Специалист по джунглям

Глава 5

— Ах, Брат Барт, податель безмерного наслаждения, — гнусил маленький, тощий, с мордой хищной птицы, Брат, облаченный в черную хламиду. — Выпей немного вина — этого изысканного, восхитительного вина… — Он поднял с низкого стола налитый до краев кувшин. Вытянутая рука дрожала, зрачки нездорово расширены.

Барт Фрейден улыбнулся, отклоняя предложенное вино небрежным движением. Брат Теодор уже хорошо накачался омнидрином. Все шло замечательно, большинство Братьев упивалось наркотиком, словно кошки молоком, и некоторые из них, как вот старина Тедди, практически не вылезали из состояния полного кайфа.

Небольшой стол в японском стиле, с грудой наваленных подле него подушек, обильно заставлен кувшинами вина, корзинами с местными фруктами и хлебом. Середину занимало основное блюдо — зажаренная целиком и уже наполовину съеденная тушка человеческого детеныша. Фрейден опустился на одну из подушек, достал из внутреннего кармана, искусно вшитого в черную мантию, маленький полибаг с омнидрином и кинул его на стол.

— Этого должно хватить тебе… ненадолго.

Брат Теодор жадно сграбастал полибаг, вскрыл быстрым движением, ухватил щепотку белого порошка, поднес к левой ноздре, вдохнул, чихнул и хихикнул, как гимназистка под опытным ловеласом:

— Совсем ненадолго, Брат Барт, совсем ненадолго.

Его глаза закатились, и, откидываясь на подушки, он прорычал:

— Женщину!

Почти тотчас же в комнате появилась высокая, хорошо сложенная молодая женщина с правильными чертами лица и рыжими волосами. Она была обнажена. Теодор злобно схватил ее за нежную ягодицу похожей на коготь лапой и рывком дернул к себе на колени.

— Позабавь меня, — распорядился он. — Но сначала медленно.

Послушно, не обращая ни малейшего внимания на Фрейдена, девушка нырнула под черное одеяние Брата Теодора. Теодор улыбнулся.

— Превосходный экземпляр! Может, ты хочешь попробовать ее, Брат Барт? Я определенно хотел бы попробовать твою рабыню. Она выглядит так… экзотично. Ты понимаешь, в разведении самок по нашему вкусу есть один недостаток — редко случается насладиться чем-то необычным, непредсказуемым. А вот твоя рабыня…

— Э… своеобразное существо, — ответил Фрейден быстро. — Я уверен, ты найдешь, что она доставляет хлопот сверх своей цены. — «Это, — добавил он про себя, — капитальное преуменьшение». — Сам я могу справиться с ней только потому, что я… скажем так, нашел способ привести ее в надлежащее состояние.

«Ну, а это вообще ложь тысячелетия».

Брат Теодор рассмеялся.

— Приведение живых существ в надлежащее состояние — уже половина удовольствия, — заметил он с мерзкой ухмылкой. — Я не хотел бы сейчас докучать тебе подробностями… дисциплинарной программы. Увеличь темп, женщина! — приказал он, начиная ритмично раскачиваться взад и вперед. Глядя, как уродец облизывает пересохшие губы, Фрейден почувствовал приступ рвоты. Подобную непростительную слабость ни в коем случае нельзя обнаружить. Публичная мастурбация с рабами — еще наименьший из разнообразных пороков Братьев, а собственная роль Барта в этой игре требовала, чтоб он был «одним из парней».

— Послать за женщиной для тебя? — талдычил Теодор. — Может, какое-нибудь развлечение? Состязание, да, в самом деле, состязание. С ножами? На кулаках? Хлысты? Двое мужчин? Две женщины? Смешанная пара? Назови свое Желание, Брат Барт! Все что угодно Подателю Наслаждений! Скромное представление с пытками? Ну конечно же, зрелище пыток! — Он по-мальчишески рассмеялся.

— Боюсь, мне пора, — быстро бросил Фрейден. — Нужно отнести немного омнидрина Брату Леону и Брату Джозефу… Дела, дела, дела, — говорил он уже на ходу, чересчур поспешно пробираясь к двери.

Но Брату Теодору было уже не до наблюдений за такими тонкостями. Он тяжело дышал, грубо колотя нагое тело рабыни.

— Слишком нежно! — рычал он. — Слишком спокойно! Больше огня, женщина!

Оказавшись за дверью, Фрейден успел услышать ряд резких шлепков плоти об плоть. «Бери свое, пока можешь, грязный ублюдок, — подумал Барт. — Ты не будешь хапать вечно».

Свежий воздух немного охладил Фрейдена, но декорации оставались по-прежнему омерзительными. Нет способа избавиться от тошноты в безумной атмосфере Дворца Боли. Открытый двор представлял собой выставку живых суетящихся гротесков. Здесь Киллер вел во Дворец выстроившихся гуськом обнаженных женщин — все молодые, одинаково красивые, выращенные специально для удовольствия хозяев. Ближе к бетонной стене другой солдат муштровал взвод кадетов. Мальчишки одеты и снаряжены в точности как взрослые Киллеры — вплоть до маленьких винтовок, «звезд» и подпиленных зубов. Еще четверо Киллеров гнали на бойню за Дворцом стадо чудовищно толстых, дебильных детей, именуемых мясными Животными.

Фрейден, сам не понимая зачем, подозвал одного из Киллеров.

Как и все остальные, этот был высоким, худым, с темными, начинавшимися высоко над линией лба волосами и острым оскалом. Он носил капитанские нашивки — сказочно высокий ранг в местной иерархии.

Боец застыл перед Фрейденом по стойке «смирно» и лаконично произнес:

— Тебе нужна услуга, Брат.

— Только кое-какая информация, капитан, — ответствовал Фрейден. — Мальчики, которых дрессируют вон там, — где вы их берете? Рекрутируете, или как?

— Рекрутируем, Брат? — переспросил Киллер. — Разумеется, это чистокровные Киллеры. Мне самому, как офицеру, было позволено зачать двоих в прошлом году. Это высокая честь, третья величайшая из всех возможных.

— А первые две?

Киллер, казалось, несколько обалдел от того, что Брат — пусть даже новоиспеченный — задает подобные вопросы. С другой стороны, он никогда прежде не встречал пришельцев из внешнего мира.

— Высшая честь, конечно же, убивать, — проговорил он спокойно. — Вторая высочайшая — погибнуть в бою. Четвертая — получить позволение наслаждаться женщиной. Я сам был удостоен этого удовольствия десять раз за прошлый год. Я хорошо служил Братству.

«Все продумано до мелочей», — мрачно констатировал Фрейден. Тотальный целибат, конечно, превратил бы армию в свирепое, не знающее страха полчище, но и сделал бы ее трудноуправляемой. Позволяя солдатам эпизодический секс в качестве награды за службу, вы держите их под контролем и в то же время можете дать выход их сексуальной энергии в сражении. Логично. Если принять за исходную посылку утверждение, что каждый, не являющийся Братом, вообще не человек, — то все проделки Братства тоже начинали выглядеть чертовски логично.

— Свободны, капитан! — буркнул Фрейден. Он покачал головой, глядя, как Киллер исчезает за углом. Братство беспощадно, и для того, чтобы разрушить его, требовались равные жестокость и неразборчивость. При таком раскладе Фрейден чувствовал себя явно не в своей тарелке. Это не его стиль.

— На этот раз, — пробормотал он тихо, — я буду счастлив сделать исключение. Братству Боли неведомо милосердие. Оно не дождется милосердия и от меня.

— Барт Фрейден, это не похоже на тебя, — сказала София, зачерпывая изрядную порцию овощного пилава с рисом, бывшего неизменным дежурным блюдом их сангрианской диеты. При отсутствии на планете завезенных с Земли животных или годной в пищу местной фауны, прошло уже довольно много времени с тех пор, как они прикасались к мясному. Вряд ли они были способны испробовать традиционное сангрианское решение проблемы хронического протеинового голодания.

Фрейден, сидевший напротив с набитым ртом, запил опостылевшую еду глотком прогорклого местного вина и поинтересовался:

— Так на кого же это похоже, Соф?

— Не надо словесной эквилибристики. — София наморщила нос, хлебнув отдающее смолой вино. — Я не твой дружок Дятел, не этот жирный боров Моро или какой другой закутанный в черные тряпки урод из психушки. Я София О’Хара, забыл? Не пытайся облапошить меня. Федерация тоже не являлась точной копией Справедливой Социальной Демократии. Когда ты прибирал ее к рукам, тебе помогли отнюдь не Возвышенные Помыслы… Как и тогда, когда ты добился поддержки Десятки. Но толкать наркоту — это для тебя что-то новенькое, другой перепляс, правда?

— Омнидрин — это не наркота, как ты чрезвычайно грубо выразилась, — запротестовал Фрейден, избегая встречаться с подругой взглядом, — у него отсутствуют вредные физиологические эффекты. Пагубной зависимости не возникает.

— Да, без сомнения, он стимулирует отток желчи от печени, избавляет от перхоти, укрепляет кости и увеличивает сексуальную потенцию. Можно подумать, свиньям нужны дополнительные стимуляторы для возбуждения своих извращенных влечений. И тем не менее я имела случай заметить, что большинство из наших так называемых Братьев довольно значительную часть своего времени проводят в полном отрубе. Мне-то от этого даже лучше, раз они не шляются по улицам. А с возросшим пылом предаются разным невинным забавам — бои гладиаторов, оргии с пытками и прочие милые развлечения. По сравнению с этой Кучейдерьма и Черная Дыра Калькутты покажется местом встреч пастора с прихожанами… И что хуже всего, ты, похоже, продолжаешь гнуть свое.

— Хорошие парни приходят к финишу последними, — ответил на тираду подружки Фрейден. — Революция — грязное занятие. Чем отвратительнее режим, который ты собираешься «вдуть», тем меньшую щепетильность можно себе позволить. Чем сильнее «подсядут» наши козлы сейчас, тем меньше будет убийств в дальнейшем. Пусть себе долбят и купаются в кайфе! До тех пор, пока не станет слишком поздно. Это спасет чьи-то жизни в общем итоге. Или я должен предполагать в себе некое сострадание по отношению к этим засранцам? Ты вспомни, с какими отбросами мы сражаемся. Рядом с Моро Калигула, Гитлер и де Сад выглядят как бойскауты на лужку с сачками. Так что если кто-то приносится Революции в жертву, просто помни о том, что в это же время вся планета в целом движется к благу. На этот раз я с удивлением обнаруживаю себя в непривычной роли, на Стороне Ангелов. Знаешь, не так уж это и плохо.

— Да перестань же, Барт! — воскликнула София с отвращением. — Ты выглядишь просто смехотворно в доспехах Рыцаря Печального Образа. Дон-Кихот, толкающий наркоту. Здесь что-то личное, да? Что они такое заставили тебя сделать на этом Обряде Посвящения?

Фрейден, поперхнувшись, залпом выпил огромный глоток вина. То, что его принудили сделать во время посвящения, он упорно пытался забыть, но память все равно грызла его изнутри. Барт обречен сдерживать своего зверя, он не мог его выпустить, позволить ему встать между собой и Софией. София — за исключением Вандерлинга, затерявшегося где-то в джунглях, — единственное человеческое существо на всей планете. Барт страстно желал поделиться с ней лежащей на сердце тяжестью, но смертельный страх потерять подругу каждый раз его останавливал.

— Тысячу раз тебе говорил, — проворчал он. — Просто глупейший мумбо-юмбо.

— Ты мне лжешь, Барт, — заметила она спокойно. — Посмотри на меня и повтори все это еще раз.

Барт встретил взгляд ее больших глаз, удивительно чистого зеленого цвета, и попытался прочесть потаенные мысли Софии. Участие? Желание узнать правду, какой бы эта правда ни была? Или просто женская подозрительность, готовность немедленно осудить?

— Хорошо, Соф. — Он тяжело вздохнул. — Я… Они… Они заставили меня убить! Зарубить топором, собственными руками! Всего лишь… всего лишь животное, но я был должен, обязан, в конце концов! Я или оно. Я убил его, иначе они убили бы меня.

— Ты и до этого угробил массу жизней, — усмехнулась она цинично. — Человеческих жизней.

— Это не то что отдать приказ, я сам это сделал! Я — слыша крики, глядя на кровь, чувствуя, как подается живая плоть под лезвием топора! — Барт поймал себя на том, что сорвался в крик. — Я никогда прежде не убивал… Такое ощущение…

Он осекся. Слово едва не слетело с уст. «Убийство».

Лицо Софии внезапно смягчилось. Она перегнулась через стол, едва касаясь, тронула его лицо ладонями.

— Прости, Барт. Я больше не буду упоминать об этом. Где-то там у тебя все же есть сердце. Я могу почувствовать, как оно бьется… хотя и слабо. Ты прав, Бесподобный Вождь.

— Спасибо, Соф… Мне было нужно услышать от тебя это. Когда со всем будет покончено, я все улажу… Я улажу чертовски много всякого…

Внезапно он ощутил, как некое странное чувство поднимается в нем острым болезненным приступом.

— Довольно на сегодня исповедей, — бросил он с преувеличенной резкостью. — Отпусти мне мои грехи, Господи. Три конфедоллара в кружку для пожертвований, и назад к делу, как обычно. Похоже, пришло время проведать Вильяма. Сейчас он уже должен сколотить нечто, имеющее, будем надеяться, сходство с партизанским отрядом. Сгоревшая усадьба, может быть, просто несчастный случай, но говорят, никого не осталось в живых. Так что наши дела потихоньку пошли и в джунглях. Пора скоординировать действия. Я отправляюсь утром. Хочешь присоединиться?

— Думаю, я еще долго проживу без бодрящей компании старика Врежь-в-Плешь. Передай ему, как я скучаю. Обойдусь без пикника. В конце концов, место женщины в доме.

— Игрушечные солдатики выглядят немного лучше, — заметил Фрейден, переводя взгляд с разбойничей морды Вандерлинга на партизанский лагерь и обратно.

Лагерь — сплошное разочарование. Он оказался гораздо меньше того, каким рассчитывал его увидеть Фрейден. Нет и следа воинского порядка: оружие и боеприпасы разбросаны как попало. На земле тут и там неподвижно валялись полуголые тощие люди — человек тридцать. По мысли Фрейдена, Вильям к этому времени должен был набрать раза в два больше. И кроме того, невзирая на то, что космический шлюп только что приземлился, партизаны полностью проигнорировали событие, как будто пришельцы из внешнего мира падали им на головы каждый четный вторник.

— Что происходит? — ворчал Фрейден. — Почему их так мало? Какого дьявола они здесь развалились и впустую тратят время? Где, черт побери, твои часовые? Почему, скажи на милость…

— Полегче, приятель, на поворотах, — ощерился Вандерлинг. — Ты и половины всего не знаешь. Эта Кучадерьма невыносима. А развалились они так просто потому, что обдолбались героином.

— Что? — проревел Фрейден. — Ты окончательно спятил? Где они могли достать героин? И почему ты этому не препятствуешь?

— Я им сам дал. Мне пришлось.

— Ты… — Это был один из тех редких моментов, когда Фрейден полностью лишился дара речи. Подсаживать партизан героином — это то же самое, что делать операцию на мозгах лопатой. Под кайфом им не отразить атаки отряда юных натуралистов, а если уж начнется ломка… Бр-р-р! Все время придется поддерживать тонкое, как лезвие бритвы, равновесие. Стоит только попробовать один раз, и безумие покатится как снежный ком.

— Вероятно, ты приготовил какое-то объяснение, — проговорил Барт хрипло. — Некое сверхфантастическое объяснение. Поведай, что произошло, пока ты распоряжался по своему усмотрению?

Они уселись перед примитивным шалашом, поставленным рядом со шлюпкой Вандерлинга. И генерал поведал:

— Я ничего не понимаю, Барт. Они отказываются сопротивляться. Даже не помышляют об этом. После того, как я со своими ребятами разгромил притон Брата Бориса… Поверь, мне пришлось попахать… Я думал: «Дело в шляпе». Рассчитывал, что, если местного набоба и его наемников уберут с дороги, каждый «тормоз» в его владениях будет сходить с ума от желания присоединиться к нам. Но пойди в деревню и попытайся поднять их! Они усядутся на свои тощие задницы перед грязными хижинами, и разве что какой-нибудь кретин пожелает узнать, на что будет похож следующий Брат, или поинтересуется, снизят ли квоту. Объяснишь им, мол, никакого следующего Брата не будет, мы собираемся уничтожить их всех до одного, а они примутся визжать про «богохульство», и… как же это… «против Естественный Порядок». И ни один не перейдет на нашу сторону. Вот…

— …ты и решил, что единственный способ создать армию — забомбить их героином, пока они окончательно не одуреют, — кисло докончил фразу Фрейден.

— Наконец-то ты допер. По крайней мере, они хоть воюют.

— Вильям, мне встречались головы покруче чем у тебя. Необходимы десять, может, пятнадцать тысяч человек, чтобы прибрать к рукам эту вонючую планетку. Думаешь, даже в этом случае героина нам хватит на веки вечные? Что произойдет, когда он кончится? Как мы будем использовать заряженных на убийство парней в политической борьбе?

— Я не думал…

— Это для меня не новость, — огрызнулся Фрейден.

— Ну и каков же твой план, гений?

— Хочу глянуть на какую-нибудь из деревень, поговорить с людьми. Даже полностью шизанутые были когда-то нормальными. На все есть свои причины. Когда я узнаю, в чем проблема у сангриан, я найду способ их обломать.

— Прямо сейчас? Наши парни будут в отключке ближайшие пять часов.

— К чертям их собачьим, — сердито бросил Фрейден. — Дай мне снипган, и наши скромные персоны нанесут визит будущим избирателям лично.

Сангрианская деревня представляла собой уродливое скопление полусотни маленьких, крытых соломой, лишенных дверей лачуг, расположенных неровным кругом на берегу затхлой речонки. За деревней, возвышаясь колоссальным монументом, маячила огромная пирамида из сухой красной глины, усеянная множеством больших круглых отверстий. В высоту глиняное сооружение составляло шестьдесят футов с лишком. Как только Фрейден, сопровождаемый угрюмо тащившимся следом Вандерлингом, вышел из джунглей, что тянулись вдоль реки, вплотную подступая к деревне, он увидел огромное зеленое насекомое размером с подростка, с восемью членистыми лапами. Первую пару лап оно держало над туловищем, как руки. Черные глазки на большой голове казались на вид весьма смышлеными. Монстр появился из отверстия в глиняном кургане и легко понесся к возделанным полям за деревней.

— Жук, — безразлично пробормотал Вандерлинг, пока они шли к лачугам. — Их много в этой штуке. Жуковейник, так ее называют. Ты их увидишь на поле; они там собирают урожай целой бригадой. Меня такое зрелище до сих пор бросает в дрожь.

Фрейден фыркнул и сморщил нос, когда они прошли кольцо хижин. Голая земля покрыта слоем мусора и нечистот. Несколько дюжин тощих голых детей вяло бродили по площади; все невероятно грязные. Женщины с изможденными голодными лицами и отвислыми дойками, одетые в грубые юбки, не намного отличающиеся от мужских набедренных повязок, поднимали головы от ступок, где толкли зерно, или от кособоких очагов с пекущимся хлебом. Они с тусклым любопытством смотрели на двух вооруженных мужчин. Там и тут из хижин высовывали головы старики. Дети, старики, женщины, горы грязного хлама — от всего этого к небесам поднимался столб миазмов, как от огромной зловонной свалки.

— Где все мужчины? — спросил Фрейден у Вандерлинга.

— Еще слишком рано. Они не вернулись. Возятся с мясными Животными.

— Но я полагал, ты перебил всех Киллеров, когда разграбил поместье?

Вандерлинг пожал плечами:

— Я тебе говорил, они — идиоты. Вознамерились быть пай-мальчиками и ждать появления следующего Брата.

— Ну ладно, давай поговорим с кем-нибудь из старикашек. — Фрейден увлек Вандерлинга к одной из хибар.

Окна в ней отсутствовали, равно как и дверь. Внутри темно, душно и сыро. Иссохший старик сидел на связке соломы, апатично обсасывая кусок жесткой лепешки. Он поднял на вошедших запавшие слезящиеся глаза, но не произнес ни слова.

— Я Барт Фрейден, — сказал Фрейден. — Это — маршал Вандерлинг. Мы из внешнего мира. Мы принесли свободу народу Сангрии. Как твое имя?

— Деревяшка, — прошамкал старик. — Что есть свобода?

Фрейден покачал головой.

— Свобода — это когда ты делаешь только то, что захочешь, а не то, что прикажут Братья. Свобода — это когда нет Братьев и нет Киллеров.

— Нет Братья, кому править? — спросил старик. — Нет Киллеры, кому убивать?

— Ты будешь править, — великодушно ответствовал Фрейден. — Вы будете править сами. И никого не будут убивать. Вы будете выращивать еду для себя, работать только для себя, распоряжаться своей жизнью. Это и есть свобода.

Старик сердито посмотрел на него.

— Я понимать. «Свобода» — всего лишь кощунство, вот что. Ты принести кощунство. Не хотеть кощунства. Против Естественный Порядок.

— Так, значит, Естественный Порядок делает вас рабами? Естественный Порядок позволяет Братьям распоряжаться вами и пытать вас просто ради своего удовольствия. А когда надоест, забивать как скот на прокорм садианам?

— Пойми, — повторил старик. — Естественный Порядок. Так всегда было, так всегда будет. Мы хорошие Животные. Не слушать кощунств.

— Посмотри на эту мусорную кучу, — раздраженно крикнул Фрейден. — Посмотри на помои, которые ты ешь. Посмотри на себя, ты тощий как жердь. Тебе нравится медленно умирать от истощения?

— Никто не умирать. Всех съедят. Те-Братья и те-Киллеры есть тех-мясных Животных. Те-садиане — бесполезных Животных. Те-Животные — пищу, которую выращивать те-Жуки. Естественный Порядок.

«Я напрасно трачу здесь время, — подумал Фрейден. — Может, какой-нибудь местный вождь…»

— Где вождь? — спросил он. Старик непонимающе смотрел на него. — Главный? Командир? В законе? Самый важный человек в деревне?

— Ты хотел сказать, Хранитель? Хижина Хранителя за Жуковейником. Хранитель стареет. Я второй старейший в деревне, он умереть, я — Хранитель. Может быть, он умереть уже скоро.

Фрейден, уже выходивший из хибары, обернулся.

— И сколько же тебе лет, долгожитель?

— Сорок семь, — ответил старик.

Фрейден вытаращил глаза. Сангрианский год был короче земного! Этой старой развалине немногим больше сорока стандартных лет, и он — второй старейший в деревне!

Хижина Хранителя стояла на другой стороне Жуковейника. Дальше расстилались поля пшеницы. Там вкалывала дюжина Жуков. Солнце сверкало на их зеленых хитиновых панцирях, когда они методически продвигались по полю, срезая колосья подвижными клешнями.

Не обращая внимания на надувшегося Вандерлинга, топающего по пятам, Фрейден протиснулся в хижину. И едва не слетел с катушек от волны гнилого запаха, исходящего от твари, сидевшей в центре хижины. Огромный зеленый бурдюк с приделанной к нему маленькой головкой — такой здоровый, что восемь крошечных ног-обрубков не доставали до земли. Тварь жадно лакала неразбавленное вино. Глиняный кувшин у ее пасти держал сморщенный старикашка. Еще десяток таких же кувшинов стояли рядом на голом земляном полу.

Старик отшатнулся, уронил кувшин, содержимое растеклось по пульсирующему телу зеленой твари.

— Вы потревожить меня, когда я кормить Мозг, — сердито тявкнул он. — Потревожить Хранителя! Да к тому же во время Жатвы. Хотите, чтобы Жуки разбежаться? Хотите умереть с голоду?

Потом он разглядел снипганы и отвесил поспешный низкий поклон.

— Вы Киллеры! — заныл он. — Есть оружие! Простите, хозяева. Вы не похожи на Киллеры. Не считайте кощунством.

— Мы… э… издалека, — сказал Фрейден. — Там, откуда мы пришли, все по-другому. Мы бы хотели узнать, что за порядки в этой деревне.

— Вы обратиться к нужному Животному, — промямлил старик важно. — Я здесь Хранитель. Если бы не я, вся деревня вымереть, и тот-Брат, у него не остаться бы никого, чтобы заботиться о его мясных Животных. Я здесь давать приказы Мозгу. Мозг заставлять Жуки делать их работу.

— Ты хочешь сказать, что эта тварь действительно командует Жуками?

Хранитель вытаращил глаза.

— Вы, должно быть, из очень далеких мест, — проговорил он наконец. — Нет Жуки в вашем поместье? Жуковейник, это как одно Животное. Твой мозг не говорить с твоими руками. У Жуковейника тоже есть Мозг, вот он. Я говорить ему, что делать, те-Жуки делают. До тех пор пока Мозг пьян, иначе они будут работать для себя. Те-Братья, они брать Мозг, когда он еще личинка, опьянять его и отдавать в деревню. Хранитель следить, чтоб он всегда пьян. Поэтому на самом деле это Хранитель выращивать всю еду, чтобы Животные могли есть и работать на Братья. Ты не знать Естественный Порядок?

— Значит, ты здесь важная птица, — заметил Фрейден медленно. — Ну, а что будет, если все здесь в деревне откажутся ходить за мясными Животными? Тогда ты будешь здесь править.

— Ты рехнуться? Киллеры прийти сюда и вырезать всю деревню!

— Ну а если бы у вас было оружие? Что, если бы вы сражались с Киллерами?

— Ты говорить кощунство! Что же вы за Киллеры, если святотатствовать?

— Мы…

— Тр-р? Тр-р? Команда, тр-р? — заскрипел Мозг металлическим голосом.

— Нет время говорить сейчас, — засуетился Хранитель, хватая кувшин и поднося его к морде чудовища. — Тот-Мозг не так сообразителен, приходиться ему повторять приказы, или Жуки разбежаться. Теперь вы узнать все, что хотеть, хозяева. Мы послушные Животные, мы уклоняться богохульства. Вы сказать это тому-Брату.

Потом он отвернулся от Фрейдена и, уже игнорируя его, принялся втолковывать Мозгу:

— Заканчивать южное поле, переходить на северное, потом…

Фрейден пожал плечами и дал Вандерлингу знак выйти наружу.

— Ну, гений, — ухмыльнулся Вандерлинг, — вот твой проклятый «высокий революционный потенциал»! Прикалывает тебя это?

— Я по-прежнему нахожу его высочайшим, — отозвался Фрейден. — Но сейчас застой не дает ему проявиться. Все было так плохо и так долго, что они успели к этому привыкнуть. Но в тот момент, когда в системе, как кажется, ничего не произошло, она летит к чертям.

— Э, ну и как же ты собираешься что-нибудь улучшать?

— Улучшать? Нужно не улучшать, а наоборот, делать еще хуже. По счастью, здесь нам придет помощь со стороны.

— Помощь? От кого?

Фрейден засмеялся:

— От Моро! От кого же еще?

Проходя лабиринтом коридоров Дворца Боли, в направлении Тронного Зала, Барт Фрейден был уже менее уверен в своей способности ухудшить положение вещей в этом мире. И без того все шло так плохо, как вообще возможно. Единственный выход — сделать всю систему абсолютно невыносимой. А как втянуть в это Моро?

Жуки доставляли «Животным» — как сангриане сами привыкли о себе думать — достаточно пищи, чтобы поддерживать в них жизнь, а они, в свою очередь, могли выращивать для Братьев и Киллеров мясных Животных и служить бездонным источником жертв и рабов. Для среднего Животного шансы закончить жизнь на Арене, в Общественной Кладовой или ошейнике раба довольно незначительны при соотношении пятнадцати миллионов Животных и только нескольких тысяч Братьев. Старая математика тирании — если тяжелая длань владыки опускается на головы сравнительно небольшой части населения, остальные будут сидеть и не рыпаться, что бы ни происходило. Весь фокус в том, чтобы внушить Моро необходимость усилить террор, брать квоту в десять сангриан там, где раньше брали только одного. Но как? Пока что Братство удовлетворяло любой свой мимолетный каприз, устанавливая такую квоту, какая только им требовалась. Должен появиться новый чудовищный запрос — такой запрос, чтобы квоты возросли в три, в четыре раза, и даже больше. Но какой мыслимый…

Брат Теодор, шатаясь, прошел мимо Фрейдена, даже не замечая его, до ушей накачанный омнидрином. Хорошо, что на корабле такой солидный склад наркоты. Братья истребляли его со скоростью невероятной. Фрейден не мог этого предвидеть. И как только запас начнет истощаться, Братья будут доведены до отчаяния…

Клац!

«Конечно!» — крикнул Фрейден себе самому. Боже правый, все это время решение болталось под носом! Никто не знал, сколько в действительности омнидрина на корабле, им приходилось верить Барту на слово. А вдруг Моро придет в голову мысль, будто запас подходит к концу? Что, если он скажет Моро…

Фрейдена передернуло. Идея скверная, но должна сработать. Если у него хватит духа сделать это, погрузить всю планету в оргию пыток и… Пострадают тысячи, но все остальные, в конце концов, будут свободны. Разве не это шло в счет? Или решиться, или бросить всю затею и отступить. Разбить тысячи яиц и приготовить омлет, или позволить людям… да, которые сделали из него убийцу, крутить свои забавы еще в течение трех ближайших столетий. В конце концов, для этого и предназначен революционный рэкет!

Барт заставил себя задавить сомнения и жалость. И поторопился в Тронный Зал. Тупиковые ситуации требуют решительных действий! Хирург ампутирует конечность, чтобы спасти тело целиком. Чем же он не хирург? Чем?

— Ну? — недовольно проурчал Моро. — В чем дело, Брат Барт? Надеюсь, оно достаточно важно. Я не люблю, когда меня отрывают от развлечений, а это представление оказалось весьма занимательным.

Они были одни в комнате. На огромном экране, занимавшем одну из стен, разворачивался ужасный спектакль: десять человек с попарно скованными запястьями. В свободной руке один из пары держал длинный нож, другой — пылающий факел. Тела гладиаторов, вооруженных ножами, сплошь были покрыты ожогами, на противниках видны кровоточащие резаные раны. Сражение происходило в какой-то яме. Камера установлена так, чтобы зритель видел, как гладиаторы барахтаются в море огромных, размером чуть ли не с кошку, насекомых, составлявших живой пол ямы. Одна из пар упала, не устояв на ногах, но оба тут же с воплями вскочили, покрытые десятком впившихся в их плоть острыми жвалами страшилищ.

Отвратительное зрелище и вопли сражающихся укрепили дрогнувшую волю Фрейдена. Допустимо все что угодно, если оно разрушит царство монстров, получавших удовольствие от подобной мерзости. Все что угодно. Даже…

Фрейден отвел глаза от экрана и шагнул к рельефному трону, где восседал Моро. Поросячьи глазки Пророка сверкали, тучное тело тряслось от восторга, к которому примешивались раздражение и досада на неприятную помеху.

— Определенно очень важно, — проговорил Фрейден. — Это насчет омнидрина. Убери звук, а то мешает.

Сурово нахмурившись, Моро протянул руку к лежащему перед ним пульту, и крики прекратились.

— Ну?

— Братья жрут наркотик так, словно завтрашнего дня не наступит, — продолжал Фрейден. — Я никогда не видел, чтоб такое большое количество дури поглощалось так быстро. Они превращаются в свиней.

— Удовольствия других не касаются тебя! — огрызнулся Моро. — Ты, допустим, держишь свою смехотворную рабыню — женщину с языком, словно кинжал, — только для себя одного. И никто не жалуется, хотя Брат Теодор… Но это не его дело, точно так же, как не твое, кто сколько принимает омнидрина.

— Полагаю, моя собственная жизнь — все же мое дело, — заметил Фрейден скромно. — Поправь меня, если я не прав.

Какое-то мгновение Моро тупо смотрел на Барта. Трудно судить, когда Пророк на омнидрине, а когда — нет. Он был умнее остальных — иначе и не удержался бы в «пророках» так долго. Он употреблял наркотик очень умеренно и, по-видимому, мог контролировать зависимость от него. В настоящий момент он был лишь в слегка приподнятом настроении — как раз то, что нужно.

— Я останусь в живых до тех пор, пока у меня есть омнидрин, так? — заявил Фрейден. — Не будет омнидрина — не будет и Брата Барта.

— Совершенно точно, — ухмыльнулся Моро. — Но уверяю тебя, удовольствию увидеть, как ты будешь заживо съеден или дюйм за дюймом сварен в кипящем масле, я несомненно предпочитаю держать тебя как поставщика омнидрина. Он так волшебно усиливает обычные наслаждения… Но к чему ты клонишь своими глупыми рассуждениями?

— Я совершенно не рассчитывал, что наркотик будет расходоваться так быстро. При таких темпах его не хватит до конца моих дней — а я верю, что проживу долгую насыщенную жизнь. И вдобавок верю в то, что такую жизнь можно спланировать.

Моро нахмурился.

— Если его не хватит до конца твоих дней, тогда и до конца моих тоже, — пробормотал он огорченно. — Я мог бы приберечь его для себя одного. Но это повлекло бы лишние затруднения. Слишком опасно.

«Пока все хорошо, — думал Фрейден. — Он забеспокоился. Самое время увлечь его на легкую дорожку в майских цветочках».

— Сочтешь ли ты мои обязательства выполненными, если я объясню тебе, как производить наркотик? — спросил Барт лукаво.

— Его можно сделать здесь? — выпалил Моро. Потом, уже спокойнее: — Ну конечно же, конечно же. Это было бы чудесно.

Его поросячьи глазки сузились, и он лицемерно улыбнулся. «Законченный дебил смог бы прочитать твои так называемые мысли, — фыркнул про себя Фрейден. — Стоит тебе самому обзавестись омнидрином — и бай-бай, Брат Барт! Но как только наживка будет проглочена и колесо закрутится — Брат Барт уже растворится в небытии, чтобы дать место Барту Фрейдену, президенту Свободной Республики Сангрии. Дело только за точным расчетом времени».

— Его можно делать здесь точно так же, как и в любом другом месте. То есть, если здесь, на Сангрии, достаточно шизофреников.

— Шизофреников?

«Ох, братец! Как мне объяснить старине Жиртресту, что такое шизофрения? Ну да впрочем, если собираешься лгать, начни с того, что попроще».

— Сумасшедшие, — пояснил он. — Уж, наверное, на Сангрии есть сумасшедшие?

— Сумасшедшие?.. Ты имеешь в виду тех Животных, которые так странно ведут себя после некоторых особо изощренных пыток? Тех, что сидят, уставившись в одну точку, как растения, или лопочут что-то на тарабарских языках?

«Не вполне научное описание шизофрении, но поскольку омнидрин в действительности продукт чисто синтетический, что от этого меняется?»

— Точно, — кивнул он. — Шизофреники, они и есть.

— Случается время от времени… — наморщил лоб Моро. — Конечно, из-за этого Животные становятся абсолютно бесполезны в качестве рабов или занимательных объектов для пытки. Само собой, их отправляют в Общественную Кладовую. Какая польза от сумасшедших?

— От сумасшедших никакой, — согласился Фрейден. — А вот их кровь — совсем другое дело. Омнидрин — это экстракт из крови шизофреников. Но нужны кварты и кварты такой крови, чтобы приготовить одну дозу наркотика. Будь у тебя на планете достаточно безумцев — под «достаточным» я подразумеваю десятки тысяч, — мы могли бы делать дурь. Но раз их здесь так мало, не имеет смысла…

— Дай мне подумать, — проговорил Моро медленно. — Омнидрин гонят из крови сумасшедших? Заставь человека свихнуться, и в крови у него выработается некоторое количество омнидрина?

Фрейден только дивился про себя. Благие боги, сколько времени понадобится толстому говнюку, чтобы понять? Конечно, типа, тупого настолько, чтобы проглотить ложь, подобную этой, всю дорогу нужно вести за руку, помогая ему делать каждый шаг. И все же нельзя допускать прямой очевидности вранья.

— В ничтожном количестве, — напомнил Фрейден. — Тебе пришлось бы изобрести какой-то способ сводить людей с ума en masse, я не вижу, как…

Моро громоподобно расхохотался.

— А все потому, что ты, признайся, глуповат, Брат Барт! В тебе нет эстетизма. Это же великолепно, это соответствует основополагающему постулату Братства — давать Боль и получать Наслаждение!

— Что ты задумал? — спросил Фрейден с притворным смущением, как если бы эта идея вовсе и не принадлежала в первую очередь ему самому. — У тебя имеется способ лишить рассудка тысячи?

— Во имя Гитлера и Сада! — взревел Моро. — Ты действительно не понимаешь? Это же очевидно! Мы проведем настоящую вакханалию пыток — такую, какой Сангрия доселе не видывала! Какой вызов искусству! Изобрести пытки достаточно утонченные, чтобы сводить Животных с ума, и в то же время не потерять ни капли их крови!

Моро сам напоминал шизоида, раскачиваясь взад и вперед на троне, — точь-в-точь даун с погремушкой.

— Мы сведем с ума целую планету! — вопил он. — Целую планету!

«Крючок, леска и грузило — полный комплект. Запытай всю планету до безумия, высоси из нее кровь, чтобы добыть омнидрин для своих забав. Даже сангриане не вынесут этого. Грядет Революция, Толстяк, грядет Революция!»

Фрейден улыбнулся с сардоническим восхищением.

— Моро, — сказал он спокойно, — должен признать, что я еще ни разу не встречал ума, сравнимого с твоим.

Сидя обнаженным на краю постели, Барт обнаружил, что посреди сравнительно прохладной сангрианской ночи он обливается липким потом. Он вспомнил старую поговорку, такую древнюю, что происхождение ее давно позабылось: «Никогда не оглядывайся; оно может нагнать тебя». Барт чувствовал дыхание этого «оно» буквально на затылке.

Получил планету для своих забав, Барт? Тебе нужно как-то сломать социальный застой, взбудоражить Животных, чтобы они дошли до нужной кондиции? Ну так почему бы не вызвать противодействие, завести их, попробовать всю планету пытками загнать в пропасть безумия? Этого, в конце концов, хватит за глаза, чтобы «достать» кого угодно, заставив сражаться. Толково, Барт, толково разыграно!

Проклятье, это действительно толково. Штука должна сработать. Фрейдену следовало бы гордиться собой. Откуда же тогда мерзкий пот, откуда холод в животе, откуда ощущение чего-то страшного, дышащего в затылок? Вряд ли совесть! Совесть — всего лишь слово, лажовая отговорка для трусов и бездельников. Не было ли это…

Из ванной появилась София. Нагая, длинные рыжие волосы рассыпались по плечам, грудь тверда и прелестна, ноги упругие и гладкие. Чертова девка была самой соблазнительной во всей Галактике. Его подруга! Она улыбалась, широко оскалившись, и глаза ее сияли. Барт знал этот взгляд.

— Бесподобный Вождь… — промурлыкала она, вольготно усаживаясь к нему на колени. Реплика была странным образом лишена сарказма. Этот тон Барт тоже знал. Совсем другая София пробивалась наружу время от времени — девчонка, замершая перед книжным героем, девочка из пещеры перед Великим Охотником. София возбуждала Барта до внутренней дрожи, но он ее совершенно не понимал.

Она поцеловала его — долгим, томным поцелуем.

— Интриги, — пробормотала она. — Бесподобный интриган. Мой мужчина. Numero uno[4]. Больше, чем жизнь, и вдвое сквернее.

Она снова поцеловала его, и Фрейден почувствовал, как у него кровь закипает, а ледяное дыхание «чудовища» слабеет и умирает. Это была не просто животная горячка, но что-то более глубокое. Не одно только ощущение манящего женского тела, прижимающегося к нему. Будто само пространство вокруг шептало: «Я хочу тебя. Хочу, потому что ты победитель, потому что ты — лучший». В этом призыве звучала гордость, и будила гордость в самом Барте. «Прикоснись ко мне, почувствуй меня, возьми меня, — говорило ее тело. — Я — лучше всех, и ты меня заслужил. Я — лучшее. Я — твоя, до тех пор пока лучшим будешь оставаться ты, пока ты на коне, пока ты — Бесподобный Вождь».

«И ни минутой не дольше», — подумал Барт, привлекая подругу к себе. Вот в чем вся соль. Это стоило того, чтобы сражаться, интриговать, убивать — если потребуется. Это стоило десяти тысяч жизней. Быть лучшим, Номером Один, центром вселенной, держать в объятьях лучшую женщину в мире и знать, что она твоя — потому что ты сам лучший, потому что ты выигрываешь ее, как приз, день за днем, минута за минутой, в борьбе против всего света.

Он накрыл ее своим телом. У него родилось такое чувство, словно рост его увеличился до десяти футов. София обвилась вокруг Барта, приняла в себя, как особый дар, и он брал ее, пока она отдавалась. Ее тихие вскрики и плавные движения стали гимном его мужественности, его ненасытному голоду.

Оргазм начисто смыл все сомнения и угрызения, глухое чувство вины и влажное холодное дыхание совести.

Победителю — награбленное!

Проигравшему — небытие!