ГЛАВА ВТОРАЯ


— Уверяю вас, у меня большие запасы продовольствия. Вода из колодца тоже в неограниченном количестве. А когда солнце сядет, в шатре все равно будет тепло. До утра вы будете в полном порядке.

Она кивнула, понимая, что в данных обстоятельствах делать ей нечего. Сейчас у нее болела вся нога. Ладони саднили, и в одном бедре ощущался дискомфорт. Если ее не перевезут в лагерь экспедиции, она действительно застряла. Что ж, воспользуемся этим в полной мере.

— У вас потрясающая обстановка. Как вы все это сюда привезли?

— В основном на верблюдах, — ответил Туарег. Лайза тотчас же представила длинный караван тяжело нагруженных узлами и тюками животных, как и в старину, с трудом передвигающихся по пустыне и упорно следующих к пункту назначения.

— Громоздкие вещи перевезли на грузовиках, — сказал он.

Картинка лопнула, как пузырь.

— А можно мне сфотографировать ваше жилище? — поинтересовалась она.

— Нет — твердо ответил он.

Она разочарованно положила камеру. Как бы украсили книгу об этих местах потрясающие красочные интерьеры!

Некоторое время он смотрел на нее.

— И вы не станете уговаривать меня изменить решение? — спросил он.

Она удивленно посмотрела на него.

— Разве в этом был бы какой-нибудь смысл?

— Никакого. — Туарег встал и подошел к темному деревянному шкафу, украшенному причудливыми инкрустациями. Открыв дверцу, он достал оттуда бутылку воды и предложил ей.

— Спасибо. — Она открыла бутылку и отпила. Потом снова пошевелилась, пытаясь найти удобную позу, но от одного прикосновения ее ноги к дивану ей становилось неприятно.

— Дайте-ка я взгляну, — сказал он, подойдя к дивану. Он снял повязку, и Лайза тотчас же облегченно вздохнула.

— Я знаю, ее, вероятно, нужно снова завязать, но опухоль уже меньше, — заметила она.

— Надо бы приложить к ней лед, но его у меня нет. Я могу принести воды из колодца. Она прохладная. Может быть, это поможет.

Он ушел и через мгновение вернулся с большим ведром, почти до краев наполненным водой.

Она была достаточно прохладной, и Лайза испытала неприятные ощущения, когда опустила ногу в ведро. Через какое-то мгновение пальцы начали неметь.

— Подержите еще немного, а завтра покажем ее врачу. — Он взял подушку и подложил ей под ногу, чтобы снять напряжение со стопы. Почти сразу же Лайзе стало легче. Она огляделась в поисках подходящей темы для разговора.

— Чем же вы здесь занимаетесь? — осведомилась она.

— Я работаю над проектом строительства дамбы через ущелье Ассори, — ответил он.

— Это недалеко от того места, где мы ведем раскопки, — сказала она, узнав английское название места.

— Из-за этих раскопок буксует мой проект. Мне пришлось отложить следующий этап строительства, чтобы подождать окончания раскопок. Я на многие месяцы отстаю от графика.

— Дамба все разрушит.

— Поэтому вам и были разрешены раскопки. А нам нужно спешить. У нас не было квалифицированных людей, которые могли бы до вас завершить стройку, но, как только вы, американцы, предоставите нашему министерству культуры всю информацию, обнаруженную в этом месте, строительство продолжится.

— И навсегда изменит лицо этих мест, имеющих историческое значение. Неужели вы не хотите сохранить их? А если ваши соотечественники захотят побывать там, где жили их предки, или изучить эту землю, не менявшуюся многие тысячи лет?

— А как насчет кочевников, которым постоянный источник воды облегчит жизнь? Как насчет детей, которым не придется каждый год уезжать на учебу за сотни миль от дома? Вместо этого они смогут учиться здесь и узнавать гораздо больше, чем история караванного пути, которым уже много лет никто не пользуется, — резко возразил он.

Против такого аргумента Лайза спорить не стала. Постоянная поставка воды все изменит, и к лучшему. Но она все равно не могла не печалиться о потере.

— Вы голодны? — спросил он.

Она кивнула, с удивлением осознав, что уже наступил вечер. А она-то надеялась к обеду вернуться к месту раскопок.

— Я ничего не ела с самого завтрака, — ответила она.

— А на завтрак, вероятно, были тосты с кофе, — пробормотал он, вернувшись к шкафу и вынув оттуда фрукты и сыр.

— Вообще-то я плотно позавтракала. — Лайза взяла кусочек манго и тотчас же ощутила на языке сладость и аромат сочного плода. Она старалась есть не слишком жадно, но это оказалось нелегко, настолько вкусным был фрукт.

Лайза взглянула на Туарега. Он наблюдал за ней.

— У меня течет изо рта? — спросила она, промокая рот салфеткой.

Туарег помотал головой и отвернулся, досадуя на себя за невежливость. Песчаная буря помешала ему ехать дальше, а его спокойную жизнь прервало присутствие женщины, нуждающейся в помощи. Он мог бы оставить ее, послать сообщение археологам, а там уж пусть они бы ее спасали. Но это показалось ему слишком негуманным.

Нура часто дразнила его из-за его высокомерия. Он никогда не думал об этом, а лишь поступал так, как считал нужным, но старался смягчать это состраданием к другим.

При мысли о жене он ощутил знакомую боль. Она умерла три года назад, а ему все еще мучительно не хватало ее. Они дружили с детства, а с двенадцати лет он знал, что она будет его женой.

Хотя злой рок разлучил их, после его смерти они все равно, встретятся, и это лишь вопрос времени. Тянулись долгие годы, пустые и полные одиночества. Жизнь шла своим чередом, но вяло и тускло. Только в пустыне он находил утешение. И вот теперь уединенность его нарушена.

Он глянул на непрошеную гостью. Ей, безусловно, нравилась еда, которую он ей предложил. Его удивило, с какой чувственностью она смаковала каждый кусочек.

— Что это? — Она взяла розоватый кусочек плода.

— Фрукт страсти, — ответил он.

Некоторое время она смотрела на него, потом положила в рот и так сомкнула губы, что Туарегу это показалось почти лаской. Словно загипнотизированный, он наблюдал, как она, закрыв глаза, медленно жевала. Весь ее вид выражал неописуемый восторг. Интересно, короткое мгновение он задал себе вопрос, что еще может вызвать на ее лице это выражение искреннего удовольствия. Может быть, занятие любовью?

Быстро поднявшись, он пошел проведать своего коня. Он не занимался любовью ни с кем, кроме Нуры. Даже мысль о связи с другой женщиной казалась ему чудовищным предательством. Особенно с женщиной, к которой он не испытывает никаких чувств. Она выглядела очень невзрачной со своими прямыми каштановыми волосами. Ее большие глаза не были накрашены, а кожа усыпана веснушками. Сравнения с изысканной Нурой она не выдерживала!

Свет его жизни, Нура была высокой, стройной и покоряюще красивой. Она украшала своим присутствием посольские приемы во многих странах. Они очень много путешествовали, всегда ища острых ощущений, которые она так любила. Лондон, Париж и Рим были им родным домом. Они посетили Дальний Восток и Австралию, но она всему, даже Мокансаиду, предпочитала старинную Западную Европу.

Конь был весь в песке. Туарег принялся его чистить. Конечно, он мог бы взять в пустыню своего конюха, но ему хотелось хоть немного побыть одному.

Эль аль-Хамалаар терпеливо стоял, пока его чистили. Эта процедура успокаивала коня и помогала Туарегу обрести душевное равновесие. Утром он отвезет Лайзу Сэлинджер к врачу, а затем к месту раскопок. Жизнь войдет в привычное русло и будет течь до тех пор, пока он не постареет и не одряхлеет.

Он посмотрел на небо. От песчаной бури не осталось и следа. Сейчас можно было бы послать за вертолетом, но вскоре стемнеет. Похоже, боль в лодыжке не настолько сильна, чтобы девушка не могла подождать до утра.

Почистив коня и поставив его в загон, Туарег взглянул на запад. Ни одно облако не заслоняло буйство красок. Вскоре над пустыней опустится ночь и небо оживится светом звезд.

Это время он любил больше всего.

Туарег вернулся в шатер. Не такой уж он негостеприимный хозяин, каким, вероятно, показался. Хоть один вечер можно побыть просто мужчиной, беседующим с незнакомкой. Должно быть, ее образ жизни совсем не похож на его. Они как два корабля, проходящие мимо друг друга. Впервые за многие годы он ждал вечера. Сегодня не будет печальных воспоминаний.

Когда он вошел в шатер, было темно. Он забыл зажечь свет, а его гостья, конечно, не знала, где находятся лампы.

— Вы ложитесь спать с закатом? — донесся до него голос с дивана.

— Простите. Я забыл о лампах. — Туарег быстро зажег первую. Теплое сияние огня осветило небольшую часть шатра. Менее чем через минуту он зажег еще четыре. Цвета гобеленов и ковров потеплели от света.

— Я устала, но все равно мне еще не хочется спать, — сказала она.

Сев напротив нее на одну из подушек, он стал внимательно разглядывать ее. При свете ламп ее глаза таинственно блестели, а кожа казалась мягкой и атласной. Во время песчаной бури он чувствовал прикосновение ее тела, но, пока бушевал ветер, думал только о ее безопасности. Ему вдруг захотелось снова прикоснуться к ее коже, узнать, такая ли она мягкая на самом деле, какой выглядит.

— Значит, вы археолог? — спросил он.

— Нет, я фотограф. Я дружу с одним из спонсоров экспедиции. Когда у них заболел штатный фотограф, он предложил мою кандидатуру, и вот я здесь!

— И что же вы фотографируете — природу, пейзажи?

— И пейзажи, и место раскопок, и каждый обнаруженный слой, и все памятники материальной культуры. Даже разбитую глиняную посуду пересчитывают, описывают и фотографируют. Каталог обнаруженных предметов будет обширен. Фотографии помогут людям изучить каждый предмет, даже если они никогда в жизни его не видели.

Он кивнул.

— Я узнаю много нового. Профессор, руководящий проектом, увлечен арабской историей. Он описывает прекрасные сцены из жизни давно ушедших людей, и караваны, идущие по пустыне...

— Вероятно, значительно романтичнее, чем это было на самом деле, — скептически заметил Туарег.

— Что вы имеете в виду?

— Вы представляете себе, будто жизнь тогда была какой-то необыкновенной. А она была тяжелой. Мужчины уходили на многие месяцы. У караванщиков не было никакой гарантии, что на них не нападут грабители или, еще хуже, что их не застигнет песчаная буря, как нас сегодня. Это было совсем не безоблачное существование.

— Для того времени оно было безоблачным! Они путешествовали, видели заморские страны, встречались с самыми разными людьми. И сегодня есть работы, при которых мужчины и женщины надолго покидают свои дома. Есть множество опасных занятий. Люди по-прежнему рискуют своими жизнями, чтобы увидеть неизведанное, ищут приключений.

— Вы ищете приключений?

Она пожала плечами.

— До некоторой степени. Жизнь здесь очень отличается от жизни, которую я вела в Соединенных Штатах.

— Ваши родственники не беспокоятся о вас, когда вы так надолго уезжаете?

— У меня нет родственников. — Оживление исчезло с ее лица. В ее глазах появилось что-то вроде отрешенности. — У меня есть друзья, но они только радуются, когда передо мной открываются новые возможности. И никто по мне не скучает.

Когда умерла Нура, у него все же осталась семья: родители, бабушки, дедушки, братья, сестры, дяди, тетушки и кузены. Каково это, не иметь ни души, связанной с тобой кровными узами? Быть действительно одному на всем белом свете?

Боль от потери Нуры вдруг усилилась резко.

— Я очень сочувствую вам, — сдержанно произнес он.

— Спасибо, но мама умерла, когда мне было шесть лет, а папа двумя годами позже. Это случилось так давно, что я уже привыкла.

— Кто же вас воспитывал?

— Я воспитывалась в приемных семьях, и, по счастью, их было только три. Некоторые дети каждую пару лет меняют семью, а я даже четыре года ходила в одну школу!

— Вас не удочеряли?

Она помотала головой.

— Я для этого была слишком большой.

— И сейчас вы живете одна? Ни мужа, ни приятеля?

— Нет. — Лайза посмотрела на камеру. — Я люблю фотографию и путешествую по всему миру, сколько могу. — Поколебавшись, она стеснительно произнесла: — В печати уже вышла пара книг с моими фотографиями.

— Великолепно! Придется приобрести их, чтобы хвастать, что я знаком с автором! — Семья для Туарега имела большое значение, и даже достижения, в которых она застенчиво призналась, не компенсировали отсутствия родни.

Она улыбнулась.

— Уверена, вам все будут завидовать!

Внутри у Туарега что-то шевельнулось. Ее улыбка была заразительной. Ему захотелось улыбнуться ей в ответ. Она отвела от него взгляд и осмотрела шатер.

— Я надеялась сделать несколько фотографий вашего жилища. Оно же уникально! Вы не представляете, как эти снимки украсили бы мою книгу о Мокансаиде!

— А вы готовите книгу о Мокансаиде? — спросил он.

— Поэтому я и оказалась на развалинах. Профессор Сандерс рассказал мне об этих местах. Он любезно отметил на карте местные достопримечательности. А потом, перед отъездом домой, я хочу сфотографировать несколько зданий в столице. Там прекрасные мозаики. И мне понравились лепные украшения, характерные для арабской архитектуры. И те оазисы, окруженные финиковыми пальмами, через которые мы проезжали. Для жителя Сиэтла это такая экзотика!

— А вы живете в Сиэтле?

— Да.

— Я слышал, на тихоокеанском Северо-Западе довольно влажно. Как плохо, что мы не можем поменять немного солнца на дождь и уравновесить ситуацию!

Она слегка пошевелилась на диване и снова огляделась.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил Туарег.

— Вообще-то я не вижу, где здесь ванная?

— Как бы я ни любил домашний комфорт, это все же шатер. Удобства в нескольких ярдах отсюда и очень примитивные. — Он поднялся. — Я отнесу вас туда. Вас никто там не увидит, но самостоятельно туда вы не доберетесь.

— Я могу проскакать на одной ноге, — возразила она, приподнимаясь с дивана. По гримасе боли, исказившей ее лицо, Туарег понял, что ходить она еще не может.

— И каждый скачок будет отзываться болью. — Он поднял ее с дивана и понес из шатра.

Их сразу же обволокла бархатная темнота ночи.

— Неужели вы что-то видите? — спросила она, обнимая его за шею.

А она совсем немного весит, подумал Туарег, ступая по песку.

— Я знаю, куда иду. Погодите немного, и ваши глаза привыкнут к свету звезд.

Она осмотрелась вокруг и вздохнула.

— Какое великолепие! Здесь очень красивое ночное небо. У нас все забивает иллюминация, и на небе можно увидеть только самые яркие звезды. Это удивительно! Интересно, удастся ли мне запечатлеть на пленке эту красоту?

Он добрался до небольшой загородки, где располагался биотуалет. Брезент закрывал его только с трех сторон, четвертая открывалась на юг. Таурен деликатно отошел на несколько шагов и стал разглядывать небо.

Девушка права. Зрелище великолепно. Такими ночами, как эта, он любил ездить верхом. Его конь не боялся темноты и мчался как ветер. Нура не любила, когда он уезжал в пустыню. Это была не ее стихия. Уединению она предпочитала клубы и изысканные рестораны. Теперь у него было больше одиночества, чем ему хотелось.

— Я готова, — позвала Лайза. Ей было неприятно зависеть от Туарега, но он оказался прав. Прыжки на одной ноге до туалета снова вызвали боль в покалеченной ноге. Без помощи Туарега ей бы не обойтись!

Он вышел из темноты и снова поднял ее. Еще никогда в жизни ее не носил на руках мужчина! Это было довольно романтично и напомнило ей старый фильм «Унесенные ветром», где Ретт так же носил Скарлетт.

Конечно, те были любовниками. А это колоссальная разница. Туарег же просто переносит ее с одного места на другое, чтобы еще больше не повредить больную ногу. Но сейчас, когда он шел к шатру, она закрыла глаза и дала волю воображению. Что, если он несет ее в шатер, чтобы провести с ней ночь любви? Что, если, положив ее на диван, он ляжет рядом, обнимая, лаская, целуя?

Она резко открыла глаза. Об этом не может быть и речи!

Практичность взяла в ней верх. Туарег — уроженец этой страны. А ей надо как можно больше узнать о Мокансаиде, чтобы использовать его рассказ в своей книге. Такой возможности ей больше не представится.

Когда он положил ее на диван, она взяла футляр с камерой и вытащила из него записную книжку.

— Расскажите мне, пожалуйста, что-нибудь о Мокансаиде! — попросила она. — Мне бы хотелось включить в свою книгу какие-нибудь интересные истории. Если вы не возражаете.

Туарег пригасил лампы, сел на подушку на полу возле деревянного шкафа и прислонился к стене.

— Что же за истории вы хотите узнать?

— Вам что-нибудь известно о руинах, на которых я сегодня была? Или о караванах, проходивших по этой земле столетия назад? Или расскажите мне что-нибудь о самых замечательных зданиях Солуддая, — попросила она, вспомнив о столице.

— Кочевники жили на этой земле с незапамятных времен. Мы — страна, окруженная сушей, — не имеем никакого доступа к морю, поэтому путешествия и торговля были ограничены наземными путями.

Лайза внимательно слушала Туарега. Ей нравился его голос, глубокий и богатый, лишь с намеком на акцент. Она откинулась назад и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на словах. Постепенно его голос становился все менее четким, и она заснула.

Проснулась Лайза от шума вертолета. Она резко поднялась на постели и скинула одеяло. Хозяина в шатре не было. Звук вертолета становился все громче. Он что, приземляется прямо на шатер? Лайза попробовала встать и пойти посмотреть, но ногу снова пронзила резкая боль.

Она продолжала медленно подниматься, пока наконец ей не удалось сесть. Когда моторы умолкли, тишина показалась зловещей. Потом она услышала арабскую речь. Мгновение спустя в шатер вошел Туарег. Шурша одеждами, он стремительно подошел к дивану.

— Хорошо, что вы проснулись! Транспорт прибыл.

— Да как же я могла спать? Я думала, он приземлится прямо мне на голову! Как вам удалось раздобыть вертолет?

— Он мой. Я вызвал его вчера вечером. — Он наклонился и поднял ее. — Сейчас я отнесу вас в туалет, а потом направимся к цивилизации.

Менее чем через десять минут Лайза, пристегнутая ремнем безопасности, уже сидела у окна вертолета. На его сверкающем белом боку золотыми буквами было написано что-то по-арабски. Просторный салон. Лайза еще никогда не летала на вертолете. Из окна просматривался весь лагерь Туарега, а сам он сидел на месте пилота. Человек, который привел вертолет, сидел в кресле второго пилота. Лайза увидела в окно, что внизу рядом с конем стоял какой-то человек. Может быть, он прилетел, чтобы доставить коня домой? Постепенно все предметы на земле уменьшались, шатер слился с пыльным песком и в конце концов скрылся из виду.

Лайза вынула камеру и начала снимать развернувшийся внизу пейзаж. У нее не было времени на удачное решение кадров, она просто делала снимок за снимком и надеялась, что они выйдут удачными. Фантастика! Она никогда раньше не снимала с воздуха, эти фотографии придадут ее книге особое очарование.

Может, попросить, чтобы вертолет пролетел над местом раскопок? Когда оно окажется под водой, ее снимки сохранят его для будущих поколений.

Но шум вертолета был слишком громок, чтобы разговаривать.

Вскоре вертолет начал медленно кружить над какими-то постройками. Отложив камеру, Лайза увидела внизу большой дом, несколько флигелей и мощеную дорожку, отходящую от извилистого шоссе, тянущегося с севера на юг неподалеку от поселка. Пролетая над шоссе, Лайза вдали увидела другие дома.

Они приземлялись. Значит, здесь и живет ее хозяин?

На взлетно-посадочной площадке стояла машина, и Туарег осторожно усадил в нее Лайзу. Через несколько минут машина уже подъехала к огромной вилле.

Здание было знакомого терракотового цвета, как и многие дома в Мокансаиде. Лайзе очень понравились двери с узорчатыми решетками и открытые окна, обрамленные яркими изразцами, воплощающими дух арабского мира. Вилла буквально утопала в цветах.

Не успели ее внести в дом, как с кресла в холле поднялся представительный джентльмен и поспешил навстречу Туарегу. Они о чем-то быстро поговорили, затем Туарег отнес ее в гостиную и посадил в кресло.

— Это доктор аль-Биминан, знаменитый врач из столицы. Он осмотрит вашу ногу. По-английски он не говорит, поэтому переводчиком буду я.

Доктор осмотрел ее ногу, лодыжку и стопу, задал через Туарега несколько вопросов и кивнул, когда она ответила то, чего он, по-видимому, ожидал. Вскоре он, продолжая говорить с Туарегом, уже накладывал на лодыжку холодный компресс.

— Что он говорит? — спросила Лайза, когда Туарег перестал переводить.

— Он пропишет вам обезболивающее. Два дня вы должны оставаться неподвижной, а дальше посмотрим, как пойдут дела. Его диагноз — растяжение, а не перелом.

— Я смогу вернуться на раскопки?

— Скоро. Вы останетесь здесь дня на два. Это гораздо логичнее. Доктор будет приезжать и осматривать вас. Если вы вернетесь в лагерь, я ничем не сумею помочь.

— Я не могу остаться здесь, — запротестовала Лайза.

— Почему? — спросил Туарег — Это мой частный дом, и если я вас приглашаю погостить у меня, то какие могут быть проблемы?


Загрузка...