ЧАСТЬ 1 «БУМЕРАНГ ВОЗВРАЩАЕТСЯ»

Из окна открывался великолепный вид на парк. Сквозь зеленые шапки деревьев можно было рассмотреть разноцветные одежды гуляющих людей. В стороне на футбольном поле подростки гоняли мяч, противники по мастерству были равны, потому игра шла с переменным успехом и мяч путешествовал по всему полю, при этом избегая ворот. Опершись на подоконник, Виктор с интересом наблюдал за игрой ребятишек. Бывший морской пехотинец сам едва перешагнул двадцатилетний барьер и еще пару лет назад точно так же гонял мяч.

– Великолепный пейзаж. – К Виктору подошла молодая женщина, высокая, стройная шатенка с копной густых волос, заплетенных в тугой хвост. – А воздух? – Она открыла настежь балконную дверь и, закинув руки за голову, глубоко вздохнула. – И дорога далеко, тишина. Ну как, я тебе угодила? Квартира со всеми удобствами, с мебелью и видом на веселенький пейзаж. До центра рукой подать. Доволен?

– Доволен. – Виктор наконец оторвался от окна.

Покинув опекающего его Донцова, Виктор выполнил главное требование майора: не искал встречи ни с родственниками, ни с друзьями, но решил пока не покидать Москву. Денег, выданных Олегом на первое время, хватило, чтобы сперва поселиться в гостинице. А затем, приобретя газету с объявлениями о продаже и аренде жилья, он сел на телефон. Повезло только на третий день, но это было то, что он искал.

– Ну, если ты действительно доволен, – улыбаясь, женщина подставила губы, —то можем ехать заключать договор об аренде.

Виктор ощутил пьянящий запах дорогого французского парфюма. Обернувшись, он склонил голову и коснулся своими губами ее губ. Поцелуй получился нежный, почти дружеский, но женщину не устраивал такой оборот. Она охватила руками шею юноши и страстно впилась в его рот.

Страсть, переполнявшая женщину, электрическим током передалась Виктору. Его руки, скользнув по талии, охватили ягодицы женщины, впившись пальцами в упругое тело.

В следующую секунду он подхватил податливое тело и понес в сторону широкой кровати, застеленной велюровым покрывалом тигровой расцветки.

– Только не спеши, – шептала она, оторвавшись от губ Виктора, и дрожащими от возбуждения пальцами пыталась расстегнуть пуговицы на шелковой блузе.

Молодой мужчина ничего не говорил, он лишь приглушенно рычал, как камышовый кот, схвативший лакомую добычу. Осторожно положив женщину на кровать, расстегивая с нетерпением одежду, он страстно целовал ее тело.

Через минуту обнаженные любовники слились в единое целое, даря друг другу наивысшее удовольствие.

Над городом стали сгущаться вечерние сумерки, во дворе стих шум детворы, а в окнах соседних домов зажегся свет. Молодая женщина оторвалась от своего нового любовника и, поднявшись во весь рост, подошла к трюмо. Придирчиво оглядела себя в зеркало, потом провела руками по округлым бедрам и, облизав кончиком кораллового язычка аппетитные пухлые губки, с ленцой произнесла:

– Любовь – это, конечно, хорошо, но о работе забывать тоже не следует. Едем заключать договор.

* * *

День выглядел по-настоящему праздничным. Железнодорожный вокзал был украшен ярко-красными транспарантами, играл духовой оркестр. Из Чечни уходила последняя воинская часть, командированная сюда в самом начале второй чеченской кампании.

Уходил сводный батальон морской пехоты Северного флота. Два года назад североморцы, выгрузившись из черного чрева толстобрюхих «Ил-76», стремительным маршем направлялись в бой. Террористические отряды, руководимые двумя наиболее одиозными фигурами ичкерской вольницы – арабом Бабаем и чеченцем Пастухом, желавшими создать мусульманский Халифат от Черного до Каспийского морей, – вторглись на территорию соседнего Дагестана, оттеснив местные силы самообороны и милицию.

Но сила силу ломит, собранные со всей России самые боеспособные части при поддержке авиации, артиллерии и танков не только остановили боевиков, но разгромили и обратили в бегство. Война покатилась назад в Чечню. После освобождения Грозного батальон направили в горную часть республики. Раскинувшись заставами на самых опасных участках горных дорог, североморцы сопровождали по этим дорогам автомобильные колонны, проводили разведку и участвовали с другими войсками в контрпартизанских операциях. В общем, на войне как на войне.

Вскоре было объявлено, что военная фаза операции закончена и войска Министерства обороны будут отводиться к местам постоянной дислокации, а их место займут части внутренних войск и милиция.

И действительно, уезжали домой десантники, танкисты, мотострелки и даже морские пехотинцы с других флотов. Североморцы оставались в горах, выполняя прежние задачи. За это время полностью сменился личный состав, вместо мальчишек-срочников пришли контрактники. Правда, в основной массе это были те же самые парни, что воевали здесь в первую и вторую кампании. Сменилась часть офицеров и прапорщиков. Одни уволились, другие получили повышение и отбыли к новому месту службы. Неизменным оставался только командир батальона подполковник Василий Николаевич Вавилов, переведенный в морскую пехоту из отряда боевых пловцов. За что батальонные острословы тут же окрестили его Васька-водолаз.

Знающий толк в военном ремесле и потерявший за год боевых действий всего около десятка бойцов, комбат никак не мог взять в толк, почему батальон не возвращают к берегам студеного моря. А когда в часть пришла ДСАУ[1] «спрут», гибрид боевой машины десанта и танка, новейшая артиллерийская установка, разработанная для штурмовых частей ВДВ, но так и не поступившая к ним на вооружение, подполковник Вавилов приуныл. По всем приметам выходило, что припишут батальон к еще только создаваемой сорок второй мотострелковой дивизии, расквартированной в Чечне. Менять тельняшку и парадную черную форму на хаки, морскую романтику на шагистику по плацу не особо улыбалось не только комбату. Все обошлось, вскоре батальон вернули на равнинную часть республики и объявили о возвращении в Североморск. Первой была погружена на железнодорожные платформы и отправлена бронетехника: остромордые, с тонкими стволами скорострельных пушек БМД, похожие на колесные бронетранспортеры НОНА с непропорционально большими башнями, оснащенными короткоствольными мортирами. Последними грузили «спрутов», так ни разу и не выстреливших по врагу. Погрузив технику, тщательно упаковали брезентом и под охраной экипажей без особой помпы отправили на север.

Другое дело личный состав, живые люди, бойцы и командиры, честно выполнившие свой долг на войне. Командование группировки решило устроить торжественные проводы «чудо-богатырей». С утра было украшено транспарантами и разноцветными шариками здание вокзала. Потом приехали оркестр и телевизионщики, которых специально пригласили. Последними прибыли руководители военного и гражданского департаментов, представители воинских частей, которые оставались, и местное население.

Батальон появился на привокзальной площади под торжественные звуки марша «Вставай, страна ог-рймная». Впереди, чеканя шаг, шел подполковник Вавилов в черной отутюженной флотской форме с золоченым кортиком на боку. Вместо черной повседневной пилотки голову комбата сейчас украшала офицерская фуражка с высокой тульей и золотым «крабом». Сбрив шкиперскую бородку, которую носил все два года чеченской войны, подполковник выглядел значительно моложе своих лет.

Следом за комбатом маршировали с высоко поднятым бело-голубым Андреевским флагом офицеры штаба. Все в черной форме морских пехотинцев, перетянутые ремнями портупей, в до блеска начищенных сапогах, в черных беретах с офицерскими кокардами.

А дальше строгими квадратами рот чеканил шаг батальон. Из-под зелено-коричневого камуфляжа, расстегнутого на груди, резали глаз черно-белые полосы тельняшек. Лихо заломленные береты, могучие руки, прижимающие к груди автоматы. Вот они, достойные наследники отцов-победителей!

Эффект, которого хотело добиться командование военной группировки, был достигнут. Всезнающие западные журналисты были осведомлены, что это подразделение, покидающее Чечню, намного дольше других находилось в зоне огневого соприкосновения с сепаратистами. И, по стандартам западной психологии, эти люди должны толпой измученных оборванцев радостно бежать впереди паровоза, увозящего их подальше от проклятого края. Не получилось… сверкающие вспышками фотоаппараты и бесшумно мотающие пленку видеокамеры фиксировали твердую поступь чудо-богатырей.

Музыка стихла, когда комбат остановился перед стоящим у микрофона руководством военной группировки. Вскинув руку к фуражке, Вавилов обратился к старшему по званию с докладом:

– Товарищ генерал-лейтенант…

Немолодой, слегка обрюзгший, с красным обветренным лицом, генерал выслушал доклад подполковника, потом пожал ему руку и обратился к батальону:

– Здравствуйте, товарищи североморцы!

Батальон ответил как один организм, громко и отрывисто:

– Здравия желаем, товарищ генерал…

После этого начался торжественный митинг. Комбат, стоящий возле высоких гостей, практически не слушал, что говорили выступавшие, он наблюдал за лицами. У солдат, присланных для массовки из местных подразделений, читалась неприкрытая зависть к уезжающим с войны. Дети и журналисты с одинаковым любопытством рассматривали морских пехотинцев. Основная масса местных жителей стояла с безразличными лицами, уход одного воинского подразделения или приезд еще нескольких для них ничего кардинально не менял. Они все равно оставались в зоне боевых действий, где в любую секунду мог прогреметь взрыв или просвистеть рой пуль.

Было и несколько обозленных взглядов. Двое молодых парней смотрели по-волчьи исподлобья, у одного не было руки по локоть, другой стоял, опираясь на костыль.

«Возможно, воевали против нас, – мелькнуло в голове подполковника. – А может, случайно попали под раздачу. Вот волками и смотрят».

Немного поодаль от искалеченных парней стоял пожилой чеченец, несмотря на жару, одетщй в шерстяной пиджак и высокую каракулевую шапку. Выше среднего роста, широкоплечий, он стоял неподвижно, как утес, опираясь на толстую палку. Длинная седая борода, большой крючковатый нос, похожий на клюв грифа, делали его похожим на хрестоматийный образ кавказского старейшины. Под кущами густых бровей на выстроившихся пехотинцев неподвижно уставились два черных глаза, как зрачки двух оружейных стволов. В этих глазах Вавилов прочитал ненависть и покорность одновременно.

Горцы отсталый народ, живущий по феодальным законам совета старейшин и не признающий никаких других законов. Из всех человеческих качеств уважалось только одно – сила. Именно силу признавали горцы и ей покорялись, понимая, что маленький народ, противостоящий силе, в конце концов должен исчезнуть. Выжить – значит покориться.

Глядя на морских пехотинцев, старик ненавидел их и уважал. Уважал за силу, которую они представляли, силу, способную переломать любой хребет и любого загнать в каменистую землю по самые ноздри.

Митинг не затягивали, после выступления парочки ораторов микрофон взял генерал-лейтенант и коротко, по-солдатски, произнес:

– Ну, как говорится, в добрый путь. С богом, сынки.

Команду «По вагонам» заглушил марш «Прощание славянки».

* * *

Москва – огромный мегаполис, ставший своеобразным государством в государстве. Многомиллионный город жил своей обычной жизнью. Где-то в подвалах и линиях теплотрасс ютились бомжи, на воровских хазах гуляли «джентльмены удачи», успевшие поживиться за чужой счет.

Криминал выше рангом расслаблялся в ресторанах, казино, ночных клубах, где не гнушались бывать государственные чиновники и руководители спецслужб. Здесь же бывали и бизнесмены, «кормильцы» нынешних хозяев жизни. Только настоящими хозяевами они не были.

Ими были «белые воротнички» – каста неприкасаемых, каста банкиров и промышленников, тех, кому принадлежали финансы, производственный потенциал и природные ископаемые. И, соответственно, политическая власть.

«Белые воротнички» не любят шумных презентаций и многочисленных тусовок, обычно они встречаются в тихих помещениях закрытых клубов, где можно в непринужденной беседе обсудить возникшие проблемы, решить текущие дела.

Этим вечером в богато обставленной комнате клуба олигархов «Тройка, семерка, туз» трое дородных мужчин, с удобствами расположившись в глубоких креслах, смотрели широкоэкранный телевизор.

«Высадившиеся на территории Афганистана части специального назначения США совместно с войсками Северного альянса теснят войска талибов к горной крепости Тора-Бора. Днем и ночью ВВС США наносят ракетно-бомбовые удары…»

Седой, с аккуратно подстриженной бородкой банкир пультом дистанционного управления убрал звук и разлил по рюмкам темно-коричневый выдержанный коньяк.

– Американцы медленно, но уверенно перекраивают политическую карту мира.

– Какое, к черту, медленно, —усмехнулся широкоплечий мужчина с крупными чертами лица и двумя большими залысинами на широком лбу..В начале демократических веяний в первые годы независимой России он некоторое время был членом правительства, теперь возглавлял гильдию металлургов и машиностроителей. Грубый, но волевой, он говорил только то, что думал, и это импонировало его компаньонам. – Янкесы мечутся из стороны в сторону, то была Югославия, теперь вот Афганистан, что дальше… Ирак или Иран? Бросив Европу, занялись Средним Востоком.

– Хотят контролировать нефтяные промыслы. Нефть– кровь цивилизации, – негромко проговорил третий собеседник, худосочный мужчина с узким аскетичным лицом. Его острый орлиный нос венчали очки в тонкой золотой оправе. До недавнего времени он занимал руководящий пост в МИДе, теперь возглавлял крупнейший медиахолдинг, где, кроме газетных и телевизионных компаний, особое место занимали несколько центров анализа международных и внутриполитических отношений. – Они хотят контролировать весь мир.

– Они увязли и все больше увязают. – Промышленник залпом осушил свою рюмку и, не закусывая, добавил: – Забыли уже, как драпали из Сомали, из Афганистана драпать будет сложнее.

– Нас это не касается. – Банкир жестом остановил разговорившегося промышленника. – Сейчас пора заниматься собственной страной. Для стабильного роста необходим порядок в государстве. Раз . объявлена борьба с терроризмом, надо приложить максимум усилий для его уничтожения в Чечне.

– Тем более что списывать будут государственные деньги на восстановление и одновременную бомбежку мятежной республики, – громко хохотнул промышленник.

Его собеседники переглянулись. Газетный магнат недовольно поморщил нос.

– Вот именно, – усмехнулся банкир, он был менее брезглив, чем газетчик. —Сейчас Чечня кишит террористами со всего мира. Их уничтожение будет наглядным доказательством нашей поддержки американской политики. Мы должны надавить на всевозможные рычаги для ликвидации бандитов.

– Зачем давить? Достаточно дать военным денег, – снова усмехнулся промышленник.

– Нет, платить – это лишнее, – отрезал банкир. – Придется задействовать наше лобби в парламенте. За это заплачено уже давно.

– Насколько я в курсе, ФСБ уже проводит какую-то операцию, – проявил осведомленность медиамагнат. В этом не было ничего удивительного: в отличие от присутствующих бизнесменов к нему стекалась вся информация его медиаимперии.

– Отлично. Вот и необходимо оказать поддержку по самому высокому уровню. Нам как воздух нужна ликвидация наиболее одиозной фигуры – руководителя сепаратистов, – возбужденно проговорил банкир. – Может, тогда на Западе перестанут считать наши деньги в банке.

С таким заявлением никто не спорил, у каждого из троицы лежали финансовые вклады на зарубежных счетах.

* * *

Для вывода морских пехотинцев подали не военный состав с теплушками, а самый обычный пассажирский. Для рядового и сержантского состава были выделены плацкарты, а для офицерского – два купейных вагона.

Комбату полагалось отдельное купе, но он от этой привилегии отказался, подселив к себе начальника штаба, зампотеха и замполита (куда же без него, сердечного). Все-таки компанией ехать веселее.

Не успели старшие офицеры расположиться, как в купе ввалился начальник батальонной разведки. Двухметровый детина в ладно подогнанном под его атлетическую фигуру мундире, по-мужски красивое лицо с тонкой полоской щегольских усов, этакий современный поручик Ржевский.

– Ничего не понимаю, – произнес разведчик. – На весь состав ни одной проводницы, даже самой завалящей!

– Что, неужели одни мужики? – хмыкнул замполит, или по-современному зам по воспитательной части.

– И мужиков нет, хотя меня они и не интересуют, – ответил начальник разведки, – бесхозные вагоны. Прямо-таки железнодорожный «летучий голландец».

– Какой дурак пошлет проводниц, пятьсот душ мужиков с войны едут, – произнес зампотех, невысокий широкоплечий мужчина. Выходец из деревни, он был по-крестьянски основательным, вот и сейчас, едва войдя в вагон, принялся разбирать свой тревожный чемоданчик. Наконец найдя, что искал, зампотех закончил свою мысль: – Тут и до греха недолго.

– Да пятьсот грешных душ тут ни при чем, – спокойно пояснил начальник штаба. – Просто к нашему пассажирскому составу должны прицепить еще четыре грузовых вагона с боеприпасами. В этом случае состав становится полностью военным, а потому гражданским в нем делать нечего.

Это было тоже беспрецедентным случаем. Обычно части, уходящие с боевых позиций, оставляли боеприпасы тем, кто их менял. В этот раз приказ командования был однозначен: боеприпасы доставить к месту постоянной дислокации.

Неожиданно вагон дернулся и медленно тронулся, за окном поплыли вокзальные постройки.

– Ну, вот и поехали, – обрадованно воскликнул замполит. – Как говорится, с северного берега Черного моря к южному берегу Белого моря.

Ехать долго не пришлось, через двадцать минут состав остановился на сортировочной. В окна было хорошо видно, как зеленые угловатые маневровые тепловозы растаскивали железнодорожные вагоны, платформы с грузами. Глядя на эту суету, замполит, в недавнем прошлом начальник гарнизонного Дома офицеров, не удержался от реплики с пропагандистской подоплекой:

– Несмотря на продолжающуюся войну, все-таки чувствуется приближение мира. Видите, товарищи, здесь в основном преобладают мирные грузы.

– Ага, потому что военные стоят с другой стороны, – ответил зампотех и указал кивком головы на открытую дверь: сквозь окна коридора были хорошо видны платформы с тяжелыми самоходными орудиями «мста-С», возле которых курсировали часовые.

Замполит ничего не успел ответить, состав вдруг сильно тряхнуло, раздался пронзительный визг металла. К хвосту состава цепляли вагоны с боеприпасами.

– Вот и мы получили свою порцию мирного груза, – не без издевки над воспитателем произнес начальник штаба. Тот же в свою очередь сделал вид, что не заметил сарказма.

Вскоре состав вновь тронулся, некоторое время он двигался в городской черте. Но вот последние постройки промелькнули за окном, и поплыла степь с рыжей, выгоревшей на солнце редкой травой. Лето подходило к концу, на пороге стояла осень.

Когда тепловоз набрал скорость и хождение неприкаянных офицеров по коридору прекратилось, главный батальонный механик снова взялся за свой тревожный чемодан и, открыв крышку, извлек литровую бутылку «Московской» водки.

– Божья роса, настоящая хлебная, а не какой-то суррогат, – тоном рекламного агента расхваливал сорокаградусный напиток зампотех. – Мне ее по блату знакомые летуны специально привезли из Первопрестольной.

Лукаво взглянув на офицеров, он спросил:

– Товарищ подполковник, может, по паре капель в честь нашего отъезда, а?

– Вообще-то я думал, что мы это отметим, когда наш состав покинет пределы Чечни, – произнес Вавилов.

– А какая разница? – удивленно пожал плечами начальник штаба. – Все равно мы уже едем, кто посмеет на нас вякнуть? К тому же ваш зам в голове состава строго блюдет бойцов. Так что нам не грех и немного расслабиться.

– Ладно, убедили, – проговорил комбат, после этих слов все дружно потянулись к своим чемоданам.

* * *

На войне, как правило, нет ни разносолов, ни разнообразия. Ассортимент офицеров был одинаковым: сухая колбаса, сало, рыбные консервы.

Небольшой любитель алкоголя, подполковник Вавилов после третьей рюмки почувствовал навалившуюся тяжелым грузом неимоверную усталость. Сказалась нервотрепка последних дней.

Широко зевнув, комбат прикрыл веки и негромко сказал:

– Я пас, мужики, гуляйте без меня.

Улегшись на верхнюю полку, он тут же провалился в черную бездну сна. Спал подполковник чутко, без сновидений, это позволяло проснуться по первой же команде и сразу вникнуть в происходящее.

– Василий Николаевич, – тронул его за плечо начальник штаба.

– Что такое? – Мгновение – и комбат спрыгнул на пол, окинув взглядом купе. Зампотех и замполит безмятежно спали. На столике были разбросаны остатки недавнего пиршества, внизу на полу стояла пустая бутылка из-под водки.

– Кажется, мы не в том направлении едем, —доложил начальник штаба.

– Что за ерунда, – буркнул комбат и, выйдя в коридор, посмотрел в окно. За Окном была кромешная темнота, по мелькавшим силуэтам деревьев можно было легко догадаться, что тепловоз толкает состав в обратном направлении. – Что за ерунда! – еще раз выругался Вавилов, и тут за окном ударил яркий свет. Там уже находился еще один эшелон. На открытых платформах стояла зачехленная бронетехника. Несколько секунд потребовалось комбату, чтобы сообразить, что это состав с батальонной техникой, вышедшей на север сутки назад.

Поезд сбавил скорость, но еще не остановился, когда в вагон вошла группа мужчин в камуфляже без знаков различия. Впереди идущий невысокий коренастый крепыш с короткой стрижкой продемонстрировал красную корочку служебного удостоверения и представился:

– ФСБ, полковник Христофоров.

* * *

Черные обугленные развалины строений, как скелеты из фильма ужасов, стояли вдоль дороги, по которой шел Виктор Савченко.

Сине-розовое небо висело над вершинами развалин, придавая пейзажу фантастический вид. Виктор шел медленно, то и дело задирая голову вверх. На фоне гигантских скелетов он ощущал себя букашкой, муравьем, ползущим по тропе жизни от первой минуты своего рождения к последнему вздоху своей жизни. Но муравью не полагается думать, муравей живет заложенными в него природой инстинктами. А он думает, осмысливает свои поступки, он живет человеческой жизнью.

Неожиданно строения исчезли, и Виктор вышел на большую площадь. Огромная, круглая, как блин, территория была разделена широкой полосой пополам. И он шел по этой полосе, не удерживаясь, чтобы не смотреть по сторонам. На обеих сторонах площади сидели люди. Слева косматые, бородатые чеченцы, арабы, окровавленные, изуродованные, с оторванными конечностями и выпученными стеклянными глазами, у некоторых были опалены бороды, у других в длинных волосах запутались комья могильной земли, именно такими он видел убитых боевиков на войне. Справа – погибшие морпехи, положившие свои жизни на пользу государства. Среди погибших он узнал своих: разведчиков, пулеметчика Сергея Морозова и радиста, земляка и тезку Виктора Калитова. Они сидели на перевернутой бочке, курили и шепотом переговаривались. Заметив на себе взгляд Савченко, Калитов улыбнулся и ободряюще ему подмигнул.

– Щенок, —донеслось с противоположной стороны площади. Виктор оглянулся и увидел бегущего к нему Тимура Гафурова. От лощеного внешнего вида чеченца не осталось и следа, лицо темно-синего цвета, в кровоподтеках, глаза навыкате. Одежда, превращенная в лохмотья, при быстрой ходьбе развевалась, как волосы на ветру.

Остановившись в метре от невидимой черты, Тимур ткнул корявым пальцем в сторону Виктора и гневно выкрикнул:

– Щенок, я спас тебе жизнь, а ты убил меня! Но ничего, скоро пробьет и твой час, думаешь, все кончилось? Нет, все только начинается!

Неожиданно бывший морской пехотинец, бывший чеченский пленник ощутил прилив дикой ярости. С гортанным криком он рванулся к ненавистному врагу и изо всей силы обрушил свой кулак, нацелив его на опухшее лицо. Тимур не увернулся от удара: раскинув руки по-медвежьи, он пытался схватить своего недавнего пленника в охапку.

Поединка не получилось, какая-то невидимая сила подхватила Виктора и швырнула в черноту вечности.

* * *

Он проснулся от собственного крика, которого не было слышно. Внутри все пересохло, и изо рта вырывался лишь едва слышный хрип.

Нащупав кнопку ночника, Виктор зажег свет, потом поднялся и, покачиваясь, прошел на кухню, где припал ртом к крану и долго, жадно пил. Утолив жажду, подставил голову под струю холодной воды.

Сон как рукой сняло, тело сотрясала мелкая дрожь, но и это прошло.

Некоторое время Савченко сидел на подоконнике и смотрел вдаль, где мелькали и сияли огни ночного города.

«Чеченский синдром» – аккумулятор пережитых страданий незащищенных юных душ. Когда солдат на войне чувствует свое бессилие перед страшным роком и свою ущербность в послевоенной мирной жизни, тогда и появляются всякие синдромы.

Некоторые, спасаясь от ночных кошмаров, тянулись к наркотикам, к водке. Ни то, ни другое Виктора не прельщало, он хорошо знал, что эта дорога ведет в никуда. Слишком хорошие были учителя.

Встав с подоконника, он не спеша надел спортивный костюм, зашнуровал кроссовки и, глубоко вздохнув, направился к выходу. Чрезмерные физические нагрузки – лучшее средство от всяких синдромов.

Закрывая входную дверь, Виктор пожелал себе встречи с хулиганами. Надо же как-то стресс снимать.

* * *

Фронтовой бомбардировщик «Су-24» издалека казался большой серебристой птицей. Выпорхнув из гигантского дымчатого облака, самолет клюнул острым носом и сорвался в пике.

Чеченские боевики, услышав рев турбин приближающегося бомбардировщика, рассыпались, прячась под еще зелеными кронами деревьев. И теперь из своих укрытий наблюдали за маневром «сухого».

Не достигнув несколько сот метров до земли, самолет прекратил свое скоростное падение и, вывернув нос, сделал «горку» и снова взмыл в небо.

«Сейчас бы его в самый раз клюнуть „стингером“, – подумал командир боевиков Шамиль Одноногий, носивший радиопозывной „Пастух“. Но, к сожалению, американский переносной зенитно-ракетный комплекс был упакован, и требовалось время, чтобы привести его в боевую готовность.

От гладкого фюзеляжа самолета отделился большой продолговатый предмет и, набирая скорость, стал падать вниз. Штурман на этом бомбардировщике был мастером своего дела, бомба падала точно в расположение лагеря, в котором час назад находилась основная масса отряда. Бомба, достигнув земли, скрылась за верхушками деревьев, и сразу же раздался приглушенный хлопок, как будто открыли по-гусарски шампанское. Несколько секунд длилась тишина, которая не могла обмануть никого из боевиков, слишком давно все они воевали.

Огненное облако, расцветшее на месте лагеря, сопровождалось страшной силы грохотом. Вакуумная бомба при ударе о землю открывала выходные клапана, стравливая наружу газообразную взрывчатку, которая тут же заполняла пространство вокруг, проникая в палатки, блиндажи, в скальные расщелины. И все это одновременно взрывалось, не оставляя никакого шанса тем, кто оказался в эпицентре.

Впервые эти бомбьъ показали свою эффективность в горах Афганистана. Теперь было не редкостью их применение и в горных районах Чечни.

Пастух улыбнулся в густую, черную с проседью бороду. Он, как матерый хищник, интуитивно почувствовал опасность и вывел отряд за пределы лагеря. Правда, там осталась группа тяжелого вооружения: пять минометов и пара противотанковых комплексов управляемых ракет. Но лучше потерять малую часть, чем всех и самому сгореть в адском пламени…

«Что-то в этой ситуации не так», – размышлял командир боевиков, не в силах оторвать взгляд от клубов черного, маслянистого дыма. Все было не так, как задумывалось после первой войны. Он был национальным героем Ичкерии, гордостью своего тейпа, заставившей говорить о себе все телекомпании мира. Ничего, что для этого ему пришлось захватить больницу и взять в заложники беременных и рожениц с грудными младенцами. На войне не существует других законов, кроме закона побеждать. А он тогда победил. Сам глава Российского правительства звонил и лично приказал пропустить отряд боевиков обратно в горы.

Тогда он был героем, и вся Чечня лежала у его ног, сразу после войны его сделали премьер-министром республики. Впрочем, много ума не требовалось, чтобы руководить правительством. Практически в республике не было ни промышленности, ни централизованного сельского хозяйства. В каждом районе был свой хозяин, имевший вооруженный отряд и свою сферу доходов: торговлю оружием, наркотиками или рабами. Они вполне обходились без правительства, засевшего в Грозном, которое существовало на доходы от нефтепровода, проходящего через Чечню.

Впрочем, в самой столице тоже было не все гладко, кабинету министров, всем этим советским комсомольцам, деятелям культуры, сельским учителям и прорабам не нравился премьер-недоучка. Хотя ему самому было на это наплевать. Сдружившись с арабом Абдуллом Камалем, «мусульманским псом войны», он проникся идеей ваххабизма, наиболее радикального движения ислама. Абдулл, называвшийся Бабаем для краткости, часто и много говорил о новой исламской империи, которую должны создать воины Аллаха. Шамиль слушал его с упоением, понимая, что провидение послало на него свою благодать, доверив ему творить историю. Даже его позывной был не случайный, пастух – тот, кто управляет стадом, пасет его, защищает от волков. А когда надо, режет для себя самого жирного барашка. Уверившись в своем предназначении, он не стал мстить министрам, которые путем закулисных интриг его свергли, а вернулся в родовое село, где они с Бабаем открыли первый диверсионно-тренировочный лагерь «Кавказ». Для того, чтобы завоевать земли для будущей империи, нужна сильная армия, араб действительно оказался значительной фигурой. Вскоре стали прибывать деньги, необходимая литература, инструктора и лекторы-богословы, которым следовало «промывать» мозги курсантам.

В желающих стать воинами Аллаха тоже не было недостатка. Отовсюду в Чечню приезжали добровольцы, мусульмане и не только. Романтично настроенные юноши, скрывающиеся от закона уголовники, безработные мужи и матерые наемники.

Армия будущего государства Халифат росла как на дрожжах, несмотря на то что некоторых курсантов (русскоязычных с типичной внешностью) Бабай отправлял обратно, домой. Им отводилась роль диверсантов «пятой колонны», которые должны будут в назначенный час набросить на Россию черное покрывало террора.

Наконец Бабай сообщил, что армия воинов Аллаха готова для войны за Халифат. Несколькими отрядами они двинулись в направлении Дагестана, где у них было достаточно сподвижников и заранее засланных боевиков.

Сбив милицейские заслоны на границе, они легко вторглись на территорию соседней республики. Вторжение длилось два дня, на третьи сутки милицию и наскоро собранные отряды ополченцев сменила армия России…

* * *

План «Халифат» лопнул, как мыльный пузырь, да и разбойничья вольница Чечни оказалась под вопросом. Одна надежда оставалась – на оборону Грозного. Заманить в каменный мешок федеральные войска и методично их перемалывать, заставляя лить горючие слезы родных и близких погибших. И ждать поддержки от правозащитников, которые будут требовать вмешаться западные правительства.

В Грозном были собраны основные силы, президент и правительство покинули город, главным стал он, носящий имя древнего борца против неверных. Командуя обороной Грозного, Пастух собрался вернуть себе утерянную после бегства из Дагестана славу. Но и в этот раз ничего не получилось. Столица Чечни из мешка для наступающих превратилась в капкан для защитников.

Вырываясь из западни, он растерял часть своих людей и ночью наступил на «бабочку»[2]. В обычном деревенском доме отрядный хирург удалил ступню, с тех пор он получил прозвище Одноногий и перестал лично выходить на диверсии и засады. Бабай, неожиданно сблизившийся с президентом Ушастым, в отряде был редким гостем. Появившись несколько месяцев назад, он сказал, что разработал план одной хитроумной акции, после чего земля под ногами федеральных войск будет гореть сатанинским огнем.

Все произошло с точностью до наоборот… Вскоре началась охота на полевых командиров. За последний, месяц погибли уже трое. Самых отчаянных и непримиримых, тех, за кем спецслужбы охотились пять лет и никак не могли отыскать ни одного следа. А тут расстреливали, как мишени в тире. Это уже была не война, это больше походило на кровную месть, а так мстить могут только чеченцы. За что?.. Не было времени искать ответа на этот вопрос, охота началась за ним самим.

– Шамиль, надо уходить. – Возле Пастуха появился косматый боевик в потертом латаном камуфляже, обвешанный подсумками с запасными магазинами к автомату. Его голову прикрывал камуфлированный капюшон, из-под которого выглядывал грязно-серый бинт. В последнем бою его рикошетом задела пуля снайпера. – Минут через сорок они выбросят десант, чтобы проверить результаты бомбардировки, —добавил бородач.

– Да, надо уходить, – согласился Пастух, потом посмотрел на боевика и сказал: – Помоги мне сесть на лошадь.

Бородач кивнул и подставил плечо командиру, у которого вместо ступни была деревянная колода. Заказанный в Мюнхене титановый протез никак не могли довезти.

* * *

– Что все это означает? – глядя в раскрытое удостоверение, удивленно спросил подполковник Вавилов. В окно были видны платформы. Бойцы проворно сдергивали брезентовые чехлы и закрашивали бортовые номера на бронетехнике.

– Может, мы не будем разговаривать в коридоре? – в свою очередь поинтересовался Христофоррв, пряча в карман удостоверение.

– Прошу в купе. – Комбат указал рукой в направлении распахнутой двери.

Гость вместе с Вавиловым вошел внутрь, офицеры последовали за ними. И без того тесное помещение купе мгновенно стало напоминать банку кильки.

– Ваш батальон переходит во временное подчинение ФСБ, – произнес Христофоров, не обращая никакого внимания на остатки недавнего пиршества на вагонном столике. Он вытащил из нагрудного кармана сложенный вдвое конверт из плотной бумаги и, протягивая его комбату, добавил: – Есть договоренность с Генштабом и лично министром обороны. В течение часа ваш радист получит подтверждение. Да, чуть не забыл, с этой минуты ваш радиоцентр работает только на прием.

– Ясно, – задумчиво проговорил подполковник Вавилов, внимательно читая депешу на генштабовском бланке. Прочитав, передал ее начальнику штаба, стоящему у него за спиной.

– Может, объясните, с чем связана такая пертурбация? – спросил морпех, разглядывая сидящего напротив полковника. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что на неопределенный период тот будет его основным начальником. —Хотя бы в общих чертах.

– Если только в общих чертах, – медленно протянул Христофоров, соображая, что рассказать, а чего не говорить вовсе. – Недавно чеченцы пытались провести в Москве стратегическую операцию «Бумеранг», цель которой была раскрутить новый виток боевых действий здесь, в Чечне, конкретно на равнинной ее части. Нам удалось их переиграть и направить смертоносную энергию против них самих. Сейчас началась большая охота на полевых командиров.

– Давно пора, – одобрительно буркнул зампотех.

– Ваш батальон будет исполнять роль бредня, который мы забросим на самую большую рыбу, – продолжил Христофоров, пристально глядя на комбата. – Поэтому без особой нужды вас трогать не будут.

– Почему именно мы? – неожиданно встрял в разговор замполит. Он уже представлял себе, как через несколько дней будет выступать с речью в родном Доме офицеров. И слушать гром аплодисментов. И теперь неизвестно, насколько придется здесь застрять. – У вас что, нет своих подобных подразделений?

– Есть у нас и более многочисленные боевые части. Но направлять их сюда, когда повсюду с больших трибун говорят о выводе войск из Чечни, по крайней мере, глупо. Об этом сразу же будет известно не только чужим разведкам, но и пронырам журналистам. А это чревато скандалом, международным. Такой расклад, сами понимаете, никому не нужен, к тому же ваши люди хорошо подготовлены, хорошо оснащены и, главное, имеют приличный боевой опыт. Но действовать вам придется тайно, как и всем «рыцарям плаща и кинжала».

– Поэтому вы и закрашиваете бортовые номера на технике? – спросил комбат, осмысливая услышанное.

– Не только номера, – кивнул чекист. – Бойцам придется снять тельняшки и на черные береты надеть камуфляжные чехлы. Полное отсутствие идентификации, боевой техники и личного состава. Еще вопросы есть?

Больше вопросов не было.

– Отлично. – Христофоров встал со своего места. – Эту ночь спокойно отдыхайте, а завтра с утра займемся организационными вопросами. Спокойной ночи.

Гость вышел из купе, на несколько секунд повисла тишина.

– Это беспрецедентно, – первым не удержался от реплики заместитель по воспитательной части. – Такого еще не было ни на моей памяти, ни в истории нашей страны.

– Почему же не было, – усмехнулся начальник штаба и быстро заговорил, демонстрируя свою эрудицию: – История знает немало подобных примеров. Вот последний: в начале девяностых годов Витебскую дивизию ВДВ в срочном порядке переподчинили КГБ. Десантники надели зеленые фуражки пограничников и помчались латать границу, которую рвали ветры демократических перемен в братских, мать их, республиках. Цель оправдывает средства, особенно когда дело касается государственных интересов. Вот теперь наступил наш черед.

– Да уж, – согласился с майором Вавилов.

Теперь ему все стало ясно. Почему батальон до сих пор держали в Чечне, обновляя личный состав опытными контрактниками. Почему перед самым возвращением прислали самоходные установки «спрут». Почему в вагонах не было проводников и почему все боеприпасы заставили забрать с собой. Как хороший шулер держит убойный козырь в рукаве, так и батальон придерживали для подходящего случая.

– Радиограмма, товарищ подполковник. – В дверном проеме стоял прапорщик, начальник батальонной радиостанции. Протягивая комбату листок с текстом, счел своим долгом прокомментировать: – Странная какая-то радиограмма, только одно слово «Подтверждение» и личная подпись начальника Генштаба.

* * *

Как обычно, тренировку Виктор завершил дыхательной гимнастикой. Легкие, разгоряченные интенсивными упражнениями, наполнялись кислородом, заставляя кровь в венах закипать, отчего в голове появился легкий шум, как при опьянении.

Наконец тренировка закончена, на несколько минут Савченко замер, оставаясь на месте. Как когда-то говорил его первый учитель Сэнсей, чтобы слиться с землей и выйти на прямую связь с космосом. Обувшись, он не спеша направился в сторону своего дома.

Парковая зона, в которой расположились несколько шестнадцатиэтажных «свечек», с наступлением сумерек быстро пустела. Местные обыватели старались как можно скорее укрыться в своих квартирах-скорлупах, тем самым отгородиться от агрессивного мира ночи.

Едва скамейки и качели на детской площадке пустели, как их тут же занимали мелкие представители темных сил: пьяницы, наркоманы, хулиганы.

Темнота Виктора нисколько не пугала. Как правило, темноты боишься ребенком, с возрастом эта боязнь проходит, и тому есть множество причин. Сперва игры с друзьями допоздна, последний сеанс в кинотеатре, ночные прогулки с девушками. Потом школа возмужания – армия. Ему, как и многим, повезло. Попал добровольцем наводить конституционный порядок в Чечне. Не им придумано: «ночь – подруга фронтового разведчика», сейчас Виктор уже и не вспомнил бы, сколько раз их группа ходила по ночам в поиск, на боевые, в секреты. Теперь темнота его не пугала, а, наоборот, радовала, потому что батальонный разведчик знал, какие преимущества она дает.

В старой покосившейся беседке, установленной рядом с пешеходной дорожкой, вольготно расположилась большая и шумная компания молодых людей.

Виктор мгновенно определил по взрывам истеричного смеха, что переростки обкурились шалы, затуманили мозг наркотическим дымом. Впрочем, ему до этого не было никакого дела…

Проходя мимо беседки, Савченко посмотрел на веселящуюся молодежь. Судя по дорогим шмоткам, это были не «генералы песчаных карьеров», а отпрыски состоятельных родителей, которые костьми лягут, а свое непутевое чадушко не то что на войну, даже в армию не отпустят. Глядя на беспочвенно хохочущих тинейджеров, Виктор не удержался от презрительной ухмылки.

– Чего лыбишься, урод? – тут же прозвучало из-под свода беседки.

– Чего же не улыбнуться, когда смотришь на вольер с обезьянами, – резко парировал бывший морпех.

– Что-что?

Из беседки сразу же выскочили двое парней. Обычно наркотик в момент употребления расслабляет и разнеживает, в этот раз все было не так. Возможно, употребляли какую-то новую разновидность конопляного дурмана. Как бы то ни было, молодежь проявила агрессивность.

Виктор внимательно посмотрел на своих противников. Оба долговязые, с длинными гусиными шеями, на которых болтались, как шары на пружинах, лохматые головы. Они явно выпрыгнули из школьного возраста, на вид лет по двадцать, может, чуть больше. Вот и выходило, что Виктору они приблизительно ровесники.

– Так что ты там вякнул, козел? – К Савченко на подгибающихся ногах подскочил один из долговязиков и, ухватив рукой за полу спортивной курки, попытался дернуть, но не успел. Виктор пережал узкую ладонь с длинными тонкими, как у аристократа, пальцами и выгнул ее в суставе. – Ой-й-й! – взвизгнул хулиган, выгибаясь под напором нестерпимой боли.

– Ты чего? – Второй поспешил на выручку приятелю, но и ему не повезло. Стоящий неподвижно противник левой рукой ухватил его за ключицу и резко рванул вниз.

– Ай-й-яй. – Второй «боец» рухнул лицом вниз на асфальт, даже не сопротивляясь. Картина поединка выглядела не особо привлекательно, поэтому никто из беседки не спешил друзьям на выручку.

Неожиданно Виктору стало противно стоять этаким витязем среди недоразвитых, к тому же и обкуренных бандерлогов, которые даже все вместе не смогли бы с ним справиться. Он отпустил напавших на него, демонстративно сплюнул и с презрением произнес:

– Вместо того чтобы дурью мозги сушить, лучше бы спортом занялись.

– Уже, – прозвучало из беседки, и на дорожку выпрыгнул невысокий крепыш с короткой стрижкой и скуластым лицом со слегка раскосыми глазами. – Сейчас и тебя кое-чему научим, – с угрозой произнес новый противник.

«Это уже интересно», – промелькнуло в мозгу Савченко. Его противник не был обкурен, глаза не были затянуты поволокой, а горели яростным огнем уличного драчуна.

– Дай ему, Душман, – простонал один из долговязых, растирая ключицу.

Спарринга не получилось, обращение «Душман» сработало, как удар бойка по капсюлю. Резко развернув корпус, Виктор ударил. Его кулак, как таран, врезался в грудь крепыша, отшвырнув его с такой силой, что тот своей спиной снес деревянный бордюр беседки и рухнул на пол без признаков жизни.

– Ну, еще спортсмены есть? – спросил бывший морпех, разминая пальцы правой руки.

На этот раз беседка ответила ему тишиной. Несколько секунд длилась непроизвольная пауза, наконец раздался слабый стон. Оглушенный крепыш начал приходить в сознание.

Хмыкнув, Виктор резко развернулся и зашагал в направлении своего дома, по дороге размышляя о том, что он все еще остается на той войне и все еще делит людей на своих и чужих.

* * *

Толстобрюхий грязно-серый «Ан», грозно рыча мощными двигателями, свернул с рулежки и встал на стоянку в дальнем конце взлетно-посадочной полосы Моздокского аэродрома. С шипением медленно стала опускаться кормовая аппарель.

К самолету сразу же подъехало несколько крытых грузовиков. Выпрыгнувшие из кузова солдаты бросились поспешно выносить из транспортного отсека картонные коробки. Упаковки с медикаментами для госпиталя были не тяжелые, поэтому работа спорилась. Вскоре машины были загружены, и солдаты вновь забрались под брезент, грузовики тут же укатили восвояси.

Только после того, как площадка возле самолета опустела, из транспортного отсека вышла группа мужчин в защитной форме старого образца. Всем прибывшим давно перевалило за тридцать, а некоторым и за сорок. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять: на войну прибыла новая команда «контрабасов»[3], пытающихся при своем пиковом положении срубить денег на военной службе. А судя по небритым лицам и устойчивому запаху водочного перегара, можно было смело сказать, что это вояки еще те.

На самом деле такая оценка была бы ошибочной, невзрачные мужики в потрепанной форме были профессионалы высшего класса, бойцы элитного диверсионного подразделения ФСБ «Вымпел». Прибывшая ударная группа должна была действовать конспиративно в Чечне, выполняя роль гончих для полковника Христофорова.

Старший группы, высокий широкоплечий брюнет с коротко стриженной бугристой головой, носил на погонах две звездочки прапорщика, и в кармане у него лежал документ, подтверждающий это звание.

Тридцативосьмилетний Игорь Маклахов имел прозвище Макнамара и звание капитана. За двенадцать лет службы в спецназе госбезопасности он провел не одну командировку в «горячих точках», давно мог бы стать майором, подполковником, а то и полковником. Но звание старшего офицера располагало

и к новой должности, по большому счету для кабинетной службы. Маклахов был настоящим бойцовым псом-горлохватом. За званиями не гнался, довольствуясь премиальными за «боевые» и адреналином, впрыснутым в кровь во время проведенных спецопераций.

Прищурившись под яркими лучами солнца, Игорь зевнул, потом вытащил из нагрудного кармана сигарету и сунул ее в рот. Закурив, с интересом наблюдал за приближающимся к самолету угловатым «Уралом-375».

Тяжелый трехосный грузовик, рыкнув, с шипением замер. Из кабины высунулся молодой лейтенант в новеньком камуфляже и тяжелом бронежилете, надетом поверх. Поддерживая левой рукой лежащий на коленях автомат, лейтенант оглянул невзрачного вида бойцов, потом тоном заправского вояки спросил, обращаясь к Маклахову:

– Эй, «сундук», это, что ли, команда «три пятерки» для Грозненской комендатуры?

– Она самая, – подтвердил Игорь Маклахов, продолжая невозмутимо курить.

– Ну, тогда грузитесь, колонна на Грозный заканчивает формироваться. Только за вами и задержка.

– На погрузку, – скомандовал старший, бросив под ноги окурок и наступив на него подошвой кирзача.

К удивлению лейтенанта, пожитков у «контрабасов» оказалось значительно больше, чем обычно. Кроме личных вещмешков, в кузов грузовика загрузили еще десяток нестандартной формы деревянных ящиков, выкрашенных в обычный ядовито-зеленый цвет, но без какой-либо маркировки.

Наконец погрузка была закончена, и «прапорщик», сказав: «Трогай», взобрался в кузов. На что лейтенант недовольно буркнул: «Крохоборы».

* * *

Алжирский наемник Абдулл Камаль был вне себя от ярости, договориться с Ушастым они так и не смогли. Бывший полковник Советской армии не только ничего не контролировал, но уже и не мог адекватно оценивать складывающуюся не в его пользу ситуацию.

Теперь, когда стало ясно, что операция «Бумеранг» с треском провалилась и никакого восстания в тылу федеральных войск не произойдет, как не будет осуждено ведущими мировыми странами подавление этого восстания, уже никто не слушал правозащитников, визгливо пищащих по углам.

В такой ситуации следовало искать новый оптимальный выход. Например, объявить его, Абдулла Камаля, известного всем под прозвищем Бабай, главнокомандующим, оставив себе лишь политическую власть. Уж тогда бы он смог объединить вокруг себя всех полевых командиров, на деньги, получаемые из-за рубежа, нанять целую армию высокопрофессиональных наемников, и не только арабов, за большие деньги пошли бы воевать и американцы, и европейцы. В мире достаточно таких, чья религия – банкноты. И чем больше банкнот, тем сильнее их вера. Можно было бы заставить русских в очередной раз умыться кровью, но Ушастый уперся – и ни в какую. В этом жесте он видел покушение на собственную власть.

«Можно подумать, он реально может кем-то командовать или его кто-то слушает», – размышлял Бабай, продолжая в мыслях спор с президентом.

Договориться так и не удалось, Абдуллу пришлось покинуть президентский бункер и вернуться к своему отряду арабских наемников.

По узкой горной дороге они двигались на четырех «УАЗах», боевики то и дело поднимали головы к небу, которое сейчас таило смертельную опасность в виде внезапно появившихся боевых вертолетов или штурмовиков. Для того, чтобы машины было легче покидать, с вездеходов сняли брезентовые крыши.

Уже ни горы, ни леса не могли защитить боевиков, федералы наконец-то научились методам партизанской войны, и часто их разведгруппы нападали на боевиков.

«Нужно уходить отсюда», – неожиданно подумал Абдулл. В течение нескольких месяцев он получал шифровки из Афганистана. Руководство, когда-то направившее его в Чечню, теперь требовало вернуться обратно, чтобы бороться с американским милитаризмом. Бабай каждый раз откладывал отъезд, считая, что сможет в корне изменить сложившуюся здесь ситуацию, чтобы впоследствии иметь государство, на территории которого можно будет укрыться от многочисленных врагов. Но из задуманного ничего не получалось, а даже наоборот, увеличился риск попасть в плен к федералам. Следовало поторопиться с отъездом.

Покинув территорию аэродрома, «Урал» загромыхал по улицам Моздока. На окраине города выстроилась готовая колонна. Десяток грузовых «Уралов» и «ЗИЛ-150» сопровождали три БМП-2 с длинными скорострельными пушками, пара БТР-80 с крупнокалиберными пулеметами и автоматическими гранатометами «пламя», приваренными к башням. На броне расселись солдаты отряда сопровождения из внутренних войск.

Бойцы, не один месяц сопровождавшие автомобильные колонны и не раз вступавшие в перестрелки с сепаратистами, чувствовали себя настоящими вояками, что располагало к некоторой вольности в форме и экипировке. У многих бронежилеты были надеты прямо на голое тело, демонстрируя бронзовый загар и рельеф мышц. Головные уборы тоже были различными: импортные бейсболки с завернутыми на затылок козырьками, камуфляжные панамы и черные бай-керские банданы с черепами. Колорит этого воинства, больше напоминавшего пиратское «береговое братство», дополнял командир. Парень лет двадцати семи, обритый «под Котовского», в черных солнцезащитных очках «Пилот». Держа на локтевом сгибе левой руки «АКМС» с пулеметным диском вместо стандартного магазина, в вытянутых пальцах правой руки он зажал окурок сигареты. Через расстегнутый бронежилет была видна мускулистая грудь с бледно-синей наколкой, поверх которой болталась на цепочке пара американских армейских жетонов.

– Кто рискует жизнью, тот главенствует над всеми, – глядя на отчаянное воинство, с усмешкой процитировал кого-то из классиков Макнамара. Его подчиненные только хмыкнули. Настоящие профессионалы редко заботятся о внешней мишуре.

Едва «Урал» занял место в хвосте колонны, как за ними пристроился «КамАЗ» с установленной на открытом кузове скорострельной двухствольной зениткой «ЗУ-23-2». Вслед за «КамАЗом» встали два БТРа, формирование колонны был закончено.

Командир охранения, докурив сигарету, щелчком отшвырнул окурок и, громко крикнув: «По коням», направился в голову колонны, где на первой боевой машине сидели саперы. Фыркнув выхлопными газами, подобно огромной броненосной сороконожке, колонна сдвинулась с места.

На равнинной территории Чечни в конце лета не особо красиво и довольно однообразно, серо-коричневый пейзаж выгоревшей под беспощадным солнцем степи тянулся до самых гор, закутанных в дымку облаков. Подобное зрелище быстро надоедает, единственный способ сократить дорогу – впасть в плен нежного Морфея. Вскоре в кузове грузовика все бойцы «Вымпела», устроившись кто где смог, мирно сопели. Привычных к любым фронтовым коллизиям, их даже на разбудил взрыв обнаруженного саперами фугаса.

Во второй половине дня колонна наконец достигла Грозного и медленно стала вползать на окраину города. Сейчас наступал наиболее опасный момент… Несмотря на то что столица Чечни давно считалась под властью федеральных войск, в руинах разрушенных домов и в коллекторах канализации еще бродили боевики сепаратистов, которые при всяком удобном случае нападали, обстреливали и взрывали колонны, патрули, комендатуры и блокпосты.

Но на этот раз все обошлось, и колонна дошла в целости и сохранности.

– Подъем! – заорал дурным голосом лейтенант изчюпровождения, когда «Урал» с «вымпеловцами» остановился во внутреннем дворе комендатуры.

– Выгружаемся, – приказал Маклахов и первым перепрыгнул через борт грузовика, остальные последовали за ним. Когда вся команда оказалась на плацу перед зданием комендатуры, к ним вышел дородный, уже немолодой полковник в сопровождении щеголеватого майора.

– Смирно! – скомандовал Макнамара, сообразив, что пожаловал комендант собственной персоной. Поднеся руку к виску, он попытался доложить по всей форме. —Товарищ полковник, команда «три пятерки» прибыла для дальнейшего прохождения…

– Команда? – возмущенно воскликнул комендант, его серое в глубоких морщинах лицо приобрело багровый цвет мороженой говядины. – Это же сбор блатных и шайка нищих. Прислали, что называется, «на тебе, боже, что мене негоже». Они же тут растащат и пропьют все, не только что плохо лежит, но и то, что составляет государственную тайну. Будут бегать за водкой, пока чечены не переловят и не поотрезают головы!

– Может, отправить их в «Забытый полк»? – предложил безразличным тоном майор, стоящий за спиной коменданта. – Там недокомплект. Да и не особо куда побежишь, кругом минные поля, и до ближайшей винно-водочной «точки» не менее десяти километров.

– «Забытый полк»? – переспросил заинтересованно полковник, ухватившись за спасительную мысль, как утопающий за подвернувшееся бревно. – Значит, так, лейтенант, – обратился он к сопровождающему офицеру, стоящему возле грузовика. – Забирай эту зондеркоманду и тарабань в «Забытый полк». Чтобы через минуту духу их здесь не было. Ферштейн?

– Так точно, – вытянулся лейтенант.

– Выполняй.

Название «Забытый полк» носил блокпост, расположенный на окраине Грозного. В отличие от большинства своих собратьев «Забытый полк» находился в отдалении от центральных дорог, и единственным объяснением созданию там блокпоста была господствующая над городом высота, которую часто для обстрелов использовали боевики, и лучшее средство борьбы с ними было разместить на ее вершине свой блокпост.

Несколько раз боевики пытались выбить оттуда федеральные силы, но ничего из этого не получилось. На блокпосту, кроме некоторых дотов с крупнокалиберными пулеметами, пары зарытых в грунт по самые башни счетверенных зениток «шилка» и батареи 82-мм минометов, были приняты и другие меры безопасности. Все подходы к высоте были заминированы сотнями противопехотных мин, установленных на неизвлечение. Все эти меры вскоре привели к тому, что на блокпост стали ссылать самых нерадивых военнослужащих.

Такую «точку» ФСБ не могла оставить без внимания. И вскоре под видом смены руководства командование блокпостом приняли офицеры госбезопасности, официально числящиеся в рядах Министерства обороны. После этого «Забытый полк», все еще считающийся местом ссылки у военного коменданта, на самом деле стал базой «рыцарей плаща и кинжала». Лейтенант, сопровождавший «Урал», понятия не имел, кого сопровождал, зато майор, помощник коменданта, в свое время попавшийся в сети контрразведки на спекуляции продуктами и давший подписку о сотрудничестве, за сутки до этого получил приказ команду «три пятерки» направить в «Забытый полк».

На блокпосту командированных «вымпеловцев» ждали. Едва «Урал» въехал на территорию, к грузовику устремился заранее подготовленный дежурный взвод, чтобы помочь с разгрузкой.

Лейтенант этому был только рад, время неумолимо приближалось к вечеру, и надо было торопиться, чтобы не застрять здесь до утра. Едва последний ящик покинул кузов, он живо заскочил в кабину, и грузовик сорвался с места.

– Ну, здорово, – едва машина скрылась из виду, радушно проговорил начальник блокпоста Чугунов, протягивая Маклахову руку. Оба офицера госбезопасности были давними знакомцами, когда-то заканчивали одно закрытое высшее учебное заведение. Потом служили в одном управлении, несколько раз вместе ездили «на войну». Так что их вполне можно было назвать друзьями, хотя по-настоящему близкими друзьями они никогда не были.

Мужчины обменялись рукопожатиями, потом Чугунов сказал:

– Я для твоей команды приготовил отдельный блиндаж, оружие, экипировку. Но, смотрю, последнее было явно лишним. Вы, как истинные кочевники, все свое носите с собой.

– Конечно, – улыбнулся Макнамара. – Оружие пристреляно, экипировка подогнана. Осталось только ждать новостей.

– Добрые новости не заставят себя ждать.

– Будем надеяться.

Утро следующего дня для морских пехотинцев началось с физзарядки. Голые по пояс бойцы, уже забывшие о таком мероприятии обычной гарнизонной службы, поспешно покидали вагоны и тут же строились повзводно.

– Быстрее, быстрее шевелись, детинушки, – подгонял морпехов инструктор по физической подготовке, которого привез с собой Христофоров, двухметровый верзила с абсолютно голым черепом. Его мускулистое тело было покрыто различными татуировками, как у закоренелого урки. Размахивая длинными, как у гориллы, руками он все приговаривал: – Не будете укладываться в нормативы, будем дополнительно тренироваться с утяжелителями.

Наконец батальон выстроился перед составом, и инструктор произнес, каннибальски улыбаясь:

– Первый номер нашей программы – аттракцион «Офицерские горки», десять километров по пересеченной местности, по горам, оврагам, буеракам. Налево, бегом марш!

Гулко топая тяжелыми сапогами, морские пехотинцы сорвались с места.

Умывшись, подполковник Вавилов через вагонное стекло наблюдал за физзарядкой подчиненных. Когда последние бойцы исчезли из виду, комбат, взяв со столика пачку сигарет, выбрался из вагона на платформу, оглядывая местность, куда их забросила судьба.

Переплетение железнодорожных путей, разгрузочные платформы, приземистые строения пакгаузов, многотонные краны. Для боевого пловца, готовившегося всю свою службу для диверсий на стратегических объектах в тылу вероятного противника, картина был очень знакомая – подъездные пути к ядерным комплексам подземного базирования.

«По-видимому, где-то поблизости находились ракеты Южной группы войск, —догадался Вавилов, закуривая сигарету. – Ракеты по договору ОВС пустили под нож, а до объекта руки все не доходили, вот чекисты его решили использовать. Молодцы, ничего не скажешь».

После зарядки и завтрака личному составу было приказано снять тельняшки, срезать шевроны и кокарды, на черные береты надеть камуфляжные чехлы. По старинной флотской традиции нашлось несколько смутьянов, которые пытались отстоять реликвии морской славы. Но бузотеров быстро прижали «к ногтю» и обезличивание батальона прошло в спокойном режиме.

Перед обедом в штабном вагоне появился Христофоров. Командирам взводов, рот, батарей были переданы расписанные до мелочей распоряжения. Комбату достался общий план всей операции. Он внимательно ознакомился с ним, потом, взглянув на сидящего напротив полковника госбезопасности, сказал:

– Толково написано, учтены все нюансы. Непонятно только одно: откуда такая уверенность, что Бабай зайдет в это селение?

– У него другого выхода не будет, – спокойно ответил чекист. – Загонщики не дадут зверю пойти в другую сторону.

– Ну, тогда ладно, – удовлетворенно кивнул Вавилов.

Он только сейчас сообразил: батальон морской пехоты, привлеченный к участию в ликвидации наиболее непримиримых и одиозных полевых командиров, не более чем вершина огромного айсберга под названием ФСБ, со всеми ее структурами, оперативным, экспертным, следственным и аналитическим отделами. А еще дальше в черной глубине внедренная агентура, выряженная в одежды сепаратистов. Диверсанты, занявшие исходные позиции на лесных и горных тропах и готовые по первому сигналу их перекрыть, создав невидимое и в то же время непреодолимое препятствие для намеченной жертвы. И затем, как умелые загонщики, гнать зверя к той яме, где его и добить.

Несмотря на все реформы, которые по своей сути были равносильны вредительству, госбезопасность все же сохранила свой костяк. И теперь, когда представился удобный случай, профессионалы решили взять реванш за недавнее прошлое.

– Толковый план, – еще раз проговорил комбат, осмыслив, что стоит за ровными строчками машинописного текста.

– Сейчас офицеры изучают детали плана. Рядовые и сержанты получают боеприпасы, – произнес Христофоров. – Я бы хотел познакомиться с личным составом. Надо устроить во второй половине дня общее построение. С полной выкладкой и боевой техникой.

– Сделаем, – пообещал Вавилов.

Сразу же после обеда была объявлена боевая тревога. Морские пехотинцы, надев бронежилеты, ранцы, каски, схватив оружие, выпрыгивали из вагонов. С глухим звериным ревом с платформ съезжали БМД, самоходные артиллерийские установки. Несколько минут длилась суета, потом все замерло. Огромный многофункциональный организм застыл, агрессивно ощетинившись десятками артиллерийских и сотнями автоматно-пулеметных стволов, став похожим на фантастического хищника, готового к смертельной атаке на жертву или на такого же хищника, как сам.

– Неплохо, – задумчиво произнес Христофоров, наблюдавший за действиями морских пехотинцев с момента объявления боевой тревоги. Потом спросил, указывая на ближайший к штабному вагону взвод: – Почему у этих бойцов оружие без ремней?

– Почему? – переспросил комбат, поворачиваясь к щеголеватому начальнику разведки.

– Взводом разведки сейчас командует старший сержант Федоров, – начал обстоятельно объяснять главный батальонный разведчик. – Он приказал бойцам снять ремни с автоматов на манер английских коммандос. Так они даже в самой пиковой ситуации готовы к бою.

– Почему командир взвода контрактник, а не офицер? – поинтересовался чекист.

– Прежний командир отбыл на учебу в академию. А сержант только вернулся из госпиталя. Опытный боец, трижды кавалер ордена Мужества, последний орден получил в Москве из рук Президента, – быстро пояснил комбат. – Тем более что мы возвращались вроде домой.

– Он что, знаком с тактикой английских коммандос? – задал новый вопрос Христофоров. Он еще толком ничего не решил, но неординарный сержант его заинтересовал.

– Думаю, да, – не совсем уверенно проговорил начальник разведки.

– Откуда?

– В Боснии скорее всего познакомился, – сказал разведчик и, увидев удивленный взгляд Христофорова, добавил: – Воевал наемником в Югославии.

– Действительно, интересный экземпляр. Надо узнать его поближе.

* * *

Остатки отряда Одноногого Шамиля расположились у подножия остроконечной горы в густой лещине. Измученные долгим переходом, боевики валились поддеревья, не в силах установить палатки или хотя бы натянуть маскировочные тенты.

Шамиль устал меньше других, потому что из-за увечья не шел пешком, а ехал в седле. Выбрав наиболее выносливых, отправил их в сторожевые секреты, потом назвал тех, кому придется сменить часовых. В партизанской войне охрана лагеря – едва ли не самая главная задача. Безопасность – гарантия жизни и гарантия продолжения борьбы.

Распределив обязанности, Пастух наконец смог расстелить под деревом свой спальник. Сев на него, он прислонился спиной к шершавому стволу и, прикрыв веки, провалился в черноту беспокойного сна…

Проснулся Шамиль, когда на горы спустилась ночь. Отдохнувшие боевики разбили полевой лагерь, установили палатки, натянули навесы, под которыми укрыли лошадей и привезенную на них поклажу. В центре лагеря была вырыта яма, внизу разожгли костер и подвесили большой котел, в котором варилась ароматная баранья похлебка.

Чтобы источник тепла не обнаружили самолеты-разведчики, имевшие на борту тепловизоры, над котлом была подвешена плащ-палатка, на которую набросали мокрой травы.

Поднявшись на ноги, Шамиль заковылял в сторону котла, из-под которого виднелись красноватые языки пламени. Ночью в горах сыро и холодно, из-за низкой температуры нестерпимо ныла культя. Фантомные боли создавали иллюзию, что болит ступня, остатки которой ампутировал врач.

Усевшись недалеко от очага, Пастух протянул поближе к огню раненую ногу. В отличие от рядового бойца, которому достаточно лишь выполнять приказы своих начальников, командир такой роскоши лишен, он постоянно должен думать, и не столько о себе самом, сколько о своих подчиненных, поставленной задаче и сложившемся положении.

Положение его отряда было если не критическим, то близким к тому. Потеряв тяжелое вооружение, Шамиль сперва радовался, что удалось спасти основную часть отряда. Но уже вскоре понял, с потерей минометов и противотанковых ракетных комплексов он потерял свою убойную силу. И теперь мог разве что ночью обстреливать блокпосты федералов, как доморощенные местные мстители. Такие обстрелы милиционеры и солдаты внутренних войск называли не иначе как «беспокоящие обстрелы», то есть лишь мешающие спать отдыхающей смене. На это никак не мог согласиться «национальный герой Ичкерии».

От бессилия и злобы Шамиль аж заскрежетал зубами. Боевые действия кардинально изменились, теперь у повстанцев оставалось два варианта: либо уйти за границу, либо рано или поздно (а в последнее время все чаще) погибнуть.

Уйти за границу – в конце концов, это возможно, несмотря на то что все главенствующие высоты заняты пограничными заставами, а по тропам шастают диверсионные группы спецназа. И все же пройти можно было, даже потеряв две трети остатков отряда. Вопрос в другом – что он там будет делать, колченогий калека? Все «хлебные места» там уже заняты. Кто-то ездит по мусульманским государствам, призывает помочь повстанцам и припеваючи живет на пожертвования, другие торгуют наркотиками или оружием, третьи торгуют похищенными заложниками. У всех свой доход, и никто не потерпит конкурента. Если сами не убьют, то подошлют тех, у кого есть к нему свои счеты. А таких немало, с начала девяностых он воевал в абхазском батальоне с мусульманами-абхазами против христиан-грузин.

Вспомнив начало своей боевой карьеры, Шамиль протянул руку к правому бедру и вытащил из кобуры видавший виды пистолет Макарова, свой первый трофей, который считал талисманом. Языки пламени всполохами бликов отражались на вороненой поверхности ствольной коробки. Побег за границу отпадал, оставалось умереть героем.

К Пастуху подошел медведеподобный бородач и протянул котелок с похлебкой. Горячее наваристое варево с костью, с которой свисали лохмотья мяса, утолило голод. После этого пессимистические мысли отошли прочь, жить стало веселее. Вытерев куском лепешки жир со стенок котелка, Пастух вздохнул. Сейчас даже потеря минометов и ракет не казалась тяжелой утратой.

«Ракеты можно одолжить у Бабая, – неожиданно подумал чеченец, вспомнив о своем побратиме. – В конце концов, это я ему передал поставщика. Он мне должен».

Затем он стал думать, на что использовать эти ракеты. Он должен совершить то, о чем будут говорить долго, передавая из уст в уста, из поколения в поколение. Вот тогда можно смело сказать: Шамиль Одноногий– национальный герой Чечни.

Лагерь тем временем пришел в движение, несколько боевиков, поев, взяли свое оружие и пошли менять тех, кто сидел в секретах.

– Мустафа, – позвал Пастух своего ординарца.

Невысокий худой парень с редкой бороденкой, свисавшей с лица, бросился бегом по первому зову эмира. Остановившись перед сидящим, он покорно произнес:

– Слушаю тебя, Шамиль.

– Готовь рацию, – коротко приказал Одноногий.

Несмотря на новейшие средства, которыми были оснащены боевики, в последнее время радиопереговоры стали довольно опасным занятием. Службы радиоперехвата тщательно стерегли эфир. И стоило кому-то выйти на связь, как тут же включалась хитроумная аппаратура, она не только записывала текст, но и определяла координаты передатчика, по которому сразу же наносился ракетный удар.

Теперь боевики вели переговоры только через ретрансляторы, которые выводились в сторону от радиостанции на несколько сот метров. Это хоть немного оберегало радиста от прямого попадания.

Трое радистов под командой Мустафы, собрав ретранслятор, стали с ним подниматься к вершине горы. Через полчаса радиостанция со всеми предосторожностями была готова к работе.

Включив тумблер, Шамиль поднес ко рту микрофон:

– Пастух вызывает Бабая. Пастух вызывает Бабая.

– Бабай слушает тебя, брат, – прозвучал голос алжирца в наушниках.

* * *

– Разрешите, товарищ полковник. – В купе, где спал Христофоров, вошел «слухач», офицер радиоперехвата из группы ФАПСИ, которую полковник привез с собой из Москвы.

– Слушаю. – Чекист поднялся с полки и включил ночник.

– Только что перехватили радиопереговоры на чеченских частотах, —доложил офицер.

Полевая форма на «слухаче» смотрелась не лучше, чем попона на жирафе. Чувствовалось, что военно-техническая интеллигенция не привыкла к такой форме одежды. Но условия конспирации требовали маскарада.

– Попрошу подробнее, капитан.

– В двадцать два десять зафиксированы радиопереговоры. Контакт был устойчивый, хотя чеченцы с равным интервалом меняли частоты, нам все же удалось прочно захватить саму передачу и полностью ее записать. Правда, текст зашифрован синхронным с радиостанцией шифратором, но для наших криптографов при их аппаратуре это семечки. Через два часа, надеюсь, расшифровка будет закончена. Хотя аналитики считают, что боевики в курсе того, что их шифры не более чем фикция, поэтому пользуются лишь ключевыми словами, которые понятны только общающимся, а для посторонних могут означать все, что угодно.

– Ясно, – кивнул Христофоров.

Он и сам понимал, что противник далеко не прост и кодированные радиоребусы спецы будут решать довольно долго. А время не ждет, время на проведение операции «Бумеранг возвращается» строго лимитировано.

– Засечь передатчики удалось? – наконец поинтересовался полковник.

– Один работал практически на прием, лишь дважды выходил кратковременно в конце и начале сеанса. Второй работал дольше, но все-таки недостаточно долго для привязки его к конкретной точке. «Вилка» получилась около десяти квадратных километров.

– Большой квадратик, – задумчиво произнес чекист, потом внимательно посмотрел на «слухача» и спросил: —Авиацию навести сможем?

– Разве что вызвать из Энгельса дивизию стратегической авиации и по площади ковровым методом сделать лунный пейзаж, —последовал основательный ответ.

– Лунный пейзаж, говоришь? – мечтательно сказал полковник, но капитан не проявил никаких эмоций, поэтому пришлось его отпустить. —Ладно, идите работайте. Если что, ко мне с докладом. В любое время суток.

* * *

Закат разлился по всему небосводу багровым заревом. Крыша, нагретая задень, излучала зловонный жар от смеси гудрона и рубероида.

Виктор, раздетый по пояс, босиком стоял на этой , разогретой крыше. Сейчас он не чувствовал ни жара, ни зловония, все его сознание было сконцентрировано на конечностях. Ших – кулак рассек воздух, поражая невидимого противника. Ших – последовал второй удар.

Разворот, удар ногой, уход в сторону, серия ударов кулаками. Снова уход, контратака, где блоки и финты чередуются с ударами и тычками.

Работая в интенсивном режиме, Виктор почему-то не чувствовал утомления, злоба и ярость, захлестывающие его, не позволяли ему расслабиться или устать…

Взрыв ярости нахлынул на него час назад совершенно неожиданно. Он лежал в постели с голубоглазой юной особой, с которой познакомился сегодня в парке, где каждый день тренировался. Невысокая, с большой, тяжелой грудью и осиной талией, девчонка оказалась не только сексапильной, но и очень коммуникабельной. После получасовой беседы новая подружка легко согласилась сходить в гости. И как всегда в таких случаях, последовали чашка кофе, бокал шампанского и плавный переход к любовной прелюдии с последующими интенсивными занятиями сексуальной гимнастикой. Негромко работал телевизор.

Любовники, занятые друг другом, не обращали на него никакого внимания. Очередное ток-шоу сменила программа новостей, и бодрый голос диктора объявил анонс последних известий.

Виктор, лаская упругое тело женщины, не реагировал на новости: «Кого приняли в Кремле», «Кто бастует, а кто голодает», но последняя фраза диктора заставила его отвлечься.

– Сегодня вы увидите редчайшие кадры. Спецназ внутренних войск документально подтверждает – Шамиль Одноногий убит. И это их заслуга.

После этих слов Виктор уже не мог думать о своей подруге. В результате разразился скандал. Поспешно одевшись, девушка ушла, не забыв хлопнуть дверью. А он остался наедине со своими мыслями, со своим прошлым.

«Как же, они ликвидировали Шамиля Одноногого. Великая заслуга пришить инвалида, пусть он и главарь банды, но калека, – размышлял Виктор. – А сколько их еще осталось? Местных и пришлых. Таких, как Бабай. Почему до сих пор не нашли и не уничтожили логово Ушастого? Кто, в конце концов, отомстит за наших пацанов? За меня, за то, что я стал человеком-невидимкой, лишенным близких. И если я „воскресну“, нет гарантии, что мои родственники не подвергнутся нападению».

Не в силах сдерживать нахлынувшую ярость, Виктор резко вскочил, натянул спортивный костюм и направился в парк, но часовая пробежка не сняла нервного напряжения. Войдя в подъезд, Виктор поднялся на крышу своей шестнадцатиэтажной «свечки» и стал отрабатывать бой с тенью, обрушивая на воображаемых противников весь свой арсенал приемов рукопашного боя.

В конце концов, измотав себя, он устало опустился на бордюр на краю крыши. Мысли по-прежнему мигали, как всполохи молний в ночном небе, но главная идея все-таки вырисовалась.

«Прав был покойный Тамерлан, с его смертью ничего не закончилось. В действительности все только начинается, – размышлял юноша. – Пока они живы, мне покоя не будет. Где же выход? Возвращаться в Чечню?»

Виктор встрепенулся, сообразив, что он такой же гражданин, как и основная масса жителей России, паспорт и военный билет, которые ему «сделал» Донцов, давали ему право не только выбирать и быть выбранным, а и завербоваться контрактником обратно в Чечню. Если первые два права были под сомнением, то третье – верняк.

* * *

Видавший виды, допотопный микроавтобус «РАФ», прыгая на ухабах, упорно полз в сторону «Забытого полка». Часовые на блокпосту с интересом наблюдали за маневрами стального четырехколесного труженика, размышляя про себя – доедет или по дороге развалится.

Несмотря на все пессимистические прогнозы, «РАФ» все-таки доехал до ворот блокпоста.

Кроме молодого отчаянного водилы, в микроавтобусе сидели двое офицеров. Проверив документы, «РАФ» пропустили на территорию.

Микроавтобус, проехав мимо блиндажей, где размещался личный состав, остановился возле штабного бункера. Водитель остался в кабине, а офицеры спустились в штаб. Начальник блокпоста предупредил Маклахова заранее о приезде «дорогих» гостей, и теперь их ждали.

– Добрый день, – не совсем по-военному поздоровался первый вошедший. Коренастый полковник с петлицами военной юстиции на камуфляжной форме занимал пост начальника особого отдела Чеченского гарнизона. Его спутник носил погоны майора и был в серой форме ОМОНа.

Появление этих двоих никак не могло вызвать подозрение. Ни для кого не было секретом, что в «Забытый полк» отравляют самых никудышных вояк, нарушителей дисциплины, а потому появление особиста и милиционера могло означать только одно – опять ведется расследование.

– Знакомьтесь, Гасан Камаев, начальник штаба здешнего ОМОНа, – представил своего спутника полковник-особист. Офицеры обменялись рукопожатиями.

Игорь Маклахов перед этой поездкой в Чечню подробно изучил досье на всех, с кем им придется работать. И поэтому хорошо знал, что в первую чеченскую кампанию бывший учитель математики Гасан Камаев был в отряде Бахрама Джамбекова начальником разведки. Свои знания математик использовал в военном деле, строя все операции с точным расчетом. После начала второй чеченской кампании их командир Джамбеков решил сдаться федеральным войскам и заставил свой отряд в присутствии муллы поклясться на Коране, что они никогда не будут воевать против русских. Гасан Камаев поступил на службу в начавшийся тогда формироваться ОМОН. После сорвавшегося покушения на Бахрама Джамбекова он, как и многие бывшие боевики, изъявил желание помочь мстить.

У бывшего начальника разведки была своя агентура среди мирного населения, да и в других отрядах тоже. Поэтому он был весьма интересен для ФСБ, и его собирались использовать на полную катушку.

– У Гасана Алиевича есть интересная информация по вашей проблеме, – загадочно сообщил полковник, когда все расселись за грубым столом, сколоченным из досок от ящиков.

– И что это за информация? – вяло поинтересовался Макнамара.

– У нас есть агент в ближайшем окружении алжирца Бабая, – не обращая внимания на реакцию Игоря, спокойным тоном педагога начал Камаев. – Вчера он сообщил, что Одноногий Шамиль решил идти ва-банк…

– То есть? – не понял начальник блокпоста.

– Он решил захватить, а если не получится, то уничтожить штаб объединенных войск в Моздоке.

– О-о-о, – глубокий возглас вырвался у всех троих офицеров.

– Это невозможно, – первым пришел в себя начальник блокпоста. – Штаб хорошо охраняется, подъезды к городу тщательно контролируются. Да и сколько людей у этого Одноногого?

– Сейчас не более шестидесяти, – ответил Гасан так, что казалось, он ждал этого вопроса. – Большая часть отряда погибла при обороне Грозного и когда вырывались из окружения. Потом ушли те, кому война была не в радость, – крестьяне, пастухи. Но зато те, что остались, настоящие башибузуки, «сорвиголовы».

– Даже при такой лестной характеристике это абсолютно не означает, что они решатся произвести атаку на штаб группировки, – вступил в разговор Маклахов. – Силенок не хватит.

– Несколько дней назад российский бомбардировщик уничтожил тяжелое вооружение отряда Шамиля. Одноногий, помешанный на своей репутации, решил стать шахидом. Броситься грудью на пулеметы он, конечно, не собирается. Ему надо было что-то сверхординарное придумать, такое, что бы заставило всех говорить о нем. Что может быть лучше штаба объединенной группировки? – Камаев замолчал, давая офицерам время осмыслить услышанное, потом продолжил: – Он связался по рации с Бабаем и объявил о своем желании, но ему требуется тяжелое вооружение. Алжирец сразу сообразил, как это выгодно ему в политическом смысле, и отдал один из своих тайников в Моздоке.

– И все равно это нереально – шестью десятками штурмовать штаб, – не сдавался начальник блокпоста. – Да и как они попадут в город?

– Большая часть отряда просочится маленькими группами или поодиночке. Остальные приедут под видом беженцев… А насчет штурма, в тайнике больше десятка противотанковых ракетных комплексов, не считая реактивных огнеметов, гранатометов и прочего вооружения.

Под низкими бетонными сводами штабного бункера повисла гнетущая тишина.

– Надо что-то делать, – ни к кому не обращаясь, пробормотал особист.

– Мы работаем, – ответил Гасан Камаев таким тоном, будто только местный ОМОН вел здесь войну. – Сейчас идут интенсивные поиски тайника. Тщательно шерстим всех прибывающих в город, но на это требуется время, которого, пока жив Одноногий, у нас нет.

– Что вам нужно на первом этапе? – спросил начальник особого отдела, резонно рассудив: раз кто-то делает твою работу – лучше ему помочь.

– Надо обезвредить гидру, – спокойно произнес Гасан, глядя перед собой. – Необходимо ликвидировать Пастуха до начала штурма.

Теперь все взоры обратились к Маклахову.

– Нужна точная информация, а за нами дело не станет, – коротко ответил капитан.

– Информация есть, самая точная и подробная.

– Тогда поработаем.

Густой туман, подобно вате, навис над землей. Нагретая за день жарким солнцем земля не позволяла концентрированной влаге опуститься ниже. В сером предрассветном мареве промелькнули неясные очертания, тени. Одна, две, пять, шестнадцать… двадцать. Четырнадцать бойцов «Вымпела» и шестеро чеченских омоновцев, вызвавшихся добровольцами.

Чекисты были в полной боевой выкладке, поверх маскировочных комбинезонов были надеты новейшие бронежилеты «панцирь», изготовленные из полимерной пластмассы, по прочности не уступавшей титану. К бронежилету был прицеплен «лифчик» – разгрузочный жилет с десятью ячейками на груди для автоматных магазинов, внизу на поясе подсумки для гранат, – нож разведчика и кобура с автоматическим пистолетом. Сзади на пояснице прикреплена плоская черная коробочка портативной радиостанции, провод от которой тянулся к гарнитуре, состоявшей из наушника и микрофона, укрепленного на левой стороне головы. Лица разведчиков были покрыты зелено-черными разводами, изготовленными из смеси травы и древесной сажи. Тяжелого вооружения в группе не было, все бойцы имели при себе «АК-103», внешне похожие на «семьдесят четвертые» «калаши», только калибр побольше, 7,62, как у родоначальника этого оружия. Кроме того, у двух стрелков еще были «винторезы» – портативные бесшумные винтовки.

Чеченцы, вышедшие на задание вместе с «вымпеловцами», были и экипированы попроще, и вооружены не так. Одеты они были в однотонную серо-зеленую форму, лица закрывали клетчатые платки-«арафатки». Омоновцы специально так оделись, чтобы скрыть свою внешность, кровную месть еще никто не отменил. А нажить кровника означает всю жизнь ожидать смертельного удара исподтишка.

К месту засады они вышли, когда из-за вершины гор появились первые лучи солнца. Клочья тумана таяли прямо на глазах. Высоко в небе завел свою песню жаворонок, природа пробуждалась после короткой летней ночи.

Для засады позиция была выбрана крайне удачно: над петлей Грунтовой дороги навис небольшой холм, с противоположной стороны за кустами дикого шиповника раскинулись рваные края обрыва. Сама дорога в глубоких рытвинах и накатанной то там, то здесь колеей была трассой, с которой и большегрузной машине трудно выбраться, а под ураганным огнем нечего и говорить.

– Значит, так, Сергунек, – обратился Маклахов к невысокому коренастому снайперу, сжимающему в руках «ВСС» с толстым стволом-глушителем. – Как только головная машина повернет за холм, ты работаешь водилу, замыкающую машину работает Лис. После того как колонну застопорим – свободная охота, понял?

– А колонна точно будет? – поинтересовался снайпер, деловито расчехляя оптический прицел на «винторезе».

– Ункас заверил клятвенно, что Пастух вылез из своей норы и крадется в Моздок, строя алчные планы ло захвату штаба группировки, – вполголоса, чтобы Гасан Камаев не услышал, как его окрестил чекист, намекая на сына индейского вождя Чингачгука, последнего из могикан, произнес Макнамара. – Поэтому не расхолаживаться, могут объявиться в любую минуту.

Смешанная разведгруппа рассыпалась вдоль дороги, прячась в зарослях кустов. Приведя оружие в боевую готовность, все замерли в ожидании.

Ждать пришлось недолго, вскоре послышался отдаленный гул, который постепенно нарастал.

– Всем приготовиться, – включив рацию, проговорил Игорь в микрофон, после этого взял автомат на изготовку.

Автоколонна состояла из трех грузовых машин, головной шла плоскомордая гэдээровская «ИФА», за ней ползли два «ЗИЛа». Кузова машин были затянуты брезентовыми тентами, скрывая от посторонних глаз сидящих внутри боевиков.

Идея террористов ехать белым днем на машинах была не лишена рационального зерна. Ночью, когда действует комендантский час, машины могут запросто засечь пилоты «сушек», патрулирующих в небе, и с учетом военного времени церемониться не станут. Днем совсем другое дело, мало ли машин ездит по республике, опасность представляют только блокпосты, но они, как правило, стоят на главных трассах. А по грунтовке можно добраться до самого Моздока и только там бросить машины, чтобы поодиночке просочиться в город…

Головная машина завернула за холм, выстрела никто не слышал, но «ИФУ» неожиданно занесло, и грузовик, как огромное животное, вздыбился, перегораживая проезд. В ту же секунду со звоном разлетелось лобовое стекло замыкающего грузовика. Убитый водитель упал лицом на баранку, тяжестью головы прижав кнопку клаксона. Под протяжный гул клаксона сразу же разгорелся бой.

Маклахов почти в упор пустил длинную очередь в брезентовый борт ближайшего к нему грузовика. Тут же заменил магазин, передернул затвор и двумя короткими очередями сбил успевшего выпрыгнуть из машины боевика.

Бой длился не больше минуты. «Вымпеловцы» и чеченские омоновцы обрушили на три машины шквал огня. Наиболее яростно отбивались террористы из кузова «ИФЫ», по-видимому, борта были дополнительно усилены. Но после того как внутри взорвалось несколько реактивных гранат из подствольников, и там сопротивляться стало некому.

– Зачищаем и уходим, – проговорил в микрофон Игорь, когда накал боя спал. Потом, повернувшись к прятавшемуся невдалеке второму снайперу, с раздражением приказал: – Выруби клаксон, голова от него гудит.

– Сей секунд, – подняв руку, громко сказал, чтобы перекричать гудок клаксона, Лис. Забросив на плечо «винторез», долговязый парень ловко перемахнул через неглубокую канаву и в два прыжка достиг замыкающей машины. Легко запрыгнул на подножку и оттянул голову убитого им боевика, вой клаксона тут же оборвался.

– Готово, – весело отрапортовал Лис, и тут же грянул выстрел, отшвырнувший бойца на несколько метров. Не особо громкий пистолетный выстрел в полной тишине прозвучал как гром небесный.

Из кузова крайнего грузовика появилась бородатая физиономия в темно-синей американской бейсболке. Вскинув пистолет, боевик несколько раз выстрелил, затем, отбросив разряженное оружие, бросился бежать.

Со всех сторон раздались восклицания:

– Один жив, уходит, гад.

– Никуда он не уйдет, – зло проворчал Макнама-ра, ловя в прорезь прицела смешно ковылявшую фигуру. Пробубнил себе под нос: – В жопу раненный джигит далеко не убежит, глубоко кинжал сидит, – и плавно надавил на спусковой крючок.

Та-та-та, – ударила короткая очередь, сбив боевика с ног. Он рухнул лицом вниз и, подгоняемый силой тяжелых пуль, перекувырнулся через голову и замер, не подавая признаков жизни.

К убитому тут же бросился старший чеченского ОМОНа Гасан Камаев. Добежав до распростертого тела, он склонился над убитым и внимательно всмотрелся тому в лицо. Затем вытащил из висящих на поясе ножен длинный обоюдоострый кинжал и одним движением, как жертвенному барану, перерезал ему горло. Вытерев об одежду убитого обагренный кровью клинок, сунул его обратно в ножны и уже не спеша направился обратно.

– Это Пастух, – поравнявшись с командиром «вымпеловцев», устало проговорил Гасан. Чувствовалось, что ему не доставляет удовольствия резать глотки своим соплеменникам, но таковы правила игры, в которую он ввязался.

– Хорошо, – кивнул Маклахов. – Значит, операцию не зря провели. Минус один волк. – Повернувшись к бойцам, склонившимся над подстреленным снайпером, спросил: – Как Лис?

– Оглушило малость, – ответил один из бойцов и пояснил: – Пуля «макара» попала в магазин, расколола его и отрикошетила от бронежилета. Через пару дней оклемается полностью.

– Хорошо, – опять удовлетворенно кивнул Маклахов, и в этот раз обошлось без потерь. Быстро перебирая ногами, спешил Сергуня, висевшая на груди снайперская винтовка билась в такт его движениям. – Что еще? – спросил капитан, гяядя на циферблат наручных часов.

– В кузове «ИФЫ» нашли два артиллерийских снаряда, замаскированных под бетонные столбики дорожного ограждения, – доложил снайпер, потом почесал коротко остриженный затылок и добавил: – Хорошо хоть без взрывателей были, а если бы сдетонировали, хрен что здесь осталось бы.

– Отлично, – кивнул Игорь и обратился к стоящим рядом бойцам: – Берите Лиса под белы ручки, и уходим. Скоро должны прилететь вэвэшники с журналистами, будут демонстрировать, как они борются с терроризмом.

– Конечно, – сказал Гасан Камаев. – Кому слава, а кому грязная работа. Голову змее отрубили, теперь уже надо ловить тех, кто пробрался в Моздок.

Ночью батальон в очередной раз подняли по боевой тревоге. Морпехи, загрузившись на бронетехнику, совершили двухсоткилометровый марш-бросок на специально подготовленный горный полигон в соседней республике.

И сразу же начались учения. Несмотря на то что морские пехотинцы были опытными бойцами, инструктора из ФСБ гоняли их до седьмого пота, заставляя по нескольку раз выполнять различные вводные. Находящийся тут же полковник Христофоров внимательно следил, как проходят учения. От того, как будет подготовлен личный состав батальона, будет зависеть, какие потери он понесет. Потому что охота идет на зверя не только крупного, но и очень опытного и кровожадного.

Остановив командирский «УАЗ» на холме, чекист поднес бинокль к глазам…

Разведчики двигались цепочкой один за другим. Впереди двое дозорных, за ними на небольшом удалении основные силы: пулеметчик, радист, трое автоматчиков и замыкающий снайпер.

Христофоров задержал взгляд на командире. Лицо Дяди Федора было сосредоточенное, руки уверенно сжимали автомат. «Двигается легко, как гепард по саванне, все его движения плавные и уверенные, это уже не просто опыт, это образ жизни человека, ставшего профессиональным солдатом, воином, бойцом-наемником».

– Интересный экземпляр, даже очень, – негромко, ни к кому не обращаясь, проговорил полковник-чекист. Разведгруппа приближалась к зоне военной игры. – Ну, ну, посмотрим.

Рядом с дозором неожиданно взорвалась свето-шумовая граната. Разведчики мгновенно рассыпались по сторонам, залегли, w тут же загремели ответные выстрелы. Действовали они без суеты и нервозности, чувствовался опыт людей, не раз попадавших в экстремальные ситуации.

– Неплохо, неплохо, – продолжал бубнить себе под нос Христофоров, наблюдая за учебным боем. – Думаю, есть смысл нам пообщаться…

Учения продлились трое суток, затем так же ночью батальон вернулся на заброшенную станцию, где их ждал железнодорожный состав, который привез их сюда.

– Оружие почистить, технику заправить и зарядить, батальону сутки на отдых, – объявил комбат Вавилов. – Затем все по боевому расписанию.

Несколько часов на станции стоял гомон, лязганье железа, потом все стихло. Батальон погрузился в сон, лишь где-то в стороне по периметру ходили часовые, бдительно охраняющие спящих.

Моздокский рынок, как и все восточные базары, шумел, гудел, переливался различными цветами и красками местной и заграничной одежды. Среди торгующей и покупающей толпы ходили двое молодых парней, ничем не отличающиеся от остальных мужчин. Ну, разве что одежда их была сильнее изношена, а нижняя часть лиц была более светлой, чем верхняя. Верный признак того, что недавно молодцы носили бороды.

Парни двигались не спеша, то и дело останавливаясь возле того или иного продавца, но, ничего не купив, шли дальше. В отдалении от них прохаживались несколько мужчин зрелого возраста, они тоже ничего не покупали, они следили за парнями.

Один из молодых людей остановился возле старушки с темным морщинистым лицом, торговавшей жареными семечками. Попробовав несколько зерен, он купил кулек, тут же часть семечек отсыпал товарищу, и они неторопливо направились к выходу.

Невзрачный седой мужичонка, медленно двигаясь за парнями, остановился, достал из-под полы поношенного пиджака небольшую портативную рацию и тихо по-чеченски сказал:

– Они выходят.

– За стоянкой их уже ждут. Будем брать, – ответил Гасан Камаев, руководивший операцией.

Парни, щелкая семечки, прошли автомобильную стоянку, перешли улицу и свернули в узкий грязный переулок. Пройдя несколько дворов, они неожиданно остановились. Долговязый, с пустыми глазами наркомана, бросив под ноги кулек, огляделся, потом подошел к металлическим воротам и трижды постучал в калитку, потом еще два раза. Железо гулко передало звук ударов, через несколько минут глухо стукнул замок. Из-за открывшейся калитки выглянула небритая рожа с красными, воспаленными от пьянки глазами. Увидев парней, рожа расплылась в довольной улыбке. Пароль был не нужен, боевики, воевавшие не один год вместе, узнали друг друга.

– Салам аллейкум, – тихо произнес долговязый.

– Салам, брат, – ответил небритый. – Проходите, ждем только вас.

Парни вошли, быстро пересекли двор и скрылись в одноэтажном доме с покосившейся крышей из блеклой от времени черепицы.

В большой комнате за столом, заставленным бутылками с водкой, блюдом с остывшим мясом и тарелками с овощами, сидели шестеро боевиков. Мужчины обнялись с пришедшими, гортанно выкрикивая приветствия, кто-то поспешно стал разливать по стаканам водку. Но застолья не получилось.

Со звоном рассыпались стекла, и в комнату влетели две свето-шумовые гранаты «заря». Несмотря на опьянение, боевики мгновенно бросились на пол. Взрывы оглушили, вжали в пол боевиков, парализовав их волю.

В следующую секунду вылетели оконные рамы, двери были сорваны с петель. Дом заполнили вооруженные до зубов омоновцы в черных комбинезонах и черных вязаных масках.

Боевиков били ногами, заламывали руки за спины, тут же обыскивали и извлекали пистолеты, ножи, гранаты. После этого их тащили во двор, упирали лицом в забор, из соседних комнат вытаскивали оставшихся, которые отсыпались после обильных возлияний.

– Все? – спросил майор Камаев, стоявший на середине двора, у выходящего последним омоновца. Тот утвердительно кивнул.

– Кто хозяин? – Этот вопрос уже относился к задержанным боевикам. Те молчали.

Гасан указал двум бойцам на не отошедшего еще от пьяного угара угрюмого, небритого чеченца. Один из омоновцев прикладом автомата ударил бандита по почкам, когда тот согнулся пополам, другой омоновец провел мастерскую подсечку и в следующую секунду, едва боевик распластался на земле, до хруста вывернул ему руку. Чеченец завыл от нестерпимой боли.

– Кто хозяин? – повторил вопрос Камаев.

– Вот тот, – простонал боевик, указывая свободной рукой на пожилого мужчину в потрепанной одежде.

– Тащите его сюда, – распорядился майор.

Омоновцы бросили боевика и направились к пожилому. Ухватив его за ворот, грубо подтащили к Камаеву.

– Где тайник? – спросил Гасан, склонившись к лицу старика.

– Я ничего не знаю, —дрожащим голосом пролепетал тот.

– Сейчас я отрежу тебе голову. – Из рукава камуфляжной куртки майора выпрыгнул кинжал. Остро отточенное жало клинка уткнулось в кадык пожилого мужчины.

Старик достаточно пожил на свете, чтобы знать – война доводит человеческое сознание до звериного естества. И чем больше на войне человек льет крови, тем больше ему этого хочется.

– Ну? – Кинжал слегка надрезал морщинистую кожу на шее старика.

– На краю огорода, под розовым кустом, – выдавил из себя хозяин дома. Старика отшвырнули обратно в толпу задержанных.

Гасан Камаев в сопровождении четырех омонов-цев прошел на задний двор, где был небольшой огород, на котором раскинулись пожухлые кусты картофеля. В углу у забора рос развесистый куст неухоженной чайной розы.

– Поищите лопаты или лом, – распорядился майор.

Через несколько минут земля была разрыта, и показалась деревянная крышка люка.

– Погреб замаскировали под тайник, – задумчиво произнес один из бойцов.

– Цепляйте трос, – приказал майор.

Когда к рукоятке люка был привязан тонкий капроновый трос, бойцы отошли в сторону. История этой войны знала немало примеров, когда боевики минировали тайник с оружием. На этот раз все обошлось, крышка после некоторых усилий наконец открылась.

Подойдя к черному провалу люка, Гасан снял с груди американский армейский фонарь Г-образной формы и осветил черный провал. Сперва луч света охватил стены подвала, добротно выложенные силикатным кирпичом. Дальше вырвал из темноты длинные деревянные ящики с боеприпасами, поверх ящиков лежали автоматы, снайперские винтовки, ручные пулеметы. Возле ящиков, опираясь на них, стояли гранатометы «муха» и реактивные огнеметы «шмель». В дальнем углу на треножном станке Гасан увидел несколько комплексов противотанковых ракет «фагот».

– Ух ты, настоящая пещера Аладдина, – восторженно воскликнул один из бойцов, разглядывая арсенал.

– Скорее Бабая, – усмехнулся Гасан Камаев. – Ладно, зови телевизионщиков. Будем демонстрировать свои «трудовые» успехи.

* * *

Портативный японский генератор «Сони» работал почти бесшумно. Выделяемой энергии хватало на то, чтобы обеспечить электричеством весь лагерь арабских наемников. Но командир отряда Абдулл Камаль позволял включать генератор только раз в сутки, чтобы ознакомиться с новостями. Благодаря вездесущим СМИ можно даже в дремучем лесу быть в курсе всех событий в мире или стране, достаточно для этого иметь спутниковую антенну.

У арабов параболическая тарелка, выкрашенная в камуфляжные расцветки, была установлена на горе. Кабель от нее тянулся вниз к подножию, где в лесу разместились арабы.

Сегодняшние новости Бабая не радовали. На экране телевизора была показана расстрелянная автомобильная колонна. Три грузовые машины с разбитыми стеклами, изрешеченными бортами и брезентовыми тентами. Возле машин были сложены несколько десятков изуродованных тел боевиков. Немного в стороне от общей массы лежал один-единственный труп.

Камера оператора наплыла на лицо убитого, стоящий рядом мужчина в камуфляже склонился к трупу и повернул лицо к камере.

– Вот на этой заброшенной дороге, – вещал за кадром восторженный голос комментатора, – нашел свою смерть полевой командир по прозвищу Шамиль Одноногий, одна из самых одиозных фигур чеченское го сепаратизма. За ним долго охотился спецназ внутренних войск, и, как говорится, «сколь веревочке ни виться, будет ей конец». И этот конец сейчас мы, тележурналисты, фиксируем.

Кадр сменился, теперь на экране возникла новая картинка. Бойцы ОМОНа извлекают из-под земли ящики с боеприпасами, автоматы, винтовки, гранатометы, противотанковые ракеты.

Голос комментатора по-прежнему не скрывал восторженных интонаций:

– Благодаря многоходовой сложнейшей операции ОМОНу удалось захватить остатки банды недавно убитого Шамиля Одноногого, которые скрывались на явочной точке в Моздоке. Здесь же был обнаружен тайник с большим количеством разнообразного оружия и боеприпасов. Не исключено, что банда Одноногого готовилась лровести в городе еще один теракт, но этим планам, к счастью, не дано было осуществиться.

– Шайтан, – зло выругался Абдулл, жестом приказав переводчику Магомеду замолчать.

Всё рушилось. Убит Пастух, но его отряд уже давно не совершал больших дел, был не более чем реликвией войны с федеральной властью, а вот бессмысленная потеря тайника с оружием – весьма ощутимый удар. Это был самый большой склад Бабая.

«Как же они на него вышли?» – мелькнула мысль в голове алжирца. О тайнике знали только он и старик, который уже несколько лет его сохранял. Но Абдулл недавно рассказал о тайнике Одноногому, который решил стать шахидом.

Камаль вспомнил кадр из новостей. На шее Пастуха был четно виден след от пореза ножом. Видимо, полевого командира убили после, сперва выпотрошили все, что тот знал. К горлу подступил ледяной ком, Бабай вдруг ощутил, как вокруг его шеи стягивается невидимая удавка.

– Пора отсюда уходить, – тихо прошептал Абдулл Камаль. Занятый своими мыслями араб не заметил, как недобро блеснули глаза переводчика Магомеда Хусейнова.

* * *

– С вас двести девяносто три рубля, – произнесла миниатюрная молоденькая блондинка с огромными серыми глазами и остреньким, чуть вздернутым носиком. Виктор, изголодавшийся по женской ласке за время его криминально-военной одиссеи и теперь не пропускавший ни одной приметной особы, на этот раз абсолютно бесстрастно расплатился и не спеша стал укладывать в полиэтиленовый пакет продукты: колбасу, сыр, хлеб, пакет с кефиром. Сунув сдачу в карман, Савченко направился к выходу.

Выйдя из магазина, он несколько секунд смотрел на проносившиеся по дороге машины. Глядя на мелькающие разноцветные силуэты, Виктор пытался определить свое состояние. Еще несколько дней назад он чувствовал себя абсолютно свободным. Со вчерашнего дня Савченко неожиданно ощутил на себе посторонний внимательный взгляд, «ошейник слежки». Сжившись с опасностью, бывший морпех немного расслабился. А сейчас в спокойной, сытой цивильной жизни он внезапно почувствовал бурление адреналина в кровеносных венах. Такое бывает, когда идешь на «боевых», где-нибудь на тропе в «зеленке» или по горному склону. Зрение сосредоточено на поиске «усиков» противопехотных мин или прозрачной лески растяжек, а слух настроен на любой посторонний звук, и весь организм готов к бою, смертельной схватке. Не успевшее забыться чувство опасности теперь всплыло из глубин подсознания, мобилизуя весь организм на новый смертельный бой.

Перестав созерцать мчащиеся автомобили, Виктор повернулся и не спеша зашагал в сторону своего нового дома. Чувство чужого взгляда по-прежнему сверлило ему позвоночник. Но, сколько Савченко ни вглядывался в зеркальные витрины магазинов, обнаружить соглядатаев не удавалось.

Уже подходя к дому, где снимал квартиру, Виктор подумал: «Может, это уже начало паранойи или шизофрении? Что-то там психологи бормочут про синдромы?»

Завершить самоанализ бывший разведчик морской пехоты не успел, из подъезда вышел немолодой грузный милиционер, прижимая к правому боку коричневую папку из кожзаменителя.

– Добрый день. – Милиционер остановился, преграждая вход в подъезд и поднеся руку к козырьку фуражки, официально представился: – Капитан Наливайко.

– Не понял?

– Участковый здешний, – пояснил милиционер и тут же задал вопрос: – Это вы проживаете в семьдесят первой квартире?

– Я, – кивнул Виктор. – Квартиру снял официальным путем, через агентство. Заключили контракт, могу показать копию, если надо.

– Ясно, – кивнул участковый, но уходить не собирался. —А как бы на ваши документы взглянуть? Порядок, сами понимаете, такой. Тем более время сейчас знаете какое. Каждый день мероприятия типа «Вихрь антитеррор», всякие там «Перехваты».

– Понимаю. – Савченко вытащил из нагрудного кармана паспорт, выданный ему майором Донцовым, и протянул милиционеру.

– Так-так, – разглядывая страницы паспорта, бормотал Наливайко себе под нос. – Брагин Виктор Петрович… восьмидесятого года рождения… Тирасполь… Регистрация… угу, все в порядке. – Возвращая документ владельцу, милиционер неожиданно спросил: – Чем здесь занимаетесь?

– Пригласили сниматься в кино, – безразлично ответил Виктор. – На «Мосфильм».

– В сериале, что ли? – с нескрываемым любопытством спросил капитан. .

– Да нет, в боевике.

– А-а. – Интерес участкового к жильцу неожиданно улетучился. Козырнув, милиционер пошел восвояси. Виктор, сунув паспорт в карман, удивленно пожал плечами и облегченно вздохнул. Видимо, инстинкт самосохранения сыграл с ним шутку.

Поднявшись к себе в квартиру, он даже предположить не мог, что в это время капитан Наливайко в своем кабинете давал отчет о разговоре с «квартирантом» высокому молодому человеку, годившемуся участковому в сыновья.

* * *

Уход из Чечни был делом решенным. Бабай не стал ставить в известность никого из полевых командиров, ни даже самого президента Ушастого, подумав про себя: «Раз он хочет в одном лице совмещать и политическую и военную власть, пусть совмещает. Пусть и воюет без меня».

Абдулл Камаль знал, что из-за ухода из Чечни кое-кто из спонсоров будет смотреть на него косо, но у него есть оправдание. Арабы должны объединиться, чтобы вместе воевать против американской агрессии. Он ведет своих людей в Афганистан на помощь братьям по вере.'Вот только дорога эта будет кружной, через страны врагов истинной веры….

Бабай посмотрелся в зеркало. Его лицо было очень знакомо многим тысячам людей, слишком часто его показывали по телевизору.

Араб провел рукой по лицу, по аккуратно подстриженной эспаньолке. Сбрить бороду – вряд ли это сильно изменит его внешность, необходима пластическая операция. Что ж, есть у него подходящая клиника и хорошие хирурги в стороне от этой войны. В городе, где никому и в голову не придет его искать. Несколько лет назад, предполагая нечто подобное, в клинику через преданного человека они с Пастухом вложили большие деньги. Теперь Пастух мертв, и ему уже не надо менять внешность.

Воспоминания об Одноногом Шамиле напомнили Бабаю о потерянном арсенале. От бессильной злобы Абдулл аж заскрипел зубами.

Он собрался уходить из этой проклятой Аллахом страны, и он уйдет не с пустыми руками, все тайники, которые его люди заложили в горах, они опустошат и заберут с собой. Оружие понадобится им на другой войне.

Абдулл вышел из своей палатки и обратился по-арабски к ожидавшей его распоряжений группе боевиков. Выслушав его приказ, наемники в знак почтения поклонились и разошлись. Каждый из них знал, что надо делать.

Лагерь стал стремительно пустеть, небольшие группы боевиков быстро покидали расположение. Оставшиеся начали готовить лагерь к уходу.

Трое суток шли подготовительные работы, возвращавшиеся группы приносили ящики с боеприпасами, гранатометы, ракеты, медикаменты, консервы и упаковки с галетами.

Наконец сборы были закончены, палатки, спальники, котлы уложены в тюки, которые грузились на мулов. На машинах по горным тропам не пройти, поэтому мулы и лошади – единственно возможный транспорт в этих местах.

– Груза так много, что часть его придется нести людям, – сообщил подошедший к Абдуллу переводчик Магомед. Несмотря на то что Магомед был чеченец, он решил уходить с арабами. Бабаю это нравилось, в противном случае, чтобы сохранить тайну, переводчика пришлось бы убить.

– Хорошо, – кивнул Абдулл.. – Что-нибудь придумаем.

Магомед Хусейнов молча поклонился и отошел в сторону, чтобы не мешать эмиру думать.

А задуматься предводителю наемников было над чем. Его люди – воины, а воинам не пристало таскать на себе груз, как ишакам. Значит, нужны еще мулы или лошади. Но чем больше животных, тем длиннее будет цепочка каравана, а это большая вероятность того, что их смогут обнаружить с воздуха. С другой стороны, бросить оставшиеся грузы значит потерять уважение подчиненных, которые не поймут, зачем нужно было вскрывать тайники, если потом бросить груз, как мусор. И оборудовать новый тайник по той же причине глупо, к тому же нельзя терять время.

«Выход должен быть», – решил про себя Абдулл Камаль, он уже знал, что надо предпринять.

– Магомед, – обратился он к переводчику. – Зови командиров групп, будем распределять оставшуюся поклажу.

– Я мигом, эмир, – снова поклонился Магомед и, круто развернувшись, побежал к заканчивающим навьючивать груз на мулов наемникам.

Для более эффективного управления своим отрядом Абдулл Камаль основную его часть разделил на три части. В первой и третьей были лучшие воины, они были хорошо вооружены и экипированы. В этих группах, кроме обычного оружия, были тяжелые пулеметы, гранатометы, переносные зенитные комплексы «стрела-М» и «стингер», готовые к бою в любую минуту.

Вторая группа, самая большая, состояла из полсотни навьюченных лошадей и мулов, погонщиков и носильщиков. Эта группа везла боеприпасы, продукты, противотанковые ракетные комплексы и несколько авиационных ракетных комплексов залпового огня. Весьма мощное оружие в партизанской войне. Для быстрейшего движения Бабай приказал своим людям время от времени менять местами погонщиков с носильщиками.

Кроме этих трех основных групп, было еще несколько мелких групп дозора и охранения. Дозорная группа шла впереди, разведывая путь, группы охранения двигались в стороне по бокам, оберегая от внезапного нападения основные силы. Эти группы были вооружены легким стрелковым оружием, и в их задачу входило лишь предупредить об опасности.

Магомед Хусейнов был включен в группу дозора, прокладывавшую путь всему отряду.

Семеро арабов, держа оружие на изготовку, не спеша вышли на небольшую поляну, раскинувшуюся блеклой плешью между двумя пологими горами.

Старший поднял бинокль, внимательно оглядывая окрестности, ничего подозрительного он не увидел. Взмахнув рукой, подал знак движения остальным.

Забросив за спину автомат, Магомед направился к старому покосившемуся дереву, на ходу расстегивая брюки. Никто из арабов за ним не последовал. Изображая оправление естественной надобности, чеченец сунул в едва заметное дупло на дереве винтовочную гильзу бутылочной формы. Затем, застегнув брюки, поспешил за удалившимися в лес разведчиками.

Вечером, когда солнце уже касалось вершин гор, на поляну вышел пожилой чабан с отарой овец. Он каждый день ходил одним и тем же маршрутом через эту поляну и каждый раз останавливался у покосившегося дерева. На этот раз он не зря запустил руку в дупло, пальцы нащупали прохладную гладкую поверхность гильзы.

Чабан улыбнулся в густую бороду, его черные, как антрацит, глаза лукаво блеснули. Депешу нужно было срочно доставить в село, его старший сын знал, как с ней поступить. Недаром сам майор Гасан Камаев дал ему рацию.

* * *

Группа «вымпеловцев», рассеявшись попарно, приближалась к селу. Двое суток назад сюда приехал со своим штабом полевой командир Умар Умаров, носивший прозвище Терминатор за свою нечеловеческую жестокость.

Умаров воевал обе кампании, а в перерывах между ними он даже умудрился съездить в Питер и похитить сына израильского бизнесмена, за которого потребовал от отца два миллиона долларов. Внутренняя и внешняя политика Израиля запрещает вести какие-либо переговоры с террористами, отец мальчика отказался платить выкуп. Ему по почте прислали сперва мизинец левой руки ребенка, потом правой. Несмотря на горе, отец был неумолим. Больше бандиты ничего отрезать у ребенка не успели, банду захватил РУБОП. Тогда Умарову удалось уйти и вернуться в Чечню.

На поимку бандита была выделена целая бригада Северо-Кавказского РУБОПа, но первыми на него вышли бойцы «Вымпела».

Получив информацию от Камаева, что Умар приедет попрощаться с умирающим от смертельной раны братом и, соответственно, останется на похороны, разведчики той же ночью выехали из расположения «Забытого полка».

Судя по воплям и причитаниям, раздающимся в деревне, брат полевого командира Умарова благополучно преставился. И с учетом мусульманских обычаев, в тот же день тело должно быть предано земле.

– Перебираемся к кладбищу, – негромко проговорил в микрофон радиостанции Игорь Маклахов. Группа диверсантов, расположившаяся полумесяцем, стала менять свои позиции. При этом правое крыло полумесяца осталось на месте, а центр и левое сместились вперед.

Макнамара со снайпером Сергуней залегли под кладбищенской оградой, выложенной из камней бесформенной горной породы.

Первыми на кладбище пришли шестеро чеченских боевиков. В маскировочной зелено-коричневой форме, перепоясанные подсумками с гранатами и запасными магазинами, все были вооружены. Но кроме автоматов, у каждого имелось и орудие труда. Кто-то нес лопату, кто-то лом.

– Пристяжь Умара, —догадался Игорь, наблюдая за боевиками.

– Они как на ладони, – с горечью заметил Сергуня. – За тридцать секунд я перещелкал бы их, как жестяных зайцев в колхозном тире.

– Нельзя, основную дичь спугнем, – отрезвил своего напарника капитан.

Боевики прошли по кладбищу мимо каменных надгробий. Найдя место для могилы, двое боевиков с ломами остановились и стали долбить грунт, обозначая контур прямоугольника.

Когда контур был готов, наступил черед тех, кто имел лопаты. Боевики работали споро, меняя друг друга. Через час могила была закончена. Двое остались возле нее, усевшись прямо на насыпанный холм земли перекуривать, остальные вернулись в деревню.

– Ну, хоть этих двух дай мне, – попросил у Игоря Сергуня, любовно поглаживая толстый ствол-глушитель своей снайперской винтовки.

– Они твои, – кивнул капитан и тут же добавил: – После того, как кончим Умарова.

Полевой командир не заставил себя долго ждать, вскоре из села донеслись вопли и громкое причитание.

Из-за поворота появилась траурная процессия. Впереди шестеро боевиков несли труп, завернутый в бледно-желтый атласный саван. За покойником шеренгой по шесть человек шли мужчины села. Впереди в черных пиджаках и высоких папахах двигались старейшины с морщинистыми лицами и седыми длинными бородами. Единственный, кто отличался от этого строя старцев, был брат покойного Умар Умаров. Он был в высоких сапогах, начищенных до блеска, в цивильном костюме черного цвета (символ скорби). Поверх пиджака была надета просторная камуфлированная куртка, перетянутая через грудь узким кожаным ремешком, прицепленным к деревянной кобуре со «стечкиным». На продолговатом черепе сидела невысокая каракулевая шапка.

За старейшинами шли односельчане и боевики из отряда Терминатора. Они отличались от местных жителей маскировочным облачением, землистым цветом кожи, которую можно было разглядеть издалека, и различным вооружением.

Хотя было достаточно и сельчан, вооруженных автоматами. Как догадался Маклахов, это были недавно разрекламированные боевики, сдавшиеся под гарантию амнистии. Тогда под прицелом телекамер они сдавали оружие и заявляли, что им надоела война. Теперь с угрюмыми лицами они снова держали автоматы, готовые в любую минуту применить их.

– Тут с оружием больше сотни человек, – задумчиво произнес Сергуня, разглядывая траурную процессию через оптику своей винтовки. – Вряд ли отобьемся от такой толпы.

Действительно, положение было более чем щекотливое, и, несмотря на это, был приказ, который диверсантам нужно выполнять.

– Нравится, не нравится, спи, моя красавица, – буркнул Макнамара себе под нос, потом включил рацию и стал отдавать распоряжения: – Будем работать. Снайперы валят боевиков, остальные в прикрытии. Тридцатисекундный шквал, потом организованный отход «гамбита». Терминатора работает Лис, Сергуня валит снайпера «чехов», дальше свободная охота по секундомеру. Начали.

Тем временем похоронная процессия достигла свежевырытой могилы, откуда-то появился мулла с толстой книгой Корана. Покойника опустили на землю.

В ту же секунду лицо Терминатора превратилось в кровавую маску. Тяжелая девятимиллиметровая пуля, угодив главарю боевиков чуть выше переносицы, отшвырнула его назад.

Следующий выстрел переломил пополам боевика, державшего на локтевом сгибе «СВД». Дальше снайперы работали в «свободном полете», выбивая из мечущейся толпы зелено-коричневые силуэты.

Сергунек палил из своего «винтореза» со скорострельностью автомата. Отстреляв один магазин, он тут же вставил второй и успел его расстрелять прежде, чем Макнамара скомандовал:

– Время.

Снайперы прекратили огонь и ползком стали пятиться, теперь наступила очередь автоматчиков.

Почувствовав, что ураган смертоносного огня стих, залегшие за могильными плитами уцелевшие боевики и «амнистированные» с волчьим азартом бросились в погоню. Прицельные очереди автоматов немного сбили с них спесь, но остановить их напор не удавалось. Преследователи, подобно масляному пятну, растекались во все стороны. Движение не прекращалось даже тогда, когда огонь чекистов прижимал их к земле: залегая, боевики упорно ползли вперед, умело укрываясь от пуль между могилами.

Правда, этот напор никто и не пытался остановить или хотя бы замедлить. Дав несколько прицельных очередей, диверсанты поочередно отходили, чтобы занять новую позицию.

Вырвавшись за пределы кладбища, преследователи бросились в погоню за виднеющимися в отдалении редкими силуэтами «вымпеловцев». Несколько человек были лакомой добычей для толпы.

Сорвавшаяся на бег толпа охваченных жаждой мести и азартом погони людей пробежала не больше десятка метров, как ее поглотила стена огня.

Гамбит – шахматный термин: нужно пожертвовать пешкой (или чем-либо), чтобы подставить противника под мощный, сокрушительный удар.

В данном случае диверсанты, ретируясь, выманивали боевиков на заранее установленные мины направленного действия «МОИ-100», сработавшие одновременно от дистанционного управления.

Вырвавшаяся наружу с неимоверной скоростью стальная шрапнель разила все на своем пути, разрывая и пронизывая живую плоть. Стальные шарики, не найдя цели, ударялись о кладбищенскую стену и рикошетили назад с не меньшей скоростью.

Когда дым и пыль, поднятая взрывом, рассеялись, из немногих уцелевших в этом аду желающих продолжить преследование не нашлось.

– Потери? – спросил Маклахов после того, как диверсанты углубились в лес и остановились на привал.

– Убитых нет, раненых нет, – последовал ответ.

– Отлично, можем возвращаться в «Забытый полк», на нашем щите еще одна победа, – улыбнулся Игорь.

Закончить он не успел, включилась зеленая лампочка внешней связи. Капитан переключил рацию на волну центра управления операцией, и улыбка сразу же сползла с его лица. После короткого радиосеанса капитан обвел строгим взглядом подчиненных и сказал:

– Отставить возвращение. Идем в квадрат «12:12», там нам доставят авиацией продукты и боеприпасы. Продолжаем работать, Бабай вылез из своей норы и направляется в сторону Панкийского ущелья;

* * *

На это августовское воскресенье у полковника ФСБ Клинаева были свои планы. Заядлый охотник не мог пропустить открытие сезона. Тем более что за многие годы компания подобралась весьма дружная и азартная, все было готово, чтобы отметить такое радостное событие.

Но, как говорится, «человек предполагает, а начальство располагает». Во второй половине дня в пятницу в кабинете полковника Клинаева зазвонил телефон. И не обычный городской аппарат, звонил телефон с гербом бывшего Советского Союза в центре диска набора номеров. Это была внутренняя линия, по ней могло звонить только руководство.

Тревожная пустота наполнила грудь начальника оперативного отдела. Проклиная все на свете, он снял трубку.

– Полковник Клинаев, – произнес он громко, но без особого рвения.

– Андрей Иванович, – из динамика донесся слащавый голос. – С вами говорит референт первого заместителя директора ФСБ.

– Слушаю вас.

– Дело в том-м, – последовала короткая пауза, – мой шеф хотел бы с вами повидаться в неформальной обстановке. Скажем, в воскресенье в пансионате «Лесной рай», это за городом. Во сколько вас бы устроило?

«Меня бы устроил понедельник в моем или его кабинете, разницы это не имеет», – с горечью подумал Андрей Иванович, но тут же похоронил эту мысль в извилинах своего мозга. Начальство не любит, когда с ним спорят, поэтому полковник коротко произнес:

– Давайте с утра.

– Сами приедете или прислать машину?

– Сам.

– Вот и чудненько. Пропуск вам закажут на одиннадцать утра. – Не прощаясь, референт отключился.

Андрей Иванович с досадой сплюнул, а заодно и выматерился в душе. Открытие охотничьего сезона накрылось медным тазом. Пришлось сесть на телефон и обзванивать друзей-охотников.

Субботу полковник провел перед телевизором. Домочадцы, информированные о «горе», постигшем главу семейства, старались обходить его стороной, ни под каким предлогом не беспокоя. Вечер и ночь прошли без эксцессов. Утром Андрей Иванович после обязательной гимнастики и водных процедур неожиданно задумался. Перед полковником встал вопрос, как одеться на неформальный выезд за город. В костюме и при галстуке вроде бы ни к месту, а вырядиться в спортивный костюм как-то неловко.

В конце концов полковник остановил свой выбор на повседневном костюме и стального цвета водолазке-«гольфе».

Оставшись весьма довольным своим видом, Клинаев бодро вышел из квартиры. Через час темно-вишневая «девятка» остановилась перед коваными воротами пансионата «Лесной рай». Двое охранников в черных комбинезонах, высоких шнурованных ботинках, с пистолетами в открытых кобурах проверили документы полковника, затем сверились с журналом пропусков. На Клинаева пропуск был выписан.

– Ступайте по центральной аллее до стоянки, там вам укажут, куда дальше двигаться. – Охранник говорил абсолютно бесстрастным голосом, как будто перед ним находился не полковник ФСБ, а заштатный инженеришка. Впрочем, с учетом отдыхающего здесь контингента, ничего удивительного не было.

Ворота медленно открылись, и «девятка» мягко вкатилась на территорию пансионата. Вокруг царил образцовый порядок: до блеска подметенная дорожка, фигурно подстриженная живая изгородь, лужайки с оригинально выложенными «альпийскими горками». Все вокруг дышало здоровьем, роскошью, богатством.

На стоянке было припарковано всего несколько машин, длинный черный лимузин «Роллс-Ройс», пара «шестисотых» «Мерседесов», похожих друг на друга, как близнецы-братья, за немцами пристроился серебристый «СААБ-9000». Полковничья «девятка» на фоне этого великолепия западного автомобилестроения смотрелась, как гадкий утенок в кругу павлинов.

– Клинаев Андрей Иванович? – Возле машины появилась симпатичная девушка в белой рубашке и красной форменной жилетке.

– Так точно, – неожиданно для себя по-военному бодро ответил полковник.

Девица с трудом подавила улыбку и серьезно проговорила:

– Вас ждут у пруда. – Кивком головы она указала направление, куда гостю следовало идти.

– Спасибо, – произнес Андрей Иванович, выбираясь из салона своих «Жигулей», но девушка его уже не слушала. Повернувшись, она быстро удалялась в направлении двухэтажного коттеджа.

Первый заместитель директора ФСБ, высокий, атлетического сложения мужчина со здоровым румянцем на щеках, был одет не менее демократично, чем Клинаев: в бледно-голубые джинсы и легкий пуловер телесного цвета.

– Товарищ генерал, – начал было полковник приветствовать старшего по званию и по должности, но первый зам недовольно поморщился. К военным или спецслужбам до недавнего времени он не имел отношения, находясь на хозяйственной работе сперва в Думе, где был рупором зарождающегося крупного капитализма, потом в правительстве, откуда его и направили на службу в ФСБ.

– Спасибо, что приехали, Андрей Иванович.

Первый зам пожал руку Клинаеву и тут же двинулся по краю пруда, не оглядываясь на гостя. По водной глади скользила пара белоснежных лебедей, от вида которых у полковника защемило сердце. Все-таки сегодня открытие сезона охоты на пернатую дичь.

Генерал, сделав несколько шагов, неожиданно остановился и пристально посмотрел на полковника:

– Ваш отдел занимается операцией «Бумеранг»?

– Да, «Бумеранг возвращается», —уточнил Клинаев.

– Меня интересует ее ход, – все тем же обыденным тоном произнес первый зам.

– Пока все идет согласно утвержденному плану. – Начальник оперативного отдела хотел обойтись общими фразами, но генерала это не устраивало.

– Меня интересуют детали. Особенно что касается охоты на алжирца. Как там его, Бабай, кажется?

– Так точно, Абдулл Камаль, позывной «Бабай», – четко ответил Клинаев, потом проглотил подступивший к горлу ком и добавил: – Операция «Бумеранг возвращается» находится под грифом «Строго секретно» и замыкается лично на директоре ФСБ. Если вам нужны детали, то необходима его санкция, а так… – Полковник развел руками.

– Резонно, – кивнул первый зам. – Впрочем, детали не столь важны, главное, чтобы операция шла по намеченному плану. Пресса должна продемонстрировать голову Бабая. Если возникнут какие-либо трудности любого характера, обращайтесь непосредственно ко мне. Ликвидация лидеров бандформирований, как говорил вождь мирового пролетариата, «задача архиважная». Это вам понятно?

– Понятно, – кивнул Клинаев.

– И еще. – Первый зам сделал короткую паузу. – Как бы там ни было, все мы люди, Андрей Иванович. Время идет, и в один прекрасный момент понимаешь, что дошел до критического возраста и впереди маячит не очень большая пенсия. Поэтому приходится подрабатывать, и, как мне кажется, должность начальника службы безопасности коммерческого банка лучше, чем место сторожа. Вы со мной согласны, Андрей Иванович?

Только сейчас полковник заметил, что у первого зама пронзительные синие глаза, обычно такие бывают у людей расчетливых и мстительных.

– Полностью с вами согласен, товарищ генерал, – выдавил из себя Клинаев.

– Вот и отлично, – узкие губы первого зама расползлись в довольной улыбке.

* * *

«Новино», – прочитал про себя Виктор название населенного пункта, сидя на неудобном сиденье вагона электрички. Неожиданно он почувствовал, как учащенно забилось сердце. Он даже не мог себе представить, что будет такая реакция при виде малой родины.

В этом маленьком тихом городишке он родился, здесь прошли годы его детства и юности. Отсюда его «забрили в солдаты», вернее, на флот… Здесь остались родители, младший брат. Самые близкие и дорогие ему люди, те, ради кого он отказался от собственной фамилии, собственной жизни, став мертвым среди живых.

Как хотелось Виктору подняться и выйти из вагона на этой остановке, пройти по улицам своего детства и вспомнить то, что старался забыть и что приходило к нему во сне. То самое, что заставило его сесть в электричку, идущую домой. Но вот сойти на своей остановке Виктор Савченко уже не мог. Сознание не позволяло ему это сделать, в мозгу пульсировала фраза, сказанная Сэнсеем: «Всякое действие имеет свое продолжение, и не всегда оно бывает положительным. Поэтому думай, когда собираешься что-то сделать». Он был прав, его учитель, хотя самому и не повезло. Виктор это помнил, поэтому и не встал с обшарпанного сиденья.

– Следующая остановка…—каркнул динамик под крышей вагона и заглох. С шипением закрылись створки дверей, состав медленно поплыл вдоль железнодорожной платформы, постепенно набирая скорость. За окном замелькали зелено-желтые шапки деревьев, из которых проглядывали серые шиферные крыши домов частного сектора, вдали виднелись прямоугольники пятиэтажных «хрущоб», где жило основное население небольшого промышленного городка.

Виктор прильнул к стеклу в надежде увидеть окна родительской квартиры, хотя точно знал: их дом со стороны железной дороги не виден.

* * *

С утра вокруг блокпоста на въезде в Грозный толпился народ. Грузовые машины с различной поклажей, легковушки, набитые пассажирами, лошадьми с телегами, смешные навьюченные ослики, множество людей, пришедших сюда пешком, направляющихся в столицу с целью разжиться чем-либо. Солдаты внутренних войск и командированные из российской глубинки омоновцы стояли редкой, но прочной цепочкой, сдерживая живую, голосящую на все лады людскую массу. Пройти сквозь них можно было только после тщательной проверки, поэтому поток не иссякал.

Двое уже немолодых чеченцев, одетых в обычную крестьянскую одежду, состоящую из застиранных, видавших виды рубах, застегнутых на все пуговицы, потрепанных пиджаков еще советского производства и штанов из домотканого материала, заправленных в тяжелые кирзовые сапоги, с самодельными холщовыми сумками, когда-то расшитыми цветными узорами, спокойно дождались своей очереди и предъявили мордатому милиционеру сперва паспорта с золотым двуглавым орлом, потом показали содержимое своих хурджинов. Хлебные лепешки, овечий сыр, золотистые луковицы, несколько сморщенных огурцов выложили прямо на землю у ног омоновца. Наконец с невозмутимым видом позволили себя обыскать, после этого, оголившись, продемонстрировали свои плечи, где отсутствовали синяки, остающиеся от отдачи оружия. И только после этого получили разрешение следовать в город.

Уложив свою поклажу в холщовые сумки-хурджины, мужчины степенно направились в сторону полуразрушенных построек города.

– Значит, к смерти моего Руслана причастен Гасан Камаев? – нарушил молчание идущий впереди чеченец в кепке-аэродроме.

– Сколько раз тебе надо повторять, брат. Да, твоего сына и моего племянника убили по приказу Гасана, – проговорил его спутник в соломенной шляпе, какие носят пасечники. – В прошлый мой приход в горы мне по секрету рассказал Муса. Он сейчас работает в городской администрации, помогает спустившимся с гор джигитам легализоваться, чтобы менты и чекисты не цеплялись к ним. Говорит, что этот шакал, сын шакала, последнее время совсем озверел, как бешеный пес бросается на своих и рвет их насмерть. Не один джигит уже отправился на встречу с Аллахом. Поговаривают, что Шамиля Одноногого федералы достали не без его помощи.

– Мне плевать на Одноногого, —угрюмо прервал его брат и с раздражением сплюнул под ноги. – Но закон кровной мести требует отомстить за сына, который был в его oхранe. Кровь за кровь. Но как это сделать? Гасан большой начальник, и у него полно вооруженной охраны, а у меня только две руки, две ноги и три десятка сточенных зубов. Я разве что плюнуть в его рожу смогу.

– Не переживай, – приглушенно, словно кто-то мог их подслушать, произнес дядя покойного. – Мы с тобой братья, и месть – мой долг, как и твой. Главное, мы решились… В городе я кое-что припрятал еще в первую войну, когда был в ополчении. Как будто знал, что пригодится.

– А где мы будем искать Гасана? – спросил отец погибшего. Обычный крестьянин, всегда сторонившийся политики, зарабатывающий на жизнь своим трудом, уже жалел, что ввязался в это дело. Сына не вернуть, а ведь надо еще поднять на ноги двух младших дочерей, выдать их замуж.

– Мы его не будем искать, мы его подождем в засаде. Муса рассказал, где живет этот шакал, там и подождем его.

Чтобы не привлекать к себе внимания, мстители направились прямиком на городской рынок, заодно и посмотрели на действующие порядки. Вскоре их остановили патрульные, но, проверив документы, отпустили.

– Теперь пошли, – глядя вслед удаляющемуся патрулю, сказал «пасечник» в соломенной шляпе.

Мужчины свернули в ближайший переулок и быстро зашагали в направлении разрушенного артобстрелом квартала пятиэтажек. Теперь впереди шел дядя погибшего.

Поднявшись на второй этаж, чеченцы прошли в одну из полуразрушенных квартир, заваленную битым кирпичом и другим строительным мусором. Сняв с головы соломенную шляпу, «пасечник» отодвинул метровый кусок бетонной плиты, за которой оказался небольшой паз. Опустившись на колени, чеченец запустил внутрь руку и вытащил большой сверток из водонепромокаемой ткани, перевязанный капроновой бечевкой.

Положив сверток на бетонную плиту, мужчина развязал пакет. Внутри оказалось два автомата «АКС-74» восточногерманского производства со складными проволочными прикладами, несколько снаряженных магазинов, пистолет Макарова с перемотанной синей изолентой рукояткой, пять яйцевидной формы наступательных гранат «РГ-5», отрезок черной резины и автомобильный уплотнитель стекол.

– Это берем, – сказал «пасечник», отложив в сторону автоматы и по магазину к ним, потом добавил еще гранату и отрезок уплотнителя.

– А это зачем? – не понял брат ополченца, глядя на резину.

– Сейчас покажу. – Чеченец вытащил из кармана обычный складной нож, отрезал небольшой кусочек резины, потом, оттянув затвор, вставил резину в гиль-зовыбрасыватель. – Вот так, это для того, чтобы, когда загоняешь патрон в патронник, затвор не гремел.

– Может, лучше сразу подготовить оружие к бою?

– Можно, – кивнул брат. —Только известны случаи, когда долго взведенная пружина в нужный момент не срабатывала, давала осечку. Сам понимаешь, что это означает.

Спрятав обратно в тайник оставшееся оружие, ополченец снова задвинул бетонную плиту, закрывая вход в паз. Снаряженные магазины и гранату спрятал в свой хурджин. Один автомат он протянул брату, второй оставил себе. Сняв пиджак, показал, как незаметно прятать оружие под одеждой.

– А если снова встретим патруль и нас обыщут? Убьют ведь, – неуверенно спросил крестьянин, подозревая, что «пасечник» ездит в Грозный не только торговать медом и покупать необходимый товар.

– Я знаю дорогу, где патрули не ходят, – с усмешкой ответил бывший ополченец.

Жилье Гасана Камаева представляло собой двухэтажный дом средних размеров, стоящий едва ли не в самом центре Грозного. Двухметровый кирпичный забор закрывал двор, предохраняя обитателей дома от случайного обстрела.

Но двое чеченцев, расположившись на пятом этаже одной из полуразрушенных пятиэтажек в двухстах метрах от дома, не были случайными стрелками. Они были кровниками Гасана.

Разложив оружие, мужчины перекусили принесенными с собой продуктами и стали ждать. На город постепенно опускались сумерки. Улицы быстро пустели, наступил комендантский час, время господствования теней, когда все кошки серые и не знаешь, что ожидать от той или иной тени.

Наступила смолянистая ночь с рассыпанными по всему небосводу далекими звездами и огромным желтком холодной луны.

Тишина в разрушенном городе, городе-призраке обманчива. Сперва где-то завыла бродячая собака, одна из тех, что голодными военными зимами поедали трупы убитых солдат, гражданских, боевиков, брошенные на улицах. Теперь с едой было намного сложнее, да и солдаты остервенело отстреливали падальщиков, которые шныряли по развалинам в поисках трупов.

Собачий вой неожиданно заглушил звук гранатометного выстрела, затем гулко хлопнул взрыв. И сразу же к звездам взмыло несколько осветительных ракет, розовыми светлячками понеслись пунктиры трассирующих пуль. Через несколько минут стрельба утихла, но ненадолго. Вскоре на другом конце города загремели новые выстрелы. Сперва трещали автоматы, потом к ним присоединились тяжелые пулеметы и автоматические гранатометы. И наконец в симфонию боя вступили басистые уханья полковых минометов. Ярко-оранжевые вспышки выстрелов поочередно возникали на дальней сопке. И снова воцарилась тишина…

Под утро братья заснули, от выпавшей росы они совсем продрогли. Поэтому сидели, плотно прижавшись друг к другу. Восходящее солнце согрелоТйх, а затем, начав припекать, разбудило.

– Не приехал, – протирая глаза и зевая, проговорил ополченец. – Ничего, подождем. Рано или поздно он приедет домой.

Брат ничего не ответил, он молча достал из хурджина остатки еды и стал раскладывать. Но позавтракать не удалось, с улицы донесся шум приближающихся машин.

Оба брата подошли к окну и выглянули наружу. К дому Гасана Камаева подъехали два джипа «Лендровер». Оба вездехода остановились возле металлических ворот. Из первой машины выпрыгнули четверо охранников в черных комбинезонах с закатанными по локоть рукавами, держа в руках десантные «АКМ». Из второй машины выбрался Гасан Камаев, от также был облачен в черную форму, перетянутую ремнями портупеи из-под правого майорского погона выглядывал берет.

– Приехал с ночного дежурства, —зло усмехнулся ополченец.

Два автомата синхронно вогнали патроны в патронник, оба брата, взяв оружие на изготовку, прильнули кокну…

Начальник штаба чеченского ОМОНа майор Камаев еще стоял перед воротами своего дома, отдавая последние распоряжения подчиненным, когда из соседнего дома ударили два автомата. Горцы не промахиваются, они стреляют с детства, едва научившись ходить. Несколько пуль попали в Гасана, пригвоздив его к.шершавой стене кирпичного забора. Охрана сразу же среагировала, открыв ответный огонь.

– Уходим, – закричал ополченец, сделав несколько выстрелов в сторону рассеявшейся охраны.

Они поспешно покинули квартиру и, петляя между завалами мусора, бросились к лестнице. И все же возраст давал о себе знать. Пока мстители спустились вниз, охранники уже были возле дома.

– Шайтан, —закричал ополченец и швырнул заранее приготовленную гранату. Ее взрыв дал ему несколько секунд, чтобы вырваться из окружения и попытаться уйти, раствориться среди соплеменников.

Ему повезло, брату нет. Автоматная пуля, угодив в лоб, снесла основание черепа, далеко отшвырнув кепку-аэродром. Крестьянин умер, даже не успев подумать ни о жене, ни о малолетних дочерях, потерявших старшего брата, а теперь и отца.

Ополченец бежал среди скелетов разрушенных и обгоревших руин, силы его были уже на исходе, но преследователи не отставали. К охоте на террориста подключились и солдаты федеральных войск, вскоре район был окружен плотным кольцом.

Обессилевший беглец, не разбирая дороги, неожиданно выбежал прямо на стоящий у обочины БТР. Тут же пулеметная башня развернулась в его сторону.

Уже ничего не соображая, ополченец с криком «Аллах акбар» попытался вскинуть автомат, но не успел. Очередь крупнокалиберного пулемета разорвала его пополам.

* * *

– Дозор удалился на достаточное расстояние, – тихо произнес командир первой подгруппы «Вымпела» Юрий Фамов по прозвищу Фантомас. – Пошли, Сергунек прикрывает.

Пятеро диверсантов бесшумно выбрались на лесную тропу, по которой вскоре должны будут пройти основные силы арабских наемников. Умело подрезав саперными лопатками дерн, отложили его в сторону и стали рыть небольшие лунки, пряча грунт в заранее подготовленные полиэтиленовые кульки. А в готовые лунки сразу же устанавливали выпрыгивающие осколочные мины «ОЗМ-4» со специальным радиоуправляемым запалом. После этого закладку тщательно маскировали и переходили на новое место. Работали диверсанты споро, за десять минут установили двенадцать мин, после чего бесследно скрылись в лесу.

Переключив рацию на волну командира группы, Фантомас доложил: «Все готово», – и услышал ответ: «Понял».

Отключив рацию, Маклахов жестом показал командиру второй подгруппы Сергею Шинину по прозвищу Шнифт – работайте.

Вторая подгруппа также состояла из шести бойцов, снайпера Лиса и пяти автоматчиков.

Лис, замаскированный под куст орешника, вскинул «винторез», остальные проползли вперед и затаились у тропы с обнаженными ножами.

Тропа змеей вилась по горе, густо поросшей молодыми кустарниками. Вскоре на тропе появилась группа флангового охранения. Семь арабов в длинных, до колен, накидках-дождевиках, с автоматами на изготовку, на ногах у всех были легкие, удобные для долгих переходов ботинки «джангл-бутс» с камуфлированными голенищами. Впереди шел старший, высокий афганец. Его скуластую щеку обезобразил темный рваный шрам, на голове шапка-планшерка, черные глаза внимательно всматривались вперед.

Прижав лезвие ножа к рукаву куртки, Шинин наметил себе противника.

Тропа в очередной раз вильнула, и афганец, первым ступив за поворот, скрылся из виду остальных…

Два снайперских выстрела сбили с ног замыкающих, звук падения тел заставил боевиков замереть и оглянуться…

Увидев затылок афганца, Шнифт кошкой прыгнул ему на спину, коленями сжал боевику руки в локтях, ладонью левой руки зажал рот и рванул голову боевика на себя, а ножом правой рассек натянутую кожу на шее. Остро отточенная сталь глубоко проникла в плоть, наружу ударил фонтан горячей крови. Афганец рухнул на землю в судорогах агонии.

Шинин отшвырнул автомат убитого в сторону, потом вытер окровавленный клинок о его одежду. Тут же появились бойцы его подгруппы. Остальные арабы были также зарезаны.

– Чисто, —доложил командир подгруппы.

– Хорошо, – ответил Макнамара.

Только что наблюдатели доложили – замыкающая группа охранения прошла минное поле, установленное заранее в узкой горловине между гор. Капитан при помощи радиоперехватчика активизировал взрыватели расставленных в шахматном порядке шести противопехотных комплексов «охота».

– Готовьтесь ко второму акту марлезонского балета, – приказал Игорь.

Бойцы второй подгруппы вытащили из чехлов металлические саперные лопатки. Свинтив гайки шарниров и согнув лезвие лопаток, превратили их в опорные плиты. Затем извлекли из рукояток заглушки.

Боевой комплекс «вариант» совмещал в себе свойства саперной лопатки и портативного гранатомета, способного вести огонь как по наклонной, так и по навесной траектории. Расположившись друг от друга на расстоянии нескольких метров, бойцы вынимали из брезентовых чехлов серебристые цилиндры реактивных гранат «ВОГ-25», в основном использующихся для подствольных гранатометов…

Капитан Маклахов забрался выше на гору, облюбовав под раскидистым деревом свой наблюдательный пункт. С этой позиции подножье горы было как на ладони.

Первая группа арабских наемников появилась через несколько минут. Оснащенные тяжелым вооружением, они двигались не очень быстро. Уверенные в своих дозорных, наемники шли, не особо таясь.

– Идут, как по проспекту, – недовольно пробурчал Игорь Маклахов, сквозь линзы мощного бинокля наблюдая за арабами. Когда первые боевики достигли места закладок «лягушек», капитан в микрофон негромко произнес: – Приготовиться.

Диверсанты заложили в жерла «вариантов» серебристые цилиндры гранат. Прячась в засаде у подножия горы, старший лейтенант Фамов откинул предохранительный колпачок с красной кнопки «Пуск» на дистанционном управлении.

Боевики, негромко переговариваясь по-арабски, прошли место закладки мин. С этой секунды все четверо были в прицеле оптики Сергунька, который в мохнатой маскировочной накидке забрался в крону дерева и теперь с расстояния двухсот метров контролировал тропу.

Когда основная масса боевиков с гружеными мулами вошла в зону поражения «лягушек», Фантомас нажал красную кнопку. Дремавшие поддернем чугунные чудовища, получив электронный сигнал, мгновенно проснулись и, своими чувствительными датчиками учуяв поблизости добычу, рванулись наружу.

Почти одновременно вышибные заряды выбросили на метровую высоту двенадцать осколочных мин, которые тут же взорвались, сея в радиусе десятка метров смерть…

– Ориентир – вспышки взрывов, – не отрываясь от бинокля, проговорил в микрофон Маклахов. —Три гранаты, беглым огнем.

На языке артиллеристов такая команда означает, что каждый из гранатометчиков должен использовать по три гранаты и вести огонь самостоятельно по мере готовности.

Приглушенно захлопали «варианты», первые гранаты разорвались на приличном расстоянии от основной массы наемников. Оглушенные близкими взрывами «ОЗМ-4», те арабы, кто не попал под смертельный град чугунных осколков, пытались обороняться. Несколько человек стянули с трупа изуродованного взрывом мула крупнокалиберный пулемет «утес» и начали его устанавливать, другие боевики залегли, стреляя во все стороны.

– Увеличить угол на сорок пять градусов, – по ходу стрельбы корректировал гранатометчиков Макнамара.

Диверсанты выставили указанный градус на угломерах, прикрепленных к стволам «вариантов». И сразу же три гранаты взорвались белыми фосфорическими вспышками возле уже установленного пулеметного станка, отшвырнув ударной волной одного араба и заставив остальных залечь.

– Добавить еще пять градусов, – продолжал корректировать огонь капитан.

Вскоре к остаткам отряда, залегшего на изуродованной взрывами поляне, подошли еще два.

Маклахов тут же приказал перенести огонь «вариантов» в ту сторону, где виднелись между деревьями навьюченные лошади и мулы. Остатки первого отряда, прикрытые огнем остальных, отползали под защиту деревьев.

– Сейчас Бабай попробует сбить нас с горы, – негромко произнес Игорь, обращаясь сам к себе, но фразу, сказанную в микрофон, услышали все бойцы. – Ну, ну, парк аттракционов зажигает свои огни.

Действительно, у подножия горы диверсанты приготовили множество сюрпризов, несколько десятков мин от растяжек и «лягух» до направленного действия «МОНов». Для большего разнообразия в специально оставленных просветах установили самострелы из «АКМов» в автоматическом режиме огня. В конце «тропы ужасов» стояли два авиационных пулемета, электроспуски которых позволяли Лису вести огонь на расстоянии из хорошо защищенного укрытия. Если сквозь это боевики пройдут (что вряд ли), то в ход идет основной аргумент – «человеческий фактор» в виде двух подгрупп, которыми командуют Фантомас и Шнифт.

В этом случае арабы окажутся между молотом и наковальней, но Маклахову не хотелось переходить к основному аргументу. Огневой контакт, какой бы ни был успешный, без потерь не обходится, а терять своих людей капитан не собирался.

У подножия горы, как и было задумано, захлопало несколько взрывов, к которым тут же примешались звуки автоматных очередей. Через минуту все стихло.

– Прекратить огонь, – скомандовал Маклахов, и сразу же в воздухе повисла звенящая тишина. Опустив бинокль, командир диверсантов стал спускаться вниз к плато, где разместилась группа Фантомаса.

Сам старший лейтенант, превратив свой «вариант» из портативного миномета в саперную лопатку, сидел на небольшом валуне и курил, спрятав сигарету в ладонь.

– Как дела? —подойдя поближе, спросил Игорь.

– В лучшем виде, – буркнул старший лейтенант. – Ни раненых, ни убитых. Как по нотам отстрелялись, «духи» так пятились, что даже жмуров своих побросали. Мы их, как говорится, прижали научно-технической революцией, мать его так.

И, как в подтверждение слов Фамова, где-то вдалеке грянула серия взрывов и громогласным эхом прокатилась по горам.

– Ну, вот и «охотники» сработали, —усмехнулся Маклахов. —Теперь у Бабая только один выход – вниз на равнину. Что и следовало доказать.

– Не понимаю. – Фантомас зло сплюнул себе под ноги. – Такого матерого зверюгу выследили, зажали, пощипали хорошенько и отпускаем. Для чего? Чтобы этот вурдалак солдатской кровушки попил? Да сюда надо было бы бросить полк «грачей»[4], чтобы они из этих гор футбольное поле сделали. А мы его щелкнули по носу и отпускаем. Не понимаю, зачем?

Игорь присел рядом со старшим лейтенантом и, улыбнувшись, сказал:

– Знаешь, как говорят фартовые люди? «Хороший понт дороже денег». Ты правильно заметил, Бабай кровожадный зверюга, более того, он, возможно, главная знаковая фигура, с ликвидацией которой совсем по-другому будет выглядеть эта кампания и ее результаты. Удар авиацией – это, конечно, один из самых эффективных способов уничтожения. Но после плотного авианалета вряд ли удастся отыскать труп ненавистного алжирца. А отсутствие трупа – первый признак недоказуемости смерти и благоприятная почва для создания всяких мифов и легенд. Как уже было с Летуном, первым президентом независимой, мать ее, Ичкерии. Наше начальство играет наверняка, поэтому мы только загонщики, загоняем этого кровожадного зверюгу в ловушку, где его поджидает настоящий охотник, от которого он не уйдет.

Переключив рацию на волну группы Христофорова, Маклахов устало произнес:

– Волк спускается в долину.

После возвращения с учений Владимир Христофоров, как и основная масса бойцов, завалился спать. Проснулся он, когда за окном купе вечер раскинул сиреневый занавес сумерек. Набросив на плечи китель, Христофоров распахнул дверь и вышел в коридор, на глаза ему тут же попался дневальный матрос, который с прилежностью проводника фирменного поезда подметал пол. Увидев старшего офицера, дневальный вытянулся по стойке «смирно» и не совсем по-уставному спросил:

– Чаю не хотите, товарищ полковник?

На мгновение задумавшись, Христофоров отрицательно покачал головой.

– Нет, дружок, ты мне лучше скажи: где расположились разведчики?

– А-а, – матрос расплылся в довольной улыбке, – они с комендантским взводом и прочими кавалерами оккупировали седьмой плацкартный вагон. – Немного подумав, он добавил: – Нумерация вагонов начинается от хвоста поезда.

– Отлично, – кивнул Христофоров и направился к выходу.

Раз он решил поближе познакомиться с командиром разведчиков, то лучше это сделать не откладывая. Выйдя из вагона, он не спеша направился в конец состава, поглядывая на номера. Вот и седьмой. Владимир ступил на пол тамбура, где на входе со штык-ножом на поясе стоял широкоплечий матрос-дневальный, круглолицый, как луна, с хитрыми раскосыми глазами.

Увидев вошедшего, дневальный хотел подать команду, но Христофоров жестом руки остановил его. Из открытой двери доносились громкие разговоры, смех и звуки настройки гитары. Неожиданно голоса смолкли, и под аккомпанемент музыки кто-то с легкой хрипотцой запел:

Нас в такие гоняли дали,

Что не очень-то и дойдешь.

Мы годами в засаде ждали,

Невзирая на снег и дождь.

Мы морпехи, солдаты удачи,

Головорезы номер один.

Мы морпехи, солдаты удачи,

Головорезы номер один.

Говорят, что за эти годы

Басмачей пропал и след,

Что в анналах родной природы

Этих тварей в помине нет.

Говорят, будто в дальние страны

Подались они навсегда.

Только я заявляю прямо —

Это полная ерунда.

Басмачей не стало меньше,

Только в свете последних дней

Слишком много подразделений,

Тех, что сдуру гоняют «зверей».

Подкрадешься, а они обманут,

И вот уже навсегда ушли.

И только горы тебя поманят

Красным трассером из кустов.

И только горы тебя поманят

Красным трассером из кустов.

И только горы тебя поманят

Красным трассером из кустов.

Последние строчки пел уже весь вагон. Дождавшись, когда песня закончится, Христофоров обратился к дневальному:

– Где я могу найти старшего сержанта Федорова?

– В конце вагона в купе проводника, товарищ полковник.

– Ясно, спасибо.

Полковник прошел в глубь вагона. Несмотря на распахнутые окна, в вагоне стоял спертый разгоряченный воздух. В узком коридоре и отсеках белели голые торсы. Лишенные для конспирации полосатых тельняшек, морпехи демонстрировали мускулистые тела.

Пройдя через весь вагон, Христофоров остановился перед купе проводника. В открытую дверь он видел старшего сержанта, который, что-то бормоча себе под нос, точил длинный самодельный нож с разборной рукояткой, сделанной из толстой кожи.

Негромко постучав в тонкую пластиковую перегородку, Владимир спросил, обращаясь к хозяину купе:

– Можно войти?

– Конечно, товарищ полковник. – Отложив нож в сторону, Дядя Федор поднялся навстречу гостю и тут же спросил: – Какие-то проблемы?

– Да нет, —успокаивающе проговорил Христофоров, протягивая руку. – Ваш комбат сказал, что взводом разведки командует бывший наемник. Вот, значит, я и решил познакомиться поближе. Интернационалистов доводилось видеть, а наемника первый раз.

– Ну, может, тогда по пятьдесят граммов за знакомство? – с усмешкой спросил разведчик, указывая на фляжку в брезентовом чехле.

– Хорошо бы, но… – вздох огорчения перечеркнул возможность расслабиться при помощи зеленого змия. – Но мы находимся в состоянии боевой готовности, тревога может быть в любую минуту. Мозги надо держать в трезвом состоянии.

– Ну, тогда чай, – развел руками разведчик. И тут же громким командирским голосом приказал: – Дневальный, мне и полковнику чай.

Пока Дядя Федор отдавал распоряжения, Христофоров разглядывал его ладную фигуру. На правом боку он заметил глубокий рваный шрам.

«Осколочное ранение», – отметил про себя чекист. На левой стороне груди немного выше соска виднелся розовый шрам, похожий на многолучевую звезду. Такие отметины остаются только от пулевых ранений, цвет ясно говорил, что разведчик получил эту отметину не так давно. Но наиболее ярко отображала сущность собеседника татуировка, сделанная обычной тушью и от времени сильно потускневшая. Двуглавый орел, сжимающий в лапах автомат Калашникова, и подковообразная надпись над вооруженной птицей старославянским шрифтом: «Мне все равно, лишь бы платили».

Через несколько минут появился дневальный и поставил на стол два стакана чая в подстаканниках из нержавеющей стали. Чай был обжигающе горячим, ароматным, но из-за долек лимона внушительных размеров абсолютно бесцветным и приторно сладким. Полковник, прихлебывая чай, невольно улыбнулся, вспомнив свои курсантские годы. В первое время, когда организм попадает в условия режима, хорошо сдобренного физическими нагрузками, страшно хочется есть, и особенно сладкого. В конце концов чувство голода проходит, а вот к сладкому полковник по-прежнему был неравнодушен.

– Так что вас, товарищ полковник, интересует? – нарушил молчание старший сержант.

– Да, в общем-то, праздное любопытство. – Опытный чекист-оперативник хорошо знал, как вить словесные петли, чтобы потом арканить необходимых для «работы» фигурантов. Главное в этом деле – расположить человека к себе, снять подсознательную психологическую защиту. – Как это вас угораздило попасть в наемники?

– Обычное дело, – пожал плечами Дядя Федор. – Когда в девяносто втором в Приднестровье вспыхнула война, я, еще молодой, неженатый, решил испытать острые ощущения. Ну и поехал. Примкнул к Черноморскому казачеству, повоевали там немного с румынами за Бендеры. В общем, на этом и закончилась эпопея, конфликт хоть и был кровопролитным, но коротким. Потом забурлила Югославия, мои новые кореша решили туда податься, ну и я с ними. Против кого только мы не воевали за братьев сербов, и что? А ничего… если не крайними, то лишними обязательно были. Денег там никаких не нажил, а вот друзей потерял много. Самое обидное, что многие сгинули по глупости, обидно.

– А как в Чечне оказался? – прихлебывая не желающий остывать чай, спросил Христофоров.

– В девяносто четвертом, когда началась первая чеченская война, я подумал: без меня обойдутся. Тем более что министр обороны на весь белый свет заявил: «Одним полком за два часа». Заявить-то он заявил, а вот справиться… – Разведчик развел руками. – Зато когда вспыхнула вторая война, я на все плюнул, к тому же на Балканах уже делать было нечего, ну и рванул прямо в Североморск. Там выслушал нотацию, что не будет мне махновской вольницы, и с группой таких же «контрабасов» полетел догонять свой батальон.

– И где же воевать сложнее?

– После нынешних дел кажется, что в Югославии была военно-патриотическая игра «Зарница». А здесь, как говорится, «раззудись, плечо, размахнись, рука». Особенно на начальном этапе, в этом отношении комбат наш золотой человек. Да и потом тоже навоевались вволю. Противник мало того, что серьезный, так еще и коварный, как змея подколодная. Не так ухватишь– сразу жалит.

Дядя Федор встал со своего места и, протянув руку, достал с верхней полки свой ранец. Расстегнув, вытащил небольшой альбом для фотокарточек.

– Вот моя разведгруппа, так сказать, первые мои официальные подчиненные. Сколько мы тут навертели, и Грозный штурмовали, и в поиск ходили, колонны сопровождали, взрывали «самовары»[5]. И вроде как неприятности обходили нас стороной, а вот когда уже объявили, что вскоре батальон вернут на север, послали нас в поиск. Задание было – тьфу, ерунда, но на войне никогда не,угадаешь, где и что тебя ждет. Попали мы в засаду, радиста и пулеметчика наповал, меня тяжело ранило, моего зама контузило. Что говорить, кранты бы нам, если бы не Савченко. Прикрыл отход группы…

Христофоров рассматривал цветные фотографии в альбоме. Молодые крепкие парни в камуфляже, обвешанные оружием, такие веселые, улыбающиеся, то на привале, то на боевой технике: БМД, танки, грузовики, БТР. Пулеметчика и радиста можно было легко узнать, у одного на коленях лежит «ПКМ» с перекинутой через плечо пулеметной лентой, у другого из-за спины выглядывает антенна полевой рации. Сколько ни пытался полковник разглядеть на их лицах невидимую печать смерти, ничего подобного не увидел. Молодости свойственно презрение к смерти.

– А вот это Виктор Савченко. – Палец старшего сержанта уткнулся в молодого парня, устало сидящего на башне БТР, меж его широко расставленных ног примостился автомат с оптическим прицелом. Лицо этого морского пехотинца показалось Христофорову знакомым, и он не смог удержаться от вопроса:

– Он тоже погиб?

– Непонятная тут история получилась. После того как наша группа вырвалась из боя, по деревне ударил артдивизион. После «работы» двух дебятков самоходок «мста-С» можете себе представить, что там осталось. Естественно, сплошные руины, трупы двоих наших и чеченцев, погибших в этом бою, мы нашли, а Савченко как в воду канул, вернее, испарился. Абсолютно никаких следов. После госпиталя меня вызвали в Москву. В Кремле сам Президент вручал награду; вот там-то мне довелось увидеть главного начальника РУБОПа. Они ведь вместе с чекистами занимаются выяснением судеб пропавших без вести и выручают пленных. Обратился я к этому генералу, но он меня даже слушать не захотел.

Старший сержант замолчал, в его словах были горечь бессилия и скорбное неверие в произошедшее.

Чай совсем остыл, Владимир в два глотка осушил стакан и, морщась, разжевал лимон. Чтобы отвлечь разведчика от грустных мыслей, он спросил:

– Чем будете заниматься, когда батальон вернется на север?

– Уволюсь, – спокойно ответил Дядя Федор. – Мне уже скоро сорок стукнет, стар я бегать марш-броски и заниматься шагистикой.

– Ну а если… – Христофоров сделал паузу, еще раз внимательно посмотрел на разведчика, как будто решая, говорить или нет, и произнес: – Если я вам предложу сотрудничество с ФСБ? Возможно, мы подыщем интересную работу. Или вы, как большинство интеллигентов, негативно относитесь к сотрудничеству с госбезопасностью?

Дядя Федор улыбнулся во весь рот и весело парировал:

– Во-первых, не надо меня обзывать «интеллигентом», этой собачьей кличкой. А во-вторых, я не шпион, не изменник Родины, не даже диссидент, чтобы бояться или, как вы говорите, негативно относиться к госбезопасности. Если я могу вам чем-то помочь, то, как говорили царские офицеры, – почту за честь.

– Значит, по рукам. – Христофоров протянул Дяде Федору свою руку. Но что ответил разведчик, пожимая ее, не расслышал. Вой боевой тревоги заглушил все иные звуки.

* * *

Стоны раненых буквально резали слух Абдуллу Камалю. Только за один день его отряд, напоровшись на засаду, потерял около четверти убитыми и столько же, если не больше, ранеными и контужеными. Таких потерь в отряде не было со времени вторжения в Дагестан.

Бабай всегда был хорошим командиром, берег своих людей, не заставляя их напрасно рисковать жизнью. За это моджахеды его ценили, по-своему даже любили. Но теперь его авторитет был сильно подорван. Арабы, отошедшие от шока внезапного нападения, между собой роптали, косясь на идущего в центре под охраной своих приближенных Абдуллу.

«Аллах всемогущий, за что ты меня так наказываешь? Или я был плохим мусульманином, или я не хотел безбожников привести к истинной вере, или, может, мало неверных я убил во славу тебе?» – обращался к своему богу Камаль. Но Аллах безмолвствовал или же говорил с алжирцем стонами раненых, а это слышать ему было неприятно.

Потрепанный отряд арабских наемников представлял собой жалкое зрелище. Легкораненые шли сами или при помощи товарищей, тяжелораненых уложили на самодельные носилки, к которым прикрепили с двух сторон навьюченных лошадей или мулов. Бедные животные, и без того нагруженные вооружением, боеприпасами, продуктами, едва передвигали ногами, а с ранеными и вовсе еле двигались.

Несмотря на это, Бабай строго-настрого запретил бросать что-либо из грузов. Что создавало почву для недовольства наемников. Впрочем, подобное недовольство он считал делом десятым. «Достаточно захватить нескольких шурави и отрезать им головы, сразу все придет в порядок», – продолжал размышлять Камаль. Сейчас его волновало совсем другое: на отряд напали силы значительно меньшие, но успевшие ко встрече основательно подготовиться (установить мины, разместить снайперов). Это было похоже на действия российского спецназа. Их команды, переняв тактику повстанцев, как лешие, бродили по горам и лесам, минируя тропы и устраивая засады. Единственное, что не укладывалось в обычную схему: вступив в бой с превосходящими силами, спецназ сразу же вызывал бомбардировщики или боевые вертолеты, а в этот раз поддержки с воздуха не было, и это наводило на очень печальные размышления.

«По-видимому, кто-то из полевых командиров узнал (разведка засекла), что мой отряд уходит и увозит с собой все свои запасы. Вот и решили поживиться, шакалы. Проходы заминировали, потом отряд обстреляли, в надежде на то, что мы, уходя, бросим лошадей и мулов с их поклажей. Но шакалы ошиблись, – сопоставляя факты, думал Бабай. – Шайтан их забери, как бы то ни было, переходить границу с таким количеством раненых не получится. Придется спускаться на равнину».

У подножья гор был небольшой кишлак, где ему всегда были рады, как дорогому гостю. Еще бы, дочь тамошнего муллы два года назад стала его третьей женой. Теперь они кровные родственники, а мулла в кишлаке первый человек, его даже старейшины слушают.

«Тяжелораненых оставим на равнине, часть грузов тоже придется оставить», – направляя отряд на равнину, подумал Бабай. Он даже не мог себе представить, что с того момента, как отряд попал в засаду, за ним неустанно следили мощные оптико-электронные приборы, ни на секунду не выпуская из виду.

К вечеру усталые, изможденные наемники спустились с гор. Кишлак находился всего в трех километрах. Три десятка больших двух-, а то и трехэтажных домов раскинулись на равнине. Богатое село раньше было, здесь в основном селились водители-дальнобойщики. В каждом дворе по «КамАЗу», а то и по два стояло. Теперь машин в кишлаке, если не считать небольшого автобуса «ПАЗа», на котором крестьяне ездят в город, и вовсе нет. Со времен второй войны кишлак живет своей отдельной жизнью, не принимая ни одну из сторон. Бабаю такое положение вещей подходило как нельзя лучше. Было предчувствие, что рано или поздно придется воспользоваться этой «норой», вот и пробил этот час.

Группа разведки вернулась быстро.

– В кишлаке русских нет, мулла ждет, —доложил Магомед Хусейнов.

Абдулл Камаль выбрался в голову колонны и, почувствовав прилив сил от мысли, что сейчас он встретится со своим тестем, вальяжно взмахнул рукой и негромко произнес:

– Вперед.

Испачканные кровью, грязью, от усталости и под тяжестью оружия наемники еле тащились. Со стороны отряд был похож на банду кочевых разбойников, попавших в сложный переплет. Впрочем, так оно и было.

В центре на сельской площади у мечети наемников встречали старейшины в высоких каракулевых шапках, с кинжалами на поясах в дорогих инкрустированных ножнах.

Вперед вышел мулла, по случаю встречи с зятем он был облачен в праздничные белые одежды. К нему приблизился Абдулл и поздоровался:

– Салам аллейкум.

– Аллейкум ассалам, дорогой, – ответил мулла, обнимая алжирца.

Он хорошо владел не только вайнахским и русским языками, но и арабским, что позволяло общаться с зятем без переводчика. Про дочь он не спросил, она с двумя другими женами Бабая жила в одной из стран Ближнего Востока и изредка звонила отцу.

– Что тебя привело к нам, сынок? – спросил мулла, когда его зять оказал почтение всем старейшинам, поздоровавшись с каждым в отдельности.

– Нам необходимо несколько дней передохнуть, – устало ответил предводитель наемников. – Еще нужен фельдшер, чтобы посмотрел наших раненых. Мы вскоре уйдем, но весь груз увезти не получится, придется кое-что у вас спрятать.

– Все будет на должном уровне, – пообещал мулла. —Людей твоих мы разместим по домам, там их накормят и дадут отдохнуть. Раненых положим в подвале мечети, их осмотрит не фельдшер, а настоящий врач. Был раньше заведующим хирургического отделения в областной больнице, вот только медикаментов у нас немного.

– Медикаменты у нас есть, – небрежно махнул рукой Бабай.

– А насчет того, чтобы спрятать что-то, – тоже не проблема. Есть у нас укромные места.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул предводитель наемников.

Только сейчас, попав в относительно спокойную атмосферу мирного села, он расслабился и почувствовал, как все-таки устал за последние дни.

Из-за тучи выглянул острый рог молодого месяца, его свет был слабым и холодным.

* * *

Аналитики ФСБ намного раньше просчитали и смоделировали ситуацию. Установив благодаря агентурной разведке родственную связь муллы с Абдуллом Камалем, они точно смогли сказать, куда тот направится, если вдруг клюнет «жареный петух». Поэтому сводный батальон морской пехоты, выезжая на учения, на полигон, не занимался абстрактной учебой, а готовился по конкретной программе.

Жителей кишлака ранним утром разбудил рев десятков боевых машин, которые размещались по периметру села, плотно блокируя все входы и выходы. Техника стояла открыто, пялясь на кишлак жерлами крупнокалиберных пулеметов. Морские пехотинцы были в камуфляже, с раскрашенными зелено-черными поло-бами лицами, не столько для маскировки, а сколько для того, чтобы не опознали, если что-то пойдет не так. Бойцы окапывались в полный профиль, создавая сплошную линию окопов перед бронетехникой.

В тылу батальона разворачивали свое «хозяйство» спецы из ФАПСИ. Комбат, наблюдая за тем, как связисты на растяжках устанавливают длинную антенну, похожую на спутниковую «тарелку», и растягивают толстые черные кабели, удивленно спросил у Христофорова:

– Мы что, собираемся вести трансляцию предстоящего боя?

– Наоборот, – покачал головой чекист. – Это монтируют «глушилку». Абреки, когда сообразят, что их, как волков, плотненько обложили, сразу же начнут повсюду трезвонить, взывая к журналистам, правозащитникам и даже иностранным посольствам. Такое нам тоже известно. К одним, чтобы приехали и засняли «зверства» российских солдат. К другим, чтобы визжали на всевозможных слетах об истреблении коренного населения. К третьим, чтобы те попытались надавить на правительство России. Сейчас ничего этого не будет, заглушили все: и телефонную, и радиосвязь, и даже узконаправленную спутниковую. В общем, будет сплошной эфирный вакуум. Правда, и штурмовые группы остаются без связи со штабом батальона и артиллерией, но это, так сказать, издержки производства.

– Ничего, эта проблема поправима, – спокойно проговорил Вавилов и, видя в глазах чекиста недоумение, пояснил: – Батальонные радисты обучены азбуке Морзе, так что будут семафорить. С такой технологией, конечно, много не наболтаешь, но координаты для артиллерий вполне могут передать.

– Отлично, —улыбнулся полковник. Как он и предполагал, все шероховатости в разработке операции притрутся, когда дойдет до настоящего дела.

– Другое меня сейчас волнует, – как будто подслушав мысли Владимира, снова заговорил комбат. – Уж слишком тонка линия окружения, что называется, в нитку. Арабов не меньше сотни, даже если в кулак соберут хотя бы половину, в одном месте обязательно прорвут. До гор здесь рукой подать, опять потом ищи-свищи этого Бабая.

– Да уж, – многозначительно протянул чекист. – Хорошо бы иметь шестикратный перевес, три линии окопов и дивизион «градов». Или, на худой конец, как говорил наш незабвенный первый гарант Конституции: «За каждым боевиком три снайпера смотрят, куда он идет». Хорошо бы, но этого ничего нет. Слава богу, хоть вас выделили тайком. Поэтому будем использовать то, что имеем. А для того, чтобы усилить периметр, вооружите пулеметами офицеров штаба и направьте на стыки рот или в те места, где наиболее неблагоприятные участки обороны. Кроме того, создадим подвижный резерв.

Подполковник так и не понял, из чего создавать подвижный резерв, если основные силы, включая комендантский взвод, находятся на рубеже обороны. Повара, водители и прапорщики-кладовщики в тыловом оцеплении, а неполный десяток офицеров-штабистов приказано вооружить пулеметами и укрепить ими стыки обороны.

Через четверть часа в предрассветной мгле прошествовала группа офицеров, груженная тяжелыми пулеметами «ПКМ» и не менее тяжелыми коробками с пулеметными лентами. Четыре пулемета не ахти какое подкрепление, но, как говорится, чем богаты…

– Цели поставлены, задачи определены, – сообщил комбат, вернувшись в штабной кунг. —А подвижный резерв, как я понял, будем составлять мы с вами.

– Нет, – отрицательно покачал головой Христофоров,

– А кто?

– Найдутся люди. – Полковник не успел закончить фразу, как во входную дверь постучали. – Войдите, – громко сказал Христофоров, кивком головы показывая комбату, дескать, наблюдай фокус-покус.

Дверь бесшумно отворилась, и в помещение вошел боец в камуфляже, с автоматом. Сперва Вавилову показалось, что зашел кто-то из его морпехов, но вскоре он убедился в своей ошибке. На незнакомце был другой камуфляж, бронежилет не армейский и разгрузчик совсем не такой. Перед подполковником стоял профессиональный диверсант, воин, на подготовку которого государство тратило большие средства. Но при этом давало самые невыполнимые поручения.

– Вот,—указав на незнакомца, сказал Владимир. – Капитан Игорь Маклахов, позывной «Макнамара», командир разведывательно-диверсионной группы из отряда «Вымпел». А это подполковник Вавилов, командир сводного батальона морской пехоты.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Комбат не стал спрашивать, как «вымпеловцы» прошли в расположение батальона. Этих диверсантов учили проходить в командные бункеры вражеских армий, захватывать ракетные шахты и стратегические узлы связи. Так что их появление возле штаба батальона морской пехоты было неудивительно.

– Вот эта группа и будет нашим подвижным резервом, – наконец подвел итог Христофоров.

– Товарищ полковник, может, мы тоже пойдем в кишлак? Там с нас толку будет больше, – попытался оспорить решение старшего капитан Маклахов.

Но полковник был неумолим:

– Нет, здесь останетесь. Морпехи вас не знают, еще, чего доброго, примут за «чехов», вот тогда и начнется потеха. Останетесь в батальоне, думаю, и здесь вам работы хватит.

* * *

Уже совсем рассвело, и местные жители, занимающиеся хозяйством, смогли увидеть боевую технику и ровную линию окопов. Еще через полчаса из кишлака выехал «пазик» с торчащим из окошка белым покрывалом и, громыхая железом, направился в сторону морпехов.

– Эмир, – в спальню Абдуллы с криком ворвался бородатый араб, стоявший на посту. – Кишлак окружили шурави.

Бабай мгновенно вскочил с постели. Он всегда спал в брюках, чтобы в случае неприятностей (на войне всякое бывает) не бежать с голым задом. Схватив ремень с кобурой, коротко спросил:

– Много их?

– Ой, много, танки, пехота, – по-бабьи запричитал боевик. Эта война выматывала нервы даже самым крепким. Схватив с подоконника бинокль, предводитель наемников вышел из спальни.

Самой высшей точкой была башня минарета. Но там наблюдателя сразу бы засекли, поэтому Абдулл . направился на чердак. По высоте дом муллы был второй после мечети.

Из чердачного окна была видна часть поля за околицей кишлака. Мощная цейсовская оптика, сократив расстояние, приблизила изображение окопов и боевой техники. Танков араб не обнаружил, но в избытке были БМД и БТРы, и даже виднелись остроносые силуэты НОНА, способные вести артиллерийский обстрел как настильно прямой наводкой, так и навесом по закрытым целям. При этом боеприпас – снаряд, ракета или минометная мина – особого значения не имел. Главное, чтобы по калибру подходил. Во время боя в горах для моджахедов это пренеприятнейший сюрприз.

Выход был один: прорываться с боем. Правда, придется бросить тяжелое вооружение, боеприпасы и оставить раненых. Но ничего не поделаешь, таковы реалии войны.

«Нужно собрать всех людей в один кулак, —подумал Бабай, опуская бинокль. Но тут же отбросил эту мысль: как только он начнет собирать своих людей, артиллерия тут же ударит по ним, уничтожая лучших воинов. – Нет, пусть лучше сидят по домам, здесь каждый дом – это маленькая крепость. Когда сильно нажмут, пусть отходят к мечети, потом определимся, в каком направлении будем прорываться».

Спустившись с чердака, Абдулл Камаль вошел в просторный холл. Там его уже поджидали все приближенные вместе с Рыжебородым Ахматом и переводчиком Магомедом Хусейновым.

Бабай взял со стола портативную рацию, собираясь связаться с полевым командиром Мусой Турпаловым по прозвищу Отмороженный. Он ненавидел федералов и, если представлялась такая возможность, не упускал случая ударить им в спину. Бабай включил рацию и попытался настроиться на нужную волну, но ничего не получилось. Кроме треска и шума, из динамика рации ничего не доносилось.

– Телефон тоже не работает, – сообщил стоящий рядом мулла. – Я хотел позвонить в Грозный, сообщить… – Он бессильно развел руками.

Теперь все стало ясно, и нападение на его отряд, и минирование троп, и уничтожение караульных. Его пасли спецслужбы, так опытный охотник выманивает зверя из логова, а потом заманивает в ловушку для того, чтобы не устраивать соревнование, кто сильнее, проворнее и злее, а просто застрелить с безопасного расстояния. Вот почему нет связи. Отсутствие с внешним миром лишало его союзников.

«На войне союзник играет немаловажную роль, – говорил швед-инструктор на своих лекциях в школе диверсантов под Пешаваром. – Он может оттянуть на себя часть сил противника, ударить ему в тыл или увеличить численность вашего войска. Если у вас нет союзника, создайте его для себя сами».

«Что мне и остается сейчас сделать», – хищно улыбнулся Бабай и, взглянув на муллу, сказал:

– Собирайтесь, пойдете на переговоры с шурави.

–Но если они потребуют, чтобы вы сдались? – пробормотал мулла.

– Мы сдаваться не будем, пусть из кишлака выпустят мирных жителей – стариков, женщин и детей, – отрезал Абдулл и обратился к своим приближенным: – Снайпер на чердак, автоматический гранатомет на второй этаж. Остальные во двор держать оборону у ограды.

* * *

Прогромыхав мимо замершего на обочине дороги БТРа, раздолбанный «пазик» въехал в расположение батальона. Двигатель ревел, как турбина сверхзвукового истребителя. Автобус обогнул холм и замер рядом со штабным «ГАЗ-66». С не меньшим грохотом, чем работающий двигатель, открылась дверца, и из салона стали выбираться старейшины. Они были так же нарядно одеты, как и при вчерашней встрече Абдулла Камаля.

Пожилые мужчины выстроились в шеренгу, важно возложив руки на узорчатые рукоятки родовых кинжалов. В их гордых взглядах читалось некое презрение к военным, лица которых, как у гуманоидов, были зелено-коричневого цвета.

– Салам аллейкум, – поздоровались первыми чеченцы. Они пристально вглядывались в закамуфлированные лица, пытаясь узнать людей в маскировочных комбинезонах.

– Аллейкум ассалам, – ответили дуэтом Христофоров и Вавилов.

– Что случилось? Почему здесь армия? – сделав шаг вперед, заговорил мулла, медленно перебирая черные костяшки четок. – Мы мирный кишлак, ни с кем не воюем, почему же здесь все эти войска?

Медленно произнося слова, мулла обвел взглядом вокруг себя, пытаясь выявить хоть какие-то отличительные знаки на людях или на технике. Но тщетно, все вокруг было безлико, как будто перед ним были вовсе не люди, а лесные духи.

– Вы не воюете, – подтвердил Христофоров. – Но принимаете у себя арабского террориста Бабая.

– Не знаем мы никакого Бабая, – громко произнес мулла, и остальные старейшины, как по команде, загалдели.

– А своего зятя Абдуллу Камаля знаете? Которого вчера встречали с почестями. Или уже забыли? – усмехнулся чекист. Старейшины смолчали, а мулла, низко опустив голову, неожиданно зло взглянул на Владимира. Но чекист, не обращая внимания на гневные взгляды, продолжал: – Выдайте нам Камаля и его боевиков, и мы тут же уйдем, не тронув ваш кишлак.

Мулла отрицательно покачал головой, а на вопрос комбата: «Почему?» – с непонятной безнадежностью ответил:

– Потому что он мой зять, и по законам гостеприимства мы обязаны защищать гостя, которого пустили в дом. Разрешите хотя бы вывести из кишлака женщин и детей. Им незачем умирать за моего зятя.

– Конечно, конечно, – с готовностью закивал головой Вавилов.

Старики вновь загрузились в «пазик», и автобус, громыхая, поехал в сторону селения. Там, по-видимому, их уже с нетерпением ожидали, и через несколько минут из кишлака потянулась вереница людей. Женщины, дети, старики тащили на себе узлы, чемоданы, тянули за собой домашний скот.

– Людей разместишь за штабом, там они будут в полной безопасности, – обратился Христофоров к капитану Маклахову. – Скажешь, что мы ждем транспорт, чтобы отправить их в лагерь беженцев. Да, заодно поставь пару часовых. Мало ли что.

Игорь козырнул и с тремя «вымпеловцами» двинулся навстречу человеческой веренице.

После того как беженцы были определены на стоянку, все вроде замерло в ожидании боя. Даже птицы перестали петь.

– Ну, я думаю, хватит рассусоливать. Даю ракету к началу операции, – чуть взвинченно, как это со многими бывает перед боем, произнес Вавилов.

– Давай, —задумчиво кивнул Христофоров.

Из толстого ствола ракетницы взвилась красной стрелой ракета. Пролетев несколько десятков метров, она рассыпалась на небольшой букет светлячков.

И сразу же со всех сторон по дорогам, проходящим через населенный пункт, двинулись БТРы. Разведчики, привыкшие к подобным операциям, должны были выполнять основную работу, а стрелки и БТРы их прикрывать.

Когда достигли окраины кишлака, с бронетранспортеров, обвешанных ящиками с песком, которые должны были защищать технику, посыпались разведчики. Дядя Федор, командовавший одной из групп, подошел к угрюмому лейтенанту, командиру приданного разведчикам взводу.

– Мы впереди, вы за нами. И не надо никакой самодеятельности, ферштейн?

Летеха молча нахлобучил на голову каску, обшитую куском маскировочной сетки, снял с плеча автомат и только после этого утвердительно кивнул.

– Вот и славненько, – усмехнулся разведчик.

Мельком взглянув на подчиненных, приказал: – Вперед.

Разведчики рассыпались по дороге и двинулись в направлении крайнего дома. За ними шествовали автоматчики, они шли неким построением, отдаленно напоминающим строй. Только стволы автоматов хищно смотрели во все стороны, готовые в любую секунду огрызнуться беспощадным огнем. За морскими пехотинцами медленно тащился БТР, конусная башня КПВТ медленно вращалась то влево, то вправо. Толстый ствол крупнокалиберного пулемета, подобно хоботу фантастического животного, внюхивался в тревожный воздух.

Разведчики достигли ближайшего дома, первая пара, отворив калитку, вошла во двор. За ними последовали еще двое разведчиков, другие две пары направились в соседний дом через дорогу. Прочие остались на улице.

– Шмонать серьезно, от чердака до подвала, – напутствовал разведчиков Дядя Федор. Старший группы, долговязый веснушчатый парень, утвердительно кивнул. Двое бойцов, держа автомат на изготовку, направились к сараю, остальные подошли к дому, одноэтажному, но добротному строению.

Долговязый, вытащив из подсумка длинную бечевку, один конец аккуратно привязал к ручке входной двери и, отойдя на безопасное расстояние на тот случай, если к двери привязана растяжка, что есть силы дернул. Дверь распахнулась, но взрыва не последовало. Разведчики вошли внутрь.

Неожиданно из дома напротив с грохотом вылетели стекла, и из оконного проема появился ствол автомата. Но прежде чем загремели выстрелы, морские пехотинцы бросились врассыпную.

Выполняя приказ комбата, штабные офицеры, разбившись на пары и получив оружие, направились в боевые порядки батальона. В паре с заместителем по воспитательной части оказался зампотех, коренастый кряжистый мужчина, по-мужицки деловитый и основательный. Приказ командира для него закон, не подлежащий обсуждению, при этом все равно, что за приказ. То ли подготовить технику для проверки, то ли стрелять во врагов.

В окопе зампотех, расставив сошки, установил «ПКМ» на бруствер, затем откинул ствольную коробку, вставил пулеметную ленту. Приведя оружие в боевую готовность, майор проверил установку прицела, потом стащил с головы каску, рукавом комбинезона вытер потный лоб и подмигнул сидящему на краю окопа напарнику.

Замполит был недоволен сложившейся ситуацией, В бывшем начальнике гарнизонного Дома офицеров, отправившемся в «горячую точку», чтобы быстрее получить необходимую выслугу и со спокойной совестью уйти на пенсию, неожиданно проснулось чувство воинственного патриота.

– И чего я должен здесь сидеть? – возмущался замполит. – Мое место в боевых порядках среди морских офицеров, а не в яме, я не крот. Тем более чего здесь сидеть зря? Наши все равно этих арабских недобитков не выпустят из села. Как говорится, добьют зверя в его логове.

– На войне всякое бывает, – философски ответил зампотех, доставая из пачки сигарету.

– А-а, прекрати, сейчас не тот случай, – отмахнулся замполит.

– Так что ты предлагаешь?

– Делать тут нечего. Пойду к артиллеристам, посмотрю, как у них там дела, – предложил замполит, поправляя деревянную кобуру с автоматическим пистолетом Стечкина.

– Иди, – кивнул зампотех. Закурив, он спрятал сигарету в ладонь. – Если что, сам отобьюсь.

– Не боись, до этого не дойдет, – усмехнулся главный батальонный воспитатель, выбираясь из окопа, и быстро зашагал в направлении батареи «спрутов».

Десантные и самоходные артиллерийские установки представляли из себя гибрид из БМП-1 и орудийной башни от Т-72, безмолвно стоящие в полусотне метров от линии окопов. Возле крайней ДСАУ находилась небольшая группа артиллеристов в черных комбинезонах и ребристых танкошлемах, они курили, весело переговариваясь. К этой группе и направился замполит.

– Здорово, пушкари.

– Здравия желаем, товарищ майор, – вразнобой ответили артиллеристы, но никто из них даже не подумал встать по стойке «смирно», как положено в армии. Одно слово – «контрабасы».

– Ну что, дадим «прикурить» супостату?

– Так точно, – усмехнулся молодой смуглолицый капитан, командир батареи. – Мало не покажется.

– Ладно, поверим пока на слово, – удовлетворенно кивнул замполит, помня лекции по психологии: к личному составу нужно быть ближе, особенно перед боевой операцией. – А пока дайте мне закурить. – Батальонный воспитатель посчитал, что сигарета – тот штрих, что равняет командиров и солдат. Закурить замполиту не успели дать, в кишлаке неожиданно загремели выстрелы.

– Началось. – Командир батареи бросил окурок под гусеницы «спрута» и гаркнул: – По местам, хлопцы!

В одно мгновение взлетев на броню, артиллеристы скрылись в чреве самоходной установки. Замполит, оставшись один, ошалело вертел головой, слишком уж резкая произошла перемена.

Бой вспыхнул в кишлаке интенсивно, сразу в нескольких местах.

Небольшой двухэтажный дом, облицованный красным декоративным кирпичом, огрызался из всех окон автоматным огнем.

– Вот паскуды, таки прижали нас, – укрывшись за каменным бордюром, зло прошептал Николай Федоров. Лежащий рядом разведчик деловито добавил:

– Это группа прикрытия дает возможность уйти основным силам.

– Ну, я им сейчас устрою содом и гоморру, – буркнул Дядя Федор и крикнул: – Алхимика сюда с его «двустволкой»!

Для качественной «зачистки» кишлака к штурмовым группам были прикреплены бойцы химической защиты, в штатное оружие которых входили реактивные огнеметы «шмель».

Молоденький сухощавый боец, придавленный переносным контейнером для двух одноразовых огнеметов, прозванных солдатами «двустволками», бодро подполз к сержанту.

– Дай-ка мне вакуумный, – приказал Федоров химику-огнеметчику.

Боец проворно вытащил один из огнеметов и, протягивая разведчику, неуверенно предложил:

– Товарищ сержант, разрешите мне.

– Нишкни, салабон, – беззлобно ответил Дядя Федор, забирая толстую короткую трубу огнемета. И ужом пополз в сторону каменной клумбы, откуда открывалась удобная позиция для обстрела. Несколько разведчиков открыли огонь по окнам дома, прикрывая маневр командира.

Добравшись до клумбы, старший сержант взвалил на плечо «шмель», припал к резиновому наглазнику диоптрического прицела, несколько секунд целился, потом плавно потянул спусковой крючок. Хлопок выстрела был едва слышен в общей какофонии боя.

Комета реактивного выстрела, сверкнув, влетела в окно огрызающегося дома. В следующую секунду мощный изобарический заряд, заполнив помещение смертоносной смесью, взорвался яркой белой вспышкой. Взрыв вырвал, швырнув в палисадник, тяжелую бронированную дверь, обрушил межэтажные перекрытия. Из окон повалил густой черный дым.

Дядя Федор, поднявшись на ноги, отшвырнул дымящуюся трубу использованного «шмеля», у его ног от обратной реактивной струи горела пожухлая трава. Рослый разведчик с подвешенными к груди брезентовыми чехлами подсумков с подствольными гранатами швырнул на горевшую траву плащ-накидку и быстро затоптал.

– Лейтенант, зачистите дом, – обратился дядя Федор к командиру прикрепленного взвода. Несмотря на разницу в звании, разведчик был здесь главным. Впрочем, офицер не возражал.

– Кому это надо? – недоуменно пожал плечами стоящий рядом верзила, подбирая свою накидку.

Сержант зло глянул на него, но вовремя сдержался, сообразив, что беспечность в бою часто бывает обратной стороной страха перед боем, нервного срыва. Поэтому, не оборачиваясь, бросил на ходу:

– Не хочу, чтобы потом нам стреляли в спину.

Подойдя к рассыпавшимся после выстрелов морским пехотинцам, приказал замкомвзвода, невысокому круглолицему крепышу:

– Проверить дом! – И чуть тише добавил: – Пленных не брать.

Несколько бойцов во главе с крепышом бросились в дом, и оттуда сразу же донеслись звуки коротких очередей. Через минуту морпехи вернулись, у замкомвзвода за ремнем была заткнута плоская афганская шапка-«планшерка».

– Все чисто, – весело скалясь, сообщил младший сержант.

– Это что еще? – спросил лейтенант, лениво пережевывая зажатую в зубах спичку.

– Да так, по приколу взял трофей, типа сувенира. На гражданке буду на нее девок кадрить, – снова оскалился замкомвзвода, демонстрируя отсутствие нескольких верхних зубов.

– Девок надо баксами кадрить, а не этой херней, – выплевывая спичку, сказал лейтенант и взглянул на Дядю Федора. – Ну что, пошли дальше? – кивнул головой на шум недалекой перестрелки. – Или подождем, пока само рассосется?

– Вперед, – негромко произнес разведчик и для большей убедительности махнул рукой в автомобильной перчатке с обрезанными пальцами.

Группа прошла с полсотни метров и снова попала под обстрел. Теперь по морским пехотинцам стреляли со всех сторон, первым был подбит БТР. В него сразу попало несколько реактивных гранат. Одна взорвалась оранжевым пламенем, срывая мешки с песком, другая, ударив в башню, отрикошетила и взорвалась где-то в стороне. Третья, ударившись в днище БТРа, врезалась между вторым и третьим мостами, взрывная волна подбросила машину. Броневик, подобно смертельно раненному доисторическому броненосцу, стал заваливаться набок.

Бой разгорался, как костер из сухих поленьев. Выстрелы звучали все интенсивнее, то и дело в симфонию перестрелок вписывались разрывы артиллерийских снарядов. Но эти звуки были редкими, артиллеристы наносили «точечные» удары, избегая густых налетов, чтобы шквальным огнем не накрыть с врагами и своих.

Несмотря на внешнюю хаотичность боя, это было управляемое мероприятие. Стоя на втором этаже рядом с расчетом автоматического гранатомета, Абдулл Камаль наблюдал, как штурмовые группы вязнут в перестрелках с наемниками, которые, обрушившись всей своей мощью, тут же оставляли небольшие заслоны и отходили в глубь кишлака. Возле мечети Абдулл решил собрать мощную ударную группу, которая прорвется через боевые порядки и уйдет в горы, оставив у себя за спиной горы трупов. За потерю арсенала и смерть оставленных в подвале мечети раненых шу-рави заплатят сотнями молодых жизней.

* * *

Подняв бинокль, Бабай посмотрел в том направлении, куда ушли беженцы. Людей уже не было видно, остались только зеленые коробки боевой техники. Некоторые из них нет-нет да и окутывались дымом выстрелов.

В кишлаке уже горело несколько домов, огромные языки пламени, колыхаясь, рвались к небу. С треском летели во все стороны горящие головешки. Если их не начать тушить сразу, то через несколько часов весь кишлак превратится в гигантский костер.

«Хорошо бы, чтоб разгорелось быстрее», – подумал Бабай. Огонь и дым создадут большую неразбериху, что облегчит возможность прорыва боевикам. Но пока еще слишком рано, федералы недостаточно глубоко увязли.

На улице появились первые штурмовики, их было трое. Выглянув из-за поворота, они, согнувшись, крались вдоль забора. И тут же с чердака стал «работать» снайпер.

Бой уже докатился и до дома муллы.

Командир самоходной батареи сидел на башне «спрута» и, держа у лица бинокль, наблюдал за окраиной населенного пункта, где вовсю шла перестрелка. Неожиданно в одном из домов вспыхнул ярко-красный луч света, отчетливо различимый даже при дневном свете. Луч начал мигать с различной частотой.

– Вижу сигнал, – поднеся ко рту микрофон, заговорил комбат. – Координаты… – Четыре «спрута», как единый организм, синхронно повернули длинные танковые стволы. – Залп.

Пушки громко ухнули и, как сказочный Змей Го-рыныч, изрыгнули длинные языки пламени. Четыре снаряда, рассчитанные на дистанцию до пяти километров, врезались в обороняющийся особняк. Черные кусты взрывов поглотили здание.

– Еще залп, – скомандовал командир батареи. Самоходки вновь ухнули, тяжелые фугасные снаряды сорвали кровлю, разворотив стены и обрушив часть их. – Порядок, стрелки благодарят.

Стоящий рядом с самоходкой замполит ошарашенно пялился на артиллериста. После первого залпа он был оглушен и только по движению губ командира батареи догадывался, о чем тот говорил. Это состояние бесило бывшего начальника Дома офицеров, он только собрался принять активное участие в сражении, и сразу же такая неудача, почти ранение.

Подбитый БТР завалился набок, из развороченного днища вырывались оранжевые языки пламени. Морские пехотинцы, рассыпавшись в разные стороны, залегли, вступив в перестрелку с наемниками. Из подбитого броневика неожиданно донеслись душераздирающие крики.

– Братан, – закричал щербатый замкомвзвода.

Вскочив на ноги, он рванулся к броневику, с.про-ворством обезьяны запрыгнул на задраенный бок БТРа и попытался открыть бронированную крышку люка.

– Куда? – Разведчик, обвешанный подствольными гранатами, бросился к щербатому крепышу, но было уже поздно. Пуля снайпера разворотила тому основание черепа, швырнув на руки морского пехотинца. Из раскрытого люка БТРа полыхнуло пламя, крики раненых тут же стихли, внутри все было покончено.

– Лейтенант, – Дядя Федор подполз к командиру взвода, – бери своих людей и выбивай боевиков из дома по левой стороне, а мы – по правой. После этого как раз выходим на центральную площадь.

– Сил хватит, старший сержант? – поинтересовался комвзвода, не столько желая расстаться со своими бойцами, сколько для проформы. Все-таки вместе воюют.

– Сил хватит, своих береги, – ответил разведчик. – Рывок через минуту, одновременно, и сразу шквал огня, чтобы головы не могли поднять. Сблизились до броска гранаты – и мочить. Понял?

– Не боись, головы не поднимут, уже никогда не поднимут, – пообещал лейтенант, его взгляд был прикован к лежащему возле горящего броневика окровавленному блину «планшерки».

– Приготовились, – скомандовал Дядя Федор, вернувшись к разведчикам. – Действуем по отработанной программе. Первый пошел.

Сразу несколько подствольных гранатометов выплюнули гранаты цилиндрической формы, которые, взорвавшись внутри здания, сыпанули по сторонам осколками. И тут же во двор ворвались разведчики, теперь в окна полетели ручные гранаты. Их взрывы сопровождались криками раненых и умирающих. Дальше в ход пошли автоматы, короткие очереди довершили то, что не смогли сделать гранаты.

– Живее, живее, – командовал старший сержант, когда разведчики закончили обыскивать дом в поисках уцелевших наемников. – Перезарядить оружие, самое интересное впереди. Настоящая бойня еще не начиналась.

Из подвала появился долговязый разведчик. Пряча в чехол нож, боец спокойно произнес:

– Там оказались еще двое бородатых выродков, пришлось показать дорогу к их Аллаху.

– Все, закончили. Перекур, и на выход, – скомандовал командир группы.

Разведчики по одному покидали здание и быстро пересекали небольшой сад с молодыми деревцами. Выломав кусок забора, они выбрались на улицу. Здесь разведчиков уже поджидали автоматчики из взвода прикрытия вместе с их командиром. У лейтенанта на левом плече висел его штатный автомат, а в правой руке он держал гранатомет «РПГ-7» с остроконечной рифленой гранатой, к которой обычной изоляционной лентой были примотаны два прямоугольных куска пластида.

Федоров обратил внимание на то, что морпехов из взвода автоматчиков значительно поубавилось.

Заметив его вопросительный взгляд, командир взвода пояснил старшему сержанту:

– Двое погибли, пятерых раненых пришлось отправить в тыл. – Ощутив в очередной раз вкус битвы, лейтенант снова рвался в бой. – Ну что, сержант, закончим начатое? – потрясая трофейным гранатометом, возбужденно спросил офицер.

– Авангард, вперед, – глянув на своих бойцов, скомандовал Дядя Федор.

Трое разведчиков, пригибаясь, двинулись по улице. Но едва они свернули за угол, как попали под обстрел.

– Затягивает, гад. Думает, это ему Грозный девяносто пятого года, – проговорил подполковник Вавилов. На холме, где был оборудован временный наблюдательный пункт батальона, он то и дело прикладывался к стереотрубе. Отсутствие связи с подразделениями лишало командира батальона полной картинки боя, что было весьма опасно в условиях современной войны. Сейчас приходилось уповать на опыт бойцов, уже ввязавшихся в драку.

Повернувшись к стоявшему немного в стороне Христофорову, морской пехотинец задумчиво спросил:

– А может, эта тварь чего-то ждет? Должен же нормальный зверь пытаться вырваться на волю, а не огрызаться, сидя в западне.

– Хитрит, сарацин, – согласился чекист. – Он ждет, и мы подождем, пока штурмовые группы будут ему пятки прижигать.

Полковник Христофоров посмотрел назад, где за холмом под охраной нескольких «вымпеловцев» сидели ушедшие из кишлака крестьяне.

– Снайпер, паскуда, —доложил Дяде Федору верзила разведчик, в его гирляндах на поясе заметно поубавилось подствольных гранат, на щеке появилась

глубокая ссадина, но он не обращал на это никакого внимания. – Стаса срезал точно в лоб, Валек заметался как заяц, но все равно достал его в бок. Засадил под пластину, не жилец.

– Где он засел?

– Кажись, с чердака бьет. А на втором этаже у них «АГС», один выборочно бьет, другой лупит по площади. Нужно наводить артиллерию.

– Какая, к чертям собачьим, артиллерия, – выругался Федоров. Он берег радиста, считая, что за броней БТР тот будет в безопасности вместе со своим «волшебным фонарем». Но броневик подбили, и радист сгорел вместе с экипажем. Взглянув на верзилу, задумчиво проговорил: – Значит, на чердаке засел стрелок.

– Да, и за забором десятка полтора автоматчиков, – подтвердил разведчик.

– Лейтенант! – Старший сержант подполз к командиру взвода. – Пора проверить твою «шайтан-трубу». Проломить стену сможешь?

– Л-легко, – уверенно ответил лейтенант, запрокидывая на плечо «РПГ-7».

– Смотри осторожней, там снайпер зверствует, —предупредил разведчик.

– Не учи отца… – отмахнулся офицер.

– Прикройте лейтенанта, – приказал Дядя Федор своим подчиненным. Трое разведчиков, запрокинув вверх стволы автоматов, открыли огонь из под-ствольных гранатометов.

– Сынок, давай сюда второго «шмеля», – обратился разведчик кхимику-огнеметчику.

Тот уже не протестовал, молча протянул огнемет, буркнув только:

– Этот с зажигательной смесью.

На эту реплику старший сержант не обратил внимания. Взвалив на плечо короткую трубу, он обратился к офицеру:

– Ну что, работаем?

– И не иначе, – ответил тот.

Улучив момент между выстрелами гранатометов, он выглянул из-за угла и выстрелил из «РПГ». Реактивная граната, усиленная двумя кусками пластида, взорвалась как артиллерийский снаряд, взметнув вверх обломки кирпичной кладки.

Не давая противнику опомниться, из-за угла выглянул Дядя Федор и тут же выстрелил. Зажигательная капсула взорвалась золотисто-белым пламенем. В считаные секунды весь второй этаж и чердак с крышей были объяты пламенем. Еще через минуту из распахнутого чердачного проема с душераздирающим криком выбросился горящий человек. Со снайпером было покончено.

– Вперед, закончим операцию, – заорал во всю мощь своих легких Дядя Федор, увлекая пехотинцев в направлении горящей усадьбы.

Дом муллы пылал гигантским костром. Морские пехотинцы, ворвавшиеся на территорию усадьбы через пролом в ограде, тут же столкнулись нос к носу с арабами. И, как сотни лет до этого, бросились друг на друга врукопашную, в одно мгновение позабыв о смертоносном оружии и используя его сейчас лишь в качестве примитивного ударного инструмента.

Бабай сразу сообразил, что перевес на стороне штурмующих. Поэтому, едва во дворе завязалась потасовка, он вместе со своим помощником Рыжебородым Ахматом и чеченцем Магомедом Гусейновым выбежал за ворота и опрометью бросился через сельскую площадь. За зданием мечети собирались основные силы арабов, которые должны идти на прорыв.

– Давай ракету, – приказал Абдулл, когда они обогцули башню минарета и увидели около полусотни наемников.

С шипением взлетела высоко в небо зеленая ракета. Ее свечение было видно далеко. Достигнув предельной высоты, ракета на мгновение зависла, как далекая звезда, и тут же погасла, превратившись в черный дымок.

Свет зеленой ракеты увидели те, кому она предназначалась. В лагере беженцев неожиданно произошло какое-то движение. Отосновной массы крестьян отделилось шестеро мужчин. У двоих были пистолеты с глушителями, остальные были вооружены лишь кинжалами.

Боевики быстро и бесшумно приблизились на десяток метров к часовым и, вскинув пистолеты, одновременно выстрелили. Часовые рухнули, но воспользоваться оружием убитых боевики не успели. Едва они приблизились к «убитым», как тут же открылся обман. У ног наемников лежали мастерски сделанные из старых бушлатов и сухой травы две «куклы» в человеческий рост, снайперские примочки для дуэли с равными себе. Автоматы «часовых» были кусками железа, в них отсутствовали затворы.

Запоздало сообразив, что это западня, боевики вскинули пистолеты, но стрелять уже не было времени. Два бесшумных выстрела со стороны батальонного наблюдателя сбили стрелков с ног, размозжив им головы.

На оставшихся боевиков, вооруженных только кинжалами, из ближайших кустов набросились «вымпеловцы». Длительной рукопашной схватки тоже не получилось. Два араба были сразу убиты: одному молниеносным приемом свернули шею, другому проломили ударом кулака грудную клетку в области сердца. Третьего оглушили, и он лежал без сознания у ног двоих диверсантов, которые виновато смотрели на командира. Но Маклахову было не до «разбора полетов», его сейчас интересовал последний араб, по-видимому, старший группы (во время нападения на «часовых» он бурно жестикулировал).

При задержании и с этим наемником перестарались, ударом толстой подошвы кованого ботинка ему сломали левую ногу. Из разорванной штанины простых крестьянских штанов выглядывала остроконечная окровавленная кость.

Когда к месту стычки подошли Вавилов и Христофоров, диверсанты уже обыскали наемников. Кроме двух пистолетов и четырех ножей, при них оказалось еще с десяток наступательных гранат.

– Что вы собирались делать? – по-арабски спросил задержанного капитан Маклахов. Этот язык Игорь знал в совершенстве, выучил его во время учебы в училище. Но наемник молчал, закусив губу от боли.

– Что вы собирались делать? – механически повторил свой вопрос Макнамара, но ответа не последовало.

– Какой приказ вы получили? – опять прозвучал вопрос. Наемник хотел снова отмолчаться, но не получилось. Рука капитана крепко схватила араба за сломанную ногу и слегка вывернула ее. Араб закричал и едва не лишился чувств, но мощная пощечина вернула ему сознание.

Комбат, наблюдая за допросом, хотел вмешаться, считая, что подобное поведение недостойно боевого товарища. Но тут же обезображенные трупы русских солдат, взятых в плен такими же арабами, встали перед его глазами. Мальчишкам отрезали, как баранам, головы, конечности, выпускали наружу внутренности, заталкивая вместо них солому и козий помет. Наемники, поправ человеческие законы, теперь сами стали вне закона. Приученные к условиям тайной войны, диверсанты использовали все средства, лишь бы эффективнее достигнуть цели. Сейчас своей жестокостью они спасали его подчиненных, выкуривавших из кишлака остатки наемников. На мгновение подполковник представил себе, что могло произойти, если бы Христофоров не оставил «вымпеловцев» в подвижном резерве и не приказал следить за беженцами.

Полковник-чекист, заметив состояние комбата, наблюдавшего за допросом, обратился к Маклахову:

– Комбат, а нет ли другого способа разговорить нашего друга?

– Колоть «правдодел», но на это уйдет много времени, – подумав, ответил командир диверсионной группы. – А сейчас дорога каждая секунда. – И снова задал свой вопрос, сопровождая его воздействием на сломанную ногу. На этот раз араб «поплыл», он быстро заговорил на родной тарабарщине.

– Что он сказал? – присев на корточки, нетерпеливо спросил Христофоров.

– Группе нужно было захватить оружие бойцов оцепления, напасть с тыла и уничтожить штаб батальона, создав панику, дезорганизацию, и обеспечить прорыв оставшихся. Место прорыва обозначить красной ракетой.

– Может, врет? Впихивает дезу, чтобы не мучили, – засомневался Христофоров.

– Вряд ли. – Подошедший лейтенант Фамов продемонстрировал одноразовую ракету в картонном цилиндрическом футляре.

– Тогда делаем так… – произнес Владимир, в его глазах блеснул огонь охотничьего азарта.

В тылу оцепления вспыхнула ожесточенная перестрелка, загремели взрывы ручных гранат, и вот взвилась красная ракета.

«Наконец-то», – облегченно вздохнул Абдулл Ка-маль и громко крикнул:

– Аллахакбар!

Опытные воины арабы тут же восприняли клич как команду к действию. Обвешанные оружием и боеприпасами, они небольшими группами бросились в направлении узкой задымленной улочки с горящими по обе стороны домами. Прорваться сквозь этот коридор огня и дыма была единственная возможность не столкнуться со штурмовиками.

Лица обдавало жаром горящих строений, едкий дым разъедал глаза, но это не могло остановить боевиков. Мелкие неприятности не шли в счет рядом с самой большой под названием СМЕРТЬ. За десять минут остатки арабского отряда прошли сквозь огонь и дым незамеченными и оказались на окраине кишлака. Отсюда была хорошо слышна нарастающая канонада, страшный по своей интенсивности бой кипел на позициях федеральных войск.

– Идем двумя волнами, – проговорил Бабай, обращаясь к одному из своих командиров, огромному детине с красными воспаленными глазами, в его руках «РПК», замотанный в камуфлированную ткань, казался детской игрушкой. – Твои люди пойдут первыми, я с остальными иду следом. Врываешься на позиции шурави, убиваешь всех. Потом необходимо захватить транспорт, думаю, люди Карима разведали, где сосредоточены грузовики. Берем пару машин и уходим обратно в горы.

– Я все сделаю как надо, – пообещал косматый гигант, потрясая своим ручным пулеметом.

– Аллах велик, и снизошлет он свои щедроты на воинов правоверных, – произнес с пафосом Абдулл, положив ладони своих рук на плечи моджахеда. Как будто благословляя на этот бой.

– Аллах акбар, – воскликнул араб и, взмахнув призывно оружием, увлек за собой основную массу боевиков.

Четыре десятка моджахедов со всех ног бросились в направлении позиций федеральных войск. Там то стихала, то вновь нарастала трескотня выстрелов, разрывы ручных гранат. С небольшого взгорка, куда забрался Бабай, он мог наблюдать, как его воинство быстро приближается к неровной линии окопов, в которых, по-видимому, и живых не осталось. С каждым шагом расстояние сокращалось. Оставалось всего с полсотни метров до бруствера с высохшей под безжалостным солнцем землей.

Абдулл уже оторвал от глаз бинокль, собираясь дать команду остальным на прорыв, когда безжизненный окоп неожиданно ощерился шквалом огня, в упор расстреливая бегущих.

– Это засада! – закричал невесть как очутившийся рядом с Бабаем Рыжебородый Ахмат. – Надо прикрыть их отход.

Опытные воины, попав в ловушку и потеряв под шквальным огнем часть людей, залегли, яростно огрызаясь из своего оружия, надеясь на то, что еще одна группа моджахедов позволит им отойти, отвлекая на себя часть огня федералов.

Но Абдулл Камаль знал, что эти люди обречены так же, как будут обречены и те, кто попытается им помочь. Высказать свое решение Бабай не успел. Во фланги залегшим боевикам ударили боевые машины десанта.

Шесть угловатых, но стремительных БМД-2, сорвавшись со своих мест, неслись по ровному, как стол, полю навстречу друг другу, поливая пространство перед собой из скорострельных пушек и пулеметов. Отрезав боевикам путь к отступлению, боевые машины круто развернулись и понеслись на залегших моджахедов. То, что не смогли сделать снаряды и пули, довершили острые как сабли гусеничные траки.

Картина уничтожения основной группы не вызвала в душе Бабая никаких эмоций, кроме сознания обреченности нынешнего положения.

– Уходим назад в мечеть, – приказал своему помощнику Абдулл.

Рыжебородый ничего не сказал, он был готов умереть, но не хотел, чтобы его внутренности намотались на траки БМД.

Бой в усадьбе муллы был скоротечным, ворвавшиеся за ограду морские пехотинцы, сокрушив моджахедов огнем в упор, не дали никому из них уйти или укрыться. Впрочем, последнему в немалой степени . мешал полыхающий особняк.

– Закончили? – когда стихли последние выстрелы, спросил Дядя Федор у лейтенанта с обгорелым чехлом на кевларовом шлеме. На куртке появилось несколько темных пропалин.

– А как же, – ответил летеха, деловито меняя магазин в автомате. – Упорные черти, никто не хотел сдаваться в плен.

Николай пропустил это заявление мимо ушей, потому что сам воевал уже два года и не понаслышке знал, как берет в плен любая из воюющих сторон. Впрочем, вопросы этики его вообще не волновали, ибо у моджахедов была особая ненависть к «контрабасам», которых, захватив в плен, боевики убивали с особой, каннибальской жестокостью. Так чего, спрашивается, он должен жалеть возможных своих палачей.

Расположившись под прикрытием кирпичной стены, морские пехотинцы сноровисто снаряжали пустые магазины, набивали патронами пулеметные ленты. Если в начале операции они были похожи на лесных духов, то теперь, закопченные дымом пожарищ и припорошенные рыжей пылью битого кирпича, в рваной, прожженной и перепачканной одежде, они больше походили ни чертей-кочегаров из ада.

Раненых и убитых отправили в тыл, теперь оставалась небольшая группа тех, кто еще мог воевать. Когда снаряжение магазинов и лент было закончено, Дядя Федор подошел к командиру взвода и громко сказал:

– Ну что, лейтенант, еще один рывок, и мы в центре на площади?

– Ага, – оскалился молодой офицер, демонстрируя белые ровные зубы. – Как говорится, последний бой – он трудный самый.

Бой в кишлаке постепенно заканчивался, кое-где еще трещали автоматы, хлопали взрывы гранат, но артиллерия уже молчала. Верный признак локализации бандитских групп.

Морские пехотинцы по одному через пролом в ограде выбирались обратно на улицу и так же не спеша двигались в направлении центральной площади кишлака. Но едва первые там появились, как из подвала мечети ударили два крупнокалиберных пулемета.

Тяжелые пули, никого не задев, со страшным воем пронеслись над головами, трое морских пехотинцев кубарем ретировались за ограду.

– Вот же паскуды, – выругался лейтенант, придерживая левой рукой кевларовый шлем, на котором лопнул по непонятной причине ремешок. Стоящий рядом разведчик вытащил из подсумка автомобильное зеркало и протянул Федорову, старший сержант, приблизившись к углу ограды, присел на корточки и выставил его наружу. Мечеть располагалась на полуметровом нулевом цикле, в котором как будто специально было вырезано несколько продолговатых амбразур.

«Наверняка амбразуры идут по всему периметру, – успел подумать разведчик, когда точно выпущенная пуля, ударив в зеркальце, разбила его, вырвав из рук сержанта металлический остов.

– Падла, – беззлобно выругался Дядя Федор, – даже снайпер там есть.

Размышления разведчика были не самые веселые. Конечно, если бы у них сейчас было несколько гранатометов да пара «шмелей», можно было бы поубавить прыти у басмачей. А так бросить людей на пулеметы – это даже не глупость – преступление.

– Химик, – негромко позвал Федоров прикрепленного к группе бойца.

– Слушаю, товарищ старший сержант. – Молодой боец даже на войне не утратил чувства субординации. Несмотря на то что теперь он назывался кон-трактником, в сущности, боец был еще пацаном, и разведчик хотел, чтобы он выжил в этом бою. Возможно, больше для батальона боев не будет.

– Значит, так, сынок, дуй к артиллеристам, и чтобы через десять минут здесь была ДСАУ. Понял?

– Понял, – ответил боец химвзвода.

– Тогда дуй во все лопатки.

Батарея «спрутов» выпустила полдюжины снарядов и снова осталась без работы. Штурмовые группы, уйдя в глубь кишлака, дальше справлялись сами.

Командир батареи, высунувшись наполовину из орудийной башни, дымил сигаретой, поглядывая на сидящего на броне замполита, который с вдохновением рассказывал двум артиллеристам о текущем политическом моменте.

Докурив сигарету, капитан-артиллерист щелчком отправил окурок в направлении дымящегося кишлака. И только сейчас заметил, как от населенного пункта к батарее быстро движется неясный силуэт.

– Что это еще за хрен по полю скачет? – буркнул артиллерист, поднося к глазам бинокль.

Вскоре стало видно и без бинокля, что бежит боец одной из штурмовых групп. Он быстро перемахнул через окоп и, не сбавляя темпа, направился к длинноствольным «спрутам».

Замполит тоже увидел бегуна. Спрыгнув с брони, он сделал несколько шагов навстречу, в ожидании, когда боец приблизится для доклада. Нарушая все статьи воинских уставов, морской пехотинец, приблизившись на положенное расстояние, не перешел на строевой шаг, а подбежал, как какой-то босяк. Тяжело дыша, он не отдал честь, а сразу заговорил:

– Товарищ майор, меня прислал старший сержант Федоров. Боевики засели в мечети и ведут огонь из тяжелых пулеметов, нужна одна самоходка, чтобы их оттуда выбить.

– Почему радист не семафорил? – грозно спросил замполит, решая, как лучше втолковать бойцу, что устав, написанный кровью предков, не его прихоть, а главный закон армии.

– Радист погиб в сгоревшем БТРе, – наконец-то восстановил дыхание химик и тут же торопливо добавил: – Там достаточно нескольких снарядов – и «духам» каюк, считай, что бой закончен.

Последние слова камнем запали в мозг батальонного воспитателя. Действительно, отряд арабских боевиков был практически уничтожен. Он сам видел, что произошло с большой группой, пытавшейся прорвать окружение. Теперь остались лишь небольшие очаги сопротивления и… Если среди штурмующих будет он, замполит, то без боевой награды тут уже никак не обойтись. А то у комбата, этого мужлана Васьки-водолаза, награды получает тот, кто в боевых действиях отличился.

«Ну, теперь уж комбат не отвертится», – мелькнула в голове замполита шальная мысль. Эффектно выхватив из деревянной кобуры «стечкин», он приткнул торец деревянного футляра к рукоятке, сделав из кобуры приклад. Повернувшись к ближайшей самоходке, крикнул командиру батареи:

– Ну что, капитан, поможем нашим доблестным штурмовикам? Дадим прикурить супостату?

Артиллерист только пожал плечами, дескать, вы начальство, вам виднее. Потом, взмахнув рукой, показал стоящей чуть поодаль самоходке, что собирается покинуть позицию. Командир второй ДСАУ утвердительно кивнул.

– Давай, сынок, залазь. Будешь показывать дорогу, – обратился замполит к химику, жестом указав тому место на броне возле торчащей, как кочан капусты, головы механика-водителя.

Когда наконец все разместились, «спрут» рыкнул, выбросив в атмосферу клуб густого черного дыма выхлопных газов, и сорвался с места. Лихо перескочив через окоп, помчался в направлении кишлака.

Механик-водитель оказался специалистом экстракласса, понимая направление движения по указаниям руки химика. Уже через пять минут десантная самоходная установка подъехала к штурмовой группе.

– Какие проблемы, бойцы? – Первым с брони соскочил замполит.

– Да вот, закупорились гады, никак не можем их выкурить, – спокойно ответил Дядя Федор на правах старшего.

– Не можете сами – мы поможем, – лихо воскликнул замполит и указал капитану-артиллеристу на выглядывающую из-за ограды башню минарета.

– Подождите, – жестом руки остановил замполита разведчик. – Он пока будет разворачиваться, «духи» его сожгут к чертовой матери. Тут надо по-другому.

Старший сержант вскочил на самоходку и объяснил ситуацию артиллеристу. Тот утвердительно кивнул.

Самоходная установка, сдав немного назад, развернулась и, двинувшись вперед, проломила одну ограду, затем еще одну и въехала на соседний участок. Несколько минут ДСАУ постояла за небольшим домом с разрушенной крышей, потом, вывернув на палисадник и проехав с десяток метров, выломала ограду, прикрывающую площадь, и прямой наводкой ухнула в стоящую в сотне метров мечеть. Пробив стену, тяжелый фугасный снаряд разорвался, сокрушая все находящееся внутри.

Самоходка, тут же сдав назад, опять укрылась за домом. С грохотом открылась крышка люка, и выглянувший наружу капитан, зло сплюнув, сказал с раздражением:

– Не получилось. Мне бы ложбину в полметра, я бы тогда снаряд засадил точно в амбразуру. А так только макушку буду брить.

Дядя Федор понимал правоту артиллериста, но рыть нишу под огнем крупнокалиберных пулеметов было самоубийством, как и переть в лоб на эти чертовы пулеметы.

– Ладно, ты их глуши, оказывай психологическое давление. А мы попытаемся обойти с другой стороны и забросать амбразуры гранатами.

– Лады, – кивнул капитан, снова влезая внутрь самоходки.

– А вы, товарищ майор, оставайтесь здесь, – обратился разведчик к замполиту. – Зря не рискуйте. Оставляю с вами трех бойцов на всякий пожарный случай.

Майор кивнул. За толстенными стенами дома ему ничего не грозило, а вот предоставление на орден будет как пить дать.

* * *

От взрыва очередного снаряда с потолка посыпались известка и куски штукатурки. Абдулл стряхнул с головы пыль и выругался по-арабски. Артиллерия в этом подвале была не страшна, даже такие тяжелые снаряды не смогут пробить метровые бетонные перекрытия, отделяющие подвал от мечети. Но каждый новый взрыв эхом отзывался в мозгу Бабая, напоминая о бренности человека. Неожиданно арабский вожак ощутил страшное желание жить, и чем ближе костлявая подступала, тем сильнее было это желание. «С людьми мне не вырваться, – размышлял Ка-маль, глядя на своих боевиков, прильнувших с оружием к амбразурам. – Единственный выход, оказавшись за пределами мечети, где-то затаиться, возможно, прикинуться мертвым. Дождаться темноты, потом уйти в город, главное, выйти за пределы мечети».

– Братья, если нам суждено умереть, умрем как истинные воины Аллаха, как настоящие шахиды, —обратился алжирец с высокопарной речью к своим подчиненным. – Пусть гяуры увидят, как умеют умирать правоверные.

Арабы оживленно зашумели, подбодренные такими словами; в конце концов, ожидание смерти всегда страшнее самой смерти. Ну, а раз решились – надо действовать.

– Ахмат, установи мину на двадцать минут, – приказал Камаль Рыжебородому. – Шурави не должны получить ни наши боеприпасы и оружие, ни наших раненых.

– Все сделаю, эмир. – Ахмат приложил правую руку к груди и почтительно согнул голову в поклоне.

Бабай одобряюще похлопал его по плечу, и тут взгляд алжирца упал на забившегося в угол муллу. Старик надеялся выжить в этой мясорубке и, пользуясь своим саном священнослужителя, избежать наказания федеральных властей.

– Отец, – обратился к нему Камаль, —Аллах требует от правоверных, чтобы мы отдали жизни за него.

Двое боевиков, подхватив старика за руки, подтащили его к предводителю.

– Абдулл, сынок! Мы же родственники, – взмолился мулла, по его морщинистому лицу побежали обильные слезы.

– Сейчас все мы слуги и воины Аллаха, и он требует отдать за него свои жалкие жизни, – бесстрастно сказал Бабай.

Распахнув халат, который был на его тесте, он подал знак стоящим рядом боевикам. Те, вытащив из подсумков пять брусков пластиковой взрывчатки, быстро стали приматывать ее к впалой груди широкой лентой скотча. Через некоторое время, когда процедура была закончена, Абдулл лично воткнул в один из брусков небольшой, цилиндрической формы взрыватель с тридцатисантиметровым отрезком бикфордова шнура. Поправив халат на плечах уже смирившегося со своей участью муллы, Камаль спокойно произнес:

– Ваша дочь будет гордиться своим отцом. Потому что он умер, как шахид.

– Если у него будут свободны руки, он сможет выдернуть взрыватель. А если будет открыт рот, сможет предупредить неверных, – негромко проговорил Рыжебородый, подойдя вплотную к алжирцу.

– Мы это легко сможем исправить, – улыбнулся Бабай.

Старику тут же завернули руки за спину, плотно стянув скотчем, потом заклеили рот.

После очередного взрыва снаряда боевики гурьбой поднялись наверх. Потребовалось всего несколько снарядов, чтобы мечеть превратилась в развалины. Внутри стоял удушливый запах сгоревшей взрывчатки, пыльное облако забивало дыхание, под ногами хрустели обломки фарфоровых фресок с арабскими письменами. Огромный пролом в стене позволял двум взрослым мужчинам беспрепятственно пройти через него. Сквозь пролом был виден двор с обрушенной оградой и глубокими следами гусеничных траков.

Вытащив из кармана зажигалку, Абдулл Камаль дважды щелкнул, потом поднес оранжевый язычок пламени к бикфордову шнуру, и, когда тот, вспыхнув, зашипел, Бабай склонился к уху муллы и прошептал:

– Во славу Аллаха, вперед, отец, – и вытолкнул его наружу.

Обезумевший от страха смерти мулла бросился вперед навстречу выезжающей из-за дома самоходке, увидев свое спасение в солдатах федеральных войск.

Бегущий человек со связанными руками и заклеенным ртом меньше всего вызывает опасения или даже подозрения, скорее жалость, желание помочь. Как из-под земли возле муллы выросли две могучие фигуры в камуфляже, подхватив старика под руки, они потащили его в сторону приближающейся самоходки, к дому, за спасительные стены строения.

Старик мычал, упирался, но на него никто не обращал внимания. Главное, уйти с линии огня. Когда троица поравнялась со «спрутом», в небо взметнулся огромный куст взрыва, в мгновение ока расщепив на атомы всех троих, и, перевернув самоходку, отбросил ее в сторону.

– Вперед, – скомандовал Камаль.

Полтора десятка боевиков, выскочив из пролома в стене, опрометью бросились в направлении дымящейся воронки. Теперь они не будут сидеть в ожидании, пока их окружат и уничтожат, теперь они сами будут нападать и уничтожать.

Завернув за угол дома, боевики наткнулись на ошарашенного, испуганного человека в камуфляже. Судя по валявшемуся рядом автоматическому пистолету Стечкина и возрасту владельца, это был явно не рядовой или сержант.

Рыжебородый Ахмат вскинул свое оружие, чтобы убить гяура, но Камаль властно надавил ладонью на ствол автомата, опуская его в землю, а другой рукой подтолкнул вперед Магомеда Хусейнова. С момента начала боя он не отпускал от себя переводчика ни на шаг.

– Ты кто? – спросил по-русски Магомед.

– Я, я, – осознав, кто перед ним, незнакомец стал заикаться. – Я майор… замполит батальона… морской пехоты.

Услышав «морская пехота», арабы обозленно загалдели, но Абдулл жестом их остановил. Он в отличие от простых боевиков понял, какая их постигла удача.

– Не трогайте его. Аллах дарит нам еще один шанс.

* * *

Огромного роста дородный батюшка в золоченой ризе мощным оперным баритоном читал молебен.

В храме, украшенном ликами святых и картинами на библейские темы, было сумрачно и прохладно, пахло ладаном, топленым воском и свежевымытыми полами. Впереди у алтаря собрались верующие, в основном это были пожилые женщины, которые под аккомпанемент батюшки чинно осеняли себя крестом. Некоторое время Виктор стоял в проходе этой небольшой церквушки, спрятавшейся в узких улочках старой Москвы. Попал он сюда совершенно случайно.

Несмотря на свою молодость, Савченко достаточно пережил, чтобы стать фаталистом. Проживая день за днем, он старался увидеть в них знаки, указывающие на будущее…

Сны последнее время были только о войне, о погибших друзьях и врагах. Просыпался он в холодном поту и среди ночи бежал в парк тренироваться, изнурять себя ударной техникой и растяжкой. Лишь под утро, обессилев, засыпал на несколько часов.

Нервы были совсем ни к черту, следовало обратиться к врачу либо искать альтернативу. Реалисты ищут выход, к фаталистам разрешение проблемы приходит само.

Сегодня утром в трамвае Виктор услышал разговор двух еще не старых женщин. Одеты они были более чем скромно, но говорили достаточно громко, так, что Савченко волей-неволей пришлось слушать их.

– Я ему, дураку, говорила, – вещала длинноволосая неопрятная дама хорошо поставленным голосом лектора общества «Знание». – Скоро от своей пьянки ведь подохнешь, покайся перед смертью, попадешь в рай. А нет, гореть тебе в аду, в геенне огненной. Покаявшуюся душу бог пускает в царствие небесное, мятежная душа этого лишена. Представь себе, если бы в рай попал Гитлер…

Что было бы в этом случае, Виктор слушать не стал. Сойдя с трамвая, он отправился искать церковь. Его мятежной душе нужно было покаяние, ей необходим был покой.

Постояв некоторое время, Савченко подошел к прилавку, где молодой священнослужитель торговал свечами, иконками, молитвенниками. Виктор сунул сторублевку в жестяную коробку с надписью «Жертвуйте на храм», потом купил свечу и снова замер, оглядывая иконы с ликами, решая, кому ее поставить. Наконец взгляд остановился на витязе с окладистой бородой, с мечом в руке на фоне хоругви, сверху виднелась надпись «Св. Александр Невский», к нему и направился бывший морской пехотинец.

Поставив зажженную свечу, Виктор трижды осенил себя святым крестом и мысленно произнес: «Вот видишь, пришел я. Пришел каяться. Зло творил по глупости, потом искупал его кровью. Убивал не для удовольствия, а ради защиты Отечества, родных, близких… Мстил за погибших друзей».

Больше сказать ему было нечего. Еще некоторое время Виктор всматривался в лик святого, пытаясь увидеть на нем какой-то символ, знак. Но князь безмолвствовал.

Неожиданно в сознании Савченко всплыла давняя, еще со школьных лет фраза: «Делай, что должен. И будь, что будет». Под таким лозунгом рыцари уходили в крестовые походы воевать за Гроб Господень.

Виктор вышел из церкви с глупой улыбкой на лице, он вдруг понял, что его одиссея еще не закончена. Но теперь это его уже нисколько не волновало.

На окраине задымленного, охваченного огнем кишлака вспыхнуло сразу несколько семафоров. Подполковник Вавилов, разглядывая сквозь оптику бинокля мигающие красные сполохи, читал сообщение.

– Твою мать, какого черта, – вполголоса ругался комбат. – Откуда он там взялся?!

– Что произошло? – спокойно спросил Христофоров, ожидавший с минуты на минуту окончания боя.

– Группа боевиков, пытавшаяся вырваться из окружения, захватила в заложники замполита. Теперь, прикрываясь им, как щитом, требует беспрепятственного выхода в горы, —доложил комбат.

– Огонь на поражение, – жестко приказал полковник, интуитивно чувствуя, что именно в этой группе тот, под которого и готовилась вся эта хитроумная, многоходовая операция.

– Я не отдам такого приказа, – холодно произнес Вавилов и добавил с достоинством: – Я не запятнаю свою честь кровью своего офицера.

– Тьфу ты, – плюнул Христофоров.

Финал этого водевиля получился не просто скомканным, он получился безобразным. Отдать приказ бойцам «Вымпела» полковник тоже не мог. При любом раскладе замполит погибнет, только вот какой может получиться резонанс, если это произойдет от рук своих? Владимир помнил, что было несколько лет назад, когда антитеррористический отряд «Альфа» во время освобождения заложника, шведского дипломата, подстрелил своего же полковника, выполнявшего миссию переговорщика. Так тогда было у всех на виду, а сейчас… Психологический фактор может стоить рассекречивания этой операции, чего допустить никак нельзя.

Христофоров взглянул на стоявшего рядом Маклахова. Капитан ожидал команды. Как хороший солдат он был готов выполнить любой приказ. Но Владимир промолчал.

Громыхая на ухабах, со стороны кишлака ехал тот самый «пазик», на котором несколько часов назад приезжали старейшины с теперь уже покойным муллой. Автобус имел жалкий вид – разбитые стекла,, продырявленные борта. Несмотря на это, автопризрак продолжал двигаться по дороге в направлении позиций морпехов.

Христофоров и Вавилов одновременно подняли бинокли. Автобус был практически пуст, лишь в кабине сидел водитель, лицо которого закрывала матерчатая маска. За его спиной стоял привязанный к поручням замполит. Весь его торс был обвешан гранатами и толовыми шашками. От взгляда полковника не укрылся смертельный ужас, замерший на лице офицера.

«Видимо, остальные залегли на полу салона», – отметил про себя Христофоров. Чекист не мог оторвать взгляда от взрывчатки, навешанной на замполите, он знал, что сейчас на эти гранаты, бруски тола нацелено как минимум две снайперские винтовки стрелков «Вымпела» и достаточно короткой команды, чтобы бронебойно-зажигательная пуля попала в одну из этих шашек. В долю секунды вырвавшаяся наружу смертоносная плазма поглотит все живое содержимое салона и сам автобус.

«Он бы даже ничего не почувствовал», – подумал полковник, но вслух ничего не сказал. Эффективный способ решения проблемы сейчас, к сожалению, не являлся верным.

Громыхая, как допотопный кладбищенский катафалк, автобус проковылял мимо стоящих у обочины дороги офицеров, продолжая движение дальше. Через несколько минут он скрылся из вида.

По логике вещей следовало поднять авиацию, чтобы проследить маршрут движения беглецов, и выбросить им наперерез десантную группу. Но ничего этого Христофоров сделать не мог. Его здесь просто не было, как и батальона морской пехоты, неделю назад торжественно отправленного на родной север. Они были призраками, а с призраками никто не считается.

– Главное выполнено, банда уничтожена, – негромко произнес Игорь Маклахов. – А это… лес рубят, щепки летят. Толку с этой горстки недобитков уже никакого.

– Капитан, – Владимир резко обернулся к «вымпеловцу», чеканя каждое слово, – когда мне понадобится ваше мнение, я сам спрошу. А сейчас держите свое мнение при себе.

– Виноват, товарищ полковник, – буркнул Макнамара и демонстративно отошел в сторону. Капитан прекрасно понимал состояние ответственного за проведение операции. Но мальчиком для битья быть не желал.

Комбат, взглянув на удаляющегося командира диверсионной группы, хотел сказать тому что-то ободряющее, но не успел. Со стороны кишлака раздался глухой звук мощного взрыва, в небо взметнулся столб огня и дыма.

Взрыв мечети стал жирной точкой в операции «Бумеранг возвращается».

Загрузка...