Специалист

ФРАГМЕНТ ВТОРОЙ

Сергей Круглов по кличке Профи вышел из больницы только в начале июля, спустя полтора месяца после нападения. Треть этого срока он провел в бессознательном или полубессознательном состоянии. Возможно, это было благо. Иногда он, как подводная лодка, из черно-фиолетового мрака глубины выныривал на поверхность. Свет, звук человеческих голосов, еще не воспринимался, но где-то внутри, подспудно нарастало чувство опасности и страха. Пронзительно-красным начинала пульсировать на табло надпись: «Тревога!». Включался ревун и подводная лодка «Профи» стремительно втягивала перископ. Исчезал в окулярах пенный гребень, черная тень косо проваливалась вниз, в спасительную глубину. Там ему удавалось спрятаться… на какое-то время.

Удар Бойца в голову был страшен. У врачей были сомнения: а стоит ли вообще оперировать? Все-таки решили: стоит. Начальнику службы безопасности АОЗТ «Хайрамов» сказали, сколько стоит. Предупредили: гарантий нет. Сергей, как и все секьюрити фирмы, был застрахован. Сафонов дал добро, то есть доллары.

Операций провели две. Одну, через двое суток — другую. В общей сложности шестнадцать с половиной часов на хирургическом столе.

Спустя неделю стало ясно — жить будет. Все остальное под вопросом. Это «все остальное» было будущим Сергея. Если бы он знал, каким страшным оно окажется.

Первое время ему, одурманенному наркозом, даже не приходили в голову вопросы о семье. Позже, когда стала отступать боль, всплытия на поверхность происходить все чаще, эти вопросы возникли неизбежно. А он все равно не спрашивал. Видимо, догадывался. Подсознательно он понимал: произошло что-то страшное, и от этого не спрятаться… Рассказали. Вот тогда-то и пришла настоящая боль. И странное слово — «никогда».

Из Ростова прилетел отец. Он был первым человеком, которого Сергей узнал, выйдя из своего затяжного погружения. Так вот просто: открыл глаза — а тут сидит отец. В белом халате, постаревший, полностью уже седой.

— Здравствуй, батя, — сказал Сергей. Получилось хрипло и невнятно. Отец встрепенулся, в глазах что-то дрогнуло. Испуг? Нет.

Наверное, нет, не тот мужик.

— Здравствуй, батя, — произнес марлевый шар на подушке.

Из шара смотрели Сережкины глаза. Игорь Андреевич действительно испугался. Генералу ВДВ это, разумеется, не положено. Более семи суток он ждал этого момента. Уверенности, что такой момент придет, вообще не было. Врачи на все вопросы отвечали уклончиво. Организм, мол, молодой, исключительно здоровый, мы делаем все возможное. Остальное — в руках Божьих.

Круглов— старший, убежденный атеист, в душе выматерился и жестко сказал нейрохирургу:

— Я, товарищ хирург, солдат. Не одного товарища уже проводил. Крутить со мной не надо. Говорите правду.

А правда была такова: с вероятностью девяносто процентов — инвалид. Возможна частичная амнезия, потеря слуха и зрения, местные параличи. При враче отец сдержался, но когда вышел на площадку больничной лестницы, глухо застонал. За одни сутки на него обрушилась смерть внучки, невестки и вот теперь — сын. Единственный, искренне любимый. Он всегда видел его продолжателем, офицером ВДВ. Воспитывал и готовил к службе Отечеству. (Вот так, с большой буквы.) Именно с этого начались разногласия с женой. Анна говорила: «Хватит с нашей семьи самолетиков-парашютиков. Я с тобой, вояка, нахлебалась. У Сережки будет другая жизнь. Человеческая».

Так и вышло — другая. Вот только финал…

У Игоря Андреевича в пятьдесят два было отменное здоровье. Годы службы не сломали. Теперь, на гражданке, ломала жизнь.

Впрочем, все началось раньше. Когда Сергею было всего шестнадцать, подполковник Круглов и его жена были уже чужими людьми. От развода удерживало только одно соображение: возраст и будущее сына. Потом, когда Сережка учился уже на третьем курсе, в Рязани, жена почувствовала себя свободной. Из отпуска, который она провела у подруги в Ленинграде, вернулась только за разводом. О существовании Бьерна, сотрудника шведского консульства, Круглов-старший еще не знал. Хотя мог бы догадаться — очень уж молодо блестели у Анны глаза. Развод для офицера, который только что получил третью звезду на погоны, а впереди уже маячит другая, генеральская, это все. Оказалось, еще хуже: ленинградское управление КГБ зафиксировало контакты Анны Евгеньевны Кругловой с сотрудником шведского консульства. Об этом Игорю Андреевичу сообщили в особом отделе армии. Беседа была неформальной, никаких упреков, скорее даже — сочувствие (а как же, жена бросила, выходит, сучка, замуж за другого. Да за кого? За иностранного шпиона!), но Круглов уже знал: теперь точно все!

Следующий удар нанес сынок. Оправдать его, конечно, можно: в отличие от отца он-то мать любил. Развод родителей и новое замужество матери стали для него шоком. Вылилось все это в банальную драку на дискотеке. ЧП, но не такое уж страшное. Если бы не время, «демократическая» пресса слепила из этой заурядной истории бомбу. А сколько можно терпеть? Полковничий сынок, элитная десантура-номенклатура (А для чего их там готовят? Не знаешь?! Душить молодую российскую демократию!), зверски избил трех пареньков из рабочих семей. Про две судимости на троих, кастет и нунчаки газетка не написала. В уголовном деле все это, правда, фигурировало. К счастью для Сереги. Из училища его отчислили. Пошел служить. И то спасибо, могло быть хуже, совсем плохо.

Сначала жена, потом сын… Какая тут, к черту, карьера? Но генерала Круглов-старший все-таки получил. За «горячие точки». По-честному. За дело. И сразу подал в отставку.

О несчастье с сыном он узнал по телевизору. Ни имя, ни фамилию Сергея не упомянули, но сердце подсказало. Так тоже бывает. Позвонил в Питер, старому товарищу. Тот проверил информацию по своим каналам, перезвонил. На следующий день Игорь Андреевич военным бортом — повезло! — вылетел в Санкт-Петербург…

— Здравствуй, сынок, — сказал отец. Сдерживаться он больше не мог, заплакал.

Кадровиков недолюбливают. А чего их любить? Они копаются в вашей биографии, исследуют вашу жизнь. Добро, если в трудовой книжке записи типа: принята на работу прядильщицей о разряда, и — через сорок лет — уволена, в связи с выходом на пенсию. Прядильщицей, но уже шестого разряда. Ну и, конечно, выписки из приказов с благодарностями. Про артрит, астму, пятнадцать лет общаги и про то, что за сорок лет превратилась из молоденькой девушки в старуху, там, конечно, ничего нет. Ну, это не главное. Главное — жизнь удалась.

У офицера МВД помимо трудовой книжки есть еще и личное дело. И кадровик здесь не тот, что на комбинате технических тканей «Красный маяк». И изучает он вас и ваши документы совсем не так. И на службу здесь принимают не так. Кто-то в недрах МВД разработал опросник из почти трехсот вопросов, среди которых есть и совсем дебильные. После того как претендент на эти вопросы ответит, пройдет медицину, когда его родню (а не был ли ваш дед, Спиридон Федорович, на оккупированной территории?) просветят до седьмого колена, когда он пройдет не одно собеседование… может, и примут.

Увольняют быстрее. У майора Петрова эта процедура заняла менее часа. К кадровику он претензий не имел: такая работа. Истинные причины увольнения Андрею были понятны. Догадывался он и о том, какую роль в этом сыграл генерал Крамцов. Да чего уж теперь? Ушел поезд.

— Извини, Андрей Василич, — сказал кадровый, — не от меня зависит. Сам понимаешь.

— Брось, Моисеич. Я ж не пацан.

— У тебя планы какие-нибудь есть?

— Отдохну маленько, — пожал плечами Петров, — потом осмотрюсь.

Щелчком пальца подполковник направил через стол к Андрею пачку «Кэмэл». «Знает же, что я не. курю», — удивился Андрей и подхватил падающую со стола пачку. Она оказалась тяжелой. Значительно тяжелее, чем обычная пачка сигарет. Он посмотрел на кадрового. Глазами тот показал: да. Андрей убрал пачку в карман.

Вентилятор гнал плотную струю теплого воздуха. Облегчения это не приносило. Температура вплотную приближалась к тридцати градусам. Петров поднялся.

— Ну… пойду. Счастливо оставаться.

— Удачи, Василич. Будут вопросы — заходи в любое время.

Андрей вышел на улицу. Солнце жарило так, что он невольно вспомнил Афган. Июль давал жару. Четыре года назад, когда проходили Игры доброй воли, стояло такое же чумовое жаркое лето. Дождей не было. В народе тогда циркулировали слухи, что Собчак нанял военную авиацию расстреливать дождевые тучи. Андрей вдруг сообразил, что можно снять куртку. Прятать-то нечего. ПМ вместе со сбруей остался в другой жизни. С сегодняшнего дня он обычный гражданин Российской Федерации и права на ношение оружия у него нет. Он усмехнулся, снял Джинсовую куртку. В первый момент показалось — голый. Впервые за последние три года он шел по улице без оружия. И впервые за много-много лет не знал, что делать. Солнце расплавленными потоками стекало с питерских крыш. Дамские каблуки оставляли вмятины в разогретом асфальте. Женщины шли мимо почти раздетые, в полупрозрачном, легком, возбуждающем. На каждом углу чем-то торговали. Впереди, у перекрестка, прямо на тротуаре стояли столики под огромными яркими зонтами. «Я убью тебя, лодочник», — хрипели большие черные динамики. Люди за столиками сидели в основном молодые. Андрей сел, почти сразу подошла официантка. Симпатичная, в футболке и шортах. На груди табличка: Катя.

— Дай-ка мне пивка, Катенька.

Через минуту перед ним стоял пластиковый бокал «Двойного золотого». «Ну, Андрей Васильевич, — сказал сам себе Петров, — выпьем за начало новой жизни». Он отхлебнул отменного, в меру охлажденного пива. Хорошо! Андрей вдруг вспомнил про пачку «Кэмэл», вытащил ее из кармана, подмигнул верблюду. Внутри лежали разного цвета, формата и качества визитки: охранное агентство «Смерч», служба безопасности «Гарант», ассоциация детективов… Эва чего! Ну, ты, Моисеич, даешь! Андрей убрал карточки обратно в пачку, подкинул ее на руке и ловко швырнул в урну метрах в трех. Попал.

Подведя итоги совещания, Бегемот сказал:

— Всем спасибо. Цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!

Эту шутку он произносил постоянно, она успела всем надоесть, но присутствующие засмеялись или, по крайней мере, улыбнулись. Шутит Сам! Огромный, отделанный под дуб кабинет с сияющим паркетом и дорогой, но безликой мебелью, быстро освобождался от сотрудников.

Каждый стремился показать, что занят до чрезвычайности и свой хлеб ест не зря.

Сафонов сложил свои бумаги в кожаную папку. Она была подарена ему еще в годы службы на Литейном.

— Игорь Михалыч, задержись на минутку, — обратился Бегемот к начальнику СБ.

Сафонов снова опустился в черное кожаное кресло, посмотрел на шефа. А шеф не спеша подошел к бару, достал два пузатых бокала и коричневую бутылку «Джон Уокер». Темный зев бара переливался бликами подсветки на двух дюжинах алкогольных шедевров. «Богат и славен Бегемот!» — подумал с издевкой Сафонов. Так он пытался снять внутреннее напряжение:., предположение задержаться и последующая совместная выпивка означали — хозяин затевает гадость. Проверено.

Бегемот налил золотую жидкость в бокалы. Налил добротно, не так, как это делают в сериалах про тяжкую жизнь богатых в раю. Чокнулись, выпили. Хозяин до дна, охранник — половину. «Дрянь все-таки», — подумал Сафонов, а вслух сказал:

— Да… высокий класс. Веками проклятые британцы технологию отрабатывали. Зато — класс!

— Справедливо, — отозвался Бегемот, — но и стоит, я тебе доложу. Да, кстати о деньгах.

Он остро посмотрел Сафонову в глаза. Взгляд был тяжелым, никак не вязался с добродушным тоном.

— Я, Игорь Михайлович, не настолько богат, чтобы оплачивать ошибки ваших подчиненных.

— Что вы имеете в виду, Сергей Наильевич? — осторожно поинтересовался Сафонов.

— Круглова, Михалыч, Круглова. — Бегемот смотрел не отрываясь.

Игорь Сафонов не один год провел на оперативной работе в уголовном розыске. Это закалка на всю жизнь. Однако под взглядом хозяина ему стало неуютно. Бегемот продолжал.

— До меня дошла информация, что вы оплачиваете лечение Круглова. Я хочу знать: из каких средств?

Профи был застрахован на шесть тысяч баксов на случай смерти при исполнении служебных обязанностей и на три — при получении увечья. Сафонов с деланным удовольствием отхлебнул виски, спокойно произнес;

— Да… класс! А с Кругловым… он же, как и все остальные мои люди, застрахован. Вот из этих самых денег, Сергей Наильевич.

На несколько секунд в кабинете повисла тишина. Герметичные финские окна-стеклопакеты не пропускали шума Московского проспекта. Бегемот побарабанил пальцами по полированной столешнице и сказал:

— Значит так, свою травму ваш Круглов получил не при исполнении своих служебных обязанностей. Он сопровождал собственную семью. Хотя и в рабочее время. Что из этого следует? — Большой человек поднял вверх толстый указательный палец, похожий на бледный член. — Следует вывод: никаких страховок ему не положено. Ясно?

— Ясно. Но…

— Без «но». — Член опустился. — Сейчас вместе со Славкиным составите соответствующие документы, обоснуете, так сказать.

«Ну ты и сволочь», — про себя сказал бывший опер, а ныне холуй Игорь Сафонов. Он плеснул себе виски, выпил (дрянь все-таки!) и спросил:

— Разрешите исполнять?

— Конечно, Игорь Михалыч, работай.

Сафонов по красно-черной дорожке уже дошел до двери, когда его снова догнал голос хозяина:

— Игорь Михалыч!

Сафонов, взявшись за ручку двери, остановился. Обернулся, успел за эту секунду сменить выражение лица. Сейчас оно выражало внимание.

— Ты, Михалыч, зря считаешь меня этаким монстром. Это бизнес, пойми.

Через тридцать минут начальник юридической службы фирмы Семен Натанович Славкин ловко состряпал документ, согласно которому Круглов С. И., водитель-охранник АОЗТ «Хайрамов», отказывается от возмещения ущерба, так как страховой случай произошел не при исполнении служебных обязанностей. Второй документ — доверенность на получение денег по страховке у страхового общества «Надежность».

— На чье имя доверенность, Игорь Михайлович? — спросил маленький, юркий Славкин, человек с внешностью и манерами Березовского.

— Пиши на свое, Сема. Хороший ты юрист! И человек душевный.

Вместо намеченной инспекторской поездки по объектам Сафонов заперся в своем кабинете. Там он напился и наблевал на стол.

Физически Сергею становилось легче. Можно сказать, он возвращался в жизнь с невероятной скоростью. Одной из причин был, действительно, исключительно здоровый организм. Другой — деньги, которые платили врачам Сафонов и отец. Сафонов все более скупо, пока не прекратил вовсе. Отец — не считая. Для выздоровления было все: внимание персонала, лекарства, питание. Не было только покоя. Сквозь ночные приступы головной боли (полностью она не ушла и будет сопутствовать ему теперь до конца жизни) грызла душу одна и та же мысль: теперь уже — НИКОГДА. Никогда он не обнимет Томку, никогда не пойдет с Настей в зоопарк, никогда они втроем не будут завтракать в кухне, бежать по пляжу или собирать грибы. НИКОГДА… От этого бездонного слова сжимались кулаки и темнело в глазах.

Через неделю улетел отец. Дома его ждала молодая жена. Всего на шесть лет старше Сергея. Она стала той стеной, которая разделила отца и сына. Игорь Андреевич недоумевал: Сергей полностью оправдал мать, которая первая (так теперь ему виделось) предала их. И не простил женитьбы отцу. Более того, в Ирине он увидел врага — ни разу за четыре года не приехал погостить. Если звонил иногда по праздникам, а трубку снимала Ира, говорил с подчеркнутой иронической вежливостью. Обращался — «мачеха».

Уезжая, отец пытался оставить денег. Сын не взял. Сказал:

— Я теперь один. Мне много не надо, заработаю. А вот генеральше пригодятся.

Расстались холодно. Зря, это была их последняя встреча, по крайней мере — на земле.

Четвертого июля, в тот самый день когда майора Петрова уволили из МВД, а Профи выписался из больницы, произошло еще одно событие. С самого утра было жарко, душно, на вторую половину дня синоптики неуверенно прогнозировали: «возможны дожди, грозы».

Сотрудники ЛОВД проводили рейд в пригородной электричке Сосновского направления. Наряд в составе старшего сержанта Юрченко, сержанта Гордеева и стажера Ачалова вяло продвигался по поезду в сторону головного вагона. Поезд шел в Питер. На перегоне Орехово-Лемболово, в тамбуре четвертого вагона, стажер (он шел первым) заметил курящего мужика. Нарушение сколь незначительное, столь и традиционное. Ну, стажер, флаг тебе в руки. Ачалов представился и предложил гражданину немедленно потушить сигарету и заплатить штраф за административное правонарушение. Мужик сигаретку без пререканий затушил, а от штрафа попытался отвертеться: нет, мол, денег. Последние на билет потратил. Билет, действительно, вот он. Бдительный стажер поинтересовался документами. Выяснилось, что нет и документов.

Пока происходил этот обычный в таких случаях диалог, двое старших наставников стажера безучастно стояли рядом. Юрченко автоматически разглядывал пассажиров в вагоне сквозь грязноватое стекло тамбура. Гордеев читал непристойный стишок, на стене. Их безучастность в происходящем объяснялась двумя причинами. Первая: эпизод совершенно заурядный, интереса не представляет. Вторая — еще более прозаическая: стажер им мешал. Народишко в электричках разный едет. Тот же курильщик, заяц, поддатый, а это — трешка, пятерка, чирик. Мелочь, но все равно. А бывает и посолидней. А тут посадили на шею этого стажера-вояжера. Кто его знает, что за гусь. Приходится действовать строго по инструкции, теряя при этом почти законный приварок. Премиальные, как говорил Гордеев, всегда при этом похохатывая.

— Вы еще и нетрезвы. Вам придется пройти с нами в отделение на ближайшей станции.

Юрченко слышал за спиной голос стажера. «Давай, давай, салага, — подумал он, — медальку заслужишь». Мужик что-то ответил, но сквозь грохот колес старший сержант не расслышал. В тамбуре шумно: одна половинка двери сломана и не закрывается. Поколение, выбравшее «пепси», громило поезда быстрее, чем их успевали ремонтировать. Вагоны с выбитыми стеклами и разломанными скамьями, заклиненными и перекошенными дверьми стали нормой. Так же, как настенная «живопись», пустые бутылки и брошенные шприцы.

Стажер продолжал свой сольный номер:

— Покажите содержимое сумки, — веско сказал он.

«Нравится он себе сейчас, — подумал Юрченко, — страж закона». Усмехнулся в усы. Восемь лет в ментуре, всяких товарищей по оружию насмотрелся. В молодом стажере он быстро и безошибочно определил типичного представителя той породы, которой более всего нравится власть. Нравится «прессовать»…

Мужик снова негромко ответил, но старший сержант опять не расслышал. Жарко, блин… Будет дождь или нет? Пивка бы сейчас.

Гордеев наконец-то дочитал стишок и перевел взгляд на похабный рисунок. В глазах светится неподдельный интерес. Вот придурок озабоченный. Ачалов тем временем, явно наслаждаясь собой, продолжал:

— Отказываетесь предъявить? Придется пройти с нами. Будем тебя устанавливать.

Да… С салагой хрен пивка попьешь, мрачно решил Юрченко, даже и не заработаешь на пивко.

Выстрел ударил неожиданно. Негромко — смягчил колесный стук и то, что незнакомый мужик стрелял сквозь сумку.

Старший сержант обернулся стремительно. Отброшенный выстрелом стажер сильно толкнул старшего и начал валиться набок. При этом зацепился одеждой за мушку АКСУ и всей своей неслабой массой тянул автомат из рук. Мужик выхватил из сумки пистолет. Медленно-медленно оборачивался к нему Гордеев. Автомат — под рукой, на морде глупая улыбка… Идиот! Юрченко сильно рванул оружие на себя. Затрещала ткань, но высокая мушка «Калашникова» поймалась надежно.

— Лешка! — закричал Юрченко, — Лешка, давай!

До напарника дошло. Лихорадочно он начал вытягивать автомат из-под руки. Незнакомый мужик оценил ситуацию и перевел пистолет на него. Бах! — ударил ПМ резко. Голова Гордеева откинулась назад. Бах! Второй выстрел. Снова в голову. Юрченко еще раз сильно рванул за рукоятку автомата. Ткань стажеровой куртки лопнула, и он, не удержавшись, упал назад. Это его и спасло: пуля прошла над головой.

Мужик уже стоял боком в проеме заклиненной двери. Секунда — и темный силуэт на фоне голубого неба исчез. Старший сержант наконец-то вскинул оружие. Дрожали руки, по лицу тек пот, грохот колес сделался втрое громче…

Сообщение о расстреле наряда милиции в электричке вызвало острейшую реакцию во всех подразделениях, задействованных в расследовании «гремовской бойни». В сообщении фигурировал человек, отлично владеющий оружием. Хладнокровный, жестокий, обученный, сумевший выпрыгнуть из поезда на ходу. Скорость состава в момент, когда старший сержант Юрченко сорвал стоп-кран, составила пятьдесят восемь километров. Так показал самописец в кабине машиниста. Возможно, кстати, что именно экстренная остановка поезда способствовала смерти стажера Ачалова. Резкое торможение привело к дополнительным разрывам тканей печени, поврежденной пулей. Весьма вероятно, что именно тот человек мог быть тем преступником, которого в РУОПе условно обозначили «Черный», а в ФСБ — «Спец». Косвенно об этом же свидетельствовал уцелевший старший сержант: убийца высокий, атлетически сложенный. Подходит! Следы сорок четвертого размера, оставленные в огороде Терехова и в квартире его жены, также принадлежат мужчине ростом 182-188 сантиметров, весом около девяносто килограммов.

Второй косвенный факт: использованное оружие. И в том и другом случае — ПМ.

Активный розыск преступника шел уже полтора месяца. Безрезультатно И вот — горячий след. Страшный, кровавый. Но главное — свежий и реальный. Перспективный.

На этот раз охота была организована гораздо лучше. Были на то и объективные и субъективные причины. Не в этом дело. Важнее то, что оперативно оцепили район, стянули весьма значительные силы. Помимо сотрудников МВД и ФСБ, в операции были задействованы войска ЛенВО. Четыре вертолета начали облет местности. Усиленные патрули перекрыли все шоссе и проселки. По радио и ТВ уже через час после трагедии сообщили приметы преступника. Сеть была раскинута на этот раз — густая. В центре ее находилась в боевой готовности группа бойцов РОСО (РОСО — региональный отрад специальных операций) «Град». Градовцы уже не раз решали подобные задачи и, учитывая особую опасность преступника, именно им поручили провести это задержание. То, что оно будет не простым, понимали все: еще свежи были в памяти события майской ночи в поселке Гремово. Выстрелы на перегоне Орехово-Лемболово напомнили еще раз.

К моменту начала операции пошел обещанный ливень с грозой. Это практически сразу сделало невозможной работу собак. И значительно осложнило работу людей. И видимость, а тем более слышимость, в лесу во время дождя снижается очень сильно. Люди устают быстрее. На руку это только тому, кто скрывается.

А все— таки его нашли. Его обнаружили всего в четырех километрах от того места, где он спрыгнул с поезда. С момента происшествия прошло уже десять часов, и местность прочесывалась повторно. В это время в штабном автобусе, где разместились руководители операции, уже высказывались опасения, что преступник снова ушел. Его поимке придавалось огромное значение. Успех означал возможность реализации дела, даже не одного. Ну и разумеется, связанные с этим благодарности, возможно -награды, возможно — повышение по службе. Провал — и думать не хочется! А время шло. Время работало на преступника. Начинало смеркаться, и вертолеты вернулись на базу. Люди в автобусе устали. Они отдавали себе отчет в том, насколько устали те, кто работает в лесу. Там нет крыши над головой, у многих нет даже плащ-палаток. Там никто не подаст горячий кофе и нет возможности присесть на сухой стул. Жесткий, но сухой. А в лесу каждая кочка — как губка с водой. Ливень вот уже несколько часов шел с переменной силой: то слабел до мелкого дождичка, то обрушивался водопадом. В зашторенном наглухо автобусе о силе дождя догадывались по звуку, в лесу каждая случайно задетая ветка окатывала сверху холодным душем. Из-за любого куста мог громыхнуть выстрел. А бронежилет первого класса ЖЗЛ-74 от пули «Макарова» не спасет. Проверено.

В «Икарусе», переоборудованном специально для штабной работы в полевых условиях, выстрел никому не грозил. В физическом, разумеется, смысле. Однако здесь царило не меньше, чем в лесном массиве, напряжение. Сюда стекалась вся оперативная информация с территории, охваченной операцией «Капкан». Площадь территории составляла более трехсот квадратных километров: лес, болота, перелески. Заброшенные строения, садоводства, железная дорога, шоссейки, грунтовки. Пионерские лагеря, базы отдыха. Десятки тысяч отдыхающих людей: детей,. пенсионеров, женщин. Где-то на территории этого не правильной формы многоугольника находится вооруженный убийца-психопат. Для того чтобы его найти и обезвредить, сейчас работают тысячи человек. Работа этих людей координируется из штабного «Икаруса». Здесь на столах разложены топографические карты местности, тускло мерцают экраны двух компьютеров, постоянно зуммерят радиостанции и пищат телефоны. Сюда доставляют всех задержанных мужчин, сходных со словесным портретом «Черного-Спеца». Их предъявляют на опознание старшему сержанту Юрченко. Последние три часа тот держался только на кофе и сигаретах. Хотя из восьми задержанных Юрченко не опознал никого, каждого крутили оперативники МВД и ФСБ. В передвижной криминалистической лаборатории брали кровь на анализ: интересовали группа крови и возможные следы наркотиков. В первую очередь — кокаина. Здесь же проводили парафиновый тест на продукт выстрела. Кроме того, с каждым беседовали два психиатра. Всех, в итоге, отпустили.

В 23.46 поступило сообщение, что в квадрате, обозначенном условно как «Г-19», бойцами ВВ обнаружен и в результате перестрелки убит неизвестный. Внешность убитого соответствует ориентировке, при нем находился пистолет «Макарова». Есть один раненый.

На трех «УАЗах» выехали на место. На развилке сильно разбитой грунтовки оперативников встречали прапорщик и сержант. Свет фар выхватил фигуры в мокрых плащ-палатках, касках, с автоматами. Дальше пришлось идти пешком. В лесу было темно, под дождем сильно шумела листва. Прапорщик, высокий крепкий мужик, шел первым и возбужденно рассказывал о происшедшем От него, как и от сержанта, пахло спиртным. Они и не пытались это скрыть, находились под впечатлением ночной перестрелки. Оперативники, большинство из которых сами бывали в переделках, относились с пониманием. Слушали внимательно, не перебивая и не задавая пока уточняющих вопросов. Прапор сбивчиво и азартно рассказывал, как младший сержант Приходько заметил притаившегося человека, поднял тревогу. Как тот выстрелил и ранил сержанта. Ничего страшного, только руку обжег. Ответным выстрелом рядовой Семенов положил преступника наповал.

Через несколько минут пришли на место. Солдаты уже разложили костерки, сидели вокруг огня. Труп «Черного-Спеца» лежал под густой елью, лицом в муравейнике. В руке зажат ПМ, затвор замер в заднем положении. Вот оно что! У него был последний патрон. Поэтому и отделались одним раненым.

На спине серой клетчатой рубахи следователь ФСБ насчитал три пулевых выхода, на левом боку четвертый.

— Да, — хмыкнул он, — хорош «ответный выстрел». Издырявили, как дуршлаг.

После фотографирования тело перевернули. Мокрое лицо с открытыми глазами густо облепили хвоинки из муравейника.

— Он? — для порядка спросил следователь ФСБ у Юрченко, кивая на труп.

— Да, — тихо сказал старший сержант после короткой паузы. Внезапно он резко оттолкнул комитетчика, рванулся вперед и сильно ударил ногой в живот убитого.

Через два часа эксперты выдали ошарашивающую новость: убитый преступник и разыскиваемый «Черный-Спец» не одно и то же лицо. Не соответствует группа крови.

— Это точно? — мрачно спросил полковник Степченко.

— Абсолютно, — убежденно ответил эксперт.

— Проверьте еще раз, — сказал полковник, понимая, что говорит глупость.

Двое экспертов переглянулись…,

Следствие по этому делу передали в областную прокуратуру. Ни ФСБ, ни РУОПу корячиться здесь нечего.

Повторная экспертиза подтвердила выводы первой. Да еще указала на высокое содержание алкоголя в организме. Видимо, легко одетый человек под проливным дождем пытался согреться коньяком. (Бутылка с остатками фальсифицированного коньяка «Белый аист» обнаружена в спортивной сумке преступника. Поставь свечку «Белому аисту», младший сержант Приходько! Может, благодаря ему ты в живых остался!) Эксперты зафиксировали также сильный вывих левой ступни — очевидно, неудачно приземлился, прыгая с поезда. Это, кстати, объясняло, почему преступник не смог уйти далеко.

Как и предполагалось, он имел специальную подготовку: служил когда-то в разведывательно-диверсионном взводе морской пехоты. Изъятый ПМ числился в розыске. Полтора года назад в Вологодской области погиб милиционер. Из-за этого самого пистолета.

Но к «гремовскому делу» бывший морпех не имел никакого отношения.

В больнице Профи навещала Зоя. Когда она пришла в первый раз и, робко поздоровавшись, присела у кровати, Профи посмотрел с ненавистью. Потом молча отвернулся к стене. Сосед по палате, шестидесятипятилетний пенсионер, которого избили собственные внучки, увидел смущение Зои и пришел на помощь.

— Ему, барышня, только что операцию в челюстно-лицевой провели. Скрепки с кости снимали… очень больно. Вы уж его извините.

Сердобольный Иван Савельич наврал — скрепки сняли позавчера, и Профи был уже «в норме».

Зоя посидела минут пять, оставила пакет с фруктами, соком, сигаретами и ушла. После ужина Андрей, молодой строитель, упавший с лесов, третий сосед по палате, сгонял на Пискаревку за водкой. Втроем они распили литр какой-то ларечной дряни, закусили фруктами и соком.

Второй раз Зоя пришла через неделю. Красивая, загорелая, в легком кремовом сарафане и золотистых босоножках на высоком каблуке. Сергей молча выслушал ее, потом взял за руку и вывел из палаты. Стремительно потащил по больничному коридору.

— Куда мы идем? — спросила она.

— Сейчас узнаешь

Что— то в его голосе ей сильно не понравилось. Что-то очень злое, нехорошее.

— Отпусти руку, мне больно.

— А мне нет, — ответил Сергей.

Он посмотрел Зое в глаза, ухмыльнулся. Захват ладони стал еще сильней. Она уловила запах алкоголя, поняла — пьян.

В конце коридора, в маленьком тупичке, Профи открыл узкую, низкую, ниже человеческого роста дверь. Втянул-втолкнул туда Зою. Ей стало страшно.

— Сережа! Ты что?

— Ничего. Заткнись, соска.

Щелкнул выключатель, зажглась тусклая лампочка. Внутри были сложены какие-то коробки, мешки, стояли метлы и швабры. Рывком Профи развернул ее спиной к себе. Сильно надавил на шею, пригнул.

— Сережа, Сереженька! Ты что? Я ведь…

— Заткнись, проблядь!

Костяшки пальцев больно ударили по затылку. Еще больнее было осознание того, что происходит. У Зои покатились слезы. Перед ее лицом лежал большой серый мешок с черной надписью по трафарету: «Грязное».

Профи задрал платье, сдернул вниз узкую полоску трусов.

«Грязное», — расплывалась сквозь слезы надпись перед глазами. «Грязное»…

Через пять дней она пришла снова. Остановилась на пороге. Той ослепительной красоты, которая запомнилась сопалатникам Сергея в прошлый визит, и след простыл. На пороге стояла элегантная, хорошо одетая женщина с усталым лицом. Под глазами лежали черные тени.

— Здравствуй, Сережа, — услышал Профи неуверенный голос.

Зоя улыбнулась. Получилось жалко.

Профи накрыла горячая волна стыда и отвращения к самому себе. Он совершенно не думал, что когда-нибудь увидит ее снова. И слава богу! Если бы он мог предугадать ее визит, он бы настроился. Расстравил в себе презрение, ненависть, желание унизить.

Они вышли на улицу, сели в скверике на скамейку, закурили. Разговор не клеился. Зоя украдкой рассматривала Профи сбоку. У него уже отросла странного вида бороденка трех цветов: черный, рыжий и седые клочки вразброс. Бледное в разгар лета лицо. Шрамы. Она ощутила его смущение, внутренний напряг. И беззащитность, что ли? Неужели это тот самый человек, который грубо и цинично изнасиловал ее недавно? Это невозможно! Но ведь это было!

— Ты… прости меня, — сказал Профи тихо, — если сможешь.

Сейчас Зоя не верила себе. Тогда, неделю назад, она думала, что лучше всего ей повеситься. Такой страшной и отвратительной казалась жизнь. Собственно, она давно уже — при всем своем внешнем благополучии — оборачивалась кошмаром. Но тогда у нее была дочь… Зоя повернулась к Сергею доверчиво:

— Ну, что ты, Сережа? Мы же с тобой одинокие теперь люди… оба. У меня ведь тоже дочь отобрали. И не вернут никогда.

У Профи вздрогнули плечи. Раз, другой, третий. Сначала она не поняла, что это значит. Она никогда не видела, чтобы плакали вот так: молча, с сухими глазами. Зоя обняла его и притянула к себе голову.

— Ну что ты, маленький мой? Что, Сереженька! Все у нас еще будет, — сбивчиво говорила Зоя.

Ее слова и поведение были банальны. Но человеку, когда ему больно, больше всего на свете требуется банальная жалость… Она гладила коротко остриженную голову, гладила шрам на лице.

— Все будет хорошо. Все у нас еще будет хорошо.

В эту минуту она искренне себе верила.

Ох, люблю я мелодраму!

Через неделю, 4 июля, пришло время Профи выписываться. Встретила его Зоя. Приехала на старенькой «двойке» и отвезла домой. К себе домой, в однокомнатную квартиру в Кировском районе. Садясь в «Жигули», Профи усмехнулся в бороду — он вспомнил «Сааб». Ехали молча. Было душно. Горячий тяжелый воздух втекал в опущенные стекла автомобиля.

«Может, хоть гроза будет», — подумал Сергей.

— Наверное, гроза будет, — сказала Зоя. Автомобиль медленно тащился в бесконечном потоке других машин. Вечно запруженный — пять рядов в каждую сторону! — проспект Славы был забит по всей своей длине. Двигались «короткими перебежками». В неподвижном воздухе висел физически ощутимый смог. Плотный, как гематома на трупе.

До Стачек добирались больше часа. Город, казалось, стал одной большой автомобильной пробкой. Температура в тени днем поднималась до тридцати. В пробках вязли «скорые», а количество сердечных приступов в эти дни выросло втрое.

В Зоиной квартире Профи встретила неожиданная прохлада, тишина, душ и холодное пиво в холодильнике. Почти рай.

— Сейчас я сделаю обед, — сказала она.

Пока Зоя занималась на кухне, Профи, накинув на голое тело новенький спортивный костюм (оказался в самый раз!), сходил к ближайшим ларькам на пустыре. За сигаретами. Кроме сигарет, он купил бутылку водки. Здесь же зашел за ларек, свернул бутылке голову и отхлебнул теплой дряни. Его чуть не вытошнило.

Он не думал, что Зоя видит все это из окна кухни. Просто сейчас ему нужно было выпить. «Алкоголик», — подумал он про себя.

Где— то далеко, на севере, громыхнуло. Спустя несколько секунд -еще. Зоя разглядела дальний белый просверк в небе. В двенадцати километрах от проспекта Стачек эту же молнию на севере наблюдал майор Андрей Петров.

Вернулся Сергей, и они сели обедать. Теплую ларечную водку Зоя приняла, как нечто естественное. К возвращению Сергея на столе уже стояли приборы, среди прочего — хрустальные рюмки.

Гроза приближалась стремительно. Потемнело небо, из выгоревшего, блекло-голубого, стало темным, потом черным. Ветер гнал по пустырю мусор. Влетал в окно, взметывая белыми пузырями занавеси. Хлопнула закрытая сквозняком Дверь кухни.

Молния ослепительно вспыхнула, кажется, прямо за окном. Ярко высветила глаза, многократно отразилась в старинном потемневшем зеркале. Оглушительный грохот ударил по ушам. И еще! И еще!

Хлынуло.

Сергей и Зоя сидели напротив друг друга, забравшись с ногами на широкий подоконник «сталинского» дома. Не переставая гремело, в полуметре от них отвесно падала сплошная стена воды. Так началась их совместная жизнь.

Петров встретил Профи в бане. Ну встретил и встретил — эка невидаль — мир-то тесен. Что уж говорить о пятимиллионном областном городке. Так — человеческий муравейник. Хотя знакомые могут не встретиться в Питере годами, бывает — десятилетиями. Даже если живут на соседних улицах. Дело, как говорится, случая.

Баня, кстати, место особенное. Там все равны: нагота уравнивает. Петров вспомнил, как самым удивительным образом меняются люди «стриженные под одну гребенку». Это было одно из самых неожиданных армейских впечатлений. В Калининград, где начиналась его служба, двадцать восемь призывников-ленинградцев везли почти трое суток. За это время все перезнакомились, примелькались «морды лица». Но когда в учебке, в карантине, всех переодели в форму, всех постригли «под ноль»… Андрей растерялся. Он не мог отличить одного своего «однополчанина» от другого. Потребовалось время, чтобы привыкнуть. Такова уравниловка формы, такова же уравниловка наготы.

С той армейской поры прошло много лет. У майора Петрова давно выработалось особое «оперативное» зрение. Сергея Круглова он видел всего трижды: раненого, в бинтах, в больничной пижаме. Видел на фотографиях, но там без бороды. И все же опознал в голом бородатом мужике «терпилу» из далекого уже милицейского прошлого.

Так что встреча была, вероятно, случайной… А те последствия, к которым она еще приведет, случайными уже не назовешь, ибо они были подготовлены всей цепочкой предыдущих событий.

Итак, бывший майор Петров сидел в будний обычный день в бане. Расслабленный парилкой, он с удовольствием потягивал пивко и приятно ощущал на теле свежую махровую простыню. Была вторая половина августа. Отстучало уже полтора месяца с того дня, как его вышвырнули из ментуры. Прошло уже шоковое равнодушие первых дней. Уже прошла и злость последующих. И обида прошла. Горечь осталась. Андрей Петров был сыскарь по жизни. Мент. А у него отобрали то, что было самым главным… Теперь это ясно.

Свой вынужденный уход он переживал очень нелегко. Причиной был банальный, затяжной конфликт с начальником, формальным поводом — заявление г-на Хайрамова С. Н. о незаконном прослушивании его телефонных разговоров. Дело серьезное… Но доказательств — никаких. Даже прокуратура вела себя сдержанно. Скорее всего, так бы и кончилось ничем. Любой следак понимает, что опера не ангелы. Нарушений в их работе пруд пруди. Только по-другому-то никак. Скорее всего, так бы и кончилось, но генерал Крамцов «борзоту» не терпит. Короче, вспомнили все грехи (два выговора, замечание о «неполном служебном», заявление Бегемота, отсутствие результатов по «гремовскому делу», вызвали на ковер… Андрей сорвался, наговорил такого, после чего даже его непосредственный начальник, полковник Степченко, не взялся его защищать. Да в тот момент он и сам бы на попятный не пошел.

Петров пил в меру охлажденную «семерку» и незаметно разглядывал Круглова. Профессионально оценил нездоровый цвет и одутловатость лица. «Пьет, — верно определил он. — Неуверен в себе, комплексует… Да, поломала жизнь мужика. Крепко поломала».

Из материалов дела Андрей знал, что Сергей Круглов до трагедии в мае этого года был жизнерадостным, спокойным, уверенным в себе мужиком. Непьющий. Спортсмен. Как телохранитель оценивался всеми очень высоко. Во время учебы в Рязани, в элитном училище ВДВ, получил отличную физподготовку. Имеет разряды по самбо, рукопашному бою, бегу, плаванию… Да, очень любил свою семью: жену и дочь. Вот так!

Ментовская работа жестока: всех не пожалеешь — никакой жалелки не хватит. Слишком много зла, подлости, крови вокруг… Каждый оперативник МВД сталкивается с этим ежедневно, он живет в мире, который разуму «нормального» человека кажется кошмаром. Мент защищает свой разум профессиональным цинизмом. «Нормальный» человек может этим возмущаться. Для того чтобы пощекотать нервишки, он смотрит по видику всякие страшилки, которые теперь называются «триллеры» Ну, это по-заморскому: страсть какая! Посмотрел — попил чайку — на боковую. Бросьте! Никакой г-н Хичкок вместе со сворой своих суперталантливых операторов и актеров не сможет снять обычный оперативный видеоматериал о заурядном убийстве бомжа обкурившимися подростками. Уж тем более не сможет передать запах растоптанного тела, которое пролежало в теплом подвале неделю. А назавтра будет другой: расчлененка. Послезавтра — третий, извлеченный из люка. Четвертый — из воды. Пятый — в петле. Шестой, седьмой… сотый… Нет конца, нет… Не судите мента.

Петров незаметно рассматривал Профи. Еще не отдавая себе отчета в том, зачем ему это нужно, Андрей уже начал его «разрабатывать». Опер остался опером.

Прислушиваясь к ленивому разговору Профи с буфетчиком, Андрей понял, что Круглов здесь человек не случайный. Можно даже сказать — свой.

«Ну что ж, буду знать, где тебя найти, братан, когда ты понадобишься», — подвел итог Андрей. Точка в «гремовском деле» не поставлена.

Вечером восемнадцатого августа не вернулась с дискотеки шестнадцатилетняя Наташа Дронова. Поселок Гулево небольшой, утром на поиски девушки вышли почти все, кто мог. Очень скоро Наташу нашли в зарослях камыша на высохшем берегу ближайшего озера. Поиск облегчили вороны — уж очень активно и громко вели они себя в изломанном камыше. Когда туда пришли люди, черная стая с возмущенным карканьем медленно, неохотно взлетела в чистое небо. Звук Далеко разносился над озером.

Кочка, с которой снялась стая, оказалась странного грязно-бело-красного цвета. Как будто в середине августа доспела клюква. Трое мужчин остановились в нескольких метрах от страшной кочки… Они уже поняли, что это такое. Поняли, но боялись сказать вслух, боялись поверить в то, что нашли. Громко орали вороны.

Спустя час десять тело Наташи осматривал эксперт-криминалист. За одиннадцать лет работы он насмотрелся всякого. Но даже и он был поражен глубокими укусами на теле. Горло перегрызено почти до позвоночника. Волк или крупная собака! Так можно было бы решить, если бы не одно обстоятельство. Называется оно — изнасилование.

— Ну, а что с моей просьбой по Круглову? — спросил, ненатурально зевая, Бегемот.

Было видно, что этот вопрос ему неприятен. Точно также было видно, что задать его хочется. Сафонову затронутая тема тоже была неприятна. Какое к черту «неприятна»? Противна! Но отвечать надо. Работодатель задает вопрос наемному работнику. Или (так честнее!) хозяин — шестерке.

— Круглова держим под контролем, Сергей Наильевич, — э… профилактируем. Думаю, он никакого интереса не представляет. Попивает, можно сказать — пьет. Но ведет себя тихо, жалоб от соседей нет. В сущности, можно сказать: деградирует. Подхалтуривает в бане на улице Зайцева, на подхвате. Бассейн почистить, пивко в бар поднести, то-се, пятое-десятое. Банщикам-то самим в лом всем этим заниматься, проще нанять синяка… По медицине: рекомендованным лечением пренебрегает. В интересующем нас аспекте безопасен.

Сафонов ответил внешне спокойно, четко. Служба в аппарате ГУВД научила: начальство любит короткие, простые, четкие ответы. Никаких «нет», «не знаю», «может быть». Если «может быть» — значит, ситуацией не владеешь.

— Значит, пьет, говоришь?

Хайрамов со стаканом «Абсолюта» в руке поднялся из кресла, подошел к огромному, во всю стену, окну. Тройной стеклопакет (полная звуко — и теплоизоляция снижает возможность дистанционного подслушивания) отделял его от темноты улицы. С высоты восьмого этажа открывался вид на уходящий вдаль Московский проспект. Два ряда фонарей обрамляли его четкой цепью. Потоки машин окрашивали. улицу в два цвета: в одну сторону текла красная река задних габаритов, в другую — бело-желтый свет фар.

Сафонов смотрел в широченную спину на фоне окна: Бегемот. Точно — Бегемот…

— Да, постоянно. Лечащий врач из больницы Мечникова сказал, что пить ему нельзя. При его травмах это путь в морг.

— Да… это хорошо.

Бегемот отхлебнул из коллекционного хрусталя Борского стекольного завода. Сафонов понял, что сейчас последует другой вопрос. Тот, которого он боялся.

Бегемот повернулся к начальнику СБ.

— Ну… а как с этой… сучкой?

Тоненькая леска завибрировала в правом виске Игоря Сафонова. Вот и пришло время расплачиваться. За двухтысячедолларовый оклад плюс премии, за трехкомнатную квартиру, за автомобиль прямо к подъезду… Пришло время. Ты всегда знал, что оно придет, не маленький… Список обязанностей начальника СБ крупной коммерческой фирмы обширен: защита коммерческой тайны от утечки информации, проверка надежности и добросовестности контрагентов, прогнозы о возможных шагах конкурентов, техническое обеспечение безопасной работы фирмы, физическая защита первых лиц, проверка кадров при приеме на работу и — периодическая — в процессе и так далее.

Это неполное перечисление одних только направлений работы СБ. И только легальных. За каждым из этих «направлений» стоят десятки пунктов гласных и негласных мероприятий. Опять же легальных, или почти. А есть еще и теневая сторона российского бизнеса. Кокетливое такое выражение — «теневая сторона». На самом деле она называется — криминальная.

Бегемот, в общем-то, ценил и уважал своего начальника СБ, вернее, его связи в ментовском мире, знание криминальной среды, умение работать с людьми, поэтому и не привлекал к дурно-пахнущим делам. Видел, что Сафонов внутренне не приемлет определенного сорта публики. Избегает тусовок, где могут оказаться «авторитеты». Что ж, Бегемот не напрягал. Дважды для проверки деловых качеств начальника свежего «микро КГБ», как он любил шутить, Хайрамов сам организовывал наезды. Один раз — на фирму, другой — на Сафонова лично. В обеих ситуациях тот действовал быстро, решительно, профессионально. Круто.

Но хайрамовым никогда не бывает достаточно. Поручение проверить образ жизни и образ мыслей Сергея Круглова Бегемот дал Сафонову, не без оснований опасаясь мести. В ситуации с похищением семьи Профи он вел себя, мягко говоря, небезупречно. Сам это понимал. Знал о том, что у него за спиной шепотом, с оглядкой обсуждают. Ходят, ходят по фирме разговорчики. Тот же Сафончик — мужик скрытный, а все равно прорывается…

Ладно, Профи он прощупал. Тут, как говорится, все о'кей. Спивающийся придурок одной ногой в могиле. Хрен с ним.

А вот вторая часть задачи — проучить Зойку, блядищу — Сафончик проигнорировал. Нет, Игорек, ты не прав. Хотя установка была дана намеками, не впрямую, Сафонов безусловно все понял. Но ничего не предпринял. А для восточного мужчины женщина, бросившая мужа, должна быть наказана. Вдвойне оскорбляло самолюбие брошенного самца то, что она ушла к слуге. К нищему, голодранцу… Сука должна быть наказана.

— Сука должна быть наказана!

Бегемот сам не заметил, что произнес это вслух. Водка уже начинала действовать. Вдвоем с Сафоновым они уже ополовинили литровую бутылку «Абсолюта».

В отличие от хозяина начальник СБ не пьянел. Привычка к самоконтролю у бывшего опера была сильнее, чем у бизнесмена. Сафонов мысленно досчитал до десяти, и только после этого ответил:

— Я, Сергей Наильевич, занимаюсь вопросами безопасности. А сводить счеты с женщинами… попрошу меня от этого уволить.

Бегемот подошел вплотную. Теперь он возвышался над сидящим Сафоновым темной, почти двухметровой глыбой. Несколько раз качнулся на носках.

— А я могу от всего тебя уволить, Игорек. Ты понял?

Сафонов поднялся. Теперь двое мужчин стояли лицо в лицо: их разделяло двадцать сантиметров.

— Я понял вас, шеф. Завтра я напишу заявление.

Начальник СБ повернулся и вышел из кабинета. Заявление он не напишет. Оба — и Сафонов и Бегемот — это знали.

Виктор Котов опустился в кресло и с видимым удовольствием раскрыл роскошно оформленный итальянский альбом живописи восемнадцатого века. Бушевало напыщенное, самодовольно перегруженное рококо. Когда зазвонил телефон, Виктор Петрович любовался слащавой гравюрой Рене Гайяра «Любимая овечка». К сожалению, он мог позволить себе только репродукции…

Он, не глядя, взял трубку:

— Але…

— Ты что, сучонок, думаешь, все кончилось?

— Простите, — насторожился Виктор Петрович, — вы ошиблись номером. Вы куда звоните?

— Нет, кот блудливый, — ответила трубка, — не ошибся. Думаешь, «гремовские дела» закончились? Все в морге, а ты чистый?

Голос показался знакомым. Из альбома на Котова смотрела смерть. На этот раз она надела овечью морду. Вот оно! Заломило в висках. Виктор Петрович ощутил тошноту.

— Валера? — неуверенно спросил он. — Это ты, Валера?

Трубка молчала. Котов пытался расслышать хотя бы дыхание человека и не услышал ничего. Ему показалось, что мерзкая овца с гравюры подмигивает. Он захлопнул альбом.

— Валера, — более твердо произнес Виктор Петрович, — мы можем договориться. Я ведь тогда приехал, привез бабки… но… ты же знаешь, что там было. Когда начали штурм… я сам еле ушел. Слушай, нам нужно встретиться. А?

Трубка молчала.

— Ну, что же ты молчишь?

— Встретимся. Скоро встретимся. Жди, — ответил голос и раздались гудки отбоя.

Котов положил трубку на «базу». Он не заметил, как вспотела рука.

В припарковавшейся в ста метрах от дома серой раздолбанной «пятерке» Петров выключил свой сотовик. Собственно, эта «Nokia» была чужой. Он занял телефон на один вечер для того, чтобы сделать этот единственный звонок. Так Андрей Петров начал собственную операцию, призванную закрыть дело о «гремовской бойне». Сейчас он ликовал: его догадки и предположения (даже версией-то не назовешь!) оправдались на сто процентов. Первый выстрел — и сразу в десятку! Как в кино.

В принципе, сейчас можно ехать домой, вернее — вернуть хозяину «трубу». Но Андрей решил подождать. Сейчас Котов в смятении, он напуган. Чем напуган, еще предстоит разбираться, но то, что он на грани истерики — точно. А значит, может отмочить какую-нибудь глупость: например, поедет на встречу с этим самым «Валерой». Посмотрим, может быть, повезет еще раз. Андрей откинулся назад и приготовился ждать. Ждать он умел, тем более в таких комфортабельных условиях. А сиживать в засаде ему приходилось и в подвале, по колено затопленном фекальными стоками, и в лесу, и в гостиничном номере в компании двух трупов.

Второй раз не повезло: Котов никуда не поехал, зато к его подъезду через двадцать восемь минут подъехала «Нива» с тонированными стеклами. Оттуда вышли четыре крепких мужика. Они внимательно осмотрелись вокруг. Затем двое вошли в подъезд, двое других сели обратно в машину. Одного Андрей узнал даже со ста метров: «консультант» по безопасности из «VIP-club». Его он допрашивал в офисе Котова. Остальных, наверно, тоже, но точно он сказать не мог.

Андрей негромко рассмеялся. Да, Виктор Петрович, крепко ты обоссался. И это правильно! Ладно, поеду-ка я домой…

Весело насвистывая, Петров выжал сцепление, включил стартер. Проезжая мимо «Нивы», он «мазанул» глазами по номеру и запомнил его на всю жизнь.

К тому времени, когда приехала охрана, Котов сумел взять себя в руки. Сам, без порошка. Последнее далось ему нелегко. В какой-то момент Виктор Петрович заметил, что кокаиновая оттяжка стала требоваться все чаще. Так недолго и на «ноздрю подсесть». Причины, конечно, были. Крах майской операции по похищению семьи Хайрамова не только сорвал все планы Котова, но поставил под угрозу его жизнь. Боец, этот взбесившийся отморозок, сначала сорвал операцию, а потом решил доить самого Котова.

На поиски Бойца Виктор Петрович бросил все свои силы. Впустую. Его искали, но не нашли. Сначала это пугало и настораживало. Потом, когда утих шум, напротив — появилась надежда, что отморозок погиб… В таких условиях священная кока — всего-то терапия, не более.

А еще пришлось таскаться на допросы в ФСБ и в РУОП. У них, конечно, никаких фактов не было. Но Котов знал, как эти псы цепляются. Бультерьеры! Алиби он себе организовал. По-настоящему, тонко, умно. В прошлой своей жизни Котов (боже, как это было давно!) восемь лет «отпахал» в ОБХСС и УЭП. Звезд с неба не хватал, но кое-чему, естественно, научился. Как легко даже средней руки опер разваливает неуклюже, дилетантски слепленные «алиби», он знал доподлинно. Самые широкие слои населения — от сопливых пэтэушников до седых завмагов — смотрят детективы и уверены, что уж они-то, в отличие от киношных злодеев, ошибок не наделают. Любого Знаменского вместе с Томиным переиграют… А их элементарно ловят на несогласованности показаний, мелких противоречиях и это самое «железное алиби» ржавеет на глазах. Потом очные ставки, допросы, снова очные ставки, страх, что кто-то расколется быстрее тебя, даст показания первым. А опер давит… о, как он давит! И почему-то всегда безошибочно выбирает самого слабого. Ррр-аз, и уже потек, обмяк… Колись! Колись! Сними с души тяжесть! Вот видишь, как это легко. А ты боялся. Это ДУРНО.

Свое алиби Виктор Петрович готовил тщательно: дважды с Лидкой репетировал. Ставил. Как ставят эпизод в театре.

Все отработали: во сколько пришла, во сколько ушла? Кто где сидел, стоял? Что сказал? Какую музыку слушали? Что и сколько пили? Сколько раз… ну, сами понимаете… еще много, много нюансов. Лидка, умничка-малолеточка, все на лету схватывала. И назвал чекистам своего «свидетеля» не сразу, ссылаясь на «деликатные» обстоятельства. Это повысило достоверность.

Лидку они тоже помурыжили, но молодец девка! — все сделала как надо. И чекисты проглотили, и менты. Менты, правда, еще и пропустили через «детектор лжи».

Хорошая машина, почти как человек — всему верит. Хоть и заморская. Допрашивали и всех сотрудников «VIP-club». Но это было нестрашно — в фирме никто ничего не знал. Кроме Серого с Болтом. А они уже не расскажут.

Оставался только Боец. На его поиски Виктор Петрович подключил шесть своих лучших людей. Тоже, кстати, расходы. И немалые. Боец страшил Котова до невменяемости, до ночных кошмаров. Достаточно ему было только намекнуть Хайрамову о причастности Виктора Петровича к нападению… Все. Амба. Бегемот ничего не прощает. Это в городе знают все, даже авторитеты с ним не связываются.

Котов нюхал в тот период каждый вечер. Иногда и днем. Его агенты мотались по городу, отыскивая Бойца. Объяснить им причины своего интереса Котов не мог, использовал втемную. Есть якобы заказ со стороны. Гонорар был обещан хороший, и ребята старались. Впустую — Боец исчез.

А время шло. Ни менты, ни (что более важно!) люди Хайрамова никакого интереса к Котову не проявляли. Страшное напряжение тех дней пошло на убыль. Виктор Петрович снова приобрел внешнюю респектабельность, уверенность. Но это было внешнее. Страх уже сидел в нем. Он отгонял от себя дурные мысли, но — подсознательно — знал, точно знал, что когда-нибудь счет ему предъявят. Снимая страх, он нюхал кокаинчик, устраивал оргии уже не с одной Лидкой. С двумя, иногда с тремя малолетними партнершами. В квартире появились плети, наручники. В стенном шкафу Котов вделал в стену кольца… Казалось, все будет по-прежнему. И вот объявился Боец.

Страх Виктора Котова перед этим таинственным человеком был огромен. Первое, что он сделал после звонка, — вызвал охрану из офиса. Менее получаса потребовалось четверке боевиков, чтобы добраться до квартиры шефа. Они прибыли вооруженными, звонок Котова звучал как сигнал тревоги. По дороге обсуждался вопрос: стряслось что-нибудь серьезное или опять у нашего наркоши крыша едет? Совсем козел охренел в последнее время.

Когда «Нива» с четверкой бойцов тормознула прямо у подъезда, Виктор Петрович испытал некоторое облегчение. Теперь он находится под защитой четырех вооруженных и обученных секьюрити. Следующая мысль была мрачной: ну и что? От кого они могут защитить? Разве что от Бойца… Да дело-то не в Бойце! Все дело в той информации, которой он владеет, и, если передаст ее Хайрамову… тогда все.

Хайрамов, кстати, звонил вчера сам. Обратился с деликатной просьбой. Да, можно сказать, с просьбой. И хотя людям такого калибра, как Бегемот, отказывать нельзя, Виктор Петрович едва не отказал. Дело-то, в общем, пустячное — наказать одну бабенку. Плавали, знаем! Ребятам это сделать — как два пальца обрызгать. И бабульки подсшибить и самим поразвлечься.

— Сделаем, Самир, — отозвался Котов, — давайте координаты.

Вот тут— то его и ожидало самое неприятное: наказанной «бабенкой» должна стать жена Бегемота. Ошеломленное молчание Котова Бегемот истолковал по-своему. Он сказал, что сумма может быть увеличена. А Виктор Петрович был поражен абсурдностью ситуации: второй раз ему предстояло организовать похищение этой женщины… Такого Котов не хотел ни за какие деньги! Увольте, пусть кто-то другой.

Но вслух он ничего не сказал. Не посмел.

Сейчас ему подумалось, что это предложение — перст Судьбы. Мистика. Рука Бога! Если он все сделает как надо, чисто, не так, как безмозглые шестерки сработали в мае, — все решится благополучно. Он не мог объяснить, откуда вдруг пришла эта уверенность. Он просто знал: так и будет. Так должно быть. Все его беды из-за этой суки.

Сука должна быть наказана!

Через пятнадцать.минут Виктор Петрович Котов, ценитель и тонкий знаток музыки и живописи, а также других утонченных наслаждений, недоступных быдлу, ставил задачу своим сотрудникам… Срок на подготовку и проведение — три дня. В случае успешного выполнения (а другого быть не может, понятно?) премия каждому по полторы тысячи баксов. В случае… нет, это невозможно. Все, идите, работайте. Время пошло.

Спускаясь от шефа в лифте, Боксер сказал Гришке:

— Точно, крыша у него течет. Неслись, как на крутой разбор. «Срочно, — передразнил он Кото-ва, — ситуация номер один». А оказалось — шалаву загулявшую оттрахать. Наркот долбанутый.

Он был недалек от истины.

Петров вернулся домой в отличном настроении. Это случилось, может быть, впервые за последние полтора месяца. Увольнение со службы было все-таки очень тяжелым испытанием. Сколько раз он говорил сам себе: брошу все к гребаной матери. Устал! Надоело, брошу…

Вот и бросил, свободного времени — девать некуда. Он «отдыхал» больше двух недель. Ездил на Финский залив, купался. Вода летом девяносто седьмого была теплой. Лежа с книгой на пляже, он пытался читать. Ничего путного из всего этого не получалось. Раздражало все: жара, грязная вода изгаженного залива, дебильные пляжники (на самом деле люди как люди) в кричащих турецких купальниках, идиотские шлягеры, несущиеся из магнитофонов, даже дети.

Мысленно он постоянно возвращался на работу, в свой отдел. К ребятам, в атмосферу тревоги и сыска. В атмосферу вечного цейтнота, где другой опер в сердцах говорит себе: «Брошу все к гребаной матери… устал!».

«Гремовское дело» продолжало вертеться в голове. В производстве отдела было несколько десятков дел, но «гремовское» беспокоило более всего. Тем паче, что он считал его «своим»: лично выезжал на место преступления, потом в поселок, который они с капитаном Тоболо-вым так красиво вычислили… Бесспорно — это было «его» дело. И никуда от этого не денешься.

Отдых Петрова был недолгим. Жить-то надо, а деньги таяли со сказочной быстротой. Сбережений на сберкнижке — тысяча тридцать девять рублей в ценах девяносто первого года. Да еще алименты на дочку… Вопрос с работой он мог решить легко: профессионал с большим оперативным опытом может запросто «трудоустроиться». Андрей вспомнил пачку «Кэмэл» которую ему подарил кадровик. Ну, спасибо.

А на работу его пристроил старый приятель, Серега Мамыкин. Рядовым охранником в коммерческую фирму. Там, посмотрев в трудовую книжку, сходу предложили должность начальника охраны. Андрей вежливо отказался. Директор удивился, но заявление о приеме на работу Подписал. Слава богу, не стал расспрашивать о мотивах. Андрею было бы трудно объяснить, а директору — понять.

Теперь он дежурил в офисе. Сутки дежуришь — трое отдыхаешь. Денег, конечно, не густо. Но ненамного меньше того, что он получал, вкалывая по двенадцать, четырнадцать, двадцать часов без выходных… Иногда звонили ребята (сам Андрей не звонил), он рассказывал, как теперь легко живет. Сутки отдежурил, а трое свободен. Да и что за дежурство? Как только начальство слиняет — сам себе хозяин. А в офисе и телек, и видик, ночью спишь. Лафа, короче. И чего я, дурак, раньше не ушел? Сейчас вот по утрам бегать начал, регулярно — в баньку. Тачку отремонтировал, теперь на колесах. Ребята соглашались, неискренне завидовали. Каждый раз они договаривались вместе сходить в баню. А чего — созвониться и сходить. И, конечно, ничего не получалось. О работе никогда не говорили. Он не спрашивал, да они бы и не сказали… постороннему. Так вот.

Но «гремовское дело» не отпускало. Петров возвращался к нему снова и снова. Теперь он мог смотреть на него как бы со стороны. Так ему казалось. «Плюнь на это, — говорил он себе, — ты теперь человек штатский. Тебя вы-пер-ли. И не хер играть в частного детектива». Не помогало…

А потом он встретил Профи. Это было как глоток водки для завязавшего алкоголика. Его захватило и понесло. Мгновенно и мощно. От того момента, когда Андрей опознал в бородатом мужике Сергея Круглова, до провокационного звонка Котову прошло всего пятьдесят часов.

Теперь Андрей обладал ценной оперативной информацией. Все сомнения в отношении Котова отпали. Информация носила чисто оперативный характер. Для работы годится, для прокуратуры — нет. Жалкий лепет перепуганного директора охранного агентства в телефонную трубку (да еще и никак не зафиксированный) даже самый ретивый прокурор не примет за доказательство. Хотя бы косвенное. Но Андрей и не собирался общаться с прокуратурой. Он мог слить информацию своим ребятам в РУОП. Мог позвонить в следственную службу ФСБ — там точно заинтересуются. И сумеют профессионально реализовать. Возможности организации всегда выше возможностей одиночки. Это аксиома.

И тем не менее он не сделал ни первого, ни второго. Майор Петров решил проводить операцию по «гремовскому делу» самостоятельно. А главную роль в ней он отвел Сергею Круглову по кличке Профи…

Не раздеваясь, Андрей лег на диван и мгновенно заснул. Впервые за долгое время он спал спокойным и глубоким сном.

Сергей слегка приостановился, прикуривая, посмотрел назад, через плечо. Нет, не показалось… этот мужик в серой футболке идет за ним. И три дня назад, в бане, он же приглядывался, изучал. Думал — незаметно. Но Профи как никак специалист, телохранитель. И не из худших. Среди его учителей бывшие сотрудники девятого и седьмого управления КГБ. Мастера охраны и наружного наблюдения. Это школа профессионалов. Потом — три месяца стажировки в Англии. Навыки обнаружения слежки в него вколачивали по двенадцать часов ежедневно.

Только наивный человек, насмотревшийся американских боевиков, думает, что главное в работе телохранителя — это умение быстро выхватить пистолет и сделать выстрелов двадцать-тридцать из оружия, магазин которого содержит восемь патронов. А также нужно уметь жевать резинку и носить темные очки…

На деле список того, что должен знать и уметь человек, всерьез занимающийся охраной, несколько обширней. А главное в нем — уметь видеть помещение, улицу. Видеть людей. И пытаться понять и спрогнозировать их действия. Ну, а стрельба — дело техники. Для этого тиры есть.

Мужик, который вел Профи, был конечно, не новичок. Глаза не мозолил, дистанцию держал. В какой-то момент Сергей даже подумал, что он отвалил. Нет, идет, просто накинул джинсовую куртку.

Сергей попытался оценить его: крепкий мужик, рост около ста восьмидесяти пяти, возраст — около сорока. Тренированный, без оружия… Видимо, без оружия. Уверенный в себе. Кто же? Мент? Или человек Бегемота? Хрен его знает. И что ему нужно? Он, Профи, всегда был «не при делах». Его задача — охрана, сопровождение. Делал он свое дело толково, за что и ценили. А для криминальных тем у Бегемота были другие люди. Так в чем же дело? Откуда «хвост»? Что ему нужно? Есть смысл проверить, не таскать же его за собой по всему Питеру. Можно, конечно, оторваться. Но это не решение проблемы.

Сергей вошел в арку серого дома «сталинской» постройки. Этот дом, этот двор он знал хорошо. В левом крыле шел ремонт: в помещении первого этажа раньше находилась библиотека. Теперь будет очередной шоп, а может быть, маркет… Под аркой лежали сложенные в штабеля доски и старый библиотечный паркет. Справа — сорванная дверь в заброшенную котельную. Ничего, тоже приспособят под шоп, а может быть маркет.

Профи встал за штабелем паркета. Старое дерево еще хранило библиотечный запах. Запах книг и детства. В том детстве не было компьютеров и мультяшек с отвратительным дядюшкой Скруджем. Но были книги, был сильный неутомимый гусь Мартин. Он взмахивал, взмахивал мощными крыльями, а за шею его держался маленький мальчик Нильс. Сергей на миг закрыл глаза и прижался лбом к потертой, варварски выломанной библиотечной паркетине. Крылья Мартина рассекали северное небо, и серое, в барашках, море летело внизу… Он открыл глаза. Из глубины двора доносились детские голоса. Скоро осень, первое сентября… В густой и темной августовской листве перемежались тени и солнечные лучи.

Мужик появился быстрее, чем он ожидал. В кроссовках он двигался бесшумно и стремительно. Остановился за углом того штабелька, где прятался Профи. Опытный! На рожон дуриком лезть не хочет, решил осмотреться.

Профи ждал. Он стоял, расслабившись, слегка согнув ноги в коленях. Мужик этот, видимо, не прост… тем хуже для него. Казалось, он слышит дыхание топтуна за баррикадой паркета. Мартин и Нильс давно улетели. А у Насти никогда не будет Первого сентября.

Застиранная джинсовая куртка показалась из-за криво сложенного угла. С коротким выдохом — ха! — Профи ударил кулаком в солнечное сплетение. Без всяких изысков, зато наверняка. Мужика буквально сложило пополам. На Сергея смотрели снизу выпученные глаза и открытый рот. Он стремительно крутанул беспомощного топтуна за плечо и, захватив правую руку, заломил ее за спину. Сильное, тренированное тело попыталось сопротивляться. Профи усилил захват так, что мужик не смог удержать стона и матерного словца.

— Будешь дергаться, руку сломаю… для начала, — сказал Профи тихо. — Понял, дядя? Мужик кивнул головой и через силу выдавил:

— Надо поговорить, Сергей.

Профи слегка ослабил захват. Не потому, что незнакомец знал его по имени. Те, кто послал топтуна, сообщили ему и какие-то установочные данные «объекта». Просто он почувствовал, что от мужика не исходят волны злобы или агрессии. А это не спрячешь.

— Оружие есть? — Профи быстро свободной рукой начал ощупывать незнакомца.

— Нет. Нет оружия. Можешь не искать. Мужик уже оправился, отвечал спокойно. Профи довел дело до конца: береженого бог бережет. В карманах куртки обнаружились только ключи и бумажник. Это он определил на ощупь. Приказал:

— Вынимай из карманов все. Медленно, не спеша.

— Теперь вставай. Идем во-он туда. — Профи подтолкнул мужика к проему котельной.

Вдвоем — один держит другого за руку, безбожно завернутую за спину, наложив вторую руку на затылок, — мужчины двинулись к ступенькам подвала. Оттуда из-под ноги рванулась кошка. Куча дерьма на ступеньках. Полумрак после яркого дневного света. Шаг вниз, еще шаг, еще. Коридорчик с грязно-коричневой дверью, сломанный замок висит на ручке.

— Заходи. Гостем будешь.

Профи сильно толкнул топтуна в слабо освещенное нутро подвала. Мужик пробежал несколько шагов и остановился у стены. Обернулся и внимательно посмотрел на противника. Взгляд спокойный, чуть насмешливый.

— Хорошо ты меня сделал, Серега. Он улыбнулся и начал растирать запястье правой руки. Профи молчал, у него начинала болеть голова. Пока еще слабо, но он знал, что это может означать и чем закончится.

Даже сквозь закрытые веки солнце застилало глаза горячим маревом. Прохладный утренний песок холодил спину. Это был высокий кайф — нечасто такая погода выпадает в августе. Конец лета щедро раздаривал тепло. Слава богу — прошла полоса дождей, и запрет на посещение лесов Карельского перешейка сняли. Иначе — тютю давно вынашиваемый и лелеемый отпуск, который они с Олегом наметили еще весной. Вдвоем, в палатке на озере…

Что— то мокрое и холодное ткнулось в бок. Ольга вскрикнула, откатилась в сторону и открыла глаза. Маленький, толстенький и пушистый вилял коротким хвостом и смотрел голубыми огромными глазами.

— О, господи! Как ты меня напугал, — сказала Ольга. — Я подумала — гадюка.

Щенок тоненько тявкнул и подошел поближе. Хвост вертелся пропеллером.

— Ну, давай знакомиться. Меня зовут Ольга. А тебя как?

— Шарик! — ответил сзади веселый мужской голос.

Ольга снова вскрикнула — в этой глухомани она загорала без лифчика. Сама виновата, могла бы сообразить, что если есть собака, будет и хозяин. Она закрылась полотенцем. Но как тихо этот дядька подошел!

Теперь она смотрела на высокого мужчину, который приближался. В одних шортах и темных очках. В руке удочка. И пластиковое зеленое ведерко. Ольга видела его снизу, против солнца. Человек казался огромным и черным. Он остановился метрах в трех и присел на корточки.

— Извините, Ольга. Мы с Шариком не хотели вас пугать. Так уж получилось. Правда, волчонок?

Голос у мужика был спокойным, лицо веселое. Щенок радостно гавкнул.

— Это ваш костер мы видели вчера там, на мыску? — спросила Ольга, чтобы скрыть смущение.

— Да, наш. Мы на мыску обосновались. Уже четвертый день живем, — ответил дядька, — а вы ведь только вчера приехали.

«На самом деле он не старый. Лет тридцать-тридцать пять, — подумала она, — а я тут почти голая. Олег в озере, на рыбалке. Дурацкая ситуация».

— Да, мы с мужем только вчера, — ответила Ольга.

И сказала не правду — пожениться они должны только через месяц, в сентябре.

— Вы вдвоем? — спросил он и улыбнулся. Стал виден длинный светлый шрам над верхней губой. Особенно заметный под загаром.

— Да, вдвоем.

— Мы тоже.

— С женой?

— Нет, мы с Шариком. Правда, Шарик? Щенок снова гавкнул, подбежал к Ольге и лизнул руку. Она рассмеялась. «И чего я, дура, разволновалась? Разве возможен у плохого человека такой замечательный щенок?»

— Я, кстати, не представился. Меня зовут Валера.

— Очень приятно. А почему — Шарик? Она уже успокоилась. Все-таки жизнь в двадцать лет кажется прекрасной. Да и Валера к себе располагал. Она рассмотрела звездообразный шрам над коленом. И странную наколку у плеча. То ли птица, то ли чудовище скалит страшную то ли пасть, то ли клюв с раздвоенным змеиным жалом. И надпись полукругом на незнакомом языке. Точно можно сказать только одно — не на английском, не на немецком. Мастерски сделанная двухцветная наколка — сине-красная. И мужик интересный…

— А кто же, если не Шарик? Мы же дворняга. И отроду нам три месяца, мы уже всю машину прописяли.

Ольга рассмеялась. Ей положительно был симпатичен этот немножко загадочный Валера с Шариком.

— А вам не скучно одному? — спросила она.

— Почему же одному? — удивился. — Мы с волчонком вдвоем. А когда место надоедает, быстренько сворачиваемся и едем дальше.

— А нам с Олегом не надоест, наверное. Такое место красивое. Вон камыши какие вымахали. А шуршат как ночью! Улет!

— Да… камыши, — задумчиво протянул он. — Камыши — это здорово. Вам повезло.

Он как— то потемнел лицом, а может, это показалось Ольге.

— Как здесь рыбалка? — спросила она из вежливости, так как рыбалка ее совершенно не интересовала. — А то мой Олег вчера вечером ничего не поймал.

— Рыбалка? — Вновь изменился Валера. — Рыбалка отлично. А если у вашего мужа не получается, я отдам вам рыбу.

— Ну что вы, это неловко…

Непроизвольно она уже кокетничала. Щенок лежал, высунув маленький розовый язычок и, кажется, собирался задремать. Не слушая, Валера высыпал рыбу на песок. Несколько крупных живых окуней запрыгали по песку. Щенок смотрел на них, наклонив набок пушистую голову.

— Ой, какие красивые… и живые. Вам их не жалко?

— Нет. Я еще наловлю. Поймать рыбу или другую живность можно всегда и везде. Нужно только уметь.

— Я не в том смысле. Вот они живые сейчас, еще бьются, а вы их… не жалко?

— Мне всех жалко, — сказал он. И снова голос и выражение лица неуловимо изменились. — А рыбу берите. Уха будет классная.

— Ну, что ж, спасибо. А вы тогда приходите вечером к нам. На уху. Вместе с Шариком. Мы будем ждать.

Она поправила полотенце на груди. Движение получилось несколько двусмысленным. Бились на песке темные горбатые окуни. Валерий упруго, легко поднялся.

— Спасибо, — сказал он. — Приду.

— Значит, все-таки мент, — пробурчал Профи.

— Бывший, Серега, бывший, — ответил Петров.

Эти слова не доставили ему никакого удовольствия. Казалось, язык выталкивает изо рта камни. Или выбитые зубы.

— Бывших ментов не бывает.

— А вот я есть, — Петров улыбнулся.

— Ладно… что тебе надо? Зачем меня пас? Андрей подумал, что это хороший признак, — похоже, человек немного оттаял. До того, как пошел на встречу с Крутловым, он долго отрабатывал тактику разговора. Выбрал стиль «мужской разговор». Прямой, доверительный, слегка грубоватый. Степень доверительности он, понятно, определял сам. Исходя из собственных соображений.

— Надо поговорить.

— Говори. — Профи слегка потер пальцами лоб. Голова, кажется, отпускала.

— Может, выйдем отсюда? Место не очень…

— Говори, я слушаю, бывший.

— Можешь не подкалывать. Меня «ушли» полтора месяца назад. Я вел, — Петров сделал короткую паузу, — твое дело.

Это был очень важный момент. Реакция Круглова на эту фразу могла сразу определить весь ход дальнейшего разговора. Он молчал. Лицо не выражало ничего.

— Дело о похищении твоей жены и дочери. Профи переступил ногами на месте. Что-то хрустнуло… Оба посмотрели вниз: шприц.

— Новое поколение выбирает «пепси», — сказал Профи.

— Тебе что — до лампы? — обострил Петров. Профи отшвырнул раздавленный шприц ногой, поднял голову, посмотрел Петрову в глаза. Посмотрел зло, сплюнул и спросил:

— А ты их нашел?

— Нет.

— Тогда хули ты хочешь?

А вот теперь реакция была нормальной. Агрессия, злость. С таким человеком можно работать. Собственно, на это Петров и рассчитывал. Хотя, конечно, всякое бывает. Случалось, что терпила, потерявший близкого человека, впадал в полное безразличие. «Мужа (сына, дочь, жену) вы мне уже не вернете. Оставьте меня в покое».

— Тогда не нашел. А теперь я вышел на след. Петров говорил тихо. Он знал, что его и так услышат. Даже если говорить шепотом.

— Кто? — чужим голосом спросил Профи.

— Есть человек. Котов. Виктор Петрович. Директор той охранной фирмы, где работали двое других… погибших там, в том доме.

— Я его знаю, — сказал Сергей, — иногда приезжал к Самиру… к Бегемоту.

Он сделал несколько шагов и опустился на перевернутый ящик. Потер рукой лоб. Петров присел на другой. Повисла тишина, только булькала вода с трубах. Два мужика сидели на картофельных ящиках в грязном подвале и молчали. В этом молчании решилась судьба нескольких человек. Этого не знают еще ни они сами, ни даже Профи с Петровым, но отсчет времени уже начался. Маятник невидимых часов стронулся и тяжело, медленно покатился наверх. Скоро он достигнет мертвой точки и обрушится вниз, стремительно набирая скорость и устремляясь к другой мертвой точке. Этих точек — мертвых — будет много.

— Пойдем, — вдруг сказал Профи.

— Куда? — спросил Петров.

— Нужно поговорить.

На стол начальника отдела следственной службы ФСБ легла фотография. Формат 15х21. Фуджи. Майор смотрел на нее несколько секунд, потом поднял глаза на сияющего капитана, своего подчиненного.

— Откуда она?

— Из клуба «Миллиард». Обнаружил час назад, — капитан Авдеев отвечал спокойно, но в глазах — ликование.

— Та-ак. Ты же этот клуб проверял еще в конце мая.

— Точно.

— Именно тогда, в конце мая, эта фотография и должна была быть на моем столе.

Авдеев и сам это знал. Однако в конце мая этой фотографии еще не существовало в природе. Или, по крайней мере, в клубе.

— Сергей Владимирович, тут такая ситуация. Мы действительно отрабатывали «Миллиард» в плановом порядке… я лично. Но в то время у них шел ремонт. Почти никого из персонала не было, разогнали в отпуска. Только директор и завхоз… Ну, пара человек из технического персонала. Но эти-то все с клиентами практически не общаются. Кроме директора. А тот — хитрожопый гад. Никого не опознал… С три короба нагородил. И сейчас врет и крутит. А эту фотографию я увидел сегодня. Проводим повторные мероприятия… ну, ты в курсе.

Оба офицера невольно посмотрели на снимок. На хорошей глянцевой бумаге два джентльмена беседуют у стойки бара. Один из них Котов, другой — убитый в Гремово Александр Берг. Котов держит в руке бокал вина, у Берга, по-видимому, сок. Вот и «не встречались никогда в жизни».

Авдеев присел, не спрашивая разрешения шефа, продолжил:

— Они меняют интерьер. Развешали фотографии с уважаемыми клиентами. Дорогие рамки, то да се… Фотографа я там же и застал. Бармена, который их обслуживал. Объяснения получил и привез обоих с собой.

— Отлично, Витя, отлично, — майор Рощин впервые с того момента, как капитан вошел, улыбнулся. — Давай-ка их в работу. И, главное, прими меры, чтобы из клуба не предупредили самого Котова.

— Обижаешь, начальник, — по-блатному протянул Авдеев, — уже все схвачено.

Рассмеялись. Весело, от души… Знали, что радоваться еще рано, что след слабенький. Но… фигура Котова высветилась в самом начале следствия. Хотя бы потому, что не связать между собой события в доме Терехова и убийство офицера ГРУ было бы непростительно. А в доме Тереха погибли среди прочих двое подчиненных Котова. Фактик… Разработка самого Котова в тот период не дала ничего. Руоповцы его даже на детекторе лжи прогнали. Ноль!

Сама по себе фотография, конечно, не много стоит. Ну мало ли кто с кем в баре пил. Выпил с незнакомым мужиком, перекинулся парой фраз и — забыл. И сейчас, господин следователь, не вспомнил бы такого, если бы вы мне фото не сунули. Не знаю я его, и все тут! Может, и вообще с ним не разговаривал. Вон, я к нему вполоборота. А народу там крутится… тусовка.

А все— таки это крючок. А если с умом использовать -хороший крючок.

Всего через час десять минут капитан Авдеев и старший лейтенант Крылов закончили допросы. Из показаний трезвого и изрядно струсившего бармена и, в противоположность ему, изрядно поддатого и потому смелого фотографа стало ясно: Котов и Берг знакомы. Разговаривали в баре не менее пятнадцати минут. Вероятно, вдвое, втрое больше. Бармен точнее сказать не может, а фотограф уверяет, что не менее часа. Он, дескать, долго к ним присматривался, выбирал ракурс.

Такие, знаете ли, джентльмены. Денди, можно сказать… Лица породистые, осмысленные. Вы меня понимаете? Я же этих скотов, новых русских, уже и снимать не могу. Меня от них с души воротит, сразу тянет стакан водки хватить… А тут — да, лица! И прочий антураж в наличии. У одного — галстук… чем-то, кстати, на ваших, комитетских, похож. Мэн серьезный. Второй — с шейным платочком. Элегантен, импозантен, но, несомненно, другого поля. Да, вот и хотел их снять… Так хрена лысого! Они не захотели. А в таких местах, сами знаете, клиент всегда прав. Но потом, правда, щелкнул втихаря. В тот вечер, дай бог памяти, кажется 11, нет, 12 мая годовщину этого гадюшника, пардон, клуба, отмечали. Снимали много. И фото, и видео. Кто на видео? Мой дружбан Гришка Лившиц. А чего его искать? От вас в пяти минутах ходьбы, на Чайковского, живет. Адрес не скажу, но показать — запросто. Телефончик есть. Главное, чтобы он не в запое оказался. Тогда хана. Его тогда даже Галька найти не может, не то, что ваше КГБ. У него запои… У-у-у! Понял, вернемся к нашим, то есть к вашим, баранам. Впечатление «знакомы-не знакомы»? Конечно, знакомы. Но пытались это маскировать. Как откуда? Я же, товарищ… э, спасибо, Пал Ильич, художник. Я внутрь человека смотрю. Не инженер человеческой души, но исследователь! Пожалуйста, не за что. Где расписаться? Нет, читать не буду… Вам верю.

Они вышли из вонючего подвала. И оказались в самой середине жаркого августовского дня. Но это уже совсем не тот день, каким он был всего двадцать минут назад, когда Профи ждал, в засаде своего преследователя. Для двух мужчин он изменился стремительно и необратимо.

— Ну, так куда мы пойдем? — спросил Петров.

— Есть тут одно заведение, — начал Профи, но майор быстро и жестко прервал его:

— Нет. Это исключено. И вообще — все спиртное исключено.

Профи промолчал. Он страшно не любил, когда ему навязывали решения, но сейчас понял: бывший мент прав.

Они вышли из-под арки на улицу, прищурились от ударившего в глаза солнца. Мимо прогрохотал трамвай.

— Ладно, пойдем ко мне, — безразлично произнес Профи, — Зойка только через час придет.

Десять минут дороги пешком прошагали врозь. Шли как бы каждый сам по себе, с интервалом в несколько метров. Об этом не договаривались — поняли друг друга без слов. По отдельности вошли в подъезд.

В кухне сели напротив друг друга. Профи начал без предисловий:

— Почему ты пришел ко мне?

— Потому, что это твое дело. Не так? На вопрос Сергей не ответил, продолжил так, как будто ничего не слышал:

— Отнес бы в свою ментовку… если твой «след» стоящий. Там погладят по головенке, возьмут назад. Может, звезду кинут, премию. А, майор?

— Я считаю — это твое дело. И мое тоже. Мы сделаем его вместе. Нет — я повернулся и пошел.

Андрей уже не чувствовал себя хозяином положения. В Круглове он увидел силу, умение управлять собой в стрессовой ситуации. Значит — все правильно, теперь нужно перехватить инициативу обратно. Для начала дать выговориться.

— Пойдешь тогда, когда ответишь на мои вопросы, — сказал Профи. — А потом я смогу все сделать один. Кой-чему меня все-таки научили. И неплохо. Сегодня ты сам мог убедиться.

— Я отвечу на твои вопросы. Именно за этим я и пришел. Я хочу, чтобы мы стали партнерами. И никаких недоговоренностей быть между нами не должно. Спрашивай.

Андрей отводил Круглову роль исполнителя. Его слова относительно «недоговоренностей», были туфтой. Но партнера требуется расположить к себе, добиться контакта. В конце концов, он пришел предложить человеку абсолютно незаконную, с официальной точки зрения, следственно-розыскную операцию. Смертельно опасную с любой точки зрения.

— Спрашивай, — повторил Андрей.

— Что ты знаешь про Котова?

— Ничего.

Профи удивленно вскинул брови. Он собрался что-то сказать, но майор опередил:

— Почти ничего. Кроме того, что он наверняка причастен к делу. Тут ситуевина простая: его подозревали с самого начала расследования. Как только опознали его быков…Мы предполагали, что без его ведома ни Серый, ни тем более Болт…

— Кто-кто? — переспросил Сергей.

— Это кликухи. Серый — бригадир, а Болт… вообще шестерка. Так вот, оба — исполнители. Решиться на серьезное дело за спиной шефа? Навряд ли. Да и спецсредства там применялись крутые. Так что Котова и мы, и чекисты прощупали основательно.

— А чекисты-то при чем?

— Есть там один нюанс, — нехотя сказал Андрей. Отвечать на этот вопрос он не имел права. — Есть там один нюанс, в ту же самую ночь, в то же время на соседней от того дома улице убили офицера ГРУ. Сам думай.

— Он… тоже?

— Несомненно. Хотя фактов нет. А если и есть — мне не скажут. Так вот, Котова проверяли. Ну он обставился красиво, не подкопаешься. Если на законных основаниях.

Профи взял с холодильника пачку сигарет. Закурил, предложил Андрею.

— Ты ж не куришь, — удивился тот.

— Давно это было. Продолжай… партнер. Последнее слово он выделил.

— Но я Кота спровоцировал. Позвонил и намекнул, что его роль в деле кое-кому известна. Предполагалось, что звонок от одного из участников преступления. Он и клюнул. Подтвердил, что был в поселке в ночь штурма.

Андрей замолчал. Рассказ давался ему с трудом. Все время приходилось подбирать слова, чтобы не коснуться ненароком смерти Насти и Тамары. Профи, конечно, крепкий человек, но всего лишь человек. Уже и так надломленный. Известный отпечаток накладывало то, что Круглов ничего — абсолютно ничего! — не знал о фактической стороне дела. Вроде бы противоестественно — не поинтересоваться подробностями смерти близких людей. Однако майор сталкивался с таким поведением не впервые. Психологи объясняют это самозащитой. Может, и правильно, чего душу бередить. Дополнительную сложность в разговор вносило то, что Круглов не знает профессиональной специфики — со «своим», с ментом Андрей разговаривал бы по-другому.

Профи тоже молчал. Было заметно, что он активно переваривает услышанное. У него сильно болела голова и ему не хотелось, чтобы Петров догадался. Он прикурил новую сигарету от окурка и сказал:

— Значит, про Котова у тебя сомнений нет?

— Абсолютно.

— А что за «участник»? Тот, от лица которого ты звонил?

Андрею пришлось рассказать про «Черного». Коротко, только по «гремовскому эпизоду». Подробности о наклонностях «Черного» в сексе он опустил. Не стоило Профи знать, что его жена побывала в лапах сексуального психопата. Ни женщина, ни девочка не подвергались насилию. Это точно подтвердила экспертиза. Но ему лучше не знать.

— И больше ты про этого Валеру ничего сказать не можешь? — спросил Сергей.

— Нет. Могу только добавить, что Котов его боится. Сильно боится.

Снова повисло молчание. Андрей смотрел в окно. Первая часть дела сделана, Профи получил необходимый объем информации. Достаточный для начала. «Начала чего? — спросил сам себя майор. — Новой кровавой бойни, которую инициировал ты сам. Котова-то уж точно приговорил. Видимо, и Черного. Жалеть ни того, ни другого не следует. А вот какова дальнейшая судьба Круглова? Какова…»

— Адрес Котова у тебя есть? — прервал его размышления голос Профи.

— Он лежит в моем лопатнике, который ты мне пока не вернул. И ключи.

— А, черт! Извини.

Профи вытащил из внутреннего кармана куртки ключи и бумажник Петрова. Быстро извлек из кожаного нутра плотный четырехугольник картона. У Андрея в ящике письменного стола лежал ворох таких квадратиков. Сашка Тоболов как-то раз привез с бумажной фабрики целую коробку этого добра и всех одаривал. «Для заметок», — добавлял он.

— На Васильевском обосновался, — заметил Профи.

— Да, с видом на залив, — согласился Андрей. — Козырный домик. На стоянке сплошь иномарки.

Голова у Круглова болела невыносимо. Мысли плыли, сосредоточиться он не мог. Это состояние он хорошо знал: еще три-пять минут, ну десять — и он вырубится.

Гришка Лившиц оказался, точно, в запое. Следаки ФСБ сумели обнаружить его только спустя четыре часа. После длительного похода вместе с участковыми по злачным местам, подвалам и коммуналкам округи. Со слов его сожительницы, Гришку «черти могут занести по пьянке аж в Одессу». Нашелся же он поближе — на Таврической, в однокомнатной квартире семейки алкоголиков. Он валялся в углу комнаты на куче грязного проссанного рванья. В невменяемом состоянии, спрашивать его о чем-либо было бесполезно, по крайней мере еще несколько часов.

Капитан Авдеев тихонько матюгнулся и опять отправился в «Золотой миллиард». Он здраво рассудил, что если Лившиц снимал видеофильм о праздновании годовщины клуба, то, видимо, по заказу владельцев заведения. Значит, копия у них есть. Должна быть!

Машины в этот раз у капитана не было и он поехал на северную окраину города, где располагался «Миллиард», на метро. Линия метрополитена была уже давно разорвана подземной рекой, поэтому добирался Авдеев долго.

В клубе наглый мордастый бычара в дорогом двубортном костюме, с радиостанцией руке пристально и занудно изучал удостоверение капитана.

— Только в моих руках, — сухо сказал Авдеев, когда мордастый потянулся к бордовой книжечке.

Урод радостно ухмыльнулся и принялся неторопливо изучать каждую букву. Авдеев терпел. «Еще пять лет назад ты бы усрался только от слова КГБ», — подумал он.

Наконец придурку надоело и он сообщил кому-то невидимому, что прибыл «капитан с Литейного». Директор клуба, холеный, трусоватый и хитрый, встретил Авдеева лично. На вопрос о кассете ответил, что совершенно не в курсе, слышит впервые и так далее. Следователь видел — лжет. Он посмотрел директору в глаза, и от этого взгляда сорокалетнему мужчине с двумя высшими образованиями и двумя судимостями стало не по себе.

— Владимир Петрович, — спокойно сказал Авдеев, — мы с вами встречаемся не первый раз. В мае вы уже мне солгали. Вы не опознали человека, который является членом вашего клуба. Человека, которому вы лично выписывали членский билет…

— Виктор Сергеевич, дорогой, я…

— Не нужно меня перебивать… дорогой, — оборвал директора Авдеев почти ласково. — Теперь вы пытаетесь обмануть меня во второй раз. Делать этого не следует. Я точно знаю, что копия в клубе есть. Если через двадцать минут, — капитан посмотрел на часы, — если через двадцать минут вы не найдете кассету…

— Но, Виктор Сергеевич, дорогой, поймите…

— Я, дражайший Владимир Петрович, знаете, что сделаю?

Директор замер. Он понял уже, что переиграть этого рыжего капитана (Рвань гэбистская, нищета! Всю жизнь на сраные «Жигули» копить будешь, ублюдок!) ему не удастся. Кассету придется отдать. А делать этого не хочется. Нельзя этого делать. Клиенты в «Золотом миллиарде» люди не простые. Любой из них может запросто растоптать Владимира Петровича уже за одно то, что не сообщил о проявленном со стороны ФСБ интересе к нему, клиенту. Уж не говоря о сотрудничестве с гэбистами. А Котов, гнида, может и в землю закопать. Подставил, сука, подставил.

— Я вот что сделаю… я подброшу вашим хозяевам мысль, что вы собираете досье на уважаемых членов клуба. Вы понимаете, что это значит?

Владимир Петрович вспотел за одну секунду. Он понимал. Он обладал хорошо развитым воображением и большим жизненным опытом. Мелкие бисеринки пота обильно выступили на носу и над верхней губой. Он услышал вдали траурную музыку.

— Ну что, Владимир Петрович, время-то идет, — ворвался в него голос капитана Авдеева.

— Я сейчас… я узнаю… у заместителя. Присядьте, пожалуйста. Постараемся найти кассету.

Через восемь минут директор клуба «Золотой миллиард» Владимир Петрович Макаров вручил видеокассету «Panasonic180ХР» следователю следственной службы ФСБ капитану Виктору Авдееву. В кабинете директора Авдеев вставил кассету в видеодвойку. На экране появился ярко освещенный вход в «Золотой миллиард». Таймер в углу широкого экрана отбивал дату: 12.05.97. Время: 19.57.

Все тогда были живы. Еще живы. Насте Кругловой оставалось жить восемьдесят шесть часов. Тамаре Кругловой оставалось почти сто часов жизни.

Их убийцы еще и сейчас, три месяца спустя, ходили по земле. На свободе. Жили!

В том числе и благодаря этому холеному господинчику, сидящему в дорогом кожаном кресле напротив Авдеева. Свой респектабельный вид он утратил, обеспокоенно поглядывал на капитана. То, как Авдеев дожал директора, лежало вне рамок УПК. Называлось «оказанием психологического давления». А еще это называется нормальной оперативной работой. Никаких душевных терзаний но поводу «психологически задавленного» Макарова Виктор не испытывал. Только чувство брезгливости. И некоторое сожаление от того, что он не вправе поступить так, как обещал.

Капитан встал, подошел к видику и извлек кассету. В принципе, нужно оформить изъятие, но большого смысла в этом не было. Все равно запись, если на ней вообще что-либо стоящее, ждет судьба материалов, добытых оперативным путем.

— Я ее забираю.

— Э… э… Виктор Сергеевич, — подал голос Макаров, — мы ведь расстаемся друзьями? Я ваши пожелания (следователь ФСБ внимательно посмотрел в глаза директора)… э-э… поручение выполнил. Я надеюсь (Авдеев шагнул к двери) мы с вами еще встретимся. Вы приходите к нам. (Взявшись за ручку, Виктор смотрел на Макарова. Смотрел скучно и устало)…с супругой, — вяло закончил Владимир Петрович.

Удлиненная пятидверная «Нива-2131» серого цвета с бригадой Боксера въехала в арку дома, где жила Зоя. Позавчера вечером шеф поставил задачу, а уже на следующий день ее начали выполнять. Зою «проводили» от дома до работы, потом обратно. Грамотно, двумя машинами. Осмотрели двор, подъезд, прилегающий пустырь. Сам «объект». А дело-то — плевое. Поучить молодую бабенку. Правда, заказчик выставил условие: оттрахать по полной программе. Во всех позах, во все дыры. И — чтоб все на видео. Как говорится: весомо, грубо, зримо… Ха-ха. Когда Боксер своим быкам задачу объяснил, Конь сразу завелся. Он до этого сам не свой. Один раз такую же работу делали, уж он там поизощрялся, козел похотливый. Самого Боксера все «это» не заводило. Работа такая. Мерзкая, в сущности, но жить-то надо. А деньги неплохие.

«Нива» проехала мимо подъезда метров на двадцать и. развернулась на пятачке у трансформаторной будки. Здесь телка паркует свое «ведро» — старую «двойку». Скоро уж должна быть, если никуда после работы не поедет и в пробках не застрянет. А так — дело плевое. Конь из-под арки даст знать, когда она будет подъезжать. Сама в руки придет. Тачка — к тачке, дверь — в дверь. Мокрушник с понтом курит у задней распахнутой двери. Ему и мужика заломать пустяк.

Пять секунд — и она в машине. Дальше просто, кольнуть ей маленько «пьяненького». А через полчаса уже в конторе. Там пусть Конь резвится. Боксер посмотрел на часы: скоро…

Пока все складывается удачно. Радио в машине передает информацию по дорожной обстановке. На ее маршруте пробок нет. Кажется, дождь вот-вот пойдет. Тоже плюс: разгонит старух со скамеек и балконов. Номера, конечно, поменяли, но чем меньше глаз, тем лучше.

— Давай, Конь, пошел.

— Ща, в натуре, дождь начнется, — нехотя отозвался детина ста десяти килограммов весом.

— Под аркой дождя нет. Пошел, — скомандовал Боксеру, слабинки своим быкам он не давал.

Конь вылез из машины, и в салоне сразу же стало свободнее. Первые капли упали на крышу и запыленный капот.

Профи стремительно падал в черную дыру, И с этим уже ничего нельзя было поделать. Такие «провалы», как он называл их сам, бывали нечасты и непродолжительны. Но они были страшны…

Последнее, что он увидел — близко-близко — глаза Андрея. Он что-то кричал черной дырой рта, но голоса Профи уже не слышал и падал, падал в темноту.

— У тебя есть лекарство? — кричал Андрей. — Ну, держись! Ответь, у тебя есть лекарство? Что тебе дать?

Сергей привалился к холодильнику, веки закрылись, в правой руке дымилась сигарета. Петров аккуратно вынул ее из безвольной руки, затушил в пепельнице. Машинально посмотрел на часы: за годы службы неистребимо въелась идиотская привычка фиксировать время происшествий.

Ну, вот и все! Полный дурдом! Выбрал, блин, исполнителя главной роли. Нужно быть полным кретином, чтобы пригласить на операцию, на настоящую боевую операцию, человека со сложной черепно-мозговой травмой. Андрей вспомнил свой давний разговор с врачом, лечившим Профи. Нейрохирург, красивый молодой татарин с угольно-черными глазами, говорил честно и жестко:

— Да не знаю я, когда вы сможете с ним поговорить. Возможно, никогда. Если выживет, может остаться дураком. Животным. Растением. Понимаете? После таких травм… — он махнул рукой и ушел.

«А дураком оказался я», — подумал Петров. Когда он утром шел за Профи, то просто хотел «посмотреть». При удобном случае — поговорить. Но осторожно, ознакомительно. События развернулись по-другому, судьба распорядилась по-своему. Андрей, профессионал, оценил, как его вычислили, как повязали. Оценил и поверил в Профи. Пэтэушник! Лох!

Андрей придвинул к себе телефон, набрал «ОЗ». Черт его знает, может и помереть… Для диспетчера «скорой» назвался соседом.

Профи дышал прерывисто, по бороде стекала неопрятная струйка слюны. Если помрет — худо дело. Андрею здесь находиться не следовало. Он решил, что дождется приезда «скорой» — въехать они могут только через арку, из окна хорошо видно, — и уйдет чуть раньше врачей, оставив дверь открытой. Извини, друг, большего для тебя я сделать не могу!

Андрей взял со стола кусочек картона с адресом Котова, убрал в бумажник. Потом стер «пальцы» с тех предметов, к которым прикасался. Их было немного: телефон, пепельница, стол и спинка стула. Замок и ручка двери — потом. Андрей встал сбоку от окна, прикрытый шторой так, чтобы видеть арку и не светиться самому. Он ждал «скорую» и думал, что делать дальше. Ничего путного в голову не приходило. А что тут вообще может быть путного? Полный абзац! Операцию надо сворачивать. Это только в кино герой в одиночку решает все вопросы. В жизни такие номера не проходят. Серьезное дело требует серьезной подготовки. Замочить Котова можно, в принципе, и без помощников. Но этого мало. Нужно сначала узнать про этого «Валеру». Тем более что «Валера», видимо, и есть «Черный».

Да, ни хрена из этого не выйдет. Котова нужно допросить, а ты — уже рядовой гражданин, и никакого права на это у тебя нет. Значит, необходимо делать все это втихую, нелегально, т. е. незаконно захватить, незаконно, с применением насилия (без этого не обойтись!) выбить информацию. А после этого… Профи мог бы убить Котова по праву. Незаконно, но по праву. А ты? Ну ладно, ладно! Сегодня же сливаю всю информацию в ФСБ, пусть занимаются…

Профи застонал. Андрей бросил на него взгляд. Так смотрят на сломавшийся инструмент. Жаль, дескать, хорошая была штуковина. Теперь придется новую покупать.

У Петрова возможности купить новую «штуковину» нет. Есть, конечно, человек, даже два, на которых он может положиться. Но втягивать их в преступление, хоть и «во имя Справедливости», Андрей не мог.

Профи снова застонал и что-то невнятно пробормотал. Дрогнули и открылись веки.

— Ну, слава богу, — сказал Петров, — очухался. А я уж испугался. Подумал, ты того… зажмуриться решил. Как себя чувствуешь?

Сергей пытался что-то сказать. Получалось плохо. Правой рукой он начал тереть лоб.

— У тебя есть какие-нибудь лекарства?

— Там… в холодильнике… синяя коробка. Андрей распахнул дверь «Минска», синяя коробка лежала на средней полке. Он снял пластиковую крышку и поставил коробку перед Профи:

— Которое тебе?

Профи выбрал две разные баночки, из каждой взял по таблетке. Петров дал воды.

— Что это с тобой такое? — без интереса спросил он.

— Ничего… иногда бывает, — ответил Сергей.

— Вот что… Слушай, Серега, скоро приедет «скорая»…

— Зачем? — сказал Профи своим обычным голосом, и Петров удивился тому, как быстро он приходит в себя.

— Затем. Я вызвал… Значит, так: про наш разговор забудь. Не было ничего. Лечись. Я пошел.

— Нет, партнер, постой, — Сергей поднялся со стула. — Что-то я тебя не понял.

«Где эта гребаная „скорая“?» — со злостью подумал Петров и автоматически посмотрел в окно. В арку въезжала серая «Нива» с тонированными стеклами. Андрей впился в нее взглядом. Номер? Не тот. Он было повернулся к Профи, но уже через секунду вновь смотрел в окно. Машина медленно катилась по разбитому асфальту. За темными стеклами ничего нельзя было рассмотреть, но майор уже узнал длинную и широкую царапину на заднем правом крыле и два хлыста антенн. Этого не должно быть, но это есть.

— Что ты тыквой крутишь? — услышал он голос Профи. — Разговор только начинается.

«Нива» доехала до маленькой стояночки у трансформаторной будки и красиво развернулась. Тонированные стекла с видимой стороны наполовину опустились. С водительского места, вертясь, вылетел окурок.

— Стой, Серега, — сказал Петров, — посмотри-ка туда. Только аккуратно, из-за шторы.

После фразы «Все забудь или лечись» Профи уже не доверял «партнеру». Отвлечь внимание, перевести стрелку — ментовские штучки для лохов. Но в голосе майора было нечто, что бывший секьюрити опознал, как сигнал тревоги. Он посмотрел в окно.

— Видишь «Ниву»?

— Ну и что? Она и вчера здесь стояла. Я как раз Зойку высматривал. Она машину там же ставит, у будки. — Профи потянулся за сигаретой. — Объясни, партнер, в чем дело.

— А раньше она в вашем дворе появлялась? — быстро спросил Петров.

Он уже включился в работу и сейчас пытался понять, за кем — за ним или за Профи — приехали бойцы Котова. В совпадения он не верил.

— Раньше не видел, — отозвался Сергей. Голова у него все еще болела, но уже меньше. — За тобой, что ли, хвост?

Из машины вылез здоровенный бугай в джинсовой куртке и вразвалку пошел вдоль дома. Петров начал догадываться.

— Нет, — сказал он, — не за мной. Зоя скоро вернется?

Сергей посмотрел на него внимательно, потом взглянул на часы.

— Минут через десять-пятнадцать. — Он немного помолчал и спросил:

— Кто такие и что им нужно?

Начинался дождь. Бугай дошел до арки и там остановился.

В одном из кабинетов следственной службы ФСБ трое мужчин просматривали видеокассету. Запись начиналась с эффектной панорамы «Золотого миллиарда» и продолжалась сто сорок четыре минуты. Заканчивалась титрами: «Григорий Лившиц», написано русскими и латинскими буквами и номер гришкиного телефона. Оператор он, действительно, оказался толковый. Можно сказать — талантливый.

В массе отснятой ерунды (интерьеры клуба: холл, два зала, бар, бильярдная, люстры, свечи, камины, изысканно сервированные столы, разодетые гости со своими подружками, вышколенные официанты, охраняемая стоянка, заполненная иномарками, и тому подобное) офицеров интересовали только два конкретных человека. Первый час просмотра оказался бесплодным: ни Котов, ни Берг не мелькнули в кадре ни разу. Уже появилось опасение: не хотят светиться и умело избегают камеры. Не исключено, что кассета окажется «пустышкой».

На семьдесят второй минуте на экране появился Виктор Котов. Он вальяжно беседовал с двумя крепкими молодыми мужиками в дорогих костюмах. Офицеры понимающе переглянулись: собеседники Котова принадлежали к известной питерской группировке. Авторитеты. Интересно, но не то, не то… Неужели «пустышка»?

«То» оказалось на сотой минуте. Котов и Берг стоят на балконе, у перил. Практически — лицом к камере. Берг что-то говорит Котову. Фраза короткая, всего несколько слов. Пять-шесть, не больше. Секундная пауза и — ответ Котова. Тоже всего несколько слов. Берг, демонстрируя невоспитанность, отворачивается от своего визави.

— Похоже, увидел камеру, — прокомментировал Авдеев.

— Похоже, так, — отозвался Рощин, — давай-ка еще разок. А ты, Паша (обернулся к Крылову), организуй сурдопереводчика.

Крылов поднялся и вышел из кабинета. Кассету досмотрели до конца. За сорок четыре минуты Котов появлялся в кадре дважды, а Берг ни разу.

Праздник закончился фейерверком.

В полуопущенное стекло «Нивы» залетали капли дождя. Время появления «объекта» приближалось, и разговор в салоне стих сам собой. Операция, конечно, плевая, процентов на девяносто пять безопасная. Но пять-то процентов риска остаются. Элемент случайности, никуда не денешься.

Конь в проеме арки дважды провел рукой по коротко остриженной голове. Едет!

— Приготовились, — сказал Боксер.

Шевельнулось в груди какое-то нехорошее предчувствие, но он сразу задавил его, загнал вглубь.

Мокрушник с сигаретой во рту вышел из левой задней двери и не спеша прикурил. Из арки выехала знакомая «двойка». Когда-то она была белого цвета. «Белая, как фата нашей дорогой невесты», — сказал дядя Самира на свадьбе, вручая ключи с золотым брелком. Брелок давно потерян.

Зоя вела машину медленно, объезжала выбоины. Сквозь забрызганное лобовое стекло, косо пересеченное трещиной, она издалека увидела, что ее традиционное место у трансформатора занято. Ладно, приткнусь рядом.

«Все— таки правильно я рассчитал», -похвалил сам себя Боксер, когда ржавенькая «двойка» встала сбоку. Расстояние между машинами — метр. Мокрушник галантно прикрыл дверцу «Нивы», чтобы не мешать даме. Зоя заглушила движок и перегнулась на заднее сиденье. Там лежали пакеты с продуктами.

Боксер увидел изящный наклон стройного тела, загорелую шею, контрастирующую с золотистой соломой волос. Жалко немного, красивая баба!

Мокрушник выплюнул на асфальт сигарету.

Зоя переложила пакеты вперед и вылезла из машины. В ту же секунду сильная рука крепко сжала ее запястье и тихий голос сказал:

— Быстро в тачку, сука.

Она ничего не успела понять или ответить. Вторая рука захватила волосы, пригибая вниз и подталкивая к распахнутой дверце «Нивы». Было больно.

— Стоять! — закричал кто-то властно. — РУОП!

Мокрушник первым увидел двух мужиков, бегущих от соседнего подъезда. Оба высокие, быстрые, резкие. «Засада!» — понял он. Расстояние в двадцать метров преодолевается за три-четыре секунды.

Мокрушник с силой отшвырнул Зою. Она упала на капот «двойки».

— Стой, — снова закричал мужик, который бежал вторым и вскинул руку с черным предметом.

Первый, бородатый, бежит молча. В руках пусто. А на лице написана такая ненависть, что Мокрушник понял — это смерть. Он рванул из оперативной кобуры под левой рукой пистолет и выстрелил поверх крыши автомобиля. Бах!

Только при звуке выстрела прямо над головой Гришка расчухался и включил стартер. Одновременно он нажал на газ, и движок взревел на чумовых оборотах. Боксер что-то кричал, визжала, стоя на коленях, Зоя. Мокрушник хотел поразить бородатого, но вместо этого за плечо схватился второй мужик. Тот, который кричал: «РУОП!».

Бородач приближался стремительно. Гришка бросил «Ниву» вперед, навстречу ему. В одно мгновение бородатый вскочил на капот — Мокрушник выстрелил второй раз — и на крышу. В шести метрах от них у майора Петрова дернулась голова и из маленькой черной дырочки над левым глазом выплеснулась струя крови. Он еще продолжал идти вперед, когда бампер «Нивы» ударил по ногам, подбросил и опустил на горячий капот. Туда, где только что был Профи. Слабеющая рука ухватилась за хромированный стеклоочиститель, и прямо на Гришку уставилось окровавленное одноглазое лицо с расплющенным носом.

— А-а-а! — закричал он и, не переключая скоростей, продолжал давить педаль газа. «Нива» скакнула вперед, тело Андрея Петрова съехало набок и исчезло слева. Остался только розовый потек на стекле.

Всего этого Профи не видел. Он поднимал с колен Зою. За спиной лежал мертвый враг. Он не смотрел на тело Мокрушника, но точно знал — мертв. Он знал это уже тогда, когда в прыжке с крыши автомобиля пушечно «выстрелил» ногу в голову врага и почувствовал ломающуюся, хрустящую кость.

Водитель «скорой» не успел затормозить, он только резко вывернул руль вправо, и «Нива» в бешеном галопе ударила по касательной в левый борт, разрывая ржавое железо дряхлого «Рафика». От удара срикошетила сама и растерла по стене арки жирное тело Коня. На скорости около семидесяти километров, опасно кренясь в повороте, «Нива» выскочила на улицу. Визжали колеса. На длинном хлысте — антенны — как флаг — трепетал оторванный рукав джинсовой куртки. Синюю джинсуру украшала россыпь красных капелек.

Через семнадцать секунд, совершая обгон по встречной полосе, «Нива» лоб в лоб встретилась с груженым панелевозом. Высокая скорость, мокрый асфальт и незастегнутые ремни безопасности сделали свое дело — Боксер и Гришка погибли на месте.

Следователь ФСБ Павел Крылов созвонился с экспертом-сурдопереводчиком Верой Павловной Грибановой. Вера Павловна была в отпуске, постоянно жила на даче, и Крылову просто повезло, что она оказалась в городе.

Он выбил в гараже машину (не так-то это легко, материально-ресурсное обеспечение ФСБ сильно изменилось со времен «проклятого коммунистического прошлого») и поехал за Грибановой на Гражданку. Шел дождь, на Литейном мосту образовалась пробка из-за аварии. Пробка по той же причине была на Свердловской набережной и дальше, на железнодорожном мосту у Пискаревки. В результате обратно, в Управление, вернуться удалось только через полтора часа.

Их ждали. Две фразы, которыми обменялись в «Миллиарде» Котов и Берг, могли дать ключ к решению. Могли и не дать, оказаться пустым трепом. Например, разговором о футболе… Но у всех офицеров следственной группы уже было чувство: есть! должно быть!

Несмотря на охвативший следователей охотничий азарт, Веру Павловну сначала угостили чаем с лимоном. Уже дважды она проводила для ФСБ весьма сложные экспертизы. В управлении Веру Павловну знали и относились с глубоким уважением. Засвидетельствовать почтение в кабинет Рощина лично зашел начальник следственной службы подполковник Любушкин.

Ритуал чаепития занял десять минут. Спустя еще четыре минуты эксперт-сурдопереводчик Грибанова озвучила микродиалог «Котов-Берг». До того момента, когда галантный Паша Крылов пошел провожать Веру Павловну к дежурной «Волге», офицеры от каких-либо комментариев воздерживались. Но когда дверь за ними закрылась, всегда сдержанный, уравновешенный майор Рощин выбил пальцами на столешнице замысловатую дробь и сказал:

— В десятку! Этими словами мы господина Котова, мужики, привяжем крепко. Аллее!

А слова были такие. Берг: «…пятьсот. Для Бегемота это не сумма». Котов: «Одна девчонка стоит больше».

Дождь за окном все шел и шел и не было никакого чувства победы.

Зоя была сильно напугана, но невредима. Это главное. Чувство облегчения пришло мгновенно и оказалось бездонно-глубоким. Никогда в своей жизни Сергей Круглов не ощущал такой щемящей нежности. На Зоином лице блестели то ли слезы, то ли дождинки, глаза были широко распахнуты, и Профи смотрел в их зеленую глубину. Этого счастья Господь отпустил им одну секунду… спешит у него хронометр.

После грохота — почти в упор! — выстрела, скрежет сминаемого, рвущегося металла, показался негромким. Но вслед за ним донесся крик. Многократно усиленный сводом арки, он резанул по ушам и по нервам. Партнер! — сообразил Профи и обернулся назад, одновременно сбивая с ног, закрывая собой Зою. Навыки на уровне инстинкта не вытравили ни ранение, ни полуторамесячная пьянка.

Крик оборвался, захлебнулся страшненьким хлюпающим звуком — это всасывали воздух легкие Коня, пробитые обломками ребер. Стало тихо. Профи услышал ровный шорох дождя по асфальту и ухватил всю картину сразу. Он увидел высоченную, в два этажа, арку дома с приткнувшейся «скорой» справа и огромным сине-красным мешком слева. Стену над «мешком» рассекал широкий алый мазок.

Прямо перед глазами лежал на спине труп отморозка, который напал на Зою. Откинутая в сторону правая рука сжимает пистолет, «ИЖ-71» — определил Профи, облегченный вариант ПМ. Точно такой был у него в бытность охранником. Оружие притягивало, и он автоматически протянул руку.

— Нет! — закричала Зоя. — Нет!

У нее, похоже, начиналась истерика. Профи отдернул руку, пистолет остался у мертвеца. Невидимый маятник качался, роняя капли крови между мертвыми точками. Всхлипывала, зажимая рот, Зоя. Сыпался с неба мелкий, противный дождь. Майор Петров с дыркой в голове лежал в нескольких метрах и смотрел в небо открытыми глазами. Профи не видел его за грудой земли и строительного хлама. Уже начали появляться люди в окнах. Истошно завизжала женщина в арке. Водитель «скорой» вылез из машины и остановился как вкопанный. По пыльному асфальту, скуля, полз окровавленный центнер мяса.

Партнера нигде не было. Это беспокоило Профи. Захватить и увезти с собой его не могли: слишком мало времени. Да и приходили не за ним, за Зойкой. Раненый в арке? Нет, не он, так быстро добежать до арки — нереально… Где ты, Партнер?

Под рукой всхлипывала и вздрагивала Зоя.

— Спокойно, зайчонок, спокойно, — тихо сказал Сергей. — Они уже ушли, и все хорошо… Все уже хорошо. Они не вернутся.

Он целовал Зою в мокрое лицо, ощущал солоноватый привкус и захлебывался от нежности. В какой страшный момент открыло ему свое лицо счастье! До самых последних секунд он и понятия не имел, что любит эту женщину, что она так ему дорога. «Не плачь, зайка, не плачь». Неужели только страх потери может открыть глаза? Не плачь, зайка, не плачь. Все хорошо.

Они стояли на коленях посреди дождя и огромного нереального мира. Из Зойкиного пакета раскатились ярко-красные помидоры и легли архипелагом на асфальте. Они покрылись капельками дождинок и выглядели ненастоящими. Ненастоящим казался труп в метре от их коленей. Ненастоящим казался вороненный пистолет в его руке. Фальшиво звучал женский крик в арке. И только темно-коричневый старый, потертый кожаный бумажник в луже был реальным. Партнер перегнул его, почти свернул в трубку, пытаясь запрессовать бандитов несуществующим стволом… Кожа еще не распрямилась до конца и хранила следы этого перегиба.

Ноги в бело-красных кроссовках, торчащие из-за битого кирпича, стремительно вернули Профи в реальный мир. Он узнал и кроссовки, и бумажник. И все понял. Он уже знал, что увидит за кучей строительного хлама, когда поднимется с колен. «Не плачь, зайка, не плачь. Все будет хорошо».

Да ни хера уже хорошо не будет! Никогда. И надо подняться с колен и проститься с Партнером. С другом.

Зоя мгновенно ощутила произошедшую в нем перемену и испытующе посмотрела в лицо. Впервые за полтора месяца их совместной жизни она почувствовала исходящую от Сергея волну нежности. Она была такой мощной, что погасила страх, пробилась сквозь абсурд реальности, ошеломила. Такого Сергея она не знала. Даже в постели с ним не бывало ничего подобного.

Но это продолжалось меньше минуты. Зоя посмотрела в лицо и увидела плотно сжатые губы и неподвижный взгляд. По разномастной бороде стекала вода. Зоя ощутила, что он — далеко-далеко. И зовут его не Сергей — Профи.

Отстранив Зою, Профи поднялся и пошел по луже к Партнеру. По дороге он нагнулся и зачем-то поднял бумажник. Путь его был долгим. У тела Партнера он остановился и, неловко потоптавшись, сел на кирпичи. Водичка, стекающая с лица Андрея, была розовой. «Певчему же он, а не я?» — подумал Профи. Ответ на этот вопрос он найдет позже, значительно позже. Сейчас же мысли разбегались, метались, как стая мальков на мелководье. Болела голова.

Он знал, что нового приступа не будет — дважды в день не бывает. Вернее, не бывало до сих пор…

Негромко засмеялась Зоя. Сергей посмотрел недоуменно: что? Она, продолжая смеяться, качнула головой: ничего, мол, все в порядке. Не будешь же ему объяснять, что вдруг она подумала: кино. Дешевенькая мелодрама, финальный эпизод… Герой всех победил, спас возлюбленную и теперь прощается с погибшим Другом. Звучит мексиканская музычка, зрители лузгают семечки. Думать так было нечестно, несправедливо, стыдно, но ничего поделать с собой она уже не могла и продолжала смеяться. «Наверно, я все-таки стерва».

В арку дома, одышливо урча двигателем, въехал милицейский «УАЗ». Из него выпрыгнули двое в форме, с автоматами. А еще через тридцать минут во дворе будет полно народу и в форме, и в штатском.

Совещание по выводам экспертизы продолжалось в ФСБ более двух часов. Трехмесячная работа по «гремовскому делу» дала первые результаты. На втором этаже известного всему Санкт-Петербургу дома на Литейном, в кабинете майора Рощина, собрались пятеро мужчин. Окно выходило во внутренний двор огромного здания. Быстро смеркалось, шел дождь и в сумерках за окном смутно была видна галерея, соединявшая основной корпус со следственным изолятором. Издавна ее называли «Коридор плача». Во времена иные по этому коридору прошли тысячи человек. Прошли в один конец. Обратной дороги не было. Ни для виновных, ни Для безвинных…

Пятеро собравшихся в кабинете сотрудников следственной службы знали эту горькую правду лучше других. Именно на КГБ в конце восьмидесятых легла основная работа по реабилитации. Один день в неделю каждый сотрудник Комитета проводил за изучением архивных дел. С пожелтевших страниц выплескивалась ложь и предательство. Сочилась сукровица боли. Зябко и противно становилось от чтения этих дел. У молодых офицеров, родившихся много лет спустя после смерти Сталина и Берия, сжимало сердце, когда неграмотная колхозница из Волосовского района давала показания о своей работе на британскую и одновременно — японскую разведку.

Теперь у нас государство, понимаешь, правовое. На практике это означает, что воровать, брать и давать взятки, убивать конкурентов и даже сливать секретнейшую информацию можно почти безнаказанно. Если есть высокие покровители или много денег. Два этих рычага позволяют в случае разоблачения включить в дело «независимую» прессу и свору адвокатов. Тогда предатель становится борцом за экологию, взяточник — узником совести, а гомик — растлитель из Законодательного собрания — жертвой клеветы.

Бригада купленных деляг от журналистики и юриспруденции навалится всем кагалом, начнет активно готовить «общественное мнение». Еще в процессе следствия многократно будет поставлена под сомнение компетентность экспертов, следователей, прокуроров. Одновременно будет проводиться обработка свидетелей. Кого не удастся купить, того навестят бритоголовые гоблины. Сочетание всех этих методов обычно дает Анкл Бэнс — неизменно превосходный результат! Не зря же мы построили правовое, понимаешь, государство.

Всю эту механику следователи ФСБ знали отлично. Противостоять напору адвокатской банды можно только одним способом — собрать железные улики. А вот их-то и нет. Пока нет.

— Фактически, — сказал Рощин, — мы на данный момент имеем: первое (он загнул большой палец правой руки) — доказанный факт знакомства Котова и Берга, подтвержденный фото-, видеоматериалами, показаниями свидетелей. Ну.и что же это нам дает? В оперативном плане немало. Бесспорно… Но толковому адвокату — на один зубок.

Рощин обвел взглядом своих подчиненных. Все они — опытные, зрелые следаки. И пашут не за деньги. То, что Рощин говорил сейчас, каждому из них было и так ясно. Майор просто резюмировал все в сжатой, предельно лаконичной форме.

— Второе, — он загнул указательный палец, — расшифрованный фрагмент разговора. Вот это уже серьезно. В оперативном плане — козырной туз. На этом Котова можно колоть. С этим уже можно идти в прокуратуру. Но…

— Тому самому толковому адвокату на другой зубок, — отозвался Авдеев, нарушая субординацию, на это здесь внимания не обращали.

— Верно. Зубки у наших адвокатов сплошь импортная металлокерамика. — Рощин улыбнулся. — Итак, вариантов у нас всего три. Первый, — и он снова загнул большой палец, — берем Котяру и колем. Одновременно допрашиваем его юную пассию на предмет алиби. Обязательно должен быть положительный результат. Я в это верю… Второй вариант (загибает палец): организованное, длительное наблюдение за Котовым. Результаты могут быть замечательные, а могут и нулевые.

Рощин на. несколько секунд замолчал. Он чувствовал пульсацию крови в висках. Начинало подниматься давление. Лучше всего было бы сейчас помассировать затылок. Но при подчиненных он этого не мог… Ровным голосом продолжил:

— Кроме того, сил на серьезное, — а только такое и необходимо — не будем забывать: Котов — не лох… Так вот, на серьезное наблюдение сил сейчас недостаточно. Да и времени нет. Сами понимаете…

Снова в кабинете повисла тишина. Все понимали. Четыре дня назад, в понедельник, пули киллера прошили «Вольво» и тело вице-губернатора Санкт-Петербурга. Резонанс на «самом-самом верху», на кремлевском Олимпе, был ошеломляющим. На похороны своего личного друга прилетел с Олимпа рыжий заместитель самого Зевса. Над могилой он произнес грозные слова:

«Или мы их, или они нас». На раскрытие убийства были брошены огромные силы: ФСБ, МВД, прокуратура. С расследования других, «второстепенных» дел людей снимали пачками. Чего уж…

— А третий вариант? — спросил негромко капитан Мякишев. — Вы, Сергей Владимирович, упомянули три варианта.

— Третий-то? — Рощин посмотрел на капитана очень серьезно. — Третий, мужики, самый эффективный.

Он обвел офицеров взглядом. Чувствовал, что сейчас его слушают с особенным вниманием. Гадают, что же за «третий вариант».

— Самый, мужики, эффективный. Передаем материалы на Котова в ГРУ. И через час он сам им все расскажет.

Впервые за час в кабинете прозвучал смех. Шутку оценили.

Реальным, рабочим вариантом был признан первый: брать и колоть на горячем Виктора Котова. Одновременно — его несовершеннолетнюю любовницу Лидию Бирилюк. Еще более часа прикидывали сценарий задержаний. Если с Бирилюк особых сложностей не предполагалось, то с Котовым следовало предусмотреть возможность активного сопротивления. Возможно, вооруженного. Возможно, с участием его гоблинов. Они теперь тоже борзые все стали. Те в основном, кто зону не нюхал. Быки, одним словом.

Такое значение сценарию задержания Котова придавали не потому, что тот мог оказаться вооруженным и готовым на крайности… Это все, как говорится, «уже проходили». Ребята из группы захвата обламывают самых крутых и отмороженных. И даже не потому, что обстоятельства не оставляли времени на обстоятельную разведку и подготовку, — импровизация профессионала на ходу дает иногда отличные результаты. Такое значение придавали проведению операции не потому даже, что привыкли беречь каждого своего товарища. Люди, которые ходят на задержания, во-первых, отлично подготовлены и, во-вторых: «Работа такая!». Такое значение предполагаемым обстоятельствам ареста Котова придавали потому, что здесь привыкли работать чисто.

В 22.55, когда темнота за окном была уже непроглядной, майор Рощин устало захлопнул папку с документами и непроизвольно начал массировать затылок.

— — На сегодня — все, — сказал он. — Я сейчас на доклад к Любушкину. Ты, Витя, и ты, Костя… вы вдвоем обеспечиваете наблюдение адреса с семи утра. Мы, группа захвата, и ребята из наружки, на всякий случай, прибываем к восьми ноль-ноль. Что могли — обмозговали, остальное… по уму и по удаче. Всем спасибо, все свободны.

Сам Рощин освободился только около полуночи. После доклада Любушкину, после всех согласований с коллегами — «захватчиками» и «топтунами» — он еще двадцать минут сидел в кабинете неподвижно, с закрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что майор спит.

Боец спал, растянувшись прямо на песке. За день песок нагрелся значительно теплее воздуха. К боку Бойцу приткнулся щенок. Иногда он повизгивал во сне чему-то своему. Собачьему Морфею, вероятно. Солнце садилось за озером. Нижний его край уже зацепился за зубчатый профиль сосен и отбрасывал длинные черные тени.

Боец проснулся и некоторое время лежал не шевелясь, слушая тишину. Так он просыпался всегда. Лежал неподвижно, оценивая возможную опасность. Сейчас опасности не было.

Легко, одним слитным движением перевернулся и сел. Долго-долго, прищурившись, смотрел на солнце. Щенок, лишенный теплого человечьего бока, недовольно заворчал. Боец рассмеялся и подхватил его на руки.

— Вставай, волчонок! Нас с тобой на уху пригласили… под шорох камышей. Пойдешь?

Щенок залаял и завилял куцым, коротким хвостом. Солнечный диск спрятался уже наполовину, тени по озеру двигались все быстрей.

— Ну вот и хорошо, старый. Главное — не ссы. Все будет, как у дедушки. Сходим… покушаем рыбки.

Весело насвистывая, Боец начал одеваться.

Профи допрашивали в кухне, а Зою в комнате. Впрочем, уже через несколько минут к Зое пришлось пригласить врача. С той самой «скорой», которую Партнер вызывал к Профи и которую протаранила «Нива» котовских бойцов. Медикам пришлось оказывать помощь раненому, изуродованному Коню до приезда реанимационного автомобиля. Потом — дамочке из любопытствующих. Потом угрюмый, запыхавшийся опер потащил врача к Зое.

Истерики избежать не удалось. Она началась еще на улице. Подзатихла, когда Сергей залепил Зое пощечину. И продолжилась уже дома, в квартире, наполненной оперативниками. На самом деле оперов было всего четверо, остальные работали со свидетелями во дворе. Однако Зое казалось, что квартирка плотно набита наглыми молодыми мужиками. Они имели привычку неотрывно смотреть прямо в глаза и задавать вопросы одновременно. Это было невыносимо. Но она вынесла бы (вынесла же столько лет жизни с Бегемотом), если бы…, если бы не вспомнила то нападение. То, трехмесячной давности. Мистическое продолжение майских событий.

На нее нахлынуло. Сначала она перестала слышать голоса сыщиков, видела только беззвучно раскрывающиеся рты. Потом перестала различать лица. Потом закричала. Она не видела, как рванулся из кухни Профи. Он оттолкнул одного опера, но ловко был сбит с ног другим. Из комнаты подскочили еще двое и через несколько секунд Профи был уже прикован наручником к батарее. Разгоряченный мент с окровавленным лицом дважды ударил его ногой. В кухне сразу стало тесно от пяти крупных мужских тел. Под ногами хрустела разбитая посуда. Так начался допрос Сергея Круглова.

Врач с усталым лицом сделал Зое укол и посидел с ней минут пять. Когда он вышел из комнаты, в кухне было не продохнуть от сигаретного дыма. Из дыма кто-то фамильярно спросил;

— Ну что там, док, дамочка в шоке?

— Постстрессовый синдром, — сухо ответил врач.

— А допросить-то ее можно? — сказал тот же голос.

— Окно бы открыли, — ответил врач и на ходу добавил:

— Сами должны понимать — нельзя. По крайней мере нежелательно.

— А нам надо.

Он равнодушно пожал плечами и вышел из квартиры. Уже на лестничной площадке сообразил, что именно в эту квартиру его и вызывали. Возвращаться обратно страшно не хотелось, но профессиональный долг оказался сильнее. Они, люди из «скорой», отлиты из интересного сплава цинизма и милосердия. Поколебавшись несколько секунд, он толкнул незапертую дверь. Двое оперов уже устраивались на стульях около дивана с лежащей Зоей. Допрос продолжался.

Две головы быстро повернулись к нему:

— Что-то забыли, док?

— Нет… Ничего.

Врач вышел из квартиры и хлопнул дверью. Негромко щелкнул язычок замка. Слуга Гиппократа зашлепал вниз по грязным ступеням. До конца дежурства еще долго. Если, конечно, машина на ходу и водитель в состоянии сесть за баранку. Водители — они слабонервные. Не в пример врачам и ментам.

Машина оказалась на ходу, водила уже оклемался, но уехать из этого злополучного дома так сразу не удалось. Всю бригаду «Скорой помощи» тоже допросили в качестве свидетелей. После, в уютном салоне «Рафика», медсестра напоила врача горячим чаем из термоса и рассказала, что реаниматоры раненого все-таки не довезли — помер по дороге. «Вот я и спишу под него еще две ампулы морфия, — подумал врач. — Наташке на сапоги».

По— настоящему допросить Зою не удалось. После укола она быстро успокоилась, но на вопросы не отвечала. Бормотала бессвязно что-то о том, что судьбу не обманешь. Что пришло ее время платить. И зря погибли Настя и Томка. Нет, судьбу не обманешь. Все зря…

Потом она уснула. Оперативники поматюгались в адрес врача: что там вколол бабенке этот Айболит херов? И не поехала ли у нее крыша? Но Профи подтвердил, что еще в мае этого года была попытка нападения на Зою, но неудачная… Дело было громким, его знали не только в милицейской среде. История, закончившаяся в поселке Гремово, была на слуху у всего Питера. Опера задумались.

Профи увезли в РУВД, с Зоей попросили посидеть соседок, оставили номера телефонов.

Нутром оперативники уже понимали, что дело им досталось сволочное, хотя бы по количеству трупов. Такие дела всегда вызывают ажиотаж у населения и в прессе. Более того — пресса же его и подогревает. Рядовые убийства давно читателей не забирают, а тут — подарок. Нет надобности выдумывать истории про вампиров, НЛО, крыс-мутантов и прочую жуть.

В машине по дороге в РУВД все молчали. Опера пытались оценить для себя предварительную информацию. Уже сейчас становилось понятно, что дело, видимо, связано с давним, ставшим уже историей (пятимиллионный город пишет свою криминальную летопись стремительно) кровавым и не раскрытым «делом Хайрамова». На эту же мысль наводило появление неожиданной фигуры — бывшего руоповского майора. Мертвого, что еще хуже. Один из оперов вспомнил, что именно этот майор вел то самое расследование. Во, блин, пруха! Одна надежда на то, что дело РУОПу и передадут. Связь, в конце-то концов, даже невооруженным глазом прослеживается. А на хера нам ихние примочки?

Профи думал о том, какие вопросы ему сейчас будут задавать? И как ему держаться? Еще сегодня утром его не волновало ничего. Если бы эти мусора повязали его утром… Тогда, когда ему было еще (или — уже?) нечего терять. По-своему это была очень комфортная жизнь. Круглосуточно работающие магазинчики обеспечивали возможность забыться. В собутыльниках он не нуждался, а своей «свободой» не дорожил нисколько. Берите (если сможете!), вяжите, тащите на нары. Так было утром. До того момента, когда появился Партнер. Он запустил невидимый маятник, движению которого сейчас и следовал Серега Круглов по кличке Профи. Маршрут милицейского «УАЗика» жестко пересек крутую траекторию маятника. Он тянул вниз, а Профи уже рвался к новой мертвой точке. Там, в этой самой точке, его ждал мужчина с безупречными манерами и взглядом наркомана. Профи видел его всего несколько раз — Котов приезжал иногда к Бегемоту, но сейчас представил совершенно отчетливо. Так, как будто смотрел на фотографию.

До РУВД доехали быстро. Там Профи, не снимая наручников, быстро провели в безликий, отделанный светлым пластиком под сосну, кабинет. С ним остался угрюмый опер, остальные куда-то исчезли. Опер, не обращая на Профи никакого внимания, принялся строчить какие-то бумаги. Иногда он матерился сквозь зубы и грыз ногти на левой руке. Профи думал, что именно этот человек и будет его допрашивать. Это было ошибкой. Что с ним делать, обсуждали сейчас в соседнем кабинете трое других мужчин. А «зубогрыз» был оставлен для присмотра.

За стеной в это время начальник районного УР и двое его инспекторов быстро прокачивали ситуацию. То, что дело будет передано РУОПу, начальник розыска, опытный и тертый мужик, просек сразу. Хотя дело и произошло на его «земле», но, по подследственности и учитывая открывшиеся обстоятельства, обязательно передадут.

— Главное в другом, — внушал он операм, — попытаться сейчас, по горячим следам, раскрутить этого гуся. Получится — утрем нос РУОПу. Нет — отдаем дело, и хрен с ним. А шанс есть, есть. Что-то уж много всего здесь накручено. Бывший охранник Бегемота, бывшая жена Бегемота, бывший опер по делу опять же Бегемота.

— Этот Круглов точно что-то знает, — сказал опер по фамилии Мишин. — Но молчит.

— Вот и колите. Времени у нас нет. А обстановка в районе сами знаете какая. Нам хорошее, громкое раскрытие во как необходимо. Позарез.

Начальник розыска провел ребром ладони по горлу. Это был его характерный оборот. За глаза его так и звали — Позарез.

— Я думаю, — сказал другой опер, Быков, — что здесь все просто: ревность. Бывший муженек вполне мог прислать своих бойцов посчитаться с супружницей.

— Если это так, то Круглов определенно что-то знает, — отозвался Мишин, — он ведь сам из них.

— Нет, — сказал Позарез, — это не Бегемотовы быки. Ребята отзвонились с адреса — уже установили одного, некто Пименов, охранник мать-драть из агентства ПИП-клуб. Развелось их, как собак нерезаных…

— ВИП-клаб, — сказал Мишин.

— Что?

— Агентство это так называется: ВИП-клаб.

— А-а… Короче, надо крутить этого Круглова.

Втроем они вошли в кабинет, где сидели на стуле Профи и «зубогрыз» за столом.

— Снимите наручники, — сказал Позарез с порога.

Он взял стул и сел напротив Профи. Он любил импровизировать, и, надо признать, ему это удавалось. Открывая дверь, Позарез еще не знал, как будет строить допрос. Он работал «с колес». По наитию. Быстро оценив Профи, он понял — этого мужика прессовать бесполезно, закаменел внутри… Пока Профи растирал запястья, он еще раз проверил свои ощущения. Да, все правильно! С этим нужно говорить доверительно. Продолжил:

— Сергей, извините отчества вашего не знаю…

Профи промолчал.

— Вы здесь находитесь не как обвиняемый. Наручники — вынужденная мера. Ребята мне сказали — в драке вы не подарок.

Опера, рассевшиеся по свободным стульям, заулыбались. Не потому, что сказанное показалось им забавным. В выбранном варианте допроса — «доверительная беседа» -

Улыбка была необходимым элементом. Она расслабляет, снимает напряжение.

— Мы все понимаем ваше состояние, вашу тревогу за жену. Мы хотим вам помочь и надеемся на вашу помощь. Только вместе мы сумеем сработать как надо.

— Я готов, — дружелюбно улыбнулся Профи, и Позарез понял, что тянет пустышку.

Впереди были три часа допроса. Несколько раз менялась его тональность — от дружески-доверительной до «Ты же, сука, сгниешь в зоне». Профи упрямо гнул свое: ничего не знаю. С майором Петровым познакомился еще когда в больнице кантовался. Вроде как скорешились. Поддавали иногда вместе А чего? В баньке парились. Я, мужики, в баньке халтурю на Зайцева. Приходите. Всегда обеспечим сервис по высшему классу. Лады?

Профи гнал пургу, косил под «своего парня», простого, сильно растерянного происшедшим. Несколько раз он вскользь упоминал о своей травме. Намекал на потерю памяти, головные боли. Ну не варит репа, блин! Ну чего тут сделаешь? Профи гнал пургу и менты это понимали, подыгрывали. Давай, козлик, давай! Свисти сколько хочешь, расслабляйся. Когда совсем уверишься, что можешь переиграть тупых мусоров, — тогда и начнем тебя колоть. Да и ребята в адресе работают — вполне могут раскопать что-то.

Профи разрешили позвонить жене. Соседка ответила: спит. Он успокоился. И тогда менты перешли в атаку. Что ж ты, сука, нам осину гнешь? Ни хера не знаю, весь больной, в жопу раненый! Кто? Как? И почему? Ты чего, не понял — на тебе мертвяк! Мокруха! Ой, держите меня, девочки, — самооборона… Это мы будем решать — самооборона или нет, понял? Не судья, не прокурор — мы! А если на суде тебя и оправдают, то все равно в «Крестах» ты годик попаришься, усек? Выбор у тебя простой: или ты сливаешь всю информацию и идешь домой, к своей телке, или на нары. А там мы тебе райскую жизнь устроим. Думай, Серега, ты ж толковый парень! Мы тебе зла не желаем… Ну — кто за этим стоит? Бегемот? ВИП-клаб? Колись, милый, колись.

В Рязанском воздушно-десантном есть такая спецдисциплина «Допрос пленного». Профи знал, как вести себя на допросе, но, безусловно, тягаться с операми уголовного розыска ему слабо. Переиграть трех матерых сыскарей недоучившемуся курсанту? Нет, нереально. Специалисты расставлять ловушки, прессовать, запугивать, а когда нужно — выбивать признания, как правило, добиваются своего. При наличии двух условий: слабости человеческого материала и наличии времени. В данном случае материал был крепок, а времени мало. Как только прокурорский следак закончит работу в адресе, сразу закатится сюда. А у этого Круглова самооборона в чистом виде. Можно сказать, классика. Следак сыскарям не помощник, он растолкует этому лоху про его права. И все! Тюремкой уже не пуганешь. Можно, конечно, и со следаком договориться, иногда, бывает, идут навстречу. А вообще — законники херовы! — только под ногами путаются, работать мешают.

Профи косил под простака, понимал — ничего они ему не сделают. Максимум — упрячут на трое суток. Это мелочь. Выпустят обязательно. Вот только Зойку сейчас одну оставлять не хочется. Трудно ей одной и страшно. Да еще Котов! До него нужно добраться раньше ментов.

Сегодня они уже упоминали его контору «VIP-сlub». Значит, что-то знают или догадываются. Смог же Партнер вычислить, смогут и они. А если возьмут Котяру, то добраться до него будет трудно. Нет, надо отсюда выбираться, некогда мне в КПЗ париться.

Профи старался не раздражать ментов, отвечал вежливо. Он бы давно послал всех, а сейчас сдерживался. У него есть цель.

После трех часов занудных угроз вперемежку с «разговором по душам» заметно разочарованный Позарез сказал:

— Ладно, Круглов, пиздуй отсюда, но помни: если до твоей бабы все-таки доберутся, ты, бля, сам виноват. Я хотел тебе помочь.

Профи посмотрел на него внимательным взглядом и совершенно искренне сказали:

— Спасибо.

Когда дверь за ним закрылась, начальник уголовного розыска покачал головой и заметил:

— Крепкий мужик. Но кончит плохо.

Маятник отцепился от заднего бампера милицейского «УАЗа» и со скрипом пополз вверх.

В ближайшем ларьке Профи купил бутылку «Белого аиста». Здесь же, за ларьком, сделал несколько глотков из горла. «За тебя, Партнер! — подумал он, вытирая рукой губы. — Извини, что в такой обстановке. Впрочем, тебе все равно!»

Через двадцать минут он был дома. Зоя все еще спала. Соседки-пенсионерки смотрели «Санта-Барбару».

— Сереженька, вас отпустили? — спросила одна из них громким шепотом.

— Нет, сбежал, — зло ответил он. Не разуваясь, прошел в комнату и выключил телевизор. Экран черно-белого «Рекорда» погас.

— Все, бабульки, по домам. Баиньки.

Обе женщины поспешно ушли. Профи устало опустился на стул в кухне. Заметил, что следы его схватки с ментами исчезли: осколки посуды лежат в ведре, пол вымыт. «Зря я так с бабками», — подумал он.

Какое— то время он сидел совершенно неподвижно. В голове пустота. Абсолютная пустота. Затем налил себе полную чайную чашку коньяку и залпом выпил. Подкрашенный спирт со странным запахом обжег пищевод. Профи закурил и подошел к окну. Белая Зоина «двойка» стояла на своем месте. Рядом на асфальте краснел раздавленный помидор. У него мелко-мелко задрожали руки.

Директор клуба «Золотой миллиард» Владимир Петрович Макаров после ухода капитана Авдеева был явно не в форме. Точнее, он был раздавлен. В свое время молодой Вова Макаров подзалетел на валютке и близко познакомился с работниками КГБ. Времена уже наступили либеральные, сумма была незначительной и отделался Макаров легко. Однако испуг пережил сильный — при словах КГБ (или ФСБ) настроение стабильно портилось. Подвыпив, правда, любил рассказывать о том, что и он боролся с режимом, а «эти козлы гэбистские немало моей крови попили». Это дела прошлые. Теперь Владимир Петрович живет честно. Ну, почти. Во всяком случае, благопристойно, комфортно, небедно. И вдруг этот капитан Авдеев! В какие игры Котов со своим дружбаном играют — их дело, но втянутым-то оказался он, Макаров. Кассету он капитану отдал, но вот выполнит ли тот свою половину обязательств? Владимир Петрович был мнителен, жизненную школу имел неплохую и знал твердо: никому нельзя доверять! Никому! Тем более — комитетчику! Ведь подставит, гад! Из пакостности своей чекистской натуры подставит… В отместку, что он не сдал ему Котова сразу, когда он приходил в первый раз. В мае, кажется…

Владимир Петрович устроил разнос подвернувшемуся официанту, обругал уборщицу и заперся у себя в кабинете. Сидел, пил «Чинзано» и терзался. Если этот Авдеев запустит дезу о том, что Макаров собирает досье на членов клуба… Господи, даже думать об этом не хочется! Это равносильно смертному приговору. Это даже страшнее, потому что если приговор вынесло государство, то еще можно рассчитывать на помилование. А если этот же приговор вынесут «дорогие члены нашего клуба»? Тогда все, амба. Гроб точно можно заказывать. Помилований не бывает. Мораториев на смертную казнь тоже. И смертушка будет пострашнее, через пытки, через допрос с пристрастием: кому сливал информацию?

Любимый «Чинзано» казался безвкусным…

Ну, сука этот Авдеев. Ну, сука! Теперь уже Владимир Петрович нисколько не сомневался, что капитан ФСБ приведет свою угрозу в исполнение. Он взвинтил себя до той степени, когда страх руководит рассудком. Ему было душно, он потел и боялся возможного приступа астмы. Надо что-то делать. Но что? Разыскать этого Авдеева? Извиниться? Предложить денег? Так не возьмет. Эти не берут.

Владимир Петрович заходил по кабинету. Положение казалось безвыходным. Кто? Кто поможет? А ведь и некому. В такой ситуации никому ты не нужен. Когда второй раз подсел — помогли, не бросили. Адвокат, то-се, прокурора подмазали. Получил три, а мог бы и сейчас еще у хозяина отдыхать. Но там другое… А когда разойдется слушок, что Вова под клиентов копает…

У— у-у, суки! Шеф первый же… Стоп! Шеф… Надо упредить ход комитетчика. Надо все рассказать шефу. Как на духу. Если шеф поверит, он в обиду не даст, прикроет. А с ним мало желающих потягаться. Кто пытался -тех давно не видно и не слышно.

— Владимир Петрович опустился в кресло, ослабил галстук. Он почувствовал, что рубашка стала мокрой на спине и под мышками. Ничего, в шкафу всегда висят одна-две резервных. Ничего, ничего, главное — виден просвет. Главное — убедить шефа.

Директор «Миллиарда» снял трубку и набрал номер шефа, владельца нескольких ресторанчиков, кафе и магазинов. Формально, впрочем, он был нищим — все принадлежало жене и дочери с зятем. Единственным достоянием Сергея Павловича К. была вещь нематериальная — мандат депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга. Номер, по которому звонил Макаров, был «для своих», известен узкому кругу, и звонок проходил напрямую, минуя помощников. Шеф отозвался сразу:

— Слушаю.

— Сергей Палыч, добрый день. Макаров беспокоит.

— Добрый. Что у тебя?

— Сергей Палыч, исключительно ценю ваше время и никогда не стал бы беспокоить…

— Короче.

— Есть серьезная проблема. Но не по телефону.

— У тебя срочно? Пару часов терпит?

— Ну, пару часов…

— Через два часа буду у тебя. С гостем. Обеспечь все по высшему разряду. Понял? — Не слушая ответа, добавил:

— Тогда и поговорим.

Два часа вылились в реальных два двадцать, а для Макарова показались сутками. Он извелся, ожидая шефа. Несколько раз пытался отрепетировать свою речь, путался, сбивался. Наконец плюнул на все и решил — как выйдет, так и будет.

Он знал, что К. не любит пьяных, но все равно выпил изрядно, и к тому времени, когда «Чероки» с охраной и «Вольво-850» с хозяином и его гостем остановились у дверей «Миллиарда», был уже заметно пьян.

Хозяин со своим гостем, известным политическим телеобозревателем, сразу прошли в «янтарный» зал. Один из охранников с портативным приборчиком быстро, но тщательно обследовал все помещение. Двое других заняли кресла в холле — «предбанничке» зала. Вход туда был закрыт даже для директора клуба. Пришлось Владимиру Петровичу томиться еще около часа, прежде Чем К. вспомнил о нем. Хозяин разговаривал с наемной шестеркой, кем Макаров по сути и являлся, на том самом балкончике, где Гришка Лившиц снял фрагмент разговора «Котов-Берг».

Сергей Павлович выслушал сбивчивый рассказ Макарова с интересом, внимательно. Своего подчиненного он знал как облупленного — жаден Макарушка, корыстен без меры. За бабки на любую пакость пойдет, даже малолетками приторговывать не брезгует. Но трусоват. Собирать компру на членов клуба, каждый из которых обладает серьезными связями и деньгами, достаточными чтобы одним движением пальца сломать директору позвоночник, нет… не станет. К. смотрел на Макарова с иронией: в людях он разбирался отлично. Мотивация директора была ему понятна: страх. Трус пытается оправдаться раньше, чем ему предъявили обвинения. Что ж, страх — это хорошо. Это объективно. Управлять людьми можно только двумя рычагами: деньгами и страхом. Причем второе — предпочтительней.

— А ведь, наверное, прав твой чекист, — задумчиво сказал хозяин шестерке.

Макаров вытаращил пьяноватые глаза:

— Сергей Палыч, да я…

— Спокойно, Макарушка, спокойно, тебе верю… Бздиловат ты, чтобы такое дело самому закрутить. А чекист в другом прав: грех в нашем гадюшнике золотом грязи не найти.

— В каком смысле, Сергей Палыч? До Макарова еще не дошло. Он уловил только то, что шеф ему верит. Это победа, остальное мелочи. К. жестко усмехнулся:

— В том самом смысле, в смысле информации. Ладно, — он посмотрел на часы, — сейчас мне некогда, гость ждет. Завтра, нет, в понедельник, я к тебе пришлю человечка. Оформишь своим заместителем. Он знает, что делать.

Так в элитном питерском клубе «Золотой миллиард» начали создавать еще одну службу — службу сбора компромата. Впрочем, в этом деле они не были пионерами.

Профи разочарованно смотрел на кучу мусора. Минуту назад он вывернул мусорное ведро на пол, недавно старательно вымытый соседками-пенсионерками. Быстро все перебрал, но того, что искал — прямоугольного кусочка картона с адресом, — не обнаружил. До того, как во время разговора с Партнером он провалился в «черную дыру», прямоугольник лежал на столе. А дальше? Вот этого Сергей сказать не мог, и это тревожило более всего.

Адрес он запомнил сразу и — навсегда. Волновала судьба кусочка картона: где он? В чьих руках? Ответов на этот вопрос могло быть три. Первый (он же — не правильный): бумажонка с адресом в квартире. Точнее, в кухне. Улетела куда-то в процессе драки с ментами. Но только что он окончательно убедился в том, что это не так. Он прошарил в кухне и в прихожей все. На полу, за плинтусами, под столом, под холодильником, плитой и старым пеналом — его не было. Не оказалось и среди мусора. Он не «спрятался» внутри половой тряпки, не залетел на люстру и не прилип к швабре. Значит, в квартире его нет.

Профи выкурил сигарету и повторил обыск. Для очистки совести. Он уже понимал, что не найдет ничего. Так и вышло. Это автоматически влекло два других ответа: либо картонку с адресом забрали менты, либо ее прихватил с собой Партнер.

Профи склонялся к последнему варианту, самому неблагоприятному. Ведь, если в кармане убитого будет обнаружен адрес некоего анонима, он будет проверен обязательно. Возможно, уже проверяется. Нет никаких сомнений, что фигура Котова вызовет интерес у ментов. Скользкий и опытный Котов может вывернуться, тогда их встреча состоится. Может быть, чуть позже. Но состоится. А если его расколят? Тогда…

Профи прошел в комнату, сел на стул у изголовья спящей Зои. Она спит уже больше четырех часов. Что этот, чертов докторишка ей вколол? Дыхание Зои было ровным, лицо спокойно. Может, так и надо, может, это нормальная реакция организма? Ладно, пусть уж лучше спит. Снова он подумал, что мог бы сегодня потерять любимую женщину. Кто там в вышине заоблачной распределяет счастье так несправедливо?

Но в данном, конкретном случае апеллировать к высшим силам нет нужды. Человек, приславший машину с убийцами, известен. И приговорен. Вот только исполнение приговора могло оказаться под угрозой. И виной этому стал маленький кусочек картона в бумажнике мертвого мента. Профи не знал, не мог знать, что судьба Котова уже предопределена. Независимо от его, Сергея Круглова, решения, тонкий ценитель музыки и живописи, убийца и наркоман Виктор Котов уже попал в капкан, вырваться из которого нельзя.

Профи ничего не знал о только что закончившемся совещании в ФСБ. Не знал ничего и о том, что именно в эту минуту оперативники ОНОНа допрашивают сбытчика наркотиков., В процессе допроса он вспомнит, что несколько раз продавал кокаин молодой девице по кличке Бирюля. Однажды с ней был респектабельный мужчина, зовут Виктор. Еще с майских событий в Гремово ребята с ОНОНа всю информацию по кокаинистам передавали в обязательном порядке майору Рощину в ФСБ и майору Петрову (с некоторых пор капитану Тоболову) в РУОП. Завтра утром протокол допроса наркоторговца ляжет на столы офицеров заинтересованных ведомств.

Всего этого Профи не знал. А если бы узнал, пришел в ярость. Убить Котова — это его и только его право. А если не принимать во внимание лицемерные рассуждения «гуманистов» о том, что «месть — не христианское чувство», уже не право — обязанность. Профи, однако, даже и не пытался анализировать свои чувства или хотя бы сформулировать мысли. Он ощущал внутреннюю потребность отомстить. За дочь, за жену, за Партнера. За свою сломанную жизнь. За то, что даже теперь, когда у него отобрали, как он думал, все, захотели отобрать еще. Последнее. Наверняка последнее — Зойку. Он смотрел в ее лицо с закрытыми глазами и легким золотистым пушком над верхней губой. И чувство нежности к любимой женщине (еще несколько часов назад эти слова не приходили ему в голову) невероятным образом переплавлялось в жажду мести.

Профи встал, пустыми глазами обвел комнату. Зоину сумку он увидел на журнальном столике. Обычно она оставляла ее в прихожей. Он вытряхнул сумочку на полированную столешницу. Раскатилась всякая косметическая дребедень, кошелек, записная книжка и то, что он искал — ключи от машины. Техпаспорт он обнаружил между страничками книжки. Он лежал рядом с фотографией дочери, Лильки… вместо нее погибла Настя.

Профи сунул ключи в карман, техпаспорт положил обратно. Без надобности: во-первых, они так и не собрались оформить доверенность, а во-вторых — запах «Белого аиста».

Он еще раз посмотрел на спящую женщину и быстро вышел из квартиры. Дождь продолжался, в мокром асфальте скупо отражались фонари. Он прошел мимо того места, где еще совсем Недавно лежал Партнер, не останавливаясь. Даже не повернув головы. Дверца «двойки» оказалась не заперта. Профи пустил движок и, не дав ему ни секунды прогреться, врубил заднюю передачу. Он слегка довернул руль вправо. Сквозь шум работающего «на подсосе» двигателя звук лопнувшего под колесом помидора был неслышен.

Город к вечеру заметно опустел: поредели потоки машин, почти исчезли пешеходы. В тысячах домов светились десятки тысяч окон. За шторами текла невидимая, но спокойная жизнь. В конце недели, в дождливый августовский вечер питерцы сидели у своих телевизоров. Более десятка телеканалов предлагали им довольно однообразную мешанину из набивших оскомину конкурсов, викторин, эстрадных шоу и детективов. В основном американского производства. Попозже начнут крутить ужасы и эротику. Окна во многих квартирах погаснут далеко заполночь, когда уставшие за неделю люди улягутся в постель. Большинство из них никогда не задумывается над тем, что настоящий ужас живет не в телеящике. Он рядом, за стеной. Он бредет под дождем по вечерней улице и смотрит по сторонам злыми глазами. У него лицо обкуренного подростка. Ужас живет на наших улицах, он витает в подземных переходах и сбивается в стаи у ночных ларьков. У него может быть облик сержанта милиции или отчаявшегося от безденежья вчерашнего инженера-оборонщика.

У него много лиц… От него разит страхом, ненавистью и водкой. Водка или наркота нужны ему, чтобы заглушить собственный страх и усилить твой. Он хочет парализовать остатки твоей воли и насладиться своей властью над слабым. Ужас едет по ярко освещенному проспекту в новеньком «БМВ» и высматривает свою жертву.

На его шее блестит золотая цепь. С каждым днем он становится все сильнее, каждый день он вербует себе новых солдат. Жестоких, наглых и жадных. Он рядом с тобой, он уже в тебе. Ты не хочешь в это верить, но из переулка несется ночью чей-то крик. Настоящий. Как в телевизоре…

Дворники вяло размазывали дождинки по стеклу. Профи вел машину медленно и неуверенно. На углу Трефолева и Стачек почти под колеса вывалился пьяный, а на Обводном его едва не протаранил джип размером с «Икарус». Часть светофоров уже работала в режиме «нерегулируемый перекресток». Профи ехал на Васильевский. Маятник неумолимо двигался к мертвой точке. Изменить что-либо было уже нельзя.

В принципе все это было глупо. Кроме адреса и самой общей информации, у него ничего не было. Он даже не знал: а дома ли Котов? Уикэнд, лето, отпуска… Ну, а если дома? Такой человек, как Витюша Котов, дверь незнакомому не откроет. Даже если уверен в безобидности визитера. Да, глупо. Но все-таки Профи ехал к Котову. Он несколько лет проработал телохранителем. О том, как происходят покушения или похищения знал не понаслышке. Котов нужен ему живым, и эта задача вполне выполнима. Даже если «объект» имеет вооруженную охрану. А Профи безоружен и работает в одиночку. Он знал, что сумеет захватить и разговорить эту гадину. Но для этого требуется время на подготовку и предварительную разведку. «Будем считать, что сейчас я еду на разведку», — подумал он. Эта маленькая уловка мгновенно изменила суть происходящего, наполнила его смыслом.

Напряжение умирающего дня приобрело новое содержание.

Профи миновал мост Лейтенанта Шмидта и повернув налево, поехал по набережной. Мысли крутились вокруг захвата Котова. Брать этого подонка нужно только при выходе из квартиры или, наоборот, при возвращении домой. Все другие варианты нереальны. Недаром же именно этот сценарий практикуют киллеры. Хотя у них и задача проще — убить. Расстрелять или взорвать. А для этого не нужно приближаться вплотную. Приличный снайпер вполне уверенно решает задачу метров со ста. Профи этот вариант не подходит, ему нужен живой Котов. Котов — язык. Перед тем как умереть, он должен ответить на несколько вопросов. Лучше всего допрашивать Котяру в его же квартире. Вариант далеко не идеальный, но за неимением гербовой… Лишь бы он был в городе, лишь бы был. Ждать до понедельника — можно ничего не дождаться. Сейчас главное осмотреться, а с утра — в засаду. Только бы он был в городе… А охрана? Котов осторожен, напуган неизвестным «Валерой», запросто может быть охрана. Плевать. Охрана — один, максимум пара человек. Хёрня, сделаю. Должен сделать.

Профи выехал на Наличную. Гаишник на перекрестке со Средним проспектом сделал шаг навстречу и начал поднимать руку с жезлом. Профи посмотрел прямо ему в лицо. Вернее, в то белое пятно под капюшоном, где должно быть лицо. Жезл замер и опустился.

У «Прибалтийской» стояли сразу два милицейских «Жигуленка». Четверо ментов о чем-то оживленно спорили под дождем. Через минуту Профи медленно ехал по Морской набережной. Слева темной невидимой тушей слегка ворочался Финский залив. Ветер пригибал к земле низкие кустики. Профи нашел нужный дом. Он проехал вперед еще метров сто пятьдесят. Остановился. Прежде чем выйти из машины — выкурил сигарету. Вместе с открывшейся дверцей в салон ворвался ветер с дождем. Профи поднял воротник куртки и быстро пошел к бетонной десятиэтажной громадине.

Через две с половиной минуты он стоял у двери нужного подъезда. Квартира Котова на шестом этаже. Кодовый замок сломан, но в подъезде относительно чисто. Профи поднялся на лифте на последний, десятый этаж. Здесь была галерея графитти, прославляющая рэп, группу «Кино», поганки и кислоту. На крышу вела узкая стальная лестница. Под ней лежал пьяный мужчина с окровавленным лицом. Профи легко подтянулся наверх и толкнул крышку люка. С мерзким скрипом она приоткрылась, по лицу хлестануло мокрым ветром. Лады, может пригодиться.

Пешком он спустился на шестой этаж. Стальная, облицованная деревом дверь с панорамным глазком. Два замка: хваленый «невскрываемый» фирмы «Аблой» и нестандартный — под хитрый, Т-образный ключ. Когда-то Профи прослушал «курс медвежатника». Однако знания его были скорее теоретическими. Он понимал, что с обычной отмычкой тут делать нечего и оба замка ему не по зубам. Профи прижался ухом к двери: тихо. Так-то брат. Вот тебе и вся разведка. А чего ты ждал?

Внизу грохнула входная дверь, донесся стук Дамских каблучков и, несколько позже, звук поехавшего вниз лифта. Стопятидесятиваттная лампа заливала лестничную площадку ярким оветом. Профи стоял, прислонившись плечом к лакированному косяку двери. Разведка — постукивало в голове, разведка…

Лифт поехал наверх. Тихонько гудел электромотор. «А ведь он едет сюда», — внезапно подумал Профи.

Виктор Петрович Котов зажег свечи и критически осмотрел стол. Хорошо. Действительно, хорошо! По пятницам к нему приходила семнадцатилетняя шлюшка. Их «отношения» длились уже почти год. За это время Лидка Бирилюк из разряда «проститутка» почти перешла в разряд «любовница». Сначала она приходила только за деньгами: пришла — отработала — ушла. Постепенно странные сексуальные фантазии Виктора Петровича затянули ее. Кокаиновый мир, обогащенный музыкой, коньяком и незаурядной, в общем, личностью самого Котова, сверкал гранями фальшивых бриллиантов. А поверх всего этого лежали деньги: за каждый визит Витюша платил больше, чем маманя зарабатывает в своем НИИ за месяц. А денег Бирюльке нужно было все больше и больше: она уже «подсела на ноздрю». На своих сверстниц и сверстников, глотавших колеса, она посматривала свысока. Быдло! Что они понимают в кайфе? А в сексе? Трахаются, как кошки по подвалам. Ни ума, ни фантазии… Быдло, парии… Котовский яд уже глубоко проник в нее. Серебристый порошок припорошил остатки стыда, естественной брезгливости, затягивал, обманывал…

— Кока — это путь к Богу, — говорил нанюхавшийся Котов. — Это акт высшего творчества. Жизнь может казаться интересной только существам низшего порядка, париям, скоту. Личность? Моя личность раскрывается в серебре этого порошка, сейчас я велик, как Иоганн Себастьян. Впрочем, я выше… Моя звезда ярче. Я сам Бог.

Во время их встреч по пятницам Котов любил ставить маленькие сексуальные спектакли. К этому он относился с величайшей серьезностью:

— Если бы я работал в театре, Виктюк лизал бы мне ноги. В театре такая же серость, как и в жизни… Великий эстет Оскар Уайльд красил фиалку, которую носил в петлице, — естественный цвет казался ему блеклым. Он был революционером во всем: и в искусстве, и в сексе. Завистники обозвали его развратником малолетних и упрятали в крытую. Быдло!

Виктор Петрович зажег еще две высокие свечи и поставил их на пол возле небрежно брошенного ярко-алого шелкового покрывала. Складки шелка наполнились мягким переливающимся огнем. Он представил себе, как будет изгибаться на шелке юное белоснежное (загорать Лидке он категорически запретил) тело. В наручниках и черном кожаном мешке на голове. Облизнул сухие губы…

В прихожей раздался звонок. Виктор Петрович посмотрел на себя в огромное — в полстены — зеркало. Одернул китель и слегка поправил фуражку. «Хорошо», — подумал он о себе и. пошел открывать дверь. Огоньки свечей колыхнулись вослед.

Звук движущегося лифта приближался. Профи стоял неподвижно на ярко освещенной лестничной площадке и, казалось, видел его медленный подъем в бетонной шахте. Четвертый этаж, пятый… шестой… щелчок реле. Сейчас откроются двери. В два мягких, кошачьих движения Профи переместился влево и поднялся на ступеньку, укрывшись за стеной лифтовой шахты. Он прижался спиной к бетону. Открывание дверей он не только услышал, но и ощутил по легкой вибрации стены. Спустя секунду раздалось металлическое цоканье набоек и мокрый синтетический шорох: женщина стряхнула зонт. Сейчас она направится к одной из шести квартир на этом этаже.

Профи уже точно знал к которой: к первой слева, к стальной двери с двумя замками. Женщина сделала шаг. «Если сейчас она начнет искать в сумочке ключи, — подумал Профи, — плохо дело. Нет гада дома». Он стоял спиной к женщине, отгороженный двойной бетонной стеной. И все же «видел» ее. Молодая и красивая. Большего он «разглядеть» не мог. Она сделала еще два шага и подняла руку к звонку.

Сильно рванул ветер на улице, двумя-тремя этажами выше зазвенело разбитое стекло. Профи собрался и несколько раз глубоко вздохнул. Время остановилось, но часы продолжали идти. Только спустя секунд двадцать он услышал звук открываемой двери. «Не спеши, — сказал он себе, — это внутренняя дверь. Потом он еще будет долго смотреть в глазок».

Боец лежал на песке без движения. После этого он всегда чувствовал безмерную усталость. Россыпь крупных звезд смотрела на него из космоса. Всего в сотне километров отсюда бушевал циклон, обрушивая на Питер шквалистый ветер и потоки дождя. Тихо… как тихо. Стрельнул уголек в костре. Под самым берегом плеснулась рыба. Если бы сейчас его пришли брать, он бы не оказал никакого сопротивления.

На ущербном ошметке луны сидел Другой Некто. Он ухмылялся и болтал ногами. Как беззаботный подросток.

— Вставай, — сказал он каркающим голосом.

— Зачем? — отозвался Боец.

— Прибери за собой.

— Зачем?

Другой Некто спрыгнул с луны и темным облачком опустился рядом. Луна погасла.

— Чего ты в самом деле? — сказал Другой. — Вспомни, чему тебя учили. Не оставляй следов, и все будет о'кей… Кто тебя сможет найти? Тем более, взять?

Боец сел. Ныла спина, подташнивало от солоноватого вкуса крови. Сквозь темную фигуру Другого просвечивали слабенькие языки костра и угли, подернутые пеплом. «Бред, — подумал Боец, — бред. Нет никакого Другого, не хер перекладывать свое сумасшествие на призрак… Найдут — не найдут, а все равно кранты… Где волчонок?»

Он тихонько посвистел, потом позвал:

— Шарик, Шарик.

Темнота не ответила, только рассмеялся Другой Некто. Боец поднялся. Один миллиард звезд наблюдал за ним. Он начал снимать палатку. Работал быстро и бесшумно — как учили. Через восемь минут палатка, рюкзаки, сумки лежали в лодке. Сверху он навалил несколько крупных камней. Камни еще хранили дневное тепло. Волоком оттащил к лодке два тела, отрезал от спиннинга несколько кусков лески и привязал «все это» к резиновым уключинам. Черная вода ласково охватила тело. Толкая перед собой тяжело груженную лодку, поплыл от берега. Низко, над головой, пролетела какая-то птица.

В ста метрах от невидимого берега он перевернулся и лег на спину. В полной темноте, раскинув крестом руки, Валерка-Боец смотрел в лицо звездам и резиновый плот со страшным грузом бесшумно дрейфовал рядом. Красноватым пятном светился сквозь камыши костерок. Так он лежал около минуты, пока не почувствовал холода. Пора кончать! Острозаточенный нож прошил правый баллон лодки. Противно зашипел воздух, вытолкнул белое облачко талька. Боец развернул лодку и вспорол левый баллон, резина сразу обмякла. Он вложил нож в пластиковые ножны и быстро поплыл к берегу. Секунд через двадцать шипение сменилось громким булькающим звуком.

Он вышел из воды. Мокрая камуфляжная ткань плотно облепила тело. Боец сорвал одежду и присел у костерка. Было холодно, тело покрылось гусиной кожей. Другой Некто уже исчез, не было и щенка. В какой момент он убежал, Боец, конечно, не заметил. Он был занят…

Ключи от «восьмерки» лежали на глубине трех метров в кармане хозяина. Боец запустил руку под «торпеду» и оборвал провода. Быстро соединил напрямую — стартер в тишине заворчал разбуженным зверем. Ковыряться в нарушенной проводке, чтобы включить фары, не хотелось, и он повел машину вслепую, «на ощупь». Через две минуты клиновидное тело автомобиля взлетело над обрывчиком и, подняв фонтан брызг, шлепнулось в озеро. Машина погружалась с небольшим дифферентом в нос. Боец покинул салон, только когда колеса коснулись дна, а вода дошла до подбородка. «Все равно найдут, — подумал он, вынырнув на поверхность. — Мелковато, и вода светлая, чистая. А и хрен-то с ним! Но где же волчонок?»

Виктор Петрович прильнул правым глазом к окуляру дверного глазка-перископа. Конструкция гарантировала безопасность при выстреле в объектив. А великолепная цейсовская оптика высокой светосилы обеспечивала возможность наблюдения даже при слабом освещении.

Свою любовницу Котов увидел всю — от высоких туфель на платформе до маленького кокетливого берета на голове. Котов задержал взгляд на стройных ногах, обтянутых черными колготками. Хороша стерва! И — научилась одеваться. Вернее, он, Виктор Котов, научил. Когда он подцепил ее впервые — для «разового употребления» — шестнадцатилетняя Бирюлька вид имела более чем вульгарный. Девушка без комплексов. И все-таки Котов разглядел в ней нечто глубоко порочное. То, что собственно его и возбуждало.

Он повернул фиксатор одного замка и оттянул зубчатую рейку. Второй замок… Котов еще раз посмотрел в глазок — и ничто его не насторожило. Он скинул хромированную цепочку и распахнул дверь.

Со стороны могло показаться, что майор Рощин спит. Это было не так, он прокручивал в голове различные варианты завтрашней операции. Выходило, что все, в принципе, готово. Силы собраны достаточные; четверо ребят из группы захвата и шесть человек из службы наружного наблюдения. Это на всякий случай — если задержание будет менее целесообразным, чем слежка. Да еще автобус с аппаратурой радио — и электронного контроля.

После окончания совещания Рощин первым делом позвонил в «VIP-club» и, представившись клиентом, попросил соединить его с шефом. Дежурный предложил ему переговорить с одним из консультантов, но Рощин настаивал на разговоре только лично с Котовым. Он дал понять, что речь идет о серьезном заказе — обеспечении безопасности междугородных перевозок. Дежурный подумал и попросил перезвонить через полчаса: попробуем решить вопрос, оставьте, пожалуйста, свои координаты. Рощин назвал несуществующую фирму, зарегистрированную якобы в Москве. Пусть попробуют проверить за полчаса. В пятницу вечером. В другом городе.

Через тридцать минут Рощин перезвонил и дежурный сообщил, что ради встречи с клиентом шеф готов пожертвовать уик-эндом. Устроит ли завтра в десять? Вполне, спасибо. Дежурный задал еще несколько уточняющих вопросов, на которые майор Рощин ответил легко, уверенно и непринужденно. Для контакта оставил телефон. Вполне реальный, установленный на конспиративной квартире ФСБ. После проведения операции номер изменят.

Что ж, теперь была определенность: г-н Котов находится в городе, намеченная операция состоится завтра. Завтра он будет сидеть в этом кабинете и давать показания. В этом майор не сомневался. Опыт и интуиция подсказывали, что зацепились они надежно. Видеокассета, показания Лидии Бирилюк (пока нет, но будут) позволят прижать Котова крепко. Возможно, что-то добавят результаты обыска. Главное, добиться первых полупризнаний. Далее информация начнет нарастать лавинообразно. Только успевай отгребать.

Все построения майора Рощина были логичны и основывались на опыте и знании людей. Подтверждались многочисленными примерами из следственной практики. Комбинация, задуманная Рощиным, обязательно должна дать результат. На случай упорства Котова или его любовницы майор подготовил пару запасных ходов. Можно сказать, что операция шла к своему естественному завершению. Слишком много времени и сил вложено было в это дело, чтобы оно закончилось прахом, архивной пылью. Фактически следствие было уже обречено на успех. Оно было бы обречено на успех, если бы не Профи.

Котов распахнул дверь, и Профи сделал шаг из-за бетонной стены. Их разделяло два с половиной метра и девушка в коротком блестящем плаще. Еще их разделяла пропасть, из которой валил дым грёмовского пожара. В пламени трещали волосы на голове мертвой девочки. Несколько секунд двое мужчин смотрели друг на друга поверх плеча несовершеннолетней проститутки. А дым все валил и валил, сквозь него Профи с трудом различал остановившееся лицо Котова под блестящим козырьком гестаповской фуражки. Обернулась назад и вскрикнула Бирюлька.

Мгновенно все пришло в движение. Пытаясь поймать ручку двери, качнулся назад Котов. Отшатнулась Лидка и прыгнул вперед Профи. Одной рукой он захватил скользкий плащ и швырнул девушку в темный дверной провал. Одновременно нанес Котову сильный удар ногой в пах. Виктор Петрович охнул и опустился на пол. Профи аккуратно закрыл за собой обе двери. Два светильника «под ампир» отбрасывали тень на жавшуюся в угол Лидку. На полу корчился Котов. Голову Виктора Петровича украшала черная с высокой тульей фуражка. Черный гестаповский китель облегал тренированный торс.

Нижнюю часть наряда составляли дамские панталоны с оборочками и дамские же сапоги на высоком каблуке. На эту странную «форму одежды» Профи не обратил никакого внимания.

Он подошел к Бирюльке — девушка сжалась и закрыла глаза — и тихо спросил:

— Есть еще кто в квартире?

— Не… никого нет. Профи нагнулся к Котову.

— Есть кто?

— Нее коо-о…

— Отлично, — потрепал Котова по щеке, — просто отлично…

Ему захотелось сжать пальцы на горле этого ублюдка. Чистое, гладко выбритое, холеное лицо… Легкий аромат дорогой парфюмерии… кадык… Сжать пальцы… до хруста. Профи стремительно выпрямился. Бирюлька сняла белоснежный берет и комкала его в руках. Он сильно взял ее за локоть и быстро шепнул в ухо:

— Будешь слушаться — останешься жить. Поняла?

Она часто-часто — по-старушечьи — закивала. Профи посмотрел на Котова и прикинул: еще секунд тридцать он не представляет никакой опасности. В расширенных побелевших зрачках — боль.

Профи пошел по квартире. Бирюльку вел перед собой — для страховки. Навряд ли это украшает, но Профи не задумывался о таких нюансах. Разведка! Он заглянул в ванную — никого. В кухню — никого. Гостиная… много гравюр на стене, огромное окно в потоках воды… горящие свечи. Никого. Так, другая комната. Видимо, кабинет… Никого. Спальня… тоже пусто. Он вернулся в гостиную, мимоходом глянул на Котова — тот стоял на четвереньках и громко стонал. Лицо покрылось потом. Вид мужика в черном немецком кителе и дамских панталонах был омерзителен. Профи сплюнул под ноги, на голубовато-дымчатый ворс ковролина. В слабом свете свечей плевок лег черной кляксой и приковал к себе взгляды Бирюльки и Котова. В наэлектризованной атмосфере квартиры именно плевок казался пленникам Профи знаком беды… Постанывая, Котов дополз до спальни, попытался встать. Его качнуло. Падая, он ухватился за зеркальную створку встроенного шкафа. Она бесшумно отъехала в сторону, открывая темную глубину ниши. Профи, перешагнув через хозяина, откатил вторую створку и понял, что ниша, на самом деле, является небольшой комнатой. Интуитивно пошарил по стене справа и нашел выключатель — вспыхнули два кровавых бра на боковых стенах…

Странная это была комната… То, что раньше называли — «тещина», или кладовка. Помещение размером два на два метра было полностью оклеено черной блестящей бумагой. Из мебели — старинного вида деревянное кресло с высокой резной спинкой и подлокотниками. Полка на стене слева… Непонятные предметы на ней. Только приглядевшись. Профи понял, что это такое. В стену в нескольких местах ввинчены костыли с кольцами. С них свисают наручники, плети, кожаная сбруя черного цвета. Несколько секунд Профи смотрел ошеломленно. Подобное ему доводилось видеть только на порнокассетах… Чувство нереальности, бреда и абсурда все усиливалось. Он резко тряхнул головой и, сделав два шага вперед, снял с ближайшего кольца наручники. С удивлением убедился — настоящие.

Слабо вскрикнула Бирюлька за спиной. Профи стремительно обернулся. Виктор Петрович Котов стоял на полусогнутых ногах в проеме комнаты-ниши и держал в руке пистолет. На потном лице появилось подобие улыбки.

— Ну что, сука? — сказал он. — Не ожидал? Сейчас ты сдохнешь… мразь, плебей… сука.

Профи смотрел спокойно и внимательно. Страха не было вовсе. Он видел подрагивающие мокрые губы, дергающуюся щеку. Видел голые волосатые ноги, торчащие из высоких женских сапог. Дурдом, подумал он, а вслух сказал:

— Нет, это ты подохнешь, мразь.

— Котов дернулся, как от удара, вскинул пистолет. Профи швырнул ему в лицо наручники и резко нырнул вправо — вниз. Оглушительно ударил выстрел, обожгло затылок… Выстрелить второй раз «гестаповцу» уже не пришлось: Профи захватил руку с пистолетом и сбил его с ног.

— Смотри-ка, «Вальтер», — удивленно сказал он, осматривая «пушку». — Все-то у тебя — экзотика!

После выстрела, который стал результатом грубейшей ошибки — потери бдительности, Профи стал абсолютно спокоен. Ощущение нереальности прошло, он настроился выполнить то дело, ради которого пришел сюда. Через двадцать секунд Виктор Котов был прикован наручниками к кольцу над головой. Бирюльку Профи прикрепил за одну руку к другому кольцу, расположенному значительно ниже. Она могла сидеть на полу.

— Как тебя зовут-то? — спросил он.

— Лида.

— Ты этому — кто?

— Никто… по вызову я.

Профи задумчиво почесал бороду и сказал:

— Разберемся… Если к нашим делам непричастна — останешься живая. Если нет…

Профи выдвинул черное кресло из угла — длинная щепка отколота выстрелом Котова — и сел в него по-хозяйски, с пистолетом в руке.

— Приступаем к работе, — буднично сказал он. — Вопросов у нас сегодня много. Ну, слава богу, и время есть. А звукоизоляция здесь хорошая — окна-стеклопакеты, ковролин на полу… это кстати. Ты ведь, господин Котов, кричать будешь громко. Обещаю.

Федор и Галька — «сладкая парочка» бомжей, которые в мае вывели руоповцев на след Тереха, поменяли «прописку». Дело-то к осени, жить в доме без единого стекла скоро станет тяжко. Нашли подходящий подвал. Тоже, между прочим, непросто. Одни уже заняты такими же бездомными, другие — еще хуже — оккупируют по вечерам подростки. Эти — просто зверье! Особенно по отношению к бомжам, особенно когда подкурят или наглотаются какой дряни. Бывают жильцы нервные, чуть что — в милицию. Бывают подвалы, затопленные водой… как в нем жить? А зимовка-то долгая.

Ну, в общем, нашли. Не бог весть что, но… справили новоселье, обосновались…

Федор умирал. Днем он промышлял на рынке около метро «Академическая». Дождь лил с самого утра, без просвета, без перерыва. Все складывалось неудачно. Из-за погоды торговля шла плохо, ларечникам рабочие руки не требовались. Оставались пустые бутылки, но и тут получалось хреновато.

…В большой ржавой урне Федор увидел сразу три пивные посудины — полторы тыщи. Нагнулся достать, и в ту секунду тяжелая дубинка обрушилась на спину. Раздался смех. Двое младших сержантов ППС весело смеялись, глядя, как бомж влетел мордой прямо в урну. Здоровенный мордатый мент ударил бомжа беззлобно, несильно, но даже этого удара оказалось достаточно, чтобы хилый Федор крепко врезался грудью в металлический обод. В глазах потемнело, резкой болью перехватило грудь… Над головой смеялись. Он с трудом разогнулся, на лбу прилип окурок. Менты рассмеялись еще заливистей.

Те бутылки он все-таки забрал и «домой» вернулся не пустой. Пустому-то хоть совсем не приходи, Галька и так нахлебником зовет. Добрел, принес и выпить, и кой-чего покусать. Выпили, привычно поругались. А к вечеру боль в груди стала невыносимой, поднялся жар. Даже Галька — а баба она вредная, наглая, — почувствовала неладное.

— Может тебе, Федька, того… врача? А? Спросила и сама знала, что глупость.

Какой врач поедет в подвал к бомжу? Такие чудаки бывают только в кино, но не в жизни. А уж жизнь-то Галька знает. Через час Федору стало еще хуже, периодически он терял сознание, бредил. К полуночи — с удара ментовской дубинки прошло семь часов — он уже не приходил в сознание. (Младшие сержанты Бурчаков и Марченко в это время трахали в одном из ларьков молоденькую пьяную девицу.) Гальке стало страшно. Она вспомнила вдруг, как зло и беспощадно ругала Федьку. Иногда била. Если на опохмелку хватало только на одного — она всегда отбирала. Федор был неудачник даже в мире бомжей. Но все же они вместе прожили больше года. Почти семья… Это редкое явление. Когда она прошлой зимой болела, Федька доставал какие-то лекарства, принес банку малинового варенья. Выходил.

Она почувствовала, что в этой гребаной жизни на нее накатывает еще одна беда. Разве мало их было? За что же ты, добренький боженька, посылаешь еще? За что? Галька нащупала маленький крестик под грязным свитером. Этот крестик был единственным предметом из той жизни, где ее звали не Галька-Война, а Галина Васильевна. Тридцативосьмилетняя женщина (а на вид — все пятьдесят) в темном подвале заплакала от страха и одиночества.

— Сволочь ты, Федька, — сказала она. — Вот ты умрешь, а я что же? Я когда подыхать буду — хоть какая-нибудь сука по мне поплачет? Ох, господи! За что?

Бог молчал. Тускло светил огарок и хрипел Федор. В три часа ночи он затих. Заявлять властям о смерти бомжа-сожителя Галька не стала, не дура же. Запросто могут пришить дело. А чего? Самый реальный вариант поднять процент раскрываемости. На заказных не поднимешь, а тут совместное распитие, обширная гематома на груди, сломанное ребро. Бери, нахер, эту бомжиху — и коли! Заодно можно еще пару глухарей или квартирных кражонок ей подвесить. Колись, блядь неподмытая!

…Обломком доски она выгребла в песке яму, затолкнула туда тело. Допила за упокой души остатки водки. Засыпала яму в полной темноте — свечной огарок догорел, а другого не было.

Когда пьяненькая Галька-Война уснула, к могиле Федора собрались крысы.

Пятнадцатисантиметровый слой рыхлого песка они преодолели быстро.

В квартире Котова Профи пробыл два часа Двадцать минут. Целую вечность. За это время он понял, чем отличается спецдисциплина «Допрос» от реального допроса. Он вышел и плотно притворил за собой тяжеленную стальную дверь. Медленно двинулся вниз по лестнице, под мышкой он нес длинный предмет, обернутый красным шелком. Дождь на улице кончился, но Профи даже не заметил этого. Как пьяный он дошел до машины и уселся в холодное, выстуженное ветром с залива нутро, закурил. «Предмет» он бросил на заднее сиденье, шелк съехал и обнажил полированный приклад.

Впереди, метрах в ста, светился павильончик «24 часа». Профи пустил двигатель и подъехал туда. Это было не очень осторожно, точнее — глупо, но ничего поделать с собой он уже не мог. В магазинчике было тепло, играла музычка, витрина искрилась десятками бутылок алкоголя. Покупателей не было, негромко разговаривали кассирша и милиционер-охранник. Профи купил бутылку коньяка за восемьдесят тысяч, пластиковый стакан и пачку печенья. Расплатился из толстой пачки денег, «конфискованных» у Котова. И милиционер, и кассирша посмотрели на пачку удивленно.

Когда Профи вышел, мент быстро подошел к двери и засек номер Зоиной «двойки». Записал в блокнотик. Этот урод с шальными глазами сержанту определенно не понравился. Одет как гопник, тачка говно, а бабок — немерено! Хорошо бы проверить документы. Но сейчас сержант был не на службе, а на халтуре. И платят ему совсем не за то, что он проверяет документы у покупателей.

Профи отъехал недалеко. Он свернул во двор соседнего дома, заглушил двигатель и открыл коньяк. Наполнил стакан до краев и залпом выпил. Через несколько минут по телу разлилось тепло, к Профи вернулась некоторая способность соображать. Так, прикинул он, домой сейчас ехать нельзя. Ночью влететь запросто… гаишников, как собак нерезанных. Без документов, под стаканом, да еще с оружием. Можно, конечно, откупиться — деньги есть. Сколько именно он взял у Котова, Профи не знал. Запихнул, не считая, в карманы куртки. Он не считал это ограблением: деньги нужны ему на дело. На розыск Бойца, на ликвидацию Бегемота. Точно так же, как сотовый телефон покойного Витюши Котова и оружие: «Вальтер» и великолепный карабин «Сайга», гражданский вариант АК. Нет, ничего лишнего он не взял — только то, что нужно для дела.

Профи набрал номер Зоиного телефона. Гудки. После седьмого гудка он отключился. Видно, Зайка еще спит. С «ноля часов» телефоны Виктора Котова — домашний и мобильный — были «на прослушке» и дежурный офицер ФСБ зафиксировал этот звонок. Поскольку разговор не состоялся, дежурный не стал сообщать о нем майору Рощину, как было договорено, а просто сделал запись в журнале. Впрочем, это ничего не меняло. Операция по задержанию директора охранного агентства «VIP-club» Виктора Котова была уже утверждена, а до ее начала осталось менее семи часов.

Кто— то побарабанил пальцами по боковому стеклу. Профи быстро сунул руку под куртку. Но вовремя остановился: возле машины стояли в обнимку парень с девушкой. Лет пятнадцать-шестнадцать.

— Эй, мастер, — сказал парень в приспущенное окно, — расслабиться не хочешь?

— Что? — спросил непонимающе Профи.

— Во! — похлопал свою подругу по плечу малолетка. — Всего десять баксов. Она чистая.

Профи понял. Он посмотрел на молодого сутенера так, что тот ощутил странный холодок в переносице. И попятился назад. Много позже, когда он станет матерым торговцем женщинами, он поймет, что означал этот взгляд. Сейчас юный подонок сильно испугался, и, отойдя от машины метров на десять, заорал:

— Импотент хренов… Урод, бля!

Профи засмеялся. Он даже не подумал о том, что давно уже не смеялся. «А ведь я запросто мог его завалить, — мелькнуло в голове. — Может быть, зря не завалил. Из него обязательно вырастет Котов… или Бегемот… или Боец… А нервы все-таки уже ни к черту. Ладно, нужно еще выпить».

Он понимал, что пить нельзя. Что теперь он вышел на тропу войны и должен быть трезв, но все же налил полный пластмассовый стаканчик. Оставшийся коньяк — больше половины — завинтил пробкой и швырнул в кусты.

Ветер с залива стих, циклон уходил на юго-восток, и до рассвета оставалось всего пять часов. Огромный город спал в темноте августовской ночи, и никому в нем не было дела до бывшего охранника-водителя, а теперь инвалида второй группы Сергея Круглова.

Он выпил коньяк и зажевал его дрянным голландским печеньем. Надо поспать… обязательно надо поспать. Впереди много дел. Маятник должен качаться. Профи откинул спинку сиденья, запахнул поплотнее куртку и закрыл глаза. Через несколько секунд в машину уселся живой улыбающийся Партнер и сказал:

— Молодец, Серега, ты все правильно сделал. Я в тебе не ошибся… Жаль — коньяка не оставил.

Профи страшно удивился и хотел спросить: как же так, мол, Партнер, тебя же убили? Но не успел. Партнер быстро вышел из машины и пошел в сторону дома Котова. Профи тоже выскочил, захотел его догнать — и не смог. Он почти бежал за спокойно идущим Партнером, но не приближался ни на шаг. На улице было светло, свет распространял огромный ослепительный маятник высоко в небе. Он светился странным зеленоватым светом, и фигура Партнера отбрасывала длинную тень. «Так не бывает, — подумал Профи, — если маятник так высоко, тень должна быть короткой».

Партнер шагал прямо по лужам, и каждый шаг взметал фонтаны зеленоватых светящихся брызг. Дом Котова стоял впереди черным прямоугольником с разрушенным фасадом и выбитыми стеклами. Светилось только одно окно на шестом этаже. Партнер остановился около подъезда, показал рукой наверх:

— Иди туда, его еще нужно… допросить. Выжать все из этого гада. Главное — не сорваться, преодолеть в себе желание нажать на спуск.

— Ну, — сказал Профи, — рассказывай, пидор.

— Что? Что рассказывать? Что вообще ты хочешь? Деньги? Бери и уходи… там много.

Профи удивлялся наглости и непонятливости Котова. Он что — совсем дурной? Какие деньги? Внезапно Профи понял: Котов его не узнал. Вот оно что! Искалечил, убил жену и дочь, попытался отнять любимую женщину и… не узнал. Ладно, сука, сейчас узнаешь. И все-все вспомнишь. Профи скрипнул зубами и чужим, хриплым голосом спросил:

— Ты прислал быков к Зое?

Котов резко вскинул голову, впился взглядом в лицо.

— Это ты, Сергей? — выдавил он через несколько секунд.

И по интонациям, по нескрываемому страху в голосе, Профи понял: все, что сообщил Партнер, — правда. Последние сомнения отпали — перед ним убийца его жены и дочери, виновник всех его несчастий. Он вскочил с кресла, вскользь, по касательной ударил Котова рукояткой пистолета по лицу. Больно, жестоко и расчетливо. Так, чтобы не убить, не покалечить сразу. Брызнула кровь. Сжалась в комок и отвернулась лицом к стене Лидка.

— Теперь узнал? — сказал Профи. Кровь стекала по лицу на воротничок белой сорочки. Котов ошеломленно молчал. Может быть, он понял — к нему пришел Палач. Деньги, авторитет, связи, более десятка обученных бойцов «за спиной» ничего не значат. Все это мираж. К нему пришел мститель, которого нельзя ни купить, ни запугать. К нему пришла Смерть. Смерть посмотрела на него с гравюры Гайяра овечьими глазами неделю назад. Это было предупреждение… а он не внял.

— Ты прислал своих быков к Зое, — Профи уже не спрашивал — утверждал.

Но Котов почти ничего не слышал, его окутывало облако мистического ужаса. «Это конец, — думал он, — нельзя было второй раз связываться с этой бабой». Голос Профи доносился до него из багрового тумана, но слов было не разобрать. Да и незачем. Все они звучали одинаково: смерть, смерть, смерть… Проклятая баба! Своим бойцам на операцию Котов дал три дня. Завтра они истекают. Он-то думал дождаться звонка об исполнении и — от греха подальше — рвануть на несколько дней в Финляндию. Отдохнуть. Пожить в маленьком, тихом городке Ярвенпяя, где много лет провел великий Сибелиус. В старом «Хуммери-Хотелли». Уютном, сохранившем колорит той эпохи. Даже апартаменты там обозначаются не цифрами, а именами первых постояльцев: Ханну, Тармо.

В чувство его привела дикая боль — Профи ударил рукояткой по ребрам.

— Зачем ты прислал быков к Зое?

— Это провокация! — выкрикнул Котов. — Я ни при чем, Сережа. Это все провокация, нас хотят поссорить.

Рукоятка пистолета резко опустилась на ключицу — раздался хруст, на белоснежном хлопке сорочки от «Хуго Босса» расплывалось новое пятно. Всхлипнула Бирюлька. Она не видела, что происходит там, над головой, но понимала: что-то страшное.

Профи поднял пистолет и приставил его ко лбу Котова, взвел курок. Виктор Петрович тихо застонал. За вороненым стволом, за длинной, непомерно длинной рукой, он увидел сухие темные глаза.

— Не стреляй, — шепнул он. — Я все расскажу.

Рука с пистолетом опустилась. Двое мужчин и женщина, которых судьба свела в этом странном секс-застенке, испытали мгновенное облегчение. Маятник замер. До выстрела оставалось еще сорок три минуты…

…Ярко светило солнце, и весело блестели лужи. Профи открыл глаза. Сон, в котором причудливо переплелись мистика и детально-точное воспроизведение допроса Котова, ошеломил. Профи задумчиво почесал бороду. И все равно, спасибо за все, Партнер. Спасибо!

После ночлега в машине ныла спина, зверски хотелось есть. Во рту сухо после выпитого накануне. Тем не менее Профи ощущал бодрость. Он пустил движок и, пока машина грелась, съел все печенье. Без трех минут семь он выехал из двора. На повороте разминулся с бежевой пятеркой. В ней ехали два офицера ФСБ. Операция по задержанию Виктора Котова началась.

Под утро щенок пришел сам. Боец в это время укладывал рюкзак в багажник. Он услышал негромкое тявканье сзади. Обернулся. Щенок стоял в трех метрах и неуверенно помахивал хвостом.

— А-а, вот ты где, — обрадовался Боец. — Ну-ка иди сюда.

Щенок уловил радость в голосе Хозяина, понял, что прощен, и неуклюже бросился в ноги. Боец подхватил его на руки и, подняв к лицу, строго спросил:

— Ну, беспутный, где шлялся всю ночь? Если бы щенок умел говорить, он бы рассказ-зал, что ночь провел в темном и страшном лесу. А убежал он туда, когда почувствовал Зверя. Своим маленьким умом, скорее даже — умишком, он почувствовал Зверя в Хозяине раньше, чем те двое… Инстинкт тысяч поколений его предков вздыбил шерсть на загривке, заставил поджать хвост и тихонько уползти в темноту. Щенок ушел, но ни Люди, ни его Хозяин этого не заметили. Он забился в папоротник и лег там, но тяжелый запах Зверя доносился и туда. От ужаса щенок тихонько скулил. Потом, когда ЭТО уже произошло и те, другие, были мертвы, Хозяин искал его в лесу. Однажды он пробежал совсем близко, но страх заставил щенка прижаться к земле, лежать тихо-тихо. От Хозяина все еще пахло Зверем и кровью. А потом щенок лежал один, вздрагивая от шорохов и потрескиванья сучьев. Было холодно и страшно, какие-то зверьки бегали в темноте, однажды по траве что-то проползло. Щенок сунулся было туда, но что-то страшно зашипело. Потом он уснул. Сейчас от Хозяина Зверем не пахло.

Боец пристально смотрел в глаза Шарика и, видимо, о многом догадывался. Был он грустен.

— Ладно, брат, ладно, — приговаривал он, — возвращаемся мы в Питер. Окончен наш вояж… Хватит. Покуролесили. Сейчас мы с тобой позавтракаем и поедем. Нельзя нам тут оставаться…

Щенок норовил лизнуть в лицо, ярко светило солнце, в пятистах метрах на дне озера лежали два мертвых тела. Мужчина со сломанным основанием черепа и изнасилованная, с перекушенным горлом, женщина.

— Интересно, кто ж тебя, бедолага, кормить будет, когда меня шлепнут? А?

В ответ щенок завилял хвостом. Через тридцать минут новенькая «четверка» покатила по грунтовке в сторону Выборгского шоссе.

В 8.55 все подходы к дому Виктора Котова были надежно заблокированы. В пятнадцати метрах от подъезда, на сломанных качелях, устроились похмеляться два гопника. Два старших лейтенанта из РОСО «Град». В замызганной спортивной сумке, откуда они извлекли бутылку «водки» и закусь, лежали портативные «Кедры» и радиостанция. С одного конца дома приткнулся «жигуленок» с двумя следователями ФСБ, с другого — серая невзрачная «Волга», в которой находился майор Рощин, еще два его сотрудника и водитель. «Форд-транзит» с аппаратурой радио — и электронного контроля, расположился чуть дальше. Два автомобиля с разведчиками «наружки» стояли вообще вне видимости из дома. Третий Рощин направил к офису «VIP-club». На всякий случай. Еще два бойца «Града» сидели в лифтовом помещении на последнем этаже, они блокировали весь подъезд сверху.

Ждали появления Котова. Встреча с «клиентом» у него назначена на 10.00. Дорога от дома до офиса займет не более двадцати пяти минут. Значит, выйдет Виктор Петрович самое позднее около девяти тридцати. Если, конечно…

В салоне «Волги» зазвонил телефон. Рощин снял трубку:

— Слушаю. Рощин.

— Доброе утро, Сергей Владимирович. Любушкин, — услышал майор знакомый голос начальника следственной службы. — Значит, так… в суде все вопросы решены. Постановления на обыск, задержание, на Потапа («Потап» — ПТП — прослушивание телефонных переговоров) — подписаны. Их уже везут к тебе, встречай.

— Спасибо, Юрий Михайлович. На прослушивание телефонов в офисе дали добро?

— Нет, как мы с тобой и предполагали.

— Перестраховщики хреновы. Ну и ладно, обойдемся.

— Ну как там у тебя обстановка?

— Пока тихо. Ждем. Самое главное — Котов дома, в кухне горит свет. Так что скоро он будет наш. Проблема с Бирюлюк. Дома ее нет, и не ночевала. Но я надеюсь, что она как раз у господина Котова.

— Вы там поосторожнее, — после секундной паузы сказал Любушкин. — Жду информации.

— Спасибо, — коротко ответил Рощин, медленно положил трубку.

Потекли минуты ожидания. Рано утром Рощин из дома позвонил в управление и узнал, что ночью зафиксирован звонок с мобильного телефона Котова. Звонок был неинформативный, но тем не менее полезный — косвенное свидетельство присутствия объекта в городе. В семь утра двое офицеров начали наблюдение за домом Котова, они зафиксировали свет в кухне, автомобиль на стоянке и установили на косяк двери миниатюрный «маячок». Приборчик вибрационного действия сообщал об открывании двери на расстояние около ста метров. Пока «маячок» молчал.

В 9.22 майору Рощину привезли постановления суда на арест гражданина Котова Виктора Петровича и на производство обыска в его квартире. «Ну, родной, давай, — подумал майор, — давай выходи. В десять тебя ждет солидный клиент. Давай же». Кроме мифического «клиента» мертвеца Котова ждали еще два десятка очень серьезных людей. Томились в бетонной клетушке лифтовой двое бойцов «Града». Вторая двойка уже почти допила свою «водку» и теперь ожидала приезда наряда милиции. Их обещал вызвать для «забулдыг проклятых» пенсионер, выгуливающий таксу. Пятеро следователей ФСБ готовились к допросу и обыску. Скучали в своих автомобилях спецы из «наружки». В микроавтобусе «Форд» с маскирующей надписью «Доставка мебели» на борту двое инженеров прослушивали эфир и исследовали лазерным лучом окно кухни Котова. В кухне было тихо, никаких признаков нахождения человека. А свет горит… странно.

Майор Рощин посмотрел на часы — 9.35. Да, г-н Котов, вы не пунктуальны, вы уже опаздываете на встречу с клиентом. Не-хо-ро-шо. Майор позвонил по телефону, который он оставил дежурному «VIP-club» накануне. (Человек, дежуривший на телефоне, был предварительно проинструктирован.) Рощин поинтересовался, не было ли звонков на его имя, т. е. на имя иногороднего бизнесмена. Нет, не было. Это означало, что встречу в офисе Котов не отменял, не переносил… но ехать на нее не собирается. В 9.50 стало окончательно ясно, что план операции нужно менять. Что-то произошло. Но что?

Рощин позвонил на домашний телефон Котова. Трубку не снимали. Набрал номер сотового. (Профи в салоне Зоиной «двойки» вздрогнул от неожиданности. Некоторое время он смотрел на мелодично пиликающий телефон, борясь с искушением ответить.) Нет, тут что-то не то.

В 10.00 Рощин снял «гопников» у подъезда — очень уж примелькались. После короткого совещания в салоне «Волги» он связался с инженерами в «Форде».

— Что там у вас, ребята?

— Ничего, товарищ майор. Слышали только ваш звонок.

— Я ведь почему спрашиваю-есть опасения, что в квартире никакого нет. У вас же чудо-техника, выручайте.

В «Форде» недовольно переглянулись. Техника-то действительно уникальная, но… чудес не бывает. После короткой паузы старший ответил:

— Можем предложить только дедовский метод: прослушать входную дверь стетоскопом.

Через шесть минут инженер службы радиоконтроля капитан Никодимов вошел в подъезд дома. В руках он нес небольшой чемоданчик. Одновременно из лифтовой спустились двое бойцов «Града». Один из них остался на седьмом этаже, другой остановился на пятом. Они обеспечивали, безопасность инженера.

Никодимов вышел из лифта и решительно подошел к квартире. Он быстро раскрыл чемоданчик и извлек оттуда большую черную тарелку с идущими от нее проводами. На голову надел наушники. Провода от тарелки и от наушников соединялись внутри чемодана, в корпусе прибора с двумя шкалами и двумя ручками настройки. Прибор был отечественный и превосходил по чувствительности зарубежные аналоги на порядок. А что касается избирательности — это уже вопрос квалификации акустика.

Никодимов плотно прижал тарелку-микрофон к двери. Сразу же на него обрушилась масса фоновых шумов. Звучало все здание. Дом «поет» тысячью разных звуков и днем и ночью. Задача специалиста — отсеять ненужное и суметь идентифицировать то, что необходимо. Даже опытному «слухачу» сделать это бывает непросто. Никодимов начал вращать верньер частотной настройки, просеивая какофонию жилого дома. Через тридцать секунд ему показалось, что он слышит в глубине квартиры всхлипывание. Звук, напоминающий всхлипывание ребенка. Он передвинул микрофон выше — звук исчез, сдвинул ниже — и снова ему показалось, что в квартире кто-то плачет. Но точно утверждать он бы не рискнул. После почти двухминутного прослушивания инженер начал сворачивать аппаратуру. К каким-либо определенным выводам он не пришел.

Именно в этот момент послышался звук открываемой двери за спиной инженера. Насторожились бойцы группы захвата, капитан Никодимов заторопился — светиться с непонятными приборами у чужой квартиры не стоит — и зацепился проводами за дверную ручку. Он дернул за провод и заметил, как слегка шевельнулась дверь. Это могло означать только одно: не заперто.

Из соседней квартиры вышел мужчина. Он покосился на капитана и вызвал лифт. Никодимов стоял к нему спиной, прикрывая чемоданчик с «хитрым ухом». Спустя две минуты капитан Никодимов доложил майору Рощину:

— Дверь в квартиру открыта, а внутри, похоже, плачет ребенок.

В ФСБ «кокаиновый след» в деле об убийстве офицера ГРУ отрабатывал старший лейтенант Завьялов. За три месяца расследования он побывал в ОНОНе (Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков) раз пятнадцать. Все задержанные за сбыт или покупку кокаина в обязательном порядке знакомились со старшим лейтенантом. Ни один из них отношения к делу не имел. Сегодня Завьялов пришел в ОНОН снова — накануне вечером оперативники задержали мелкого сбытчика.

Почти одновременно с чекистом прибыл офицер из РУОПа.

Небритый и невыспавшийся опер-ононовец встретил их не особенно приветливо. Более всего он хотел бы сейчас поехать домой, принять ванну и завалиться спать. Опер понимал, что не из праздного любопытства приехали к нему коллеги из двух серьезных ведомств. Но их дела — это их дела, а у него своих полно. Количество сбываемых в городе наркотиков росло с каждым днем. Соответственно и количество наркоманов. ОНОН просто не успевал за ситуацией. Опер, молодой, но уже замордованный службой мужик, сильно подозревал, что все это никого не интересует. Кроме родителей тех подростков, которые уже познакомились с колесами, травкой или иглой. Подсели.

Опер кинул в литровую банку с водой ржавый кипятильник и сел за стол. Помял руками лицо и включился в работу:

— Извините, мужики. Спал всего полтора часа. Днем облаву на «грибников» проводили… тащат они, блин, поганки ведрами. И дешево, и сердито. Ну и травятся, конечно. Дозировка-то на глазок… А под вечер вашего взяли. Студент Политеха, мелкий сбытчик. Но раскололся… вывел на своего поставщика. Тот-то конь матерый — молчит. И будет молчать, понимает, чем кончится…

— Ну а что студентик? — спросил Завьялов, когда ононовец замолчал, закуривая сигарету.

— Вот протокол допроса, — опер достал из стола несколько листочков бумаги. — Вот собственноручные показания.

— А поговорить с ним можно? — спросил, погружаясь в чтение протокола, чекист.

— Сейчас приведут. — Опер зевнул. — Только он, действительно, мелочевщик. Знает только своего поставщика и несколько постоянных покупателей. В основном — студенты, шалупень.

Студента привели только через пятнадцать минут. Вид у него был жалкий — разбитые, распухшие губы, заплывший левый глаз. Сычев понимающе ухмыльнулся. Завьялов поморщился — в ФСБ такие методы были не в ходу. Студент смотрел испуганно, можно сказать — затравленно.

Два старших лейтенанта ожидали его прихода с нетерпением. Каждый из них обнаружил в документах упоминание о покупательнице кокаина — девушке, Бирюльке. Однажды она приезжала на «БМВ» пятой модели в обществе импозантного мужчины по имени Виктор. Номер автомобиля сбытчик указать не мог.

Оба офицера сразу поняли: вот оно! Бирюля или Бирюлька… Точно так же легко идентифицировался и импозантный Виктор.

— Опознать свою Бирюльку сможешь? — жестко спросил Сычев.

— Да, — тихо ответил студент разбитыми губами, — смогу.

— Опиши ее, — сказал Завьялов. Он жалел, что не может предъявить молодому негодяю фотографию.

Сбивчиво, но подробно студент нарисовал портрет Лидки. Сычев удовлетворенно хмыкнул: она. Завьялов Бирюльки никогда не видел, но по реакции коллеги понял: она. Следующим шагом было появление на столе нескольких фотографий.

— Посмотри-ка внимательно. Нет ли здесь твоего знакомого — Виктора? — попросил эфэсбэшник.

Фотография Котова появилась в его папке только сегодня, но его руоповский коллега этого не знал и посмотрел с уважением. Он решил, что ФСБ разрабатывает Котова целенаправленно и давно.

Студент уверенно ткнул пальцем в тот снимок, который капитан Авдеев добыл в «Золотом миллиарде». — Вот он, справа.

«Все, — подумал Завьялов, — теперь-то уж Котов не сорвется». Снимок, на котором убийца беседовал со своей жертвой, Сычев впервые видел… Он сразу вспомнил майскую ночь в Гремове и узнал в собеседнике Котова заколотого мужчину в «Жигулях». С документами сотрудника ФСБ и ГРУ одновременно. Он даже помнил номер той «шестерки». «Глубоко чекисты копают, — подумал он. — Обскакали… соседи. А ведь Андрюха-покойничек сильно Котяру подозревал. Но поверили детектору». Мысли Сычева переключились на убийство майора Петрова. В свете только что полученной информации оно уже не выглядело таким странным. В деле-то участвовали опять же люди Котова. Как и в Гремове. Опять оказался причастен Круглов. Опять в центре эпизода жена Хайрамова. Круг замкнулся, за всеми событиями непременно просматривался Виктор Котов и его «VIP-club». Видимо, Андрюха что-то раскопал. Потому и убит.

— А другой мужчина, рядом с Виктором? — спросил Завьялов. Его голос вернул

Сычева к допросу наркоторговца. — Нет, покачал головой тот, — этого не знаю… точно.

— Как давно покупала у тебя кокаин Бирюлька?

— Где-то с полгода. Может — чуть больше или меньше.

— А Виктор сам брал?

— Нет, его я видел только раз. И то он светиться не хотел… осторожный. Бирюлька была бухая — подставила…

— . Хорошо. Об этом потом поговорим подробней, — сказал эфэсбэшник. — Скажи-ка, Сергей, а она, Бирюлька, брала для себя? Или и на Виктора тоже?

— Вы хотите спросить — употребляет ли он?

— Именно.

— Употребляет.

— А ты откуда знаешь? — Голос Завьялова выдавал особую заинтересованность.

— А я глаза его просек, — впервые за все время допроса студент улыбнулся, — когда он порошок увидел. Тут не ошибешься.

— Это точно, — отозвался хозяин кабинета. Он пил кофе и участия в происходящем не принимал. На столе стояли еще три разнокалиберные посудины: граненый стакан, кружка и пластмассовая чашечка. «Значит, и подследственного хочет угостить», — одобрительно подумал Завьялов. Он задал еще несколько уточняющих вопросов и стал собирать свои фотографии.

— Что ж, спасибо, — сказал он оперу, — мы его сегодня же заберем. За нами посидит.

— Да хоть всех забирай, — ответил тот безразлично. — Кофе?

— Нет, спасибо, времени нет.

Завьялов попрощался и вышел. Вслед за ним ушел Сычев. Офицеры торопились проинформировать свое руководство о том, что «кокаиновый след» ведет к Виктору Котову. «Которого нам не видать как своих ушей, — резюмировал про себя руоповец. — Заберут его чекисты. Ну что ж — они первые на него вышли, их право».

Часы показывали 10.10, Котов был мертв более девяти часов.

До дома Профи добрался всего за полчаса. Выезжая из гулкого коридора арки во двор, увидел возле подъезда милицейский «УАЗ». «Только этого мне и не хватало», — подумал зло. Он резко затормозил, развернулся и выехал обратно на улицу — Припарковал машину метрах в пятидесяти на противоположной стороне и настроился на ожидание. Не век же они будут там торчать? Хотя — кто их, ментов, поймет?

Профи считал, что к нему опять приехали сыскари из районного УР. Он ошибался, еще накануне вечером информация по делу ушла в РУОП, и сейчас у Зои сидели и пили кофе капитан Тоболов и его заместитель капитан Трошин.

На данный момент они располагали лишь теми материалами, которые собрали вчера ребята из убойного отдела. Тоболов бегло просмотрел бумаги и отметил, что поработали они хорошо. В папке еще не было заключений экспертов, фотографий и т.п. Теперь все это предстояло сделать сотрудникам РУОПа. В доверительной беседе двух профессионалов начальник районного УР сказал Тоболову:

— Трясите Круглова. Он явно знает больше, чем говорит. Ну… учить вас не буду. Понимаю, что погиб ваш товарищ, — на секунду Позарез прервался, посмотрел на Тоболова словно спрашивая: правильно? Увидел машинальный кивок:

Да, дескать, наш товарищ. И продолжил:

— Если нужна какая-то помощь — всегда пожалуйста. Это наше общее дело.

Для Сашки Тоболова дело было не только «наше», оно было личным. С Андрюхой Петровым они проработали бок о бок больше трех лет. А на этой работе год нужно считать за три. После того как Андрюху выперли со службы, Тоболов занял его место, правда с приставкой и. о. Тогда это сильно угнетало. Казалось почему-то, что он перед Андреем виноват. А теперь — вот нате вам!

Тоболов сидел в Зоиной кухне мрачный интуитивно понимал, что и нападение на Зою и появление Андрея в «нужном месте в нужное время» связаны между собой. И, вероятно связаны со старым «гремовским делом». Но связь эту еще предстоит установить. Хотя, конечно,. один общий персонаж уже есть — «VIP-club». И его стремный директор. «Теперь-то, — подумал Тоболов, — я… займусь тобой вплотную».

Профи посмотрел на часы: прошло уже больше двух часов, а менты не уезжают. Что все-таки им нужно? Или — кто? Он или Зоя? Неожиданно заверещал «трофейный» сотовик. Профи вздрогнул. Он вытащил из кармана «Nokia» и некоторое время смотрел на изящную игрушку. «Это Котов звонит из преисподней», — подумал он. Мелькнула даже мысль ответить. Телефон умолк — это майор Рощин положил трубку на рычаг в салоне служебной «Волги».

Профи посидел еще минут десять и потом набрал Зоин номер. Она сняла трубку после второго гудка:

— Алло.

— Ничего не говори, — быстро сказал он. — Если в квартире есть… гости, называй меня Наташа. Главное — не волнуйся.

Несколько секунд Зоя была в явном замешательстве. Это заметил Профи, это заметили и офицеры РУОПа.

— Если это Сергей, я хочу с ним поговорить, — мягко сказал Тоболов. За мягкостью чувствовалась требовательность.

— Нет, — ответила Зоя, — это моя подруга. И — в трубку:

— Рада тебя слышать, Наташа. Но, знаешь, я именно сейчас занята — к Сергею пришли знакомые.

Профи стиснул телефон: Наташа, знакомые… А в микроавтобусе «Форд-транзит», стоящем на Морской набережной, мигала сигнальная лампочка и крутился магнитофон. На дисплее высветился номер Зоиного телефона.

— Менты?

— Да, Наташенька, да. Ты перезвони мне попозже. Обязательно. Я буду ждать. Договорились?

— Да, — сказал Профи, — через час. И знаешь что, Зайка?

— Что?

— Я тебя люблю. Я очень тебя люблю.

— Я тебя тоже, — тихо ответила она и торопливо добавила:

— Это все потом, потом.

Зоя положила трубку. В «Форде» автоматически выключился магнитофон. Капитан Тоболов укоризненно сказал:

— Зачем вы лжете, Зоя Ивановна? Мы хотим помочь и вам, и Сергею. На вас покушаются уже дважды. Гора трупов стала вовсе уж непомерной. Вы не боитесь, что будет и третий раз?

Неожиданно для Тоболова Зоя зарыдала.

Вслед за обескураживающей информацией Никодимова («дверь не заперта, ребенок плачет») майор Рощин получил еще два сообщения. Одно из «Форда», второй инженер радиоконтроля — фамилии его майор не вспомнил, — только имя — Игорь доложил о перехвате:

— Объявился «объект», Сергей Владимирович. Только что звонил. По тому же номеру, что и ночью.

— Так-так, — оживился Рощин, — записали?

— Конечно, — инженер даже обиделся.

— Ну не тяни. Давай запись. И «пробей» абонента, Игорь.

— Уже запросил. А запись — пожалуйста. Содержание разговора откровенно озадачило следователей. Еще более озадачил ответ на запрос по ЦАБу: абонент зарегистрирован на имя Хайрамовой Зои Ивановны, проживающей по адресу… Некоторое время в «Волге» царила полная тишина, которую прервало второе сообщение. Оно было от Завьялова, из ОНОНа.

— Сергей Владимирович, есть достоверная информация по линии ОНОНа: Лидия Бирилюк неоднократно приобретала кокаин у задержанного вчера наркоторговца. С ней появлялся и Котов. Котова торговец уверенно опознал на предъявленной фотографии. Бирилюк описал очень подробно, называет ее, кстати — Бирюля, или Бирюлька. Так что факт бесспорный…

— Очень хорошо, Саша, — ответил Рощин, — просто в цвет. Какие еще подробности?

Завьялов пересказал бегло, он сам отлично понимал важность полученной информации, радовался тому, что трехмесячная работа начинала приносить результаты. Он еще ничего не знал о том, что его коллеги вышли на Котова по другому направлению и сейчас готовятся к задержанию. А в «Волге» началось импровизированное совещание. Теперь уже не было никаких сомнений в том, что хвост Виктору Котову защемили крепко, сильно смущал только разговор «Котов-Хайрамова». Он никак не укладывался в рабочую версию, зато ставил много дополнительных вопросов, ответить на которые возможно будет только после задержания Котова и… Хайрамовой. Что объединило этих двоих? Любовь? Криминальный интерес? Если да, то какой? Какое отношение может иметь бывшая жена Бегемота к смерти офицера ГРУ?

Звонок Профи по «трофейному» сотовику, ошибочно трактуемый как звонок Котова, вызвал шквал вопросов и подогрел азарт в следаках. Десятиминутное экспресс-совещание завершил майор Рощин:

— Ладно, значит, так. Во-первых, направляем к дому Хайрамовой обе группы «наружки» — здесь они нам больше не нужны. С ними едешь ты, Паша. Во-вторых, устанавливаем наблюдение за этой дамой. В-третьих, ты входишь в контакт с сотрудниками милиции, выясняешь причину их интереса к этой особе. Что-то там есть… Дальше — по обстоятельствам. А мы, — Рощин обвел глазами подчиненных, — сейчас нанесем визит к господину Котову. Обстоятельства весьма нестандартные, требуются быстрые и нестандартные действия.

Возражения?

Возражений не последовало, все чувствовали, что расследование подошло к тому рубежу, когда события начинают двигаться со все нарастающей скоростью, лавинообразно, вовлекая в себя все больше людей, требуя полнейшей мобилизации сил и самоотдачи. Любое промедление может оказаться роковым, любое не правильное решение может привести к непоправимым последствиям. Они выбрали действие.

— Ну, с Богом, — негромко сказал Рощин. По-домашнему как-то сказал.

Никто из офицеров не знал, что ситуация магически напоминает ту, что сложилась три с лишним месяца назад в поселке Гремово, когда взвод СОБР готовился штурмовать дом, в котором были только трупы. Правда, было и отличие: одна живая душа в квартире Виктора Котова все же была, ее то и расслышал «хитрым ухом» капитан службы радиоконтроля ФСБ Никодимов.

Часы показывали 10.27, ярко и весело светило августовское солнце, блестел Финский залив. — Ну, с Богом, — сказал майор Рощин.

Первыми в квартиру Котова вошли офицеры «Града». Внутренняя дверь, как и наружная… оказалась незаперта. Портативный девятимиллиметровый пистолет-пулемет «Кедр» осторожно толкнул филенку красного дерева коротким стволом. Дверь бесшумно распахнулась, и две стремительные фигуры рванулись внутрь, поочередно прикрывая друг друга. Они в точности повторили тот же маршрут, которым шел вчера вечером Профи: ванная — кухня — гостиная — кабинет — спальня. Но делали это в гораздо более высоком темпе. Следом за градовцами вошли Рощин и Авдеев. Первое, что им бросилось в глаза, — черная гестаповская фуражка на полу в прихожей. В ту же секунду из глубины квартиры донесся голос. Фраза была короткой и нецензурной, интонация растерянной. Переглянувшись, Рощин и Авдеев двинулись на голос. В спальне двое офицеров «Града» озадаченно стояли перед разведенными в стороны, как в электричке, зеркальными дверями. Куцые стволы «Кедров» смотрели в пол. Из кроваво-красного проема ниши вдруг ударил истошный крик.

Рощин сделал несколько шагов по ворсистому ковролину и оказался перед проемом небольшой, без окон, комнаты. То, что вечером Профи назвал «странной» комнатой, сейчас выглядело чудовищно. Прикованный за одну руку наручником к кольцу в стене, свисал на подогнувшихся ногах окровавленный человек. В багровом свете кровь на стене и затылке казалась черной. Из-под гестаповского кителя выглядывали черные дамские панталоны. А за ногу, обутую в высокие сапоги на каблуке, покойника крепко обнимала девушка, тоже прикованная одной рукой. Рощин сразу же узнал Лидию Бирилюк, хотя существо с безумными глазами очень мало напоминало ту яркую семнадцатилетнюю красавицу, с которой майор беседовал в мае. Так вот где ты ночевала, Лида! Рощину хотелось разрядиться в матерщине, но вместо этого он сказал:

— Ничего руками не трогать! Освободите женщину.

Сделать это оказалось не так просто: Бирюлька громко визжала и пыталась укусить за руку Авдеева. Когда же наручники отомкнули, она обхватила голую ногу мертвеца второй рукой. Бирюлька вздрагивала всем телом и беззвучно шевелила губами. Труп качнуло, развернуло лицом к стене, и наблюдателям открылся развороченный затылок. С полки, окружающей застенок по периметру, к ногам мертвеца упал черный предмет. Рощин присмотрелся: на полу лежал огромный покрытый язвами искусственный член.

К горлу майора подкатывала тошнота. Чтобы не показать свою слабость, он отвернулся и спокойным голосом начал отдавать указания:

— Во-первых: вызвать врача для девчонки. Во-вторых: экспертов. В-третьих: поквартирный обход… Пусть ребята займутся.

По привычке он загибал пальцы. Тошнота отступила.

Боец вернулся в Питер так же незаметно, как и уехал из него три месяца назад. Тогда его отъезд был стремительным. После «грёмовского дела», после зверского (в буквальном смысле) убийства жены Тереха, лучше всего было исчезнуть. А еще оставался Котов, который наверняка постарается его достать.

Боец уехал из города на ржавой «копейке» выпуска восьмидесятого года. В багажнике машины лежала спортивная сумка с личными вещами, на дне — добыча: деньги и драгоценности, изъятые у убитых Тереховых, Серого и Болта. Из оружия взял только ТТ и один из двух «Мосбергов». Остальное завернул в простынь, обильно смазанную литолом, и закопал в подвале. Его вояж пролег по трем областям Российской Федерации и оставил за собой четыре трупа. На данный момент обнаружен был только один: несовершеннолетней Дроновой в поселке Гулево Новгородской области.

Через три недели найдут автомобиль Олега Николаева. Глазастый рыбак разглядит светлый кузов на темном илистом дне. Прозрачная вода и малая глубина не позволили спрятать следы. После траления дна извлекут тела Олега и его невесты Ольги. Еще одна жертва — тридцатилетняя работница леспромхоза — так никогда и не будет обнаружена.

Бойцу было страшно. Он не боялся милиции, он не боялся людей Котова — офицер спецназа не даст застать себя врасплох и сумеет принять бой в любых обстоятельствах. Принять — и одержать победу. Он боялся себя, и своего Темного Брата. Другой Некто стоял за левым плечом и нашептывал… Боец понимал, что болен. Его болезнь была бы его личным делом, если бы не вела к убийству. После случая с теткой из леспромхоза он сел под корявой березкой и приставил к сердцу взведенный «Мосберг». Но Другой Некто толкнул под руку, и пуля двенадцатого калибра, завывая, прошла над плечом. После этого он и подобрал щенка. И дал себе зарок — никогда больше. Почти два месяца так и было. Другой Некто поник, исхудал и шептал все тише. А потом он встретил на берегу озера ту девушку, и в шорохе камышей голос Другого обрел свою прежнюю силу.

Боец понимал, что болен. Болен опасно — для других людей. И что лжет самому себе: не хочешь слышать шорох камыша — не шастай по берегам озер. Решил застрелиться — давай, не ищи оправданий… Все ложь и лицемерие, ты не хочешь сказать самому себе, что ты трус. Слизняк, дешевка…

На новом автомобиле, в обществе трехмесячной дворняжки по кличке Шарик Валерка-Боец вернулся в Санкт-Петербург. Перед отъездом он успел заскочить к хозяину квартиры и заплатить за три месяца вперед. Жилье осталось за ним. Он поставил новенькую «четверку» на стоянку и пошел домой. Шарик, непривычный к большому и шумному городу, путался в ногах. Ему тоже было страшно.

Майор Рощин полыхал холодным гневом. Внешне, впрочем, это никак не проявлялось. Он проводил первичный осмотр места преступления, но знакомая работа не успокаивала. Более того — раздражала. Убийца или убийцы Котова Попытались замаскировать убийство ограблением: открыт и опустошен домашний сейф. Грубо взломан стальной оружейный ящик, на полу брошен паспорт карабина «Сайга» — серьезная штука. Но ведь это все! Больше ничего не взяли. Они нас, что, за лохов из детской комнаты милиции держат? Абсурд.

Убийство подозреваемого за несколько часов до ареста наводило сотрудника ФСБ на очень неприятную мысль: кто-то хотел заткнуть Котову рот. Но это означало, что этот «кто-то» знал о предполагаемом аресте. А утечка информации из недр «конторы»… Об этом даже думать не хочется! Но придется. И Рощин, продолжая механическую работу по осмотру, просчитывал варианты. Все они казались невероятными: о предстоящем аресте Виктора Котова знал очень узкий круг людей. Все они пользовались абсолютным доверием. Люди, привлеченные «со стороны» (ребята из «наружки»), узнали о личности «объекта», времени и месте операции только утром, когда этот самый «объект» был уже мертв. Нет, это бред какой-то! Выбрось из головы, работай.

Как же, выбросишь! Предположение о возможности утечки бросают в жар любого сотрудника любой спецслужбы в любой стране мира. Допущение такой возможности способно парализовать деятельность всего аппарата. Пока предатель не вычислен, пока неясно, к какому кругу вопросов он имеет доступ… В «деле Котова» все было не так трагично, не затрагивало глобальных вопросов безопасности. Да и круг подозреваемых весьма ограничен; всего шесть человек. Включая самого Рощина и начальника следственной службы. Нет, это полный бред!

Вообще, все в этой квартире — бред. Сочетание высокоинтеллектуальных наклонностей хозяина, о чем свидетельствуют великолепная фонотека классической музыки, коллекция альбомов по живописи, и — садомазохистский застенок, превратившийся в застенок настоящий. Более чем странный «наряд» Котова, наличие в доме наркотиков, оружия… Осмотр квартиры приносил все новые и новые неожиданности:

Бирилюк была не просто в шоке, как подумали сначала следователи, она была в глубоком наркотическом трансе. Прямо на полу перед Лидкой была высыпана горстка белого порошка. Рощин взял несколько крупинок и лизнул их. Вскоре почувствовал, как начал неметь кончик языка. Все стало ясно: кокаин. Это могло бы стать еще одной уликой против Котова, если бы…

Когда эксперт дал категорическое заключение, что замок не пытались открывать ничем, кроме «родного» ключа, майор еще более уверился, что ограбление — только инсценировка. Котов сам впустил в квартиру своих убийц, после чего его подвергли пыткам и застрелили двумя выстрелами: одна пуля попала в левый глаз, другая пробила горло. Стреляли в упор, с полутора-двух метров. Жестоко и профессионально. Но профессионал не оставляет стреляных гильз, если имеет возможность унести их с собой. Профессионал, не оставляет по всей квартире отпечатков пальцев. Профессионал не оставляет свидетелей, в конце концов.

— Когда я смогу допросить ее, доктор? — спросил Рощин у врача.

Во избежание огласки на происшествие не стали вызывать «скорую». Пригласили доверенного человека, который не раз выполнял свои функции в щекотливых ситуациях.

— Можете хоть сейчас, — ответил майор медицинской службы, — но без толку. Она сейчас живет в другом измерении. Точнее, извините, не скажу — я не нарколог.

Два автомобиля с разведчиками наружного наблюдения и следователем ФСБ заняли позиции у дома Зои Хайрамовой. Один из разведчиков, невзрачный, неприметный мужчина, вылез из салона такой же неприметной, как и он сам, «пятерки» и прогулялся по двору. Результаты своей прогулки он сообщил по рации коллегам в обеих машинах, и водители переменили позиции. Теперь дом был блокирован так, что ни выехать, ни уйти пешком незаметно стало невозможно. У подъезда Хайрамовой по-прежнему стоял милицейский «УАЗ». Значит, «гости» все еще не уехали. О взятии дома под наблюдение следователь ФСБ доложил майору Рощину и в управление. Одновременно он просил сообщить максимум данных об «объекте» и передать ее фотографию. Фотографию и первоначальную ориентировку на Зою ему обещали прислать по возможности быстро. Одновременно подполковник Любушкин сообщил старшему лейтенанту Крылову о вчерашнем нападении на Хайрамову сотрудниками агентства «VIP-club». Информация прошла по городской сводке. Сейчас решается вопрос о взаимодействии с РУОПом, который уже принял дело к производству. Милицейский «УАЗ» у дома, видимо, принадлежит как раз РУОПу. Любушкин советовал события не форсировать, спокойно понаблюдать. Слишком много информации свалилось на голову буквально за последний час.

Крылов понял, что начальник следственной службы что-то недоговаривает. Видимо, предположил он, есть еще какая-то информация, которая нуждается в проверке. Предположение, в общем, правильное.

— Я тебя прошу, Павел Борисыч, — закончил разговор Любушкин, — поосторожней. Хайрамову пока не трогаем, задерживаем только при явной попытке скрыться. Сотрудники РУОПа скоро получат указания поделиться с тобой информацией, какую уже успели собрать. Находись в машине недалеко от дома. Держи меня в курсе… Удачи!

Сотрудники наружки все сделали правильно, дом был взят под наблюдение грамотно и незаметно. Не учли они только одного фактора: наличия стороннего наблюдателя — Профи. Маневры двух серых «Жигулей» вокруг дома он наколол сразу. Однако уверенности в том, что это слежка, у него не было. Всего лишь подозрения. Он сидел в своей неприметной «двойке» и ждал. Когда милицейский «УАЗ» выехал из-под арки дома, стоящая на противоположной стороне «пятерка» дважды мигнула фарами. «УАЗ» круто заложил левый поворот и встал рядом с ней. Из «пятерки» вылез высокий молодой мужик и быстро сел в «УАЗ». Профи все стало ясно.

Поквартирный обход и опрос жильцов не принес пока ничего: даже выстрелов никто не слышал. Из соображений секретности дело залегендировали якобы происшедшим накануне ограблением. Называлось время ориентировочной смерти Котова: его методом ректального анализа судмедэксперт определил на месте.

Первая информация пришла из круглосуточного павильончика «24 часа», в который Авдеев заскочил за сигаретами. На всякий случай он бросил о возможных подозрительных лицах усталого сержанта милиции. Тот сразу вспомнил бородатого мужика с дурными глазами и пачкой денег. Нашел в блокноте номер ржавой «двойки». Информация была так себе: вокруг этих ночных павильонов крутится масса всякой гопоты. Номер, однако, немедленно проверили через компьютерную службу ГАИ. Ответ пришел через шесть минут: автомобиль «ВАЗ-2102», госномер такой-то, принадлежит Хайрамовой Зое Ивановне.

Дело приобретало новый оборот. А спустя еще несколько минут Рощин узнал, что отпечатки пальцев на наручниках, сейфе, ручках дверей, подлокотниках кресла, бокале с остатками «Мартеля» и так далее, и так далее принадлежат бывшему охраннику, а с недавних пор сожителю Хайрамовой — Круглову Сергею Андреевичу.

События жаркого августа девяносто седьмого завязывались в крутой узел. А версия о возможной «утечке информации» теперь казалась игрой воображения. «Больного воображения», — подумал Рощин, но вслух сказал совсем другое:

— Ай да Круглов! Ай да Профи!

— Это я, — сказал он тихо и нежно. Трубку Зоя взяла после первого же звонка.

Сидела у телефона, понял он. Ждала. От этой мысли стало легче.

— Сережа, они ушли. Пять минут как ушли. — Голос звучал возбужденно.

— Я знаю. Слушай меня внимательно. Зайка. Я прийти сейчас не смогу. Возможно, даже звонить опасно.

— Почему, Сережа?

— За домом следят. Если ты подойдешь к окну — сможешь увидеть мужчину в серой куртке. В руке — полиэтиленовый пакет. Если, конечно, его не сменили…

— Сейчас, — торопливо ответила она. Профи представил, как любимая женщина идет к окну с телефоном в руках. Легкая походка, волнующая грудь под домашним халатиком, змеящийся по паркету телефонный шнур. Еще…

— Нет, — сказала она, — никого похожего нет.

— Это неважно, — ответил он. — Я точно знаю, что за домом следят.

— Знаешь что, Зайка…

— Что?

— Мы обязательно еще увидимся… но не знаю — когда. Мне нужно сделать два дела.

— Сергей, не пугай ты меня. Объясни, что случилось?

— Я потом все объясню, все будет хорошо.

— Сергей, я… Ой! Действительно, мужчина в серой куртке… пакет в руке.

— Ну вот. Зайка, ты ничего не бойся. Больше никаких нападений не будет. Я скоро позвоню. Целую.

— Сережа…

Но в трубке уже раздались гудки отбоя, и Зоя обессиленно опустилась на стул. «Человек в сером» засек женщину в окне и что-то пробормотал себе под нос. Его голос отчетливо слышали в двух «Жигулях» службы наружного наблюдения.

Прослушав запись разговора, майор Рощин быстро сказал:

— Профи находится рядом с домом. Он в курсе того, что установлено наблюдение, видел отъезд милицейской машины. Есть реальный шанс… Дайте мне связь с Крыловым.

Старший лейтенант Крылов в это время разговаривал с Тоболовым в салоне руоповского «УАЗа». Их разговор прервал сотрудник наружки — белобрысый, похожий на деревенского паренька — с радиостанцией в руке. Он рванул на себя дверь машины и коротко сказал:

— Вас майор Рощин.

— Паша, — голос Рощина, слегка искаженный динамиком, услышали все пассажиры «УАЗа», и Крылов быстро предупреждающе произнес в рацию:

— Сергей Владимирович, я не один.

— «Наружку» это тоже касается.

— Наш разговор слышат также два офицера РУОПа.

— Тем лучше, — ответил после короткой паузы Рощин. — У нас появился подозреваемый. По нашей информации, Котова убил любовник Хайрамовой Сергей Круглов.

Руоповцы переглянулись: о смерти Котова Крылов им еще не сообщил. На них эта новость явно произвела впечатление. Тоболов даже покачал головой. Рощин продолжил:

— Он где-то рядом с вами. Он вас видит. Офицеры невольно посмотрели по сторонам.

— Приметы Круглова тебе известны… сориентируй людей. Возможно, он использует автомобиль Хайрамовой — белого цвета «двойка», номер…

Руоповцы и следователь ФСБ бегло осмотрели машины в зоне видимости. Топтун тихо матюгнулся и сплюнул себе под ноги,

— Это приказ на задержание? — напряженно спросил Крылов.

— Паша, — ответил после паузы Рощин, — это наш шанс… Смотрите по обстоятельствам. Приказывать я не могу: Круглов вооружен, опасен и знает о вашем присутствии… Решение принимать вам.

Крылов посмотрел на Тоболова. Тот кивнул головой, в серых глазах вспыхнули азартные искорки. Возможность задержать человека, который, по всей видимости, сумел что-то раскопать, капитан Тоболов упускать не собирался. Вооружен! Опасен! Тут — как карта ляжет. А брать надо, ведь что-то Андрюха успел ему рассказать. Что-то такое, за что платят кровью. Чужой или своей.

— Поздно, — негромко сказал белобрысый разведчик наружки.

— Что — поздно? — спросил Тоболов. Прозвучало агрессивно.

— Эта самая «двойка» отвалила в сторону Стачек минут десять назад. За рулем действительно мужик: борода, джинсовая куртка. На лобовом стекле трещина. Когда мы подъехали, он стоял во-он там.

Крылов посмотрел на своего неприметного коллегу с уважением: они сидели в одной машине, видели одну и ту же улицу, но видели ее совершенно разными глазами.

Старший лейтенант протянул руку к радиостанции.

Профи ехал медленно и бесцельно. Собственно, и ехать-то ему было некуда. Механизм операции, запущенной убитым менее суток назад Партнером, работал. Профи еще не знал, что он — всего лишь шестеренка в этом механизме, но уже понял: все не так просто, как представлялось ему вначале. А ведь еще не пошла раскрутка дела Котова. Теперь он уже жалел, что так наследил. И оставил в живых эту шлюху. Ночью он об этом не думал… Стоп! А почему сейчас ты считаешь, что у тебя есть фора «по Котову?» А если? Профи затормозил так резко, что сзади завизжали тормоза и раздался возмущенный вой клаксона. Он свернул в тихий переулочек и быстро набрал домашний номер покойного Виктора Петровича. Когда он уже укорял себя за паникерство; трубку внезапно сняли.

— Алло, — сказал приятный мужской голос. Профи почувствовал, как по лицу скатилась капелька пота, бешено застучало сердце. Я попал ему в голову! Я дважды выстрелил ему в голову. С двух метров. В упор.

— Алло, — повторил голос, — слушаю вас.

— Мне, пожалуйста… Виктора.

— Очень жаль, но Виктор сейчас не сможет подойти. А что ему передать? Он перезвонит.

Профи откинулся на спинку неудобного сиденья, трубка в потной руке продолжала что-то щебетать. Он не слушал. А зря. Человек в квартире на Морской набережной обращался к нему, Сергею Круглову.

Через минуту Профи выключил трубу. Вот тебе и фора! А чего другого ты ждал? Днем раньше, днем позже, но труп все равно бы обнаружили. Либо знакомые, либо родные. Интересно, есть у него родные? Или подчиненные на службе. У делового человека со столь специфическим бизнесом есть масса контактов и его исчезновение никогда не проходит незамеченным. Ты это отлично знал. Теперь все упирается только в одно обстоятельство — время. Сколько его тебе отпущено. Если есть Бог или хотя бы справедливость, тогда успеешь. Должен успеть. Обязан. Иначе нечего было все это и затевать. Жрал бы водку — и никаких проблем.

Мелодично зазвонил телефон. Профи нажал зеленую кнопочку, поднес к уху.

— Шеф, — выпалил кто-то возбужденный, — вчера перебили всю бригаду Боксера.

— Я их, козлов, и перебил, — ответил Профи. Человек на том конце озадаченно помолчал, потом брякнул:

— А-а, блин, я номером ошибся.

— Нет, блин, не ошибся. Тебе Котов нужен?

— Да-а… а кто?

— Шефа своего ищи в морге. На Екатерининском. Ночью я его за беспредел замочил. Усек, урод?

Дежурный в «VIP-club» был человек серьезный, знал, что такими словами не бросаются: отвечать придется. Вместе с тем он растерялся. А Профи продолжал:

— И все, гнездо паршивое теперь разбомблю. Запомни и передай своим беспределыцикам.

— Ты кто? — наконец спросил дежурный. Он поверил.

— Я — Профи…