляла.

В центре камеры на десяти радиальных стержнях толщиной с мою ладонь висел двухметровый шар. Мы окружили его, подступив к самому краю мостков. Шар был сплошным, как и все остальное, и ничем не выдавал своего назначения. Правда, сейчас к нему прилепили два десятка контактов от датчиков и примостили на спицы несколько больших 3D-экранов. Изображение на них напоминало глубокие сканы большого яйца.

– Ну, – устало осведомился Юрий, – и что это такое?

– Органический нейропроцессор, – ответил Ланкин, – или, грубо говоря, корабельный мозг. Сеть на борту не оптическая и даже не цифровая – нейронная. – Он похлопал ладонью по стержням-спицам. – Вот это – одновременно нервные пути и поставщики питания, можете считать их позвоночником. Нервные волокна связывают между собой всю технику, среди которой много биомеханической.

– Оно еще живое? – встревожилась Кандара.

– Нет. Но два ядерных генератора пока функционируют, так что энергия есть. И, насколько мы можем судить, система органов, питавшая мозг, до заморозки оставалась в целости. Мы рассудили, что мозг был еще жив, раз сумел посадить выпавший из червоточины корабль на Нкаю, а умер он через какое-то время после посадки. Причина смерти неизвестна, но мы полагаем, что первыми отказали обогреватели системы жизнеобеспечения.

– Мозг такого размера не сумел починить обогреватели? – усомнился Каллум. – Чушь!

– Все зависит от того, сколько повреждений причинила посадка. И вот тут биология наших пришельцев становится по настоящему любопытной. Мы, конечно, взяли образцы клеток мозга. Генетически молекулы напоминают К-клетки.

– Что за черт, так это корабль оликсов?

– Я высказался в том же духе. Мои люди заверили, что он намного сложнее и изощреннее биоматов Оликса. Это относится и ко всем прочим особенностям их молекул. У них отсутствует эквивалент расщепления хромосом, которое мы наблюдаем у человеческих ДНК, – а именно оно позволяет любой клетке стать тканью того типа, который требуется. Это подобие суперстволовых клеток: задав подходящую химическую активацию, можно переключить их на любые функции. Пока схема работает, вы можете строить из себя все, что захотите. В данном случае они решили построить мозг.

– Боже всемогущий!

– Дальше будет круче. На борту есть цистерны, содержащие те же клетки в нейтральном режиме. Сейчас все они, разумеется, мертвы.

– Хватит! – рявкнул Алик. – А его хренова команда? Где их тела?

– Их нет, – сказал Ланкин. – Во всяком случае, мы не нашли.

– Слушайте, это же бред, – заговорил Каллум. – Ладно, я понял, здешний космический корабль устроен не по-нашему, и с подбором аналогий серьезные трудности. Но если его мозг обходился без команды, для кого столько помещений?

– Наша рабочая теория: что мозг по мере надобности просто строил себе команду из тех клеток в баках – наподобие биологических дистанционок Тьюрингов. Сейчас научная работа на борту сосредоточена на оборудовании, питавшем цистерны: мы считаем их своего рода биомеханическими матками. При падении корабля часть механизмов сломалась. И мозг не смог выстроить себе ничего пригодного для ремонта остальных систем.

– Нет, – отмахнулся Алик. – Не так. Вы говорили, что застали люк открытым, верно?

– Да.

– А значит, что-то покинуло корабль после посадки. Иначе мозгу ни к чему было его открывать. На борту присутствовал подвижный разумный пришелец. Вы обыскали окрестности?

– В данный момент снаружи более полутора тысяч дронов – ищут на поверхности следы какой-либо активности. До сих пор они осмотрели немногим более тысячи квадратных километров. И ничего – ничего похожего на след ноги, отпечаток копыта, когтя или щупальца. Ни следа колес, ни ожога от ракетного выхлопа. Ничего! Если какой-то пришелец вышел с корабля, он прянул в небо, не коснувшись земли.

– Если за ними прибыли спасатели, они бы не оставили включенным аварийный маяк, – заметил Каллум.

– Имея дело с чужеродной психикой, – возразило Элдлунд, – утверждать этого невозможно.

– Если их спасли, почему оставили груз? – парировал Ланкин.

– Кстати о грузе, – вмешался Юрий. – Теперь я бы хотел увидеть его.

– Конечно.

Грузовой отсек, самый большой из кормовых помещений, тоже имел форму цилиндра. Он был разделен на четыре уровня. Мостки для анабиозных капсул оказались намного уже. Несколько медтехников деловито исследовали аппаратуру чужаков, выведывая их секреты с помощью датчиков.

– Атмосферы здесь нет, – пояснил Ланкин, – но питание анабиозных капсул сохранилось.

– Повезло им, – сказала Кандара.

– Это как посмотреть, – буркнул Ланкин.

Коридор вывел нас на второй уровень мостков. Я обвел взглядом капсулы: выпуклые саркофаги с закругленной прозрачной крышкой. Все они были темными и холодными – пустыми.

– Эти напоминают человеческие конструкции, – сказал Луи.

– Они были сконструированы под людей, – ответил ему Ланкин, – отсюда и внешнее сходство. Но могу вас уверить: устройство у них не наше. Их выполнил тот же, кто строил корабль. На следующем уровне увидите.

Мы по веревочному трапу поднялись ярусом выше.

– А как поднималась и спускалась гипотетическая команда? – качаясь на лестнице, пробормотало Элдлунд.

– Все помещения расположены под прямым углом к предполагаемому направлению полета, – объяснил Ланкин. – Поэтому мы думаем, что, пока он двигался внутри червоточины, силы ускорения отсутствовали, а причалы на обоих концах были рассчитаны на невесомость.

Я поднимался по трапу последним. И только добравшись до третьего уровня, заметил, что все молчат. Когда я вышел на решетчатые мостки, экспертная группа купалась в ярком голубоватом сиянии, исходившем от устройства. Все таращились внутрь. И, судя по звукам, многие давили в себе рвотный рефлекс.

В капсуле находились люди – но не целиком. Конечности удалили, оставив почти нетронутыми торс и голову. К днищу капсулы их крепила голубоватая пленка, по-видимому стянувшаяся вокруг тел. Она была полупрозрачной и позволяла видеть, что настоящую кожу также удалили. Четвертованные тела напоминали анатомический муляж, демонстрирующий все жилы, кости, сосуды и органы. Глазницы были пусты, срезали и уши, и гениталии. Четыре органические структуры наподобие пуповин тянулись к обрубкам бедер и плеч, вены и артерии в них медленно пульсировали от циркуляции крови. Пуповины тянулись к внешним органам, подушками пухлой плоти лежавшими вдоль бортов капсул.

– Ни хрена себе… – озвучил увиденное Алик.

Я зачарованно наблюдал за мед-дистанционками, проникавшими в саркофаги через просверленные в стеклянных крышках стерильные шлюзы. Насекомоподобные машины ползали по натянутой пленке, исследуя ее структуры до клеточного уровня щупами-усиками. Другие, покрупнее, роились у соединений между пуповинами и телами, исследуя стыки.

Жизненные показания высвечивались на экранах, закрепленных на временных карбонных штативах, – но все эти значки были за пределами моего понимания.

– Они настоящие люди или копии, созданные корабельным мозгом из чужих клеток? – спросил Юрий.

– Люди, – ответил Ланкин. – По крайней мере, были людьми. Медики набрали уйму образцов. Мозг вполне сохранен, также сохранились и некоторые органы. А вот остальные части тела заменены К-клетками. Фактически органы туловища редуцированы, чтобы только поддерживать жизнь мозга, а сами они питаются от искусственных органов анабиозной капсулы. Те на электрическом питании, так что, пока работают ядерные генераторы, люди живы.

– Они в сознании? – ужаснулся Луи.

– Нет. Волновая активность мозга у всех указывает на состояние комы. Анализ крови обнаружил присутствие каких-то хитрых барбитуратов, которые, как мы полагаем, и удерживают их в коме.

Юрий склонился, едва не коснувшись шлемом саркофага.

– Зачем удалили конечности?

– Можно только предположить, что в них не было надобности. Сохранение мышц и костей, конечно, истощало бы ресурс органов капсулы. Кстати, вот эти наружные органы целиком состоят из К-клеток.

– То есть это все-таки корабль оликсов?

– К-клетки – единственное, что указывает на их участие. Мы не понимаем, почему для производства механики капсул не использовались клетки из корабельных запасов – они гораздо тоньше устроены. Возможно, потому, что К-клетки уже доказали свою сочетаемость с биохимией человека. Учитывая, что такая конструкция сумела поддерживать в них жизнь тридцать лет после крушения, объяснение выглядит разумным.

– Они похитили семнадцать человек, – сказал Каллум, – для того, чтобы сохранить их живыми? Зачем? То есть какой смысл, черт побери?

– Это обратимо? – спросило Элдлунд. – Им можно вернуть тела?

– Мы можем клонировать любую часть тела, распечатать из стволовых клеток или заместить К-клетками, – ответила Джессика. – Технологии разработаны. Но вот сшить все части вместе а-ля Франкенштейн почти невозможно. В данном случае я вижу только одну возможность: клонировать исходное тело, но не позволить развиться в нем мозгу. А это, – вздохнула она, – потребует большой научной работы. И даже если удастся, останется проблема пересадки мозга в новое тело.

– Ха, – проворчал Юрий. – Опять о том же.

– По-моему, Хаи‑3 сказал, что теоретически такое возможно? – с вызовом напомнило ему Элдлунд.

– Да, теоретически. Но это еще один огромный научный проект. Даже если его одобрит Оборона Альфа, на возвращение им приличных тел уйдут десятилетия и миллиарды ваттдолларов.

Элдлунд указало на саркофаги.

– Думаю, они бы сказали, что дело того стоит.

– А риск… – начал Каллум.

– Хотите знать, допустим ли? А вы спросите, – отозвалась Кандара. – Поместите одного из этих бедолаг в приличную жизнеобеспечивающую систему, вычистите из его мозгов барбитуратное дерьмо, и он вполне может проснуться.

– А может и не проснуться, – возразило Элдлунд.

– Научившись на первой неудаче, вы ко второму разу усовершенствуете технику, – упорствовала Кандара. – И в конце концов добьетесь результата. Мы ведь все понимаем, что рано или поздно придется попробовать. Не оставлять же их так.

– Сильнейшая психологическая травма, – с беспокойством напомнил Луи.

– Круто. Для протокола: если когда-нибудь найдете меня в таком виде, либо будите, либо убивайте. Только не оставляйте как есть.

– Я не…

– Возможно, есть обходной путь, – перебил Ланкин. – Врачи надеются, что сумеют вернуть Лишнего.

– Какого еще лишнего? – заинтересовалась Кандара.

– А, извините. Моим умникам недостает фантазии. Прозвали его Лишним, потому что он отличается от остальных.

– Чем отличается? – резко спросил я.

– Сами увидите. Поднимемся еще на уровень.

Я взобрался по веревочному трапу вслед за Аликом. В трех анабиозных капсулах хранились такие же обернутые пленкой торсы, как мы видели раньше. Четвертый… он был цел. И без крепежной пленки-мембраны. Единственная пуповина уходила ему в пупок, на ней висели три штуки наружных органов: все крупнее, чем в других капсулах. Я, пораженный, застыл на месте.

– Не может быть, – так же ошеломленно выговорил Юрий.

– О чем это вы? – спросил Каллум.

– Его не может здесь быть! Только не он!

– Постойте? Вы его знаете?

– Да. Это Люциус Соко. Тот, что пропал, когда мы спасали Горацио Сеймура на Алтее.


Решение они приняли после ужина. Все, прибывшие на «Трейл-рейнджере», собрались для обсуждения в главной гостиной. Решение было не слишком демократическим. Каллум явно оставался при своем мнении, но в конце концов согласился на попытку оживить Соко.

Я не высказывался: не позволяла роль скромного администратора. А Джессика, как я и ожидал, одобрила эту мысль. Кандара больше молчала – она еще на корабле дала понять, что думает. Луи с Элдлунд выразились острожнее: «Не жалеть времени на изучение вопроса, доставить дополнительное оборудование, специалистов, точно оценить риски…» Типичные детища корпоративной культуры. Не в их привычках было брать на себя ответственность, поскольку это означало бы последствия, а законники терпеть не могут последствий. Впрочем, их мнение мало значило. В конечном счете решали Юрий, Каллум и Алик, а они были единодушны.

Ланкин присутствовал при обсуждении, но ни разу не подал голоса. Выслушав вердикт, он пробурчал: «Ну и ладно» – и отправился организовывать операцию. Это не заняло много времени; его люди наизнанку выворачивались, чтоб все подготовить, с тех пор как увидели Лишнего.

Они справились за шесть часов. Дистанционки вырезали анабиозную капсулу с Соко из грузового отсека и бережно пронесли ее по круговым коридорам на научную базу. Лабораторию изучения среды заранее переоборудовали в палату интенсивной терапии.

К ней прилегала комнатка для наблюдателей с широким окном в палату. Мы толпились у окна, пока вносили капсулу. Доставившие ее ап-троллы были почти не видны за спинами врачей и техников в защитных голубых костюмах.

– Какая там внутри атмосфера? – спросил Юрий.

– Стандартная земная смесь газов, – ответил ему Ланкин. – Как во всех анабиозных камерах. И чужих патогенов ни в одной нет, точнее, мы их не обнаружили. – Он постучал костяшками пальцев по стеклу. – Но рисковать мы не собираемся. Эта лаборатория окружена четырехслойной стеной, давление направлено внутрь, система жизнеобеспечения у нее отдельная. Ни один микроб не выберется оттуда на мою базу.

Команда реаниматоров медленно срезала по кругу прозрачную крышку капсулы и позволила дистанционкам поднять ее. Краем глаза я заметил, как напряглось Элдлунд, но тело Соко не подавало признаков жизни.

Медики сомкнулись теснее. Кожу Соко облепили контактами мониторов, дающих подробную картину жизненных функций. К бедренной и сонной артерии прирастили блистеры, готовые по мере необходимости подавать в них искусственную кровь или лекарства. Соко не дышал. Кровь генерировалась наружными органами из К-клеток и, уже насыщенная кислородом, подавалась через пуповину. Поэтому ему в рот впрыснули искусственную слюну и интубировали трахею – приготовились. Закончив подготовку, его переместили из капсулы на кровать.

Аварийная команда стояла рядом, наблюдая, как группа экстракции пережимает пуповину – и перерезает ее.

Никакого предупреждения не прозвучало. Сердце продолжало биться, как прежде. Кривая работы мозга оставалась ровной.

Трубка в трахее начала медленно и ритмично накачивать в легкие обогащенный кислородом воздух.

Я видел, как вздымается и опускается его грудь. Снова поднимается. Соко слабо вздрогнул, еще раз, потом по телу пробежала более заметная дрожь. Медики насторожились, держа наготове инструменты для экстренной реанимации. Вскоре дрожь затихла.

– Он дышит сам, – объявила главный врач. В ее голосе слышалось удивление.

Медтехники по ту сторону стекла пожимали друг другу руки. Двое врачей готовили хирургические дистанционки для удаления обрезка пуповины из пупа Соко.

– И что дальше? – спросил Юрий.

– Будем ждать, – ответил Ланкин. – Удостоверимся, что он стабилен, дадим телу возможность отфильтровать барбитураты. Если проснется естественным путем, прекрасно. Если нет, попробуем стимуляторы.


Все мы вернулись в гостиную, к ее уютным креслам на голом полу из композитных панелей. Луи и Элдлунд направились к холодильнику и принялись перебирать пакеты для завтрака. Алик взял себе из автомата горячий кофе по-бельгийски и снова устроился в том же кресле.

– Наверняка все не так просто, – заговорила Кандара, присев рядом со мной. – Как насчет атрофии мышц? Черт, он же там тридцать два года провалялся!

– И это было предусмотрено, – возразил Луи, проходя мимо с тарелкой омлета с сосисками и картофельных оладьев прямо из микроволновки. – Наверное, что-нибудь в крови, чего просто еще не обнаружили. Тут же у нас К-клетки, не забывайте; мы еще не полностью представляем, на что они способны.

– По-вашему, выходит уже не биохимия, а волшебное зелье, – пренебрежительно отмахнулся Каллум. – Никакая химия на тридцать с лишним лет не сохранит неподвижное тело таким здоровым.

– Тогда что же?

Элдлунд село рядом с ним и сдуло парок с каши.

– Может быть, Соко – успешная попытка. И остальных должны были перестроить на основе чужих клеток, просто он прошел дальше других?

– Нет, – сказал Юрий. – К-клеточные органы в его анабиозной капсуле были другого рода. Они подавали кровь, обогащенную кислородом и питательными веществами – для настоящего анабиоза, совсем не такого, как у других.

Я, очень внимательно наблюдая за лицами, произнес:

– Может быть, он не все время спал?

Юрий взглядом предложил мне продолжать. Он – начальник, уважающий мое мнение. Тут без изменений. Каллум с надеждой ждал новых идей, ему явно не терпелось найти ответы. Алик сидел себе как сидел с чашкой шоколада в руках и, как хороший следователь, ждал, чтобы подозреваемый разговорился. Его безжизненные лицевые мускулы оставались неподвижнее мельничного пруда.

– Упражнения! – не утерпела Кандара и улыбнулась мне. – Вы об этом, да?

Я выразительно пожал плечами.

– Самая простая разгадка. Мышечный тонус можно поддержать только упражнениями.

– Значит, Соко просыпался раз в неделю, – подхватила она. – Или там в месяц, неважно. И некоторое время потел на тренировках. Потом снова впадал в спячку. По таймеру.

– Невероятно, – сказал Луи.

Кандара с вызовом глянула на него.

– Это почему?

– А где он занимался своей гимнастикой? На корабле тридцать лет вакуум. Скафандров нет, он шагу не мог сделать из капсулы.

– Так почему же он в такой хорошей форме?

– Генная модификация? – неуверенно предположил Луи.

– Медики секвенировали ДНК у всех, – сообщил Ланкин. – Не было у Соко никаких модификаций, мы не обнаружили даже векторов теломер-терапии.

– Скоро узнаем, если он придет в себя, – сказал Алик. – Просто спросим. А пока давайте сосредоточимся на том, что уже известно. Наша задача: оценить, представляет ли корабль явную и насущную угрозу.

– Представляет, – сказал Юрий. – Пришельцы, значительно превосходящие нас в области технологии, устроили тайную базу то ли в Сол, то ли в одной из освоенных нами систем. И похищают людей для неизвестных, но офигенно темных целей.

– Это не обязательно угроза, – сказал Каллум.

– Ты что, шутишь?

– Да бросьте, признаем честно: мы очень страшные. Научились пересекать межзвездные пространства, оставшись агрессивными, безрассудными, дурно воспитанными и с набитыми оружием континентами за спиной. Черт, повстречайся я с нами, я бы наверняка затаился и понаблюдал какое-то время.

Алик выбросил вперед руку, не заботясь, в кого ткнет пальцем.

– Да вы видели, что они сотворили с беднягами? Они их растворили! Окунули людей в какой-то инопланетный аналог кислоты и растворили! А то, что осталось, увезли домой для мучительных экспериментов. Хрен вам «не угроза», хиппарь вы тупоумный! У вас же есть дети? Вот представьте, что нашли бы на борту одного из них: без рук, без ног, глаза вырваны. И это только начало: хрен знает, что бы с ними сделали, не вывались корабль из червоточины. Там могли оказаться вы или ваши дети, мудак!

Вот теперь мышцы лица и шеи у Алика ожили. Луи и Элдлунд озабоченно уставились на него.

– Их этика может отличаться от нашей, – упорствовал Каллум. – Они ведь чужаки. Но открытой агрессии они не проявляли. Это что-то да значит.

Алик, презрительно фыркнув, обернулся к Юрию.

– Мне надо связаться со своими.

Мы с Юрием чуточку виновато переглянулись.

– Прямой связи с Солнетом отсюда нет, – сказал я. – Это одно из главных требований протокола Обороны Альфа.

– Да что вы говорите? – Голос Алика понизился на октаву, перейдя в басовитое мурлыканье – ох, какое всезнающее и рассудительное. – Но ведь на крайний случай должна остаться линия?

– Нет, – сказал я ему. – Действительно нет.

– Боже мой! Вы меня разыгрываете.

– Меры предосторожности от ИИ, – сказал Каллум. – Верно?

– Да, – признал Юрий.

– Что-что? – сердито переспросил Алик.

– Обнаруженный корабль принадлежит чуждой расе, которая если и не прямо враждебна, то не дружелюбна к людям, – пояснил Юрий. – Предположим, этот замороженный мозг-капитан остался бы теплым и активным или у него имелся бы искусственный интеллект вроде Тьюрингов? Будь у нас связь с Солнетом, он мог бы загрузиться в нашу сеть, множась тысячекратно каждую секунду. Потенциальный ущерб невозможно оценить.

– Бож-же, – процедил Алик. – Вы и сюда протащили свою уродскую паранойю.

– Нет, – невозмутимо ответил Юрий, – это вполне разумная предосторожность. Особенно теперь, когда я увидел, с чем мы имеем дело.

– Но создатели корабля уже побывали в Сол или другой из наших систем, – парировал Алик. – Они пробыли там десятки лет, причем у них хватило ловкости скрыть от нас свой драный выход из червоточины. Пожелай они взломать Солнет, уже бы сделали.

– Теперь мы это знаем, – сказал я. – Но не знали, когда устанавливали научную базу и начинали обследование. Среди прочего, вы здесь, чтобы оценить, допустима ли прямая связь с Солнетом. А между прочим, еще остается вопрос, что открыло корабельный люк.

– И то верно, – брюзгливо согласился Алик.

– Однако я могу предложить вам вернуться к порталу на «Трейл-рейнджере».

Алик перевел взгляд с меня на Юрия. Этот человек явно не привык слышать «нет».

– Подожду день, – решил он. – Посмотрим, выкарабкается ли Соко. Но потом я в любом случае должен буду доложить.

– Я скажу Саттону и Би, чтобы держали «Рейнджер» наготове, – заверил я.

– И это возвращает нас к вопросу, что за чертовщина творится, – напомнил Каллум. – Чужаки за нами следят, крадут нас для опытов. Зачем?

– Явно разведывательная миссия, – сказала Кандара. – Изучают наши слабые места. Все складывается одно к одному.

– Нет, – отозвался я. – Межзвездных войн не бывает. Для них не существует серьезных причин. Вид, выбравшийся с породившей его планеты, располагает практически бесконечными ресурсами. Ему ничего не требуется. Для тех, кто вышел на орбиту и дальше, тотальные войны становятся историей.

– Они чужаки, – подала голос Джессика. – Кто может понять их мотивы? Возможно, как сказал Каллум, мы выглядим страшными для прогрессивных, мирных рас.

– Разбирающих людей на части, – дополнил Алик. Шоколад в его чашке грозил выплеснуться через край. – Я несколько иначе понимаю прогресс, леди!

– Гитлер не нуждался в ресурсах, – сказал Луи. – Началось не с них. Вторая мировая война была, по сути, идеологической – крестовым походом, утверждающим нацистскую империю над остальным миром. То же самое относится и к последовавшей за тем холодной войне, где капитализм боролся с коммунизмом.

Элдлунд улыбнулось не без намека.

– Мы благодарны небесам, что обе эти экономические теории проиграли.

Луи в ответ презрительно выставил палец.

– Вы полагаете, и создатели корабля такие? – спросил Каллум, в упор глядя на Юрия.

– Похоже на то.

– Какие – такие? – не поняла Джессика.

– У всех у нас есть опыт в таких делах, – объяснил Юрий. – Потому нас и выбрали для интерпретации происходящего. Хотя Соко, должен признать, стал большим сюрпризом. Такого я не ожидал.

– Опыт? – Алик прищелкнул пальцами. – А, да, опыт есть у всех, только, на мой взгляд, совсем разный.

– Да, – согласился Юрий. – И личный опыт каждого образует верхушку айсберга. Мы не в первый раз разбираем похожие инциденты, в частности имеющие важнейшее значение для обороны.

Кандара пронзила меня взглядом.

– Я думала, меня пригласили ради моих профессиональных навыков.

– Они шли в качестве бонуса, – ответил я. – Вы и Каллум сталкивались с Меланомой, нанятой для саботажа, который мог искалечить основные астроиндустриальные мощности Дельты Павлина.

– И как это связано с нынешней ситуацией?

– Оборона, – отчеканил Юрий. – В случае атаки на Сол и населенные системы, Брембл оказался бы необходим для строительства… ну, военных кораблей, орбитальных станций-крепостей – всего необходимого для защиты от вторжения.

– Щиты Нью-Йорка, – тихо напомнил Алик. – Она и до них докапывалась.

– И она же присутствовала в Бронкале, зачищала свидетельства похищения незаметных людей – для целей, так и оставшихся неизвестными, – дополнил Юрий. – А это еще очевиднее связано с тем, что мы имеем здесь, – особенно теперь, когда мы знаем, что Соко был доставлен оттуда прямиком на данный корабль.

– На Аките так и не сумели вычислить мотивов Меланомы, – задумчиво отметила Кандара. – Мы все думали, что ее наняли для саботажа нашей промышленности какие-то политические фанатики, но такое… пришельцы, шпионящие за человечеством… Очень не хочется признавать, но выглядит логично.

– Кто они такие, черт побери? – прорычал Алик. – И как давно за нами наблюдают?

– Спросите оликсов, – посоветовал Луи. – Они явные соучастники. А может, это они и есть.

Я устало выдохнул:

– Довольно уже о них.

Каллум послал мне острый взгляд.

– Они солгали Юрию о Горацио Сеймуре. Они знали, что он похищен, – сказал он. – Они были замешаны. Чего вам еще надо?

Любопытный выплеск. Кто-то – какая-то группа – явно подталкивал и Зангари, и утопийцев первого разряда к убеждению, что оликсы преследуют скрытые цели, подпитывал сомнения и подозрительность влиятельных стариков, неизбежно видящих опасность в любых переменах. А причина этим заниматься имелась только у других пришельцев, желающих отвлечь внимание от себя. У пришельцев, располагающих агентами влияния среди правящих классов Утопии и Универсалии.

– Да, здесь видится некоторая странность, – согласился я. – Возможно, они наняли компании корпораций для сбора сведений и наблюдали за нами пристальней, чем мы догадывались. Не знаю. Но будем откровенны: панический призыв внучки Зангари, открыто обратившейся к деду, кто-то наверняка заметил. Возможно, Хаи‑3 проявил излишнюю услужливость и готовность к сотрудничеству, желая задобрить Энсли. Зангари – самый богатый и могущественный человек среди ныне живущих, и политика требует добиваться его дружбы. А этот корабль, я уверен, оликсам принадлежать не мог. «Спасение жизни» – ковчег, не достигающий световой скорости; у оликсов нет червоточин. Вы, Луи, сказали, что для использования червоточин требуется энергия, недоступная в системе Сол.

– Да, – неохотно согласился он. – Это так.

– Значит, не оликсы, – заключил я.

– Вы, кажется, вполне уверены, – сказала Кандара.

Я бросил быстрый взгляд на Юрия. Он кивнул, разрешая. Кивка никто не заметил.

– Дело обстоит так, – заговорил я. – Энсли подозревал оликсов со времени похищения Горацио. Он никогда не верил до конца в их обличье мирных религиозных фанатиков.

– Выходит величайший в мире оксюморон, – съязвил Алик.

– Так или иначе, они не проявляют активной враждебности к людям, – сказал я.

– Этого вы утверждать не можете, – возразило Элдлунд. – Против них накопилось много улик.

– Косвенных, – ответил я. – А может, все это дезинформация. Послушайте, после случая с Горацио Энсли решил выяснить, что на самом деле происходит. И с тех пор мы незаметно держим «Спасение жизни» под наблюдением.

– И?.. – поторопила меня Кандара.

– Они с нами не вполне честны, кое-что о себе утаивают. Но заговора не существует.

– Вы не можете этого знать. Наверняка – не можете.

– Могу.

– Каким образом?

– А я пять лет назад принимал участие в тайной миссии, которая привела меня на «Спасение жизни».

Загрузка...