Глава 19

Хорошо устроенный быт — половина жизненного счастья. Вот приходишь ты усталый домой, а на столе приготовленный и еще теплый ужин, во дворе натопленная банька, а у дверей тебя ожидают в поклоне отпрыски. Мол, тятя, челом бьем и искренне рады, что ты почтил нас своим присутствием.

Ну ладно, я немного приукрасил, но разве что чуть-чуть. Но баня и ужин были. А Митька даже оторвался от телефона, чтобы узнать, все ли со мной в порядке. Это равносильно тому, что бес прекратил пить во время кутежа. К слову, стопку он и правда отставил, когда почувствовал четвертый рубец.

Вся разница между моей нечистью и послушными отпрысками, что последние не называли бы своего отца «остолопом», «глупым человеком» и «любителем ловить рыбу в мутной воде». К слову, поговорка очень подходила к описанию приключения с русалками. С другой стороны, кто тут с четырьмя рубцами? То-то же. Победителей, как известно, не судят.

Ведь что я мог сделать после того, как стал рубежником? Сидеть тихо дома, не отсвечивать и взять ни одного нового рубца. К слову, с Митькой бы не познакомился, с лешим, да еще с многими интересными личностями.

Правда, услужливости моих приживал хватило на один вечер. К утру следующего дня, я увидел привычную картину — черт в наушниках, бес разминается беленькой после «тяжелой ночи». Григорию даже хватило наглости спросить, что там у нас по поводу завтрака?

— Так, всем внимание! — объявил я. — Теперь каждое утро у нас начинается с зарядки.

— Хозяин, бога-то не гневи! — воспротивился Гриша. — В моем возрасте, зарядка — это прямой путь к дохтуру.

— Ага, именно к дохтуру. Не обсуждается. Все во двор, на свежий воздух.

У меня желание было горы свернуть. Все-таки последний шажочек до ведуна делал свое дело. Хотелось куда-то свою силу применить. Да и этим двум пьяницам точно будет полезно немного размять кости.

За то, что наши нестройные физкультурные ряды заметит та же Людмила, я не беспокоился. Митька и так все время ходил в облике подростка, а бес устроился возле забора. С таким-то ростом его сложно будет заметить.

— Начинаем разминаться сверху вниз, сначала с шеи, — сказал я. — И постепенно опускаемся. Давайте, круговые движение головой. Четыре в одну сторону, четыре в другую.

— Мою шею как не разминай, ничего не поможет, — бурчал бес. — Все на ней, несчастной, сидят. Всех тяну, а мне вместо поощрения, вон, зарядку.

Митька более стоически выносил неожиданную физическую нагрузку. Хотя в его взгляде тоже читалось искреннее непонимание. Он, наверное, думал, что таким образом я наказываю их за какой-то поступок. Черт вообще почти все воспринимал либо как поощрение, либо как наказание.

Григорий же продолжал ворчать и на упражнениях плечевого пояса, и поясницы, и даже на приседах. Их он вообще делал чуть сгибая ноги и страдальчески держась за спину.

— А теперь отжимания.

Я упал и сразу стал низко отжиматься. В какой-то момент попробовал делать с хлопками перед грудью, как не повторял со времен армии. И неожиданно получилось. Причем с такой легкостью, словно я тренировался каждый день. Тело с удовольствием отзывалось на любую нагрузку.

Митька хоть и не понимал, чем мы занимаемся, но пытался повторять за мной. Тогда как Гриша оттопырил свою и без того внушительную задницу и едва сгибал руки. Что, кстати, не помешало ему неожиданно скорчиться и схватиться за поясницу.

— Все, хозяин, приплыли. Разогнуться не могу. Ох, заездил ты меня за понюшку табаку. Правильно ведь говорят, в лес дров не возят, а в колодец воду не льют.

Едва я попытался вернуть беса в вертикальное положение, как Григорий закричал, словно его режут. И глазах читалась неподдельная боль. Пришлось отнести несчастного в его комнату. Мне даже не по себе стало.

Это ладно у меня четыре рубца. Я ведь помнил, что после повышения первое время чувствуешь себя суперменом. А нечисть осталась там же, где и была. К тому же, неожиданная физическая нагрузка после длительного простоя правда ни к чему хорошему не ведет. Вот я своими благими намерениями и выстлал путь к травматологу-реабилитологу.

И дело даже не в том, что Григорий мне скоро действительно может понадобиться. А в чувстве вины, которое возникло при взгляде на корчащегося в муках беса.

— Гриша, хочешь я сырники приготовлю? Как ты любишь?

— Ох, делай что хочешь. Мне теперь уже все равно, — отмахнулся бес с видом умирающего лебедя.

Вот тебе и размял нечисть. Я отправился кашеварить на кухню, когда ко мне подошел черт. И заговорщицки сказал.

— Дяденька, ты не верь ему. Ничего у него не болит.

— Митя, я понимаю, что у Григория весьма специфическая репутация…

— Нечисть другую нечисть чувствует. Обманывает он…

— Думаешь?

Я задумался, после чего достал цветастую бутылку и сказал чуть громче, чем обычно. Чтобы было слышно даже из дальней комнаты.

— Митя, ты хорошо занимался, молодец. Давай я тебе немного джина налью.

— Что? — материализовался секунды через полторы в проеме бес. — Мою можжевеловую водку какому-то черту⁈

И даже за спину не держался. Спохватился было, но тут же понял, что теперь драму отыгрывать бессмысленно. Поэтому состроил невинные глазки.

— Хозяин, не поверишь, спина прошла.

— Ты прав, не поверю. Думаю, завтра добавим к зарядке пробежку.

— Ладно, раз надо, — подозрительно легко согласился бес. — Только у меня одежды нет.

— Купим, в «Детском мире»!

На этом разговоры о наших спортивных достижениях были закончены. Мы поели молча, сурово зыркая друг на друга. Будто пытались выиграть в гляделки. Я, кстати, безоговорочно победил.

Разве что когда садились в машину, черт, как и всегда, попросил подключиться через блютуз. А когда я дал добро, из динамиков заиграло: «Реет в вышине и зовет олимпийский огонь золотой. Будет земля счастливой и молодой! Нужно сделать все, чтоб вовек олимпийский огонь не погас. Солнце стартует в небе, как в первый раз».

Гриша фыркнул и залез в портсигар, откуда что-то недовольно бурчал. Я хотел было спросить у Митьки, каким образом он вообще наткнулся на эту песню? Однако посмотрел в зеркало заднего вида и обнаружил ухмыляющуюся физиономию черта. Да ведь он троллил беса. И включил «Олимпиаду» вообще не случайно.

А ты какой молодец, десять очков Гриффиндору! Хотя, судя по всему, Митя выпускник Слизерина. Респект, уважуха.

Так или иначе, настроение у больше части находящихся в машине при выезде из СНТ было приподнятым. Правда, стоило въехать в город, как я увидел дворника, убирающего мертвых птиц в мусорный мешок. Четырех воронов.

И в груди неприятно сжалось. Один труп птицы — случайность, два — дурное совпадение, три — способ задуматься, четыре — набат, при звуке которого надо бежать и спасаться.

Вот сгоняю к Грыцу и нужно встретиться с Ингой, чтобы обсудить план дальнейших действий. Врановой явно не кукурузу охраняет, а собирается совершить что-то нехорошее. И дожидаться, что именно, мне не хотелось. Надо действовать на опережение.

Но сейчас следует закончить с текущими делами. Для начала я заехал за кренделем, где улыбчивая девушка поздоровалась и спросила, мол, мне как обычно? В смысле столько, что еле до машины можно донести? Но я ее расстроил, взял всего несколько штук. Бес у нас теперь на диете. Ложь не должна поощряться. Остальное отдал Митьке, который даже поблагодарил. Вот какой у меня воспитанный черт растет.

До леса я добрался без всякого навигатора. И так ездил сюда, как на работу.

— Ох, балуешь ты меня, — встретил леший, после проведенного обряда. — Я так растолстею.

— Хорошей нечисти должно быть много, — переиначил я старую поговорку. — Батюшко, я к вам…

— Да вижу, вижу, рубцом обзавелся. Думаешь, под силу теперь и печать снять, так?

— Попробовать стоит. Только надо же с кладом потом что-то делать.

— За это не беспокойся, — ответил леший, откусывая крендель. — Первым делом мы клад спрячем, без этого Грыц уходить не согласится.

— Я все спросить хотел, получается, ведь мы убьем его. Не лучше ли ему будет…

— Остаться? А ты с какой целью спрашиваешь? Чтобы кладом завладеть или так?..

Спросил он со своей неизменным ленинским прищуром, явно испытывая меня. Я и сказал, как есть.

— А на что мне этот артефакт? Добра он никому не принес. К тому же, я же обещал Грыцу.

— Артефакт там древний, хороший, наверное, — продолжал рассуждать леший. — Раз уж рубежник часть своей силы потратил, да человека ради него загубил.

В этот момент даже портсигар с бесом затрясся. Жадность Григория перебила его обиду.

Я хлопнул по карману с портсигаром и отрицательно замотал головой.

— Раз обещал, то нельзя на попятную идти. Да и как я буду выглядеть перед тобой, батюшко, перед приживалами своими, а самое главное — перед собой? Что не хозяин своему слову?

— Дивлюсь я тебя, Матвей, — расправился с кренделем леший, вытерев рот. — Все жду, когда ты оступишься, проявишь человечность. В самом плохом смысле этого слова. А ведь все люди колеблются. В природе это вашей. А ты какой-то… безупречный. Будто ненастоящий.

— Какой я безупречный? У меня недостатков, вагон и маленький бронепоезд. Бывает, я трусоват, ленив, иногда даже вечером зубы не чищу. На днях меня одна русалка и вовсе некрасивым назвала. Да еще везучесть сломанная.

— Вот только русалкам и верить, — нахмурился леший. — К тому же, с лица воду не пить. Что до вопроса твоего, то Грыцу правда так лучше будет. Он на этом свете, как собака подле будки. И умер он давно. Если душу отпустить, успокоится она.

— Тогда что, не будем затягивать?

Леший кивнул. И не говоря ни слова, зашел за дерево и растворился. Значит, отправился к Грыцу и станет ждать меня там. Поэтому я запрыгнул в машину.

— Вот в голодный год будешь свою доброту на хлеб намазывать, — ворчал бес. — Говорят тебе, старый артефакт.

— Гриша, ты в одном шаге от того, чтобы катапультироваться в окно, — отрезал я.

Бес засопел, но до нашего пункта назначения больше не произнес ни слова в мой адрес. Разве что ворчал по поводу музыкального вкуса черта. С чем я был в корне не согласен. Митя будто чувствовал мой настрой и подбирал музыку, исходя из него.

К примеру, сейчас мне хотелось просто чего-то спокойного, чтобы не вслушиваться в слова. Вот черт и ставил все зарубежное. В колонках сменяли друг друга: Dua Lipa, Capital Cities, Tunstall, Caravan Palace, Metronomy и прочее. Все, что было в моем собственном плейлисте.

А что, хорошо. Моих познаний в английском хватало только на то, чтобы притоптывать незанятой левой ногой и качать головой. Поэтому до стройки мы буквально долетели, будто на всю дорогу ушло не более пяти минут.

Первым делом я заехал сюда, чтобы поглядеть, правда ли Петрович внял голосу разума и сдержал обещание? Судя по тишине, бандос сделал правильный выбор. Что не могло не радовать.

А уже после я проехал чуть дальше, оставил машину в лесу и со всей своей шоблой отправился в гости к Грыцу. Забавно, что нежить вышла к нам, одновременно поздоровавшись с лешим. Так как от последнего Грыц не чувствовал опасности, то решил не восставать, чтобы охранять клад.

— Приветствую, — чуть кивнул я.

Обычай все время жать руки как-то постепенно сошел на нет, как только я стал рубежником. Благо, все все понимали.

— Ну, вроде как сегодня все должно получиться.

А как еще? Четвертый рубец в кармане. Благодаря бесу, каким бы дурным спортсменом тот ни был, хист заполнен до отказа. Я, кстати, узнал, откуда большей частью Григорий берет промысел — от соседки. И приказал ему не халтурить, да не «кормиться» в одном месте. Сильно положительных эмоций Людмила не испытывала, поэтому бес немного кошмарил ее по ночам. В прямом смысле. А это вредно для психики. Надо же бедной женщине давать небольшую передышку, какой бы противной теткой она ни была.

— Пойдем? — спросил я лешего и Грыца.

Митя послушно остался здесь, уже воткнув в уши наушники. И тут же получил замечание — надо оставаться на стреме, иначе выйдет все как в плохих боевиках.

Следом свою порцию люлей получил Григорий. Который решился прикинуться шлангом и «не услышал», как я попросил его покинуть портсигар и присоединиться к черту. Нет, доведут меня, я так жестить начну. Армия покажется детским садом. Хотя эти же остолопы там не были. Ну, вот и побывают. Только сразу на дисбате!

Мы отправились к печати, и я не мог не заметить, как дергается Грыц. Видимо, несмотря на все, что мне довелось для него сделать, он все равно напрягался, когда человек находился возле сундука. Действительно как собака на привязи.

— Пришли, — сказал я, сам уже заметно волнуясь. — Ну что, с чего начнем?

— Давай сначала я, Матвей, — вышел вперед леший.

Он подошел к самому дереву, видимо, выросшем на месте спрятанного сундука. По мне — идеальный схрон. Если не знать, где искать, то никто сроду не найдет. Из обычных людей, понятное дело.

Я чувствовал артефакт. Множество чужих, переплетенных хистов. Принадлежащим явно уже мертвым людям. Думаю, пройди здесь опытный ведун, ему не составит большого труда обнаружить его. Правда, я точно не мог сказать, где именно находится сундук — печать сбивала настройку.

Леший положил руку на траву и на секунду закрыл глаза. Вдали, под землей, послышался какой-то странный шум. Будто оползень прошел или множество мелких камней провалилось. И все, сундук пропал.

В смысле, я больше не ощущал его, вообще. Я одновременно с Грыцем посмотрел на лешего. А тот объяснил:

— Теперь он так глубоко, как только возможно. Ни одна живая душа не доберется.

— Ты говорил, что в лесу много такого добра.

— Много, — согласился тот. — К некоторым ходят рубежники, проверяют, на месте ли. К другим и вовсе дорогу забыли.

— А покажешь, батюшко?

Леший серьезно поглядел на меня. Но все же не удержался, улыбнулся:

— Ежели на то воля хиста будет, сам найдешь. Я же тебе чужие богатства открывать не стану. Нечего себе беды множить. Лучше делом займись.

Я кивнул. Собственно, волновался, поэтому болтал сейчас лишь для того, чтобы отсрочить неизбежное. Больше всего я боялся, что ничего не получится. Я как-то поверил в себя и решил, что четвертый рубец откроет двери к печати. Сейчас как вдарю всей силой своего хиста и все получится. Или нет, как пел Слепаков в одной из своих песен.

В любом случае, не разбив яиц не приготовишь торт Наполеон. Я еще раз посмотрел на толстенные нити, уходящие к печати и вложил в них свой хист. Прежний мой опыт походил на попытку отбить замок кувалдой. Нынешний напоминал вдумчивый и бережный взлом. С ВД-шкой, ружейным маслом и подходящим ключом.

Хист медленно перетекал в печать, окутывая ее, проникая, будто пытаясь найти брешь. Это даже больше походило на тщательную диагностику, чем на деактивацию. Я вдруг понял, что как бы хорошо Грыц не напитывал печать, но за столько лет она не могла остаться неизменной. Потому что он нежить, а защита создана рубежником.

И когда вскинутые руки уже затекли, а по вискам побежала струйка пота, я нашел нечто, похожее на коррозию. Я втолкнул хист туда, расширяя зазор. И печать неохотно подалась, задрожала под моим напором.

Хотелось побыстрее закончить со всем. Но вместе с этим я понимал, что худшее, что я могу сделать сейчас — начать торопиться. Поэтому я, с видом упорного трудяги, работал хистом, как газовым резаком. И наконец печать разлетелась.

Земля под ногами дрогнула. А верхние ветви дерева пожелтели. Видимо, печать питала и их. Я тяжело вздохнул, руки сводило приятной судорогой. Но разрушение далось все же чуть легче моих ожиданий.

Я обернулся к Грыцу и увидел, что тот… не знаю как это называть правильно, развоплощается? Похоже на то. Тело нежити теряло цвета, становясь практически неосязаемым. А в глазах плескалась искренняя радость.

— Матвей! Спасибо тебе. Матвей, вовек не забуду!

Я удовлетворенно вздохнул, чувствуя, как подрастает хист. Совсем чуть-чуть, будто бы даже незначительно. Чтобы подняться до пятого рубца мне придется оказать очень много помощи страждущим.

Внезапно взгляд Грыца сменился. Вместо благости в нем мелькнул искренний ужас. Я даже подумал, что может мы зря его так. И теперь нежить чувствует приближение ада или что там есть?

— Матвей! Она идет! Тварь, по твою душу. Слепленная из мертвеца! Берегись, уходи! Матвей!

Он даже попытался схватить меня, но именно в этот момент нежить развоплотилась окончательно. Обретя покой. Вот только теперь не до покоя стало мне.

Загрузка...